Делийский дневник

1. Перелёт над Гималаями

Когда в душе - лирический ситар,
а сердце от кириллицы в ударе,
надену рваный памяти кхаддар,
а ты наденешь праздничное сари
воспоминаний - твой бесценный дар;
он был предусмотрительно поделен
со мной: я тоже помню тот восторг,
что вызывал неведомый Восток
и перелёт Москва-Ташкент-Нью Дели...

...Турбинами обгладывая глобус,
над пиками зависший аэробус,
отрезав от радара города
с их суетливой предполётной давкой,
нас увлекал по воздуху туда,
где каменистой ледяной удавкой
жмёт горло Азии Великая Гряда,
чей тон так рерихово-николаев;
но обертон вершин был столь возвышен,
что умирал, не достигая слуха.
Шафранная пылающая муха
ползла в немое небо Гималаев,
торчавших, как лопатки велорикши;
Каракорум расталкивал хребты,
пятами утопая в облаках; -
Безжизненность была великолепна!
Я не дышал, едва дышала ты, -
мы грезили, испытывая страх
и счастье, невозможное в местах,
где времени пугающая лепра
съедает дни, как пальцы на руках.

          2. Arrival

Это не зима, это не январь,
А сошёл с ума местный календарь:
Здесь неведом снег; и в плюс двадцать раз
Под одеждой век удивлённей глаз
Обладателей загорелых кож,
Тем старательней унимавших дрожь
Курткой, свитером, шерстяным кашне,
Кожаным носком, и махавших мне
Шерстяными перчатками смуглых рук:
Ах, яар, сгоряча вы разделись, друг!
В яркий солнца свет крашено такси,
Только рупий нет, и водитель - сикх.
Там, где лайнер сел, я надел очки
И стоял - в джинсе и в рубашечке.

          3. Дели. День.

Дели утром похож на корову с цветами
на тощих рогах переулков. Местами -
на коконы сонных бродяг под мостами.
Между ними проходит, как щёголь,
новый день с белозубой улыбкой индуса.
Даже воздух на улице пряного вкуса.
В вышине облака пролетают, как мусор
из низин гималайской трущобы.

Белошкурое стадо коров на дороге -
как лепёшкокладущая каста двурогих.
Напрягая свои сухожильные ноги,
объезжают коров велорикши,
выжимая сопенье и скрип из асфальта.
У гостиницы - цирк  обезьяньего сальто;
над домами сияет небесная смальта,
раньше бывшая кожею Кришны.

Дели-сити! Хэлло! Намасты! Намаскар!
Вот картина, где нет нецветного мазка!
Начихав на чахоточный зимний катар,
он шумит, шевелится, хохочет;
драгоценных камней повторяя цвета,
рассыпает невиданных фруктов сорта;
он плюётся бетельной слюной изо рта
и стремится чесать, где захочет.

В Дели день упивается звуком, как  соком
ликующей музыки с женским высоким
пронзительным голосом бьющихся стёкол.
Очумелый гончар, словно скульптор,
сторожит биеннале из красных горшков.
В контрабандных следах часовых ремешков
на запястьях, мы, после полмили пешком,
нанимаем со свастикой скутер.

Сверхъестественный трафик - как фильм Би-Би-Си:
с саранчой мотоциклов, жуками такси;
подчинённый лишь магии Броунских сил,
Дели в скутере кутался в свитер;
он бродил со слонами и спорил на хинди,
пах едой и распахивал лавки в том виде,
как уже сотни лет, и светило, как бинди,
в небе лба ватой вечера вытер.

          4. В Красном форте

" ...Лал Хавели благоуханен.
Он полон совершенства линий
И окружает Шах-Джахана
Сверканьем, точно "Трон Павлиний".

Вползая в залы, краски сада
В стенах, побегами увитых,
Кристаллизуются в агаты,
Рубины, бирюзу, нефриты...

Шах мрачен. В небе облака, -
Заката крашеные перья;
Джахан обходит Кхас-Махал, -
Отломок отнятых империй.

В нём больше не ласкают взгляд
Цветы орнаментов-интарсий;
Бесценный самоцветный сад
Переживёт его катарсис.

Не слышно Шахджаханабада.
Сменилась стража. Мрамор пола
И стен бледнеет, как упадок
Судьбы Великого Могола.

Вдыхает краски киновари
Низвергнутый властитель мира;
В саду посвистывают твари,
В покоях душно, пахнет миррой.

Светило, остывая за день,
Краснеет вишнею во рту
Аллаха.  В белой колоннаде -
...Мумтаз?!.. - Чей шарфик на ветру

Трепещет?.. Пряча вздох невольный,
Джахан уходит. Тих дворец.
Спит Лал Кила, - восьмиугольный
Тёмно-карминовый ларец;

Ямуна мутно-розовата,
Баньян слоново-вислоух;
Сандал, как ширмой, ароматом
От спальни отсекает мух."

          5.  Дели. Вечер. "Кабир"

Вечером в гостиницу с названием, начинающимся с "Ка...",
я принёс из лавки сладкого молока
"священных" коров, мы ели дивные фрукты (зимой!), 
и нам с тобой не хотелось (пока) домой.
На тебя пикировал невиданный таракан
(два дюйма - больше спичечного коробка!),
и ночи геккон моргал и вис на отельной стене,
и ты от страха тесней прижималась ко мне.
Луна и Лина сияли на синем, и сон не шёл к
нам, и я думал: "Спасибо тебе, Ашок!"
Снаружи летели обрывки музыки, голоса,
а вечер был, как кожа слона, волосат;
он ночь сплетал, как волос кокоса, в сеть,
чтоб Дели спал и в ней продолжал висеть,
тантрически расставив ноги дорог,
до тех лишь пор, покуда, как мы, не смог, 
впуская день, как медика в карантин,
уснув, старея, проснуться вновь молодым.

Июнь, 2010