Аннотация: Может это и есть счастье, работа, семья и вера, что ты строишь что то большое и светлое....
Главный вопрос
Роберт Дешабо
Природа дала шанс человечеству впервые за
4000 лет построить справедливое общество,
но оно не сумело им воспользоваться, сначала
залило его кровью, потом заплевало, продолжая
движение к апокалипсису, своему тупику
и вырождению.
Иван Андреевич вышел из подъезда и, вдохнув полной грудью холодный утренний воздух, направился к центру поселка.
На работу он любил ходить пешком. Он шел оглядывая новые, выросшие за последние год - два многоэтажные дома, красочные современные киоски на углах улицы и высокие лесные деревья, заботливо оставленные строителями. Лес входил в поселок с двух сторон и придавал ему своеобразную красоту.
Иван Андреевичу не было еще и тридцати лет, но он был старожилом этого городка. Среднего роста, с широкими плечами и немного скуластым лицом, казалось, что он твердо стоит на земле. Глаза смотрели на мир испытывающее, будто он мир сотворил своими руками и теперь приценивается, - крепко ли сработано, надолго ли? Уверенность его покоилась на необходимости той работы, которую он делал, на его органическом слиянии с людьми, его окружавшими, и никогда не переходила границы, перерождающей в пагубную самоуверенность.
Сюда, на строительство электростанции, он приехал, отслужив действительную вместе со своим другом Николаем. Приехал, когда здесь, на опушке леса, стояло всего несколько десятков вагончиков для жилья, а все остальное помещалось в пухлых папках чертежей и расчетов. Вагончики стояли ровными рядами, образуя три улицы, и назывались линиями. Жили по восемь человек, питаясь в передвижной столовой и моясь в вагончике-бане.
По выходным дням ветхая электролиния, принадлежащая сельским сетям, отключалась на ремонт и жизнь в поселке замирала. Не работал радиоузел, не качал из скважины артезианский насос, не работала столовая. Большинство людей уезжали домой в областной центр, и оставались только те, кому не куда было податься. Народу и так было немного, Иван Андреевич помнил, что во время олимпийских игр в Токио все желающие смотреть их по телевизору, размещались в красном уголке - вагончике.
В один из таких дней, когда под осенним дождем земля превращалась в густое месиво, стаскивающее с ног сапоги, Николай, бросив в угол пустую консервную банку из под тушенки, сказал:
- Знаешь, Ваня, я уеду отсюда. Есть места где уже все построено, где не надо идти к тете Шуре и просить ее открыть лавку и продать пару банок надоевших консервов, где электричество есть каждый день, а если оно вечером пропадает, то люди пишут в газету недоумевая, как это могло случиться? Здесь еще долго ничего не будет, и нужно месить грязь, работать под всей розой ветров и спать на верхней полке. Девчонка моя пишет, что она не княжна Трубецкая и сюда не поедет. Вот такие орехи, брат Ваня.
- Почему ты хочешь, что бы другие сажали сады, растили их, а ты появлялся там, когда можно срывать плоды и варить варенье? Построить город, электростанцию на пустом месте и жить в этом городе, который рос на твоих глазах и при участии твоих рук, в котором все твое и биография города часть твоей биографии. Это плохо? Конечно, сейчас трудно, но буде лучше с каждым днем. Вот уже телефон работает, бетонный завод поднимается, дорогу делают, Через несколько лет и здесь будут удивляться, если погаснет свет.
- Ты мой друг, Ваня, но в этой философии мы с тобой не сходимся. Может быть что - ни будь просмотрели в моем воспитании или я книжек, в переводе с буржуазного языка, начитался, но мне хочется всего сейчас, а не в далеком завтра. Мне хочется сейчас спать на широкой полутора - спальной кровати и пить по утрам кофе, а по воскресным дням молочный коктейль.
Ивану Андреевичу не удалось тогда переубедить Николая, и он уехал немного насмешливый и грустный. А Иван Андреевич остался, чтобы строить то, что продолжало лежать человеческой мыслью в пухлых папках и обретало контуры и душу под руками его и его товарищей. Может быть, именно это и наполняло его гордостью и вселяло уверенность в себя и будущее.
Иван Андреевич поравнялся с клубом и остановился еще раз перечитать объявление о том, что сегодня в семь часов вечера состоится партийное собрание, третьим вопросом которого был прием в кандидаты партии. Этот вопрос касался его. Гордость его начала расти, а уверенность колебаться.
"Вдруг, припомнят простой бетонного в прошлом месяце? Или ссору с начальником второго промучастка? Не сдержался он тогда, нагрубил. А тот тоже хорош гусь, несколько кубов бетона загубил".
Иван Андреевич повернулся и погруженный в свои мысли зашагал мимо щита, на котором крупно выступали цифры дней, оставшихся до пуска первого блока электростанции, потом он прошел мимо школы. Школу построили недавно, говорили по чехословацкому проекту. Она была большой и светлой, со спортивным залом и гулкими коридорами. Вход в классы поражал необычностью, - располагался под углом в стене. Может это и породило толки о ее иностранном происхождении или и вправду она чехословацкая, Иван Андреевич не знал.
Повернув направо, он пошел по дороге на стройбазу, раскинувшуюся под горой, на которой стоял поселок. Подойдя к ней, Иван Андреевич увидел не выключенные с ночи прожекторы с отливающим серебром чашами, и тускло светящиеся фонари на столбах.
Солнце щедро освещало стройбазу и его яркие лучи в свежем морозном, после ночи воздухе, лились по весеннему, сверкая в тонких льдинках лужиц и, играя бликами на желтовато - коричневой, после проехавших самосвалов, воде. Настроение Ивана Андреевича под стать свежему утру и он улыбаясь вошел в дежурку.
- Здравствуйте! Ну, как, девчата, третья смена? Сколько дали?
- Здравствуйте, Иван Андреевич! Шестьдесят кубов. Больше бы могли, да клапан на одной бетономешалке заело. Полтора часа простояли.
Иван Андреевич взял сменный журнал, полистал его и присев на краешек скамейки, выписал цифры к себе в блокнот. Затем поднял голову к Стукалову, дежурному слесарю, высокому парню в серой ватной куртке, покрытой пятнами осевшего на солидол цемента, отчего у того был вид камуфлированного разведчика.
- Ты что же, Юра, полтора часа провозился? Несколько кубов не додали, простой на укладке бетона, девчата меньше заработали, - Иван Андреевич говорил, не повышая голоса, напирая на его, Юрину совесть, уверенный, что тот смог бы сделать быстрее, а еще лучше не допустить простоя.
Стукалов начал ссылаться на отсутствие новых клапанов, запчастей, упомянул о ставших притчей во языцах - манжетах для пневмоцилиндров, но чувствовал себя на половину виноватым, что подвел, не додал, недосмотрел.
Иван Адреевич подумал о том, что месяц назад приезжал к ним инженер из отдела Главного механика треста, обещал помочь, взял длинный список требующихся запчастей, где были подчеркнуты красным карандашом те, без которых жить нельзя, но видно забыл или послали его на другую стройку, и надо самому выкручиваться - изготовлять, заменять, выпрашивать.
Но нерастраченная бодрость утра подавляла в нем грустные мысли, и он записал в журнал слесарей задание, твердо отчеканивая пункты и устанавливая сроки. Ни одна авария не должна остаться без внимания. Только так можно уложиться в сроки пуска первого блока.
Иван Андреевич вспомнил о предстоящем собрании, и это наполнило его жаждой деятельности. Но с другой стороны становилось немного страшновато, вот казалось бы и бояться нечего, всех он знает и его знают. Широков, секретарь парткома, ободрял вчера, а на душе неспокойно: то неуверенность какая - то появится, то, стыдно себе признаться, ликование волной поднимается.
Шумной разноголосицей в дверь ввалилась первая смена.
- Люба, бункера загрузила?
- А Колька сегодня без билета ехал!
- Он на телевизор копит!
- Вы же сами видели, сдачи не было, - пробурчал Колька, восемнадцатилетний парень.
Уже год, как в поселке есть настоящий автобусный маршрут Министерства автотранспорта, который связывает поселок со строительством.
- Ха, девочки, эту пятерку ему мама еще на восьмое марта подарила!
Колька, электрик, самый младший на бетонно - растворном узле, и его еще не оставила юношеская застенчивость. Он молчаливо покраснел, не в силах ни рассмеяться вместе со всеми, ни ответить шуткой.
Иван Андреевич дал смене задание, расписав марки бетона и раствора по участкам стройки, куда и когда, сколько машин отправить.
- В первую очередь раствор на жилучасток, до начала работы загрузить раствором ящики.
Утреннюю тишину нарушил дробный с придыхом звук, - застучала выключенная на пересменнок компрессорная станция. Сжатый воздух разливался по магистралям, выдавая свое присутствие шипением в неплотных соединениях. Под раздаточный бункер, урча попятился самосвал с шофером, высунувшимся в открытую дверцу кабины.
Переодетая в спецодежду смена заняла свои места, рассыпавшись по территории и помещениям бетонно - растворного узла, оставшись на земле и поднявшись на самый верх транспортерной галереи.
Иван Андреевич отправился к себе в конторку и снял телефонную трубку:
- Диспетчера! - Соединяю.
- Владимир Сергеевич? Изменений не будет по бетону?
- Пока нет. Основная задача - беспрерывный бетон на главный корпус. Машины выделил все.
- Как с автокраном? Очень нужен для перестановки электродвигателя эрлифта.
- Будет во второй половине дня. Дам на часок.
Иван Андреевич положил трубку на рычаг. На телефонной станции ручной коммутатор, хотя строительство имеет самые современный средства связи: громкоговорящую, поисковую, диспетчерскую, радиостанцию УКВ для передвижных объектов и даже промышленное телевидение. Но у коммутатора своя история. Иван Андреевич на строительстве с самого начала и помнит хорошо эту историю. Выделили им автоматическую станцию, но Постников, тогдашний начальник строительства, отбивался от нее, как говорится, руками и ногами. Был он несколько лет назад начальником строительства электростанции где - то в Сибири и возненавидел АТС люто. Ночами поднимал его с постели неумолчный трезвон телефона и чей - то мужской голос сообщал ему, что он, Постников, дурак. Будучи не особенно сведущим в премудростях телефонной связи, он мечтал только о том, чтобы вместо автоматики соединяла его телефонистка, которая всегда знает, кто и кому звонит. Вот и достал он неведомо где и какими путями старенький ручной коммутатор. Так сказать, наложил свою индивидуальность.
Иван Андреевич вышел из конторки, намереваясь обойти свое хозяйство. На стройке уже начался рабочий день, и все пришло в движение. Воздух наполнился рокотом моторов экскаваторов, бульдозеров, самосвалов. Повсюду заблестели звездочки электросварки. Неспешно ехали на своих длинных ногах козловые краны. Поворачивали гусиные шеи, с зажатыми в клювах канатом мощные башенные, и на их верхушках гордо трепетали красные флажки.
Иван Андреевич пошел на площадку инертных, побывал в подвальном помещении склада цемента, поднялся к бункерам, зашел в слесарку и компрессорную станцию. Все требовало его непосредственного участия, его хозяйского глаза.
Бетонный завод работал, на ходу устраняя мелкие неполадки, меняя марки бетона и беспрерывно выдавая дымящуюся густую массу в то и дело становившимися под раздаточный бункер самосвалами. Иван Андреевич залюбовался спорой работой людей и механизмов и вспомнил - сколько пришлось отдать сил и времени для такой вот кажущейся легкости. Он пришел сюда пять лет назад на место, где геодезист забил несколько колышков, и где грудой лежали на земле металлоконструкции, части транспортера, шнеки, бетономешалки, растворомешалки, разобранный козловой кран и другие мелкие и крупные механизмы.
Пришел сюда слесарем на монтаж, да так и остался здесь. Когда очертился контур завода, и в небо воткнулась батарея силосных банок склада цемента, приехал их областного центра художник рисовать индустриальный пейзаж. Уж очень красиво выглядело - в низине, где раньше были колхозные поля, обрамленные речкой, на фоне темнеющей полосы леса, высилось, казавшейся огромным в окружающей пустынности, сооружение. Перенесенное на холст оно и впрямь напоминало полотна индустриальных пейзажей довоенных пятилеток. А вот жилых зданий еще видно не было, а вагончики на холсту не уместились.
Жена его, Ольга, вначале здесь работала оператором, пока в поселке не построили больницу (больницы пока еще сопутствуют человеческой общине), так думал Иван Андреевич. Теперь она работает по специальности - медсестрой.
Из - под раздатки отъехал самосвал, Иван Андреевич помахал ему рукой и, открыв правую дверцу сел в кабину.
- Надо проверить, как принимают бетон на главном корпусе, - сказал он то ли себе, то ли водителю.
Машина, разбрызгивая из колеи воду, помчалась на стройплощадку. Дорога была заполнена идущими, в ту и другую сторону огромными грузовиками, пускающими время от времени черные шлейфы дыма. Самосвал развернулся и попятился назад, опорожнив кузов. Иван Андреевич выскочил из кабины и подошел к прорабу.
- Как идет бетонирование? Прогрев организовали? А потом будете ссылаться, что не ту марку бетона вам дали.
- Что ты, Андреич, все в порядке. Не успеваем укладывать.
Бетон валился в переплетенья металлических прутьев, его подталкивали лопатами и тут же втыкали вибробулавы. Самосвал отошел, шофер высунулся из кабины, но Иван Андреевич кивнул ему, показывая, что он может ехать, - с другим уеду! - махнул он рукой и, отбросив носком сапога комок земли, обратился к прорабы:
- Алексей Дмитриевич, собрание сегодня....
- Да, слышал, тебя сегодня в кандидаты принимать будут? Не волнуйся слишком. Я тоже на твоем месте был, а видишь, живой - улыбнулся прораб.
- Вопросы - то какие задавать будут? Вдруг не отвечу? Спросят о молодых африканских государствах, а их там не меряно и правительства часто меняются. Сами газеты не знают на кого они ориентируются и на кого переориентируются.
- Ну таких туманных вопросов задавать, я думаю, не будут, а вот устав, историю КПСС, текущую политику надо хорошо знать. Тут общими фразами или двойкой не отделаешься, скажут, не дорос.
- Я готовился Алексей Дмитриевич. Но вот какой главный вопрос, который всем задают?
Тот покачал головой: - Смотри, Иван Андреевич, серьезнее относись. Все вопросы главные, особенно на который ответить не сумеешь. Я вот однажды хотел на арапа историю КПСС в институте сдать. Приезжаю из Ленинграда, встречаю своих однокашников: - Пойдем коллоквиум по апрельским тезисам сдавать! - Что вы, ребята, говорю, я же не готовился! "Не робей! Прорвемся!" Уговорили, пошел прорываться. Начал я ей о Финляндском вокзале рассказывать, красочно так, только что побывал там. О броневике выложил, встречу торжественно обрисовал. Что десять тезисов было, помню, а вот какие - смутно очень, как ты об африканских государствах. Выгнала, да еще стыдить начала: "Как вы могли, молодой человек, с такими скудными мыслями приходить ко мне!" Пейзажи - то не зачла мне.
- Здесь, конечно, не экзамен, - посерьезнел Алексей Дмитриевич, - но ответственность большая. Рекомендующие за тебя люди ручались. Ну да ничего, я тебя знаю, ты сам на себя страху больше нагоняешь. Небось всего Ленина перечитал, а мне африканскими государствами голову морочишь.
Их увидел и подошел к ним, поздоровавшись, Широков, секретарь парткома.
- Вот тут, Владимир Николаевич, Бокин спрашивает, какой главный вопрос ему зададут сегодня на партсобрании.
- Ишь, чего захотел! Видишь ли, Иван Андреевич, главный вопрос задается человеку исподволь, всю жизнь и ответ на него он дает людям своей жизненной линией, то - ли сразу, в определенный момент, проявляя эту линию, то ли извлекая ее по крупинкам в своем каждодневном бытии. Некоторые на собраниях блистали своими формулировками, а в жизни, почему - то забывали их. Значит, оставались они для них чужими, не спускались из головы к сердцу. А вопросы задавать будем, не беспокойся, - улыбнулся Широков.
Иван Андреевич сел в подошедший самосвал и поехал на бетонный, оставляя позади главный корпус электростанции до верху, до самой сорокаметровой высоты, наполненный монтажниками и строителями, трубу, с установленной там, где - то на огромной высоте, передающей камерой диспетчерского телевидения (обзор - то какой!), дымящую пусковую котельную. На сердце становилось спокойнее и от разрядки волнения в разговоре с прорабом и от затаенной гордости за бурный рост на пустынном поле, отливающей серебряным поясом стеклопрофилита, красавицы электростанции, в которую были вложены его частицы труда и души. Конечно, он строил не знаменитые сибирские ГЭС, а обычную электростанцию, какие не поражают воображение, но дают ток центру страны. О их строительстве не взрывается заголовками центральная печать, о них пишут несколько лет с местной гордостью областные газеты и только когда она готова одним махом бросить в электрическую систему страны пол - Днепрогэса, по еще недостроенным дорогам к ней трясутся фото и собкоры газет, первая полоса которых начинается с вручения орденов, а ТАСС передает в эфир силами основных радиостанций - "Сегодня строители и монтажники ....".
Сейчас на электростанции работа кипела. Приближался срок пуска первого блока. Уже шли предпусковые операции, и важность этого отражалась на жизни всего коллектива. Все было подчинено основной задаче, - не выбиться из графика, не сорвать намеченный министерством срок. Но работы велись не только на первом блоке - строители и часть монтажников трудились на объектах второго блока. Разрыв между пуском первого и второго был всего несколько месяцев и нельзя было терять ни дня.
Каждый день был отмечен вехой, то - ли прокрутили питательный насос с электродвигателем в несколько тысяч киловатт, то - ли прокачали масло на турбине. Сегодня заполнили водой водовод и вот уже несколько часов качали воду с береговой насосной.
Не успел Иван Андреевич сесть за свой стол и заняться подсчетом израсходованных материалов, как к нему вошел электрик Коля:
- Иван Андреевич, электроконтактный манометр барахлит, а запасных нет. Может во вторую или третью смену совсем отказать.
- Сейчас останавливать на ремонт нельзя. Позвоню главному механику, может быть поможет, - он снял телефонную трубку, - ОГМ? ....Алексей Петрович? Привет, это Бокин. Как дела?
- Достается сейчас нам. Пуск. А у тебя на бетонном?
- Выручай. Нужен электроконтактный манометр, килограмм на шесть. Иначе бетонный может стать.
- Здесь у меня нет. Мы недавно пытались наладить автоматику на артезианской насосной, но в связи с пуском блока бросили и оставили там несколько штук. Я тебе дам свою летучку к концу дня, ты съезди и подбери какой тебе подойдет.
- Идет. Спасибо, Алексей Петрович.
- Летучку я подошлю.
Иван Андреевич положил трубку на рычаг:
- К концу дня привезу, Коля.
Иван Андреевич опять склонился над бумагами, но то и дело у него в голове мелькали мысли, не относящиеся к подсчету израсходованных материалов, то о предстоящем в семь часов вечера партийном собрании, то о манометрах, то о контрольных работах, которые он еще не закончил. Он учился на последнем курсе строительного техникума. Это помогало ему в его работе, так - как он получал массу полезных знаний, но и прибавляло забот.
"На собрание нужно будет одеть белую рубашку", - думалось Ивану Андреевичу. Он представил себе, как весь зал смотрит на него, ожидая, что он ответит на очередной вопрос. Вот еще тянутся руки, раздаются голоса - люди хотят видеть, что представляет собой тот, кто отныне будет их товарищем не только по работе, на кого они будут полагаться, как на самих себя и с кого будут спрашивать больше, чем с других.
Иван Андреевич отвечает четко, со знанием дела и уверенностью в своей правоте, и коммунисты поселка удовлетворенно откидываются на спинки кресел.
- Не подведет! Принять! - раздаются возгласы.
Из задумчивости его вывел телефонный звонок диспетчера.
- Пришли вагоны с цементом. Принимай под разгрузку!
К концу рабочего дня на бетонный пришла летучка, так называли в отделе главного механика крытую грузовую автомашину со слесарным верстаком в кузове. Шофером на ней работал Володя Муравьев. Он только в прошлом году демобилизовался из армии и носил еще армейский бушлат со следами погон на плечах.
Иван Андреевич открыл дверцу кабины и сел рядом с ним.
- На артезианскую насосную, Володя.
На строительстве было две насосные станции. Береговая находилась дальше артезианской, на берегу речки. Оттуда шел мимо артезианской насосной к электростанции чуть - ли не метрового диаметра водовод технической воды.
Артезианская станция располагалась в лесу, в нескольких километрах от стройбазы и снабжала водой поселок, растворно - бетонный узел и остальное производство. Эта была уже постоянная станция, построенная и оформленная по санитарным нормам. Вода качалась из нескольких скважин артезианскими насосами в бак, оттуда нагнеталась в сеть насосами, смонтированными в специальном помещении в приямке, что бы обеспечить из бака поступление воды самотеком. На насосной станции круглосуточно находился дежурный машинист.
Машину бросало из стороны в сторону. Дорогой пользовались редко. Когда строилась станция, по ней подвозили материалы и оборудование, а сейчас только раз в сутки приходила машина со сменщиком и забирала отдежурившего машиниста. Поэтому о ее состоянии никто не заботился, хватало забот о других дорогах, так необходимых строительству, а эта была покрыта рытвинами и глубокими ямами залитых водой.
Дорога шла по косогору. Левая обочина была выше, и на ней стояли столбы телефонной линии, соединяющей насосную со строительством. С правой стороны, ниже дороги, стояли недавно воздвигнутые мачты высоковольтной передачи, которые будут отсасывать энергию электростанции. Иван Андреевич думал о том, куда шагаю эти огромные металлические ноги, в какой город они придут, принося мощь сожженного здесь топлива и жар топок котлов. Он думал о том, что вот здесь они построили электростанцию и ее энергия разойдется где - то маленькими ручейками, осветит ночью книгу такого - же как он студента заочника, будет вращать колесо троллейбуса, едущего по хорошему асфальту, приведет в действия разные станки на заводах и поможет сбить молочные коктейли в городских кафе.
Дорога свернула в лес, ЛЭП исчезла. Мысль о молочном коктейле вызвала в памяти лицо друга Николая. "Где - то он теперь. Нашел ли то, чего искал?"
Ивану Адреевичу захотелось что бы сюда, к нему приехал Николай. Он показал бы ему и свою квартиру и кафе в поселке с "Меломаном", который за пять копеек проигрывает разные пластинки, и электростанцию, что вот - вот задышит своей трубой, зашумит турбинами и загудит пламенем топок. Но нет, не обрадуется он этому гулу, не поймет радости доступной только тем, кто поднял это своими руками, кто ждет первого вздоха электростанции, как первого крика ребенка.
Они подъезжали уже к насосной станции, когда Иван Андреевич заметил повисший на одном проводе наклоненный над дорогой телефонный столб. Второй провод был разорван. Один его конец висел у изолятора, другой валялся на земле. Из - под пасынка столба выбегал мутный бурлящий ручей.
- Остановись - ка, Володя.
Иван Андреевич выпрыгнул из кабины и подошел к столбу.
- Подмыло. Но откуда вода?
- Может весенние ручьи забурлили, - пошутил Володя.
- Нет. Это хуже. По видимому водовод технической воды лопнул. Постель сделали плохо, а сегодня заполнили его водой, тяжесть огромная, где - ни будь разошелся.
До станции оставалось несколько десятков метров, и Иван Андреевич пошел к ней. Войдя в помещение, он увидел дежурного машиниста Раю. Некоторые шутливо называли ее машинисткой, но в кадрах она числилась в мужском роде. Рая стояла у ручного насоса и беспрерывно двигала деревянной рукояткой. В приямке, где находились сетевые насосы стояла вода.
- Что случилось, Рая?
- Технический водовод порвало наверное. Вода выбила чеканку в стаканах труб, те что от бака и из - под земли по ним ринулась сюда. Я пыталась дозвониться, но телефон молчит.
- Там провод на столбе оборван.
- Я так и подумала, что обрыв на линии. Уж я и не знала что делать. Смена только утром и никого нет, а вода поступает и поступает, не успеваю откачивать. Боялась что зальет электродвигатели, пока кто - ни будь придет, - Рая говорила не переставая качать воду.
Иван Андреевич заглянул в насосный приямок. Вода неуклонно поднималась, грозя добраться до моторов. Тогда все. В приямке стояли два рабочих насоса и резервный. Если вода попадет в электродвигатели, это остановка станции на несколько дней. Таких электродвигателей на строительстве больше нет. А значит, без воды останется несколько тысяч людей в поселке, остановится бетонный завод, погаснут котельные. Сорвется пуск электростанции в намеченный срок, выполнению которого он и его товарищи, не жалея времени, отдали столько сил. А как же непрерывное бетонирование на главном корпусе? Нет, этого не должно случиться. Нужно немедленно действовать. Он видел, что Рая уже устала и подошел подменить ее и обсудить, что делать дальше.
- Телефонную связь нам наладить не удастся. Один конец провода высоко на столбе, на него не залезть. В первую очередь надо отключить береговую насосную. Дороги отсюда туда нет. Следовательно, единственное, что можно сделать, послать Володю в управление рассказать что случилось, вызвать подмогу, привезти водоотливной насос, так - как даже отключив береговую насосную, водовод полный и вода все равно будет поступать А пока о съездит, мы немного продержимся. Так, Рая?
- Будем держаться, Иван Андреевич, больше ничего не придумаешь.
- Покачай пока, я побегу и скажу ему что делать.
Иван Андреевич выскочил из насосной и подбежал к летучке. Володя уже развернул машину и сидел в кабине, ожидая его.
- Дело плохо, Володя. Порвало водовод и вода идет в насосную, может затопить насосы. Гони быстрее в управление, скажи, чтобы отключили береговую, захвати несколько человек и водоотливной насос и мигом сюда. Да, пусть примут меры к ремонту водовода, я уж там не знаю, что для этого надо. Я останусь здесь с Раей, попробуем продержаться, пока ты вернешься. Давай, - Иван Андреевич хлопнул дверцей кабины.
Машина заурчала и, дохнув дымком помчалась по дороге. Иван Андреевич вернулся в помещение и заменил Раю у насоса. Тяжко вздохнув, она села на стул, а он начал быстро двигать рукояткой - взад, вперед, взад, вперед. Вода в приямке продолжала подниматься, приближаясь к верхней кромке фундамента, на которых стояли насосы. Иван Андреевич, напрягая мускулы, заработал чаще.
Прошло около получаса. На лбу Ивана Андреевича выступили крупные капли пота, он стекал солеными струйками ему в глаза, попадал в рот. Пиджак Иван Андреевич снял и вытирал пот рукавом левой руки, не снимая правую с рукоятки насоса. Рубашка на спине липла к телу.
- Рая, иди покачай. Я возьму лопату и выйду посмотрю, нельзя - ли чего сделать, что бы отвести воду.
Иван Андреевич оделся и вышел наружу. Он отыскал два места откуда из - под щели вода шла наверх, но она уходила в сторону от насосной станции. В насосную она шла подземным путем. Грунт здесь был большей частью насыпной, так как во время строительства вся земля была перерыта и вода нашла себе где - то ход. Порвало водовод, по - видимому, со времени его заполнения, но этого не заметили. Утечка воды по сравнению с производительностью водовода выглядела небольшой. Видя, что сделать при помощи лопаты ничего нельзя, Иван Андреевич вернулся в помещение и сменил Раю. Воды в приямке прибавилось. Рукоятка насоса, как маятник отбивало время. Оно шло, но машины с людьми и насосом не было. И напрасно Рая то и дело открывала наружную дверь, прислушивалась, не раздастся ли вдали шум летучки. Где - то там рокотала стройка, ровный гул доносился из насосной, но дорога к станции по - прежнему молчала, скрываясь за деревьями. Иван Андреевич не на шутку начал волноваться. Приближалось время открытия собрания. Вначале он успокаивал себя тем, что так долго нет машины, мол ищут насос, собирают людей, но теперь, когда до собрания осталось времени едва доехать до клуба, чувство тревоги захватило его полностью.
- Рая, мне нужно на партийное собрание. Я не могу опаздывать, меня сегодня будут принимать в кандидаты партии. Представляешь, какое положение?
- Может вы отправитесь пешком, пока еще не совсем поздно? А я останусь одна до прихода машины.
- Вода все время прибывает. Не могу я тебя одну оставить и на собрание надо. Что делать, ума не приложу. Что могло случиться?
Володя нажал педаль газа и помчался по дороге, вцепившись в баранку. Он крутил руль из сторону в сторону, стараясь объезжать выбоины не снижая скорости, но то и дело, попадая в них. Машину бросало, и он бился, будто пойманная птица в клетке. Володя уже выехал из лесу и несся по открытой дороге, когда машина вильнула в сторону, и помчалась вниз по откосу. Не сообразив сразу, что случилось, он пытался управлять ей, и одновременно боясь резко затормозить, что бы не перевернуться, но видно что - то сорвалось в рулевой колонке и колеса не подчинялись ему. Все это длилось несколько секунд. Летучка врезалась в металлическую мачту линии электропередач, вздрогнула и наступила тишина, нарушаемая пением проводов. Что - то ударило его в грудь и тут же в голову, но он успел с большим усилием открыть дверь и вывалиться наружу. Перед ним поплыли очертания мачты ЛЭП, потом земля ушла из под ног и упав, Володя потерял сознание.
Вечером весеннее тепло ощущалось сильней, чем в дневной рабочей суете. Может быть земля отдавало его, накопив за долгий трудовой день, но так или иначе, люди радовались ему, проработав несколько месяцев в морозы и метели, радовались хорошей погоде, покуривая и переговариваясь, стояли кучками, не спешили заходить в помещение клуба. В фойе шла регистрация коммунистов, многие уже отметившись у писаря, опять выходили на улицу.
Центром одной из групп был начальник ПТО Нильский, как и Широков, выпускник МЭИ. Говорили о предстоящем пуске блока, сравнивали, что было раньше. Кто - то вспомнил, как о пуске довоенной электростанции писал Илья Бабат, когда самоуверенный иностранец вывел из строя генератор при синхронизации. А теперь мы сами строим электростанции за границей, и они приезжают к нам учиться. Незаметно разговор перешел на искусство и Нильский, у которого на все случаи жизни были неистощимые примеры из своей жизни, завладел вниманием.
- Я вот, однажды, имел дело с канадским балетом на льду.
- Ты что, импресарио у них был или лед готовил? - кто - то вставил шпильку.
- Да нет, несколько другим образом. Вызывают главного инженера стройки Михеева в Москву, в министерство. А он, как вы знаете, не особенно охоч до поездок в столицу. Тут еще раз навивку мазутных баков десяти тысячников начали. То одно не ладится, то другое. Говорит мне, поезжай ты, сделаешь все, а я скажи не смог, момент ответственный. Ну, я и поехал. Приезжаю: прихожу в министерство, в хозуправление, - мол, так и так, в гостиницу надо устроиться, приехал вместо Михеева. А они там не любят таких штучек. На Михеева гостиница заказана, вас нет, приходите к концу рабочего дня, может в общежитии будут места. Ладно, думаю, будут не будут, попробую сам, гостиница "Россия" под боком, самая большая в Европе. Прихожу и вижу проживают там все больше иностранцы, да с Кавказа, не пробьешься. Стою уныло с такими же горемыками командировочными, и мысли горестные насчет предстоящей ночи в голове крутятся. Вдруг, подходит к нам швейцар и спрашивает, кто, мол, по английский может. Одеты мы все прилично, люди интеллигентные. Ну, я с дуру и говорю - я могу. - Берет он меня за рукав, подводит к какому то тонкому господину и говорит:
- Вот!
- Вот кен ай ду фо ю? - спрашиваю я, что вам угодно?
- Мне - говорит - ничего не угодно, это ему наверно угодно.
- Ему ничего не надо - говорю швейцару.
- Спроси у него, кто у них главный?
- Ху из шеф? - опять спрашиваю я.
- Вэл - отвечает тот и подзывает господина потолще.
- Чемоданы нести будем? - толкает меня в бок швейцар, спроси у него.
- Чемоданы нести будем? - повторяю я как попугай, только на английском.
- Будем, - отвечает толстый, - а сколько будет стоить?
А у них чемоданов тут, саквояжей, сумок разноцветных стоит на полу - тьма! Швейцар требует по рублю за место. Перевожу. Нет, говорит, уже рублей, домой едем, в Канаду. Швейцар липучий такой, спрашивает, какая валюта есть? Всякую международную возьмем, только английский фунт не предлагай, пошатнулся он. Пусть доллары дает, по курсу. Толстый господин заволновался, что швейцар по доллару берет и говорит, - передай ему, что мы артисты, а не капиталисты, пусть скостит безбожник!
Нильский продолжал рассказывать, как он выпутался из истории с канадским балетом и не успел сообщить своим слушателям, удалось ли устроиться ему в самую большую гостиницу в Европе, когда раздался звонок, приглашая занимать места в зале. Люди начали тушить сигареты и плотной массой протискиваться в одну из открытых створок дверей. Старая русская мода, пользоваться только половинкой дверей, господствовала и в этом новом поселке.
Время было четверть восьмого. Шумно рассевшись в зале, все затихли. На сцене, за длинным столом, в темном костюме с ромбиком МЭИ на отвороте пиджака, сидел Широков. Он поднялся, и началась обычная процедура собрания. Первым вопросом в повестке дня стоял доклад члена парткома, главного инженера строительства Василия Ивановича Михеева: "Коммунисты в борьбе за намеченный срок пуска первого энергоблока". Докладчик взошел на трибуну.
На дворе стало темно, но машина не приезжала. Иван Андреевич понял, что по каким то причинам ждать помощи напрасно, ее не будет. Вода прибывала, и нужно было полагаться только на себя и Раю. Партийное собрание, судя по времени, уже шло, и это наполняло его щемящим чувством неисполненного долга. Но он знал, что если бы ушел с насосной станции, она остановилась раньше, чем он сумел бы добраться до строительства или поселка и станция остановилась бы надолго. Несмотря на ужасные, как ему казалось, последствия неявки на собрание, Иван Андреевич принял решение остаться и сделать все, что можно для спасения насосной станции. Оба они устали и откачивали воду из последних сил. Один стоял на ручном насосе, другой черпал воду из приямка ведром, выливая ее наружу. Этим они несколько замедлили приток воды, но остановить совсем его не удавалось. Вода добиралась уже до лап электродвигателя.
- Рая, давай я попробую снять и вытащить из приямка электродвигатель резервного насоса. В случае затопления приямка, завтра его можно поставить на место и работать пока на одном насосе. Мы должны это сделать, Рая!
- Попробуйте, Иван Андреевич, - Рая продолжала автоматически двигать деревянными от усталости руками.
Иван Андреевич поставил ведро, взял в углу станции таль и, привязав к ней веревку, полез на металлическую балку над приямком. Через полчаса ему удалось втащить таль наверх и закрепить ее, но воды за это время прибавилось еще больше и он, спустившись, сменил Раю на насосе. И она взялась за ведро. Им пришлось работать еще быстрее, что бы компенсировать время, затраченное Иваном Андреевичем на подвеску тали. Только через два часа спорой работы Иван Андреевич взял гаечные ключи и полез в приямок. Гайки на лапах мотора от сырости поржавели и не поддавались. Ему пришлось еще несколько раз вылезать из приямка и подменять, еле стоявшую на ногах Раю у ручного насоса, то браться за ведро, прежде, чем удалось отсоединить электромотор. Мокрый от воды и пота, с саднящими ладонями и тугой, разлитой в мышцах болью, он повис всем телом на цепи, поворачивая червячную передачу. Электромотор медленно поднимался над приямком. Капли воды стекали с его почерневших лап.
Уже стояла ночь. Они выключили один из рабочих насосов, так как ночная потребность воды была ниже дневной.
- Еще бы один снять, Раечка, тогда бы все было в порядке...
Но пришлось опять браться за ведро, вода поднялась к корпусам электродвигателей и они были похожи на плавающие в воде бочки.
Широков сидел в президиуме и вглядывался в лица сидящих в зале. Он искал среди них Ивана Андреевича. Владимир Николаевич обводил взглядом ряд за рядом, но Бокина не находил. Его не было. Что за некрасивая история, этого не может быть! Не прийти на собрание, когда его будут принимать! Прения заканчивались и Широков, пошептавшись с сидящими рядом членами президиума, на лицах которых отразилось недоумение, тихонько встал и прошел в кабинет заведующего клубом, маленькую комнатку, с деревянным креслом за двух тумбовым столом с белым телефоном.
- Скажите, пожалуйста, Ольга Бокина дежурит сегодня? Позовите ее, пожалуйста, к телефону.... Алло, это Широков. Оля, где Иван Андреевич?
- На партсобрании, - ответила Ольга с удивлением.
- Может быть дома?
- Я не знаю, но что случилось? - в вопросе зазвучала тревога.
- Ничего, Оля, не случилось. До свидания, - Широков опустил трубку.
- Где же Бокин? Где его искать, и как он может отсутствовать на собрании? - эти мысли промелькнули в его мозгу и он снова начал набирать номер.
На бетонном ответили, что его на заводе нет и не было с тех пор, как он уехал на артезианскую насосную. - Куда еще звонить? Не может же он сидеть до сих пор на насосной? - на всякий случай Широков позвонил и туда, но станция не отвечала.
- Вышла, наверное, проверять скважины - подумал он вслух.
Потом он позвонил еще диспетчеру, в мастерские и не получив ни откуда вразумительного ответа, направился в зал.
Когда в повестке дня собрания остался последний вопрос - о приеме в кандидаты члена КПСС Бокина, Широков поднялся, опершись руками в покрытый красным материалом стол, обратился к залу:
- Товарищи, у нас остался нерассмотренным последний вопрос о приемы в кандидаты Ивана Андреевича Бокина. Есть здесь Бокин? - еще на что то надеясь, выкрикнул Широков. Зал ответил молчанием.
- Есть предложение, собрание закрыть, а вопрос о Бокине рассмотреть на парткоме.
Зал зашумел.
- Доцацкались! Его принимать, а он прийти не соизволил!
- Сейчас рассмотреть и отказать! Нечего откладывать!
- Тише, товарищи, мы пока ничего не знаем, может быть, у него уважительная причина.
- Какая уж тут уважительная! На партийное собрание не явился!
Настроение большинства был категоричным, и Широкову стоила немалых сил унять шум и провести решение о передаче дел в партком.
Люди из клуба выходили возбужденными, разговаривая о невероятности случившегося, останавливались прикурить и растекались в разные стороны поселка. Широков, выйдя из клуба, остановился у входа с Михеевым. К ним подошел главный механик:
- Моя летучка то же что - то пропала. До сих нет. Может быть, с ним случилось какое несчастье, а мы решаем тут на собрании.
- Да тут что - то неладно. Василий Иванович, - обратился Широков к главному инженеру, - разрешите вашу машину. Проедем на насосную? - кивнул он главному механику.
- Поехали, - ответил тот.
- Я только позвоню еще раз, - Широков вернулся в кабинет, но через несколько минут вышел.
- Не отвечает, поехали.
Когда до того места, где дорога входит в лес, оставалось совсем немного, луч фар выхватил из темноты справа около дороги силуэт автомобильного фургона, уткнувшегося в опору ЛЭП.
- Стоп, похоже на мою летучку, - Алексей Петрович положил руку на плечо шофера.
Машина остановилась. Парторг и главный механик вылезли из салона и попросили шофера развернуть газик, так что бы осветить летучку и начали спускаться вниз по обочине. Газик развернулся, и сноп света ударил в темноту, куда направились Широков и Алексей Петрович. От их фигур протянулись длинные тени. Два слепящих блюдца смотрели сверху вниз, но до летучки не доставали, Широков крикнул, что бы шофер развернул машину еще правее. Через некоторое время летучка проявилась перед ними целиком. Одна дверца кабины была открыта, в машине никого не было.
- Как это их угораздило врезаться? И нет никого нигде, ни здесь, ни в поселок не пришли. Куда подевались? Тайна, как у "Марии Целесты" - Алексей Петрович обошел летучку вокруг и, чирикнув спичку, посветил в кузов - что будем делать?
- Поедем на насосную, может они туда вернулись, - ответил Широков.
- Поедем. Но летучку оставлять на ночь здесь не хочется. Попробую завести, - Алексей Петрович полез в кабину.
- Да чего уж пробовать. Они бы и сами уехали на ней.
Ключ торчал в замке зажигания во включенном положении. Он щелкнул тумблером подсветки приборов и нажал педаль стартера. Тот натужено отозвался, но двигатель не завелся. Алексей Петрович нажал на выключатель фар. Одна из них, оставшееся целой, прорвала темноту впереди метров на десять и они увидели лежащего на земле человека.
Алексей Петрович выпрыгнул из кабины и вслед за Широковым бросился к нему.
- Володя! - крикнул он, опередив Широкова на три шага.
Володины глаза были закрыты. Они наклонились над ним, нащупывая пульс и, стараясь уловить признаки дыхание. Грудь Володи поднималась еле заметно, пульс слабо подрагивал под пальцами Широкова, но повреждений видно не было.
- Нужно сейчас же в больницу. Но где Иван Андреевич? - Широков поднялся с колен.
Увидевший все издали, подошел шофер и начал заниматься с Володей, готовя его к переносу, а Широков и Алексей Петрович тщательно осмотрели все вокруг в радиусе двадцати метров, но ничего не обнаружили. Ивана Андреевича нигде не было. Больше терять времени не имело смысла, Володю не удалось привести в чувство и они поспешили в больницу.
- Удрал Иван Андреевич. Бросил товарища и удрал. А вы еще. Владимир Николаевич, разбираться на парткоме хотите. Правильно требовали на собрании - вынести решение об отказе и баста. Куда уж таких в партию! Товарища бросил! - Все это Алексей Петрович говорил не переставая, пока они несли Володю к машине.
Широков молчал, но когда они уложили Володю и сели в машину сами, заговорил:
- Алексей Петрович, почему вы судите так поспешно и неблаговидно о своем товарище? Я не верю, что дело обстоит именно так, как вы говорите. Не мог Бокин бросить товарища. Несколько лет он проработал вместе с нами. Заметили вы у него черты, которые могли бы привести к предательству товарища?
- Нет, но Володьку - то он бросил?
Так они ехали в машине, препираясь и отстаивая каждый свою точку зрения. Широков верил в Ивана Андреевича, никогда не слышал о нем ничего предосудительного, знал его как хорошего, честного человека. И те кто рекомендовал его в партию, дали ему искренне положительную характеристику. Но факт на лицо и пока необъяснимый иначе, чем версия Алексея Петровича, который клял Бокина, перебивал Широкова до самой больницы. Так, иногда, не зная истинного положения вещей, люди начинают ругать знакомых или близких, обвиняя их заочно во всех грехах, ими самими же и придуманными, но потом, услышав объяснение, удивляются простоте случившегося и поносят свою голову за то, что они не смогли додуматься до этого самостоятельно.
Из больницы вытащили носилки и, положив на них Володю, внесли его в приемный покой.
Оля позвонила дежурному врачу домой и вызвала его в больницу. Больничка была небольшой, и дежурный врач назначался, но в больнице не дежурил, а обязан был являться при необходимости по вызову дежурной медсестры.
Широков и Алексей Петрович, накинув белые накидки, ждали в коридоре. Пришел дежурный врач и, быстро переодевшись, подошел к Володе. Тот уже открыл глаза, но шок не проходил и врач начал проводить противошоковые мероприятия. Оля на минутку вышла к ним.
- Иван Андреевич не давал о себе знать? - Встретил ее Широков.
- Нет, - протянула Оля, - Владимир Николаевич, что все - таки случилось?
- Понимаешь, Оля, они возвращались с насосной станции и.... Вообщем, он был в этой машине.
- Как это был? - вскрикнула Оля, - где он?
- Ты не волнуйся. Мы пока не знаем, но в машине и около ней, его не оказалось, - ответил Широков.
- Ушел спать наверно. - ехидно ввернул Алексей Петрович.
- Доедем - ка мы сейчас до вас, Оля, - добавил Широков - а машину отпускать не будем.
- Поезжайте, - мысли у нее лихорадочно забегали, рисуя картины одна ужасней другой. То Иван Андреевич лежит раненный в лесу, то сидит за столом и, попивая водку, хохочет.
Квартира Ивана Андреевича встретила их темными окнами. На долгие звонки никто не отвечал, и они опять поехали в больницу. Над поселком стояла тихая ночь, над их головами мирно мигали звезды. В тот час редкие окна в поселке светились, но внизу стройка заливалась огнями, и доносились приглушенные звуки работающих механизмов. Там работали люди, продолжая давать бетон, дымилась котельная.
В больнице, накинув белые накидки, они прошли в ординаторскую. Дежурный врач мыл руки под сильной струей воды.
- Ну, как он?
- Приходит в себя, говорит о какой - то воде.
- Можно к нему?
- Пройдите.
Они вошли в палату, в которой лежал Володя. Около него сидела на стуле Оля. Глаза Володи блуждали, задерживаясь неосмысленно на кроватях, обстановке палаты и людях, стоящих вокруг него. Вот уже который раз они прошлись по лицу Алексея Петровича, не узнавая его. Он осторожно взял Володину руку и наклонился над ним.
- Володя, ты узнаешь меня?
Взгляд Володи остановился на Алексее Петровиче.
- Алексей Петрович, там вода, заливает....заливает... прорвало... Иван Андреевич просит людей и насос.
И опять Широков и Алексей Петрович ехали по дороге к насосной. Перед этим они позвонили главному инженеру строительства домой и рассказали все, что с ними произошло. Они попросили его обеспечить отключение береговой насосной, выслать машину с людьми и насосом на артезианскую, и организовать с утра ремонт водовода. Сами они, не теряя время даром, помчались на выручку к Ивану Андреевичу и Рае.
И правильно поступили, так - как Иван Андреевич и Рая, оба мокрые и грязные, теряли последние силы. Когда в помещение насосной станции вбежали Широков, Алексей Петрович и шофер газика, Иван Андреевич стоял по пояс в воде в приямке и пытался отвернуть гайки на лапах электродвигателя второго насоса, опустив руки с гаечным ключом под воду и ощупью стараясь захватить зевом ключа шестигранник гайки. Рая двигала рукоятку насоса, вцепившись в нее обеими руками, опустив голову между рук и тем самым помогая движению всем телом. Широков взял ее за плечи и подвел к стулу. Она села, уронив голову на стол. Алексей Петрович занял ее место, а Широков с шофером, схватив ведра, принялись вычерпывать воду из приямка и выливать ее наружу. Теперь нужда демонтажа двигателя отпала и Иван Андреевич, выбравшись из приямка, тоже схватил ведро.
- Сиди, Иван Андреевич, без тебя управимся, - крикнул ему Широков, но он продолжал черпать воду, пока через полчаса не приехала машина с подмогой. Тогда Иван Андреевич опустился на стул, положив мокрые, в ссадинах от срывающего гаечного ключа, руки на обтянутые мокрыми брюками колени и прикрыл глаза. Широков и Алексей Петрович тоже освободились и подошли к нему. Иван Андреевич поднял голову и принялся молча стаскивать сапоги, чтобы вылить воду. Он уже знал, что случилось с летучкой, знал что Володя в больнице, но сам почти ничего не говорил, боясь коснуться той темы, которая его волновала.
Иван Андреевич не начинал разговор о партсобрании, он на него не явился и, боясь услышать отказ о приеме, молчал. Молчал и Алексей Петрович, стыдясь своих недавних мыслей в отношении Бокова и Широков не затрагивал этот вопрос, считал что не ко времени, да и в спешке говорить не хотелось. Но говорить было нужно и первым начал Иван Андреевич.
- Владимир Николаевич, на собрание я не пришел. Не мог Раю одну оставить. Что теперь будет? Мне отказали?
- Мы тебя обязательно примем на следующем собрании, - помолчав, Широков добавил, - и на сегодняшнем собрании ты, можно считать, был. И ответил на главный вопрос. Помнишь наш утренний разговор? Вот и задали тебе тот самый главный вопрос, а за правильный ответ спасибо! И тебе, Рая, спасибо! Ты крепка, как некрасовская женщина. А теперь собирайтесь, поедем.
Несколько часов оставалось до начала первой смены на бетонном заводе. Прошли еще сутки и рано утром сменят цифру на щите - календаре пуска, уменьшив ее еще на один день - день наполненный трудом сотен людей, каждый из которых наполнил свой маленький ручеек в могучую реку коллективного труда. А утром жители поселка пройдут мимо этого щита, уверенные в своих силах и в неотвратимости срока первого дыхания рождающегося Прометея.