Аннотация: Он простой парень, что ходит по кромке своего личного Ада.
- Эт... слушай, у тебя закурить не найдется? - неестественно тонкие, длинные пальцы с неровными узлами суставов цепко хватают сигарету, как последнее спасение. Он - какой-то бледный, почти прозрачный, как скелет, - закуривает и тут же заходиться в тяжелом кашле. Но потом выравнивает дыхание, затягивается еще раз и с наслаждением выдыхает. - Кайф... Вообще-то, мне нельзя. Астма. Вот так пару затяжек - и сдохну к чертям собачьим... Ну, да все мы рано или поздно сдохнем. Будем считать, что это у меня такой... затянувшийся суицид, что б его пинком через колено, - противный, скрипящий смех. Он снова затягивается, вдыхает едкий сигаретный дым полной грудью. - Ток не говори никому. Официально, я - страшно живучая зараза. Собственно, такой я и есть. Поди меня убей!..
Он молчит долгое время. Курит жадно, уже третью сигарету.
- Да и не просто живучая. Я еще и жизни радуюсь. Группу вон, что б ее, собрал. На банках консервных играем, представляешь? Ну, да где в этом чертовом городе инструмент нормальный достанешь? Вот и играю на всяком мусоре... и зачем только оно мне сдалось?..
Слушай, дай еще сигаретку, а? Может, хоть эта будет той самой... последней...
Вот так и живем. Прошлое? Ой, только не надо все валить на детство! Найди нормальное, счастливое детство у кого-то из нас, и я поверю, что это хоть чуточку влияет на его жизнь. Нет, друг, тут другое. Тебя либо ломают сразу... либо не сразу. В первом случае ты приноровляешься к жизни и живешь себе припеваючи... сравнительно. Во втором - зачастую остаешься затравленным хомячком и не доживаешь и до половины отмеренного.
Что ты на меня так смотришь? А вот и не верно. Сломали меня сразу и безболезненно... ха-ха! Живу, как видишь, припеваючи, - тот же скрипучий, металлический смех.
- Вырос я в приюте. А приют - он приют и есть. И 'приютяет' всех абсолютно одинаково, гребаный сарай. Уж и не вспомню когда это началось, - противная ухмылка корежит и без того не блещущее красотой лицо. - Ну, да для всех когда-нибудь начинается.
Что 'начинается'? И откуда ты такой любопытный, да недогадливый?
Ад начинается. - Он снова затягивается. Спокоен, как удав, даже зрачки не двигаются.
- Все мы в свое время были игрушками старших, - продолжает после перерыва на 'покурить'. И снова смеется, режа слух собеседника как ножом, - и с играми ихнеми все понятно. Хе-хе... а тут уж, сам понимаешь, либо терпишь и получаешь удовольствие... ну, или хотя бы вид делаешь. Либо показываешь, что от тебя лучше держаться подальше. Вот только тогда и остаешься в гордом одиночестве...
Одиночество, что б его... хто ж тогда знал, что оно-то и не самое страшное?
Мы, как грязные стадные твари, жались друг к другу, прятались за более сильными... а более сильные прикрывались нами, как щитами. Вот и вся арифметика.
А были ведь те, что отказывались покоряться. Они оставались по другую сторону баррикад. И учились выживать самостоятельно.
А вот мы... послушные игрушки, вылетали из приюта, умея лишь вовремя повизгивать. И тут-то получали с размаху да кувалдой по мозгам. Надо сказать, что те, кто в приюте чувствовали себя 'хозяевами', во внешнем мире выживали едва ли не хуже, чем мы. Вообще, экзамен по выживанию лучше всего сдавали те самые волчата, ставшие изгоями...
Ну да черт с ними, не о них речь.
Я... а что я? Как отправили пинком в вольное плаванье, так сразу и проморозил себе легкие. Это мне еще повезло - мое первое знакомство с улицей не обозначилось близким знакомством с каким-нибудь челом позлее. Я тихо-мирно уснул под каким-то забором и убил себе легкие...
Он снова смеется. Отправляет скуренную до самого фильтра сигарету на пол и тянется за следующей. Разрешения уже не просит.
- Ну, да как-то, как видишь, выжил... кто-то меня подобрал... Кстати говоря, приют научил меня одной полезной вещи - я умею абстрагироваться. Что бы не происходило с моим телом - мне конкретно пофиг. Все равно это тело скоро сдохнет.
Кстати, именно эта гребаная способность помогла мне выжить, - он затягивается и, спустя мгновение, поясняет. - Со 'злыми челами' я все-таки столкнулся. На второе мое утро на улице проснулся в каким-то здании, в гордом одиночестве... и сбежал, идиот несчастный.
За поворотом налетел на каких-то ребят. В себя 'вернулся' через пару часов. С разбитой вдребезги рожей, это если не говорить о переломанных костях и прочих радостях жизни. Срослись, конечно, ну да местами косо-криво... - показывает неестественно вывернутую левую руку. И снова замолкает, что бы перевести дыхание и откашляться. - Загремел потом в еще какую-то банду... кажется, как раз к тому перцу, что меня отогрел в первую мою ночь на улице. Да только (поздно, конечно) дошло до меня, что выживать нужно в одиночку. Вот при первой возможности и свалил от них.
К тому же... хе-хе... с моим-то 'жизнелюбием' они меня дружно возненавидели. По сей день, наверное, ненавидят... ну, и пусть подавятся! - зло сощелкивает остаток сигареты на пол, берет следующую. В пачке остается всего несколько. - Ну, да, радовался, как придурок, мелочам, типа теплого одеяла. Трещал, как сорока, на нервы действовал своим невозможным жизнелюбием... А меня, знаешь ли, как перемкнуло. Вроде и сдохнуть поскорее мечтаю - вконец этот кашель доконал! - а вроде и реально жить хочется... хорошо здесь. Гадко, противно, а хорошо...
Вот по сей день не знаю, чего мне больше хочется... - задумывается и допускает страшное - позволяет сигарете несколько стлеть. Замечает промах и нервно затягивается.
- Свалил я, значит, с банды этой на вольные хлеба. 'Прохлебался', надо сказать, достаточно... чем только не занимался! Гордостью я, как ты заметил, не наделен. Так что за любую работу брался.
И что меня дернуло в группу пойти?
Но ведь дернуло же... поперся... начал на этих банках ржавых играть. Устраиваем теперь концерты, в клубах-там играем и так далее... пургой, в общем, занимаемся...
Та, в качестве подработки, все так же плаваю по разным работам. От киллера до проститутки. Честно? Мне пофиг, так что... главное, шоб платили.
Лезет в пачку и раздраженно ее сминает. Сигареты закончились.
- Вот черт... что ты на меня смотришь? Ты не смотри, что я труп ходячий... на мне ж все, как на собаке... видишь, вот шрамы от ножей. Знаешь, сколько раз меня пытались убить? А все потому, что приличных местных раздражает моя неприличная любовь к жизни, епрст... - вздыхает, качая головой.
- Так что мне еще жить и жить... - смеется. Как-то горько. И снова заходиться в туберкулезном кашле.