Словно внезапно солнечный свет, пронизав множеством лучей, ткань белой занавески, коснулся багровых штор, носящих клеймо Made in China, и красным светом разлился по комнате. Один из лучей, что был проворней прочих, нашел лазейку в подобной бархату стене и, нарушив покой спальни, ворвался ко мне теплым потоком. Его зеркальное отражение - трепетавший солнечный зайчик живой татуировкой расчертил мое лицо. Я зажмурился и приятная улыбка - улыбка счастья застыла ледяным клеймом на прозрачной глади воздуха.
- Ты сегодня рано! - прошептали губы, но ответа не последовало. Свет подрагивал на покрытой щетиной щеке, стояла глухая тишина! Прошло еще много времени, прежде чем глаза впервые за всю ночь обнажились перед воздухом. Темнота зрачков золотым блеском черного монолита отразилась в зеркале. Глаза блеснули дико, свободно. Я улыбнулся и медленно, не делая резких необдуманных движений, поднялся с кровати. Ноги коснулись мягкого ковра и тут же одеяло, соскользнув с колен, легло на пол.
- Ну вот! Опять. - Уныло, но, по-прежнему улыбаясь, я поднял его на кровать и, окунув ноги в мягкие домашние тапочки, направился на кухню. Медленно и продолжительно шаркая тапками о ковер коридора. Воздух в квартире был горячим, словно где-то рядом всю ночь работал обогреватель, один из тех, что так часто рекламируют телевизионные компании. Я тихонько толкнул дверь, и она приветствовала меня радостным скрипом петель. Я давно подряжался их смазать, но вот скрип этот мне нравился - я привык к нему...она привыкла к нему. На лице ее отражалась радость, когда она слышала...слышала...этот скрип.
Дверь отворилась, и навстречу мне в коридор ворвался холодный поток воздуха - окно было распахнуто настежь и жгучий ветер трепал две тоненькие капроновые шторы белого цвета, которые, развеваясь, поблескивали под мягким напором солнечных лучей. Я, тихо ступая по линолеуму, подошел к газовой плите. В ту же секунду мое лицо вновь осветил солнечный зайчик, отразившись дважды. Впервые от глянца фарфорового горшка с цветком, потом от ярко-белой эмали чайника, который уже находился в моей руке. Я поднес носик чайника к своему рту и, обняв его губами, сделал большой глоток, еще и еще пока жажда не отступила.
За окном дзинькнул звонок велосипеда и вслед ему понесся веселый детский смех. То был младший сын моего соседа, праздновавший 1 сентября, свой первый день знаний. Странно, но знаменательная дата не вызвала в голове не малейших воспоминаний. Я попытался восстановить в мыслях последние два школьных года, но кроме диких упражнений не вспомнилось ничего хорошего. Ничего хорошего не было, и быть не могло. Учеба в институте и то вспоминалась чаще чем "Лучшие годы жизни", как говорят многие. Я ненавидел школу.
Чайник звякнул о решетку, глухо, словно ему и не хотелось вовсе. На душе было странно радостно даже после воспоминаний о детстве. Я не любил школу, не любил институт, не любил, когда меня учат - сам любил учить; не любил детство, наверное, потому что у меня, его почти не было. Люди улыбались мне в лицо и провожали "плевками" в спину. Оконная рама, чуть скрипнув, встала на место, а последовательные повороты двух ручек отняли у нее свободу движения, тем самым накрепко запечатав лазейку прохладе уличного ветра. Снова на улице зазвенел смех.
- Да заткнешься ты или нет! - со злостью присущей тирану, готовящему жестокую расправу провинившемуся слуге, я топнул ногой, и на пол полетело полотенце, упавшее со стола. Замолчите вы все!
"Я ненавижу людей, я писатель-маньяк..." - эта мысль вызвала, непроизвольно появившаяся у меня в голове, вызвала взрыв смеха, огласившего всю мою квартиру.
Чуть уняв себя, я тем же медленным шагом направился в комнату, где как всегда меня ждали кассеты и диски, ждали, готовые создать морок и окружить меня им. Одно нажатие и по квартире, кружа голову, вырывая из тела трепещущую душу, поплыла музыка, Вагнер "Гибель богов". Под такую музыку и умереть не стыдно...
Утро начиналось, как обычно: заправить кровать, приготовить поесть и работать. Или сесть и ждать...ее.. Она придет. Единственная из людей, кому я позволял себя учить. Жрица - так ее называли, и называют до сих пор, многие из тех, кого она учила. Остальные мертвы или сошли с ума и заключены в лечебницу. ДА СТАНЕТ ЕЕ ПУТЬ СВОБОДЕН. Она давно уже не человек! Она свободна, она приходит и учит.
Чайник на плите закипал, и крышка под яростным напором пара начала подпрыгивать и звякать.
Я ждал.
Взяв в руки ручку и тетрадь, записывая некоторые мысли, я ждал ее. Тихо, очень тихо, музыкальный центр наигрывал одну за другой мелодии Вагнера, тихий же перестук часов плавно сливался с ними, отбивая строгий, непрерывный и неизменный ритм времени в такт музыке.
Я ждал.
Безудержный поток, вихрящихся обычно в голове, мыслей будто разом иссяк. Корпус ручки дрожал вместе с моей кистью. Фантазия покинула меня вместе с железным моим спокойствием. Попытка вспомнить что-нибудь веселое лишь исказила мое лицо нервной судорогой. Время текло быстро, словно поток горной реки, перенося с собой по выточенному столетиями руслу попавшие в него камни. Руки тряслись над двумя чернильными закорючками, обозначившими на клетках тетради все доступные мне мысли.
Я ждал.
Музыка затихла, а мысли мои все старались вывести вязь слов - закончить начатую мной час назад фразу. Тело оцепенело, не двинувшись за 2 часа не единым своим членом.
Я ждал.
Отрезвила мою память резвая трель электрического звонка, громовым раскатом заполнившая мою двухкомнатную квартиру. Я резко тряхнул головой, срывая тем самым с себя каменное оцепенение задумчивости. Тетрадь упала на пол вслед за ручкой, разметав листы на ковре. Уже покрывшимся за неделю пылью. Снова и снова раздавалась знакомая, уже приевшаяся мелодия Баха, отчеканенная пальцами звонившего. Ноги вновь погрузились в тепло и мягкость домашних тапок. Единым резким движением я поднялся с дивана и затем, словно гепард, одним прыжком выскочил в коридор, еще рывок и вот рука моя легла на ручку, предварительно сдвинув в сторону шпингалет и сняв цепочку. Я не смотрел в дверной глазок, в этом не было необходимости, я знал, кто ждет меня за дверью.
Я дождался.
- Здравствуй птица! - сладкий ее голос легко взбудоражил воздух, а тот словно поддержал меня, готового упасть на пол бездыханным, и я устоял
- Не боюсь! - сдавленно прохрипел я в ответ. - Нет!
- А чего же ты в обморок падать хочешь? Иль меня боишься? - она засмеялась, чуть запрокинув назад голову. Длинные волосы ее, взметнувшись в воздухе назад и вверх, заструились по ее плечам. Вниз, вниз туда, где чуть прогнулся ее позвоночник. Она смеялась совсем по-девичьи весело, немного задорно и в то же время свободно ... не по-человечески свободно.
Я сотни раз задавал себе вопрос - человек ли она? У нее было человеческое - женское тело, но она была жрицей Тьмы. Жрицей Свободы. Тогда как человек есть существо света. Существо Закона. Сколько у нее было учеников до меня? Сколькие из них влюблялись и теряли рассудок? Сколькие из них доходили до конца? Сколько в мире Свободных благодаря ей? Сколькие из них ушли в другие реалии. СКОЛЬКО?
Я стоял и думал о ней, о себе, о Свободе, о свободе...
Любил ли я жрицу? О нет! Многие сходили бы по ней с ума, но не я! У меня были иные цели, поставленные еще в подростковом возрасте, все они достигнуты... все кроме одной. Когда есть все что нужно, людям хочется того, без чего они могут жить, хочется больше и больше, но не мне - у меня есть все чего мне не надо, и нет того, о чем мечтаю, того, что мне жизненно необходимо. Я - Тень Свободы во всех ее проявлениях. Я - Отражение Закона. Я нечто! Я всего лишь писатель.
- Заходи! Чай будешь? - отрывисто и резко отчеканили мои губы. Она прекратила смеяться и спокойным голосом произнесла:
- Конечно, но лучше кофе.
- Хорошо. Подождешь, я приготовлю.
- Я с тобой побуду. Рассказывай, как жизнь.
Она медленной, женственной походкой, изящно покачивая бедрами, прошла на кухню вперед меня
- Да все у меня нормально! Недавно книга новая вышла - с присущим мне безразличием ответил я
- Роман?
- Нет! Повести и рассказы.
- У тебя есть экземпляр? для меня!
В этот момент в ее голосе мелькнула надежда непонятно на что. Нет. Она никогда не выказывала особого интереса к моим произведениям, да и читала их только из-за сочувствия ко мне. Я знал это.
Я как раз ставил на плиту чайник, когда внезапно для самого себя ответил:
- Ты же знаешь - я всегда оставляю себе экземпляр. - в ту же секунду я почувствовал на себе ее взгляд удивленный, чуть злой, но свободный от каких-либо явных эмоций. Она пыталась читать мои мысли. Это не сложно было понять: легкий холодок в позвоночнике и легкое онемение конечностей.
- Ого?! Ну и силен же ты стал! Я твой барьер взять не смогу сразу!... А контакт блокировать можешь?
- Не умею - честно признался я.
- Ну-у. Так не интересно.
- Я лучше умею!
- Правда? Ну, показывай. - она подошла ко мне положила свои руки мне на виски и посмотрела мне в глаза:
- Ну, ты даешь! Совсем ничего! У новорожденного и то мысли есть. Как ты так?..... Ага значит книгу ты мне оставил! СПАСИБО! - и она меня поцеловала - Ишь ты - свобода мысли! Скоро и меня перемахнешь.
- Ты свободна...
- Ты почти свободен! - прервала она мою фразу.
- Я знаю! - грубым голосом отрапортовал я. - Многое узнал.
Она спокойно, или наоборот взволнованно двинулась к табуретке, и мой взгляд снова остановился на ее бедрах. Мой безразличный взгляд. Жрица села, чуть осторожно и наивно, даже немного по-детски посмотрела мне в глаза и, улыбнувшись, скрестила ноги - элегантная поза куртизанки высшего общества конца 20 века не более, не менее.
Я пожал плечами и развернулся к столу, на котором в электрокофеварке закипал кофе, и вновь почувствовал на себе ее недовольный взгляд.
Она всегда пила кофе из маленьких кружечек и при этом очень горячий, не чета моей простоте - холодный кофе и в большом количестве. Не обращая не малейшего внимания на жрицу, в то же время сдерживая себя от "падения в обморок" (Чего говорить, не мог я спокойно стоять рядом со Свободным, понимая, что сам не свободен). Я подошел к холодильнику и, открыв дверцу морозильной камеры, вытащил оттуда поднос со льдом.
- Значит, у тебя был контакт? - Начала она диалог.
- Да, Второй степени. - Словно говоря о будничном происшествии, безразлично пробормотал я.
- Не удержал?
- Скорее не захотел удержать.
- Почему? - удивление мелькнуло в голосе жрицы. Но я знал - она не удивляется.
- Просто так!
- Ты бы был свободен?!
- Нет, не был бы. - Чуть грубо произнес я, передавая ей чашечку и одновременно оставив на столе свою кружку кофе, в которой медленно плавился лед. - Морально неготовый к свободе не станет свободным.
- А знаешь, не прилично из таких кружек кофе пить.
- Мне все равно!
- Сердце посадишь.
- МНЕ ВСЕ РАВНО!!!
- Да ты пофигист - она легко улыбнулась и снова пригубила из чашечки.
- Я освобождаюсь - и улыбнувшись в ответ, я взял в руки кружку.
- Пофигизм не свобода.
- А мне все равно. - и опрокинув кофе в рот, я утер усы рукавом.
- Ну-у ты... - она рассмеялась звонко, от всей души и по-прежнему свободно. Я тоже улыбнулся и снова не удачно. Моя глупая ухмылка породила новый взрыв смеха у Жрицы, еще более раскрепощенный, раскованный.
Успокоившись, она сделала последний глоток, посмотрела на меня, радостно кивнула в знак благодарности, склонив при этом голову чуть набок, так что ее волосы встрепенувшись в воздухе, перекинулись через плечо и легли на грудь. Не обращая не малейшего желания на мои жалкие, протесты она взяла мою кружку, свою чашечку и стала их мыть. После этой недолгой процедуры жрица снова присела на табурет и поймала мой пустой взгляд в никуда.
- О чем думаешь? - приглушенно спросила гостья.
- Что дальше? Стану свободным и что?
- У тебя будет свобода! За тобой будет Ее знамя.
- Я знаю!
- А что тогда думаешь?
- А что я буду с ней делать?
- Вот уж понятия не имею! Что хочешь то, и будешь делать!
- А я хочу... - не то утверждая, не то спрашивая прошептал я.
- Хочешь полевитировать? - почти не слышно произнесла Жрица.
- Я еще не свободен!? - недоуменно пробормотал я и, словно опомнившись, добавил уже более решительно - По крайней мере, не настолько свободен.
- Как раз на столько! Здесь нужно лишь управлять своим телом. Просто уйди от закона F=mg!
- Как?
- Как хочешь.
- Может медитация?
- Начни хотя бы с нее.
Я встал и вслед за жрицей, шаркая тапками по полу, двинулся в большую комнату, и не говоря ей ни слова лег на диван. Обычный для меня способ расслабиться - лечь закрыть и не уснуть. Полное расслабление наступает минут через десять, потом можно думать, можно проделывать с собой все что угодно...теоретически. Практически у меня ничего не получалось. "Возможно, после контакта смогу?" - я точно не знал.
Я лежал неподвижно, словно умерший. По мышцам пополз холод, будто они немели. Мороз двигался медленно, словно не торопился, давал мне возможность выйти из погружения, но разум мой упорствовал и вскоре холод дотянулся до головы, и словно волной захлестнул ее. Подсознание, загнанное в угол фантазией сознания пыталось сопротивляться, мышцы рук пытались сократиться, но ничего не выходило. Четкий контроль над телом не позволял случайным нервным импульсам вырываться наружу. Вскоре меня одолел зуд, мгновенно распространившийся по всей коже, секундами позже пропал и он. На этом все закончилось. Не было ничего. Тело словно исчезло, и остался разум. Мысли мои водой растекались по пространству, которого не было. На краткое мгновение мне даже показалось, что я влился в большой поток мыслей, потом пропало все. Просто пустота и больше ничего.
Я вспомнил, зачем погрузился не сразу, а когда вспомнил, мысль, тотчас возникшая в голове, определила мои дальнейшие действия. По большей части все мои предыдущие уроки сводились к сосредоточению внимания на чем-либо. Сначала это были цвета, которые я представлял во время первых погружений, потом это были предметы: ручки, карандаши -, которые я представлял в мельчайших подробностях.
Сейчас я представил свое тело лежащее неподвижно на диване. Медленно я заставил его подняться на метр в воздух, и тут что-то сбилось в моем мозгу. Что-то протестовало против подобных, необоснованных перемещений. Сначала жутко исказившись, картина передуманная мной исчезла. "Черт" - толи выругался, толи попросил я и повторил все снова. Снова и снова, пока разум мой не перестал протестовать.
Наконец мое тело повило в воздухе. Чувство туманной легкости окутало меня всего с ног до головы, и тут до моего сознания дотянулся голос Жрицы, как мне показалось чуть раздосадованный.
- Ну и?
Стоило только мне открыть глаза, как солнечный луч, отразившись от стекла открывшегося окна, в соседнем доме ослепил их. Я вскинул, было руки, хотел закрыться от наглеца, но он пропал сам собой.
- Ну и? - повторила вопрос Жрица
- По-моему, ничего. - раздирая веки пробурчал я и увидел прямо перед собой потолок...
Моя бывшая наставница подошла ко мне и "перевела мое тело в вертикальное положение", словно спинку кресла в самолете. После этого она развела свои руки и величественно взмыла в воздух.
- Ну что ты рад? - ласково прошептала она мне на ухо.
- О да! Еще как! - мой голос сорвался на крик, а последняя фраза прозвучала фанатично:
- Спасибо ТЬМА!!! - Воодушевлено проорал я и потерял сознание.
* * *
"Долго я похоже спал! Старею!" - мелькнула у меня в голове мысль, и тут же была подавлена чем-то сильнее, чем мой разум.
"Ну, здравствуй! ... ага понял, кто с тобой разговаривает. Ты молодец! Хорошо держался! Не то, что сестра твоя!" - возникали в голове одна за другой чужие мысли.
"Да, да! Контакт первой степени! Ну и что?! Будто мне со своими детьми поговорить нельзя. Ладно, а теперь серьезно. Ты главное не волнуйся теперь все в порядке. Она в норме, ты один из моих детей. Ты свободен. Вот и все что мне хотелось сказать".
Мысли пропали, и взамен их мне открылось многое. Мой разум был словно обособленной частью знаний. Я мог думать и в тоже время видел мысли сотен других. Мысли принадлежавшие многим философам, мысли заключившие в себе философию Свободы - все было здесь, и я плавал в этих мыслях, как их составная часть. Я был среди многих.
Вскоре я понял, почему Жрица так неохотно читала мои книги - они были здесь, в общем кладезе знаний. Мои романы, мои рассказы, все написанное мной в минуты, когда я жаждал общения с Тьмой-СВОБОДОЙ, были открыты для свободных, только возьми. Но не было моих рассказов и повестей, что я писал, не подозревая о свободе, - не было ранних произведений.
Меня одолел озноб.
В ту же секунду я открыл глаза - надо мной склонилось мужское лицо. Заметив, что я пришел в сознание, тот улыбнулся и произнес.
- Ну вот! Здравствуй! Как ты себя чувствуешь?
- Да нормально все! - может быть чуть резко, ответил я, и улыбнулся в ответ - А что? Что-то случилось.
И только тогда я обратил внимание, что разговариваю с врачом. Тот же, словно не заметив моего удивления, протянул мне новый выпуск газеты "Мир новостей" и указал пальцем на заголовок - "Известный писатель повторил подвиг Башлачева".
- Жрица взяла тебя под свой контроль и... ты выпал ... из окна. - смущенно пробормотал врач.
Я удивленно смотрел в его глаза. Лишь один вопрос завладел моими мыслями: "Как я мог остаться в живых после падения с девятого этажа?"
- Ты больше не человек. - Словно прочитав мои мысли, сказал мой собеседник. - Неделю назад у тебя не было не одной целой кости. Свобода приняла тебя. Спасла тебе жизнь.
- Как Жрица? - просипел я доктору. - Она тут? Рядом? Чего с ней?
- Она тут! Не поверишь - у нее сердечный приступ. - ухмыльнулся врач - она же тебя с балкона от ревности к свободе сбросила, а потом...
Я прервал его речь одним повелевающим жестом
- Я все знаю! - прикрикнул я, на доктора заставив его своим тоном отскочить от моей кровати, затем, медленно поднявшись, подошел ко второй койке, на которой лежала жрица. Она спала.
Поддавшись секундному порыву, я взял ее руку и заключил в железную хватку своих лап. Жрица открыла глаза и, коротко взглянув на меня, произнесла:
- Здравствуй.....Брат.
- Здравствуй Сестра. - ответил я и склонившись поцеловал ее руку. - Спасибо за все.