Денисов Игорь Юрьевич : другие произведения.

Свет Жизни

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 2.00*4  Ваша оценка:
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Пролог.
  
   Лесная Королева проснулась рано утром. Робкий солнечный луч проник в пещеру, лаская смуглую кожу тонкого плеча.
  
   Она села, тряхнула темно-русыми, почти рыжими волосами. Проклятый луч! Обычно она загорает на берегу озера - обнаженная - с наслаждением подставляя солнцу гибкое, стройное тело. Далекая звезда щедро обливает ее груди, живот, бедра, ноги расплавленным золотом. Но сегодня луч пробудил ее от роскошного сновидения. Которое, впрочем, сам и вызвал.
  
   Девушке снилось, ее ласкает сильный красивый юноша с волной золотистых волос. Великолепный экземпляр. Они кувыркаются на огромной мягкой постели, покрытой ковром из сосновых, еловых и пихтовых иголок, пряно пахнущих хвоей. Сухие дубовые и кленовые листья мягко шелестят, липнут к потной спине. Юноша губами и руками пробуждал в ней желание; когда накатила первая волна наслаждения, он как раз языком ласкал ее плечо. Тут Королева проснулась... и что бы вы думали? Всего лишь жалкий солнечный луч! Ее негодованию не было предела.
  
   Королева вышла из пещеры. Пещера располагается на высоте пятидесяти метров над землей, проглядывается вся окрестность Волшебного Леса. Ее Леса. Сердце сильно билось в груди. Исполненная восторга и радости жизни, Королева дико, пронзительно закричала. Боевой клич разнесся по округе, отражаясь от холмов, и еще долго звучал в кронах деревьев. Лес - зеленый, безмолвный, таинственный, древний и молодой, - приветствовал свою неистовую повелительницу.
  
  
  
   Она бежит, бежит, обгоняя ветер, собственную тень! Юность, движение, скорость! На ней только набедренная повязка из выделанной волчьей шкуры, да тонкая полоска ткани на маленькой груди. Солнце бежит вместе с ней, так же легко и бесшумно.
  
   Королева остановилась, грудь вздымалась под тонкой тканью. В десяти шагах за кустом смородины треснула ветка. Девушка метнулась в сторону, укрылась за могучим ясенем.
  
   Прижалась к шершавому стволу. Навострила чуткие уши. Зоркие синие глаза впились в куст, за которым хрустнула ветка.
  
   Куст зашевелился, красные ягоды посыпались на траву. Ей показалось, куст сейчас оживет, выдернет корни из земли и отправится восвояси. На ее памяти и не такое бывало.
  
   Из-за куста на поляну выпрыгнул Волк. Крупный вожак с седым нагрудником. Глаза хищника - красные огоньки - оглядели поляну. За ним вышел второй, помоложе, третий, хромой на левую лапу.
  
   Королева вышла на середину поляны.
   - Что вам здесь нужно? Да еще посреди бела дня?
   - Кто ты? - прорычал Волк.
   Королева Леса возмущенно фыркнула, схватила палку и со всей дури треснула Волка по лобастой башке. Тот отступил, изумленно ворча.
   - Я - Диана, Лесная Королева, Охотница, Воительница и Защитница. Я повелеваю в здешних местах. Ты обязан подчиняться.
   Мохнатые брови Волка поползли вверх. Его соплеменники переглянулись, открыв пасти.
   - Диана? - провыл Волк. - Ты должна пропустить нас.
  
   В рыке Волка Диане почудился осторожный скулеж. Она усмехнулась, сжав дубину.
   - Должна? Что я должна, так это оторвать твою дурную башку и повесить на стену!
   Волк отступил на шаг, смущенно лая.
   - Да, - продолжала Лесная Королева, постукивая по земле палкой. - Повешу твою голову в своей пещере. По вечерам буду любоваться, как огонь отражается в навеки застывших глазах. Буду плеваться в тебя ягодами из тростниковой трубки.
  
   Она расхохоталась.
  
   Молодой волк с оторванным ухом выступил вперед.
   - Повелительница, - осторожно начал он. - Ты храбра и прекрасна! Пропусти к Тропе.
   - Ну, не знаю, - Королева дернула плечами. - Здесь нельзя охотиться. Даже я здесь не охочусь. Закон Леса един для всех.
   - Не для охоты. Мы хотим разведать путь, вернуться и повести за собой стаю.
   - Не поняла, - Лесная Королева нахмурилась. - Вы бежите из Леса?
   - Опасность близка.
   - Опасность?
   Потеснив боком молодого, выступил хромой волк.
   - Щенок говорит, Диана - Охотница и все остальное, - его подслеповатые глаза сверкнули. - Что скоро нам всем крышка. Зверям, деревьям и травам. Надвигаются железные чудовища.
   - Говори, да не заговаривайся, - Диана вконец обеспокоилась. - Помни, с кем говоришь.
   Она дерзила скорее по привычке. Старый волчара, кажется, почуял это.
   - Ты Повелительница, и должна не только по кочкам прыгать, но и слушать своих поданных.
   - Да? - усмехнулась Диана, поднимая посох. - Забавно. Сдается мне, псина, скоро ты загнешься. Я с удовольствием взгляну на твой труп, облепленный мухами.
   - Может, и посмотришь, прекрасная царевна. Только палочку-то опусти. Зубы сгнили, и охотник из меня никудышный. Но мудрость моя еще понадобится. И стае, и Королеве Волшебного Леса.
   Диана опустила трость.
   - Волки... В легендах вы неустрашимые хищники. А в жизни - трусливые твари, целой стаей гонящие одного - единственного зайца. Даже пес погибает в драке, а волк - подыхает от голода. Презренный род, таскающий за собой больных и слабых, источник хворей и болезней. Какая мудрость может быть у такого зверя?
   - Какая ни есть, а вся моя, - усмехнулся старый волк. Его отрывистый лай походил на кашель старика.
   - Госпожа, - вступил вожак. - Скоро уйдут все. Мы будем первыми. Прошу, отпусти нас.
   Диана призадумалась.
   - Хорошо. Но постарайтесь, чтобы вас никто не видел. Я не хочу, чтобы вы распугали дичь.
   - Повелительница, - вновь вступил молодой. - Ты должна нам поверить!
   Диана промолчала.
  
   Звери осторожно прошли мимо. Хвост старого волка мазнул ее по голени. Диана смотрела им вслед.
  
   - Волк!
   Вожак, высунув от нетерпения язык, обернулся.
  
   Диана видела, они очень торопятся. И это встревожило ее больше, чем их пугливые недомолвки.
   - Если я унюхаю на Тропе мочу, весь твой выводок пойдет на котлеты.
   Девушка проводила животных встревоженным взглядом.
  
  
   Солнце выкатилось на середину неба. Диана, спускаясь с покрытого боярышником и клевером Холма, видела у водопоя лосей, косуль и зубров. Некоторые из грузных, мощных в холке животных прилегли в траву у самой кромки Дикого озера. Неподалеку лежала, поигрывая хвостом, сытая рысь с пушистыми ушами.
  
   Диана издалека увидела круглое отверстие в основании Холма. Из кирпичной трубы курился горький дымок. Ее сердце забилось чуть сильнее.
  
   Она вспомнила слова, сказанные когда-то ее отцом:
   "Ноги идут, куда укажет сердце".
  
   Диана подошла ко входу в берлогу. Ноздри уловили дурманящий запах малинового варенья.
   Она деликатно кашлянула, не смея входить без спроса. За пределами этой низины она - Королева. Но здесь - всего лишь гостья.
  
   - Ух... Ну, кого там ветром принесло? - донесся из глубины Холма ворчливый бас. - Заяц, если это ты, и опять-таки за укропом... Сколько раз я говорил: укропа у меня нет. Петрушки? Отродясь не было.
   - Это я, Медведь, - сказала Диана.
  
   Продолжая ворчать, вышел хозяин берлоги - громадный бурый медведище. Сильные вывороченные лапы с огромными когтями оставляли на земле неглубокие бороздки.
   - О, Принцесса! Какими судьбами?
   Диана кашлянула.
   - Вообще-то я Королева.
   - Ну-ну, - Медведь хитро сощурился.
   - Я зайду?
   - Не стоит. Там внутри жарко как в преисподней. Лучше подожди полчасика, я управлюсь с вареньем.
   - Хорошо. А где медвежата?
   - Обойди Холм, там они бездельничают.
  
   Двое медвежат, совсем маленьких, но весьма упитанных, завидели ее издали. Побежали навстречу с радостными криками: "Диана! Диана!" Некоторое время она возилась с ними, потом Медведь, вытирая лапы передником, позвал всех к столу. Они ели горячие, жирные от масла оладьи, макая в блюдце со свежим малиновым вареньем. Была собственно малина, крупная и спелая, земляника, мед и родниковая вода.
  
   Дети убежали играть. Диана с Медведем устроились на поляне перед берлогой. Хозяин лежал на боку. Диана чесала ему за ухом. Иногда она собирала в кулачок шерсть у него на загривке, и тянула. Медведь ворчал, делал вид, что больно. Солнце постепенно, почти незаметно, спускалось к земле.
  
   - В трех часах пути к северу отсюда прекрасный малинник, - сказал Медведь. - Жалко, далековато.
  
   Диана молчала. Она чувствовала, Медведь вот-вот заговорит о чем-то важном. Хозяин Берлоги всегда знал, что у нее на душе, и умел выбрать момент.
  
   - Я слышал, ты встретила Волка у Главной Тропы.
   - Встретила. Он и его соплеменники говорили о странных и тревожных вещах.
   - Ты им веришь? - Медведь приоткрыл один глаз.
   - Не знаю. Они очень торопились и были сильно напуганы.
  
   Диана вкратце передала Медведю речи волков.
  
   - Я думаю, пока рано беспокоиться. Железные чудовища... Ох!
   - Я не могу успокоиться. Благополучие Леса на мне. Если что-то произойдет, я никогда себе не прощу.
   - Вот это ни к чему, - Медведь, открыв второй глаз, строго взглянул на Диану. - Ты храбрая и сильная девушка. Но ты не всесильна.
   - Лес - это и твой дом.
   - Я живу уже тысячи лет. Я помню Лес с тех времен, когда Он еще был кучкой веток. Лес много пережил, и простоит еще тысячу лет. А вот твоя судьба меня беспокоит.
   - Почему?
   - Если Лесу что-то угрожает, это в первую очередь ударит по тебе.
   - Глупости!
   - Ты уверена в себе и привыкла гордиться. Но вне Леса ты станешь слабее.
   - Я справлюсь с чем угодно. Ничто не испугает меня.
   - Кто бы сомневался. Но тебе еще стоит поучиться мудрости.
   - О чем ты?
   - Здесь ты Властительница. Хозяйка. Но власть дана тебе Лесом. Если ты умрешь, Он найдет тебе замену. Такова горькая судьба всех властителей.
   - А ты?
   - Я не властвую. Я храню память.
  
   Медведь сел рядом с ней и осторожно обнял. Королева прильнула к нему, утопая в буром меху.
   - Твой отец сказал: "Одни из нас приходят в мир мудрыми, другие - смелыми. И мудрый должен стать смелым, а смелый - познать мудрость".
   Диана, обхватив руками колени, посмотрела на мирно отдыхающих у водопоя животных.
   - Расскажи мне об отце. Каким он был?
   - Он был великим воителем. Много лет он странствовал с твоей матерью. Потом случилась беда. Бандиты изнасиловали твою мать. Не вынеся позора, она убила себя. Александр поклялся отомстить бандитам. Бросился в погоню. С тех пор о нем никто ничего не слышал.
   - Он еще вернется?
   - Все возможно.
   - Знаешь, иногда я вижу его. Во сне. А иногда - наяву. Отец говорит со мной.
  
   Медведь, улыбнувшись, положил ей на плечо тяжелую лапу.
   - Те, кто нас любит, всегда с нами. Даже когда их нет рядом, их любовь светит нам во мраке.
   Диана кивнула. Она чувствовала себя спокойной и защищенной. Ее клонило в сон. Она закрыла глаза.
  
  
   Она лежит на земле. Обнаженная. Что-то влажное стекает по груди, животу и ногам. Диана подняла руку, провела ладонью по животу. Поднесла ладонь к глазам. Кровь. Боли нет. Только холод. Ледяной сквозняк дует ей в душу. Закройте форточку!
  
   Она вздрагивает, тело покрывается гусиной кожей. Низина пуста. Диана села. Ее взгляд наткнулся на распростертое рядом громадное тело со свалявшейся бурой шерстью. Покрытые пылью глаза Медведя смотрели в клокочущее серой небо. В открытой пасти с отвратительным шелестом копошатся черви. Над распоротым брюхом с вывалившимися кишками роятся жирные зеленые мухи.
  
   Неподалеку растерзанные тела медвежат. Мишки лежат в обнимку.
  
   Из черной дыры валит дым. Берлога охвачена пожаром.
  
   Из тумана вышел отец. Диана никогда не видела отца. Но знала, это он. Мужественное усталое лицо с добрыми глазами. Левая рука перевязана и прижата к боку. Бинт пропитан кровью. Таким Диана его себе и представляла. Отец присел на корточки. Улыбнулся.
  
   "Я тебя таким и представляла".
   Ее голос дрожал.
  
   Отец протянул руку. Погладил дочь по волосам.
   "Я знаю, девочка. Я тоже думал о тебе. Но ты не такая, как я себе представлял. Ты еще прекрасней".
   "Отец, что происходит?"
  
   Александр оглядел охваченную огнем низину. Медвежьи трупы. Берлогу, из черной пасти которой валил едкий дым.
   "Зло пришло сюда".
   Отец взял ее за руку.
   "Я пришел, чтобы предупредить".
  
   Внезапная мысль заставила Диану вздрогнуть. Она посмотрела на облепленный мухами, изъеденный червями труп Медведя. Огромный червь, содрогаясь кольчатым телом, вылезал из-под вывалившегося языка.
   "Ты... мертв?"
   "Я настиг подонков, поругавших твою мать. И попал в ловушку. Десять на одного. У меня не было шансов. Но пятерых я утащил с собой в Ахерон".
   Диана сама поразилась невыносимой печали в собственном голосе.
   "Все, кого я любила, погибли".
  
   Отец выпрямился.
   " Это только начало. Грядет Война. Помни, что я скажу тебе. Верь в Добро. Что бы ни случилось - верь в Добро. Усомнишься - -падешь в пропасть".
   Развернувшись, он пошел прочь и скрылся за завесом черного дыма.
  
   Диана проснулась и поняла, что действительно покрыта влагой. Провела ладонью по животу. Пот.
  
   Медведя рядом нет, но он, несомненно, в берлоге. Диана выдохнула из легких тяжелый воздух. Никогда еще созерцание Низины в целости и сохранности не приносило ей такой радости.
  
   Королева встала. Может, пойти и позвать Медведя? Убедиться, что он жив? Нет, она не станет делать глупости.
  
   Это был сон. Всего лишь сон.
  
  
   Диана пробежала три километра. Остановилась на вершине холма. Оглядела Лес. Тот спокоен, как всегда. Ее пристальный взгляд переместился за черту Леса. Вдали, окольцованный белокаменной стеной, горит в солнечных лучах Город. Шпили Дворца тянутся вверх, словно стремятся пронзить небеса. Диана никогда не была в Городе. И не знала, что там происходит. Это ее тревожило.
  
  
   Она проснулась в своей Пещере. Вышла наружу. Залитый лунным светом Лес выглядел таинственным, непостижимым.
   Диана ощутила в груди сладкое томление. Я - это травы, думала она, смеясь от счастья. Я - овраги и перелески. Я - звери и птицы. Я - тишина, полная тайн.
  
   Во сне Диана была совсем другой девушкой. Ее звали Полина Сверчкова. Девятнадцать лет. Студентка юридического факультета - что бы это ни значило. Ее посвящали в тайны черной магии. Она спускалась в бледно освещенный подвал, на жестяных столах - трупы. В ногах у каждого - ванночка с льющейся струйкой воды. В некоторых ванночках промываются оторванные конечности. С помощью неведомых инструментов колдун в белом одеянии препарировал мертвую женщину, объясняя причину смерти.
  
   В жизни Полины была пустая квартира, странный экран, показывающий опять же трупы, странные места с грохочущими механизмами (железные чудовища?), каких-то людей в черных костюмах, очевидно, играющих важную роль в том мире.
  
   В жизни Полины был мужчина. Симпатичный, голубоглазый, темноволосый. Макс Орлов, девятнадцать лет, студент юридического. Он много шутил, часто смеялся и казался неугомонным.
  
   Волк, который часто смеется.
   Диана поджала губы, глядя на звездное небо.
  
   Почему судьба Полины так взволновала ее? Эта девушка кажется слабой, пассивной, плохо соображающей. Только и делает, что раздвигает ноги для этого Макса, хлопает глазами и с растопыренными ушами слушает его поучения и наставления.
  
   Диана вернулась в Пещеру. Улеглась на травяной подстилке. Заложила руки за голову.
  
   "Спокойной ночи, Полина Сверчкова".
  
   Диана закрыла глаза и провалилась в глубокий сон без сновидений.
  
  
  
   Ее разбудил ужасающий грохот, словно обрушился небоскреб в сто этажей из металла, стекла и бетона. Пронзительный скрежет, словно царапают гвоздем по ржавому железу. Диана вскочила, торопливо оделась. Прихватив копье, выскочила из Пещеры. В нос ударили запахи гари, паленой шерсти, горячей крови. Глаза Дианы расширились. Она не знала, гневаться или пугаться.
  
   Лес, ее Волшебный Лес, со всеми его чащобами и перелесками, со всеми тайнами, со зверями, птицами и насекомыми - охвачен огнем. Исполинские дубы, ясени пылают, как хворост. Орешник завален клубами черного дыма. Пихты и ели горят, как свадебные свечки на торте. Главная Тропа перегорожена огненным завалом. Королева, вздрогнув всем телом, повернула голову. Низина объята пожаром. Ее кошмар воплотился в жизнь. Трава вся выгорела, Холм походил на почерневший голый череп. Взгляд Дианы переместился правее, и на ее глаза, может быть, впервые в жизни, навернулись слезы.
  
   Медведь лежал там, раскинув корявые лапы. С развороченным брюхом. Мертв, мертв, сомнений нет. Королева всхлипнула. Нельзя вернуть. Нельзя. Медвежата лежали рядом. В обнимку. Все как в ее сне.
  
   Королева вдруг осознала, что стоит у Пещеры и плачет. Разозлившись на саму себя, поудобнее перехватила копье и побежала вниз. Никогда в жизни она не бежала так быстро. Языки огня, живые и смертоносные, бежали впереди нее, сбоку, кусали за пятки. Постоянно меняющийся порывистый ветер гнал их, как стаю рыжих кусачих лисиц, распространяя пожар по веткам, листьям, стволам. На пути Дианы попадались волки, барсуки, зайцы, испуганные тени с высунутыми языками, расширенными от ужаса глазами. Некоторые вбегали прямо в огонь, в ненасытную жаркую пасть. Слышался дикий вопль, пробирающий до дрожи. И тут же обрывался - зубы огня прокусили шкуру, содрали мясо и принимались за обуглившиеся кости.
  
   Там и сям валялись растерзанные трупы зверей. Королева сама не знала, куда бежит. Мысли путались.
  
   Диана закричала, выронив дротик, зажала уши ладонями. Упала, отползла за куст боярышника.
  
   Грохот приближался. Казалось, небо вот-вот обрушится. Диана преодолела страх и взглянула на небо. Три черные железные осы с желтыми полосами пронеслись над верхушками деревьев. Злобные осы с вертящимися лопастями, с желтыми глазами. Через борт каждой осы огненными буквами тянулась надпись: GREED, Inc.
  
   Три черно-желтых дракона промчались над лесом и замершей под кустом Дианой. Проткнув дымную завесу, исчезли, удаляясь. Удаляясь - о счастье! - вместе с этим ужасным грохотом.
  
   Диана три раза шумно вздохнула. Вскочила. Замешкалась, раздумывая, куда бежать и что делать.
  
   Кто-то толкнул ее в спину. Королева Леса, выставив руки, полетела лицом вниз. Пала на траву, в ноздри ударил запах сырой земли.
  
   Она перевернулась на спину и вскочила. Теперь Диана почувствовала страх. Никто не мог толкать Королеву Леса на территории Волшебного Леса. Это просто невозможно.
  
   "Копье, где копье?" думала она, глядя на людей в черных плащах с капюшонами. В руках, затянутых черной кожей перчаток, облитые смолой пылающие факелы. В другой руке у каждого - обоюдоострый меч. Меч одного из них обагрен кровью. Кровь Медведя, подумала Диана, с наслаждением ощущая, как в сердце страх уступает место гневу. Ее взгляд скользил по траве в поисках копья.
  
   - Ты не это ищешь, девочка моя? - проворковал тот, чей меч был окровавлен. Главарь выступил вперед. Бросил ей копье. Диана поймала оружие. Обхватила древко обеими руками.
   Главарь издал гортанный крик. Двое сподручных встали наравне с ним. Все трое скинули капюшоны.
   Диана почувствовала неприятный липкий страх, набухающий в животе уродливым, болезненным эмбрионом.
   Лица скрывали маски. Маски волков. Волчьи морды, оскалив клыки, смотрели на нее. На миг Диане показалось, смотрят огненно-красными глазами. В следующее мгновение все с револьверным щелчком встало на места. Обычные человеческие глаза. Мужские глаза. Холодные, со стальным блеском.
   - Кто ты? - спросил Вожак Стаи. Его голос звучал спокойно. Даже дружелюбно.
   - Не твое дело. Кто ты?
   Тот запрокинул оскаленную морду и засмеялся. Возбужденному воображению Дианы его смех показался отрывистым собачьим лаем.
   - Кто Я? - главарь оборвал смех. За его спиной приспешники прекратили угодливый хохот. Вожак шагнул вперед. - Я твой дядя, Диана.
   Диана усилием воли сдержалась и ничем не выдала поднявшейся в душе тревоги.
   - Откуда ты знаешь мое имя?
   - Сорока на хвосте принесла.
   Холодные голубые глаза - у отца такие же - насмешливо разглядывали ее.
   - Похожа... черты мамины, а глаза - отца.
   - Ты знал моего отца?
   - Нет, - прорычал Волк. - Конечно, нет. Просто угадал. У каждой девочки есть мама и папа. У каждой красивой маленькой девочки есть мама и папа.
   В конце реплики его голос снизошел до возбужденного шепота. Диана поняла, что страх охватывает ее все сильнее. Она вконец рассердилась.
   - Кто вы? - вскрикнула она. - Может, объясните наконец, что происходит?
   Волк рассмеялся. Разведя руками, оглянулся на товарищей.
   - Ребята, что происходит?
   Те задумались.
   - Горит Лес, - ответил один. Грузный, как деревенский мясник. Шумное дыхание вырывается из-под резиновой маски, как пыхтенье паровоза.
   - Мы убиваем зверей, - подсказал другой, тощий и высокий.
   - Мы вторглись в чужие владения.
   - Мы скоро уйдем.
   - Да. Немного повеселимся и уберемся к такой-то матери.
   - Повеселимся? - в голосе главаря сквозило фальшивое изумление. - Что за хрень, парни? О чем это вы?
   Те переглянулись.
   Худышка, которого Диана мысленно прозвала Шпалой, пожал плечами.
   - Немного пошалим.
   - Да. Всего лишь. Кого-то убьем. Что-то сожжем. А с кем-то, - глаза Громилы остановились на полуобнаженной груди Дианы, - превосходнейшим образом позабавимся.
   - Заткнись, выродок! - крикнула Диана, подавшись вперед. О чем они болтали, она не понимала. Ее разозлил сам тон.
   Они рассмеялись.
   - Не выделывайся, киска, - сказал главарь. - Поздно пить боржоми, если ты позволишь мне выразиться поэтически. Впрочем, не вижу причин, чтобы ты мне не позволила этого. Лес отжил свой век, Диана. Мы убили Медведя. Косолапый и был Лесом. Можно сказать, тащил Его на себе.
   Диана подняла копье. Главарь приближался, не замечая направленного в грудь острия.
   - Медведь пришел сюда, много веков назад, притащив на мохнатой заднице пять кило перекати-поля. Семена осыпались, пока он ходил туда-сюда. Искал свою чертову малину. Семена пали в почву, проросли. Появился Лес. Все кончилось, Королева. Детство ушло. Начинается жизнь.
   Он был уже совсем близко. На расстоянии вытянутой руки.
   - Не подходи, - Диана, отступив на шаг, выставила копье. - Я воткну его тебе в грудь. Если ты знал моих родителей, то знаешь - я так и сделаю.
   - Давай, - прошептал он. - Давай, сука нетраханная. Давай, стерва выкобенистая.
   - Целка, - вставил Громила.
   - Феминистка, - добавил Шпала.
   - Мужененавистница!
   Главарь приблизился. Острие через черную мантию ткнулось ему в грудь.
   - Посоревнуемся, - сказал главарь. - Сначала ты меня протыкаешь, потом я тебя. Ладушки?
   Издав боевой клич, Диана с силой ударила его копьем.
   Острие звякнуло, наткнувшись на стальную преграду. Диана похолодела. Под мантией стальной панцирь.
   Тут же что-то внутри безмолвно прошептало ей: беги. Ты можешь бежать очень быстро. Им в жизнь не догнать тебя, да еще в доспехах. Но перед глазами Дианы все еще стояло видение мертвых медвежат, обнявших друг друга. Она осталась на месте.
   "Дядя", однако, от удара не устоял на ногах. Мог упасть на спину, но хохочущие приятели подхватили его. Восстановив равновесие, главарь вновь начал сближение, поигрывая мечом. Глаза жестко блеснули.
   - Ну, мать твою, туши свет.
  
   Все трое кинулись на нее.
  
   Диана отступила, ткнувшись спиной в обгоревший тополь. Ствол еще хранил остывающий жар огня.
   Острие копья вонзилось в волчью маску Шпалы. Под подбородок. Бандит захрипел и забулькал. Выронил меч. Из-под маски потекла кровь.
  
   Диана выдернула древко. Подонок грянулся оземь, хватаясь за шею.
  
   Сильные и грубые руки схватили ее за горло, выхватили копье, запечатали рот. Диана укусила ладонь, ощутив медный вкус хлынувшей в рот крови. Громила заорал. Удар кулака в черной перчатке. Левая скула взорвалась болью. Голова Дианы откинулась. Хрустнули шейные позвонки.
   Мир перевернулся. Ее повалили на землю. Затянутое черным дымом небо воздвиглось над Дианой.
  
   Главарь рухнул на нее, вдавливая в лесную подстилку. Сучки впились в ее кожу, а раскаленная почва обожгла спину, ягодицы, икры.
   Диана извивалась под дядей, шипя от злости.
  
   Холодная сталь коснулась ее горла.
   - Не дергайся, - приказал Громила.
   Главарь расстегивал штаны, прерывистое дыхание обжигало ее левую щеку.
   - Все будет быстро, девочка. Попытайся получить удовольствие.
   Дядя ерзал на ней, пыхтя и отдуваясь.
   - Давай, - процедила Диана, плача от злости. - Что, не выходит? Ничтожество! Клянусь Лесом, твой член сгниет, как только окажется во мне.
   - Ах ты, сучка, - сипел насильник, тыкаясь ей в бедро. - Ах ты, маленькая шлюшка...
   Он замер, страшно закричал. Расплавленное олово вылилось ей на живот.
   - Что это? - спросила Диана, вздрагивая от омерзения. - Это все, на что ты сподобился?
   Он встал, отряхнулся.
   - Проклятье!
   Главарь повернулся к Громиле.
   - Мясник, если ты кому-нибудь проболтаешься...
   - Альберт, за кого ты меня принимаешь? Я нем как рыба, - в голосе Мясника слышался раболепный испуг, но Диана без труда различила в нем скрытый смех.
   Альберт взял у него меч и факел. Оглядел Лес.
   - Огонь скоро будет здесь. Пора сматываться.
   - А с ней что делать?
   Альберт с отвращением взглянул на Диану.
   - Прикончим ее.
   Диану поставили на колени. Несмотря на меч у горла, Диана вскинула голову, гневно глядя в глаза Альберту. Тот встал над ней. Глаза холодно блестят в прорезях волчьей маски.
   - Хочешь знать, кто я? Я - Альберт Великий, величайший воитель Запада, гениальный полководец и любовник.
   - Великое ничтожество! - прошипела Диана.
   Альберт наклонился. Тихо сказал:
   - Я - брат твоего отца, Александра. Я имел удовольствие познакомиться с твоей прекрасной мамочкой. А потом прикончил папашу. Теперь твоя очередь.
   Диана плюнула ему в рожу.
   Альберт выпрямился, достал ослепительно белый платок. Вытер с маски плевок.
   - Диана, милая Диана... Твой плевок мне - слаще патоки, - Альберт безумно рассмеялся. Наклонившись, прошептал ей на ухо: - Добро пожаловать... в царство Адриана.
   Альберт выпрямился.
   - Кончай ее, Мясник.
   Диана зажмурила глаза. Она умрет среди пожара, уничтожившего ее Лес. Правильно. Она жива Лесом. Его корни вросли в ее душу, ветви - в плоть, ее кожа - кора дубов и кленов.
   "Сейчас я умру. Небесный Правитель, как же страшно... Мамочка, помоги... Языки пламени сожгут мое тело, и пепел смешается с пеплом Леса... Прощайте, деревья... Прощай, Медведь... Прощай, солнце"
   Она чувствовала затылком, как Мясник заносит меч. Свист. Лезвие рассекло воздух.
   Удар сердца. Второй. Третий.
   Диана открыла глаза. Альберт и Мясник замерли. Прислушиваются.
   Диана почувствовала коленями дрожь земли под копытами. Всадники приближались.
   - Воины Наместника, - в голосе Мясника слышался страх.
   - Проклятье! Они увидели дым.
   - Кажется, господин, мы переборщили с фейерверком, а?
   - Нужно сматываться. То есть... уходить с гордо поднятой головой. Но быстро.
   Мясник посмотрел на мертвое тело товарища. Глаза трупа стеклянно таращились в небо. Волчья маска сморщилась и съехала набок.
   - А Енот? Мы не можем оставить его здесь.
   - Некогда возиться с этой падалью! Огонь похоронит его.
  
   Альберт подобрал погасший факел. Взглянул на Диану, которая все еще стояла на коленях. Силы покидали ее.
   - Жаль, Диана, что наша встреча оказалась столь... минорной. Уверен, мы еще встретимся.
   - Пошел ты! - ее голос сорвался. Диана еле дышала. - Я убью тебя...
   Волчья маска фыркнула.
   Они быстрым шагом двинулись прочь, растворяясь в чаду.
   Диана встала на ноги. Пошатнулась. Что с ней? Она огляделась, как в бреду. Лес горит, стонет, умирает. Деревья кричат, пока огонь острыми зубами рвет их плоть.
   Лесная Королева сделала несколько шагов. Ноги подкосились. Она упала лицом вниз на обожженную землю.
   - Будь ты проклят, - прохрипела она. - Будь ты... проклят... навеки.
   Она провалилась в забытье.
  
  
   - Небесный Правитель! Жарко как в аду! Кто это сделал?
   Молодой высокий голос. Нотки паники.
   - Волки были здесь. Нелюбимый Сын подбирается к Городу.
   Суровый, хриплый голос зрелого мужчины.
   Сквозь отуманивающую разум пелену Диана расслышала лошадиное фырканье.
   Мужчина продолжал:
   - Грядут великие перемены. Скоро начнется война.
   - Война?
   - Ты что, Прохор? Не видел железных ос в небе?
   - Железные осы... - голос юноши был насквозь пропитан страхом. - Пророчество сбывается!
   - Да, и нужно немедля доложить Наместнику!
   - А с этой что? - Диана почувствовала над собой учащенное дыхание. - Красивая. Кто она?
   - Бродяжка какая-нибудь. Волки таскали ее с собой, а потом бросили на верную гибель. Бедняжка...
   - Таскали с собой? Зачем?
   - Затем, дурень ты деревенский! У них при каждом отряде женщина, а то и две-три. Солдатам жрать надо? Стирать? Раны перевязывать? О прочем я уж молчу.
   Нежные руки перевернули Диану. Юноша вгляделся в ее лицо.
   - Да нет. По -моему, это Лесная Королева.
   - Вот остолоп, да? Сказок наслушался. Лесная Королева - выдумка.
  
   Диана открыла глаза. Увидела перед собой простоватое лицо светловолосого юноши с ясными голубыми глазами.
   - Я не выдумка, - прохрипела она. - Хотя видок у меня, наверно, не очень.
   Прохор улыбнулся.
   - Жива... Карл, она жива!
   Небо слева загородило лицо старика. Строгие глаза. Узкая прорезь рта. Года проложили на лице Карла глубокие рытвины морщин.
   - Вот те на! Жива-живехонька! Как тебя звать, девица?
   - Диана, - ответила девушка как можно более дружелюбно, хотя ей в нос шибануло несвежим дыханием Карла. - Я буду рада, если вы поможете мне подняться.
  
   Она вытянула руки. Карл потянул ее за левую, Прохор - за правую.
   Диана стояла, шатаясь. Огляделась. Сердце болезненно сжалось.
  
   На многие километры вокруг расстилалось море пепла, в котором отдельными островками виднелись обугленные стволы, почерневшие скелеты зверей. Там, где звенело зеленое буйство Леса, пели птицы, резвились олени - голая серая пустыня, пепелище, выжженная пустошь. Тут и там курятся струйки вонючего дыма. В воздухе плавают тучи пепла.
  
   Диана повернулась к своим спасителям.
   Холщовые рубахи, протертые штаны из дубленой кожи, деревянные башмаки. Крестьяне.
   - Где огонь? - спросила она.
   - Был дождь с громом и молниями, - медленно проговорил Карл. Он сузил глаза. Прохор, смотрел на обувку, то и дело бросая смущенные взгляды на ее стройную полуобнаженную фигуру.
   - Сколько я пролежала без сознания?
   - Это уж Небесному Правителю ведомо, госпожа. Стражи Врат увидели первые отблески пожара вчера утром. От Города до Леса... то есть до места, где раньше был Лес, пять часов, ежели на хорошей лошади. Наместник послал восемь десятков солдат, да рабочих две сотни, чтобы потушить пожар. Тушили до заката, да без толку - огонек-то чудной!
   - Чудной?
   - Магия! Черные озера, будто масло, и ничем не возьмешь! Горит, и все тут.
   - Но ведь сейчас огня нет! - чуть не вскричала Диана. Она чувствовала себя растерянной, слабой, жалкой.
   - Чудное дело! Посланцы Наместника выбились из сил, думали, дело труба. А тут озеро, что в низине к востоку отсюда, вдруг вскипело, разъярилось, поднялось огромным куполом, чуть не до самого неба. Разлилось на многие километры, и огонь отступил! А потом полило, как из ведра. И погасло.
   - Огонь пробудил силу Дикого озера, - прошептала Диана. - Слишком поздно! А где Волки? Вы видели Волков?
   - Нет, не видали, - Прохор побледнел и прочертил в воздухе триангль. - Не видели, и слава Небесному! Эти чудища никого не оставляют в живых!
   - Меня оставили, - горько усмехнулась Диана. - Испугались, что огонь подпалит их косматые шкуры.
   Карл забулькал горлом. Смачно харкнул. Плевок поднял столбик пепла.
   - Эй! - Диану охватил гнев. Она мигом забыла учтивость. - Это Волшебный Лес! Здесь нельзя...
   Она осеклась. Старик усмехнулся.
  
  
   - Сколько их было?
   - Трое. Один из них - Альберт Великий.
   Диана не сдержала сарказма в голосе, произнося имя этого слизня. Карл и Прохор переглянулись.
   - Альберт Великий! - вымолвил Прохор. - Правая рука Адриана Черного... Вам повезло, госпожа. Никто еще не видел его, оставшись в живых!
   - Ну, предположим, я и не видела его. Лица, по крайней мере. Они были в масках.
   - В масках?
   - Да. Волчьи морды. Дешевый маскарад.
  
   Диана вздрогнула, вспомнив, как в первые секунды ей показалось, что это действительно люди с волчьими головами.
   - Странно, - Карл нахмурился. - Я слышал, что это полузвери. Они давно на все Королевство страсть нагоняют.
   - Да нет. Обычные мужики в масках.
   Она снова оглядела выжженную пустошь. К сердцу подкралась чернота.
   Диана тряхнула головой. Прочь слабость! Нужно двигаться дальше. У нее есть цель. Найти Альберта Ничтожного и перегрызть ему глотку.
   - Что теперь? - спросила она Карла. Тот поскреб пятерней серую щеку.
   - Уж извини, Диана. Придется тебе поехать с нами в Город, показаться на глаза Наместнику. А там решат, как с тобой обойтись.
   Диана кивнула.
   - Идет.
  
   Карл ехал чуть впереди. Его лошадь копытами взбила облако пыли. Диана и Прохор беспрестанно чихали и фыркали.
   Вдвоем тряслись на лошади пепельного цвета с золотыми яблоками, с красной гривой. Юноша взял поводья. Диана обхватила его талию, прижавшись плоским животиком к худой спине. Она улыбалась, чувствуя волнение юноши. Всю дорогу он пытался развлекать ее разговорами.
   - Адриан страшный человек, - поведал он тоненьким голоском. - И Альберт, прислужник его - тоже. Налетают на город или деревушку как вихрь. Убивают всех - детей, женщин, стариков, собак. Бессмысленная резня. Все из боятся.
   - И ты? - спросила Диана, прикрыв глаза.
   - Ну...
   Она расхохоталась. Карл обернулся. Пытался смотреть неодобрительно. Но не удержался, усмехнувшись в усы.
   - Не бойся, милый мальчик. Диана не даст тебя в обиду. Помяни мое слово - слово Лесной Королевы! - Адриан поплатится за каждую каплю крови, пролитую его именем!
   Вдали, на самой вершине взгорья горели на солнце ворота Золотого Города.
  
  
  
   Глава 1. Полина.
  
  
   Этот роман, то есть эта повесть, то есть этот рассказ, эта правда, то есть эта ложь, короче, все завертелось, когда Полина Сверчкова ясным весенним утром шла на учебу.
   Она шла по тропинке к главному крыльцу. Справа воздвиглось здание нового корпуса НовГу, слева морем зелени пестрил клочок леса с кленами и каштанами.
   И тут за спиной прозвучал голос.
  
  
   - ТВОЮ МАТЬ,ТВОЮ МАТЬ, ЭТО Ж НАДО ТАК ОБЛАЖАТЬСЯ, А- А- А?
   Она вздрогнула. Ускорила шаги.
   Тихий, серьезный голос ответил:
   - Макс, чего ты? Все путем.
   - Не, Миха, ты прикинь, да? Я три дня дрочил этот fuckin mood, ночь не спал, и че он мне? А?
   Неприятный голос. Режет слух. Глотает слова, тонет и захлебывается.
   - Ну да... - этот голос Полина знала. Миша. Из ее группы.
   - Ну я и дебил! Поперся на экзамен!
   - Что, здорово досталось?
   - Да, блин, ваще fatality.
   Полина вошла в дверь университета и забыла этот голос.
  
  
   Миша прокрался между рядами парт и сел на "камчатке".
   Весенний полусеместр начался две недели назад. Миша был новенький, перешел с экономического. И еще не успел ни с кем познакомиться. К нему тоже не подходили - он был полноват, с унылым выражением грубого лица, к тому же угрюм.
   Миша с опаской поглядывал на студентов, гурьбой вваливающихся в класс.
   Вошла и остановилась у первой парты блондинка с фигурой "песочные часы". Крепкий парень в клетчатой рубашке шутливо дернул ее за низ белой футболки.
   - Здорово, староста!
   Блондинка с улыбкой толкнула его в плечо. Оба рассмеялись.
   Эта девушка сразу понравилась Мише. Он взглянул на ее грудь и тут же отвел глаза.
   Девушке очень шли белая футболка, открывающая красивый округлый животик, и голубые джинсы с белым поясом.
   Она мелькала среди ребят, выясняя что-то важное громким, бархатным, с дружелюбными нотками приятным голосом. Миша украдкой оглядел ее всю, особенно сзади.
   "Вот черт! Эта способна соблазнить Иисуса! Вот бы... Вот бы подойти к ней. Законтачить. А потом... Эх!"
  
   Но он знал, что этого не будет. Миша чувствовал себя раскованным только среди близких людей. Незнакомцев боялся до поноса, а от девушек убегал со всех ног еще со школы. Теперь близость любой девушки, даже самой непривлекательной, вызывала у Миши спазмы желудка, дрожь в руках, потливость и косноязычие.
   Блондинка замерла. Оглянулась через плечо. Она смотрела Мише прямо в глаза.
   Тот съежился до размеров мухи.
   Она развернулась и направилась к Мише.
   Невероятно! Чтоб вас всех! Этого не может быть!
   - Привет, - чуть удивленно сказала девушка. Хлопнула его по плечу. - Ты чего сидишь один? Ты откуда, как тебя зовут?
   - Миша, - сказал он с улыбкой. Девушка улыбнулась в ответ.
   - Очень приятно. Я Полина. Мы в столовку идем. Пошли с нами!
   Полина так мило и естественно считала Мишу равным себе, что он машинально поднялся и пошел за ней, как осел на привязи.
   Столовая, конечно же, набита студентами. Полина взяла со столика подносы для себя и для Миши. Они медленно двигались вдоль стойки, хватая с витрины тарелки с салатами, пюре с сосисками, хлеб, компот и булочки. Миша не переставал оценивать себя. Его сердце судорожно колотилось где-то в горле. Нужно болтать, шутить, быть интересным и соблазнительным, а он слова выдавить не может. Миша так погрузился в себя, что с трудом понимал, какие блюда на витрине.
  
   Полина спокойно молчала, следила, чтобы Миша взял все, что нужно.
   Наконец, спустя столько-то лет, подошли к кассе. Полина посмотрела на Мишу:
   - У тебя деньги-то есть?
   Тот похолодел.
   - Нету...
   - Ой! Ну ладно. Не вопрос.
   Она заплатила за двоих.
   Обычно Полина обедала с друзьями, но, видя застенчивость нового друга, направилась к отдельному столику.
   Миша слепо повторял все ее действия, так как от волнения забыл простейшие правила поведения.
   - Ну че, рассказывай, где живешь... Ты местный?
   - Почти, - Миша неловко отправлял еду в рот, роняя крошки. - Из Валдая.
   - Я там была. Красивый город.
   - Да, - согласился Миша, хотя считал родной город клоакой зловонной.
   - Ты в общаге живешь?
   - Д-да. Во в-второй.
   - Это которая за остановкой? - Полина аккуратно ела, глядя в тарелку.
   - Что, прости? - Миша покраснел. Полина подняла глаза.
   - Второе общежитие. Это которое рядом с остановкой?
   - Да... По-моему, да...
   Миша попал в передрягу. Перед ним стояли три труднейшие задачи: есть аккуратно, поддерживать беседу, и не пялиться на упругие холмики под белой футболкой. У него не получалось ни первое, ни второе, ни третье.
   - Ты с экономического?
   Миша не расслышал вопроса, и наугад брякнул "Да".
   - Трудно там?
   - Ну, это не мое...
   На самом деле Миша сбежал с экономического, потому что там над ним издевались. Ему дали кличку "Жиртрест". И даже студенты с других факультетов не давали покоя. Однажды рослые, веселые, красивые ребята окружили в коридоре.
   - Откуда? - прокричал кто-то в ухо. Стальные пальцы схватили за шкирку.
   Миша сжался.
   - С экономического.
   - А-а-а! Все экономишь, сука!
   И скособочили его.
   - А у тебя здесь друзья есть?
   - Ну... есть Макс из второй группы.
   - Макс? - Полина подняла глаза к потолку. - М-м... никогда не слыхала. Какой он из себя-то?
   - Ну... темноволосый... голубые глаза...
   - О, голубоглазенький! Нет. Все равно не помню.
   - Он прогульщик.
   Полина ободряюще рассмеялась. Миша был не в силах рассмеяться в ответ. Женский смех приводил его в ужас. Девочки часто над ним смеялись. Он с хлюпаньем отпил компота. Посмотрел на Полину. Их взгляды встретились. Он покраснел. Полина покраснела - из-за стыда за него, что он такой.
   Она продолжила беседу, словно ничего не было.
   - А ты Трофимова знаешь?
   - Ну, я о нем слышал...
   Андрей Трофимов учился на экономическом. Сын высокопоставленного чиновника. Красивый, аккуратный, невозмутимый, как удав. У него всегда была аккуратная челочка, белоснежные рубашки с чистыми воротничками. Андрей был из тех людей, которые пережевывают каждый кусок тридцать два раза. На курсе его считали снобом, и за глаза поносили.
   И вот этот сноб был единственным, кто общался с Мишей на равных. Однажды они вместе сидели на скамейке, ожидая начала занятий. У них состоялся спокойный, умный разговор о жизни, о людях, о женщинах (Андрей, как и Миша, говорил "женщины", а не "телки").
  
   Полина вытерла губы салфеткой. Приложила ладонь к животику.
   - Вроде наелись.
   - Да...- Миша встал.
   Полина улыбнулась.
   - Вкусно?
   - Очень, - Миша не почувствовал вкуса. Он даже не понял, что ел.
   Полина сладко потянулась, выгибая спинку. Ткань футболки натянулась на упругой груди. У Миши перехватило дыхание.
   Полина взяла его за руку.
   - Пойдем, я тебя с кем-нибудь познакомлю.
   - Да я потом, по ходу общения... - заартачился Миша. Но очень слабо - он ощущал в своей ладони ее нежную ладошку, и сразу поглупел наполовину.
   Полина покусывала нижнюю губу, выглядывая среди обедающих друзей. Она потащила упирающегося ногами Мишу в угол, откуда ей замахали.
   Парни отнеслись к новичку дружелюбно. Миша пожимал руки, бормоча под нос. Только один парень, с жестким ежиком темных волос, нехотя пожал ему руку, хмыкнул и отвернулся.
   Потом стояли в коридоре, ожидая семинара. Парень в кожаной куртке, с нервным лицом и приятными карими глазами, подошел к Мише, одиноко замершему у стены.
   - Привет, ты новенький? - спросил он с улыбкой. Голос тихий, мягкий, приятный.
   - Ага, - Миша с облегчением пожал руку. Этот парень отнесся к нему с уважением. И Миша мгновенно влюбился в него.
   К ним подошла невзрачная девушка с остреньким носиком.
   - Ваня, ты не знаешь, где у нас? - спросила она, переводя взгляд с одного на другого.
   - Не, не знаю. Миш, ты не в курсах?
   - Ну, вроде бы, в 1310-й.
   - Щас у Полины спросим. Вон она. О, смотри, как на тебя девчонки смотрят!
   Миша покосился на стайку девочек. Заметив его взгляд, захихикали. Новенький! Свежая кровь! Полина стояла среди них, сосредоточенно изучая распечатку. Ее лицо показалось Мише печальным.
   Ваня подошел к ней. Его походка вдруг стала неуверенной.
   - Полина, ты не знаешь, где у нас семинар?
   Она на секунду подняла глаза.
   - Не знаю.
   И снова углубилась в чтение, забыв о Ване. Тот вернулся к Мише, смущенно улыбаясь.
   Группа стояла в коридоре у аудитории 427. Становилось ясно, что занятие не здесь, а где - никто не знает. Кроме Миши, который боялся рот раскрыть.
   Тот самый заносчивый тип, который не хотел пожимать новенькому руку, пробурчал:
   - Э, народ, мы щас облажаемся по полной. Занятие идет уже три минуты! Нам англичанка башку оторвет!
   И, хотя было неясно, как англичанка может оторвать башку, и, главное, кому она может оторвать ее, надменного типа подержали одобрительным гулом.
   Ваня посмотрел на Мишу.
   - Ты, вроде, говорил, в 1310-й.
   Тот отлип от стены. Прочистил горло.
   - Я знаю где! Это в старом корпусе!
   - О, знает! Веди, Сусанин!
   Миша через переход повел толпу в другой корпус. Он волновался, так как впервые от его действий зависела судьба других людей. К счастью, Ваня шел рядом.
   Их нагнала Полина.
   - О, Миша, ты знаешь, куда идти?
   - Ага. Освоился немножко.
   - Молодец! Давай, веди. Мы без тебя пропадем тут!
   Они неловко замолчали. Ваня смотрел под ноги, шмыгая носом.
   Полина нервно засмеялась.
   - Ты говорил, твой друг учится во второй.
   - Кто? Макс? Ну да.
   - А почему он прогуливает?
   - Ну... он работает. Охранником в областной. Управление Безопасности и Связи НовГу.
   - Ого! Хорошая работа!
   - Ну, это легкотня... Так, типа мальчика на побегушках. Медсестрам помочь. Труп в морг отвезти. Там у них почти никто не делает ничего.
   - Зато как звучит! Управление Безопасности и... Класс!
   Миша долго блуждал по коридору, так как не знал точно, где эта проклятая 1310-я. Ребята смеялись: "Ведет человек, сам не знает куда!" Миша в тот миг был настолько уверен в себе, что с удовольствием посмеялся над собой.
   1310-я. Нашлась, родимая. Убегала, убегала, и вот - нате вам!
   Миша сел за длинный стол с Ваней и парнем с конским хвостом пшеничных волос.
   Полина села через ряд, с той самой остроносенькой девочкой. Третьей сестрой Судьбы к ним подсела рыжеволосая красавица - кажется, Катя.
   Преподавательница села за стол, прошлась по списку. Мише, как новенькому, задала несколько банальных вопросов ("Где вы учились?", "А к нам почему перешли?"). Начался урок английского.
   Миша с трудом следил по Ваниному учебнику. Он то и дело косился на Полину с каким-то мучительным выражением лица.
   Полина, взволнованно перешептываясь с подругами, отвечала ему тревожно-болезненным взглядом. Тревога делала ее еще красивее. Волнение ее было вызвано тем, что у Миши, когда он смотрел на нее, лицо от переизбытка чувств стало каменным. Полина не понимала, чего ему надо.
   Звонок. Миша встал и направился к выходу. Полина с подругами болтали в коридоре. Миша, опустив глаза, проскользнул мимо. Он потерял свободу. Ему теперь тяжело было видеть Полину. Он уже не смотрел на нее.
   После английского - КПР, группа вернулась в новый корпус.
   Полина сидела одна за первой партой. Миша неуверенно прошел мимо, ища глазами свободное место на "камчатке". В глубине души он мечтал сидеть с Полиной, хоть и знал, что это будет мучительно. Какая-то сила толкала его к ней, а страх призывал бежать со всех ног.
   Она вновь дружелюбно взглянула на него.
   - Садись со мной.
   "Я в раю", подумал Миша, втискивая за парту свое грузное, неуклюжее тело.
   Полина и Миша пытались беседовать. Миша был добрый, душевный парень, и легко нашел общий язык с чуткой Полиной. Оба сошлись во мнении, что преподаватель КПР, очень нелюбимый студентами, только кажется строгим, в глубине души это очень добрый человек. И вообще здесь много хороших людей.
   Миша, благодаря доброте и такту Полины, держал себя неплохо.
   Их милую беседу прервало явление чужака.
   Невысокий парень с голубыми глазами. Взгляд презрительный, выражение лица - надменное. Черные волосы до плеч слегка вьются. Черная ветровка, выцветшие серые джинсы.
   "Это еще кто?" изумилась Полина. Сердце кольнул страх.
   Парень застыл в дверях, враждебно оглядывая класс.
   При виде чужака Миша встрепенулся. Но тот, оттолкнувшись от дверного косяка, прошел мимо вглубь класса. От глаз Полины не укрылась промелькнувшая на лице Миши обида.
   В походке этого странного парня не было угрозы, напротив, Полина сразу почувствовала в нем какую-то детскую беззащитность.
   Полина оглянулась, исподтишка наблюдая за странным субъектом.
   Парень пожал руку Ване, и Полина за десять метров почувствовала между ними искреннюю симпатию. Потом неуверенно подошел к двум другим парням, один из них - с хвостом пшеничных волос. Им чужак пожал руки нехотя, как бы по принуждению. Они тоже взглянули на чужака враждебно.
   Чужак остановился у ее парты. Полина вздрогнула. Она вдруг испугалась, что парень обратится к ней с вопросом. Полина не знала, почему так решила и что в этом страшного.
   Но чужак пожал Мише руку. Полина делала вид, что поглощена списком группы, а сама исподтишка наблюдала за ними.
   Она поняла одно: чужак ей не нравится. Есть в нем что-то отталкивающее. Хотя она никогда не смогла бы сказать, что именно.
   Он открыл рот, и с каждым словом нравился ей все меньше.
   - Здорово, Миха! Как дела?
   Тот же резкий, неприятный голос, который она слышала утром.
   Макс Орлов. Мишин друг.
   Миша просиял.
   - Привет, Макс!
   Тот, облизнув губы, каким-то неестественным тоном спросил:
   - Слушай, у тебя нет сотняги в долг? А то предки не выслали...
   На миг на лице Миши отразилось недоумение и что-то вроде отвращения, какое бывает у человека, когда он чувствует, что его нагло используют, притворяясь другом.
   - Э-э... ну я тебе могу дать, - сказал Миша с растерянной улыбкой. Очевидно, просьба для него обременительна, но он не в силах отказать. - Только у меня с собой нет.
   - А, ну я зайду вечерком.
   Оба неловко замолкли. Макс кашлянул.
   - Ну, я пошел.
   - Пока, - сказал Миша ему в спину. Макс Орлов почти выбежал из класса.
   Полина фыркнула.
   - Это и есть Макс Орлов?
   - Да, - все с той же растерянной улыбкой сказал Миша. - Такой хороший парень...
   - Что ж хорошего?
   Миша пожал плечами.
   - Ну... он умный, талантливый.
   Полина нахмурилась.
   - В смысле?
   - Он поэт, - неуверенно сказал Миша. - Черт, я и сам точно не знаю, кто он. А только это самый клевый парень, которого я встречал в своей жизни.
   - Ты тоже клевый, - сказала Полина. - Каждый парень по-своему клевый.
   - Да, наверное, - смутился Миша. - Да только Макс покруче меня будет.
   Полина наморщила лоб.
   - Сменим тему, ладно?
   Миша взглянул на нее.
   - Макс тебе не нравится.
   - Да, - услышала Полина свой резкий голос. Миша вздрогнул. Она, устыдившись, с улыбкой коснулась его руки. - Давай помолчим немного, ладно? Мне надо повторить.
   - Ладно.
   Полина открыла учебник и начала читать, шевеля губами. Миша последовал ее примеру.
  
  
   Миша закрыл дверь комнаты. Прислонившись спиной к двери, прикрыл глаза. На губах заиграла блаженная улыбка.
   - Полина, - прошептал он.
   Улыбка пропала. Открыв глаза, Миша прошел на середину комнаты и начал переодеваться.
   Передвигаясь в вечно враждебном мире, Миша чувствовал себя в безопасности только в своей комнате. Жил он один. Сосед женился и съехал на первый этаж, к семейным. Слава богу. Миша не любил общаться с людьми. Поначалу новый знакомый относился к нему неплохо, а потом просекал, что Миша - добрый и доверчивый. И начинал потихоньку гнобить. И так со всеми.
   Миша переоделся. Стоял на кухне, скрестив на груди руки. Наблюдал, как на сковородке шипит яичница с сосисками.
   Он совсем не понимал этот мир. Совершенно ясно, что он, Миша, тоньше, глубже, умнее и добрее всех на свете. Во всех фильмах таких людей ждут награды. А он получает только пинки и зуботычины.
   Окружающие так тупы и жестоки. И у них все есть. Они любимы.
   Вот взять тех, кто издевался над ним на ЭФ. Для преподов, шнурков, друг для друга они - "хорошие ребята". Горечь поднялась в его душе. Он-то знает, что за "хорошие"! Скоты они, и все дела.
   И что обидно... Он прав, и они правы. Все это стадо - действительно хорошие люди... друг для друга. Они крепко держат друг друга за задницы. Общаются, пьют вместе, ходят на вечеринки. Даже спасают друг друга в беде. И только он получает от них удары и издевки.
   Странная судьба: быть таким, что хорошие люди открываются тебе всегда с самой худшей стороны.
   Миша обедал за шатким столиком. Клеенка вся в грязных пятнах. Горы немытой посуды. На полу - комья пыли. На письменном столе, на тумбочках, на кровати - учебники, мятые тетрадки, книги из библиотеки. Типичная мужская берлога. Краска стыда залила Мишины пухлые щеки. Он представил, как приводит Полину в свою комнату, и она видит это убожество.
   Миша мокрой тряпкой оттер пятна на клеенке. Перемыл посуду. Подмел. Навел порядок на столе.
   "Вот теперь я достоин любви", с гордостью подумал Миша, оглядывая чистую, прибранную комнату. На его лице было то же выражение, какое, наверное, было на лице Бога, когда Он в день шестой оглядывал творение рук Своих.
   В дверь постучали.
   - Войдите! - Миша вздрогнул, очнувшись от грез.
   В проем сунулась темная вихрастая голова с большими голубыми глазами.
   - Здорово, Дарт Вейдер! - сказал Макс. Подскочил к Мише. Встряхнул его руку.
   - Почему Дарт Вейдер? - обиделся Миша, потирая пальцы.
   Макс прошелся по комнате.
   - "Трехметровый барбо-о-с... Мой бумажник уне-е-с"... - фальшивым голосом пропел он.
   Миша с растерянной улыбкой следил за другом, который ходил по комнате, изображая страуса.
   - Почему Дарт Вейдер?
   Макс обернулся. Окинул Мишу взглядом, как будто впервые его увидал. Схватил за воротник и заорал в лицо:
   - Потому что ты... знаешь, кто?
   - Кто, - смеясь, спросил Миша.
   - Ты... ты... ТРЕХМЕТРОВАЯ БАРБОСИНА!
   Миша захохотал, откинув голову. Макс виновато улыбнулся.
   - Извини. Не барбос ты. Ты... трехметровый варан!
   Он приложил руку к груди и отвесил поклон.
   - Ну ладно, - сказал Макс приятным, чуть в нос, голосом. Так он разговаривал только с Мишей. - Есть у тя че пожрать?
   Миша порылся в тумбочке.
   - Яичницу можно сварганить. Сосиски, правда, закончились.
   Макс отмахнулся.
   - Че там, че там, че там... сойдут и яйца динозавра.
   Через пять минут они сидели за чистым столом, уплетая отменную глазунью.
   - Я ошибся, - сказал Макс, облизывая губы. - Это яйца страуса.
   - Иоганна, - поддакнул Миша.
   - ДА! ИОГАННА СЕБАСТЬЯНА БАХ-БАХ СТРАУСА!
   Макс откинулся на стуле, поглаживая живот.
   - Я пиявка. Я напился крови. Че делать-то?
   - Может, отпинать барбоса?
   - Нет. Лучше набьем морду варану.
   Глаза Макса беспокойно бегали. Он смотрел куда угодно, только не в глаза лучшему другу.
   - Ну че, как на новом месте?
   - Нормально.
   - Что это за киска с тобой?
   - Это я с ней, - Миша отодвинул тарелку. Покраснел. - Полина Сверчкова. Моя староста.
   - О! Она уже твоя?
   - Иди ты!
   - Знаю-знаю. Наслышан. У нее были фифти-фифти с Трофимычем.
   - Да? - лицо Миши вытянулось.
   Макс покосился на друга. Забарабанил по столу пальцами.
   - Ну, может, и не было ни хрена. А вообще-то Поля через многие руки прошла. На нашем курсе, по крайней мере, никому не отказала.
   - Ага, - сказал Миша, скрывая обиду. - "Съехались к царевне пятьдесят женихов со всего света. Никому она не отказала".
   Они смущенно замолкли.
   - Вообще-то она не такая.
   - Такая-сякая, - лицо Макса исказилось. - Ну какая?
   - Добрая. Чуткая.
   - Добрая чуткая шлюха, - сказал Макс.
   - Да что с тобой?
   - Ничего.
   Макс вздрогнул.
   - Ну да... Ничего телка. Все за...бись. И сиськи, и жопа, и Мона Лиза. В принципе было бы неплохо, если бы она меня сатисфакнула.
   - Не говори ерунды.
   - Ах, господи, о чем ты! - Макс вскочил. Плюхнулся на кровать. - Разве я могу не говорить ерунды? Моя башка - просто чердак с глупостью. Там мыши, мыши, мыши!
   Он ткнулся лицом в подушку и замер.
   Вскочил, сел на стул.
   - Вот что я тебе скажу, пирог ты с повидлом. Баб я ненавижу, они все дуры. Знаешь, почему?
   - Не знаю и знать не хочу.
   - Суки только и умеют кровь сосать. Вечно всем недовольны. Хоть горы сверни, она скажет: "Не мужик!" Вечно ищут каких-то Принцев. Тоже мне, принцессы! Если ты красавчик, и не умеешь слесарить, она скажет: "Где мужик в доме?" Где-где... в Караганде! Мастер на все руки, но рожей не вышел - "морда твоя крокодилья!" Хочешь секса - "У меня башка болит!" Не хочешь - "ты что, импотент?" Сильный - "тиран", слабый - "не орел". Бесит!
   Макс ходил по комнате, размахивая руками. Лицо исказилось злобой.
   - Короче, вот он, Идеал Женщины: красавчик с горбом, сантехник-миллионер, казанова с хронической нестоячкой. Чтобы дарил цветы и тут же в морду, чтобы любил ее, но так, чтобы она не врубалась. И чтоб все время что-то делал. Хотя бы рыл траншею метр на метр. И тут же закапывал. И приговаривал: "Любимая, любимая!"
   Макс так смешно пропищал последнюю реплику, что Миша против воли засмеялся.
   Макс вдруг посерьезнел. Отошел к окну. Он стоял у окна минут пять, не шевелясь, словно в комнате больше никого не было. Миша не выдержал:
   - Ты чего замолк?
   Голос Макса был тих и серьезен - Полина, услышав его, не поверила бы, что это голос Макса:
   - Как странно: когда я только вошел в комнату, она была чужой. Я чувствовал запах твоих вонючих носков на батарее (Миша поперхнулся чаем), и все мне было незнакомо. А теперь мне кажется, что я здесь был целую вечность. Но ведь это не так!
   - Ты ведь уже заходил ко мне, - напомнил Миша.
   Макс повернулся к нему. В его лице отражалось отчаяние.
   - Вот именно! Каждый раз, когда я захожу сюда, я вынужден вновь воссоздавать твою комнату, тебя и себя. Сейчас мы распрощаемся, я выйду, и все разрушится, исчезнет, словно и не было. Будто я ничего не говорил, а ты не слушал. Понимаешь, что-то происходит, что-то делается, и тут же умирает!
   Он замолк. Хмурясь, секунду прислушивался. Выбежал, хлопнув дверью. В коридоре стихли его торопливые шаги.
   Миша с облегчением выдохнул. Как ни интересно с Максом, но все-таки лучше, когда он уходит.
   Миша мыл на кухне посуду. Входили и выходили красивые девушки, возились у плиты, хохотали, не обращая никакого внимания на невзрачного парня у раковины.
   Макс. Слушать его так больно... и все же он прав. Что я о нем знаю? Что он прогульщик и он поэт. Так ли это? Странная вещь мужская дружба. Мы, такие хорошие друзья, ничего не знаем друг о друге, и расстаемся столь же чужими, какими и были ранее. Да господи, что я о себе-то знаю?
   Руки Миши замерли. На лбу образовалась складка.
   Днем Макс подходил насчет стольника. Значит, он за этим и приходил ко мне. А я-то забыл! Макс тоже хорош. Не напомнил.
   Новая мысль заставила Мишу вздрогнуть.
   Может, он днем и не затем подходил ко мне?
   Может, сто рублей - предлог?
   Но тогда для чего же? Чего Макс хотел?
  
  
   Полина закрыла дверь. Вздохнула.
   Квартира пуста. Родителей нет. Пару часов можно побыть одной.
   Полина была чуткой к другим, и так же хорошо понимала себя. Она любила жизнь и людей, но чувствовала, что собой может быть только в одиночестве. После общения с людьми у нее оставалось чувство, будто каждый из них откусил от нее по кусочку и проглотил, не чувствуя вкуса.
   Полина вымыла руки. Переоделась в спортивный костюм. Включила микроволновку, поставила чайник. Сунула нижнее белье в стиральную машину.
   У себя прилегла на кровать, раскинув руки-ноги. Прикрыла глаза. Звуки механизмов, с которыми человек живет в симбиозе, заполнили утробу квартиры. Квартира заботилась о ней.
   Полина чувствовала себя океаном, широким, глубоким, неисчерпаемым, способным вместить бесконечность Вселенной. Она была собой. Она была стиральной машиной, и гулом стиральной машины, и тишиной, и голосами соседей за стенкой, и солнечным светом, разлитым в комнате. Она была ветром с запахами сирени и бензина. Она была солнцем и звездами.
   Полина улыбалась.
   Она поставила на плиту суп - чтоб разогрелся к приходу отца. Чтобы скоротать время, вымыла унитаз. Вдруг вспомнилось: "Вы видите бактерии на ободке унитаза? А что каждый день видят они?" От смеха скорчилась на полу туалета с бутылкой чистящего средства в руке.
   Встала. Сдула с лица прядь волос.
   - Хочу золотой унитаз, - объявила она квартире.
   В прихожей гремели ключами.
   - Кто? - крикнула Полина.
   - Свои, - отозвался отец.
   Полина стояла в дверях, прислонившись к косяку.
   Отец снял ботинки, надел розовые тапочки. Лысина блестит от пота.
   Он поднял добрые голубые глаза, и сердце Полины забилось в сто раз сильнее.
   - Ну? - он улыбнулся. - Как жизнь молодая?
   - Ничего так. Нормальненько.
   - Ну и молодец, - отец протиснулся в дверной проем, шумно отдуваясь. Его округлые бока то расширялись, то сдувались. Словно Дима Сверчков был воздушным шаром.
   Он задел дочь бедром. Полина ойкнула.
   Отец остановился. Виновато улыбнулся.
   - Извини.
   И пошел мыть руки.
   Улыбка Полины пропала. Взгляд стал задумчивым.
   Она вспомнила Катю. Катя поссорилась с предками и осталась ночевать у нее. Мать уехала в Москву по торговым делам, и в квартире их было трое: Катя, Полина и отец. Мать не позволила бы Кате остаться. По крайней мере, ходила бы с кислой миной.
   Они с Катей лежали: Полина в кровати, подруга - на раскладушке. Проболтали до трех ночи.
   Полина лежала на левом боку, глядя в окно, где холодным светом сияла луна. Битый час слушала, как подруга поносит родителей, плачется на судьбу. Она утешала Катю как могла, хотя в глубине души осуждала Катю. Оскорбления в адрес родителей ранили ее.
   Катя немного успокоилась.
   - Счастливая ты, Полинка, - глаза Кати таинственно мерцали в полумраке. - У тебя предки толковые.
   - Ага, - прошептала Полина, подмигивая луне. - Особенно матуша.
   - Чего ты ржешь? Нет, правда. И папаша у тебя такой добрый. Как воздушный шар! Правда?
   - Да, - Полина улыбнулась. Она думала: освещает луна ее лицо или нет? Кстати, луна похожа на воздушный шар. Привет, это я, дядя Шарик. Марик. Фарик. Рик-рик-рик...
   Она захихикала, прикрыв рот ладошкой.
   - Опять ржешь?
   - Луна, - сказала Полина. - Луна смешная.
   - Да? - Катя посмотрела в окно - Нет. Луна не смешная. Она злая. Холодная. Ты счастливая. Предки тебя любят.
   Полина перестала улыбаться. Теперь и ей луна показалась злой и холодной царицей ночи. Она отвернулась, встретив во мраке горящие глаза Кати. В этих глазах таилась какая-то неизмеримая, непостижимая тоска. На миг Полину охватил ужас при мысли, что в чьих-то глазах может быть такая великая тоска, столь безнадежное одиночество.
   - Не грусти, подружка, - сказала Полина. Сердце дрогнуло. Глаза ее наполнились влагой. Она протянула руку. Катя сделала то же самое. Кончики их пальцев встретились и переплелись в лунном свете. - Тебя родители тоже любят.
   Катя, пожевав губами, вздохнула. Покачала головой.
   - Нет. Не любят.
   - Ты у них единственная дочь. Как они могут тебя не любить?
   - Они вообще не любят людей.
   Катя, изумленная таким ответом, села на постели.
   - Вот черт!
   - Да.
   Полина легла на спину, сунув руки под голову.
   - Но хоть что-то они должны любить?
   В полумраке Катя усмехнулась. Отвратительный, циничный смешок, от которого у Полины мороз пошел по коже.
   Каким-то зловещим тоном Катя прошептала:
   - Деньги. И вещи.
   Полина вздрогнула. Космический холод разлился в ее груди. За этим ответом стояло что-то великое и ужасное, гибель всего.
   Они молчали. Полину охватил стыд из-за того, что Катя думает, будто ее родители любят. Это каким-то образом разрушало их дружбу. И потом, это неправда. Чтобы поскорее убить это ощущение, что они отдаляются друг от друга, Полина сказала правду.
   - Не такая уж я и счастливая. Отец меня любит, а мать - нет.
   - Почему? - резко спросила Катя.
   - Завидует. Отец меня любит, а мать не любит. Вот она и бесится.
   - Почему твой отец не любит ее?
   Полина честно ответила:
   - Не знаю.
   Раскладушка жалобно скрипнула, когда Катя села.
   - Нет, - с каким-то ожесточением сказала Катя, - Мать тебя любит. И отец тоже. Все тебя любят. Все!
   - Тихо ты! - шепотом заорала Полина. - Ночь же, папу разбудишь!
   - Скажи, что все тебя любят.
   - Ты рехнулась?
   - Скажи, - Катя впилась своим безмерно одиноким взглядом в ее лицо. - Пожалуйста, скажи это побыстрее. Иначе... иначе все зря!
   - Что зря?
   - Ну пожалуйста, - шепот Кати звучал умоляюще. Полина в первый раз видела подругу такой слабой. - Скажи! Что тебе, трудно?
   - Ладно, ладно! - с досадой сказала Полина. - Меня все любят! Все! Без исключения. Даже те, кто уже сдох. Довольна?
   - А мать?
   - О, да! Мать так меня любит, что ты и представить себе не можешь!
   - И ты счастлива? - с каким-то сладострастием спросила Катя.
   - Конечно. Я вне себя от счастья. Счастлива до поросячьего визга. Может, теперь ты ляжешь и успокоишься?
   Катя проигнорировала ее вопрос. Полина вновь на миг ощутила странную досаду. Глаза Кати пристально вглядывались в ее душу.
   Наконец Катя легла. Поерзала, устраивая на раскладушке свое стройное, но скупое тело. Пружины раскладушки вновь заскрипели.
   - Хорошо, - устало прошептала Катя. - Значит, и я счастлива. Теперь давай спать.
   Полина вздрогнула. Отправилась на кухню.
   Отец садился за стол, засучивая рукава.
   Полина налила ему в тарелку горячего супа, нарезала на доске хлеб, бросила в кружку чайный пакетик. Села напротив, с улыбкой глядя на отца. Как смешно отец ест! Когда жует, желваки двигаются, и от этого уши шевелятся.
   Звонок в дверь. Отец оторвался от тарелки, с испугом глядя в прихожую. Полина вскочила.
   - Сиди, папочка, я открою.
   Мать, снимая плащ, смотрела на нее своим фирменным взглядом непреклонного судьи человечества. Строгая, правильная, застегнутая наглухо.
   - Ты чего такая растрепанная? - спросила она железным тоном, разглядывая в зеркало новые морщины у глаз. - Бледная как привидение.
   - Не знаю, - бесцветным голосом отозвалась Полина.
   Мать, отвернувшись от зеркала, придирчиво оглядела дочь.
   - Не сутулься.
   Полина вытянулась, как солдат в строю, руки по швам. Отдала честь.
   - Есть, товарищ старший сержант!
   Мать скупо улыбнулась. Протянула руки.
   - Иди сюда.
   Они обнялись. Полина ничего не почувствовала, кроме того, что у матери руки холодные, и кожа на ладонях жесткая. Обручальное кольцо матери оставило царапину на ее шее.
   - Ну, поцелуй мамочку...
   Полина приложилась губами к сухой щеке матери. Чувствовала себя мерзко и глупо - словно несла барщину или оброк.
   Втроем пили чай. Вели натянутую беседу. Отец удалился в свою "берлогу". Мать и дочь пили чай, не чувствуя вкуса. Светлана с отвращением оглядела усыпанную крошками поверхность стола.
   - Опять насвинячил... скотина поганая, - она с ненавистью посмотрела на дверь отцовской комнаты. - Гос-с-споди.
   Светлана встала, подвязала передник. Сложила в раковину посуду.
   Тарелка с гулким стуком грохнулась на пол.
   Полина вскочила.
   - Мам, давай я помогу, - она подняла с пола тарелку.
   - Не надо! - вскрикнула мать, выхватывая у Полины тарелку.
   - Ну, я помогу...- жалобно продолжала Полина, с плохо скрываемым страхом глядя в глаза матери.
   Светлана, поджав губы, сверху вниз смотрела на дочь. Лицо ее смягчилось.
   - Я сама, - ответила она. Отвернулась к раковине.
   Полина, чуть не плача, села в зале перед телевизором. Начался "Доктор Андрей Курпатов". Его сеансы всегда успокаивали Полину. В Курпатове чувствовалась спокойная добрая сила. Он Полине уже был как брат. К тому же он такой смешной! На него посмотришь - уже настроение поднимается.
   Светлана бодрой походкой вошла в комнату. На лице - ослепительная улыбка.
   - О, моя дочка, красавица, телевизор смотрит, - наигранно-веселым тоном сказала она. Щурясь, уставилась на экран. - А это еще кто?
   - Андрей Курпатов, психолог.
   - Пидор, а не мужик, - изрекла мать. И ушла к себе.
   Полина досмотрела передачу до конца. Но без прежнего удовольствия. Курпатов теперь был ей неприятен.
   И все последующие передачи смотрела, испытывая странный стыд.
  
  
  
   Глава 2. Диана.
  
   - Карл, смотри, как прекрасен сегодня Великий Город! - воскликнул Прохор.
   Диана приподнялась в седле, выглядывая из-за плеча юноши.
   Грунтовая дорога тянулась через бескрайнюю пустошь - красный песок с отдельными кустиками жесткой травы странного серо-зеленого цвета. Дорога взбиралась на возвышенность, в самой верхушке увенчанную Великим Городом.
   Вот что пишет о Великом Городе древний историк Витенис:
   "Великий Город, который Первоотцы называли Золотым, или Городом Солнца, был заложен около 845г. Эпохи Света тремя воителями - Эдмундом, Сарматом и Кириллом. Эдмунд был храбрым, Сармат - мудрым, Кирилл - искусным ремесленником. Считается, что в крови людей, живущих в славной столице Королевства, течет кровь трех основателей города, а значит, эти люди храбры, мудры и трудолюбивы.
   Золотой Город расположен на северо-западе государства, вблизи Волшебного Леса, и является не только одним из первых сеттлингов в истории, но, несомненно, самым крупным в этой части Королевства.
   Способен ли бедный путешественник описать это величественное зрелище, передать далекому глазу пиршество красоты, от которого в восторге разрывается сердце? Белокаменные стены со стрельчатыми башнями ослепляют белизной. Золотые Врата горят на солнце и сияют во мраке; они заметны за многие километры.
   Город стоит на Холме, не защищенный ни рвом, ни скалами. Кругом голая пустыня - ни единый враг не подберется к Великому Городу незамеченным! Столица не нуждается в укреплениях, ибо самые искусные маги охраняют ее, и сам слух о могуществе Города отпугивает темных людей. А с запада его бережет древняя сила Волшебного Леса.
   Великий Город неприступен, как гордая дева, и незыблем, как храбрый муж. Великий символ древнего могущества, твердыня Света, оплот мудрости - вот что сей град собой представляет".
   Диана впитывала глазами белизну стен и ослепительное сияние золота. В сердце занялся странный трепет. Величие Города не столько восхищало ее, сколь подавляло темной неизбежностью.
  
   К дороге вверх по Холму тесно жались деревянные лачуги с соломенными крышами. Диана вертела головой, разглядывая слепые окна с резными ставнями. Воздух пропитан кислым запахом помоев - запахом нищеты.
   К ее изумлению, Карл приостановил лошадь, сворачивая к одной из лачуг.
   - Э! - окликнула она. - Мы вроде в Великий или Какой-Там-Еще Город собирались? Кланяться Наместнику?
   Карл остановил лошадь. Животное согнуло шею, нюхая незнакомую землю. Фыркая, топнуло копытом.
   Карл слез с лошади. Приблизился к лошади Прохора, протягивая руку Диане.
   - Ворота нас не пропустят. Крестьянам запрещено бывать в Городе без пропуска. Давай, помогу слезть.
   - Еще чего? - фыркнула Диана. - Я сама!
   Она ловко спешилась, с грацией прирожденной наездницы. Прохор восхищенно ахнул, глядя синими глазищами, а Карл перестал насмешливо щуриться.
   - Как же так? - обратилась Диана к спине Прохора, который неуклюже слезал с серого скакуна с красной гривой. - Вы - здесь, открытые всем ветрам и стрелам врагов, а Наместник, все эти лендлорды и маги - там, за несокрушимыми стенами?
   Прохор осторожно взял поводья. Лошадь вытянула шею, нюхая его волосы. Прохор испуганно отшатнулся.
   - Да, так, - с печалью поведал юноша, когда они вслед за стариком и его лошадью шли к хижине. - Мы рождаемся и умираем в тени, которую отбрасывают эти стены. Ночью нам мешает спать ослепительное сияние Золотых Ворот. Город мучительно терзает сердце недосягаемым великолепием. Каждый день он своей красотой дает понять, какой грязной, убогой, мучительной жизнью мы живем.
   Прохор горько усмехнулся.
   - Иногда я думаю, лучше бы его вовсе не было. Город никого не пропускает в себя, кроме тех, кто родился в его стенах. Все, что я знаю о Городе - мифы и легенды. Золотые Врата открываются избранным, и тот, кто незваным пройдет через них, умрет на месте. Воздух там особый, животворный для своих и смертоносный для чужих. Там нет ни бедности, ни страха, ни забот... Но я боюсь его. Город смотрит на нас. Я это чувствую, и всем говорю, а они смеются. Все, кроме него.
   Прохор кивнул на Карла. Взгляд юноши наполнился собачьей преданностью.
   - Только Карл воспринимает меня всерьез. Он очень храбрый. Карл никого не боится, и даже городским всегда смотрит в глаза. Его много раз били, жестоко, до полусмерти, а он поднимался. И улыбался окровавленным ртом. Вишь, он и с тобой не церемонится, хотя ты Лесная Королева.
   Диана задумчиво смотрела на прямую спину Карла. Карл поверх соломенных крыш смотрел на Город.
   Они оказались во дворе хижины. Доминировала здесь огромная лужа, в которой, блаженно хрюкая, барахтались жирные свиньи. Прохор толкнул Диану локтем. Расхохотался.
   - Смотри, какие хрюшки! Это горожане!
   Диана рассеянно улыбнулась. Ее глаза осматривали двор, впитывая каждую деталь.
   Сарай с поленницей, мастерская, курятник. Чуть вдалеке за сараем - узкая деревянная будка. Сама хижина из материала, похожего на зеленую глину, с деревянным низким крыльцом без козырька. Воздух пропитан горьким смрадом.
   Диана наморщила нос.
   - Из чего сделана эта хижина?
   Прохор прошептал на ухо:
   - Из драконьего говна.
  
   На крыльцо вышла седовласая женщина с усталым серым лицом. В синем домотканом платье. Она несла деревянную бадью с помоями. Поставила бадью на перила крыльца. Наклонила. Помои с хлюпаньем вылились на землю.
   - Марта! - крикнул Карл. - Собирай на стол, у нас гостья!
   Женщина, одной рукой прижимая бадью к боку, другую козырьком приложила ко лбу. Тусклые голубые глаза оглядели полуобнаженную фигуру Дианы. Брови Марты поползли вверх.
   - Небесный Правитель! Карл, кто эта уличная девка?
   Диана выступила вперед.
   - Я - Диана, дочь Александра, - сказала она, глядя хозяйке в глаза. - И дочь Волшебного Леса. Солдаты Адриана сожгли мой дом.
   Женщина побледнела.
   - Адриан... Этого не может быть! Волки Адриана никого не оставляют в живых.
   - Это правда, - с мольбой в голосе сказал Прохор. - Мы с Карлом были там. Лес, который с первых дней земли зеленел на радость птицам и зверью... от него ничего не осталось.
   - Ничего не осталось?
   - Ни веточки. Только пепел и дым. Эта девушка - Лесная Королева.
   Диана вскинула голову. Марта недоверчиво разглядывала ее. Карл, привязав поводья лошади к перилам крыльца, строго взглянул на жену.
   - Ну чего уставилась, как статуя Древней Матери? Разве так гостей потчуют? Говорят тебе, Лес сожгли железные осы! Иди в дом!
   Марта вздрогнула. Со страхом глядя на мужа, скрылась в доме.
   Прохор виновато взглянул на Диану. Пожал плечами.
   - Не обращай внимания. Они с Карлом люди гордые. А жизнь у них тяжелая.
   Диана кивнула. Повернулась к Карлу, который сворачивал себе из листьев самокрутку.
   - Вам не стоило так с ней разговаривать. Я нисколько не обиделась. Я понимаю, что я вам обуза.
   Карл хмуро разглядывал ее лицо. Вдруг скупая улыбка озарила его усталое лицо.
   - Сам знаю. Марта женщина нервная, но сердце у нее доброе. А на "уличную девку" не обижайся, - он сощурился. - Больно волосы у тебя чудные. Темно-русые, и вьются, как плющ. Дикая ты. Здесь таких женщин отродясь не видали.
   Диана молча смотрела ему в глаза. Карл закурил. Посмотрел вдаль.
   - Такие женщины, говорят, нравятся Адриану. У Него наложниц больше, чем солдат. Что это за женщины! Страшно подумать, какая кровь!
   Прохор кашлянул.
   - Я слышал, кровь у них черная, а в лице ни кровинки. Губы красные и полные, а зубы острые. Днем спят, а ночью крадут детей и пьют их кровь.
   Диана передернула голыми плечами - ее пробрал озноб. Или это просто ветерок?
   "Да, в славное местечко меня забросила судьба".
   Она смотрела, как хозяин гладит лошадь, похлопывает по крупу.
   - Это ваша?
   Тот скривился.
   - Это лошади Наместника. Нам не положено.
   Диана оглядела слепые окна домов. Она ощущала надвигающуюся на нее беду. Будто чьи-то глаза следят за ней.
   - Сколько мы здесь пробудем? - спросила Диана хриплым от волнения голосом.
   - Пока не приедут городские стражники. К вечеру явятся.
   - Как они узнают, что я здесь?
   Карл сплюнул на землю у себя под ногами.
   - Эти все пронюхают.
   - Эти?
   - Маги. Совет волхвов. Сидят в Изумрудном Дворце, на улицу носа не кажут. Да только им все ведомо. Откуда - никто не знает. Ну что, пошли? Проголодалась, поди.
   - Да, спасибо.
  
  
   За длинным столом из грубо сколоченных досок сидели напряженная Диана и Прохор, который опять завел свою волынку.
   - Везет тебе, ты увидишь Золотой Город. Тебя представят Артуру. Главному человеку в Королевстве! Я бы за такую честь руку отдал!
   Диана не ответила. Она выросла в Лесу, где ничего не значил титул Наместника и даже Короля.
   - Почему Королевством правит Наместник? - спросила она, отгоняя назойливых мух, целые тучи которых роились в воздухе. - Где Король?
   - О Короле давно уже не слыхали, наверное, двести лет до моего рождения. Последним был Оргельд Высокий, но тот потомства не оставил. Трон занял Седрик Одноглазый, его двоюродный брат, первый Наместник. Его род взял на себя управление Королевством. До прихода истинного Короля.
   - Но ведь королевский род прервался.
   - Я сам в этом ничего не смыслю. Карл знает больше. Когда он был ребенком, в деревне еще была школа. Там учил пришелец из чужих краев, он изучал историю. Потом прискакали солдаты, странника выгнали, а школу сожгли.
   - Кто сжег?
   - Городская стража.
   - Вот гады. Как же они посмели?
   Прохор со священным ужасом посмотрел на нее.
   - Не говори так. В Городе люди поумнее нас, им лучше знать, что положено. Да наши парни и не хотят учиться. Напиться в харчевне, да кулачная потеха - вот их школа. Я бы хотел, вот и хожу к Карлу. Он меня учит, правда. Я читать и писать умею, и палочки считать. Других мы обманываем - будто я по хозяйству помогаю. Я никому не говорю, и что Карл умеет, тоже никто не знает.
   Прохор наклонился к Диане. Понизил голос до шепота.
   - Странник говорил, что род Оргельда - не единственный. Оргельд - потомок Эдмунда. Род Кирилла весь уничтожен, причем, я слышал, это сделал Оргельд, чтобы избавиться от всех претендентов на трон. Потому он и плода не оставил - это небесное наказание, понимаешь? Но есть потомки Сармата. И они...
   Вошел Карл, и Прохор замолк. Вытирая руки грязной тряпкой, Карл сел за стол.
   - Скоро там? - крикнул он жене. - С голоду подохнем!
   Марта поставила на стол горшок с кашей из брюквы. Повернулась к Диане.
   - Мы никогда не обедали с господами. Скажите, как нам быть? Мы должны кланяться или что-то еще?
   Диана встала и, тронув Марту за руку, тихо сказала:
   - Не утруждайте себя. Прошу вас, не беспокойтесь обо мне. Я не хочу смущать вас и вашего мужа. Я здесь не по своей воле, злой рок привел меня в ваш дом.
   Марта нахмурилась, поджав губы. Диана, не отпуская ее руки, торопливо добавила:
   - Вы устали... нет, не возражайте, я вижу. И, раз уж я вынуждена есть ваш скудный хлеб, позвольте мне прислужить вам за столом.
   Прохор удивленно вскрикнул. Карл остался невозмутим. Марта смотрела девушке в глаза.
   - Прошу... - повторила Диана.
   Марта вздохнула.
   - Хорошо.
   Хозяйка выдавила слабую улыбку. Диана улыбнулась в ответ, но Марта отвернулась - лицо Дианы вызывало у нее страх, предчувствие скорой беды.
   Диана, чувствуя себя неловко, наполнила тарелки и преломила хлеб. Села за стол.
   Ели молча. На голодный желудок каша оказалась недурна. Но Диана со вздохом вспомнила, как вкусно можно поесть после удачной охоты.
   После скудной трапезы Марта собрала со стола и удалилась в застенок. Карл принялся набивать самокрутку. Прохор выбежал посмотреть, как лошади, и не едут ли городские.
   - У вас есть дети? - спросила Диана.
   Карл откинулся на спинку, закурил.
   - Двое умерли во время чумы, сына унесла война, младшая дочь осталась в деревне жениха. Теперь он мой сын, - Карл махнул рукой в сторону двери, в которую выбежал Прохор.
   Некоторое время молчали. Диана чувствовала себя подавленной. Убогая обстановка и вонь казались ей чем-то ужасным, символом грядущих перемен в ее судьбе. Она вдруг поняла, что смертельно устала и хочет спать. Диана тихо рассмеялась. Неудивительно: за какие-то двое суток она потеряла все: дом, родных, безопасность и безмятежность души.
   "Кажется, настало время слегонца повзрослеть", подумала она, кладя голову на сложенные на столе руки.
   Только начала проваливаться в сон, со двора донесся крик Прохора:
   - Едут! Едут!
  
  
   Прохор жадно смотрел вверх по склону Холма, где ярились золотом Врата, белели костью городские стены. Карл держал лошадей за поводья. Животные волновались: мотали головой, трясли гривой, рыли копытами землю. Марта, нервно теребя ворот платья, хмурилась.
   Диана, превозмогая усталость, стояла с гордо поднятой головой.
   С топотом конских копыт к ним приближалось облако пыли, в котором смутно различались очертания трех фантастических фигур - коней с людскими торсами. Топот стал громче, облако приблизилось, и Диана явно узрела коней - черный, белый с золотыми яблоками, и пепельно-серый, с серебряной гривой. Всадники в кольчугах, каждое кольцо горит на солнце. Белые плащи полощатся на ветру, будто крылья. На правом бедре - мечи. Арьегард держит в левой руке знамя - золотой шар на белом фоне.
   Предводитель всадников, сидя на коне, недоверчиво оглядывал девушку. Диана стояла, не опуская глаз. Прохор, Карл и Марта встали на колено, опустив головы.
   Всадник с гневным изумлением обратился к Диане:
   - Кто ты, дева? Почему не опускаешь глаз, когда с тобой говорит начальник городской стражи?
   Глаза Дианы холодно сверкнули.
   - Я - Диана, Лесная Королева, дочь Александра. Глаз опускать не привыкла.
   Всадник на секунду опешил. Его красное лицо с орлиным носом вновь стало бесстрастным.
   - Лесная Королева... Ты говоришь, дочь Александра? Здесь слышали об этом храбром воине. Но мы не знали, что у него есть дочь.
   - Ты обвиняешь меня во лжи? Тогда, по Законам Леса, ты должен принять...
   - Нет, вовсе нет, - в голосе стражника появилась учтивость. Он явно был растерян, а если не знаешь, кто перед тобой, лучше быть вежливым. - Но, госпожа, если слухи оправданы, Лес уничтожен. И здесь его Законы - ничто.
   Диана на миг опустила глаза. В ее голосе появилась неподдельная горечь:
   - Слухи более чем оправданы. Железные осы сожгли Лес дотла. Я, по чистой случайности, осталась жива.
   - Сэр, можно я скажу! - Прохор поднял глаза. Всадник кивнул. Юноша встал с колен (вслед за ним поднялась и супружеская чета).
   - Госпожа не врет. Мы с Карлом, по вашему всемилостивейшему распоряжению, всемилостивейшей волей Наместника Артура поехали в Лес. На лошадях, которых вы великодушно сдали нам в аренду. От Леса ничего не осталось, ровным счетом ничего!
   Всадник переглянулся с товарищами. Вновь обратил суровый взор на Диану.
   - Что произошло? Как вышло, что твое царство пало, а ты осталась в живых?
   Диана рассказала. К концу рассказа ее щеки пылали от гнева.
   - Это были Волки. Армия Адриана... - Диана запнулась, с изумлением глядя, как лошадь под всадником вдруг начала яростно мотать головой, натягивая поводья.
   - Спокойно! Спокойно! Да что с тобой, Асферон, сбрендил, что ли? Спокойно!
   Всаднику понадобилась минута, чтобы усмирить коня. Диана продолжила.
   - Армия... Нелюбимого Сына. Альберт, Его правая рука, хотел убить меня. Но не успел. Их что-то напугало. Всадники...
   - Всадники?
   - Я не знаю, кто это был. Альберту показалось, это войска Великого Города. Я потеряла сознание... Я ничего не смогла сделать.
   Диана замолкла. На душе было тяжело.
   Начальник стражи, хотя и сохранял невозмутимость, побледнел:
   - Грядут страшные времена... Кто эти всадники, что напугали самого Альберта? Это не наши. Мы не решались сунуться в Лес до восхода солнца.
   - Поздравляю, - Диана не скрывала сарказма. - Храбрецы!
   Тот поморщился.
   - Оставим это. Ты, Диана, Лесная Королева, дочь Александра, должна ехать с нами.
   - Должна? - усмехнулась Диана. Всадник насупился.
   - Я именем Артура... приглашаю тебя погостить в Золотом Городе. Твой рассказ потряс меня, а твои храбрость и стойкость вызывают восхищение. В столице должны знать, что грядет Война. Ты - живое свидетельство будущих бедствий. Обещаю, что тебе будут оказаны почести, достойные твоего высокого статуса.
   Диана сдержанно поклонилась.
   - Это другой разговор.
   Она сама не поняла, как оказалась на коне с красной гривой. Через минуту уже скакала вверх по взгорью к сверкающему Городу. Ехала в арьегарде, рядом с начальником стражи.
   Марта, глядя им вслед, вздохнула.
   - Слава Небесному... она оставила нас.
   Карл с недовольством взглянул на жену.
   - Что ты мелешь, глупая женщина? Пугаешься каждой тени. Иди-ка в дом!
   Жена подчинилась. Спустя минуту Карл последовал за ней.
   Прохор выбежал на дорогу, с тоской глядя, как удаляется, исчезая в облаке пыли, голая спина Королевы.
   - До свидания, Диана, дочь Александра! - крикнул он тонким голосом. - Удачи тебе! Всего хорошего!
   Но Диана не слышала его. Прохор, и Карл, и Марта вылетели у нее из головы. Ее мысли занимало будущее - Город, новые знакомства и возможности. В Городе ненавидят и боятся Адриана. Что ж, ей с ними по пути. Она поможет Городу. Если начнется Война, от чего они все трясутся, она вполне способна биться наравне со всеми.
   Наравне со всеми... или встать во главе войска.
   Диана встряхнула волосами. Встречный ветер бил ей в лицо, то ли жарко целовал, то ли отвешивал хлесткие пощечины.
   Прохор смотрел ей вслед, пока всадники на конях не превратились в темные точки.
   Побрел домой, уныло глядя под ноги.
   - Уехала... и никогда не вернется. Я больше не увижу ее.
   Тяжко вздохнув, Прохор начал перебирать в уме дела по дому.
   Диана, одержимая тщеславными мечтами, смотрела прямо перед собой, на Золотые Ворота. Те раскрылись, выплюнув пятерых всадников.
   Два отряда разминулись. Стражник с орлиным носом, не замедляя лошади, на скаку поприветствовал жестом командира встречного отряда. Тот крикнул:
   - Слава Артуру!
   - Куда они? - крикнула Диана, как можно громче, чтобы переорать свист ветра в ушах.
   Начальник стражи крикнул в ответ:
   - Это сборщики дани! Скачут в деревню, из которой мы забрали тебя!
   - Дани? - брови Дианы взметнулись. - Вы облагаете крестьян поборами?
   Всадник кивнул.
   - Таков порядок, госпожа. Крестьяне приписаны к Городу. Они кормятся на королевской земле, и обязаны платить.
   - А поборы жесткие?
   Тот ухмыльнулся.
   - Как положено.
   - И что, не ропщут?
   Всадник с легким недоумением взглянул на Диану. Как будто она спросила, может ли дерево ходить.
   - Их дело - трудиться на благо Королевства. Это общее дело. Солдаты сражаются, маги решают, Наместник правит, дворяне служат. Таков извечный порядок.
   Диана усмехнулась. Ну и мир! Люди здесь какие-то слабые, дохлые, трусливые. А крестьяне - вот животные! Гнут спину и смотрят в пол. Тошно смотреть! Этот, как его... Карл. Вроде не слюнтяй, а на колени встал. Неужели приятно?
  
  
   Золотые Ворота разверзлись, и Диана наравне со всеми въехала в Город.
   Она заметила испуганный, восхищенный взгляд одного из всадников - толстого коротышки с красным лицом, торчащими во все стороны света черными волосами.
   - На мне что-то нарисовано?
   - Удивительно... Ворота пропустили тебя. Ты хорошо себя чувствуешь?
   - Прекрасно.
   Тот отвел глаза, бормоча под нос.
   Но вскоре Диана поняла, что чувствует себя не так уж чтобы очень. По правде говоря, страшно болела голова, к горлу подкатила тошнота, странная слабость охватила тело. Это приводило ее в ужас. Лошадь под ней, заразившись страхом, начала шарахаться.
   Начальник стражи поравнялся с ней.
   - Госпожа Диана... Все в порядке?
   - Да, да, - с досадой ответила Диана. - Я в норме.
   "Это воздух. Просто воздух. Городок напичкан фокусами, чтобы стращать чужаков. Отец рассказывал о таком. Примитивные магические штучки. Привыкнешь".
   Диана с усилием выпрямилась в седле. Огляделась.
   Улицы вымощены белым камнем, или залиты асфальтом, сверкающем на солнце как черное золото. Дома в два этажа, с черепичными крышами, полукруглыми арками, живописными фронтонами. На шумных улицах полно народа: праздные, одетые в богатые ткани мужчины и женщины, причем не разберешь, кто из них кто - все, как на подбор, упитанны, с пухлыми красными лицами. С врожденным достоинством несут в сверкающее будущее внушительные животы и шарообразные груди, волоча на толстых ногах откормленные зады.
   Диана, привыкшая к пению птиц и буйству зелени, выискивала взглядом хоть какие-то признаки растительности. Камень, медь, золото, которыми отделано все вокруг, давили ее, отнимали силы. Возле одного дома - сад. С тоской Диана увидела три согбенных, засохших на корню хилых деревца. Она вдруг почувствовала сильную боль в низу живота.
   М-да... великий город! Просто величайший! Как здесь живут? Впрочем, люди здесь слабы. Город ломает их, высасывает соки. Неужели эти люди не чувствуют, что Город питается ими? И чем слабее люди, тем крепче стены, тем ярче горят в солнечных лучах Золотые Врата.
  
  
   Диана стояла у дверей Королевского Зала, ожидая, пока начальник стражи передаст страшные вести, и его высочество Артур соизволит снизойти до ее скромной персоны. Диана собиралась войти как была, полуобнаженная. Ее хотели приодеть по случаю, но девушка отказалась. Пусть принимают как есть, или катятся куда подальше.
   Наконец двери открылись, и стражник в бело-золотом плаще, поклонившись, жестом пригласил ее войти.
   Огромный грот зала поражал воображение. Стены отделаны изумрудами, базальтом, бирюзой. С левой стороны колоннада, за ней у стены - статуи трех витязей, основателей Города. Эдмунд, с гордо поднятой головой, держит перед собой меч. Кирилл сидит у его ног с раскрытой книгой на коленях. Сармат строгает на верстаке.
   Справа - длинный стол с подсвечниками. Камин, в котором трещат поленья.
   Зал Короля имел интересную особенность: геометрия стен и потолка устроена таким образом, что слабых зал подавляет, а у сильных вызывает ощущение собственной значимости. Диана была не робкого десятка. Уверенной походкой она прошла через зал к трону, который, без всякого на то права, занимал наместник Артур.
   Диана с любопытством рассмотрела его. Красивый, похожий на юношу мужчина с гривой золотых волос. Зеленые живые глаза. Расшитые золотыми нитями красные одежды. Холеные руки с тонкими пальцами лежат на подлокотниках.
   Артур поднялся, сошел с возвышения. Приблизившись, хотел взять Диану за руки. Но, чуя исходящую от девушки враждебную подозрительность, ограничился учтивым поклоном. Диана ответила тем же.
   - Приветствую тебя, Диана, Лесная королева, дочь Александра. Я давно желал встретиться с царевной Волшебного Леса.
   - Твое желание исполнилось.
   - Да, - Артур помрачнел. - И не сказать, что рад этому. В лихую годину ты посетила мой город, и страшные события сблизили нас.
   - Пока еще не сблизили, - заметила Диана. - Я не знаю, чего вы хотите, и что столица намерена противопоставить Адриану.
   При звуке этого имени Артур вздрогнул. Взял девушку под локоть.
   - Прошу разделить со мной трапезу. Мы сможем все обсудить.
   Он отвел Диану к столу. Усадил на стул железного дерева. У Дианы мелькнула мысль: где они достают древесину? В Городе ни деревца.
   Слуги расставляли на столе яства и вина. Артур, пригубив из серебряного кубка, сказал:
   - Мне рассказали о случившемся. Позволь выразить соболезнования по поводу утраты отчины. Это ужасно! Одним махом уничтожить Лес, который существовал с начала времен! В таком случае, столицу Адриан разворошит, как муравейник.
   - Не должно правителю рассуждать таким образом. Еще не вечер.
   - Ты плохо знаешь Адриана.
   - Зато я видела железных ос в небе! Я смотрела в глаза Альберту. Мой Лес сожгли дотла! Я потеряла всех, кого любила!
   Глаза Королевы сверкали голубым огнем. Артур поиграл желваками.
   - Да, тебе многое пришлось пережить, и твоя стойкость поражает.
   Артур встал из-за стола. Заложив руки за спину, прошелся по залу.
   - "Еще не вечер"... Великие слова! Слова, достойные великой женщины. Немало храбрых воинов начинают трястись от страха, едва заслышав проклятое имя Нелюбимого Сына.
   Он помолчал.
   - Лес сожгли... это знак. Вызов Городу. Мне. Адриан скоро явится. Будет Война.
   - Значит, мы будем сражаться.
   Артур с грустью взглянул на нее.
   - Диана, ты плохо знаешь, что творится в этом городе. Скажу прямо, наше положение очень ненадежно. Если не сказать - ужасно.
   - Я слышала - Золотой Город - неприступная твердыня.
   Артур сел, отпил из кубка.
   - Так было во времена Королей. Но королевский род прервался. Нельзя надеяться на крепость стен. Армия сейчас в упадке. В упадке...
   Диана смотрела на усталое, печальное лицо Артура. Черная ярость охватила ее. И это - наместник Короля? Этот трусливый павлин?
   - Адриан должен заплатить за преступление! Он сжег Лес, и, я слышала, уничтожает целые города! Неужели наместник (она усмехнулась) думает только о том, как отсидеться за надежными стенами столицы?
   Артур поднял ладонь.
   - Нет, поверь, вовсе нет! Я не сплю ночами. Меня мучают кошмары. Денно и нощно я думаю. Думаю... И все время приходят страшные вести - с востока, с юга, с севера. Отовсюду. Каждый захваченный Им сеттлинг - как нож в сердце. Но не все зависит от меня. Я - раб обстоятельств.
   Артур задумался.
   - Будь моя воля, я бы не допустил Войны. Так ужасно думать, что будут умирать мужчины, женщины - рыдать, скорбя по мужьям, а дети - трястись в страхе. Я бы все сделал, пошел на унижение, лишь бы избежать кровопролития. Но Адриан не ведет переговоров. И пленных не берет.
   Диана отпила из бронзового кубка горько-терпкого вина. Поморщилась. Вина она раньше никогда не пробовала. Предпочитала березовый сок.
   Она тряхнула волосами.
   - Будь жив отец, он бы не рассуждал. Он бы дрался!
   - Да, я видел Александра. В столице он был в почете. Твой отец был последним из великих воинов, бесстрашных и благородных сердцем. Но средь наших таких, увы, не осталось.
   На некоторое время они прервали беседу, чтобы отдать должное поднесенным яствам. У обоих, впрочем, не было аппетита.
   - Ты мало ешь, - заметил Артур. - Не является ли тому причиной стеснение или подозрительность? Ты, наверное, проголодалась с дороги?
   - Я уже отобедала, в несколько иной обстановке. Да и стол был поскуднее.
   Артур двинул бровью.
   - Тебя уже накормили? Кто?
   - Крестьяне. Они приютили меня до вечера, пока не явились твои люди.
   - Крестьяне! И ты так просто об этом говоришь? Их жизнь ужасна, а сами они грубы и невежественны!
   - Спору нет. Но люди они как будто добрые, к тому же не лишены некоторого благородства. Истинный правитель не гнушается простолюдинов. Эти люди трудятся в поте лица, чтобы обеспечивать дворянам блаженное гниение в роскоши и богатстве.
   Артур отодвинул тарелку.
   - Я много думал о положении крестьян. Несколько раз пытался составить вердикты, которые могли бы облегчить их положение, хотя бы в земельном вопросе. Мои регенты отговорили меня. Я знал, что они правы. Сейчас для этого нет необходимых условий.
   - Ты всегда слушаешь, что говорят приближенные? А если они прикажут тебе вонзить кинжал в собственное сердце?
   Артур горько усмехнулся.
   - Я всего лишь наместник. Я должен учитывать интересы знати, иначе... - тень промелькнула на лице Артура. - Иначе будут обиженные, а это Городу сейчас ни к чему. Так трудно угодить всем и сразу. Скажу сразу, Диана - Совет Магов имеет право вето. Священный Витен-Гамот может предать анафеме. Я не обладаю смелостью выступать против них. В Войне их помощь будет неоценима.
   - Бывало, что Совет отказывался помочь Городу в беде?
   - Никогда. Но сейчас в столице неустойчивое положение, способное перерасти в смуту. Маги никогда не сталкивались со злом, подобным Адриану.
   Адриан - самый могущественный чародей в истории. Все говорят об этом. Источник Его магической силы покрыт тайной мрака и ужаса.
   Артур поднял глаза.
   - Адриан родился и вырос здесь, в Золотом Городе. Давным-давно Его изгнали. Он был ничем не примечательным юношей. Никто не подозревал, что Адриан - великий чародей. Он был нелюдим, никто не знал, что таится в Его сердце. Совет Магов даже не подозревал о Его существовании. Мы проявили беспечность. И теперь расплачиваемся - страшной ценой тысяч жизней. У Адриана свои счеты с Золотым Городом. Он явится сюда... Диана, что с тобой?
   Артур с волнением смотрел на вдруг побледневшее лицо Дианы.
   Диана тронула лоб.
   - Не знаю, - вздрогнув, она резко обернулась. Взгляд ее шарил по залу. Вытесанные из мрамора основатели города, казалось, насмешливо таращились на нее.
   Диана повернулась к Артуру.
   - Меня не отпускает ощущение... странно, на меня кто-то смотрит. Все время.
   - Ты устала. В последнее время с тобой произошло много... - Артур защелкал пальцами, подбирая нужное слово. - Много...
   - Ужасного, - закончила Диана. - Думаю, все дело в перемене обстановки. Часть моей силы заключена в деревьях, травах и воде Волшебного Леса. Лес уничтожен. А здесь, в Городе, почти нет живой природы. Разве что стул, на котором я сижу, даст мне сил. Но это смешно.
   Артур встал. Позвонил в колокольчик. Явились слуги.
   - Диана, тебе следует отдохнуть. Пока не могу ничего сказать о твоей судьбе. Завтра, в полдень, Священный Витен-Гамот рассмотрит этот вопрос. Но обещаю - тебе окажут самые высокие почести. А сейчас тебе нужно выспаться.
   Диана, не в силах возражать, встала из-за стола, поклонилась и позволила слугам отвести ее в покои.
   Лежа на мягкой, как стог сена, перине, Диана вспоминала события сегодняшнего дня. Багровая ярость сменилась серо-голубым разочарованием. Во дворце она ожидала увидеть людей, готовых действовать. И наместник, она надеялась, имеет четкий план. Вместо этого ее попотчевали и навешали лапши на уши - видно, одно без другого не обходится. И вообще здесь сонное царство, в котором лениво жужжат жирные мухи.
   Она закрыла глаза. Ей снился пожар и лежащие в обнимку мертвые медвежата.
  
   Глава 3. Макс.
  
   Миша издалека увидел, как Полина поднимается по лестнице. На ней джинсовый розовый костюм в обтяжку. Который как нельзя лучше подчеркивает ее прелести.
   - Полина! Привет!
   Он, задыхаясь, почти взбежал по ступенькам. Полина встретила его теплой улыбкой, дружелюбно глядя зелеными глазами.
   - Приветик! К занятиям готов, рядовой? О, что это?
   Она нахмурилась, с недоумением глядя, как Миша протягивает ей бумажный полтинник.
   - Это... тогда в столовке... я должен... - промямлил Миша, обильно потея.
   Полина секунду соображала, о чем он. Махнула рукой.
   - Да не надо. Ну че, пошли?
   Они поднялись на площадку четвертого этажа университета. Миша на лестнице все время спотыкался.
   Полина подошла к стенду. Глянуть расписание на завтра.
   Миша рассматривал объявления.
   - Э, глянь! - Полина подошла. - Конкурс "Мисс Новгород - 2008!"
   Полина нервно рассмеялась, округляя глаза.
   - А че? Ты можешь выиграть! Надо только эротический танец показать...
   Полина шутливо хлопнула Мишу по плечу.
   - Э, Полина! - оба вздрогнули. Повернули головы. С четвертого этажа по лестнице спускался Макс Орлов. Красный джемпер. Серые джинсы. Раздолбанные кроссовки. На носу - черные очки, которые он отнял у знакомой девушки.
   - Э, Полина! Че ты его гладишь? Лучше вьеби ему с ноги разок!
   Миша рассмеялся. Полина сделала строгое лицо.
   - Не лезь, куда не просят!
   Макс подошел к ней гротескной ковбойской походкой. Пафосным движением сорвал с лица очки. Голубые глаза насмешливо уставились на нее. Полина отвечала нахалу враждебным взглядом.
   Они молчали. Спустя минуту Полина не выдержала.
   - У тебя ус отклеился.
   - Да? - Макс ухмыльнулся. - А у тебя сиськи сдулись.
   Миша ахнул, с ужасом глядя на друга.
   Полина побледнела.
   В следующую секунду ее ладонь хлестко ударила Макса по щеке.
   Он зло оскалился. Схватил ее руку и заломил за спину.
   - Не смей трогать меня, сука, - прошипел он ей в ухо, брызнув слюной.
   - Пусти, мне больно, - простонала Полина, плача.
   Макс отпустил ее. Полина отскочила от него за Мишу. Потирая запястье, со страхом и ненавистью смотрела из-за Мишиного плеча на Макса.
   - Ну что, допрыгалась? - прошипел Макс. Его лицо, злое и грубое, было отвратительно.
   - Кретин! - со слезами на глазах закричала Полина. - Придурок!
   Макс блаженно улыбнулся. Прикрыл глаза. Сделал рукой движение, словно манил Полину к себе.
   - Ах, как хорошо! - прошептал он. - Наконец ты показала свое истинное лицо.
   - На себя посмотри, урод!
   Макс открыл глаза. Улыбка пропала. Со скучающим видом он нацепил черные очки. Сунув руки в карманы, пошел вниз по лестнице, насвистывая веселый мотивчик.
   Миша захлопнул рот. На протяжении всей сцены он стоял столбом.
   Неуверенно шагнул к Полине.
   - Полина...
   - Отвали от меня! - ее лицо исказилось. Она больно двинула его кулачком в мягкое брюхо. Взбежала по лестнице. Обернулась.
   - Не подходи ко мне больше! Знать тебя не желаю! Тебя и твоего сраного дружка!
   Миша с унылым видом стоял на площадке.
   - Я-то чего? - пробормотал он, шмыгая носом.
  
  
   Полина сидела за партой, пряча лицо в ладонях. Шумно и весело вваливались ребята.
   Полина заботилась о них, защищала перед преподавателями, но никто из них не замечал, что ей плохо.
   Только Катя подошла с участливым лицом.
   - Ой, а ты никак плачешь?
   - Что? Нет-нет.
   Полина отняла руки от лица. Глаза сухие.
   - Все хорошо, - она выдавила улыбку.
   Катя, покачав головой, присела рядом.
   - Рассказывай. Что стряслось?
   Полина, отводя глаза, рассказала.
   - Орлов? - Катя округлила глаза. - Вот урод!
   Она обняла подругу. Полина положила голову Кате на плечо, а та гладила Полину по волосам.
   - Полин, не парься. Орлов того не стоит. Он придурок. Мы ему еще покажем.
   Полина подняла голову. С тоскливой надеждой посмотрела на подругу.
   - Что мы покажем?
   Катя приложила к подбородку наманикюренный палец.
   - Погоди. Если Стаса попросить...
   - Стаса? - Полина выпрямилась.
   - Стас Михеев. Из 1-й. Я поговорю. Он Орлову ребра пересчитает.
   Полина, прикусив губу, покачала головой.
   - Нет. Не надо. Это ни к чему.
   - Ну, знаешь! - Катя хмыкнула. - Чего его жалеть?
   - Это лишнее.
   - Мать Терезу из себя корчишь?
   - Все в порядке, правда, - Полина слабо улыбнулась, тронув Катю за руку. - Забудь. Иначе это зайдет слишком далеко. Ты правду сказала. Он того не стоит.
   Катя, которая сказала это, только чтобы поддержать подругу, с сомнением покачала головой.
   В класс вошел Миша. С опаской покосился на Полину. У него был такой смешной, виноватый вид, что Полина против воли улыбнулась.
   - Да ладно, чего ты, - небрежно-игривым тоном сказала она. - Я не сержусь. Можешь сесть с нами.
   - А, чего? - просиял Миша, глядя добрыми глазами. - Чего делать?
   Подруги, переглянувшись, расхохотались. Катя, подмигнув Полине, пошла к своей парте. Миша, плавясь как сыр, занял ее место по левую руку божественной Полины, восседающей на царственном троне.
  
  
   Оказавшись в своей комнате, Миша разделся и улегся на кровать. Сунул руки под голову.
   В грязных трусах, глядя в потолок блестящими глазами, он думал о Полине.
   Какая она добрая, чистая! Как в ней все прекрасно и загадочно! Ее жизнь, верно, не такая как его. Она величественна, полна значения и тайны, как каждый чих Полины. Полина красива, умна, у нее много друзей. Ее все любят.
   Миша в волнении сел на постели. Он понял, что влюблен. У него похолодели руки и ноги. Вот незадача! Нужно что-то предпринять! Сказать ей. То-то она обрадуется!
   Его лицо вытянулось. Миша снова лег. Нет. Полина не обрадуется. Нет ничего радостного в том, что в тебя влюблен толстый невзрачный увалень.
   Рассудок говорил так, а сердце кричало: "Но я ведь хороший! Добрый, умный, чуткий!"
   Слезы обиды были готовы выступить на его глазах. Иметь столько добродетелей, быть достойным любви, и не иметь ни малейшего шанса! Знать, что никто не разглядит сокровища души за угрюмым лицом. Грош цена доброму любящему сердцу, если оно упаковано в рыхлое, тучное тело.
   И снова любовь к Полине заставила Мишу посмотреть трезвыми глазами на себя, свою комнату и положение в жизни. Сам он - толстый, посредственный парень в грязных трусах. Комната - грязная, вонючая, везде хлам.
   Он труслив, слаб, не обладает ни умом, ни талантами, ни силой воли. Необщителен. Непрактичен. Никаких перспектив. Все, что у него есть - чертова душевная доброта, от которой никакого проку - ее нельзя ни купить, ни продать.
   Миша встал, переодел трусы.
   Распахнулась дверь. Хлопнулась о стену. Миша застыл с открытым ртом, застигнутый на месте преступления с грязными трусами в руках.
   В комнату вихрем растрепанных волос ворвался Макс. В середине вихря сверкают бешенством большие голубые глаза.
   - Я не виноват, - сказал Миша.
   Макс, пнув стул, повернулся к нему.
   - Не, ты прикинь! - заорал он, размахивая руками. - Вот сука, а?
   - Кто?
   - Кто-кто? Полина твоя!
   Миша помолчал. Отвернулся.
   - Да ладно тебе, - он бросил грязное белье в тумбочку с книгами. - Все у тебя виноваты. Один ты хороший.
   Макс, моргая, застыл с поднятыми кулаками. Вдруг сразу как-то сник. Сел на кровать. Подпер кулаками подбородок.
   - Ты думаешь?
   - Думаю, не думаю... так и есть. Чай будешь?
   - Лучше яду, - Макс встряхнулся. - И все равно она... ладно, не кривься.
   - Чего Полина тебе сделала?
   - Гавкает на меня, как шавка! Чего она о себе возомнила? Кто она вообще есть?
   - Красивая и добрая девушка, - Миша разлил по кружкам кипяток. Сел на стул. Подпер рукой подбородок, точь-в-точь как Макс.
   - Я не знаю. Со мной она нормально. И со всеми. Я в жизни не видал такой девушки.
   - И чего?
   - А того. Значит, в тебе причина. Не нравишься ты ей. Она тебя ненавидит, - с удовольствием прибавил Миша.
   - Я ее убью.
   - Не говори так.
   Макс ухмыльнулся, сверкнув глазами.
   - Она тебе нравится?
   - Тебе-то чего? - Миша отвернулся.
   - То есть, ты влюблен?
   - Ну, не совсем...
   - Втрескался по уши?
   - Да.
   Они замолчали. В воздухе повисла неловкость.
   - Она тебе не нравится? - спросил Миша. Ему хотелось поговорить о Полине. Он мог говорить о ней часами.
   Макс казался Мише каменным изваянием без сердца. Каким надо быть черствым ублюдком, чтобы не любить - страшно подумать - саму Полину Сверчкову!
   Макс откинулся на кровати. Опершись на локти, прищурил один глаз.
   - Ну, она красивая сучка с клевой задницей, - Миша содрогнулся. - Но она не в моем вкусе. Простовата. Кто у нее предки?
   - Отец - бухгалтер, мать - директор магазина одежды.
   - Вот-вот. Аристократизма в ней маловато.
   Макс встал, подошел к окну. Сложил руки на груди. Миша смотрел на его прямую спину (у Макса была очень гордая осанка), вихрастый затылок, вьющиеся кончики темно-русых волос, нежно и дико облегающих хрупкую шею поэта. Смотрел и с трепетом ждал, когда Макс заговорит. Отвернувшись к окну, Макс всегда говорил самые важные и личные вещи.
   - Богатенькая сучка - вот моя мечта.
   Миша закрыл рот.
   - У тебя губа не дура, - только и сказал он.
   - Мне нужна Королева! Женщина, достойная великого мужчины!
   Он повернулся к Мише. Так резко, что тот вздрогнул.
   - У меня есть маленькая тайна. Я - не тот, кем ты меня считаешь. Не этот убогий придурок, которого видят окружающие. Здесь я - всего лишь я. Но есть другой мир, где я настоящий. Там я - Король-Без-Трона. Король-Изгнанник. Цель моей жизни - отвоевать трон, который у меня отняли.
   Макс твердой походкой подошел к Мише. Тень легла на его бледное лицо. Только глаза горят, а темные впадины под глазами - печать голодного детства - вдруг углубились, стали почти черными.
   Торжественный голос и серьезное лицо заставили Мишу по-новому взглянуть на своего друга.
   В этот миг Миша не сомневался, что его лучший (и единственный) друг говорит кристально-чистейшую правду.
   Миша вспомнил, как встретил Макса в Политехническом, куда заехал вставать на воинский учет. Он сидел на скамейке, совершенно один. Макс стремительной походкой шел по коридору. Подошел к Мише и первый подал руку. Сел на скамейку. Они сразу почувствовали себя хорошо друг с другом. Никакого стеснения не было.
   Миша с первого взгляда чуть ли не влюбился в Макса, поскольку обладал редким для мужчин даром видеть в человеке скрытую красоту. Шутки Макса, язвительная манера, нервозность и злоба - за всем этим Миша увидел тяжелую судьбу, мрачное прошлое, бесконечную горечь. За маской легкомысленного шута, которую Макс носил с гордой обреченностью, скрывалась серьезность, глубина и страсть. Макс как будто всегда недоговаривал. Каждый его жест, каждое слово вызывало в Мише предчувствие чего-то грандиозного, страшного и неотвратимого.
   - Мне не нужна посредственность, - продолжал Макс. - Не нужна даже тупая красотка, если она шлюха. Мне нужна женщина - одна на миллион. Девушка, которая не даст трогать себя первому встречному. Обеспеченная, гордая, ценящая себя сучка.
   - Здорово, - сказал Миша. Хотя подумал, что такая девушка никогда даже не взглянет на Макса. - Но почему обязательно богатая?
   - Потому что деньги - единственная святая вещь в мире. Деньги - это все: власть, достоинство, гордость, утонченность, сила. Жизнь - ужасная и грязная. Только деньги позволяют оторваться от мерзости жизни. Но дело не в деньгах. Важна "голубая кровь".
   Макс снова подошел к окну. Глядя на город, восторженно прошептал:
   - Только представь себе самку с нежной, персиковой кожей. Она жрет экологически чистые продукты. Каждое утро пьет свежевыжатый сок. Живет в большом красивом доме, где все сверкает. Спит на атласных простынях. Ее холеную, не знающую ремня задницу прикрывают белые кружевные трусики. После нее в воздухе остается легкий флер французских духов.
   Она знает себе цену, потому что хорошо воспитана. Есть девушки хорошо воспитанные и плохо воспитанные. Все девушки - шлюхи, но хорошо воспитанные раздвигают ноги только для тех, кто хорошо платит. Они не трахаются в подъездах. Иметь такую - признак высокого класса. Я знаю, что я классный сукин сын, но пока у меня не будет такой девушки, никто этого не увидит.
   Макс повернулся к Мише. Со странным блеском в глазах сказал:
   - Потому Сверчкова - не моя тема. Она - второй сорт. Даже несмотря на то, что у нее клевое гузло.
   - Ты так говоришь, потому что она тебя ненавидит.
   Макс сел на стул. Отхлебнул чаю.
   Улыбнулся.
   - Пусть. Я ее тоже ненавижу.
   Последнее слово Макс произнес с такой неприкрытой угрозой, что Миша поневоле отодвинулся от него.
   Недоброе предчувствие заставило Мишу вскочить. Он в волнении прошелся по комнате.
   - Господи, да за что ты так ее ненавидишь?
   На губах Макса появилась змеиная улыбка.
   - Узнаешь... - зловещим тоном прошептал он. - Я тебе расскажу.
   Миша подскочил к другу, схватил за руку.
   - Слушай, хватит пугать меня! Что с тобой? Ты с ума сошел?
   Макс перестал улыбаться. Его лицо вдруг потемнело от какой - то невыносимой тяжести, которую Макс хранил на сердце. Он тронул лоб, как в лихорадке.
   - Да. Ты прав. Я схожу с ума. Всю жизнь. С самого рождения. И теперь все. Конец.
   - Господи! - закричал Миша. - Да что конец-то? Ты можешь объяснить, в конце концов, что происходит?
   Макс через силу улыбнулся. Лицо разгладилось.
   - Ничего. Все путем.
   Миша облизнул губы.
   - Макс, обещай мне, что ты не наделаешь глупостей.
   - Каких? - невинным тоном спросил Макс.
   - Макс, это не смешно. Обещай, что не причинишь ей вреда.
   - Обещаю. Да чего ты дергаешься? Сядь.
   Миша сел. Со вздохом покачал головой.
   - У меня нехорошее предчувствие. У тебя такой вид, словно ты вознамерился ни много ни мало убить Полину.
   - Брось ты! Совсем свихнулся? Просто у меня лицо такое. Нужна она мне! Ладно, давай. Мне еще надо к одному типу заскочить, скачать одну шляпу. Пока!
   Макс вышел, хлопнув дверью. Миша сидел в той же позе, подперев кулаками подбородок. Он смотрел в одну точку.
   Тревога все сильнее охватывала его. Предчувствие каких-то ужасных событий - для него, для Макса, для Полины.
  
  
   Миша вошел в класс. И, против воли, посмотрел на Полину. Она сидела за партой, уткнувшись в книгу. В голубых джинсах и белой рубашке. Две верхние пуговицы рубашки расстегнуты, на груди - крестик.
   Миша хотел подойти и сесть с Полиной. Но понял, что не может. Когда он приблизился к ее парте, сердце кольнул внезапный страх, а щеки и лоб обожгло. Теперь между ним и любимой навсегда встала стеклянная стена. Стена каждый миг напоминала Мише, что он может разговаривать с Полиной о чем угодно, но никогда не дотронется до нее, не поцелует, не говоря уже о прочем. И Полина никогда не приласкает его.
   Миша прошел мимо ее парты и сел с Ваней. Они тупо болтали о каких-то карбюраторах, а Миша всю перемену мучился, и все занятие тоже. Он должен заговорить с Полиной, но не может. Она здесь, на расстоянии трех парт от него. Но с таким же успехом может читать учебник на другом краю Вселенной.
   Перемена. Миша встал и неуверенной походкой подошел к парте Полины. Чувствовал он себя как висельник, восходящий на эшафот.
   - Привет, - еле слышно пролепетал он.
   Полина бросила на него холодный взгляд. Чужим голосом ответила:
   - Привет.
   И снова принялась повторять про себя, шевеля губами. Миша стоял, словно его прибили к полу гвоздями. Так прошла ужасная минута.
   Полина подняла глаза. Равнодушно взглянула на Мишу.
   - Сядь, не стой, - приказала она.
   Миша, бормоча под нос, сел.
   Полина захлопнула учебник. Отодвинула книгу на край стола. С усмешкой взглянула на Мишу.
   - Ну, как поживает твой дружок?
   Миша растерянно взглянул на нее.
   - Какой дружок? - он вблизи Полины туго соображал. Миша подумал, она спрашивает про Ваню - в группе Миша общался только с ним.
   - Как кто? - Полина изогнула бровь. - Макс - так, кажется, зовут этого... парня?
   Миша вспомнил ужасную ссору с Максом. Это его мучило.
   Счастливая мысль осветила его разум: надо помирить Полину с Максом! Все сделать, жизнь на это положить. Тогда все будут дружить со всеми, и на земле восторжествуют мир и гармония.
   Гордясь собой, Миша спросил:
   - Ты все еще сердишься на него?
   Полина удивленно изогнула брови.
   - Я?! Сержусь? Зачем?
   Миша облизнул губы.
   - Ты его не знаешь. Поверь, Макс не такой. Не знаю, что на него нашло. Он и со мной иногда так... Вот послушай.
   Миша рассказал, как Макс хорошо отнесся к нему при первой встрече. Этого уже достаточно: Миша - из тех людей, с которыми может сдружиться только очень добрый и чуткий человек. По отношению к Мише будут судить человечество.
   - Он очень умный. Я никогда не встречал такого умного парня.
   - Ага. Умный парень, который постоянно на грани вылета. Худший студент в истории факультета!
   - Учеба не показатель. Чтобы получить красный диплом, не обязательно иметь мозги. Достаточно зубрежки. Макс до фига о жизни знает, и до всего своей головой доходит. А еще он иногда нереально крут.
   - Фигня. Нереально крутых мужиков не бывает.
   - Он выгнал из автобуса хулиганов, которые издевались над пассажирами. Их было шестеро, все выше него на голову. Все смолчали, даже шофер. Макс так наорал на них, что они пулей вылетели на первой же остановке.
   Полина нахмурилась.
   - Ему просто повезло. Не будь эти парни трусами, они бы колбасу сделали из твоего умного, нереально крутого Макса.
   Миша, смущенно глядя на нее, промолчал. Аргументы исчерпаны. Эксперимент не удался. Полина рассмеялась.
   - Ты, Миша, просто невыносим. Все-то у тебя хорошие, добрые, замечательные. Я, Макс Орлов, Гитлер. Ты по себе меришь.
   Миша покраснел. Полина, улыбнувшись, коснулась его руки. По тому, как едва заметная дрожь прошла по его телу, Полина смутно осознала, как много для Миши значит ее прикосновение. Но она даже не подозревала, насколько сильно и глубоко его чувство - настолько, что Миша не мог его выразить.
  
  
   Спустя два дня Полина шла по Парковой. Ее окликнули.
   Миша стоял на крыльце общежития, щурясь от солнечного света.
   Полина, улыбнувшись, подошла к Мише, испытывая приятное чувство дружелюбия.
   - Привет. Загораешь?
   Миша улыбнулся.
   Полина почувствовала чей-то взгляд. Ощущение взгляда уже несколько дней мучило ее. Кто-то темный, тяжелый, злобный преследовал ее. А сегодня ночью он настиг ее во сне и разорвал в клочья.
   Макс Орлов. Черный джинсовый костюм. Мятая голубая футболка. Темные провалы под глазами. Идет к ним!
   Полина повернулась к Мише.
   - Извини, я вспомнила, у меня делов по горло, пока - пока...
   - Куда ты?
   Полина по ступенькам сбежала с крыльца. Сзади послышался раздраженный голос Орлова.
   - Ну куда побежала-то? Тебя здесь никто не укусит.
   Она вздрогнула, машинально остановилась.
   Обернулась. Макс насмешливо смотрел на нее.
   - Тебе-то чего?
   Макс махнул рукой.
   - Ничего. Вали.
   Полина, против воли, почти побежала.
   А два друга остались стоять под лучами весеннего солнца. Миша, который смотрел, как его лучший друг оскорбляет любимую, не в силах вмешаться. Который думал, что все время делает что-то неправильно. И Макс, который грубил хорошо воспитанной девушке, и думал, что все и всегда делает правильно, а если неправильно, это не его проблемы.
   Полина чувствовала, что боится Орлова. Этот подонок вносил диссонанс в стройную мелодию ее жизни, где она, Полина, любит всех и все любят ее. Он единственный ни с того, ни с сего вдруг невзлюбил ее. Какое хамство - так грубо и нагло ворваться в ее жизнь! И всегда-то, сукин сын, выпрыгивает будто из-под земли именно тогда, когда у нее хорошее настроение. Следит, что ли?
   На следующий день Полина после занятий собралась в книжный магазин. Невзначай сказала об этом Мише. Тот, краснея, сказал, что тоже собирался. Полина с радостью согласилась идти вместе - одной ей теперь было страшно. Хотя сердце кольнул страх - Миша был таким же верным предвестником появления Макса Орлова в ее жизни, как апельсины в "Крестном отце" - чей-то скорой смерти.
   Они шли по проспекту, беседуя о книгах и фильмах. Мише тоже нравился "Властелин Колец". Солнце омывало лучами ее лицо, теплый сухой ветерок перебирал ее светлые волосы. Полина с удовольствием думала, как хорошо будет выглядеть после пары таких прогулок.
   Разговор вдруг прервался. Квартал они прошли молча. Миша, странно взглянув на Полину, вдруг сказал:
   - Ты прекрасно выглядишь.
   Полина, чуть склонив голову, улыбнулась.
   - Спасибо.
   Миша смотрел на нее серьезно и открыто, как никогда. Серые глаза впервые за все время заблестели. Полина с удивлением поняла, что у Миши красивые глаза на довольно невыразительном лице.
   Внутри у нее будто ребенок шевельнул ножкой. Миша почувствовал, что Полина сейчас заговорит. В его глазах появилась робкая надежда.
   Они остановились, глядя друг на друга.
   - Ты считаешь меня красивой? - спросила Полина.
   Миша, опуская глаза, тихо сказал:
   - У тебя красивая душа.
   Полина протянула руку, чтобы взять Мишу за руку и так идти с ним у всех на виду.
   Прямо у нее над ухом проскрежетал отвратительно веселый голос:
   - Не только душа - все остальное тоже ого-го!
   Полина закатила глаза. Макс снова вырос из-под земли, с грохотом и блеском - нет, он явно следит за ней.
   - Здорово, лосось, - Макс тряхнул руку Миши. А тот посмотрел на друга с такой злобой, что Полина испугалась: сейчас Миша ударит этого недоумка. Но Миша сдержался - слишком подавлен воспитанием.
   Макс сделал два шага, обернулся.
   - Девочки, не отставать!
   - С фриками не водимся, - заявила Полина. - И вообще, нам не по пути.
   На лице Макса появилась обида.
   - Да? А, ну ладно. Вы идите, куда шли. А я в книжник пойду.
   Миша и Полина переглянулись. И одновременно вздохнули.
   Макс шел впереди, руки в карманах, чуть подпрыгивая. Прохожие расступались перед ним.
   - Падают, падают, падают листья-а-а... - пропел Макс. Обернулся. Бросил Мише: - Эй, осетр, держи хвост пистолетом, у тебя рыло в пуху!
   В книжном магазине Полина сразу отошла подальше от парней. Миша и Макс прошли чуть дальше. Полина, листая Лоуренса, услышала, как Макс заорал на весь магазин:
   - О, женские дрочильные книжки! Гляди!
   - Че там?
   - Да-ни-эла Стил.
   Шелест страниц.
   - Хм... надо почитать.
   - Ты че, будешь любовные романы читать?
   - А что? В этом ничего такого. Я с детства люблю эти сериалы... "Дикий Ангел", "Девочка по имени Мечта", "Любовь и тайны Сансет-Бич".
   Миша засмеялся.
   - Хорош заливать!
   - Ничего я не заливаю!
   Полина, хмурясь, подошла к ним.
   - Т-ш-ш. Чего орете на всю деревню?
   - Извини, - Миша отвел глаза. - Больше не будем.
   - Мама, я больше не буду! - заорал Макс. Полина хлопнула его по плечу.
   - Тише ты!
   Макс вдруг улыбнулся - детской застенчивой улыбкой. Голубые глаза смотрят нежно и покорно.
   - Ладно. Ты права. Лупи меня почаще. Мне полезно.
   Полина, морща лоб, несколько секунд смотрела на него. Нервно рассмеялась.
   - Хорошо. Вы выбрали?
   Макс поставил книжку на полку.
   - Мы только смотрим. Как в стриптиз-баре. Берем, и сразу ставим на полку. И зубы туда кладем.
   Всю дорогу обратно Полина боролась с мятежными чувствами. Ей хотелось наладить с Максом контакт, чтобы усмирить его враждебность по отношению к ней. Но она никак не решалась.
   Кашлянув, Полина сказала:
   - Макс.
   - Чего? - тот, щурясь, насмешливо уставился на Полину.
   - А правда, Миша сказал, что ты поэт?
   - Правда. Я пишу много стихов. По пьяни. Вот недавно я опять прогулял занятия, вернулся в общагу и напился до свинячьего визга. А когда ты пьян, эмоции вырываются наружу, да ты и сама знаешь. Так я написал пять стихотворений. Вообще-то я и трезвый пишу стихи, да и под кайфом тоже.
   - О, как интересно.
   - Да ну тебя! Болтаешь всякую хрень. В этом ничего такого. Все этим занимаются.
   Полина решила не замечать его резкости.
   - Может, прочтешь?
   Макс пожал плечами. Со смертельно серьезным выражением лица процитировал:
   - "Она сидела на полу... И х... сосала у Балу..." Я имею в виду, у медведя Балу.
   У Полины вытянулось лицо. Она отвернулась, и больше с Максом не разговаривала. С Мишей тоже.
  
  
   Со дня похода втроем в книжный магазин прошла неделя. Миша каждую ночь вновь и вновь возвращался в тот момент до появления Макса. Полина остановилась, спросила: "Ты считаешь меня красивой?" Потом появился Макс и все испортил, как всегда, впрочем.
   Что-то вот-вот могло произойти. Полина смотрела так серьезно и ласково. О, за это можно вынести все, любые унижения, пройти семь кругов Ада! За один взгляд умных зеленых глаз. Ради этого стоило жить девятнадцать лет на залитой кровью земле! И этот взгляд - бесценный дар на всю жизнь! - он купил одним комплиментом. Чего же можно добиться, рассказав ей ВСЕ?
   В университет Миша шел, исполненный решимости. В лице ни кровинки, кулаки сжаты. Он должен открыться. Сейчас или никогда. Он увидит Полину, возьмет за руку. И все выложит. Если "да"... тогда жизнь. "Нет" - он уйдет из университета и уедет на северный полюс, унося в сердце боль. Тогда алкоголь, или самоубийство, или медленное гниение в невыносимом кошмаре жизни.
   Миша стоял в фойе, вертя головой. Студенты, сбившись в группки, что-то горячо обсуждают. Миша вслушался.
   Какая-то девушка, хохоча и отпивая кока-колу из банки, сказала что-то вроде: "Полину в черном убили".
   Миша похолодел.
   Нет. Ослышался. Девушка сказала: "Полину вечером видели".
   Миша, хмурясь, повернул голову.
   У зеркала стояли два ангела. От них исходило ослепительное сияние. Волны жара. Студенты обходили ангелов стороной, боясь, что жар испепелит их. И не смотрели в ту сторону, боясь ослепнуть.
   Но Миша, стоя в десяти шагах от них, не мог отвести глаз. Окутавшее их ослепительное сияние скрывало лица. Миша моргнул два раза, и прекрасные ангелы обратились Полиной и Максом.
   Полина тонкими руками обвила узкую талию Макса. Макс, довольно улыбаясь, что-то говорил девушке.
   Как у любого человека, который наблюдает счастье влюбленных, у Миши возникло чувство нереальности. И в его случае оно было очень сильным. Миша еще пять минут назад мог поклясться, что эти люди даже не скажут друг другу "Привет". А теперь они любовники!
   "Уж не сплю ли?"
   Но нет. Макс и Полина сжимают друг друга в объятиях. И Полина прижимается к ненавистному Максу низом живота.
   Исходившие от них волны неприкрытой страсти обжигали окружающих. Переполнявшие их сердца восторг и блаженство делали день светлее.
   И как Полина изменилась рядом с Максом! Миша ее такой никогда не видел. Глаза горят. В жестах, движениях, походке появились упругость, грация, поэзия. До этого Полина двигалась, словно играла опостылевшую роль. Она и сейчас играет, но сколько в ней вдохновения! Она громко смеется, сверкая белоснежными зубами. От ее смеха, грубого и полного плохо скрываемого возбуждения, у Миши кровь в жилах вскипела. Полина сейчас была больше чем женщина - страстная, обольстительная богиня любви. Ее красота убивала.
   А Макс! Куда делась неуклюжая походка обезьяны, злобное лицо, презрительный взгляд? Вместо шмоток из секонд-хенда - чистая белая рубашка и новенькие черные джинсы. Другой человек! В глазах - нечеловеческая уверенность в себе. Губы налились кровью. В жестах появилась грация сильного, гибкого зверя. Лучший друг был так сексуален, что Миша сам ощутил желание лечь под него.
   Нет, перед таким Максом Полина не могла устоять. Да и любая девушка.
   Ангелы заметили Мишу.
   Макс подскочил к нему, схватил за руку.
   - Здорово, дружище! Как дела? Ты где пропадал?
   Его лицо было перекошено радостью.
   Полина подошла к ним.
   - Привет.
   Миша молча испепелял ее взглядом. Полина отвела глаза. Макс хлопнул Мишу по плечу, уверенный, что если он счастлив, то и Миша обязан быть счастливым.
   - Слушай, ну и дела творятся! Мы с Полиной в киношку собираемся. Там такой фильмец!
   - Если хочешь, иди с нами, - добавила Полина, не поднимая глаз.
   Миша покачал головой.
   - Нет. Я домой.
   Макс перестал улыбаться.
   - Да что с тобой? На тебе лица нет.
   Миша тронул лоб.
   - Я... мне нехорошо.
   - Иди домой, - Полина коснулась его руки. - Хочешь, я с тобой пойду?
   Миша, отшатнувшись, молча смотрел на нее. Развернулся и пошел прочь. Полина покачала головой.
   - Кажется, ему действительно плохо.
   Макс кивнул.
   - Бедняга. У него-то нет девушки. Особенно такой красивой, как ты.
   Полина улыбнулась. Макс обнял ее. Его руки успокаивали. Но, даже прильнув к любимому, Полина не могла забыть тяжелый, осуждающий, полный муки взгляд Миши. Она впервые ощутила его одиночество, тоску, презрение к себе.
   - Мы нехорошо с ним обошлись, - прошептала она.
   Макс сильнее прижал ее к себе.
   - Не лги себе, - прошептал он в ответ. - Ты сама не веришь, что тебе жаль его. Любовь презирает слабаков. Миша сделал свой выбор. А мы - свой.
   Они счастливо улыбнулись друг другу. Звонок погнал потоки студентов в аудитории.
   Но Макс и Полина еще долго стояли, глядя друг на друга блестящими глазами.
  
  
   Миша вслепую брел к общежитию. Он плакал и не замечал этого.
   Больше всего Мишу ранило не то, что Полина предпочла ему другого. А то, что этим другим был Макс. Казалось, нет более неподходящего для нее парня. Полина сильно упала в его глазах. Все казалось мерзким.
   Запершись в комнате, Миша отрезал себя от мира с его бесконечными возможностями, каждая из которых выглядела фальшивкой. От мира, который бьет тебя, снова и снова, и лишает всех надежд.
   Миша рухнул на кровать. Зарылся лицом в подушку.
   Беззвучные слезы сотрясали его плотное тело.
   Пока Миша стонал во сне, мучаясь кошмарами, сладкая парочка в лице Полины и Макса наслаждалась любовью. Миша так и не узнал, как они сошлись.
   Вот как это произошло.
  
  
  
  
   Глава 4. Падение.
  
   Палач в маске Волка подошел к Диане, цепями прикованной к могильной плите отца. Диана дергалась, извивалась, но цепи только сильнее впивались в тело. Она шипела от ярости.
   - Не дергайся, сука, - палач приложил раскаленный меч к ее плечу. Горячий металл прожег ее кожу до кости. Запахло горелым мясом. Диана, стиснув зубы, простонала.
   Открыла глаза, и вместо клочка синего неба в обрамлении зеленых крон увидела мраморный потолок.
   Свет утреннего солнца бил в полукруглую арку окна. Стекло собрано из разноцветных кусков, и свет был голубым, и зеленым, и желтым, и красным. Солнечный луч жег ей плечо. Во сне ее пытали. А оказалось, это всего лишь жалкий солнечный луч! Ликованию Лесной Королевы не было предела.
   Диана провела по лицу ладонью.
   Села на постели.
   Огляделась.
   Роскошь спальни была приятна, но вызывала тревогу. Перина слишком мягкая. Если спать на ней ночь за ночью, поневоле раздобреешь.
   Странно, она вчера не заметила - простыни игривого розового цвета.
   Вот на чем здесь спят. И эти собираются воевать с Адрианом!
   Диана вскочила. Бархат ковра приятно щекотал босые ступни. Диана захихикала.
   В дверь постучали.
   - Подождите! - крикнула Диана, поспешно одеваясь.
   Вошла девушка в бело-золотом платье. Опустив глаза, пролепетала:
   - Господин просил разбудить вас. Через два часа Совет Витен-Гамота. Маги хотят вас видеть.
   - Я уже встала, - Диана нахмурилась, разглядывая робкую девицу.
   Ее провели в Королевский Зал. В камине зола. Трон пустует.
   - Где Артур?
   - Наместник отправился на смотр войск. Вас велено накормить.
   Диана кивнула. Ободряюще улыбнулась. Девушка отвела глаза.
   Диане кусок не лез в горло - пища непривычная. Слишком изысканная. Все же она затолкала в себя всего понемножку. Ей нужны силы.
   В спальне на постели ее ожидали аккуратно разложенные платья.
   - Что это?
   Служанка поклонилась.
   - Господин велел одеть вас по случаю.
   - Это ни к чему.
   Снова поклон.
   - Вам следует одеться. Негоже...
   - Ладно-ладно, - Диана растерянно оглядела богатые ткани. - Давайте попробуем.
   Служанка примеряла одно платье за другим, каждый раз восклицая: "Чудесно! Восхитительно! Госпожа, вы ослепительны!" "Вот это подойдет... нет, это!"
   Видимо, девушку процесс примерки нарядов невероятно возбуждал.
   Это продолжалось около часа. Наконец Диана не выдержала.
   - Ах, бросьте! Давайте любое, я надену. Покончим с этим.
   Она выбрала светло-зеленое платье с голубым воротом, которое напоминало Диане ее Лес под куполом синего неба.
   Служанка расчесала ее темно-русые волосы. Подвела к зеркалу.
   - Видите, госпожа. Вам идет.
   Диана не ответила.
   Страшно подумать, какой эффект способно производить новое красивое платье из хорошей ткани, с открытой грудью и короткими рукавами. Диана не узнала себя.
   Вместо дикой девчонки из зеркала на нее глядела стройная, ослепительная принцесса с живым лицом, большим алым ртом, и ясными голубыми глазами. Расчесанные волосы волнами ниспадали на плечи.
   - Вы превосходны, госпожа, - прошептала служанка ей на ухо, поглаживая Диану по плечу. - Во всем Королевстве нет женщины прекрасней вас! Здешние мужчины будут от вас без ума, а первейшие красавицы возненавидят за то, что вы так легко их затмили!
   Диана неуверенно улыбнулась.
   До этого она видела свое отражение лишь в колеблющейся поверхности озера. И в Лесу не было никого, перед кем можно красоваться. Да если б и был, это вряд ли ее взволновало.
   Но в этот миг сердца Дианы коснулась женская тоска по красоте, любви и чудесам. Чувство приятное, но с оттенком страха.
   Диана тряхнула головой.
   - Я... я готова.
  
  
   Внизу ее ожидал начальник стражи - тот самый, с орлиным носом. Учтиво поклонившись, он подвел Диану к лошади. Роскошное платье не позволяло Диане продемонстрировать искусство наездницы. Орлиный Нос помог ей оседлать коня.
   Они рысью двинулись по мощеным улочкам Города. За ними следовал эскорт - трое стражников в бело-золотых плащах.
   Город изменился.
   На крышах и водосточных трубах висели гирлянды золотых, розовых, голубых шаров. Шары светились.
   Орлиный Нос, видя, с каким восхищением Диана разглядывает шары, объяснил:
   - Маги украсили Город к празднику плодородия. Каждый год придумывают что-то новенькое.
   Диана вслушалась.
  . Минуту она слышала только стук копыт по мостовой. Вдруг в ее сознание проникли далекие голоса.
   "Все прекрасно, прекрасно, прекрасно... Расслабься... Не думай ни о чем. Здесь все твои друзья. Все тебя любят..."
   Диана тряхнула головой. Покосилась на сопроводителя. На гордом лице начальника стражи расцвела глупая улыбка. Глаза уставились в пустоту. Он пускал слюни.
   Диана открыла рот, чтобы окликнуть его. И поняла, что не хочет. Приятная истома охватила ее, словно Диана грелась у печки. Все заволокла розовая дымка.
   Шепоты наполнили ее разум, уничтожив все мысли, чувства, воспоминания.
   "Все ничтожно. Все бессмысленно. Важно только веселье. Вечный праздник. Музыка, улыбки, смех!"
   Диана чувствовала, как губы раздвигаются в глупой улыбке. Лошадь под ней спотыкалась, еле перебирала ногами.
   Прохожие - милые, добрые, улыбчивые мужчины и женщины, приветствовали наездников. Поднимали руки, показывая открытые ладони, и истошно вопили:
   - Слава Наместнику!
   И Диана, дивясь на саму себя, хрипло орала:
   - Слава Наместнику! Слава Наместнику! Слава Наместнику!
   - Слава, вечная Слава! - вторил Орлиный Нос. Он не моргал. Из глаз текли слезы. - Слава Совету Магов! Слава Великому Городу!
   Как только они углубились в центр города, наваждение рассеялось. Диана, учащенно дыша, с изумлением взглянула на начальника стражи.
   - Что это было?
   Тот удивленно посмотрел на Диану.
   - О чем вы?
   - Мы только что...
   Диана запнулась. Нигде не было шаров. Люди уныло плелись по улице, глядя под ноги. Двое столкнулись лбами.
   - Куда прешь! - рявкнул один.
   - Смотри под ноги, идиот! - огрызнулся другой.
   Диана, пожав плечами, слабо улыбнулась Орлиному Носу.
   - Ни о чем.
  
  
   Высокий дворец со стрельчатыми башнями излучал изумрудное сияние. Цвет травы. Диана выпрямилась в седле. Словно свежий ветер коснулся ее души.
   Залы дворца были полны изумрудного света. Диана, поднимаясь по винтовой лестнице, оглянулась на сопроводителей. Их одежды, плащи, лица окрасились в темно-зеленый. Диана поднесла к лицу руки. Те еще зеленее.
   И это платье. Ткань очень приятная, ласкает тело. Когда легкий ветерок словно целовал ей ноги под юбкой, Диана чувствовала, как пылают щеки.
   Стражник повернулся к ней.
   - Сюда.
   Диана округлила глаза, глядя на низкий проход в стене. Притолока на уровне пояса. Пройти... то есть пролезть в лаз можно было только на карачках.
   - Мне лезть сюда?
   Стражник посуровел.
   - Правила одинаковы для всех. Ты обязана подчиняться.
   Он чуть вынул меч из ножен. Послышался неприятный скрип, когда сталь меча терлась о кожу.
   Диана поджала губы.
   - Убери. Я чту традиции.
   Стражник задвинул меч обратно. Напряженно улыбнулся.
   - Тебе пора. Не заставляй Совет ждать.
   Диана подобрала юбку. Встала на колени. Кусая губы от злости (каждую секунду казалось, что сейчас ей дадут пинка), Диана пролезла в Зал. Встала на ноги.
   В Зале царила темнота. Диана вслушалась. Ни звука, только где-то капает вода. И ее шумное дыхание.
   Диана сделала несколько неуверенных шагов.
   - Эй! Есть здесь кто?
   Ее голос отразился от стен и вернулся к ней - слабый, жалкий, испуганный. Диана не могла отделаться от ощущения, что за ней наблюдают множество злобных глаз. Ей почудилось, здесь пахнет чем-то мерзким, будто бы тухлятиной.
   Вспыхнул свет, тени прыгнули из углов. Диана прикрыла глаза ладонью, слепо мигая.
   Зал был огромен. Он казался бесконечным. Источником все того же зеленого света были шары, медленно плывущие в воздухе под далеким небом-потолком.
   Зал был обставлен гигантских размеров мебелью. Стулья, которые были бы впору великанам. Огромный дубовый стол. Ножки толщиной с колонну. На столешнице могла бы разбить лагерь целая армия. Дерево одной из "ножек" изрыли трещины с хорошую канаву. В трещинах с осклизлыми звуками копошились отвратительные жуки, каждый размером с собаку.
   Королевский Зал подавлял своими размерами, но по сравнению с Залом Совета казался спичечным коробком.
   Диану охватило подозрение, что лаз в Зал - магический. Каждый, кто пролез в него, уменьшается в размерах.
   В конце Зала высилась огромная стена красного дерева. Диана задрала голову и поняла, что это громадная судейская кафедра.
   Семеро Магов сидели за кафедрой. Их огромные головы укрывали седые парики. Лица цвета слоновой кости чисто выбриты, пустые темные глазницы смотрят сурово и бесстрастно.
   Все облачены в судейские мантии различных оттенков: красная, оранжевая, желтая, зеленая, голубая, синяя, фиолетовая.
   - На колени! - прогремел голос Синего Мага. - На колени перед Великим Витен-Гамотом!
   Диана встала на колени. "Ну и городок", подумала она. "Все здесь великое. Хоть что-нибудь человеческих размеров здесь имеется?"
   Слоноподобные Маги разглядывали Диану в полной тишине. Только где-то мерно капает вода.
   - Ты Диана, дочь Александра Бесстрашного, Повелительница Волшебного Леса?
   Диана смотрела на свои руки, почтительно сложенные на коленях. Однако, невесть откуда, знала - вопрос задал Желтый Маг.
   - Да, - ответила она тихо (но стены отразили ее голос, и он эхом звучал во всех уголках Зала). - Это я.
   - Расскажи нам, что случилось с Волшебным Лесом? - прогремел Оранжевый Маг.
   - Волшебный Лес уничтожен.
   Маги переглядывались, и Диана в воображении слышала изумленные шепоты.
   "Уничтожен..."
   "Уничтожен?"
   "Уничтожен!"
   - Расскажи нам, - подал голос Синий Маг. - Как это произошло.
   В его голосе звучала неподдельная горечь.
   Диана рассказала. Голос ее звучал спокойно, чему она была только рада. Значит, она справилась с утратой.
   Закончив, Диана решилась поднять глаза. Маги-великаны с огромной высоты таращились на нее темными пещерами глаз.
   - Скажите, кто такой Адриан? Что Ему нужно? Почему Его все боятся?
   Красный Маг, вздохнув, прикрыл глаза.
   - Ты нарушаешь правила. Вопросы здесь задаем мы.
   Зеленый Маг повернулся к нему.
   - Но мы можем сказать ей. Букашка потеряла свой Лес из-за Нелюбимого Сына.
   - Нельзя, - бесцветным голосом сказал Голубой Маг. - Запрещено.
   - Дюймовочка имеет право знать...
   - Этого нет в Законе, - Красный маг дернулся всей громадной тушей, словно через него пропустили электрический разряд. - Нарушение правил.
   - Нарушение правил, - закивал Желтый Маг.
   - Нарушение! Свидетельствую! - поддал огня Оранжевый.
  
  
  
   - Хватит! - не выдержала Диана. Она встала с колен. Девушка понимала, что нарушает все Правила и Законы, которые только можно придумать, но ее сердце костром охватил гнев, под которым скрывался ледяной страх. Если эти маги полчаса топчутся на месте, выясняя, по правилам отвечать на простой вопрос, или не по правилам - какой от них прок?
   - Хватит! Вы похожи на престарелых тетушек, которые спорят, кому первой пройти в дверь. Я всего-то хочу больше знать об Адриане. Все знают Его, а я выросла в Лесу и не знаю ничего. Я хочу помочь Городу. Но я должна знать...
   - Что она говорит? - прервал Желтый Маг. - Я не слышу.
   - Да, - кивнул Фиолетовый. - У нее такой слабый голосок. Она пищит, как мышка.
   - Букашка говорит, что мы престарелые тетушки, и что она хочет больше знать об Адриане, - сказал Синий.
   - Она так говорит? Вот наглость!
   - Наглая маленькая букашка!
   И все стихло. Несколько минут полной тишины. Диана слышала только стук собственного сердца.
   - Эй! - позвала она.
   "Эй, эй эй!" зазвенело во всех уголках Зала.
   Диана посмотрела вверх. Слоноподобные фигуры Магов не двигались.
   - Эй, вы что, уснули?
   Красный Маг мертвым, громовым голосом сказал:
   - Мокрица хочет знать... правду.
   - Да, - встрепенулся Оранжевый. - А почему она хочет знать правду? Какое ей дело?
   - Кто она такая? - завопил Желтый. - Куда она лезет?
   Зеленый Маг поднял огромную, размером с лодку, ладонь.
   - Мы скажем. Скажем. Если ты назовешь хотя бы одну важную причину твоего несносного любопытства.
   На лице Дианы проступили красные пятна. Ее голос звенел от переполнявшего ее негодования.
   - Давным-давно, когда я была маленькой девочкой, Альберт, правая рука Адриана... надругался над моей матерью. Мать не вынесла позора и покончила с собой. Мой отец, Александр, долгие годы преследовал Альберта, чтобы отомстить. Он попал в западню. Его убили.
   Диана с трудом дышала. В горле застрял ком. Она еле сдерживала слезы.
   - Два дня назад... Альберт с бандой головорезов явился в Волшебный Лес, убил Медведя. Железные осы подожгли Лес. Так я оказалась здесь. И теперь... я хочу ЗНАТЬ, что это за человек, из-за которого я теперь стою здесь и любуюсь на ваши ТУПЫЕ ФИЗИОНОМИИ!
   Диана получила несравненное удовольствие, сказав правду. Ее раздражение поутихло.
   - Хм! - сказал Зеленый Маг, считавшийся Главой Совета - цвет его мантии был цветом Изумрудного Дворца. - Пожалуй, это причина. Господа, как вы считаете?
   - Причина! Причина! - подтвердил Фиолетовый Маг.
   - Глупая, но человечная, - сказал растроганный Голубой Маг. Он протрубил в платок, утирая слезы.
   - Как это похоже на жалких людишек, - вздохнул Желтый Маг. - Эта сентиментальность!
   Зеленый Маг кашлянул.
   - Мы не можем сказать всего... потому что ты все равно не поймешь, глупый ничтожный червячок. Но кое-что поведаем.
   - "Кое-что" мне уже известно, - сказала Диана. - Адриан родился в Золотом Городе. Все его ненавидели. Слышала, что Его считают величайшим Магом в истории. И я хочу знать три вещи: почему Его ненавидели? Почему прогнали? И в чем состоит Его так называемое величие?
   Диана отметила, что дерзостью привела Совет в замешательство. Маги перешептывались (безмолвно, но их неразборчивое бормотание звучало в ее сознании).
   - Вот что, Диана, дочь Александра, - с сарказмом сказал Зеленый Маг. - Ты хочешь знать, и ты узнаешь. Вот ответ на первый вопрос: Адриана ненавидели, потому что он был самым противным, самым уродливым ребенком на свете. Лицо Его было столь безобразно, что люди разбегались в ужасе, когда это Хельмово отродье появлялось на улицах Золотого Города. Смотреть на эту гнусную рожу было невыносимо. Когда этому... мальчику исполнилось семь, Его заставили носить маску обезьяны.
   - Это была страшная маска, - встрял Желтый.
   - Безобразная обезьянья морда, - подкинул дровишек Оранжевый.
   - Но все же лучше, чем Его собственное лицо, - закивал Синий.
   - И все? - Диана передернула плечами. - Мальчик вызвал всеобщую ненависть только потому, что был некрасив? Разве вина бедного ребенка, что он родился таким? В том вина матери, а не сына.
   - Мать Адриана тоже все ненавидели.
   - Она уродина!
   "Ты тоже не красавец", подумала Диана, снизу вверх глядя на бледное, жирное лицо Желтого Мага.
   - Кто Его отец?
   Совет зашевелился.
   - Мы не знаем, - с некоторой долей замешательства ответил Красный Маг.
   - Не знаем! Не знаем!
   - Какой-то бродяга!
   - Дикий шакал!
   - У Него вообще не было отца!
   - Довольно! - Зеленый маг снял парик, обнажив лысую, отполированную голову. Высморкавшись в парик, водрузил его на голову. - Ты получила ответ на первый вопрос?
   - Да.
   - Вот ответ на второй.
   Адриана изгнали, потому что Он совершил страшное преступление. Адриан убил ребенка и выпил Его кровь!
   - Ужасно! Ужасно! - заохали Маги, тряся париками.
   - Почему Его не казнили? Не посадили в тюрьму? - взволнованно спросила Диана.
   - Почему мы Его не казнили?
   - Почему не посадили в тюрьму?
   - Да, а почему же мы не посадили Его в тюрьму?
   - Может, мы не хотели? Может, мы Его простили? Наше милосердие безгранично!
   - Разве можно простить убийство ребенка?
   - Да, разве можно простить убийство бедного, маленького, ни в чем не повинного ребенка?
   - Нельзя!
   - Мы не казнили Его потому что мы не можем!
   - Не можем?
   - Да, не можем!
   Зеленый Маг, опустив голову, скорбным голосом объявил:
   - Мы не могли совладать с этим юнцом. Адриан уже был силен. Природа Его магической силы была нам неведома. Он пригрозил уничтожить весь Город, если мы не позволим Ему уйти.
   - Мы не могли так рисковать, - сказал Красный Маг. - Мы должны думать о жалких людишках!
   - Семь могущественных Магов испугались угроз подростка? - нахмурилась Диана. - Я ушам своим не верю!
   Снова поднялась суматоха. Зеленый Маг, схватив деревянный судейский молоток размером с приличную кувалду, три раза стукнул по кафедре. Диана, крича, зажала уши. Упала на колени. Каждый удар звучал как выстрел из пушки. На несколько секунд она оглохла.
   - Тихо! - крикнул Зеленый маг. - Ответ на третий вопрос букашки!
  
  
  
  Мы - Великие Маги, но такими мы были не всегда. Когда-то мы были жалкими червями, такими как ты, Диана. Мы прошли долгое, мучительное обучение и болезненный обряд инициации. Мы дорого заплатили за возможность приобщиться к Знанию. Мы - Светлые Маги. Источник нашей магической силы - Natalis, первородная энергия, сотворившая мир из хаоса. Небесный Правитель вложил в каждого из нас частицу этого Света Жизни - Веру, Надежду и Любовь.
   Пока не явился Адриан, считалось, что Natalis - единственный источник магической силы. Адриан не мог стать Светлым Магом. Душа Его была черна как ночь. И Он нашел другой источник магической силы: Страх, Ненависть и Смерть.
   - Что это значит?
   - Это значит, мокрица, что Он неуязвим. Адриана нельзя победить.
   Диана похолодела.
   - Что? Это невозможно! - она нервно рассмеялась, дикими глазами глядя на них. - Я пришла сюда... и вы, Маги, говорите мне, что Адриана нельзя победить?
   - Способ есть, - бесстрастно ответил Зеленый Маг. - Все, что создается, может быть уничтожено. Мы ищем способ уничтожить Адриана. Но это не так просто.
   Сила Адриана в Страхе, Ненависти и Смерти. Страх и Ненависть есть в каждом, и мы все умираем. Адриан черпает свою силу из душ всех людей на земле, а равно из тех, кого уже зарыли в землю. Чтобы лишить Его силы, нужно вытравить из душ людей страх и ненависть, и совершить невозможное - открыть эликсир бессмертия. Что, как ты понимаешь, невозможно. Адриан вызывает страх и отвращение, и это делает Его сильнее. Его ненавидят, и ненависть окружающих питает Его могущество. Каждый раз, когда кто-то умирает, сила Адриана растет.
   - Безумие... - Диана покачала головой. - Но вы говорили о Свете Жизни. Разве этой силой не одолеть силу зла?
   Зеленый Маг заговорил, и каждое слово вбивало гвоздь в ее сердце:
   - Свет Жизни нельзя использовать для войны. Иначе Natalis превратится в свою противоположность, в Силу Смерти. Если мы используем Светлую Магию для борьбы с Адрианом, мы сделаем Его стократ сильнее и утратим последнюю надежду. Адриану откроется секрет Светлой Магии, и Он превратит Ее в Силу Смерти. Все, чего касается Адриан, превращается в прах. Там, где Он ступает, сама земля гниет, источая зловоние.
   Диана, прикусив губу, спросила:
   - Как Он мог получить такое могущество?
   - Это наш просчет. Возможно, величайший просчет в истории мира. Адриан от природы был наделен даром. Если бы мы разглядели этот дар, Адриан попал бы в наши руки. Мы бы сделали из Него величайшего Светлого Мага. Прекратились бы войны, люди жили в любви и всепрощении, земля превратилась бы в светлый сад. Никто не знал бы горя и лишений. Но мы не знали, что у нас под носом растет могущественный чародей. На Нем не было невидимой метки Небесного Правителя. В Нем не было Света Жизни. Для нас Адриан был обычным червем. Сила Его была иная, и мы не разглядели эту силу. И в итоге все сложилось так плохо, как только возможно себе представить.
   Жители Города сами - своей ненавистью и насмешками - наделили одинокого мальчика великой силой Тьмы. Ну что, ты получила свои ответы?
   Диана убитым голосом сказала:
   - Получила. Но не могу сказать, что они мне нравятся.
   - Теперь мы хотим узнать кое-что, - вкрадчивым голосом сказал Синий Маг.
   Диана покачала головой. Ее все больше охватывало чувство безнадежности.
   - Я уже сказала все, что знаю.
   - Сказала? Разве эта амеба что-нибудь говорила?
   - Да. Она сказала, что Волшебный Лес уничтожен.
   - Сгорел дотла!
   - А может, она врет?
   Желтый Маг потянул носом. - Я чувствую запах пепла. Звери бегут в ужасе, горят в огне.
   Зеленый Маг снова установил тишину ударами молотка. Перегнулся через кафедру.
   - Есть древнее пророчество о Лесной Королеве. О девушке, обладающей магической силой.
   - Мне об этом ничего не известно.
   - Я вижу это в тебе. Как только ты вошла сюда, я узрел метку. В тебе Свет Жизни. Очень древняя, почти забытая разновидность.
   - Пусть покажет! - гаркнул Красный Маг.
   Диана взглянула на Зеленого Мага, ища поддержки. Тот кивнул.
   - Покажи нам.
   Диана оглядела чужие, бесстрастные лица.
   - Что показать? Я не понимаю, о чем вы.
   Маги переглянулись.
   - Может, ты ошибся? - с надеждой спросил Голубой Маг. Зеленый покачал головой.
   - У меня нет сомнений. Диана, закрой глаза.
   - Вы с ума сошли... - сказала она.
   Закрыла глаза. Сверху громом звучал голос Мага:
   - Вспомни все хорошее, что случалось в твоей жизни. Вспомни все, что делало тебя счастливой. Всех, кого ты любила, и тех, кто любил тебя. Вспомни Волшебный Лес. Оживи Его светом твоей души...
   Сосредоточившись, Диана вызвала в памяти образы матери, отца, Медведя, Волшебный Лес, зеленеющий в лучах летнего солнца. Запахло травами, хвоей. Свежий ветерок ласково коснулся ее лица.
   Она почувствовала сильный толчок из самых глубин своего женского естества. Все тело было будто наэлектризовано.
   Сложив чашечкой ладони, Диана открыла глаза. В этой чаше зажегся маленький зеленый огонек, чуть теплый. Диана почувствовала тяжесть в низу живота.
   Встав на колени, она опустила огонек на пол. Осторожно, бережно, словно крохотного птенца.
   И на этом месте, прямо среди каменных плит, появился маленький зеленый росток. На глазах росток потянулся вверх (Диана, и все присутствующие услышали тихий скрип, словно терли ремень о ремень). Диана почувствовала небывалый азарт. Она всей душой болела за этот росток.
   - Давай, - прошептала она, горящими глазами глядя, как росток тянется вверх изо всех слабеньких сил. О Магах Диана забыла. - Давай, давай, давай...
   Она восхищенно ахнула, заворожено глядя на выросший прямо из каменных плит крохотный кустик с маленькими почками и нежными, бледно-зелеными листочками. Некоторые листочки покрыты желтыми пятнами, а иные... какие-то бесцветные, почти прозрачные. Деревце слабо светилось.
   Словно во сне, Диана услышала смущенную реплику Желтого Мага:
   - Хм... Неплохо.
   - Красивое деревце.
   - Да! Но весьма хилое.
   - Листочки немного не получились...
   Диана не могла оторвать глаз от собственного творения. Ясень. Маленький ясень. Да, листья с изъяном. Если бы эти каменные стены не отнимали ее силы, наверняка получилось бы лучше.
   - Какой маленький... - прошептала Диана. - Слабенький...
   Кончиками пальцев Диана коснулась листочков. От ее прикосновения деревце рассыпалось в прах. Диана вскрикнула. Ее сердце сжалось от неведомой прежде жалости. Диана почувствовала себя обманутой. Глядя на кучку праха, Диана видела сгоревший Лес, трупы медвежат, тучи пепла в горячем воздухе. Она с удивлением и стыдом поняла, что плачет.
   Диана встала с колен. Поняла глаза. Сквозь пелену слез увидела на гротескных лицах Магов изумление и ужас.
   Диана по-детски, беззащитно улыбнулась.
   - Здорово получилось, правда?
   Оранжевый Маг, побледнев еще больше, отчего его лицо стало похожим на луну, завопил:
   - Ведьма!
   Диана, ощутив укол тревоги, переводила взгляд с одного на другого. Все они, наставив на нее огромные пальцы, орали:
   - Ведьма! Ведьма!
   - Заковать в цепи!
   - Бросить в тюрьму!
   - Сжечь на костре!
   Прежде, чем она успела опомниться, в Зал один за другим пролезли солдаты. У каждого - меч и геральдический щит с золотым солнцем на белом фоне. Диану взяли в кольцо, острие меча коснулось ее горла. Грубые руки в кожаных перчатках схватили ее, лишив возможности пошевелиться. Шипя, Диана попыталась вырваться. Кто-то мечом плашмя ударил ее по затылку. Диана прикусила язык. Рот наполнился теплой кровью. В голове загудело. Сквозь это гудение Диана услышала безжалостный голос Мага:
   - По закону ты, Диана, дочь Александра, отправляешься в тюремную камеру до следующей сессии Священного Витен-Гамота, на которой решат, как с тобой поступить.
   Изрыгая проклятия, Диана билась в жестких руках. Удар кулаком в лицо, расплющивший ее губы, еще сильнее разозлил Диану. Кто-то попытался сунуть кляп ей в рот. Диана впилась зубами в ладонь прокусив перчатку. Послышался изумленный, полный боли вопль. Ее рот наполнился чужой кровью, которая смешалась с кровью из прокушенного языка. Диану ударили по лицу - еще, еще. Диана сопротивлялась до последнего, новые и новые руки хватали ее. Спустя несколько секунд девушка, вконец обессилев, расслабилась в стальных объятиях. Ей связали за спиной руки. Один солдат обхватил Диану за талию, другой за ноги, третий поддерживал голову. Как бревно, ее понесли к низкому лазу, через который Диана вечность назад на четвереньках вползла в Зал Совета. Диану опустили на каменные плиты, протолкнули в эту кроличью нору. Ожидавшие снаружи солдаты, схватив Диану за волосы, вытащили ее. "Ведьму" снова взяли на руки и понесли вниз, в подвалы, по бесконечным лестницам, темным, сырым, мрачным закоулкам. Через залы, освещенные омерзительным зеленым светом. Диана не знала, сколько этажей они миновали. Пульсирующая боль разрывала ее мозг, она потеряла счет времени. Диана подняла голову. Мельком увидела окрашенное зеленым светом лицо Артура. Прежде, чем ее отнесли к лестнице, их взгляды встретились. Вздрогнув, Артур поспешно отвернулся. Фальшиво-бодрым голосом заговорил со стражником. Трус! Вероломный предатель! С каким удовольствием Диана разорвала бы его горло зубами!
   Наконец подвал. Диану поставили на ноги. Кровь заливала ее лицо. Краем глаза она видела темницы. Железные двери с маленькими окошками, забранными стальными прутьями. Между двумя соседними прутьями не проскочит и мышка.
   К ним подошел Орлиный Нос. Презрительно оглядев избитую ведьму, коротко бросил:
   - Третья слева.
   Развернулся и направился к лестнице.
   Диану втолкнули в сырую, промозглую, залитую зеленым светом камеру. Диана упала на колени. Дверь за ее спиной с лязгом захлопнулась. В замке повернули ключ.
   Поднявшись с холодного земляного пола, Диана кинулась к двери. В ярости забарабанила кулачками по гладкому металлу.
   - Скоты! - заорала она. - Сволочи!
   Из темницы напротив донесся хриплый женский голос:
   - Заткнись, сука! Люди спят, а ты вопишь, как недорезанная шлюха!
   Диана обомлела. Встав на цыпочки, через решетчатое окошко выглянула в коридор, залитый тем же омерзительным светом. Под потолком плавают в воздухе шары-светильники. Напротив - дверь темницы с точно таким же окошком. Диана скосила глаза. Слева и справа - темницы, темницы.
   - Кто это говорит? - робко спросила она.
   - Кто-кто? - проворчала заключенная. - Ведьма, как и ты, кто же еще?
   - Я не ведьма, - сказала Диана. Из камеры напротив донесся издевательский хохот.
   - Ха-ха! Слышали, девочки? Она не ведьма! Такой дуры здесь еще не видали! Да здесь одни ведьмы! Правда, Ханна?
   - Да, - донеслось из камеры, смежной с камерой Дианы. - Сумасшедшие, опасные для общества ведьмы!
   Тюрьма ожила. Из камер доносились крики, проклятия, издевательский смех. "Женщины", холодея, подумала Диана. "Здесь только женщины".
   - Славка, скажи бедной дуре, кто она такая?
   - Ведьма! - с готовностью отозвались из пятой справа. - Совратительница мужчин! Пожирательница детей!
   - Эй, милочка, сколько младенцев ты слопала этой ночью?
   - Детка, наколдуй мне что-нибудь!
   - Наколдуй ключ от проклятой двери!
   - Сотвори-ка мне славного мужичка с крепким корешком!
   - Погодите-ка, - Диана увидела, как в окошке камеры напротив возникло лицо преждевременно состарившейся женщины. Морщинистая кожа, болезненно горящие глаза, жидкие волосы. Ведьма ощерила в ухмылке гнилые зубы.
   - Э, девки, она симпатявая!
   Заключенные прильнули к решеткам. Как могли, косили глазами, пытаясь углядеть новенькую. Диана, чувствуя омерзение и страх, отпрянула от двери. Поднялся возмущенный гвалт.
   - Куда же ты, милашка? Дай хоть глазком на тебя поглядеть!
   - А я видела! Глазки голубые, кожа свежая и гладкая. Волосы - как огонь!
   - Слышали, девочки? Как огонь!
   - Картинка!
   - Эдакая ягодка... Девки, чую, скоро мы всласть позабавимся!
   Сказавшая последнее причмокнула губами, со свистом втянув воздух.
   Заключенные начали колотить глиняными кружками о двери, нестройным хором крича: "Свежая кровь! Свежая кровь! Свежая кровь!"
   Диана зажала уши ладонями.
   - Прекратите! Хватит!
   А им того и надо было. Женщины расхохотались.
   Со скрежетом открылась дверь в коридор. Диана услышала грубый мужской голос:
   - Заткнитесь, отродья! Пока я не перерезал кому-нибудь глотку!
   Стражника подняли на смех - очевидно, его угрозы были пусты, и ведьмы слышали их каждый вечер.
   - Э, красавчик! Иди сюда, покажи свой меч!
   - Девочки, Влад пришел. Он сегодня злой...
   - Влад не любит плохих девочек...
   - Влад, иди сюда, у меня для тебя кое-что есть! Моя гнилая дыра, хочешь?
   Видя, что угрозы не достигли цели, Влад сменил тактику. Вкрадчивым, отвратительно ласковым голосом спросил:
   - Если кому-то тошно на свету, я прикажу убрать шары. А? Что скажете, красавицы? Хотите провести ночку в темноте?
   Молчание. Замешательство.
   - Нет! - вскрикнула какая-то слабонервная. - Только не в темноте!
   - Тогда заткнитесь! - прикрикнул Влад.
   Тишина.
   - Так-то лучше. Сидите тихо, как мышки.
   Хлопнула дверь. Несколько секунд пристыженного молчания.
   - Дура, - шепотом прошипел кто-то, кажется, Слава. - Чтоб у тебя язык отсох!
   - Я не могу, - жалобно сказала несдержанная на язык трусиха. - Я боюсь темноты...
   - Чтоб ты обосралась! Чтоб твои дети подохли от чумы!
   - Заткнись, - плача от бессильной злобы, прошептала трусиха. - Заткнись, не то я тебя задушу!
   Слава не унималась.
   - О, ты умеешь проходить сквозь стены? Давай, иди сюда, Адрианова шлюха! Вот моя шея!
   - Эй, Рада, у меня тоже есть шея! Задушишь меня?
   - Ненавижу вас... - Рада разрыдалась.
   Старуха зашипела:
   - Т-ш-ш... Оставьте ее в покое! Хотите, чтобы этот козел выключил свет?
   Старуху послушались. Наступило затишье. Старуха зашлась в приступе надсадного кашля, от которого у Дианы мороз шел по коже. Старуха отхаркнула, сплюнула на пол мокроту.
   Диана огляделась. Камера тесная, потолок нависает над головой. Все пространство - десять шагов от стены до стены, восемь вглубь. Узкая койка из грубых досок. Охапка соломы вместо подушки, кусок шерстяной ткани - одеяло. Слава Небесному, она привыкла спать на полу пещеры. В углу - ведро для естественных отправлений. Холодно. Диана передернула плечами. Зеленый свет действовал на нервы. Странно, что Рада так перепугалась. В темноте было бы не так уж плохо.
   Усталая, избитая, подавленная, Диана улеглась на доски, положила голову на охапку гнилой соломы (источавшей отвратительный запах), накрылась тканью. Кусок слишком маленький, ноги ниже колен голые. Повернувшись набок, Диана свернулась клубочком. Хорошо, доски ошкурены, а то занозишь всю задницу.
   Она прикрыла глаза. Неизвестность страшного будущего мучила. Хотелось спать и не просыпаться.
   Диана думала, что вездесущее зеленое сияние не даст ей спать. Но скоро впала в тревожное состояние на грани яви и сна. Сквозь полудрему услышала, одна из "девочек" тихо завела тоскливую песню. В ее голосе слышалась горечь, роковая обреченность и странная насмешка над собственной судьбой:
  
   Милый,
  
   Ты мой герой.
  
   Я ждала тебя много лет.
  
   Ты - свет моей жизни.
  
   Твои глаза приводят меня в трепет,
  
   Твоя улыбка озаряет темницу моего сердца,
  
   Твои сильные руки обнимают мой стан,
  
   И я таю, как свеча.
  
   Твои поцелуи зажигают огонь в моей крови.
  
   Вот мое лицо - ударь меня.
  
   Вот мое тело - избей меня.
  
   Вот моя дыра - возьми меня.
  
   Делай что хочешь,
  
   Я вся - твоя.
  
   Только не заставляй меня спать в темноте...
  
   Зеленый свет ударил в глаза. Диана зажмурилась. Вздрогнула всем телом - дуло от пола. Несколько секунд понадобилось, чтобы вспомнить, где она. В тюрьме. Я в тюрьме. Несправедливо обвиненная. В чем? Да ни в чем. Просто в этом так называемом Золотом Городе ведется какая-то игра, и я в этой игре кому-то сильно мешаю. А может, это просто сон? Нет, не сон. Лязгают засовы, открываются двери. Ведьмы, просыпаясь, очумело бормочут.
   Больше всего Диану поразила обыденность тюремного утра. Стражник, колотя в двери темниц рукоятью меча, дружелюбно говорит:
   - Просыпаемся, девочки, просыпаемся. Кушать подано. Вкусная кашка. Пора вставать! Просыпайтесь, птички, пора чистить перышки.
   И "птички" весело отшучиваются, заигрывают, беззлобно посылают. Словно нет для женщины ничего более обычного, чем проснуться утром за решеткой.
   Диана зажала рот ладонью, чтобы никто не услышал ее сдавленного нервного смеха. Насмешило ее воспоминание о том, что позавчера она в Королевском Зале трапезничала с Артуром. Неужели это была она? А три дня назад она мирно завтракала с Медведем и медвежатами в Волшебном Лесу. Нет, этого не может быть, это какая-то другая девушка, глупая, наивная, полная несбыточных надежд.
   Стражник два раза стукнул рукоятью меча в ее дверь.
   - Новенькая, подъем! Жратва стынет.
   Откинув служивший ей одеялом лоскут, Диана села на нарах. Чувства ее обострились, нервы натянулись до предела. Вскочив, она заходила по камере, разминая затекшие члены, разгоняя кровь по жилам.
   Пониже забранного решеткой окошка открылось еще одно. В это нижнее окошко на уровне груди мужская рука просунула жестяную миску с жидкой кашей из репы с накрошенным хлебным мякишем.
   - Бери, жри, чего застыла? - сказал стражник совсем не тем дружелюбным тоном, с каким обращался к другим женщинам.
   Диана, подойдя к двери, нагнулась к окошку.
   - Эй! Можно тебя на пару минут? Поговорить надо.
   Стражник, нагнувшись, через окошко посмотрел на Диану. Темные волосы, грубое лицо, на левой щеке старый шрам от меча. В черных глазах промелькнуло чувство, которого Диана не поняла - мимолетная похоть.
   - Ну, чего? - спросил стражник чуть теплее. Диана ему понравилась. - Папирос надо?
   - Нет, - Диана облизнула губы. - Слушай, я невиновна. Я не должна здесь находиться. Я сюда по ошибке попала. Твой начальник... ну, такой, с орлиным носом. Можешь поговорить с ним?
   Стражник нахмурился.
   - Поговорить?
   - Доложи ему обо мне. Он знает. Пусть скажет Наместнику...
   - Спятила, что ль? Хочешь, чтоб я места лишился? Куда я пойду? У меня жена, дети...
   - Да пойми же, идиот! - с раздражением воскликнула Диана. - Не знаю, кто эти женщины, но знаю, что я-то никакая не ведьма! Никаких детей я не убивала! Готова спорить, они - тоже.
   Стражник недоуменно разглядывал ее. Шмыгнул носом.
   - Они тоже не ведьмы?
   - Не знаю. Думаю, нет.
   В ее сердце загорелась надежда.
   Стражник почесал в затылке.
   - Почему тогда они здесь?
   - Потому что... не знаю! Может, они и ведьмы ("Очень похоже", подумала Диана). Но я - нет!
   В черных глазах раздатчика еды появился странный блеск.
   - Да? Кто же ты?
   - Я из Волшебного Леса. Я... Я - Лесная Королева!
   Диана осеклась, вдруг осознав, как глупо это прозвучало здесь, в стенах тюрьмы, под землей, в городе, где Лесная Королева - миф, и только.
   "Силы небесные! Меня могут здесь придушить ночью, и никто наверху даже никогда не узнает, что я вообще существовала!"
   Стражник ухмыльнулся. Эта гротескная ухмылка сделала его лицо омерзительным.
   - Королева? Вот это новость! Жри, Королева! - таким образом пожелав девушке приятного аппетита и долгой счастливой жизни, стражник плюнул в миску. Лицо Дианы окаменело. Стражник несколько секунд с той же ухмылочкой любовался на ее унижение. Вернув маску презрения, с лязгом захлопнул окошко.
   Диана, издав вопль ярости, схватила миску и швырнула в стену. Брызги испорченной каши разлетелись по всей камере. Миска, звякая, откатилась в угол и осталась лежать там вверх дном.
   Диана в бешенстве металась по тесной, холодной темнице. Бежать, бежать из этого залитого зеленым светом ада!
   С ржавым скрежетом начали открывать двери. Конвой из трех солдат - Влад, черноглазый со шрамом и еще один, низкого роста и с тяжелой челюстью (все знали его под кличкой Лошадиное Лицо или просто Лошадь), следили, как арестантки, руки за спиной, выползают из камер в коридор и строятся в шеренгу.
   Влад повернулся к черноглазому.
   - Где новенькая? Сюда ее, хочу взглянуть.
   В замке ее двери повернулся ключ. Диана напряглась.
   Черноглазый, отворив дверь, шагнул в камеру.
   - Королева, хорош дрыхнуть. Тебя хочет...
   Он застыл, открыв рот. Камера пуста.
   Спустя секунду Диана, которая притаилась у стены слева от двери, обрушила миску на его голову. Звонкий стук. Черноглазый, обмякнув, свалился на пол.
   Диана потянулась за его мечом. На пороге возник Лошадиное Лицо. Глаза округлились.
   - Ах ты, неугомонная сука, - прошипев комплимент, он с мечом наперевес кинулся на Диану. И через минуту, как пробка из бочки, вылетел из камеры с рассеченным лицом.
   - На помощь! - закричал Лошадиное Лицо, прижимая ладонь в перчатке к лицу. Меж пальцев сочилась кровь.
   Крик его, вызванный праведным гневом и понятным намерением усмирить злобную ведьму, был излишним. Услышав звуки борьбы и звон стали в камере Дианы, Влад пронзительно свистнул, и в коридор ввалилось добрых два десятка солдат. На бегу вынимая из ножен мечи (делали это они очень ловко и красиво), солдаты разделились: пятеро бросились в камеру Дианы, остальные направили острия мечей на безоружных женщин, дабы эти опасные создания не перегрызли зубами глотки вооруженных, сильных и благородных мужчин. Впрочем, это и не требовалось. Одни женщины глумливо осклабились, другие с мрачным удовлетворением ждали, что вот сейчас этой наглой сучке покажут небо в цветочек. Старуха бормотала под нос. Слава улыбалась с видом умудренной жизнью проститутки. Рада вздрагивала от каждого звука. Никому из этих злобных гарпий не пришло в голову поднять бунт.
   Через пять минут звон мечей, крики, проклятия и мат стихли. Четверо солдат вывели Диану в коридор. Один держал меч на ее горле. Платье Дианы превратилось в забрызганные кровью лохмотья.
   На плече сочилась кровью глубокая царапина. Один из стражников зажимал ладонью рану на боку.
   - Где Олег? - закричал Влад. Заглянул в камеру - на полу лицом вниз в луже крови лежит солдат.
   Тяжело дыша, Диана затравленно оглядывала новых подруг. Все в зеленых холщовых штанах и зеленых же рубашках из грубой ткани, более темного оттенка, чем царствующий в коридоре свет. Всех их обрили наголо. Некоторые, как Слава, лысые, у других, подобно Раде, отросли короткие волосики. Лица грубые, на некоторых шрамы. У каждой на лбу каленым железом выжгли клеймо. Точка в центре круга. Метка магической силы, зримая лишь Магам, и которую сделали явной для всех.
   "У меня будет такая же. Даже если сбегу отсюда, все увидят, что я... ведьма, и снова упекут в тюрягу".
   Рада с завистью разглядывала ее роскошные темно-русые с рыжиной волосы. Слава, встретив взгляд Дианы, понимающе улыбнулась. Стоящая плечом к плечу с ней ведьма с рябым лицом, пожирая Диану глазами, сотворила в воздухе непристойный жест. Диана отвернулась.
   Влад навис над ней, сурово глядя сверху вниз.
   - Ты, Диана, наглая и взбалмошная девчонка. Твоему отцу следовало пороть тебя каждые пять минут.
   - Не смей заикаться о моем отце. Вы все, вместе взятые, не стоите одного его мизинца.
   Влад мрачно улыбнулся.
   - Ты дорого поплатишься за убийство стражника. Будь моя воля, я б мучил и калечил тебя, пока ты не взмолилась бы о пощаде. Я бы испытал ни с чем не сравнимое наслаждение, глядя, как твоя надменная физиономия сменяется маской невыносимой боли. Терпеть не могу гордячек. Я хочу видеть женщину сломленной, забитой, покорной как собака. Я хочу видеть слезы в твоих глазах.
   - Ты никогда не увидишь моих слез!
   - Ой ли? - Влад иронически приподнял бровь. Стражники и некоторые арестантки глумливо заржали.
   - Попробуй тронь меня. Клянусь, ты горько пожалеешь, - угрюмо сказала Диана. Она Влад и все остальные знали, что это пустые слова.
   - Тронуть тебя? - в глазах Влада вспыхнула хитрая злоба опытного истязателя. - Я не собираюсь тебя трогать. Я накажу тебя иначе. Сейчас ты увидишь, к чему приводит гордость.
   Диана побагровела. В ее глазах зажегся холодный голубой огонь. Она будто совершенно не замечала, что к ее горлу приставили лезвие меча. Вскинув подбородок, Диана процедила:
   - Как ты смеешь так разговаривать с Лесной Королевой? Ты, жалкий ублюдок... Как ты смеешь просто смотреть на меня? На колени, мразь!
   И такова была сила ее гневного взгляда, что Влад, изменившись в лице, попятился. Солдат, державший меч у ее горла, заразившись изумлением командира, ослабил хватку.
   Диана вырвалась и, высоко вскинув голову, оглядела враждебные лица.
   - Вы все - все! - жалкие отродья, шелудивые псы, вы недостойны даже лизать мне ноги! Вы тупые скоты, мне омерзительно находиться рядом с вами, дышать с вами одним воздухом...
   Диана замолчала, не в силах выразить в словах охватившие ее ярость и негодование, ненависть и презрение. Арестантки, стражники, Влад в онемении смотрели на нее.
   Откинув со лба прядь волос, Диана вновь заговорила. Голос ее дрожал от гнева.
   - Я убила одного из ваших, и, клянусь Небесным Правителем, убью любого, кто дотронется до меня. На колени, трусливые недоноски! На колени, жалкие черви! На колени перед Королевой! На колени! НА КОЛЕНИ!
   Влад, побледнев, широко раскрытыми глазами смотрел на гордую женщину, в глазах которой горит холодный безжалостный огонь, а в голосе звучит сталь. Влад, над которым в юности - из-за мрачного лица и неуклюжей походки - смеялись девушки, любил издеваться над женщиной, мстить ей, видеть ее унижение. Выражение страха и почтения в лице женщины было для Влада самым прекрасным зрелищем на свете. Влад почувствовал силу Дианы, неистовую силу урагана, которая, впрочем, была вовсе не так сильна и безжалостна, как ему казалось. В сердце Влада вспыхнули страх и ненависть к Диане. Его собственная сила, власть, казавшаяся незыблемой, рухнула в одночасье, оказалась иллюзией.
   Он и изумленные арестантки, не веря глазам, смотрели, как два десятка солдат, потерянно переглядываясь, преклоняют колена перед осужденной. Влад сглотнул. Ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон.
   - Ведьма... - выдохнул он. Влад видел, как его солдаты склоняют головы перед глупой бабой. Это было нечто за гранью добра и зла.
   Женщины шепотом передавали друг другу сказанное им: "Ведьма, ведьма..."
   Влад почувствовал, паника ледяными пальцами хватает его за горло. Пытаясь сохранить лицо, он поднял меч.
   - Именем Артура повелеваю...
   Диана, приблизившись, расхохоталась ему в лицо.
   - Да плевать на Артура! Артур - трус! Артур - слабак! Я плюю с высоты своего величия на тебя, на Артура, на Совет Магов, на весь ваш жалкий сброд!
   Она повернулась к арестанткам.
   Те стояли, руки за спиной, головы опущены, смотрят в пол. Не шевелятся. Как мертвые.
   Кровь ударила Диане в голову. Задыхаясь от ярости, презрения и обиды, она закричала:
   - Что же вы? Что вы стоите? Видите, они нас боятся!
   Ответом ей было ледяное молчание. Некоторые женщины со страхом косились на побледневшего Влада. Другие стыдливо отводили глаза. Только Слава, с горечью глядя ей в глаза, тихо сказала:
   - Ты не понимаешь...
   Воспользовавшись заминкой, Влад вскричал:
   - Встаньте, идиоты!
   Некоторые солдаты встали с колен. Другие остались, как были.
   - Вставай, тупица! - с этими ласковыми словами Влад подбегал к каждому и, хватая за шиворот, вздергивал на ноги.
  
   - Хватайте ее! - заорал он, брызгая слюной, указывая острием меча на Диану, наблюдавшую его гнев с презрительной ухмылкой. Самому Владу, очевидно, мешала схватить чертовку неведомая сила небесного Правителя.
   Черноглазый стражник, сделав неуверенный шажок в сторону Дианы, остановился.
   - Чего встал, идиот? Хватай ее! Бей! Прикончи ее, если будет рыпаться!
   Черноглазый, облизнув губы, выдавил:
   - Я... не могу. Она... она ведь женщина.
   Диана усмехнулась.
   - А то ты раньше не видел, идиот!
   - Взять! - приказал вконец рассерженный Влад.
   Бедный, сердобольный, любящий женщин идиот застыл, не зная, что делать и в какой ад провалиться. Его опередил Лошадиное Лицо. Подскочив к Диане, он попытался схватить ее за руку. Диана, плюнув ему в лицо, оттолкнула стражника.
   - Не смей прикасаться ко мне, грязный ублюдок!
   Она с презрительной насмешкой посмотрела в глаза Владу.
   - Да ты, я погляжу, полное ничтожество! И это все, Влад? Все, на что ты спосо...
   Страшный удар рукоятью меча по затылку прервал ее триумфальную речь. Зубы Дианы лязгнули. Перед глазами поплыли огненные круги.
   Двое солдат схватили ее. Острие меча ткнулось ей в спину под лопаткой.
   - Дернись, сука, и меч проткнет твое сердце.
   Оскалившись, Диана смотрела на Влада, чувствуя, как теплая кровь течет по затылку. Влад, вернув суровое выражение лица, подошел к ней.
   - Этого я тебе никогда не прощу. Позор можно смыть только кровью.
   Диана плюнула ему под ноги.
   Влад, усмехнувшись, повернулся к арестанткам.
   - Эльза, шаг вперед!
   Маленькая, тоненькая девушка - почти девочка, на вид ей не больше шестнадцати, с ежиком черных волос - побледнев, выступила вперед.
   Влад подошел к ней. Эльза робко смотрела на него снизу вверх. Во взгляде ее было что-то безумное.
   Влад некоторое время сурово смотрел на нее. Эльза, заискивая его расположения, выдавила жалкую улыбку.
   Влад сухо улыбнулся в ответ.
   И с размаху влепил ей пощечину. Диана содрогнулась - словно пощечину влепили ей.
   - Не трогай ее! Она ни в чем не виновата!
   Эльза, держась за пылающую болью щеку, неверящими глазами смотрела на стражника.
   Влад повернулся к Диане.
   - Конечно, она не виновата. Ты виновата. Ты даже не подозреваешь, насколько ты виновата.
   Диана занервничала. Влад говорил без злобы, ласковым тоном сурового, но справедливого отца.
   - Я должен наказать тебя. Не хочу, но должен. Я обязан. Так будет лучше для тебя - и для всех. Мой долг - научить тебя уму-разуму.
   Влад подал знак стражникам. Двое из них схватили Эльзу за руки. Влад, осмотрев девушку с головы до ног, поджал губы.
   - Снимите с нее эти тряпки.
   Диана все поняла. Она закричала.
   Эльза, тонко вскрикнув, попыталась вырваться. На миг ей это удалось - солдаты не ожидали, что в Эльзе под влиянием страха пробудится такая сила. Девушка бросилась к выходу, но один из солдат догнал ее и ударом кулака в лицо опрокинул навзничь. Девушку прижали к полу. Третий солдат схватил ее за ноги. Четвертый мечом разрезал на ней одежду.
   - Нет! - кричала девушка. - Умоляю! Я не виновата! Это все она! Возьмите ее!
   - Заткнись, сука! - низким от возбуждения голосом сказал один из солдат. Ударил девушку по лицу, выбив два передних зуба. На лице солдата появилось выражение неподдельного удовольствия. Глаза мужчин загорелись безумием. Слабость жертвы, вид крови превратили их в животных.
   Влад, расставив ноги, встал над распростертой девушкой, отдал меч солдату. Начал расстегивать штаны.
   - Нет! - закричала Диана. - Не надо! Влад, послушай, я прошу прощения. Я сделаю все, что скажешь!
   Руки Влада застыли. Он повернулся к Диане. Глаза холодно блестят.
   - Поздно...
   Дальнейшее Диана помнила смутно. Ее сознание заблокировала шлюзы чувств, и она, не испытывая никаких эмоций, в отупении смотрела на происходящее. Диану тошнило, но отвести взгляд она не могла. Крики жертвы и возбужденные комментарии насильников почти не доходили до ее сознания. И впоследствии, когда Диана, поддавшись парадоксальному желанию, пыталась вспомнить, что произошло, она не могла. Человек обладает фантастической способностью стирать из памяти зло, которое причинил другим.
   Влад встал, натянул штаны. Взглянул на Диану с выражением торжествующего безумия.
   - Видишь, сука, что ты наделала?
   "Это не я", хотела сказать Диана. "Это ты". Но вместе с чувствительностью в тот момент она потеряла дар речи. Слезы потекли из ее глаз. Лицо сморщилось, как у несправедливо обиженного ребенка. Влад подошел к ней, провел пальцем по ее щеке.
   - Диана, - с выражением фальшивого удивления выдохнул Влад. - Неужели ты плачешь? Кажется, ты говорила, что я никогда не увижу твоих слез (стражники расхохотались). Твое никогда наступило удивительно быстро.
   Из-за спины Влада, шатаясь, на подгибающихся ногах выступила Эльза. По левой ноге стекала струйка крови. Девушка смотрела в пол, кое-как прикрываясь обрывками разрезанной одежды.
   Девушка подняла глаза. Диана сквозь туман слез смотрела на нее. Ей хотелось умереть.
   - Сделай что-нибудь, - прошептала Эльза окровавленным ртом. Изуродованное лицо исказилось болью. - Королева, сделай что-нибудь.
   Эльза протянула к Диане испачканные кровью руки. Диана отшатнулась. Эльза, упав на колени, в исступлении начала оттирать кровь с лица подолом платья Дианы. Диана вспомнила, как вчера утром, глядя в зеркало в Золотом Дворце, увидела себя прекрасной принцессой в этом платье.
   Влад скривился.
   - Уведите ее.
   Девушку подняли с пола и увели в камеру. Влад подошел к Диане. С размаху влепил ей пару пощечин. Гораздо меньше, чем собирался. Он хотел избить Диану до полусмерти, но не мог. Было в этой ведьме что-то, охранявшее ее от насилия.
   Повысив голос, Влад объявил:
   - Наказаны будут все. Три дня и три ночи без света!
   - Нет! - закричала Рада, когда ее заталкивали в камеру. - Нет, я сойду с ума!
   Диану втолкнули в темницу. Она пала на колени, рядом с трупом убитого ею солдата. Тело не шевелилось, кровь начала сохнуть. Диана вспомнила движения Влада, когда он насиловал Эльзу, омерзительные склизкие звуки, возбужденную ругань солдат. Диана согнулась пополам, ее вырвало. Плохо соображая, что она делает, Диана вытерла рот подолом платья. Встала. Перешагнула через тело. Поскользнувшись в луже крови, чуть не упала, успела схватиться за койку.
   Погас свет. В темноте старуха, которая на деле была молодой женщиной, прошипела:
   - Заносчивая стерва! Видишь, что ты натворила?
   "Я-то тут при чем", подумала Диана, ложась на спину. В темноте нащупала одеяло, прикрыла ноги. От пола веяло холодом. Диану бил озноб. Она ничего не замечала. В ее голове вновь и вновь прокручивалась ужасная трагедия. Эти омерзительные кадры смешались с образами прошлого. Влад, Эльза, отец, Артур, Маги, Медведь являлись ей в каких-то странных, гротескных положениях. Обвиняли ее.
   Диана, не открывая рта, что-то объясняла им. Доказывала. Оправдывалась. В реальности она морщилась, как от зубной боли, изредка стонала и произносила бессмысленные фразы.
   Перед ней возник отец, но не грустный, красивый, добрый и сильный человек. Его лицо покрывало какое-то черное пятно. "Верь в добро", говорил он глухо, как из могилы. "Верь в добро".
   Его появление не оказало на Диану целительного воздействия, как раньше. То, что сделали солдаты с Эльзой, перевернуло ее представления. Отец был военачальником. Что были за люди, которыми он командовал? Может, они тоже убивали невинных, насиловали женщин, грабили деревни? Знал ли отец об этом? Пытался ли вмешаться и наказать насильников?
   Что она вообще знает о собственных родителях?
   Среди образов, которые мучили Диану, была одна светловолосая девушка. Диана сначала даже не поняла, кто это. Ах да... Полина, Полина Сверчкова. Девушка из ее сна. Из другого мира. Диана не могла понять, почему образ этой девушки преследует ее. И почему судьба Полины так ее волнует.
   Как ты там, Полина?
  
  
   Глава 5. Соединение.
  
   В тот день Полина сдавала зачет по теории государства и права. В билете два вопроса по теории - определение технократии и теория общественного договора. Первый вопрос не доставил ей особых трудностей. Со вторым была закавыка. Полина, грызя ручку, пыталась вспомнить имя ученого, который создал эту самую теорию общественного договора. Томас Карлейль? Она не была уверена.
   Два человека ответили по билетам, один неудачно. На стул у стола преподавателя с извечной спокойной улыбкой села Катя. Дальше очередь Полины.
   Катя ответила блестяще. Встала, взяла зачетку. Подмигнув Полине, вышла из класса.
   С колотящимся сердцем Полина села на стул у преподавательского стола.
   Спокойный, мягкий мужчина с ежиком седых волос взглянул на нее.
   - Вы... - надел очки, ткнул карандашом в список. - Сверч-ко-ва По-ли-на.
   Он говорил как адвокат: бархатным голосом, плавно, со смягчением шипящих.
   - Да, - Полина дернула подбородком, что могло сойти за кивок.
   - Ну, что у вас?
   Полина прочистила горло.
  
   Спускаясь по лестнице, встретила Ваню. Тот застенчиво улыбнулся.
   - Сдала?
   - Да, да, да! - чуть не вскричала девушка. Сердце разрывалось от восторга.
   - Че спрашивали?
   - А, фигня, - Полина махнула рукой. Ей казалось смешным, что совсем недавно она тряслась от страха. - Проще пареной репы!
   - А, - Ваня моргнул - Ну давай. Удачи.
   Полина одарила его ослепительной улыбкой.
  
  
  
  
   На крыльце вокруг мусорных урн сгрудились группы курящих. Их возбужденный, крикливый гомон напоминал гул разбуженных пчел. Полину охватило желание окунуться в это кипение жизни. Однако, при беглом взгляде оказалось, что никого из студентов она не знала.
   Полина сразу почувствовала себя одинокой и жалкой. В унынии она отошла к скамейкам. На одной из скамеек сидел, опустив голову, парень в потертых серых джинсах и красном джемпере. Темные волосы пали на лицо. Между пальцев дымилась сигарета.
   "Какой он печальный и одинокий", с сочувствием подумала Полина, останавливаясь в нескольких шагах от парня. "Видно, у него совсем нет друзей".
   Парень поднял голову. Сердце Полины дрогнуло.
   Макс Орлов.
   Он был погружен в раздумья, и вздрогнул, заметив Полину. На миг девушка увидела совершенно незнакомого Макса: лицо серьезно и красиво, глаза печальны. Секунду спустя вернулась прежняя маска глумливого наглеца.
   - А, это ты, - усмехнулся Макс. - Сядь покури.
   - Опять ты! - не сдержалась Полина. - Вечно ты путаешься под ногами! Скажи, зачем ты преследуешь меня? Хочешь придушить?
   Макс вздохнул.
   - Полли, - сказал он, отбросив сигарету. - Ты прекрасно знаешь, что я могу задушить тебя только поцелуем.
   Полина на миг оторопела.
   - А сигареты зачем под ноги бросаешь? - нашлась она. - Урны не видишь?
   Макс закатил глаза.
   - Обожаю эту женщину!
   Он встал. Сложив руки на груди, начал медленно ходить взад-вперед. На лице появилось угрюмое выражение.
   - Что происходит? - нервно спросила Полина.
   - "Что происходит?" - передразнил Макс. - Ничего не происходит. Серьезный разговор у нас с тобой происходит.
   - Мне с тобой разговаривать не о чем.
   Макс будто и не заметил ее реплики.
   - Ты спрашивала, почему я преследую тебя, - голос его звучал странно, словно Макс через страх выдавливал каждое слово. - Может, тебя интересует еще что-нибудь? Может, тебя интересует, почему я ударил тебя? Почему я веду себя как последняя скотина?
   - Да уж, - Полина сложила на груди руки. - Не помешало бы узнать.
   - А тебе интересно?
   - Нет. Совсем неинтересно. Просто любопытно послушать, что ты скажешь. Наверное, какую-нибудь пошлость.
   В глазах Макса загорелся странный огонь.
   - О, ты даже не представляешь, какую!
   Полина с ужасом увидела, что у него дрожат руки.
   - Макс... - собственный голос показался ей неестественным. В воздухе повисла неловкая пауза, наполненная ощущением грядущей катастрофы.
   - Я... - странным тоном протянул Макс. Его глаза бегали. Он облизнул губы. - Я... Э-э-э... Как бы сказать...
   - Ну, короче, - Полина удивилась глухой враждебности в своем голосе. - Что?
   Макс, беспомощно улыбнувшись, пожал плечами.
   Сердце Полины вдруг наполнилось тоскливым раздражением.
   - Ха-ха-ха! - рассмеялась она в лицо Максу. - Ну ты и кретин!
   Развернувшись, она сделала несколько шагов. Ее остановил тихий, испуганный голос Макса.
   - ... тебя.
   Полина развернулась. Хмурясь, подошла к нему.
   - ЧТО? - оскорбленно переспросила она.
   - Я люблю тебя, - выпалил Макс. Со страхом взглянул ей в глаза.
   Полина издала невнятный звук. Открыв рот, смотрела на Макса. На крыльце под козырьком студенты громко кричали, хохотали, шутили. Их голоса и смех слились в ужасающую какофонию. Время застыло. В воздухе повисло что-то темное, тяжелое, страшное.
   - Полина, - почти прошептал Макс, огромными глазами глядя на нее. Сглотнул. - Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь.
   Глаза Полины наполнились слезами. Шагнув вперед, она влепила максу пощечину.
   - Придурок! - закричала она. - Как таких уродов земля носит! Мало тебе оскорблять меня, теперь решил плюнуть мне в душу!
   - Полина... - Макс попытался схватить ее за руку. - Подожди, дай мне все объяснить...
   - Не трогай меня! - Полина отшатнулась. - Как ты можешь так шутить? Откуда в тебе столько злобы? И почему Я? Что тебе от меня нужно? За что ты так ненавидишь меня?
   - Да погоди ты, - с досадой сказал Макс. - Давай поговорим...
   Полина рухнула на скамейку, закрыла лицо ладонями. Ее плечи тряслись. Макс с растерянным видом стоял рядом. Он пристально смотрел на Полину. Сейчас Макс находился в странном состоянии. Всей душой он наслаждался тем, что может стоять рядом с Полиной, смотреть на нее. Девушка казалась Максу невыразимо прекрасной. Ее слезы совсем не трогали его. Все было как в безумном, но прекрасном сне.
   - Что происходит?
   Макс повернул голову. К ним направлялась Катя. Как всегда, на ее губах играла спокойная улыбка.
   - Полин, ты чего?
   - Ничего, - глухо ответила Полина, хлюпая носом. От Макса не укрылось, с каким ледяным спокойствием Катя несколько секунд разглядывала плачущую Полину.
   Катя повернулась к Максу.
   - Опять ты, Орлов? Убить тебя мало.
   - На себя посмотри, - огрызнулся Макс. Катя несколько секунд изучала его своим застывшим, безлично добрым взглядом. Отвернувшись, погладила подругу по голове.
   Полина, отняв руки от лица, резко вскинула голову. Со злостью посмотрела на Макса.
   - Скажи, кто это придумал? На сколько вы поспорили?
   Макс, отступив на шаг, изумленно посмотрел на Полину.
   - С ума сошла, мать твою?
   - Думаешь, я конченая идиотка? Вы решили развести меня. Кому ты проиграл в карты?
   Макс промолчал, угрюмо глядя на нее. Сжимая и разжимая кулаки, Полина сказала сквозь зубы:
   - Ты страшный человек, Орлов. Страшный. Тебе надо лечиться.
   - Так, - Катя схватила Полину за руку. - Пошли отсюда. Нечего с ним... Он все равно не поймет.
   Уводя Полину, бросила через плечо:
   - Орлов, еще раз тебя увижу, мой парень выбьет тебе зубы. Пожалеешь, что на свет родился.
   Макс, побледнев, выкрикнул вдогонку:
   - Да пошла ты! Испугала!
   Девушки вошли в парадные двери университета.
   Макс сразу сник. Лицо его сделалось несчастным.
   - Идиот, - с отвращением сказал он.
  
   Бледный утренний свет брызнул Максу в лицо. Простонав, он открыл глаза. Понял, что находится в общежитии. У себя в комнате.
   Вспомнился вчерашний позор. Макс чуть не взвыл от ужаса.
   - Черт, - пробормотал он. - Надо ж так облажаться!
   Тяжело, как старик, Макс сел на постели. Сегодня экзамен. Нужно тащиться в университет.
   Макс машинально одевался, пустым взглядом глядя в угол. Аппетита не было. Желания жить - тоже.
   Жизнь кончена, ясное дело. Что ты теперь сделаешь? Повесишься? Неплохая перспективка. Только сначала сдам экзамен. Нельзя же умирать, не сдав экзамена.
   Макс медленно тащился к университету, еле переставляя ноги. К экзамену он не готов. Впрочем, к экзаменам Макс и не готовился никогда. Он был очень ленивым и очень способным. О его лени знали все. О том, что он умен, не знал никто.
  
   "Подготовиться к экзамену" означало для Макса встать за два часа до экзамена и пролистать учебник, два раза пробежав глазами основные определения. Этого Максу хватало, чтобы сдать на тройку. Но в эту ночь он не готовился вовсе.
   Все его мысли занимала неудача с Полиной.
   Это даже не провал. Это черт знает что. Ладно бы она его отвергла. Но она решила, что он над ней подшутил.
   Истина была такова, что Макс, конечно, и не думал шутить над Полиной. Он был влюблен. Чувство его было настолько серьезным и глубоким, что Макс, при его эгоцентризме, с трудом выносил его, отрицал и высмеивал. Он вообще терпеть не мог свою "бабскую" чувствительность. Больше всего на свете Макс хотел быть "крутым". Но крутым он не был, и за это презирал и ненавидел не только себя, но и все человечество.
   Макс был влюблен в Полину, однако его натура меньше всего была создана для любви. Макс был неспособен ни с одним человеком стоять на равной ноге. Он подчинялся тем, кто сильнее, либо подчинял себе тех, кто слабее - таких, как Миша. Когда он, внезапно для самого себя, решил признаться Полине в чувствах, подсознательно он стремился доказать ей свое превосходство. При этом Макс не учел, что Полина обладает большим влиянием в обществе, большей властью. Он же, по сути, никто. Так как социальное положение человека оказывает на него большее влияние, чем его же собственные чувства - которые, надо признать, формируются социальным статусом - вышло так, не показал свое превосходство над Полиной, а унизился. По своему социальному статусу Макс не имел права любить ее, тем более - говорить об этом.
   И теперь, когда Макс обдумывал последствия своего поступка, больше всего он тревожился, как его поступок скажется на его, и без того подмоченной, репутации. Он боялся, что Полина кому-нибудь разболтает о том, что он вчера брякнул. Может быть, она сделает это специально, чтобы посмеяться над ним. Если кто прознает о его позоре, ему конец. Его засмеют. Общество безжалостно к мужчине, который проиграл свою войну.
   В фойе Макс столкнулся с Мишей. Друг пригляделся к нему.
   - Что с тобой? Ты болен?
   - С чего ты взял? - спросил Макс, отворачиваясь к зеркалу, которое отразило его бледное с болезненно горящими глазами.
   - Видок у тебя стремный.
   - Я плохо спал ночью.
   - Готовился?
   - Сидел допоздна, - со смертельно серьезным выражением лица ответил Макс. - А ты че здесь? Ваши (он думал о Полине) вчера сдавали.
   Миша, хмурясь, пристально взглянул на друга. Что-то в тоне Макса показалось ему подозрительным.
   - А ты откуда знаешь?
   Макс пожал плечами.
   - Ты мне сам говорил. Просто забыл.
   Миша несколько секунд молча разглядывал его.
   - Я вчера еще не готов был. Я сегодня буду сдавать, с вашей группой.
   - А-а. Удачи! - Макс улыбнулся.
   - Макс, с тобой точно все в порядке?
   - Да. А что?
   - У тебя такой вид, словно ты повеситься хочешь.
   - Ха! - сказал Макс. - Откуда тебе знать, как выглядят люди, которые вешаются?
   Миша пожал плечами.
   - Да я просто так сказал. Я другое хотел сказать.
   Помолчав, он спросил:
   - Ты у Полины прощения не хочешь попросить?
   У Макса вытянулось лицо.
   "Знает".
   - За что? - он отвернулся к зеркалу, поправил волосы.
   - За то, что вел себя как скотина.
   - Извинился уже. На колени встал.
   Вспомнив вчерашнее, Макс рассмеялся. Миша угрюмо сказал:
   - Я серьезно.
   Макс небрежным тоном, который и ему, и Мише показался неестественным, сказал:
   - Сверчкова того не стоит. Мужчина имеет право творить с женщиной что угодно. Женщину никто не спрашивает.
   Миша, переступив с ноги на ногу, тихо произнес:
   - И все-таки я попрошу тебя извиниться. По крайней мере, перестань ее донимать.
   - "Прости, Полина!" - тонким голосом сказал Макс. Смеясь, повернулся к Мише. - Не жалей ее. Она сытая, холеная, обеспеченная дурочка. Не инвалид безногий. Утрется.
   - Но она... хорошая девчонка. Добрая. Она не сука. Иначе давно раздавила бы тебя.
   "Погоди", подумал Макс, чувствуя, как его губы раздвигаются в ехидной улыбке. "Раздавит еще".
   - Слушай, - сказал Макс, ощущая какой-то приятный страх. - А что ты все мне тыкаешь? Мне все равно, какая она там. Ты ей скажи. Кишка тонка?
   Миша, залившись краской, промолчал.
   Макс кивнул.
   - Давай, парень, смелее! - он нервно расхохотался. - Подлови Полину, и признайся ей в чувствах, или что там у тебя.
   Лицо Миши просветлело. Он с надеждой взглянул на друга.
   - Ты думаешь?
   - Да, да, давай! Выйдет - супер! Пальчики оближешь!
   Макс зашелся в приступе нервного смеха. Миша неуверенно улыбнулся.
   Юридический факультет располагался на четвертом этаже. Путь наверх по лестнице дался Максу адскими усилиями. Ноги просто не несли Макса на четвертый этаж. Там он мог встретить Полину или Катю. Там он мог услышать за спиной глумливые насмешки.
   Вот он. Четвертый этаж. Юридический. Рослые, сильные серьезные молодые люди и не менее сильные и серьезные девушки.
  
   Все в деловом. Все напряжены, исполнены чувства собственной значимости. На всем отпечаток порядка и власти. Хрупкий Макс, в красном джемпере и серых потертых джинсах, выглядел здесь белой вороной.
   Макс подошел к ребятам из своей группы. Пожал руки всем парням, даже тем, кто его терпеть не мог (таких было большинство).
   - Кто последний?
   Женя Круглов, который сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, поднял руку. Макс присел на корточки рядом с ним, прислонился спиной к стене.
   - Ну че? - спросил Женя смешным гнусавым голосом, который, как он считал, придает ему шарма. - Учил?
   - Ага,- сказал Макс с презрительно-равнодушным видом. - Наизусть.
   Женя с тем же презрительно-равнодушным видом, по которому можно выделять прогульщиков, сказал:
   - Вчера третья группа ТГП сдавали.
   - И че? Сдали?
   - Да, почти все. Полина говорила, там легкотня.
   - Полина? - небрежно спросил Макс. - Кто это?
   - Староста. Полина Сверчкова. Знаешь? - Женя зевнул.
   - Нет, не знаю.
   Преподаватель ТГП - не вчерашний мужчина с ежиком седых волос и приятным выговором, а молодой, резкий, в сером костюме, - открыл дверь и веселым, ничего хорошего не предвещающим объявил:
   - Ну, начнем? Кто там, заходите...
   Человек шесть добросовестных студентов несмело вошли в класс.
   - Пойдем последними, - сказал Женя.
   Они зашли последними. Макс, с умным видом грызя ручку, сидел над чистым, незамаранным какими-либо мыслями листом бумаги. Преподаватель, заглянув в зачетку, объявил:
   - Круглов!
   Женя, с побелевшими губами, встал. Спотыкающейся походкой направился к учительскому столу. Макс поймал его взгляд - затравленный взгляд приговоренного к расстрелу. Макс испытывал одновременно сочувствие и нехорошую радость. Лицом он выразил только сочувствие.
   Через пять минут Женя вместе с зачеткой получил приглашение на пересдачу в начале сентября.
   - Орлов...
   Макс, стараясь сохранять презрительный вид, сел на стул, объявил номер билета.
   Сказав пару предложений по всем вопросам, замолк с невозмутимым видом. Преподаватель просматривал ведомость. В аудитории остались только они двое. Мертвая тишина.
   Макс шмыгнул носом. Переставил под стулом ноги.
   За окном каркнула ворона.
   - Не поднимая головы, преподаватель глухим голосом бросил:
   - Тоталитарный режим.
   Макс, нечеловеческими усилиями сохраняя бесстрастный вид, сказал:
   - Тоталитаризм - политический режим, при которым честные люди сидят в тюрьмах, а преступники управляют государством.
   Карандаш в руке преподавателя замер. Подняв глаза, он некоторое время изучал Макса суровым взглядом.
   - Демократия... - почти проскрежетал он сквозь зубы.
   Макс кашлянул.
   - Демократия - режим, при котором идиоты голосуют за подонков.
   Отложив ведомость, преподаватель откинулся на спинку стула. Сощурился, поигрывая карандашом.
   - Вот что я скажу... Вы, Орлов, наглец и бездельник.
   Макс, улыбаясь уголками губ, с трудом смотрел ему в глаза. Преподаватель поиграл желваками. - Вас давно следовало убрать с факультета.
   - Согласен.
   - Я прекрасно знаю о чем вы думаете...
   - Что вы, я вовсе этого не думаю.
   - Считаете нас всех идиотами...
   - Нет.
   Преподаватель нахмурился.
   - Вы поступили на юридический факультет. Зачем вы здесь? Кем собираетесь быть?
   Макс, подумав немного, пожал плечами.
   - Долго еще вы будете издеваться над нами?
   - Надеюсь, что еще три года.
   Мужчина в сером костюме, тяжело вздохнув, мягко спросил:
   - Может, у вас какие-то проблемы? Может, у вас в семье кто-то умер или тяжело болен?
   Макс покачал головой.
   Он не мог сказать, что знает слишком многое о том, что кроется за суровой оболочкой юридического факультета. Знает о взятках. Знает о парнях, которые раз в полгода подъезжают к университету на иномарках, которые сдают экзамены по восемь-десять раз, каждый раз - с цветочками и подарочками. Эти люди даже не числятся в ведомостях, их переводят с курса на курс. Эти парни - будущие начальники, районные прокуроры и т.д. Они будут сидеть в обитых кожей кабинетах, перекладывая бумажки с одного края стола на другой. Тогда как ребята, которые приехали из провинции, стремясь кем-то стать, которые зубрят день и ночь, будут работать следователями, ползать по грязи и нюхать трупную вонь.
   Знает о студентках четвертого курса, которые - за деньги или бесплатно - садятся в машины этих парней, сосут или раздвигают ноги. Знает о том, каков коэффициент наркоманов среди студентов юрфака - практически каждый шестой. Чуть меньше, чем среди студентов медицинского института.
   Глядя в эти суровые и в то же время ласковые глаза, Макс не мог сказать ни слова об этом. Когда перед тобой живой человек, правда теряет свое значение.
   Преподаватель, вздохнув, протянул Максу зачетку.
   - Ждем вас в сентябре.
   Макс с унылым видом спускался по лестнице. Почему он промолчал? Неужели он никогда не наберется смелости сказать правду? Честно, открыто, прямо в глаза? Неужели так и умрет двуличным ублюдком?
   Макс чувствовал, что эта неспособность открыто сказать, что думаешь, странным образом связана с его неспособностью добиться взаимности желанной девушки.
   Спускаясь в фойе, Макс услышал знакомый смех. Он похолодел. Застыв на нижней ступеньке лестницы, через забитое хохочущими студентами пространство он смотрел на Полину. Она стояла к нему спиной, у стола, среди ребят своей группы. В синих джинсах, желтой футболке и белых сапожках. Вокруг шеи Полина повязала голубой платок.
   Макса мучительно повлекло к ней.
   Спина Полины дрогнула. Чуть обернувшись, она через плечо бросила на него равнодушный взгляд.
   Она смотрела ему прямо в глаза.
   Макс, нервно облизнув губы, отвел взгляд. Сойдя с лестницы, направился к зеркалам. Он кипел от злости.
   "Какого черта она так смотрит? Теперь будет издеваться, пока я не подохну. Или пока сама не отбросит копыта".
   У зеркал стоял Миша. Опершись локтями на полированную стойку орехового дерева, хмуро наблюдал, как Полина громко хохочет в толпе однокурсников.
   Макс скривился.
   - А ты че здесь? Говорил, с нами пойдешь.
   - Я со своими сдавал. У наших сегодня пересдача.
   - Ну и че?
   Миша, не отрывая глаз от Полины, показал ему три пальца.
   Макс, встав в ту же позу, угрюмо уставился на Полину. Теперь они оба смотрели на нее. Лица суровые, озлобленные - типичные влюбленные мужчины.
   С Максом, когда он смотрел на Полину, творилось что-то странное. Он смотрел на Полину, но не потому, что ему нравилось смотреть на нее. Макс не мог не смотреть на нее, так же как наркоман не может не принять дозу. Но Макс не мог смотреть на Полину долго. Непонятный стыд заставлял его то и дело отводить взгляд.
   Когда Макс смотрел на Полину, он испытывал смертный страх и отвращение, и где-то на задворках сознания - безоглядное восхищение, граничащее с идолопоклонством. Когда он в одиночестве своей комнаты вспоминал Полину, страха и отвращения не было - только нежность, которая смягчала его сердце, делала добрым и отзывчивым. В такие моменты друзья и близкие говорили: "Что с тобой? Ты сам на себя не похож". А Макс только счастливо улыбался.
   Но когда Макс видел Полину воочию, во плоти, он никогда не испытывал этой нежности.
  
  
   Студенты громко и пошло смеялись. Полина смеялась громче всех.
   - Вот она какая... - вздохнул Миша.
   - Дура она... - скривился Макс. Он помолчал. - Я тут тоже влюбился в одну.
   Миша покосился на друга.
   - Ты?
   - Да, я. Что ты смотришь?
   - Кто она?
   Макс, глядя на Полину, сказал:
   - А, ты ее не знаешь.
   Миша помолчал.
   - И чего?
   - Того. Я ничего не могу сделать.
   - Парень, который выгнал из автобуса шестерых хулиганов, не может подойти к девчонке?
   - Ха! Сравнил тоже.
   Оба тяжко вздохнули.
   Макс похолодел. Полина, отделившись от группы студентов, направилась к ним. На лице - оживленная улыбка, выдающая какую-то чуждую ему радость.
   - Ми-и-и-ша, ты чего здесь один стоишь? - громким, неестественным голосом спросила Полина, весело глядя на Мишу. - Иди к нам!
   Тот что-то пробормотал под нос. Полина, схватив его за руку, потащила нелюдима к другим ребятам.
   На Макса она ни разу не взглянула. Но ее тон, неестественная походка говорили Максу - она знает, что он здесь, и ее это беспокоит.
   Никто не увидел ничего особенного в том, что Полина подошла к Мише и втянула его в общество. Возможно, она сама не вкладывала в это никакого особенного смысла. Но Макс был влюблен. Глаза любви все видят иначе.
   "Какая же она добрая. Чуткая. Как тонко и деликатно она помогла Мише. Восхитительная женщина".
   Среди студентов был Ваня. Он махнул Максу рукой. Помахав в ответ, Макс подошел к нему. Они заговорили об экзаменах. Макс говорил неохотно. Он старался не смотреть на Полину. Она тоже старалась не смотреть в его сторону, хотя, когда он еще только подходил, вздрогнула. Время от времени она искоса бросала на Макса взгляды, полные страха и недоумения.
   Ее поведение сразу изменилось. Она заговорила совсем другим тоном. Начала говорить пошлости, делать какие-то дурацкие, якобы соблазнительные телодвижения. Макс чувствовал к ней отвращение. Он хотел, чтобы Полина вела себя скромнее.
   Исчерпав тему, они с Ваней замолкли. Больше никто не обращал на Макса внимания. Он молча стоял среди всеобщего веселья, явно не зная, куда провалиться, горько осознавая свое ничтожество.
   Катя, сидевшая на скамейке за столом, вокруг которого сгрудились студенты, тоже молчала, но с видом превосходства над человечеством. Загадочно улыбаясь, она поглядывала на Макса и Полину.
   Макс с облегчением понял, что кроме Кати и Полины, никто не знает о вчерашнем.
   Полина, не добившись от Макса никаких знаков, забыла о нем. Миша стоял рядом с ней. Полина, замечая, что он молчит, то и дело спрашивала: "Правда, Миш?" или "А ты как думаешь?"
   Миша в ответ смущенно бормотал под нос. Другие студенты посматривали на него с презрением.
   Постояв еще минут пять с каменным лицом, Макс отошел к зеркалам. Взглянув в одно из них, увидел свое бледное лицо с выражением безнадежного отчаяния в голубых глазах. Никому не нужный, всеми забытый изгой. Макс почувствовал стыд и отвращение к себе. Собственное отражение в зеркале не соответствовало его представлению о самом себе.
   В зеркале он поймал взгляд Полины. Она, оглядываясь через плечо, с болезненным страхом в глазах смотрела на него. Она смотрела в зеркало, и Макс смотрел в зеркало, и там, в зеркале, их взгляды встретились. Странен был этот взгляд, скрытый ото всех, кроме них двоих и Кати. Миша, взволнованный тем, что стоит у всех на виду рядом с Полиной, тоже ничего не заметил.
   В этом взгляде так легко читалось то, что так трудно выразить в словах. И Макс, и Полина чувствовали, что этот случайная встреча взглядов, вопреки внешней отчужденности, вопреки всем условностям, странным образом сближает их.
   В тот день Макс, раздеваясь в уединении своей убогой комнатушки, думал о Полине. И Полина, наслаждаясь уютом своей квартиры, занимаясь мелочами, ни на секунду не прекращала мучительных раздумий.
   Мать за обедом спросила:
   - Что ты все в облаках витаешь?
   - А? - Полина вздрогнула. Взгляд ее, поначалу туманный, прояснился. - Нет, ничего.
   Мать нахмурилась.
   - Посмотри на свои руки. Все ногти обгрызла.
   Отец, высунувшись из-за газеты, весело сказал:
   - Да она влюбилась!
   Полина, вздрогнув, оскорбленно взглянула на отца.
   - Кто?
   - Кто-кто? Ты. Не я же. Ха! - сказал отец и вновь закрылся от суровой реальности непробиваемым газетным заслоном.
   Полина, издав какой-то трудноопределимый звук, покраснела, вскинулась, и, накручивая на палец светлый локон, небрежно ответила:
   - Ну и шуточки у вас, Дмитрий Петрович. "Влюбилась..." Делать мне, что ли, больше нечего!
   - Ешь суп, - строго сказала Светлана.
  
   Макс провалили все последующие экзамена, набрав четыре хвоста.
   Все его мысли были заняты поиском поводов, чтобы подойти к Полине и заговорить. Но поводов не было. По крайней мере, Макс не мог их найти. Он впал в легкую депрессию. Женщина, даже призрачным образом присутствуя в его жизни, уже начинала показывать Максу его истинное лицо. Впервые Макс осознал, сколь серьезные трудности в жизни ему приносит его неспособность к коммуникации. Раньше он и не думал, сколь серьезен этот его изъян.
   Сессия катилась к концу. Время поджимало. Макс чувствовал себя обязанным как-то продвинуться в операции "Буря и натиск" (то есть подойти к Полине и хотя бы промямлить пару слов). О том, что он будет делать дальше, Макс думал как о мучительной обязанности, которую нужно выполнить под страхом смерти. Доказать себе, что он может, а потом хоть не рассветай. Можно даже больше не встречаться с ней. Вообще ничего больше в жизни не делать.
   Они стояли рядом в очереди к газетному киоску в фойе университета. Макс дышал Полине в затылок. Она несмело обернулась вполоборота, Макс видел, она ждет, что он что-нибудь скажет, и в то же время боится, что он скажет что-нибудь.
   Полина подошла к окошку. Продавщица, отложив журнал, недружелюбно взглянула на нее.
   - Синюю ручку, - почти прошептала Полина. Макс с каменным лицом стоял позади нее.
   Вокруг резко смеялись студенты, такие беззаботные, свободные от каких-либо чувств и желаний. "Идиоты", с ненавистью подумал Макс. "Чтоб вы сдохли". В их смехе ему чудилась гибель мира.
   Продавщица протянула Полине дешевенькую ручку, положила на прилавок кусок картона. Полина расписала ручку на этом куске картона, протянула продавщице пятирублевую монету. Не глядя на Макса, отошла от прилавка. Макс одновременно с этим, не глядя на Полину, шагнул вперед к киоску. Как-то само собой получилось, что Макс тыльной стороной ладони коснулся ее попы.
   Макс встал у окошка, слыша за спиной ее торопливые, удаляющиеся к лестнице шаги. Он уже забыл, чего хотел. Продавщица поверх очков метнула на него суровый взгляд.
   - Синюю ручку, - буркнул Макс.
   Заплатив, он вспомнил, что должен Мише стольник. Подошел к банкомату. Перед ним в очереди стояли две девушки. Девушки, как всегда, хихикали и болтали непонятно что. Макс смотрел на них с презрением. Он боялся только Полину. Другие девушки были для него чем-то вроде уличной грязи.
   "Дуры. Все вы одинаковы. Только она другая. Она никогда не хихикает и не болтает ерунды".
   Сунул карточку в прорезь. Набрал код. Подумав, снял с карточки двести рублей. Сто отдаст Михе, а на оставшиеся сто купит себе чего-нибудь из съестного.
   Макс поднялся на четвертый этаж. Непонятная сила влекла его туда. Заглядывая в открытые двери классов, он прошел весь коридор. В одной аудитории ожидала консультации Мишина группа. Его самого не наблюдалось. Место Полины за первой партой тоже пустовало. Там сидела Катя. Увидев застывшего в дверях Макса, она загадочно улыбнулась.
   - Полина вышла на минутку, - сказала она. Ее глаза блестели.
   Макс, поморщившись, вошел в аудиторию. Под прицелом враждебно-насмешливых взглядов подошел к Ване.
   - Здорово, - пожал руку. - Мишу не видел?
   Ваня покачал головой.
   Заорал звонок. Макс направился к выходу, ощущая себя полным идиотом, что зашел сюда. Его начала охватывать болезненная слабость, причиной которой было враждебное мировой гармонии желание. Макс всей шкурой ощущал, как вся Вселенная сопротивляется его желанию, стремится уничтожить наглого выскочку, который вздумал самостоятельными действиями нарушить монотонный ход вещей и явлений.
   Макс, с задумчивым видом спускаясь по лестнице, вновь и вновь прокручивал в голове момент, когда он у киоска случайно коснулся ее. Сердце Макса наполнилось зефирной нежностью.
   Держась за перила, Макс спускался с третьего этажа на второй. Он не заметил Полину, она поднималась по лестнице. На лестничной площадке второго этажа, в точке, где перила делают поворот, они столкнулись лоб в лоб.
   - Ой, извините... - пробормотал Макс, застенчиво улыбаясь. В первые секунды он не узнал Полину. Он смотрел на нее в упор, но черты лица не складывались в одно целое. Сначала он ощутил страх и восхищение, которые ясно дали понять, что это она. И лишь секунду спустя Макс увидел ее лицо. Полина в ответ на его улыбку виновато улыбнулась.
   Оба осознали, что стоят рядом и вокруг никого. Они смотрели друг на друга расширенными от ужаса глазами.
   Макс сглотнул ком в горле. Его охватило желание убежать прочь, и никогда больше не видеть Полину. Вместо этого он услышал собственный слабый, дрожащий, испуганный голос:
   - Т... ты М-мишу не видела?
   - Что? - резко спросила Полина. На лице ее отразилась целая гамма эмоций, которую можно увидеть только на лице женщины: как бы радость, и одновременно с этим враждебность, желание уйти и в то же время желание остаться, жажда узнать, зачем он это сказал, и в то же время - демонстрация полнейшего равнодушия.
   - М-миша... - пролепетал Макс, ясно осознавая, что выглядит полным идиотом. В глазах Полины отразилось разочарование и стыд за него.
   - Он сегодня не пришел, - сказала Полина, с жалостью глядя на Макса. Эта жалость уколола гордость Макса, но в то же время вновь зажгла в его сердце надежду. Значит, Полине все-таки не плевать на него.
   - Я ему сто рублей должен, - глухим голосом сказал Макс. Его лицо окаменело от осознания своей неудачи.
   - Ничего, - сказала Полина. - Потом отдашь.
   Они смотрели друг на друга, мучаясь убогостью слов, которыми никогда ни черта нельзя выразить.
   Наверху послышался грубый смех. Группа студентов спускалась с четвертого этажа.
   - Я сваливаю, - сказал Макс.
   - Давай, - кивнула Полина.
   - Еще увидимся?
   - Увидимся, - отвернувшись, Полина, обойдя его, поднялась наверх.
   Спустившись вниз, Макс направился к парадному выходу. Взявшись за ручку двери, остановился. Вдруг круто развернулся, пересек фойе, сел на скамейку и стал ждать.
   Страх охватил его. Так себя чувствует солдат в ночь перед боем. Вокруг смеялись, разговаривали, мелькали студенты. Они казались Максу призраками.
   Время застыло. Сколько его утекло, Макс не знал.
   Со стороны лестницы - смех. Макс повернул голову. Группа Полины спускалась по лестнице в фойе. Полина и катя с улыбками шли впереди. Макс в странном оцепенении наблюдал, как Полина и Катя вместе с двумя другими девушками останавливаются у зеркала, шутят, роются в сумочках, поправляют волосы.
   Макс поднялся со скамейки и, сделав шесть шагов, оказался рядом с Полиной.
   - Привет, - услышал Макс собственный глухой голос. Он чувствовал себя как человек, который притворяется другим, и притворяется плохо.
   Полина, обернувшись, сверкнула белозубой улыбкой.
   - Привет.
   Ее прекрасные серо-зеленые глаза сияли.
   - Вы уже... все? - спросил Макс, удивляясь, как ловко он находит нужные слова.
   - Да. Слава богу! Математичка отпустила.
   - А что она? Злая?
   Макс знал строгость математички, которая преподавала, кстати, не математику, а статистику. Когда шел разговор о математичке, обязательно кто-нибудь спрашивал, злая она сегодня или нет.
   - Кто злая? Почему злая? - лицо Полины озарялось улыбкой. Макс чувствовал, что и его губы раздвигаются в глупой, счастливой улыбке.
   - Ты, - сказал он. - Ты злая.
   Полина округлила глаза.
   - Я? Почему?
   - Потому что ты математику не учишь.
   - Да она не злая, - сказала Полина, глядя Максу в глаза.
   - Ага, - сказал Макс, глядя Полине в глаза. - Она добрая.
   - Да. Только строгая очень. Выходишь к доске, заставляет машиной какой-то притворяться.
   - Да, да, вот эта тема... - рассмеялся макс. - "Я - машина..."
   Оба посерьезнели.
   - Ты щас куда? - с волнением спросил Макс. - Домой?
   - Да.
   - Я с тобой.
   Полина хотела согласиться, но что-то заставило ее сказать:
   - Я с подругой.
   - С подругой? - Макс холодно взглянул на Катю, которая, вертясь у зеркала совсем рядом, делала вид, что ничего не происходит.
   Катя, отвечая Максу не менее холодным взглядом, повернулась к Полине.
   - Я вспомнила, отец обещал за мной заехать. Вы идите, - она покосилась на Макса.
   "Смотри у меня", говорили ее глаза.
   Глаза Макса отвечали:
   "Чтоб ты провалилась".
   - Ну-ка, иди сюда, - Катя, поманив Полину, поправила ей воротничок блузки. - Выглядишь шикарно.
   - Спасибо.
   Полина взяла сумочку, повернулась к Максу. Подмигнула. Сказала Кате: "Пока, подушка!"
   - "Пока, подружка!"
   Они рассмеялись. Это была их любимая прибаутка из рекламного ролика, где две очаровательные блондинки изображали подушечки "Орбита".
   Когда Катя с Полиной обменивались этими фразами, они чувствовали себя очаровательными блондинками.
   Макс понял, что сейчас они с Полиной пойдут вместе на глазах у всего мира. Он не мог поверить. В его счастье примешивалась капля разочарования, которое всегда приходит, когда цель достигнута. Как все, оказывается, просто.
   - Ну? - Полина взяла сумочку. - Пошли?
   - Да, - кивнул Макс. - Через "точку G".
   - Что? - рассмеялась Полина.
   - Через парадный, - поправился Макс. Они пошли к главному выходу.
   - Это ты так главный вход называешь? "Точка G"... надо запомнить. А запасной?
   - Задний проход, - сказал Макс.
   Полина рассмеялась.
   Какая она красивая, когда смеется! Максу хотелось схватить ее, раздавить в объятиях, вцепиться зубами в этот лакомый кусочек.
   Открывая Полине дверь, Макс пропищал:
   - "Выглядишь шикарно".
  
   Вдвоем они стояли на крыльце, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Оба чувствовали, что выбрались из душного темного лабиринта, и что теперь все пойдет как по писаному.
   За стенами университета с его мелкими проблемами и душной, озлобленной толкотней человеческого мяса, яростно кипело лето. На ветвях яблонь звенела чеканная филигрань листвы. Зелень травы резала глаза. Ласковые солнечные лучи пронизывали чистый как стекло воздух.
   Возле урны с сигаретами стояли студенты. Один, выдыхая дым, говорил:
   - Короче, я вчера целый день ебал эту ебань...
   Второй на плитках крыльца ногой рисовал какие-то узоры.
   Макс с Полиной сошли с крыльца и пошли по тропинке.
   "Как же здесь красиво", подумал Макс, глядя на деревья, на грязные стены университета. "Почему я раньше не замечал?"
   Он подумал, не взять ли Полину за руку. Нет, сейчас нельзя. Они с Полиной стали единым существом о двух головах, с двумя сердцами. Шли ноздря в ноздрю. Сохраняя нужную дистанцию, они ощущали, тем не менее, невыразимую в словах общность. Никто из двоих теперь не мог сказать или сделать что-то, неприятное другому.
   Они неспешно шли по тропинке, которая тянулась вдоль здания нового корпуса университета, под переходом, соединяющим вторые этажи нового и старого корпусов, сворачивала налево, к мастерским и котельной, уводила направо к старинному, цвета слоновой кости зданию библиотеки, и снова делала поворот налево, до Парковой, где находились общежитие номер два и автобусная остановка. Скучный пейзаж оживляли яблони, тополи и каштаны. Величественную тишину природы нарушало лишь пение птиц.
  
  
   Полина весело щебетала, рассказывала о друзьях, интересовалась, не знаком ли Макс с кем-нибудь из них. Макс никого не знал, только издали видал Трофимова.
   - У тебя с ним было что-нибудь?
   - Мы были хорошими друзьями, - сказала Полина тоном, который дал Максу понять: он лезет не в свое дело.
   Макс с восхищением разглядывал Полину, ощущая приятное тепло в низу живота. Он впервые хорошенько разглядел ее вблизи. Какая она красивая, сексуальная! Какие волосы, глаза, губы, тело! Макс заметил в уголках ее губ маленькие прыщики. Они делали Полину еще прекраснее. "Шоколад кушала", с нежностью подумал Макс.Ему очень хотелось посмотреть, нет ли у нее еще где-нибудь прыщиков.
   Они свернули на участок дороги, который вел к Парковой. Перед ними, виляя хвостом, перебежал дорогу большой белый пес с печальными глазами на доброй морде.
   - Собака... - сказал Макс. Полина улыбкой дала понять, что понимает его чувства и чувствует то же самое.
   Они приближались к остановке, где, как знал Макс, Полина сядет на автобус 8А. Вот и его общага, за остановкой. Нервы его натянулись. "Сейчас".
   Макс остановился. Полина, остановившись, продолжала говорить. Макс, отводя глаза, застенчивым, детским голосом спросил:
   - Давай сегодня встретимся.
   Полина умолкла на полуслове.
   - Что?
   Макс прочистил горло.
   - Может, сходим куда-нибудь?
   Он со страхом смотрел на Полину, почти не дыша. Полину тронула его застенчивость. Она кивнула.
   - Да. Конечно. Нет проблем. Где?
   - Давай здесь, на остановке. В семь.
   - Я приду, - серьезно сказала Полина. Лицо Макса осветилось, как лицо нищего, которому протянули кусок хлеба. Он с облегчением выдохнул.
   Полина ощутила, как счастье теплом разливается по всему телу.
   - Я приду, - повторила она.
  
   Полина быстро расправилась с домашними делами: замочила в тазу тюль, разогрела суп и подмела на кухне. Перекусив чаем с бутербродами, на пару часов уселась в зале с учебником. Конечно, это нельзя назвать серьезной подготовкой к экзамену, но ей нужно успокоить совесть.
   Когда пришла мать, Полина в черных брюках и белой блузке красила губы перед зеркалом в прихожей.
   - Уф! - сказала мать, ставя пакеты с продуктами на пол. - За...ли эти козлы на машинах. Хоть бы одна скотина перед "зеброй" остановилась. Видят, женщина идет с пакетами - нет, все равно, б..., прутся.
   Открыв рот, она смотрела на Полину. Полина, глядя в зеркало, сказала:
   - Добрый вечер, мама.
   Она чувствовала себя удивительно спокойной.
   Светлана Сверчкова нахмурилась.
   - Так. Губы красим. - Пауза. - Куда намылилась?
   Впервые в жизни Полина спокойно ответила матери:
   - На свидание.
   Застегивая на шее цепочку с крестиком, Полина добавила:
   - Он учится на нашем курсе. Очень хороший парень.
   Оглядела себя в зеркало. Прикусив губу, расстегнула верхнюю пуговицу блузки.
   Мать сложила руки на груди.
   - Что-то новенькое. А ты к экзамену-то готова, гулена?
   Полина глубоко вздохнула.
   - Ты прекрасно знаешь, что готова.
   Полина повернулась к матери. Лицо Светланы окаменело.
   Полина вымученно улыбнулась.
   - Я ведь твоя дочь...
   Она говорила тихим, покорным тоном, способным усмирить разъяренного льва. Но перед ней стоял не разъяренный лев - собственная мать.
   - На свидания бегаем? - протянула мать с фальшивой улыбкой. - Ну-ну...
   "Молчи!" - кричал Полине внутренний голос. Но ее охватил незнакомый прежде гнев. И обида. Разве она делает что-то дурное? Как можно осуждать ее и лишать любви и одобрения за то, что она хочет быть счастливой? Как это жестоко!
   Светлана увидела скрытые огоньки ярости в глазах дочери. Побледнев, закричала:
   - Чего уставилась? Хоть бы глаза отвела, бесстыжая!
   Полина - с дрожью в голосе - сказала:
   - Мама...
   - Мама, мама! Я двадцать лет мама! Хоть бы раз слово благодарности! Сколько в тебя вложено! Сколько сил, нервов я потратила, сколько ночей не спала! Сколько пеленок твоих сраных-ссаных перестирала! Думаешь, он (мать дернула головой в сторону мужниной "берлоги") пошевелил хоть пальцем? Х... там! Все я, я одна! Думаешь, я для себя это делала? Только чтобы тебя, дуру неблагодарную, поднять, вырастить, человеком сделать! Кого я вырастила? Ты только плохое взяла - от него! У тебя ума в башке - ни грамма! Ни грамма!
   Тяжело дыша, она умолкла. Полина стояла перед ней, чувствуя, как в горле застревает ком, на глаза наворачиваются слезы. Пока не было матери, все было так замечательно. Она наряжалась, ощущала себя взрослой, независимой, серьезной девушкой, которая скоро станет зрелой женщиной. Но вот явилась эта, и жестокими, грубыми словами, в которых ни грамма любви, для одного самоутверждения, сделала больно. Заставила Полину чувствовать себя снова маленькой девочкой, глупой, жалкой, непонятно в чем виноватой. В чем она виновата? В том, что старается всем угодить? Полина прикусила губу, чувствуя, что сейчас заплачет. Боже, неужели нельзя так, чтобы и ей было хорошо, и всем остальным? Ведь это мать - самый близкий человек! Почему желать себе счастья и делать, что считаешь нужным, всегда значит кого-то обозлить?
   Слова матери били точно в цель. Власть ее над Полиной была велика. Полина, как и прежде, почувствовала себя неблагодарной сучкой. Да, она эгоистка. Которая вместо того, чтобы ублажать окружающих, думает о себе. Наряжается, скотина. Отвращение к себе охватило Полину. Она поняла, что предает мать. Из-за кого? Из-за парня, которого совсем не знает!
   Полина ощутила желание сорвать с шеи цепочку, раздеться, натянуть старый халат. Смыть косметику. И начать драить полы... да что угодно, лишь бы ее не ругали! Чтобы ее любили, одобряли, гладили по головке. Драить полы и повторять: "Да, мамочка", "Хорошо, папочка".
   Но какая-то часть ее натуры еще была охвачена гневом.
   - Что ты уставилась? - глаза Светланы сверкали. - Принесешь в подоле - выгоню к чертовой матери! Мне такая дочь - не нужна! Не нуж-на!
   - Какая "такая"? - бесцветным голосом спросила Полина, глядя матери в глаза.
   - Шлюха, - ровным голосом сказала Светлана. - Б... Потаскуха.
   - Заткнись! - услышала Полина собственный визгливый голос, в котором звучала неприкрытая угроза.
   Она с ужасом посмотрела на мать. Полина чувствовала себя служанкой, которая разбила любимую вазу хозяйки дома. Обе женщины замолкли в ужасе, глядя на осколки на полу
   - все, что осталось от давно потерянных любви и доверия.
   Мать, выпятив нижнюю губу, остекленевшими глазами смотрела на дочь.
   - Что ты сказала?
   Полина, ощущая, как сильно от страха бьется в груди сердце, торопливо заговорила.
   - Я не хочу, чтобы ты оскорбляла меня, мама. Я уже не девочка. Я не делаю ничего плохого.
   Полина видела в глазах матери гневное изумление, но чувствовала под маской карающей богини страх - так же, как за грубостью Макса чувствовала - с самого начала - нечто иное.
   - Я думаю, ты просто завидуешь мне, мама. Ты говоришь мне гадости, потому что хочешь быть на моем месте. Но не можешь.
   С каждым новым словом Полину все сильнее охватывал ужас, и она говорила все быстрее.
   - Ты злишься на меня, потому что вы с отцом уже десять лет не спали в одной постели. Но я в этом не виновата.
   Странно - как только она сказала это, ее охватило смутное ощущение, что она все-таки каким-то образом виновата в этом.
   - Я всегда была хорошей дочерью и заслужила, мне кажется, хоть капельку уважения. У тебя своя жизнь, у меня своя. Я не хочу стать такой же, как ты. Не хочу, как ты, сидеть и скрежетать зубами.
   - Ой, - отвратительно-ласковым тоном сказала мать. - Чего же ты хочешь, доченька?
   - Любить, - выпалила Полина. - И быть любимой.
   - Не будешь ты любимой! Не бу-дешь! Никто тебя не любит, кроме матери. Никто никогда тебя не полюбит, кроме меня! Папочке твоему плевать на всех, кроме себя. Нажрался - и к телевизору. Куда ты навострилась? Кому ты, дурочка, нужна?
   - Может быть, и никому. А все-таки я пойду.
   - Иди, иди! Путайся с этим ублюдком!
   - Макс не ублюдок. Он хороший парень, - из противоречия сказала Полина, хотя вовсе не была в этом уверена. - Я... я ему нравлюсь!
   Твердая рука ударила ее по щеке. Полина ахнула. Схватилась за щеку. Расплакалась.
  
  
   Светлана сделала шаг к дочери. Полина, решив, что мать хочет ударить ее еще раз, отшатнулась. Она увидела боль и страх в глазах матери.
   Светлана подошла, обняла дочь, прижала к груди.
   - Ну прости, прости... Я ж тебе добра желаю, дурочка...
   "Я не дурочка", подумала Полина. "Я умница".
   - Мама... - повторила она, всхлипывая. Этим незатейливым словом Полина могла выразить что угодно - от лютой ненависти до безоглядной любви.
   - Дай погляжу на тебя... какая ты взрослая стала. Ой, смотри, у тебя тушь потекла... Ну что, мир?
   - Мир, - с облегчением сказала Полина, вытирая тыльной стороной ладони слезы.
   Полина пошла на кухню - заварить маме чаю, пока Светлана переодевается в своей комнате. На душе Полины лежала приятная тяжесть, которая всегда бывает после того, как поплачешь. Они с матерью выпили чаю, Полина задала пару вопросов о работе. Как и во многих семьях, после конфликта вернулось мнимое благополучие, основанное на притворстве и недоговоренности.
   В ванной Полина умыла лицо и заново подвела глаза. Ее охватило радостное возбуждение. Она идет на свидание. В школе она встречалась с мальчиком, но это было не то. Это не настоящая любовь. Тогда они просто играли в любовь. Теперь все будет иначе.
   Полина заскочила в туалет, и ее пронесло, как несло перед экзаменами. Сидя на унитазе, она нервно притоптывала ногой, шепча: "Давай, давай..."
   В прихожей взяла сумочку. Светлана поправила ей ворот блузки.
   - Выглядишь превосходно. И оделась со вкусом.
   - Вся в тебя, - кокетливо улыбнулась Полина. Слова матери были приятны, хотя Полина осознавала всю фальшь ситуации.
   Светлана улыбнулась. Наморщила лоб.
   - Веди себя хорошо. Долго не задерживайся, чтобы я не переживала.
   - Ладно. Пока.
   - Полина...
   Полина, стоя у двери, обернулась. Мать со странным выражением смотрела на нее. Подошла. Поцеловала в лоб. Погладила по волосам.
   - Иди, - прошептала она, плача. - Все будет хорошо.
   - Я знаю, мама, - сказала Полина, открывая дверь. На лестничной площадке, когда дверь с железным лязгом закрылась за спиной, Полина осознала, что означали слезы в глазах матери.
  
   Щурясь, Полина вышла из темного, воняющего газом подъезда в свежесть теплого летнего вечера. В чистом голубом небе сияло солнце.
   Полина неспешно направилась к остановке. Все казалось Полине чистым и прекрасным: люди, дома, небо, огромные лужи, трещины в асфальте, вонь от мусорных бачков, выстроенных вдоль обмотанных теплоизоляцией труб отопления. На все накладывались ее ощущение новой красивой одежды, кисло-сладкий запах парфюма и трепет в низу живота.
   Полине казалось, вся прошлая жизнь с ее треволнениями, страхами и трагедиями была ненастоящая. Только теперь начинается настоящая жизнь, счастливая жизнь. Теперь всегда все будет хорошо.
   Полина думала о Максе. Он нравился ей не столько потому, что красив и забавен - Макс был олицетворением сверкающего будущего, которое принесет много счастья и неземные удовольствия.
   К ее счастью примешивалось удовольствие от того, что теперь у нее есть парень, теперь она не хуже других. Макс щекотал ее тщеславие. Он был ценным товаром, который Полина успела купить перед закрытием магазина. И Полине было приятно осознавать, что и она - ценное приобретение на рынке любви.
  
   Макс должен был ждать ее на остановке. Полина могла доехать на 8А прямо до общежития, и, выйдя из дверей автобуса, сразу упасть в его объятия. Но что-то заставило Полину сойти сразу после Колмовского моста, не доезжая до Парковой.
   На автобусной остановке стояли трое парней. Двое русских, один армянин. Когда Полина проходила мимо, все трое следили за ней взглядом. Поправив на плече сумочку, Полина ускорила шаги. Оглядев Полину сзади, армянин что-то выкрикнул ей вслед на своем тарабарском языке. Полина опустила голову. Все трое рассмеялись.
   Свернув на Парковую, Полина замедлила шаг. Смутная тревога, которая, незаметно для Полины, всегда была в ней, теперь усилилась и стала явной.
   Она увидела его. Макс, в черной отглаженной водолазке и голубых мятых джинсах стоял в стороне от всех. Спиной к ней, сложив руки на груди. Легкий ветерок трепал его темные волосы. "Поэт, ни дать ни взять", подумала Полина.
   Полина остановилась. Она хотела назвать его по имени, но от волнения потеряла дар речи. Жар заливал ее щеки.
   Она сделала шаг назад, и уже собиралась развернуться и уйти, но Макс, вздрогнув, обернулся и увидел ее.
   Полина успела заметить, что лицо Макса, пока его глаза не нашли ее, было величественно-серьезным. "Байрон в мятых джинсах", подумала она и, не удержавшись, рассмеялась.
   Застенчиво улыбнувшись, он подошел к ней. Неловко ткнулся губами в ее левую щеку.
   - Привет.
   - Привет.
   - Как добралась?
   - Нормально.
   - На автобусе?
   - Да.
   - Пойдем.
   Они неспешно пошли по Парковой, пересекли Студенческую, и у гостиницы "Береста Палас" свернули в парк.
   Как и днем, Полина весело щебетала. Макс был немногословен.
   По петляющей среди дубов и кленов асфальтовой дорожке они углубились в парк. Подавшись порыву, Макс осторожно взял руку Полины и сжал в своей. Полина удивленно посмотрела на него. Ее улыбка поблекла. Они остановились, держась за руки.
   Мимо проехали две девочки-подростка на роликах, в шлемах и наколенниках. На лужайке мужчина в белой футболке бросил палку, и большой лохматый пес, лая, с бешеным восторгом понесся подбирать ее.
   Макс и Полина не замечали ничего. Они смотрели друг на друга широко раскрытыми, горящими глазами.
   - Ой, мамочки, - прошептала Полина. - Что это?
   Рука Макса, так нежно и осторожно сжимавшая ее руку, дрожала. И от этого по ее телу тоже прошла приятная, сладкая дрожь. Полина боялась, что Макс окажется современным парнем типа "пойди-отсоси". То, как несмело он взял ее ладонь, дало ей понять, лучше, чем любые слова, что у Макса к ней серьезное чувство.
   Макс что-то тихо сказал. Кровь так сильно стучала ей в виски и в затылок, что Полина не расслышала.
   - Что? - громко спросила она, стараясь перекричать стук крови в голове.
   - Давай где-нибудь присядем.
   Они нашли скамейку в дальнем уголке парка. Макс побежал к ларьку - купить чего-нибудь попить. На несколько минут Полина осталась в одиночестве. Она смотрела на важных, исполненных собственного достоинства, и в то же время тревожных голубей. Полина тихонько рассмеялась - голуби напоминали ей студентов юридического. Птицы, воркуя, клевали щедро рассыпанную на асфальте шелуху.
   В конце аллеи показался Макс. В каждой руке он нес по банке пепси. Он поднял руки над головой, хвастаясь трофеями. Полина, улыбаясь, помахала рукой. На миг ее сердца коснулось что-то темное, холодное. Макс показался ей призраком, таким маленьким и нереальным в золоте летнего вечера.
   - Ну, а ты? - спросила Полина, задумчиво глядя на голубей.
   - Что я? - Макс открыл банку, сделал глоток.
   - Какие у тебя планы? Тебе у нас нравится? - "у нас" означало и "в Новгороде", и "на юридическом".
   Макс задумчиво смотрел вдаль.
   - Не знаю. Для меня университет сам по себе не важен. Мне просто было нужно вырваться из родного города.
   - Что, все так плохо?
   Макс поморщился.
   - Это мертвый город. Делать там нечего, разве что вешаться.
   Отпив холодной шипучки, Полина сказала:
   - Значит, юристом ты быть не собираешься.
   Макс нервно пожал плечами.
   - Я, знаешь ли, творческая личность.
   Полина улыбнулась - Макс сказал это с такой гордостью. Вообще он очень смешной. Похож на доброго, послушного щенка с грустными глазами. Ей хотелось почесать его за ушком.
   - Да, я слышала. Миша говорил, что ты поэт.
   Сейчас ей казалось, что их чувство, в котором Полина теперь почти не сомневалась - великое счастье не только для них двоих, но и для Миши. Для всего человечества.
   Макс смущенно взглянул на нее.
   - Вообще-то я бросил писать стихи. Сейчас я пишу роман. Тебе интересно?
   - Да-да, я слушаю.
   - о девушке, которая жила в Волшебном Лесу. Приспешники злого колдуна сожгли е Лес. Лес - это символ детства, невинности. Диана должна покинуть родные места, выйти в большой мир, чтобы бороться со Злом. Думаю, это книга о взрослении. Об утрате иллюзий. Об одиночестве. О том, как мы ищем кого-то, кому можно доверять.
   Несколько секунд они серьезно смотрели друг на друга.
   - А стихи? - спросила Полина. - Прочти что-нибудь.
   Макс задумался.
   - Я прочту тебе свое первое стихотворение. Я сочинил его в пятнадцать лет. Оно короткое, поэтому ты не заснешь. Полина рассмеялась.
   Макс посмотрел вдаль. Лицо его стало одухотворенным. Взгляд - сосредоточенным. Полина вдруг ощутила, как он отдалился от нее, ушел куда-то.
  
   Не смей шептать мне ветхие заветы,
   Стрелять очередями слов,
   Когда деревья в грешное одеты,
   И небо озаряет звезд покров.
  
   Ты научилась ткать мечты из Света,
   Метать икру Любви под зеркалом Луны.
   А я - твой Принц без ласки и привета.
   Ты мне нужна... Не можешь дать ответа,
   Отдай
   Хотя бы
   Сны.
  
   "Сны" повисли в безмолвии. Полина, глядя на голубя, который клевал семечки у ее ног, услышала застенчивый голос Макса:
   - Тебе нравится?
   Полина серьезно взглянула на него.
   - Ты хорошо прочел. Да... Да, мне нравится.
   Макс с минуту изучал ее лицо.
   - Что? - спросила Полина с растерянной улыбкой, поправляя волосы, одергивая блузку. - Что-то не так?
   Макс серьезно сказал:
   - Я никогда никому не показывал это стихотворение. Ни одна живая душа в мире не знает о нем. Оно даже не записано. Когда-то я поклялся, что прочту его только девушке своей мечты.
   Суровый его взгляд вдруг смягчился.
   - О Господи... - вырвалось у Полины. - Нет, не надо... не сейчас...
   Она чуть отодвинулась.
   Макс робко приобнял ее за талию.
   - Не бойся... - прошептал Макс, хотя в его глазах Полина увидела страх.
   Она прикрыла глаза. Дыхание Макса, слегка несвежее из-за волнения, с налетом "пепси", обожгло ей щеку.
   Его сухие губы прижались к ее губам. Полина замерла в его руках. Когда стук сердца в груди утих, Полина, переборов инстинктивное желание оттолкнуть, ответила на поцелуй. Она чуть отстранилась.
   - Нет, - тихо сказала Полина. - Погоди... Вот так.
   Она сама поцеловала его. Макс с готовностью ответил ей. Этот поцелуй вышел лучше. Сердце Полины забилось. В животе возникло приятное сосущее чувство.
   Они отлепились друг от друга, взволнованные, удивительно близкие. В глазах Макса Полина видела чуждое ей безумие.
   - Давай еще, - прошептал Макс, глядя на Полину и не видя ее.
   - Подожди, - тяжело дыша, Полина достала из сумочки салфетку, вытерла пот со лба. Скомкав салфетку, бросила в урну. Салфетка не долетела и, ударившись о стенку урны, упала в траву.
   Полина повернулась к Максу. Тот грубо привлек Полину к себе. Возбуждение делало его нетерпеливым. Макс прижался щекой к ее щеке, и с закрытыми глазами начал искать ее губы.
   "Шлюха!" завопила в голове Полины мать.
   "Заткнись, мама", подумала Полина.
   Испытывая нехорошее торжество, Полина перехватила губы Макса, жарко поцеловала его. Макс прижал ее к себе.
   . Его ладонь, скользнув по спине Полины, опустилась на бедро, в которое он, ворча как пес, дорвавшийся до кости, впился пальцами. Другая его ладонь легла на е левую грудь, тихонько сжала. Полина не останавливала его. Его робкие, и в то же время жадные руки заставляли ее чувствовать себя взрослой. Целоваться и обниматься у всех на виду - вот чего она ждала всю жизнь.
   Их губы разъединились. Сияющими глазами Макс и Полина смотрели друг на друга.
  
   Они шли пешком через весь город, вечерний город. Древний город, залитый мягким светом фонарей. На улицах праздного народа. Макс и Полина чувствовали себя частью этого потока прохожих, и в то же время - чем-то совершенно отдельным.
   Они разговаривали, настойчиво пытаясь найти между собой что-то общее. Максу тоже нравился Стивен Кинг. Полина нашла в этом свидетельство того, что их любовь настоящая. Они созданы друг для друга.
   Некоторое время они молчали. Неловкости не было. Макс шмыгнул носом.
   - Тебе было хорошо? Весело?
   - Да, - Полина, улыбнувшись, кивнула. - Молодец, что спросил.
   - А я, знаешь, подумал: вдруг я сделал что-то не так?
   - Нет, ты все делал правильно.
   - Если я вел себя как придурок, ты скажи.
   - Ладно.
   - Вот, например, как я одет. Тебе нравится? Скажи. Только правду.
   - Ну... твои джинсы...
   - Мятые, да?
   - Да.
   - Это немного коробит, правда?
   - Ну...
   - Что "ну"?
   - Да, есть небольшой диссонанс. Водолазка хорошо смотрится. Чистенько, опрятно. Сам гладил?
   - Сам.
   - А джинсы никуда не годятся.
   - Вот, видишь. Что ж не сказала?
   - Мне сразу показалось, что джинсы могли бы выглядеть и получше.
   - Надо было сказать!
   - Да, - согласилась Полина. - Наверное.
   Помолчав, она добавила:
   - Ты, наверное, очень правдивый человек.
   - Нет, - радостно сообщил Макс. - Я врун. Все время вру. Это плохо. Врать опасно. Особенно в любви. Всегда все надо говорить. Вот ты мне сказала про джинсы, я теперь буду знать. Новые куплю. А то я так и ходил бы как бомж. Я, честно говоря, их специально надел. Хотел проверить, смолчишь или нет.
   - Да? - Полина приподняла бровь. - А я думала, у тебя денег нет.
   - И это тоже. Но я просто такой наглый ублюдок. Люблю издеваться над людьми. И вру все время. Врать нельзя. Будешь врать - будешь всего бояться. Вот я вру - я всего боюсь. А ты? Врешь?
   Полина нахмурилась.
   - Ну... вообще-то все врут. Точнее, не говорят, что думают. Так принято.
   - Очень плохо. Все врут, и все всего боятся. Сейчас время такое. Дураку нельзя сказать, что он дурак. Негру нельзя сказать, что он негр. Женщине нельзя сказать, что она женщина.
   - Жестокий ты, - сказала Полина.
   Разговор принимал слишком серьезный оборот. Очарование вечера рассеивалось, и слова Макса погружали ее в какой-то другой, темный мир, в подземелье. Дома, машины, лица прохожих, свет фонарей изменились, стали чужими, и в то же время - странно знакомыми. Словно они всегда были такими - глубокими, таинственными - но Полина раньше видела их как-то по-другому.
   - Говорить правду опасно, - говорил Макс. - Могут в морду дать. За правду убивают. Но тот, кто говорит правду, ничего не боится. Правда - лекарство от страха.
   Поэтому, если я что-то делаю не так, ты должна мне сказать. Поняла?
   Полина, пытаясь обратить все в шутку, сложила ладонь козырьком, приставила к виску.
   - Есть, товарищ майор!
   Макс улыбнулся. Но глаза его не улыбались. Они сурово изучали Полину, и, казалось, видели ее насквозь.
   - Сейчас никто не хочет знать правду. Всем плевать на войны, на голодных сирот, на все, что портит настроение. Никто не хочет ничего делать, все хотят только трахаться и веселиться. И никто никого не любит. Люди только думают, что любят, а на самом деле не любят. Они думают, любовь - это так, типа развлекухи. А любовь на самом деле - труд. В этой жизни вообще есть только две святые вещи - любовь и труд. А развлечения - говно.
   - Ну да, - сказала Полина, поправляя на плече сумочку. - Это как в том анекдоте. Приходит священник к проститутке. И ее... ну... короче, потом лежат в койке, священник говорит: "Согрешили мы с тобой, женщина. В аду гореть будем". Шлюха говорит: "Ничего подобного. Это ты согрешил". Священник спрашивает: "Как так?" А эта говорит: "Ты пришел развлечься, а я-то на работе". О, вот и мой район.
   Они углубились в лабиринт новеньких девятиэтажек. Глаза окон смотрели в летний вечер.
   Взяв Макса за руку, Полина сказала:
   - Подумать только, сколько людей живет в этих квартирах! Все они сейчас сидят за столом, ужинают, смотрят телевизор или беседуют про все на свете.
   - Ага, - сказал Макс. - Или пьянствуют.
   Полина взглянула на Макса. Макс смотрел прямо перед собой. Все мышцы лица напряжены. Полина чувствовала, как он отдаляется, уходит в себя, бросает ее одну.
   - Что-то случилось? - спросила Полина. Макс покосился на нее.
   - Ты тут ни при чем. Я о своем думаю. Ты мне говоришь: посмотри, какие окна! Меня больше интересует, что люди делают там.
   Макс указал на темные, слепые окна без света.
   - Когда горит свет, люди притворяются. Настоящая жизнь начинается в темноте.
   Полина рассмеялась, поняв это по-своему.
   - Почему тебя это волнует?
   - Не знаю. Я циник. Мне по фигу, во что люди одеты. Меня интересует, чем запачкано их нижнее белье.
   - А вот и мой дом, - сказала Полина.
   - Красивый... домище, - ответил Макс, хотя многоэтажка Полины ничем не отличалась от соседних. - Кстати, не говори "мой дом". В этом доме, кроме тебя, живут сотни людей.
   - Фу, зануда!
   У подъезда они немного постояли, вдыхая прохладный воздух с запахами кирпича и летней пыли. На рукав водолазки Макса с противным писком сел комар. Макс прихлопнул его.
   - Хороший был день, - сказал он.
   - Да, - ответила Полина. У нее в животе что-то заворчало.
   - Ой! - она захихикала, прикрывая рот ладошкой. - Это не я, это "пепси"!
   Они помолчали.
   - Ты странный, Макс.
   - Да. Не такой, как все. Ты уже чувствуешь, что твоя жизнь изменилась?
  Полина с улыбкой подняла глаза к небу.
   - Да. Определенно.
   Макс молча и серьезно разглядывал ее. Что он чувствует, Полина не знала - по его лицу ничего не прочтешь.
   Не дождавшись, пока он ее поцелует, Полина сама привстала на цыпочки, обняла его за шею и поцеловала.
   - Когда у тебя экзамен? - спросил Макс.
   - Во вторник. А у тебя?
   - В среду. А во вторник - собеседование.
   - А у меня в понедельник.
   Макс кивнул.
   - Мише. Привет. Передавай.
   - Ой, а я совсем про него забыла. Как он там, бедненький.
   - А, - отмахнулся Макс. - Пес с ним!
   Полина облегченно рассмеялась.
   - Ну, до встречи.
   - До встречи.
   Открывая дверь подъезда, за спиной Полина услышала издевательский голос Макса:
   - "Выглядишь шикарно!"
   Включив в прихожей свет, Полина сбросила с ног туфли. От ходьбы лодыжки ныли. Полина уже предвкушала, с каким удовольствием погрузит себя в горячую ванну.
   Она все еще ощущала на губах вкус поцелуя Макса, соленый привкус его губ, чуть подслащенный "пепси".
   Полина, сунув ноги в мягкие тапочки, прошла на кухню. Мать в переднике мыла в раковине посуду. Обернулась с натянутой улыбкой. Глаза не улыбаются. Так улыбается человек, который давно разучился улыбаться.
   - Ну, как все прошло, дочка?
   - Хорошо.
   Мать кивнула. Отвернулась. Вынула из раковины тарелку, опустила в таз с мыльной водой.
   - Уже пол-одиннадцатого, - она вынула тарелку из таза, стряхнула капли. Начала вытирать тарелку полотенцем. - Знаешь?
   - Да? Как время летит... Мы пешком шли. Макс меня провожал.
   Светлана поставила тарелку в секцию висящей над раковиной сушилки.
   - У... Макса нет денег на автобус?
   - Ему двадцать лет, мама. Даже меньше. И потом, на такой погоде пройтись - одно удовольствие.
   Мать взяла другую тарелку, капнула моющего средства.
   - Этот молодой человек должен был подумать и о тебе. Кстати, в двадцать лет у твоего отца были деньги и на автобус, и на троллейбус. Даже на такси.
   - С каких пор отец стал для тебя эталоном мужчины?
   Руки Светланы замерли. Она промолчала.
   Полина шагнула за порог кухни.
   - Давай я помогу.
   - Не надо, я сама.
   - Сейчас переоденусь и все намою. Сядь отдохни.
   - Полина, вымой уши! Я сама справлюсь. Я не инвалид.
   Полина поморщилась.
   - Где папа?
   - Где он может быть? В зале, футбол смотрит.
   Отец барски развалился на диване с банкой пива, вытянув ноги в мягких шлепанцах. На нем старые спортивки и бежевая хлопчатобумажная футболка с растянутым воротом. На груди - темное пятно. Отец пролил пиво.
   Полина с улыбкой прошла в гостиную. Отец повернул к ней круглое лицо с добрыми глазами. Его взгляд был немного мутным.
   - О, златотулечка моя пришла! - объявил он гостиной. - С мальчиками гуляла.
   Полина улыбнулась.
   - С мальчиком.
   - Целовалась? Признавайся.
   Полина, отводя глаза, смущенно рассмеялась. Щечки ее залило краской.
   - Целовалась, целовалась. По глазам вижу. Что ж, ты девушка красивая, тебе положено.
   Отец оглядел дочь с головы до ног. Пьяные глаза заблестели.
   - Ну, иди к папочке, - подогнув толстую ногу, он похлопал себя по коленке.
   Полина присела к нему на колено, обняла отца за шею. Отец, откинув голову, смотрел на нее из-под полуопущенных ресниц.
   - Как зовут этого молодого человека?
   - Максим.
   - М-м, - отец отпил пива, рыгнул. - Извини.
   - Ничего страшного.
   - Максим тоже юрист?
   - Как понять "тоже"?
   - Ну ты же - юристка?
   Полина рассмеялась.
   - Я еще только учусь.
   - А он... тоже волшебник, или еще учится?
   Полина, смеясь, встала. Глядя на экран телевизора, сказала:
   - Он поэт.
   - Поэт? Слушай, хорошо, хорошо, - отец закивал. - Ну, ты плохое не выберешь.
   - Да, - рассеянно сказала Полина. - Я же твоя дочь... А это что?
   - Это? Это, дочка, штука такая, телевизор называется.
   - Нет, серьезно.
   - Чемпионат Европы, - сказал отец, разглядывая крестик на ее груди. - Наши со шведами.
   - О, тут и наши есть! Финал?
   - Издеваешься? Групповой этап.
   - Какой счет? - Полина, сощурясь, пыталась разглядеть цифры на электронном табло в верхнем левом углу экрана.
   - Пока по нулям.
   - А-а, - Полина повернулась к отцу. - Ужинать будешь?
   - Уже ужинал. Ладно, иди. Тебе ж еще помыться надо.
   Полина прошла мимо отца к двери своей комнаты. Она чувствовала, отец следит за ней глазами. Обернулась. Отец бессмысленно уставился в экран. Банка пива в руке опасно наклонялась.
   - Смотри, прольется, - Полина хотела сказать это весело, но голос изменил ей. Отец не услышал.
   Полина переоделась в халат. Приняла ванну. В одиночестве выпила чаю. Отец заснул на диване, оглашая гостиную храпом. Мать ушла в спальню. Полоска света под дверью сообщала Полине, что мать перед сном читает.
   У себя в комнате Полина повалилась на кровать. В мобильном телефоне заиграла мелодия. Полина, чертыхаясь, встала, взяла со стола мобильник. Легла набок, подперев голову рукой. Нажала зеленую кнопку.
   Катя.
   - Ну? Колись, как все прошло?
   - Хорошо, - Полина потерла ногой о ногу.
   Она рассказала все в деталях, кое-что приукрасив.
   - Слушай, здорово... - сказала Катя.
   - Ну, и что ты скажешь?
   - Насчет чего?
   - Орлов. Какой он?
   - Ничего. Милый. С ним интересно. - Полина пропустила сквозь пальцы прядь влажных после ванны волос. - Только джинсы у него мятые.
   - Ничего, я из него человека сделаю!
   - Можешь не волноваться. Я сама справлюсь. Он у меня будет как шелковый.
   После говорили об экзаменах.
   Полина, отключив связь, легла на спину. Прикрыла глаза.
   В гостиной отец всхрапнул и промычал что-то.
   Полина погрузилась в сон. На ее губах таял вкус поцелуя Макса.
   Полина сошла во тьму, в которую еженощно погружается каждый. Безумные кошмары и дикие фантазии бились под тонкими стенками ее черепа. Среди них явилось странное видение: девушка с темно-русыми, рыжеватыми волосами, в изорванном, в побуревших пятнах крови зеленом платье.
   Девушка лежала на узкой койке в тюремной камере. В камере царил мрак, но Полина все видела ясно и четко, как, наверное, видит ночью сова. На полу лицом вниз в луже крови - труп мужчины. Кровь начала высыхать, но все еще тяжело пахла железом. Труп гнил. Полина узнала этот запах, так пахло в комнате, где в гробу лежала бабушка. Гроб стоял на столе. Ей пять лет. Она подходит к столу, крестится, и взрослые с изумлением смотрят на девочку, которая делает то, чему ее никто не учил. Полина чувствует этот запах. Запах мерзок именно потому, что ни на что не похож. Он какой-то бесцветный, отвратительно сладкий. Этому запаху нет места в мире живых, при свете дня, но он вот он, и Полина, вдыхая его, чувствует, в ней все умирает, она вступила в истинный мир, скрытый за улыбками, смехом, пустыми обещаниями, тщетными надеждами и сладкой ложью. Да, вот так пахнет сладкая ложь, тщетные надежды и пустые слова, которые гниют в мертвом воздухе.
   Девушка открыла глаза. Повернула голову. Полина увидела, что глаза у девушки синие, и что она прекрасна, но как-то опасно прекрасна. Красота ее была красотой ледяных вершин неприступных гор, в холодных и темных ущельях которых так легко погибнуть. Девушка была живой и мертвой одновременно.
   Помни, сказала Диана, я приду. Нужна будет помощь, зови.
   Не хочу я тебя звать, сказала Полина, отпрянула и проснулась.
  
   Глава 6. Natalis.
  
   Диана провела три ужасных дня и три кошмарных ночи в тюремной камере, в кромешной тьме. Компанию ей составлял труп солдата.
   Одна часть ее сознания говорила, что Диана лишила кого-то мужа и отца. Но глубинная ее часть испытывала мрачное удовлетворение. Так им всем и надо. Этот солдат получил свое. И его предполагаемая жена - дура, раз вышла за такого ублюдка. Дети... их тоже следует убить, если пойдут в отца. Ублюдки не имеют права на продолжение рода.
   С каким наслаждением она убила бы их всех! Тюремщиков, которые измываются над женщинами, и самих этих женщин, которые все терпят. Убить Артура, Магов, весь город! Но сначала - Альберта. И Адриана - того, кто дергает за ниточки.
   К концу первого дня в темноте Диана поняла, почему Рада так боялась.
   Чувства ее обострились. Тишина была полна таинственных шорохов. Стук собственного сердца казался грохотом молота в кузнице. Труп начал гнить. Запах разложения бил в ноздри. Этот отвратительный приторный запах.
   К утру у Дианы начался приступ клаустрофобии. То ей казалось, что стены сжимаются, хотят раздавить. То, наоборот, исчезают, деформируются, плавятся. Диану охватывало желание вскочить и нащупать стены, провести ладонью по холодным, влажным кирпичам. Но она этого не делала. Стоит дернуться - и сойдешь с ума.
   Рада не выдержала первой. Всю ночь она плакала и звала на помощь.
   - Заткнись! - кричали ей. Слава смеялась. В ее смехе без труда различался страх.
   В темноте сознание Дианы съежилось до размеров грецкого ореха. Подсознание пробудилось, как древний, косматый зверь, рождая кошмарных чудовищ из детских сказок. Фантастические образы корчились в темноте.
   Солдат, приподняв голову, обратил к Диане посиневшее лицо. Таращился остекленевшими глазами, безумно и хитро скалился. Диана призывала на помощь отца или Медведя. Нельзя кричать. Нельзя поддаваться. Она закрывала глаза и поневоле вслушивалась. И, только потому, что она напрягала слух, ее охватывал мистический страх. Солдат вставал, подходил к ее койке. Звякали медные пряжки на ремне. Таращился. Тянул холодные руки. Диана вглядывалась в темноту. Различала очертания мертвеца. Он не шевелился. Он только очень странно звучал. Какой-то жующий звук, и будто бы шелест листвы. С этими звуками разлагается тело. Диана, закрыв глаза, лежала и слушала, как гниет труп. С тихим шипением выделялись газы.
   Диана, открывая глаза, садилась на нарах, пристально вглядывалась в неподвижное тело. Ложилась. Закрывала глаза. И солдат снова встает, нависает над ней с бессмысленной ухмылкой, липкими, сгнившими до костей пальцами трогает ее лицо, шею, плечи, грудь.
   Рада, вопя от ужаса, начала барабанить кулаками в дверь. Волна паники пронеслась по всем камерам. Одна за другой женщины начинали кричать и колотить в дверь. В шестой справа стук был самым громким. Женщина в исступлении билась об дверь лбом. Диана зажала уши ладонями.
   - Заткнитесь! - заорала она. - Заткнитесь, суки!
   Только трое не поддались панике: она, старуха из камеры напротив, и Слава. Диане приходилось тяжелее всех - для нее это было в новинку. У нее еще сохранились человеческие чувства.
   К вечеру второго дня Диана провалилась в тяжелый сон. Было бы легче, если бы удалось проспать все три дня. Но колотьба в двери, разложение трупа на полу, обостренное восприятие не давали уснуть. Хорошо еще, что не давали есть. Не было сил. Иначе Диана взаперти взбесилась бы и разбила лоб о стены.
   Разбудил ее писк. Маленькие лапки коготками царапали ей живот. Диана открыла глаза.
   В темноте поблескивали рубиновые глазки огромной серой крысы.
   С криком отвращения и ужаса Диана схватила крысину. Крыса отчаянно запищала, извиваясь в ее руке, царапалась коготками, кусала за пальцы. Диана швырнула крысу в стену. С приглушенным писком крыса шлепнулась на пол. Лежала, слабо шевеля лапками. Потом она перестала шевелить лапками. По стене стекали ее мозги.
   Диана прикрыла глаза. Снова писк, шорохи, топот лапок, треск рвущейся ткани.
   Диана села на койке.
   Отборные тюремные крысы бегали по камере. Одна крыса уселась на затылок мертвеца. Уставилась на Диану похожими на капли крови глазками, словно говорила: "Эхе-хе, мать, ну и дела творятся, правда?"
   - Крысы! - взвыла Диана. - Крысы, крысы!
   Крысы с писком разбежались по углам. Очевидно, где-то в стене дыра. Возможно, как раз под ее койкой.
   День третий. Никто уже не стучал в двери. От голода и страха женщины обессилели. Только одна хрипло шепчет: "Воды-ы, воды-ы... умоляю..."
   Диана лежала на койке. Запах разложения уже не мучил ее - привыкла. Диана попыталась вспомнить Лес, игру солнечных лучей, которые перебирают зеленые листья, словно клавиши волшебного инструмента. Пыталась вспомнить запах травы, ласковое прикосновение теплого ветерка на щеке.
   Не получилось.
   Глаза привыкли к темноте. Она могла бы читать книгу, если бы ей дали. Она могла бы вышивать крестиком, если бы умела.
   Мучила жажда. Жесткий наждачный язык во рту распух. Губы потрескались. Воздух врывался в иссушенные легкие глотками огня.
   Диана выжила, но дорогой ценой. Постыдной ценой. Тогда, и впоследствии утешала ее только мысль, что другие женщины делали то же самое.
   Диана пила мочу - жалкие капли, которые выжала из обезвоженного тела. Моча была соленой, жажду утоляла плохо.
   От крысиного укуса у Дианы началась лихорадка. В бреду она свалилась с койки, разбила бровь, отползла в угол.
   Когда с лязгом открылась дверь, и в камеру проник зеленый свет и над ней склонились три лица, Диана решила, что это - продолжение ее бреда. Вошедшие казались ей прекрасными ангелами.
   - Кажется, ведьма жива, - сказал ангел с тяжелой челюстью и крупными передними зубами. Это был Лошадиное Лицо.
   - Да, похоже на то, - ответил другой, черноглазый. - Но очень слаба.
   - Фу, ну и вонища! - зажал нос третий. - Вытаскивайте ее в коридор!
   Влад (это был он) вышел первым. Черноглазый и Лошадь поставили Диану на ноги. Вывели в залитый светом коридор.
   Ноги ее не держали. Диану опустили на пол. Стоя на четвереньках, она мутным взглядом огляделась.
   Стражники отпирали темницы. Выводили женщин в коридор. Некоторые преступницы, не дожидаясь особого приглашения, сами на четвереньках выползали в коридор. Безумные глаза, искусанные губы, посеревшая кожа. Некоторые плакали.
   Влад встал над Дианой. В руке он держал пиалу, полную прохладной, чистейшей воды. Диана, учуяв воду, с усилием подняла голову. Влад с ехидной улыбкой держал чашу высоко над ее головой.
   - Воды... - прохрипела Диана. - Пожалуйста...
   - Хочешь водички? - спросил Влад. - Хорошая водичка! Смотри.
   Влад наклонил пиалу. Вода с веселым плеском пролилась на каменные плиты. Диана заворожено смотрела, как влажная лужа растекается ручейками.
   - Пей, - услышала она далекий голос стражника. - На полу достаточно воды, чтобы утолить твою жажду. Вкусная водичка! Сладкая водичка...
   Как ни мучила ее жажда, для Дианы - той ее части, что еще осталась в ней от человека - было немыслимо лизать грязный пол.
   Она подняла на Влада жалобный взгляд.
   - Умоляю... пить... - Диана облизнула распухшим языком потрескавшиеся губы. -
   - Я дам тебе воды. Если дотянешься.
   Диана с мучительным стоном встала на колени, потянулась к чаше. Кончики ее пальцев хватали воздух в нескольких сантиметрах от дна чаши. Силы оставили ее. Тяжело дыша, Диана опустила руку. Огляделась. Другим женщинам дали пить, и они жадно припали к чашам. Их тут же рвало, но они просили еще. Диана возненавидела их. Почему им дают, а ей нет? Почему ни одна не поделится с ней?
   Собрав остатки сил, Диана совершила новую попытку. На этот раз ее пальцы задели дно чаши. Еще немного воды пролилось на пол, но пиалу Диана не достала. Она простонала. Из глаз потекли слезы.
   Влад хмыкнул.
   - Я посмотрю, ты не очень-то жаждешь испить водицы.
   Диана издала невнятный жалобный звук. Девушка чувствовала - еще немного, и она умрет.
   "Сумасшедший. Мне не дает, и сам не пьет. Если у тебя есть вода, как можно не пить?"
   - Вот что я скажу, Королева или кто ты там, - Влад приосанился. - Я дам тебе попить. Тут еще много осталось, - Влад тряхнул чашкой, и по плеску воды Диана определила, что осталось больше половины. Много, много, бесконечно много! На всю жизнь хватит!
   - Надо будет, еще принесу, - продолжал Влад. - Если ты обещаешь, что будешь хорошей девочкой.
   - Обещаю, обещаю, - Диана затрясла головой.
   - Скажи: "Обещаю, господин тюремный надзиратель!"
   - Пожалуйста... - Диана задыхалась. - Воды...
   - Говори, - Влад ткнул ее в бок носком сапога. Диана пошатнулась. Всей душой она ненавидела этого садиста... и обожала, потому что он был светлым ангелом, принесшим ей чудесную воду.
   - Обещаю, гос... господин тюремный надзиратель...
   Влад изогнул бровь.
   - Обещаешь?
   - Клянусь! - завизжала Диана - откуда только силы взялись. - Клянусь своей дырой! Провалиться тебе в Хель! Можно, наконец, один глоточек воды?
   - И будешь делать, что велят?
   - Да... - прошептала Диана.
   - Не слышу.
   - Да!
   - Еще громче.
   - ДА!
   Влад рассмеялся.
   - А ты не так слаба, как я думал. Ты живучая сука, Диана... И, если я попрошу, ты ведь приласкаешь меня?
   Диана не ответила, но заискивающе улыбнулась. Ее сердце наполнилось презрением к себе.
   Влад поставил чашу на пол. Диана, не веря глазам, смотрела, как в чаше колышется вода, как переливаются в ней зеленые искорки.
   - Ну, - с ласковой, отеческой улыбкой спросил Влад. - Чего же ты? Пей! Пей, Королева!
   Он пнул ее. Диана повалилась на пол. Влад расхохотался.
   Диана на животе подползла к пиале. Схватила ее дрожащими руками, расплескивая драгоценную воду, что важнее всех несметных богатств и благ земных.
   "Вот он, Свет Жизни", успела подумать Диана, прежде чем первый глоток живительной влаги омыл ее язык, небо, пересохшую глотку. Влад с презрительной миной наблюдал. Она, ворча как пес, лакала из чаши. Вода закончилась очень быстро. Диана заново родилась.
   Отставив чашу, Диана взглянула на Влада. Глаза ее восторженно блестели. Губы раздвинулись в подобострастной улыбке.
   На коленях она подползла к господину тюремному надзирателю, вцепилась в штанину, поцеловала мысок заляпанного грязью сапога.
   - Спаситель... - шептала она. - Спаситель великий, милосердный...
   Влад, морщась, отодвинул ногу. Диана, стоя на четвереньках, огляделась. Ее товарки по несчастью (кроме Славы и старухи, которая не была старухой), бросались в ноги стражникам, целовали мыски их сапог и стонали: "Спасители, спасители!"
   Желудок Дианы скрутило болью. Ее вырвало. В глазах потемнело, пол бросился снизу ей в лицо. Диана рухнула замертво, ткнувшись носом в собственное произведение.
  
   Два дня она пролежала в камере. Ее трясло от холода. Тело раскалилось как печка. Чьи-то лица склонялись над ней, повторяли на разные лады: "Лихорадка... жар... до утра не доживет". Но Диана дожила до утра и до еще одного утра, и жар спал. Ей трогали лоб, брали за руку, поили вонючим отваром. Заботились, как о любом больном. Но Диана не питала на сей счет иллюзий - они не позволят ей умереть так просто. Они хотят еще поиздеваться.
   Утром третьего дня пришел эскулап в черной мантии и красном берете, задал несколько вопросов, заглянул в зев, тронул запястье. "Опасность миновала", пробормотал он. Вышел. Явился стражник - смущенный молодой парень с копной пшеничных волос. Его красное крестьянское лицо щедро усыпали веснушки. Он принес бульон и последнюю порцию вонючего отвара.
   - Ну и вонища тут у вас, - весело и в то же время застенчиво сказал он, подавая Диане миску и кружку. Труп убрали, но вонь разложения въелась в стены. Диану запах не смущал - за три дня в темноте привыкла. И вообще, здесь с самого начала пахло отнюдь не розами.
   Парень стоял рядом, смотрел, как Диана ест. Смотрел со страхом и почтением. Значит, подумала Диана с мрачной злобой, обо мне здесь уже наслышаны. На всякий случай парень держал руку на эфесе меча. Диане стало смешно - она же безоружна.
   Стражник оказался словоохотливым. Он поведал, что имя его - Егор, но из-за веснушек его здесь кличут Куриный Помет. Зачем он ей это сообщил, Диана не знала. Он также поведал, что Ночь Темноты (как он выразился) унесла двух женщин. Одна, обезумев, размозжила себе "башку" о железную дверь темницы.
   Второй была Эльза. Умерла от жажды. Диане казалось, еще и от стыда. Гнев уже закипал в ней. Вот, значит, как здесь обращаются с заключенными! Артур сидит там, наверху, жрет роскошные яства, пьет из золотых кубков и ничего не знает! И не хочет знать!
   В то же время Диана чувствовала сожаление. И - постыдное облегчение. Видеть каждый день Эльзу было бы невыносимо.
   - А вы, я вижу, совсем выздоровели, - сказал Егор, приглядываясь к Диане.
   - Нет, я еще очень слаба. Но беда миновала.
   - Значит, теперь вы будете... в общей упряжке.
   Диана, мелкими глотками потягивая мерзкий отвар, от которого шумело в голове, но прибавлялось сил, спросила:
   - Что ж теперь, Егор? Что со мной будет?
   - Работать заставят. Ну, и обреют, конечно. А жалко - волосы очень красивые. Сроду я таких волос не видал. Одежду дадут другую. Арестантскую. Клеймо на лбу выжгут.
   Егор все говорил с наивной, застенчивой улыбкой. Диана обозлилась.
   - Ты сам-то откуда? - не слишком дружелюбно спросила она. - Из деревни, что ли?
   - Из деревни, откуда ж еще.
   - Прохора, Карла знаешь? Марту?
   - Нет, не знаю. Вокруг Города поселений рассыпано - как гороху. Наше приписано к феоду Крамара Высокого, регента светлейшего наместника нашего Артура Красивого.
   - Я говорю о поселке, который у дороги к Золотым Воротам.
   - Э, нет. Это на холме, с западной стороны. А мы на равнине, у реки. Там, где из Стены Отходная Труба торчит. Городские Отходы, они же в реку сливаются. Приходится самим колодцы рыть, и за это пени взимают.
   Брови Дианы поползли вверх.
   - Городские власти сливают отходы в вашу реку?
   - Река не наша, господская. Еще помои с Городской Стены выливают - ха-ха! - нам на головы. Вонь стоит страшная, болезни, многие хворают. Нас так и называют - говнюки. А реку - Говнючка, хотя по-настоящему она всегда называлась Быстрянка.
   Ну, вот там я и жил. Потом меня в стражники взяли. То-то матери была радость - сын в самый Золотой Город попал, наместнику прислуживает. "Кто бы думал, говорит, что мой оболтус в люди выбьется?"
   - И что, Егор, нравится тебе эта служба? - спросила Диана, глядя на простодушного парня. В ее холодных голубых глазах промелькнула тень презрения.
   - Нравится не нравится, нас не спрашиваются. Наше дело - выполнять приказы. Эти там, наверху - Маги, Артур, Орлиный Нос, Кромм и остальные, они башковитые, вот пусть и думают, как чего.
   - И что, по-твоему, что здесь творится, все правильно?
   На лице Егора появилось выражение мучительного усилия мысли.
   - Не знаю. Я и не думал никогда, правильно или неправильно. Мне ведь платят не за то, чтоб я думал. Да и правильно: мне дай, я такого напридумаю, что все в Хель провалится.
   - То есть, по-твоему, что женщины сидят в тюрьме, что женщин бьют и насилуют, это хорошо?
   Диана смотрела Егору прямо в глаза. Он отвел взгляд, потоптался, шмыгнул носом.
   - Да нет... Вот вы сейчас сказали, и я вспомнил, что мне это всегда как-то не того было... Но ведь женщины эти, которые здесь маринуются, они же ведьмы. Они детей крали и кровь их пили.
   Диана усмехнулась.
   - Да я-то ведь, получается, тоже ведьма. Я тоже детей убивала. А ты со мной разговоры разговариваешь.
   Лицо Егора расплылось в наивно-восхищенной улыбке.
   - Да, разговариваю. И сам не знаю, почему. Вы другая.
   - Чем это я другая?
   - Не знаю, а вот так чувствую. А выразить не могу. На других посмотришь - и не веришь, что ведьмы, может, они ничего страшного и не сделали, а есть в них что-то, из-за чего их хочется бить, унижать и насиловать. А вот вы, с виду - ну чистая ведьма...
   - Спасибо...
   - А все-таки никакого вреда вам сделать не хочется. Даже боязно как-то. И, как хотите, не поверю, что вы детей убивали.
   - Действительно, - сказала Диана. - Пока не приходилось. Только, Егор, я скажу тебе, что другие женщины тоже никого не убивали.
   Она помолчала.
   - Подумай сам, если я никого не убивала, получается, я ведь несправедливо в темницу брошена.
   - Ну так, значит, скоро вас выпустят. Я, как только о вас услышал, сразу понял, что это Маги немножко намудрили. Вот разберутся как следует, и вас выпустят. Обязательно.
   Диана хмыкнула, но ничего не сказала.
   - Вот вы хмыкаете, а я никогда не видел, чтоб женщина хмыкала, когда мужчина говорит. Женщина все больше в пол смотрит да помалкивает.
   - Почему это?
   - Не знаю, на том мир стоит. Всегда так было. Я-то вижу, что женщина и есть ведьма, и если она рот откроет, всем тошно будет.
   - Почему?
   - Порядка не будет. Женщина должна мужика слушаться, потому что она сама себя защитить не может, и никого не может. Ноет только. У бабы своего понятия нету. Потому она, пока мужа слушается, все правильно идет. А как своевольничать начинает, так и сделает какую-нибудь катавасию. Ну, я у вас задержался. Мне ведь нельзя с вами разговаривать. Вы доели?
   Диана молча отдала ему миску и кружку.
   В дверях Егор обернулся.
   - Скажите, а правду говорят, будто вы Лесная Королева?
   Диана кивнула.
   - Да, я Лесная Королева, - взгляд ее стал задумчивым. - Была.
  
   Когда Егор ушел, Диана всерьез задумалась, что ей делать в этом залитом зеленым светом аду. Как держать себя.
   Она спросила себя: что сейчас самое главное? Самое главное - выжить. Остальное побоку.
   Значит, нужно спрятать гордость, осмотреться. "Сделаю вид, что смирилась. Спрячу жало, а сама поднакоплю яду, втихаря наточу кинжалы".
   Когда вошел Влад с двумя стражниками, Диана, не дожидаясь приглашения, встала и , прямо держа голову, сказала:
   - Я готова.
   Влад, уже открывший рот, чтобы отдать приказ, вынужден был рот свой захлопнуть.
   - Хорошо. Следуй за мной.
   Голос Влада звучал устало. Выглядел он неважно. Судя по всему, Влада мучило тяжкое похмелье. Сегодня он явно не был настроен кого-то насиловать.
   Стражники, с опаской поглядывая на Диану, встали с обоих сторон, держа наготове мечи. "Думают, сейчас начну колдовать". Пряча презрительную улыбку, Диана последовала за Владом.
   Они прошли тюремный коридор, через обитую медью дверь вышли в другой, попросторнее. Слева лестница на первый этаж. "По этой лестнице меня спустили сюда, вниз".
   Справа небольшая комната. Стражники сидят за столом, играют в карты, потягивают вино из мехов.
   Коридор залит тем же зеленым светом. Под потолком лениво плавают в воздухе шары-светильники.
   "Опять шары", подумала Диана. "Однако, это уже несколько однообразно".
   Следуя за Владом по коридору, она смотрела ему в затылок. И думала.
   Неспроста эти шары. Зачем они? Неужели только для света? Использовать магическую силу только для того, чтобы ведьмы не сидели в темноте?
   Она остановилась, и стражнику пришлось грубо пихнуть ее в бок.
   - Чего встала? Шагай!
   - Да, господин, - пролепетала Диана, шагая дальше. Краем глаза покосилась на стражника. Небритое лицо, мясистые губы, левая ноздря разорвана. Диана его запомнила. Поставила на нем невидимую метку.
   Остановилась она, потому что вспомнила разноцветные шары, которые в праздник облепили стены домов, коньки крыш, оконные рамы, как праздничные гирлянды. Что ей сказал отец? Это... видящие шары, так, что ли? С их помощью Маги следят за происходящим в Городе. Значит, с помощью зеленых шаров Маги, не отрывая слоновьих задниц от стула, могут видеть, что происходит в тюрьме.
   Но Диана чувствовала, что тюремные шары - особенные. Они нужны для чего-то еще.
   В конце коридора лестница в три ступеньки ведет к двери. Стражник у двери, поклонившись Владу, открыл ее. Конвой вывел Диану во внутренний двор Изумрудного Дворца.
   Двор со всех сторон был окружен высокими стенами, и по стенам ходили часовые. Но над ними нависало чистое голубое небо. Диана несколько секунд заворожено смотрела на небо. Взгляд ее скользнул по лицам арестанток, которые под прицелом арбалета гуськом прогуливались по двору. Шли парами, заложив руки за спину. Никто не разговаривал.
   Диану подтолкнули в спину.
   - Ну, чего встала? Иди.
   Пересекая двор, Диана увидела в углу у двери в стене смутно знакомого человека. Она внутренне сжалась. В окружении стражников там стоял Орлиный Нос.
   Влад, припав на одно колено, поцеловал начальнику стражи руку, встал и почтительным тоном сказал:
   - Господин, я привел новую заключенную. Желаете поговорить с ней?
   Сердце Дианы забилось сильнее. Она бы никогда не подумала, что может испытывать такую радость при виде человека с ястребиным носом.
   Он, слегка повернувшись, скользнул по лицу Дианы равнодушным взглядом. Отвернулся. Словно никогда ее не видел.
   С усмешкой оглядел надзирателя.
   - Ты, Влад, под хмельком пришел сегодня на службу?
   Стражники издали несколько коротких смешков.
   Влад, согнувшись в подобострастном поклоне, отвратительно-почтительным тоном ответствовал:
   - Что? О, нет, господин!
   - Нет? По твоей роже словно телегу возили.
   Опять смешки.
   - Я плохо спал этой ночью.
   - Плохо спал? Значит, ты плохо трудился днем.
   - О, нет, господин... Мысли не давали мне покоя.
   - Мысли? Ты умеешь думать?
   Он повернулся к стражникам, как бы ища поддержки. Те с готовностью заржали. Даже стражники Влада, державшие Диану, отвернулись, пряча ухмылки. И сам Влад угодливо захихикал.
   - Я думал о том, как мало казна выделяет денег на содержание тюрем. Его сиятельство Артур могли бы больше печься об учреждениях, на коих зиждется прочная основа благополучия государства.
   Влад снова согнулся в поклоне.
   Усмехнувшись, Орлиный Нос достал из кармана золотой, подал Владу.
   - Вот тебе на кружку пива. Только не напивайся, как нынче ночью.
   - О, господин, вы ошибаетесь. Я...
   Начальник стражи поморщился.
   - От тебя несет, как от пивной бочки.
   Он взглянул на Диану.
   - Это она?
   - Да, господин.
   - В чем обвиняется?
   - Как и все, - сказал Влад. - Колдовство.
   Слово повисло в воздухе, как смертный приговор. В другом конце двора надзиратель, щелкнув хлыстом, заорал: "Кругом! Кругом, мать вашу! Ровнее ряды!"
   Влад поведал начальнику стражи об учиненном Дианой бунте. Об Эльзе умолчал. И о том, как выключил свет. Диана же, оказывается, первой напала на стражника. И убила не одного, а трех.
   - Ах ты, подлая крыса! - услышала Диана собственный хриплый от гнева голос. - Лучше расскажи, как ты изнасиловал Эльзу!
   Все взгляды обратились на нее. Орлиный Нос, нахмурясь, посмотрел ей в глаза. Диана с вызовом смотрела на него.
   Он повернулся к Владу.
   - Это правда?
   - Разве можно верить ведьме? Не слушайте ее, господин, не то она околдует вас.
   Тот пристально взглянул на Влада. Диана увидела на его лице сомнение. Орлиный Нос открыл рот, но в это время открылась дверь в стене Дворца. Во двор вбежал бледный, запыхавшийся юнец в бело-золотом плаще. Он держал увитый плющом жезл - знак посла.
   Увидев его, Орлиный Нос побледнел.
   - Что случилось, Бертольд?
   Гонец, поклонившись, подал Орлиному Носу бумажный пакет с алой печатью.
   - Военачальник передает вам вести с фронта.
   - Алая Печать! - глаза Орлиного Носа расширились. - Значит, наши страхи оправдались.
   Он разорвал пакет, достал свиток, развернул. Пробежал глазами. Изумленно вскрикнул.
   - Господин, - чуть слышно сказал Влад, чуть нагнувшись, словно хотел поклониться, но на полпути передумал.
   Орлиный Нос рассеянно взглянул на него. На лбу пролегла морщина.
   - Дурные вести, мой дорогой. Очень дурные.
   - Господин? - повторил Влад. Этим словом он мог выразить что угодно.
   - Адриан, - имя Нелюбимого Сына тяжело повисло в воздухе и черной взвесью осело в душах. Все, кроме Дианы, вздрогнули. Лица омрачились.
   - Небесный Правитель! - Влад очертил в воздухе триангль. - Спаси и сохрани...
   - Адриан прошел Виггинхольд и взял Светлоград. Кромм забил отступление. Проклятье!
   Орлиный Нос свернул документ.
   - Мне нужно спешить, Влад. Нужно сообщить Наместнику. Кромм прибудет через неделю. Я должен успеть собрать юннинг к его появлению. Артур будет в восторге...
   - А что делать с ведьмой? - Влад повел рукой в сторону Дианы. Орлиный Нос мотнул головой, словно отгонял назойливую муху.
   - Кто ее приговорил?
   - Священный Витен-Гамот, господин.
   - На какой срок?
   - Навечно.
   Орлиный Нос пожал плечами.
   - Что делать, ты знаешь.
   Отвернулся и направился к двери, что вела во Дворец. Стражники последовали за ним.
   - Навечно... - прошептала Диана.
   Влад, повернувшись к ней, язвительно улыбнулся.
   - Что ж, Королева, посмотрим, как ты теперь запляшешь. Пошла!
   И она пошла.
  
   Два дня Диана провела в ступоре. Все ее чувства омертвели. Она превратилась в живого мертвеца, который машинально двигается, ест, пьет, отвечает на вопросы и делает, что велено. Причиной ступора было полное несоответствие того, чего она ожидала от жизни в Золотом Городе, тому, что эта жизнь ей предоставила.
   Под личным наблюдением Влада ей сбрили все волосы на теле. Влад, хохоча, захлопал в ладоши и сказал, что она выглядит, как первоклассная шлюха.
   Потом выжгли клеймо на лбу. Диана даже не почувствовала боли. Нервы ее онемели.
   Ночью она провалилась в глубокий сон - теперь Диана без труда засыпала при ярком зеленом свете. Наутро оделась в зеленые штаны и куртку. По команде, как и все, встала в шеренгу.
   - Номер тридцать восьмой! - выкрикнул Лошадиное Лицо, отрывая взгляд от пергамента.
   - Здесь, - глухо ответила Диана, глядя в одну точку.
   Лошадиное лицо, скользя по шеренге разъяренным взглядом, повторил:
   - Тридцать восьмой! Не слышу тебя, тридцать восьмой, где ты?
   Смех.
   - Здесь! - выкрикнула Диана.
   - "Здесь!" - тонким голоском передразнила одна из арестанток.
   - Заткнитесь! - рявкнул Лошадиное Лицо, сворачивая пергамент. - Сегодня, красотки, вас ждет работа. Тяжелая, грязная, унизительная работа, которая сделает из вас хоть какое-то подобие людей. Так что... поберегите силы. Не тратьте их на пустую болтовню. А теперь - за дело!
   Они выстроились в шеренгу по два человека. Рядом с Дианой встала девушка с рябым скуластым лицом. У нее был только один глаз.
   Они вышли через дверь в коридор и гуськом, руки за спиной, направились к лестнице.
   Девушка, повернувшись к Диане, ощерила в ухмылке щербатый рот - ей выбили передние зубы.
   - Э, Королева! - шепнула она. - В два часа будет обеденный перерыв. Побаловаться не хошь? Покувыркаемся малость. Что скажешь? Покажешь свою?
   Диана смотрела прямо перед собой.
   Девушка положила ладонь на ее левую ягодицу. Нежно, и в то же время грубо впилась в нее пальцами.
   Диана, по-прежнему глядя вперед, перехватила ее руку. Резко повернула. Тихий треск. Девушка, побагровев, сдавленно охнула. Лошадиное Лицо, обернувшись, нахмурился.
   - Стой!
   Приказа не ожидали. Задние ряды уткнулись в передние. Возмущенный ропот.
   - Тихо! Тихо! - прикрикнул Лошадиное Лицо. - Вы как дети! Что случилось?
   Его взгляд остановился на лице девушки с выбитыми зубами. Прикусив губу, она смотрела на тюремщика. Из глаз текли слезы боли. Сломанное запястье девушка прятала за спиной.
   - В чем дело? - Лошадиное Лицо, подходя ближе, пригляделся к ней. - У тебя месячные?
   Хохот. Девушка, плача, показала ему висящую плетью руку.
   - Я не смогу сегодня работать, - прошептала она.
   Лошадиное Лицо, бросив взгляд на ее руку, повернулся к Диане.
   - Это ты сделала?
   Диана не смотрела на него. Лицо ее ничего не выражало.
   Не дождавшись ответа, тюремщик повернулся к рябой девушке.
   - Как ты умудрилась сломать руку? В заднице ковырялась?
   Снова хохот. Впрочем, он тут же прекратился - стоило Лошадиному Лицу метнуть один яростный взгляд.
   - Я... я упала с койки. Во сне.
   - Дура! - Лошадиное Лицо подал знак стражнику. - В камеру ее! Жратвы и питья не давать. И позовите лекаря!
   Плачущую девушку увели. Лошадиное Лицо еще раз подозрительно вгляделся в лицо Дианы. На ее лице не дрогнул ни единый мускул. Тюремщик повернулся к остальным.
   - Встать в шеренгу! Ровнее ряды! Ровнее ряды, говорю!
   Диана мрачно улыбнулась уголками губ. Почувствовав между лопаток чей-то взгляд, обернулась. Встретила недобрый, змеиный взгляд Славы. Слава кивнула, словно все поняла. И одобряла ее.
  
   Их вывели во внутренний двор. Каждой накинули на голову мешок, руки связали за спиной грубой веревкой. Их, казалось Диане, бесконечно вели через многочисленные двери, по крутым лестницам. Спотыкающихся били хлыстом. Наконец открылась последняя дверь, повеяло свежим ветерком.
   Слышались голоса людей. Диана догадалась, их вывели на улицу. Послышались крики: "Ведьмы! Кровопийцы! Чтоб вас всех!" Кричали женщины, а один мужчина обратился к Лошадиному Лицу.
   - Эй, благородный господин, везете их на работы?
   - Да, везем.
   - Не давайте им спуску.
   - Ладно, чего там... Ступайте! Мы свое дело знаем.
   Но благонравный прохожий не отставал:
   - Милость светлейшего Артура Красивого не знает границ! Я бы эту падаль заставил языком вылизывать дороги. Кабы не боялся, что дороги станут еще грязнее!
   С этими словами прохожий пошел своей дорогой, и, пьяно икая, заорал: "Слава Королю! Слава Наместнику! Слава Совету Магов!"
   У Дворца стояли лошади, запряженные в телеги, на каких возят сено или навоз. Женщин погрузили на эти телеги, подняли и закрепили борта. Лошадей огрели хлыстами, и животные, фыркая, тронулись в путь.
   Диана, с мешком на голове, впала в полузабытье. Телегу трясло, и связанные женщины падали друг на друга, их бросало от борта к борту. В воздухе стояли отборная брань и злобные проклятия.
   Наконец лошади остановились, борта открыли, женщин, как мешки с картошкой, выгрузили на землю. Многих от тряски шатало. С их голов сорвали мешковины. Раду тут же вырвало.
   Диана, щурясь от дневного света, тупо оглядывалась. Ее не качало, но подташнивало. Непривычно белый дневной свет вызывал панику. Здания, лица окружающих, сама земля казались зелеными. Отсутствие стен мучило. Хотелось бежать обратно, в тюрьму, лишь бы не ощущать этого огромного, пугающего пространства. Пронзительно-голубое небо тяжело нависало над головой.
   И все же ее сердце наполнилось первобытной радостью. Одна женщина что-то сказала другой - и вот звучит смех, звонкий, бесстыдный. Удивительный смех. Так смеются свободные. Одна женщина, стоя в стороне от всех, смотрела на широкое голубое небо. Она плакала.
   Диана оглянулась. Далеко за их спинами блистал Город с живописными двухэтажными домами, узкими ручейками улиц. Над двускатными черепичными крышами тянулся к небу, пылая в солнечных лучах, Королевский Дворец. Переместив взгляд к западу, Диана разглядела сверкающий, ограненный древним ювелиром драгоценный камень Изумрудного Дворца. Город громадной тушей разлегся на возвышенности. От Города к низине скатывались пригородные районы - низенькие домишки, церквушки, мастерские, кузницы, казармы. В километре от центра низины пригород обрывался, словно низенькие домики боялись преступить невидимую черту. Шла голая, выжженная земля. Ни деревца. В воздухе пахло серой.
   Диана отвернулась от Города, оглядела овраг, который тянулся дальше к востоку до самой белокаменной стены. Золотые Ворота ослепительно сияли чуть южнее (для Дианы - левее). Между стеной и точкой, в которой находилась Диана, из голой земли торчали ангары красного кирпича с рифлеными крышами неизвестного Диане металла. Между ангарами сновали люди с обожженными лицами, в свинцовых фартуках. Один из них зашел в продолговатый, сложенный из сосновых бревен барак в форме буквы "П", построенный чуть в стороне от ангаров. Некоторое время спустя человек в фартуке вышел из барака, ведя на привязи молодого козленка. Козленок, мотая головой с маленькими рожками, жалобно блеял. Человек повел его вглубь оврага, где за ангарами пряталось высоченное, широкое здание из того же красного кирпича, без крыши и окон, но с обитой медью дверью. У двери стояли, сплевывая на выжженную землю, солдаты. Здание окутывало зеленое сияние - магический купол. Мужчина подвел козленка ко входу в здание. Животное, мотая головой, отчаянно блеяло, упираясь копытцами. Мужчина огрел козленка по спине палкой. Усмирить охваченное ужасом животное не удалось. И только с помощью стражников удалось затащить козленка внутрь. Когда открылась дверь, дохнуло жаром. Диане казалось, она увидела языки пламени.
   Лошадиное Лицо, сплюнув, хрипло гаркнул:
   - Построились!
   Диана встала в шеренгу. Надзиратель провел перекличку. Все на месте.
   - Так, девочки, сегодня нам предстоит хорошо потрудиться во славу светлейшего наместника Артура и величия столицы! Ведра и лопаты в руки - и за работу!
   Диана, среди прочих, подошла к повозке. Раздатчик выдал ей оцинкованное ведро и совковую лопату. На лодыжках и запястьях ей, подобно другим, защелкнули соединенные цепью кандалы. Цепь была достаточно длинной, чтобы не мешать работать, но достаточно короткой, чтобы помешать убить кого-нибудь лопатой или сбежать.
   Пока разбирали рабочий инструмент, Диана стояла в сторонке, разглядывая ангары и окутанное зеленым светом здание.
   - Эй!
   Диана, вздрогнув, повернула голову. Улыбаясь уголками губ, на нее смотрела Слава. Стального цвета глаза ее не улыбались.
   - Привет.
   - Привет.
   - О чем задумалась?
   Диана молча смотрела Славе в глаза, пытаясь разгадать ее помыслы. Лысая голова Славы горела отраженным солнечным светом, как луна.
   - Пытаюсь понять, зачем здесь эти здания, - Диана указала на ангары.
   Улыбка Славы стала чуть живее, хотя тепла в глазах не прибавилось.
   - Ответ у тебя в руках.
   Диана посмотрела на лопату и ведро, которые держала в руках.
   - Драконье дерьмо, - сказала Слава. - Эти ангары - загоны для ящеров. Мы будем их чистить. Драконов сейчас там нет. Их согнали туда, - она указала на светящееся здание за ангарами. - Насколько я знаю, их штук семь. Может, восемь.
   - Ясно. Значит, мне не показалось, когда я увидела языки пламени.
   - Языки пламени?
   Диана рассказала, как тащила в здание козленка.
   - Да, их кормят домашними животными. В том бараке - загон для скота: козы, свиньи, овцы.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я за решеткой уже два года. Нас возят сюда каждый месяц.
   Диана нахмурилась.
   - Здесь держат взрослых драконов?
   - Да.
   - А детеныши? Что, если драконы расплодятся?
   - Исключено, дорогая. Маги не дураки. Они следят, чтобы драконы рождались бесплодными.
   - Непонятно. Как они рождаются? Если они бесплодны?
   Слава только улыбнулась.
   - Ангаров здесь восемь. По одному на каждого зверя, - рассуждала Диана. - Сколько времени нам понадобится, чтобы убрать все?
   - Все убирать не придется. Только один - за день, думаю, управимся. Остальные - дело других.
   Диана вопросительно взглянула на Славу. Та усмехнулась.
   - Ты, видать, совсем наивная. И впрямь девочка из Леса. Женская тюрьма, в которую заключили нас с тобой - не единственная. В Городе их несколько, а по всему Королевству их рассыпаны сотни.
   Они помолчали. Диана спросила:
   - Расчистим ангар - и что потом? Куда девать это... добро? - она потрясла ведром.
   - Дерьмо тюремщики продадут торговцам, а те - крестьянам. Это же и удобрение, и строительный материал.
   Диана рассмеялась, вспомнив, из чего был сделан дом Карла и Марты.
  
   В ангаре стояла невыносимая вонь. Кирпичные стены и пол выложены огнеупорными плитами. Пол в царапинах от огромных когтей, стены - в пятнах копоти. К их приходу уже распахнули решетчатые ворота огромной клетки. Там и сям высились кучи желто-зеленого вещества, валялись кости съеденных животных. От куч валил пар. Как объяснила Слава, нужен месяц, чтобы они остыли.
   К запаху скоро привыкли, и работа пошла споро, женщины смеялись, обменивались солеными шуточками, или просто напевали под нос, что-нибудь про любовь, юность - милые сердцу мотивы счастливого прошлого. Диана молчала, но тоже почувствовала себя лучше. Обритая голова покрылась бисеринками пота, и клеймо на лбу воспалилось. Но Диана решила, что, если бы арестанткам не позволили трудиться, тюремная жизнь была бы невыносима.
   Драконье дерьмо бралось на лопату легко. Быстро наполнив ведро, Диана, как и все, выходила из ангара, несла ведро к трем бакам, выстроенным у колеса повозки. Вываливала содержимое ведра в бак. Возвращалась в ангар.
   Через час один бак наполнился, и трое стражников, тяжело отдуваясь, взвалили бак на повозку(двое взяли за ручки, третий поддерживал за дно).
   К полудню наполнили второй бак, очистив от испражнений большую часть клетки. На пороге возник Лошадиное Лицо. Морщась от вони, объявил:
   - Хорош! Бросайте лопаты, красавицы! Обеденный перерыв.
   Устало переговариваясь, красавицы вышли на воздух. Кто-то, как Рада, уселся прямо на земле, с наслаждением вытянув ноги, подставляя солнцу разгоряченное лицо. Слава примостилась на торчащий из земли пенек. Другие, подобно Диане, перевернули вверх дном ведра и оседлали их.
   Откуда-то из глубин ада образовался повар, похожий на толстую жабу в белом колпаке. А может, он и был жаба - шея в складках, двойной подбородок и мешковатые веки выдавали в нем представителя семейства земноводных. Но еду повар распределял совсем не по-жабьи. Орудуя поварешкой, разложил по мискам хорошо знакомую девочкам жидкую похлебку, кашу из репы, и даже по кусочку жесткого вяленого мясца. Ну, и дал по кружке какой-никакой воды.
   - А компот? - крикнула Диана. Женщины рассмеялись.
   Лошадиное Лицо, у повозки утиравший пот со лба, притворно-строгим голосом сказал:
   - Слава, может, тебе еще курицу жареную принести?
   Слава усмехнулась.
   - Не, начальник, это нам вредно. Диета не позволяет.
   Смех.
   - Ну, ешь и помалкивай, - проворчал надзиратель. - Вас же, баб, никакая работа не заставит заткнуться.
   Диана, глупо улыбаясь, смотрела в пустую миску.
   "Бежать отсюда. Нужен план".
   В ее сознании вспыхнула - и тут же погасла - ментальная картинка: пожирающий деревья беспощадный огонь; Медведь с вывороченными внутренностями; медвежата, вцепились друг в друга мертвой хваткой; океан пепла там, где цвел и зеленел Волшебный Лес...
   Холод лизнул ее сердце. Приветливое солнце в небе померкло. Лица женщин превратились в оскаленные обезьяньи морды. Грубый хохот резал слух.
   Она никогда не придумает никакого плана. Сейчас, на сытый желудок, она вообще думать не в состоянии. После тяжелого рабочего дня голова пустая, руки-ноги отваливаются, ноет каждая мышца. И она будет взаперти. Даже если удастся что-то придумать, усталое тело не сможет воплотить план в жизнь. Ночь в сырой камере с крысами, утром - изматывающая работа, вечером без сил падаешь на койку - до следующего бесплодного утра. Никаких мыслей. Никакого движения вперед. Каторга до конца жизни. Навсегда.
   Лицо ее покроется морщинами, кожа посереет, речь огрубеет, способность мыслить усохнет, способность действовать - зачахнет. Дух Лесной Королевы в ней будет сломлен. Она будет опускаться все ниже. Она останется здесь навсегда.
   - Навсегда, - прошептала Диана, вспомнив, что Влад сказал Орлиному Носу. Пустая миска выпала из ослабевших рук на землю.
   Диана почувствовала на себе участливый взгляд "старухи".
   - Все хорошо, дочка? - спросила та. - На тебе лица нет. Нездоровится?
   - Я тебе не дочка! - резко бросила Диана. Как она ненавидела их всех в эту минуту!
   "Старуха", усмехнувшись, повернулась к сидящей рядом Раде.
   - Ишь ты! Вежливая. Королевскую кровь сразу видно.
   Рада, хлопая глазами, тупо уставилась на Диану. На ее подбородке засохли остатки каши.
   Диана вскочила. Нужно поскорее выбираться отсюда! Бежать! Немедленно!
   Она подошла к одному из стражников. Юному и, судя по глазам, доброму. Тот, облокотившись на повозку, покуривал папиросу.
   - Я... мне нужно отойти, - сказала Диана.
   Тот кивнул.
   - Понимаю. Но помочь ничем не могу. Такие вопросы...
   Рядом с ними возник Лошадиное Лицо.
   - Что такое? - нахмурился он. Окинул Диану подозрительным взглядом. - Чего тебе надо?
   - Я только спросила...
   - Заключенным запрещается разговаривать с надзирателями!
   Стражник кашлянул.
   - Она попросила... ей нужно... ну, вы понимаете...
   - Нет, не понимаю!
   Стражник покраснел.
   - Мне нужно отлить, - спокойно объяснила Диана. Стражник снова кашлянул. Лошадиное Лицо побагровел.
   - Дура! Не нашла другого места?
   - Я не виновата, - Диана смотрела ему в глаза. Она чувствовала затылком, что женщины, застыв с мисками в руках, смотрят на нее. Чтобы заключенная о чем-то просила стражника - такого их глаза еще не видали.
   Лошадиное Лицо сплюнул.
   - Чтоб тебя! - повернулся к стражнику. - Пойдешь с ней.
   - Я?
   - Ты, ты! Не я же. Отведешь ее за барак.
   - Нужно снять вот это, - Диана показала ему цепь, которой соединялись наручники.
   Надзиратель вытаращил на нее глаза.
   - Сбрендила! Хочешь, чтобы я головы лишился?
   - Иначе никак, - сказала Диана. За ее спиной послышались смешки.
   Бормоча проклятия, Лошадиное Лицо достал ключ. Оковы с веселым звоном упали на землю. Диана потерла запястья. Лошадиное Лицо схватил ее за руку.
   - Смотри у меня. Без фокусов.
   Диана кивнула.
   Стражник взял Диану под локоть. Ведьмы провожали ее завистливыми взглядами.
   - Королева... - прошептала "старуха".
   - Ведьма, - поддакнула Рада.
   Слава загадочно улыбалась.
   - Ты смотри у меня, - шмыгая носом, пригрозил стражник. Показал Диане меч. - Вишь? Начнешь чудить - глотку перережу. Поняла?
   - Да, господин, - пролепетала Диана, опуская глаза.
   Он отвел ее к длинному бараку, где держали животных.
   - Ну! - подтолкнул он. - Давай, только быстро!
   Зайдя за угол, Диана огляделась. Слева и справа ангары, прямо по курсу - окутанный зеленым светом загон для драконов. У каждого здания - стража. Между зданиями ходят люди. А дальше - Городская Стена.
   Нет, не уйти.
   Внутри загона раздался оглушающий рев. Стены загона дрогнули.
   Диана прикусила губу. Хоть бы какое оружие! Забытый на земле меч. Всаженный в пень топор. Прислоненное к стене копье.
   Стражник нервно оглядывался. Подходя, Диана смущенно улыбнулась.
   - Я все, - сообщила она, как маленькая девочка хорошему папочке. Стражник что-то проворчал в ответ. Увидел, как изменился ее взгляд.
   - Чего?
   Глаза Дианы загорелись. Оглядевшись, она приблизилась. Хриплым голосом спросила:
   - Э, начальник, развлечься не хошь?
   Он нахмурился.
   - Развлечься?
   Диана еще придвинулась. Расстегнула верхнюю пуговицу арестантской рубашки.
   - Развлечься не хошь, грю? Пойдем за кустики, снимем штанишки. Или я тебя так приласкаю.
   Она провела языком по губам. Обещающе улыбнулась.
   Стражник нервно огляделся. Неуверенно улыбнулся.
   - Пошли, коль не шутишь, - сказал он, скользя взглядом по ее телу. Взял ее за руку и повел за угол.
   - О, - стонала Диана, прижимаясь к нему, и в то же время косясь на меч в его руке. - Милый, какие у тебя сильные руки!
   - Заткнись ты! - прошипел стражник. - Тихо! Сделаем по-быстрому и валим отсюда.
   - Ну? - он выжидающе уставился.
   Диана, расстегивая рубашку, прошептала:
   - Иди ко мне, милый, я вся горю...
   Стражник шагнул к ней.
   - Это... - Диана показала пальцем. - Штуковину-то эту положи.
   - Штуковину? - стражник уставился на меч в своей руке, словно впервые увидал его. Кровь отхлынула от мозга в другое место. Штаны его топорщились спереди.
   - Ну, ножик свой...
   Диана напряглась. Стражник наклонился, положил меч на землю.
   - Бу! - раздалось у них над ухом.
   Диана подскочила на месте. Стражник, схватив меч, вытянулся в струну, делая вид, что его здесь нет.
   - Так, - Лошадиное Лицо, оскалившись, подошел к ним. - "Так" - сказал башмак.
   - Я для чего тебя в конвой нарядил! - брызнул он слюной на стражника. Тот, зажмурив один глаз, втянул голову в плечи. - Для чего? Для этого вот?
   Он ткнул мечом в сторону Дианы. Та с невозмутимым видом застегивалась.
   Стражник, вытянув руки по швам, отчеканил:
   - Никак нет, господин надзиратель!
   - Тогда - почему?
   - Ведьма, господин надзиратель! Колдовские чары неодолимой силы!
   - Что ты врешь? Тебе, как и мне, прекрасно известно, что никаких ведьм нет и не было. Сейчас вот эту даму, - Лошадиное Лицо снова указал мечом на Диану. - Отведешь к остальным. Ясно?
   - Да, господин.
   - Вернемся во Дворец, доложу старшему надзирателю о твоем поведении. Понял?
   - Так точно!
   - А пока - получай! - Лошадиное Лицо коленом двинул стражника в пах. Тот согнулся пополам, издав стон мучимого животного. Лошадиное Лицо повернулся к Диане. Ощерился, показывая крупные передние зубы.
   - А вам, моя госпожа, уж не обессудьте, придется провести ночку в темноте.
   Диана ответила холодным взглядом голубых глаз.
   Ловко орудуя лопатой, она нагрузила полное ведро. Прислонив лопату к стене, устало вытерла пот со лба. Слава прошла мимо, полное ведро клонило к земле правую сторону ее тела.
   Слава вышла из ангара, растворившись в сиянии дня.
   Диана наклонилась, взялась за ручку ведра. Тут до нее дошло, что не слышно стука лопат о стенки ведер. Полная тишина.
   Диана взяла ведро. Тяжелое, оно стремилось вырвать из плеча ее руку. Повернулась.
   Арестантки стояли полукольцом, загораживая выход из клетки. В руках - лопаты. Одна, наклонившись, достала из ботинка - чудо! - складной нож. Раскрыла с тихим щелчком.
   - Дайте пройти, - сказала Диана, пытаясь скрыть страх.
   С волчьими улыбками они приближались.
   - Ну че, допрыгалась, сучка? - с тихой угрозой сказала та, с ножом. Ее бритый череп был деформирован, сквозь кожу проступали уродливые синие вены. - Щас мы тебя оприходуем.
   - Это тебе за Эльзу, - прибавила другая, с серьгой в ухе и рваным носом.
   Диана, отступая, спиной коснулась стены. Опустила ведро на пол.
   - Ладно, - она нащупала прислоненную к стене лопату. Сжала в руках, чуть отвела назад - цепи на ее кандалах, натянувшись, звякнули. - Давайте поиграем.
   Они с диким визгом набросились на нее.
   Диана успела взмахнуть лопатой. Рада, визжа, пала на колени, хватаясь за лицо. Между пальцами сочилась кровь.
   Со всех сторон Диану обхватили грубые, сильные от первобытной злобы руки. Грязная ладонь зажала рот. Женщина с неровным черепом, плотоядно улыбаясь, сунула руку ей между ног.
   Диана дергалась в тисках мертвой хватки. Тщетно. На ней уже расстегивали рубашку.
   - Сейчас, - шептала женщина с уродливым черепом, проводя грязным ногтем по щеке Дианы. - Сейчас ты узнаешь... настоящее волшебство...
   - Стойте!
   Женщины повернули головы.
   Слава стояла в дверном проеме клетки. Глаза горят властным огнем. Кулаки сжаты.
   - Отпустите ее!
   Женщина с деформированным черепом, пряча за спину складной нож, выступила вперед.
   - Не лезь, Слава. Какое тебе дело?
   Слава медленно приблизилась к ней.
   - Ты забыла наш уговор, Мила? Ты обещала мне, что больше это не повторится! Рада, Юлия... теперь она? Отпустите ее! Ну, кому сказано!
   Диану отпустили. Она тяжело дышала, застегивая рубашку.
   Слава повернулась к Миле.
   - Убери эту штуку. Да, которую ты за спиной прячешь.
   Скрежеща зубами, Мила сложила нож, убрала в башмак.
   - Так-то лучше, - усмехнулась Слава, сверкнув глазами. Мила оскалилась, показывая гнилые зубы.
   - Зря ты это, Слава...
   - Зря? А что прикажешь делать?
   - С тех пор, как эта сучка появилась в тюрьме, несчастья сыплются на нас как из рога изобилия. Из-за нее Эльза покончила с собой!
   Слава покосилась на Диану. Та, бледная как воск, хранила молчание.
   - Это не так. Ты это знаешь, - сказала Слава Миле. - Влад надругался над Эльзой. Не она.
   - Влад сделал это из-за нее! Она виновна во всем, во всем!
   - Влад сделал это, потому что он подонок. Единственная вина ее в том, что она попала сюда. Чтобы сдохнуть, как и все мы!
   - Посмотри, что она сделала со мной, - Рада встала с колен, показала Славе ладонь. На ладони была кровь. Струйка крови текла из левой ноздри.
   - Она... она меня лопатой двинула!
   Слава пожала плечами.
   - Ты дура, тебе полезно.
   Повернулась к Миле.
   - Заканчивай с этим, Мила. Мой тебе совет.
   Мила сжала кулаки.
   - Достаточно мы наслушались твоих советов, Слава! Хватит! Теперь я решаю, что правильно, что нет!
   Слава отвесила Миле пощечину. Мила, держась за щеку, изумленно уставилась на Славу. Слава схватила ее за ворот рубахи, притянула к себе.
   - Заткни пасть, Мила, пока я сама не заткнула. Когда тебя поймали с бутылкой, забыла, кто прикрыл твою тощую жопу?
   - Она не я! - закричала Мила. Глаза ее увлажнились. - Она нам чужая!
   Слава отвесила Миле еще пощечину.
   - Хватит, Слава, - сказала Диана. - Не надо.
   Слава не удостоила ее взглядом. Наклонилась к Миле.
   - Ты, урла, не понимаешь, дай-ка я объясню. Чужих здесь нет. Мы все в говне. У нее клеймо на лбу, как у меня, у тебя, у Рады, и как было у Эльзы, - голос Славы дрогнул. - Но эти гады не могут выжечь клеймо здесь.
   Слава указала себе на грудь.
   - Они считают нас тупыми скотами. Неужели они правы?
   Мила молчала.
   - Ты можешь меня не слушаться. Но если я пронюхаю, что тронули ее или еще кого, ты для меня труп, поняла?
   - Не пугай меня, Слава, - сдерживая слезы в голосе, ответила Мила. - Я не маленькая девочка!
   - Я и не пугаю. Мы все и так достаточно запуганы. Но знай - ты не сможешь прятать нож бесконечно. Рано или поздно его найдут. И я вспомню твой базар. И тысячу раз подумаю, вытаскивать тебя из дерьма или нет.
   Мила отвернулась.
   - Да, Слава, я все поняла.
   Диана выступила вперед.
   - Все в порядке, Слава. Они ничего мне не сделали.
   Слава усмехнулась.
   - Скажи спасибо, не успели! Много таких гордых было до тебя. Все через это прошли... Королева.
   - Я их не боюсь.
   Взгляд Славы смягчился.
   - Ты храбрая девушка. Но от удара в спину это тебя не спасет. Против подлости нет оружия.
   - Так - так - так! - в клетку вошел Лошадиное Лицо. Женщины, отводя глаза, начали подбирать лопаты. - В чем дело?
   Слава спокойно встретила взгляд надзирателя.
   - Ни в чем. Мы сделали небольшой перерыв. Он уже закончился.
   Лошадиное Лицо подошел к Славе, снисходительно улыбаясь. Провел ладонью по ее щеке.
   - Ты обещала мне сохранять порядок, Слава. Помнишь?
   - Помню, Арман, - особым, доверительным тоном сказала Слава. - Я выполняю обещания.
   Его ладонь скользнула вниз, легла на ее левую грудь под рубашкой.
   - Я знаю, Слава, - он осклабился. - Я только хотел услышать это еще раз.
   Он убрал руку. Холодно взглянул на Диану.
   - У Рады разбит нос. Это ты сделала?
   - Нет, не она, - Слава улыбнулась. - Рада поскользнулась в драконьем дерьме. Она же недотепа, ты знаешь.
   Лошадиное Лицо, он же Арман, перебил:
   - Так проследи, чтобы твои подружки смотрели под ноги. У нас одна уже сидит в лазарете со сломанной рукой. Еще одна - в морге. Эльза, кажется... Скоро работать будет некому.
   - Прослежу.
   - Проследи. А то я сам... прослежу.
   Арман развернулся на каблуках и вышел.
   Диана подошла к Славе.
   - Арман?
   Слава нахмурилась. Отвернулась.
   - Чего встала? Лопату в зубы и вперед. И мой тебе совет... Отрасти глаза на затылке.
  
   Прогулка.
   День выдался хмурый. Бледное солнце в белесом небе бросало жидкие лучи на красный кирпич тюремного двора.
   Диана сидела на камне, привалившись спиной к стене.
   "Бежать, бежать отсюда..."
   С загадочной улыбкой подошла Слава.
   - Не прогонишь, Королева?
   - Нет. Садись.
   Слава села рядом. Достала из кармана арестантских штанов самокрутку.
   - Угощайся.
   Диана помотала головой. Слава чиркнула спичкой о кирпичную стену, закурила.
   - Спасибо тебе, - сказала Диана, наблюдая остальных женщин. - За вчерашнее.
   Слава поморщилась.
   - Я сделала это для себя. Спуску им давать нельзя. Отпустишь вожжи - живьем сожрут.
   - Они не виноваты, - Диана окинула взглядом унылые стены двора. - Глядя на эти стены, забываешь, кто ты на самом деле.
   Слава выдохнула дым.
   - А ты - помнишь?
   - С трудом, но помню. Но если пробуду здесь долго, забуду.
   Слава покосилась.
   - Надеешься сбежать?
   Диана промолчала.
   - Все сначала надеются. Я тоже надеялась. И даже пыталась... Дальше внешнего коридора не прошла. Поймали. Если бы не Арман, сожгли бы на костре.
   Поймав вопросительный взгляд Дианы, усмехнулась.
   - Да, я даю ему. Поэтому нас особо не трогают. Раньше здесь был ад. Я пользуюсь положением, как могу. Достаю, чего просят - папиросы, бухло, картишки. Других удовольствий мы не знаем.
   Она бросила окурок. Одна из женщин подобрала его и отошла в угол, чтобы насладиться даром судьбы в одиночестве.
   - Как ты оказалась здесь? - спросила Диана.
   - Так же, как и ты. Схватили и бросили сюда, как мешок с говном.
   - В чем тебя обвинили?
   - Нас всех обвиняют в одном и том же. В том, что мы ведьмы.
   - Но ведь это неправда.
   Слава пожала плечами.
   - Каждая женщина - ведьма.
   - Каждая женщина - королева, - сказала Диана.
   Мимо них, рассеянно глядя в небо, прошла Рада.
   - Будет дождь, - пробормотала она.
   - Э! - крикнула Слава. - Здорово, тезка!
   Рада, вздрогнув, испуганно посмотрела на них и поскорее отошла в другой конец двора.
   - Дура, - сказала Слава.
   Диана приподняла бровь.
   - Тезки?
   - Зовут нас по-разному, чтобы не путать. Но имя у нас одно - Радослава.
   - Красивое.
   - Ну а ты, Королева? Как тебя по-настоящему зовут?
   - Диана.
   - Диана... - Слава покачала головой. - Чудное имя. Никогда не слыхала. Почему тебя зовут Королевой?
   - Я действительно королева. Была ею.
   Она сжала кулаки. Глаза загорелись гневом.
   - Я - Лесная Королева, царевна Волшебного Леса. Мое королевство было уничтожено в одночасье.
   Слава округлила глаза.
   - Ты из Волшебного Леса? И Лес уничтожен?
   - Полностью. Сгорел в пожаре, который устроил Альберт, прихвостень Адриана Черного.
   Слава побледнела.
   - Ужас! Он подошел так близко. Значит, Война не за горами.
   Диана пожала плечами.
   - Войны не миновать. Каждый день - битва.
   - Расскажи, как это произошло.
   Диана рассказала про железных ос в небе, о том, что Альберт хотел сделать с ней и что сделал когда-то с ее матерью (почему-то Славе она не стеснялась рассказывать это), как оказалась в Золотом Городе и все, что случилось до того, как она загремела в кутузку.
   Слава странно взглянула на нее.
   - Что ты смотришь?
   - Не может быть...
   - Что "не может быть"?
   - Ты хочешь сказать, что на Совете у Магов ты показала волшебство?
   - Я и сама не знала, что могу. Если бы они не сказали, мне бы и в голову не пришло делать такие штуки.
   - И ты не сидела бы в тюрьме. Браво! - Слава расхохоталась. - Ты здесь единственная, кого обвинили по делу, а не просто для отмазки!
   Слава посерьезнела.
   - Нет, пока не увижу, ни за что не поверю. Можешь сделать это еще раз?
   Диана растерялась.
   - Не знаю. Не уверена, что это... умение в моей власти. Попробую...
   Слава, сунув два пальца в рот, свистнула. К ним подошло несколько женщин.
   - Э, подружки, есть дело. Встаньте-ка рядком, чтобы стражники не увидали, чем мы тут занимаемся.
   Одна из женщин округлила глаза.
   - Ты чего, Слава? Сбрендила?
   Слава нахмурилась.
   - О чем ты?
   Другая женщина рассмеялась.
   - О, я и не знала, что тебе тоже нравится Королева! Чур, я после тебя, можно?
   На секунду Слава опешила. Сердито махнула рукой.
   - Да не это, дуры! Чего ржете? Встаньте так, чтоб нас не видели. Сейчас Королева покажет кое-что интересное. Кстати, ее зовут Диана. Начинай, Диана.
   Диана прикусила губу.
   - Не знаю, что из этого выйдет... Если бы здесь было хоть одно дерево...
   Она вытянула руку, мысленно стреляя из открытой ладони лучом зеленого света в выбранную ею точку на мощеной булыжником поверхности.
   Она чувствовала, как в низу живота стало тепло, жарко, и вот от ее тела во все стороны идут волны. Наморщив лоб, Диана направила энергию в одну точку.
   Женщины ахнули, когда из ее ладони выскочила зеленая искра, и прямо из камня показался и потянулся вверх с тихим треском молодой росток с бледно-зелеными листочками. Деревце светилось.
   - Ведьма! - выдохнула одна из женщин, пятясь.
   - Однако, - сказала Слава, глядя на Диану со смесью зависти и восхищения.
   Диана не замечала ничего. Она не могла оторвать глаз от собственного творения. Зеленое сияние отражалось в расширенных зрачках.
   - На этот раз лучше, - прошептала она.
   - Какой красивенький! - восхитилась молоденькая девушка с зелеными глазами. - Можно потрогать?
   Диана, гордо улыбаясь, кивнула. Затаив дыхание, девушка наклонилась, протянула руку. Кончиками огрубевших от работы пальцев провела по светящимся лепесткам. Лепестки тихо шелестели.
   - Ну? - спросила Слава. - Как на ощупь?
   - Приятно. Лепестки нежные, бархатные.
   - Он как живой!
   - Даже больше, чем живой, - сказала Слава, хмурясь. - Он прекрасен.
   Восторга в ее голосе не было.
   Один из стражников, лениво переговаривающихся в другом конце двора, заметил, что арестантки уже долгое время стоят группой и чем-то оживлены.
   Он направился к ним.
   Слава повернулась к Диане.
   - Быстро сделай что-нибудь.
   - Что?
   - Убери это!
   Стражник уже пересек пол-двора. Он хмурился.
   Слава вскочила.
   - Что ты делаешь! - вскричала Диана.
   Зеленоглазая девушка ахнула.
   Диана, открыв рот, смотрела, как Слава затаптывает деревце. Зеленое сияние погасло. Что-то кольнуло ее под левой грудью.
   - Что происходит? - спросил стражник, кладя руку на эфес меча. - О чем галдеж?
   Слава обворожительно улыбнулась.
   - Ни о чем. Обсуждаем погоду. Кажется, будет дождь.
   Стражник впивался взглядом в лица то одной, то другой женщины.
   - Мне это не нравится.
   - Вот как? - глаза Славы блеснули. - Я думаю, Арман будет рад услышать, что ты мешаешь нам отдыхать.
   Стражник побледнел.
   - Не забывайся, Слава! Одно слово Владу - и вместе с Арманом пойдешь на костер!
   - Если меня привяжут к столбу и вывезут на площадь, я перед смертью прокричу все о том, что здесь творит Влад и холуи вроде тебя. Все услышат это. Все!
   Стражник с бессильной ненавистью смотрел на нее. Слава отвечала стражнику взглядом, полным холодного презрения.
   Тот повернулся к Диане.
   - Чем вы занимались?
   Диана, внутренне все еще оплакивая свое деревце, буркнула:
   - Обсуждали план побега.
   Стражник, выкатив глаза, процедил сквозь зубы:
   - Я слежу за вами. Помните об этом.
   - Иди, иди, - сказала Слава. Он, угрюмо взглянув ей в глаза, повторил:
   - Я слежу.
   Развернулся и направился к товарищам. Слава, под смешки остальных, скорчила рожу.
  
   Когда женщины, оживленно обсудив произошедшее, разошлись, Слава схватила Диану за руку.
   - Слушай, что я скажу. То, что ты можешь делать, говорит о том, что тебе опасно здесь оставаться.
   - О чем ты?
   - Это место, - Слава махнула рукой, как бы охватывая весь двор и здание тюрьмы. - Знаешь, почему и зачем мы здесь?
   - Это я и хотела выяснить.
   - Шары-светильники. Знаешь, для чего они? Они нужны, чтобы высасывать из нас соки.
   Слава указала ей на "старуху", которая, показывая подгнившие зубы, смеялась над шуткой Милы.
   - Герда здесь четыре года. Дольше, чем любая из нас. Но я выяснила у Армана - когда Герда прибыла сюда, она выглядела, как ты и я. Она была молодой женщиной.
   Диана взглянула на Герду. В ее сердце проник холод. Она поежилась.
   - Та сила, что в тебе, есть в каждой женщине, - продолжала Слава. - Когда-то женщины правили миром. Я слышала эти легенды из уст странника, который приходил в наше селение, когда я была девочкой.
   - Да, мне рассказывали. Он учил детей.
   - Верно. И рассказывал такие вещи, что его всегда прогоняли. И он рассказал нам о Свете Любви и Рождения. Natalis.
   - Маги называли эту силу - "Свет Жизни".
   - Так вот...- Слава говорила с трудом. - Странник говорил, что эта сила есть в каждой женщине. С рождения. Но в нас - в тех, кто вырос в Городе или в феодах, эта сила изначально подавляется.
   Он говорил, что тот, кого мы называем Небесным Правителем - женщина. Великая Мать.
   Диана нахмурилась. Слава облизнула губы.
   - Женщины были жрицами Великой Матери. Мужчины были тупыми, неразвитыми животными, нужными только для удовлетворения похоти.
   Но случилась беда, которая позднее вылилась в настоящую катастрофу. Одна жрица влюбилась в мужчину. Привела его к себе в постель. Совокупившись с нею, мужчина причастился к Свету Жизни. Он получил власть над любовницей, и она преклонилась перед возлюбленным. Жрица привела его в храм и перед всеми объявила своим мужем, господином своего сердца.
   Случилось то, что изменило мир - жрица родила мальчика, и этот мальчик уже не был неразвитым животным. Он был силен, умен и хитер. От него пошел род сильных, умных мужчин, которые подчиняли себе женщин. Некоторых - силой, других - лаской и лживыми обещаниями. Женщины все больше соблазнялись этими новыми, привлекательными для них мужчинами. Любовь к мужчине стала проклятием женщины, и непобедимым оружием в руках мужчин. Влюбляясь, впадала в зависимость от мужчины, лишалась природной силы. Мужчины захватили господство и построили новый мир - мир войн и насилия, огромных городов, великих страданий и немыслимого безумия.
   Слава огляделась. Понизила голос.
   - Natalis есть в каждой из нас, хотя мы не умеем использовать эту силу. Мы - вырожденное племя.
   Диана с негодованием и ужасом вспомнила всех женщин, которые смотрят в пол, говорят тихим голосом, и все время вздрагивают, словно боятся удара.
   - Мужчины лишены Света Жизни, но могут получить Его от нас. Эти шары высасывают из нас Свет Жизни и транслируют в верхние комнаты Дворца. Там живут Маги.
   - Маги... - повторила Диана. - Они получают свою силу... от нас?
   - Эти слоноподобные чудовища сосут из нас кровь. Жрут наши души. Потому нас и обвиняют в колдовстве. Им нужно, чтобы мы отсюда не вышли. Чтобы мы торчали здесь до гробовой крышки. Как только ты попадаешь сюда - все, считай, ты мертва.
   Диана оглядела тюремный двор. Эти серые стены, грязные, унылые, мгновенно стали ей ненавистны. По-новому взглянула на товарок по несчастью. Многие из них смеялись, оживленно болтали, но Диана видела в их глазах глубоко спрятанную безнадежность.
   Их резкий смех, наигранное оживление, грубые шутки - Диана теперь видела - ширма, скрывающая отчаяние, душевную боль и ужас. Никогда еще Диана так глубоко не заглядывала в человеческую душу.
   Она с ненавистью смотрела на стражников. С каким удовольствием она бы плюнула в их довольные, надменные, похотливые рожи!
   - Слава, заметив выражение ее лица, тронула Диану за руку.
   - Успокойся. Они на службе и выполняют приказы. Помни - простые люди не бывают виноваты. Вина на людях власти. Они заварили эту кашу.
   Диана, прикусив губу, покачала головой.
   - Слава, это ужасно! Что это за мир? Кому верить? Кто друг? Кто враг? Сейчас ты мне друг, а завтра - вонзишь нож в спину?
   Слава усмехнулась.
   - Добро пожаловать в мир взрослых, Королева. Что же, по-твоему, я могу вонзить нож в спину?
   - Да нет, - Диана провела ладонью по лицу. - Нет... Я чувствую... знаю, тебе можно доверять.
   - Вот и хорошо. Всегда полагайся на это чувство, оно не обманет.
   Они помолчали.
   - Так что же, все эти женщины невиновны?
   - Они не виновны в колдовстве. Кроме тебя, ведьм здесь нет. Но, поверь, они вовсе не невинные овечки.
   - Да, в этом я убедилась...
   - Наименее тяжкое преступление совершила Рада. Она всего лишь грубо ответила хозяину дома, в котором была служанкой.
   Вот она (Слава указала на Милу) сбежала из дома, воровала, торговала собой. Когда ей было пять лет, ее изнасиловал отчим.
   Диана с сочувствием посмотрела на Милу, которая с угрюмым видом сидела в углу, обхватив колени.
   - А ты?
   Слава усиленно улыбалась. В ее глазах появилась горечь.
   - Я убила своего мужа. Вонзила нож ему в глотку, когда он пьяный валялся на полу. По-моему, это слишком легкая смерть для него. Он бил меня и моего маленького сына.
   - У тебя есть сын?
   - Да, - Слава отвела глаза. - Он в приюте. А я торчу здесь. Я никогда больше его не увижу. Я с самого начала сказала себе это. Только так здесь можно выжить. Иногда я даю слабину, начинаю надеяться. Ночью, когда ты одна, лезут всякие мысли... И проклятая надежда опять возвращается. Это сводит с ума.
   Диана взяла ее руку. Сжала мозолистые пальцы с грязными ногтями.
   - Ты сильная женщина, Слава.
   - Нет. Я всего лишь упрямая сука. Потому и выжила.
   Слава задумчиво смотрела на Диану.
   - Мне тяжело думать о том, что с тобой здесь сделают. Ты, возможно, последний осколок древней эпохи, когда женщина знала свою силу. Тебе опасно здесь находиться.
   - А тебе? А им?
   - Мы в тюрьме с рождения. Здесь или на свободе - какая разница? А ты будешь знать, что потеряла.
   - Нет, мне легче. У меня нет сына.
   Слава, вздрогнув, вскочила.
   - Никогда не говори об этом, слышишь? Зря я тебе сказала. Я говорю себе, что мой мальчик родился мертвым. Я сама почти поверила в это. Ладно, пойдем к остальным. Мы слишком долго шушукаемся в стороне от всех. На нас уже косятся.
  
   Окутанное зеленым светом маленькое деревце с тихим шелестом шевелило тонкими листочками.
   Диана с улыбкой смотрела на деревце. В ее глазах горел спокойный свет.
   С каждым разом получалось все лучше и лучше. Ее первый маленький ясень в Зале Совета жил несколько секунд. Диана всю ночь тренировала "магическую мышцу", и результат налицо: это деревце живет уже три минуты. Листья без бледных пятен, и форма почти идеальная.
   Окутывавшее деревце сияние из чистого зеленого стало бирюзовым; грязного болотного оттенка; погасло совсем. Деревце рассыпалось, оставив на холодном полу камеры кучку серебристого праха.
   Диана встала с колен, ногой замела пепел под койку. Она по-прежнему улыбалась, улыбка так и просилась на губы, освещая все лицо спокойным светом. Даже боль в низу живота не портила этой гордости созидающего, ощущения причастия к чему-то великому.
   Диана задрала голову. Под потолком лениво плавал в воздухе зеленый шар-светильник.
   Улыбка Дианы поблекла. Сейчас она явственно ощущала, шар лишает ее животворящей силы. Если бы не он, Диана смогла бы создать нечто большее, чем хилое деревце. Шар забирает ее силу и передает наверх, через этажи - в Зал Совета.
   Выругавшись, Диана сплюнула на пол. И ужаснулась. Кажется, она перенимает тюремные привычки. Скоро начнет курить эти вонючие самокрутки. А потом? Превратится в сгорбленную старуху с грязным ртом и грязными мыслями.
   Диана легла. Сунула руки под голову. На губах вновь заиграла улыбка. В мечтах она была свободной женщиной. Она могла бы тренироваться целыми днями. Выращивать целые сады, леса. Дать волю творческой фантазии. Создавать самые невероятные формы и экспозиции. Новые сорта деревьев? О, да! Огромные серебристые гиганты с красными, перламутровыми, золотыми кронами, с причудливой формы сиреневыми плодами. По всей земле пройдет слава о Диане Животворящей, об этих невиданных, подпирающих небо деревьях, чьи соки обладают целебной силой. О плодах, одним кусочком которых можно насытить целый сеттлинг, вылечить больного ребенка, вернуть женщине молодость! Отвар из корней этого дерева лечит мужскую немочь.
   Она будет ходить по земле, и везде, где пройдет, вырастут сады и леса невиданной красоты...
   Загремела в конце коридора железная дверь.
   - С добрым утром, красавицы! - заорал Влад. - Просыпайтесь, птахи!
   Улыбка Дианы поблекла. В глазах вспыхнул холодный огонь. Верхняя губа поднялась и задрожала, как у волчицы.
   Диана села на постели.
   С ржавым стоном открывались двери тюремных камер. Диана слышала зевки, кашель, отхаркиванье. Коридор наполнился сонным, раздраженным гулом.
   - Куда сегодня? - услышала Диана спокойный и бодрый голос Славы.
   - На конюшни, - ответил Арман грубо, но за этой грубостью скрывалось нечто иное. Грубил он, потому что рядом был Влад.
   В замок ее двери вставили ключ. Диана напряглась.
   На пороге возник стражник. Небритое лицо, мясистые губы, левая ноздря разорвана. Диана помнила его.
   В правой руке он держал острием вниз легкий и острый меч.
   - Э, Королева, не проснулась еще? Выходи давай.
   - Я не могу встать. Я больна.
   - Ничего, работа лечит. Иди в строй.
   - Не могу.
   Стражник, оскалившись, приблизился к ней. Понял меч на уровень груди.
   - В последний раз предупреждаю.
   Диана, упрямо сжав губы, смотрела ему в глаза.
   - Юлиус! - заорал из коридора Влад. - Ну чего там?
   Юлиус, полуобернувшись, крикнул:
   - Королева не хочет работать! Говорит, больна!
   - Больна! - закричали женщины. - Больна на голову!
   - У нее течка!
   - Рак матки!
   - Сифилис!
   - Тихо! - гаркнул Арман. - Юлиус, хватай ее и тащи сюда! Мы ее вылечим.
   Юлиус, повернувшись к Диане, схватил ее за руку.
   Диана "выстрелила".
   Вмиг упругие, крепкие, влажно блестящие лианы опутали Юлиуса, прижали руки к бокам, сдвинули ноги. Юлиус задергался, но живые ремни со скрипом туго затянулись, обездвижив стражника. Меч со звоном выпал из его руки.
   Юлиус открыл рот, чтобы позвать на помощь. Вместо крика из его глотки вырвался давящийся звук. Юлиуса начало рвать бледно-зелеными, дурно пахнущими прелыми листьями. С тяжелым стуком тело упало на пол.
   - Вот так-то, - Диана встала, нагнулась, подобрала меч. - Начнем разговаривать на равных.
   Она не лишила себя удовольствия пнуть беспомощно извивающегося на полу Юлиуса. Тот замычал - его рот был забит гниющей листвой.
   На пороге возник Арман. Увидел: Юлиус на полу, окутанный лианами, Диана над ним, в руке меч, в глазах - ледяной огонь. Глаза его расширились, продолговатое лицо вытянулось еще больше.
   - Ах ты, вонючая крыса... - удивленно сказал Арман.
   Это были его последние слова в жизни.
   Страшно крича, Диана метнула меч, вспомнив, как отец в детстве учил бросать нож в дерево.
   Меч со свистом рассек воздух, перевернулся два раза и лезвием вошел в глотку Армана по рукоять, высунув стальной язык из шеи под затылком.
   - Диана, нет! - услышала она отчаянный, истошный вопль Славы.
   Все было как в прекрасном, кошмарном сне.
   Диана подскочила к Арману и выдернула меч из шеи. Прежде, чем тело коснулось пола, она выскочила в коридор и отразила выпад стражника. Кроме него, в коридоре был побледневший Влад и еще двое. Нанося и отражая удары, Диана краем глаза видела застывших в ужасе женщин. Слава подбежала к мертвому Арману, встала на колени, зачем-то начала трясти его.
   - Убейте ее! - завопил Влад. Стражники набросились на Диану. Но на ее стороне была неожиданность и глупая мужская щепетильность: они могли как угодно издеваться над женщиной, но не сражаться с ней. Спустя минуту на полу лежали все трое.
   Влад с искаженным лицом бросился к Диане. Поскальзываясь в лужах крови, они делали выпады, отражали удары, кружили один вокруг другого.
   - Сука... - шипел Влад, пригибаясь, с ненавистью глядя на Диану. - Проститутка...
   Из раны на его левом бедре хлестала кровь.
   - Сам такой, - Диана усмехалась, глаза сверкали. Влад мечом рассек ей кожу на правом предплечье.
   - Тупой ублюдок! Кастрат недоделанный!
   Влад бросился на нее.
   Мечи со звоном сталкивались в воздухе. У Влада в руках было больше силы. Диана отступила на шаг. Поскользнувшись в луже крови, почти упала, но успела опереться на руку. С отчаянием дикой кошки в глазах смотрела на нависшее над ней торжествующе, злобное лицо Влада. Влад, схватив меч обеими руками, занес оружие над головой, чтобы со всей силой ярости обрушить на бритый лоб ненавистной ведьмы.
   Диана хрипло закричала и снизу вверх вонзила меч в живот Влада. У того в горле что-то булькнуло.
   Диана, выдернув меч, вскочила. Обагренный кровью клинок Влада с лязгом упал на пол. Влад неверящим взглядом смотрел, как из дыры в животе с осклизлым звуком лезут кишки.
   Он поднял глаза на Диану. В его взгляде была почти детская обида.
   - Пхрк! - сказал он. На губах вздулся кровавый пузырь.
   Восхитительный, сладостный гнев огнем растекся по жилам Дианы.
   - За тебя, Эльза! - крикнула она и взмахнула мечом. Влад с перерезанной глоткой рухнул на пол лицом вниз.
   Диана, тяжело дыша, стояла с окровавленным мечом среди поверженных врагов. Из раны на предплечье капала кровь.
   Влад был мертв, Арман и еще один тоже. Двое еще хрипели, били по полу ногами. Один был ранен в живот, другой - в грудь, и Свет Жизни хлестал из ран, и он был алого цвета, с черными сгустками, и наполнял коридор тяжелой железной вонью.
   Диана огляделась. Женщины попятились от нее, отводя глаза. Девушка с рваным носом, прижимая к груди плохо залеченную руку, с ужасом смотрела на труп Влада.
   Хотела вцепиться пальцами в волосы, но волос не было, и она, царапая ногтями обтягивающую голый череп тонкую кожу, завопила:
   - Что ты наделала! Нас всех убьют! Нам всем конец!
   Диана подошла к ней, схватила за плечи, встряхнула.
  
   - Замолчи, дура! Все в порядке.
   Девушка оттолкнула Диану, глядя на нее огромными, полными страха глазами.
   - Ой, мамочки, - Мила, зажав рот, отбежала в угол, упала на колени, вырвала.
   Слава, стоя на коленях у тела Армана, зачем-то лизала его щеки.
   - Слава, - Диана склонилась над ней. Потрясла за плечо. - Слава!
   Слава подняла влажные глаза.
   - Зачем, Диана? - прошептала она, шмыгая носом - Зачем?
   - Слишком легкая смерть для него. Вставай, Слава, вставай! Вспомни сына!
   Слава встала. Утерла слезы. Диана, несмотря на тяжесть момента, не могла не восхититься ее несгибаемой волей. Вскинув подбородок, Слава с улыбкой сказала:
   - Теперь ты командуешь парадом. Что дальше, Королева?
   - Ах, не называй меня так, - поморщилась Диана. - Идиотское прозвище. Я - Диана. Если хочется как-то меня обзывать, "Ведьма" меня устроит.
   Слава рассмеялась - немного нервно. Но она уже приходила в себя.
   - Нужно отпереть камеры и выпустить женщин, - сказала она.
   Нагнувшись, обыскала труп Армана и нашла связку ключей. Направилась в конец коридора - там стражники еще не успели отпереть камеры. Диана повернулась к арестанткам.
   - Слушайте все! Теперь вы свободны. Никто больше вас пальцем не тронет. Ничего не бойтесь.
   Они растерянно переглядывались. Лица некоторых просветлели, в глазах загорелась надежда. Но большинство из них смотрели на Диану с тоскливой безнадежностью. Как ни жаль их было Диане, в этот миг она понимала, почему этих женщин презирали, почему Влад и подобные ему издевались над ними. В них не было Света.
   Мила, подобрав меч Влада, подошла к Диане.
   - Я буду биться за тебя, Диана. Ты храбрая девушка. За таких идут и в огонь и в воду.
   - Спасибо, сестра, - Диана улыбнулась. - Не знаю, останемся ли мы живы или погибнем в этой битве. Но, если суждено нам встретить рассвет, надеюсь, у тебя все будет хорошо. Ты будешь счастлива.
   Глаза Милы сверкнули.
   - Если мы погибнем, то погибнем с честью, как женщины древности, а не забитые шлюхи. Битва наша священна. Да поможет нам Небесный Правитель!
   - Да поможет нам Небесный Правитель, - повторила Диана, глядя ей в глаза. - И Свет Жизни.
   - И Свет Жизни.
   "Небесная Правительница", мысленно поправила себя Диана, входя в первую отпертую Славой камеру.
   Рада, подобрав ноги, сидела на койке. Слава тянула ее за руку.
   - Да пошли, дура! Теперь ты свободна. Вставай, будем биться за честь и свободу!
   - Не хочу, не хочу, не хочу! - вырывалась Рада. - Нас всех убьют! Нам всем конец!
   Увидела Диану. Глаза Рады превратились в колодцы, из которых можно было ведрами черпать ужас.
   - Это все ты, ты! Проклятая ведьма! Зачем ты все испортила? Все было так хорошо! А теперь нас сожгут на костре!
   - Заткнись! - прикрикнула Слава, еле удерживаясь, чтобы не отвесить дурехе пощечину.
   Диана взяла ее за руку.
   - Оставь, Слава. Пусть как хочет. Нет времени...
   Из коридора донесся топот солдатских сапог, проклятия, пыхтение и лязг мечей.
   Диана и Слава выскочили в коридор. С десяток стражников прибежали из дежурной комнаты, узнать, почему не выводят женщин. Мила и девушка с зелеными глазами встретили их сталью. Остальные женщины в оцепенении наблюдали схватку. Некоторые стояли на коленях. Тряпками вытирали лужи крови убитых солдат, надеясь эти в будущем завоевать снисхождение.
   Мила уже была ранена - из рассеченного лба текла на лицо кровь.
   Диана и Слава бросились на помощь.
   - За тебя, Мила! - крикнула Диана, отражая один, другой выпад и погружая меч в живот стражника с неряшливой бородой. Запах крови ударил в ноздри, и Диана опьянела. Рука ее не знала устали. Слава, Мила и девушка с рваным носом не отставали.
   Схватка была короткой и жестокой. Стражники много спали и ели, были грузны и неповоротливы. Некоторые были под хмельком. Они топтались, мешая друг другу. Женщины рубили и кололи, не зная пощады, мечи в их руках блистали как молнии. Стражники превосходили числом, и были хорошо обучены. Но мышцы женщин налились силой, а в сердцах зажглась храбрость, которую дает только борьба за правое дело. И которая позволяет слабому одолеть сильного. Нужно еще помнить, что женщины были загнаны в угол, и сильнее дрожали за свою жизнь. И они были унижены. Никто не бывает так безрассуден в ярости, как униженный.
   Слава прорубала себе путь к сыну; Мила ненавидела весь белый свет; Диана мстила за все хорошее; девушка с подпорченным носом во всем следовала за Милой, так как была ее любовницей.
   Переступая через трупы, женщины выскочили во внешний коридор. И тут их уже встречали еще стражники. У Дианы разбегались глаза, казалось, врагов здесь многие сотни. Уже без всякого гнева, как машина убийства, она наносила удар за ударом, вспарывала животы и разрубала лица, лишь бы выжить.
   Стражник сделал неожиданный выпад, и девушка с рваным носом, хватаясь за горло, упала на колени. Между пальцев хлестала кровь. Когда она упала, ткнувшись лицом в ногу убитого ею стражника, Свет Жизни уже угас в ней.
   Диана, Слава и Мила с новой яростью обрушились на врагов, тесня их вглубь коридора. Некоторые солдаты, побросав мечи, развернулись и убежали через дверь во внутренний двор. Остальных женщины хладнокровно добили.
   - Твою мать! - прохрипела Слава, вся в крови, своей и чужой. - Никогда бы не подумала, что способна на такое!
   Диана услышала собственный безумный смех. Ярость схлынула, опьянение прошло, осталось похмелье. Диана ощущала тошноту и головокружение. Все мышцы тела ныли. Рука отваливалась. Она вся была в крови и не знала, ранена она, или это кровь убитых ею.
   Мила тяжело оглядывалась. Кровь из раны на лбу хлестала все сильнее. Лицо Милы окрасилось алым, даже зубы.
   - Что теперь? - прохрипела она. Не понравился Диане этот хрип.
   - К лестнице!
   "Нам не выбраться", с отчаянием подумала она.
   На лестнице их встретил Егор. Он направил Диане в грудь острие меча. Рука его дрожала. На бледном веснушчатом лице - отчаянная решимость.
   - Уйди с дороги, - сказала Диана.
   Егор побледнел еще больше.
   - Именем Артура... приказываю... сложить оружие... - тонким дрожащим голоском сказал он.
   "За тебя, Слава. За тебя и твоего сына".
   Меч Егора отлетел в сторону. Спустя секунду он скатился с лестницы с разрубленным черепом. Диана ничего не чувствовала.
   - Бежим! - услышала она собственный хриплый клич. - Вперед! К свободе и счастью!
   И побежала вверх по лестнице, перелетая через ступеньки. Одним взмахом одолев пол-лестницы, обернулась.
   Слава стояла у подножия лестницы, склонившись над осевшей вдоль стены Милой.
  Мила прижимала ладонь к ране на лбу.
   - В чем дело? - против воли раздраженным голосом спросила Диана, прыгая по ступеням вниз.
   Слава подняла глаза. Взгляд ее был мрачен.
   - Она не может идти.
   - Что? Нет, Мила, ты можешь.
   Мила, плача, прошептала:
   - Прости, Диана, я в самом деле не могу.
   Диана мечом отрезала лоскут от штанины.
   - У нее кровь. Нужно наложить повязку.
   Мила подняла на нее виноватые глаза.
   - Не поможет, Диана. Я чувствую... у меня трещина в черепе.
   Диана бросила беглый взгляд на рану Милы. И с ужасом поняла: это правда. Меч прошел вскользь, потому не раздробил Миле голову. От черепа откололся кусочек, и в маленькую прореху, как в замочную скважину, можно увидеть пульсирующий мозг.
   Подавив тошноту, Диана заглянула в лицо Милы. Там была боль. И безнадежность.
   - Ты пойдешь с нами! - закричала Диана. - Ты встанешь и будешь биться! Ты сможешь!
   Слава схватила Диану за руку. Диана отшатнулась. Враждебно взглянула на подругу.
   - Она не сможет, Диана, - Слава смотрела ей в глаза. - Идем.
   - Конечно, сможет! Мы не оставим ее здесь!
   - Мы должны.
   - Конечно, тебе на все плевать! Думаешь только о том, как бы снова увидеть своего щенка!
   Диана замолкла, увидев боль в глазах Славы.
   - Проклятье! - она отбросила меч. Тот со звоном откатился в угол. - Отец, ну скажи, как мне поступить?
   В конце коридора отворилась дверь. Грубые мужские голоса ворвались в узкое горло заваленного трупами коридора.
   - Они сейчас будут здесь, - сказала Слава. - Идем.
   Диана, прикусив губу, взглянула на Милу.
   - Не беспокойся, - хрипло дыша, сказала Мила. Жалко улыбнулась испачканными в крови губами. Все ее лицо было залито кровью. Улыбка вышла жуткой. - Я посижу... а потом... догоню...
   В коридор с грохотом сапог ввалились солдаты.
   - Ну и вонища, мать вашу!
   - Кровь! Небесный Правитель, что здесь...
   Солдат замолк. Один из них увидел на полу распростертой тело стражника.
   - Бежим! - прошептала Слава.
   Диана отчаянно простонала. Подобрала меч. Взбежала по лестнице. Наверху она оглянулась. Мила, держась за голову, рухнула лицом вниз. И больше не шевелилась.
   Диана отвернулась и побежала за Славой. Глаза ей застилали слезы.
   - Вот они! - закричали внизу. - Стоять, суки!
   Вышло немножко смешно: первый этаж Изумрудного Дворца они проскочили легко, не встретив никакого сопротивления. Солдаты, сторожившие лестницу, скользнули равнодушными взглядами по двум забрызганным кровью, вооруженным женщинам. Наверное, подумали - привидения.
   Преодолев половину второго лестничного пролета, Диана услышала внизу топот сапог, лязг мечей, грубую ругань. Королевская стража настигала.
   Второй этаж, залитый равнодушным зеленым светом, был пуст.
   - Куда? - Диана завертела головой. - Здесь должен быть выход!
   Зал был шестиугольный, и в середине каждого ребра шестиугольника - дверь.
   Снизу - крики солдат. Приближаются.
   - Наверх! - Слава схватила Диану за руку. Они побежали к лестнице.
   Но с третьего этажа по лестнице прямо на них сбегали солдаты.
   С первого этажа по лестнице сбегал еще отряд.
   Женщины, затравленно озираясь, отступили на середину зала. Все шесть дверей распахнулись, и на этаж из черных провалов хлынули еще и еще солдаты. Целая армада.
   Женщины, подняв мечи, встали спина к спине. Солдаты окружили их, многоголовый зверь ощетинился стальными жалами мечей.
   - Сдавайтесь! Сложите оружие, и вам сохранят жизни!
   "А Миле ты сохранишь жизнь?"
   Гнев непонятно к чему охватил Диану.
   - Кажется, подружка, окончились наши светлые деньки, - рассмеялась Слава. В ее смехе звучала горечь.
   - Встретимся в обители предков, - сказала Диана.
   - Лучше поцелуй меня в задницу!
   Диана и Слава с криками бросились на солдат.
   Они успели отправить к праотцам пять или шесть солдат, прежде чем их обезоружили, схватили и связали.
   Связанными их вывели в тюремный двор. Орлиный Нос, успевший за эти дни обзавестись сединой на висках, устало взглянул на пленных.
   - Это они?
   - Да, господин, - кивнул начальник отряда. Волосы, брови, борода - все у него было белым, как снег в январе.
   - Сколько наших полегло?
   - Тридцать три человека, господин. Владислав и Арман в их числе.
   Орлиный Нос нахмурился.
   - Вы хотите сказать, что эту кровавую баню устроили две девки, которых держали впроголодь?
   - Их было четверо, господин, - начальник отряда запнулся.
   Орлиный Нос покачал головой.
   - Странные, странные времена наступили для Золотого Города. Странные и страшные.
   Орлиный Нос погрузился в мрачное молчание.
   - Что прикажете делать с ними, господин?
   - С ними?
   Орлиный Нос обыденным тоном, будто просил за обедом передать ему соль, сказал:
   - Лучше всего сжечь их на костре. Как ты думаешь?
   - Ваша воля, сударь. Костер - значит костер.
   Орлиный Нос пожевал губами. Расправил плечи.
   - Казнь устроим на площади Алого Кирпича. В назидание всем, кто решится впредь преступить законы Королевства, - Орлиный Нос зевнул. - Народ любит казни. Это отвлечет их от Войны. И убедит в силе городских властей.
   Он посмотрел Диане в глаза.
   На миг в его глазах что-то промелькнуло, тень узнавания. "Что-то" скрылось за равнодушием. Начальник стражи отвернулся. Диану и Славу отвели в камеры, чтобы на рассвете казнить.
  
  
   Глава 7. Правда.
  
   Последний экзамен Полина позорно провалила.
   Мать побагровела.
   - Я так и знала! Одни мальчики на уме! Я предупреждала тебя? Предупреждала?
   - Предупреждала, - тихо ответила красная от стыда Полина. Она сидела за кухонным столом, глядя на свои руки.
   - Что? Не слышу!
   - Предупреждала.
   Светлана, вцепившись в волосы, мерила шагами кухню.
   - Больше никаких Максов! Ни хороших, ни плохих. Будешь зубрить, пока глаза на лоб не вылезут.
   - Хорошо, мама.
   Мама подошла к раковине. Пустила воду, наполнила стакан.
   - Вырастила идиотку на свою голову, - облокотившись поясницей на столик между раковиной и плитой, Светлана мелкими глотками отпивала из стакана.
   Молчавший во время страстного монолога жены Дима кашлянул.
   - Да ладно, Свет, чего ты? Сдаст.
   - А если не сдаст? Вылетит к чертовой матери! О, позор на мои седины!
   - Кто не сдаст? Наша Полина не сдаст?
   - "Наша Полина!" Теперь не поймешь, наша она или не наша! С этими Максами она теперь сама не своя! Посмотри на ее глаза!
   - А что там? - Дима, приподняв бровь, посмотрел Полине в глаза.
   - Там же черт знает что делается! Как кошка мартовская!
   - Ну и хорошо, - рассмеялся отец.
   - "Ну и хорошо", - передразнила Светлана, думая, что изображает мужа, хотя вышел какой-то олигофрен. - Ее уже из дома выпускать боишься. Не девочка, а какое-то чудовище!
   - Мама, - тихо сказала Полина.
   - Что "мама"? Ну что "мама"? Мама, мама! Мама... - Светлана поставила стакан на столик. Потерла виски. - Башка с вами разболелась... Так. Полина Дмитревна. Извольте идти в вашу комнату. Учебник в зубы - и вперед. Лично проконтролирую.
   - Света, - Дима укоризненно взглянул на жену.
   - Что "Света?" Тебе все по барабану! Учится дочь, не учится, жива она, мертва! Пожрал - и на диван!
   - А что ты хочешь, чтоб я делал? За ручку ее водил?
   - Папа...
   - Молчи, Полина! Ну скажи ей, скажи! Это же невозможно! Света, опомнись! Ей двадцать лет!
   - Восемнадцать!
   - Не важно. Взрослая девка.
   - Видно, какая она взрослая! Девочка пятилетняя. Только отвернешься - уже под мужиком дергается!
   Отец и дочь переглянулись. Хором сказали:
   - Мама!
   - Короче говоря... Ты, - мать указала пальцем на Полину. - Идешь зубрить математику.
   - Статистику.
   - Идешь зубрить статистику.
   - У вас статистика? - спросил Дима.
   - Да.
   - Вот бред! У нас не было никакой статистики. Кто ее поймет, эту статистику? Экономика была, да. А это зачем? Морочат детям головы, больше ничего.
   Светлана повернулась к мужу.
   - Ты...
   - Да, дорогая, - подобрался Дима.
   - Идешь, садишься на диван и смотришь свой футбол или что там.
   - А ты?
   - А я, - Светлана отвернулась к плите. - Буду варить вам жрать.
   Захлопнув дверь комнаты, Полина показала ей язык.
   - Жрать она будет варить! Ну вари, вари...
   Звонок. Полина схватила мобильник.
   - Да, Макс.
   - Посмотри в окно.
   Полина посмотрела в окно. Ничего не увидела, кроме клочка голубого неба.
   - Посмотрела.
   - Что там?
   - Небо.
   - Да? У меня тоже небо. Класс, да? Одно небо на двоих...
   Полина с тревогой посмотрела на учебник в своей руке.
   - Что ты хотел?
   - Я сегодня свободен. А ты? Прыгай в автобус и дуй ко мне.
   - Извини. Я не могу.
   - А что? Экзамен, - сказал Макс с проницательностью влюбленного.
   - Да. Провалилась с треском. Матуша в шоке. Башку мне намылила по самые не балуйся.
   - Бедная, - Макс помолчал. - Я так понимаю, все отменяется.
   - Подожди недельку. Может, она угомонится.
   - Хорошая она женщина, твоя мама, - проворчал Макс.
   - Ну, Макс...
   - Ладно. Я понимаю. Экзамен - это важно.
   - Умничка! Ты тоже без дела не сиди. У тебя-то вообще там матерь божья.
   - Ладно. Уткнусь в книгу. И между строчек буду видеть тебя...
   - Я тоже. Ну все, пока.
   - "Выглядишь шикарно!" - пропищал Макс и отключил связь.
  
   На набережной было людно. Девочки-подростки, неуклюже расставив руки, катались на роликах. Семейная пара, щурясь на ярком солнце, фотографировалась на фоне памятника Александру Невскому. Внизу у самой воды обнаженные до пояса рыбаки закинули удочки. Из открытых дверей кафе, разрывая горячий воздух, фонтаном била кровь музыки.
   Мужчина с фотоаппаратом припал глазом к объективу. Прищурил другой глаз.
   - Поближе встаньте, - крикнул он супружеской паре. - Чуть-чуть. Вот так.
   Вспышка.
   - Готово.
   Супруги улыбнулись друг другу.
   - Смотри, как я могу! - девочка в шлеме и наколенниках, выполнив изящный пируэт на роликах, развернулась на ходу и, проехав несколько метров задом, остановилась - А ты так не можешь!
   - Могу, могу! - ее сестра-близняшка попыталась повторить сложный трюк. Потеряла равновесие, грохнулась на пятую точку.
   - А-а, не можешь! Неумеха, неумеха!
   Макс и Полина, держась за руки, неспешно прогуливались по набережной, улыбаясь непонятно чему. Люди казались им смешными и маленькими.
   Они сели на скамейку. Никто не спешил начать разговор. И Макс, и Полина знали, что могут в любой момент заговорить о чем угодно, и разговор пойдет. А могут вообще не разговаривать.
   - Ну, - Макс вскинул голову, сощурился. - Как прошла неделя?
   - Прекрасно, - сказала Полина, глядя, как на середине реки медленно ползет теплоход.
   Она посмотрела на Макса. Он, положив согнутую в локте руку на спинку скамьи, прищуренным взглядом смотрел вдаль. Ветер трепал его темные волосы. Вид у Макса был гордый, что очень ему шло.
   - Полина, - сказал Макс.
   - Что?
   - Полина. Какое красивое имя.
   Полина просияла улыбкой. При ее врожденном даре чувствовать людей и в особенности мужчин, она все-таки была счастлива посредством Макса узнать, каким чутким, добрым и заботливым может быть мужчина.
   Макс с улыбкой взглянул на Полину. Чуть наклонился к ней. Полина потянулась к нему. Они поцеловались.
   Их поцелуи еще не потеряли вкус.
   Макс обнял Полину за талию. Ей не хотелось, чтобы Макс говорил, но он заговорил.
   - Почему мать сердится на тебя?
   Полина поморщилась.
   - А, ей кажется, я еще маленькая девочка. Ей в кайф долбить мне мозги. Бесится со скуки. Она мне завидует. Потому что...
   Она хотела сказать, что мать уже много лет не спала с отцом. Но, конечно, невозможно было сказать это.
   Когда Полина говорила о матери, услышала в своем голосе раздражение. Походил на ржавый скрип кладбищенских ворот.
   - Потому что она уже старая. У нее все в прошлом. А у тебя еще все впереди.
   - Да, - сказала Полина, вспомнив морщины вокруг глаз матери. Как тщательно мать подбирает косметику, как долго торчит у зеркала, стремясь обмануть неумолимое время! На миг Полине стало жаль маму.
   - У нее есть причины для недовольства.
   Полина вспомнила, как вела себя после первого свидания с Максом. Она была счастлива, и мать стала злее прежнего. И Полина сейчас понимала, почему. Никогда еще, как в минуты своего счастья, Полина не вела себя так наплевательски по отношению к родным. Она забросила быт, провалила экзамен, жила с родителями и не замечала их. Стала эгоисткой.
   - Я совсем забыла про нее. Конечно, она ревнует.
   Полина помолчала.
   - И еще кое-кого мы забыли.
   Макс вопросительно взглянул на Полину.
   - Миша, - сказала Полина.
   - Ах, брось ты! Не хватало еще... - Макс запнулся.
   - Когда ты его видел в последний раз?
   - Давно. И что? К чему говорить об этом?
   Полина прикоснулась к его руке.
   - Не бурчи. К чему ссориться?
   - Да ни к чему! - Макс вскочил, сделал несколько шагов, вернулся, сел. - Почему ты все время... мне мозги Мишей? Он тебе нравится? Так иди к нему! Уверен, он обрадуется.
   - Миша мне нравится как друг. И мне его жалко. Он и твой друг тоже. Неужели тебе неинтересно, что с ним?
   Макс нахмурился.
   - Интересно.
   Макс усмехнулся, и эта усмешка на миг сделала Макса таким, каким Полина знала его прежде.
   - Ха! Наша любовь ему против шерсти. Миша проиграл. Для девушки это мучительно, а для парня - хуже некуда. Удивляюсь, как он еще зажился на свете. Я б на его месте повесился.
   Полина, глядя на цвета слоновой кости здание театра на том берегу реки, покачала головой.
   - И зачем он так себя мучает? Зачем воспринимать себя, и меня, и всю эту историю так серьезно? Это все фигня... Ну, не получилось - забей или сделай что-нибудь.
   Макс улыбнулся, но взгляд был суров.
   - Не вздыхай, я же вижу, тебе приятно, что Миша по тебе сохнет.
   Полина открыла рот, но не нашлась с ответом.
   Макс усмехнулся.
   - Миша в тебя втрескался, вот и бесится.
   - Если он меня по-настоящему любит, должен радоваться, что я счастлива.
   - Мужское тщеславие сильнее любви. Задета его гордость. Миша проиграл, я его обставил.
   - Глупость какая. При чем тут "проиграл", "не проиграл"? Он не виноват, что я влюбилась в тебя. Не судьба, и все.
   - Не скажи. Влюбиться-то в меня ты влюбилась. Но вот вопрос - ПОЧЕМУ ты влюбилась в меня, а не в него?
   - Потому что нам судьбой предназначено быть вместе.
   - Полина, нет никакой судьбы. Просто я оказался в нужное время в нужном месте. Я хотел тебя сильнее. Я показал Мише свое превосходство над ним как самец, как мужчина. Я круче мужик, чем он. Что ему остается? Скрежетать зубами. Ты тут вообще - дело третье.
   Как ни хотелось Полине сказать что-нибудь в защиту Миши, она с восхищенной улыбкой коснулась руки Макса.
   - Конечно, конечно, ты лучший, кто бы сомневался?
   - Я не просто лучший, - Макс встал, расправил плечи, тряхнул волосами. - Я величайший человек на земле.
   - Ой, смотрите-ка на него, - с любовью сказала Полина, глядя на обертку от шоколадного батончика, прилипшую к носку его кроссовка.
   Макс, как в кино, протянул Полине руку, поднял со скамьи и притянул к себе.
   - Ой! - засмеялась Полина.
   Макс серьезно смотрел ей в глаза. Его рука легла на ее бедро.
   - Ты очень красивая, - сказал Макс. - Веришь?
   Полина гордо улыбнулась.
   - Да, ты очень красива. Женщина, достойная великого мужчины.
   Полина рассмеялась. Макс улыбнулся. Но глаза его не улыбались. С чувством собственности он поцеловал ее.
   Полина вздрогнула. Отстранилась. Начала озираться. В ее глазах Макс увидел испуг.
   - Что такое? - спросил он, чувствуя раздражение мужчины, которому не дали получить удовольствие.
   Полина наморщила лоб.
   - Ты это видишь? Чувствуешь?
   - Что? - нахмурился Макс.
   Полина с тревогой смотрела на темно-зеленую поверхность реки, на лица людей, на акварельно-голубое небо.
   - Нет, ничего, - Полина потерла виски. - Башка разболелась...
   - Что?
   - Мне нехорошо.
   Макс взял ее за руку.
   - Садись.
   Полина, тяжело дыша, позволила усадить себя на скамейку. Помахала на лицо воротом желтой футболки.
   - Уф! Это, наверное, от жары...
   - Я принесу попить.
   - Нет, останься со мной! - резче, чем хотела, ответила Полина. Но Макс уже бежал к кафе.
   На несколько минут Полина осталась в одиночестве. Холод пронзил ее сердце, такой странный в этот жаркий летний день. Полину знобило. Все вокруг казалось чужим, враждебным. Резкий смех девочек - подростков, которые на роликах промчались перед ней, заставил Полину вздрогнуть. "Дуры. Как они некрасиво смеются! Кто таких замуж возьмет?"
   Она посмотрела на реку, и увидела, что река грязная, неприятного серо-зеленого цвета. У берега в камышах плавают бутылки и презервативы. Полина отвела взгляд, но не могла найти ничего, на что можно смотреть без отвращения - все грязное и уродливое.
   Вернулся Макс. Протянул бутылочку "Фанты".
   - На, котенок, выпей, легче станет. Только много не пей, на жаре вредно.
   - Котенок, - презрительно усмехнулась Полина. Она с ужасом слушала себя, но не могла удержаться. - Что за дрянь ты купил? Дешевка! А лучше ничего не придумал?
   Она старалась не смотреть на Макса, чтобы не увидеть его таким, какой он на самом деле, а не в ее воображении - противным, глупым, жалким.
   - Полин, ты чего? - неприятным дрожащим голосом спросил Макс. - Что с тобой?
   Полина взглянула на него исподлобья. Тут же отвела глаза, увидев в его глазах нежность, сочувствие и растерянность.
   "Как ловко он изображает любовь ко мне, жалкой уродине! Стыдно так актерствовать".
   Макс сел, обнял ее. Полина, поморщившись, стряхнула его руку.
   - Убери, давит.
   Макс, сгорбившись, уныло уставился себе под ноги.
   Полина отпила из горлышка, не чувствуя вкуса. Звук, с которым она сглотнула, был ей неприятен. В животе заурчало.
   "Если бы он любил меня, не купил бы дешевку. Боже, что со мной?"
   Отвращение, которое Полина испытывала ко всему, перекинулась на нее саму, превратившись в чувство вины и мучительной потери. Словно у нее вырвали кусок сердца. Полина попыталась вспомнить, с чего она так завелась. Все было прекрасно, они целовались. Больше всего на свете ей хотелось вернуться назад и переиграть все.
   Полина робко покосилась на Макса. Его несчастное лицо тронуло ее, не в последнюю очередь потому, что стало еще красивее, чем когда Макс веселился.
   - Хочешь? - Полина протянула ему бутылку.
   Макс, вздрогнув, со страхом взглянул на нее. Неуверенно улыбнулся. Он хотел отказаться, но взял бутылочку, сделал глоток. Этот ритуал странным образом растопил лед между ними.
   - Тебе лучше? - спросил Макс.
   - Да. Прости. Сама не знаю, что со мной.
   - Это не ты, - сказал Макс, задумчиво глядя вдаль. - Это твоя мать.
   Полина сначала с удивлением, а потом с благодарностью взглянула на него.
   - Ты прав. Я только сейчас поняла.
   Макс покосился на нее.
   - Она тебя не любит?
   - Что? Нет! Нет, конечно же любит. Как можно...
   Полина запнулась.
   - Что случилось, когда я поцеловал тебя? Ты испугалась.
   - Ты тут не при чем.
   Полина огляделась. Теперь она не видела ни в предметах, ни в людях никакого уродства.
   - Ты не будешь смеяться?
   - Нет. С чего?
   - Мне кажется, я такая дура...
   - Нет, ты не дура. Я в своей жизни видел много дур. Ты на дуру не похожа.
   - Когда мы целовались, мне показалось, какое-то черное пятно прыгнуло на меня из воздуха. Не знаю, как объяснить. Понимаешь?
   - Если честно, нет, - осторожно ответил Макс. - Я ничего такого не видел. Но я верю, что ты это видела.
   - Мне показалось, вдруг стало очень холодно. Ты... куда-то исчез. Я осталась одна, одна во всем мире... это было ужасно. Прямо как в детстве.
   Голос Полины задрожал. Макс ничего не сказал, только прижал Полину к себе.
   Погладил по плечу.
   - Я здесь, - сказал он так твердо и спокойно, что Полина окончательно избавилась от тревоги.
   Полина взяла сумочку, достала салфетку.
   - Отвернись, пожалуйста.
   Макс отвернулся. Полина высморкалась. Выбросила бумажный комок в урну.
   - Все.
   Макс с улыбкой взглянул на Полину.
   "Высморкалась. Такая смешная. За то и люблю ее, что она еще и сморкается".
   Он прикоснулся губами к нежной, персикового цвета коже ее левой щеки.
   - Я знаю, отчего мерещатся всякие ужасы, - сказал Макс. - Тебя что-то тревожит, просто ты не замечаешь. Когда ты шла на свидание, тревога уже была в тебе.
   Полина нахмурилась.
   - Может, ты и прав. Что же это может быть? Вроде все хорошо.
   - Какие-то проблемы у тебя есть?
   Полина с улыбкой подняла глаза к небу.
   - М-м... я провалила экзамен.
   - Так. Еще.
   - Не знаю. Давай сменим тему. Все в порядке.
   - Нет, не в порядке. Такие вещи просто так не исчезают. Ты боишься пересдачи. Боишься, что не сдашь.
   - Да, - призналась Полина. - Если подумать, такая ерунда! А я трясусь, как осиновый лист. В жизни ничего не пересдавала.
   - Все бывает в первый раз.
   - И, если честно, просто стыдно. В глаза людям смотреть не могу.
   - Ну, это ерунда, - Макс достал пачку сигарет, вынул сигарету, закурил. - Люди вовсе не такие значительные персоны, чтоб стыдиться перед ними. Сегодня ты провалилась, завтра они.
   - Да, попробуй скажи им! Все равно ведь накинутся, как псы на кусок мяса.
   - Да. Чужие беды их радуют. Со своими не справляются, так хоть над чужими поглумиться. Ну ничего. Я с тобой на пересдачу пойду. Буду отгонять палкой этих... критиков.
   Полина рассмеялась.
   - Глупо, правда? Накрутила себя из-за ерунды.
   - Нет, - Макс выбросил сигарету. - Запомни, Полина: в том, что человек делает, думает или чувствует, нет ничего глупого. Все важно. На все есть причины. Серьезные причины. А вот смеяться над этим - глупо. За это убивать надо.
   Я знаю, почему это тебя так тревожит. Потому что ты не признаешься себе, что это тебя тревожит.
   Макс вновь взглянул на нее тем суровым взглядом, который не щадил ни его самого, ни тех, кого он любил.
   - Я знаю, почему твоя тревога так сильна. Тебе не с кем ею поделиться. Твои родители тебя не любят. Им плевать на то, что ты чувствуешь.
   Все, что им нужно - чтобы ты соответствовала их представлениям о том, какой ты должна быть. Ты одинока в собственной семье.
   Полина изумленно взглянула на него. Лицо ее выглядело странно: глаза будто остекленели, губы дрожат.
   Глаза ее наполнились слезами. Полина вскочила, прошла несколько шагов в сторону моста. Развернулась и быстрым шагом пошла в другую сторону, к парку, закрыв лицо руками.
   Макс несколько секунд в странном оцепенении смотрел вдаль. Лицо его окаменело.
   Вокруг смеялись люди. Гоняясь за палкой, лаяла собака. Река с тихим, равнодушным плеском билась о каменные своды набережной.
   Макс сжал кулаки.
   - Чтоб тебя!
   Он вскочил. Увидел, что Полина забыла на скамейке сумочку.
   - Полина! Подожди!
   Она прошла несколько шагов. Остановилась, утирая слезы. Мимо прошла компания парней. У каждого в руке - бутылка пива. Они ржали. Один из них задел Полину плечом.
   Макс догнал Полину.
   - Извини, - он тяжело дышал. - Я... я ляпнул не то. Возьми, ты забыла.
   Полина взяла сумочку. Подняла глаза - сухие и красные.
   - Пойдем, - бесцветным голосом сказала она. - Я устала. Отвези меня домой.
   На тротуаре у остановки в застывших позах стояли люди. Макс и Полина встали чуть в стороне от всех. К ним подошел парень в черной футболке и серых джинсах.
   - Закурить не будет?
   - Да, конечно, - Макс полез в карман.
   Полина почти не смотрела на парня, но после с удивлением обнаружила, что помнит его лицо до мельчайших деталей - и раскосые серо-зеленые глаза, и ямочку на подбородке, светлую челочку в два сантиметра, серьгу в левом ухе. Помнила даже, что в носу у парня росли рыжие волосы. На правом запястье шрам в виде подковы. Несмотря на летнюю жару, парень шмыгал носом, и казался простуженным.
   Прикурив от зажигалки Макса, парень кивнул и пошел дальше.
   Полина повернулась к Максу.
   - Завтра увидимся?
   - Нет, завтра я сутки дежурю. И послезавтра.
   - Значит, в понедельник.
   Летний день разорвал резкий сигнал автомобиля. Крик. Стук. Визг тормозов.
   Полина и Макс обернулись.
   Посреди дороги косо встал длинный, как такса, желтый автомобиль с вытянутой крокодильей мордой. От покрышек идет пар. За автомобилем лежит, раскинув руки, тот самый парень. Выпрошенная у Макса сигарета вылетела изо рта, когда он попал под машину. Она еще тлела на асфальте, вокруг нее рассыпались выбитые зубы.
   - Господи... - плачущим голосом простонала Полина. - Макс, Макс, Ма-а-акс! Скажи, что этого не бывает.
   Полина бросилась к месту трагедии. Макс побежал за ней.
   Мигом собралась толпа. Водитель, почесывая в затылке, смотрел на бледное лицо парня с расширенными, тупо глядящими в небо глазами. На губах выступила розовая пена. Парень шевелил губами, пытаясь что-то сказать. Под ним расплывалась кровавая лужа.
   Полина, заранее зная, что ей станет дурно, пробилась сквозь толпу. Со всех сторон на нее зашипели.
   - Полина... - Макс с трудом протискивался вслед за ней.
   Выбившись в первый ряд, она бросила на жертву автокатастрофы один мимолетный взгляд. Еле слышно ахнула и тут же отвернулась, зажав рот ладонью. Макс пробился к ней, обнял, прижал к себе.
   - Тихо-тихо... все хорошо. "Скорую!" - срывающимся голосом заорал Макс.
   - Да успокойся ты, мальчик, - равнодушным голосом ответил крупный лысый мужик в кожаной куртке. - Щас все будет - и "скорая", и милиция, и гробик...
   Его друг, стоявший рядом, рассмеялся.
   Стоявшие тут же женщины в полголоса обсуждали происшествие.
   - Ой, бедный мальчик, молоденький совсем...
   - Смотреть надо, куда идешь...
   - А водила куда смотрел?
   - Водитель, водитель виноват! Я видела! Эй ты! Смотри, что натворил!
   - Водительские надо отобрать...
   - За...ли эти нувориши! Гонят, сами не видят куда. Вечно свои корыта ставят, куда не надо.
   К остановке подъехал автобус. С шипением раскрылись двери. Хотя было ясно, что автобус не поедет, пока не уберут тело, толпа рассыпалась - люди спешили занять сидячие места в автобусе. Остались только Макс с Полиной и водитель. Водитель выглядел заторможенным. Дрожащей рукой он достал сигареты. Закурил. Начал нервно расхаживать взад-вперед.
   - Черт, - говорил он, - Ну как же так, а?
   Парень снова захрипел. На губах лопнул кровяной пузырь, каплями забрызгав лицо и футболку.
   Полина, высвободившись из объятий Макса, ступила в лужу крови.
   - Полина, - тихо окликнул Макс, чувствуя себя абсолютно беспомощным.
   Упершись руками в колени, Полина склонилась над парнем. Он снова что-то пробулькал.
   Полина повернулась к водителю.
   - Ему холодно. У вас есть одеяло?
   Водитель тупо смотрел на нее.
   Полина, прикусив губу, повернулась к Максу. Тот мог ответить ей только растерянным взглядом. Заметив, что лужа крови расплывается и уже подбирается к мыскам его кроссовок, Макс с брезгливой миной отступил.
   Взглянул на Полину. Глаза Макса округлились.
   - Что ты делаешь?
   Полина, присев на корточки, краем желтой футболки стерла пятно крови на лице пострадавшего.
   - Сейчас приедет помощь. Подожди еще немножко.
   Парень с надеждой взглянул на нее, чуть ли не лизнул ее руку. Полина улыбнулась ему.
   Он прошептал что-то. Макс - слышал - не так, как раньше, на этот раз совершенно отчетливо. Хотя самого слова он не разобрал. Но по тому, как побледнела Полина, понял - это что-то ужасное.
   Ощущая себя полным идиотом, Макс ступил в лужу крови, положил ладонь на плечо Полины.
   - Пойдем, Полина. Мы сделали все, что могли.
   Полина, выпрямившись, взяла его за руку. Они отошли в сторонку.
   Полина виновато улыбнулась. Кажется, я все сделала правильно, да?
   - Ты молодец, - Макс погладил ее по волосам, думая о том, что он-то совсем не молодец. - Что он сказал?
   - Он знает мое имя, - прошептала Полина.
   - Не болтай ерунды.
   - Это не ерунда! - почти вскричала Полина. - Всегда, когда женщина что-нибудь говорит, мужчины думают, что это ерунда!
   - Что ты кричишь?
   - Потому что ты меня не слушаешь! Я точно слышала. Он сказал: "Полина". Господи, я сейчас с ума сойду...
   - Ладно, я тебе верю. Но это ничего не значит. Это какая-то другая девушка, тоже Полина. Кроме тебя, в мире еще есть Полины.
   - И слава богу.
   Макс взглянул на парня. Несчастный влюбленный? Макса передернуло. Так уродливо и жалко было это вывернутое тело на дороге. Если это самоубийство, наверняка за ним стоит какая-нибудь грязная, уродливая историйка. Максу хотелось так думать. Мысль о том, что это умирающее в крови тело когда-то испытывала возвышенные чувства, была омерзительна.
  
   К остановке подъехал еще один автобус, и встал к первому, как говорят в народе, "носом к жопе". Из кабины первого вышел водитель, подошел к месту аварии и сказал, что если сейчас же не устранят затор, он поедет, давя всех и вся.
   Еще пять минут, - сказала Полина.
   Приехала "скорая". Ее приезд стал началом трагикомического фарса.
   Фельдшер, с дымящейся сигаретой во рту, склонившись над парнем, попросил его пошевелить пальцами. Тот смотрел на фельдшера с той же надеждой, с какой смотрел на Полину. На лице фельдшера отразились скука и отвращение.
   Он пощелкал пальцами перед лицом парня. Никакой реакции.
   Полина подошла к фельдшеру.
   - Что с ним?
   Тот, резко обернувшись, раздраженно взглянул на нее.
   - Куда ты прешь, дура!? - рявкнул он, брызнув слюной. Полина отшатнулась. Если бы не шок и усталость, она наверняка бы заплакала. Санитар повернулся к водителю.
   - Ваша работа?- спросил он, небрежным жестом махнув на лежащего в крови парня.
   Водитель кивнул.
   - Помогите нам затащить его.
   Еще двое в салатовой больничной форме принесли кусок брезента.
   - Что вы делаете? - закричала Полина, чувствуя, как ее сердце наполняется чем-то холодным.
   Фельдшер побагровел.
   - Пошла отсюда! Посторонним здесь находиться нельзя.
   Макс, кашлянув, выступил вперед.
   - Мы свидетели. Мы можем показания дать.
   - Хули тут давать-то? - фельдшер, вынув изо рта сигарету, сплюнул. - И так все ясно. Вы хоть не заразные?
   Макс, открыв рот, с глупым видом уставился на него. Фельдшер, бросив сигарету, рассмеялся.
   Полина дернула Макса за рукав. При взгляде на нее у Макса внутри что-то оборвалось. В лице девушки - ни кровинки. Огромные глаза наполнены ужасом. На секунду Макс подумал, что Полину, чего доброго, тоже придется положить в клинику.
   - Смотри, что делают, - сказала Полина. - Сволочи...
   Макс смотрел, как санитары вместе с водителем поднимают тело парня, кладут на кусок брезента. Второпях, небрежно, как мешок мусора. Поднимают брезент за края. Этот импровизированный гамак качается, наружу свесилась рука. Макс знал, что у парня наверняка сломан позвоночник. Санитары своими до ужаса неумелыми, торопливыми, небрежными действиями, возможно, убивают пострадавшего. И, даже если парень дотянет до больницы и выживет - на всю жизнь останется инвалидом.
   Тело погрузили в кузов, прямо на пол. Полина вслед за санитарами и водителем полезла в кузов. На нее зашикали. Но она не обратила на это внимания. Макс - а что ему оставалось делать? - полез за ней.
   Полина всю дорогу до больницы держала парня за руку. Он смотрел на нее все с той же надеждой, и шепеляво гнусавил:
   - Я умру?
   - Нет, нет, не умрешь. Как тебя зовут?
   - Полина...
   Фельдшер прыснул.
   Толкнул локтем в бок товарища.
   - Слышь, А парня-то зовут Полина!
   Оба заржали. Фельдшер, наклонившись к парню, веселым голосом сказал:
   - В следующий раз смотри, куда прешь, Полина!
   Парень не ответил. Всю дорогу до больницы он смотрел только на Полину.
   - Ты будешь ко мне приходить? - прошамкал он.
   - Да, да, я буду приходить.
   - Каждый день?
   - Да, каждый день, - сказала Полина, плача.
   Макс сидел рядом с водителем, тупо глядя на испачканные в крови салатовые брюки сидящего напротив фельдшера. Запах кожаной куртки водителя был ему омерзителен. И умирающий парень - тоже. И он сам был себе омерзителен, потому что в этой истории проявил себя как полный лох. Макс чувствовал благоговение и страх перед решительностью Полины, отсутствием у нее брезгливости.
   "Вот она какая. И я ее учил! Да я кусок дерьма!"
   Полина держала парня за руку, думая о том, что каждая секунда приближает его смерть. Санитары несли его на куске брезента - и это почти убило его. Машину трясло и раскачивало на колдобистых русских дорогах - и это тоже убивало его.
   Сквозь окутавший мозг туман она слышала разговор медработников. Обыденным, затрапезным тоном они произносили слова, похожие на древние колдовские заклятия: "Перелом позвоночника... черепно-мозговая... парез... афазия... множественные оскольчатые переломы шейки бедра..."
   То, с каким равнодушием они отнеслись к пострадавшему, не наложив шину, не зафиксировав голову, означало одно: до больницы парень не дотянет. Готов. При мысли об этом Полина чувствовала горечь и облегчение. Но душу ее охватывал цепенящий ужас оттого, как нелепо все случилось, как обыденна смерть. Еще больше ее ужасало равнодушие окружающих к умирающему, полное отсутствие желания помочь. А если что-то случится с ней, с Максом, с матерью? Всем будет плевать. Те, кто обязан всеми силами спасать ее жизнь, будут лишь стараться как можно быстрее избавиться от нее, скинуть на плечи другим.
   Она держала парня за руку, забыв о том, что держит его за руку, и в этом аду, в своем кошмарном сне слушала, как санитары обсуждают гениальный проход Аршавина в матче с голландцами. Парень хрипло дышал и просил сигарету.
   Он умер почти у самой больницы.
   Макс с Полиной помогли отгрузить тело в морг. Теперь, когда парень уже был мертв, его положили на каталку - потому что в ординаторской была свободная и потому что удобнее везти мертвеца, а не нести на куске брезента.
   Втроем с водителем Макс и Полина сидели в приемном покое, ждали следователя. Следователь явился, быстренько составили опись и протокол. Водитель показал, что парень сам бросился под колеса. Макс с Полиной рассказали, как парень попросил у них сигарету. "Он выглядел больным", сказал Макс, даже не понимая, что подтверждает версию водителя. Услышав такое, следователь обрадовался, собрал подписи и убежал. Было ясно, что дело возбуждаться не будет. Возможность, что родители парня подадут на водителя в суд, была ничтожна. В России так не делается. В России жалуешься на судьбу, мусоришь на улице и скидываешь умирающего на плечи другим, кто "лучше знает".
   Разбитые, усталые, голодные, Макс и Полина через весь город плелись до района, где жила Полина.
   На Санкт - Петербургской им встретилась группа недоперепивших парней, которые, размахивая трехцветными флагами, праздновали вчерашнюю победу сборной на чемпионате Европы.
   - Победа! Победа! Ур-р-р-а-а!
   Полина вспомнила полный надежды взгляд парня. "Ты будешь приходить ко мне?" Заплакала. Сквозь слезы Полина смотрела на пятно крови на желтой футболке. Его крови.
   Один из болельщиков подбежал к ним. Дыша перегаром, заорал в лицо Максу:
   - Победа! Наши голландцев надрали! А-а-а!
   - Да знаю я, - поморщился Макс. - Отвали.
  
   В прихожей Полина, шмыгая носом, сбросила туфли. Макс пугливо оглядывался.
   Светлана вышла из кухни, в переднике и с лопаткой в руке.
   - Доча, раздевайся скорее, я блины пожа...
   Глаза ее округлились.
   - Господи, Полина, посмотри на себя. Где ты была?
   Полина, плача, бросилась к матери, обвила руками ее талию. Ткнулась лицом в шею. Светлана застыла с отведенной в сторону рукой, в которой держала лопатку.
   - Мама... это было ужасно...
   Лицо Светланы смягчилось.
   - Ну ладно, будет...
   Она обняла дочь свободной рукой. И только теперь увидела Макса. Поджала губы.
   - Что вы с ней сделали, молодой человек?
   Макс промолчал.
   - Это не он, мама, - тусклым голосом сказала Полина, отстраняясь от матери. - Автокатастрофа.
   - Господи, - плачущим голосом сказала Светлана. - Ничего не понимаю! Раздевайся скорее, ты вся в... гос-с-споди...
   Макс стоял в коридоре и слушал, как в дальней комнате Полина с матерью снимают с Полины одежду, скрипят дверцами шкафа, ссорятся, плачутся, нервно смеются. Запах чужой квартиры мучил. С кухни потянуло гарью.
   Макс хотел закричать: "Горим!" Но только тихо пробормотал:
   - Блины подгорели...
   Светлана выбежала из комнаты на запах дыма. Бросив на Макса холодный взгляд, вихрем ворвалась на кухню. Ахнула.
   Макс услышал, как она отключает конфорку. Сгоревшее масло на сковороде зашипело тише, тише и еще тише. Бормоча проклятия, Светлана тряпкой разгоняла дым.
   На пороге гостиной показалась Полина в мужской рубашке в красно-зеленую клетку и голубых велосипедных шортах.
   - Макс, - неестественно громким голосом сказала она. - Останься, пообедай с нами.
   - Я пойду, наверное.
   - Нет-нет, оставайся, ничего страшного, - сказала Полина, с досадой глядя на него. Макс, вздохнув, согласился.
   Полина нашла ему свои старые тапочки, розовые, с бантиками. Макс сунул в них ноги, чувствуя себя полным идиотом.
   Все трое сидели за столом. Макс робко отхлебывал из кружки горячий чай. Жевал блины, не чувствуя вкуса. В общем-то, особенного вкуса у них не было. Полина рассказывала. Мать вздыхала, то и дело взывая к Господу.
   Полина умолкла. Светлана убрала волосы со лба дочери.
   - Все хорошо, девочка, не плачь. Все позади.
   - Я знаю. Но это так ужасно... этот мальчик, кровь... и больница... такое отношение. Ужас, ужас.
   - А что ты хочешь, Полина? Мы в какой стране живем? Снега в январе не допросишься! Ешь, ешь блины, пока горячие.
   Полина взяла блин, чайной ложечкой положила на блин черничного варенья. Свернула блин трубочкой. Сунула в рот.
   Светлана, глядя на нее, улыбнулась.
   - Вкусно?
   - М-м, - кивнула Полина, двигая челюстями. Светлана с любовью смотрела, как дочь ест. Макс понял, почему глаза Светланы вдруг наполнились нежностью. Уж очень Полина сейчас походила на маленькую девочку.
   "Интересно, чтоб она сказала, если б увидела, как мы целуемся? Как я через одежду ласкаю грудь ее маленькой девочки?"
   Полина отпила из чашки.
   - Не знаю, как сегодня засну. Этот парень так смотрел. Все спрашивал: "Ты придешь ко мне?"
   Голос Полины задрожал. Но, кажется, плакать она не собиралась. Сегодня она за десятерых наплакалась.
   - И он звал меня по имени.
   - Не бери в голову. Он не может знать тебя. Это другая девушка.
   - Макс мне то же самое говорит.
   - Макс прав, - Светлана покосилась на того, кто прав.
   - Ох, надеюсь, я все сделала правильно.
   - Ну конечно, котенок, ты все сделала правильно.
   "Котенок", подумал Макс.
   Светлана обожгла Макса холодным взглядом.
   - Вкусные блины? - сладким голосом спросила она.
   - Вы уже спрашивали, - сказал Макс, глядя ей в глаза. Полина с тревогой поглядывала на обоих.
   Улыбка Светланы стала шире, взгляд - холоднее.
   - Это... происшествие случилось, когда вы с Полиной были на свидании?
   - Мама...
   - Мы ждали автобус. Я собирался проводить Полину домой.
   - Проводить? Вы воспитанный молодой человек.
   - Нет, - Макс отставил чашку. - Я очень плохой молодой человек.
   - Макс...
   - ...и я по уши влюблен в вашу дочь.
   - И... что же вы делали с моей дочерью на этом... свидании?
   "Я изнасиловал ее. Она сказала мне, что ты сука, и мы ржали как полоумные".
   Макс, глядя в эти холодные глаза, сказал:
   - Ничего нового мы не придумали.
   Он встал.
   - Спасибо, все было очень вкусно... Полина, открой мне.
   - Уже уходишь? - Полина встала из-за стола.
   - Да.
   Макс повернулся к Светлане.
   - Спасибо, все было очень вкусно, Светлана... - он запнулся.
   - Владимировна, - закончила Полина, беря его за руку. Засмеялась. Повернулась к матери. - До свидания, Светлана Владимировна!
   - До свидания, - Светлана нахмурилась, но не сдержала улыбки.
   - Ну, молоток, Полина, - прошептал Макс, припав на одно колено, чтобы завязать шнурки. - Сгладила.
   Полина хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
   - Слушай, не обижайся на нее, а? - шепотом ответила девушка. - Она хорошая, правда. Просто устала и переволновалась.
   - Понимаю, - ответил Макс, глядя на побуревшие пятна крови на кроссовке. Встал с колена. - Ну а ты как? Пришла в себя?
   - Да.
   - О чем вы там шепчетесь? - крикнула с кухни Светлана.
   Полина повернула голову в сторону кухни.
   - Ни о чем, мам!
   - Давай быстрее, чай остынет!
   - Ладно!
   Повернувшись к Максу, Полина снизила голос до шепота:
   - А ты сегодня вел себя молодцом. Герой!
   Она хлопнула Макса по плечу. Тот скривился.
   - Когда теперь встречаемся?
   - Я тебе позвоню.
   - Ладно.
   Полина открыла дверь. На пороге они поцеловались.
   Полина вернулась на кухню. Мать встретила ее строгим взглядом.
   - Шу-шу-шу, - передразнила она. - Как мыши в амбаре.
   Полина обняла Светлану за шею.
   - Не ругайся, мамочка. Ты же знаешь, что больше всех на свете я люблю тебя.
   Светлана сдержанно улыбнулась.
   - Ешь блины.
   - Мне больше нельзя. Посмотри, - Полина задрала мужскую рубашку. - Я жирная, как свинья.
   - Ничего ты не жирная. В самый раз.
   - Жирная!
   - Ладно, - Светлана досадливо махнула рукой. - Отец придет, все сожрет.
   - Все? - улыбнулась Полина, опуская рубашку. - И нас с тобой?
   - Не смейся.
   Взгляд Полины стал задумчивым.
   - Мам, каким папа был раньше? Таким же?
   Мать пристально посмотрела дочери в глаза.
   - Нет. Раньше он был другим. Красивым и стройным.
   Сделав паузу, добавила:
   - Как твой Макс.
  
  
   Глава 8. Кромм.
  
   В день казни небо очистилось, и на ярком солнце Площадь Алого Кирпича горела красным огнем.
   Диана, прикрыв глаза, прижалась затылком к столбу. Столб торчал из наспех сколоченного деревянного помоста. Ноги Дианы по щиколотку утопали в хворосте, который солдаты навалили вокруг столба. Ласковый ветерок шевелил голубое платье. И словно сухими поцелуями покрывал ее бритую голову.
   В цепях их везли на повозке по улицам Города. Наравне с повозкой и вокруг нее, выкрикивая оскорбления, шествовал народ. Что-то мягкое с хряском ударило Диану по щеке. Гнилой помидор.
   - Кто это сделал! - закричала Диана, налитыми кровью глазами оглядывая толпу. - Выйди сюда, я плюну тебе в рожу!
   - Я, я, я это сделала!
   Из толпы к повозке вышла женщина в лохмотьях с орущим младенцем на руках. Шагая вровень с повозкой, она из-за голов хмурых стражников совала Диане плачущего ребенка. - На, на, убей и его тоже! Мужеубийца!
   Женщину оттащили, но Диана, среди иных криков, еще долго слышала проклятия женщины. Жены одного из убитых ею стражников.
   Диана пошевелила затекшими членами. Ремни и цепи впились в тело. Диана простонала.
   Солнце поднялось еще выше, пекло голову, пот ручьями тек по лицу. Клеймо на лбу воспалилось.
   Диана открыла глаза. Увидела внизу озлобленные лица горожан. Кто-то смеялся, показывая гнилые зубы. У ног взрослых дети играли с разноцветными камешками.
   Диана повернула голову. Слава стояла прямо и неподвижно, словно приросла к столбу. Упрямо сжав губы, смотрела перед собой. На ней было, как и на Диане, голубое платье с белыми кружевными воротником и манжетами.
   Слава, повернув голову, посмотрела на Диану.
   - Тебе очень идет платье, - прохрипела Диана. Слава усмехнулась.
   - А у тебя уши торчат.
   - Встретимся на том берегу, сестра, - сказала Диана, чувствуя, что плачет.
   - Да, надеюсь, встретимся.
   Помолчав, Слава добавила:
   - Да хранит тебя Небесный Правитель.
   - Небесная Правительница, - поправила Диана.
   - А... какая теперь, на хрен, разница...
   Диана не удержалась от безумного смеха. Цепи вновь напомнили о себе. Диана закричала от боли. В толпе засмеялись. Кто-то глумливо завыл, дразня ее.
   - Знаешь, - Слава облизнула спекшиеся губы. - А я ведь любила его.
   - Кого?
   - Мужа. Я плакала, когда убила его... Встречу его там, попрошу прощения...
   Слава сделала неосторожное движение, цепи погрузились в ее плоть. По ногам потекли струйки крови. Слава издала мучительный стон.
   Отдышавшись, тихо прохрипела:
   - Мне страшно, Диана.
   - Мне тоже.
   Со стороны Города донесся монотонный гулкий стук: били в огромный барабан. На одной ноте тоскливо выли духовые инструменты, дальние родичи волынок, но с более низким и жирным звуком. Играли в ужасающей гамме, вводящей в мертвое оцепенение. От звуков зловещего похоронного марша, ритм которого напоминал поступь огромной, неумолимой машины, у Дианы сжались внутренности. Она ясно осознала, что умрет.
   В дальнем конце улицы показалась процессия.
   - Едут! - пронеслось в толпе. - Едут, едут!
   - Слава Наместнику! - заорал юродивый, возведя к небу изломанные руки.
   "Ну вот и все, Медведь", подумала Диана, глядя, как приближается эскорт. "Кончилась наша история".
   В аръегарде трясся на черном коне Орлиный Нос. Следом за ним - человек десять солдат в бело-золотых плащах. Один из них держит хоругвь с золотым шаром на фоне ослепительной белизны. Замыкали процессию два палача в колпаках с прорезями для глаз и рта. Чуть позади шествовали музыканты.
   Толпа расступилась. Процессия въехала на площадь.
   Орлиный Нос спешился. Воздел руку, и тут же резко опустил ее, словно разрубал невидимый узел. Звуки марша с дребезгом смешались.
   Начальник отряда подбежал к Орлиному Носу, отдал честь и отрапортовал о приготовлениях к казни. Орлиный Нос, поджав губы, кивнул. Стражник развернулся на пятках, четким шагом вернулся к помосту.
   По знаку Орлиного Носа герольд в двуцветном костюме (левая сторона куртки и штанов зеленая, правая - красная) развернул свиток.
   Диана, подняв глаза, слушала, как герольд противным голосом, похожим на тявканье маленькой собачки, зачитывает приговор, и смотрела, в последний раз смотрела на небо цвета ее глаз.
   - За вооруженный бунт против королевской власти, - тявкал герольд. - За убийство тридцати трех королевских стражей...
   "Тридцать три". Диана похолодела.
   - Смерть! Смерть! - орала толпа. Диана следила взглядом полет белого голубя в вышине, такой безмятежной, такой далекой от земного безумия.
   - УБЕЙ ИХ! - крикнули из толпы.
   - УБЕЙ! УБЕЙ!
   - ВЕДЬМЫ!
   - СМЕРТЬ! СМЕРТЬ!
   Возбужденные крики заглушили голос герольда. Невозмутимо дочитав приговор, герольд свернул документ. Крики как отрезало.
   В напряженной тишине Орлиный Нос медленно взошел на помост. Посмотрел Диане в глаза.
   - Невеста Смерти, - произнес он тихо, но отчетливо, так, что все слышали его. - Не хочешь ли покаяться перед смертью?
   - Нет, - сказала Диана, глядя ему в глаза. Толпа взревела.
   Начальник стражи, с выражением мрачного торжества на лице, подошел к Славе.
   - Невеста Смерти, тебе есть что сказать этим людям перед смертью?
   - Мне нечего сказать.
   Орлиный Нос сошел с помоста. Подал знак палачам.
   Оба взошли на помост. Каждый прижимал к груди сосуд.
   - Смерть! Смерть! - скандировала толпа, в то время как палачи лили на головы осужденных женщин масло.
   - Маркус! - молящим голосом кричала Слава. Масло стекало по ее лбу, заливало глаза, нос, губы, пропитало голубое платье. - Мальчик мой, прости меня!
   - СМЕРТЬ! ОГОНЬ!
   Вдыхая тошнотворный запах масла, Диана закрыла глаза.
   - Святой Ясень пустит корни в душу мою и в сердце мое...
   - Факелы! - крикнул один из палачей.
   - Животворящие соки Его напоят меня во всякое время дня и ночи...
   - Маркус! - кричала Слава. Цепи врезались в тело. В безумии Слава не замечала боли. - Где мой сын? Дайте увидеть его перед смертью!
   - ОГОНЬ! - скандировала толпа. - ОГОНЬ! ОГОНЬ!
   - Листва Его укроет меня от дождя, от снега, от ветра, от бури и от глаз Тьмы ночной, - шептала Диана, глядя, как палачи окунают факелы в сосуды с маслом. Сходят с помоста, чтобы нанизать на факелы огненные цветки. Для этого им нужно через толпу пройти к большой жаровне, под которой ветер рвал языки огня. Толпа расступилась перед ними.
   Масло было холодным, и Диана дрожала, хотя день был теплый.
   На край помоста приземлился белый голубь. В птицу бросили гнилое яблоко, но голубь, взлетев, снова приземлился чуть левее. Тревожно воркуя, он ходил туда-сюда, встряхивая крыльями.
   Остановился. Склонив голову, уставился на Диану красным глазом.
   - Кто ты? - прохрипела Диана. Вдруг страшное подозрение светом озарило ее душу. - Отец?
   - ОГНЯ! ОГНЯ!
   Палачи уже возвращались, воздев над головами пылающие факелы. Толпа сопровождала убийц одобрительным гулом. Орлиный Нос со скучающим видом смотрел перед собой.
   Диана, повернув голову, в последний раз посмотрела Славе в глаза.
   - Вот и все, сестра. Кончен наш бал.
   Слава посмотрела на Диану безумным взглядом.
   - Будь ты проклята. Это все ты, ты, ты виновата! Ты убила моего сына.
   Диана отвернулась.
   В свои последние секунды Диана смотрела на белого голубя, который, тревожно воркуя и взмахивая крыльями, вышагивал на помосте.
   Палач взошел на помост. Голубые глаза в прорезях колпака холодно сверкают. Ветер треплет на верхушке факела огненный цветок. Летят искры.
   Голубь, коротко взмахнув крыльями, взлетел и приземлился прямо у ног палача.
   - А ну пошла! - палач взмахнул ногой, пнул голубя. Тот взлетел, оставив после себя два плавно тонущих в воздухе белых перышка. В толпе послышались смешки.
   - Глупая птица, - проворчал палач. Шагнул к Диане. Неведомо откуда - слева? справа?
  сверху? - голубь спикировал на палача и начал бить его по лицу крыльями.
   Палач с изумленным воплем отбивался от голубя свободной рукой. Попытался достать голубя факелом, чертя в воздухе огненные полосы. Только для того, чтобы голубь, бешено махая крыльями, отлетал на расстояние в две руки и с новой силой яростно обрушивался на палача. Зрители начали смеяться. Орлиный Нос хмурил брови. Задуманная им показательная казнь, призванная явить незыблемость власти Наместника, превращалась в дешевую комедию.
   Диана с восхищением смотрела, как маленькая птица с отчаянной храбростью атакует палача.
   "Отец?"
   Так же внезапно голубь успокоился и улетел прочь. Люди внизу поворачивали головы, изумленно наблюдая, как голубь исчезает в вышине.
   Палач в разодранном колпаке, с расцарапанной до крови грудью встал перед Дианой. Диана смотрела, как огонь пляшет на конце факела.
   Огонь лижет сучья, пожирает деревья. Обезумев, животные бросаются прямо в его ненасытную пасть. Медвежата намертво вцепились друг в друга.
   Запах гари.
   Пепел и дым.
   "Тогда я спаслась. Но Огонь настиг меня".
   Палач смотрел ей в глаза. Ждал, когда жертва заплачет, взмолится о пощаде. Диана молча смотрела ему в глаза.
   Он опустил факел. Огонь почти лизнул облитые маслом сухие ветки. Палач медлил, играя на нервах толпы. Эти люди пришли сюда увидеть зрелище.
   Шли секунды. В толпе поднялся ропот. Диана слушала затравленный стук собственного сердца.
   - Давай же, - чуть слышно сказал Орлиный Нос.
   Палач поднес факел к вязанке хвороста. Диана, стиснув зубы, закрыла глаза.
   - Стойте! Стойте! Стойте!
   Все: зрители, Орлиный Нос, палач на помосте и палач, ожидавший своей очереди внизу у помоста, Диана со Славой - кажется, даже изваянный в бронзе Сармат у часовни - повернули головы.
   Через площадь бежал человек в шлеме с бронзовыми крылышками по бокам и с посохом гонца. Перед собой, как знамение, он держал в вытянутой руке свиток. Вместе с гонцом бежали три его тени.
   - Важное известие для начальника городской стражи!
   Толпа расступилась.
   Тяжело дыша, гонец с поклоном подал Орлиному Носу депешу. Начальник стражи развернул свиток. Его глаза расширились.
   - Кромм, - прошептал он.
  
   Ранее, чем ожидалось, в столицу прибыл королевский военачальник. Даже не заезжая домой, чтобы умыться и наскоро перекусить, он поехал в Королевский Дворец, передать Артуру тревожные вести.
   Ехать Кромм собирался через Площадь Алого Кирпича.
   Несмотря на смертельную усталость, он подивился, как пустынны улицы.
   Вместе с тремя сопровождающими подъезжая к площади, Кромм услышал шум толпы. Происходило что-то исключительное. Кромм согнулся над холкой серого коня с зеленой гривой.
   - Вандермаст, дружок, будь добр, побыстрее, - прошептал военачальник на ухо коню. Вандермаст скакал без отдыха всю ночь, но ради любимого хозяина напряг последние силы и пустился в резвый галоп. Вандермаст был сильнее, чем казалось на первый взгляд. Тощ, но вынослив; ноги тонкие и не слишком мускулистые, но с очень крепкими сухожилиями. Вандермаст не боялся ничего, и мог вынести даже потерявшего сознание, тяжело раненого седока из самого пекла битвы. И сейчас конь помчался к площади, чувствуя то, о чем Кромм еще не знал: что от его скорости зависит спасение чьих-то жизней.
   Вандермаст учуял огонь.
  
   Орлиный Нос, кривясь, наблюдал, как толпа расступается перед серым конем с зеленой гривой. Вандермаст рассерженно бил копытами по красному кирпичу, раздувал ноздри, вращал красными глазами.
   Высокий, статный всадник в медных доспехах и бело-золотом плаще спешился. Направился к Орлиному Носу. С сапог на кирпичную кладку комками отваливалась дорожная грязь. От всадника пахло потом, пылью и кровью.
   Орлиный Нос, бормоча проклятия, припал на одно колено. Склонил голову.
   - Приветствую тебя, Кромм Победоносный, в Золотом Городе. Да хранит тебя Небесный Правитель.
   Кромм снял бронзовый шлем в виде львиной головы. Диана увидела усталое, словно высеченное из камня мужское лицо. Вокруг глаз - морщины. От левого уха до подбородка лицо пересекал уродливый шрам. Кромм провел рукой по ежику тронутых сединой темных волос. Сощурил горящие черным огнем глаза.
   - Не зови меня Победоносным, Владимир, - скорбным тоном ответил Кромм. - Грядут страшные времена, и с тех пор, как Адриан Черный перешел реку Светлянку, этот титул уже мне не к лицу. А Небесный Правитель, видимо, хранит меня для горечи и скорби.
   Владимир встал с колена. В глазах его таилась неприязнь.
   - Мы не ждали тебя так скоро. Что случилось?
   - Я еду во Дворец. На Совете ты все узнаешь.
   - Как скажешь, Кромм, - Владимир поклонился. Кромм оглядел площадь, толпу. Увидел палачей с горящими факелами. Глаза его потемнели еще больше. Кромм посмотрел Диане прямо в глаза. Диане показалось, он будто узнает ее. Самое странное, что и его лицо было ей смутно знакомо.
   - Что здесь происходит? - спросил Кромм.
   Владимир отвесил легкий поклон.
   - Две ведьмы из тюрьмы Витен - Гамот. Бунтовщицы. Схвачены при попытке к бегству.
   Кромм нахмурился.
   - Вооруженный бунт?
   - Верно, - Владимир указал на Диану. - Зачинщица. Подговорила четверых на побег. Тридцать три стражника убиты. В том числе Влад и Арман.
   Кромм поперхнулся.
   - Четыре женщины перерезали три десятка стражников?
   - Да, Кромм.
   Кромм расхохотался. Его смех напоминал карканье ворона. Смех резко оборвался.
   - Впрочем, меня теперь уже ничего не удивляет.
   Кромм снова взглянул на прикованных к столбам женщин. В его глазах Диана увидела потаенный гнев. Ну все, подумала она, нам точно конец.
   - Владимир, - сказал Кромм, сурово глядя на начальника стражи. - Мне это не нравится.
   Владимир нахмурился.
   - Не понимаю тебя. Объяснись.
   - Все это, - Кромм обвел рукой площадь, толпу, помост. - Дешевый фарс.
   - О чем ты?
   - Я вернулся в столицу, пройдя ад смерти и кровавые реки. Адриан наступает, Его сила растет. Несметные полчища Тьмы взяли Виггинхольд. У стен Светлограда мы бились три дня и три ночи. Я потерял полторы тысячи воинов, не считая раненых.
   - Полторы тысячи! - воскликнул Владимир.
   - И в этот роковой час ты устраиваешь увеселительное зрелище для этих... свиней!
   Кромм, поджав губы, презрительно оглядел толпу. Некоторые отвечали ему взорами ненависти, но большинство отводили глаза.
   Владимир сузил глаза.
   - Это не увеселение, а торжество возмездия. Эти женщины - преступницы.
   - Преступницы? Владимир, я прекрасно знаю, что творится в тюрьмах Витен-Гамота, и для чего они предназначены. Я думаю, неделька-другая в подобной тюрьме искупает любое преступление.
   - Но помилуй...
   - Я видел, как пал Виггинхольд. Видел улицы, заваленные трупами. Я видел, как солдаты Адриана вырезают плоды у еще живых, вопящих от боли женщин. Я видел, как они потрясают копьями с наколотыми на них живыми младенцами. И здесь, в столице Королевства, я вижу то же самое! Что дальше, Владимир? Будете сжигать на костре детей, которые воруют яблоки из королевского сада? Что с вами? Неужели Адриан уже проник в ваши души?
   - Адриан здесь не при чем, - как можно спокойнее ответил Владимир. - Это дело справедливости.
   Кромм скривился.
   - Ах, только не говори мне о справедливости! Это слово звучит лживо в твоих устах. Половину из тех, кто сидит во Дворце, следовало бы сжечь на костре. Вот где настоящие преступники. Ты не видел того, что видел я. Прячась в Золотом Городе, не поймешь, что такое Война.
   - Мы не прячемся. Мы лишь в меру сил пытаемся...
   - Владимир, я говорю это все, ибо верю в твой рассудок. Неужели ты не понимаешь - подобные... зрелища на руку Нелюбимому Сыну?
   Владимир промолчал. Кромм устало провел ладонью по лицу.
   - Кто вынес вердикт?
   Владимир поджал губы.
   - Я. На бумаге стоит печать Артура.
   - Где документ? Дайте его мне.
   Кромм развернул свиток. Бегло просмотрел.
   - Что ты делаешь! - вскричал Владимир.
   Средь толпы пронесся изумленный вздох. Кромм разорвал свиток на мелкие клочки.
   Владимир, теперь уже с неприкрытой ненавистью смотрел на военачальника.
   - Не верю глазам своим. Ты... ты нарушил закон Королевства!
   - Именно, - кивнул Кромм. - Я думаю, Артур с превеликим удовольствием бросит меня в темницу. Интересно, кого он назначит командовать войском? Может, тебя? О, я уверен, ты справишься лучше меня!
   Владимир, глядя в насмешливые глаза Кромма, стиснул зубы.
   - Не думай, что ты незаменим, Кромм. Про тебя в Городе давно ходят слухи. Все знают, что ты сумасшедший!
   - Конечно, сумасшедший. Я первый признаюсь в этом. Только сумасшедший мог столько лет служить этому чванливому идиоту, который не видит дальше собственного носа! Если Артур отправит меня в отставку или даже заключит под стражу, я буду счастлив. Может, удастся остаток жизни провести в тишине и покое. Все лучше, чем видеть, как твои солдаты гибнут зря, пока регенты во главе с Артуром жируют во Дворце. А ты... можешь занять мое место. Уверен, ты станешь великим полководцем. Учитывая, что три десятка твоих молодцев не сладили с четырьмя бабами, которые раньше меча в руках не держали.
   Владимир, не в силах вымолвить ни слова, смотрел на Кромма. Губы его дрожали.
   - Это тебе даром не пройдет.
   - Ты забываешься, начальник королевской стражи. Где твоя учтивость?
   Владимир, краснея от унижения, встал на одно колено, склонил голову.
   - Виноват, господин, - выдавил он. - В вашей власти наказать меня.
   Лицо Кромма смягчилось, но огонь в глазах не угас.
   - Нет, Владимир. Я не стану тебя наказывать. Я знаю твою преданность наместнику. Знаю, что в меру сил ты служишь своему народу. Немного осталось теперь таких, как ты. Встань.
   Владимир встал.
   - Теперь прикажи своим людям освободить женщин.
   Владимир побледнел.
   - Я... не могу отдать такой приказ. Это не в моей власти.
   - Да, - кивнул Кромм. - Это в моей власти. Я приказываю тебе.
   - Но...
   - Насколько тебе известно, в военное время мое слово значит больше, чем слово Артура.
   - Но не в столице... Военное положение официально не введено.
   - Я только что ввел его. И, пока не отменю, запрещаю любые казни, тем более по политическим мотивам. Люди нам еще понадобятся. Негоже в лихую годину губить собственный народ. Тем более жен, залог будущего державы. А ты, Владимир, не печалься и не сердись. Ты все делаешь правильно, и я лично готов ходатайствовать о том, чтобы Артур дал тебе титул. Но времена меняются.
   - Да, господин, - Владимир поклонился. Кромм повернулся к своим.
   - Освободите их.
   Его люди направились к помосту.
   Палач, с недоумением глядя на бесполезный теперь факел, отступил в сторону. Первой солдаты освободили Диану. Девушка, шатаясь, сделала несколько слабых шажков на кровоточащих ногах. Иглы боли вонзились в ее тело, и она с криком упала в объятия одного из солдат. Только теперь страх смерти вырвался наружу потоком слез.
   Слава, когда солдаты мечами перерубили ремни и цепи, несколько минут не могла пошевелиться. Она всем телом вжалась в столб, прикованная к нему не цепями, а непонятным страхом свободы. Солдат, подойдя к ней, с учтивым поклоном сказал:
   - Вы свободны, миледи. Господин Кромм дарует вам жизнь. Идемте.
   Солдат подал ей руку, но Слава помотала головой.
   - Нет... нет...
   Но уже в следующую секунду ее взгляд прояснился, она взяла солдата за руку и слабо улыбнулась.
   Диана и Слава предстали перед военачальником. Кромм сурово и пристально оглядел их. Взгляд его смягчился.
   - Эти женщины, ведьмы они или нет, храбро сражались. Слушайте все! - обратился он к толпе. - С этой минуты они находятся под моей защитой. Я беру этих жен себе в телохранители, и дарую им реституцию в полном объеме. Отныне они больше не считаются преступницами. Тот, кто откажется относиться к ним с подобающим уважением, будет иметь дело со мной. Все ясно?
   - Да... да... - отвечали некоторые. Но многие сверлили Кромма полными неприязни взглядами.
   Кромм криво улыбнулся. Шрам на щеке делал его улыбку страшноватой.
   - А теперь расходитесь! Представление окончено.
   Кромм повернулся к Владимиру.
   - Едешь со мной во Дворец?
   Тот покачал головой.
   - Нет. Чуть позже.
   - Воля твоя.
   Владимир отвесил еле заметный поклон.
   Кромм велел своим солдатам ехать в его резиденцию, расседлать лошадей и вести их на конюшни.
   - Проследите, чтобы им всыпали две меры овса. Чистого, сухого, свежего. И воды, но не слишком много.
   Подошел к Вандермасту, погладил по загривку.
   - Ну, красавец, теперь отдохнешь вволю.
   Конь фыркнул, шевеля ушами. "Ничего не имею против".
   Кромм велел подать Славе и Диане походные серые плащи с капюшонами. Девушки надели плащи, накинули капюшоны, чтобы скрыть от посторонних глаз лица. Из тени под капюшоном только поблескивали усталые глаза.
   - Теперь вы под моей защитой, но это еще не значит, что вам нечего бояться. На вас тавро Витен-Гамота, и каждый, кто увидит его, посчитает своим долгом... - Кромм замялся. - ...убить вас. По крайней мере, без оскорблений и косых взглядов не обойдется. И я, к сожалению, не могу поставить на вас свою метку. Носите эти плащи, они укроют вас от глаз врагов. Такие плащи носят только в армии. Сойдете за двух солдат... конечно же, за тонких и изящных солдат.
   Кромм запнулся, и женщины, несмотря на усталость и боль во всем теле, рассмеялись.
   - Спасибо, - сказала Диана.
   Кромм усмехнулся.
   - Не спеши благодарить. Мною двигали не только благородные мотивы. Я был рад возможности насолить Артуру. Магам тоже, - добавил он.
   - Видно, ты не питаешь горячей любви к наместнику, - заметила Слава.
   - Я не люблю власть вообще. Артур всего лишь воплощение того, что мне ненавистно. Но, знаешь, Артур тоже не испытывает ко мне теплых чувств.
   Так что не спешите благодарить меня. Вы стали пешками в не самой красивой политической игре.
   Глаза Кромма мрачно сверкнули. Диана покачала головой.
   - А по-моему, ты на себя наговариваешь. Чтобы выступить против наместника и Совета Магов, нужно великое мужество. Ты подставил себя под удар. Теперь мы обязаны тебе жизнью. И будем делать все, что прикажешь.
   - Все? - Кромм сощурился. - А ты уверена, что я не воспользуюсь твоей преданностью в грязных целях?
   Диана отшатнулась - лицо Кромма стало суровым в эту минуту, а шрам на щеке сделал его похожим на маску смерти. Но в следующую минуту, овладев собой, твердо сказала:
   - Уверена. И знаю, что во всем Золотом Городе, а может, и во всем Королевстве, нет человека более благородного, честного и храброго.
   Кромм усмехнулся.
   - Что ж, доверие - прекрасная черта. Особенно ценная в нынешние страшные времена. Верь в Добро, Диана, дочь Александра. Верь в Добро.
   Диана вздрогнула.
   - Ты знал моего отца?
   - Верно. Когда-то мы были друзьями. Я часто бывал в Волшебном Лесу. Я и тебя видал, когда ты была еще маленьким сорванцом. Но ты меня, конечно, не помнишь.
   - Отчасти помню. Твое лицо показалось мне знакомым.
   - М-да... - Кромм помрачнел. - Я был последним, кто видел твоего отца перед...
   - ...тем, как его убили, - закончила Диана.
   - Да, - на минуту Кромм погрузился в раздумья. Встрепенулся. - О, вот и ваша повозка. Вас отвезут в мою резиденцию, где вы будете находиться, пока не решим, что с вами делать дальше. Вас накормят, напоят и спать уложат. Ингвар проследит.
   К ним подошел и поклонился юноша в доспехах. На вид ему было не больше четырнадцати, нежное лицо не знало щетины. Но в глазах его можно было разглядеть суровый опыт войны и скорбь человека, который на своем веку повидал немало трагедий.
   - Идемте, дамы. Все готово.
   - А ты куда? - Диана повернулась к Кромму.
   - Я должен быть во Дворце. Мне предстоит долгий разговор с Артуром и его знатью. Когда вернусь, не знаю. Может, сегодня вечером, а может, завтра утром.
   - Ты отпустил лошадей. Как ты доберешься до Дворца?
   - Пешком дойду.
   - Пешком?
   Кромм, щурясь, огляделся.
   - Я давно здесь не был. Пройдусь по родным улицам, погляжу на людей, вспомню былые деньки. А по пути обдумаю, как мне рассказать Наместнику о падении Виггинхольда и сдаче Светлограда.
   Некоторое время все трое молчали, глядя, как палачи тушат факелы в чане с водой, а люди Владимира разбирают сколоченный наспех помост.
   - Что там произошло? - спросила Диана.
   Кромм вздрогнул.
   - Это долгая история. Не уверен, что тебе стоит знать об этом.
   - Стоит. Война, если она началась, коснулась меня самым прямым образом. Поэтому я и оказалась в Золотом Городе.
   - О чем ты?
   - Альберт Великий. Железные осы в небе. Неугасимый огонь. Я это видела. Альберт уничтожил Волшебный Лес.
   - Уничтожил?
   - Сжег дотла, - голос Дианы дрогнул. Она не умела говорить об этом спокойно. Слава коснулась ее руки.
   - Диана?
   - Я в порядке, - Диана вскинула подбородок. - На месте Волшебного Леса теперь море пепла. Не осталось даже маленького кустика. И Медведь...
   - Мертв, - закончил за нее Кромм.
   - Да.
   - Ужасная весть. На ее фоне меркнет все остальное.
   Кромм тряхнул головой.
   - Поговорим об этом после. Вы устали. Ингвар, усади их в повозку. И доставь в целости и сохранности.
   - Да, господин, - Ингвар отдал честь. Повернулся к женщинам. - Идемте.
  
   - Подъезжаем, - голос Ингвара вырвал Диану из полудремы.
   Диана открыла глаза. Они подъезжали к приветливому двухэтажному особняку с двумя пристройками; чуть дальше виднелось продолговатое деревянное здание - конюшня, сарай и мастерская.
   Диана выпрямилась на жестком сиденье. У нее вырвался изумленный вздох. Сонливость как рукой сняло.
   - Деревья, Слава! Живые деревья! Поверить не могу!
   Перед домом посадили небольшой садик, который в это время года являлся во всей красе.
   Молодые стройные березки качались от легкого ветерка; зеленые сочные листья шептали о вечной юности, о блаженном покое. Вишни оделись в пенистую накипь бело-розовых цветков; в глубине накипи, жужжа, летали деловитые пчелы и шмели. Липы дали мед, источавший сладковатый аромат, от которого кружилась голова, а полость рта наполнялась слюной. Куда ни кинь взгляд, зелень буйствовала всюду.
   - Какая красота... - прошептала Диана, пожирая сад глазами.
   - Да, Диана, здорово, - сказала Слава.
   Ингвар остановил лошадей на подъезде к особняку. Диана, подобрав юбку голубого платья, соскочила с повозки и, презрев боль в кровоточащих ногах, побежала к саду.
   - Я знал, что вам здесь понравится, - с улыбкой сказал Ингвар, глядя, как Диана гладит кору березы. Диана, ответив горделивой улыбкой, прижалась щекой к пятнистой шкуре березы, закрыла глаза. Лицо ее стало серьезным и сосредоточенным.
   - Да, здесь мило, - Слава потянула носом. Дикий запах травы ударил ей в голову, как вино. - Диана? Все в порядке?
   Диана открыла глаза. Отстранилась от березы. Наморщила лоб.
   - Гибель Волшебного Леса. Они знают, - Диана с благоговейным страхом оглядела деревья, которые таинственно шелестели кронами. - Они чувствуют. Души погибших сородичей взывают к ним из Небесного Сада.
   И я тоже слышу крики. Но для меня Волшебный Лес живой, а не мертвый. Здесь, - Диана приложила ладонь к груди. - Во мне. Я ношу Волшебный Лес в себе. А ты? Я вижу, тебя что-то тревожит.
   Слава подняла глаза.
   - Я думаю о другом.
   - Сын.
   - Да.
   Диана взяла Славу за плечи.
   - Мы найдем его, Слава, обещаю! Завтра же отправимся на поиски. А сейчас нам нужно отдохнуть.
   Ингвар подошел к ним.
   - Госпожа Диана говорит дело. Вид у вас усталый. Выспитесь, а там и господин Кромм вернется. Без него вам в Город выходить опасно.
   Слава кивнула.
   - Мы идем.
   На пороге дома Диана обернулась. Деревья, покачиваясь, шевелили кронами.
  
   Дом и снаружи казался просторным, но внутри был просто бесконечным. Больше всего Диану поразило отсутствие столичной роскоши. Комнаты обставлены скромно, но со вкусом; мебель недорогая, но удобная и прочная. Диана не увидела ни одного лишнего стула. Ничего показного.
   Дом не был мрачным и суровым, как лицо Кромма. Наоборот, уют и приветливость были его сутью.
   В гостиной бросался в глаза камин, в котором в куче холодной золы, наверное, еще с прошлого года лежало наполовину обгоревшее березовое полено.
   По лестнице со второго этажа спустилась девушка в расшитом узорами красном сарафане. Медного цвета волосы ее были заплетены в толстую косу до пояса. Опустив глаза, девица тихо сообщила, что звать ее Ольга, и она будет прислуживать гостям.
   - Вам приготовлены спальни наверху. Идемте.
   Когда Ольга тихо прикрыла дверь, Диана стянула через голову голубое платье. Подошла к окну. Окно выходило в сад. Ветви деревьев царапали стекло.
   Улыбнувшись, Диана скользнула под прохладные простыни, утонув в мягкой перине. Солнечный луч ласково коснулся ее щеки. Диана закрыла глаза, и когда открыла их, солнечный луч жег ее плечо. Она села на постели, чувствуя, что проспала почти сутки. Раны на ногах затянулись розовой коркой. Боль затихла.
   Сладко потянувшись, Диана подошла к окну, распахнула створки. В комнату со стрекотом кузнечиков, буйным запахом травы, сладким ароматом цветов ворвался теплый летний день. Сердце ее охватило радостное предчувствие. Она завоюет этот мир! Великая слава ждет ее. Ей будут поклоняться и стар, и млад, будут слагать песни, легенды о ней облетят всю землю. Диана рассмеялась, раскинула руки, вся подставляясь сухому ветерку.
   Диана одела через голову голубое платье, прислушиваясь к голосам внизу. Женский и мужской. Ольга и Кромм. Ольга говорила тихим голоском, так что Диана не разбирала ее слов. Слышала только Кромма.
   - Все хорошо, да? Ну и славно. Лошадей покормили? Что? Нет, я не голоден. Я не голоден, говорю! Как наши гостьи? Спят? Хорошо. Что? Нет, сапоги я сам сниму. Не надо мне помогать, я не инвалид. Отойди, говорю! Настырная девка!
   - Что здесь происходит? - спросила Диана, выходя в сени.
   Кромм сидел на топчане у стены, пытаясь стащить сапог. Ольга с покорным видом стояла рядом. Вздрогнув, она бросила на Диану виноватый взгляд. И тут же отвела глаза.
   - Что здесь происходит? - повторила Диана, подходя к ним. В ноздри ей шибанул запах немытых ног Кромма.
   - А, чтоб тебя! - Кромм последним усилием со скрипом стащил сапог. Поставил у стены, рядом с первым.
   Утер лоб, поднял глаза. На лице его лежала печать смертельной усталости.
   - Что происходит? Ничего не происходит! Скоро нас всех перережут, как скот! Вот что происходит.
   Диана нахмурилась.
   - Что это значит?
   Ольга поставила на пол домашние туфли. Кромм сунул в них ноги.
   - Это значит, Диана, что я всю ночь - и весь вчерашний вечер - распинался перед светлейшим Артуром и сборищем регентов. Втолковывал им простую истину - Война началась.
   Кромм встал, начал расстегивать ремни, которыми закреплялся на теле медный панцирь.
   - Эти ублюдки в штаны наложили. Они-то думали, все само собой пройдет, как простуда.
   - И что?
   Доспехи с грохотом и лязгом упали на пол. Кромм остался в кольчуге, сияние которой жгло глаза.
   Они отказываются объявить Войну, вот что! Артур посылает Адриану гонцов с подарочками. Надеется превратить разъяренного льва в послушного котенка. Не хочет, видите ли, пугать народ.
   - Безумие...
   Кромм усмехнулся.
   - Добро пожаловать в столицу! Вместо военного положения мы получим кучу праздников и маскарадов. И когда Адриан с войском появится у стен Города, на улицах вповалку будут храпеть пьяные бездельники. Ему останется только взять нас тепленькими.
   Диана ошеломленно молчала. Кромм повернулся к Ольге.
   - Иди в ванную, приготовь мне мытье. После можешь собирать на стол - наши дамы, наверное, проголодались. Ты ведь голодная, а, Диана? - Кромм, впадая в мрачное веселье, подмигнул ей. - Лично я голоден, как стая волков. Вид крови вызывает у меня зверский аппетит. Целый год я смотрел, как гибнут люди, и грыз сухари. Хватит! Пора хорошенько пожрать и выпить.
   Раздраженно хохоча, Кромм направился в свою комнату. Диана и Ольга обменялись растерянными взглядами. Ольга подняла с пола доспехи и, сгибаясь под их тяжестью, понесла в оружейную.
   - Постой, я помогу.
   Ольга испуганно посмотрела на Диану.
   - Нет-нет, госпожа, что вы, я сама...
   - Ничего не сама. Куда нести?
   Вдвоем они отнесли доспехи в заваленную мечами и копьями темную комнату.
   Диана, разогнувшись, вытерла пот со лба.
   "Вот Кромм. Мог бы сам донести. Везде одно и то же".
   Ольга повернулась, чтобы уйти. Диана схватила ее за руку.
   - Эй, слушай, ответь, только честно.
   - Что?
   - С тобой здесь хорошо обращаются?
   - О чем вы?
   Диана облизнула губы.
   - Кромм. Он трогал тебя? Бил? Издевался?
   - Нет, - Ольга отвела взгляд, вырвала руку и, подобрав юбку сарафана, выскочила в коридор.
   Диана осталась одна в темной комнате.
  
   Когда Диана без стука ворвалась в его комнату, Кромм заправлял в холщовые штаны белую ситцевую рубаху. В домашнем он совсем не походил на грозного воителя - обычный домохозяин, который в выходные не прочь поковыряться в саду. Даже шрам на левой щеке утратил свой... блеск.
   - Спасибо, что без стука, - сказал Кромм. - Могла бы и раньше заглянуть. Я как раз стоял голый.
   - Скажи мне только одно. Честно и глядя в глаза. Ты бил Ольгу? Насиловал? Унижал?
   Кромма, который каждый день видел горы трупов и реки крови, нельзя было ничем удивить.
   - Ты юна и наивна, Диана. Поживи с мое, и поймешь: этот честный взгляд в глаза гроша ломаного не стоит. Любой лжец скажет тебе, что глядя в глаза лгать легче всего.
   А насчет твоих подозрений скажу: ты провела в тюрьме без году неделю, а тюрьма въелась в твою плоть и кровь. Тебе везде мерещатся ужасы.
   - Ответь мне.
   Кромм сощурился.
   - Твоя наглость не имеет границ, дочь Александра. Отцу следовало чаще пороть тебя. Ты в моем доме. Вчера я вырвал тебя из когтей смерти. Если бы не я, от тебя осталась бы кучка пепла. Более того - ты клейменная, объявлена вне закона. При первом удобном случае тебя вышлют из Города, снова бросят в темницу или в огонь.
   Лицо Кромма посуровело. Взгляд ожесточился.
   - Одно мое слово - так и будет. И ты, несмотря на то, что под тобой горит земля, смеешь врываться без стука ко мне в спальню. Допрашивать меня, оскорблять нелепыми подозрениями!
   Диана, сжав кулаки, взволнованно сказала:
   - Я хочу, чтобы ты сказал мне правду.
   Кромм тяжело вздохнул.
   - Предположим, твои подозрения верны. Что дальше?
   Диана побледнела.
   - Тогда мне не следует оставаться здесь. Я тотчас уйду.
   Кромм скривился.
   - Куда ты пойдешь, женщина? Тебя схватят на первом углу. Только здесь ты в безопасности.
   Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза.
   Кромм покачал головой.
   - Нет.
   Диана облегченно выдохнула.
   - Нет?
   - Да нет, говорю же! Небесный Правитель, что это? Я в собственном доме оправдываюсь перед девчонкой!
   Нет, Диана, я не бью и не насилую служанок. У меня на это просто нет времени. И желания - тоже. На войне насилия, страха и унижения мне по горло хватает.
   Диана, сама не зная почему, улыбнулась.
   - Рада слышать...
   Кромм криво улыбнулся в ответ. Подошел к столу, налил вишневой настойки из графина. Взял стакан. Не оборачиваясь, сказал:
   - Только не думай, что я какой-то там защитник слабых и угнетенных. Я хозяин в своем доме, и служанка для меня - всего лишь служанка. Если ты думаешь, что Ольга ни разу не бывала в моей постели, ты ошибаешься. Но я клянусь тебе честью твоего отца, что никакого насилия не было.
   Диана нахмурилась.
   - Ты поступил с ней нечестно.
   Кромм отпил из стакана. Он по-прежнему стоял к ней спиной.
   - Каким это образом я поступил нечестно?
   - Воспользовался правом господина. Она не могла тебе отказать.
   Кромм повернулся к Диане. Во взгляде его искрилось скорбное веселье.
   - Я ей нож к горлу не приставлял. Все было честь по чести. Я Ольге даже деньги не предлагал.
   И, уверяю тебя, я нисколько не унизил девку тем, что привел ее к себе в опочивальню. Наоборот - возвысил. Возвысил!
   Кромм поставил стакан на стол. Утер губы рукавом.
   - Поверь, Ольга всему свету разболтала, что военачальник удостоил ее внимания. Я даже думаю, это были самые яркие моменты в ее жизни.
   Он расхохотался, впрочем, без особого веселья.
   - Ты отвратителен, - сказала Диана. - Если бы не долг перед тобой, плюнула бы тебе в рожу!
   Она развернулась и вышла, хлопнув дверью.
   Кромм оборвал смех. С досадой сказал:
   - Дура.
  
   Обед (или завтрак?) шел не очень хорошо. Холод между хозяином дома и Дианой электризовал воздух и создавал атмосферу, непригодную для милой беседы. Слава была молчалива и задумчива. Ольга, чувствуя настроение хозяев, старалась прислуживать так, словно ее и нет. Но, как назло, роняла столовые приборы и проливала мед и пиво.
   - Что-то пиво сегодня немного горчит, - сказал Кромм, отставляя кружку.
   - Я подсыпала яду, - вяло ответила Диана, глядя в тарелку.
   Слава, тяжело вздохнув, взглянула на Диану.
   - Не могу больше. Я должна найти своего сына. Должна знать, что он жив-здоров.
   - Понимаю...
   - Нет, не понимаешь. Ужасное ощущение - словно нога или рука оторвалась от тела и разгуливает где-то сама по себе. Еще немного, и я сойду с ума.
   Кромм, отодвинув стул, встал из-за стола.
   - Куда ехать?
  
   На запряженной парой свежих лошадей повозке мчались по узким улочкам Золотого Города. Диана не видела под капюшоном серого плаща лица Славы. Но по тому, как подруга, вздрагивая, вертит головой, чувствовала ее волнение. И помочь ничем не могла: в такую минуту слова не успокаивают, а только раздражают.
   - Вот, - голос Славы сорвался. - Здесь.
   - Все будет хорошо, - Диана, слабо улыбнувшись, коснулась руки Славы. Но та отчужденно посмотрела на Диану, видя и не видя ее.
   Кромм спрыгнул с козел, обошел повозку, подал руку.
   - Пора.
   Слава привстала с сиденья, но в последний момент повалилась обратно и вжалась в спинку.
   - Нет, я не могу. Извините. Мне страшно. Давайте уедем.
   Она закрыла лицо ладонями. Кромм и Диана обменялись встревоженными взглядами.
   - Ничего, - сказал Кромм. - Подождем немного. Тебе нужно придти в себя.
   - Уже пришла, - Слава встала и спрыгнула на землю.
   - Что я скажу ему? - прошептала она, намертво вцепившись в руку Дианы, когда они подходили к решетчатым воротам. За воротами холодно таращились темные окна мрачного здания сиротского приюта.
   Путь им преградил сторож.
   - Стой, кто идет? Вы к господину надзирателю? По какому делу?
   Кромм выступил вперед. Диана мысленно похвалила его за то, что облачился в начищенные Ольгой доспехи и бело-золотой плащ. На бедре висел меч. Вкупе с мрачным лицом и устрашающим шрамом все это заставило сторожа попятиться.
   - Я - Кромм Победоносный, военачальник Королевства. Эти женщины со мной. Именем Артура приказываю пропустить нас.
   Кромм мрачно сверкнул глазами, кладя руку на эфес меча. Сторож, сглотнув, кивнул.
   - Слушаюсь, господин.
   Он отпер ворота.
   Парадная дверь приюта открылась, по ступенькам крыльца, хромая, сбежал пренеприятный господин в черном сюртуке. Маленькие глазки злобно поблескивают. На огромном горбатом носу красуется отвратительная бородавка. По обеим сторонам голого черепа лезут пучки седых волос.
   - Кого ты пропускаешь, остолоп?! - дребезжащим голосом завопил надзиратель, ковыляя к ним. - Это...
   Увидев Кромма, старикашка выпрямился. Обнажил в широчайшей улыбке надгробия неровных гнилых зубов.
   - О, неужели его высочество Кромм к нам пожаловали? - голос сладкий как мед, но глазки смотрят с затаенной злобой, а руки дрожат и все время будто пытаются выхватить что-то из воздуха.
   "Что он ловит?" подумала Диана.
   - Рад видеть вас в добром здравии, господин Крамс, - Кромм позволил себе сдержанную улыбку. Шрам снова превратил ее в устрашающую гримасу.
   - Как не быть в добром здравии, господин Кромм, когда состоишь на службе в таком важном и нужном заведении. Сам Правитель Небесный возложил на слабые плечи бедного старика тяжкую, но приятную ношу... надзирать за детьми. Дети - это будущее нашего Королевства!
   Крамс, закатив глаза, воздел к небу узловатые руки.
   - Где сейчас дети? - перебил Кромм.
   Крамс, тяжко вздохнув, приложил руки к груди.
   - Во дворе. Дневная прогулка. Бегают там. Играют. Такие маленькие, голодненькие, несчастные. Бедные, бедные сиротки!
   Крамс всхлипнул, злобно глядя исподлобья на Диану и Славу.
   - Буду рад, господин Крамс, если вы будете так любезны проводить нас во двор. Хотим взглянуть на детей.
   Диана увидела, как в воздухе что-то сверкнуло. Крамс вновь сделал свое хватающее движение, и зажал в кулаке брошенную военачальником золотую монету.
   Согнулся в поклоне, развел руки.
   - Ребеночка усыновить хотите? О, милость господина Кромма не знает границ!
  
   - Они вам понравятся, - твердил Крамс, ведя их по мрачным коридорам приюта с зарешеченными окнами. - Очень понравятся. У нас богатейший выбор чистеньких, опрятненьких, умненьких детишек на любой вкус. Сами увидите. Можете взять воспитанного, милого мальчика. Нет? Что ж, не беда. В изобилии имеются девочки. Ничто так не греет душу, как удочерить хорошенькую, послушную, жирненькую девочку. Кому что больше нравится. Хи-хи-хи!
   Крамс толкнул обитую железными полосами дубовую дверь, и вслед за ним Диана, Слава и Кромм вышли во внутренний двор.
   Диана с неприятным чувством оглядывалась. Обшарпанные стены, темные окна, и главное - атмосфера мрака и безысходности создавали у девушки ощущение, что она вновь оказалась в тюрьме Витен-Гамота.
   Под суровыми взорами охранников с дубинками дети бегали по двору, орали, прыгали, кукарекали, дрались, катались по земле. Грязные, неухоженные, дикие. Диана покосилась на Славу. Та смотрела на что-то, не замечая ни шума, ни грязи. На глазах Славы выступили слезы.
   - Это он, Диана. Вон там, в углу. Я узнала его. Руку даю на отсечение.
   Диана посмотрела в тот угол и увидела хрупкого мальчика с тонкими чертами лица. Мальчик сидел в отдалении от всех, прямо на грязных плитках двора, и читал книгу.
   Почувствовав чей-то взгляд, Маркус поднял глаза. И Диана поняла: он. У мальчика были глаза матери, но эти глаза смотрели невинно, в них не было жесткости взрослого. Только задумчивая печаль.
   Мальчик секунду разглядывал незнакомых женщин в черных плащах, высокого мужчину в доспехах и бело-золотом плаще. И снова уткнулся в книгу.
   Слава вцепилась в рукав плаща Дианы.
   - Он не узнает меня. Небесный Правитель, зря я приехала! Что я скажу ему? Как в глаза ему посмотрю? О, бедное мое сердце...
   - Успокойся, все будет хорошо, - прошептала Диана.
   Крамс развел руки, как бы приглашая визитеров присоединиться к орущим и дерущимся детям, к этому празднику жизни.
   - Вот и наши питомцы! Какие они милые, умные, добрые! - он пустил слезу. Шумно протрубил в белый платок. - Ой, не могу... Сердце разрывается, глядючи на этих безответных малюток.
   Кромм сощурился, глядя на дерущихся мальчика и девочку: он вцепился ей в волосы, а она ногтями царапала ему лицо. Оба с искаженными лицами орали дурным голосом.
   - Да, - Кромм пожевал губами. - Милые... ребятишки.
   - Сомневаетесь? - Крамс весь задрожал, потирая руки. - Сейчас продемонстрируем. Эй, ты, иди сюда! - крикнул он охраннику. - Да, да, ты! И захвати с собой этого... мальчика.
   - Мы не... - начала Диана. Кромм жестом велел ей молчать.
   Охранник подвел к ним мальчика с дикими глазами и плутовской улыбкой. На левой щеке пятно от ваксы, под правым глазом - огромный синячище. Верхняя пуговица казенной синей курточки оторвана с мясом.
   - Ах! - прорыдал Крамс, заламывая руки. - Несчастный мальчик. Ну, скажи нам что-нибудь.
   Мальчик ехидно улыбнулся. Наставил палец на Диану и с хитрецой в глазах сказал:
   - А тетя - дура.
   Кровь отхлынула от лица Дианы. Крамс побагровел.
   - Все в порядке, - спокойно сказал Кромм. Мальчик повернулся к нему.
   - Дядя, а можно ваш меч?
   - Зачем он тебе, дитя?
   Мальчик, шмыгнув носом, злобно взглянул на Крамса. Так, что тот в испуге отшатнулся.
   - А я его убью. И сбегу отсюда.
   Крамс, сжав кулаки, смотрел на мальчика испепеляющим взором, но губы отдельно от глаз складывались в учтивую, предназначенную Кромму улыбку.
   - Что ты говоришь такое, милый мальчик? - медовым голосом спросил Крамс.
   - Все в порядке, - повторил Кромм. - Мальчик, а почему ты хочешь убить господина Крамса?
   Крамс подскочил на месте, а Диана отвернулась, пряча улыбку.
   - Потому что он сволочь. Он бьет нас, держит впроголодь. А еще заставляет попрошайничать на улицах, а потом бьет и отбирает все деньги. И тратит их на шлюх.
   - Не слушайте его, - с елейной улыбкой сказал Крамс, бегая глазами. - Мальчик спятил.
   Повернулся к охраннику.
   - Поговори с бедным сироткой.
   Охранник тупо уставился на приютского надзирателя.
   - Поговорить?
   - Да, - сказал Крамс. В его глазах, в каждом из них отражалось по мальчику, и оба мальчика горели в адском огне.
   - Проведи... воспитательную беседу. Объясни маленькому ангелочку, что значит почтение к старшим.
   - Что вы... - начала Диана. Кромм грозно посмотрел на нее из-под густых бровей. Она замолкла.
   Охранник взял мальчика за руку и скрылся с ним за дверью. Послышались глухие удары по телу.
   Дверь открылась, охранник снова подвел к ним мальчугана. Не за руку, придерживал за шиворот.
   Мальчик, вышедший из-за двери, ничем не отличался от того, который минутой раньше скрылся за дверью. Диана не увидела следов побоев. И все же не могла отделаться от ощущения, что за дверью мальчика подменили другим, точной его копией.
   Этот мальчик смотрел на Крамса покорно и доверчиво. Он улыбался.
   - Ну, - Крамс поджал губы. - Скажи этим людям, как тебе живется в приюте под надзором господина Крамса?
   - Очень хорошо, - с готовностью ответил мальчик. Он приветливо улыбался. И только Диана видела в его глазах страх. - Жизнь в приюте - это рай. Мы всегда сыты, одеты и обуты. По воскресеньям нас кормят нажористым кормом для свиней...
   - Обедом, - нежно пропел Крамс, потирая дрожащие руки. - Вкусным воскресным обедом.
   - Сытным и вкусным воскресным обедом. Так что мы жрем до отвала...
   - Кушаем, - Крамс прикрыл глаза. - Кушаем, мой сладкий.
   - Кушаем, - закивал мальчик. Подумал. - Перед едой мы моем руки, а когда садимся за стол, повязываем на шею салфетку.
   - О-о, - вздохнул Крамс, словно слушал прекрасную музыку. - Дальше, дальше, мой дорогой.
   - Обращаются с нами ласково и почтительно, будто мы ублюдки Короля, не меньше.
   Крамс приоткрыл один глаз. Руки его застыли.
   - Господин Крамс, - прошептал он.
   - Господин Крамс, - сказал мальчик.
   Надзиратель открыл второй глаз.
   - Что? Тебе больше нечего сказать, сахарный мой?
   Охранник тихонько ткнул мальчика в спину дубинкой. Тот, вытянувшись струной, затараторил:
   - Господин Крамс для нас как отец родной. Кормит нас, одевает, оберегает, сопельки нам вытирает.
   - Молодец! - Крамс положил ладонь ему на голову. - Умничка!
   - Стойте, - Диана выступила вперед.
   - Не надо, - прошептал Кромм, но Диана отмахнулась.
   - Что такое? - растягивая губы в сладкой улыбке, спросил Крамс. - Что случилось, прелестная барышня?
   Диана указала на улыбающегося мальчика, который покорно глядел на нее.
   - Вы его...- Диана хотела сказать "подменили", но вовремя осеклась. - Вы заставили его говорить все эти вещи.
   - Каким образом, моя дорогая?
   - Охранник избил его там, за дверью.
   Крамс изогнул бровь.
   - Да? Этого не может быть, верно? - обратился он к мальчику.
   - Верно, - кивнул мальчик.
   - Если бы сей благородный господин ударил тебя, остались бы следы, так?
   - Так.
   - И разве в приюте кого-нибудь тронули хоть пальцем?
   - Нет, сэр, - ответствовал мальчик, но от Дианы не укрылась промелькнувшая в глубине его глаз тень страха.
   Кромм кашлянул.
   - Я думаю, Крамс, нужно извинить мою спутницу. Она только-только выбралась из страшной передряги...
   - Знаю-знаю, - закивал Крамс. Сощурясь, уставился на Диану. На губах снова появилась сладкая улыбка. - Прелестная девочка, как я понимаю, отсидела срок в тюрьме Витен-Гамот?
   Диана похолодела. Клеймо на лбу, к которому она привыкла и о котором успела позабыть, теперь снова жгло ей кожу.
   - Это не имеет значения...
   - Диана, - сказал Кромм, делая вид, будто оглядывает серые стены двора.
   - Я думаю, милой девочке лучше закрыть пасть, - глаза Крамса сверкнули. - Потому что людям вроде меня, озабоченным благосостоянием Королевства, нетрудно нанести визит королевскому полицмейстеру. И рассказать о том, какие опасные люди разгуливают по улицам нашей славной столицы.
   Диану охватил гнев.
   Она подошла к мальчику.
   - Ничего не бойся, - сказала она. И начала расстегивать на нем курточку.
   - Остановите ее, - бархатным голосом сказал Крамс. Его руки нервно терлись друг о друга. Никто не пошевелился.
   - Сумасшедшая, - отчетливо услышала Диана. Кромм.
   "Может быть", подумала она, снимая с мальчика курточку, и бросая ее в пыль.
   Потянулась к пуговицам рубашки. Мальчик отшатнулся.
   - Нет, не надо, прошу вас, - теперь он с неприкрытым испугом косился на Крамса.
   - Она мучает ребенка! - возопил Крамс, заламывая руки. - Зачем вы притащили сюда эту полоумную?
   - Диана, - сказал Кромм.
   Диана резко повернулась к нему.
   - Заткнись!
   Кромм, хмурясь, смотрел в ее пылающие гневом глаза. Диана повернулась к надзирателю.
   - И ты тоже!
   Крамс перестал улыбаться. Отступил на шаг. В глазах его появился испуг.
   - Маленькая девочка, зачем же так орать?
   "Потому что я... тоже сирота", вдруг подумала Диана.
   Диана повернулась к мальчику.
   - Нет, не трогай меня! - закричал мальчик.
   - Замолчи, - прошипела Диана. Мальчик попытался оттолкнуть ее. В ярости Диана отвесила ему пощечину (и испытала при этом ни с чем не сравнимое удовольствие). Крамс возмущенно вздохнул.
   "Ах ты, двуличная тварь. Ну, сейчас я тебя".
   Все взгляды были прикованы к ней. Даже дети перестали возиться, и изумленно следили за движениями ее пальцев, нетерпеливо расстегивающих на мальчике рубашку. Последняя пуговица не поддавалась, Диана оторвала ее и сорвала рубашку.
   - Вот! Вот, полюбуйтесь!
   Она схватила мальчика за плечо и грубо развернула. Кто-то из детей ахнул. Кромм поморщился. Слава осталась безучастной.
   - Ну что ты, милая, разве ж так можно, ну зачем? - Крамс нервно мял пальцы. Глаза его бегали.
   Спину мальчика покрывали багрово-черные синяки.
   - Вот оно! - закричала Диана, чувствуя, как торжество заполняет ее до дна. - Видите?
   Она переводила взгляд с одного лица на другое. Торжество в ее глазах угасло. Все, включая детей, молча смотрели на нее. И в глазах их Диана видела осуждение. Она нарушила правила. Сломала порядок, который, как бы ни был ужасен, несправедлив, служил им убежищем.
   Даже Кромм не оказал ей поддержки. "Не то", прочитала Диана в его глазах. "Не то ты делаешь".
   Мальчик вырвался и, шмыгая носом, натянул рубашку. Поднял из пыли курточку.
   - Я могу идти, сэр?
   - Да, яхонтовый мой, - озабоченно сказал Крамс, с ненавистью глядя на Диану. - Иди, поиграй. Оттаскай за волосы какую-нибудь девочку.
   Мальчик подчинился.
   Диана повернулась к Крамсу.
   - Вы... просто дешевый пройдоха!
   - Послушай, - Кромм взял ее за руку. Диана вырвалась.
   - Не прикасайся ко мне, - холодно сказала она.
   Кромм кивнул.
   - Хорошо. Но я хочу сказать тебе пару слов. Отойдем в сторонку, - и с нажимом добавил: - Пожалуйста.
   Диана нахмурилась, но пошла с ним.
   Кромм, приблизив лицо, прошептал ей на ухо:
   - Думай, что делаешь. Сейчас не время поднимать бучу.
   - Ты видел? - прошептала в ответ Диана. - Видел, что сделали с мальчиком? Уверена, с остальными ребятишками то же.
   - Я знаю. Когда увидел синяки на спине ребенка, нисколько не удивился.
   Диана пораженно взглянула на Кромма. Тот кивнул.
   - Да. И не смотри на меня так. Мне прекрасно известно, как обращаются с детьми в этом приюте. Все в Городе знают. Эти приюты, как и женские тюрьмы, рассыпаны по всему Королевству. Дети воров и убийц, дети погибших на войнах. Дети, которых родители отдали в приют, потому что не могут их прокормить. Эти дети никому не нужны. И здесь их не просто бьют. Самых старших используют на тяжелых работах. Они работают с утра до ночи, и некоторые умирают.
   - Кромм! Но это же...
   - Да, - перебил Кромм. - Но помни, что здесь эти несчастные, по крайней мере, обуты и одеты. Что ждет их в ином случае? Голод, бродяжничество, смерть от тифа. Выживших - улица, воровство, грабежи, убийство. И - неизбежно - тюрьма и смерть на виселице.
   - Я не могу поверить! Что это за город такой?
   - Столица славного Королевства.
   - И ты - ты! - знал об этом!
   - Более того. Артур знает.
   Диана вцепилась пальцами в волосы.
   - Блестяще! Но, Кромм, это нужно прекратить! Мы должны что-то сделать.
   Диана смолкла, увидев в его глазах усталую печаль.
   - Мы ничего не можем сделать.
   - Как ты можешь так говорить! Ты, великий воитель! По крайней мере, так о тебе говорят...
   Кромм горько усмехнулся.
   - Великий воитель... не так уж трудно быть тем, кто отдает приказы. Война, кровь, трупы, пожары, крики женщин - все, что я знаю. Война - все, на что я способен. Во всем остальном я беспомощный идиот. Там, где нельзя победить огнем и мечом, я бессилен. А здесь нельзя.
   - Почему?
   - Потому что приюты, как и тюрьмы, на попечении государства, и служат государству. Королевству выгодно иметь наемных рабов. Так было всегда. Сейчас и в эпоху Королей.
   И Артур ничего не может с этим поделать. Я - тем более. Для этого нужно перевернуть с ног на голову саму идею государства. Одному человеку это не под силу. Ладно, я нашел союзников. Мы попробуем раскачать лодку. Разрушить Королевство, которое и без того разрывают противоречия. Значит, опять кровь, насилие, и в итоге - все останется как есть.
   - И что? Сидеть сложа руки?
   - Мы не сидим сложа руки. Мы помогаем Славе воссоединиться с сыном. Большое дело, между прочим. А ты сейчас все портишь.
   - Да! - шепотом заорала Диана. - Я порчу! Все золотые, а я одна плохая!
   - Хорошая! Только хочешь всего и сразу. Эти дети здесь несчастны. Но они не знают ничего другого. Никогда не станут нормальными.
   - Небесный, как же я в тебе ошиблась! Ты трус! Значит, эти сволочи творят что хотят, а мы должны смотреть на это сквозь пальцы, мило улыбаться и петь песенки?
   - А что ты хочешь? Убить Крамса? На его место придет другой. Он сволочь, но по чьей вине эти дети попали сюда? По вине своих родителей. Если здесь вообще можно говорить о чьей-то вине. Что, их тоже убить? Иди, разыщи их. Это жизнь, жизнь, жизнь, Диана! Называй меня как угодно, но я реалист. Есть стены, которые лбом не прошибешь. А ты видишь мир в черно-белых тонах.
   Диана сжала кулаки.
   - Может, ты и прав. Но я не могу смириться с этим. Никогда не смирюсь!
   Кромм вдруг улыбнулся. Суровый взгляд смягчился.
   - Узнаю дочь Александра. Твой отец был такой же. Потому твоя мать... - Кромм запнулся.
   - Что моя мать?
   - Ничего, - он тряхнул головой. - Ты права, Диана, тысячу раз права. Но сейчас нам невыгодно быть правыми. Оставайся такой, какая ты есть, делай все, что ты делаешь, только, прошу, не сейчас. Сейчас речь идет не о справедливости, которую ты хочешь вбить всем в головы, даже тем, кто и слова такого не слышал. И не о твоей гордости. Речь идет о том, чтобы Слава получила сына. Крамс - сволочь, но Маркус находится в руках у этой сволочи. Не поднимай шум. Хорошо? Ради Славы, ради Маркуса. И ради себя самой, - добавил Кромм, взглянув на клеймо у Дианы на лбу. - Крамс - подлая крыса, которая ценит только деньги. И он по-своему прав, потому что за деньги можно купить любую справедливость, какую только пожелаешь. Он может снова упечь тебя в тюрьму. Навеки.
   Диана прикусила губу. Поморщилась, как от зубной боли.
   - Проклятье! - прошипела она. - Ненавижу этот Город!
   Развернувшись, она стремительной, бурной походкой вернулась к остальным. В душе ее тихо тлела угрюмая злоба.
   Кромм, покачав головой, последовал за ней.
   Господин Крамс, счастливо улыбаясь, смотрел на встретившихся после долгой разлуки мать и сына.
   Диана глазами спросила Славу: ну что? Слава покачала головой. В ее глазах Диана прочла: не очень.
   Маркус серьезно и печально смотрел на мать.
   - Кто вы? - спросил он.
   - Ты не узнаешь меня? Я твоя... - Слава запнулась.
   Диана выступила вперед.
   - Маркус, это твоя мать.
   Мальчик смотрел на нее, хлопая глазами, и вдруг расплакался.
   - Врете вы все! Моя мать умерла в тюрьме. Зачем вы так нагло врете? Вы ведьма! Злобная, гадкая ведьма!
   Диана опешила.
   - Кто сказал тебе, что твоя мать мертва?
   - Он, - мальчик показал, кто.
   Все взгляды обратились на господина Крамса. Тот, нервно постукивая по подбородку пальцем, хихикнул.
   - Это шутка, мальчик. Просто шутка. Старина Крамс пошутил.
   - Вы гадкий вонючка, вот вы кто, - бросила ему Диана. Повернулась к мальчику: - Маркус, дядя наврал. Мама твоя здесь. Вот она... Слава, иди же сюда, что ты как... твой это сын или мой?
   - Я здесь, родной, - убитым голосом сказала Слава. Шагнула вперед, снимая капюшон.
   От Славы не укрылось, как в первую секунду в глазах мальчика появился испуг. Да, вот его мать, с усталым, постаревшим лицом, обритая наголо и с клеймом на лбу. Мать, которая убила его отца и попала в тюрьму, а сам он оказался сиротой.
   На лице Маркуса отразилась мука, ему задали слишком сложную для детского ума задачу. Мальчик растерянно смотрел на взрослых.
   Все молчали, никто не помог ему.
   Маркус посмотрел на мать. На его лице отразилась целая гамма эмоций, из которых радость неожиданной встречи была далеко не первой.
   Крамс, облизнув губы, подтолкнул Маркуса в спину.
   - Иди же, иди, милый мальчик. Поцелуй мамочку. Ты же хочешь, чтобы дядюшка Крамс получил свои денежки?
   Маркус подошел к Славе, и не поцеловал ее. Даже на шею не бросился. Но взял за руку и спросил:
   - Зачем же ты пришла, мама?
   Слава, прикусив губу, посмотрела на Диану. Диана ответила ей сочувственным взглядом.
   Слава с болью посмотрела на сына.
   - Тебя повидать.
   - Со мной все хорошо.
   - Я рада, - неловко сказала Слава, свободной рукой вытирая со щеки слезы.
   - Как ты оказалась здесь, мама? Тебе разрешили повидать меня? А потом? Ты снова вернешься в тюрьму?
   - Нет-нет, я больше не вернусь туда. Меня отпустили.
   - Отпустили?
   - Мама заберет тебя отсюда, - вмешался Кромм. - Вы снова будете жить вместе.
   Мальчик наморщил лоб. Вместе? Мама, ты больше не бросишь меня?
   Слава разрыдалась, прижала сына к груди.
   - Нет, нет, милый, обещаю, больше никогда...
   Кромм, морщась (он терпеть не мог сентиментальных сцен), повернулся к Крамсу.
   - Что ж, Крамс, я думаю, мы поняли друг друга?
   - О, конечно, господин Кромм, несомненно, - сказал Крамс, жадно глядя на привязанный к поясу Кромма кожаный мешочек.
   - Мне нужно подписать какие-то документы, или обойдемся без бумаг?
   - Что? О, нет, что вы! Конечно, обойдемся! Кому вся эта канитель нужна, хи-хи-хи! Я знаю, вы человек честный, - глаза Крамса не отрывались от мешочка.
   - Ну, что ж, - Кромм отвязал мешочек. Крамс снова сделал свое хватательное движение, и поймал брошенный Кроммом кошелек.
   - Так, значит, Крамс, эта женщина может забирать своего сына, и вы не в претензии?
   - Конечно, конечно, - сказал Крамс, дрожащими пальцами развязывая мешочек. - Эта достопочтенная дама может забирать свое чадо, и пусть они живут долго и счастливо.
   Он взял одну монетку, попробовал на зуб. Удовлетворенно заворчал.
   Огляделся. Дети, раскрыв рты, смотрели на мешочек в его руках.
   - Убирайтесь, наглые воришки! - завопил Крамс, прижимая к впалой груди кошелек. - Это не вам!
   Он начал торопливо завязывать мешочек. Руки его остановились.
   Крамс поднял глаза.
   - Есть одно НО.
   - Что такое? - нахмурился Кромм. Крамс покосился на Диану. Глаза его хитро блеснули.
   - Эта милая девочка устроила небольшой скандальчик. Обвинила меня в подлости. Безо всяких на то оснований. Будто бы я бью бедных сироток. Я, добрейший человек!
   - Хотите сказать, вы и пальцем никого не тронули, - сказала Диана. Голос ее звенел от гнева.
   - Я? - округлил глаза Крамс. - Конечно! Чистейшую правду говорю. Э, - он поманил одного из охранников. - Скажи-ка, друг милый, я хоть раз ударил кого-нибудь из детей?
   Охранник осклабился.
   - Нет, сэр. Это всегда делаю я по вашему...
   - Пошел вон! - завопил Крамс.
   - Короче, Крамс, что вы хотите? - спросил Кромм.
   - Я человек добрый, зла не помню. Хоть меня и оскорбили ни за что ни про что, - Крамс всхлипнул. - Но обидно, знаете ли. Всю жизнь в поте лица служу Королевству, и вдруг такое...
   - Крамс, - сказал Кромм.
   Крамс приосанился.
   - Я хочу, чтобы она извинилась.
   Диана сжала кулаки.
   - Никогда!
   Кромм, тяжело вздохнув, поднял глаза к небу.
   Схватил Диану за руку, отвел в сторону.
   - Слушай, - зашептал Кромм. - Сделай, как он просит.
   - Извиняться перед этим сребролюбивым уродцем? Никогда! Лучше отрежьте мне грудь! Он получил свои деньги - чего еще?
   - Я же не прошу тебя вставать на колени. Просто скажи, что тебя неправильно поняли, и все. Можешь даже скрестить пальцы.
   - Поверить не могу, что ты предлагаешь мне такое!
   - Я делаю это ради тебя.
   - Я тебя об этом не просила.
   - Ты только выбралась из тюрьмы, тебя чуть не сожгли на костре, а ты уже снова нарываешься на неприятности.
   - По-твоему, я виновата, что мне попадаются одни скоты?
   Кромм сощурился.
   - Ты далеко пойдешь, Диана... Если тебя раньше не повесят.
   Они вернулись к остальным. Кромм самым дипломатичным тоном сказал:
   - Девушка отказывается извиниться.
   Крамс, который на это и рассчитывал, пожал плечами.
   - Что ж, я человек не злопамятный. Но, сами понимаете, содержать бедных сироток - дело дорогостоящее. Ах, несчастные детишки! Сколько нужно денег, чтобы их одеть-обуть-прокормить!
   Крамс со злобным торжеством посмотрел на Диану.
   - И, если полицмейстер, или достопочтенный Владимир, или сам Артур явится сюда и спросит, не пробегала ли тут, случайно, девушка с клеймом на лбу, я...
   - Понятно, - перебил Кромм. - Показал Крамсу другой кошелек. - Не знаю, сколько за такие вести заплатит королевская казна, но, уверен, здесь явно больше.
   - Ах, господин Кромм, - вздохнул Крамс, выхватывая из воздуха второй мешочек. - Вы - самый благороднейший человек из всех...
   - Стоп! - выступила вперед Диана. - Я не намерена играть в эти гнусные игры! Я считаю, что это вы, господин Крамс, оскорбили меня и всех нас.
   Кромм выругался, сверля Диану яростным взглядом.
   Крамс, пряча за спину деньги, приподнял брови.
   - Чего же вы хотите?
   Диана нашла глазами мальчика, которого избили дубинкой. Кивнула головой в его сторону.
   - Мы заплатили двойную цену, и можем усыновить двоих. Я беру этого.
   - Но помилуйте...
   Диана подошла к мальчику.
   - Идешь со мной.
   Взяла его за руку, и отвела к остальным.
   - Это наглый грабеж! - завопил Крамс. Увидев недобрый блеск в глазах Дианы, осекся. Побледнел.
   - Хорошо, хорошо, как скажете. Что может сделать бедный господин Крамс, когда его грабят среди бела дня? Много на свете злых людей, и никого не интересует...
   Диана повернулась к Кромму.
   - Ну что, идем?
   Кромм с оттенком страха смотрел на что-то за ее спиной.
   - Обернись-ка.
   Диана обернулась.
   Дети стояли и молча смотрели на нее, открыв рты. На миг они показались Диане никому не нужными, выброшенными на помойку куклами с глазами-пуговицами.
   - Э, - сказал светленький мальчик с заячьей губой. - Маркуса забирают.
   - И Стивена, - сказала толстая девочка в очках.
   Диана, отступая, с тревогой разглядывала лица детей.
   - Кромм, что они хотят?
   Дети вдруг начали страшно кричать - дикие, звериные звуки. Детские лица исказились безумием. Они бросились к ней.
   Окружив Славу и Диану, дети тянули к ним грязные, худые руки, дергали за рукава плащей.
   - И меня, и меня! Меня возьми! Пожалуйста! Я тоже хочу!
   - Вы меня сейчас разорвете! - закричала Диана. Ужас и гадливая жалость охватили ее.
   Кромм, выхватив меч, крикнул зычным голосом. Дети замерли в испуге, некоторые убежали. Но тут же снова бросились на взрослых.
   - Да они с ума посходили! - закричал Крамс. - Прекратите, глупые дети! Охрана!
   Подбежавшие охранники начали оттаскивать за шиворот детей. Дети орали, вырывались. Мальчик с заячьей губой, извернувшись, вцепился зубами в руку охранника. Тот, ахнув, выпустил мальчика. Другие пустили в ход дубинки.
   Кромм, продравшись сквозь ораву обезумевших детей, притянул к себе Диану.
   - Видишь, что ты наделала?
   - Я не виновата!
   - Забирайте детей и уматывайте!
   Слава, взяв Маркуса на руки, уже подбегала к двери. Диана, крепко сжав руку Стивена, пыталась прорваться сквозь редуты. Цепкие руки, похожие на маленькие обезьяньи лапки, хватали ее за плащ, за руки, щипали за икры. Двое детишек повисли у нее на ногах.
   - Мама, мама, не уходи! - слышала Диана со всех сторон. - Мы тебя любим!
   Стивену тоже досталось. Его били, кусали, в него плевали, а он лягался. Кромм поспешил на помощь. Он хватал детей и отшвыривал их прочь.
   Диана, уже не чая выбраться живой из этого райского местечка, все-таки вырвалась из рук детей. Ринулась к двери. Вскрикнув, остановилась. На ее пути возник лысый мальчик лет десяти. На месте левого глаза зияла черная дыра. Безумно улыбаясь, он протянул к Диане руки. Точнее, одну руку - правую отняли до локтя.
   - Возьми меня, а? - взмолился мальчик, по-паучьи шевеля уродливой культей. - Я хороший. А? Пожалуйста, Диана, забери меня с собой.
   Из единственного голубого глаза выкатилась слеза.
   - Ну пожа-а-алуйста, - протянул мальчик.
   Чуть не плача, Диана вскрикнула:
   - Не могу я тебя забрать!
   "И не хочу", подумала она, оттолкнув инвалида. Побежала к двери. У двери пришлось задержаться. Стивен, обернувшись, с торжеством оглядел бывших приятелей. Показал язык.
   - Э-э-э, а у меня теперь есть мама! А у вас нету! Пока, отбросы!
   Дети с искаженными завистью лицами бросились к Стивену. Но Диана уже вместе с ним скрылась за дверью. Кромм нагнал их в коридоре. Утер лоб.
   - Уф, еле ноги унесли! Не дети, а звери какие-то! Что же из них такое вырастет?
   Диана мрачно усмехнулась.
   - Какой-нибудь новый Адриан.
   - Ну, не знаю, как насчет этого, а ворами и проститутками город обеспечен на сто лет вперед.
   Они остановились, тяжело дыша, на крыльце приюта. Слава и Маркус уже сидели в повозке.
   - Идем! - Диана потащила за собой Стивена, но мальчик упирался ногами.
   - Да что с тобой? - вскричала Диана. Мальчик вырвался, поднял с подъездной дорожки булыжник и бросил в окно первого этажа. Звон. Осколки стекла полетели на свежескошенную траву.
   - Э, ты что творишь, маленький негодник!
   К ним спешил сторож.
   Взял Стивена за шкирку. Встряхнул.
   - Ты что сделал, щенок?
   - Отпусти меня! Я теперь на свободе!
   - Он с нами, - сказала Диана.
   - Кто вы, госпожа? - нахмурился сторож.
   Вмешался Кромм.
   - Это моя жена. Мы только что усыновили этого мальчика. А это вам, - он протянул сторожу золотую монету. - Компенсация за ущерб. Вы будете так любезны открыть ворота?
   - Как скажете, - подобревшим голосом сказал сторож. Открыв ворота, пожелал им счастливого пути.
   Диана покосилась на Кромма.
   - Жена?
   Тот усмехнулся.
   - Дорогая, тебе очень идет это клеймо.
   Кромм помог ей забраться в повозку.
   - Не знала, что ты такой... дипломат.
   Кромм устроился на козлах.
   - Я и сам не знал, - он хлестнул лошадь. - Но! Пошла!
  
   Славу с сыном поселили в одной из гостевых спален. Увидев Стивена, Ольга заохала и тут же повела его наверх, умыть и смазать синяки на спине. Мальчик с восхищением оглядывал убранство комнат.
   - Ух! - Кромм отстегнул брошь у горла, плащ бело-золотой лужей растекся на полу у его ног. - Я слишком стар для таких дел! Чтоб я еще раз сунулся в этот гадюшник! Лучше столкнуться с армией живых мертвецов, чем с оравой беспризорных детишек!
   Диана наморщила лоб.
   - Да, это все так ужасно. Эти дети... Они такие дикие.
   - Не больше чем ты или я. Отмыть их, подкормить да научить держать нож с вилкой - будут как люди. Ольга! Собирай на стол. Лошадей напоили?
   Вечером ужинали все вместе. Мужчины молчали, полностью поглощенные едой. Диана со Славой веселыми голосами болтали о пустяках. Веселье Славы было наигранным. В ее глазах Диана видела тревогу. И во время разговора глазами спрашивала: "Ну что?"
   Слава взглядом отвечала: "Пока не знаю".
   Маркус был замкнут и печален. Стивен, вызывая Маркуса на общение, то и дело толкал его под столом ногой. Маркус, не поднимая глаз от тарелки, молча толкал его ногой в ответ.
   - Что ты крутишься? - спросил Кромм.
   Стивен поднес к лицу ложку.
   - М-м, красивая вещь!
   - Чистое серебро, - сказал Кромм, подмигивая Маркусу. Тот печально улыбнулся.
   Стивен ухмыльнулся.
   - Да! А ваш меч? Тоже из серебра?
   - Из стали.
   - Не говори с набитым ртом, - сказала Стивену Диана.
   Тот, состроив рожу, противным голосом ответил:
   - Да, мамочка.
   Все засмеялись. Диана громче всех.
   Перед сном, когда уложили детей, а Кромм пошел в конюшню проведать лошадей, Диана остановила Славу на лестнице.
   - Ну как?
   Слава с болью посмотрела на нее.
   - Он откроется, поверь, - сказала Диана, совсем не будучи уверенной. В личных отношениях она разбиралась плохо. - Ему нужно привыкнуть.
   Слава слабо улыбнулась.
   - Я знаю. Подождем.
   - Да.
   Они расцеловались. Разошлись по комнатам.
   Диана, зевая и потягиваясь, в ночной рубашке спустилась по лестнице. Кромм в домашнем с мрачным видом ходил по гостиной, дымя папиросой. Рассвет бросал в широкое полукруглое окно снопы пшеницы.
   - Что случилось?
   Кромм одарил ее своей фирменной страшной улыбкой.
   - Поздравляю, мамочка.
   - С чем?
   - Твой пасынок сбежал.
   - Сбежал?
   - И умыкнул мое столовое серебро. Хорошо еще, меч оставил.
   Диана с виноватой улыбкой сказала:
   - Ну, серебро... что столовое серебро? Какие-то ложки! Съезди на рынок, купи новые.
   Кромм, мрачно взглянув на Диану, проворчал:
   - Это семейная реликвия. Такие теперь нигде не найдешь.
   Но он все же оделся, запряг лошадь и поехал на рынок. Вернулся, когда солнце зависло в самой высокой точке неба. Развернул тряпицу и высыпал на стол набор столовых приборов. Из меди.
   - До чего я докатился! Покупаю на рынке всякое барахло. Будто какой-то крестьянин. Скоро буду ходить в рубище.
   - Купил? - с оживлением на лице спросила Диана, спускаясь по лестнице в голубом платье. - Молодец какой! Ну, видишь, нечего было переживать.
   Кромм уставился на нее.
   - Это ты мне говоришь.
   - Да, я! - вспыхнула Диана. - А что?
   - От тебя одни расходы. Ты две ночи провела в моем доме, а я уже потратил больше денег, чем за всю жизнь. А все моя доброта...
   - Ну, знаешь, - ответила Диана. - Если так, то я ни минуты...
   - Да оставайся, - махнул рукой Кромм. - С тобой весело.
   На лестнице кто-то кашлянул. Диана и Кромм повернули головы.
   Одетая в серый плащ Слава стояла на лестнице, сжимая маленькую ручку сына. Маркус спокойно смотрел на них.
   Сделав глубокий вдох, Слава выпалила:
   - Господин Кромм, позвольте выразить вам благодарность за гостеприимство, доброту, щедрость и за все, что вы для нас сделали...
   Кромм, приподняв брови, оглядел ее с головы до ног.
   - Благодарю. Только к чему этот торжественный тон?
   Слава растерянно взглянула на Диану.
   - Она уезжает, - сказала Диана, чувствуя легкий укол в сердце. Она сделала шаг к лестнице.
   - Слава, почему?
   - В Городе вас не тронут, обещаю, - кивнул Кромм.
   Слава, улыбаясь, покачала головой.
   - В столице мне не найти покоя. И я не хочу подставлять вас под удар, господин Кромм. Мне лучше уехать.
   Неловкая пауза. Маркус, задрав голову, посмотрел на мать.
   - Мама, я хочу пить. Можно?
   - Да, конечно, - когда Маркус так просто сказал "мама", лицо Славы осветилось радостью. - Пойдем на кухню. Ольга даст тебе кружку воды.
   Диана оглянулась. Кромм пожал плечами. Диана вслед за Славой и Маркусом отправилась на кухню.
   - Куда же ты намерена отправиться?
   - В Вейерхорн. Это деревня. Три дня пути от Золотого Города. Там живет моя престарелая мать. Думаю, она меня примет. Какая бы я ни была, - неуверенно закончила Слава.
   - Что ты будешь там делать?
   - Заботиться о ней. И о сыне, - сказала Слава, глядя, как Маркус мелкими глотками пьет воду из жестяной кружки.
   - Думаешь, там ты будешь в безопасности? Если захотят, тебя найдут где угодно.
   - Нет. Я думаю о сыне. Он должен расти дома. Среди любящих людей. И еще - гордость не позволяет мне вечно прятаться у Кромма.
   - Мне гордость не позволяет бежать из Города, не разобравшись во всем до конца.
   - У тебя нет сына.
   - Я этому только рада.
   Разговор становился напряженным. Слава повернулась к Маркусу.
   - Ты допил? Идем.
   Диана коснулась ее руки.
   - Слава, послушай меня. Адриан подступает к Городу. Скоро начнется Война... Кромм утверждает, уже началась. Поверь, в скором времени в столице будет безопасней, чем где-либо еще.
   На лицо Славы легла тень страха. Но она, вскинув голову, усмехнулась.
   - Если Нелюбимый Сын есть тот, кем Его считают, даже стены Золотого Города нас не спасут.
   Взгляд ее смягчился.
   - Диана, прошу тебя, не отговаривай меня.
   - Я не буду тебя отговаривать, если ты уверена, что поступаешь правильно.
   - Я поступаю по велению сердца.
   - Тогда я молчу.
   Кромм, выслушав Славу, кивнул.
   - Хорошо. Но своими силами вы из Города не выберетесь. Я велю запрячь лошадей и пошлю в казармы за Ингваром. Он возьмет еще двух солдат. Они вывезут вас из Города и будут охранять до самого конца пути.
   Слава, не в силах словами выразить благодарность, поцеловала его руку. Кромм, нахмурившись, отвернулся.
   Диане же пришла в голову одна мысль. Она взбежала по лестнице наверх в свою комнату. Взглянула в зеркало.
   "Должно получиться".
   Она прикрыла глаза. Вспомнила лицо отца. Душа наполнилась теплом. Внутренним взором Диана увидела себя - такой, какой она была раньше.
   Свет Жизни наполнил ее. Диана, сконцентрировавшись, направила эту энергию в зеркало.
   Открыла глаза. Изумленный вздох сорвался с ее губ.
   Она отрастила себе волосы. Как и прежде, темно-русые с рыжиной, густые, сильные, вьющиеся. Роскошные волосы. Челка не слишком скрывала клеймо на лбу, но теперь она хотя бы выглядит как женщина. Свободная женщина.
   Диана сбежала по лестнице. Кромм вышел распорядиться насчет лошадей. В гостиной стояли только Слава и Маркус.
   На звук ее шагов они обернулись. Слава ахнула.
   - Диана! Что ты...
   - Тихо! - Диана подошла к ней, выставила вперед руки с открытыми ладонями. Прикрыла глаза. - Молчи.
   Почувствовала, как Свет Жизни изливается из нее.
   Открыв глаза, Диана гордо улыбнулась.
   Слава, широко открыв глаза, трогала черные блестящие, ниспадающие на плечи волосы. Сын, открыв рот, смотрел на нее.
   - Мама, ты стала такая красивая.
   - Правда?
   - Да. Теперь ты выглядишь как раньше.
   Слава улыбнулась Диане. Еще раз провела ладонью по волосам.
   - Так странно... Я уже забыла, каково это, когда у тебя есть волосы. Чувствуешь себя...
   - Защищенной, - сказала Диана.
   - Полноценной, - поправила Слава. - Теперь я понимаю, зачем нужна магия.
   - Ну что, вы готовы?
   Кромм застыл на пороге, открыв рот. Диана и Слава, переглянувшись, рассмеялись - так смешно было видеть этого хмурого мужчину в столь комичном положении неподдельного изумления.
   Кромм кулаками протер глаза.
   - Кто это? - спросил он.
   Диана и Слава горделиво улыбнулись.
   Кромм криво улыбнулся.
   - Прекрасно выглядите, дамы.
   Они действительно преобразились. Хотя дело, конечно, не в том, что в лучшую сторону изменилась их внешность. Изменилось их самоощущение. Оно огнем зажгло глаза, оживило походку и жесты.
   - Со мной творится что-то невероятное, - сказала Слава, оглядывая гостиную. - В моем сердце словно расцвела весна. Мне хочется влюбиться. Диана, что это?
   - Свет Жизни, - сказала Диана.
   Слава взглянула на ее рыжеватые волосы.
   - Теперь ты точно похожа на ведьму.
   Слава и Маркус сели в повозку вместе с двумя солдатами. Ингвар, погладив лошадь по загривку, вскочил на козлы. Ольга подала Славе корзину со снедью.
   Диана и Кромм стояли, глядя, как повозка, скрипя, удаляется, уменьшаясь в облаке пыли.
   - Жаль, - сказала Диана. - Я надеялась, она останется со мной до конца.
   - Она не может, - ответил Кромм. - Она несвободна. Мы все просто выполняем свой долг. Как можем. Мы с тобой тоже несвободны.
   - Я делаю то, что хочу.
   - Да, но свободна ли ты от своих желаний?
   Они помолчали.
   - Как думаешь, она сделала правильный выбор?
   - Я как никто уверен, что да. Кто-то должен воевать, а кто-то - растить детей. Чтобы было, за что воевать.
   Кромм нахмурился.
   - Иногда меня мучает мысль, что для того, чтобы рождались дети, нужно кого-то убить.
   Диана посмотрела на небо.
   - Вечером будет дождь. Нужно дров наколоть.
   Кромм тоже взглянул на небо. Чистое, голубое. Раскаленное солнце щедро изливает на землю жидкое золото.
   - Ни облачка, - заметил он. - Тут ты дала маху.
   Диана с легким раздражением взглянула на него.
   - Нет же, говорю, будет дождь! С грозой и порывами холодного ветра.
   Диана сунула в рот палец, подняла над головой руку.
   - Чувствуешь? Дует с северо-востока.
   Кромм, лизнув палец, повторил ее жест. Почувствовал легкий холодок.
   - Ну и что? Просто поток холодного воздуха. Это бывает время от времени.
   - Нет, ничего не просто. Воздух увлажнился. Дышать легче. Не замечаешь?
   Кромм глубоко вдохнул. Пожал плечами.
   - Нет.
   - Слышишь шорох? Это листья, отворачиваясь, трутся друг о друга. Цветки на яблоне закрываются.
   Кромм оглядел свой сад, словно впервые его увидел. Почесал в затылке.
   Диана не могла успокоиться.
   - А птицы? Слышишь, как они щебечут?
   - Слышу. А что им еще делать?
   - Да они трещат без умолку! Они испуганы. Видишь, воробьи летают с дерева на дерево? Как сумасшедшие.
   - Они ищут жучков.
   - Ничего они не ищут! К полудню у птиц уже полные желудки. В природе все по расписанию. А эти носятся, как очумелые. А эта ворона в небе кружит без цели, без смысла. Они все ищут укрытия, - голос Дианы зазвенел. Она сама начинала волноваться, как все вокруг.
   - Да, - проговорил Кромм. - Как солдаты перед битвой. Как ты это чувствуешь?
   Диана не знала, как объяснить на словах. Она схватила руку Кромма и приложила к левой груди.
   - Э... - сказал Кромм. Лицо его сразу стало глупым и смущенным.
   - Ну? - спросила Диана, глядя ему в глаза.
   - У тебя соски затвердели, - сказал Кромм.
   Диана убрала его руку от своей груди.
   - Нужны дрова, - сказала Диана. Отвернулась и направилась к конюшне.
   - Куда ты? - крикнул ей вслед Кромм.
   - Поговорить.
   Он поднял бровь.
   - Поговорить?
   Серый конь с изумрудной гривой, навострив уши, пил воду из поилки. Поднял голову. Капли воды стекали по умной морде.
   - Ну здравствуй, красавец мой, - нежно сказала Диана, проводя ладонью по гладкой шерсти.
   Вандермаст, раздувая ноздри, понюхал ее ладонь. Всхрапнул, топнул копытом.
   - Диана пришла, - в голосе бывалого коня чувствовалась усталая мудрость, и говорил он очень похоже на Кромма. - Вот радость-то! Принесла мне что-нибудь?
   - Ой, нет! Прости, я забыла.
   Вандермаст фыркнул.
   - Ничего, я тебе и так рад. Ты - последняя из Древних, которые понимали язык Природы. Хоть раз в жизни поговорить с умным человеком.
   - Разве ты одинок? А как же Астер? - Диана заглянула в соседнее стойло, где нервно топал копытами молодой черный жеребец с белой звездой на лбу.
   Астер, услышав свое имя, повел головой в ее сторону и насмешливо оскалился.
   - Все бесится, да без толку, - проворчал Вандермаст. - Попробуй, поговори с ним. Все "я" да "я"!
   - Как ты? - спросила Диана. - О тебе тут хорошо заботятся?
   - Да, неплохо, - вздохнул конь. - Только скучно. Отвык я от безделья. Хоть и страшно, а тянет снова в бой.
   - А Кромма, кажется, совсем туда не тянет, - промолвила Диана. - Обратно в Войну.
   Вандермаст согнул шею, лизнул воду, тряхнул гривой.
   - Это только кажется, Диана. Я хозяина знаю. Сердце его неспокойно, да виду не подает. Кромм очень страдает после Светлограда. Там был Хель. Еле живы остались. Народу полегло без счета.
   - Кромм не создан для войны, - заметила Диана. - Вид крови не пьянит его.
   Когда она говорила это, в голосе ее звучала холодная усмешка. Взгляд стал жестким, и каким-то далеким.
   Вытянув шею, Вандермаст понюхал воздух.
   - Скоро будет дождь. И страшная гроза.
   - Да, я сказала Кромму, - кивнула Диана. Взгляд ее стал привычным, безразлично-дружелюбным. Голос звучал как всегда.
   - Дождь - это ничего, если можно укрыться. А куда укрыться от Зла? После дождя всегда снова появляется солнце. Но скоро по миру пройдет буря, от которой, куда ни беги, нигде не скроешься.
   В голосе храброго коня появились нотки страха.
   - Адриан рано или поздно явится. Я чувствую исходящую от него злобу. Он ненавидит нас всех, ненавидит пение птиц и сияние солнца, ненавидит жизнь. Но сильнее всего Он ненавидит Золотой Город.
   Диана помолчала.
   - Что Ему нужно?
   Вандермаст дернул головой. Молча посмотрел на Диану черными умными глазами.
  
   - Что ты делаешь! - Диана поспешила к Кромму.
   Раздетый до пояса, Кромм на заднем дворе колол дрова. На чурбаке стояло березовое полено.
   Услышав крик Дианы, Кромм замер с занесенным над головой остро отточенным топором. Спустя секунду лезвие со свистом опустилось на полено, рассекло и вонзилось в чурбак. В момент, когда топор вонзился в дерево, Диана почувствовала, ее сердце пронзила острая боль.
   Диане показалось, что она, как полено, лопнула и разделилась на две половины.
   - Прекрати!
   Кромм, хмурясь, обернулся. По груди и животу стекали струйки пота. Под бледной кожей играют мускулы. Грудь, живот, плечи украшали (или уродовали) многочисленные шрамы и рубцы.
   - В чем дело?
   - Ты... с ума сошел!
   Кромм оглядел кучку дров рядом с чурбаком.
   - По-моему, это ты сошла с ума. Сначала говоришь, что будет похолодание. Предвещаешь грозу, хотя на небе ни облачка. Просишь заготовить дрова. Я, как послушный мальчик, выполняю твою просьбу. А теперь ты говоришь: "Прекрати!"
   Диана сжала кулаки.
   - Я не просила тебя рубить живые деревья. Неужели ты не чувствуешь, как ему больно?
   - Нет.
   Диана, закрыв глаза, сделала глубокий вдох. С трудом взяла себя в руки.
   - Вы все в этом Городе с ума посходили! Вы не понимаете самых простых вещей. И ты тоже, Кромм. У тебя камень вместо сердца.
   Кромм, выругавшись, отбросил топор.
   - Ты права. Я действительно ничего не понимаю. Девушка, которая убила три десятка мужчин, трясется из-за какого-то деревца! И потом, ты столько лет прожила в лесу. Хочешь сказать, ты ни разу не разводила костер? А зимой, надо думать, совала в рот палец и впадала в спячку.
   Диана уперлась кулаками в бедра.
   - Так, да не так! Это вы, городские, позволяете себе что угодно. В Лесу все было иначе. Закон Ясеня запрещает трогать деревья, полные сока. Я собирала хворост. Знаешь, что такое хворост?
   - Это в Лесу. Здесь, в Городе, в это время года хвороста нет. Его привезут ближе к осени.
   - Руби мертвые деревья!
   - Будь добра, перейди на человеческий язык. О, моя Королева! - Кромм, жутко ухмыляясь, отвесил издевательский поклон. - Что значит "мертвые"?
   - Засохшие.
   - В моем саду нет... мертвых деревьев. Пока я на войне нюхаю трупную вонь, за деревьями исправно ухаживают.
   Они смотрели друг на друга горящими от гнева глазами.
   Лицо Кромма посуровело.
   - Я видел, как гибнут в огне целые сеттлинги. Ты когда-нибудь слышала, как в охваченном пожаром доме кричат женщины и дети?
   Неподдельная боль в глазах Кромма смягчила Диану, но спустя миг она разозлилась пуще прежнего.
   - Да забудь ты про Войну! "Война, война..."
   - Сама забудь! "Деревья, деревья!" Волшебный Лес то, Волшебный Лес се... Нет больше никакого Волшебного Леса!
   Диана, сдерживая гнев, который все прорезался в голосе, сказала:
   - Это жестоко. Я всего лишь...
   - Как хочешь, - обрубил Кромм. Взял топор и поставил на чурбак полено. - Ты просила дров, вот тебе дрова. И нечего голову мне морочить.
   Кромм отвернулся. Диана направилась в сад. И обнаружила, Кромм был прав: хвороста не было. Она набрала лишь несколько сухих веточек.
   Перевалило за полдень. Солнце, тяжелея, зависло над горизонтом. Птицы смолкли. Тени обрели синеватый оттенок. Небо будто опустилось, и в середине его скопились черно-лиловые тучи. Отдаленный грохот становился все ближе, вызывая в сердце тревогу и смутный восторг.
   К вечеру воцарилась влажная духота, и на Город обрушился ливень. Лезвия молний рассекали жидкий воздух, и земля вздрагивала от каждого раската грома.
   Кромм и Диана сидели в креслах у камина. В камине языки огня весело лизали поленья, дерево трещало, гудело, и время от времени издавало жалобный писк. За день дерево успело немножко просушиться, но из-за обильного сока горело все равно плохо.
   - В следующий раз заготавливай дрова загодя, - сказала Диана, глядя в огонь. Языки пламени плясали в ее зрачках.
   - Я собирался, - сказал Кромм, попыхивая папиросой. - Да не успел.
   Они уже помирились. И примирение это зависело от Дианы. К счастью, она легко выплескивала эмоции, и была неспособна долго держать на душе зло. К тому же, казалось нелепым дуться на Кромма в его собственном доме. А он мог неделями не разговаривать с нею, и это делало обиду бессмысленной.
   И, конечно, сказалось то, что оба только что плотно поужинали.
   За окном сверкали молнии, громовые раскаты сотрясали стены дома, струи дождя секли размякшую землю. А в гостиной у огня было уютно и безопасно. Диана, чувствуя, как приятное тепло разливается по телу, неожиданно для самой себя попросила:
   - Расскажи мне о Войне.
   Кромм не повел и бровью. В такие тихие вечера у камина, когда снаружи бушует стихия, никакая тема не кажется опасной или неприятной.
   - Что тебе рассказать?
   - Адриан, - услышала Диана и, только сказав это, поняла, о чем думала все последнее время. - Расскажи все, что знаешь, все, что видел.
   Кромм некоторое время молча курил.
   - Он родился здесь, в Золотом Городе. Это, думаю, тебе известно.
   - Да.
   - Я думаю, тебе будет интересно узнать, что ребенком я своими глазами видел Адриана. Более того, несколько раз мы играли в одной компании.
   Диана с трудом оторвала взгляд от огня. Лицо Кромма было задумчиво.
   - Ты?
   - Да. Адриан жил со своей безумной матерью в южном конце Города, неподалеку от кладбища. Слева от их дома находился морг, а справа - лечебница для душевнобольных.
   Диана слушала, испытывая смутную тоску. Огонь, на который она смотрела, серьезный и мерный голос Кромма погрузили ее в полусонное состояние, когда все воспринимается с фантастической четкостью, и в то же время кажется нереальным. Она слушала древнюю легенду, в которой все вымысел, и которая, тем не менее, повторяется из века в век.
   - Адриана зовут Нелюбимым Сыном, - сказала Диана.
   - Да. Все его ненавидели, даже собственная мать. Никогда не видел ребенка, который вызывал бы столько ненависти.
   - Маги говорили, Адриан был уродлив. Его заставляли носить маску обезьяны.
   Кромм приподнял бровь.
   - Да? Не знаю. При мне никакой маски Адриан не носил. А Магам не верь - они никогда не видели Адриана. Мало кто видел. Болтовню о его уродстве я слышал, и со всей ответственностью заявляю, что они преувеличены.
   Кромм в последний раз выпустил дым, бросил папиросу в огонь.
   - Адриан не был уродом. Только очень хилым и болезненным. Когда ты на него смотрел, казалось, он рассыпется на ходу. Лицо его было самое обычное. Только...
   Кромм замолчал на минуту.
   - Что "только"?
   Кромм тряхнул головой.
   - Глаза страшные. Взгляд суровый, отталкивающий и, прямо скажем, не детский. Смотрит на тебя - и, кажется, насквозь видит. И видит он не хорошее, а плохое. Только плохое. Уставится он на тебя вот так, и молчит. Хочется убежать или... не знаю... что-то в тебе умирает. Вспоминаю эти глаза и понимаю, почему его ненавидели.
   Кромм сунул в рот новую папиросу. Поднес спичку. Его руки дрожали.
   - Нет, Адриан вовсе не был уродом. Он был странным, замкнутым, говорил тихо. Как-то невнятно. Было что-то во всем его существе, в его лице, жестах, походке, вызывавшее страх и отвращение. Хотелось ударить его, обидеть, унизить. И все - и дети, и взрослые - смеялись над ним и унижали его.
   Взрослые и прозвали Адриана Нелюбимым Сыном. А для нас он был Обезьяной. До сих пор не знаю, почему. "Эй, Обезьяна!" - кричали мы ему.
   - И ты тоже? - Диана внимательно посмотрела на Кромма. Тот поморщился.
   - И я тоже. Но скорее за компанию. Я не издевался над Адрианом - такие вещи никогда не доставляли мне удовольствия. Я не испытывал к нему этой безумной всеобщей ненависти. Я просто считал Адриана странным, и... как это сказать? - тем, с кем нельзя дружить, если хочешь, чтоб тебя уважали.
   Кромм улыбнулся.
   - Адриан почти все время молчал, а если открывал рот, говорил невпопад и все какие-то глупости. По правде говоря, он выглядел немного слабоумным. В играх участвовал редко, а если участвовал, всегда проигрывал. Уверен, Адриана это оскорбляло. Злило. Я, кажется, был единственным, кто чувствовал это. Единственным, кто хранил в глубине души хоть каплю жалости к этому жалкому отщепенцу. Знаешь, порой меня мучает мысль, что, прояви я хоть раз это чувство, многого можно было бы избежать и многое спасти...
   Кромм задумчиво смотрел на огонь.
   - А дальше что?
   Кромм вздрогнул.
   - Что, прости?
   - Что дальше?
   Кромм взглянул на зажатую между пальцами папиросу, затянулся.
   - Потом Адриан куда-то пропал. Больше я его не видел. Он прекратил с нами всякое общение. Надоели насмешки и издевательства. По-моему, он и носа на улицу не высовывал. Никто и не заметил его отсутствия.
   Я, как и все прочие, попросту забыл о нем... да, я забыл...
   Кромм вновь погрузился в мрачную задумчивость.
   - И лишь тридцать лет спустя, когда Адриан объявился, я вспомнил Его.
   Первые слухи о Нем появились лет пять назад. В провинциях болтали о каком-то страннике, который учит детей непонятно чему, подстрекает крестьян на бунт.
   - Странник... Я о нем слышала. Когда меня везли в Золотой Город, я побывала в маленькой деревушке на склоне холма. Значит, Адриан был там.
   - Я думаю, Он был везде. Обошел все Королевство. Ходил по спирали, с каждым витком приближаясь к столице. Как лиса кружит вокруг мышиной норы, так Адриан кружил вокруг Города, принюхивался и облизывался.
   Кромм усмехнулся.
   - Представляю, как Он стоял у подножия Холма, ночью, когда светит полная луна. И смотрел вверх, этим своим устрашающим взглядом, на сияющие в ночи Золотые Врата, за которыми скрывался Город, где Его унизили.
   Адриан смотрел на Город и наслаждался ненавистью, которая переполняла его сердце. Он поставил на Городе свою метку. И ушел. Далеко. На южную окраину Королевства.
   Позапрошлой весной Маги забили тревогу. Зеленый маг созвал юннинг. Артур, я, Владимир и вся знать. Маг объявил, что чувствует присутствие незримой магической силы.
   - Эта сила, - сказал он. - Не та, что наша. Это не Свет Жизни. Эта сила иного рода, и она чужда нам.
   Маг обвел всех глазами и мрачно добавил:
   - Это Сила Смерти.
   На секунду в Зале погас свет - шары-светильники будто весело подмигнули. В сердцах наших мы чувствовали с той поры неуютный страх.
   Артур спросил:
   - Хранитель Света, можешь ли Ты сказать что-нибудь об источнике этой силы?
   Маг ледяным тоном ответил:
   - У этой силы, подобно Natalis, нет источника. Она везде. В тебе, в тебе, в тебе...
   Маг указывал пальцем на каждого из присутствующих, и про каждого говорил, что в нем эта сила.
   Надо ли говорить, да и возможно ли сказать это... Что ты чувствуешь, когда Верховный Маг указывает на тебя и объявляет: "Сила Смерти... в тебе".
   - В вас, сказал Маг. В ваших женах и детях.
   Наступило тяжелое молчание. Сервилий, лендлорд западных земель, кашлянул.
   - Простите, но это невозможно.
   Маг обратил на Сервилия свой холодный взгляд. Глаза его ничего не выражали.
   - Достопочтенный лорд сомневается? Или обвиняет меня во лжи?
   Нервные смешки. Лендлорд смешался.
   - Нет. Но, если эта сила заключена в нас... чему я не могу поверить, поскольку ощущаю себя таким же, как прежде... возникает вопрос: как эта ужасная сила попала... э-э-э, к нам внутрь?
   Сервилий покраснел. Присутствующие, в том числе я и Артур, с презрением поглядывали на выступившего. Тем не менее, Сервилий затронул очень важный вопрос, который касался каждого. Надо ли говорить, что все мы затаили дыхание, с трепетом ожидая ответа.
   Маг, прикрыв глаза, сказал:
   - Вопрос твой мне понятен. Нет ничего удивительного в том, что ты не ощущаешь в себе изменений.
   Эта сила, Сила Смерти, Страха и Ненависти, всегда была в тебе, в каждом из нас... и во мне тоже, хотя я, как Магистр Света, способен держать Ее под контролем. Эта магия - Mortus - существовала изначально с момента рождения мира.
   - Но... почему тогда мы ничего о Ней не знали?
   Это восклицание принадлежало Артуру. Наместник казался спокойным - насколько это возможно. Но я, скосив глаза, заметил, что его руки под столом нервно теребят белую мантию.
   - Потому что не было никого, кто овладел бы этой силой. Это казалось невозможным. Чтобы овладеть Mortus, нужно убить в себе любые зачатки любви, добра и сострадания. Мы, маги, видимо, недостаточно хорошо изучили человеческую природу. Мы не думали, что человек, тем более человек высокой породы, способный к волшбе, способен умертвить свою душу и сделать ее черной, как ночь. И сейчас мне непостижимо, кто сподобился на такое. Для окончательного овладения Mortus требуется обряд инициации, о котором я не могу думать иначе, как испытывая ужас и омерзение.
   У Совета Магов пока нет никаких догадок насчет того, кто овладел этой силой.
   Снова тягостное молчание. Владимир задает вопрос, которого ждут все... и на который никто не хочет знать ответ.
   - Вы не сказали главного, - Владимир обвел взглядом Совет. - Я думаю, каждый из нас хочет знать, к чему может привести овладение этой силой.
   Присутствующие с волнением переглядывались. Артур побледнел.
   - Каковы последствия - для нас, для Королевства, для всего мира?
   Зеленый Маг поднял веки. Обратил на Владимира глаза-колодцы.
   - Если существует некая сила, рано или поздно кто-то овладеет ею. Если кто-то овладел магической силой, он непременно пустит ее в ход.
   Тот, кто овладел Силой Смерти, использует Ее против нас. Он неизбежно придет к желанию захватить власть над миром, уничтожить все живое, убить на корню любые проблески любви и радости. Он захочет сделать все и всех мертвым, как мертва его душа.
   - Что это значит?
   - Это значит, что нас ждет первая в истории Магическая война, - Зеленый Маг сухо улыбнулся. - Я также думаю, она будет последней войной в истории мира.
   Услышав такое, мы все буквально застыли на стульях.
   Артур кашлянул. В звонкой тишине этот звук заставил нас вздрогнуть.
   - Спокойствие, господа, - дрожащим голосом сказал Артур. - Еще ничего не потеряно.
   Он обратился к Магу:
   - Как я понимаю, если начнется Война, мир будет уничтожен?
   - Мир не может быть уничтожен. Mortus - изначальное порождение всего сущего. Часть не может уничтожить целое.
   Нет, я говорю о другом. Уничтожат нас. Вместе с нами исчезнет мир, каким мы его знаем. Мир добра, любви и чудес. Нам на смену придут другие. Они построят новый мир. Каким он будет? Это сокрыто от глаз мудрости. Никто из нас не мог предугадать рождения некроманта.
   Владимир вновь взял слово.
   - Насколько я понимаю, Война еще не началась. Ужасы, которые вы описываете, лишь возможный вариант будущего. Вы же говорите о гибели мира, как о чем-то свершившемся.
   На лице Мага не дрогнул ни единый мускул.
   - Потому что это уже происходит. Случилось то, чего никто не предвидел. Наши представления о возможном и невозможном уже рушатся.
   И Сила Смерти уже начинает влиять на вас. Стоило мне рассказать о Ней, как ваши лица побледнели, а глаза наполнились ужасом (возмущенный ропот, кто-то стыдливо отводит глаза). Вы боитесь. Вы готовы сдаться.
   Что тут началось! Артур, бледнея еще больше, вскочил с места, не сказав, впрочем, ни слова. Крики, споры, взаимные обвинения. Я сидел молча, в моей душе творилось что-то странное. Я чувствовал, что-то во мне умирает. Слушал крики заседавших, смотрел на их красные от гнева лица. Я чувствовал, что они пытаются скрыть обуявший их ужас. Мне было стыдно за них. И в то же время я чувствовал, что надежда еще есть. В том, что рассказал Маг, был какой-то подвох. Я знал, что есть выход, но никак не мог осознать его.
   Мало-помалу огонь раздора угас. Чтобы окончательно всех успокоить, один из регентов рассказал очень смешную, по его мнению, историю. Впрочем, смеялся только один человек - Артур. И смех его был не веселый, а нервный и захлебывающийся.
   Регент рассказал, что полгода назад на празднике Летнего солнцестояния ярмарочный шут пророчествовал на потеху публике.
   Он гадал по руке и предсказывал судьбы. Пророчеств его никто не понимал, шут говорил очень путано, порой и вовсе выдавал несусветную чушь. Но шут так ловко подделывал туманный и загадочный тон шарлатанов, которые выдают себя за провидцев, так потешно кривлялся и гримасничал, что все, конечно, смеялись. Никто шуту всерьез и не верил: все знают, что он сумасшедший.
   Под смешки и улюлюканье шут вскочил на праздничный стол и воздел руки.
   - Тихо! - зашипел он, выпучив глаза. - Тихо! Тш-ш-ш...
   В толпе засмеялись еще громче, глядя на идиотскую физиономию шута, который пучил глаза и надувал щеки.
   - Слушай меня, чернь! - шут приосанился. - Вот мое главное пророчество! Пророчество о падении Золотого Города и гибели мироздания!
   Шут строил гротескные рожи, закатывал глаза и заламывал руки. Бубенцы весело звенели на нелепом шутовском колпаке.
   - Через год придет сюда некто, облаченный в одежды черные, и душу имеющий чернее уличной грязи! И солнце скроется, и все покроет мрак, мрак, мрак и тлен, разложение и пепел!
   Кто-то по инерции продолжал хохотать, но некоторые смолкли. Как ни паясничал шут, а голос его и сами слова слишком мрачны и торжественны.
   - Город падет, ах, падет! - жалостливо всхлипнул шут, при этом весело подмигивая. - Все эти красивые домики превратятся в груду кирпичей! Бедные людишки будут плакать, кричать в ужасе! Ах, какая жалость!
   Лица слушателей омрачились, но шут начал отплясывать на столе, чем вызвал новый взрыв всеобщего хохота.
   Вот что рассказал регент. Его выслушали с натянутыми улыбками. Потом разошлись, полные мрачных предчувствий.
  
   Сказанное на Совете должно было держаться в строжайшем секрете. Но, покуда существуют пивные и дома терпимости, ни одна тайна не может надолго оставаться таковой.
   По Городу поползли слухи, в народе началось волнение. У Артура требовали ответа, но у него не было ответа. Чтобы отвлечь горожан, Артур приказал проводить как можно более праздников, ярмарок и увеселений. Город погрузился в бессмысленную праздность. Так продолжается по сей день.
   Но мы, верхушка власти, пребывали в смятении. Зловещее пророчество Мага лишило нас покоя.
   Мы не знали, откуда ждать удара, и вздрагивали от каждого хлопка дверью. Кто овладел силой Mortus? Чего он хочет? Где сейчас находится этот человек? Чего ждать? Войны? С какой стороны? И т.д. Мы терзались бесконечными мучительными вопросами, и не могли найти ни одного ответа. И попусту тратили душевные силы. Воистину, нет участи хуже, чем ожидание чего-то страшного.
   Так, в тягостном ожидании и мучительном страхе, шли дни, недели, месяцы. Артур устраивал праздник за праздником.
   Однажды, когда мы сидели за столом в Зале Королей, я посоветовал Артуру прекратить это безумие. Артур, отставив кубок с вином, уставился на меня полупьяными глазами.
   - Ты не понимаешь, мой друг, - его язык заплетался. - Маг сказал, что страх подпитывает силу этого проклятого... некро-ман-та. Люди должны веселиться, и ни о чем не думать. Тогда Mortus не овладеет их душами. Мы п-победим Силу Смерти Силой Радости.
   Икнув, Артур рассмеялся. Несмотря на изрядное количество выпитого вина, лицо Артура было белее городских стен, выдавая владевший им страх.
   - Неужели ты надеешься защититься от столь великой, древней силы столь дешевыми способами?
   Артур, усушив очередной кубок, надменно и злобно уставился на меня.
   - Нет! - почти рявкнул наместник, вытирая губы рукавом роскошного камзола. - Конечно, нет! Я не такой уж и дурак, каким ты... каким все меня считают!
   - Я не считаю тебя дураком, - сказал я тогда. - Никто не считает тебя дураком. Мы все испытываем к тебе уважение сообразно твоему высокому титулу.
   Но пьяного (а наместник был уже почти пьян) трудно успокоить.
   - Высокий титул Наместника... я самозванец, Кромм. Я не заслужил титул. Впрочем, почему нет? Кто такой наместник? Дешевый клоун, марионетка, которую дергают за веревочки.
   Я молчал. Мне было стыдно и жутко. Можно много чего сказать об Артуре, не скажу, что я в восторге от его качеств политика. Но и слабаком Артура не назовешь. Как и сволочью. По-своему он и умен, и силен, и мудр. Но таких приступов самобичевания я от него не ждал.
   Артур, рассмеявшись, указал куриной ножкой на изваяния трех Великих Королей.
   - Странная насмешка судьбы, не правда ли? Сии великие мужи и близко не сталкивались с тем, с чем столкнулись теперь мы. Почему же Я? Чем я заслужил эту кару?
   Я ответил, что ничем не заслужил, и что никакой кары нет. Происходит то, что должно произойти. К добру ли, к худу - пока неизвестно. Еще я заметил, что Кирилл или Сармат не родились великими, и что мы, может быть, тоже не ударим в грязь лицом.
   Артур, откинувшись на высокую спинку стула, взял кубок.
   - Восхищен твоей выдержкой, Кромм. И не в первый раз!
   Запрокинув голову, Артур осушил кубок.
   Я смолчал. А про себя подумал, что никакой особенной выдержки от меня не требуется: рядом с испуганным человеком каждый не только выглядит, но и чувствует себя храбрецом. Почему-то невозможно бояться, когда рядом боится кто-то другой.
   Артуру же я посоветовал не душить народ праздниками.
   - Мой дорогой друг, - Артур поставил кубок. - Поверь, это все, что им нужно. Может, это и не остановит некроманта... но, по крайней мере, они развлекутся. Когда Он явится сюда с войском, чтобы перебить всех до единого, люди умрут с улыбкой счастья на лице. Это воодушевляет, мой друг!
   - Нисколько. Наоборот, жуть пробирает.
   Я добавил, что, если так пойдет и дальше, когда некромант явится, ему не с кем будет воевать.
   Артур расхохотался.
  
   И так мы все пытались отвлечься, занять мысли, но ничего не получалось. Мы беспрестанно повторяли друг другу, что ничего еще не ясно и что бояться, возможно, нечего. Но все боялись, и чем настойчивее призывали друг друга не бояться, тем сильнее боялись.
  
   Мы много и подолгу (и безуспешно) гадали, кто этот таинственный некромант. Мы считали себя умными и многознающими; мы оказались даже слишком умны. Нам не хватало ума выбрать самый безумный вариант, и связать образ черного колдуна со слухами о страннике, который распространяет в провинциях Королевства ереси.
   Постепенно мысль о некроманте и возможной Войне перестала нас пугать. Время шло, а ничего не происходило. Мы уже обрадовались, решив, что пророчество никогда не сбудется. Мы жестоко ошиблись.
   В Город просочились новые тревожные слухи. Купцы и ремесленники с южной оконечности Королевства, стоило им - с благословения Магов - пройти через Золотые Ворота, начинали кричать о мрачном замке, который невесть кто строит на Эйдосе, одном из островов Прибрежного Архипелага. Над ними смеялись: кто будет строить жилье на Эйдосе, где только непроходимые чащи и угрюмые скалы? Торговцы клялись и божились, что все - сущая правда: на кораблях с черными парусами, похожими на крылья гигантских летучих мышей, через пролив на остров подвозят камень, жидкий асфальт, мореный дуб, песок, глину - стройматериалы. И строится не жилье, а самая настоящая крепость.
  
  
   Кое-кто из них утверждал, что видел над верхушками деревьев башни с острыми шпилями и темными бойницами.
   Двое купцов явились ко двору Артура и поделились опасениями. В Королевстве затевается что-то страшное, говорили они, и с поклоном просили Артура защитить их от неведомой угрозы.
   Лица купцов были бледны, а голоса полны неподдельного ужаса. У нас ни секунды не было сомнений в правдивости их слов. Мы же, слышавшие пророчество, успели впасть в беспечность и забыть слова Зеленого Мага. Нас снова разбудили, и как! Кто-то строит крепость на острове! Без выкупа земли, уплаты налога королевской казне, без печати Артура на договоре о подряде! Это был наглый плевок в лицо каждому из нас. Пророчество на глазах становилось реальностью. Мы ни секунды не сомневались в том, кто строит крепость. Некромант. Мы все еще не знали, кто это, но со страхом убедились, что этот... не-человек обладает влиянием и могуществом. И Он уже готовится к Войне.
   Я получил от Артура распоряжение взять сколько нужно солдат и отправиться на юг, в Порт-Марин, а оттуда на корабле плыть на Эйдос и выяснить, в чем дело.
  
   Я начал готовиться к походу сразу же, как только покинул Королевский Дворец. Мне понадобилось два дня на сборы. Я набрал большой отряд человек в тридцать. Мы ехали с дипломатической миссией, и мне казалось, что этого достаточно.
   Путь со сменой лошадей и всеми остановками занял чуть больше месяца. Один на Вандермасте я доскакал бы до порта за две недели. Но воины, которых я взял с собой, не имели коней, подобных Вандермасту, и не отличались моей выносливостью. Неизбежно возникающие в пути проблемы тормозили нас. Я жалел, что взял такой большой отряд. Больше людей - больше проблем. Но поступить иначе я не мог, не зная точно, что ожидает нас на Эйдосе.
   Путь пролегал по низине, на которой невидимая рука Небесного Правителя раскидала отдельные деревушки. Плодородная земля, сады, луга и поля, приветливые ручейки т тихие заводи. Эта территория принадлежит знати Золотого Города. В первый же день пути мы остановились в Светлянице, феоде, который по ленному праву принадлежит мне с рождения. Там мы хорошо отдохнули.
   Это была лучшая часть пути.
   Дальше - пустыня красного песка с темно-зелеными чахлыми кустиками; всхолмье и коварные болота. Обходной путь через лес, который тянется до Воющих гор. Перевал через горы опасен и труден. Ни разу мне не удалось преодолеть его, не потеряв ни одного человека. Так случилось и в этот раз: один солдат сломал ногу, его пришлось оставить. Второй с высокой скалы сорвался в ущелье. Мы услышали дикий отчаянный вопль. После - глухой стук. Крик оборвался.
   Оставив позади Воющие горы, мы спустились в живописную низину, согретую ласковым южным солнцем. Леса там густые, темные и прохладные; луга сочные, запах травы кружит голову; земля жирная, липкая и щедрая.
   И, конечно, мы остановились на пару дней в белокаменном Светлограде, который еще называют южной столицей. Его Серебряные Ворота, как и Врата столицы, сияют на много километров вокруг, но не слепят, а дают отдых глазу. Вид Серебряных Ворот вызывает ощущение покоя, мира и тихой радости. И люди в Светлограде под стать: спокойные, кроткие и добрые. С запада Светлоград защищен рекой и озером; с востока - непролазным лесом; с севера - оконечностью хребта Воющих гор; с юга - древней крепостью. Ее основал Виггин, брат Эдмунда. Как горько сознавать, что ни Светлограда, ни крепости... впрочем, не будем об этом.
   Вдоль реки мы достигли порта, и наняли корабль с экипажем на борту, чтобы пересечь пролив.
   Всю дорогу из столицы до порта меня терзали мрачные предчувствия. Во всем, что я видел, мне чудилась безысходность. В воздухе застыла глухая угроза. Сам воздух будто потерял запах и вкус. Тусклое, мертвое солнце скупо отдавало земле жидкие снопы лучей. Королевство замерло в тревожном ожидании. Все было так и не так. Меня не оставляло ощущение взгляда в спину. Кто-то следил за мной.
   Чем быстрее мы приближались к порту, тем сильнее меня охватывало ощущение, что мы лезем в заготовленные для нас паучьи сети.
   Я прекрасно осознавал, что ощущения могут обманывать. Остальные не замечали ничего странного. Потому я отогнал это чувство.
   Дождавшись попутного ветра, мы подняли паруса и поплыли к острову. Берег остался позади, стал крошечным. Впереди уже виднелся остров, и за верхушками деревьев я увидел мрачный замок. Одна башня с коническим шпилем уже достроена. Две другие походили на торчащие в серое небо обломки черных зубов.
   Погода стояла прекрасная. Стеклянная поверхность моря спокойно плескалась в огромной чаше от горизонта до горизонта. Словно мускулы, перекатывались волны. Из воды, сверкая на солнце, выпрыгивали зеркальные карпы.
   Остров уже был так близко, что, казалось, можно было оставить корабль и добежать до берега по воде.
   Кромм на миг будто споткнулся. Покачав головой, взял кочергу. Наклонился, помешал пылающие уголья.
   - Что случилось? - Диана, наморщив лоб, вгляделась в его сумрачное лицо.
   Кромм с плохо скрываемым смятением продолжил:
  
   - Произошло что-то странное. В один миг мои солдаты, крепкие, верные, испытанные в деле - сошли с ума.
   - Сошли с ума?
   - Озверели. Устроили резню. Те, кто в тот момент были не при мече, вцепились друг другу в глотки. На моих глазах погибли от руки товарищей семеро. Я приказал остановиться, но их разум помутился. Я выхватил меч и бросился в самую гущу этого безумия. Схватил одного из солдат, который держал меч двумя руками, острием вниз, намереваясь пронзить поверженного друга. Минутой раньше оба сидели на скамеечке, курили и обменивались шутками.
   Когда я схватил его с криком: "Эй ты, разуй глаза, я твой командир! Отставить!", он оскалился и занес меч. Я так поразился злобе, которая горела в его глазах, что не успел отбить удар.
  
   Диана, внутренне содрогнулась от мерзости этой истории. Кромм поскреб пальцами шрам на щеке.
   - Он ударил тебя. Твой солдат.
   - Да... Кровь из рассеченной щеки потекла мне в рот. Дикая злоба охватила меня.
   Глаза Кромма блеснули отблеском того безумия. На губах заиграла зловещая улыбка.
   - О, если б знала, что за ощущение! - восхищение в голосе Кромма напугало Диану: голос его дрожал, как у мужчины в предвкушении соития. Военачальник, облизнувшись, нервно потер ладони. Его руки дрожали.
   Диана вскочила, озираясь в поисках оружия. Кромм сейчас бросится на нее, изнасилует и забьет кочергой.
   Безумный огонь в глазах Кромма угас. Он нервно рассмеялся. Протянул Диане открытые ладони.
   - Не бойся. Ты моя гостья, в моем доме тебе ничто не угрожает.
   - Да, кроме тебя, - выпалила Диана. Осеклась.
   - Извини, - села в кресло. Потерла лоб. - Со мной что-то странное творится... Возможно, я сама для себя опаснее, чем кто-либо.
   Гостиная перестала быть уютной.
   - Мне продолжить?
   - Да, пожалуйста. Расскажи, чем закончился поход. И хватит на сегодня. Я устала.
   - На чем я остановился? Ах да. Я взмахнул мечом, и меч моего противника со звоном упал на палубу. Вместе с рукой. Солдат с тупым удивлением смотрел, как кровь хлещет из обрубленного запястья. Спустя миг передо мной был нормальный человек, молодой парень. Он завыл в ужасе от вида собственной крови, пал на колени.
   Я отрезвел, остальные тоже пришли в себя. Растерянно оглядели трупы друзей, побросали мечи, схватились за головы. Они пьяно шатались по палубе, выли в голос, рыдали. "Что мы натворили!". Они все время кричали это.
   Я повернулся и крикнул экипажу корабля поворачивать назад, хотя мы уже почти ткнулись носом в остров.
   Резкая смена курса почти у самой береговой линии - дело почти невозможное. Но страх делает невозможное возможным. Мы вернулись.
   Возвращение в Золотой Город, как ты понимаешь, было бесславным. Цели мы не достигли. Артур был в гневе. Я его не виню. Он не был с нами и не пережил этот ужас. В битве ты всегда знаешь, кто враг, а кто друг. Но, когда сталкиваешься непонятно с чем, когда друг становится врагом - животный ужас охватывает тебя целиком и лишает рассудка.
  
   Уголья в камине едва тлели. Дождь прекратил. Гром грохотал где-то вдали.
   Диана, а за ней - Кромм - встали.
   - Я спать, - сообщила Диана. - А ты?
   - Пожалуй, пройдусь. Посмотрю, в каком состоянии дороги.
   Осенив друг друга на ночь трианглем - знаком Небесного Правителя, они разошлись.
  
   Глава 9. Адриан.
  
   Диана вскочила ни свет ни заря. Накинув на голое тело серый плащ, спустилась в гостиную. На столе остывал завтрак. Ольга, надев рукавицы, кочергой выгребала из камина в ведерко холодную золу.
   - Где Кромм?
   Ольга, вздрогнув, оглянулась.
   - Господин уехал в казармы.
   - Прекрасно. Я тоже ухожу. Если Кромм вернется раньше меня, скажи, что я вернусь к вечеру.
   Ольга кивнула. Отвела глаза.
   Диана подошла к ней.
   - Господин хорошо с тобой обращается?
   Лицо Ольги просветлело.
   - О, да! Со мной нигде не обращались так хорошо, как в этом доме! Господин Кромм - лучший человек, которого я знаю! А в Городе его не любят. Может, потому и не любят.
   Диана молча изучала ее лицо. В глазах служанки светился восторг. И говорила она искренне.
   Диана вдруг крепко сжала ее руку. Ольга ахнула от боли.
   - Что вы делаете?
   Диана задрала до локтя рукав Ольгиного платья.
   - Тогда откуда вот это?
   На сгибе локтя девушки красовался лиловый кровоподтек.
   Диана, не слушая горячих протестов девушки, расстегнула высокий ворот ее платья. На шее - красные пятна.
   - Прекрасно, - с сарказмом сказала Диана. - Так, значит, господин Кромм хорошо с тобой обращается?
   Девушка побледнела. Прикусила губу.
   Диана отступила на шаг.
   - Подними юбки.
   - Умоляю вас...
   - Подними.
   Ольга подняла юбки. На левом бедре бледный шрам.
   След от ножа.
   - Может, объяснишь мне, откуда этот шрам? Только не говори мне, что сама порезалась.
   Ольга, опустив юбки, попятилась.
   - Не ваше дело...
   Диана шагнула к ней, протягивая руки.
   - Не бойся. Да чего ты боишься, глупая? Я помочь хочу.
   Ольга, плача, выбежала из залы.
   Диана растерянно оглянулась.
   - Что я сделала не так? - спросила она у гостиной. - Сумасшедший дом!
  
   Диана дернула на себя дверь оружейной.
   Заперто.
   На кухне она взяла большой нож. Спрятала в кармане плаща.
   Яркое летнее солнце горело в чистом голубом небе. Улицы Золотого Города запружены людом. Диана, легко ступая босыми ногами, лавировала в толпе. Она поймала ощущение грации. У Дианы была цель, и она знала, что все получится. Теплый ветерок забирался под плащ, сухими губами целовал ее тело.
   Диана шла, глядя прямо перед собой. В этом состоянии сосредоточенного мышления Диане казалось, что реальна только она сама и ее цель. Люди, здания, собственные мысли и чувства, не связанные с ее целью, казались Диане чем-то призрачным. Препятствия на пути к цели - маленькими канавками, хлипкими заборчиками.
   - Что вы делаете? - вскричала Диана. Она остановилась.
   На улице средь бела дня трое молодых парней в кожаных штанах, белых льняных рубашках били ногами что-то аляповатое. Аляповатое барахталось на земле, крича от боли. Впрочем, крики перемежались безумным хихиканьем.
   Один из парней, с волосами пшеничного цвета, обернулся. Вслед за ним двое других прекратили избиение, удивленно глядя на приближавшуюся фигуру в сером плаще.
   - Перестаньте сейчас же!
   Услышав женский голос, подонки заухмылялись.
   - Баба, - белобрысый шагнул к ней. Диана выставила перед собой нож. Откинула капюшон, тряхнула волосами.
   - У тебя десять секунд, чтобы убраться.
   Тот замер, с испугом глядя на клеймо у нее на лбу.
   - Не выделывайся, - неуверенно сказал блондин. - А то я тебе зубы пересчитаю.
   Диана усмехнулась.
   - Ах, как же мне страшно!
   Голос ее сочился ядом. Сивый отступил на шаг - можно бросаться угрозами сколько угодно, но на сарказм в напряженной ситуации способен только тот, кто не боится.
   Другой, рыжеволосый, схватил блондина за руку.
   - Пойдем, Эдгар, мы свое дело сделали.
   Эдгар послушался, но, пройдя несколько шагов, обернулся. Сплюнул.
   - Тебе это просто так не пройдет, потаскуха!
   - Мамочка твоя потаскуха! - крикнула Диана. Расхохоталась. Чтобы позлить ублюдка. Эдгар побагровел, но рыжий за руку потащил его в сторону, чему тот, кажется, был только рад. И крови не пролил ни капельки, и мужскую честь отстоял.
   Жертва поднялась на ноги.
   - Уф! Благодарю, храбрая дева. Ах, кажется, ребро сломали...
   Избитый оказался низеньким, тощим как жердь мужчиной неопределенного возраста. Обтягивающее костлявое тело красно-зеленое трико, легкие желтые туфли с загнутыми носами, дурацкий колпак с бубенцами. Горбатый нос, хитрые черные глазки, алые губы вампира. Лицо бледное, как известь для побелки стен, но на щеках - девичий румянец кирпичного цвета.
   Отставив ногу, он приложил ладонь к груди. Взмахнув рукой, согнулся в шутливом поклоне.
   - Извольте представиться! Его высочество Ярмарочный Шут, властелин смеха, мастер розыгрышей, король дурошлепства и... тра-ля-ля!
   - Диана, - рассмеявшись, Диана чуть присела в реверансе. - За что они тебя?
   - А, - Шут поморщился. - Они давно на меня зуб точат. Хотят прогнать из Города.
   - Почему?
   Шут, наморщив нос, хрюкнул. Потом прокукарекал, размахивая руками, как крыльями.
   - Не поняла.
   Шут, пританцовывая, начал ходить вокруг нее, и зашептал:
   - Скажу по секрету, милая Диана, дочь Александра, приемная дочь Медведя, царевна Волшебного Леса - увы ему! - и все такое, что они мне попросту завидуют. Да... черная зависть гложет их сердца.
   - С чего бы? - Диана вертела головой, тщетно пытаясь взглядом поймать Шута. Но он, бесшумно прыгая на цырлах, неизменно оказывался у нее за спиной.
   - Да будет тебе известно, Диана Светоносная, что мне суждено победить Адриана Черного и рать Его...
   - Что ты говоришь? - подыграла Диана. - Каким же образом?
   Шут выскочил у нее из-за спины. Глазки его поблескивали хитро, безумно.
   - Тс-с-с! - Шут приложил палец к кровавым губищам. - Об этом никому ни слова! Нечего радовать их раньше времени! Но дело верное. Сие было предсказано год назад на празднике... на пьянке по случаю рождения светлейшего Артура...
   - И кто же предсказатель?
   Шут, выпятив грудь, приосанился. Надул щеки. Закатил глаза к небу.
   - Я! - крикнул он. И безумно захихикал, тряся бубенцами.
   Диана рассмеялась. Шут, подскочив к ней, начал обнюхивать ее, как собака.
   - Что? Что такое?
   Шут, согнувшись, положил ладонь ей на живот. Диана содрогнулась - прикосновение сумасшедшего всегда неприятно.
   - Убери лапы, - холодно сказала Диана. Шут, закрыв один глаз, прислушался к чему-то внутри нее.
   Выпрямился. Раздвинул огромный рот в гротескной улыбке. Указав пальцем на ее живот, заявил:
   - Ты беременна.
   - Я? Вовсе нет! Хватит...
   Шут закивал.
   - У тебя внутри живет отвратительное чудище.
   - Перестань сейчас же! - Диана топнула ногой. Она уже пожалела, что спасла Шута.
   Шут схватил ее за руку. Его глаза вылезли из орбит.
   - Твоя рука! - завопил он, впившись пальцами в щеку. - Твоя бедная ручка! Где твой бедный пальчик? О-о-о!
   Схватившись за голову, Шут начал бегать по кругу, будто курица, которой отрубили голову.
   Диана поднесла руку к глазам. Все пальцы на месте.
   - Прекрати немедленно! Слышишь меня?
   Шут, бегая по кругу, стонал:
   - Гибель нам, грешным! О, горе нам, тяжкое горе!
   Диана шагнула к нему. Схватила Шута за шкварник. Влепила ему пощечину.
   Шут, хлопая девичьими ресницами, изумленно уставился на Диану.
   Гротескное лицо обиженно сморщилось.
   - За что? О, бедный, бедный Шут! Вечно его бьют, бьют и обижают!
   - Ну, извини, - Диана с трудом удерживала улыбку, глядя, как Шут хнычет, заламывая руки. - Я не хотела. Ты меня вынудил. Ну и шуточки у тебя... Ты... просто несносное... создание.
   Шут перестал плакать. Алые губы снова раздвинулись в улыбке от уха до уха.
   - Что ж поделать, - он развел руками. - Такова моя горькая участь. Быть Шутом на потеху дуракам и пьяницам. Когда-то я был другим. Меня сделала таким одна колдунья... Я имел неосторожность высмеять прыщ у нее на носу. И - вот... - Шут тяжко вздохнул.
   Диана коснулась ладонью его щеки.
   - Бедненький...
   Шут, схватив Диану за руку, поцеловал тыльную сторону ее ладони.
   - О, ты пожалела меня! Значит, у нас еще есть надежда.
   - Шутик, - Диана вырвала руку, пока этот сумасшедший не откусил ей мизинец. - Я слышала, ты напророчил приход Адриана?
   - Увы... Увы мне! Напророчил! Я! При всем, понимаешь, честном народе. И... - Шут сжал руку в кулак, приложил кулак к виску, склонил голову. - Бумс! Бьют и обижают. Да!
   Он вздохнул.
   - А ты не можешь узнать, что дальше? Будет ли Война? Кто победит? Чем все кончится?
   Шут закивал.
   - Я попробую. Попробую. Да!
   Шут воздел к небу руки. Закатил глаза - так, что остались видны только желтоватые белки с красными прожилками. Замогильным голосом рек:
   - Матери отрубят голову. Тот, кто пройдет по воде, окажется в желудке дракона. Зло выскочит из груди убийцы. Победивший убьет спасителя. Мертвецы - свидетели на свадьбе Тьмы и Света. Вода выест глаза человеку с образом звериным.
   Шут простонал, лицо исказилось, глаза вылезли из орбит.
   - Шут, что с тобой? Шут!
   Диана схватила Шута. Встряхнула. Голова Шута безвольно моталась на стебле шеи. Бубенцы тоскливо пропели.
   - Ничего не вижу... - бормотал Шут. - Ничего не слышу. Запахи тают в мертвом воздухе...
   Диана снова ударила его по щеке.
   Взгляд Шута прояснился. Он виновато улыбнулся.
   - Извини, Диана. Я тебя напугал?
   - Вовсе нет. Я не поняла ни слова. Что это значит?
   Шут развел руками.
   - Не знаю. Но скажу тебе по секрету, Лесная Королева. Пророчество не всегда сбывается. В наших силах все изменить. Нужно только сделать правильный выбор. А теперь - прощай, Диана! Нет, не прощай! До свидания. Мы еще встретимся. Ты ведь будешь по мне скучать?
   Шут с мольбой взглянул на нее. Диана улыбнулась.
   - Да, обязательно встретимся. И я буду скучать. Ночами спать не буду.
   Шут, выделывая антраша, стоя на руках, закричал:
   - Ура! Сама Диана будет скучать по мне! Слава Диане! Слава Шуту! Эй вы, дурачье! Завидуйте мне, завидуйте! Луна, солнце и звезды - танцуйте и смейтесь!
   На втором этаже дома открылось окно. Недовольный женский голос:
   - Эй, ты! Заткнись, идиот!
   Шут, прокатившись по улице колесом, вскочил на ноги. Расхохотался.
   - До встречи, Диана!
   Пробежав несколько шагов, он оглянулся.
   - Да! - крикнул Шут. - Забыл сказать! Тебе очень идет голубое платье! Но не надевай его, слышишь? Ни в коем случае!
   Диана помахала ему рукой.
   - Вот дурачок, - пробормотала она.
   Шут танцующей походкой пустился по улице, напевая:
  
   Много вбухали в меня дрожжей,
   Стал жирнее ста моржей!
   Насушили из меня сухарей
   На целую войну,
   Напекли из меня пирогов,
   И накормили всю страну!
  
   Прохожие шарахались от Шута, боясь заразиться от него безумием. А может быть - одиночеством.
   Диана, набросив на лицо капюшон, пошла своей дорогой.
  
   Она углубилась в районы бедняков. Вместо респектабельных двухэтажных домов - хлипкие лачуги. На крыльце харчевни, раскинув ноги в грязных сапожищах, сидел бородатый пьяница. В руке - кружка пива. Когда Диана проходила мимо, пьяница рыгнул. В сточных канавах в мутной воде плавали дохлые крысы и кошки. Вонь стояла безбожная.
   Слева - продолговатое здание с темными окнами. Мертвецкая. Справа - здание красного кирпича. Решетки на окнах. Диана усмехнулась. Призрак сиротского приюта преследует ее, прыгая из одного района в другой. Но это - сумасшедший дом. Диана видела безумные лица в окнах.
   Между моргом и домом умалишенных - дом, где жил Адриан с матерью. Не дом даже - вырытая в холме землянка без окон. Вместо двери - лицо с темными провалами глаз, вытянувшее в безмолвном крике овал беззубого рта.
   Диана, нагнувшись, заглянула в "рот". Внутри темень.
   - ЕСТЬ КТО ДОМА?! - крикнула Диана. Когда она хотела, могла кричать так, что стекла дребезжали.
   Минуту - никакого отклика. Но вот внутри послышались шорохи, скрип, старческий кашель.
   - Ну, кого там еще демоны принесли?
   Страшно горбясь, изо "рта" выползла старуха в отрепьях. Седые космы висят до пояса. На носу - огромная бородавка. Диана подумала: уж не та ли ведьма, что прокляла Шута... того, кто стал Шутом?
   Старуха, скрюченными пальцами вцепившись в верхнюю губу "рта", сощурилась - видимо, она давно не вылезала из землянки, и свет яркого солнца ослеплял ее.
   - Эт-то еще кто? Да еще в сером плаще! Не иначе, сама Смерть пожаловала ко мне.
   Старуха ощерила гнилые зубы. Костлявая грудь затряслась от похожего на кудахтанье хохота.
   Диана, откинув капюшон, сказала одно:
   - Адриан.
   Хохот оборвался. Старуха, ковыляя, приблизилась еще на два шага.
   - Не знаю такого.
   - Он ваш сын.
   Старуха протянула руку, скрюченными пальцами коснулась клейма на лбу Дианы. Та отшатнулась.
   - Ведьма, - прошептала старуха. - Темная колдунья.
   - Я войду? - спросила Диана, стараясь сохранять самообладание.
   Старуха, осклабясь, повела рукой в сторону зияющего чернотой входа.
   - Милости просим.
  
   - Звать меня Вильма, - проскрипела старуха, с удивительной паучьей ловкостью передвигаясь по просторной комнате - единственной в землянке.
   Помещение освещали только огарок свечи и огонь в маленькой печке. У дальней стены - деревянная койка. На полках вдоль другой стены - банки-склянки с сушеными овощами, и, как показалось Диане, человеческими пальцами. Душно. Сыро. Холодно. Из стен и земляного пола лезут черви.
   Диана сидела за дубовым столом слева от входа.
   - Угощайся, красотуля, - старуха поставила перед ней глиняную кружку отвратного мутного пойла.
   Диана с подозрением уставилась на кружку.
   - Что это?
   - Пей, пей, не бойся. Отварчик из корня златоцвета.
   Диана хлебнула. Горько, но не хуже, чем любое лекарство.
   Диана пила, старуха дрожащими руками гладила ее плечи, шею, трогала волосы.
   - Пей, милая, и станешь еще сильнее, моложе, красивее...
   Диана холодно взглянула на Вильму.
   - Убери руки.
   Та отдернула руки, будто обожглась.
   - У ты, какая! Так уж сразу и убери! Уже и потрогать тебя нельзя. Из золота ты, что ли?
   - Из золота.
   Старуха осклабилась. Села напротив.
   - Адриан любил отвар из корня златоцвета. Это было Его любимое питье.
   Диана отставила кружку.
   - Ты так говоришь, словно Адриан мертв. Мы с тобой обе знаем, что это не так.
   - Мертв! - закричала старуха, стукнув себя кулаком в хилую грудь. - Мертв! Здесь, в моем сердце Он мертв!
   - Сядь и не ори. Можно подумать, у тебя есть сердце.
   Старуха, уже успевшая вскочить, села. Ее суставы скрипнули, как ржавые петли. Вильма захлюпала носом.
   - Адриан был неблагодарный мальчик. Все время грубил матери. А я единственная любила Его! Хотя Его не за что было любить! Не за что! Он был урод...
   "Да и ты не краше", подумала Диана.
   - Он грубил и не слушался. Все время шатался по улицам, убивал кошек.
   Диана, глядя на старуху, на внутреннее убранство землянки, подумала, что в таких условиях Адриан не мог вырасти нормальным человеком. В ней шевельнулась гадливая жалость при мысли о том, как легко может быть загублена судьба ребенка.
   - Да, я любила моего мальчика. Я жизнь положила на то, чтобы Он вырос с правильным взглядом на мир, вырос ЧЕЛОВЕКОМ! И мечты мои сбылись, - глаза Вильмы блеснули. - Они ненавидели моего сына. А теперь наступил час расплаты.
   Старуха встала, в возбуждении начала расхаживать по землянке, грозя кому-то костлявым кулаком.
   - Теперь они трепещут в страхе, ожидая Его прихода. И Он придет. И сделает меня Королевой! - старуха, подбоченясь, укуталась в разделяющую землянку на две половины занавеску. Она воображала себя в этот миг юной принцессой в бело-золотом плаще. Диана еле удержалась от смеха.
   Глаза старухи мечтательно блестели. Гнилозубый рот сложился в блаженную улыбку, которая была бы под стать юной девушке, но это высохшее лицо сделало еще отвратительнее.
   - Я вынуждена заживо хоронить себя в этом подземелье, - Вильма, вертясь вокруг оси, пыталась выбраться из занавески, но только еще больше запуталась. Диана встала, чтобы помочь ей. - А могла бы жить во Дворце, как все эти шлюхи, разодетые в шелка и бархат! Я буду спать на мягкой перине, пить изысканные вина. Буду приглашать в свою постель самых могучих и красивых воинов. И любой из них будет счастлив ублажить Вильму - ведь я богата, да, очень богата...
   Совместными усилиями они наконец высвободили старуху из занавески.
   Старуха схватила Диану за ворот плаща. У нее изо рта пахло отбросами. Глаза болезненно горели.
   - Да, я могла бы танцевать при свечах. О, как бы я танцевала!
   Вильма вдруг пустилась в пляс, исполнив изящный пируэт. Не удержала равновесия. Замахала руками. Диана поспешила подхватить ее. Усадила за стол. Села напротив.
   Старуха помрачнела. Сгорбилась.
   - За что Адриана изгнали из Города? - спросила Диана. - За убийство ребенка?
   - Чушь! Никакого ребенка Адриан пальцем не трогал. Хотя я просила Его! Как радовалось бы мое бедное сердце, убей Он одного из этих вопящих ублюдков, которые бегают, прыгают, хихикают и тычут в меня пальцами! Как и их родители! Яблоко от яблони!
   - Значит, Адриан никого не убивал? - уточнила Диана.
   - Нет! Адриан был добрым мальчиком. - Вильма всхлипнула. - Слишком добрым.
   Она наклонилась через стол к Диане. Перешла на шепот.
   - Эти жирные слоны, Маги, изгнали Его, потому что знали - Адриан обладает магической силой. Знали, какова эта сила! О, Магам это было не по нутру. Издревле они узурпировали право на свершение волшебства. Никто, кроме них, не должен обладать Знанием! Адриан был для Магов живым воплощением будущего, которое пугает хуже смерти! Будущего, в котором магия перестанет быть уделом избранных. На мага уже не будут смотреть как на чудо света. Любой сможет колдовать. О, это им совсем не нужно, нет! И Маги изгнали Адриана. А я сижу здесь, трясусь от страха, со дня на день ожидая, что они придут ко мне, чтобы навсегда заткнуть мне рот.
   - Неужели ты думаешь, Маги могут убить тебя?
   - Нет, на это они не способны. Natalis не позволит им проливать кровь. Они могут упечь меня в психушку. И Адриана хотели. И упекли бы... если бы не боялись Его.
   Диана некоторое время молчала, переваривая услышанное. Наморщила лоб.
   - Кто Его отец?
   Вильма вдруг заботливо спросила:
   - А ты чего не пьешь? Остыло, поди.
   Диана покосилась на кружку с чудесным отваром.
   - Нет, спасибо. Я больше не хочу.
   Старуха схватила кружку. Осушила залпом. Утерла губы.
   - Кто отец Адриана, я не знаю. Я его один раз в жизни видала. Он был странник. Явился ночью, попросился ночевать. На улице шел дождь. Я впустила его. Ублюдок соблазнил меня.
   Вильма хихикнула.
   - Как он мне зубы заговаривал! Говорил, что он - потомок Сармата. Единственный выживший. Я, конечно, подняла его на смех, но, знаешь, какая-то часть меня сразу поверила. Одет-то он был не ахти, ну как ты сейчас, но было в нем что-то... манеры, благородство. И говорит как по-писаному. Посопротивлявшись для виду, сколько требуется, я позволила ему уложить меня в койку.
   Старуха заметно оживилась.
   - О, скажу я тебе, это была ночка! Снаружи дождь, гроза. Каждый раз, как гром грянет, земля трясется. Я уж думала, потолок обвалится. А этот козел драл меня, как целый полк солдат. Никто не выжимал из меня столько сока, как эта скотина, - с неподдельным восхищением и нежностью закончила Вильма.
   - А что потом?
   - Потом? Что может быть потом? Он ушел. Навсегда. Утром проснулась - никого. А я даже имени его не узнала.
   Вильма погрузилась в воспоминания. Диана обдумывала услышанное.
   Старуха повернула голову. Седая прядь пала ей на лицо, и взгляд был тяжелый.
   - Хочешь узнать Адриана? Сходи-ка ты в морг. Здесь, рядом.
   - Да, я видела. Но зачем?
   - Сын часто пропадал там целыми днями. Еще маленьким мальчиком любил смотреть, как на телегах подвозят трупы. Все Он хотел знать. Любил тайны.
   Старуха зашлась в припадке тяжелого кашля. Хлипкая грудь ходила ходуном. Вильма сплюнула на земляной пол мокроту.
   - Ой, не могу, - прохрипела она, тяжело дыша. - Когда только сдохну...
  
   Диана вышла на свет божий. Глаза ее за эти полчаса отвыкли от солнца. Ясный день, синее небо, дома, прохожие - все показалось ей мрачным, тусклым, обесцвеченным. Так видел мир Адриан. Диана не могла сказать, что лучше поняла Его, но то, что она глубже Его прочувствовала - несомненно.
   Страшный крик вырвал Диану из подземелья мрачных раздумий. Вздрогнув, Диана оглянулась на мрачные решетчатые окна лечебницы. Никого не увидела. Диана ждала, что мучительный, безумный вопль повторится. Но он не повторился.
   Адриан все детство провел, глазея на трупы, под крики сумасшедших. Неудивительно, что сам сошел с ума.
   Диана не могла толком разобраться, что испытывает к Адриану.
   С гордостью Диана поняла, что не испытывает к Нему ненависти. И уж точно не боится Его. Все-таки она - дочь своего отца.
   Набрав полную грудь свежего воздуха, Диана направила стопы в морг.
  
   Остановилась на пороге. Осмотрелась.
   Небольшое помещение чуть больше Кроммовой гостиной. Жестяные ложа с ванночками. На ложах в разнообразных позах - трупы. Некоторые прикрыты простыней. Одни гниют, источая характерную бесцветную вонь, другие, так сказать, свежие. Мертвецкая освещена зеленым светом плавающего под потолком шара. Диана вздрогнула, вспомнив женскую тюрьму.
   Из какой-то преисподней выскочил и подбежал к ней чудаковатый тип в белой рубашке под шерстяной жилеткой, с очками на лбу. В руках он держал рулетку.
   - Прелестно! - закричал чудак. - Превосходно!
   - Что "превосходно?"
   Чудак растянул ленту и смерил ей рост. Руки у человека в жилетке оказались такой длины, что он смог приложить один конец ленты к ее макушке, другой - достать до пола.
   - Я...
   Чудак выпрямился, отпустил ленту, и она со свистом втянулась в круглый корпус рулетки.
   - Сто семьдесят восемь сантиметров! - воскликнул он. Глаза чудака от восторга чуть из орбит не вылезли. - Превосходный рост!
   - Да я...
   Жилетка, крутанув Диану вокруг оси, обмерил ей голову, грудь, талию и бедра. Записывая результаты в блокнот, каждый раз объявлял: "Потрясающе!"
   Не дав Диане и рта раскрыть, запрыгал вокруг нее, атакуя предложениями:
   - Какой домик желаете? У нас отличные гробы всех видов! Из дуба, из клена, из ясеня. Самые разумные цены! Скидки! Рассрочки! Знаете, что? Я вижу вас... да-да, я вижу вашу прелестную головку на шелковой подушке. На фоне синего бархата. Под цвет ваших глаз. Отличная идея, а?
   - Да я не за этим! - закричала Диана. - Перестаньте крутиться и прыгать! И хватит сыпать вопросами! Я не гроб пришла заказывать. Я по делу, - уже спокойнее закончила Диана, видя, что человек остановился, слушает и кивает.
   В дальней стене отворилась дверь, вошел здоровый мужик в серой униформе, с грубыми чертами лица и волосатыми лапищами до колен.
   - Чего там, Ганс? - голос его походил на ворчание медведя в берлоге.
   Чудак в жилетке поманил товарища.
   - Иди сюда, Ланс.
   Ганс с улыбкой повернулся к Диане.
   - Извольте представиться - кладбищенских дел мастера, Хельмовы слуги, короли трупов. Я - Ганс, волей Небесного Правителя скромный гробовщик. А это Ланс, , могильщик.
   - Очень приятно, Диана.
   Рукопожатия.
   - Вы - деловые партнеры?
   Ганс и Ланс переглянулись. Ланс пожал медвежьими плечами.
   - Мы братья.
   - Да, - закивал Ганс. - Близнецы.
   Диана изогнула бровь.
   - Похожи.
   - Так... зачем пожаловали, юная леди? - спросил Ганс, водружая на лоб упавшие на нос очки.
   - Я хочу расспросить вас об одном человеке, которого вы знали когда-то. Об Адриане.
   Ганс задумался. Потер подбородок.
   - Адриан? Не знаю такого. Ланс, ты не слышал ничего об Адриане?
   - Ну как же, - Ланс пятерней почесал в затылке. - Тот паренек, что жил по соседству.
   - Ах да, - Ганс улыбнулся. - Такой милый мальчик! Пришел к нам, напросился в помощники. Ланс, помнишь, что он сказал?
   - "Я хочу закапывать людей. Хочу заколачивать гробы гвоздями. Хочу слышать рыдания родни усопшего..."
   - Именно. Именно! А еще помнишь, что он сказал? "Я хочу познать Смерть, ибо в ней - тайна Жизни. Хочу знать, о чем говорят трупные черви. Они знают о людях все". Чудный мальчик!
   - Он помогал вам? - спросила Диана, морщась от трупной вони.
   - Да. Не чурался никакой работы. Мог часами смотреть на трупы.
   - И по ночам дежурил, - добавил Ланс. Сел за столик у стены, достал из карманов булочку и флягу с вином.
   - Дежурил по ночам? Зачем?
   - Сторожил вот этих, - с набитым ртом ответил Ланс, указав оставшейся после укуса половиной булки на угол комнаты, где на жестяных постелях спали мертвецы. - Они же неугомонные. За ними глаз да глаз нужен.
   - Неугомонные?
   - Да, - кивнул Ланс. Взглянул на надкусанную булочку. Протянул Диане. - Хотите?
   - Нет, спасибо.
   Ганс объяснил:
   - Да, мертвецов нужно сторожить по ночам. Ночью они иногда садятся и спрашивают: "Небесный Правитель, куда я попал?"
   - Что за глупости! - нахмурилась Диана. - Мертвецы не могут вставать и разговаривать!
   Ланс и Ганс переглянулись. Расхохотались.
   - Ха-ха! Конечно, не могут! Это шутка, Диана. Просто шутка!
   - Обхохочешься, - Диана сложила на груди руки. - Адриан пришел сам и напросился в помощники?
   - Да. И мы его сразу приняли. Хоть он и был еще мальчик. Но мать его - кстати, милейшая женщина...
   - Да, - поддакнул Ланс, уминая остатки булки. - А какой отвар она готовит!
   - О, да! Вот... Адриан был ребенком, но мы его все равно взяли.
   - Он нас очаровал, - сказал Ланс. - Вспомни его глаза.
   - Да. Этот взгляд... умудренного опытом взрослого. Этот мальчик был свой. Свой в доску.
   - В гробовую крышку.
   - Ха-ха! Да. Настоящий фанатик своего дела. Делал все, что требуется.
   - Он был как мы, - сказал Ланс. - Понимал, что это за работа.
   - Неужели вы хотите сказать, что вам нравится этим заниматься? - спросила Диана.
   Ганс закивал. Очки снова упали ему на нос.
   - Да-да, несомненно, - он вновь поднял очки на лоб. - Очень увлекательное занятие. Столько впечатлений!
   - Встречи с интересными людьми, - сказал Ланс, кивая на трупы.
   Диана закрыла рот.
  
   - Сколько Адриан проработал у вас? - спросила Диана, подходя к ложу.
   Мужчина. Разинул рот. Стеклянные глаза таращатся в никуда. Шерсть на груди. Нижняя половина тела прикрыта простыней с черным пятном засохшей крови. Понял левую руку, словно защищаясь, и рука навеки прилипла к подбородку.
   Ланс исчез за дверью. Ганс, гремя инструментами в дальнем конце помещения, ответил:
   - Четыре года. Пока его не прогнали из Города.
   - Я слышала, Адриан убил ребенка, - Диана, не отрываясь, смотрела на позеленевшее лицо мертвеца. Ей показалось, мертвец чуть заметно моргнул левым глазом. Нет, это просто игра света.
   - Не убил, а избил. Сына светлейшего лорда... как же его... Бла-бла-бла, что-то в этом роде. Светлейший лорд Бла-бла-бла.
   - Понятно, - сказала Диана, глядя на мертвого мужчину.
   На лоб мертвеца села зеленая жирная муха. Умыла лапки, по носу переползла в рот.
   - Адриан пришел попрощаться. Расстались очень трогательно. Плакали и обнимались. Обнимались и плакали.
   Ганс вздохнул.
   - Да, Адриан мог далеко пойти. Вот вы не поверили, когда я давеча пошутил насчет мертвецов.
   - Конечно, не поверила, - сказала Диана, глядя, как муха откладывает яйца на вывалившемся языке мертвеца. - Это же бред собачий!
   - Вот. Зато Адриан верил. И знаете, что? Я ему тоже верил.
   - Верили чему?
   Ганс взял с лотка скальпель. Опустил на нос очки. Начал оглядывать со всех сторон.
   - Адриан дежурил ночью. Должен был Ланс, но парень приболел, и Адриан его сменил. Так вот, мальчик рассказывал, что ночью один из мертвецов - маленький ребенок, которого задушила собственная мать - откинул простыню, сел, посмотрел на Адриана и сказал: "Она это сделала".
   Диана отшатнулась от трупа. Муха, жужжа, вылетела изо рта.
   Тревога кольнула ее сердце. На миг вернулось то чувство, которое одолевало девушку по приезде в столицу - будто кто-то настойчиво ищет ее злобным, холодным взором. На мгновение в низу живота вспыхнула боль.
   Ганс, с грохотом бросив скальпель в лоток, направился к ней.
   - Что с вами?
   - Я... Ничего, - Диана тронула лоб. Слабо улыбнулась могильщику. - Мне уже лучше.
   Она не лгала. Все прошло.
   Диана кивнула на мужчину.
   - Как он погиб?
   Ганс, придерживая на носу очки, подошел ближе. Сощурился.
   - А, этот! Задавила лошадь. Неизвестно, чья. Может, того же светлейшего лорда Бла-бла-бла. Ох уж мне этот лорд Бла-бла-бла!
   Ганс замолк. Сунул руки в карманы. И без тени юмора сказал:
   - А вам лучше отойти от него. Этот достопочтенный господин может вдруг проснуться и схватить вас за ляжку или еще за что-нибудь. Знаете, мертвецы, они же настоящие озорники!
   Диана направилась к выходу.
   - Что ж, Ганс, спасибо за все, было интересно побеседовать...
   - Диана... Постойте!
   Она обернулась. Ганс, опустив глаза, застенчиво пробормотал:
   - Вы не обидитесь, если я кое-что скажу?
   - Нет.
   - Вам очень идет серый цвет.
   Диана рассмеялась.
   - Спасибо. До сви... то есть, прощайте!
   Диана уже переступала порог, когда гробовщик крикнул вдогонку:
   - Когда вас будут хоронить, Диана, скажите им, чтоб гроб внутри обили синим бархатом! Синий бархат, и ничего больше! Под цвет глаз, слышите?
   Выйдя, Диана полной грудью вдохнула свежий воздух.
  
   Что-то ее насторожило. И Диана поняла, что: улицы обезлюдели.
   Она смотрела на безмолвные окна домов. Что-то происходило за этими окнами. Диана чуяла магию.
   Ей-таки попался случайный прохожий. Мужчина встревожено взглянул на Диану.
   - Простите, вы случайно не знаете Ольгу? Она прислуживает в доме королевского военачальника.
   - Как же! Знаю. Очень милая женщина.
   Мужчина объяснил, где живет Ольга. Пять минут спустя Диана стояла у двери ее маленького домика. Постучалась. Минуту спустя, не дождавшись шагов с той стороны двери, закричала:
   - Есть кто дома?
   Тишина.
   Диана заглянула в окно. Гостиная. Освещена мерцающим сиреневым светом. Диана различила за столом силуэты трех мужчин.
   Постучала костяшками пальцев по стеклу. Никто не пошевелился.
   Диана вернулась к двери. Потянула дверь на себя. Открыто.
   Застыв в прихожей, Диана вынула нож. Прислушалась. Дом замер. В гостиной ни звука. Но она видела в окне людей! Они сидели за столом! Что же они, просто сидят и молчат?
   Диана ворвалась в гостиную. Остановилась. Ни один из сидящих за столом мужчин не отреагировал на ее появление. И Диана не взглянула на них.
   С первой секунды взор ее приковал мерцающий шар. Он завис в воздухе над центром стола, переливаясь всеми возможными оттенками. И в унисон с шаром глаза смотрящих на него меняли цвет: с темно-синего на светло-зеленый, розовый, алый, багровый, сиреневый...
   Шар шептал, манил ее к себе. Диана сделала шаг, замерла. Рот ее открылся, на подбородок потекла слюна, глаза заблестели. Она видела там себя. Она билась с мужчинами и побеждала, а потом убивала проигравших. А они сами шли на смерть, боролись за ее любовь. Там, в мире шара, она красива и обольстительна, и то была опасная красота, да, убийственная. Ледяной огонь. Самые храбрые мужи теряли из-за нее разум, ползали на коленях, вымаливая поцелуй, а ей-то наплевать. Ее цельная, благородная, целомудренная натура выше постыдной страсти...
   Собрав в кулак остатки воли, Диана пришла в себя. Поскорее отвела взгляд. Тут же возникло желание вновь заглянуть в шар, погладить его, лизнуть его. Но Диана чувствовала, что сможет бороться.
   Несомненно, ее спасло то, что в комнате еще трое. Способности шара имеют границы. Он не может держать под контролем четырех человек сразу.
   Мужчины остекленевшими глазами пялились в шар. Шар пожелтел, и их глаза тотчас пожелтели. Мужчины пускали слюни, и походили на идиотов. У каждого член стоял колом. Очевидно, шар транслировал им порнографию.
   Диана подошла к одному из них, тряхнула за плечо.
   Тот вскочил со стула, уставился на Диану. Желтыми глазами Волка.
   На лице мужчины отразилось раздражение. Раздражение сменилось похотью.
   - Иди сюда, - сказал он. Подскочил к Диане. Начал заламывать ей руки. Диана двинула его коленом в пах. Мужчина охнул, согнулся пополам. Желтизна растворилась в его глазах, сменившись естественной синевой. Моргая, он уставился на Диану.
   - А ты кто такая? Как здесь очутилась?
   - Постучалась в дверь, никто не открыл, и я вошла. Ольгу знаешь?
   - Знаю, я ее муж. Что...
   Диана не дала ему договорить. Не раздумывая ни секунды, она снова двинула его коленом в пах. Мужчина зашипел, хватаясь за промежность. Кинулся на нее.
   - Сука! Что себе позволяешь?
   Диана пырнула его ножом в ляжку. Мужчина завизжал. Этот звук прозвучал в ушах Дианы сладкой музыкой.
   "То-то же. Это тебе не жену дубасить".
   Диана поднесла к его округлившимся от боли и изумления глазам окровавленный нож.
   - Не дергайся, а то я тебя прирежу, как свинью.
   - Сука, сука, сука! Кто ты такая? - мужчина чуть не заплакал. Он прижимал к ране ладонь. Между пальцев сочилась кровь.
   Диана откинула капюшон, так чтобы мужчина увидел клеймо на лбу.
   - Я - Ольгина подруга. Ангел-хранитель. Воин Света, если хочешь.
   - Да ты из тюряги! Ты воровка!
   - Нет, я убийца, - с наслаждением сказала Диана. - На моих руках кровь тридцати трех королевских стражников. Я убила их в честном бою. И не жалею об этом. Они были свиньи вроде тебя. Любили издеваться над теми, кто слабее. Я их проучила.
   - Чего тебе надо? Говори и выметайся!
   - Ольга. Тронешь ее еще раз - яйца отрежу. Понял?
   Мужчина побагровел.
   - Пошла ты!
   Диана, запрокинув голову, расхохоталась.
   - Ты меня понял, - сказала она. - Я не шучу.
   Накинув на лицо капюшон, Диана оставила его шипеть от боли и бессильной злобы. Двое мужчин за столом ни разу не шевельнулись. Они таращились в шар. Их глаза были белого цвета.
  
   Издалека Диана увидела повозку. Кромм нещадно хлестал лошадь. За повозкой в воздухе тянулся шлейф клубящейся пыли.
   - Чтоб тебя! - сказал Кромм, слезая с повозки. - Где ты шлялась целый день?
   - В Городе. По делам.
   Диана благоразумно спрятала испачканный кровью нож в карман плаща.
   Глаза Кромма сверкнули.
   - Я же говорил тебе не покидать пределы поместья! Тебе нельзя выходить в Город. Это опасно.
   - Как видишь, нет. Можешь не беспокоиться. Я способна о себе позаботиться.
   - Кто бы сомневался? Но ты могла хотя бы сообщить мне через Ольгу, где ты шляешься?
   - Я не шляюсь! А решаю важные вопросы мирового значения!
   - О, посмотрите-ка на нее! А я, значит, в заднице ковыряюсь?
   - Да, ковыряешься! С какой стати я должна перед тобой отчитываться?
   Они стояли друг против друга, сжав кулаки. Диана вдруг осознала, что готова вынуть нож и вонзить Кромму в глотку. Это ее охладило.
   - Ладно, не будем ссориться.
   - Мы и не ссоримся, - сказал Кромм, который только что в душе своей подавил желание выхватить меч и отрубить Диане башку. - И я не лезу в твои дела. Просто пекусь о твоей шкуре.
   Диана, сложив руки на груди, холодно бросила:
   - Последнее, что мне нужно - это чтоб ты пекся о моей шкуре. Я совсем тебя об этом не прошу. Мне нужно, чтоб ты дал мне свободу действий и уважал меня.
   Развернувшись, Диана направилась к повозке. Кромм мрачно бросил ей вдогонку:
   - Нужно было позволить им сжечь тебя.
   Обозлившись, Диана вскочила на повозку. Взяла поводья. Хлестнула лошадь.
   - Пошла!
   Через минуту обернулась. Кромм не пытался догнать повозку. Сложив руки рупором, прокричал:
   - Не гони так! Пожалей хотя бы лошадь!
  
   Пока Кромм пешком добирался домой, Диана распрягла лошадь, завела в стойло. Принесла животному воды из колодца. Насыпала овса. Погладила лошадь по загривку.
   - Отдыхай. Заслужила.
   - Зря ты так с ним, - сказала лошадь, раздувая ноздри.
   - Хочешь сказать, я не права?
   - Ты-то права, - вздохнула лошадь. - Но и он по-своему прав.
   Диана попросила Ольгу приготовить ванну. Пока она нежилась в горячей воде, злость на Кромма прошла. Он тоже не держал зла. Они поужинали и уселись в кресла. Вновь зарядил дождь. В камине трещал огонь. Кромм раскурил папиросу, а Диана поведала ему о своих приключениях.
   - Значит, ты решила припугнуть Ольгиного мужа? Похвально. Но безрассудно. И вряд ли принесет плоды.
   - Почему?
   - Неужели ты всерьез считаешь, что Григорий прекратит рукоприкладствовать? Только потому, что ты на него шикнула?
   - Я не шикнула. Я его ножом пырнула.
   - Молодец, - Кромм сощурился. - Делаешь все, чтобы снова загреметь. Да еще при свидетелях.
   - Какие свидетели! Эти мужики лыка не вязали. Уставились в этот дурацкий шар. Начни я бить в барабан, они бы и ухом не повели.
   Кромм выдохнул дым.
   - Некоторое время Ольгин муженек, конечно, будет тише воды, ниже травы. Но недолго.
   - Ты - невыносимый пессимист.
   - Я знаю жизнь. В тюрьме ты устроила бучу, и себя спасла... с маленькой помощью одного незначительного человека, не буду указывать пальцем, которого. Но своим товаркам по несчастью подложила свинью. Поверь мне, после кровавой бани, которую устроили вы со Славой, тюремный режим ужесточили. Теперь никто и никогда не выйдет из тюрьмы Витен-Гамот.
   - Молчи, - сказала Диана, холодно глядя на Кромма. - Ты там не был и ничего не знаешь.
   Некоторое время они молчали. Диана, неожиданно для себя, тихим голосом спросила:
   - Скажи мне, что это за шары? Зачем они?
   Кромм помедлил с ответом.
   - Эти штуковины есть в каждом доме. Маги ввели их в обиход года два назад. По сути, нам их навязали. И даже издали эдикт, по которому каждый должен иметь у себя шар. Как я понимаю, это примитивная магия. Шары способны проникать в сознание, вернее сказать, в подсознание, улавливать самые потаенные наши желания и транслировать их так, чтобы мы их осознали.
   - Зачем? - вздрогнув, спросила Диана. Взгляд ее был задумчив, словно она вспоминала что-то.
   - Маги решили, что, если мы получше изучим свои души, Адриану будет труднее проникнуть в них. По крайней мере, это официальная версия. Но я думаю, у шаров есть и иные функции.
   Кромм поднял глаза.
   - Они живые. Они видят все, что происходит в доме. Видят и слышат. Шары нужны, чтобы Маги могли следить за нами. За каждым из нас.
   - Зачем?
   Кромм пожал плечами.
   - Я думаю, Маги боятся. Боятся, что Адриан тайно проникнет в Город. Боятся предательства. Бунта. И неспроста - всегда находились люди, недовольные властью. Учитывая, что нас ждет Война, совсем нелишне знать, чем дышит простой люд.
   - У тебя тоже есть шар?
   Кромм покачал головой.
   - Нет. Я почти сразу избавился от него.
   - Избавился?
   - Выбросил в выгребную яму и забросал землей.
   Кромм бросил бычок в камин.
   - Ты заглядывал в него?
   - Да. Один раз. Мне хватило. Я решил, что этой гадости не место в моем доме.
   Диану вдруг охватило детское любопытство. Небрежным тоном она спросила:
   - Что ты увидел? - и поспешно добавила: - Не хочешь, не говори. Я не любопытная...
   Собственный голос показался Диане чужим. Кромм сердито взглянул на нее. Диана поняла, что краснеет.
   - Не спрашивай меня об этом, - резко сказал Кромм. Рукой потянулся к шраму, но тут же отдернул ее.
   - Ты ведь заглядывала в шар. Тебе не составит труда догадаться, что я там видел. Я же постарался как можно быстрее позабыть об этом.
   Диана кивнула. В глубине души она была разочарована.
   - Значит, в твоем доме нет шара.
   - Нет. Я избавился от него, и тем самым нарушил закон. Маги пытались заставить меня взять еще один, но я отказался. Они не могут давить на меня. Я нужен Городу.
   Кромм нагнулся подкинуть в огонь еще дровишек. За окном шелестел дождь. Сверкнула молния. Две секунды спустя гром потряс стены.
   - Ты веришь в то, что сказала мать Адриана?
   - Верю во что?
   - В то, что Адриан - потомок Короля.
   Кромм скривился.
   - По-моему, старуха спятила. Тот парень просто запудрил ей мозги. Останься в живых потомок Сармата, он не стал бы бродяжничать. Попытался бы сесть на трон. За три столетия с той поры, как род Королей прервался, было много самозванцев, которые объявляли себя наследниками трона. Все заканчивалось тем, что их лишали головы. Никто из них не выдержал ордалий.
   - Как их испытывали?
   - В тайных хранилищах содержатся атрибуты Короля: мантия, скипетр и... корона королевской династии. Корона заколдована Древними Магами. Надеть ее может только человек, в котором течет кровь Королей. В ином случае корона раскаляется добела и сжимается, пока голова не лопается, как тыква. Я один раз видел такое. Неописуемое зрелище. Мозги бедняги разбрызгало по Королевскому Залу.
   - А если это правда? Что, если Адриан - потомок Сармата? Может, Маги знали об этом? И потому изгнали Адриана?
   Кромм пожевал губами.
   - В таком случае, Диана, у нас большие проблемы. Если Адриан имеет право претендовать на трон, мы вполне можем проиграть Войну.
   За окном молния бритвой полоснула воздух, земля дрогнула от раската грома.
   - Вчера ты рассказывал о том, как началась Война. Я хочу знать, что было дальше.
   Кромм усмехнулся.
   - Дальше? К Артуру во Дворец явился Альберт.
  
   Глава 10. Альберт.
  
   - Альберт! - воскликнула Диана. И поразилась злобе в собственном голосе.
   Кромм внимательно посмотрел на Диану.
   - Ты ненавидишь его?
   - Всей душой. До самых глубин.
   - Жаль, что ты не видишь сейчас собственного лица. Мне страшно находиться с тобой в одной комнате. Но Альберта твое лицо позабавило бы.
   Кромм снова закурил. Диана, глядя на огонь в камине, сказала:
   - У меня есть причины ненавидеть Альберта. Он сжег Волшебный Лес. И...
   - Убил твоего отца. И надругался над твоей матерью.
   - Да, - глаза Дианы холодно заблестели, как сталь меча в лунном свете. - Убил своего брата и изнасиловал его жену. О, как я мечтаю придушить его!
   - Это не так просто, как ты думаешь.
   - Я найду его и убью. Но не сразу. Заставлю ползать на коленях и просить прощения за все Зло, что он причинил мне и другим. Поверь мне, так будет. Жизнь на это положу.
   - Глядя на то, как ты хищно усмехаешься, охотно верю. Мне продолжать?
   - Да. Извини. Я перебила...
   - С твоего позволения. Альберт уже лет десять донимает все Королевство. Пока не появился Адриан, Альберт считался самым опасным врагом Королевства. Вместе с Бандой Волков он наводил ужас на провинции. Совершал набеги на маленькие деревушки. Бандиты в волчьих масках грабили, убивали, насиловали. Иногда вырезали все население деревни, не оставляя в живых даже женщин и детей.
   - Сволочи, - сквозь зубы процедила Диана, сжимая кулаки.
   - Пока не началась Война, основной моей обязанностью была погоня за Альбертом. Но сукин сын почти всегда ускользал от меня, оставляя за собой пепел и разрушение, трупы и лужи крови. И еще. На входной двери одного из домов, где в комнатах на полу лежали трупы, всегда оставлял свою эмблему.
   - Эмблему?
   - Знаешь, такую желтую рожицу с улыбкой. Альберт издевался. Он знал, что мне не догнать его. Плевал мне в лицо.
   Кромм помолчал, играя желваками.
   - Волки, подобные ночным призракам, при свете луны врываются в деревню, несут на остриях мечей смерть. Они молниеносны, бесшумны и безжалостны. Они всегда ускользали у меня из-под носа. Это повторялось снова и снова. Никогда не знаешь, откуда они появятся - с запада? с востока? с севера? - и какую мирную деревушку сожгут дотла. Банда эта, насколько я знал, многочисленна - Альберт собрал чуть ли не всех воров, убийц и растлителей Королевства. Прекрасно организована и, как мне ни горько это признать, более мобильна, чем тяжелая на подъем королевская армия. Они могли разделяться и нападать на несколько виллов подряд. От этого можно было с ума сойти. Артур рвал на голове волосы, брызгал слюной и топал ногами. Я же пребывал в отчаянии. За годы погони я лишь несколько раз сумел столкнуться с мелкими отрядами волчьей братии. Всякий раз разбивал их наголову - все-таки военного опыта у этих головорезов маловато. Но мне так и не удалось настичь Альберта.
   - Они сжигали деревни... неугасимым огнем? Черной, похожей на асфальт самовоспламеняющейся жидкостью?
   - Нет. И железные осы не поднимались в небо. Пока Альберт не встретил Адриана, у него были скромные возможности. Но его дьявольский ум изобретателя уже был изощрен в создании хитроумных приспособлений для смертоубийства. И это пугало всех нас. Потому что эти его игрушки - почище черной магии. Это что-то совершенно новое, безумное. И, поверь мне, рано или поздно, альбертов расплодится слишком много, мир изменится. Люди превратятся в бездушных автоматов, и магия исчезнет - как черная, так и белая. Вместе с любовью, честью и отвагой.
   - О чем ты?
   - Эти его бомбы... Знаешь, просто обломок железной трубы, начиненный порохом, металлической стружкой и кусочками железа. Взрывается и убивает наповал всех в радиусе сорока футов. Людям отрывает руки, ноги, головы, осколки прошивают тела насквозь. Тела превращаются в решето. Ужас. Целый отряд можно уничтожить в пять минут, забросив этими штуковинами. Слава Небесному, их использовали редко. Бомб у бандитов не так уж много - изготовлять их сложно, а может, дорого... Но для Войны, я думаю, Альберт запасется.
   Я гонялся за ним, пока на наши головы не свалилось пророчество. Пошли тревожные вести с юга, Альберт же затих. И, месяц где-то спустя после моего позорного возвращения с юга, Альберт собственной персоной явился в столицу, ко двору Артура, и объявил себя послом Адриана Черного.
   - Ты мог схватить его. Такой шанс!
   Кромм нахмурился.
   - Я думал об этом. И Артур думал - видел по его глазам. У него аж руки задрожали. Но, как ты знаешь, парламентеров трогать нельзя.
   Диана, прикусив губу, покачала головой. С горечью спросила:
   - Что он сказал?
   - Ну, конечно, вел себя по-хамски. Явился в этой проклятой волчьей маске. Назвал себя Альбертом Великим, правой рукой Адриана Черного, Короля южных земель. Потребовал у Артура сложить полномочия и уступить трон. Иначе - Война. Артур, надо отдать ему должное, проявил мужество. Беспощадно отмел все предложения. Спустя три месяца пришли первые вести о захвате южных сеттлингов. В каждый город Королевства были посланы отряды, их разбили. Гонцов перехватили и убили, поэтому о начале Войны мы узнали с опозданием.
   Но, знаешь, первое, что мы почувствовали - облегчение. Во-первых, ситуация наконец прояснилась. Любая Война лучше неопределенности, когда дни и ночи проводишь в тревоге и не знаешь, что делать и куда бежать. Во-вторых, мы узнали, что Адриан объединился с Альбертом, и две большие напасти соединились в одну великую.
   Нас ждет Война, Диана. Я не знаю, станет ли эта Война величайшей в истории. Но знаю точно, что это будет самая омерзительная, жестокая, кровавая и беспощадная резня, ибо это будет война бандитская.
   Диана нахмурилась. Встала, прошлась по комнате.
   - Я одного не понимаю, - со сдержанным гневом сказала Диана. - Зачем Альберту Война? Что ему нужно?
   Кромм поднял бровь.
   - Диана! Неужели тебе не известно, что Альберт - брат Артура?
   Диана, вздрогнув, изумленно воззрилась на Кромма.
   - Нет, не знала. Небесный Правитель, какой ужас! Альберт хочет взять трон! Он имеет право на титул Наместника. Что это за мир такой? Интриги, грязные тайны, предательства. Здесь Добро ничем не отличается от Зла. Что же, прав Зеленый Маг? Адриан давно захватил мир, очернил наши души?
   - Ты молода и потому впадаешь в крайности, - Кромм серьезно взглянул на нее. - С чего ты взяла, что Добро и Зло в нашем мире - одно и то же?
   - Потому что так и есть! Чем Альберт отличается от Магов, Артура, Владимира - и других "хороших людей"? Только тем, что убивает вьяве, среди бела дня, а они тайно, под покровом ночи. Что же, Добро - это стыдливое Зло? Трусливое Зло? Волк, одетый в овечью шкуру? О, это Зло еще страшнее! С ним не знаешь, как бороться.
   - Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Но твоя юность оправдывает...
   - Хватит! - Диана с ненавистью посмотрела на Кромма, словно он и был воплощением Зла, которое мучило и истязало людей. - Все вы, взрослые люди, считаете себя семи пядей во лбу, а все, что вы умеете - смиряться и вздыхать: "Такова жизнь!" Вы все - проститутки, которые сосут у тех, кто сильнее. И нечего пенять мне юностью! По-моему, я просто зрячая, которая не успела ослепнуть.
   Диана стояла посреди гостиной, тяжело дыша. Шеки ее багровели от гнева.
   Кромм изумленно спросил:
   - Диана, что с тобой?
   - Со мной? Ничего! Просто я наконец-то говорю правду! С той минуты, как я оказалась в этом паршивом городишке, меня преследуют ложь и предательство, коварство и измены! Посмотри, посмотри на них, Кромм! - Диана махнула рукой в сторону окна. - Золотой Город... Я не видела здесь ни одного стоящего человека! Здесь одни ничтожества, плюющие на головы других ничтожеств. Вся разница между ними в том, что одни одеты в отрепья, а другие - в шелках и в золоте! Грядет Война, им всем перережут глотки, а они пьют и развлекаются! Ну, что ты уставился? Скажешь, я не права?
   Кромм вздохнул.
   - Отчасти права. Но слишком категорична. Они всего лишь люди. Все, чего они хотят - жить мирной жизнью, иметь семью, детей, работу... Любить, если ты хочешь.
   - Семья? Дети? Любовь? Зачем?
   - Чтобы быть счастливыми.
   - А я не хочу, чтобы они были счастливы! Я хочу, чтобы они встали с колен и дрались до последней капли крови! Боролись за счастье и любовь, и все эти бредни, в которые они верят!
   - Ну, - сказал Кромм с неловким смешком. - Я знаю, ты очень кровожадна.
   - Не смейся! Неужели они не видят, в каком грязном мире живут? Как свиньи, они барахтаются, счастливо похрюкивая, во лжи и обмане, пока их не отправят на бойню! Нет, до тех пор, пока не будет уничтожено Зло, не вычищена мразь с лика земли, никто не имеет права любить, создавать семьи и растить детей! Как можно дарить ребенка этому миру? Зная, что в любой момент может прийти какой-нибудь Адриан, который убьет всех детей на земле? И даже, знаешь, что я думаю? - Диана дико расхохоталась. - Эти красивые сказочки, эта ложь - семья, дети, мир, любовь - все это придумали слуги Зла, чтобы дурачить народ, сделать нас слабыми, жалкими слепцами и быстрее поработить нас!
   Диана села в кресло, обхватила руками голову. Взгляд ее был печален. Кромм молчал.
   - Скажи мне, Кромм, ты ведь понимаешь меня?
   Кромм мрачно взглянул на нее.
   - Да. Я сам часто думал об этом.
   - Я бы хотела помочь Городу. Я знаю, что должна бороться. Но я не вижу, ради чего и ради кого бороться. Ах, что со мной!
   Диана потерла ладонями лицо.
   - Это просто минутная слабость. Вечером всегда накатывает. И этот проклятый дождь!
   Диана встала, подошла к окну. Обняла себя за плечи.
   Кромм тоже поднялся, взволнованный ее горячностью. Он уже забыл, что такое жар юных страстей. Диана напомнила Кромму его самого в юные годы. Тогда он так же рассуждал, и чувствовал то же.
   - Ты права, права, - сказал Кромм, потирая дрожащие от волнения руки. - Я сам в молодости приходил в отчаяние, видя, что Зло правит миром, из века в век. И нет от этого никакого спасения. Все фальшь, игра, и любовь тоже. Любые попытки любить в этом мире обречены на неудачу. Нельзя быть здоровым среди прокаженных. Нельзя любить в мире, где все загажено развратом, жаждой наживы и власти! Любовь будет неотвратимо загажена ненавистью, страхом, и, как следствие - расчетом. Я знаю, Диана. Я знаю.
   Последние две фразы Кромм произнес странным голосом. Диана, обернувшись, с волнением взглянула на него.
   - О чем ты?
   Кромм отвернулся. Подошел к столу, оперся на него руками. Спина его согнулась под невидимой тяжестью, и Диана увидела, как он смертельно устал. Кромм, великий воитель, был стар, одинок и несчастен.
   - Я не сказал, почему так яростно преследовал Альберта. Твоя мать. Я хотел отомстить за нее... - голос Кромма звучал хрипло. - И за Александра тоже.
   - Ты говорил, что знал моих родителей.
   - Я любил твою мать. Александр был моим другом. Пока она не выбрала его. Я не могу осуждать ее за это. Я сам восхищался твоим отцом. Александр превосходил меня по всем статьям.
   Кромм посмотрел на Диану через плечо. В его глазах светилась горечь.
   - Три брата: Артур, Александр и Альберт, на равных претендовали на титул Наместника. Александр был самым старшим, но возраст не давал ему преимуществ. Все решали регенты. Владельцы феодов Королевства. К тому времени Маргарет забеременела, и Александр, водивший дружбу с Медведем, уехал в Волшебный Лес. Он объявил себя Хранителем Леса, но по первому зову являлся в столицу, чтобы исполнять обязанности полководца. Военной карьеры Александр не сделал, слишком строптив и свободолюбив. Но, знаю твердо, пойди он этим путем, я никогда не стал бы главным военачальником.
   После отбытия Александра остались Альберт и Артур. Наместником сделали Артура, самого младшего, но и самого покладистого, дипломатичного и разумного. Регенты знали - Артуром легко манипулировать, но думали они не только о себе. Королевство процветало, восстаний не предвиделось. А время Великих Войн, как они думали, кануло в прошлое. Королевство не нуждалось в реформах. Лендлорды богатели день ото дня, а крестьяне привыкли к нищете и бесправию. Регентам был нужен наместник, который поддерживал бы существующий порядок, улаживал возникающие разногласия с крупными сеттлингами. И не высовывался. Артур подходил идеально. А вот Альберта все знали человеком глупым, заносчивым, жестоким и алчным. Такой правитель полезен во времена смуты или войны. Но в мирное время он - как злая собака. Регенты оттеснили Альберта от борьбы за власть, и он уехал из Города.
   Кромм сел в кресло. Диана, в последний раз тревожно взглянув на дождь сквозь оконное стекло, села напротив.
   - Странное дело, - сказала она. - Темное прошлое Золотого Города на глазах превращается в его гибельное будущее. Все, кого отвергла столица, возвращаются, чтобы жестоко отомстить.
   Кромм вздохнул.
   - Увы, однажды содеянное Зло не умирает. Оно возвращается вновь и вновь. Деяния людей сильнее самих людей. Их тени начинают жить своей отдельной, темной жизнью. Мы оставляем за собой след Зла, и тени догоняют нас, чтобы уничтожить все, что мы любим. Мнимое благополучие оборачивается ужасной катастрофой. В тот момент, когда кажется, что все хорошо, и всегда будет хорошо, наши ошибки ожившими трупами поднимаются из земли.
   Я думал об этом, когда мы отступали после битвы за Светлоград. Битвы, которую мы проиграли.
   Вандермаст на себе втащил меня на вершину холма. Я оглянулся, и сердце мое содрогнулось. Светлоград...
   Диана смотрела, как в камине пляшут, с веселым треском пожирая дерево, языки пламени. Слушала торжественно-мрачный голос Кромма. И ей казалось, она видит, как в камине горит в неугасимом огне древний город, плачут женщины и дети. Люди молят Небесного Правителя о помощи. Но Небесный Правитель не помог им.
   - Светлоград! Гордость Королевства! Белая Жемчужина! Ослепительные белокаменные стены, которые казались неприступными, обрушились грудой кирпичей в облаках извести. Небесно-голубые башни Княжеского Дворца раскололись, как глиняные горшки, и люди в страхе разбежались, думая, что небесная твердь кусками мрамора и базилики падает им на головы! Древние фрески от жара потрескались и потекли грязными ручейками. Высеченные из белого и светло-зеленого мрамора барельефы древних сражений покрылись копотью. Архивы, беременные грудами книг по истории Королевства, превратились в хранилища трупов. Золотые сады выкорчевали, землю истоптали сапожищами. Серебряные Ворота сняли и расплавили на слитки. Самых прекрасных женщин в Королевстве насиловали под крики собственных детей, которых живьем раздирали крючьями.
   Диана с трудом оторвала взгляд от огня в камине. Огонь греет, когда за окном непогода... и убивает, если дать ему волю.
   Кромм стоял у стены, суровый, гордый... и пораженный горем. Глаза его болезненно горели, словно вобрали в себя часть огня, спалившего Светлоград.
   - Светлоград... Воистину, имя это стало роковым для древнего города. Ибо в день его гибели огонь поднялся до небес, зримый на многие версты во мраке ночи, и было светло, будто днем.
   Рот Кромма скривился, шрам на щеке съехал вниз к подбородку.
   - Не могу выразить все свое сожаление, Кромм, - тихо промолвила Диана. - То, что я чувствую, не передать словами.
   Кромм отмахнулся.
   - Это ни к чему. Светлоград пал. Никакой кровью не смоешь этого позора! Даже если нам улыбнется удача... если мы выиграем войну... А, чтоб тебя.
   Кромм подошел к окну, оперся руками на подоконник, склонил голову.
   - Я не знаю, что нас ждет, Диана. Я устал от Войны. Я ненавижу убивать! Меня тошнит от крови. Все, что я могу - исполнять свой долг. На меня возлагают большие надежды. Но я не чувствую себя в силах оправдать эти надежды. Я не Александр. Ах, если бы он не совершил глупость и остался в живых!
   Диана не нашла слов утешения. Ей было странно слышать об отце из уст чужого человека. Кромм говорил об отце как об обычном человеке из плоти и крови. Со своими недостатками. И тем самым разрушал в сознании Дианы священный образ отца - героя, который отдал жизнь, мстя насильникам матери.
   - Что дальше? - спросила наконец она. - Что решили на Совете?
   - Ничего, - отозвался Кромм. - Впопыхах, по следам последних событий, толком ничего не решишь. Через неделю соберут юннинг, съедутся значимые персоны со всех концов Королевства. Кроме представителей юга, конечно, - Кромм усмехнулся. - Война теперь неотвратима, лгать самим себе более нет смысла. Для лендлордов, регентов, для всех людей, от воли которых зависит судьба страны, Война - прежде всего денежно-земельный вопрос. Многим придется раскошелиться. А кому-то - расщедриться крестьянами для ополчения. Вот что для них Война. Многие из этих людей видели кровь, только порезав палец. Так что решать будут долго. Нас ожидают споры до хрипоты, истерики и пафосные заявления. Скажут много красивых слов... мой голос потонет в этом гвалте ничтожеств.
   - Что ты скажешь?
   Кромм, резко повернувшись, пронзил Диану гневным взглядом.
   - Что я скажу? Правду. Адриан не ждет. И дело у Него пойдет быстрее. Ему терять нечего. С Армией Уродов он явится к стенам столицы. Альберт приведет полчища разбойников в волчьих масках. Железные осы обрушат на наши головы неугасимый огонь. У каждого из нас будет единственный выбор - победить Зло или погибнуть. Драться придется не за деньги и власть, не за территории, свои или чужие, или ничьи вообще... Не за честь и свободу. Даже не за жизни своих близких. За мир вообще. От исхода Войны зависит, каким будет мир завтра. И будет ли он?
   Диана пристально посмотрела на Кромма.
   - Я хочу присутствовать на Совете.
   - И думать нечего, - отрезал Кромм. - Тебя схватят и бросят в тюрьму.
   Кромм напрягся, ожидая склоки. Но Диана, потушив огонь в глазах, кивнула.
   - Хорошо. Ты прав. Но ты расскажешь мне, о чем говорили?
   - Да. А потом подумаем, куда тебя деть и чем ты будешь заниматься.
   Диана встала.
   - Хорошо. Спокойной ночи.
   - Приятных сновидений, - мрачно изрек Кромм.
   Он проследил глазами, как Диана поднимается по лестнице.
   Из флигеля вышла Ольга.
   - Что-нибудь нужно, господин Кромм?
   Кромм сурово взглянул на Ольгу.
   - Разве я звал тебя?
   - Нет, господин, - Ольга опустила глаза.
   Взгляд Кромма смягчился, но тон оставался резким:
   - Ничего не нужно. Оставь меня. Я хочу побыть один.
   - Хорошо, господин.
   Ольга, поклонившись, торопливо вышла из гостиной. На пороге она споткнулась.
   Кромм повернулся к окну. Некоторое время смотрел, как холодные струи стекают по стеклу.
   Во взгляде Кромма появилось нечто безумное. Прижав ладони к холодному стеклу, Кромм вгляделся в ночь. Прошептал:
   - Адриан... Ты слышишь меня?
   Военачальник ждал ответа. Но ответа не было. Кромм тихо сказал:
   - Я найду тебя.
   За окном сверкнула молния. Кромм отпрянул. Он тяжело дышал, расширенными глазами глядя в сад. Оглушительный грохот грома - словно катятся с горы громадные валуны - обрушился на дом, потряс стены. Задребезжали стекла.
   Кромм начал нервно мерить шагами комнату. На лбу пролегли морщины. Скулы напряглись так, что, казалось, на лице вот-вот лопнет кожа.
   Кромм сел перед камином. Взял кочергу. Помешал пылающие угли. Огонь, казалось, безнадежно погибший, вновь взметнулся желтыми язычками.
   Кромм прислонил кочергу к каминной решетке. Потер руки. В дождь ныли старые суставы. Кромм замер в кресле. Со стороны он мог показаться мраморным изваянием древнего воителя. Огонь отражался в черных немигающих глазах.
   - Александр, - медленно проговорил Кромм. - Ответь мне. Зачем ты уехал в Волшебный Лес?
   Огонь в камине вдруг злобно зашипел.
   Изваяние вздрогнуло. Кромм, повернувшись в кресле, смотрел вверх, на лестницу, по которой Диана полчаса назад поднялась к себе.
   - Нет, - прошептал Кромм, бледнея. - Не может быть.
  
   Глава 11. Тревожный день Полины.
  
   Два последних часа девушка корпела над конспектами. Перечитывала по несколько раз каждую строчку. Но, повторяя про себя формулы и определения, с ужасом понимала, что ничего не запомнила. Никогда еще зубрежка не давалась Полине с таким трудом. Она не могла сосредоточиться. Слишком высока цена. Пересдача с комиссией! Полина безуспешно отгоняла панику. Но все чаще впадала в тревожное оцепенение.
   Несколько секунд Полина, кусая губы, слушала, как мать возится на кухне. Мысли ее крутились вокруг Макса.
   Вздрогнув, Полина уткнулась в учебник. Наматывая на палец прядь волос, Полина прочитала определение. Заложив пальцем страницу, закрыла тетрадь. Прошептала:
   - Отбор статистических данных проводится путем... способом случайной выборки... дискретный способ. Случайной выборкой называется такой отбор статистических данных, при котором выбранные данные с достаточной приблизительностью отражают информацию в объеме всех имеющихся данных...
   Звонок в дверь.
   - Полина! - закричала мать с кухни. - Подойди к двери, посмотри, кто там!
   Полина, повернув голову, крикнула:
   - Я занята! Сама подойди!
   Она осеклась, изумленная своей резкостью.
   Девушка остановилась на пороге гостиной, глядя, как мать подходит к двери.
   - Кто? - крикнула Светлана.
   Из-за двери послышался глуховатый голос:
   - Свои. Открывай.
   "Дедушка". Сердце Полины забилось сильнее.
   - Сейчас, отец, подожди, - Светлана засуетилась в поисках ключей.
   - На зеркале, - сказала Полина. Светлана схватила брелок с ключами. Отперла дверь.
   Кашлянув, Владимир Палыч вошел в прихожую.
   - Ну что? - спросил он своим приятным прокуренным голосом, сдвигая на затылок кепи. - Все у нас правильно?
   Светлана улыбнулась. Полина, смеясь, подбежала к деду. Обвила руками шею старика.
   - Ну... что ты, что ты... - рассмеялся Палыч, хлопая Полину по спине.
   Отстранился. Прищурил маленькие глазки, придававшие его некрасивому, с кирпичного цвета обвислыми щеками лицу плутовское выражение.
   - Выросла, никак?
   - Нет, дедушка, - засмеялась Полина. - Уменьшилась!
   - А, - Палыч махнул рукой. - Не вижу ни хрена. Вот в метре - ни хрена не вижу.
   Десять лет назад, когда дед еще работал на заводе, ему в левый глаз отскочила металлическая стружка. Этот глаз не двигался. На другом Полина с тревогой заметила мутную пленку.
   - Ну, раздевайся, - сказала Светлана.
   - На, возьми, - Палыч протянул дочери целлофановый пакет - гостинцы. Повесил на крючок кепи. Медленно и осторожно снял синюю куртку. Светлана подала тапочки. Старик, присев на тумбочку, с трудом нагнулся снять ботинки. Светлана ушла на кухню. Полина, присев на корточки, помогала стянуть разбитые ботинки и надеть деду на ноги тапки.
   - Полина, не надо, - бормотал старик, хрипло дыша. - Полина...
   Пошевелив пальцами ног, чтобы тапки лучше сели, Палыч попытался встать. Пошатнулся. Полина не успела подхватить. Дед неловко плюхнулся на тумбочку костлявым задом. Раздался стук, словно костью ударили о кость.
   - Ну, что вы там? - весело крикнула с кухни Светлана. - Смотрите, не своротите там ничего!
   - Сейчас, Полина, сейчас, - старик расстегнул верхнюю пуговицу линялой голубой рубашки, улыбкой пытаясь скрыть свою растерянность. Дыхание хрипами вырывалось из покрытых сигаретной копотью легких. Хлипкая грудь тяжело вздымалась и опускалась.
   - Сейчас. Дай дух перевести.
   Палыч поднялся, проковылял к зеркалу. Ходил он по-стариковски медленно, согнув спину, но при этом в его походке было что-то хулиганское.
   Пригладив на маленьком черепе ежик темных волос, Палыч оглянулся.
   - Ну, пойдем?
   Он подмигнул.
   Полина заскочила к себе. Собрала на постели тетради, бросила в ящик стола. На пороге комнаты обернулась. Ее тревожный взгляд скользил по комнате, будто ища что-то.
   Палыч, облокотившись локтем на стол, сидел с самым независимым видом, боком к столу. Светлана, сидя на шатком табурете у раковины, следила за чайником и сыпала вопросами.
   Полина села. Отец и дочь беседовали, а Полина молчала, с любовью глядя на деда.
   С ним Полина встречалась редко, и знала о нем очень мало. Поколение Войны - так их называли? Голодное детство. Бомбежки. Три умерших брата. Сестренка, которую потеряли на вокзале во время зауральской эвакуации. Мифический отец, который прошел всю Войну и попал в госпиталь осенью сорок четвертого. Из госпиталя прадедушка, грудь в орденах, пешком прошел по болотам двести километров. В пяти километрах от дома, где ждали жена и трое детей, подорвался на мине. Части тела с обрывками одежды висели на ветвях тополей.
   Володя вместе с сестрами и оборванными деревенскими ребятишками холодными ночами совершал вылазки на колхозное поле. Слабыми пальчиками дети выкапывали из промерзшей земли картошку, свеклу, морковь. Под ногти забивалась грязь. Рассовав добычу по карманам, дети бежали к речке, мыли в студеной воде овощи и "жрали сырьем". Если набирались храбрости, возвращались на поля, кто-то расстилал на земле холщовую рубашку. На нее с горкой накидывали плоды, сворачивали рубашку, завязывали узлом рукава и, не чувствуя под собой земли, пугливыми зайцами несли овощи домой. Иногда их ловил сторож. Иногда их секли. Но они все равно бегали на поля. И воровали как можно чаще. Как можно больше.
   Молодость Володи пришлась на шестидесятые. Молодость была бурная. Была служба по призыву (три года) в Кишиневе, где носил форму не по размеру. Множество работ в разных регионах Союза. Месил цемент в Архангельске. Вот и все, что знала Полина.
   Но Владимир Палыч был человеком, о котором не надо знать много. Можно вообще ничего не знать. С ним было хорошо.
   Скупой на слова, скромный, серьезный, порой ребячливый, дед был единственным "настоящим мужчиной", которого Полина вообще в жизни видела. Владимир Палыч никогда не дергался, его ничем нельзя было удивить, у него никогда не возникало вопросов по поводу ее настроения, внешности, поведения. Дед никогда не говорил, что любит ее, но любовь - простая, земная, молчаливая - чувствовалась в каждом его движении. Твердый как скала, мягкий как шелк, этот коренастый высохший старик незаметно окутывал Полину заботой. С ним Полина теряла собственную волю.
   При этом никакой душевной близости между ними не было. Дед навещал редко, а к нему на квартиру Полина почти не ходила. Полина порой удивлялась, как этот чужой человек, может принимать в ее жизни столь незначительное участие, и при этом значить для нее так много.
   - Ой, а ты про Полину-то знаешь? - спросила Светлана, вскрывая пачку сигарет.
   Полина с ненавистью взглянула на мать. Перевела взгляд на деда, ощущая под ложечкой сосущий страх.
   - Нет, - старик даже не взглянул на внучку. - А что Полина?
   - Вот я тебе щас расскажу, - веселым, и в то же время зловещим тоном пообещала Светлана, выщелкивая из пачки сигарету.
   - Мама, не надо, - сказала Полина, глядя на поверхность стола.
   - Расскажу-расскажу, - Светлана прищурилась, чиркая спичкой.
   Открыв форточку, Светлана рассказала о провале дочери. Полина сидела не шевелясь. Ее щеки заливала краска стыда. Странное дело: хотя провал экзамена наносил ущерб прежде всего ей самой, Полину больше беспокоило, как к этому относятся другие. Катя формально подержала ее, хотя Полина знала, что подруге плевать. Макс, для которого комиссия была привычным делом, сказал, обняв Полину за плечи:
   - Не бойся. Ничего страшного не будет. Никто тебя валить не станет. Даже мне идут навстречу. А ты - не я.
   Полина и сама это знала, но знала также, что не получит больше четверки. Значит, не может рассчитывать на стипендию до следующего семестра.
   Мать сердилась, и Полина ненавидела ее за это. В глубине души Полина отказывала матери в праве осуждать ее.
   А вот перед дедом ей было стыдно. Пока мать рассказывала, Полина изредка бросала на него опасливые взгляды. Лицо старика не выражало никаких эмоций.
   - Вот так мы и живем, - с ослепительной улыбкой закончила Светлана. Сигарета почти догорела до фильтра, а глаза полны язвительной горечи. - Учиться не хотим, по дому дела забросили, зато любовь-морковь крутим... со всякими.
   Полина сжала под столом кулаки. Мать еще раз доказала, что совершенно не способна понять дочь. Все, что она говорит - бред сивой. Полина хочет учиться. Просто у нее не всегда все получается. Домашние дела она действительно забросила. Так мать сама ей сказала, что сейчас главное - подготовиться к пересдаче!
   Да, она "бегает на свидания". Но это - никакая не морковь, а искреннее чувство. Ей нечего стыдиться. Они с Максом всегда встречаются вечером, потому что днем Полина зубрит статистику. И ни разу она не назначила свидания, не выучив дневной нормы - два билета.
   Но, чем настойчивее Полина убеждала себя, что ей нечего стыдиться, тем больше она стыдилась.
   Полина подняла на деда виноватые глаза.
   - Кхм, - сказал старик.
   Светлана, гася в пепельнице окурок, кивнула на дочь.
   - Гляди, как смотрит. Чует собака, чье мясо съела.
   Светлана сияла улыбкой. Можно подумать, провал дочери страшно ее веселит.
   - М-да, - сказал Владимир Палыч. - "Лето целое пропела, оглянуться не успела, как зима катит".
   Он сказал это таким тоном, что Полина засмеялась над собой, с благодарностью глядя на деда блестящими глазами.
   Светлана под влиянием отцовского обаяния тоже смягчилась. Встала с табурета, с веселым пафосом продекламировала:
   - "Ты все пела? - Это дело! - Так поди же, попляши!"
   Пока Светлана, бросив в кружки чайные пакетики, разливала кипяток, Владимир Палыч негнущимися пальцами развязал пакет с гостинцами.
   - Ну что, ругает тебя матка? - спросил дед, глядя на Полину маленькими хитрыми глазками, из-за которых он при первой встрече казался злым и подлым человеком. - А ты слушай. Мы люди взрослые...
   Полина, кашлянув, вымученно улыбнулась.
   - Я знаю, дедушка.
   Владимир Палыч прищурился.
   - Ну, не грусти. Не грусти. Печенья хошь? Яичко вон скушай.
   Полина, не в силах пошевелиться, молча смотрела на старика, подавленная его заботливостью, явно смущенная вниманием, которое дед ей оказывает.
   Он взял из пакетика два печенья "птичье молоко" и яйцо с вмятиной на остром конце.
   - Вот тебе печенье и яйцо.
   Застенчиво улыбаясь, Полина с удивлением наблюдала за собой. Как она берет яйцо, обстукивает на столе, очищает и ест. Старик, не глядя на нее, сказал:
   - Хлеба возьми. С хлебом посытнее.
   Полина взяла хлеба.
   Светлана вдруг оживилась.
   - Ой, отец, я совсем забыла. Я тебя хотела попросить...
   - Кхм, - сказал отец. - Ну, проси.
   - У нас лампа в гостиной не горит. Посмотри, а?
   - А Дмитрий что, без рук без ног?
   - Ой, папа, он не умеет. Ну посмотри, пожалуйста.
   Владимир Палыч вздохнул.
   - Ой, дети, беда с вами. Нету никаких моих мощностей.
   Светлана достала из кладовой стремянку. Владимир Палыч, закатав рукава рубашки, полез под потолок. Полина стояла внизу, чтобы в нужный момент подать инструмент. Дед, сняв колпак из небьющегося стекла, придирчиво осмотрел две флуоресцентные трубки. Покрутил их руками. Одна зажглась, и тут же погасла. Другая нервно мигала.
   - Не вижу ни хрена... Полина, горят?
   - Нет. Одна мигает только.
   - Дай-ка стартер.
   Старик опустился на две ступеньки, протянул руку. Полина достала из ящика и вложила ему в ладонь маленький цилиндрик зеленого цвета.
   Владимир Палыч сменил стартер.
   - Горит?
   - Нет.
   - Выключи.
   Полина подошла к стене. Щелкнула выключателем. Прошло секунды три.
   - Включи.
   Полина включила свет. Одна трубка, мигнув, засияла холодным белым светом. Другая осталась мертвой.
   - Одна горит.
   - Сам вижу, - проворчал старик. - Не слепой. Ну, говно...
   Полина наблюдала, как дедушка крутит трубку, щелкает стартерами, меняет местами трубки, бормоча под нос ругательства.
   Она с ужасом поняла, что, когда умрет, на земле не останется никого, кто сохранит в памяти ее деда, этого маленького великого человека, плоть от плоти самой земли.
   Дед на миг показался Полине тонким, почти прозрачным. Так, что она могла видеть его покрытые копотью легкие, когда солнечный свет в окне насквозь просачивался через них.
   - Полина, зайчик, подай-ка лампу.
   Он сменил обе лампы. Полина выключила и включила свет. Лампы не горели.
   - Кусачки, - сказал старик, с ненавистью глядя на лампы.
   - Сука, - шептал он, перекусывая провода. - Проститутка...
   Соединив провода, вновь попросил выключить свет. Полина щелкнула выключателем. Газ в трубках зажегся.
   - Вот теперь все у нас правильно,- сказал Владимир Палыч. Положил кусачки в задний карман джинсов. - Возвращаюсь на землю.
   Кряхтя, он медленно спустился по ступенькам.
   - Горит? Ой, как здорово! - только что вошедшая Светлана обняла отца. - Проголодались? Ну, пойдемте. Обед готов.
   Владимир Палыч подмигнул Полине.
   - Слыхала, Полина? Слово матери - закон.
   Светлана улыбнулась дочери. Она любила отца, и заодно сейчас любила свою дочь.
   Владимир Палыч сел за стол. Расстегнул рубаху, потер грудь.
   - Ну, Светка, с тебя рюмка. Загрызла батьку.
   - Очень болит? - с волнением в голосе спросила Светлана. Поставила на стол перед отцом тарелку горячего супа. Такого тона Полина от нее уже много лет не слышала.
   - Жара, - поморщился старик.
   - У меня есть мазь. Я потом поищу. Скажи Марине, пусть перед сном намажет.
   - Сожительница моя в поездке, - Владимир Палыч с удовольствием хлебал суп.
   - Уехала? На каком она сейчас поезде?
   - На Питерском. Ты мне лучше от спины дай что-нибудь. Спина болит ужасно.
   - Вкусный суп? - Светлана села за стол, взяла кусок хлеба.
   - Очень, мама, - сказала Полина. Светлана не взглянула на нее. Она все время смотрела на отца.
   - Ты бы поберег себя.
   - Не такой я золотой, чтоб себя беречь.
   - Не хорохорься. Ты уже два года на пенсии. А все дворником корячишься.
   - Светка, я не могу без работы. У меня советская рабочая совесть. И я люблю, чтоб все было правильно. Да, Полина?
   - Ага.
   Светлана повернулась к дочери.
   - Сегодня опять к своему понесешься?
   Мать задала вопрос веселым тоном, будто и не злилась вовсе. Полина не знала - то ли отец так влияет на нее, то ли сказывается старая привычка перед гостями изображать очаровательную женщину.
   - Поползу, - в тон ей ответила Полина. - Высунув язык. По битому стеклу.
   Светлана, одарив дочь кислой улыбкой, повернулась к отцу.
   - Видал? Одни мальчики на уме. Я, в ее-то годы...
   - А что, - ответил Владимир Палыч. - Ты в ее годы такая же была.
   - Папа! - ахнула Светлана.
   - А что "папа"? - старик взял себе кусок хлеба. - Я отлично помню. Задницей вертела направо-налево. На всех улицах только твою и видно было.
   Светлана не нашлась с ответом.
   - Видишь, мама, - сказала Полина, тронув ее за руку. - Я же твоя дочь.
   - Ну, знаете, - Светлана уткнулась в тарелку. Но тут же воспряла духом. - Тогда было другое время. И у нас все было по-другому! Чисто, наивно. Димка, помню, был такой милый, застенчивый. Смотрел как побитый песик. Слово сказать боялся. Не то что нынешние... Максы! Наглые, пьяные, куревом от них пахнет.
   - Мама, ты же видела Макса. Он совсем не такой.
   - Это он при мне не такой. А, когда моего зоркого глаза материнского над вами нет - такой, и еще бог знает, какой! И он курит. Курит?
   - Да, - глухо ответила Полина.
   - Курит!
   - Ну и что, - Владимир Палыч вытер губы кусочком хлеба. - И ты куришь. И я курил. Я с пяти лет курил! И пил - с десяти. И...
   - Все, хватит, поняла, - сказала Светлана. Полина уткнулась в тарелку, давясь от смеха.
   Дед продолжал:
   - ...баб драл с двенадцати. Так что я курил, ты куришь, Макс курит, и все нормальные люди во все века что-нибудь курили. Вот твой Макс - что курит?
   - Не знаю. "Пэлл-Мэлл", кажется. Легкие.
   - "Пэлл-Мэлл"... Американский навоз! Что он у тебя, ковбой, что ли?
   - Поэт, - сказала Полина. Прозвучало глупо, особенно при матери.
   - Поэт. Сергей Сергеевич Есенин. "Шаганэ ты моя, Шаганэ"...
   Владимир Палыч рассмеялся. Закашлялся. Сделав вид, что не замечает тревожного взгляда Светланы, продолжил:
   - Ну, а я смолил папиросы. Без фильтра. "Беломор", потом, при Брежневе, "Север". Четырнадцать копеек пачка стоила, как щас помню. А Сталин Иосиф Виссарионыч курил трубку. Понимаешь, Полина? Труб-ку! Большой человек был!
   - Сволочь он был, встряла Светлана, про которую немножко забыли и которая даже начала покрываться пылью.
   - Кхм... Сволочь-то он сволочь, конечно.
   - Конечно, сволочь, - Светлана встала, начала собирать пустые тарелки. - И вообще, все мужики - сволочи.
   - Кроме меня, - сказал Владимир Палыч.
   - И Макса, - сказала Полина.
   Светлана разлила по кружкам кипяток, опустила в горячую воду пакетики.
   - Вот как у нас было с Димой. Два месяца прошло, прежде чем он меня за руку взял! Стоит, дрожит. И рука дрожит. Меня аж током дернуло. И так это трогательно! Ведь если мужик боится, сразу видно, что у него к тебе настоящее чувство.
   Полина почувствовала, губы растягиваются в мечтательной улыбке. Ее обволокло жаром. Она снова окунулась в тот день, когда в парке Макс вот так же, нежно и бережно взял ее за руку.
   - Дима, - проворчал Владимир Палыч, усаживаясь боком к столу. - Дима - нуль!
   - Отец, сколько раз я тебя просила? Не начинай.
   - Много раз просила. "Эх, раз, еще раз, еще много-много раз"... Запомни, Полина, твой отец - нуль!
   Полина промолчала.
   - Я не знаю, как у вас было с Димой. А вот у нас в свое время все-е-е было, - дед подмигнул Полине. Светлана закатила глаза.
   - Ох! Сил моих нет! Опять он начинает!
   - Начинаю-начинаю, - рассмеялся дед, показывая зубные протезы. - Тогда ведь, в шестидесятые, после войны - на одного парня приходилась одна женская общага!
   - Ну хватит уже, - Светлана толкнула отца в плечо.
   Дед и Полина рассмеялись. Светлана хотела напустить на себя строгость, но рассмеялась вслед за ними.
   - И смех и грех, - сказала она.
   - Это не грех, - серьезно сказал дед. - Это жизнь. Мы все ходим по земле. Знаешь, что такое земля?
   - Не знаю и знать не хочу!
   Старик поднял палец, сурово глядя на дочь одним невидящим глазом и другим, покрытым катарактой.
   - Земля - это высохшее дерьмо тех, кто жил до нас.
   - О, гос-с-с-поди, - Светлана схватилась за голову.
   - Да, именно так, - непреклонным тоном сказал Владимир Палыч. - Тех, кто жил до нас, в этой земле похоронили. Это и есть жизнь, Светка. Мы ходим по трупам наших отцов, которых похоронили в собственном говне.
   Тяжелый приступ кашля согнул его пополам. Светлана начала хлопать отца по спине.
   - Я в порядке, - он выпрямился, отталкивая ее руку. - Успокойся. Все у нас правильно.
   Дед повернулся к Полине.
   - Вот у вас с Максом... было что-нибудь?
   Полина покраснела.
   - Нет, - ответила девушка, чувствуя взгляд матери. По лицу Полины Светлана поняла: правда. Она вдруг повеселела.
   - Хороший денек сегодня, правда? - откинувшись на стуле, Светлана рассмеялась, как девчонка. Морщины вокруг ее глаз разгладились.
   Глядя, как мать на глазах молодеет, Полина только теперь поняла, в каком напряжении до сих пор жила мать. "Господи, да ее уже сколько месяцев только этот вопрос и волнует!"
   - Не было, - повторила Полина, глядя в неподвижные глаза деда. Но краем глаза следила за матерью. - Но будет. Мы с этим не торопимся.
   Владимир Палыч покачал головой.
   - "Да, были люди в наше время. Не то, что нынешнее... племя". Я посмотрю, у твоего Макса вся энергия в стишки уходит.
   Неловкая пауза.
   - Макс, - пробормотал дед. - Хорошее имя. Ни с чем не спутаешь.
  
   Поцеловав деда на прощание, Полина закрылась у себя в комнате. В мобильнике заиграла мелодия.
   Полина взяла телефон, села на кровать.
   - Да, - устало сказала она.
   - Привет, котенок, - Катя, как всегда, говорила спокойно, вкрадчиво. Полина вдруг осознала, что Катя никогда не говорит другим тоном.
   - Не называй меня котенком, - с легким раздражением сказала Полина. Схватив с подушки плюшевого тигра, легла на спину, прижала игрушку к груди. - Чего тебе?
   - Ой, мы сегодня не в духе. Губки надули.
   Насмешка в голосе подруги неприятно поразила Полину. Но она слишком устала, чтобы выяснять отношения. Ей хватает матери.
   - Насколько тебе известно, у меня нет ни одной причины быть в духе, - сказала Полина, пощипывая ворс на спине тигра. Тигр удивленно смотрел на нее, топорща усы.
   - Известно. Маленькая глупая Полина немножко облажалась.
   Полина, швырнув тигра в угол комнаты, села.
   - С кем не бывает. Тебе-то чего?
   - Мне? Ничего. Готовишься?
   - Надо думать, - Полина решила любой ценой не замечать этого язвительного тона. Черт бы взял эту Катю. ПМС у нее, что ли?
   - Уверена, что сдашь?
   - Уверена, - соврала Полина. - Макс сказал, что с комиссией сдавать легче, чем в первый раз. Преподавателям самим не нужна эта катавасия. Если только они не хотят тебя убрать.
   - Макс так сказал? Ну, этот знает, о чем говорит.
   - Да. Знает.
   Катя, напустив в голос заботливой тревоги, сказала:
   - Мой тебе совет, подружка. Не слишком увлекайся Орловым. Особенно сейчас, когда твоя судьба висит на волоске.
   - Я тебя не понимаю, - голос Полины зазвенел. Она начинала забывать, что нужно сохранять спокойствие. - Что за фигню ты щас понесла? Что ты молчишь? Ты здесь, подружка?
   - Здесь, подушка.
   Полина не засмеялась. Катя продолжала:
   - Ты и не должна меня понимать. Понимать - это не твое дело, Полина. И вообще не женское. Просто даю совет.
   - Ссала я на твои советы, - закричала Полина. - Ради бога, объясняйся понятней. И прекрати бросаться красивыми словами. Такое ощущение, будто я в мыльной опере.
   - О, смотрите-ка. Голос прорезался. Не сердись, милая. Тебе только добра желают.
   - Я вижу. Тебя прямо распирает от добрых чувств ко мне. Тебя, мать и всех любительниц лезть не в свою постель. Вы все так добры ко мне, что прямо не знаешь, куда сбежать от вашей доброты. Может, теперь скажешь, чего хотела? Или будем до вечера шипеть друг на друга?
   - Поговорить хотела.
   - О чем?
   - О твоем парне.
   Полина нахмурилась.
   - Продолжай.
   - Ты вляпалась.
   Катя выдержала паузу. Полина молчала. Катя понизила голос.
   - Скажи, у вас все серьезно?
   - Об этом еще рано говорить. А почему ты спрашиваешь?
   - Хочу тебя предостеречь, прежде чем ты увязнешь в болоте. Все девчонки, которых я знала, страдали по одной-единственной причине - влюблялись в парней, о которых ничего не знали. А когда узнавали, было уже поздно.
   - Очень смешно, - Полина встала, подошла к окну. - Что мне сделать с этим? Намазать на хлеб?
   - Эй, да я серьезно говорю! Орлов кое-что скрывает. Он не тот, за кого себя выдает. Рассказать?
   - Расскажи. Только быстрее.
   Полина села на кровать. Морща лоб, наматывала на палец прядь волос. И слушала.
   Полгода назад, сказала Катя (Полина автоматически отметила, что "полгода назад" - это за месяц до того, как она услышала имя "Макс Орлов") был весенний призыв. Студенты юридического проходили медкомиссию, чтобы встать на учет.
   По результатам комиссии Максу выдали на руки военный билет.
   - Ты знала об этом?
   - Да, знала. Макс говорил, что не подлежит призыву.
   - Он не сказал, почему?
   - Слабое сердце, - это была правда. Макс был освобожден от занятий по физподготовке.
   - А вот это, милая, только часть правды.
   По словам Кати, комиссия решила, что сердце у Макса не настолько слабое, чтобы его освободили от призыва. Все призывники проходили психологический тест. По результатам теста у комиссии возникли некоторые подозрения по поводу состояния психического здоровья Макса. На четыре дня Макса положили в психоневрологический диспансер.
   Полина почувствовала, внутри у нее что-то обрывается. Неврологический диспансер находился рядом с туберкулезным. А туберкулезный диспансер - в какой-то сотне шагов от гуманитарного института, по ту сторону железного решетчатого забора. В квартале от общежития, где живет Макс.
   - Продолжай, - сказала Полина. Ей показалось, что-то липкое и мерзкое касается ее души.
   - Орлова признали психически неустойчивым. Со склонностью к суициду. Он псих, Полина. Вот какой у тебя парень. Псих.
   Полина только теперь увидела, что, пока Катя передавала ей эти мерзкие подробности, она вырвала у себя из черепа прядь волос. С гримасой отвращения Полина стряхнула волосы на пол.
   "Кажется, я сама с ума схожу".
   - Молодец, что сказала, - Полина встала, начала мерить шагами комнату. Комната странно сузилась. - Это вещи, которые нужно знать.
   Изумленная тишина. Когда Катя вновь обрела дар речи, в ее голосе уже не сквозила насмешка, которая была добротой по отношению к Полине.
   - Постой. Я серьезно. Орлов - псих.
   - Невротик и псих - не одно и то же. Макс - творческая личность. Мне известно, что он психически неустойчив. Я видела его нервные срывы. В них нет ничего страшного. С ножом на меня он не бросался.
   - Да ты, я вижу, совсем себя не уважаешь. На... тебе сдался этот придурок? Ты можешь получить любого парня на факультете.
   - Мне не нужен любой парень на факультете. Мне нужен придурок Макс Орлов.
   - Ты могла бы получить... ну хоть того, с унылой физиономией. Миша, или как его там.
   - Да, Миша. А физиономия у него унылая, потому что он, в отличие от некоторых, думает не только о своей заднице.
   - Да, он о твоей заднице думает, - с циничным смешком сказала Катя.
   - Пусть. Мне приятно. Хоть кто-то.
   - Ты могла бы выбрать Ваню. Он пялился на тебя весь семестр. Ваня - хороший парень. И Миша тоже. Лучше Миша, чем этот психический. Миша хоть не выпендривается. Знает свое место.
   - По-моему, он даже слишком хорошо знает свое место. Было бы неплохо, если бы Миша иногда забывал, где его место. Нет. Миша, Ваня - кого еще ты мне сосватаешь? Тома Круза?
   - Лучше Том Круз, чем Макс Орлов.
   - Мне не нужен Том Круз! - закричала Полина, понимая, что мать уже полчаса только делает вид, что моет на кухне посуду. И что со стороны она, Полина, походит на сумасшедшую. - на хрен этого коротышку!
   - О, ты еще и ругаешься. От Макса набралась? Скоро курить начнешь. Смотри, подружка, докатишься.
   Полина чуть не выронила сотовый. Ее руки дрожали. На глаза выступили слезы бессильной злости.
   - Скажи мне одно. За каким чертом тебе понадобилось ворошить эту кучу грязного белья? Кто дал тебе право лезть в мою личную жизнь?
   - Право мне дало мое доброе, заботливое сердце, полное тревоги за твою судьбу. А личной жизни у старосты быть не может. Только общественная. Ты, Полина, только воображаешь себя взрослой, умной, самостоятельной девушкой. Посмотреть на тебя - да ты прямо Даниэла Стил. А я-то тебя знаю. Как облупленную. Ты малолетка. Умишко у тебя короткий. Знаешь, почему Светлана помыкает тобой? Потому что ты ни черта не знаешь и не умеешь. И все всегда делаешь не-пра-виль-но, - то, что Катя говорила, было бы не так ужасно, если б голос ее не был сладок, как мед. - ты должна слушать, что тебе говорят другие, Полина. Вокруг полно людей, которые лучше тебя знают, какой ты должна быть и что тебе делать. И кого тебе любить.
   - Чтоб тебя, - процедила Полина. - Как тебе удалось все это вынюхать? Кто тебе наплел эту чушь про Макса?
   - Никто. Я саам сходила и все выяснила. Я хороший юрист. Я не могла бездействовать, глядя, как ты заживо губишь себя рядом с ничтожеством.
   - Подлая крыса, - Полина тыльной стороной ладони утерла слезы. - Я же тебе все рассказывала. Я хотела просить тебя быть крестной моего ребенка. А ты...
   - Ты не рассказала мне, что собираешься связать жизнь с идиотом. Он же ударил тебя. Не знала, что ты тряпка. Но я вижу, ты недостойна моей дружбы. Подруги должны жить общей судьбой. Ты первая разрушила нашу дружбу. Предала меня - и ради кого? Выбрав Орлова, ты оскорбила меня.
   - Пафосная дура, - сквозь слезы прошептала Полина.
   - Что ты сказала, милая?
   - Да, ты хороший юрист! У тебя есть два главных качества. Первое - ты любишь рыться в грязном белье. Второе - ты подлая крыса!
   Полина нажала красную кнопку. Бросила сотовый на кровать.
   - Господи, - Полина потерла лицо ладонями. - Что со мной?
   В дверь постучали.
   - Полина, - осторожный голос матери. - Что случилось, дочка? Можно я войду?
   Полина повернулась к двери.
   - ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!
   Секунды за дверью длилась тишина. Потом - удаляющийся в сторону кухни шорох тапок.
   Полина вновь заходила по комнате, грызя ноготь. То и дело она морщила лоб. Ее глаза увлажнялись, и она утирала лицо тыльной стороной руки.
   Вот, значит, как. Катя. Сука. Мерзкая тварь. Вынюхивающая, лезущая не в свое дело мерзопакостная паскудина. "Ты недостойна моей дружбы". Да это ты, сука, недостойна МОЕЙ дружбы! Моего доверия. Как я могла дружить с этим накрашенным, разодетым в стразы чудовищем с кукольным личиком? Ощущение липкой мерзости вновь охватило Полину. Ее чуть не вырвало. Обхватив руками живот, она села и бессмысленно уставилась в угол.
   Никогда не думала, что у Кати такое черствое сердце. Впрочем, у нее холодные глаза. Она казалась такой спокойной. Доброй. Никогда не злилась. Никого не осуждала. Черт, какая же я дура! Наивная, доверчивая дура, дурой и помру. Боже, как же теперь жить? Как жить и любить в мире, где существуют такие люди, как эта сука? И таких много. Большинство.
   Как Катя назвала Макса? Ничтожество. Сама ты ничтожество! Низкая, пошлая, заурядная. Да, тебе никогда не понять, как можно любить Макса. Ты вообще никогда не любила. Черт возьми, как можно быть женщиной и никогда не любить? Это все равно, что быть мужчиной и ни разу не получить по морде. Впрочем, в современном мире полно и тех, и других. Мужчин-недомерков и недоделанных псевдоженщин. Как там говорил Макс? "Давным-давно некая злая сила уничтожила любовь. У нас украли настоящую любовь и подсунули фальшивую".
   Да, Катя никогда не любила. Она не способна любить. Никого, кроме себя. Может быть, в глубине души она очень несчастна. Потому и совершает мерзкие поступки. Чужое счастье ей как бельмо на глазу. Я всегда ей завидовала. Ее успеху у мужчин, который объясняется тем, что Катя презирает мужчин. Для Кати мужчины делятся на два типа: дебилы с чистыми ботинками и дебилы с грязными ботинками. Иногда она со смешком прибавляла, что есть еще третий вид: дебилы вообще без ботинок. Да, Катя очень несчастна. Так ее жалко, черт бы побрал эту суку. Так и хочется сунуть ей в рот соску, настолько Катя несчастна. Но это не дает права...
   Зачем, зачем, зачем Катя это сделала? Это не женское соперничество за мужчину. Макс - дебил с грязными ботинками. Ничтожество. Катя всегда его ненавидела. Ей-то чего? "Он же тебя ударил!" Тебя, что ли, ударили? Набери в рот говна и заткнись, как мы в школе говорили.
   Ладно. Тогда что? Зависть. Из-за чего? Мы обе красивы и популярны. Успешны в учебе. Катя не глупее меня. А по жизни получается, что и умнее. У меня отец бухгалтер, у Кати - областной прокурор. Меня на личном авто на учебу не подвозят.
   Ах, вот оно что. Катю коробит, что старостой выбрали меня, а не ее. Друзей у нее мало, а подруг, кроме меня, нет вовсе. Что ж. С таким подходом к жизни... Можно подумать, староста группы - это президент транснациональной корпорации. Что за мелочная сука!
   - Спокойно, - сказала Полина. Спрятала лицо в ладонях. Нервное напряжение прорвалось потоком слез.
   Она плакала за себя, которая ни в чем не виновата, и всегда оказывается виновата. За Макса, которого ненавидят в университете, ненавидят дома и всюду, куда бы ни шел он. За Макса, в чьей жизни не было ни минуты счастья и покоя. Господи, надо же было так измучить человека! Что это за мир, в котором столько боли? Кому это нужно?
   - Алло. Макс? Привет. Это Полина. Как дела?
   Голос ее звучал так спокойно, как только может звучать голос женщины, выплакавшей все слезы.
   - Полина? Привет. Рад тебя слышать.
   В голосе макса звучала нежность. У Полины потеплело на душе. Она даже сумела улыбнуться.
   - Чем занимаешься?
   - Читаю.
   - Что читаешь?
   - Хемингуэй, - торжественно объявил Макс. - "По ком звонит колокол".
   Полина рассмеялась.
   - Чего ты смеешься? Слушай, вот это вещь! Сукин сын умел писать.
   - Хорошо.
   - Что хорошо?
   - Хорошо, что ты читаешь такие книги.
   - Хорошо, что вообще кто-то еще читает такие книги. Я, наверное, последний человек на земле, который прочтет эту книгу. Чтоб меня! Как можно быть живым человеком и так писать?
   - Да. Слушай, мне нужно с тобой серьезно поговорить.
   - Начинай, - осторожно сказал Макс.
   Полина передала разговор с Катей.
   - Вот оно что, - смутился Макс. - Черт, мне надо было...
   - Молчи. Это не важно. Твое дело. Я о Кате.
   - Что Катя?
   - Ну не сучка она?
   - Да, наверное.
   - Наверное? Что значит "наверное"?
   - Не знаю. Это ее дело.
   - По-моему, это ужасно. Я очень расстроилась.
   Макс промолчал.
   - Как можно быть такой подлой? Мы же были подругами... Но бог с ним. Плевать на дружбу! Но ты-то ей ничего не сделал.
   - Может, и сделал. Может, я одним фактом своего существования мешаю ей жить. Она ведь обеспеченная?
   - Ага. Голубая кровь. Белая кость.
   - Такие люди привыкли к тому, что мир создан для их удовольствия. И готовы убить любого, кто им не нравится. Я Кате не нравлюсь, и раздражение ее великое.
   - Что же делать?
   - Ничего. Вряд ли она способна на что-то большее.
   - Хочешь сказать, тебя нисколько не задевает, когда лезут в твою интимную жизнь?
   - Задевает. Очень. Но хорошо, что мы кому-то мешаем. Значит, мы что-то из себя представляем. Мише хуже. Он никогда никому не мешает. Через пять лет на юридическом даже не вспомнят, что он там учился.
   - Миша, - ахнула Полина. - Мы совсем про него забыли. Как он там, бедный.
   - Как-как. Да никак. Сидит, как пес в будке. И воет на луну.
   - Я схожу к нему.
   Макс молча повесил трубку.
  
   Полина с помощью очаровательной улыбки легко получила от вахтера разрешение подняться на третий этаж общаги. Постучалась в дверь Мишиной комнаты. Никто не ответил. Еще раз. Снова нет ответа. Что странно: Полина через дверь слышала, как в комнате работает радио. Она поежилась от укола мистического страха. И ушла ни с чем.
  
   - Не понимаю, на кой черт ты вчера потащилась утешать этого придурка?
   Макс в ярости мерил шагами гостиную ее квартиры. Родители Полины отправились в деловую поездку. Полина сидела в кресле, грызя ноготь. Взгляд ее был задумчив.
   - Макс, - сказала она.
   - Что "Макс"! - он брызнул слюной. Макс впал в то нервное, злобное состояние, которое так ему нравилось.
   Полина вздохнула.
   - Мы не должны забывать Мишу. Это нехорошо. Он наш друг.
   - Да плевать на Мишу! Миша - нуль! Зачем ты потащилась к нему?
   Полина возмущенно взглянула на Макса. Она устала. И в своей жизни наслушалась достаточно упреков, чтоб терпеть еще и от Макса.
   - Знаешь, что? - Полина вскочила. Ее глаза сверкали. - Я сама решаю, куда ходить и к кому! Или ты хочешь, чтобы я приковала себя к тебе наручниками?
   - Да! - огрызнулся Макс. - Хочу!
   Увидев боль в ее глазах, смягчился. Подошел. Обнял.
   - Прости, котенок. Я чушь порю.
   - Ладно. Проехали.
   - Просто я подумал - раз уж мы любим друг друга... мы ведь любим?
   - Ну вот. И ты сомневаешься.
   - Что значит - и я?
   Полина, ласково улыбнувшись, пальцем провела по его носу.
   - Только ты.
   Он, сжав ее пальцы, поцеловал руку - совсем как Миша.
   - Я подумал: раз уж у нас великая - величайшая! - любовь, мы должны все друг другу выкладывать. Советоваться, вместе принимать решения и вся такая хрень. Так?
   - Ну да.
   - Нам ведь жить вместе и подыхать вместе. И вдруг я узнаю, что ты шастала к типу, который рад затащить тебя в койку.
   Полина, высвободив руку, устало упала в кресло.
   - Ты преувеличиваешь. Миша сам не полезет.
   - Преувеличиваю. Потому что люблю тебя.
   Макс нежно смотрел на Полину. Она улыбнулась.
   - Миша - воспитанный мальчик. В отличие от вас, молодой человек.
   Полина шутливо погрозила Максу пальцем.
   - Да. Я наглый ублюдок. А ты клевая сучка.
   Макс сел на пол рядом с креслом. Полина, протянув руку, начала перебирать его волосы. Макс прижался щекой к ее ноге.
   - Хорошо нам вместе, правда?
   - Да. Прекрасно.
   - Ты любишь меня?
   - Да.
   Макс помолчал.
   - Меня никто так не любил, как ты.
   - Правда?
   - Я раньше боялся. А теперь не боюсь. С тех пор, как мы вместе, я ничего не боюсь. А ты?
   - Не знаю. Я все еще многого боюсь. Но жить стало как будто легче. А больше всего на свете я боюсь, что мы расстанемся.
   - Никогда, - сказал Макс, сжимая ее ногу.
   - Боюсь, что нам помешают.
   - Не помешают. Я допишу роман, уйду из университета, и мы уедем отсюда.
   - Куда?
   - Куда угодно. Не все ли равно?
   - Да, - Полина с любовью взглянула на него. - Все равно.
   Полина позвонила матери, которая поехала с отцом в Псков закупать товар, и сообщила, что пригласила к себе Макса.
   - Он останется на ночь, - сказала Полина. И внутренне сжалась в ожидании грома и молний. Но Светлана устало сказала:
   - Бог с ним. Я не удивлюсь, если завтра ты скажешь, что хочешь работать проституткой в борделе.
   - На полставки, - сказала Полина. Макс сидел за столом, перечитывал роман. Поднял голову. Улыбнулся, глядя ей в глаза. Полина улыбнулась в ответ.
   - Господи, - голос матери был полон горечи. - Почему ты взяла от меня только плохое?
   - Не знаю, - Полине стало жаль мать. - Как отец?
   - Как всегда. Мы с ним целый день шатались по городу. Переговоры, контракты. Сейчас торчит в гостинице.
   - Что он делает?
   - Ворчит, что жарко и душно.
   - Передавай ему привет.
   - Ладно. Береги себя, дочка.
   - Ты тоже, - сказала Полина. Она ничего не чувствовала.
   - Пока.
   - Пока.
   Нажав красную кнопку, Полина улыбнулась Максу.
   - Кто сказал, что чудес не бывает?
  
   КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.
  
   18 июля 2008 г. - 27 апреля 2011 г.
   Вышний Волочек,
   Великий Новгород.
  
  
Оценка: 2.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"