Демина Нина : другие произведения.

Хищники

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Давным-давно, когда вампирус вульгарис и гомо сапиенс устремились мирно соседствовать на планете Земля, то пришли к соглашению регулировать отношения (обмен жидкостями) строгим контролем, а именно посредством Контактера, где находилась информация о каждой особи, будь то вампир или человек, и всех произведенных земных контактах.
   Давным-давно, когда вампирус вульгарис и гомо сапиенс устремились мирно соседствовать на планете Земля, то пришли к соглашению регулировать отношения (обмен жидкостями) строгим контролем, а именно посредством Контактера, где находилась информация о каждой особи, будь то вампир или человек, и всех произведенных земных контактах.
  
  Под железнодорожной эстакадой на Брайтон Бич ночевали бродяги. Магазин, торгующий книгами, с экзотическим названием 'Черное море' нанимал двух секьюрити, и не потому, что владельцы боялись краж... Кому нужны литературные шедевры на русском языке? Но вместе с бродягами под мостом были замечены те, кто нуждался в сексе и крови: искатели и вампиры.
  Казалось бы, бояться нечего - почти полстолетия кровопийцы живут открыто, на людей не нападают, и всё от того, что взаимоотношения вошли в новую стадию. Хочешь крови? Зарегистрируйся и зайди в Контактер, и, если ты одинок, то робот подберет тебе человеческую пару. Вампирским парам предлагали одиночек, мужчину или женщину, на выбор. Зачем это надо человеку? Стать донором для кровососа нужна причина, и она была - код молодости.
  Вам двадцать пять до самой смерти! - гласил рекламный слоган Контактера.
  Всё дело в том, что вампирские половые железы вырабатывали секреты, получая которые человек не старел, и был здоров до последнего дня своей жизни. Ах, как соблазнительны были эти вампирские подарки, и всё ради порции крови, свежайшей крови во время полового акта. Но почему не пара, а именно пара и чужак? Когда открыли код, то долго не могли его активировать, проводили эксперименты и поняли, что именно при трех партнерах он работает. И назвали это обменом...
  О, Великий Контактер, хранитель всей информации! Какой цвет глаз вы предпочитаете? Блондины, брюнеты, шатены и рыжие - выбирай. Рост, вес, род занятий, даже имя учтет Контактер, разыскивая вам партнера. Однако всеобщую радость от такого выгодного обмена портило ограничение - недельный лимит. Истратил - жди следующей недели. Но многие не хотели ждать, и, в надежде получить сверхдозу, отправлялись искать приключения. Их так и прозвали - Искатели. Место, куда приходили алчущие обмена в обход Контактера, как раз и находилось под Брайтонской эстакадой. Странные это были люди, не говоря уже о вампирах. Способные на всё, не гнушающиеся грязных делишек: принуждение и шантаж, изнасилования и убийства, вот что происходило под мостом, и чего так боялись жители Брайтон Бич. Даже особый отдел Нью-Йоркской полиции, занимающийся исключительно преступлениями на почве обмена ничего не мог сделать, кроме того, как взять виновных с поличным. Без этого трудно доказать факт сверхдозы, а желание это еще не преступление.
  
  Эта пара вампиров занимала этаж в многоквартирном доме. Девушка была невероятно хороша собой: худенькая желтоглазая брюнетка, длинные волосы, стройные ноги. Он несколько старше её, красив бесовской красотой от которой замирало сердце впечатлительных дамочек, и в голову лезли мысли, что это самое прельстительное создание господне, или же сатанинское... В ней чувствовался непростой характер современной городской особы, а в нём эстетствующий сибарит прошлых веков. Рассуждая о подруге, Ростислав, так зовут нашего вампира, сказал:
  - Что нас объединяет с Гвен? Её хищная прямота в сочетании с умопомрачительным владением укуса сводит меня с ума. И секс. Да, это горячо и по-настоящему нежно.
  Слушая истории Росса, я окунался в мир прошлого, и сказанное им о Гвендолин принимало мистическую форму. Она мне очень нравилась. Глядя на нее, почему-то приходили мысли об огнестрельном оружии. В быту они были похожи на обычную пару, и когда за бокалом виски он легко пошутил о её 'фирменном' укусе, я вдруг страстно захотел ощутить его. Желание крепло и стало походить на манию...
  
  Лето 2050 года
  
  Вампирша сидела на бортике у бассейна и смотрела на подсвеченную цветными кристаллами воду. На лице её играли блики, оно было задумчивым и даже мечтательным. Она опустила руку вниз, и с изящного запястья в разноцветную гладь свесилась подвеска на тонкой цепочке. Соприкоснувшись с водой, украшение Гвендолин повело себя странно: черный бутон обрел длинные ножки и стал походить на водомерку. Вампирша дразнила её свободой, но цепочка не отпускала, и игра становилась мучением.
  - Хм...
  Гвен выдернула запястье из воды, и я увидел лишь цветок из черного металла, раскачивающийся от движения её руки.
  - А, это ты, - с облегчением сказала она. - Не спится?
  - Даже не пробовал уснуть, - поделился с нею я, - в полнолуние обычно страдаю бессонницей.
  - Наверное, у тебя давно не было обмена? - с иронией спросила она.
  - Ээ... да, - как-то неуклюже признался я. То, что произошло в отеле, обменом я бы не назвал, скорее обманом...
   С тех пор, как познакомился с этой парой, я часто стал задаваться вопросом: почему я обращаюсь за кодом молодости к другим вампирам, и не могу получить его от тех, кого знаю? Я не хотел других бессмертных, хотя понимал, что это атавизм - обмен просто сделка, никаких чувств он не предполагает. Но я желал её, представлял, каким необыкновенным будет наш контакт, даже нет... свидание!
  - Люблю смотреть на воду, - вдруг сказала Гвен.
  - Успокаивает?
  - Завораживает...
  - Может, поплаваем?
  Только успел произнести, как Гвен была уже в воде, а позади меня с тихим шорохом упала её одежда. Мелодичный смех, словно запущенный камушек, заскользил по воде, сквозь которую было видно её обнаженное тело, и по коже моей пошли мурашки.
  - Поплаваем? - насмешка в голосе Гвен словно обдала меня ледяной водой и вернула на землю. - Ты вроде с Россом дружишь, не со мной.
   Она все также опиралась о бортик и с интересом глядела на меня. Как я мог мечтать о том, что она просто посидит со мной теплым вечером у бассейна, а уж размечтаться, что будет плавать со мной нагишом..? Не иначе вампирский морок!
  - Прости за нелепое приглашение, - извинился я, боясь, что Гвен заметит, как кровь прилила к моим щекам.
  - Тебе точно нужно к Контактеру, - рассмеялась она, а я покраснел еще гуще.
  И тут она увидела. Я понял это по её метнувшемуся по сторонам взгляду, он будто выискивал ненужных свидетелей. Всё ясно - за века бессмертия вампирша привыкла охотиться за жертвой, а тут она сама идет на заклание. Неважно, что сейчас времена изменились и между вампирами и людьми существует обоюдная выгода, от многолетних вредных привычек не так легко отказаться. Мне стало неудобно смотреть, как она еле сдерживает себя, и я, заикаясь от страха и желания, снова предложил:
  - Мы можем, ээ... к-как бы обменяться... Никто не узнает, клянусь!
  - Нет, - резко ответила она, и добавила: - Я рада, что наше общение всё еще не омрачено сексом.
  Омрачено! Вот так-так... Что же 'мрачного' находит она в любви? Несколько раз я был свидетелем их разговоров с партнерами по обмену, но никогда не задумывался о том, как 'это' происходит между ними.
  Размышляя над услышанным, я отвлекся, и лишь голос Гвендолин напомнил мне, что я всё еще стою у воды.
  - Зигфрид, не знаю, послушаешься ли ты моего совета, но он таков - никогда не влюбляйся в вампира.
  Вот так выглядит мое желание? Влюбленность. Кому как не ей разбираться в подобных вещах. Росс рассказывал мне, что Гвен начала свое бессмертие в начале второго тысячелетия от Рождества Христова, можно представить сколько раз она пылала страстью, да и последнюю сотню лет живет любви и согласии с 'красавчиком и сердцеедом', так называли вампира жительницы нашего квартала.
  - Совет безусловно хорош, - наконец ответил ей я, - вот только запоздал немного...
  Она встала, провела рукой по подолу легкого платья, словно отряхивая несуществующие соринки.
  - Как знаешь, - Гвен равнодушно пожала плечами, - я предупредила.
  Я смотрел ей вслед и вдруг решил, что непременно придумаю ситуацию, в которой она не сможет мне отказать. Ведь она женщина, хоть и вампир, значит, шанс у меня есть.
  
  Год назад, лето 2049 года
  
  Я был обыкновенным клерком. Жил в арендованной квартире, исправно платил по счетам, еженедельно тратил свой лимит у Контактера. Я ничем не отличался от сотен моих коллег, и дни мои смогли бы поразить ваше воображение однообразием, пока не встретил их. Вампиров.
  Дело было так. По пятницам наш отдел оставлял часть своего недельного оклада в спортивном баре 'Локомотив', среди своих просто 'Локо'. Завсегдатаи бара вполне оправдывали его второе, испанское название - сумасшедший, потому что редкая пятница не превращалась в побоище, то ли клонированные по виду и безвольные по характеру 'белые воротнички' напивались до потери морального облика, то ли аура в том месте была особенной - драчливой. Но, залечив за неделю раны, мы снова топали в 'Локо' чтобы почувствовать вкус жизни - оторваться от гранитного пола башни 'МакЭвон', где располагалась наша корпорация, взлететь над обыденностью, и хоть на минуту представить себя другим человеком: пьяницей и дебоширом.
  В одну из таких пятниц в бар вошел молодой мужчина. С ним была девушка, миниатюрная брюнетка, на плече которой висел гитарный футляр. Посетители стали с любопытством разглядывать пару, на минуту позабыв о транслируемом матче. Я отставил бокал с напитком и стал наблюдать за тем, что произойдет дальше. Я был уверен, что развлечение на вечер нам обеспечено. В своем мнении, похоже, я был не одинок.
  - Виски, бренди, водка? - у стойки возник бармен, здоровенный детина с красным лицом.
  - Два виски.
  - Девочке исполнился двадцать один?
  - Не единожды, - пошутил мужчина, и бармен понял, кто перед ним.
  - Вампирам только пиво, - громко произнес он, заводя глаза к потолку.
  К их разговору стали прислушиваться, даже вопли от забитого гола приглушили.
  - Что так? - спросил вампир.
  - Решение администрации.
  - Оу, - протянул кровосос. - Давайте пиво. Тёмное.
  - Осталось только светлое.
  Вампир широко улыбнулся, так, что я увидел его острые клыки. Они не показались мне страшными - зубы, как зубы, только немного другой формы.
  - Я понял, - сказал вампир, - мы вам не нравимся.
  - Не, что ты, девчонка нам очень нравится! - хохотнул бармен.
  В зале послышались смешки. Я смотрел на вампиров: он криво улыбнулся, она стояла спокойно, лишь крепко зацепила пальцем плечевой ремень футляра.
  - Светлое. Две кружки, - глядя на ухмыляющегося бармена, произнес вампир сквозь зубы.
  - Черт, как жаль, я только что отлил. На две кружки не хва...
  За одну сотую секунды всё изменилось. Бармен висел вниз головой, лицо его быстро приобретало синюшный оттенок, в обитых термокожею стенах торчали осколки небьющейся посуды сметенной с барной стойки. У одного парня в ладони застрял острый кусок, и кровь большими каплями стекала на пол, образуя бордовую лужицу. Вампирша оживилась, глаза её приобрели странный оттенок, стали почти бесцветными, страждущими. И тут вмешался я. Конечно, было страшно попасться под горячую руку кровопийце, но я быстро подскочил к нему и почти выкрикнул:
  - Надо уходить! Уже вызвали полисменов, забирай девчонку, и следуй за мной.
  Вампир расцепил пальцы, и бармен грузно упал на пол. Я даже не стал смотреть, жив ли он, лишь боялся, что девчонка сорвется, и тогда они точно попадут в участок.
  - Пора, - напомнил ему я.
  Вампир подхватил брюнетку, и мы быстро покинули 'Локо'. Оказавшись на безопасном расстоянии, мы остановились.
  - Я хорошо знаю этот район, - сказал я. - Живу вон в том доме. Можем пойти ко мне.
  - Ты не боишься?
  - Вас? Нет.
  Он рассмеялся, по-доброму так, словно я удачно пошутил. Брюнетка улыбнулась краешком губ.
  - Похоже, что здесь вампиров не боится никто, - потом сказал он, намекая на историю в баре.
  - Не боятся только дураки, я просто не хочу, чтобы вы попали в неприятности. Полиция и всё такое... Так пойдем?
  Но они отказались. Сослались на то, что почти дома - пару дней назад купили квартиру по соседству, хотели начать обживаться в районе, но дебют вышел неудачным. Я расстроился. Мне очень хотелось познакомиться с ними ближе, особенно с ней, меня безумно привлекала её двойственность: спокойствие, даже равнодушие и дикая безрассудность, готовность к броску. Когда они уходили, я долго смотрел им вслед, на его лёгкую походку и гитарный футляр у неё за спиной.
  Шли дни, я перестал ходить в 'Локо', всё реже вспоминал нашу встречу, и уже думал, что никогда не увижу их. И вот однажды вечером в мою дверь позвонили.
  - Привет! - легко бросил он, будто мы расстались только вчера. - Составишь мне компанию? Гвен не желает выходить из дома, а мне уже осточертело проводить вечера у камина.
  Так я узнал её имя. Мы с Россом пошли в бар, где обслуживали вампиров, просидели там полночи и здорово надрались. Утром я еле проснулся, и пришел на работу явно похмельным. Мой босс неодобрительно посмотрел на меня, а коллеги, не простившие мне отказ от битв в 'Локо', посмеивались и зло сплетничали в кафетерии.
  Наши выходы в город стали частыми, и я не уставал поражаться влиянию Росса на женщин, будь она вампир или смертная. Его нечеловеческая красота будто лишала их рассудка, они теряли дар речи и, уставившись на вампира, забывали о своих спутниках. В один из таких вечеров - в пятницу - подвыпивший Росс предложил наведаться в 'Локо' и узнать о здоровье бармена. Сама идея была неплоха, у меня уже давно чесались кулаки на моих бывших приятелей, ведь о каждом моем хмельном появлении на работе тут же знал босс. Вместе с тем я чувствовал, что наша затея может обернуться неприятностями. Так и сказал Россу.
  - Зигги, а что может случиться с двумя вежливыми джентльменами? - спросил он.
  - Гвен не простит мне твоего разбитого лица, - подмигнул я, намекая на известную привлекательность вампира для женщин любой расы и национальности.
  - Ах, ну да. Если бы тогда в 'Локо' были одни Барби, то нам бы некуда было пойти скоротать сегодняшний вечер. Но, хвала Создателю, есть еще места, где собираются одни Кены! Решено, идем в логово 'антивампирских ублюдков'.
  И мы пошли. Наше явление было грандиозным - повисла тишина, лишь тараторил комментатор-мексиканец, материл современных спортсменов и вздыхал о рассвете американского бейсбола столетие назад. Все присутствующие, а их было много - все-таки знаменитая локовская пятница - устремили взоры на бармена. Красномордый тут же побледнел и полез под стойку за битой.
  - Поиграем в бейсбол? - улыбаясь, спросил его вампир.
  - Убью, суку, - пообещал тот.
  Росс оглядел бармена: на шее вакуумный фиксатор, видно здорово приложился головой в прошлый раз.
  - Могло быть и хуже, - кивнул вампир на белую, похожую на древний испанский воротник, шину, - ты же не бессмертный.
  - Издеваешься? - спросил бармен, стараясь выглядеть грозно.
  - Может, просто займешься своим делом - нальешь нам выпить, - не останавливался Росс, - мы виски пьем. Зигфрид?
  - Да, виски, - подтвердил я, стараясь боковым зрением присматривать за притихшей шайкой башни 'МакЭвон'. - Бурбон, пожалуйста.
  Слова мои словно сломали невидимую преграду, и жаждущие расправы хлынули к нам неуправляемым потоком, разрушительной стихией. Драка была продолжительной и кровавой. Мало кого обошли стороной бейсбольные биты, припрятанные для такого случая, досталось и своим и чужим. Росс старался оттеснить меня в угол, где бы он смог позаботится о моей защите, в которой сам не нуждался, но кровь ударила мне в голову, и я жаждал боя, чем здорово ему мешал. Наконец потасовка стала стихать, послышались призывы о помощи, и мы, справедливо опасаясь появления нью-йоркской полиции, быстро смотались из 'Локо', послав бордовому от злости бармену воздушный поцелуй.
  - Давно я так не веселился, - рассмеялся Росс.
  Он стоял посреди улочки, согнувшись пополам и уперев руки в колени. Пиджак его был порван и испачкан чьей-то кровью. Видимо от её запаха трепетали его ноздри, глаза стали словно прозрачные и немного подрагивали веки.
  - Мне нужна кровь... И секс. Обмен. Надо идти домой. К Гвен.
  Несмотря на обрывочность фраз, я всё понял. И вот тогда представил, как это могло быть у нас троих.
  - А выпивка? - с сожалением спросил я, смотря, как Росс старается привести в порядок свой костюм. Получалось у него не очень.
  - Для ресторана вид у нас непрезентабельный... - начал Росс, взлохматив пальцами шикарную шевелюру. - А знаешь, пойдем к нам! Во-первых, давно пора тебе увидеть вампирское логово, во-вторых, Гвен не посмеет бранить меня при госте, и в третьих... мы наконец-то выпьем! У меня замечательная коллекция вин. Открою приглянувшееся.
  И мы пошли. Они действительно жили недалеко от 'Локо', огромный лофт удобно располагался на этаже с собственным подъемником и зимним садом. Гвен встретила нас приветливо, но с укоризной посмотрела на обрывки костюма Росса.
  - Дорогая, осторожней, - предупредил он её, когда подруга подняла сброшенный на пол пиджак, - я умудрился вывозиться в чьей-то крови.
  Гвен брезгливо отбросила вещь, но реакцию за острый, для вампира, запах человеческой плазмы я заметил.
  - Я тоже голоден, милая, - сочувственно заметил Росс, и попросил: - Загляни-ка в Контактер, пока мы с Зигги выберем выпивку.
  Коллекция Росса меня впечатлила, как собственно всё в их доме, похожем на музей антиквариата - каких только предметов роскоши там не было. Гвен присоединилась к нам на минуту: она отрицательно качнула Россу головой и взяла поданный им бокал.
  - Чертов лимит, - пробормотал он, когда она вышла. - Держит нас в черном теле.
  - Найти сверхдозу не пробовали? - зачем-то полез я, словно кто-то тянул меня за язык.
  - Уж не Искатель ли ты, Зигги? - с удивлением спросил вампир.
  - Нет, я вполне укладываюсь в отмерянное мне. Но я знаю о возможностях. Просто знаю.
  - Возможности, - растягивая слога, произнес он. - Вот послушай...
  Тогда-то я и узнал Росса, как рассказчика, его истории были сродни коктейлю в хрустальном бокале, увенчанном легкомысленной клубничкой: пузырящееся шампанское, сладкий ликер и терпкий коньяк. Вот одна из них...
  
  История первая или 'Не рой другому яму'
  
  Тяжелые, расшитые золотом портьеры не пропускали дневного света. Тонкий луч ночника падал на блестящий лаком паркет. На кровати под роскошным балдахином двое: вампиры.
   - Нынешняя безволосость выглядит трогательно и беззащитно, - заключил он, и поцарапал отросшей щетиной внутреннюю сторону её бедра. - Хотя... в агрессивной мохнатости семидесятых было нечто...
  - Скучаешь по хиппи, Влад? - она оттолкнула его голову и потянулась за сигаретой.
  - Дарлинг, я просто скучаю, - он чиркнул спичкой и поднес её девушке, осветив бледное лицо и припухшие губы. - Вот хочу подбить тебя на обмен.
  - Мы исчерпали свой лимит, вчера ночью я заходила в Контактер, - выпустив струйку дыма, ответила она.
  - А кто говорит о Контактере, дарлинг? - Владимир откинулся на подушки, запустив пальцы в свою шевелюру.
  - И десять лет общественных работ за сверхдозу? - фыркнула она, чуть не подавившись дымом. - Ну, нет, уволь.
  - Что такое десять лет в сравнении с классным сексом и пинтой крови... - он мечтательно потянулся, взгляд скользнул по её груди, и зацепился за маленькую вспыхивающую точку. - Вот ты, Фан, не боишься курить в постели, хотя за последний век мы трижды горели.
  - А ты, наконец, смени спички на зажигалку, - огрызнулась Фанни.
  - Я ортодокс, милая.
  За окном послышался свист монорельса. Девушка бросила сигарету, и закрыла уши ладонями.
  - Я ненавижу Брайтон! Какого дьявола мы торчим в этой дыре? Это всё ты: Перово, Перово... Слово какое дурацкое.
  - Я дорожу воспоминаниями детства - мост, железная дорога, Перово. И вовсе это не слово, а название.
  - Как ты романтичен! - поддразнила она, комично всплеснув руками. - Железка это самое яркое воспоминание, ха.
  - А ты по-британски скупа на чувства. Если бы ты родилась в Москве конца девятнадцатого... А, впрочем... Ну так как, насчет человечинки?
  - После того укурка у меня было несварение...
  - Черт! - возмутился Владимир, в очередной раз поражаясь её способности видеть только негатив. - С тем, как ты назвала его - укурком, ты орала так, что я не слышал монорельса!
   Фанни промолчала, на мгновение прикрыла глаза, по её губам пробежала лёгкая улыбка. Она откинула волосы за спину, и, сложив руки на груди, деловито спросила:
  - Обмен будет женским?
  - Нет, мужским. И у меня уже есть искатель, - заявил он.
  - Два мужских подряд? А как же ты... Влад?
  - Я забочусь о тебе, дарлинг.
  Девушка нахмурилась, провела розовым ноготком по расчерченному морщинкой лбу.
  - Иногда твоя забота излишне назойлива, - задумчиво произнесла она: - В чем подвох?
  - Почему подвох, солнышко?
  - Со всем своим британским недоверием объясняю: ты инициатор, значит, обмен должен быть твой. Искатель - обычно я сама подбираю партнеров на мужскую сверхдозу. И самый весомый аргумент в пользу 'здесь что-то не так' твое русское и совсем неуместное для вампира 'солнышко'.
  Владимир рассмеялся её расчетливой догадливости.
  - Его зовут Горацио. Он итальянец. Скульптурное тело, хамелеоновы глаза, и твой любимый набор пороков... - прищурившись, соблазнял словами Влад, за долгие годы он хорошо её изучил. - Сегодня ночью ты встретишься с ним и приведешь сюда.
  - Раз ты знаком с искателем, свяжись с ним, зачем мне рыскать ночью под мостом? Или он не знает о твоих планах на его счёт? - поинтересовалась она.
  - Мм... - замялся Владимир, - скажем так, он не полностью в них посвящен. Ты должна убедить его придти.
  - А через спутник я не убедительна?
  - По камерафону он не почувствует твоего сокрушительного обаяния, дарлинг, - изящно ввернул комплимент вампир, он уже был уверен, что девушка согласится.
  - Твой интерес во всем этом? Я шагу не сделаю, пока не узнаю, - не сдавалась Фанни.
  - Дело в том, что парень думает, что для него обмен будет женским.
  - Ты хочешь трахнуть мужика? - спросила она, пытаясь справиться с дыханием, всё извращенное вызывало в ней волнение.
  - Да не буду я его... мне снимки нужны, такие, чтобы не было сомнений. Ради этого я готов прижаться к его голой заднице.
  - Постой-ка, впервые слышу, что ты стал фотолюбителем, - поймала его девушка. - Признавайся, для кого и почём?
  - Я познакомился с женой Горацио, ну и она намекнула, что готова хорошо заплатить, если я помогу ей развестись с ним.
  - То есть, она хочет обобрать его?
  - Да, где-то так... Ты же знаешь людей, сначала любовь, потом ненависть.
  - Фу, как мерзко. Я в этом не участвую.
  - Фан, ну пожалуйста.
  - Ни за что.
  - Дарлинг, - достал он последний козырь, - если ты мне поможешь, то мы навсегда свалим из Брайтона.
  - Поклянись.
  - Чтоб я сдох.
  
  Прав был Владимир, говоря о сокрушительности - даже уговаривать не пришлось, парень был готов подставить под её укус и родную маму. Сам Горацио был по-итальянски красив. На ум приходило сицилийское происхождение, и запах его был привлекательным: немного сладким потом, немного горьким табаком.
  В предвкушении сверхдозы для вампира было нечто особенное, что заставляло мертвое сердце чувствовать, будто оно снова толкает кровь. Владимир положил голову Фанни себе на бедра, закрыв белокурыми волосами пах.
  - Смотри, Горацио, вот красота вечности... Я раскрою её для тебя, - тихо сказал он и развел её колени. - Все в этом мире хотят любви, только с той разницей, что мужчины ХОТЯТ любви, а женщины хотят ЛЮБВИ. Дай ей то, чего она так жаждет.
  Итальянец наклонился к ней, не ожидая мгновенного укуса. Он даже вскрикнул, когда острые клыки вспороли нежную кожу его соска, и вампирша припала к источнику, иногда отстраняясь, чтобы слизнуть стекающую по загорелому торсу кровь. Глаза её горели хищным огнем - необычно яркая радужка, черная точка зрачка...
  - Не медли, - подтолкнул остолбеневшего парня Владимир, - она твоя, я сегодня только наблюдатель.
  Фанни потерялась во времени: она наслаждалась его вкусом, плавилась его страстью, и умирала с каждым его стоном. Но вдруг, сквозь антураж, создаваемый похотливым разгулом разума, Фанни почувствовала, как Горацио вздрогнул, и возмущенно заворочался на ней.
  - Руки убери, - сквозь зубы процедил он.
  - Э-э, парень, что такой нервный? - послышался голос Владимира: - Думал, ты подкожное любишь.
  - Сейчас тебе в морду прилетит, я вдруг подумал, что тебе это понравится, - угрожающе ответил Горацио.
  Окончательно выплыв из морока, Фанни столкнула с себя итальянца, и прошла за ширму, на ходу бросив обалдевшим мужчинам.
  - На сегодня всё, придурки.
  - Стой! - крикнул вслед ей парень: - Как это всё? А мой код, обманщица!
  - Пожалуйся в полицию, - посоветовала из-за расписного шелка Фанни.
  - Верни её, - велел он Владимиру, но тот равнодушно пожал плечами, отвернулся и молча выключил веб-камеру.
  Обнаженный, с алыми стекающими струйками, Горацио сорвался с постели, слегка запутавшись в свисающих складках балдахина.
  - Всем оставаться на местах, полиция Нью-Йорка!
  
  - Здравствуйте, класс, - приветствовал учеников вампир.
  Школьники удивленно шептались, оглядывая помещение. Было на что посмотреть: анатомические манекены, плакаты 'Продольный разрез вампира', странные предметы в стеклянных банках, залитые голубоватой жидкостью.
  - Сегодня у нас необычный урок, - предупредил учитель. - Начнем мы с того, что с тех счастливых времен, когда я еще не занимался таким бесполезным делом, как преподавание 'Основ безопасности жизнедеятельности', обмен между человеком и вампиром происходил... половым путем. Попрошу слайды!
  Под развязные выкрики и глумливые смешки опустились рольставни, был приглушен свет, и на экране возникли фотографические снимки.
  - И тишина в классе! Партнеры подбираются через 'Контактер', где хранятся все данные о персонах. Но, как вы понимаете, всегда найдется тот, кто хочет больше, чем ему дается. Поэтому обмен в обход 'Контактера', хоть и считался стильным, был признан вне закона, и тот, кто попадался на нём, нес наказание.
  - Ууу... - недовольно загудел класс.
  Вампир понимающе улыбнулся, много лет он получал именно такую реакцию на свои лекции. С тех самых пор, как он попался на крючок к агентам отдела по борьбе с незаконным обменом, и доказательством преступления были снимки его собственной веб-камерой, он ждал, что, может быть, среди нынешних его учеников найдется законник, который уменьшит срок, или отменит запрет на сверхдозу.
  Дверь приоткрылась, в образовавшемся проеме показалась женская головка, длинные белокурые волосы свисали очаровательными локонами.
  - Дорогой, мы уже закончили, - юркий язычок облизнул, припухшие губы.
  - У девочек, видимо, меньше вопросов, дарлинг. Подождешь? - получив удовлетворительный кивок, вампир продолжил: - Итак, я отвлекся, попрошу тишины. Сегодня я научу вас, как нужно пользоваться Контактером.
  
  ***
  Росс потянулся за новой порцией напитка, когда я сказал ему, что если бы я имел сильное желание, то ничего бы не смогло меня остановить, даже наказание. Мое безрассудство рассмешило его.
  - Ты не знаешь настоящей жажды. Все людские 'хочу' ничто в сравнении с вампирскими.
  - Если так, то почему вам не обставить дело по-тихому. Брайтонский мост хорош для тех у кого нет другого выхода, а вот, к примеру, мы - я сделал жест рукой, объединяя нас, - вполне могли бы... Ну, обменяться без лишних хлопот.
  - Сегодня ты ведешь себя, как Искатель, Зигфрид. Благодарен за дружеское участие, но рисковать не имею права - у меня есть Гвен, я никогда не сделаю её изгоем общества.
  - Тогда зачем мы ходили щекотать локовского бармена? За убийство человека можно загреметь за решетку.
  - Поверь, - говоря это, он положил руку туда, где расположено человеческое сердце, - я знаю, когда остановиться, чего, однако, не умеешь ты. Сегодня ты здорово отвлекал мое внимание от драки, и я поймал пару хуков. Я слышал, как ломались их кости, а я не люблю кровавой бани. Немного размяться, да поучить дураков - вот моя цель.
  Дальше наш разговор не клеился, вампир не доверял мне, видно я зря поторопился с предложением. Я попрощался и пошел домой, так больше и не увидев Гвен этой ночью.
  
  Осень 2049 года
  
  Росс скрывался от меня. Шли дни, первое время я думал, что он хотя бы свяжется со мной по камерафону, но спутник молчал. Каждое утро я ходил в башню 'МакЭвон', отсиживал положенное и на обратном пути забегал в ресторанчик, где мы любили с ним бывать. Росса там не видели с того самого вечера, как мы решили наведаться в Локо, вот тогда я понял, что он прячется. Мне было реально плохо от того, что меня бросили. Я плюнул на себя, забил на Контактер, и не получая код молодости стал выглядеть старее. Бывшие мои приятели посмеивались: Зигфрид решил стать бродягой и скоро сменит 'МакЭвон' на Брайтонский мост. Я был равнодушен к сплетням, но сильно уязвлен равнодушием вампиров. И все равно считал себя выше того, чтобы нагло заявиться к ним домой и принял решение позабыть о нашем приятельстве. У меня стало неплохо получаться, даже образ Гвен померк и принимал всё более слабые очертания. Но вот однажды она пришла ко мне в сон. В нём я был в компании красивых девушек, звучала музыка и веселье било ключом. Вдруг всё стихло, пестрая толпа расступилась и вампирша, а это была она, подошла ко мне. У меня остановилось дыхание, и даже сквозь сон я слышал биение своего сердца. Руки её протянулись ко мне, я заметил кровавый маникюр на пальцах, сжавших ткань моей рубашки, да так, что соскочили пуговицы. Она с силой притянула меня к себе и поцеловала.
  Я не впервые целовал вампира, но этот поцелуй был необыкновенным: и мягким и острым одновременно... Меня разрывало от желания! Я проснулся с дикой эрекцией и понял, что загнал себя в угол. Мне необходим обмен! Сейчас! Я вскочил с постели и начал искать заброшенный камерафон.
  Ух, как я был голоден! Мои партнеры были слегка ошарашены активностью, что я проявлял - вампирша, отдавая мне код, стонала и извивалась подо мной, а её парень с завистью смотрел на нас. Сбросив дурную кровь, я понял, как заблуждался, сознательно отказывая себе, ведь с самого детства нам рассказывали о чудесных свойствах донорства. С обновленной кровью я почувствовал себя царем, щедрым и добрым правителем, я был готов поделиться своей радостью с последним бродягой. Волосы мои заблестели, колючая седина сменилась шелком цвета каштана, в глазах появилась искра, мышцы подтянулись, и старинное зеркало сказало, что нет на свете парня милее меня. Я это знал, но и хотел, чтобы узнала та, что разбудила меня. Гвен.
  Сначала я сделал то, что и любой другой, имеющий информацию о человеке или вампире. Я сделал запрос в Контактер. Терпеливо ждал ответ и вот он: пара внесла изменения в свою Анкету - отказывать любому по имени Зигфрид. Что ж, они тоже сумели воспользоваться своим знанием. Их категорический, и не единственный уже, отказ разозлил меня. Я задумался. Гвен играет на гитаре, мало того, носит её в футляре за спиной, а это значит, что она бывает там, где исполняют или слушают музыку. Нью-Йорк - космополис, задачка была не из легких, но я всегда отличался упорством. Розыски заняли какое-то время, и вот у меня в руке карта с приглашением на концерт струнной музыки.
  Любителем подобных представлений я не был, но страстно хотел увидеть Гвен, так что был готов потерпеть пару часов. За день до концерта я заказал обмен, поэтому был в хорошем настроении и даже принарядился по такому случаю. Я чувствовал себя так, будто приготовился к свиданию. О, это юношеское чувство... Став старше я определился со статусом холостяка, справляться с бытовыми вопросами и хлопотами помогал Контактер и домашний робот. И вот, когда я уже и не думал об интимных встречах с женщинами я положил глаз на вампиршу, занятую моим приятелем Россом.
  Арена, где выступали артисты, была небольшой. Ярусы с сиденьями по-старинному управлялись тач-скрином. Я выбрал место, ярус спустился ко мне и потом мы взлетели наверх. С высоты я оглядел зал. Зрителей становилось больше, ярусы поочередно перемещались по залу, не создавая неразберихи, потом всё смолкло, и на авансцену вышел первый выступающий. На экране меню, встроенного в подлокотник, я прочитал его имя. Неожиданно музыка мне понравилась. Я с любопытством смотрел и слушал, пока в меню не появилась Гвен. Внутри меня что-то ёкнуло, я разволновался, и нажал на спуск. Надо быть ближе к ней.
  Она разместилась на высоком стуле, пристроив удобней гитару и откинув на спину волосы. Я смотрел на изящные пальцы берущие аккорды, и почти не слышал её голоса из-за сердечного стука. Вокруг зааплодировали, и ярусы задвигались снова. Я соскочил с места и направился прямо к певице.
  Мы едва не столкнулись с ним лбами! Росс удивленно посмотрел на меня, потом на Гвен... Та рассеянно покачала головой, показывая, что не понимает, как я тут мог оказаться.
  - Привет, - сказал я первым, чтобы как-то разрядить ситуацию. - Вот зашел послушать музыку, и, вдруг, смотрю - Гвен! Решил подойти поздороваться, и сказать, что пение было прекрасным. И игра. Игра тоже...
  Я заметил, что вампир облегченно вздохнул. Ага, наверно подумал, что я преследую их! Хотя, так оно и было на самом деле.
  - Спасибо, - сказала в ответ девушка.
  - Как поживаешь? - наконец-то промолвил Росс, улыбаясь одними губами. Глаза его оставались настороженными.
  - Хорошо. У вас всё в порядке?
  - Да, в порядке, - и словно спохватившись добавил: - мы могли бы поболтать за стаканчиком... Не возражаешь?
  - С удовольствием выпью за Гвен и её замечательное выступление, - с энтузиазмом сказал я, и пожал протянутую Россом руку.
  Теперь я их не упущу, буду осторожен и стану следить за словами. Второго шанса он мне не даст.
  
  Звуки гитарных аккордов раздавались в холле, когда Росс открыл мне дверь.
   - Давно Гвен увлекается музицированием? - неловко задал я вопрос, в отношении девушки любопытство превращало меня в вуайериста.
   - О, да, всё лелеет надежду стать великой певицей.
   - У неё есть талант.
   - Да брось, какой там талант, бряцает потихоньку и голос слабоват.
   - Боюсь, она с вами не согласится, мистер Воминг, - рассмеялся я характеристике умений Гвендолин. - Однако, странная фамилия для русского.
  - Всё просто - Воминг это Фомин. Про пение я Гвендолин не говорю, предпочитаю помалкивать, она так ранима. Ты как-то спрашивал, что у нас общего, так вот... О том, как всё начиналось тогда, в развесёлых шестидесятых и чем это закончилось.
  
   История вторая или 'Секс, кровь, рок-н-ролл'
  
   Куда б ни вели нас мирские пути
  От вечного Лондона нам не уйти
  
  В середине шестидесятых, когда Тёмные времена, казалось, канули в вечность, в Лондон вернулся туман. Даже привычные к нему лондонцы были встревожены беспокойными гудками заплутавших в ночи автомобилей и ставшими уже обыденными уличными ограблениями. О необычном тумане в столице Британии писали известные таблоиды Таймс и Гардиан, 'газета-за-пенни' Дэйли Телеграф и даже 'инструмент политического влияния' Обсервер - прогнозами погоды горячо интересовались не только жители сити и пригорода, но и обитатели Виндзорского замка. В самом сердце этого 'торнадо из смога' располагался ни в чем не повинный аптекарский склад, после войны перестроенный под студию звукозаписи...
  Холодной сентябрьской ночью, меж берегов, с одной стороны украшенных индустриальным пейзажем Оксфордского округа Каули, а с другой домами типичного английского предместья, катила тягучие воды Темза. Автомобиль, мчавшийся по пустынной дороге, освещал фарами тёмный асфальт, истертую за жаркое лето разделительную полосу и проносящиеся мимо указатели. У поворота новенький 'крайслер' остановился, выскочивший из салона человек вздернул преграждающий проезд шлагбаум, и машина покатила по ухабам к реке. Там, на пологом берегу Темзы, водитель и пассажир вытащили из багажника тяжелый свёрток и волоком спустили его к воде.
  - Как думаешь, Ричи, далеко ли отнесет её течением?
  - К тому времени, как она очнется, уже будет пугать клыками фауну Северного моря, - ответил пассажир, и с укором посмотрел на водителя. - Но это был единственный раз, когда я выручаю тебя, Хьюдж, учись сдерживать себя или вылетишь из группы.
  Толстяк Хью, или как его называли ребята из 'Блад Бэз Бэнд' или 'Кровавой бани' - Хьюдж, виновато опустил голову. Девчонка сама напросилась, совершенно невменяемые эти группиз! После того, как её отшили все члены бэнда, она вцепилась в беднягу Хью намертво, словно клещ. Худосочная, в модном нынче стиле Твигги, грязные светлые волосы, и всегда при себе пара джойнтов или 'марок', которые она совала сначала Берту, потом Россу и Ричи, на что последний ответил:
  - Мой мозг и так мертв, детка.
  Для девчонок Хьюдж был неинтересен, обычно он был последним в 'Блад Бэз Бэнд' на кого обращали внимание поклонницы, но чтобы иметь возможность послушать сейшн, или попить пива в обществе популярных в Лондоне битников, они были готовы прыгнуть в его холодную постель. Правда, толстяк быстро надоедал им, ведь постоянно перед глазами были более привлекательные самцы. С внешностью Хью не повезло - ни чарующих глаз, ни привлекательного лица, радовало лишь отсутствие юношеских прыщей. Одевался он тедди-боем: длиннополый сюртук с отложным воротником, узкие брючки, обтягивающие крепкие ляжки, тощий галстук и кок: 'как у Элвиса'. Один несомненный талант был у неудачника - он обожал барабаны, и, садясь за установку, становился их повелителем. В такие минуты Хью преображался и очередная девица, в тот момент скучающая возле него, оживлялась, и с видом победительницы поглядывала на других группиз.
  Зато красавчику Россу Вомингу отбоя не было от женского пола - дамы чуть ли не дрались за его внимание. Вторым по популярности был Бертрам Грэм, играющий ритмичные блюзы на вызывающем у парней приступы зависти настоящем 'Джипсоне'. Он был весельчаком и хорошим другом, и осмотрительный Росс сначала с усмешкой воспринявший идею о 'Блад Бэз Бэнд', вскоре притащил в рекорд-лейбл, рискнувший запустить первую пластинку группы, своего старого знакомого Ричарда Батлера. Ричи удивительно быстро влился в коллектив. Теперь бэнду недоставало хорошего барабанщика, и вот однажды в тёмном полуподвале кафе '24' Батлер познакомился с нелепым увальнем Хью, с огромным удивлением обнаружив в нем вампира.
  - Тебе стоило сначала похудеть, а потом уже становиться бессмертным, - хохотнул он, но когда толстяк уселся за ударные, то Ричи забыл обо всем. Он очень гордился своим вкладом в группу, потому что Хью был принят в 'Блад Бэз Бэнд' без оговорок.
  В один из удушливых августовских вечеров появилась Гвендолин... Под окнами студии неторопливый каток разравнивал жирную кашу асфальта, окутывая весь квартал запахом смолы и руганью рабочих-северян - лондонская мэрия неугомонно потрошила город, уцелевший после бомбежек второй мировой. Сначала Гвен подумала, что ошиблась, бывший аптекарский склад совсем не походил на обитель вампиров, но, споткнувшись на лестнице о ведерко со льдом, и узрев в нем медицинский пакет с донорской кровью, она поняла, что попала по адресу.
  Гвен довольно хорошо играла на гитаре и мечтала стать рок-солисткой. Неумолимый Берт пригласил её остаться в Лондоне, а о группе велел забыть. Она расстроилась, но в городе осталась, надеясь на то, что подвернется какой-нибудь случай.
  - Хорошенькая, - оценил достоинства вампирши Росс. - Точеная фигурка, взгляд хищницы...
  - И мгновенный укус, гюрза, а не девчонка, - подтвердил Берти, и мечтательно зажмурившись, добавил: - а в постели, мм...
  - Вы вместе?
  - Были. Лет эдак сотню назад, тогда еще был основан футбольный клуб 'Ноттингем Форест', и леди Гвен только прикатила из Восточной Европы. Дамам так забавно было рассматривать игроков, мы часто ходили на матчи. Золотые времена. Королева была еще не старой.
  - Ах, ну да. 'Правь Британия морями'. В то время я корчился в муках на бруствере, на этой проклятой речке... как её бишь? А, Альма! Там-то я и преставился, став добычей вампира.
  - Шутишь! Крымская война?
  - Всё было так скучно - подкрался, укусил, обескровил, бросил.
  - Это был англичанин?
  - Да кто его знает, в том столпотворении. Наверно, ему показалось забавным оставить меня в вечности, этакий подарок противнику. Так что у вас с Гвен? Коли ты не при делах, не будешь против, если я приударю за ней?
  - Ну, раз ты такой отчаянный, - улыбнулся Берт, - я не против.
  Через пару дней, во время спора музыкантов о значении британского вторжения в рок музыку, Гвен думала лишь о русском вторжении и искусных ласках, которые ей довелось узнать этой ночью. Росс ей нравился, но хотелось и независимости. В общем, она колебалась. Однако от группиз не удалось скрыть начинающиеся отношения.
  - Он уже готовил тебе завтрак? - спросила Грейс, самая преданная поклонница 'Кровавой бани'.
  - А он готовит? - только и смогла произнести удивленная Гвен.
  - Кто-то рассказывал о завтраке в постель... Сама не пробовала, но если он готовит так, как трахается, то я стану вылизывать тарелки.
  Откровения и принятый в среде группиз обмен партнерами возмущал Гвендолин, да еще некстати зашевелилась ревность
  - М-да, из этой тарелки я больше не ем, - брезгливо заявила она.
  - Да кто ты такая? - грубо толкнула её Грейс. - Я тебя еще ни разу не видела в донорском кресле! Запомни: хочешь быть с группой - сдавай кровь, а нет - так проваливай.
  Про донорские взносы Гвен узнала сразу, как только спросила у Берти, что у них с питанием. Громко смеялась их находке, лишь представив коктейльные трубочки в венах поклонниц.
  - Кто я такая? - оскалилась Гвен на нахалку. - Я девушка Росса, запомни, и скажи своим, что если замечу кого рядом - убью.
  Вот так ей помогли разрешить сомнения, и она осталась с красавчиком Россом, в тайне мечтая стать звездой 'Блад Бэз Бэнд'. Чем черт не шутит?
  Грязнуля Флоренс примкнула к ним в тот вечер, когда всей компанией смотрели шоу Эда Салливана в гостях у которого были 'эти патлатые', 'Битлз'. Было много виски, эйфории и смеха, так что новенькую приняли благосклонно. Она быстро нашла общий язык с девчонками-группиз, и хоть всегда была под кайфом, стала их неотъемлемой частью. Грейс в тот же день объявила ей, что кроме Хьюджа ей не светит никто, но Флоренс не отставала от парней, пока сама не убедилась в этом.
  - О. Мой. Бог, - простонала Флоренс, когда тот подсел к ней, и она поняла, что толстяк неизбежен.
  - Закрой глаза и думай об Англии, - посоветовала Грейс, имитируя вдову из Виндзора.
  Думать о родине во время секса Грязнуле Флоренс было в новинку, она пошла знакомым путем - надралась в стельку, и первая ночь с Хью превратилась в ужас. Наркотический угар лишил её соображения, и Хьюдж выслушал всё, что она о нем думает. После этого он выставил её за дверь, но назавтра, как ни в чем не бывало, она пришла в студию и повисла на его шее.
  - Малыш Хьюи, - пропела она, целуя его в губы, - ты был великолепен!
  - Да? - обалдело уставился на неё толстяк. - Но вчера мне показалось, что ты была недовольна...
  - Вот именно, что показалось, - она ткнула пальцем в его галстук и неожиданно спросила: - косячок хочешь?
  - Я не курю.
  - Дурашка, - захихикала Фло, похоже, что она успела уже выкурить один.
  - Опять начинаешь?
  - Что ты, милый! Я просто... хочу, чтобы мы были на одной волне, - и она уткнулась лбом в его атласный лацкан. - Знаешь, тебе не идет этот стиль, и прическа ужасная... Ну какой из тебя Элвис?
   Ричи перестал теребить струны гитары и сурово посмотрел на парочку.
   - Эй, полегче там! Хочешь, выкину её отсюда? - спросил он Хьюджа, считая себя ответственным за барабанщика, да и Фло ему не слишком нравилась.
   - Мы мада, - промычал тот, стараясь вытолкнуть язык девушки из своего рта.
   - Не надо, так не надо, - пожал плечами Ричи, - садись лучше за установку, прогоним пару синглов.
   Флоренс, наконец, оставила беднягу и, развалившись на кушетке, закурила. Берт присоединился к ним, подключив гитару к аппаратуре, а припозднившийся Росс усадил Гвендолин рядом с Фло. Вампирша терпеть не могла дыма и с раздражением поглядела на соседку.
   - А всё, в чём ты любви моей откажешь, - запел балладу Ричи, - присвоит смерть...
   - Которая однажды сочтется с содрогающимся телом, - вторил ему Берт, поддерживая голос виртуозной игрой.
   - Стоп, - вдруг остановился Ричард. - Так не пойдет... Нам нужно особое звучание! Иначе мы так и останемся одними из.
   - На мой взгляд, нормальное исполнение. С этим синглом были лучшими на рок сессии, если ты помнишь.
   - Мы были 'одной из' успешных групп. А нам важен прорыв!
   - Вам нужен женский вокал, - заявила Грязнуля и нахально зевнула.
   'О, да!', чуть не воскликнула Гвен и с симпатией взглянула на вновь схватившую сигарету группиз.
   - Так. Всё. Пошла отсюда, - вскипел Ричи.
   Фло недоуменно подняла на него мутные глаза, и, выпустив струю дыма в сторону, спросила притаившегося за барабанами Хью.
   - Будешь молчать, малыш Хьюи?
   Толстяк заерзал на стуле, нервно крутя в руках палочки.
   - Ээ... Рич? Мм... ты грубо разговариваешь с ней...
   - Не, ну как вариант, мы можем попробовать некий женский голос, - вступил Росс, заметив умоляющий взгляд Гвендолин. Спрос за вопрос с него никакой, зато ночью его активы поднимутся в разы, - подумал он, подмигнув оживившейся вампирше.
   - Фак, - ругнулся Ричи, - вот уж не думал, что мы разойдемся во мнениях с подачи шлюх. И чтобы больше ни одной из них на репетиции!
   Он схватил пиджак, и со злостью пнув ботинком колонку, выбежал из студии.
   - Согласен с Ричи. Женщины это зло, - вздохнул Берт, бережно убирая 'Джипсон' в футляр.
  После этих слов Росс быстро увел подругу, чтобы из-за ссоры не сорвалось свидание, на которое он так рассчитывал.
   Будто ничего не произошло, Грязнуля Фло хлопнула в ладоши и радостно объявила:
   - Предлагаю марафон! Кто хочет оторваться? Ну, давай же, Берти, у меня полные карманы метамфетамина, гарантирую полный улет.
   Поставив на проигрыватель сорокопятку с хитом прошедшего лета, и раскачиваясь в такт мелодии, она подошла к гитаристу и обвила руки вокруг его талии. Берт ухмыльнулся.
   - Чертова потаскуха, - сказал он, - а впрочем, всё равно вечер потерян... Так что ты готова показать папочке Берту?
   - Всё, что он захочет! - взвизгнула Фло, и метнула злорадный взгляд в барабанщика.
   - Тогда пойдем, крошка, и не вздумай разочаровать меня.
   - О, ты не знаешь, на что я способна... - с придыханием сообщила она, и игриво укусила Берта за ухо.
   - Дрянная девчонка! - хохотнул Берт и поволок Флоренс к дверям.
  Их уход сопроводился тягостным молчанием. Вот так размазня Хью остался один.
  
   На следующий день взбешенная Грейс пообещала 'оттрепать за лохмы' эту рехнувшуюся наркоманку, из-за которой девчонкам-группиз теперь запрещено находиться на репетициях. На вопрос Хьюджа - как ты мог, Берти? - последний ответил:
  - С тех пор, как начинал менестрелем я повидал много женского коварства, и, опля - вот оно, в действии! Гони ты её в шею, и забудь.
   Барабанщик нахмурился, видно было, что за прошедшую ночь он совсем не спал.
   - Ты что, обиделся? Брось, она того не стоит - кожа да кости, кровь дурная, у меня от неё голова заболела. Тысячу лет не болела, а сейчас вот...
   Но Хьюдж упорно продолжал дуться на друга, словно это была любовь всей его вампирской жизни, а не укурившаяся Грязнуля Фло. Ричи извинился за вчерашний срыв, а затем торжественно объявил, что с этого момента они занимаются поиском новых идей и никаких группиз во время работы.
   - К черту девок, - положа руку на гриф гитары, подтвердил Берт.
   Красавчик Росс согласно покивал головой, он уже вытерпел небольшой скандал, который закатила ему разозленная запретом Гвендолин - ведь она была не группиз, а очень даже вампиром, таким же, как и ребята из 'Кровавой бани'.
  Промолчал только Хьюдж.
   За окнами стемнело, лондонские улицы расцветились неоновым светом билбордов, когда в репетиционную студию прошмыгнула Грязнуля Флоренс. Из 'Блад Бэз Бэнд' остались только Ричи с бутылкой виски и Хью, зачехлявший драмз-установку.
   - Вау, ты именно тот, кто мне нужен, - уверенно произнесла она, ткнув пальцем в сторону Ричи, несмотря на его гневный взгляд. - Есть разговор.
   - О чём бы это? - спросил тот с усмешкой не предвещающей ничего хорошего.
   - О твоем идиотизме. Слушай и не перебивай.
   Переминающемуся с ноги на ногу Хьюджу было видно, как тяжело другу сдерживать себя, и, испугавшись за девчонку, он шагнул вперед и очутился между ними.
   - Может, отложим разговор на завтра? - попросил он. - Мы много работали...
   - Заткнись, малыш Хьюи, - зло огрызнулась Фло, не глядя на толстяка, - ты ни на что не годный сукин сын. Да и не только ты, для всех вас мы - ходячие вены! Вы не уважаете нас, используете, как пожелается, - тут она ехидно улыбнулась, - да еще и имеете наглость ограничивать!
  - С жалобами обращайся в профсоюз группиз. Есть такой? - Ричи рассмеялся ей в лицо, но было видно, что ему не до смеха.
  - Идея неплоха. Раз уж я плачу 'взносы', то имею право голоса! Желаешь взглянуть на укусы твоего дружка Берта? Или ты хочешь, чтобы эта тема вышла за пределы студии? - сдернув воротник свитера-гольфа, Фло угрожающе надвигалась на Ричи, сжавшего кулаки.
  Хьюдж снова влез между ними, одной рукой он упирался в грудь Ричи, а другой пытался остановить разъяренную девушку. Вмешательство только подлило масла в огонь.
  - Отвали, импотент! - и невменяемая от гнева Флоренс ударила его...
  Алые брызги оросили рубашку Ричи, а он стоял и смотрел, как Грязнуля Флоренс еще хлопает глазами, и зияет пульсирующая рана в том месте, где было её горло, как тёмным ручьём стекает кровь по подбородку упавшего на колени Хьюджа.
  - Что я наделал... - рыдая, проговорил тот, в отчаянии покачиваясь над трупом, но даже устрашающие клыки у бедняги выглядели комично. - Не хотел убивать, честно...
  Ричи тотчас пришел в себя и мигом скрылся в кладовке. Когда он притащил оттуда рулон брезентовой ткани, веревки и кухонный нож, то увидел, что Хьюдж уже отворил свою вену, и держит руку над разорванным горлом Грязнули Фло.
  - Нет! - только и смог крикнуть он, но было поздно.
  - Прости меня, Ричи, но я не хочу быть убийцей, - шмыгнул носом толстяк и утер рукавом слёзы.
  - Надо скорее вывезти её за город и сбросить в реку, - схватив Хьюджа за плечи убеждающе сказал тот, - надеюсь, обратившись в вампира она не вспомнит, что было в последний момент её человеческой жизни... Очень надеюсь. 'Крайслер' поведешь ты, я прилично выпил, а нам только полиции не хватает.
  - Ричи...
  - Не изображай вдову. Шевелись. Элвис покинул здание.
  
  Ранним вечером следующего дня Хьюдж ввалился в репетиционную. Он был одет в кожаную куртку, подстрижен и сильно пьян.
  - Что случилось с тедди-боем? - подковырнул его ничего не знающий Росс.
   - Помер, - криво улыбнулся Хью.
   - Классная куртка, - сказал Ричи, и вопросительно взглянул на друга. - Ты как? Сядешь за барабаны?
   Хью стянул кожанку, закатал рукава рубашки, и сел к установке. Отстучал палочками: раз, два, три, четыре... и в студии зазвучал рок-н-ролл.
   - Эй-эй, что это было? - Берт сунул ладонь под руку барабанщика, занесенную над бронзовой тарелкой. - В чем дело, Хью? Это не брейк, а картошка из мешка! Может быть, тебе надо протрезветь?
   Хью запустил пальцы в волосы, но, не обнаружив привычного кока, просто почесал затылок.
  - Это вряд ли получится, - сказал он. - Фло поменяла кайф - химия вампира не берет, а пить одной ей скучно.
  - Фло? - переспросил Берт. - Грязнуля Фло?
  - Домой ей теперь не вернуться, вампиром-то как?
  - С чего она вдруг вампир? - попытался добиться ответа Берт.
  - ...вот и говорит, что я один у неё на всём белом свете. Я, вроде того, женат теперь.
  - Так вот кому мы обязаны этими метаморфозами! - воскликнул Росс. - А как она оказалась вампиром?
  - Несчастный случай, - поторопился высказаться Ричи.
  - Убил я её, - перебил его Хьюдж.
  - Бывает, - успокоил Росс барабанщика.
  - Потом утопил.
  - Напоминает историю о бедной собаке пастора: в землю закопал, надпись написал, - хохотнул русский.
  - А она вернулась.
  - Теперь ясно. Не повезло тебе, бедняга, правда, могло быть гораздо хуже, так что женитьба это полбеды, - заключил Росс.
   С первого этажа послышались шум и крики.
   - Полбеды? Не скажи, - проговорил Ричи, надавив на виски пальцами, словно у него разболелась голова. - Приготовьтесь лицезреть новобрачную.
   - Не так-то просто найти классного ударника, да еще и вампира, - угрюмо заметил Берт.
   - Раны Господни... - только и смог сказать Хьюдж.
   Флоренс тайфуном пронеслась по студии, взвихрив нотные листы, разложенные на столе для аранжировки и забрызгав их кровью, стекающей из откушенной головы администратора студии. Берт успел ловко спрятать драгоценный 'Джипсон' за колонку, тарелки жалобно зазвенели, и ребята из 'Блад Бэз Бэнд' стали побаиваться за аппаратуру.
   - Теперь вы у меня вот где! - проскрипела она и показала окровавленный кулак.
   - Бедный дядька, - вздохнул Берт.
   Ричи удивленно посмотрел на бывшую группиз: горло на месте, и ни следа той ужасной раны...
   - Эй, Фло, а что у тебя с голосом? - спросил он.
   - Простыла в Северном море. Перекупалась, - съязвила она. - Тебе что за дело?
   - Есть идейка, - сказал Ричард и, оставив друзей разбираться с трупом и раскиданными по студии нотами, увел Флоренс в аппаратную.
   Их не было более часа, Хьюдж уже стал понимать, что чувствуют рогоносцы, и отчаянно хотел то ли выпить, то ли похмелиться, но, наконец, из аппаратной вышел Ричи. С довольной улыбкой на лице он вывел несколько смущенную Флоренс.
   - Друзья, - обратился он к вампирам, - вы присутствуете при историческом моменте! Позвольте представить: британская Дженис Джоплин!
   - Да против меня она просто девочка из церковного хора! - тут же показала характер новая солистка.
  
   Теперь репетиции стали походить на кошмарные сны: Фло капризничала, ссорила парней с Хьюджем, и совершала кровожадные набеги на 'стадо фанатов'. К изумлению вампиров армия поклонников голоса Грязнули Флоренс становилась больше день ото дня, так что убыль была не так заметна. С легкой руки Ричи её всё чаще сравнивали с талантливой американкой.
  - Далась им эта Дженис, да мой голос гораздо сильней, чем у неё! - вопила уязвленная Флоренс, уверенная в своей исключительности.
  - Дело не в силе, а в магнетизме, - осаживал гордячку Берт, - у тебя скорее обезьяньи выкрики, не знаю, почему они нравятся толпе.
  - Это лондонская толпа, у неё есть вкус, - парировала зазнайка. - И вообще, 'Блад Бэз Бэнд' это я.
  Да, да, именно так она и сказала. И все бы ничего - бешеная популярность группы мирила коллектив со многими недостатками солистки, да только воспылала она страстью к русскому красавчику. Еще Шекспир сказал: кто мил одной тот всем по вкусу. Виной всему зависть - желтоглазая Гвен не жаловала выскочку, потому что мечтала оказаться на её месте, а Флоренс злилась на ту: и хорошенькая, и парень у неё такой, аж дух захватывает. Не давала ей покоя симпатичная пара, ведь в сравнении с ними она и Хьюдж выглядели карикатурно. Однажды в конец обнаглевшая Флоренс обычным манером ткнула пальцем в сторону Росса и заявила:
  - Сегодня пойдешь со мной.
  Росс чуть не подавился медиатором, он как раз подтягивал струны на гитаре, когда услышал этот приказ. Отказывать в резкой форме он не стал, знал о последствиях, но спросил:
  - Муж посвящен в твои планы?
  - Он прекрасно проведет время с бутылкой виски.
  - И все же... тебе не кажется, что это как-то непорядочно по отношению к нему?
  - С каких это пор ты сделался ревнителем чести моего благоверного, медвежонок?
  Хорошо, что Росс положил медиатор на колонку, на 'медвежонке' подавился бы точно.
  - Я думаю сначала выпить. Для куражу, - добавила она. - Куда пойдем?
  - Я еще не сказал 'да', - напомнил Росс, и тут же пожалел об этом.
  - Был вопрос: куда пойдем? - а не 'хочешь ли ты пойти?' - выплюнула Грязнуля надменно.
  В назревающий конфликт вмешался Ричи. Он широко улыбнулся солистке, и тут же, повернувшись к ней спиной, обоими глазами подмигнул Россу.
  Русский хмыкнул, положил гитару и вышел следом за другом.
  - Совсем сдурел, да? - накинулся на него Ричи. - Тебе что, трудно трахнуть её?
  - Не вижу смысла, разве только позлить Гвен.
  - Сделай это ради группы!
  - Сунь голову - откусит, знаем мы таких, - сказал русский. - Потом, Хьюдж... он до сих пор не простил Берта, и мне совсем не хочется терять друга.
  - Хорошо. Считай, что про 'трахнуть' я не говорил, - согласился Ричи. - Но почему бы не выпить, раз приглашает дама?
  - Дама? Эта чертовка за неделю высасывает трех 'овец' из стада, не считая ведра виски! - возмутился Росс. - Нет уж, твоя идея - тебе её и ублажать.
  - И ублажил бы. Только не меня хочет эта сучка.
  - А что дальше? Ты будешь выполнять все её прихоти?
  - А ты как хотел? Мы из юниоров сразу в высшую лигу попали, и всё благодаря её нечеловеческому тембру!
  - Как бы то ни было, с Флоренс я не свяжусь, из ума еще не выжил, - отрезал Росс.
  - А помнишь, как мы голодали? - вдруг вспомнил Ричи. - Пока не обзавелись приличной фан-базой... Хочешь вернуться в прошлое?
  - Послушай, Рич, до неё мы прекрасно справлялись и не совершали убийств. Теперь же по всему Кенсингтону висят плакаты с надписью 'пропал' или 'разыскивается', а если эти пропажи свяжут с нашей группой?
  - Не свяжут. Но надо осторожней, на наркоманов наше очарование не действует и тут один выход - Темза.
  - Заметь, тема химикатов возникла только с появлением Грязнули. Делай выводы, Рич: она наша погибель.
  - Не преувеличивай. Опасности нет. Или настолько она противна, что ты придумываешь очередную кару Господню на наши вампирские головы?
  И все-таки Росс не поддался на дружеские уговоры. Флоренс затаила зло и наносила удары исподтишка. То забудет сообщить Россу о фотосете, и примчавшийся, как на пожар Росс выглядит на фоне стильных ребят белой вороной. То запустит среди группиз сплетню, что Росс давно уж её любовник, но ему жаль бедняжку Гвендолин, вот он и скрывает сей факт от бывшей возлюбленной. Взбешенная услышанным вампирша приехала в студию, и долго выбивала из Росса признание, но тот был непоколебим.
  - Ты, верно, сошла с ума! Представляю, как радуется эта змея, слушая нашу ссору!
  Взаимные оскорбления достигли апогея, и Фло влепила Россу пощечину, когда он съязвил, что она 'звучит как ржавая пила'. До драки не дошло только потому, что Берт и Ричи кинулись разнимать их. Мучимый похмельем муж в ссору не встревал.
  И вот однажды вечером Россу позвонил Хьюдж и попросил приехать в студию по одному очень важному для него делу.
  - Я тебе всё при встрече расскажу, - пообещал он.
  Росс собрался и захватил с собой гитару.
  - У вас нет сегодня репетиции, - напомнила ему Гвен.
  - Встречаюсь с друзьями, вдруг потянет на сейшн, - улыбнулся тот.
  - Лишь бы на девок не потянуло. Узнаю о проделках - откушу голову, - проворковала она, целуя Росса в губы.
  От дурного предчувствия у Росса заныло в груди.
  
  Лондон ждал Рождества. Окна магазинов блестели огнями и мишурой, роскошные универмаги Харродс и Харви Николс еле справлялись с толпами желающих купить подарки к празднику. На Трафальгарской площади установили главную ёлку столицы, по старой традиции привезенную из Норвегии.
  Росс припарковал автомобиль у студии и вошел внутрь, прислушиваясь к музыке наверху. 'Что за черт? Хьюдж устроил вечеринку?' - думал Росс, поднимаясь по лестнице. Музыка стихла, и знакомый надтреснутый голос вдруг пропел:
  - С днём рожденья тебя...
  Грязнуля Флоренс сияла от удовольствия, она была одета в красное шелковое платье, в одной руке бокал, в пальцах другой - сигарета.
  - С днем рождения, милый, с днём рожденья тебя...
  - Хьюдж проболтался? - недовольно спросил тот.
  Фло закинула руку с бокалом на плечо вампира и выдохнула ему в лицо:
  - Что такой недобрый, медвежонок?
  От неё несло кровью, свежей человеческой кровью... Пахла она одуряющее, и так резко, что у Росса заходили скулы и глаза заметались по студии в поисках источника этой горячей влаги.
  - Уу... - проскрежетала Фло, - всё еще дуешься на меня? А я тебе подарочек приготовила.
  - Где? - только и смог выдавить Росс, жажда стала невыносимой.
  Фло хихикнула и вихляющей походкой подошла к 'Людвигу' Хьюджа. Барабанная установка была прикрыта, но острый глаз Росса смог различить изменения в её очертаниях. Вампирша ловко сдернула чехол, и русский увидел то, что она назвала подарком.
  Худенькая девушка была привязана к стулу, рот её закрывал пластырь, а глаза шапочка Санты. Росс почувствовал её страх, увидел, как напряглись бедра, прикрытые короткой юбкой. Где-то он видел эту униформу... Точно. Маркс энд Спенсер. Он покупал там подарок для Гвен, и девочка в шапке Санты упаковала его. Размышления длились долю секунды, но за это время он смог остыть.
  - Где Хьюдж? - спросил он.
  Вместо ответа раздался мефистофелев хохот Флоренс. Ласкающим движением она провела по шее жертвы, и в ноздри Росса снова ворвался запах. Вид выталкиваемой пульсом крови сводил с ума, и вампир утратил рассудок.
  - Давай же... - прошептала Фло, удлиняя разрез до нежной груди.
   Заглушив обрывки разумных мыслей, Росс прильнул к бледной коже, распарывая яремную вену острыми клыками. В горле жертвы булькнуло и худенькое тельце содрогнулось.
   Росс оторвался от обмякшей девушки, глаза его горели - он все еще чувствовал голод. Флоренс понимающе улыбнулась и напялила на свои вечно сальные волосы упавшую шапочку Санты.
   - С днем рождения, медвежонок.
   - Да иди ты, - буркнул Росс.
   - А всё в чём ты любви моей откажешь, присвоит смерть, - музыкально прохрипела Флоренс. - Ведь так поется в сопливой балладе Ричи?
   - Это Лорка, испанец, чтобы ты знала. Где твой муж?
   - Малыш Хьюи... Его легко было убедить, что ты лишний в 'Кровавой бане'.
   - Стерва!
   - Помнишь золотое правило шоу-бизнеса?
  - Не дай Бог быть застигнутым с мертвой девочкой или живым мальчиком..?
  - Хорошая память - главное достоинство вампира. А вот и мальчик.
  Флоренс распахнула дверь аппаратной, и Росс вдруг задумался о том, насколько же она накачана кровью, что спокойно реагирует на человеческие тела, такие доступные, такие желанные? Росс видел, как подрагивает венка на шее юноши, сидящего на полу аппаратной... вампир словно видел его насквозь, будто сам летел с кровотоком до мощного молодого сердца.
  - Думаю, Хьюи будет с минуты на минуту, - сказала довольная собой Фло, и со стороны улицы послышался вой полицейской сирены. - Ах, мой бедный Росс, жаль, что ты такой несговорчивый...
  Нарушая покой и благолепие Сочельника, в морозном воздухе Лондона сирена звучала оглушительно и чужеродно.
  'Моя гитара!' - только и успел пожалеть Росс, выпрыгивая в окно, словно супершпион из романов Йена Флеминга. - Вот черт, надо валить отсюда, здесь слишком много вампиров на квадратную милю'.
  
  - И мы покинули Лондон, - закончил историю вампир. - Надо сказать, что мне не пришлось долго уговаривать Гвендолин.
  - А что случилось с 'Кровавой баней'?
  - Группа развалилась. Берт и Ричи попытались начать с другими бэндами, благо в Британии их было пруд пруди, но такого успеха, как в былые времена они не добились. Предатель Хьюдж спился и бросил играть, никто не хотел связываться с ним, а особенно с Грязнулей Фло.
  - А с ней что произошло?
  - Фло не привыкла к голоду. Она постоянно срывалась и, в конце концов, привлекла внимание.
  - Полиции?
  - Если бы, - вздохнул Росс, - охотников за вампирами. Её уже нет в вечности. В общем, для нас всё сложилось неплохо, тогда в Америке легко было затеряться вампиру.
  - А почему сюда?
  - Я бывал здесь и раньше, и мне по душе русский Брайтон. Хотя... Признаюсь, нет-нет, да и вспомнится мне Сочельник в Лондоне тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Знаешь ли, тянет к Темзе...
  
  ***
   Рождество 2049 года
  
  Надвигались рождественские праздники, кроме вампиров друзей у меня не стало, и я совсем не был озабочен приобретением подарков. Снег в Нью-Йорке выпал неожиданно и обильно. На улицах стало тесно от роботов плавящих его и тут же сливающих талую воду в решетки водостоков. Сидя за своим столом в 'МакЭвон', мыслями я был далеко. А что, если уговорить мою 'сладкую парочку' на поездку в какую-нибудь глушь... уж там-то никто не узнает, чем мы занимаемся. То есть сможем заняться. Я сто раз давал себе слово забыть о Гвен, молил себя быть осторожней в словах с Россом, но во мне бродили неутоленные чувства, норовя вырваться наружу.
   - Зиг, привет!
   Я оглянулся. Вот уж не ожидал, что ко мне обратится Роджер Вайновски, он всегда поддерживал мою оппозицию.
   - Привет, - протянул я, не понимая, что ему от меня понадобилось.
   - Что делаешь на праздник?
   - Поеду домой, - соврал я. - Говори, зачем пришел?
   - Я тут, знаешь ли... В общем... Как сказать-то... Контактер свел меня с твоими вампирами.
   - Уверен? - подскочил я на стуле.
   - Я их хорошо запомнил еще с первого раза.
   Фак. Ну как же так! Какому-то неуклюжему Вайновски досталось то, о чем я грежу! Да ему пофиг с какими вампирами активировать код!
   - Роджер, а давай-ка выпьем, и ты мне расскажешь. Ну? - грозно сказал я.
   - Давай. По правде у меня к тебе просьба... - снова робко начал он.
   - Пошли, - я схватил его за локоть, чтобы он не успел передумать, и успокоил его, пообещав: - Просьбы там же, в баре.
  
   Мы зашли в 'Локо', просто неохота было выбирать место, и мы пошли проторенной дорожкой. Встретили меня настороженно. Но Вайновски шепнул пару слов бармену, и на стойке появилась выпивка.
   - С наступающим, - я поднял бокал и приветствовал краснолицего.
   Бармен кивнул и отвернулся к другим клиентам. Я повел Простака Роджера, так мы называли Вайновски в 'МакЭвон', к дальнему столику. По крайней мере, нам здесь не будут мешать.
   - Всё сначала и как можно подробней, - велел я, усаживаясь напротив Вайновски.
   И он рассказал, как послал запрос в Контактер и получил адрес, они встретились и он понял, что эти двое вампиров летом разгромили 'Локо'.
   - Они узнали тебя? - спросил я, не сводя с Простака глаз.
   - Конечно, нет, - ответил тот. - Я, видишь ли, незаметен.
   Что правда, то правда, Вайновски ничем не выделялся из толпы - был обычным двадцатипятилетним мужчиной с непритязательной внешностью. Может поэтому его выбрала Гвен?
   - А она? К-какая она..? - слегка заикаясь спросил я.
   - В обмене?
   - Да, недоумок! - воскликнул я, теряя терпение от бестолковости Вайновски.
   - Вампирша, как вампирша... - обиженно ответил он, и спохватился: - Кусает уж очень хорошо - стремительно, я и понять-то толком не смог, а она уже пьет. Не больно совсем, даже сладко. Впервые у меня так, вот я и подумал...
   - Даже не думай, - отрезал я, во мне забродила зависть пополам с ревностью. - Сводничеством я не займусь. Да и не слушают они меня.
   - Да я не о том! - даже возмутился Роджер. - Ты... вроде дружишь с ними... Нет?
   - Дружу, - тихо сказал я, стараясь утихомирить взрывной коктейль чувств.
   - Мне не к кому больше обратиться, - Вайновски опустил глаза, и понизил голос. - Я вот о чем, Зиг... Мне скоро семьдесят девять, и следующем году умирать...
   Матерь божья, вот не подумал бы, что Роджер уже у черты! Как он смог удержаться в 'МакЭвон'? У совета директоров имелись анкеты на нас, и они периодически проводили зачистки стариков, так что толпы двадцатипятилетних временами покидали башню, освобождая рабочие места новичкам.
   - Зиг, я хочу остаться бессмертным! - вскинул голову Простак Роджер. - Вампирша эта...
   - Гвен, - произнес я её имя.
   - Да, Гвен, - машинально подтвердил Вайновски. - Я хотел бы обратиться её укусом, не люблю боль.
   От его просьбы я опешил. Никто из нас, людей, не желал стать вампиром по собственному желанию. Да и кровососам не нужны были нелегальные жертвы, доноров и так навалом.
   - Это противозаконно, Простак, - произнес я прописную истину, - и ты это знаешь. В городе строго отслеживают популяцию вампиров, прибавление повлечет за собой расследование.
   - Я не хочу никого подводить, оставлю Нью-Йорк, и никто ничего не узнает. Помоги, Зигфрид!
   Кажется, впервые Вайновски назвал меня полным именем, я аж вздрогнул: так меня называли только вампиры.
   - Черт. Я попробую. Но, ничего не обещаю.
  
  Я любил смотреть на неё. Удавалось мне это редко, не очень-то попялишься на невесту вампира при самом кровопийце, но когда мне выпадал шанс, то я использовал его на все сто процентов.
  Глаза... Зрачки словно застыли в янтарной радужке. В волосы её хотелось зарыться лицом и вдыхать их тонкий аромат... Изящность в движениях, колдовство тонких пальцев, плавный абрис бёдер.
  Я точно был влюблен! Даже Простак Роджер не увидел в ней ничего, кроме укуса, а я вижу самую прекрасную ээ... женщину? Произведение природы! Самое удивительное произведение! Вечная красота... И еще, я любил в ней хищницу.
   - Зигфрид?
   - Оу. Прости, я задумался.
   - Говори, - сказала она, не уводя от меня взгляда.
   - Хм. Как ты догадалась? У меня на лице написано, что я пришел поговорить с тобой?
   - Логика: Росса нет дома.
   И я попытался. При этом я внимательно смотрел за её реакцией: от моего предложения вспыхивают глаза, спазм схватывает горло - старые инстинкты и долгое воздержание работают на меня. Я читаю на её лице жажду, потом смирение, и, наконец, разочарование. Она не сделает Роджера Вайновски бессмертным.
   - Извини, - попрощался с ней я.
   - Зигфрид, я не скажу об этом Россу. И ты не говори, он не жалует тех, кто нарушает закон.
   Так у нас появился секрет.
  
   Мы продолжали шляться по барам, иногда Росс ввязывался в джазовый джем-сейшн.
   - Музыка это целая жизнь, - говорил вампир, - жаль, что я не играю сейчас.
   - Да что мешает? Навык не утерян, любая группа возьмет тебя с удовольствием!
  - Нет, дружище, ушло мое время... Слегка побренчать по барам и то радость. Но, если приедут мои друзья Рич и Берти, то, обещаю, мы покажем тебе класс!
  И они появились, прямо перед днем рожденья Росса, под Рождество. Модные, веселые, прямиком из Лондона.
  - У вас тут сугробы, как в Сибири! - воскликнул Рич, отряхивая воротник куртки.
  - Как будто ты бывал в Сибири, - хохотнул Росс и обнял друга.
  - Берти, привет, чертяка! - обратился он к парню, удивленно разглядывающему интерьер бара.
  - Привет, - наконец ответит тот, - да у вас тут джаз! Ты завязал с рок-н-роллом?
  - Джемую, иногда, - бросил Росс, и вдруг рассмеялся: - как же я рад видеть вас, черти!
  Ричи тронул струны барной гитары, прикрыл глаза, что-то пропел про себя.
  - Скучаешь по Лондону? - спросил он Росса.
  - Сердце мое отдано Санкт-Петербургу, ну а на втором месте конечно город туманов.
  - А я, парни, обожаю Париж, - мечтательно изрек Берт. - Во время июльской революции в городе было весело, заика Демулен, тогда еще при голове, разродился зажигательной речью, и народ взобрался на баррикады. А разбитные француженки? Куда там английским розам, хотя соотечественниц я нежно люблю и уважаю.
  - Зигфрид, - обратился ко мне Росс, - у тебя есть шанс взять пару уроков у знаменитого ловеласа Бертрама Грэма!
  - Как старушка Гвен? - подколол приятеля Берт. - Вот уж не думал, что вы станете такой постоянной парой.
  - Она в порядке, передавала привет. Вы устроились? Только не говорите, что возвращаетесь завтра!
  - Э, нет. Просто так ты от нас не отделаешься. Мы уже посетили местный филиал Контактера, получили регистрацию. А это значит - здравствуй, Нью-Йорк!
  - Ура, ура, ура! - воскликнули парни. Ну, прям, не вампиры, а три мушкетера!
  
  В самый канун Рождества Простак Вайновски решил свою проблему - прыгнул с башни 'МакЭвон'. Не было среди нас того, кто бы одобрил его поступок, но 'воротнички' дружно отправились в 'Локо' выпить за помин его души. Я ничего не сказал Гвен, чтобы она не чувствовала себя причастной к его решению. Однако новость распространилась по району. Виданное ли дело - самоубийство! Гвен была взволнована, а Росс, так и не знающий о нашем участии в судьбе несчастного, просто сердит.
   - Эх, люди, люди... - пробормотал он, - чего вам не хватает? Здоровье и молодость вы получили.
   - Может быть новизны? - сделал предположение я. - То, что слишком легко достается, то не ценится.
   - Войн на вас нет, - вздохнул Росс. - И революций...
  
  История третья или 'Революционный держите шаг'
  
   В горнице пахло мочеными яблоками и подошедшим тестом для пирогов. В тёплых сенях хрюкал новорожденный поросенок, его принесли из свинарника, чтобы уберечь от крепкого мороза, вдруг ударившего апрельской ночью.
  - Настасья, самовар поставь! - крикнула мать, накидывая на голову платок. - Я на двор.
  Та, которую звали Анастасией, провела еще раз гребнем по концу роскошной косы, поправила рюши на кофточке, купленной батюшкой на ярмарке, и улыбнулась своему отражению.
  Семья крестьянина Горчицына была крепкой, жили они в достатке, на посевную и уборочную нанимали работников из бедных дворов. Кулаки, одним словом. Не было в селе красавиц равных Анастасии Горчицыной, но и женихов не было тоже. Это обстоятельство огорчало её отца, Гаврилу Петровича, и иногда толкало на рискованные поступки. Вот и в этот раз засветло уехал в уездный город, да к вечеру не вернулся. Хорошо еще заночует на постоялом дворе, а если нет... А не то застали его в дороге крепкий мороз да лихие люди? Времена-то нынче страшные, неспокойные. Царь-батюшка от престола отказался, в Петрограде заседает Временное правительство, а на Финляндском вокзале выступает с броневика революционер.
  Ре-во-люцио-нер. Настя перекатывала словечко во рту, нравилось оно ей своей непохожестью на привычные с детства слова. Она не была впечатлительной девицей, все-таки крестьянская жизнь не располагала к избалованности. Врожденная смекалка, а также отцовские наставления выручали Настеньку в трудных случаях. Один из них был недавно: собрались девушки у Новокрещеновых на посиделки, а тут к ним парни пожаловали. Да как бы свои, сельские, так нет - брат Катьки Новокрещеновой дружков привез, заводских. Городские парни начали было высмеивать девушек, но, ни один не посмел в сторону Настасьи недоброго слова сказать, так очами сверкнула, да плечами повела. Даром, что братьев нет, а все одно - никому обижать не позволено.
  - Анастасия Гавриловна! Никак батюшка ваш едет, - вбежала в избу девчонка из работниц.
  - Гляди за самоваром, полоротая, - заторопилась Настя на крыльцо.
  Телега, скрипя колесами, въехала во двор. Лошадь в упряжке переступала копытами, не веря, что длинный путь уже закончен. Гаврила Петрович сидел на переднем вместе с незнакомцем. Анастасия стояла, обняв себя за вмиг озябшие плечи, и смотрела на приезжего. Молодой человек был толст, прыщав, как куль с мукой неуклюж, одет по-купечески, но небрежно, и изношенно. В общем Насте он не понравился. Но Гаврила Петрович пригласил незнакомца в избу, как дорогого гостя.
  - Дочь моя, Настасья Гавриловна. А это сын купца Свешникова, Тарас... - замялся Горчицын, представляя неповоротливого.
  - Николаевич, - помог ему тот, справляясь с отдышкой.
  Настасья чуть не прыснула, но сдержалась - вон, как грозно батюшка посмотрел. Тут и жена Горчицына подоспела - на скотном дворе была, а там работы много, за всем глаз нужен. Посетовала, что мужа долго не было, уже хотела до уездного исправника конного послать. Гостя повели в дом, где на праздничной скатерти стоял самовар.
  
  Подруг сердечных у Настасьи не было, слишком гордая, чтобы с беднотой секретничать, а теперь вот поплакаться идти, да некуда. К Катьке Новокрещеновой разве что? У Катьки правда в доме вечно люди пришлые, городские, беседы непонятные ведут, и эти... как их... диспуты! А, все равно больше не к кому пойти спросить совета и рассказать, что тятенька надумал за отвратного купеческого сына отдать свою единственную дочку.
  Войдя на порог соседского дома, Настя откинула с головы цветную шаль, расправила её на плечах и перекинула косу на грудь.
  - Настя, входи, - обрадовалась Катька, - чаевничать собрались, садись к столу.
  Не смея с порога начать разговор, Настя прошла в горницу. За большим столом сидели незнакомые люди, в основном крепкие парни. Девушка присела рядом с соседкой, с благодарностью приняла простую кружку с кипятком, в которой плавали редкие чайные листья. Заводские, - решила Настя, обратив внимание на несмывающуюся траурную кайму под ногтями сидящего напротив смешливого парня.
  - Красавица, что сердитая такая? - спросил он, заметив её взгляд.
  - Она не сердитая, а серьёзная, - ответил вместо Насти интеллигентного вида юноша. - Правда, барышня?
  Настя кивнула, и потупила глаза. Ей понравилось, что студент, так его называли за столом, отнесся к ней как к равной, а не как к глупой деревенской девчонке. Она то и дело бросала на него быстрые взгляды, боясь задержать взор подольше. Глаза у студента были необыкновенные, про такие говорят - омуты. Только виделись ей не тёмные воды, а многие годы, словно студент был умудренным опытом старцем, а не начавшим жизнь мальчишкой. Он был худ, одет по-городскому, чисто выбрит, и руки его выглядели нежнее некоторых девичьих. Тонкие пальцы держали металлическую кружку с некоторым изяществом, выдававшим в нём непростое происхождение.
  - Как зовут тебя, барышня?
  - Анастасия.
  - Имя-то как у дочки царя отреченного. А меня Эдуард, как английского короля, - сказал он, и улыбнулся ей.
  Поплыла Настенька, только и видела губы его, да зубы белые, и вся эта красота выговаривала странное имя: Э-ду-ард. На селе бы за такое засмеяли, а ему шло - Эдуард.
  - Вот ты, студент, революционер, а всё время про царей и королей говоришь, - сказал парень, сидящий напротив Насти, с завистью поглядев на юношу.
  - Английскому королю Эдуарду Второму воткнули раскаленный прут в... - он замолчал, но парни поняли что к чему, и похабно засмеялись. - Здесь барышни, - напомнил им студент.
  Настасье стало неуютно за столом, где велись такие разговоры, она потянула Катьку за локоть и кивнула, мол, выйдем. Катька неохотно встала из-за стола. Девушки вышли в стылые сени.
  - Чего ты всколыхнулась, Настя? - спросила соседка. - На тебе лица нет.
  - Ох, Катя, беда со мной...
  - Что случилось?
  - Тятя мне из города жениха привёз, чистая жаба! Я отцу в ноги - не погуби, а он ни в какую - Свешниковы хоть и не процветают, а фамилия купеческая, известная. Что делать?
  - На твоем месте я бы в город уехала, и на фабрику устроилась. Пусть задумается, нынче не те времена, чтобы выдавать за того, кто не люб.
  - Найдет, иссечёт розгами, ты ж его знаешь.
  - А ты со студентом поговори, он так про светлое будущее рассказывает, заслушаешься. Может чего и присоветует, хочешь, я позову его?
  - Боязно...
  - Не будь деревенской дурехой, - подтолкнула Настю соседка, - ступай в мою комнатку, он придет.
  Настасья вошла в заднюю горенку, за собой дверь прикрыла. За окном темнело, ранняя весна не баловала хорошей погодой, и слегка поёжившись, девушка задернула ситцевые занавески. Кроме лежанки присесть было некуда, и Настя устроилась на лоскутном одеяле, подобрав под юбку ноги.
  Недолго пришлось ждать девушке, не успела узоры на одеяле рассмотреть, как появился студент. Вошел, огляделся, дверь не закрыл. У Настеньки тревожно забилось сердце. Сейчас бледным он ей показался, в глазах что-то жуткое полощется, приходило на ум одно слово - нечисть. Сильно пожалела она, что послушалась Катькиных слов, но встать и уйти сил не было, из головы все мысли выветрились, только и глядела на его лицо. Студент молчал, ждал, когда она скажет, зачем звала. Встряхнула головой Настя, и тут же вспомнила, кто её в родном доме дожидается, отвращение к новоиспеченному жениху прибавило смелости.
  - Катя говорит, что вы про будущее... светлое...
  Студент усмехнулся и сел рядом с Настей на лежанку. Девушка отпрянула, и тут же отодвинулась на другой край.
  - Тебе же не про будущее надо, Анастасия?
  - Нет.
  - Так прямо и говори в чем проблема.
  Настя вдохнула полной грудью, и, смущаясь, стала теребить кончик косы.
  - Тятька замуж хочет отдать.
  - Так иди, замуж девке не зазорно.
  - Не хочу за нелюбого, а тятька грозится шкуру спустить. Как мне быть? - спросила со слезой в голосе. - Вон Катька говорит в фабричные пойти...
  - А чем фабричные тебе не по душе? Сейчас вся сила в городе, скоро землю отдадут крестьянам, фабрики рабочим, и настанет на земле русской народная власть. Крови много будет, - пообещал он. - Но если хочешь в родительском доме остаться, то надо сделать так, чтоб нежеланный жених сам от тебя отказался.
  - А как? Они из обедневших, за тятины деньги всё стерпят.
  - Знаю один способ... Но, думаю, испугаешься ты.
  - Я на всё согласная, лишь бы не за него.
  Студент тенью скользнул к двери, выглянул наружу, потом закрыл её на щеколду.
  - Значит так.
  
  Тарас Свешников был доволен - девка красавица, да с таким приданным, что и дворянчик бы согласился по нынешним-то временам. Только вот самой невесте он не понравился, скривилась, и лицо отвернула, да это и не важно. Недаром говорят: стерпится - слюбится. Тарас добрый, поживет с ним Настасья, и поймет всю красоту его души. Главное, чтобы блюла его жизненные устои, да в церковь по воскресеньям ходили вместе. Был Тарас набожен, спать бывало не ляжет, пока на коленях перед иконами не настоится. Вот и сейчас, собираясь почивать в доме Горчицына, он помолился, поцеловал крест и, раздевшись до исподнего, лёг на перину. Лампу керосиновую не потушил - в чужом доме незнакомо всё, вдруг на двор приспичит.
  Спит Тарас, и снится ему сон... Входит в светлицу невеста его, коса растрепана, рюши на кофточке чем-то багровым залиты, будто вином... Садится бесстыжая Настасья на перину, и начинает пуговки на груди расстегивать. У Тараса дыханье сперло, не поймет он, сон ли ему снится или явь? А Настасья стягивает с себя одежду, и остается в нижней рубашке, под которой явно угадываются спелые грудки. Но не груди невесты притягивают Тарасов взор, а следы на шее. Две точки, как будто укусил кто девушку, еще сочатся яркой кровью, и не стекает она и не свертывается, а прямо переливается в свежих ранках.
  - А вот что, Тарас Николаевич, - молвит Настасья низким голосом, не девичьим вовсе, - хочу перед венчаньем нашим узнать, каков ты есть молодец.
  Глаза у бесстыжей блудливые, губы желаньем изогнуты... Батист сползает с плечиков, обнажая белое тело - округлые груди, с розовыми сосками, нежную кожу живота с впалым пупком, а дальше... Стало плохо Тарасу.
  Очнулся он утром, голова, как чугун, помнит только, что сон ему снился, до сих пор в глазах круговерть из перекошенных лиц: суженная его, да людина какая-то с глазами бесовскими и клыками, с которых капает красная слюна. Огляделся Тарас: в светелке будто вихрь прошелся, иконы свалены, перина половиной на пол сползла, простыни белые покрыты мелким горошком кровяных брызг, да и исподнее Тараса выглядит так словно он с вражиной бился.
  Перекрестился Тарас, наскоро собрался, отвязал в конюшне коня, и на скаку крикнул вывалившей на крыльцо дворне:
  - Ведьма ваша Настька, ведьма!
  
  На речке шел ледоход. Подтаявшие глыбы, сталкиваясь друг с другом, скрежетали и ломали ледяные края. Настя в запахнутом от вечерней прохлады заячьем полушубке стояла на берегу, рядом на поваленном бревне устроился студент. Книгу читал, на кожаном переплете тисненая надпись 'Капиталъ'.
  - Возьми меня с собой, - вдруг попросила Настя, - не могу здесь больше.
  Студент оторвался от чтения и поднял глаза на девушку.
  - Вот это новость. Ты же не хотела в город.
  - Жизни новой хочу, - мечтательно сказала она. - С тобой.
  - Ты же знаешь кто я. Опасно, - Эдуард по-звериному повел носом. - Скоро, скоро... Революция. Кровь чувствую, много крови.
  - А ты сделай со мной по-настоящему, укуси, и я тоже буду ре-во-люцио-нерка. Стихи буду читать, какие ты любишь.
  Студент рассмеялся, и, подхватив девушку на руки, продекламировал:
  - Революционный держите шаг,
  Неугомонный не дремлет враг!
  И взглянув на проклюнувшиеся на небосводе звезды, улыбаясь, произнес:
  - Эх, Настенька, у нас вечность впереди.
  
  ***
   Весна 2050 года
  
   Надо сказать, что романтичные мечты о вампирской привлекательности Гвен и прелестях вечной жизни как-то блёкли, едва я вступал в проходной интроскоп башни 'МакЭвон'. Круговерть офисной рутины засасывала меня, словно в болото и выплевывала вечером на улицы Нью-Йорка. Ночную жизнь Брайтона можно было назвать кипучей: иллюминация реклам, развлечения, торговля, и, конечно же, Брайтонский мост - скопище греха и порока. И как меня, немца, угораздило поселиться в русском районе? Поляки, вроде Простака Вайновски - да покоится он с миром - и многие другие 'славяне' нашей корпорации чувствовали себя, как рыбы в воде. Росс, коптивший небо уже более двух веков, мотаясь по разным странам и континентам, тоже имел русский менталитет, прожив в России двадцать четыре года до своего обращения. И вот тут мы с Гвен были в одной лодке - я отлично помнил историю Росса о русском вампире и его подруге-британке, страстно не любившей Брайтон. Решив, что наш общий секрет о Простаке дает мне право спросить её мнение об их новом месте жительства, ведь, как мы помним, здесь они поселились недавно, я выбрал время и начал разговор.
   - Брайтон Бич особенно красив весной, - закинул я удочку. - В воздухе аромат цветущих деревьев, и свежий ветер с набережной...
   - Поменьше бы ему византийщины, - сказала Гвен, убирая в футляр фотокамеру. - Меня не оставляет чувство, что мы живем рядом с восточным базаром. И архитектура не впечатляет, особенно современное строительство. И этот ужасный мост...
   - Хм, - я и не знал что сказать, оказывается, вампиры увлечены градостроительной культурой! И что там интересного про мост она думает? - Ну, мост, конечно, привносит некоторую пикантность в жизнь Брайтон Бич. А без него стало бы скучно, и в новостях исчезла бы рубрика 'Криминал'.
   - Нет соблазна - нет преступления. На месте городских властей я снесла бы его к чертям.
   - Да разве бетонное сооружение виновато в людском разврате и вампирских слабостях?
   - Поверь мне, Зигфрид, это место не менее виновато, чем существа, проживающие там.
   Я поверил ей безоговорочно, потому что слышал о проклятых местах с демоническим влиянием на их обитателей.
   - Расскажи мне, - попросил я.
   - Это страшная история, не думаю, что ты захочешь слушать её.
   - Я не боюсь городских страшилок.
   Гвен рассмеялась, и вдруг повернулась вокруг себя на каблучках. Теперь она не выглядела, как прекрасная девушка: черты лица заострились, волосы разметало по плечам, и они свисали черными прядями, словно разбуженные змейки. Она протягивала ко мне руки с длинными ногтями и шептала моё имя вперемешку с каким-то заклинанием. Я быстро перекрестился.
   - Сигна те сигне, темере ме тангис ет ангис! - выкрикнула она, и я увидел выпирающие резцы оскаленного рта.
   Черт, это действительно было пугающе: вампирша надвигалась на меня, глаза её словно выцвели, из жёлтых превратились в бледную радужку с крошечной точкой зрачка... Клянусь, еще секунда и она бы набросилась на меня - никто не дал бы за мою жизнь и цента! Но она остановилась, словно наткнулась на стену, наверное, сработал внутренний ограничитель, и, сморгнув, уставилась на меня.
   - Была б ты ведьма, - выговорил я чуть охрипшим голосом, - может и испугался...
  Она усмехнулась, не веря мне, и потянулась за отброшенным футляром.
   - Хочешь поснимать? Могу пойти с тобой, - сказал я, кивнув на камеру и уводя в сторону разговор, становившийся тяжелым.
  - Я делаю снимки Собора Святого Патрика, что напротив Рокфеллер-центра, - ответила она. - Вообще-то там собираются вампиры, нечто вроде... - она прищелкнула пальцами, - ...вроде вашего 'Локо'.
  - Вампиры в соборе - о времена, о нравы! - развеселился я. - Охотно пойду!
  Нью-Йоркские вампиры облюбовали собор Святого Патрика несколько лет назад, там можно было встретить не только жителей Большого яблока, но и представителей из всех уголков мира. Я был там впервые. Ощущения, скажу вам, как будто я попал на фестиваль - настолько разными были они и по внешности и по одежде. Местные выделялись современным костюмом и некоторым снобизмом, южане выглядели словно хиппи: просторные одежды, длинные волосы, украшения в стиле этно, европейцы... ах, как вычурно выглядели они на фоне кровососов Нового света! Никогда я не встречал столько вампиров одновременно, ну и, конечно же, не обошлось без курьеза.
  Обмен в наше время нечто совершенно обычное, и хоть каждому из нас приходилось состоять в интимной близости с другими особями, никто признавал бывших сексуальных партнеров в реальной жизни. Но одна меня узнала... Я понял это по её смешливому оклику, по любопытным взглядам в мою сторону, и по кокетливому шепоту на ушко подруге, который слышали все вампиры, кроме меня - смертного. Я вдруг догадался, кто она...
  'В то время я мучился ревностью и голодал, был неадекватен, от того и запомнился... наверное', - подумал я, чувствуя себя неловко.
  Не ожидал, что буду центром вампирского внимания: всё присутствующие 'дамы' разглядывали меня словно какую-то невидаль.
  - Эй, красавчик, помнишь меня?
  Одно дело сплетничать обо мне, а совсем другое соблазнять на виду у всех: а она была твердо намерена напомнить мне о нашем страстном обмене. Подошла, зацепилась своим взглядом за мой, старающийся избежать очарования. Я остолбенел, до меня долетел шелест одежд и шипение кровососов. Они окружают меня?
  - Ээ... кажется, помню... - промямлил я, сторонясь её рук, попытавшихся приобнять меня.
  'Было ошибкой придти сюда', - мелькнуло у меня в голове, и я взмолился о том, чтобы явилась Гвен. Слава Творцу, она была рядом и гордо потеснила вдруг сникшую вампиршу.
  - Да ты герой сегодняшнего дня, Зигфрид, - рассмеялась Гвен, и подхватила меня под руку. - Пойдем отсюда, я не хочу знать о твоих подвигах.
  - Понятия не имею о чем ты, но уведи меня скорее, - быстро согласился я, радуясь нашему уходу.
  Мы поднялись по узкой лесенке на верхнюю надстройку, нечто вроде мезонина, и стали фотографировать башенки собора через витражи.
  - Прекрасный экземпляр неоготики, - со вздохом произнесла Гвен.
  - Мне нравится, - поддакнул я, и скривился: уже некоторое время я очень хотел есть, и сейчас жалел, что не позавтракал.
  - У восточного выхода, в сквере, есть небольшое кафе...
  Откуда она узнала?
  - Зигфрид, твой желудок очень требователен и громок, - рассмеялась она.
  Я любовался ею... Сейчас она была похожа на простую девчонку, такую забавную, смешливую! Как бы я хотел, чтобы она такой была всегда, но, несмотря на то, что губы её улыбались, глаза продолжали охотиться.
  - Выпьешь что-нибудь со мной? - спросил я, надеясь, что она пойдет в кафе.
  - Нет. Я не Росс. Ты иногда забываешь об этом.
  О, я не забывал, и меньше всего на свете я хотел, чтобы Гвен была только моей подругой. Упрямо я протянул ей руку.
  - Пойдём. Знаю, ты любишь красное вино, или... хочешь, куплю тебе Кровавую Мэри...
  - Ты предсказуем, - холодно бросила она.
  Отчаянье захлестнуло меня, я был готов на многое, лишь бы она просто проявила ко мне интерес. Я бы умер за толику внимания, мизерную ласку, мимолетное прикосновение!
  - О, боги, Гвен! - взмолился я. - Я сделаю всё, что захочешь, только скажи!
  Она сдвинула брови, взгляд, брошенный из-под них, заставил трепетать моё сердце: дикая жажда, лавиной сметающая со своего пути оборону здравого смысла. Я ждал.
  - Мм...хорошо, - хрипло произнесла вампирша, подавив полустон, рвущийся наружу. - Я еще поработаю, а ты... снимешь комнату в отеле рядом и обязательно поешь. Силы тебе пригодятся, - и сразу опустила глаза, за мгновение обуздав страсть, или замаскировав её приготовлениями к новому снимку.
  Я летел по лестнице не чуя под собой ног. Наконец-то! Свершилось. Она согласна...
  Понимая, что глупо было бы пачкать кровью простыни отеля The Jewel Facing Rockefeller Center , я наскоро съел сэндвич в 'Сабвее', купил бутылку отличного вина и нашел небольшую гостиницу за углом. Отослав сообщение Гвен, я устроился в номере и принялся ждать. Ожидание моё можно было назвать адским. Сначала я представлял, как она смеётся над моей доверчивостью вместе со своим прекрасным мужем, потом я стал грешить на спутниковую связь, затем проклинать собственную бестолковость, не позволившую спросить девушку какой отель она предпочитает... Я был зол, открыл вино и налил себе стакан. Спиртное было ко времени, я только пожалел, что не купил виски. Когда я начал второй дверь открылась...
  - Гвен..! - только и смог то ли воскликнуть, то ли просипеть я.
  - Напиваться среди бела дня - моветон, - усмехнулась она в своей манере 'снежной королевы'. - Хотя... сейчас это даже кстати, - она легко подхватила полупустую бутылку, - о, Пино-нуар, надеюсь, твоя кровь будет иметь его вкус, мне нравится этот сорт. Навсегда запомню ужин в бенедиктинском аббатстве Отвильер во времена Столетней войны. Монахи просто исходили ароматом пино-нуар.
  Я выглядел абсолютным балбесом со стаканом в руке и открытым ртом.
  - Поторопимся, - вдруг прервала она мой столбняк. - Росс может хватиться меня.
  Я промычал в ответ что-то неразборчивое, ибо не знал, что ответить.
  - Итак, - она вытащила стакан из моих онемевших пальцев и толкнула меня на постель. - Я завяжу твои глаза.
  - Зачем? - смог спросить я, надеясь все же увидеть обнаженную Гвен.
  - Или я завязываю тебе глаза или ничего не будет, - категорично заявила она.
  Я покорно закрыл сам. Затем почувствовал прикосновение прохладных пальцев Гвен, шелест шелковой ткани и её мягкость, прикрывающую мои веки, часть лба и кончик носа. Она проверила, могу ли я дышать, и нежные губы вдруг накрыли мои. Кровь бушевала во мне, словно чувствовала, что сейчас начнется кровопускание. Я наслаждался поцелуем, прикосновениями, удаляющими мою одежду... Мои чувства и чаяния устремились в один орган, который оставался неприкаянным какое-то время, но вместе с неожиданно-сладостным укусом я ощутил свое проникновение в мягкую тесноту вампирского тела. Я протянул руки, но обхватил лишь пустоту. Как так? Если Гвен пьет меня, и её волосы обвиваются вокруг моих плеч, то чьё тело принимает меня столь гостеприимно и рьяно? Я снова захватал воздух руками. Смешок был мне ответом.
  - Гвен..? - простонал я в пахнущие лавандой тёмные пряди.
  - Сладенький... И какой красавчик! - проговорил низкий женский голос, странно знакомый мне. - Это мой первый мужчина, что занимается любовью, а не просто отрабатывает сделку.
  До меня стал доходить ужас ситуации. Предательство Гвен почти уничтожило сексуальное напряжение, ведшее меня на край, и удержало там, не дав вырваться столь взлелеянному желанию. Знакомая 'незнакомка' поняла, что теряет меня и удвоила старания, переходящие в бьющий ритм, и её механические движения заставили меня зайтись в оргазме. Тело моё обмякло. Я лежал на постели, раскинув руки, мне было легко и хотелось спать. Я недовольно сощурился, когда ловкие пальцы стянули повязку с моего лица. Приподняв голову, я увидел Гвен. Она аккуратно вытерла уголки своих губ и подала кому-то знак. Я повернулся и столкнулся взглядом с 'незнакомкой', той самой вампиршей, с которой я был так несдержан после моей голодовки. 'Незнакомка' одернула платье, подмигнула Гвен и послала мне воздушный поцелуй. Похоже, что прокусив мою шею, Гвен заразила меня равнодушием, потому что едва за вампиршей закрылась дверь, я повернулся к стене и уснул.
  
  Вирус безразличия, подаренный мне Гвендолин, спасал меня на протяжении дня, пока не наступили сумерки. Сидя без сна в четырех стенах своей квартиры я перебирал в уме все нюансы сегодняшнего происшествия.
  'Она меня обманула. Хотя... ничего не обещала. Я сам настоял, сам полез в капкан, вот сам и виноват'.
  Потом меня бросало в противоположную сторону: 'Ловкачка! Получила сверхдозу, при этом осталась чистенькой перед Россом - ни измены как таковой, ни доказательств того, что она мной полакомилась!'. Но кое-что меня просто сводило с ума: сказала ли она ему? И: как теперь мне смотреть ей в глаза?
  Росс связался со мной, когда я готов был уже лезть на стены. Я распахнул перед ним дверь, пригласил войти и, стараясь не выдать своего интереса, выискивал в поведении вампира желание убить меня или просто набить морду. Я хорошо помнил, что Росс чтит закон и ненавидит любое его нарушение. То, что я уговорил его любимую на сверхдозу, уже ставило меня в один ряд с самыми злостными преступниками. Но он молчал. Вернее он говорил о чем угодно, но только не о нашем приключении.
  'Значит, она ему не сказала...'
  - Эй, Зиг, - помахал рукой перед моим лицом Росс. - Да что с тобой, приятель? Ты задумчив, и выглядишь как-то... обескровлено. Мой тебе совет, возьми обмен.
  - Взял уже.
  - Могу поклясться, что кода ты пару недель не получал, - внимательно рассматривая меня сказал вампир.
  - Всему виной похмелье, - пришлось соврать мне, хотя это было наполовину правдой: во рту еще оставалось послевкусие пино-нуар.
  - А вот это лечится! Куда пойдем?
  - Я открыт для предложений, - рассмеялся я, окончательно успокоившись насчет Гвен.
  
   Мы обосновались в популярном стрип-клубе. Здесь танцевали толстушки. Россу понравилось буйство человеческой плоти, он назвал зрелище грандиозным, хоть и реагировал на гигантские, но упругие телеса движением кадыка. Атмосфера клуба вернула мне любовное томление и желание больше узнать о вампиро-человеких связях.
   - Не понимаю, - начал я, отвлекая вампира от созерцания грудастой блондинки, - куда ныне подевалась притягательность любовной связи с человеком? И не говори, что обменом можно её заменить!
   - Ты романтик, Зигги, но только не говори мне, что влюбился в вампиршу, - хмыкнул он, после того, как сунул купюру за лямку бюстье танцовщицы. - Притягательность... Ничего хорошего в этом не было, только коварство жестокость и смерть. Мы слишком разные, чтобы полностью раствориться в любви, раскрыться друг перед другом. Обязательно будут тайны и несовпадения интересов. Хищник и еда, вот то, что правильно.
   Блондинку сменила крутобедраяё брюнетка. Росс отвлекся на пару минут, и, оценив её мясистые достоинства, вернулся к напитку.
   - Скажи, ты смог бы влюбиться в курицу? - спросил он, продолжая наш разговор. - В стародавние времена, когда еще не был открыт код молодости, люди боялись вампиров, причин для любви у них не было вовсе. Но всё равно находились те, кого притягивала красота и загадочная сущность бессмертных. Наперекор здравому смыслу. И, конечно, они становились жертвами, ...или новообращенными вампирами.
   - Обращение. И что случалось с бедолагами? Они стали бояться солнца?
   Я хотел знать, насколько близко к истине изобразила неизвестную тогда еще расу человеческая фантазия.
   - Солнца мы избегаем, верно. От солнечных лучей сгорает и человеческая кожа, только у нас этот процесс происходит молниеносно и интенсивнее во много раз. Всё, что касается веры - чушь. Ни крест, ни знамение, ни святая вода не нанесут нам никакого вреда. Чеснок. Органика. Неприятно, но не смертельно. Помогает в том, что вампир может побрезговать предполагаемой жертвой.
   - Спать в гробах?
   - Гораздо удобнее на постели. Правда это для нас, живущих вместе с людьми, практически не испытывая жажды, но мы помним и те времена, когда приходилось укладываться на землицу, насыпанную в гроб, она придавала сил, помогала пролежать до темноты...
   - Жутковато, - покачал головой я, и отхлебнул из бокала.
   - Да. Человек не зря нас боялся и всячески пытался защититься. Вот и возникали легенды о чесноке и прочем, - Росс прищелкнул пальцами, бармен ловко крутанул бутылку, и вскоре перед нами стояла новая порция.
   - Вернемся к любви. Ты влюблялся в человека? - спросил я.
   - Мм... Когда я был обращен, то был абсолютно одинок в мире полном вампиров. У меня не было учителя и, чтобы выжить, я подворовывал жертв в тихих городках, селениях, деревнях. Я был близок к разоблачению и, возможно, вампирской смерти. Шла война, это и спасло меня. С толпами беженцев я покинул Крым, а потом встретил вампира, который стал мне другом. Помнишь того, кто отбывает срок за сверхдозу? Я как-то рассказывал тебе... Он объяснил мне, что охотиться лучше всего в больших городах, и мы уехали из России в Америку. Здесь на Брайтоне жила моя первая револьверная жертва. И да, тогда мне казалось, что я испытываю к ней что-то вроде влюбленности... но это был голод. Он тянул меня к ней, ничто другое.
   - Револьверная жертва?
   - Ну, это тот, которого не убиваешь, и не обращаешь, а используешь, как донора.
   - Но ведь вы занимались любовью?
   - Сексом? Да. Должен же был я ей что-то дать, - вздохнул Росс. - Было похоже на нынешний обмен. Я расскажу тебе историю, случилось не со мной, но это поучительно, и о вампирше...
  
   История четвертая или 'Мишка, Мишка, где твоя улыбка?'
  
   Бесноватый ветер швырял мелкий мусор, замедляясь в углах, а потом вновь гнал его вверх по бетонным сваям эстакады. Бродяг стало меньше, остались лишь те, кто смог приспособится, кому повезло поздней осенью найти кузов брошенного автомобиля, контейнер или что-то наподобие тёплого жилья. Я пришел сюда с целью найти человека. Покажется странным, ведь в Нью-Йорке много способов получить информацию, были бы деньги. Но самое последнее место, куда могло бы занести любопытствующего - Брайтонский мост. Я долго приглядывался к здешним аборигенам, пока один из них, старик, одетый в грязную женскую дубленку сам не спросил:
   - Кого ищешь?
   Пальцами в рваных митенках он почесал бороду и весело посмотрел на меня. Молча я достал бутылку бурбона. Старик многозначительно крякнул, махнул, мол, иди за мной, и я поспешил вглубь рядов пожранного коррозией металла. Он жил в тесном фургончике, окна которого были заложены картоном, но у старика была антенна, снятая с отслужившего своё военного тягача, и он ловко забрасывал по ней провода, воруя электричество у монорельса.
   Я устроился на откидной койке, перед столиком, на который старик выставил два пластиковых стакана. Все также молча, я свернул крышку, и спертый воздух фургончика наполнился забористым ароматом алкоголя. Кадык бродяги дернулся, а глаза алчно заблестели в предвкушении.
   - Ты рано, сынок, - сказал он, переведя дух после первой порции, - днём здесь чужих не бывает, или тебе не искатель нужен?
   - Искатель, отец, - подтвердил я, наливая второй круг, - может, знаешь такого, Мишкой зовут?
   - Мишка... - глаза старика словно зажили разной жизнью: один смотрел на в грязных разводах потолок, другой гипнотизировал пластиковый стаканчик.
   - Выпьем, - предложил я.
   Старик молниеносно опрокинул порцию в рот, покатал её между остатками зубов, и, сглотнув, повторил:
   - Мишка...
   - Высокий, кудлатый, на цыгана похож, улыбка задорная такая, зуб золотой...
   Я не успел закончить описание, как старик выдал по-русски, почти пропел:
   - Мишка, Мишка, где твойя улибка.
   - Точно он!
   Я обрадовался, чутье меня не подвело! Быстро разлив по стаканам, приготовился слушать старика.
   - Давно его не видел. Последний раз по весне было. Смотрю, приехал на новой машине, при параде, болтали - женился. С нами разговаривает, а сам, вроде, выглядывает кого-то.
   - Кого?
   - Дело молодое: вампирку, конечно же.
   - Нашел?
   - Такому ухарю и не найти? Нашел. Рыженькая, глазки вострые, помню, она ими шнырь-шнырь, из молодых видно. Мне еще в голову пришло: как такая лялечка у нас под мостом ошивается?
   - Что, одна была лялечка?
   - В том-то и дело. У Мишки глазищи так и полыхнули, когда её увидел, распрощался и будь здоров. С тех пор и не видел я его.
   - Копы?
   - Точно нет, мы бы знали, если бы Мишка спалился.
   Старик пьянел быстро, еще немного и станет носом клевать. Я разлил остатки бурбона, зверский дух которого на миг отрезвил бродягу.
   - Тут неподалеку шалман есть. 'Крым' называется. Кто-то обмолвился, будто Мишку там видел, а может и не Мишку, совсем на себя похож не был.
  
   Хуже забегаловки, чем 'Крым' в Брайтоне нет - сделал я вывод, переступив порог злачного места. Столы, покрытые жесткой клеёнкой, за барной стойкой орущая на русском старенькая плазма, и древний плакат во всю стену, извещающий гостей о том, что 'Крым - всесоюзная здравница'.
   - Любезный, - обратился я к мальчишке-официанту, разглаживая пальцами долларовую бумажку, - найди мне местечко почище, да виски подороже принеси.
   Меня усадили у окна, махнув для приличия по столу салфеткой, мол, чище не бывает. В ожидании заказа я разглядывал пейзаж за грязным стеклом.
  'Окна здесь мыли на Пасху', - подумал я, но оценил местоположение - подъездная дорога, как на ладони.
  Публика в баре была разношерстная, от случайных проезжих до редких служащих местных магазинчиков и мелких компаний. Золотой серединой были безработные, пьянчуги и пересиживающие непогоду искатели, воровато оглядывающиеся, нет ли в баре владельцев блестящего полицейского значка.
  'Да верно ли, что Мишка бывает здесь? - подумал я, и тут же решил: - А почему нет? Ведь якшается он с брайтонскими бродягами, и всё также ищет случайного секса'.
  Я просидел в шалмане до закрытия, так и не получив то, зачем пришел. Спрашивать обслугу про цыгана не стал - кто предупрежден, тот вооружен.
  
  На следующий день в 'Крыму' меня встречали как завсегдатая. Место у окна, традиционный взмах салфетки, пятидолларовая бутыль. Мишка появился к полуночи, старик был прав - он очень изменился. Похудел, осунулся, живой и лукавый взгляд его потускнел, лоб рассекала глубокая морщина, делая его хмурым, только улыбка сразу выдавала в нём моего старого неприятеля. Золотой Мишкин зуб то и дело высверкивал в уголке рта: цыган знал здесь многих, подходил, здоровался, садился к столам, что-то громко говорил бармену, опершись на стойку. Кольца обручального на руке не было. Я наблюдал за ним, стараясь не выдать интереса, что уж скрывать, мимикрировать я научился. И вот, что я заметил... Чем больше времени Мишка проводил с завсегдатаями 'Крыма', тем более менялся он лицом. Оно словно пополнело, будто налилось, улыбка не сходила с губ, глаза горели неуемной жаждой, впитывая в себя людские эмоции. А их здесь было в достатке: пьяная ссора из-за разбитой бутылки, драка, кража, пощечина... Мишка будто провоцировал 'крымчан' на отвратительные поступки и упивался ими. Как только сытый Мишка вышел из бара, наступил мир, посетители стали расходится, и бармен выключил плазму, давая знать, что на сегодня всё. Ушел и я. Думать, что же случилось с цыганом, и как быть мне.
  Меня затягивало алкогольное болото. Я понимал, что Мишка появляется в шалмане не каждый день, но ходил туда исправно, как на работу. Даже рискнул заказать дежурное блюдо. Не какой-нибудь бургер, а настоящий кусок говядины, посыпанный панировкой - ромштекс! И виски... Я накачивался, как мультяшный персонаж в ковбойском салуне, и бармен стал вызывать мне такси. Наконец настал тот день, когда Мишка вновь перешагнул порог 'Крыма'. Я весь обратился во внимание. Публики было на удивление мало. Всё происходило, как и в прошлый раз: Мишка обошел знакомцев, гвалт в баре стал возрастать, и тут он увидел меня. Удерживая мой взгляд своими горящими глазами, он неумолимо приближался ко мне.
  - Давно здесь? - спросил он, возвышаясь надо мной.
  - С неделю как, - ответил я, жестом приглашая его присесть.
  Сидя напротив, Мишка шарил по мне глазами, и я чувствовал, как он прощупывал меня, словно ковыряясь в мозгу.
  - Заноза в тебе торчит, - вдруг заявил он. - Злость, гнев... всё застарелое, под коркой будто, с виду - зажило, а под ней воспалено...
  - Я даже знаю, кого благодарить, - процедил я.
  Мишка слов моих будто и не заметил, и продолжал дружескую беседу.
  - Я редко тут бываю, чаще в ресторанах классом повыше, там и карманы толще и народ злее, но в 'Крыму'... - он прикрыл веки, смакуя воспоминания, - здесь тонус, накал, сгусток...
  Я толком не понял о чем он, и, не придумав, что ответить, взялся за бутылку.
  - Э, нет, - остановил меня цыган и наставительно произнес: - я не пью, да и тебе не советую.
  Мишкина велеречивость вывела меня из себя.
  - Тогда, что тебе надо? Уселся диагнозы ставить, а я сюда не к эскулапу пришел, а надраться. Не хочешь пить - проваливай! Угребок...
  Моя агрессия Мишку не обидела, сидел он довольный, и видно, что радовался моему пьяному выпаду. Остатками разума я понимал, что иду у него на поводу, видел же, как он вытворяет это с другими, но поделать ничего не мог.
  - Да ладно тебе, - только и сказал он, - я, друг мой, подкаблучник, Гретка меня убьет, если пьяным заявлюсь.
  А сам улыбается, зубом сверкает.
  - Жена твоя? - спросил я.
  - Не, подружка. Стерва, каких поискать.
  - Ну и вали к своей Герде!
  - Грете, - поправил он. - А мне и, правда, пора.
  Он встал, прошелся по бару и вышел в ночь. У входа его ожидал автомобиль, открылась дверь, и в освещенном салоне я увидел девушку. Сквозь заляпанное стекло окна сумел разглядеть рыжие локоны и бледное лицо. Грета и есть та востроглазая вампирша, о которой мне рассказал старик! Мишка сел на переднее сиденье, и девушка резко взяла с места.
  
  На следующее день я чувствовал себя прекрасно, будто кто-то милосердный сделал мне кровопускание. Всегдашние мои мысли об отмщении были бледными, душу не бередили, не заставляли бродить по городу и рисовать картины Мишкиной казни. Его давний поступок сейчас казался мне юношеской шалостью - подумаешь, увёл невесту из-под венца! Легко увёл, по-цыгански красиво, как лошадь с подворья. А то, что бросил, так сама виновата. Кого винить, коль стала дешёвкой, падкой на сладкие речи и озорную улыбку? Ну а что в Ист-Ривер утопилась... то не Мишкина вина, и не моя. Сама выбрала. Никогда мне не было так легко, и ни разу еще после смерти Оленьки я не думал о ней, как о загульной девке.
  Когда она сбежала перед свадьбой, я был страшно зол, растерян, но всё еще влюблен... Её гибель убедила меня в том, что во всем виноват он, её совратитель - Мишка. Я поклялся отомстить, и долго шел по его следу, встречая на пути разрушенные его смертоносным обаянием судьбы. И вот нашел, но он снова обхитрил меня, лишив моей злости и жажды мщения.
  Но недолго я наслаждался подаренной мне легкостью. К вечеру мои демоны вернулись, и меня неудержимо потянуло в 'Крым' - выпить.
  
  Как ни странно, но цыган был уже там, сидел за моим столиком и вид у него был голодный. Я снял пальто, пригладил отросшие на висках волосы и спросил пробегавшего мимо официанта.
  - Моё место занято?
  Тот оглянулся, и выпалил скороговоркой:
  - Вас ждёт, сидит чуть ли не с утра, где живёте интересовался. Хоть бы выпить заказал, а то только место занимает.
  Я сунул официанту купюру и велел поторопиться с бутылкой. Внутри всё горело.
  - Привет, земляк! - сказал, улыбнувшись, Мишка, лишь только я подошел к столу. - Не возражаешь?
  - Пить будешь? - хмуро спросил я.
  - Нет, ты же знаешь.
  - Знаю. Тогда рассказывай.
  - Что?
  - Всё, начиная с того дня, как ты уехал из Миннесоты.
  Я приготовился вновь пережить трагедию всей моей жизни. Мишка не глядел на меня, он отвернулся к окну, и, рассказывая, как играючи соблазнил наивную девчонку, он не сводил со стекла глаз. Только после того, как я ополовинил бутылку и почувствовал, что меня потрошат, я сообразил, что Мишка смотрит на моё отражение. Когда он стал рассказывать о том, как дурёха сиганула с Бруклинского моста, я уже был в бешенстве.
  - Я даже на могиле её ни разу не был, - каялся Мишка, - веришь, думать о ней не хочу, а по ночам всё кажется, что идет она за мной.
  Мой хохот можно было назвать демоническим, из глаз брызнули слёзы, а я всё никак не мог успокоиться. Мишка-цыган боится призрака! Видно сильно он перед ней виноват.
  - Как с вампиркою связался, так всё у меня наперекосяк, - продолжал жаловаться Мишка, - что Ольку бросил, так она заставила. Уж как та сокрушалась о женихе бывшем... Жалела.
  Я скрипел зубами, но цыгана слушал внимательно.
  - Стерва эта пить мне запретила. Ты, говорит, Миша, теперь моя печень.
  - Это как? - удивился я.
  - От прабабки мне дар особый достался, - наклонился ко мне Мишка, - умею я людишек на чувства выставлять. Вон, глянь, сидит за соседним столом, вроде бы неприметный паренек, но только я знаю, какой у него булыжник за пазухой. Могу его облегчить, взять всю тяжесть на себя. Не навсегда, конечно, но изведав радость от потери, он снова придет сюда. Вот такая зависимость.
  Мишке я верил, на себе прочувствовал то, чем он сейчас со мной делился.
  - А печень причем?
  - Печенью меня Гретка назвала, потому что я гнусь эту через себя пропускаю, перерабатываю, а ей достается моя насыщенная кровушка, чистый наркотик. Так что от стервозы мне никуда, только в могилу.
  - Ну а раньше ты пиявкой ведь не был?
  - Эк ты сказал - пиявка, а, впрочем, верно, я к людям присасываюсь и дурную кровь забираю. Раньше не был, и даже не подозревал, что могу, это она во мне дар разглядела и вызвала.
  Наслушавшись Мишкиных признаний, я задумался: а проследить ли за ним и посмотреть, что происходит на самом деле? В условленный час цыган, переполненный чужими эмоциями, покинул 'Крым'. За ним снова приехала вампирка, будто боялась, что он расплещет по дороге бесценный напиток.
  Целый день я настраивался на слежку, самое сложное было уговорить себя не пить. Ближе к вечеру, посетил прокат, и уехал оттуда на шустром 'форде'. Я предполагал, что цыган будет ждать меня за столиком у окна, и припарковал автомобиль так, что мне было видно всё, что происходит в баре. Надо отдать должное Мишкиному терпению, он то и дело возвращался глазами к подъезду, и сидел до закрытия, пару раз приняв звонки по телефону. Когда бармен выключил плазму и притушил свет, Мишка поднялся, спросил у него о чем-то, и с явным огорчением на лице вышел. Грета подрулила тут же, я пристроился им в хвост, стараясь не отставать и при этом не попасться на глаза.
  Жили они недалеко, в маленьком отеле рядом с чопорной Оушианой. Жители комплекса, как могли, отгораживались от брайтонцев, вот и здесь краснокирпичные монстры щетинились кованой оградой. Вслед за парочкой я устремился в холл гостиницы, и присев в громадное кресло, с головой утонул за его спинкой. Номер двадцать три, услышал я Мишкин голос. Потом шлёп пластикового ключа о стойку, и кокетливое 'мерси' Греты. Пожарная лестница! На какую сторону выходят их окна? Спросить напрямую у портье не получится, надо искать другие возможности. Но как не хотелось терять время! Я был готов убить его прямо сейчас, внутри меня клокотала ярость, и я вспомнил, что не выпил сегодня ни капли, и не отдал ни грамма своей ненависти. Мысли мои метались в поисках выхода. Я мог бы слить его полиции, отделу преступлений на почве обмена за бесконтактерную связь с вампиром, но вряд ли мне от этого станет лучше.
  Выскочив на улицу, подальше от внимательного портье, я остановил парнишку-носильщика. Сунув ему доллар, спросил, представившись детективом:
  - Окна нечётных номеров куда выходят?
  - Задний двор. Только он огорожен, - предупредил малец, довольный откуда ни возьмись свалившимися чаевыми.
  Я рванул за угол и уткнулся в решетчатый забор. Подивившись глупости гостиничных боссов, огородивших пожарный спуск, я все-таки нашел лазейку. Даже лезть на забор не пришлось.
  - Номер двадцать третий... Второй этаж... Шесть окон, лестница посередине...
  Мне везло. Мне страшно везло! Не надо висеть на подоконниках или ветвях крепкого каштана, почти упирающегося в пятое окно, а жалюзи на третьем окне напоминали щербатую улыбку, и происходящее было видно, как на ладони.
  Вот, что я увидел. В номере горел ночник, плазма плевалась космическим ужастиком, но звук был выключен. Мишка, по-барски раскинувшись, сидел в кресле.
   - Он не давал мне своего номера, я приблизительно знаю, где остановился, и всё что мог, так это ждать его в 'Крыму', - убеждал он вампирку, которая находилась внутри, не видимая моему глазу.
   - Так бездарно угробить вечер! - возмущалась она. - Зачем мне литр жалкой преснятины, не стоящей и капли его безумного коктейля? То, что касается лично тебя, при переработке дает ни с чем не сравнимый эффект! Это взрыв, эйфория, лучший энергетик, который только может быть в природе.
   - Я не могу его заставить...
   - Ты рассказывал мне, что он пьет без меры. Так пои! Потому что я тоже хочу пить.
   - Помоги, Грета, мне худо...
   И тут появилась она. Встала в дверном проеме, коридорная лампа осветила её фигуру - худая, в черном платье, рыжие локоны разбросаны по плечам. На бледном лице беспокойные глаза, правильно описал старик: шнырь-шнырь.
   - Надо наказать тебя и оставить невысосанным, - рассмеялась она, показав небольшие клыки, сразу сделавшие её лицо хищным.
   - Подохну... Ты не можешь так поступить со мной... Мы партнеры, в конце концов, и из-за тебя я бросил Ольгу...
   - Самое лучшее, что ты сделал за всю свою никчемную жизнь, - она шагнула к Мишке, и мгновенно оказалась сидящей на его бедрах. Платье задралось, показывая мне стройные бедра в чулочках цвета загара.
   То, что она делала дальше, слишком напоминало соитие, я старался не смотреть и только слышал, как присосавшись, причмокнули губы, как прерывисто задышал цыган, как скрипело старое кресло. Наконец она оторвалась и стерла следы крови, прикоснувшись к уголкам губ тонкими пальцами.
   - Ищи его, где хочешь, но завтра чтобы был, - велела она, спрыгивая с Мишкиных колен.
   Я больше не стал наблюдать, и, стараясь не шуметь, покинул пожарную лестницу. Гоня 'форд' по улицам Брайтона, размышлял, и не смог не остановиться у лавки торгующей алкоголем. Купив бутылку, я отправился к доходному дому, где проживал с некоторых пор. Пил всю ночь, а наутро поехал и купил пистолет. Убью, думал я. Но не Мишку, а его девку. А он пусть живет и мучается.
   Пьян я был изрядно. Мутно на душе, боль непереносимая, слышал я, что в таком состоянии часто уходят из жизни... Где-то в подсознании билась мысль: а не пойти ли к цыгану за облегчением? Спятил! - говорил мне внутренний голос. - Вот выдернешь его, как занозу, и выйдет тебе послабление. Говорил, говорил - уговорил. Хлебнул я из бутылки на дорожку, зарядил пистолет деревянными пулями, и пошел убивать Грету.
   Портье за стойкой на меня покосился, но цыгану позвонил, к вам, мол, гость.
  - Кто таков?
  - Скажи, - говорю, - з-земляк.
  - Земляк? Впустите, - разрешил Мишка.
  Второй этаж. Лестница дыбилась, и я отталкивал её, упираясь ладонями в жесткое покрытие.
  - Ээ... земляк, ну ты и налакался... ни спеть, ни станцевать, - Мишка подхватил меня под локоть, видно портье доложил, что гость на ногах не стоит. - Зачем пил-то?
  - Хотел и п-пил.
  Вампирка стояла у дверей и смотрела, совсем как обычная баба, с укоризной, сложив руки на груди.
  - Затаскивай, - велела она.
  Цыган втащил меня в номер и усадил в то кресло, где вчера сидел сам. Видение девушки с задранным платьем и интимные звуки вернулись ко мне запоздалым бумерангом - возбуждением. Я слегка протрезвел и огляделся. Мишка стоял спиной, у бара, открывая банку с содовой, Грета поставила рядом стакан. Вот она удача! Я выдернул пистолет, слегка зацепившись за ткань брючного кармана. Одна секунда, но моё движение привлекло взгляд Греты. Пуля и вампир. Кто быстрее? Рыжая метнулась ко мне чуть раньше, чем деревянный снаряд впился в цыганскую грудь.
  Я был готов принять смерть. Грета рвала мою шею, а мне даже не было больно, внутренний нарыв вскрылся, и с каждой минутой мое возвращение из ада становилось реальностью.
  - Ты... эмм... голоден? - сделав передышку, спросила она и ёрзнула на моих бедрах выдававших напряженность. - Последний девственник был у меня в прошлом веке.
  - Я не... - простонал я, дотянувшись рукой до раненой шеи.
  - Ты не был с вампиром, а это почти девственность, - уверенно произнесла она и рассмеялась, увидев страдание на моей физиономии.
  - Отпусти...
  - Нет, теперь ты мой, - и она сильно сжала своими ногами мои бедра.
  - Мишка умирает, отпусти.
  - Он умрет, - твердо сказала она. - Ты же не священник? - Я замотал головой. - Вот и не мешай.
  Она раздевала меня, а я смотрел на начинающие стекленеть глаза цыгана, на черную кровь, вытекающую из его рта. Ужели Оленька обрадовалась бы такому отмщению?
  Я слабел. Грета обращалась со мной, как с куклой. Прикрыв глаза, чтобы не видеть мертвое лицо цыгана, я вдруг услышал:
  - ...и прекращай пить.
  - Я буду твоей печенью? - смог выговорить я.
  - Ты? Нет. Ты будешь моим удовольствием.
  
  Пару раз в год я прихожу к ним на кладбище - Мишку похоронили рядом с Оленькой. Приношу цветы, убираю опавшие с березок листья.
  - Что ты там делаешь? - иногда интересуется Грета.
  Мне там спокойно, я сижу в тишине, вместо того, чтобы пересматривать километры порно, для считывающих с меня разврат беспокойных глаз, словно выискивающих новую жертву. Шнырь-шнырь.
  
  ***
  Росс умолк, и ко мне вернулись звуки стрип-клуба: современная версия песни Джо Кокера, под которую терлась у неонового пилона вертлявая тинейджерка.
  Детка, медленно сними пальто,
  Потом сними туфли... нет, я сам их сниму.
  Детка, сними платье, да, да!
  Но останься в шляпе,
  Останься в шляпе,
  Останься в шляпе.
  Вампир присвистнул и хлопнул в ладоши. Девица старательно отрабатывала свои нелегкие чаевые.
   - Я устал, Росс, - сказал я ему, - да и Гвен будет беспокоиться.
   - Какая трогательная забота, Зиг, может быть, пришла пора обзавестись женушкой?
  - О, нет, - усмехнулся я, - я не создан для святых уз...
  Росс закинул руку на моё плечо и, подарив мне аромат столетнего виски, произнес:
  - В браке есть свои прелести, мой друг... Когда твоя любимая женщина получает код с типом вроде меня это бывает волнительно... Ты бы видел их лица, на них и страсти и пороки, просто скопище грехов, а не благоверные мужья.
  Я вдумался в его слова: влюбленный мужчина, наблюдающий за соитием предмета своей страсти... Об этой стороне обмена я никогда не задумывался, ведь для нас это вроде похода к врачу - жизненная необходимость. Выходит, некоторые люди сохранили память о безумстве любви, не значит ли что я, не утративший подобные чувства, способен стать вампиром? Я взглянул на приятеля, тот расхохотался.
  - Зигги, твои мысли можно прочитать по лицу!
  - Меня так легко разгадать?
  - Ты ни капли не загадочен, - объявил Росс, знающий, что я состою из капель. Капель крови.
  - И скажи, о чем я думал, или, может, мечтал?
  - Ээ... несмотря на то, что я прилично выпил, с уверенностью могу сказать, что размышления твои, или грёзы - как хочешь - были о кровопийцах. Ты неисправим...
  - Пора бы с этим смириться, - пробубнил я, надеясь, что мой друг не услышит. Я подхватил неверно стоящего на ногах вампира, и мы вернулись к Гвен.
  
  Впервые увидев красавицу после нашего свидания в отеле, я не знал прятать глаза или с укором смотреть на неё. По всей видимости угрызения совести Гвен не мучили, она равнодушно окинула взглядом подвыпивших товарищей.
  - Дорогая, принеси гитару, - попросил Росс, плюхнувшись на антикварный диван.
  - Пожалей мои уши, после бутылки ты нещадно терзаешь струны, - запротестовала Гвен.
  - Ну, пожалуйста...
  - Я думаю всем пора отдохнуть, - объявила хозяйка, - дорогой, ты сегодня спишь на диване. Зигфрид, - попрощалась она.
  - Хорошо, что не в гробу... Дружище, женщины они такие...
  - Какие? - спросил я, мы много выпили и у меня начинала болеть голова.
  - Немилосердные.
  - Пойду, - на прощание взмахнул рукой я.
  - Погоди.., хотя нет... иди... Надо было остаться там, где плоть и кровь, это возбуждает...
  - Ты пьян. Спи. До завтра.
  
  По оконному стеклу ползли редкие капли дождя. Бетонная махина со свистящим монорельсом не самый лучший вид из окна, но Росс похоже со мной не согласен.
   - Я помню время, когда здесь была обыкновенная железка, с рельсами и шпалами, а Брайтон Бич был курортным местечком, названным так в честь одноименного курорта в Британии. О той славной поре напоминает лишь вон та лавка букинистов, да берег Атлантического океана.
   - Расскажи о той даме, что жила здесь, твоей первой револьверной жертве, - попросил я, видя романтический настрой вампира.
   - Какая она дама, девчушка. Мне, молодому вампиру, было боязливо обращаться к дамам, в то время не окликали женщину на улице, тем более, что я мог не сдержаться, как-то выдать себя. В приличные дома Брайтон Бич я вхож не был, хоть и имел прекрасное воспитание и сносную одежду. Время шло, меня разрывало от желаний и голода, и юная сирота, чей неокрепший ум и полное отсутствие опыта были для меня весьма соблазнительны, стала моей любовницей. Она работала прачкой у состоятельных хозяев особняка. Хорошенькое личико, забавный акцент, девчонка была родом из Старого света. Они прибыли из Амстердама, в то время в Брайтон Бич было мало русских, в основном ирландцы и голландцы. Родители её еще на судне подхватили какую-то болячку и отдали богу души едва поселившись в Нью-Йорке. Фамке осталась одна. Из сострадания, а скорее прижимистости, ведь сироте много платить не надо, её взяли в помощницы прачки. Когда я встретил её, то был поражён цветом её лица, что называют кровь с молоком. Румянец Фамке был вызван атмосферой прачечной: непосильный труд, кипящие воды, пар, что не видишь своих рук... Она выглядела столь аппетитно, что я рискнул заговорить с ней, и имел успех. Девчонка не была избалована вниманием, меня называла 'господин', и мило смущалась, слушая комплименты. Я напросился к ней. Жила она очень бедно: стол, кровать, кусок старого голландского зеркала с мутной амальгамой. У неё даже не было шкафа! Одежду она хранила в сундуке, служившим также скамьею. Против меня у неё не было шансов, я соблазнил девицу, утолил свой голод, но убивать не стал. Город был для меня чужим, найти новую жертву непросто, и я, помня слова Владимира, решил сделать её своей любовницей и донором. Прилагать особых усилий для внушения мне не требовалось, она ела с моих рук, заглядывала в глаза, и была готова отдать жизнь за своего господина. Румянец не сходил с её лица, и заподозрить чудовищное преступление никто не мог. Наша связь продолжалась какое-то время, я освоился в городе, даже встретил себе подобных, и уже так остро не нуждался в Фамке. Вихрь развлечений и возможностей этого великого города втянул меня в свой водоворот, и я забыл бедную сиротку. Ей повезло, а могла бы умереть или стать бессмертной, голодной и вечно страждущей.
   - И когда же ты вернулся в Старый свет?
   - Мы много натворили в то время в Нью-Йорке, тридцатые, чарльстон, бутлегеры, свобода кружили головы не только людям. Безнаказанность развращает, и очень скоро наши приметы были во всех полицейских участках пяти районов. Но началась Вторая мировая война. Я на своей уже погиб однажды, и не собирался начинать снова, а вот суматоха и неразбериха помогли мне свалить из Большого яблока. И я оказался в Лондоне.
   - На территории Европы сопротивление было развернуто в полную силу, - решил я блеснуть знаниями, - как удалось уйти от мобилизации?
  - Я и не уходил. Войны для нас вроде большой пирушки, нигде и никогда вы не встретите такое огромное сборище вампиров как в театре военных действий. Есть отличная русская поговорка: кому война, а кому мать родна. В такое время нам были необходимы не только жертвы, но и люди. Помощники, проводники. Мы вербовали их легко, они становились нашими шпионами, нашим прикрытием. Кто-то из них потом пополнял наши ряды, а кто-то так и остался жить среди своих, стыдясь грехов и боясь воспоминаний.
  
   История пятая или 'Вышел немец из тумана'
  
   Санитарный эшелон стоял на станции Уза. Еще вчера, сойдя с рокадной железной дороги Витебск-Орша-Жлобин, состав из девяти вагонов остановился на подходе к Гомелю. Было холодно, вагоны отапливались походными печурками, но сырость, казалось, проникала везде.
  - Весна, Верочка, а гляди какая погода, - Лиза подула на замерзшие пальцы, и спрятала ладони в рукава пальто, - будто природа чувствует, что идет война. А как хочется, чтобы в воздухе пахло весной, а не гарью, гниющими ранами и солдатским потом.
  - А Лариса Старцева в прошлом году нагадала, что в июне шестнадцатого война закончится, - вспомнила некстати Вера.
  - Лучше бы она жениха себе нагадала, а не морочила головы людям. Сейчас апрель, и конца этой войне не видно... Хорошо хоть не под бомбами, а то девчонки с Западного пишут: каждый день обстрел. Немцы еще и газом травят, и всегда приходится носить с собой чехол с маской Зелинского.
  - Да... А я хотела на Западный... в полевые отряды, там смерть, ужас, а ты, как ангел милосердия...
  - Глупая ты еще, Вера, Бога благодари, что в тыл направляемся.
  По лугам расстилался густой туман, и пролесок недалеко от железнодорожного полотна почти не был виден.
  - Жутко-то как, - едва слышно произнесла Верочка, услышав топот копыт.
  Из туманной ваты появился всадник, он погарцевал у вагонной площадки, где зябко кутаясь в пальто стояли девушки, затем проскакал к головным вагонам и спешился.
  - Курьер к Сергей Иванычу, - предположила Верочка и тревожно взглянула на Лизу.
  - Пойдем, может новости какие... - потянула в тамбур Лиза, - пока до операционного дойдем самые последние будем.
  Курьер был молод, строен и безус. Необычной формы глаза - восточные, с поволокой, с любопытством всматривались в женские лица. Меж сестер милосердия пробежал шепоток. Они обсуждали его франтоватый вид, аккуратный мундир и вычищенные до блеска сапоги из черного шевро, с довольно высоким, скошенным сзади каблуком, который давал возможность шпоре 'падать', что считалось шиком.
  - Вот вам, голубушки, и весна, - горестно вздыхал старший фельдшер Егор Ефимович, закладывая в печку отсыревшие поленья тут же принявшиеся чадить.
  Сестры, собравшиеся в вагоне на ежедневную летучку, стояли кто в шинели, кто в гражданских пальто, из-под коротких бортов коих выглядывали фалды белых фартуков. Головы их покрывали косынки с красным крестом, отчего они и вправду казались сестрами.
  - Скажите, корнет, вы давно из Петрограда? - спросила старшая сестра Екатерина Павловна.
  - Два месяца как. Сначала служил в ставке у полковника Крупнова, затем на Западном фронте у генерала Литвинова.
  - Значит, вы воевали? - неожиданно для себя самой вырвалось у Верочки.
  - При штабе, - вскинул голову корнет, ему было немного неловко, что во время военных действий он развозил депеши, когда как многие сестры уже побывали под бомбежками.
  Интерес к молодому военному был утерян, лишь две сестрички, та, которая так надеялась, что корнет был бравым воякой, и ее подружка продолжали бросать в его сторону заинтересованные взгляды, примиряющие корнета с этой небольшой конфузией.
  - Ну что ж коллеги, - начал Сергей Иванович Капелов, хирург и главврач санитарного эшелона, - состояние дел на сегодняшний день не внушает нам опасений, управление Полесского узла заверило меня, что завтра мы тронемся на Брянск, а там уж и до российских земель недалеко. Так что, на сегодня назначаю обход, далее поглядим-с, поглядим-с... Старших сестер, прошу сопровождать меня по палатам, ...простите по вагонам, особое, первоочередное внимание тяжелым больным, ну вы знаете. Прошу.
  Процессия пошла по составу, звонкие голоса сестер доносились до девушек не спешащих присоединиться к обходу - в плацкарте не развернешься, младший персонал только мешал.
  - Разрешите представиться, - прищелкнул модными каблуками корнет, - Владимирский Игорь Александрович.
  - Елизавета Новицкая, - Лиза даже изобразила нечто похожее на книксен.
  - Вера Федоровна Каргина. Вы к нам надолго? - запросто спросила девушка, ничуть не смущаясь волоокого корнета.
  - Сейчас возвращаюсь в штаб, но если начальство позволит, то завтра с вашим эшелоном отправлюсь в Брянск. Нынче с транспортом сами знаете как.
  Верочка хотела воскликнуть как это здорово, что Игорь Александрович будет путешествовать вместе с ними, а то длинными вечерами не с кем и поговорить... Но Лиза, широко улыбаясь корнету, больно толкнула её в бок.
  - Нам пора, - сказала она, - Сергей Иваныч искать станет. Рады знакомству, корнет.
  - Надеюсь, начальство отпустит вас с нами, - все-таки ввернула Вера.
  - 'Остин' не пройдет по нынешним дорогам, у него на пересеченной местности прогибается задний мост и полуоси заедают... - тут корнет хмыкнул, видно вспомнил, с кем говорит, и продолжил: - А с лошадьми в армии трудно, и кроме конного, ваш эшелон единственный способ добраться до Брянщины, так что с уверенностью прощаюсь до утра.
  Владимирский поклонился милосердным сёстрам, эффектно развернулся на каблуках и, звякнув шпорами, вышел из вагона.
  
  Княгиня Сорокина носила траур по недавно погибшему мужу. Черный муар платья подчеркивал голубой цвет её глаз и бледность. К готовому в путь эшелону они прибыли вместе, корнет сопровождал княгиню и гроб с останками усопшего. Со вчерашнего дня корнет не изменился. Мундир его имел по-прежнему щегольской вид, Владимирский был бодр и чисто выбрит. Единственной фальшивой нотой была белая повязка на запястье. Корнет подал руку даме, когда та, кутаясь в меховую накидку, выходила из генеральской коляски, и стоящая у вагонной площадки Вера увидела, что на повязке проступила кровь.
  'Надо перевязать', - подумалось ей, и тут она вспомнила, что вчера повязки не было, значит, Владимирский поранился после отъезда из передвижного госпиталя.
  Ноздри княгини стали нервно подрагивать, она всё более бледнела. Корнет вовремя заметил надвигающийся обморок, и крепко обхватил её за талию.
  'Наверное, от вида крови. Почти без сознания, а вон как смотрит на Игоря Александровича'.
  Чувство, похожее на ревность, заставило Верочку сердито сдвинуть брови, и она недовольно одернула поношенное пальто. 'Сравнения с княгиней Сорокиной мне не выдержать, - решила она. - Ничего, придет и моё время'.
  
  Наталья Николаевна Сорокина была вдовой вот уже более двух недель. Замуж она вышла в значительном для девицы возрасте. Князь просил руки прекрасной Натальи после нескольких её отказов знатным дворянам столицы и не надеялся на успех. Однако строптивица смягчилась и сказала 'да' сорокалетнему князю. Поговаривали, что этим князь обязан отцу Натальи Николаевны, мечтавшему выдать замуж зрелую двадцатипятилетнюю дочь.
  Счастье князя было недолгим. Вслед за медовым месяцем началась война: объявили мобилизацию. Князь считал себя патриотом и, оставив молодую жену тогда еще в Санкт-Петербурге, уехал на Юго-Западный Фронт в армию генерала Брусилова. Наталья Николаевна читала захватывающие письма о местечковых сражениях и Галицийской битве, о победах и поражениях, о муже не скучала, потому как привыкнуть к нему не успела, а любви у них никогда и не было. Князь был окрылен войной, казалось, он получает то, что недополучил в юности. 'В солдатиков не наигрался' - в сердцах сказал его тесть, беспокоящийся за свою красавицу Наталью. 'Если б знал...' - часто говаривал он, раскачивая седовласой головой, и проклиная тот день, когда заставил дочь ответить князю согласием. Если бы знать...
  Благосостояние семьи Сорокиных пошатнулось, слишком много средств было пожертвовано князем на военные нужды. Княгиня не возражала - деньги князевы, пусть тратит по-своему усмотрению. Он и тратил, переезжая с Западного Фронта на Кавказский, с Кавказского на Восточный. Извещение о гибели князя Сорокина привез сам Петроградский градоначальник Александр Павлович Балк. Принес соболезнования и объявил о геройской смерти князя при наступлении русских войск на Восточном Фронте, так называемой Нарочской операции. 'А то бы Антанта без князя Сорокина не справилась...' - по привычке проскрипел тесть, и, будучи четырьмя годами старше своего зятя, всё же заказал в соседнем храме Сорокоуст и выпил за упокой души.
  Пришлось прекрасной Наталье оставить своего тоскующего отца и уехать в Жлобин, куда из Минска будет доставлено тело светлейшего князя.
  
  - Саркофаг определить в холодный, княгиню поселить вместе с медицинским персоналом, - отдавал указания доктор Капелов перед отбытием поезда.
  - Господин главный врач, Сергей Иванович, - Владимирский осторожно взял хирурга под локоток, и что-то убеждающее проговорил низким голосом.
  - Милейший Игорь Александрович, - устало произнес Капелов, - ну вы-то должны понимать... Нет у меня свободных помещений! Женщин в эшелоне большинство, не могу же я вас поселить с сестрами, а княгине предоставить апартаменты.
  Владимирский не переставал доказывать свою правоту и для убедительности показывал жестами.
  - Если вы согласны... - доктор развел руками в манере корнета, - тогда прошу. Егор Ефимович, принимайте господина Владимирского на довольствие. Вы со святым отцом потеснитесь, а койку свободную мы найдем. Вещи княгини отнесите в купе, что приготовлено для корнета. Надеюсь это всё?
  - Честь имею, - козырнул корнет, и с трудом приподнял дорожный сундук княгини.
  - Оставьте, ваше благородие, - глядя на его напрягшееся лицо, сказал Капелов. - Лучше проводите Наталью Николаевну, а то я с политесами не очень...
  
  То, что назвал саркофагом Сергей Иванович, было на вид большим железным ящиком, внутри которого упокоился героический князь.
  Лиза смотрела, как загружают необычный гроб в холодный вагон-морг. Оно и понятно, почему гроб железный - скоро три недели, как погиб светлейший. Правда, не было ничего героического в его смерти. Лиза переписывалась с подругами с Западного и была в курсе, что князь Сорокин был охоч до опасных приключений, завел полюбовницу из авантюристок, прибившихся к 'Красному кресту', а по фронтам и сраженьям его вела исключительно прихоть - миротворческо-утопические прожекты. Помер он в одночасье от непонятной болезни, доктора только руками развели, и в железный ящик покойника упрятали - вдруг чума какая да и ехать не близко.
  Лиза, жалея несчастную княгиню, поежилась от сырого воздуха и пошла разыскивать подружку - того гляди отстанет от поезда.
  - По вагонам! - раздался зычный голос старшего машиниста. Тяжелые поршни задвигались, заставляя огромные колеса вращаться, состав тронулся. Машинист дернул свисток, и паровоз откликнулся низким воем. Эхо гудка украл туман, и словно в отместку ему из трубы повалил белый пар. Санитарный эшелон пошел на Гомель.
  
  Туман застилал кроны голых деревьев, проплывающих за стеклом, в пролесках белел не сошедший еще снег.
  'Скоро туман съест и его...', - Вера, впечатленная взглядами княгини на щеголеватого корнета, дожидалась его у фельдшерского купе. Хлопнула дверь, и он появился на пороге.
  - Игорь Александрович, - окликнула она, еле справляясь с трепетным дыханьем.
  Владимирский повернул голову и заметил девушку. Вера подошла к нему и заглянула в глаза, который раз восхитившись их формой.
  - Давайте я вам руку перевяжу, - чтобы не молчать, предложила она, в душе надеясь, что корнет истекает кровью.
  - Спасибо, Вера Федоровна, мне уже фельдшер помог.
  - Как же вы поранились? Серьёзно ли?
  Владимирский вскинул брови: не ожидал такого напора от молоденькой сестрички, а впрочем, вопрос вполне законный - медицинский.
  - Вчера распоряжался погрузкой гроба князя Сорокина. Так об острый металлический край руку и разорвал. Рана небольшая, но края неровные, вот и кровит. Сейчас уже всё хорошо, не извольте беспокоиться.
  Владимирский хотел было пройти, но сестра стояла в проходе и чего-то явно ждала.
  - Вера Федоровна? - наклонил голову корнет, словно задавая вопрос: чего же тебе еще надо, милая?
  - Корнет... а ужинать вы придете?
  - Конечно, приду. А сейчас позвольте... мне надо навестить Наталью Николаевну.
  Верочка уже ненавидела княгиню Сорокину. Бережно оттеснив девушку Владимирский пошел по проходу, нервно постукивая о ладонь перчаткой. Навстречу ему, в чёрном, похожая на монахиню, шла сестра Симона. Корнет замедлил шаг, поклонился, и пропустил едва кивнувшую ему женщину.
  Подружки болтали между собой о том, какая странная она, эта Симона. Примкнула к эшелону в Жлобине - без году неделя, а держит себя патронессой. Дай ей волю, она и Сергей Иванычем командовать станет. Потому и пожалела Верочка, что 'клобучница' увидела её у фельдшерского, догадалась, поди, про корнета.
  - Мадемуазель Каргина, почему не идете больным рацион разносить? - с легким курляндским акцентом спросила она.
  - Уже иду, сестра Симона.
  - Не забудьте, сегодня ночью вы дежурите. Я проверю.
  'Вот привязалась!' - фыркнула про себя Вера, однако заторопилась: на девять санитарных вагонов приходился жесткий график дежурств.
  
  За вечерним столом собрались все, кроме палатных сестер особо тяжелых. Часы вечерней трапезы были любимыми у милосердных, когда еще в течение дня удается присесть и обсудить новости с фронта. Корнет и княгиня появились в вагон-кухне когда уже пили чай с галетами. Вера заносчиво подняла подбородок, решив не обращать внимания на разодетого корнета. Его галифе были так нескромны, что взгляды всех дам обратились на обтянутые голени. Сорокина сжимала в пальцах кружевной платок, морщила носик от всепроникающего запаха карболки, и по всему было видно, что недавно плакала. Печальную княгиню усадили на почетное место рядом с доктором Капеловым, который поинтересовался её здоровьем и снова выразил соболезнование. Корнету досталось место рядом с сестрой Симоной.
  - Пусть уж лучше с клобучницей, чем с обморочной княгиней, - прошептала Верочка, наклоняясь к Лизе.
  - Мне интересно, почто княгиня так по мужу убивается, ведь известно, что брак неравный да без любви... - ответила Лиза.
  - А вдруг она не по мужу? - предположила Вера, и дернулась от сердитых слов Симоны:
  - Неприлично молодым девушкам шептаться в обществе!
  На них посмотрели, и Вера залилась краской увидев насмешливый взгляд Владимирского. Его забавляло девичье смущение, он даже подмигнул ей, мол, знаю я предмет вашего шептания.
  'А вот и нет! - хотелось крикнуть ей. - Это... это... молодой вдове неприлично проводить время с офицером!' Но её хватило только на 'простите' и до конца ужина она молчала, не поднимая глаз от кружки с чаем.
  
  Ночные дежурства в санитарном поезде были тяжелыми. Под мерный перестук колес безумно хотелось спать, и когда сестры сматывали стираные бинты или щипали корпию, то старались занять себя разговором, а то, задремав, недолго и голову разбить.
  - Верочка, - позвал Колокольцев, которому недавно ампутировали начавшуюся исходить гангреной ногу. - Вера Федоровна, может, прочтете пару страничек, а?
  Книжки раненым перечитывали по нескольку раз, благо, что библиотека у Сергея Ивановича была небольшой, но хорошей.
  - Колокольцев, вы 'Вия' уже наизусть знаете, зачем мне вам читать?
  - Брель вот не слушал! Правда, господин прапорщик?
  Николай Брель рассмеялся, но товарища по несчастью решил поддержать.
  - Одну главу, Верочка, прошу.
  - Только ради вас, - сказала она, взяв потрепанную книгу, и кинула взгляд приунывшему безногому. - И ради Колокольцева, конечно. 'Как только ударял в Киеве поутру довольно звонкий семинарский колокол, висевший у ворот Братского монастыря...'
  
  Уже спали мирным сном и Брель и Колокольцев, как очутилась Верочка около купе княгини Сорокиной. Да не просто так принесли её туда ноги - узнала она, что Владимирского в фельдшерском нет. И вот стоит она у двери княгини затаив дыхание, и слышится ей голос корнета и смех Натальи Николаевны.
  'Двуликая лгунья!' - вспыхнула от догадки Верочка, и стала искать тому подтверждение. Между стеной купе и дверным шпингалетом нашла она щель, и, приладившись, разглядела такую картину... Владимирский, в батистовой рубашке и сброшенных на поясницу подтяжках, стоял перед княгиней. В черном платье, застегнутом наглухо, Наталья Николаевна сидела на столе. Взяв двумя пальцами нос корнета, она поворачивала его голову из стороны в сторону и, смеясь, брила щеки, снимая лезвием белую пену. Более всего поразила Верочку босая ножка княгини, которая мягко касалась шикарных галифе Игоря Александровича.
  Мадемуазель Каргина сползла на пол, потом опомнилась и, не видя ничего вокруг, покинула сей вертеп.
  
  Днем её разбудила Лиза.
  - Вер, ты чего одетая спать легла?
  - Дежурство трудное... - соврала Вера, еще не зная, стоит ли сообщать новость подружке.
  - Бегом чай пить да на летучку, Сергей Иваныч звал, сообщение какое-то будет.
  Вера встала, сонно оправила платье и надела фартук. Умыв лицо холодной водой, она в мельчайших подробностях вспомнила вчерашнюю сцену. Она крутилась у неё перед глазами, словно бесконечная фильма в синематографе, снова и снова. Особенно досаждали Верочке аккуратные ноготки босой ножки княгини, прикасающейся к ткани корнетовых галифе.
  Владимирский тоже пришел послушать сообщение, и даже встал рядом с подружками приветливо поздоровавшись. Вера хотела было гордо отвернуться, но заметила тщательно прикрываемую воротником мундира ранку на шее корнета.
  - Что это у вас? - прямо спросила она, показывая пальцем.
  Корнет не сразу нашелся что ответить, но подняв воротник всё же сказал:
  - Бритвой поранился.
  - Право слово, корнет, я бы сделала это нежнее, - двусмысленно хмыкнула она онемевшему Владимирскому.
   Сергей Иванович был хмур, расстроен, но подождал, когда подтянутся опоздавшие.
  - Милостивые сударыни, коллеги, - начал он, - начальник поезда сообщил, что у нас непредвиденная остановка. Впереди туман такой густоты, что не видно пальцев на вытянутой руке.
  - Каков прогноз? - озабоченно спросила Екатерина Павловна.
  - Сколько продлиться это явление, никто предсказать не берется, местность вокруг болотистая... Работать будем в авральном режиме, у нас есть тяжелораненные, некоторым потребуется операция. Небольшой запас лекарственных средств у нас имеется, в Гомеле нам помогли, за что особая благодарность, вот-с... Сегодня ночью по необъяснимым причинам у некоторых больных вскрылись раны, а это кровопотери! Прошу особенного внимания сестрам: перевязки, прочие назначения и дежурства.
  У Верочки заныло в груди - ей изматывающее дежурство, а любовникам всю ночь предаваться преступным ласкам под прикрытием проклятого тумана? Скорее бы до Брянска добраться, да ссадить с поезда зарвавшегося корнета! От этих мыслей даже в дрожь бросило.
  - Вера Фёдоровна, вам нехорошо? - спросил обеспокоенный её видом Владимирский. - Водички принести?
  - От усталости, всю ночь дежурила, - объяснила Лиза, поддержав подружку.
  Каков наглец! Делает вид, что ему не всё равно, и как талантливо делает. Еще одна минута, один глоток воды, и Вера приписала 'предательство' корнета развратному поведению молодой вдовы. Лучше бы о теле разлагающегося князя подумала, сразу бы отбило охоту чужих корнетов совращать! Несмотря на то, что Игорь Александрович в мыслях Верочкиных был прощен, она решила непременно наведаться ночью к купе распутницы.
  
  Поезд стоял уже несколько часов. Екатерина Павловна настрого запретила выходить из состава в одиночку.
  - Ни зги не видно, - сказала она.
  К тому же до слуха раненых долетали звуки канонады, и солдаты разгадывали, чья полевая артиллерия наносит удары.
  - Немцы?
  - Поди диверсионные отряды склады с боеприпасами взрывают, слышь, как ухает... и порохом тянет.
  - Так наши или?..
  - А, Бог их знает, фронт рядом.
  Между милосердными сестрами тоже велись пугающие разговоры. Хватит ли перевязочных материалов, если вдруг стоять придется несколько дней? И что за странное поветрие с вновь кровоточащими ранами? За ночь в холодный трех покойников снесли... Совсем отдыха сестрам не стало, Егор Ефимович предупредил глаз в дежурства не смыкать, с постов без нужды не уходить. Как быть, если глаза слипаются, и до того хочется вытянуться на постели, что только об этом и думается в предрассветный час? И туман кругом, днём в окнах ничего не видно, словно замазаны стекла бледно-серой краской.
  - Лизанька, не заменишь меня? - попросила подружку изнывающая без корнетовых глаз Вера.
  Ей не терпелось пробраться в 'гнездо разврата', мыслями-то она давно была у купе княгини Сорокиной.
  - Хорошо, на обратном пути захвати кружку кипятка.
  Верочка припустилась бегом, так хотелось узнать, где же проводит ночное время её милый. В душе своей она была уверена, что корнет принадлежит ей и только ей. Вот и знакомая дверь, и благословенная щель, которая принесет Верочке успокоение или лишит его напрочь. Прильнув к холодному дереву, она смогла лишь рассмотреть убранство купе да керосиновую лампу на столе, где вчера восседала княгиня. Куда же она делась?
  - Наташа, ты уверена? - раздался в купе голос Владимирского.
  Сердце бешено заколотилось, его стук перекрывал все звуки, и первое мгновенье Верочка ничего не слышала, будто оглохла. Пытаясь рассмотреть, где расположилась парочка, она почти сползла на пол, и меньше всего думала о неудобстве, и о том, что она запачкает платье.
  'Боже, - мысленно простонала Верочка. - Он назвал её Наташей? Бесстыжая!'
  - Уверена, - ответила корнету княгиня. - Так надо, поверь и ты.
  'Ни за что не доверяйся веселой вдове!' - кричала про себя Верочка.
  - Хорошо, - сказал Владимирский. - И, пожалуйста, больше не плачь.
  Со стороны постели послышалась возня и звук поцелуя. Теперь Верочка увидела, как взметнулся подол черного платья княгини, показав белую нижнюю юбку. Изящный сапожок блеснул маленькой пуговкой, и уверенная рука мужчины сбросила его на пол. Княгиня шумно вздохнула, и сказала с мукой в голосе:
  - Мон ами...
  Верочкин мир обрушился: состав сошел с рельс, смешались в искореженную кучу вагоны, визг металла стоял в огненном мареве...
  Мир обрушился. Осталась плачущая девочка на деревянном полу вагона.
  
  Лиза! Кружка кипятка! Ошалевшая от увиденного, Верочка насилу вспомнила просьбу подруги и, переживая за долгое отсутствие, побежала на свой пост. Железная кружка, нагревшись, жгла пальцы, но Верочка стойко несла эту ношу, только вот облила кипятком ни в чем не повинного старика. Странным было то, что сам ошпаренный таковым себя не считал, и равнодушно взглянул на Веру не замечая пара от мокрого рукава военного френча.
  - Простите ради Бога... - пробормотала она, но тот пошел дальше со спокойствием каменного гостя.
  'Кто он? Из больных?' - думала Верочка о странном старике проходя через вагон к своему посту. Сорокалетние мужчины казались ей глубокими старцами, ну разве что Сергей Иваныч выгодно отличался от них, доктор Капелов был для Веры кем-то вроде божества и возраста не имел.
  'Надо будет узнать кто таков...'
  Её привлек знакомый переплет книги брошенной на полу. 'Вий! Ох, Колокольцев, а еще поклонником господина Гоголя сказывался!' Подняв книгу, Вера остолбенела, узрев спящую на посту Лизу, взгляд её метнулся по больным, и она с ужасом обнаружила окровавленную простыню, прикрывающую культю Колокольцева.
  - Колокольцев, миленький! - кричала она, тряся его за плечи, но раненый не шевельнулся.
  - Вера, я не знаю, как это произошло... - открыв глаза, промолвила помертвевшая от страха Лиза.
  - Беги за врачами! - крикнула Вера.
  Лиза попятилась и чуть не столкнулась с Брелем, разбуженным Верочкиным криком.
  - Господин прапорщик, вы видели что-нибудь? - умоляюще сложив руки, спросила Вера.
  - Я спал... Все спали, и Колокольцев тоже. Он хорошо себя чувствовал.
  - Господи, что же это... - на глазах у Веры навернулись слёзы. - Это я виновата, я! Колокольцев, не умирайте!
  По коридору уже были слышны торопливые шаги. Первой появилась Екатерина Павловна. Она сорвала набрякшую кровью простыню и тотчас приказала сестрам:
  - Воды, чистое белье, и готовьте операционную.
  - Ек-катерина П-пав... - заикаясь начала было Верочка.
  - Вера, побудьте в сторонке, здесь истерикам не место, - велела старшая сестра, прощупывая пульс пострадавшего.
  Вера, пошатываясь, вышла в коридор. Сергей Иванович и сестры с носилками торопились на помощь старшей сестре. От горя и стыда Вера не знала куда деться, и вышла из вагона в темноту и туман. Она стояла у подножки, вытирая слёзы и проклиная себя за пошлое желание преследовать корнета. За минуты, проведенные в промозглом одиночестве, она переосмыслила многое. Вместе с прошлым миром ушел и юношеский эгоизм.
  'Прощайте, корнет, будьте счастливы... если сможете'.
  Необычный для туманной ночи звук насторожил Верочкин слух. Женский смех. Откуда? Всматриваться было бесполезно - не видно ничего. Однако голоса приближались, и Вера смогла разобрать то, о чем они говорили.
  - Он сделает всё, о чём я попрошу.
  - Так влюблён? - в голосе спрашивающей послышалась ревность.
  - Ты же знаешь, дорогая, мне претит мужская любовь... Другое дело - ты.
  - Ах, Натали! Тебе еще повезло с корнетом, мои сексуальные эскапады с князем доводили меня до зевоты.
  - Да, в постели мой муж редкая зануда, - рассмеялась княгиня, ибо это была она.
  Верочка отступила с подножки и почти вжалась в ледяную металлическую обшивку вагона. Княгиня Сорокина! И... и... сестра Симона? Лёгкий курляндский акцент не давал усомниться в этом.
  - Однако аппетиты князя возросли и могут навлечь на нас подозрение, - голос Симоны казался озабоченным.
  - Корнет сказал, что красно-крестовцев очень насторожило странное явление лжестигматизма у раненых. Может пора в путь? Разгони туман, - попросила Наталья Николаевна, словно это было возможно.
  - Не стоит нам торопиться за линию фронта. В тылу уныло и голодно. Помнишь, какие страстные ночи были у нас в застывшем от страха Жлобине? Могла ли ты подумать тогда, что мы будем вместе?
  - Вместе?
  - Навсегда.
  Звук лёгких шагов по металлическим ступенькам и щелчок замка вывели Верочку из ступора. В мозгу была полная сумятица, перед глазами мелькали то повязка на руке, то железный ящик с острым краем, и каплями крови на нем... Что они говорили о князе - аппетиты покойника вызовут подозрения? И что 'корнет сделает всё'?
  'Княгиня-то хороша... фронтовая Сапфо! А карнавальный наряд фальшивой монашки Симоны? Обманщицы! Я буду не я, если не узнаю, что здесь происходит!' - решила Верочка, и к ней вернулась здоровая злость.
  Теперь ночное происшествие казалось ей частью вражеского плана. Шпионы! Княгиня и сестра Симона - немецкие шпионки, задача которых не дать санитарному эшелону дойти до тыла.
  'А причем здесь вскрывающиеся раны? - вернулась на землю Верочка. - Что-то не вяжется. Беда произошла перед моим появлением - у Колокольцева еще кровь не свернулась... И кто тот незнакомец, что встретился мне у поста? Надо бы поискать изображение князя... портрет или газетную заметку'.
  Верочка продрогла до костей, но полная решимости вернулась в вагон. Здесь её поджидала Лиза - мокрое от слёз лицо, сплетенные в страдании пальцы.
  - Лиза, ты ни в чем не виновата, - с порога заявила Верочка, - дай мне день, и я узнаю, кто всему причиной.
  
  Вера скинула фартук, запачканный кровью Колокольцева, и косынку с красным крестом. Чёрное, из тонкой шерсти, платье, тёмные кудри, обрамляющие кукольное личико - она скорее была похожа на прилежную курсистку, чем на разоблачителя шпионов. Девушка не знала точно, что хотела бы найти в купе княгини, но то, что обыск необходим для решения сей шарады, она была уверена. Самым важным было то, чтобы никто из подозреваемых особ её не увидел.
  - Вера Федоровна?
  Корнет возник из ниоткуда. Так, по крайней мере, показалось девушке, предававшейся своим невеселым думам.
  - Вы словно собрались куда-то? Что-то произошло? - настороженно спросил он, не услышав от неё слова приветствия.
  Вера даже язык прикусила, чтобы не разразится гневною тирадой, но всё-таки не удержалась и с презрением произнесла:
  - Корнет, я думала вы русский офицер, а вы...
  - А я? - оторопело спросил корнет.
  - Ваши заигрывания со шпионками не делают вам чести.
  - Шпионками?
  - Да что вы за мной повторяете? - нахмурилась Верочка.
  - Вера, я даже не знаю, что вам сказать... Это Наталья Николаевна шпионка? Вы верно бредите?
  Впервые он назвал её просто по имени, но слова его были обидными, и Верочка не сдержалась, стараясь больнее ранить Владимирского.
  - Мне жаль вас, Игорь Александрович, разочарование доставит вам много боли. Наталья Николаевна использует ваше доверие в своих неприглядных целях. Это тот самый случай, когда любовь слепа?
  - Тшш... Она не шпионка, а просто больной человек, - сказал корнет и завернул рукав обшлага, показав Вере странные точки выше запястья, будто кто-то искусал его. - У неё редкая болезнь крови, вот и все странности.
  - Княгиня пьёт вашу кровь?! Да вы с ума сошли, господин Владимирский!
  
  Чувство брезгливости обуяло её, и если бы не нужда, то никогда больше не подошла бы Верочка к проклятой двери, а тем более не зашла бы внутрь. Но только так можно было найти вещи принадлежавшие князю Сорокину, и искала она их не с превеликой осторожностью, а с истерической поспешностью. А, будь что будет, - думала Вера, - сейчас не до вежливости - быстрее, быстрее! Вполне возможно, что будущей ночью снова случится несчастье и пострадает кто-то невинный и беспомощный. Судьба была к ней благосклонна и после некоторых тщетных усилий вознаградила фотографическим портретом покойного. На фотопластине с оттиском 'Братья Люмьер' Верочка увидела статного военного в парадном мундире и эполетах. Несмотря на то, что изображение было неярким и зернистым, девушка узнала в холеном лице с кустистыми усами недавнего встреченного ею старца.
  'Оживший мертвец, кусачая княгиня... Вампиры! А кресты? Здесь же везде кресты, они нашиты на наших косынках и фартуках! Но ведь княгиня и лже-монашка не носят сестринских одежд, и солнечного света давно уже никто не видел... 'Разгони туман', - вспомнились ей слова Натальи Николаевны.
  Верочка была девушкой начитанной, может немного и наивной, но сообразительной. Чрезвычайные обстоятельства, в которых сейчас находился санитарный эшелон, подвигали её на отчаянные поступки.
  - Егор Ефимович, - обрадовалась Вера, что навстречу ей попался фельдшер, все-таки сначала надо кое-что проверить перед тем, как посвящать в мистическую историю Сергей Иваныча, - я вот тут чего подумала. А не прогуляться ли нам? В смысле - чуть вперед по шпалам, вроде как на разведку.
  - Вера, голубушка, не заболела ли ты часом?
  - Мне нужно убедиться кое в чем. Ну, пожалуйста! Будет совсем плохо, если я уговорю пойти Лизу, да и мало ли что с нами может произойти...
  - Ох ты ж, Господи! Объясни толком - куда, когда?
  - Как рассветет, так и пойдем, Егор Ефимович.
  
  Предполагаемая утренняя прогулка молодой сестрички и фельдшера привела в недоумение Екатерину Павловну.
  - Не пущу, - только и сказала она Егору Ефимовичу. - Пусть мужчины идут, раз уж так необходимо. Пригласите корнета, в конце концов. Он вооружен.
  - Только не Владимирского! - скороговоркой выпалила Вера.
  - Мадемуазель Каргина, вы меня беспокоите, - сообщила старшая сестра, глядя поверх очков в тонкой оправе.
  - Я священнослужителя позову, со словом божьим спокойней будет - сказал фельдшер, - и давайте посмотрим, что из этого выйдет, никаких ведь затрат не требуется, только одно участие.
   Вера места себе не находила, когда созданный фельдшером отряд, к которому присоединились два легкораненых солдата, способных без труда передвигаться, скрылся в тумане.
  'Надо рассказать Сергей Иванычу. Он решит, что я сошла с ума или начиталась романа Брема Стокера... Ну и пусть! А вдруг доктора заинтересует роль корнета в происходящем? Пусть будет так: его подло обманывают, пользуясь любовной привязанностью к княгине'.
  Еле дождалась, когда освободится Капелов и приступила не медля.
  - Сергей Иваныч, как там Колокольцев?
  - Вера, ночь была тяжелой, - устало сказал доктор, потирая переносицу. - Я понимаю, что вы переживаете за своего подопечного, но говорить об улучшении пока рано. Я вот что спросить хотел... вы не замечали крыс в вагонах?
  - Крыс?
  - Или следы их присутствия.
  - Не замечала. Это как-то связано с..?
  - Петрушка какая-то... У вашего Колокольцева место ампутации будто изгрызено.
  Вера набрала больше воздуха в легкие и, наконец, произнесла то, зачем пришла:
  - Это вампиры, Сергей Иваныч.
  Рыжеватые брови хирурга подпрыгнули до операционного чепчика.
  - Отдыхать. Срочно, - строго приказал он. - На сегодня вы освобождаетесь от дежурства.
  - Я понимаю, что похоже на бред, но лично видела покойного князя Сорокина разгуливавшего по вагону, и это после того, что случилось на моем посту.
  - Милая Верочка, позвольте спросить: вы хорошо знакомы с князем Сорокиным?
  - Я видела фотографический портрет.
  - Обознались, милая. Князь покоится в саркофаге.
  - Я его кипятком облила, а он даже не дрогнул, - убежденно говорила Вера, - крутой кипяток, я себе пальцы обварила, пока несла его!
  Положение спас запыхавшийся фельдшер, ввалившийся к ним с холода вместе с запахом промозглого тумана.
  - Мистика! - вскричал он настолько эмоционально, что Капелов начал принюхиваться: не выпил ли любезный фельдшер.
  - Эшелон в туманном коконе! - Егор Ефимович взмахнул руками, показывая небывалую величину увиденной диковины. - А что за пределами? Догадайтесь! Солнце. Кажется... я так давно не видел солнца.
  - Эпидемия что ли? Полное впечатление, что я заведую скорбным домом!- пробормотал главврач. - Показывайте, что за кокон.
  - Сергей Иваныч, это сейчас не главное. Нам надо в холодный, проверить саркофаг князя! - встряла Верочка.
  - Мадемуазель Каргина, вы отдаете себе отчет? Знаете, как выглядит тело человека погибшего три недели назад?
  - Ээ...знаю, я посещала несколько лекций в анатомическом театре, - тут Верочка побледнела: вспомнила, как худо ей было, а еще хуже были насмешки более успешных студиозусов, и решила она - ни за что не грохнется в обморок при Капелове.
  - Деточка, формалина критично мало, там дух такой, что с ног сшибает! - пугал её немилосердный хирург.
  - Егор Ефимович, - умоляюще сложила руки Верочка, прося поддержки у фельдшера.
  - Вера, придется подождать...
  - У нас нет времени! - перебила его девушка.
  - ...подождать, пока я колья из осинового полешка не настрогаю.
  Капелов снова потер переносицу, опустил глаза, глядя на не успевшую высохнуть грязь на сапогах фельдшера.
  - Ван Хельсинг тоже был доктором... - неуверенно как-то произнесла Верочка.
  - Не медицины, а специалистом по оккультной магии!
  - Сергей Иваныч, вы клятву давали!
  Капелов вздохнул, надел дежурный тулуп, и глухо сказал фельдшеру:
  - Егор, приготовь инструменты для вскрытия, мда... саркофага.
  
  О случившемся утром главврач просил не болтать, но Вера не могла не поделиться с подругой. Слушая её, Лиза ахала от удивления, вскрикивала от ужаса, и прижимала руки к груди, со сжатыми в кулаки пальцами, стараясь защитить себя от кошмара, пережитого Верочкой. И было от чего ахать: чрезвычайная депутация обнаружила в холодном вскрытый и перевернутый металлический гроб, и самого светлейшего, проткнутого колом, словно жуткое насекомое из коллекции энтомолога-извращенца. Тело князя, вопреки предупреждению хирурга, не разложилось, а мумифицировалось. Но самым удивительным было то, что возле высохшего в странной позе князя лежала отрубленная голова сестры Симоны, невидящими глазами уставившись на бывших коллег. Почерневшие от крови волосы мертвыми змеями обвивали сруб на шее 'горгоны', а рядом, в досках пола, раскачивалась кавалерийская сабля.
   - Сергей Иваныч аж инструмент выронил, когда увидел, то и дело повторял: 'это черт знает что' и 'не может быть', - торопилась рассказать Верочка. - А я об одном только и могла думать, что сабля эта ни чья иная, как корнета Владимирского! И слава Богу, что ничего больше не видела, до смерти покойников боюсь... Как же я была к нему несправедлива! Как обидела его...
   - Ужасы какие... - прошептала испуганная Лиза. - Отрубленная голова...
   - Сергей Иваныч велел всё забыть, в самом деле, не писать же Великой княгине о том, что творится в патронаже... Но знаешь что странно - тела Симоны так и не нашли, оно словно испарилось, не мог же корнет так быстро избавиться от него, сабля еще дрожала, вот с какой силой вогнал её в доски!
  - А голову... ну... сестры Симоны... отрубленную, куда дели?
  - В гроб покойнику сунули, куда ж еще девать? Княгиня вскрывать саркофаг уж точно не будет.
  - Упаси нас Господи, - быстро перекрестилась Лиза.
  Отважная Верочка, глядя на подругу, скороговоркой зашептала слова молитвы.
  Туман быстро рассеялся, как будто в картинках волшебного фонаря, виденного ею еще до войны на московской ярмарке, и санитарный эшелон продолжил путь. Через несколько часов они прибудут туда, где Игорь Александрович оставит передвижной оплот Красного Креста. Вера стояла у фельдшерского, ожидая корнета, и вспоминала первый день их знакомства. 'Как давно это было, словно до войны...' - подумалось ей. Владимирский появился на пороге - наплечье офицерского мундира украшал серебристый аксельбант.
  - Игорь Алекса... - прошипела осипшая от волнения Верочка.
  - Генерального штаба корнет Владимирский. Чем могу быть полезен? - нетерпеливо сказал он и шаркнул начищенным до блеска сапогом.
  - Сможете ли вы простить мою несдержанность в словах и обвинениях? - умоляюще спросила девушка, надеясь на его снисхождение.
  - Я был бы очень вам обязан, Вера Федоровна, если вы на короткое время оставите нас в покое, - холодно сказал он, равнодушно мазнув по ней взглядом. - Мы с Натальей Николаевной сходим в Брянске, и вам будет легче.
  Еще ни один мужчина не обходился с ней так жестоко, Вера всхлипнула и бросилась вон из вагона.
  
  На станции толпились люди с тюками, чемоданами, перехваченными веревками, и с другим скарбом.
  - Гражданские, - сказал сидевший у опущенного окна Колокольцев. Он невероятно быстро выздоравливал, за что прапорщик Брель прозвал его гуттаперчевым.
  - Почему гуттаперчевый? - смеясь, спрашивала счастливая Лиза, она, несомненно, винила себя за тот случай, несмотря на Верочкины полные мистического ужаса рассказы.
  - Жизнь его ломала-ломала, а он - вот он, жив курилка!
  Колокольцев достал из пачки папиросу и уже поднес к ней спичку, как глядевшая в окно, Верочка произнесла:
  - Беженцы. Я слышала, на Орел состав подадут... - и вдруг увидев закурившего подопечного, вскрикнула: - Колокольцев, бросьте сейчас же!
  - Вера Фёдоровна, - начал он, - Верочка, вы просто ангел милосердия...
  - Подхалим, - смягчилась девушка, - но курить всё одно не разрешу.
  Из холодного выносили покойников и тяжелый саркофаг князя Сорокина. Обогнув заполненный людьми перрон, к эшелону подъехал автомобиль. Клаксон издал бравурный звук, и из открытой шустрым адъютантом двери вышла дама. Она была в траурных одеждах, лицо закрывала густая вуаль. Навстречу даме из вагона сошел Владимирский и галантно поцеловал затянутую в перчатку руку. Следом за ним на ступеньках показалась исхудавшая фигура княгини Сорокиной. Вера не видела вдову уже несколько дней, сказывали, что та захворала, и сейчас с уверенностью сказала бы, что из цветущей женщины она превратилась в тень. Дама в вуали устремилась к княгине, едва не столкнув корнета в автомобильную рытвину.
  Владимирский был уязвлен, но жалостный взгляд Сорокиной остановил его, и корнет, чуть замешкавшись, подошел к окну вагона, где стояла Вера. Первым её порывом было уйти, но кресло, в котором сидел Колокольцев, мешало сделать уход эффектным. И она осталась...
  - Я был резок с вами, прошу простить, - подняв на девушку глаза, покаянно сказал Игорь Александрович.
  - Нет у меня причин, да и времени разговаривать с вами, генерального штаба корнет Владимирский, - ответила Вера, - меня раненые ждут.
   - У каждого своя война, Вера, может быть, вы меня когда-нибудь поймете, - грустно сказал на прощанье корнет, и, пачкая в грязи блестящие сапоги, вернулся к автомобилю.
  - Ну и дурак ты, ваш благородие... - вслед ему пробормотал Колокольцев, глядя на побледневшую сестричку.
  Вера смотрела на прямую спину, на идеальный - волосок к волоску - затылок, на сжимающую рукоять сабли твердую руку... И не слышала, как с легким курляндским акцентом, дама в вуали небрежно бросила корнету:
  - Ну, наконец-то. Из-за вас, корнет, можно потерять голову.
  
  ***
  Лето 2050 года
  
  Вот я и вернулся к тому с чего начал свою исповедь... Когда Гвендолин отправила Росса спать на диван, а меня домой, я уже начал сомневаться в реальности нашей встречи в отеле, она ни взглядом, ни словом не обмолвилась об этом. Я упрям, и следующим вечером возле бассейна снова начал флиртовать с ней. Гвен отшила меня и посоветовала никогда не влюбляться в невесту вампира, но теперь я был точно уверен, что она знает о моих чувствах.
  
  Несмотря на недовольство моей любимой, мы всё еще проводили время вместе. Нередко напивались, и даже пару раз ходили поддержать Гвен со струнным концертом, она гастролировала по районам Нью-Йорка. Прибыли это не приносило, но ей нравилось, а мы чувствовали себя джентльменами.
  Я любовался тем, как она держала инструмент в руках, как умело касалась струн, и голос её был подобен голосу божества, чтобы о нём не говорил Росс. Похоже, в этом я был не одинок, у Гвендолин были поклонники - вампиры, и как я подозревал давно знающие друг друга. Так меня познакомили с парой оригиналов из Восточной Европы. Графы какие-то-там, не выговоришь. Они были сведущи в музыке, в живописи, во всем, что ценилось прежде, да и сами они, несмотря на цветущий вид, 'попахивали нафталином', как говаривали в старину. Я сошелся с одним из них, Золтаном, он так же, как и я любил посидеть за партией в шахматы. За доской он вечно приговаривал, что коротал долгие морозные вечера Будапешта с искусно изготовленными фигурами. Его шахматы поражали воображение: это была средневековая венецианская доска, там были солдаты со щитами, копьями и мечами, конные рыцари, сторожевая башня для обороны... Я любил рассматривать их, словно драгоценности, но и не забывал о главном.
  - Зигфрид, где ты научился так бессовестно хорошо играть? - однажды спросил меня он.
  - Мой отец математик, - отвечал я, пожимая плечами. - Играю с детства.
  - Как жаль, что Тодор не разделяет моего увлечения... - сокрушался Золтан, - даже леди Гвен обыграет его.
  - Гвен?
  - О, у неё много талантов, помимо музыкального, - продолжал отвлекать моё внимание древний вампир, и коварно сообщил: - вам шах.
  Гвендолин привечала своих друзей, и как-то само собой я стал появляться на их вечеринках.
  - Ты не скучаешь в компании этих Дьёрди? - однажды спросил меня Росс.
  - Они забавны, и потом они друзья Гвен, а друзья моих друзей...
  - Не продолжай. Но помни, древние вампиры слишком долго жили по старым канонам и безмерно мало в новых реалиях. Люди для них говорящая пища, они стараются сдерживать себя, но поверь, вампиру это крайне тяжело.
  - Спасибо за предупреждение, но мне они таковыми не кажутся, разве что опасность кроется в болтовне Золтана за игрой, - улыбнулся я. - Сегодня матч между Чикаго Уайт Сокс и Янкиз, сходим поболеть?
  - Бейсбол. Хорошая идея, но Гвен скорее всего не пойдет.
  - А светлейшие? - предположил я.
  - За Тодора не поручусь.
  - Ребята из 'Кровавой бани'?
  - Вернулись на родину, лето в Британии чудесно, нет иссушающей жары, обожаю величавую грусть старинных замков Уилтшира в дождливое утро... Тебе надо непременно побывать там.
  
  'Янки-стэдиум' сверкал огнями, на жидких дисплеях мелькали рекламные клипы, дроиды сновали с молекулярным мороженным и пивом. Трибуны были разбиты на несколько секторов: only human, only vampire, и mix. Наиболее популярный сектор - человеческий, там было полно болельщиков, настолько много, что некоторая их часть просто была вынуждена перебраться в смешанный сектор. Силиконовое покрытие площадки выглядело словно натуральное поле прошлого века. Мы сразу устроились у недоступного для сканирования бортика и достали початую бутылку виски. Вечер был прохладным, и летнее пальто Росса было как нельзя кстати, там он прятал выпивку от вездесущих дроидов, которые тут же докладывали о нарушениях. Впрочем, всё было как всегда. На ряд выше за нами устроилась шумная компания, я даже обрадовался, что они отвлекут внимание от нас. Однако очень скоро я распознал знакомые голоса, и удивленно обернулся.
  - Это ж мои ребята... из башни, вернее из Локо, - поправился я, так было понятнее Россу.
  - Каков пердимонокль... Что они потеряли среди вампиров, нетерпимые наши?
  - Подозреваю, что просто поздно пришли. Когда узнают нас, с матчем будет покончено, - объявил я.
  - Чувствую, что игра будет крайне интересной, - плотоядно улыбнулся вампир. - О, вот и светлейшие подтянулись, как говорится: нашего полку...
  Прибытие утонченных старомодных вампиров не осталось незамеченным. Выше нас стало шумнее, послышался ядовитый смех и скабрезные шутки. Мои коллеги явно нарывались, а что будет, когда они признают в странной компании своих заклятых друзей?
  - Ну зачем надо было надевать манжеты? - вздохнул Росс, глядя на весёлых и нарядных Дьёрди.
  Вампиры расположились рядом с нами, начали шушукаться и разглядывать публику.
  - Только лорнетов не хватает, - сокрушался мой друг.
  Мне же Дьёрди нравились, им было плевать на чужое мнение и вполне удобно в половине третьего тысячелетия от рождества Христова.
  - Эй, девочки, идите к нам, - призывно заржали уже изрядно выпившие завсегдатаи Локо.
  - Такие милашки, моя, чур, вон та, с оборочками...
  - Я первый её заметил, Гас!
  Мне стало ясно, что от нас уже не отстанут. Я поднялся, несмотря на тихий оклик Росса: рано!
  - Привет!
  - Охо! Так это Зигги и его компания!
  - И мы хотели бы досмотреть матч без ваших комментариев, если можно, - из вежливости добавил я.
  - Э, нет! Ты просто обязан познакомить нас со своими шлюшками, - изощрялся в дешевом остроумии Гас.
  - Это несколько безрассудно задирать вампиров. Вспомни, чем закончилась стычка в Локо.
  - В этот раз вы получите сполна, - пообещал он.
  И тут вмешался, помалкивающий до сей поры, Росс.
  - А где же мой краснолицый друг? - спросил он немного притихших забияк, все помнили его жестокий урок в Локо.
  - На работе, утырок, у него бар, если помнишь, - ответил Гас, не желающий показаться трусом.
  - И кому он ссыт в кружки раз все вы здесь? - легко бросил Росс локовцам, кипящим от желания подраться.
  Я знал это чувство, оно тянуло нас в бар, сносило головы, заставляло рисковать жизнью... Всё же я жил этой жизнью достаточно много лет, чтобы забыть это головокружительное ощущение - бушующий в крови адреналин.
  - Ах ты сучёныш, кровосос поганый, ну всё, тебе конец, - прошипел Гас, едва удерживаемый собутыльниками.
  В ответ Росс криво улыбнулся, поманил того пальцем, при этом в его распахнутом пальто вызывающе торчало горлышко бутылки.
  - Гас это как Гаспар? - спросил меня заинтересованный словесной перепалкой Золтан.
  Я сжал кулаки, давая венгру понять, что сейчас не время для вопросов.
  - Может, посмотрим бейсбол... а потом поубиваем друг друга, - вдруг миролюбиво предложил обычно кровожадный Роберт-ирландец. Он был поклонником 'Янкиз' и сейчас в нем боролись две страсти: бойцовская и фанатская.
  - Как говорила моя подруга Шанталь: нельзя получить бисквит, деньги за бисквит и яйца кондитера, - презрительно бросил Тодор, нарочито разглядывая безупречный маникюр.
  Локовцам, ожидающим нашей реакции на предложение ирландца, слова причудливо одетого вампира показались очень оскорбительными. Однако Росса они рассмешили.
  - Браво, Тодор! Действительно, что может быть лучше хорошей драки, - сказал он, стоя аплодируя венгру.
  Теперь встали мы все. Отдавая дань старым традициям, некстати подоспело исполнение национального гимна. Публика, недовольная нашими передвижениями по трибуне, зашикала, возмущенно засвистела, стукачи-дроиды зависли над сектором и напряженно наблюдали за нашими действиями.
  Ирландец с тоской посмотрел на переполненные террасы и балконы стадиона, пестреющие флажками и бейсболками клубов, было видно, что он вряд ли простит кому-либо его сегодняшнее разочарование.
  - Мы в Южном Бронксе, на минуточку... - обратился я к Россу, как только мы вышли на лестничный пролет. - Тут нас и местные могут отоварить, причем не разбирая.
  - Сейчас договоримся, - подмигнул он мне, и крикнул выскакивающим вслед за нами локовцам: - думаю, что никто не будет против, если мы вернемся на Брайтон Бич и там продолжим наш диспут?
  - Ты чё, зассал? - вскинулся Гас.
  - Погоди, брат, - остановил его ирландец. - Он прав, я не хочу провести ночь в здешнем участке. На нашей территории мы сможем удовлетворить всех страждущих, и без вреда для себя.
  Гас поскреб затылок, недовольно взглянул на Роберта, подававшего какие-то знаки.
  - Через пару часов, сука, у Брайтонской эстакады, и попробуй только слиться, - пригрозил он.
  - Хороший выбор. Подходящее место, чтобы умереть, - одобрил Росс.
  
  Эта мысль пришла мне в голову на обратном пути. Мы возвращались монорельсом, это было удобно, ведь место нашей встречи было совсем рядом с железкой.
  - Мне кажется, - сказал я, - что будет честно, если я сражусь один на один с кем-нибудь из... на их выбор.
  - Любишь дуэли? - всплеснул ладошками Золтан.
  - У них нет шансов против трех вампиров, даже если они вдвое превышают нас.
  - Ты считаешь, что они способны на честный бой? - спросил Росс.
  - Вполне, до той поры, когда что-либо пойдет не так. Вот тогда парни набросятся скопом. Уж я-то знаю... Вы же поддержите, если что, - оптимистично заявил я.
  - Не сомневайся, - подтвердил Росс.
  - Слово дворянина, - дал ответ Тодор, и Золтан согласно кивнул головой.
  Мы еще какое-то время ехали молча, за стеклом мелькали огни коттеджей и высоток, редкие мачты парковых зон, рекламные прожектора освещали сумеречное небо. Я думал о том, что сегодня произойдет нечто особенное... Драки я не боялся, локовские пятницы закалили меня. Однако место, выбранное Гасом (с подачи ирландца, в этом я был уверен), немного настораживало. В памяти всплыли слова Гвен о том, что Брайтонский мост - скопище грехов и пороков не просто по случайности, место это проклято.
  - А что в прошлом произошло на месте постройки эстакады? Ну, там, где живут бродяги, - спросил я Росса.
  - Немного странный вопрос, Зигфрид, - удивился вампир, - с учетом того, что впереди у тебя важное мероприятие...
  - И все же, - настаивал я, - Гвен как-то сказала, что это плохая земля...
  - Это правда. Только произошло это давным-давно, мало кто помнит об этом.
  - Мне нужно знать, - я не собирался отставать от Росса.
  - Многие знания, многие скорби, - философски заметил Тодор.
  В нашем около-спортивном приключении он открывался мне с новой стороны: обычно отмалчивающийся, он говорил по существу, и его слова часто были решающими.
  - Хорошо, - с видимым неудовольствием согласился Росс. - Слушай. Земля эта всегда была привлекательна для поселенцев, райский уголок: песчаные пляжи, плодоносные поля, фруктовые плантации... И из-за людской жадности и безжалостности место это превратилось 'чертово кладбище', иначе в некротическое поле. Урбанистика Брайтон Бич сваяна на костях невинно убиенных, пострадавших лишь от того, что райская земля была их домом. Вроде бы обычная история завоевания, но люди не знают, какие лютые зверства там происходили... не осталось никого... Потомки завоевателей, не мудрствуя лукаво, распахали место захоронения, земля-то на вес золота... и проложили сначала железную дорогу, потом ветку метро, и в итоге мы имеем монорельс. Да только нет мира на этой земле: самый большой рост преступности, психические заболевания, бродяжничество, искательство... Вот собственно и всё.
  - Спасибо, - поблагодарил я и задумался о мотивах выбора ирландца, а он слыл большим хитрецом. Не заложена ли здесь какая-нибудь каверза?
  В конце нашего пути мы вышли на платформу, и монорельс двинулся дальше на Кони Айленд.
  - Нам нужно пройти под мостом пару сотен метров, спустимся здесь, - с видом знатока сказал я и указал на незаметную служебную лестницу. - Только она приведет нас куда нужно.
  Вампиры молча последовали за мной. Шумы монорельсовой дороги скрадывали защитные экраны, но я уловил знакомую дикцию трейн-войс, объявляющий следующую остановку Оушен-Паркуэй.
  - Сюда, - нарушил молчание я.
  Мы остановились у бетонной конструкции, здесь было холодно, одинокий фонарь освещал площадку, кругом валялись кучи мусора, стоял смрад.
  - Тут никого нет, но в низине ночует пара бродяг, - сказал Золтан.
  - Вонючие, как дикие звери, - подтвердил Тодор.
  - Есть время оглядеться, - пробурчал Росс, - может они того... сыграли труса?
  - Тсс... идут, шесть пар ног, как минимум, - определил Тодор.
  Через пять минут в скудном свете электролампы и почти полной луны появилась банда из Локо. В отличие от нас они были вооружены битами, кастетами и причудливыми кистенями с металлическим шипастым шаром на конце цепи.
  - Серьёзные парни, глянь, как подготовились, - кивнул в сторону ощетинившихся бойцов Росс.
  - Хай, - приветствовал я своих коллег и бывших собутыльников.
  - Виделись, - буркнул вечно недовольный Гас.
  - Предлагаю сразиться один на один без участия вампиров. И без этих штучек... Честный бой, - сказал я, надеясь на положительный ответ.
  - Бокс..? - задумался ирландец.
  - Я обещал оторвать башку вон тому пидорку в пальто, - с упорностью барана настаивал Гас.
  - Начать-то можно один на один, до юшки, а там поглядим, - согласился заводила ирландец.
  - Хорош трепаться, девочки, у меня кулаки чешутся надрать кому-нибудь зад, - взревел Гас.
  Я принял это как согласие и вышел вперед. Остальные рассредоточились по площадке, образовав нечто вроде круга. Гас снял толстовку и отшвырнул её в сторону, туда же полетела моя футболка, мы были решительно настроены сразиться до первой крови.
  Какое-то время наши выпады никому не приносили победы, и я и противник увертывались от свистящих хуков, и уже начинали выдыхаться.
  - Что за балет, Гас? - с издевкой спросил ирландец. - Ярош храпит уже, а норги того гляди напьются!
  Гас на мгновение утратил бдительность и поймал мой кулак. От злости он взревел и пошел на меня, полностью открыв торс. Я не растерялся. Удар был силен и Гас согнулся пополам и сделал пару шагов назад.
  - Что-то ищешь? - спросил его Росс под смех венгров.
  - Черный эдельвейс, - вставил Тодор.
  Ненависть ослепила соперника, он словно ополоумел, ревел и плевался кровью... Понятно, что его друзьям не понравился исход нашего сражения. Потерпевшего фиаско Гаса оттерли в сторону, а перед нами встала стена из ощетинившихся оружием противников.
  - Финал ясен, можете принести извинения и пойдем, выпьем по кружке, - предложил Росс, в общем-то, не надеясь на положительный ответ. Но предложить был обязан.
  Я знал, что случится дальше... Локовская стратегия задавить массой, была применена сразу после слов вампира. Вдруг я оказался за спинами своих друзей, вокруг будто растекся туман, стало еще холоднее, еще темнее, какие-то странные белёсые фигуры словно плавали в сером сиропе из мглы и влаги. Звуки боя еще были слышны, но крики, мат, и смех были словно придушены этой серой подушкой.
  Из некротического поля меня вывел Росс. Над местом сражения всё также болтался старый фонарь, привлеченные дракой бродяги живо обсуждали увиденное представление. На грязном бетоне валялись брошенные биты, локовцы помогали пострадавшим подняться, и как я успел заметить, особых ранений не было, лишь у задиры Гаса вокруг шеи была обернута цепь с шипастым шаром. Фирменный знак Росса.
  - До свадьбы заживет, - сказал русский, и добавил: - сейчас расскажут бармену, какие они храбрецы, выпьют виски, а закусывать будут локтями, потому, что это был последний раз, как я занимаюсь благотворительностью, еще дернутся - просто убью.
  - Что это было? Бейсбол..? - спросила Гвен, увидев нашу компанию.
  Манжеты Золтана болтались грязной тряпкой, свою футболку после драки я не нашел, наверное, утащили бродяги, и потому на мне было летнее пальто Росса, в лацканах которого белела голая грудь.
  - Дорогая, это было... хорошо! - ответил Росс, характеризуя наш вечер. - Зигфрид, слушай старую историю, в ней будут те, кого ты знаешь...
  
  История шестая или Трансильванская Джульетта
  
  Занесенный снегом замок ледяной короной возвышался над скалой, у подножия которой стояла укрытая ночной метелью небольшая деревенька Бран. Тишина такая вокруг, будто снег поглотил все звуки и теперь до самой весны не отпустит. Илонка выскочила на порог дома и чуть не угодила в сугроб.
   - Как дороги-то замело... - проговорила девушка и стряхнула снег с мехового сапожка.
   Она взяла лопатку, и стала ловко откидывать снег от крылечка. От работы красавица раскраснелась, хоть и морозно, а полушубок скинула, и косы смоляные скрутила жгутом.
   - Бог в помощь, Илонка!
  За оградой стоял мужчина в чёрном военном кафтане, на голове его красовалась высокая шапка с пером. Он поклонился девушке и провел по усам перчаткой с широким раструбом.
   - День добрый, господин Муреш, - поклонилась в ответ Илонка. - Сколько снегу-то, полдня убирать придется.
   - Не придется, - серьёзно сказал воевода, - всем молодым особам женского полу велено прибыть в замок. Знатные гости у нас. Ночным бураном их к гарнизону прибило, следуют из Тырговиште в Брашов. Полозья у кареты треснули, лошади измучены, да еще и скарба целые дровни, ящики какие-то везут. Так что собирайся и лыжи не забудь.
   - Хорошо, тетушку только предупрежу, - сказала расстроенная Илонка, похоже, снегопад будет снова, вон какая темень от замка надвигается, а раз так, то домой она вернется не скоро.
  
  По всему видать, что гости в замке расположились надолго. Ящики велели выгрузить и по господским комнатам разместить. Гарнизонная кухня запас имела большой, как-никак главный таможенный пост на границе Трансильвании и Валахии, только вот для двадцати четырех солдат изысканных блюд на ней не готовили. Вельможи из Брашова охоту любили, и в сезон неделями проживали в замке Бран, потому и не в новинку деревенским девушкам в замке готовить да прислуживать. За обузу не считали - угодья охотничьи в здешних лесах знатные, егеря молодцеватые, вот девицам и интерес.
  А нынче гости невесёлые, ночи напролет беседуют, а днем отсыпаются, в комнаты просят не заходить. Среди них одна дама, молодая, красивая, только уж очень тощая, не сравнить с Илонкой или другой деревенской девушкой. Спутники называют её по-иностранному - леди. Сами мужчины важные - графы Дьёрди, осанки горделивые, как на портретах в замковой галерее, и наряды на них не дорожные, вроде как с бала и сразу в сани. И такой среди них красавец писаный, молодой барон Лукас, что Даринка с Любишкой спрятались в каминной зале разглядеть, что за чудо такое. И вправду хорош, рассказали они: бровь соболиная, волос длинный, вьющийся, глаза светлые, с искоркой. А улыбается, как... как... в общем не смогли описать, как красавчик тот улыбается.
  Илонка была суеверной, как и все деревенские, но о страхах своих помалкивала, еще на смех поднимут, говорят же, что страшилки про кровососов - чушь! Не было такого никогда, досужие выдумки, и господарь Цепеш, в прошлом гостивший в замке, никакой не Дракул - сын беса, а Дракул - сын рыцаря ордена Дракона. Жесток был господарь - да, против турок воевал и погиб в бою - правда, а то, что вампир так это придумали. Но до ужаса боится Илонка замка этого, хоть и военные повсюду, но скрипучие деревянные лестницы и запутанные лабиринты коридоров внушают ей трепетный страх. А тёмный двор с глубоким колодцем? Брр...
  Наутро третьего дня пропала Констанца. Поискали по комнатам и лабиринтам, даже в колодец заглянули и решили, что ушла в деревню. Проверять никто не пойдет, снег каждый день сыпет, сугробы непролазные. Илонка вместо пропавшей стала господам подавать. Яства на столе расставляет, а у самой руки дрожат, уж больно внимательно следят за ней вельможи. От стола отошла, а в спину разговор:
  - Спелая девица.
  - Наливная.
  Гадает Илонка, кто говорил о ней, не длинноволосый ли Лукас? Наконец-то и она его рассмотрела... Никогда еще в своей жизни не видела Илонка такого красивого парня, картинка, глаз не оторвать. И он на девушку смотрит так, что пульсирует жилка у неё на шее - взглядом одним будоражит девичью кровь. Хотела бы уйти домой Илонка и про дворянина позабыть, но держит её в замке не столько воевода, сколько незримая сила, и то и дело мерещится ей в темных коридорах стройная фигура молодого барона.
  - Слышала я, как господин Муреш сказал, что пропали из гарнизона два солдата, - секретничала у очага Даринка, - боится воевода, что их в лесу снегом завалило.
  Господский кучер появился у скворчащего вертела неожиданно, бесшумно, как призрак. Дарина аж вздрогнула.
  - Вот чёрт, - сердито прошептала она, а вслух спросила: - Не надо ли что господам?
  - Велели ужин подавать, - ответил тот, пробежав по девицам колючим взглядом. - Илонка, ты пойдешь. Молодой барон так приказывает.
  Дарина бросила ревнивый взгляд на Илонку, спешно завязывающую тесемки белоснежного фартука. Лицо у девушки расцвело румянцем, то ли от жара очага, то ли от того, как кучер сказал про приказ барона.
  Кружит голову девушке присутствие красавца, но все равно замечает, что еды на тарелках не уменьшилось, вроде для виду поковырялись и бросили.
  - Леди Гвен, хотите ещё вина? - спросил один из Дьёрди, когда Илонка принесла очередной графин.
  - Милый граф, меня снова мучает жажда, я буду признательна, если вы поможете её утолить, - как-то двусмысленно сказала она, и оба Дьёрди рассмеялись.
  Молодой барон не разделял веселья, он подал знак, и Илонка стала наливать вино в его бокал. Лукас глаз не сводил с её запястья, где тонкой голубой нитью пролегла вена. Графин дрогнул в её руке, и она со стуком поставила его на стол. Вино выплеснулось и растеклось кровавым пятном.
  - Простите, - зарделась от стыда девушка: ой, как неловко, что о ней гости подумают? Тетка кличет сироту Илонку раззявой, так она и есть.
  Переживала очень, сквозь землю хотела провалиться, но за неё это сделала Дарина. Ночь на дворе, куда могла уйти девчонка? Ох, не случилось бы беды! Весь замок обошли с подружкой, освещая факелами углы - нет нигде. Господина Муреша с постели подняли, взял он несколько солдат и осмотрел внутренний двор. Девчонку не нашли, зато за дровяницей обнаружили два тела. Пропавшие солдаты.
  - Илонка, ты последняя видела Дарину? - спросил господин Муреш.
  - Я... и кучер графский. Он меня вызвал ужин подавать, а Даринка осталась.
  - Ничего не говорила? Может в деревню подалась?
  - Говорила она, что слышала о пропаже солдат... Больше ничего, я ушла. Господин воевода, а от чего солдаты померли?
  - Доктор потом скажет отчего. Утром пошлю в деревню отряд, узнаем, дошла ли туда Констанца... Подозрительно это всё.
  Не могла успокоиться Илонка, всё прислушивалась к звукам замка - шорохи, шаги в коридорах и тихий, зовущий голос барона: Илонка, иди ко мне, милая... Вскочила, к дверям подбежала, но только и услышала, как леди Гвен перебирает струны цитры. Инструмент был старым и слегка расстроенным, но гордая графиня иногда играла для своих друзей. Лишь с криком петуха и начинающим набирать силу рассветом гости разошлись на покой. Уснула и Илонка.
   Днем из деревни отряд вернулся. Нет Констанцы, родственники сказали: из замка не возвращалась. Любишка плачет, две подружки пропали, и, похоже, что сгинули. Господин Муреш ходит хмурый, каретник из Брашова не едет, и никто не знает, добрался ли до него посланец.
  - Доктор говорит: служивых, что за дровяницей нашли, волки задрали, - пришла с новостью Любишка. - Шеи прокусаны и рваные раны на теле.
  - Неужели волки? - округлив от страха глаза, произнесла Илонка.
  - Как-то старый корчмарь задержался в городе и ехал домой ночью, - Любишка в платок завернулась, и словно с ней происходило, рассказывала: - Холод лютый, от снега белым бело и видно, как днем... Волчья стая за его санями увязалась, лошадь чуть не загрызли. Хорошо в санях багор был, еле отбился.
  - Нагнала страху, - перекрестилась Илонка. - Я вот что думаю, солдаты с дозором возле леса ходят, а где лес там и волки. Неужто Констанца и Даринка никому не сказав, ночью ушли из замка?
  - Может, сманил их кто... - предположила Любишка.
  - Кто?
  - Вот, скажем, позвал тебя красавец барон, пошла бы?
  - В лес? - переспросила Илонка.
  - Вот глупая, - рассмеялась Любишка. - За ним пошла бы?
  - Не знаю...
  Больше всего боялась Илонка покраснеть. Что за напасть такая, о чём бы ни подумалось, о чём не погрезилось, ничего скрыть нельзя - вмиг кровь к щекам приливает, выдавая мысли потаенные!
  - Странные в Тырговиште аристократы, - продолжала Любишка. - Всяких мы в замке видывали, и своих - брашовских, и приезжих из Сигишоара и Фагараша. Те такие пышные застолья устраивали, с музыкой да танцами, или скачки устроят, или турниры рыцарские, в питие не воздержаны - доломанами все лестницы бывало выметут, к ночи не поймешь кто где - вповалку, по комнатам их гарнизонные разносили. А эти не чревоугодничают, ночей не спят, от света дневного прячутся...
  Илонка слушает подружку, а сама всё думает о том, пошла бы она за Лукасом или нет? Не напрасно он ей видится-мерещится, зовет её, манит... А вдруг эти глаза с искоркой, и улыбка неописуемая и есть то самое, что погубило подружек? А, все одно пропадать сироте... Пойдет она за бароном, вот снова услышит его зов и пойдет.
  
  Гости собрались в зале за большим столом, уставленным серебряной посудой и зажженными свечами в канделябрах. Уютно потрескивал камин, запах жареного мяса возбуждал аппетит.
  - Господин Муреш, - обратился старший Дьёрди к воеводе, - это правда, что во владениях Бран волки нападают на прислугу?
  - Ваша светлость, сейчас трудно сказать с уверенностью... Тела двух моих солдат были разорваны клыками, а вот девушки... их еще не нашли.
  - Какой ужас, - проговорила леди Гвен. - Так мы без слуг останемся, надо привести еще девушек, если их будет мало, то они будут уставать, и...
  - Леди хочет сказать, что мы соболезнуем близким умерших, - перебил её барон, он был бледен, выражение грусти не сходило с его лица.
  В мыслях Илонка обняла доброго Лукаса, вон как переживает, не то, что графы эти и жестокая леди.
  - Благодарствую, господа, - поклонился воевода и покинул гостей.
  Всю ночь работала девушка, но из головы не шёл страстный шепот, а ранним утром, когда гости разошлись по опочивальням, решила сделать то, что задумала. Прокралась на цыпочках к комнате печального гостя и прошмыгнула внутрь. Темно и холодно было в комнате той, как в склепе - подумалось Илонке. И что это господин барон не велит спальню отапливать? Печь изразцовая стылая стоит... Глаза её к полутьме привыкли, да и рассветать начало, и девушка разглядела, что постель барона пуста. Как же так? Лукас точно из опочивальни не выходил, она сама видела, как держа перед ним факел, сопровождал барона гарнизонный солдат. Набралась храбрости Илонка и комнату обошла. Ничего такого, куда можно было спрятаться барону, нет, ну разве что ящик... Продолговатый деревянный ящик. Подцепила осторожно крышку, вроде сдвигается. И двигала, двигала крышку, покуда не заглянула и поняла, что это... гроб! А в том гробу земля насыпана, а поверх земли, как на перине, лежит тело прекрасного барона. Ахнула Илонка, за сердце схватилась, ведь пару часов назад молодец был жив и здоров!
  - Господин барон? Лукас...
  Пригляделась, а кружево на сорочке его, будучи белоснежной за ночным застольем, выглядит так, словно он давно в земле лежит, да и сам барон - покойник покойником! Замерло влюбленное сердце, жалостью, будто шипом острым проткнуло его.
  Бледное зимнее солнце робким лучом коснулось витражей замка. Набирая силу, луч упал на стену и, заскользив по каменному полу, подобрался к гробу, где, забыв о времени, над тронутой тленом красотой рыдала Илонка. После стольких дней снегопада, взошедшее солнце, будто соскучившись, брызнуло ярким светом - лучи упали на тело мёртвого барона, заставив его открыть глаза. Страдальческий крик Лукаса, превращающегося в пепел на глазах обезумевшей девушки, сотряс стены старого замка.
  Не вынесло Илонкино сердце, померк свет в глазах её.
  
  К деревенским легендам прибавилась еще одна - о красавце бароне и влюбленной девушке. Говорят, что души их неупокоенные бродят по замку Бран... А леди Гвен и графы Дьёрди исчезли, будто их и не было, оставив гарнизону зимнюю карету со сломанным полозьями, да труп кучера. Доктор говорил, что тот помер давно и уже стал мумией.
  
   ***
  
  После побоища под Брайтонским мостом прошло несколько недель. В течение этого времени моё пребывание в башне 'МакЭвон' было вполне сносным. На меня не жаловались, не мешали выполнять работу, а то, что косились и сплетничали за спиной, то к тому я был привычен. После суицида Простака Вайновски наше руководство трепетно относилось к увольнениям по возрасту, заранее рассылали уведомления, назначали беседу с мозгоправом, да и такие отчаянные, как Роджер, видимо перевелись.
  Друзья вампиры всегда были мне рады, и, не считая неприступной Гвен, чьим сладким укусом я еще бредил, то можно сказать, что жизнь моя была спокойной. Но иногда мне снились странные сны, послевкусие от которых оставалось на весь день. Мне снилось то местечко под эстакадой, мутно-желтое пятно фонаря, запах тумана и танец белёсых теней. Прошло еще пару недель до того, как я понял, что меня неудержимо влечет туда, словно убийцу на место преступления.
  И я пошел... Один. Немного трусил, спускаясь по служебной лестнице, потом, оглядываясь, дошел до приметной сваи и осмотрелся. С тех пор здесь ничего не изменилось, я постоял, прислушиваясь к еле уловимым звукам монорельса, но так и не дождался... А чего собственно ждал? Что снизойдет туман, и, обволакивая меня, втянет в сгусток гнетущей энергии? Вместо этого я услышал тихое:
  - Привет...
  Я покрутил головой по сторонам и увидел её.
  - Ээ... здравствуйте, сударыня, - машинально произнес я.
  'Сударыне' я научился у Росса, это действовало на женщин как магическое заклинание. Но это была не женщина... Спутанные волосы, полоса копоти на лице, странная одежда на девчонке-подростке лет семнадцати, и к тому же вампирше.
  - Ищите? - задала она извечный вопрос жителя Брайтонского моста.
  Меня приняли за Искателя. Действительно, что делать добропорядочному жителю космополиса в таком месте?
  - Прогуливаюсь, - дал ответ я, сам удивляясь его глупости.
  Девчонка на минуту онемела. Золотистые глаза её выразили интерес, и даже некоторое восхищение.
  - Позвольте быть вашим гидом, - выдала она, и я засмеялся над выспренностью её предложения.
  Внешность её была европейской: худенькое личико, большие глаза, полнота нижней губы восполняла слабый изгиб верхней, красивая улыбка. Волосы её просили мыла и гребня, одежда - замены или хотя бы хорошей чистки.
  - Как зовут тебя?
  - Лизлотта, можно Лиззи. Отец называл Лизхен...
  - Датчанка? - предположил я.
  - Я родилась в ГДР.
  - Это же Германия?
  - Восточная.
  - Я, видите ли, тоже немец... в смысле предки мои оттуда. Зигфрид моё имя.
  Она радостно улыбнулась, словно нашла родственную душу. Росс всегда убеждал меня не доверять вампирам, но сейчас во мне зарождалось какое-то хорошее чувство, и это не жалость, а желание оберегать.
  - Голодна? - спросил я, хотя отлично видел: да! Не ромашки же она собирает под эстакадой, а высматривает Искателя.
  - Немного, - поскромничала Лизхен.
  - Могу угостить, - и я протянул руку, обнажив запястье.
  Губы девчонки дрогнули, глаза стрельнули по сторонам.
  - Не здесь. Я ночую в низине, - кивнула она в сторону, - пошли.
  И мы пошли. Я знал, что вампиры приходят сюда за сверхдозой, но чтобы жили под мостом как бродяги? Лизхен привела меня в свой угол, отгороженный досками и термопластиком, добытыми бог знает где и как. Матрас, укрытый флисовым пледом, да ящик с надписью 'Кока-кола', который служил столиком, вот всё убранство её жилища.
  - У тебя нет близких? - осторожно спросил я. - В городе жить проще и безопасней, что ли...
  - Никого нет, - отрезала она, начиная снимать свои тряпки.
  Вдруг я понял, зачем она это делает.
  - Секс не нужен, - поспешил объявить я.
  Она испуганно замерла.
  - А что нужно?
  - Расскажешь мне о себе. Только правду, - предупредил я и снова обнажил запястье.
  Лизхен прильнула, остро взрезав вену. Я аж вздрогнул, это было болезненно, видно у неё нет достаточного опыта, и она из молодых вампиров. Когда девчонка насытилась и скрепила рану, то настал мой час задавать вопросы.
  - Как ты стала вампиром? Кто был твоим создателем?
  Лизхен уселась передо мной по-восточному скрестив ноги и начала говорить.
  - Моя семья жила в Берлине. Мы знать не знали кто такие вампиры. Штази вело наблюдение за всеми жителями страны, а столичными особенно. Но когда рухнула Берлинская стена, то словно сорвало плотину... Никто не был к этому готов... Я стала вампиром в ту ночь - десятого ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого - когда шли празднества, и нация наконец-то объединилась. Меня не спрашивали, хочу ли я изменить свою жизнь, просто вручили бессмертие и бросили, не сказав, что делать дальше. Так что создателя я и не помню вовсе... В семью я вернуться не могла и скиталась по западной части, искала себе подобных. Потом открыли код молодости, это было что-то сродни падению стены, все снова обнимались и были счастливы... Я оказалась в Нью-Йорке, зарегистрировалась в Контактере, и тут поняла, что никому не нужна. Мало кто хотел связываться с соплячкой, да и пару среди своих я так и не нашла. В Германии я привыкла к скитаниям, вот и в Нью-Йорке выбрала себе место среди людей, пусть и бродяг.
  Она шмыгнула носом, подняла на меня глаза, и я понял, что эту сказку она рассказывала бесчисленное количество раз.
  - Слезливая история, - промолвил я, - но договаривались мы о правде.
  Лизхен усмехнулась, вытащила из упаковки банку колы и щелчком открыла её.
  - Хочешь? - предложила она. Я отказался и ждал, что она скажет дальше.
  - Чудные вы, люди...
  - И?
  - Правда такова: в Бруклине у меня целая сеть любителей девочки-бродяжки, ты не можешь себе представить, сколько извращенцев готовы платить кровью за этот антураж и мои вымыслы.
  - Что же полиция? Преступления на почве обмена?
  - Там тоже люди работают. Кому-то нужны деньги, а в основном тот же секс.
  - Так вся предыдущая история ложь?
  - Не вся, действительной была её берлинская часть.
  Я был поражен, и продолжал расспрашивать Лизхен. Она призналась, что увидев незнакомца была сбита с толку, как истинная немка вампирша любила порядок в делах, но моё 'прогуливаюсь' заинтересовало её, и она решила завербовать нового клиента. Тем более, что я охотно предложил ей угоститься моей кровью. Отказ от секса стал для неё сюрпризом, и, конечно же, после всех откровений она спросила: почему?
  - Я не за этим сюда шел...
  - А за чем? - с любопытством спросила она.
  - Здесь я испытал невиданные ощущения... говорят, что это воздействие некротического поля... нечто мистическое и ужасное одновременно. С тобой такого не случалось?
  - Зигфрид, я живой мертвец, такие чувства для человечества, не для нас. Но я знаю, что когда умирают бродяги, их души забирают белые тени.
  В тот вечер мы долго общались, было интересно, ведь мы такие разные личности. Потом я стал навещал Лизхен, предварительно сообщав о своем приходе.
  
  В Нью-Йорк пришла зима. Яркие осенние краски Централ парка сменились голыми ветвями с редкими уцелевшими листьями цвета ржавчины. Город порядком устал от дождей, и лишь вампиры чувствовали себя в своей стихии: спортивные праздники и увеселительные прогулки, фестивали и просто светские тусовки. Меня начали узнавать, поскольку я был завсегдатаем вампирских сборищ. С началом снегопада в нарядный, словно невеста, космополис прибыла труппа вампирского балета с бессмертным спектаклем 'Лебединое озеро'. Я понимал, что мне не избежать премьеры - мои друзья только и говорили о прекрасной музыке и невероятном таланте танцовщиц.
  В то время мои встречи с малышкой Лизхен стали настолько часты и приятны моему сердцу, что она прониклась ко мне доверием и я был допущен к тайнам скрытной немки. Оказывается, уголок под мостом был только завесой, на самом деле у бродяжки был впечатляющий коттедж на Лонг Айленде, правда не в Бруклине и даже не в Квинсе, а в добропорядочном и весьма зажиточном Нассо.
  - Подальше от моих клиентов, - объяснила она мне, даже не успевшему задать вопрос.
  Я понимающе кивал головой. Её преображение в красивую и уверенную в себе девушку сначала шокировало меня. Где эта робость, неуверенные движения, скромно опущенные глазки? Никто не узнал бы в этой гордой молодой женщине нечесаную и неумытую бродяжку. На мой вопрос не хотела бы она положить конец её жизни под мостом и вернуться в социум, она смеясь отвечала:
  - Зависеть от Контактера? О, нет! И не только потому что под мостом я всегда сыта, там я чувствую себя актрисой в замысловатой пьесе с постоянным введением новых персонажей. Когда мне нужны перемены я прихожу сюда. Нет, Зиг, пару веков я еще поиграю в эту увлекательную игру.
  - Рискуешь.
  - Больше десяти лет не дадут. И у меня есть свои люди в особом отделе... И потом, я жила во времена 'штази', а это ого-го какой опыт.
  Вот тогда-то и пришла в мою голову идея... Осталось ждать подходящего момента. И он настал.
  - Хочу пригласить тебя... на балет, - не слишком уверенно произнес я, зная нелюбовь Лизхен к толпе.
  - Балет? - переспросила она, присев рядом со мной. Мы находились в её коттедже, под мостом я не смог бы даже вымолвить это слово.
  - Чайковский. Лебединое озеро.
  - Есть в твоем предложении какая-то подкладочка...
  - То есть?
  - Раньше одежду шили из основного материала и внутреннего - подкладочного, так вот в твоем предложении она есть.
  - А ты прозорлива.
  - Логика, я тебе для чего-то там нужна...
  - Всё банально, Лизхен, мне надо вызвать ревность, - признался я и рассказал её о моей безответной любви к бессердечной Гвендолин.
  - Угораздило же тебя, - сказала девушка, смешивая старинный коктейль Апероль Шпритц. - Откажись ты от этих затей...
  - Ладно, забудь, - с обидой в голосе произнес я, и встал чтобы уйти.
  - Ээ... - Лизхен бросила апельсины и мгновенно оказалась перед мной. - Какой вспыльчивый... Так и быть, помогу тебе. Только... чтобы достичь твоей цели надо быть упорным и может быть претерпеть многое, даже полное её безразличие.
  - Я с ним близко знаком.
  - Я не о твоих знаках внимания, а о её безразличии к твоей смерти.
  - Смерти?
  - Да. После этого ты точно бросишь грезить о ней.
  - Надеюсь ты знаешь о чём говоришь.
  - Доверься. Тем более, что деваться тебе некуда. По коктельчику?
  
  Настал день премьеры. Я волновался словно юноша на первом свидании. Заранее мы с Лизхен договорились о её эффектном появлении в 'Давид Кох Театре' Линкольн-центра, но такого фурора я не ожидал. Наша компания, состоявшая из моих друзей и графов Дьёрди, расположилась в ярусе В, партер был отпущен знаменитостям и политикам нашего города, а также их гостям, следом же лучшие места были именно в нашем ярусе немного выше сцены. Театр был роскошен: шторы из золотого бисера прошлого века и двухтонная люстра из граненных диадем поражали своим великолепием. И тем не менее самым блестящим явлением случился приезд моей подруги. Лизхен была принцессой в красивом платье из необархата: оно отливало всеми оттенками, начиная от серебристо-серого, и заканчивая глубоким черным. Россыпи бриллиантов в ожерелье на её тонкой, изящной шее отбрасывали блики на лицо, а глаза сияли и счастьем, и волнением, и любовью. Тут я по-настоящему оценил актерский талант моей подруги. Я представил её. Лизхен ослепительно улыбаясь подала руку мужчинам, и оставила традиционный поцелуй на щеке Гвен. Мои друзья были несколько удивлены подобным поворотом, особенно Росс.
  - А Розалина? Ты её забыл? В глазах у вас - не в сердце страсти пыл! Из-за неё какие слез потоки на бледные твои струились щеки, - довольно точно процитировал мне на ушко Росс.
  - Дружище, я искал способ развлечься, а образ несчастного любовника как нельзя лучше подходит моей страстной натуре.
  - Русские говорят: из огня да в полымя. В Нью-Йорке закончились живые девушки?
  - Она прекрасна. Умна. А какой секс... К тому же немка, у нас великолепный тандем.
  - Поздравляю. Я рад за вас, хотя ты знаешь мое мнение о подобных парах. Она использует тебя. Как часто ты подставляешь свою шейку?
  - Довольно интимный вопрос, - сказал я, поймав сердитый взгляд Гвен. - Твоя жена немного расстроена нашим оживленным разговором.
  - Пустое, еще увертюра не началась, - проговорил Росс, садясь на предназначенные нам места, чем дал старт началу спектакля.
  Дирижер поклонился публике и поднял вверх руки. Звуки музыки увлекли нас, и я в восторге сжал ладонь Лизхен в серой атласной перчатке. Она кротко мне улыбнулась, и прижалась плечом. Однако я заметил, что одной прекрасной вампирше было интереснее наше милое общение, чем грандиозный спектакль.
  
  Конец второго действия был несколько смазан поспешным решением Лизхен: она сказала, что будет лучше, если она уедет. Я увязался провожать, посадил Лизхен в таксимобиль и остался дожидаться восхищенных спектаклем театралов.
  - Я думал, что ты помогаешь своей даме снять платье, - воскликнул Росс, удивленный моим топтанием в вестибюле.
  - И отказаться от вечернего стаканчика виски в любимой компании?
  Гвен нахмурила брови: то ли была недовольна двусмысленной фразой мужа, то ли моей легкомысленностью. Графы, услышав о выпивке, приободрились, и наперебой предлагали посетить целый список модных ночных заведений.
  Мы остановили свой выбор на вампирском 'Гемоглобине' в Брайтон-Бич, всем удобно добираться до дома, да и мне здесь было уютней, чем в барах с карточкой 'Only Human'.
  Гвендолин осталась с нами, и, хотя я жаждал её общества, она была вроде помехи, при ней Росс не мог расспрашивать меня о Лизхен. Он спросил лишь:
  - У тебя это серьезно?
  - Более чем, - ответил я, не моргнув.
  - А ты упрям, и хочешь учиться на своих ошибках, - грустно произнес мой друг. - Пожалуй, я расскажу тебе...
  
  История седьмая 'Кордебалет или Гранд батман для вампира'
  = 1879 =
  
  - В Мариинку! - крикнул молодой мужчина, и для верности ударил тростью в обитую атласом стенку кареты.
   Кони тронулись, под колесами заскрипел молодой ноябрьский снег. Углей внутри не зажигали, и в стылом воздухе кареты из уст вырывался заметный пар. Но петербургский холод не заботил двух мужчин весьма довольных обществом друг друга.
   - Увлекаешься танцорками? - спросил гость, скандинавского типа блондин, одетый с шиком лондонского щеголя.
   - Видишь ли, Эрик, - ответил черноволосый, с благородными чертами лица, британец, - балетные не единственный вид доступных женщин в Санкт-Петербурге, но, черт возьми, они самые вкусные!
   - Не пойму, чем они отличаются от актрис, Генри? На мой взгляд, балерины слишком жилисты.
   - Друг мой, это Россия! - с видом знатока усмехнулся англичанин, поправив накрахмаленное жабо. - Здешние дамочки щедро приправляют свою трапезу чесноком и луком. Климат. А у балетных это строжайше запрещено. И потом... От бесконечных репетиций у них такая живая кровь! Почувствуешь сам, я угощу тебя.
   - Тшш... Ты слишком беспечен, кучер может услышать...
   - Английскую речь, сквозь метель и этот... малахай? Вряд ли, - с уверенностью заметил Генри. - В сравнении с дворянством народ российский жутко безграмотный. Языкам не обучен, верует истово, а девки с детства напуганы упырями. Дичь какая-то.
   Рукой в лайковой перчатке он потер покрытое инеем стекло, и, всмотревшись в заоконный пейзаж, произнес:
  - Невский.
  Карету тряхнуло на колее, и пассажиры ухватились за подлокотники.
  - Дороги здесь отвратительные, друг мой.
  - Судя по твоим рассказам Россия скорее Азия, чем Европа, - криво улыбнулся Эрик.
  - Кстати, дружище, как лондонский бомонд?
  - Барышни зачитываются 'Вампиром' Полидори, а по части соблазнения... после смерти лорда Байрона у нас нет конкурентов.
  Экипаж остановился, кучер соскочил с облучка, распахнул дверь и откинул ступеньки.
  - Приехали, ваше сиятельство.
  Парадный подъезд театра сиял светом газовых фонарей, на заснеженном бульваре от подъезжающих карет образовалась небольшая неразбериха, и входные двери почти не закрывались, впуская вместе со зрителями петербургскую непогоду.
  - Премьера? - спросил Эрик, возбужденно оглядывая роскошный вестибюль, и сверкающих драгоценностями дам.
  - Что ты! На премьерах просто смертоубийство, - ответил Генри, поправив примятую цилиндром тёмную прядь. - Когда давали 'Баядерку' казалось весь Петербург съехался, публика чуть с балконов не валилась.
  Приятели скинули накидки на руки ливрейным, и стали подниматься вверх по мраморной лестнице.
  - Русская аристократия привыкла коротать зимние вечера развлекая себя зрелищами, - продолжил он, обращаясь к другу: - Собственные ложа, собственные театры...
  - Должно быть дорогое удовольствие. Это правда, что русские относятся к деньгам по-особенному?
  - Мне трудно судить, скажу только, что содержание мое в Европе стоило гораздо дешевле, чем здесь: особняк, карета, приемы. Чтобы войти в высший свет, надо быть принятым в первых петербургских домах, куда абы кого не приглашают. Но как только тебя признали - ты король. Высшая каста дает много привилегий, одно из них - доступность к милым моему сердцу барышням.
  - А ты... - перешел на шепот Эрик, - ...никогда не использовал наш дар?
  - Очарование? Стараюсь без нужды не злоупотреблять. Надоедает назойливое обожание и бессмысленный взор. Пользуюсь лишь в случае 'револьверной жертвы'.
  - Вот как? Это опасно. Револьверный метод хорош, если только жертва под твоим полным влиянием.
  - Будь уверен. В этом деле я крайне осторожен, хотя мог бы перерезать всю подтанцовку, как кур... но не хочу лишаться лакомства, все же императорский театр, а не крестьянский двор.
  Друзья расположились в ложе княгини Вяземской, приветствуя знакомых и лорнируя дам. Дирижер постучал палочкой по стойке для партитуры, потом вскинул руки. Послышались первые ноты увертюры, и звуки зала начали стихать. Тяжелый бархат занавеса будто нехотя открыл сцену с шикарной итальянской декорацией.
  
  Доктор Штольц был озадачен странной эпидемией, косившей танцовщиц кордебалета, а ведь каждая балерина - жемчужина, которую взращивают с раннего детства, принуждая по двенадцать часов в сутки проводить у станка и в танцевальных залах. Уже послан нарочный в Москву, в Большой, с просьбой, или скорее приказом, прислать в распоряжение мсье Петипа свежую партию выпускниц. Что же делать? Если дальше так пойдет, то управляющему придется снять с репертуара пару спектаклей за неимением полного кордебалета... ибо мрут девицы, как мухи. Уже и слух пошел, что балетных голодом морят, все покойницы как одна - бескровные. Спросит Штольца Императорское величество: куда смотрел, почему допустил? А дальше крах. Потеря места. Еще и в Фатерлянд вышлют. И пришла доктору Штольцу мысль о срочных мерах, первой из коих был обязательный осмотр всего балетного состава. Управляющему деваться было некуда, об одном просил: с примой не торопить, он сам объяснит ей причины сего действа. Доктор согласился и принялся за работу. Когда с осмотром было покончено, Отто Йоганович Штольц доложил, что в целом картина благоприятная, однако у одной из танцовщиц были замечены укусы, и как следствие некоторая анемичность.
  - Что вы имеете в виду, говоря 'как следствие'?
  - Потерю крови, то есть девица подверглась укусу кровососущего существа.
  - Помилуйте, батюшка, это вы о клопах что ли? В пансионе клопов отродясь не бывало...
  - Нет, это не насекомое. Или у него приличные клыки.
  - Отто Йоганович, голубчик, поясните, уж не знаю, что и думать!
  - Вампир, - вздохнул немец, и печально посмотрел на управляющего.
  - Откуда здесь вампир?! - взревел тот. - Книжек начитались, доктор Штольц?
   Отто Йоганович поник головой. Как тут объяснить, что едва он увидел укус, то мысли другой не было: разумный кровососущий, да еще и девицу обработал так, что не помнит ничего. А помнить-то было что... Как можно позабыть, что у тебя в срамных местах гость был? Балерины, известное дело, танцуют не в тулупах - плечики обнажены, декольте... эх, да что там говорить, одно сплошное декольте! Да юбочки газовые, прозрачные, да трико. И вот придумала эта тварь высасывать кровь из ложбинки между пахом и бедром, и всё - шито-крыто, как говорят русские.
   - Иван Сергеевич, а давайте мадемуазель ээ... - доктор заглянул в свои записки, - да, мадемуазель Карманову пригласим, всё сами и увидите-с.
   Управляющий поправил пенсне, достал носовой платок и протер им вспотевшую шею.
   - Знаете, доктор, я не скажу, что вам верю, но проверю обязательно. И девицу Карманову, и покойницу нашу последнюю.
   - Эксгумацию запросите? - вопросительно вскинул брови Штольц.
   - И запрошу, - подтвердил тот. - Не провинциальный, чай, театришко. Но первым делом введу строжайший контроль, и чтоб к девицам никаких посетителей. Если надо, то вокруг пансиона ров выкопаю.
   - Иван Сергеевич, всё, что зависит от меня лично...
   - Знаю, доктор. Вы уж простите, что вспылил. Нервы, дорогой мой, нервы. Вечером спектакль, вот и посмотрим, кто к нашим лебёдушкам захаживает.
  
   Пыль от кулисного бархата лениво плавала в свете огней авансцены. Генри нашел девушку за занавесью, в кавардаке декораций, приготовленных для уборки. Вместе с другими балеринами она разминалась для выхода. Уже были сняты с ног теплые гетры, и репетиционные балетки заменены свежими, с блестящими атласными лентами.
   - Полина...
   - Граф Блэквуд, сэр, - как-то испуганно произнесла она, не ожидая увидеть его в антракте.
   Генри залюбовался её грацией, тонким станом, изящностью кисти, которую он захватил для поцелуя.
   - Высочайшим приказом Его Императорского Величества посторонним запрещено находиться в служебных помещениях театра! - как гром небесный прозвучал голос офицера стражи, направлявшегося к ним. - Попрошу покинуть.
   Генри едва сдержал раздражение. Как они смеют? Ему, лорду, графу Блэквуду! Но совладев с собой и слушаясь голоса разума, поспешил уйти, суетливо поцеловав балерину и прошептал на прощанье:
   - Услышишь знак, открой окно. Вечером буду у тебя, любимая.
   Полина опустила ресницы, а когда подняла глаза, то графа уже и след простыл. Зато на помощника сцены посыпался град оплеух и обвинений. Управляющий, велев страже сообщать о каждом нарушении, сейчас был необыкновенно зол.
   - Как же сиятельного не пустить? - оправдывался помощник, увертываясь от увесистых шлепков. - Он к княгине Вяземской, как к родной тетке наезжает...
   - Да пусть он к княгине хоть в будуар, а за кулисы ни ногой! - медведем ревел Иван Сергеевич.
   А в остальном спектакль прошел без сучка и задоринки, никто к актрисам больше не заглядывал.
  - Шалопай этот граф, - подумал Иван Сергеевич, и об инциденте решил позабыть. - Сиятельный всё же...
  
  Стук в окно был лёгким, но тревожным, словно птица билась крылом. Полина приоткрыла фрамугу, потом поспешно отошла от окна, и повернулась к стене, туда, где раньше стояла икона. Полка была пуста, лишь тёмное пятно невыгоревшего на солнце дерева напоминало о лике Казанской божьей матери, упрятанной в кладовую. Святые мешали графу, и еще он требовал, чтобы Полина не видела, каким образом он попадает в её комнату.
  Тотчас девушка почувствовала дуновение холодного ветра, хлопот мягких крыльев, и в комнате снова настала тишина. Она знала, что теперь можно обернуться, и сделала поворот на пальцах, колыхнув широкой юбкой. Граф был не один. Господин, сопровождавший лорда Блэквуда, был его ровесником, во всяком случае, Полине так показалось. Он с интересом оглядел девушку в простеньком платье из голубого муслина. Белый отложной воротничок делал её похожей на гимназистку. Тонкая шейка, на бледном лице большие серые глаза, цвет муслина делал их почти синими. Чуткий нос Эрика уловил слабый запах кёльнской воды. Обычная с виду, она вдруг стала очень привлекательной, когда заскользила по комнате, предлагая гостям присесть. Создавалось впечатление, что она летит над полом, или под длинной юбкой платья её ножки обуты в коньки, модные нынче в Лондоне. Она двигалась плавно, и каждое движение было полно очаровательной пластики. Гость не сводил с неё глаз, и его восхищение вызвало самодовольную улыбку Блэквуда. Мебели в комнатке было мало: платяной шкаф, напоминающий гроб, поставленный на попа, круглый стол и пара венских стульев, узкая койка, накрытая вышитым ришелье покрывалом.
  Господа присесть не пожелали, и не то, чтобы торопились, но как-то нервно вели себя, прислушиваясь к звукам пансиона.
  - Что случилось, Полина? - осторожно спросил граф. - Мне пришлось подобно вору красть твой поцелуй в кулисах... В пансионе чуть ли не армия квартирует, на обоих этажах посты выставлены.
  - Нам не сообщают, - подняв на Генри глаза, сказала она, - для меня ничего не изменилось: репетиции, спектакль, сон.
  - Любимая моя, должно быть невесело в столь цветущем возрасте обходиться без развлечений... - голос графа приобрел странные нотки, и звучал скорее монотонно, чем с сочувствием.
  - Я привыкла, - отстраненно ответила девушка, и Генри быстро бросил взгляд на своего приятеля. Тот кивнул, и Полина вдруг оказалась между двумя мужчинами.
  - Мы поможем тебе расслабиться, - пообещал граф, увлекая девушку к кровати.
  Полина не возражала, следуя за ними как сомнамбула, широко раскрыв глаза и смотря в одну точку. Блэквуд уложил её на постель, по-хозяйски откинул наверх юбку, открыв Эрику совершенные ножки в хлопковых чулочках. Ленты подвязки сходились под коленом, оставляя обнаженным часть бедра до кружевных панталончиков. Генри провел рукой по стопе, пальцами очерчивая нежные изгибы.
  - Посмотри, Эрик, какой великолепный подъем. Я впервые встречаю такую красоту. Она божественна.
  Взгляд Эрика пробежался по волнующим формам, и вдруг остановился на белоснежных кружевах: в разрезе панталончиков розовела плоть. Горло сжало как капканом, десны выворачивало от выпирающих резцов, желание было настолько осязаемым, словно оно сгустилось в воздухе... Всё вокруг было пропитано им.
  Насладиться прелестями юной красавицы помешал громкий стук в дверь.
  - Мадемуазель Карманова, сейчас же откройте! - кричали в коридоре пансиона.
  Пару секунд мужчины были в замешательстве: неподвижная девушка с открытыми глазами, изменившиеся от резцов лица, и непереносимый голод...
  - Крови хочу, - не разжимая челюстей, произнес Блэквуд, и молниеносно оказавшись у двери, распахнул её.
  
  Расследование кровавого преступления в пансионе балетного училища породило в Санкт-Петербурге невероятные слухи. Поговаривали, что под фронтоном Мариинского театра свила гнездо целая стая летучих мышей, и некоторые из них небывалых гигантских размеров. Нашлись и свидетели, которые видели, как после убийства из комнаты одной выпускницы вылетели пресловутые летающие твари. Куда подевалась сама девица Карманова, никто не знал. Решили - сбежала со страху. Распутная особа была, как оказалось, а в комнату к ней стали ломиться, лишь потому, что нанятые управляющим полицейские, разместившиеся в квартире дома напротив, увидели в окне Кармановой двух странного вида мужчин. Газеты писали о внезапном отъезде на родину лорда Блэквуда, графа Кентского, дамы о нём сожалели, завидный был жених.
  
   = 1979 =
  
   Жаркое выдалось лето. Москвичи налегали на ленинградское эскимо, пили газировку из автоматов, облюбованных осами, слетающихся на сироп 'крем-сода'. В сквере у фонтана Большого театра яблоку негде было упасть.
  - Советский балет один из лучших классических балетов современности, - как веером, обмахиваясь билетами на спектакль, рапортовала экскурсовод. - Мы находимся на площади имени Свердлова. Позади меня знаменитый Большой театр, слева Малый драматический театр. Сегодня вечером мы будем смотреть балет Петра Ильича Чайковского 'Лебединое озеро'. Не все знают, что сам Петр Ильич считал его одной из своих неудач, и после провальной московской премьеры в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году поставил крест на сценической жизни своего первого балета. Петипа и брат композитора Модест переработали либретто, изменили структуру музыкальных номеров и в итоге 'Лебединое озеро' до сегодняшнего дня остается самым известным русским балетом. Петипа...
  Отрепетированную годами речь экскурсовода прервал молодой человек, одетый в расклешенные джинсы и клетчатую ковбойскую рубашку.
  - Товарищ, - не совсем учтиво на русском обратился он к тут же замолчавшей женщине, - мы тут сами всё посмотрим. Ага? Вкусим, так сказать...
  Его спутница, худенькая русоволосая девушка, глядела на колонны Большого театра и улыбалась чему-то своему.
  - Вы хорошо говорите по-русски, - подозрительно глядя на иностранца, сказала экскурсовод, - мистер...
  - Блэквуд. Генри Блэквуд. Я женат на русской, - с гордостью сказал он, неотрывно глядя на супругу и любуясь её идеальной осанкой.
  - На эмигрантке? - расширив глаза от ужаса, спросила экскурсовод.
  - Первой волны, товарищ.
  В его голосе слышалась тонкая издевка, и ей это было неприятно, но придраться вроде и не к чему.
  - Посмотреть хорошо, но вот исторические моменты... - она попыталась вернуть интуристов на путь истинный, но насмешливый англичанин и тут оборвал её:
  - Моя жена знаток истории балета. Спасибо вам, отдохните вечерок, расслабьтесь, а мы тут сами управимся, - попросил он, но речь его звучала скорей монотонно, чем обещающе.
  'И что это я, в самом деле... - подумала женщина. - Не хотят и не надо. Заскочу в 'Елисеевский', там сегодня сырокопченую выбрасывали, авось повезет...'
  Когда экскурсовод ходко направилась в сторону улицы Горького, молодой человек обнял жену за плечи, и нежно поцеловал в висок.
  - В Большой? - спросила Полина.
  - В Большой! - подтвердил он, сорвав ромашку в цветнике у памятника.
  Сто шестидесяти тонный Карл Маркс на трибуне из серого гранита грозно смотрел им вслед.
  
  ****
  
  Росс закончил рассказ и поднял бокал, сопровождая его тостом:
  - За русский балет и его прекрасных танцовщиц!
  - И я хочу испытывать глубокое чувство, вечную любовь... - восторженно сказал я, оглядывая притихшую компанию.
  - Несмотря на хэппи-энд этой истории, герой всё же создал балерину подобной себе, увы, по-другому не бывает, - сказал Росс.
  - Быть вампиром? - спросил меня Золтан.
  - Я... не... хотя, да! - уверенно заявил я. - Если быть с любимой означает стать вампиром, то я готов.
  - Ты заблуждаешься, - тихо произнесла, доселе молчавшая Гвен. - Никто из нас не пожелает тебе подобной участи.
  Я понял, что произошел прорыв, и что произнеси подобную речь годом ранее, то в тот же час остался бы без компании, но теперь мы не просто пара вампиров и прибившийся к ним чудак - мы близкие.
  - Твоя подруга...
  - Любимая, - поправил я Росса.
  - Ну пусть так. Для неё время течет по-другому: ты решил, что пары месяцев достаточно для проверки чувств, а она лишь позавтракала тобой. Это я к примеру.
  - Она не такая. Мне есть с чем сравнивать, - ответил я, бросив косой взгляд на Гвен.
  - Ты о Розалине?
  - О ком? - прищурив желтые глаза спросила Гвендолин.
  - Не знаю имени той, кем еще недавно грезил наш Ромео, и по всему выходит, что жестокосердая всего лишь прихоть. 'Былая страсть поглощена могилой - страсть новая её наследства ждет, и та померкла пред Джульеттой милой...'
  - Я помню пьесу.
  - Никогда не понимал этих любовных терзаний, - вставил Тодор, - но страсть придает крови необыкновенный вкус. Химия.
  - Вот трезвый взгляд вампира, - подытожил Росс.
  - Париж стоит мессы, - не сдался я, повторив слова короля-гугенота.
  'Кровавый' дизайн вампирского клуба 'Гемоглобин' придал моим словам смысл. Кто я? Человек. Кто рядом со мной? Вампиры. Почему я в их логове, а не в милом сердцу пьяницы и пахнущем бургерами 'Локо'? Вот и ответ: моё место по эту сторону, и я по праву займу его.
  
  Весна 2051
  
  Скоротечную Нью-Йоркскую зиму я провёл под мостом. Именно провёл, а не прожил, несмотря на устроенную для меня нору и еженощные бдения под несмолкающие крики разборок и звука монорельса. Росс пришел, когда в воздухе запахло весной, по-особенному, не так как в космополисе... Здесь, среди бетонных строений и отбросов, весна объявилась ароматом талого снега и оживающей флорой залива. А может его принес он в складках своего шикарного пальто.
  - О том, что ты здесь, мне подсказали ребята из 'Локо', - сказал Росс, подавая мне руку для приветствия. Ладонь была затянута в перчатку.
  - Им-то о чём печалиться?
  - Казалось бы... но они переживают за тебя, бросил работу, бродяжничаешь... Выглядишь, как мертвец на собственных похоронах, если честно.
  - Мимикрия. Было бы смешно обитать двадцатипятилетним здоровяком среди стариков, умирающих обычной смертью.
  - Ты уже пробовал жить без кода, - напомнил он, брезгливо принюхиваясь. - Тогда ты признал свою ошибку.
  - Проехали...
  - Ну, показывай своё жилище, - сменил тему Росс.
  Я обвел рукой бетонные стены, прикрытые постерами старых фильмов, и указал на старое, продавленное кресло, когда-то служившее седалищем для большого босса. Даже будучи ветхим, кресло чужеродно смотрелось среди разбросанных останков дизайнерских уродцев, снесенных сюда моими соседями-бродягами.
  - Мой офис, - пафосно произнес я. - Прошу простить беспорядок, вчера была очередная облава, накануне нашли труп, весна...
  - Смотрю, сие событие в порядке вещей?
  - О, да. Искателей много, кто-то находит смерть. Для местных это рутина.
  - Хм, и где ты спишь?
  - У Лизхен, когда нет клиентов.
  - Клиентов? Вот это любовь.
  - Скинь свой белый фрак - ты не лучше меня, также смотришь, как Гвен занимается любовью ради порции крови. Надо же Лизхен чем-то питаться, я не могу дать достаточно.
  - В голову не могло прийти такое, мы обшарили половину Нью-Йорка, но...если бы я знал, где ты подцепил эту девчонку!
  - Что, запретил бы?
  - Ты обескровлен! Воздух здесь пропитан смертью, так пахнет гангрена, я ненавижу этот запах со времен Крымской войны.
  - Я не звал тебя.
  Росс опустил голову, словно я сильно обидел его, мне странно было видеть подобное поведение вампира, ведь равнодушие визитная карточка кровососа.
  - Гвен просила привести тебя домой, - тихо сказал он.
  - И вы сжалитесь надо мной? - выдал я последний запас иронии.
  - Боже мой! Всего-то надо зайти в Контактер! - разозлился Росс.
  - Проклятый обменник как шулерская рулетка, никогда не выпадет выигрышная партия! Нет. Проваливай. Я болен... Скоро уйду...Меня зовут призраки... Знаешь, что они забирают души бродяг после их гибели?
  На ответ я в общем-то и не надеялся. Но тут произошло то, чего я не ожидал... Может на моего друга подействовала аура проклятого места, а может, израсходовав лимит терпения, вампир просто выпустил пар, но я вдруг почувствовал себя песчинкой в вихре песчаной бури. Стало темно, по-настоящему страшно, меня затрясло, словно в приступе эпилепсии и сквозь разрывающий мозг звук, в миг заложивший мои уши, я разобрал: 'Не мешай, Лизхен' и 'Прости, Зиг'.
  
   Чтобы освободить друга из руин загубленной жизни, Россу пришлось немного придушить меня, припугнуть Лизхен и соседей-бродяг, отчего-то бросившихся на помощь. Как куль с требухой, он вскинул бесчувственное тело на плечо и вынес меня в город. Гвен ждала нас дома.
  - Он в порядке? - беспокойно спросила она.
  - Более чем, - ответил Росс, занося меня в квартиру. - Ему не помешало бы искупаться...
  - Раздевай его, я подготовлю ванну.
  Я окончательно пришел в себя, когда меня начали растирать жесткой мочалкой.
  - Уу... - промычал я недовольно.
  - Терпи, казак, - после странной фразы Росс еще сильнее начал намыливать меня, - запаршивел-то как. Еще немного и грязь просто стала бы отваливаться кусками. Неужели Лизхен нравился такой аромат?
  Вскоре я стал похож на новенький четвертак. Росс подал мне полотенце, когда к нам постучалась Гвен.
  - Мне нужен его контакт-пароль, - сказала она.
  - Милая, - вздохнул вампир, - видимо, ты принимаешь меня за слепого, когда я смотрю сквозь пальцы. Ему нужна ты.
  
  Я так часто представлял себе этот момент, но и подумать не мог, что он превратится в сюр. Напряжение висело в воздухе, у меня пересохло во рту, бешено бился пульс, словно мои вены почувствовали опасность. Фигура Росса, стоявшего у двери, превратилась в статую, ни один из нас не покинул бы это помещение без вреда для жизни.
  Прохладные пальцы Гвен дотронулись до моих век, но я дернул головой, и она не стала настаивать. Вампирша закинула волосы на спину, и я смог сполна насладится видом её прекрасных грудей. Она была создана для полотен художников эпохи Возрождения - гармоничное строение, мраморная кожа, плавные изгибы тела. Я слишком истово реагировал на неё и уже был готов к нашему соитию, когда понял сквозь глухие удары крови в моём мозгу: сейчас!
  Я уже пробовал её сладкий укус, но вместе с погружением в любимое тело это было ни с чем не сравнительное наслаждение. Я стал сосредоточен, стараясь не упустить и сохранить в памяти каждое движение, каждый вздох, каждую секунду нашего единства. Подаренный мне код молодости уже начал свою работу, я становился прежним Зигги, молодым и здоровым ньюйоркцем, готовым прожить еще добрую полусотню лет. Но это было преждевременное чувство эйфории от сбывшейся мечты, ведь вместо обнаженной Гвен уже Росс вгрызался в мою шею.
  - Ты убьешь его! - вскрикнула застигнутая врасплох вампирша, на её лице всё еще высыхали следы моей крови.
  - Иначе он убьет себя сам. Я избавляю его от навязчивой идеи.
  Мне было всё равно, я был готов к смерти. И я был благодарен моему другу, что ушел из жизни в такой прекрасный момент: познав любимую женщину... Человек умер. Да здравствует бессмертный вампир.
  
  - Что будем делать? Мы же не бросим его?
  - Конечно нет. Я не оставлю его выживать в одиночку, как поступил мой создатель, - спокойно ответил Росс. - Уедем в Россию. Там легче всего зарегистрировать нового вампира.
  - Почему не Англия?
  - Первая мысль была о ней... Но нет, это слишком тривиально: спрятаться в Лондоне. Может быть потом...
  - Москва в этом случае предпочтительнее, - с иронией произнесла Гвен. - Упоительное Перово!
  - Обожаю твой сарказм, - улыбнулся вампир, обнимая подругу. - Мы уедем в замечательный город, он изящен, как Венеция и помпезен, как Пальмира. Там белые ночи и мы будем гулять на набережных вдыхая свежий ветер Балтики. Санкт-Петербург, дорогая, это не Перово.
  
  Вот и конец моей истории... Здесь завершается повествование о жизни человека по имени Зигфрид Блюм, и начинается вечность для новорожденного вампира. Что ж, друзья мои, Петербург стоит укуса. Нас ждут великие дела!
  
  
  
  Москва 2015
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"