|
|
||
стерженёк
_____________________________
Николай Сергеевич не любил, когда его отвлекали от раздумий. Что может быть хуже для ученого, когда прекрасно выстроенная, логически отточенная и скрупулезно отлаженная им цепочка рассуждений, ровный ход мысли, отметание ненужных ходов, всё то, из чего потом рождается Истина, могут быть разрушены в один миг. Развалены одной единственной помехой.
Незнакомец появился из зарослей сирени внезапно. В мятой замызганной футболке болотного цвета, рваных грязных джинсах, но босой. Сильно сутулый, почти горбатый. Лицо продолговатое, лошадиное какое-то. По разумению Николая Сергеевича, такой типаж всегда присущ англичанкам. На голове - сильно отросший "ёжик", скорее напоминающий теперь "дикобраза". Руки, лоб, щеки сплошь покрыты свежими царапинами. Как этакий голубчик пробрался на территорию дачи, окруженной высоким глухим забором?
Странный незнакомец издал радостное восклицание, схватил опешившего Николая Сергеевича за руку, с жаром потряс ее и дребезжащим тенорком произнес:
- Николай Сергеевич, ради Бога, извините меня за грубое вторжение! Но помочь мне в силах только вы. Вы можете сделать это прямо в своей лаборатории. Хромолуррин!
Николай Сергеевич высвободил руку из грязной пятерни незнакомца и удивленно посмотрел на него:
- Х-хромолуррин? Что это?
Незнакомец захлопал глазами, сник и пожал плечами:
- Как, а разве... - начал было он, но запнулся. Голос его стал не то растерянным, не огорченным. - Неужели слишком рано? Неужели мне сказали неправду? Ай, как не повезло. Даже не верится, что я так ошибся. Какой сейчас год?
- Д-две тысячи пятнадцатый, - холодно ответил Николай Сергеевич, с возрастающей настороженностью взирая на поникший "дикобраз". - Третье мая, воскресенье, двенадцать часов пятьдесят минут по московскому времени.
- Ага! - незнакомец чуть не подпрыгнул от радости и даже хлопнул в ладоши. - Значит две тысячи пятнадцатый? Так хромолуррин у вас уже есть!
- Откуда вам известно про него? Он получен лишь пару месяцев назад и о его существовании знаю лишь я и мой п-помощник Лурин. Это слишком бросовый композит, чтобы немедленно поведать о нем всему свету. А об этом названии я только подумываю. Так откуда? Вы знакомы с Альбертом Луриным?
Николай Сергеевич был теперь скорее некоторым образом озадачен. Если поначалу ему очень хотелось убраться подальше от чуднуго типа и позвонить в охрану или милицию, то теперь это чувство в нем ослабло. Он еще секунду-другую глядел в осветившееся радостью глаза человека с лошадиным лицом, затем кивнул:
- Хорошо. Идёмте, продолжим разговор в б-беседке.
Николай Сергеевич решительно, ни разу не обернувшись, направился по дорожке в глубь сада. Странный незнакомец, чуть ли не пританцовывая, бормоча что-то невнятное, следовал за ним.
Там, за десятком высаженных в стройный ряд вишен, уже обсыпанных белыми бутончиками и готовыми со дня на день вспыхнуть белым пожаром цветов, светилась пустота. Здесь был провал, деревья оказались высажены по самому краю обрывистого берега реки, крутому и неприступному. Слышались всплеск и весёлые возгласы смельчаков, осмелившихся уже в первые майские деньки открыть купальный сезон.
Под деревьями была выстроена небольшая круглая, с остроконечной крышей, беседка, выкрашенная в приятный салатовый цвет. В ней поставлен столик на одной ножке, по сторонам от него буквой П - три лавочки. Из беседки было видно, как внизу, под обрывом, поблескивала речная рябь воды, а дальше уходил в даль противоположный пологий берег, застроенный дачными коттеджами.
Николай Сергеевич указал незнакомцу на одну лавочку и сам уселся напротив, навалившись грудью на столик.
- М-минутку, - проговорил он, доставая из подсумка на ремне телефон. - Маша? Я в беседке. Готовлюсь выслушать одну весьма неординарную личность. Не знаю. Он такой в старых джинсах и жуткой маечке. Знаешь, лицом на английскую аристократку п-похож. Ты понимаешь, что я имею в виду.
Незнакомец коротко хохотнул при последних словах Николая Сергеевича, словно ему рассказали веселую шутку.
- Да, пускай Витя идет сюда, - Николай Сергеевич положил телефон перед собой и хмуро поглядел на дикобразного человека. - Я вас слушаю. Т-только коротко и внятно.
Человек энергично закивал головой:
- Конечно, я постараюсь только самое главное. Видите ли, Николай Сергеевич...
- Может вы представитесь для начала? - перебил его хозяин дачи.
- А, ну да, ну да... Я - Вадим. И, понимаете ли...
- Отчество, надеюсь, у вас имеется?
- Да, конечно! Разумеется! - человек с лошадиным лицом вскочил и с поклоном головы представился: - Вадим Петрович Лошаков, младший научный сотрудник нижегородского института нанотехнологий.
- Ло-ша-ков? - по слогам переспросил его Николай Сергеевич. - П-подходящая фамилия. Итак, Вадим Петрович, садитесь и излагайте. Правда, о таком институте я в первый раз слышу.
Лошаков опустился на скамью, пригладил свой "дикобраз" на голове, и вдруг лицо его расплылось в довольной улыбке.
- Николай Сергеевич, вы даже не представляете, как я рад, что разговариваю с самим академиком Хромовым!
- Что за глупость? Какой я вам академик? - Николай Сергеевич поморщился. - Выныриваете из кустов, как грабитель. Ведете себя дурак дураком. Теперь по-идиотски пытаетесь льстить. Сделали из новоиспеченного д-доктора академика.
- Ну да, ну да... - Лошаков извинительно приподнял руки. - Понятно, что это еще рано, это потом... Не буду начинать издалека, скажу сразу и напрямик.
И Лошаков торжественно отчеканил:
- Николай Сергеевич, я - из будущего!
Хромов почему-то совсем не изумился, он просто скрестил руки на груди и откинулся на борт беседки.
- Вот как? П-прекрасно. Значит, вы прилетели из будущего сюда, к нам, чтобы поглядеть на меня? Польщен.
- Да нет, что вы! - Лошаков хихикнул. - Совершенно случайно вышло, поверьте мне. Просто так получилось, небольшая поломка - стерженек ослаб. И мне чрезвычайно, фантастически повезло, что это оказался две тысячи пятнадцатый год!
На тропинке, ведущей среди зарослей сирени к беседке, показался парень лет двадцати, широкий в плечах, с большими крепкими кулаками. Он быстро приблизился, заглянул в беседку и, перекатив языком жвачку от одной щеке к другой, произнес басом:
- Привет, пап! Что-нибудь надо? - и уставился на Вадима Петровича Лошакова пристальным взглядом.
- П-познакомьтесь. Мой младший сын Виктор. Виктор, это господин Лошаков, ученый работник из Нижнего Новгорода.
Вадим Петрович приподнялся, опять склонил голову в поклоне и даже шаркнул ножкой. В ответ Хромов-младший лишь слегка повел накаченными плечами и вопросительно повернулся к отцу.
- Ты погуляй пока там где-нибудь.
Виктор повернулся и неспешно зашагал в глубину сада.
- Какой он у вас добрый молодец! - Лошаков пригладил свои длинные волосы, совсем одичавшие от кивков головы. - На вас совсем не похож. Т.е. я хотел сказать, что сложение у вас разное, а вот лица...
- К делу! - приказал Сергей Николаевич.
- Ну да, ну да, постараюсь короче. Я родился в две тысячи сто тридцать втором году в Павловске, окончил с отличием гимназию, отучился в Бауманке, устроился в институт нанотехнологий, а потом взял и изобрел машину времени.
- Вот так вот устроились в институт эм-эн-эсом - и изобрели?
- Представьте себе - да! - радостно вскричал Лошаков, хлопнув себя по коленям. - В две тысячи сто пятьдесят девятом, всего год назад. Ох, простите! По моему времени всего год назад, а по вашему это будет... О, черт! Никак не соображу от волнения. Ну да это не важно, как там от вашего времени.
- К-конечно, это не столь важно, - согласился Николай Сергеевич, подавляя в себе раздражение. - Изобрели вы машину времени и подумали: а не махнуть ли вам в две тысячи пятнадцатый год, в Подмосковье?
- Ну да нет же! - Лошаков фыркнул и опять хлопнул себя по коленям. - Я же вам уже сказал, что это просто стечение неблагополучных обстоятельств, сложившихся в конце концов столь благополучно для меня. Сначала я отправился всего на год назад. Я в пятьдесят восьмом году был на стажировке в Китае и пропустил свадьбу у друга. Вот и поглядел ее - издалека, чтобы меня не увидели знакомые. Я же в Китае.
- П-понятно. Интересно. И что же дальше?
- Затем я рискнул: поехал на Дон и отправился сразу на восемьсот лет в прошлое, в одна тысяча восьмидесятый год - побывать в Куликовскую битве.
- Н-надеюсь, сторонним наблюдателем?
- Ну да, а как же иначе? - Лошаков не уловил или не обратил внимание на прозвучавшую в вопросе Хромова иронию. - Вы даже представить себе не можете - это в миллион раз интереснее любого кино!
- Я п-понимаю.
- Да ничего вы не понимаете! Дмитрий Донской - я видел его!! - Лошаков весь подался вперед и глаза его широко раскрылись от восторга. - Видел, как вас сейчас, прямо перед собой. Потом мимо меня пронесся Боброк со своим запасным полком.
- Оставим исторические подробности.
- Хорошо, оставим. Все закончилось благополучно, я спокойно возвратился в свое время. Всё это ужасно понравилось мне, затянуло, заглотило. Главное, правильно подобрать костюм, чтобы не выделятся на фоне исторической эпохи.. Я побывал на закладке Санкт-Петербурга, слышал голос Петра Первого. Я был на Сенатской площади, видел всю трагедию декабристов от начала до конца. А еще я видел вживую Пушкина, Чехова, Блока, Пастернака, Апунина!
- Апунина я тоже видел. Вживую. Ничего интересного.
- Да? А, ну да, ну да, вы же его современник. А для меня он - великий постсоветский классик, нобелевский лауреат. Свое детище, грандиозную эпопею "Самурайский излом" он начнет писать только в две тысячи восемнадцатом году. Величайшая по силе мысли и философии книга - судьба России от первых дней 20 века до самого конца Второй мировой войны.
- Вадим Петрович, я сейчас окликну Виктора и мы п-пойдем домой. Только без вас.
- Да подождите вы! - досадливо прикрикнул на хозяина дачи Лошаков, взмахнул рукой, словно отгоняя изрядно надоевшую назойливую муху. - Сейчас я уже закончу. Я так был рад, что видел живого Апунина, так рад, что мне даже удалось немного поговорить с ним! Я подхватил машину времени, быстренько настроил ее и отправился к себе обратно в две тысячи сто шестидесятый год. Но я не поглядел на хромолуррин! Проклятый стерженек!
Кусты раздвинулись и из них выглянуло лицо Виктора.
Лошаков сидел съежившись, закрыв лицо ладонями, плечи его судорожно дергались. Сергей Николаевич сделал знак сыну и тот опять скрылся в зарослях. Майский мягкий ветерок шелестел листвой сада. Звонко тинькал зяблик, ему вторили разноголосицей бесшабашные воробьи. Внизу, за провалом, по реке промчалась моторная лодка.
Хромов молчал. Лицо его не выражало ровным счетом ничего: ни волнения, ни удивления, ни озабоченности. Он сидел, прислонившись к бортику беседки, положив на него левую руку, а правой пощипывал свою аккуратно подстриженную русую бородку и смотрел на согнутую спину странного собеседника.
Лошаков еще повсхлипывал минуту-другую, распрямился и, отведя глаза в сторону от Хромова, устыдившись проявленной слабости, тихо произнес:
- Это было всего пять часов назад. Я очень испугался, очень! Ну да, один, в прошлом, без документов, без денег. Поверьте, это страшно, очень-очень! Но я тогда сдержался, я взял себя в руки, не занюнил, вот как сейчас, не в пал в истерику. Я думал, думал, думал. И додумался-таки! Вы меня извините, что вот сейчас не сдержался и сорвался. Запоздалая реакция: увидел вас, обрадовался появившейся надежде, расслабился и не удержался.
- Очень хорошо, что вы опять взяли себя в руки, - Сергей Николаевич тяжело вздохнул. - Господин Лошаков, Вадим Петрович, давайте к делу. Оставьте эмоции. П-при чем здесь я?
Лошаков достал из кармана скомканный, невообразимо грязный носовой платок и шумно высморкался в него. Потом зачем-то внимательно осмотрел его, вновь комком сунул его обратно и более спокойно продолжил:
- Хорошо, кратко. Меня выкинуло из временного континиума абсолютно голым, только машина времени осталась при мне. Не удивлюсь, если мои ветровка, кроссовки и прочая одежда свалятся неожиданно на голову Александру Македонскому или прямо на стартовый стол какого-нибудь звездолета лет через восемьсот. Рядом оказалась свалка, на ней мне удалось найти вот эту рвань, выхватив ее из под носа какого-то бродяги, но затем пришлось удирать от него во все лопатки. Оделся, спросил у первого встречного, какой сегодня год. Две тысячи пятнадцатый. Озарение в один миг: значит, будущий академии Николай Сергеевич Хромов уже получил в своей лаборатории первые образцы хромолуррина.
Эта наноструктура служит проводником в моей машине времени или катализатором, я сам толком еще не изучил процесс. Во время моего последнего перемещения прижимной стерженёк сдвинулся, ослаб и пластина из хромолуррина выскочила из аппарата. Так я очутился не в своем сто шестидесятом году, а в вашем пятнадцатом. Значит, первая задача моя состояла в том, чтобы достать хромолуррин, у вас достать; вторая - не попасть в милицию.
Первая задача для меня была более выполнима, чем другая. Вы ведь не знаете, Николай Сергеевич, а ведь из этой вашей дачи в середине 22 века сделают музей академика Хромова, и в этом музее однажды побывает студент университета имени Баумана Вадик Лошаков. Я помог одному шоферу разгрузить его фуру у магазина - думал деньжат немного подзаработать - и узнал, что он поедет мимо вашего поселка. Я уговорил его подвезти меня вместо платы, добрался до поселка, нашел эту дачу, но пойти сразу к вам постеснялся, решил сполоснуться в реке. Хорошо, что дача у вас крайняя, я ее обошел и начал искать спуск к реке, тут такая крутизна!. А вы знаете, Николай Сергеевич, у вас на той стороне, ну где боярышник растет, пролом в заборе имеется. Вы, наверно, и не догадываетесь. Я раздумал споласкиваться в реке, продрался через эти жуткие колючки и очутился у вас в саду и сразу же наткнулся на вас. Всё!
Лошаков гордо посмотрел на хозяина дачи, словно поведал ему сейчас Бог весть какие важные и сенсационные новости, от которых зависела жизнь всего человечества.
Николай Сергеевич, не проронив ни слова, поднялся и вышел из беседки. Он сладко потянулся, разминая затекшую спину, упер руки в бока и задрал голову вверх. Так он стоял долгое время, не то изучая кучевые облака в небе, не то любуясь ими, а может просто подставил лицо свое солнцу, давно перевалившему за полдень. Лошаков бочком тихонечко выбрался вслед за ним и тоже принялся рассматривать небо. Минута шла за минутой, молчание затягивалось.
- Смотрите, Николай Сергеевич, а ведь правда вот это облако похоже на бабу ягу в ступе? - наконец заговорил Лошаков, ткнув пальцем в небо. - Вон даже метла есть.
- А где сейчас ваша машина в-времени? - не отрицая и не подтверждая форму указанного облака, поинтересовался Николай Сергеевич.
- Тут, недалеко, у дырки в заборе, - Лошаков по-прежнему рассматривал найденную им бабу ягу.
- П-пойдемте, покажете, - решительно приказал Хромов.
Они молча зашагали по тропинке: Лошаков теперь впереди, а хозяин дачи несколько сзади. За ними вразвалочку шагал Хромов-младший, тиская в кулачище маленький резиновый мячик.
- Знаете, я никому не рассказывал о своем изобретении, - Лошаков то и дело оглядывался на Николая Сергеевича, не умолкая ни на секунду. - Поначалу сам хотел всё проверить и перепроверить. Потом, когда понял, что аппарат работает, вдруг подумал: представлю его миру, а что дальше будет? Если его сразу заграбастают в свои руки военные, то пиши пропало: всё тут же засекретят, наладят для своих целей. Сами понимаете, во что это может вылиться. А если дурак какой от науки начнет в прошлом творить добро направо и налево?
Но потом к этим доводам добавилось неожиданно одно чувство, глупое, мелочное. И представьте себе, какое. Ревность! Да, обычная ревность или зависть, как хотите. Вот кто еще в наше время может похвастаться тем, что Пушкин лично ему черкнул в тетрадь четверостишие? Никто, кроме меня. Я вам потом покажу пушкинский автограф. "Любезный странный незнакомец, откуда ты в сей дом пришел..."
Кто обладает десятком фотоснимков царя Петра Алексеевича, друга его Алексашки Меншикова и святейшего князя-папы Никиты Зотова на Всепьянейшем соборе? Я! Не смейтесь. Ну не смог я побороть в себе тщеславие это, не смог. Машина должна быть только моей!
Тропинка резко свернула в сторону речки, но Лошаков продолжал идти прямо, подминая босыми ступнями зелень травы и яркую желтизну одуванчиков, пока не подошел к глухому зеленому забору высотой более двух метров, вдоль которого были густо высажены кусты боярышника, барбариса и ирги.
- Где-то здесь, - Вадим Петрович начал оглядывать каждый куст.
Хромов остался позади него, скрестив руки на груди и скептически поджав губы.
- П-послушайте, Лошаков, то, что вы изобрели машину времени, это прекрасно. Только не надо мне начинать рассказывать о теории Гёделя, раскрывать все прелести теории струн. Они не п-противоречат учению Эйнштейна, но не более того. А если вы упомянете про филадельфийский проект "Радуга", я тут же уйду.
- Да что мне ваши теории! - досадливо повел сутулыми плечами Лошаков и полез за куст ирги. Одна из досок забора сдвинулась вбок. В образовавшийся узкий лаз ящеркой проскользнул Вадим Петрович. Хромов нагнулся к лазу, стараясь разглядеть, что происходит за колючей стеной кустарника по ту сторону забора.
- Па, что за чудик с тобой? - Виктор с любопытством смотрел на колючий боярышник. Тугой резиновый мячик он теперь перекатывал между ладонями.
- Как человек, исключенный с третьего курса МФТИ, ты должен знать, что в мире нашей физики никогда не может быть трех вещей: вечного двигателя, нуль-транспортации и машины в-времени, - Николай Сергеевич, разогнулся, охнул и принялся растирать себе поясницу. На него напал приступ красноречия и он продолжал. - Многие потеряли на изобретении этих вещей свой покой. А то и рассудок. Они убивали и убивают свое драгоценное время в б-бесплодных поисках этой физической Шамбалы. Они вкладывали и вкладывают все свои средства в невообразимое нам оборудование. Вся их жизнь держится на хрупком стержне фантазии. Если сломается этот стержень, ломается и их разум. Это романтики, верящие в сказку, живущие в сказке, делающие и из жизни сказку. Очень хочется, чтобы этот конек-горбунок оказался одним из таких горе-мечтателей, а не простым жуликом, к-который явился к нам с какими-то грязными целями. Только знаешь, сын, я бы запросто отдал свою будущую докторскую степень взамен возможности хоть одним глазком посмотреть на работающий вечный двигатель или действующую машину в-времени.
- Ну ты даешь, пап!
- К-кажется, он возвращается. Отойди вон туда. Не смущай его. Но следи за мной. Если я разведу руки вот так, звони в "ноль-три".
Виктор кивнул и послушно удалился. Николай Сергеевич уже отвернулся от него, силясь рассмотреть, что за аппарат тащит за собой эм-эн-эс из Нижнего Новгорода. Глаза его ожили, заискрились, лицо покинуло равнодушное выражение. Хромов весь подался вперед.
Шумно дыша, Лошаков приблизился к нему, украшенный новыми кровоточащими царапинами и большой прорехой сбоку на футболке. Пузырящиеся на коленях джинсы зеленели от подавленной травы. Никакого аппарата Лошаков с сбой не принес.
- Совсем забыл, где я ее припрятал. Долго по кустам лазил. Вот! - радостно возвестил он, протягивая руку Николаю Сергеевичу.
- Что - вот?
- Вот моя машина времени!
Лицо у Хромова вытянулось, сразу став похожим на вышеупомянутый овал лица английских дам. Вадим Петрович протягивал ему ремень. Самый обыкновенный ремень из черной кожи, не узкий и не широкий, с пряжкой и рядом отверстий. К ремню был прицеплен черный же подсумок, почти копия того, в котором носил телефон сам Хромов у себя на поясе, и несколько странных металлических деталек.
- Объясните, - сухо кинул единственное слово Николай Сергеевич.
- Да здесь все очень компактно и просто, обойдемся без особых технических терминов, - начал Лошаков, пользуясь пальцами правой руки как указкой, поясняя устройство своего аппарата. - Это - блок питания с микропроцессором, магнитом, темпоральным резонатором. Всё работает от обыкновенных батареек. Между прочим, те, которые установлены сейчас, были куплены мною почти в ваше время. Видите пульт управления? Очень похож на ваш сотовый телефон. Набираем кнопками дату, она отображается на дисплее. Нажимаем "ввод". Сейчас, конечно, ничего не происходит, машина сломана. Но компьютер уже сделал все необходимые расчеты: частота, сила тока, тип сигнала. Темпоральный резонатор, он запаян в этой герметической коробке с гелием, резонатор подает высокочастотный поток ти-энергии на магнит. Начинается генерация темпорального поля. На пряжку ремня, вот в этот паз, вставляется пластина из хромолуррина. Передвигая данный стерженек - он из самой обычной первосортной стали - мы плавно изменяем механическое давление на пластину. Делать это надо не торопясь. Как только пластина поменяет свой обычный графитно-черный цвет на светло-серый, мы замыкаем вот этот контакт.
- И?
- И оказываемся в желаемом времени.
- Господи, действительно, это так п-просто! В-великолепно! - Николай Сергеевич в восхищении развел руками..
- Да проще простого! - растянул свой рот до ушей польщенный изобретатель. - Но я создавал свой аппарат почти шесть лет методом проб и ошибок.
Если бы он не смотрел в этот миг влюблёнными глазами на ремень, он бы заметил, как две глубокие морщины прорезались над переносицей Николая Сергеевича и его разом погрустневшие глаза.
- Замечательно, - ласково произнес Хромов, беря изобретателя первой на Земле машины времени за локоть. - Всё гениальное должно быть п-просто.
- На да, ну да! И вы заметили? Практически никаких энергетических затрат. Пара пальчиковых батареек - и порядок. Их объема хватает на несколько переходов, и не важно, на какой отрезок времени вы перемещаетесь.
- Кончено, я это отметил. За-ме-ча-тель-но.
- Теперь вы обязательно должны дать мне немного хромолуррина, теперь уж я от вас не отстану. Буду преследовать вас днем и ночью, Николай Сергеевич.
- Давайте мы обсудим это дома, за чашкой чая. В самом деле. Мне абсолютно ясно, что теперь вы не оставите меня в покое, п-пока не получите этот композит.
...Когда спустя час во дворе дачи Хромовых утихли полные отчаяния вопли сумасшедшего изобретателя "Предатель! Предатель! Я же доверился вам!", которого волокли к машине с красным крестом, Николай Сергеевич вернулся в сад. Он подошел к тому месту, где в заборе был лаз. В руке он сжимал ненужный никому теперь ремень с подсумком, "первую на Земле машину времени".
- Б-бедняга дикобраз, - с грустью произнес Николай Сергеевич. - Конёк-горбунок. Еще одна жертва трех вещей, которых никогда не будет в нашей Вселенной. Так же, как никогда не будет академика Х-хромова.
Где-то над головой, в листве старого ясеня, зазвенел зяблик. На солнце накатилось облако, совсем не похожее на бабу ягу.
Доктор технических наук Николай Сергеевич Хромов размахнулся и далеко зашвырнул ремень за высокий забор.
***
Метель, начавшаяся еще в полдень, к ночи разбушевалась в полную силу, заметая улицы и проспекты Северной столицы России. Если днем от подножия Адмиралтейства уже нельзя было рассмотреть кораблик на шпиле, то теперь даже в нескольких шагах ничего нельзя было увидеть. Малочисленные фонари тоже не в силах были разогнать снежную мглу.
Ветер тоскливо завывал в подворотнях, почти сбивал с ног запоздавших прохожих, увязавших в толстом слое снега, покрывшем всё вокруг.
Никита тихонько вошел на цыпочках в спальню, склонился над спящим, тронул его за плечо. Тот встрепенулся и живо приподнялся на пуховой перине.
- Ну что случилось?
- Батюшка, визитёр к тебе. Постучался со двора, уж очень до тебя рвался. Мол, дело есть неотложное. Не понять, юродивый или немец какой. Уж очень чудну говорит. Так я его к тебе в кабинет провел.
Человек протер глаза, кряхтя поднялся с широкой постели, скинул с головы ночной колпак, оголив солидную плешь, обрамленную короткими седыми волосами. Накинул поверх ночной рубашки поданный Никитой халат. С трудом передвигая свое грузное тело на больных ногах, прошел в кабинет. Вслед за ним шагал Никита с зажженным канделябром в руках.
Навстречу им шагнул грязного вида мужик с всколоченной бородкой, в драном тулупчике и разбитых онучах. Нежданный полуночный гость схватил хозяина за руку, с жаром потряс её и хрипло произнес:
- М-михайло Васильевич, ради Бога извините за вторжение! Но п-помочь мне можете только вы. Вы м-можете сделать это в своей лаборатории. Стерженёк. Стерженёк из первосортной стали. С-сломался, подлец!