Опыт человеческой интроспекции: Ингмар Бергман "Земляничная поляна".
Бергман - это режиссер для старых людей.
(Алексей Герман, режиссер)
В "Земляничной поляне" (прокатное название: "SmultronstДllet"), снятой в 1957 году чувствуется глубокая рефлексия режиссера на тему проблемы этики жизни. Жизнь здесь не представлена как ценность, но как со-бытие. Этот фильм предлагает неспешный анализ коммуникации героев, который я называю опытом человеческой интроспекции. К 40-м годам 20 века как концепция дуализма, так и термин "интроспекция" в основном вышли из употребления в научной психологии, где возобладал бихевиоризм, отрицавший значение сознания. В действительности же отход современной экспериментальной психологии от дуализма привел к отказу лишь от термина "интроспекция", а не от самого метода. Последний в своем современном виде (не классическая интроспекция) используется, без соответствующего наименования, при самоотчетах пациентов в психиатрии и психоанализе, иногда при ассоциативных тестах (свободные ассоциации). Главный герой "Земляничной поляны", Исаак Борк, преклонных лет доктор, заслуженный профессор, в течение всего фильма существует во времени "от" и "после": в финале фильма ему присуждают почетную степень, награждают премией за достижения в области медицины.
На Бергмана, как и на сам персонаж - старика-доктора в шведской глубинке, около города Лунд, несомненно повлияло учение об индивидуальности как всеобщем дискурсе, а также идеи как экзистенциализма, особенно в версии коммуникации Ясперса, так и поздние идеи постпозитивизма; то есть налицо личность и общество эпохи постмодерна.
Герой полностью аннигилирует какие-либо душевные качества людей, отличных от его Я, любой Иной представляется ему как Дискурс, наполненный физиологическим смыслом, что, по большому счету, не дисгармонирует с его профессией. Однако, разрыв происходит в другом: попытка Исаака отстраниться, абстрагироваться от Иного ширмой естественно-научного цинизма играет с ним злую шутку. Уже в первые минуты фильма, зритель знакомится со сном Исаака, где он, во-первых, видит себя среди послевоенного города, а во-вторых, он исключен из Времени. Вспомним Ветхий Завет: Бог сотворил мир, когда не было времени, а Апокалипсис пророчествовал, что наступит день, когда, в конце света, времени опять не станет. "И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся живущим во веки веков, Который сотворил Небо и все, что на нем, Землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет" (Апокалипсис Иоанна Богослова, 10; 5-7).
Таким образом, Исаак оказывается в городе, где он видит уличные часы, но они не имеют стрелок. И с этой позиции он оказывается "брошенным" в Ничто, в "пустоту", "метафизику отсутствия", он - как и общий, абстрактный человек, - "пустой объект". Апокалиптично здесь выглядит встреча с Иным - Исаак видит похоронную процессию, которая теряет гроб вместе с телом покойника - Исааком. Он тянет живого Исаака к себе. Он зовет его в идеальное Бытие, в "бытие-к-смерти", как сказалбы Хайдеггер, где не будет излишней чувствительности, бесконечной рефлексии по поводу проблемного Дискурса общества.
Но Исаак просыпается, ему некогда - он торопится на церемонию вручения премии. Ради этого он ломает уже сложившуюся Структуру - отправляется самостоятельно на машине в Лунд, без экономки, с запасом времени. Структура изменена - происходит смена ролей, и Исаак, уже за рулем старинного авто, уже не тот циник, брюзга и мрачный старик. Исаак-уже-Другой - онсентиментальничает со своей невесткой, которая его ненавидит, размышляет по поводу своей молодости. Это и есть кульминация фильма, расшифровка названия "Земляничная поляна". Отсюда и начинается осознанный, в отличие от бессознательного в начале опыт человеческой интроспекции.
Исаак видит свою семью, перенесенную на много лет назад в беззаботные годы начала 20 века. Он вспоминает свою любовь - девушку Сару, двоюродную сестру, на которой он хотел жениться, собирающей землянику, и своего брата, домогающегося ею. Позже она предпочтет Исааку этого наглеца Зигфрида. Но винить себя Исаак Борк не намерен - обидевшись на женщин в целом, на Иное, он целиком уходит в учебу, в науку. "Что началось как борьба за существование, стало, в итоге, страстью к науке", - заявляет Исаак.
Но доктор Исаак ошибся в выборе своего пути: как раз в духе экзистенциализма, он несет на себе полностью груз ответственности: именно случайный брак, рождение сына и последующий развод, закабаливание своего сына (он вынужден выплачивать отцу долг), поломка Структуры сына (сын не хочет отцовства) - все это звенья одной цепи, которые с точки зрения иррационализма, просто "ошибкой" (в обыденном смысле) назвать нельзя.
Видя в своих снах собственную смерть и рефлексируя по этому поводу, Исаак вступает в "пограничные ситуации", начинается интеракция и коммуникация, некий синтез теории Хабермаса и Ясперса.
Интерактивный субъект - невестка Исаака, и вступающий в коммуникацию сам Исаак, а также несколько случайных попутчиков: два парня и девушка Сара, путешествующая автостопом и средних лет замужняя пара, вечно ссорящаяся и считающая себя идеальными, когда Дискурс Его дополняет и уравновешивает Дискурс Ее; вот вся эта компания осуществляет чудовищную по своему смыслу рефлексию по поводу как религиозных, так и морально-этических вопросов.
Исаак поначалу индифферентен их обществу, неся на себе печать "пассивного доктора-нигилиста", как нео-Базаров вместе в с Плюшкиным, Обломовым и Степаном Верховенским "в одном Я" не вмешивается в спор двух молодых людей о существовании Бога, почти что Ивана и Алексея Карамазовых, произнеся лишь речь о покровительстве сверхъестественного Иного, но не опровергая и не доказывая сущность Бога. Исаак представляется героем, ходящим по грани, не склоняясь ни в одну сторону, находясь "по ту сторону".
Бергман наказывает героя за такую маргинальность трижды: в доме матери он видит точно такие же часы без стрелок, как и во сне; его невестка рассказывает ему о сыне, который в точности повторяет своего отца во всем, как калька; и во втором сне Исаака - где он сначала подвергается экзаменовке своих знаний, а потом полностью деконструируется: выходит, что старый профессор некомпетентен в своей области знаний, что жена его никогда не любила его и изменяла ему, и что его удел - полное одиночество, что даже его экономка, проработав у него много-много лет, не перестанет называть его на "вы" или "профессор Борк".
Исаак одинок: он хотел одиночества как независимости от общества, но получилось, что общество независимо от него. "Наши отношения с людьми состоят обычно из обсуждения чужих поступков, характеров. В какой-то момент это стало для меня невыносимым, и я добровольно отказался от того, что называется общением. Это привело к тому, что я остался один, всю жизнь провел в трудах и счастлив этим".
Все помнят его прошлые заслуги, а современный Исаак, в "здесь-бытии", мало кого интересует. Исаак Борк психологически болен, он "деструктивен", непоследователен, но в последнем эпизоде фильма, Бергман все же дает шанс на выздоровление герою. Исаак прощает долг сыну, благословляет своих случайных попутчиков, получает любовь и уважение от своей невестки. Исаак снимает с себя напряженность одиночества.
Итак, фильм - это кризис поколений, вызванный "копированием" архетипов "отца" "сыновьями", "переоценка всех ценностей" в русле "разрушительного", "дионисического" нигилизма (по Ницше), девальвирование значимости конституирующей Структуры - Семьи, но и удачный опыт человеческой интроспекции - Исаак стал на путь выздоровления.
Сара Исаака в начале века выбирала мужа "по любви", ее сознание не было "фрагментированным"; Сара 70-х годов, общества потребления, выбирает уже партнера по моральным и эстетическим критериям: "У будущего священника красивый торс, но в отличие от атеиста ему мало будут платить за труд". Она - маргинал, она не может определиться в симпатизировании взглядам ни того, ни другого, и как альтернативу снятия напряжения выбирает "папашу Исаака", то есть она выбирает Ничто.
В кризисе пребывает как Исаак, как и его сын, так и Сара, и невестка Исаака. Человек по типу сына Исаака Борка и Сары - это уже пост-человек, человек, у которого по определению, не может быть будущего, так и вообще никакой модальности. Неслучайно мать Борка собиралась подарить часы без стрелок сыну Исаака.
Исчерпание политкорректности постмодернизма приводит к тому, что маска служит не для скрытия лица, а для его более полного проявления. "Абсолютная вненаходимость становится абсолютной вовлеченностью ("участностью"), маргинальность - центром смыслообразования" (Г. Л. Тульчинский). Об этом и предупреждает нас Бергман, выводя целую галерею образов человека в "Земляничной поляне".
Под эпохой постмодерна я понимаю хронологический период от написания работы "Бытие и время" М. Хайдеггером и приходом Гитлера к власти и окончанием Холодной Войны в 1992 году и смертью Ж. Делеза. - Прим. автора
Само по себе термин "постмодерн" предполагает полное снятие напряженности дистинкций: Добра и Зла, Истины и Лжи, Красивого и Безобразного и так далее. Отсюда непосредственно следует концепт маргинальности и тотальной амбивалентности.