Аннотация: От лица женщины, которая вместе с подругами несла плоды натурального хозяйства куда-то в конец коридора, откололся нос...
- Фр-р! - тонкая стрелка парализатора профурчала в воздухе, разбилась о стену.
От лица женщины, которая вместе с подругами несла плоды натурального хозяйства куда-то в конец коридора, откололся нос. На лицах других героев "Битвы за Урожай" - именно так назвали когда-то настенную живопись, украшавшую подвальный коридор хозяйственного корпуса, - это событие не вызвало новых эмоций. Они по прежнему радостно волокли снопы, корзины, мешки, здоровенные кувшины, трупы каких-то давно вымерших животных к закатному Солнцу, которое проваливалось за горизонт в самом конце картины, но упорно продолжало цепляться тонкими лучиками-руками за окружающую реальность.
Отколовшийся нос был первым серьезным повреждением древнего шедевра. Когда парализаторы только начинали запускать в производство, продуценты рвали накидки на своих впалых грудях, убеждая, что сверхпрочный карбид - идеальный материал для стрелок. Но обратной стороной твердости является повышенная хрупкость, поэтому на старой штукатурке подвального коридора после множества попаданий оставались только царапины. Кроме последней, оказавшейся, похоже, той соломинкой, что сломала спину известного верблюда...
- Как его достать?! - Одноногий рявкнул, не оборачиваясь и не ожидая ответа, просто, чтобы выплеснуть злобу. Он стоял, прижимаясь к стене у самого угла, за которым начинался поворот на кухню. Дальше было метров десять пустого коридора, дверь, залы для приготовления пищи. И програмный узел с выходом на внутреннюю сеть.
Но между двумя людьми и Центром неудаляемой занозой торчал серв, которого заалармированная система превратила в охранный механизм, один из тех немногих, что уцелели после бойни в камере хранения. Вооруженный парализатором, в других условиях он был бы препятствием, через которое перешагивают, не замечая на пути к цели. Но когда из всей брони на тебе только рубашка, а самое тяжелое оружие - антикварный "калаш", даже такой вот страж, переформированный из кухонной обслуги, может прочно запереть дорогу.
Уже несколько долгих минут они торчали в коридоре, и чувствовали, как утекает время. Серв торчал где-то за поворотом, прятался за толстой дверной плахой, и с каждой секундой укорачивал их жизни. Если бы токсин давал хоть несколько секунд на то, чтобы прицелиться, чтобы успеть продырявить эту модифицированную тварь!
Фыркнула еще одна стрелка, на штукатурке появилась новая царапина. Одноногий вытер потный лоб, злобно глянул на ободранное панно.
- Чтоб у него там поясницу закоротило!
Все это время Сэм лихорадочно рылся в памяти, пробуя вспомнить хоть что-то полезное для таких вот ситуаций. Ничего. Пусто.Ближайший контакт для входа в домашнюю сеть располагался на кухне, а перед ней торчал этот серв.
Первого стража, еще наверху, укоротили быстро. Он выскочил из комнаты, где занимался уборкой, и тут же нарвался на очередь в живот. Другой вылез из погасшего камина, когда они шли сквозь анфиладу комнат второго этажа. Сэм почувствовал слабое движение воздуха, вовремя крикнул - Одноногий всадил пулю прямо в измазанную сажей голову. Потом было пусто до самого подвала, и вот...
Одноногий сунул за угол ствол автомата, бабахнул короткую очередь. Потом дернул оружие назад, повернул оскаленное бешенством лицо:
- Слышь, это точно все патроны? Может, еще где завалялись? Остался только рожок!
- Кабы знать, где упасть... - пробормотал Сэм. - Я отсюда уходил всего на день, а вернулся через три года! Нету больше!
- Зар-р-раза!
Еще одна стрелка отколола кусок штукатурки, и нарисованный на ней крестьянин, несущий жертвенный хлеб в далекий храм Урожая, стал беднее на половину снопа . Сэм хлопнул напарника по плечу:
- Не трать патроны. Все равно у него запас больше!
- Сколько у нас осталось времени?
Сэм протянул руку - в голубоватом овале запястного хроно-тату рядом с цифрой десять пульсировали уменьшающиеся цифры: 38, 37, 36...
- А дальше?
- Дальше система сделает запрос в центральный узел, и сюда придут гридни.
- В смысле - челоеды?
- Угу.
Одноногий зарычал в бессильной злости, пнул стену тяжелым ботинком. Штукатурка не выдержала мощного удара, пошла трещинами, от стены отслоился здоровенный кусок, упал на потертый ковер. Сэм наклонился, машинально смахнул мусор за край дорожки, замер, когда почувствовал под рукой толстый ворс, помолчал, боясь спугнуть забрезжившую надежду. Потом готовое решение бабахнуло в голове, как шоковая граната, и от счастья он едва не захлебнулся воздухом. Разинув рот в улыбке от уха до уха, Сэм глянул в спину разъяренного напарника, с медленно выпустил запястные ножи.
Одноногий услышал шорох, обернулся на звук, дернулся испуганно, когда увидел безумное лицо Сэма.
- Ты чего?! - ствол автомата уставился прямо в его переносицу. - Прямо щас обезболиваться начал?
- Дурни, - улыбнулся Сэм ясной улыбкой дегенерата. - Какие ж мы с тобой дурни...
Он опустил руку, подцепил ножом ковер, с видимым усилием потянул на себя - распоротая полоса вывернулась комком спутанных ниток. Отрезав кусок покрытия, он бросил кусок Одноногому:
- Ты знаешь, из чего эту хрень делали?
Напарник поймал брошенное, смял его вруках, понюхал зачем-то, недовольно сморщился:
- Шерсть с какой-то синтетикой?
- Именно, что с какой-то! - Сэм кинулся лихорадочно вспарывать полотнище. - Это же "карлон-15", он на оперативные доспехи идет! У нас до самой Салаватской Резни пехота в таких тегиляях ходила! Потом, правда, на брони дощатые перешли - в них по болотам шастать удобнее. Блин, сколько народу там потопили...
Он выкрутил безымянный палец на правой кисти, выдвинул жало портативной горелки, несколькими движениями сварил полосы упругого покрытия.
- Понял?
Восстановив работоспособность правой руки, он ловко обмотался получившейся лентой вокруг тела, крутнулся вокруг своей оси:
- Ну как?
Одноногий озадаченно почесал голову:
- Я когда еще пацаном в Центральном парке с "чертями" жил, попал на гнездо этих, как их... шершней - у нас тройка из патруля не вернулась. То, что от разведки осталось, очень похоже было обмотано дрянью шершеневой, когда мы на коконы наткнулись. А руки ты зачем спрятал - стрелять чем будешь?
- Я не буду стрелять, - улыбнулся Сэм. - Я буду твоей павезой.
- Чего???
- Щитом твоим буду, говорю, - закрою своим телом, пока ты будешь дырявить серва!
Одноногий критически оглядел намотанные на тело лохмотья:
- Хочешь сказать, что стрелки этого не пробьют?
- Навылет не пробьют, а больше и не надо. Антидот приму заранее, чтобы не сдохнуть, и всех делов. Лицо только мне закрой, чтоб глаза не вытекли, если что.
Напарник хмыкнул, подхватил длинную полосу ковра, начал обматывать ее вокруг головы. В ноздрях Сэма зачесалось от пыли, вонь старой органики длинной иглой вбилась чуть не в мозг , пришлось выпустить биофильтры, чтобы не задохнуться в доморощенном коконе. Потом Одноногий толкнул в плечо ослепшего напарника:
- А как ориентироваться-то будешь?
- Ты - поводырь, - буркнул Сэм сквозь сомкнутые губы, чтобы не наесться пыли. - Коли давай.
Одноногий завозился у правого бока, предплечье обожгло холодом, вверх по синапсам покатилось жжение и почти нестерпимое желание почесаться. Ганглии неприятно запульсировали, под кожей зашевелились горячие червячки, а под опущенными веками начало разгораться красноватое свечение. Сэм покачнулся, осторожно, чтобы не потерять равновесие и не свалиться, мелко-мелко засеменил вправо, разворачивая тело так, чтобы под обстрел взбесившегося урода попала спина.
Страшно хотелось чихнуть - похоже, в старых коврах набралось пыли чересчур много даже для биофильтров. А может, это разгулялся дыхательный центр - не было ни времени, ни желания думать о такой ерунде, когда в черепной коробке, подстегнутые лошадиной дозой стимуляторов, зашевелились мозговые извилины. Сэм хихикнул от щекотки, почувствовал, как темя начинает выпячивать цветок сахасрары, решил скрестить ноги, чтобы замкнуть нижние центры, и помочь цветку быстрее созреть.
А потом грудную клетку пронзил навылет толстый колючий штырь, здоровенный шипастый стержень, разорвавший правое легкое невыносимой болью. Сэм распахнул рот, и тут же подавился криком, потому что еще один такой же штырь пробил живот. И правую руку. И правое бедро. И печень. И...
Возле головы бабахнуло так, что в ушах зазвенело. Сэм зацепился ногой о ногу, качнулся, пытаясь удержать равновесие, но тесные путы связали тело, и он растянулся во весь рост, выбив от удара воздух из легких. Рявкнул что-то неразборчивое знакомый голос, в голове лопнул горячий пузырь, покатился бодрящей дрожью вниз по телу, от ганглия к ганглию пробивая дорогу командным импульсам.
Сэм пришел в себя, услышал, как Одноногий что-то орет неподалеку, понял, что путь свободен, и начал торопливо разматываться из музейных тряпок. Когда покровы спали, оказалось, что рот полон пыли и привкуса старой резины, а на теле беглый осмотр и прощупывание обнаружили шесть крупных желваков - следы от иголок парализатора.
Перешагнув через остатки древнего ковра, Сэм двинулся по следам Одноногого. Левое полотно старой дубовой двери пули "калаша" разнесли в щепы, куски правой, что еще висели на косяке, забрызгала черная кровь недочеловека. Само изуродованное тело лежало тут же, все еще сжимая в руке бесполезную трубу. Неподалеку лежало еще два трупа кухонных рабочих, с разделочными ножами в руках - программа кинула их в бой с тем, что подвернулось под руку.
По выработавшейся на Зоне привычке, Сэм проверил тела, убедился, что они окончательно мертвы, хмыкнул про себя - Зона учила экономить все, особенно боеприпасы: на каждого из кухонных сервов Одноногий сжег только два патрона. Кровь растеклась большой черной лужей, воздух разил ацетоном, в голове мелькнуло, что замывать грязь придется долго, потом вспомнилось, что это уже не свой дом, и под ложечкой застыл холодный твердый комок.
Сэм вздохнул, обвел взглядом ставшие чужими стены, отправился дальше, в кладовую, где последние верные дому слуги организовали еще одну линию сопротивления. Трое сервов, пользуясь несколькими минутами, что подарил им страж дверей, пытались соорудить баррикаду из того, что оказалось под рукой - ящиков с консервами, банок с маслом, каких-то тюков и пакетов. Трупы защитников лежали прямо на них, рядом с замороженными тушами, которые они повытаскивали из холодильника. К счастью, парализаторов у них не было, и Одноногий расстрелял слуг, как на тренировке. Сэм глянул на их лица, не узнал ни одного, потом спиной ощутил волну холода, захлопнул двери морозильной камеры, прислушался. Впереди было тихо.
Он перебрался через недоделанную баррикаду, чихнул - здесь тоже в воздухе сгущался запах ацетона, - направился к следующим дверям, когда впереди снова затарахтел автомат. Потом что-то неразборчивое крикнул Одноногий, ему ответил утробный рык, Алекс замер, похолодев от неприятного предчувствия, и увидел, как спиной вперед в холодильный зал вываливается Одноногий.
- ...вою мать! - он поскользнулся на пакете с лягушачьими ножками, перекатился через мешки с крупой, и заметил Сэма.
- Глянь! - он протянул то, что осталось от "калаша" - неведомая сила смахнула изрядный кусок ствола. - Я в него почти весь рожок всадил, а ему хоть бы что! Скачет, как попрыгун!
Потом дверь сверху вниз перечеркнула ослепительная полоса, верхняя половина с грохотом упала на консервную кучу, а в дверном проеме появилась черно-красная фигура. Одноногий всхлипнул от ужаса, метнулся к выходу так резво, что обернулся только у самого порога - Сэм остался там, где стоял, напряженный, чуть ссутулившийся, с выпущенными из запястий ножами. Монстр, который казался неуязвимым, остановился, вытаращил глаза на Сэма - Одноногий увидел наконец, что это невысокий лысый мужик, весь разрисованный какими-то чудищами. Он протянул вперед руку, в которой держал длинную кривую саблю, скривился так, что глаза превратились в узенькие щелки, рявкнул что-то непонятное. Сэм дернулся, как от удара по лицу, вытаращился на цветного прыгуна, зашипел, стал быстро-быстро трясти ладонью, потом присел, указал на мужика пальцем, крикнул чужим гортанным голосом так громко, что невидимая сила толкнула Одноногого к стене. Разрисованный монстр сделал несколько шагов назад, потряс головой, злорадно ухмыльнулся, а потом ухватил себя за полоску непонятного орнамента на горле, и потянул с такой силой, что сквозь пальцы потекла кровь. Он заскрипел зубами, напрягся, - Одноногий даже со своего места увидел, как взбугрились мускулы, - что-то громко дзынькнуло, так, как лопается натянутый провод, шмат разрисованной кожи остался в руках мужика, и монстр швырнул окровавленные лохмотья в лицо Сэму.
Тот отмахнулся от ненужного подарка, улыбнулся так широко, что стала видна батарея ослепительно белых зубов, сделал маленький шажок назад.
- Одноногий! - рявкнул он во все горло.
- Здесь! - Одноногий судорожно вздохнул, почувствовал, как в животе собирается ледяная тяжесть, поднял искалеченный автомат и приготовился умирать.
Сэм отшагнул еще чуть-чуть, развел руки с лезвиями, словно приглашая раскрашенного прыгуна кинуться ему в объятия, повернул голову к выходу, все так же следя глазами за противником:
- К нам не приближайся! Если что, удирай отсюда куда глаза глядят. А еще лучше - застрелись сразу, чтоб не мучиться!
- Спасибо, я лучше подожду, - пробормотал под нос Одноногий. - Мне всегда говорили, что надо верить в хорошее...
Осторожно, чтобы не поскользнуться на разбросанном мусоре, он подобрался к двери, присел на корточки у расстрелянного косяка, готовый сделать ноги в любую минуту. Двое противников в центре зала по прежнему стояли неподвижно.
Потом разукрашенный татуировками - Одноногий понял, наконец, что означают эти странные неподвижные рисунки на теле - пожал плечами, взялся за саблю обеими руками, медленно поднял ее над головой. Сэм улыбнулся, вытянул к нему левую руку с лезвием, правую отвел назад, сказал что-то негромко. Мужик зашипел, выстрелил набором непонятных звуков, шагнул вперед. Сэм перенес вес тела на переднюю ногу, подался к противнику.
- Ррра!! - вдруг рявкнул тот, бросился вперед, и оба человека взорвались вихрем размазанных движений. Одноногий дернулся от неожиданности, протер глаза в обалдении - они опять стояли метрах в трех друг от друга, только у Сэма вместо левого клинка торчал обрубок, а раскрашенный мужик пытался свести края разреза, который прошел ему поперек живота. Кровь медленно просочилась между пальцами, закапала на пол, но он стоял, все так же упрямо глядя вперед. Потом ноги подкосились, мужик рухнул на колени, брякнул саблей об пол.
- Одноногий, - в голосе Сэма появилась непонятная грусть. - Ты цел?
- А что мне станется? - он поднялся, ухватил поудобнее "калаш". - Целый, конечно.
- Иди в разделочный зал, там возле печей панель управления, отключи тревогу и жди меня.
- А ты?
- За мной еще один старый должок...
Одноногий далекой дугой обошел поединщиков, исчез за дверью, и Алекс тяжело вздохнул:
- Как ты, Ичи?
Самурай поднял голову, растянул губы в улыбке:
- Прекрасный разрез. Я чувствую, как освобождается моя хара, Алекс-кун. Ты готов исполнить свой долг?
- Да, сенсей.
Он скользнул к сидящему на коленях человеку, поднял катану, стал сзади.
- Скажи, когда будешь готов. А кто снял с тебя блокировку, не откроешь перед смертью?
Японец вывернул голову, глянул ему в глаза, закашлялся смехом, сплюнул на пол кровь:
- Новой Японии - десять тысяч лет! Банзай!
- Хы!!!
На запрещенные слова руки отреагировали автоматически, еще до того, как разум успел осознать странность фразы, - моно-клинок, почти не встречая сопротивления, прошел сквозь позвоночник преступника, его артерии и хрящи, взлетел дугой вверх, стряхивая кровавые капли. Голова скатилась к коленям, обезглавленное тело дернулось в последнем спазме, повалилось вперед, оросило пол брызнувшей кровью.
Сэм вздохнул, отшвырнул оскверненное оружие, глянул на царящий вокруг хаос, хрустнул раздавленным пакетом, пошел узнать, почему молчит Одноногий.
Вход в разделочный зал перегораживал опрокинутый стеллаж с кастрюлями и какими-то горшками. Сэм перебрался через наваленную кучу известных только кухонной программе штуковин, увидел на стене пулевые выбоины, хмыкнул, прикинув, как Одноногий испугался первого в своей жизни "кромешника". Судя по дыркам очередей и следам катаны Ичи, сцена здесь разыгралась веселая - один мерцал, разгоняясь в боевой режим, а другой палил в белый свет, как в копеечку. К счастью, Одноногий не стал дожидаться полной трансформации, и вовремя дал деру, иначе лежал бы он сейчас тут, нашинкованный в сашими...
Потом ноздри ощутили странно знакомый запах, - что-то очень привычное, и одновременно неприятно-постыдное из прошлой жизни, Сэм замер, попытался сконцентрироваться на ощущениях, но тут рядом брякнуло железо и стало слышно, что кого-то душат. Сэм выдвинул оставшийся целым клинок, метнулся на звук, прыгая через кастрюли и коробки, выскочил на простор и чуть не упал от неожиданности - в боковой нише, рядом с какими-то ящиками, Одноногий мучительно блевал себе на ноги, упираясь руками в щербатую после автоматных выстрелов стену.
Кислая вонь недопереваренного "кокона" и желудочного сока заставила сморщиться и задержать дыхание на те несколько мгновений, пока ложноножки биофильтра плотным пучком не вылезут из носа.
- Ты чего мусоришь - сожрал что-то?
Одноногий согнулся в очередном спазме, выдавил еще одну порцию желчи, повернул залитое слезами лицо, попробовал что-то сказать, но снова наклонился к ботинкам.
- Да что с тобой такое? Под "рвотную палочку" попал?!
Одноногий махнул рукой куда-то в сторону, успел просипеть, пока новая судорога не свела диафрагму:
- Там... возле печей...
Сэм повернул голову, вслушался в окружающее пространство, осторожно двинулся на звук кухонного автомата. Когда за поворотом стены открылся мясной зал, и на стерильно-голубой стене показался терминал кухонного интерфейса, Сэм непроизвольно сглотнул, и понял, что заставило всеядный желудок Одноногого вывернуться наизнанку - на длинных разделочных столах, слепо глядя в молочные зрачки потолочных люменов, окруженные любовно подготовленными овощами, лежали два выпотрошенных человеческих тела - он, своей собственной персоной, и Одноногий. Вскрытые от горла до лобкового симфиза, с распахнутыми, как станицы старой книги, ребрами и тщательно очищенной от запекшейся крови брюшной ямой, они вытянулись во весь рост, уже подготовленные к фаршировке и запеканию. Сэм подошел ближе, глянул на аккуратно уложенные на противень потроха, вспомнил, что за запах ему припомнился на входе - смрад недавно выпущенных человеческих внутренностей, - протянул руку, и медленно закрыл себе, лежащему, глаза.
Потом он увидел обвившийся вокруг шеи кусок веселенького голубого шнура, увидел триангуляционную борозду, и задохнулся от ярости, поняв, наконец, что произошло в его доме. Алекс протянул внезапно задрожавшую руку, вытащил у себя мертвого яблоко изо рта, глянул на его блестящий восковым налетом бок, сдавил так, что сквозь пальцы с хрустом потекла раздавленная мякоть. А потом слезы потекли из глаз - он не умел плакать, и делал это последний раз очень давно, еще в далеком детстве, но теперь, когда все пошло крахом из-за единственной маленькой ошибки, тоска и отчаяние так сильно скрутили душу, что слезы брызнули, как сок из раздавленного яблока.
- С-с-сука!!! - мякоть полезла между пальцами, закапала на буты, защекотала ноздри радостным фруктовым ароматом. - С-с-сука!!!
- Это, Сэм... - в зал, шаркая по-стариковски подошвами, вошел немного пришедший в себя Одноногий. - Что за жуть здесь творится-то?
Одним длинным движением Алекс скользнул к Одноногому через разделявшие их метры, ухватил за кадык пальцами правой руки, большой палец левой воткнул в плечевой сустав, и с болезненным наслаждением увидел, как мучительная боль искажает лицо дикаря с Зоны.
- Ты!! - гаркнул Алекс всей мощью модифицированной глотки прямо в ненавистную морду. - Мразь!!!
От акустического удара лицо Одноногого на пару мгновений пошло рябью - нервные окончания захлебнулись мощью внешних раздражителей, и по мышцам пробежала волна сокращений, - потом его глаза начали закатываться под лоб, челюсть отвисла, и Одноногий собрался потерять сознание.
Алекс расслабил захват на горле, чтобы удовольствие не закончилось чересчур быстро, взбодрил обмякшее тело несколькими болезненными тычками по нерным сплетениям, ухватил за шиворот, и потащил к разделочному столу.
- Ты!!! - боль и ярость душили и жгли так, что для слов места не осталось. - Смотри!!
Одноногий в ужасе вытянул руки перед собой, пытаясь оттолкнуться от выпотрошенного тела, но взбешенный Алекс был сильнее. Он сбил руки, и что есть сил хрястнул Одноногого мордой о гранит стола.
- Перед собой ты видишь разделочный стол, - начал почти шипя Алекс, изо всех сил удерживая рвущийся наружу бешеный рык, - на нем кухонная служба готовит еду для хозяев дома. Этот зал называют мясным. Знаешь почему?
Он повернул к себе окровавленное лицо, глянул в белые от ужаса глаза, надавил дикарю на нерв под скулой, и застонал от восторга, зная, какую чудовищную боль это давление вызывает.
- Потому что здесь разделывают мясо, мерзкая тварь!!! А мясо бывает двух типов: дикое, и клонированное! И старый "Боярский" обычай приказывает угощать долгожданного гостя лучшим, что есть в доме, потому что гласит завет: "Ибо нет любви большей, чем отдать тело своё для други своя!!!" И поэтому от начала веков мы, бояре, делимся с дорогими гостями самым ценным и дорогим - своим телом!
- А еще один завет учит нас: "Если тебе плюнули в протянутую руку, отрежь губы, которые это сделали".
Он повернул голову полуобморочного дикаря так, чтобы видеть в его расширенных от ужаса глазах свое перекошенное отражение, улыбнулся, чувствуя, как сводит губы предвкушение, срывающимся от ненависти голосом прошипел:
- Из-за тебя, червяк, я потерял свой дом и корпорацию. Я своими руками уничтожил все шансы вернуться к людям! Из-за тебя система начала сбоить - потому что я поверил твоим бредням, и стал убивать своих слуг! Я вел себя, как враг, и дом посчитал меня врагом - он не хотел меня убить, он только защищался!!!
Эмоции вырвались из-под контроля, Алекс начал бить головой дикаря в гранит разделочного стола, стараясь разможжить ненавистное лицо, но модифицированный скелет раннера и модифицированные ткани лишь пружинили под ударами, тут же, на глазах, заживляя ушибы и разрывы кожи. Алекс рассвирепел, запыхался от неудобных усилий, и все закончилось так, как и следовало ожидать - тело себя мертвого под воздействием толчков постепенно съехало к краю, и тяжело упало на пол. Алекс взвизгнул, от ярости на бесплодность попыток причинить хоть какой-то вред недочеловеку, перехватил его за шею, попытался свернуть голову, но титан позвонков не поддавался, сверхпрочные сухожилия надежно удерживали череп в границах безопасных углов поворота.
Полузадушенный Одноногий хрипел, дергался, пытался вырваться из захвата, закатывал глаза, то и дело проваливаясь в обморок, но системы жизнеобеспечения, совсем недавно, всего лишь пару часов назад, модернизированные по личному приказу Алекса, выбрасывали в кровь гормоны, антитела, энзимы, и всю ту проклятую химию, которая удерживает хрупкое человеческое тело на грани жизни и смерти, не давая окончательно уничтожить ходячую двуногую мразь.
А потом измученный усилиями разум Алекса осенило - электрический ток! Он отпустил захват, приложился от души в нужный позвонок упирающегося противника - ровно столько, чтобы парализовать на пару мгновений движение сигналов по нервным синапсам, - поволок его к настенному щиту, где на древнем, как сами стены замка, жидкокристаллическом пульте мигала ярко-красная точка тревоги, ухватился за скобы крепления защитного кожуха...
И выронил тяжелое тело, когда осознал, что происходит. Тревога! Алекс окинул взглядом схему домашних коммуникаций, похолодел, когда увидел, что сбой программы произошел в комнате Инги, отшвырнул дикаря, и бросился к выходу, наверх, чтобы успеть еще до того, как анималькули начнут расползаться из регенерационного ложа.
По пути он еще успел удивиться, что система предупреждения выключилась сама, без его вмешательства, но время торопило, и странность эту Алекс отбросил до лучших времен, когда станет возможно усесться, и подумать о будущем.
Он одним махом пробежал подвал, выскочил из хозяйственного бункера, и по плитам внутреннего дворика - теперь можно было не бояться ловушек, - метнулся к главному корпусу, где светилось одно-единственное окно.
Не дожидаясь, пока двери распахнутся до конца, он проскользнул в открывающийся проем, бросился вверх по главной лестнице, оставляя на парадном, цветов Корпоративного герба, ковре грязные следы своих потрепанных мокасин. Третий этаж - отец его по непонятной привычке всегда считал вторым, первый наземный называя "партером", - приблизился со скоростью бегущих изо всех сил ног, распахнулся навстречу большим холлом, в котором когда-то было так удобно сидеть, дожидаясь, пока Инга с помощью небольшого в общем-то набора косметики закончит загадочный процесс превращения любимой, но знакомой женщины в ослепительную и чужую красавицу.
Коридор к ее комнате вел направо, и чтобы не поскользнуться на ковровой дорожке, Алекс взял ближе к стене, почти цепляясь плечом за неровности штукатурки. Угол закрывал обзор, голова была занята совсем другим, и когда перед Алексом вдруг появился чужой силуэт, тело среагировало автоматически - сократилась надзапястная мышца, уцелевший нож выскользнул из чехла, рука прыгнула вперед-вверх, а корпус немедленно ушел в сторону, чтобы не перекрывать собой линию огня напарника-бинома.
Грудная клетка незнакомца с хрустом поддалась клинку, Алекс увидел совсем близко перекошенное от боли собственное лицо, понял вдруг, что убил себя самого, повел головой вдоль коридора, и увидел еще одного себя - в каких-то ремнях, намотанных на голое тело, с трубой парализатора в руках. Потом торец парализатора вспыхнул сине-фиолетовым светом, голова взорвалась обжигающей болью, чудовищной силы нервный импульс оторвал ее от тела, зафутболил прямо под потолок, который распахнулся навстречу клубами ревущего пламени, жадно вгрызся в лицо, заревел в ушах трубным гласом судного дня:
- Очнись!!!
Липкие от слез веки неохотно открыли глазам окружающий мир, а когда головокружение ослабло, и зрачки сфокусировались на окружающем пространстве, он увидел прямо перед собой бескрайнюю ворсистую поверхность, которая слабо шевелилась от его дыхания, и понял, что видит с очень близкого расстояния живо-шкуру, которая выстилала пол в комнате Инги. Потом перед глазами появилась босая стопа человека - исцарапанная, с толстой мозолистой кожей на подошве, следами не до конца заживших ожогов, а такие же изувеченные тяжелой жизнью пальцы ухватили его, Алекса, челюсть, и ловко вывернули голову так, что стало видно происходящее в комнате.
Какой-то человек, в служебной хламиде верхнего начального звена, возился у ложа Инги, там, где провода сплетались в единый управляющий ганглий. Возле его ног копошились анималькули, выпавшие из студенистого бруса регенерационной постели, что-то попискивало внутри ганглия, звякало и натужно сипело, но человек не обращал внимания на звуки, а продолжал ожесточенно дергать плечами, как это делают люди, которые не привыкли работать с виртуальным интерфейсом.
Потом он выпрямился, облегченно вздохнул, вытер пот со лба, и развернулся. Алекс почувствовал, как внутренности - от мочевого пузыря и до самой диафрагмы - стягивает ледяная колючая рукавица ужаса, скорчился от невыносимой боли, и вырвал желчью прямо на живо-шкуру.
- Привет-привет, Ал, - оскалился в улыбке Вован, - я знал, что ты меня сразу узнаешь.
Он энергично почесал затылок, по-птичьи дернул головой, метнулся до окна, зачем-то выглянул наружу, подмигнул заговорщицки:
- Я ее специально открыл, чтобы старый друг знал, куда бежать. И ведь правда я не ошибся? Правда?
Потом он так же резво просеменил к лежащему у дверей человеку, присел перед самым лицом, едва не влезая ботинками в наблеванную лужицу (ворса на живо-ковре уже начала вздуваться, торопливо поглощая инородный белок) , наклонился и заглянул в глаза:
- А я ведь тебя ждал, Алекс-Умник, точно-точно ждал... Все эти годы ждал - один единственный в Совете. Совсем-совсем один, никто не хотел верить, что ты вернешься - даже твоя сссука!!!
Он яростно взвизгнул, подпрыгнул неожиданно легко для своего пухлого тельца, и начал пинать парализованное тело.
- С-с-с-сука! С-с-с-сука! С-с-сука! Я тебе еще тогда говорил - она с-с-сука!!! С-с-сука!
Алекс чувствовал, как его парализованное тело вздрагивает под мощными ударами, но далекая физическая боль, заглушенная форсированным выбросом анальгетиков, была ничем перед тем животным ужасом, который охватил душу при виде старого, и самого искреннего врага. От диких пинков по корпусу голова болталась, как мячик на веревочке, перед глазами скакали потолок, живо-шкура, ложе, покрасневший от ярости Вован, потом вестибулярка не выдержала, в животе опять вспыхнул огонь, диафрагму стянуло, и очередная порция желчи выплеснулась на живой ворс.
Вовчик отпрыгнул с резвостью газели - он с детства испытывал животное отвращение к чужим физиологическим выделениям, - глубоко и долго выдохнул, совершенно спокойно отвернулся от человека, которого только что яростно пинал, подошел к студенистому паралелепипеду ложа, уставился на что-то, видное только ему.
- И не надейся, что я тебе позволю встать перед Советом, совсем-совсем не надейся - бросил он совершенно спокойно через плечо. - Ты ведь предатель у нас, не забыл еще за три года-то? Не забыл? Подними его!
Снова перед глазами появились босые ноги, потом голые руки взяли Сэма за одежду, рванули вверх, и он увидел перед собой еще одного себя.
- Скажи привет брату.
- Привет, - бесцветным голосом произнес клон, прислоняя одеревеневшее тело к стене.
- Не так надо говорить, мразь!!! - только что копавшийся в механизме, Вован опять взорвался бешенством, подскочил к Алексу-слуге, свалил его мощным ударом с ног, начал пинать его изо всех сил. Тот скорчился, пробуя закрыться руками от ударов, но эти жалкие попытки только раззадорили Вовчика, и он стал прыгать на рабе, как на тренировочном мешке. Сэм просил все силы на свете, чтобы те позволили хотя бы закрыть глаза, но парализованные веки по прежнему заставляли видеть, как развлекается бывший однокашник, и, одновременно, самый опасный человек в Корпорации.
Когда лицо клона превратилось в кровавую кашу, а по полу разлетелись выбитые зубы, радостно хэкающий при каждом ударе Вовчик неожиданно поскользнулся на чем-то, и со всего маху грянулся на пятую точку. Несколько мгновений он сидел на заднице, хлопая раскрытым ртом, как выброшенная на берег рыба, потом поднялся медленно, потер ушибленное место, посмотрел на изувеченного клона - Алекс словно бы перестал для него существовать, - бросил:
- Встать!
Клон зашевелился, с хрипом втянул воздух сквозь разбитые губы, с трудом поднялся, замер, покачиваясь, - видно было, как его тело сотрясает крупная дрожь.
- Вытяни руку.
Безжизненным, механическим движением тот вытянул перед собой руку, Вован подошел ближе, закрыл собой происходящее. Теперь Алекс мог видеть только лицо клона - свое лицо в зеркальном отражении, - и прислушиваться к тому, что происходит. Раздался громкий хруст, клон захрипел, его лицо исказилось от боли, и на ковер упал окровавленный палец. Ворсинки радостно зашевелились, пошли бугриться волнами, вытягиваясь вверх, жадно ловя капающую из покалеченной руки кровь.
- Видал, как надо дрессировать животных? - Вован обернулся, глянул расширенными, как у заряженного по самую черепную крышку "погранца" зрачками, улыбнулся масляно. - И ты тоже таким станешь, - станешь-станешь, дай только срок...
Он опять занялся клоном, Алекс услышал негромкое шипение ацетиленовой горелки и увидел, как побелевший от чудовищной боли клон затрясся от спазмов, до сих пор не произнеся ни слова. Завоняло горелым мясом, у клона задрожали колени, по лицу потекли крупные капли пота вперемешку со слезами.
Потом Вован, похоже, насладился чужой болью, горелка погасла, изуродованному клону было позволено упасть на колени и прижать искалеченную руку к груди. Сам же хозяин вновь подошел к Алексу, ласково потрепал его по одеревеневшему лицу:
- У меня было много времени подумать, Алекс. Много-много времени - целых три года. Санитары, знаешь, "Горгону" искали до-о-олго, целых три скафа звери у них сожгли, ага. Искали-искали, железо нашли, экипажа остатки, а твоего мяса - нет. И тогда Совет решил, что ты кончился целиком, потому что в точку концентрации попал. Хотели тебя склонировать - все по уставу, ты помнишь, - но вдруг случайно-случайно появилось дело твоего Института, и старые идиоты решили тебя наказать: десять лет смерти без права апелляции. Я пробовал продавить двадцать пять, но тогда мои позиции в Совете были еще не очень сильны...
- А вот теперь все по другому - Вован опять начал заводиться, и его небрежные хлопки стали набирать силу. Голова под ударами замоталась из стороны в сторону, физиономия заклятого врага стала прыгать в глазах то влево, то вправо, и бредовая невозможность случившегося неожиданно рассмешила Алекса. О чем угодно можно было думать, планируя возврат, но только не о том, что сейчас произошло. И ради вот этого он выживал три года у дикарей???
Смех, не имея возможности выйти наружу, начал разрывать внутренности, и тогда Алекс вдруг почувствовал, как одеревеневшие губы чуть-чуть вздрогнули, а правый уголок рта дрогнул в ухмылке, буквально на пару миллиметров изменив положение парализованных мышц.
Резкий звонок отвлек Вована, он бросил любимое развлечение, повернулся к синтелиновому блоку - что-то странное происходило с системой жизнеобеспечения, анималькули в самой толще питательной среды темнели, выталкивались наружу бесформенными комками, падали на ковер, и живо-ворс шевелился с почти ощущаемой радостью, чуя обилие инородной органики, которую надо будет переработать.
- Что за... - Вован бросился к ганглию, поскользнулся на особенно большом комке биоплазмы, чуть не упал лицом прямо в студенистую массу, взвизгнул от ярости. Алекс обеспокоенно следил за его действиями, поняв, что начинается какой-то сбой в системе.
Сиреневое сияние спейс-борды опять размыло очертания проводов, трубок, манипуляторов, превратило Вована, залезшего туда с головой, в раскоряченную фигуру, по движению ягодиц которой можно было достаточно точно определить, как идут дела с регулировкой. Дела шли хреново. Вован то напрягал задницу, то начинал ею вихлять, то мелко топотал на месте, сражаясь с непослушным интерфейсом. Потом система взвыла тревожно, яростно замигала огоньками дисплеев, и Вован опять показался целиком - только на сей раз пота на лбу оказалось больше.
Он задрал голову вверх, зашевелил губами по старой привычке, сунул руку в хламиду, уже не обращая на тревожные сигналы приборов. Вытащенный из глубин одежды предмет оказался переносным словарем - Алекс пользовался очень похожим в старой жизни. Включенный холо-экран закрыл раздраженного Вовчика мутным облаком холо-поля, и парализованный Сэм решил воспользоваться моментом.
Процесс восстановления нервных связей, если он проводится в спид-режиме, всегда сопровождается разнообразными вазомоторными и вегетативными реакциями, поэтому возвращаться в рабочее состояние на глазах полубезумного от ненависти врага он не мог. Зато теперь, когда тот занялся глюками системы, а клон сосредоточился на боли в изувеченной руке, наступила пора сделать хоть что-то.
Вымывать токсин из отравленных клеток Алекс начал с периферии - из эпидермиса и подкожной клетчатки. Преодолевая пассивность нервных волокон, используя гормоны из желез второй аварийной системы (сколько боли и слез когда-то вызвала ее инсталляция!), он изменил ритм дыхания, и начал расширять капилляры, увеличивая количество свободных эритроцитов, а вместе с ними гемоглобина - главного переносчика кислорода.
Отчаянная работа начала приносить свои плоды - Алекс почувствовал, что уже может шевелить мизинцем левой руки, и вдоль всего предплечья начинают ползти мурашки, какие всегда бывают, когда "отсидишь" руку. Клон все еще придерживал его за плечо, но в обрубке пальца кровь свернулась, и не капала больше на пол. Только по неровному дыханию можно было узнать, что боль никуда не делась - оно было тяжелым, прерывистым, и ясно показывало, что раб сдерживается изо всех сил. Воистину, ужас сильнее даже такой муки. И почти такой же ужас выворачивал Алекса наизнанку - теперь он понял, что ожидает их с Ингой.
Вован продолжал ковыряться в ганглии, неумело, но настойчиво. Судя по тому, как начал темнеть блок, система включилась на расконсервацию, и теперь накачивала женское тело всем необходимым для выхода из гибернации.
- Первый раз я ее трахну прямо здесь, на твоих глазах, - буркнул Хрен Поролоновый неожиданно спокойно, и от этой равнодушной уверенности по спине Алекса поползли мурашки. - Сейчас вот вытащу это мясо, и трахну...
Неожиданно он рубанул кулаком по чем-то внутри системного блока, и повернул бешеное лицо:
- Да-да, прямо здесь и сейчас трахну, чтобы ты вместе со мной порадовался! Я давно к этому приготовился, глянь-ка!
Он рванул вверх подол своей хламиды, треснули разрываемые липучки, и пораженный Алекс увидел пониже лобка пучок толстых червей, розовых, как свежеободранное мясо. Они медленно копошились, словно бы живя своей собственной жизнью - каждый по отдельности, каждый сам себе хозяин. Вован опустил правую руку, нежно погладил их ладонью, и реагируя на возбуждение, они начали увеличиваться, толстея и удлинняясь на глазах.
- Здорово, правда? - он прикрыл глаза, медленно облизнулся, на лице стала расползаться похотливая улыбочка. - А лучше я вас обоих отдеру - положу тушки друг на друга, пока еще слабенькие, как котята, и отдеру. Точно-точно! Даже парализатором не буду пользоваться, чтоб кайфу больше было!
Он подошел ближе, уставился в глаза бешеным взглядом, погладил лицо кончиками пальцев, так нежно, как это может сделать лишь трепетный любовник, а потом резко, до хруста разрываемых тканей, рванул кожу на щеке.
- Я тебя разорву, как надувной шарик! - гаркнул он так, что зазвенело в ушах. - А твоя сука лопнет прямо под тобой! С-с-сука! С-с-сука!!!
Яростно, без замаха, он вдруг ударил стоявшего рядом клона, тот стукнулся головой о стену, ослабил захват, но удержался на ногах.
- Я столько лет ждал! Столько лет!
Потом он заткнулся, отвлеченный пришедшей в голову идеей, опять рястянул губы в улыбке, и зашептал, обдавая ухо горячим дыханием:
- И знаешь, что самое-самое замечательное в этом всем? Я буду вас пользовать абсолютно-абсолютно официально, ага. Ты ведь у нас предатель, не забыл? Чем ты там в Институте занимался, пока Совет спал?
- Х-х-хь... - вдруг выдавил из себя клон, все это время молча стоявший рядом. Из его груди вылезло радужное лезвие, он попытался схватиться за моно-клинок, уронил на пол отрезанные пальцы, и сполз на живо-ковер, брызгая кровью из распоротых артерий. Вслед за умирающим телом в дверь заглянул Одноногий с бешеным оскалом на не до конца восстановленном лице:
- С-с-сука С-с-эм! - выдохнул он звенящим от ненависти голосом, и шагнул в комнату. Обалдевший Вован от неожиданности прыгнул назад, и взгляд Одноногого остановился на нем. Новенькие, совершенно не пострадавшие от ударов о разделочный стол, керамические зубы блеснули в ухмылке, дикарь выдернул из тела меч, махнул ним в сторону замершего Вовчика:
- Ты с-следующий, ч-челоед!
Вовчик согнул колени, отшагнул еще чуть-чуть, удивленно склонил голову:
- Новый зверек? Откуда?
Одноногий перешагнул труп, и двинулся к нему, держа меч одной рукой на высоте бедра, так, как если бы это был просто длинный нож. Сэм увидел, до какой степени этот болван не умеет обращаться с моно-клинком, застонал про себя от отчаяния, и сжал кулаки. Потом он вдруг понял, что сделал, и надежда вспыхнула с новой силой - если руки уже слушаются, еще не все потеряно! Чтобы убить Одноногого, Вовчику придется ухлопать несколько секунд, а за это время организм придет в нормальное состояние!
Он прикрыл глаза, чтобы не отвлекаться, сконцентрировался на управлении кровообращением, с удвоенной силой погнал кровь через печень, чтобы скорее очиститься от токсина. Под правым ребром появилась ноющая боль, потом она распространилась на поясницу - отозвались почки, вынужденные работать с двойной нагрузкой, - но Сем продолжил насиловать свой организм, чтобы успеть прийти в себя еще до того, как Вован закончит развлекаться с Одноногим.
Хотя опущенные веки прекратили доступ визуальной информации, чтобы не отвлекать сознание лишними помехами, уши по прежнему ловили все, что происходит вокруг - тяжелое дыхание, невнятные вопли, сдавленный хрип, звон и треск разбиваемых вещей, резкое гудение статического поля. Сэм успел еще удивиться тому, как долго сопротивляется Одноногий высшему функционеру корпорации, но потом горячая волна очищения заполнила тело, в уши ударил ровный шум движения крови, и на несколько мгновений он выпал из мира.
Потом он вернулся - с упругими, сильными мышцами, быстрыми рефлексами, переполненный холодной, обжигающей яростью за прожитые только что минуты самого дикого ужаса в своей жизни. Сэм открыл глаза, выпустил оставшийся целым надзапястный нож, и обалдел от неожиданности - Одноногий еще жил!
Забава в кошку и мышку, которой виделась схватка таких разных по уровню бойцов, оказалась поединком почти равных противников. Одноногий, хотя и не имел опыта работы с таким специфическим оружием, как моно-клинок, орудовал им так резво, что Вовчик до сих пор не успел причинить ему никакого вреда, исключая пару царапин на шее да разрыв на комбинезоне.
Правда, этого нельзя было сказать о комнате - выглядела она так, словно в ней несколько суток гуляли дембеля-"прыгунцы". Легкая разведка, вся надежда уцелеть которой заключалась в маневре и скорости, всегда пользовалась мрачной славой "службы в один конец", и когда те счастливчики, что выжили полный цикл на фронтире, получали вольную, то пускались во все тяжкие. Им многое прощалось, но и они позволяли себе такое, что никогда не пришло бы в голову законопослушного гражданина.
Алекс несколько раз участвовал в замирении разбушевавшихся "прыгунцов", и то, что творилось в комнате, напоминало давно, казалось, забытые картины. Хаос и кавардак из разбросанных по полу вещей, вспоротый во многих местах живо-ковер, клочья которого, оказавшись на стенах и потолке, отчаянно пытались укорениться на новом месте, глубокие царапины от клинка Одноногого, следы бича Вована. Уцелела, как ни странно, только установка и ложе - к счастью для них обоих.
Сами же участники марлезонского балета (где-то и когда-то застряла в памяти Алекса эта странная фраза из далеких времен, связанная с интригами, завистью, постельными кувырканиями и многими слоями тяжелой вычурной одежды на немытом теле) сцепились в отчаянном захвате, который Ичи, погибший так недавно и так глупо, назвал бы "победа без победы".
Нейро-хлыст, любимое оружие Вовчика, свисал с его запястья, целый и неповрежденный, однако на руках Одноногого, там, где кожа проглядывала сквозь разорванный комбинезон, виднелись только слабые тонкие полоски, а не толстые багровые шрамы, какие оставляет захлестнувшееся в полное кольцо нервно-паралитическое оружие. Поэтому-то Одноногий и мог бороться с таким искушенным в гадостях поединщиком, как Вован - он все еще оставался хозяином своего тела.
Время от времени раскачивающаяся нить касалась обнаженной кожи, по напряженному телу пробегала судорога боли, сквозь сцепленные зубы Одноногого вырырвался короткий стон, глаза навалившегося сверху Вовчика загорались бешеной радостью - почти оргазмом, если бы это садистское наслаждение можно было бы так назвать, - но срабатывала свежая, заполненная только пару часов назад по самое не могу, система контр-контроля, и подстегнутый допингом Одноногий еще сильнее сжимал своего противника.
Алекс глянул на них еще раз, подумал, не воткнуть ли по старой памяти Вовчику нож в спину, однако яркое мельтешение сигнальных огоньков в сплетении контрольного ганглия заставило его сердце забиться тревожнее. Что-то непонятное происходило с системой, - похоже, вмешательство такого болвана, как Вовчик, нарушило тонкое равновесие нейро-физиологических систем дайвинг-блока. Синтелиновое ложе раз за разом мутнело, время от времени по его поверхности, еще пару часов назад зеркально гладкой, пробегали волны, анималькули то и дело отпадали большими и меньшими комками из общей массы, живо-ковер, а точнее его лохмотья, совсем обезумев после разбалансировки системы управления, пытался их переварить, вбивая псевдоподии в слизистые тельца омерзительных тварей, а тело жены, опутанное паутиной трубок, шлангов, проводов и квази-органических щупов, изгибалось в абсолютно неестественных позах, как буд-то высоко-технологическая дыба растягивала ее на потеху очередного Прокруста.
Нахмурившись, Алекс успел сделать лишь пару шагов к ганглию управления, когда в объятиях сладкой парочки произошел перелом. Надсадное сипение прервал Одноногий - он энергично фыркнул, крякнул совсем по-стариковски, захрипел, и вдруг Вовчик неожиданно тонко завизжал, затряс рукой, вокруг которой обернулся его же нейро-хлыст, и, посланный мощным толчком обоих ног молодого дикарского тела, полетел прямо в ганглий управления.
Бабахнуло так, что Алекс присел от неожиданности. Разряд закоротивших контактов выгнул Вовчика дугой, завоняло горелым мясом, сквозь сведенные судорогой зубы вырвался животный рык, хламида вспыхнула почти невидимым в свете люменов пламенем, и синтелиновое ложе начало прямо на глазах буреть, пряча Ингу от глаз людей.
Алекс бросился к системе, нечаянно задел спазмированное тело, отшатнулся, когда на мгновение чужая грубая сила дернула его мышцы разрядом тока, метнулся к трупу двойника, который все еще валялся на пороге. Одноногий приходил в себя, лежа на полу, и только проводил его глазами - видимо, сил не осталось даже на проклятие.
Вспоров кожаные обвязки, в которое Вован замотал своего раба, Алекс ухватил пару освободившихся ремней, снова подбежал к распятому на электрическом кресте Вовчику, набросил на его раскормленную шею импровизированную петлю, дернул изо всех сил. Ошеломленный разрядоми Вовчик бухнулся ему под ноги, как мешок с дерьмом, и Алекс, не теряя времени, тут же, у самого запястья, отхватил нейро-хлыст. Потом, сжав тонкое стрекало в ладони - руки заныли тягучей болью компенсационного удара, - он спеленал еще безопасного врага, оттащил его на пару шагов, и бросился к хаосу горящих проводов, надеясь хоть что-то успеть.
Его старания оказались напрасны - между разорванными контактами нервного узла пробегали ослепительно-белые "зайчики" короткого замыкания, огонь жадно лизал обугливавшуюся на глазах изоляцию, что-то трещало, брызгали искры, капал горящий пластик, и блок синтелина, в котором лежало такое родное тело, уже начинал дымиться, шибая в нос горелой органикой. Немногие уцелевшие после электрического удара анималькули отчаянно извивались, пытаясь выбраться из превратившегося в массовою могилу дайвинг-ложа, но защитная оболочка, схватившаяся непроницаемой скорлупой, так же эффективно не давала им вырваться наружу, как и не пускала внутрь отчаявшегося Алекса.
Он попытался пробить ее ножом, навалился всем телом, проколол ненавистную скорлупу, но тут сквозь разрез прямо ему в лицо полыхнуло пламя, и он отшатнулся, щурясь обожженными веками. Нога запнулась о какое-то препятствие, Алекс упал на спину, перекатился в темпе, вскочил, и задохнулся от мучительной боли, когда увидел, что ложе занялось целиком.
Под потолок повалил густой бурый дым, завоняло паленым мясом, осветительные люмены мигнули, и наконец-то сработала противопожарная защита - сверху повалились густые хлопья ослепительно белой пены, покрывая раскуроченный ганглий управления, горящее ложе с остатками Инги внутри, лохмотья живо-ковра и комья разлагающейся на глазах биомассы, которая еще минуты назад была живыми и здоровыми анималькулями.
- Ы-ы-ы-ы - завыл по-звериному Алекс. Его ноги подкосились, он рухнул на колени, замолотил кулаками по каменному полу, разбрасывая во все стороны пену . - Инга!!!!! И-и-инга-а-а!!!!
Потом он вскочил опять, бросился вперед, к бугрившемуся пенному завалу, начал яростно разгребать проклятый гаситель, чтобы добраться до ложа и вытащить оттуда жену. Чертова пена лезла в глаза, скользила под ногами, валилась на голову, забивала ноздри, и ее было так много, что обманчиво податливая масса в конце концов оттолкнула человека назад, к дверям, с равнодушной настойчивостью отделяя его от всей прошлой жизни, которая сконцентрировалась теперь в глыбе сгоревшей органики и почерневших от копоти железках.
Алекс откатился к выходу, поднялся на ноги, снова побрел вперед, в белый непроницаемый вал, уже поднявшийся почти до потолка и все напиравший вперед, заполняя все свободное пространство комнаты, перекрывая доступ кислорода к тому, что уже перестало гореть, и давно перестало жить. Алекс нырнул в эту массу, попытался еще раз протиснуться к совсем недалекому дайвинг-ложу, но руки связывало упругое сопротивление пены, ноги скользили по полу, под веками горело все сильнее, и начинало першить горло, в которое тоже попала эта противопожарная дрянь.
Задыхаясь и отплевывая пену, Алекс вывалился в коридор, вытолкнутый грязно-белой стеной, размазал ее остатки по лицу, увидел еще два таких же белых тела - одно сидело на корточках с каким-то огрызком в руке, а второе лежало на темнующем от влаги ковре, связанное по рукам и ногам. Ярость вспыхнула с новой силой, и Алекс бросился к нему. Человек увидел его лицо, завизжал по-поросячьи, попробовал уползти, но мешали путы.
- Вот ты-то мне и нужен, брат-боярин! - выдохнул Алекс в расширенные от ужаса глаза, взялся за уши, подтянул тело за голову к себе и почти нежно чмокнул в нос. - Вот ты-то мне сейчас и нужен!..
Он вскочил на ноги, осмотрелся по сторонам, и едва не подпрыгивая от нетерпения, потащил человека к следующим дверям, уже не оглядываясь на распахнутую дермантиновую дверь, из которой все еще валила пена.
- Не убивай меня! - заверещала тушка. - Меня нельзя убивать!
- Меня тоже нельзя было убивать, - бросил Алекс, задыхаясь от возбуждения, - но ты убил. Три года назад, помнишь, когда помог с командировкой за новыми образцами?
- Это не я! Не я-я - ..ак! - тело поперхнулось криком, со всего размаху брошенное на пол.
Это была мастерская. Давным-давно отец, решив воспитать молодого Алекса по заветам древних мудрецов, для развития его "мануальных навыков" (так называлось обычное умение скручивать и свинчивать разные забавные штучки из подручных материалов), приволок с работы полевой рем-набор, прямо с "первой линии". В тыл он попал достаточно случайно, вместе с поврежденными в очередном приграничном инциденте пехотными транспортами, забранный эвакуаторами вместе со всем остальным железом (кто там будет разбираться, что надо брать, а что не надо, когда земля горит, воздух воняет "малайским дождиком", а обгадившиеся от страха корпусные крысы начинают давить "перстами" квадрат за квадратом, не разбирая, где свои, а где чужие?).
Комплектация послужившего свое набора была далеко не полной, однако молодому Алексу и того, что было, хватило с лихвой, чтобы поиграть в демиурга, создавая роботов, средства связи, подслушку и многое другое из домашней утвари.
Теперь же он втащил извивающееся тело в комнату, пнул его походя, чтобы дать выход кипящей в груди смертной ярости - чтобы просто не сойти с ума от накала чувств, - и бросился к верстаку у стены. То, что он искал, висело над рабочим столом, отмеченное белым контуром предмета. Алекс взялся за эргономическую рукоять, нажал кнопку включения, оскалился, когда щуп тихо защелкал и пополз вперед, удлиняясь и расходясь на тонкие усики, все более тонкие, почти прозрачные, настолько узкие, что лишь дрожание воздуха показывало, что они не кончаются там, где их перестает видеть обычный человеческий глаз, а продолжают утончаться далее, до толщины человеческой нервной клетки.
Он повернулся с инструментом в руках, подмигнул задохнувшемуся от догадки Вовчику:
- Узнаешь? Полевой щуп-манипулятор, рабочий диапазон от 15 до 45 ангстрем, глубина проникновения - 33 сантиметра. Хватит, чтобы провести экстренную доноризацию, как думаешь? А где тут у меня был генератор..?
Алекс начал бессистемно тыкать в дверные сенсоры, влезать почти по пояс в настенные шкафы с инструментом, скидывать на пол то, что подворачивалось под руку - древние молотки, пилы на мускульной тяге с жуткими торчащими зубьями, "склейки" из армейских ремнаборов, диагностические зонды желтого, разряженного цвета, и прочий давно не нужный хлам.
Потом он дернулся в поисках лучшей опоры (видимо, нашел то, что искал), ругнулся от души, и вывалился в обнимку с упаковкой аварийного "горгоновского" комплекта. Оболочка чавкнула под пальцами, развернула блестящие потроха, застрекотала, рисуя перед глазами воображаемой жертвы голограмму-инструктаж, начала что-то бубнить про алгоритмы выживания, но Алекс дунул стоп-команду, и полез руками прямо в гаснущую пререпись комплекта инструментов.
Крутнув локтем так, что сразу стало видно, что это давно отработанное движение, он вывернул нужный элемент из платы-держателя, осмотрел его цвет, довольно вздохнул, а потом повернулся с абсолютно свежим аккумуляторным блоком к Вовчику.
- Заряда самого только манипулятора на тебя не хватит - блокировка от несанкционированного доступа к телу у нас с тобой одинаковая. Зато если добавить энергии, то у нас появляется очень большой шанс разобрать тебя насовсем...
Он защелкнул тяжелый брусок в гнездо на рукояти, качнул его в руке, примеряясь к тяжести, посмотрел, как полоска индикатора наливается мягким розовым цветом, глянул оценивающе на Вовчика.
Тот, все это время завороженно следивший за манипуляциями, дернулся назад от этого взгляда, отчаянно засучил ногами, пробуя освободиться от пут. Узкая полоска импровизированной вязки впилась в набрякшие, побагровевшие от прилива крови запястья, но держала крепко, и Вовчик вдруг завыл - так отчаянно, что Сэм вздрогнул от неожиданности и почувствовал, что бешенство и ярость, подпиравшие горло так, что трудно было дышать, проходят, оставляя после себя пустоту и горечь. Он глянул на бледные ноги Вовчика, плотно стянутые вторым концом бича и напрасно скребущие гранитные плиты пола, почувствовал во рту острую горечь, какая бывает только на пожаре, сплюнул вязкую мерзость, в которую неожиданно превратилась слюна.
- Меня нельзя убивать!! - отчаянно закричал Вовчик. Он заерзал, пробуя перевернуться на живот, всхлипнул совсем по-детски. - Ты ведь знаешь-знаешь - у тебя такой же датчик был встроен!! От трех до пяти минут, и здесь будет наряд из "Десницы"! Гридни, санитары, "черные клобуки" - вас же всех-всех в клочья порвут!
Алекс опустился на корточки, тяжело вздохнул, глядя прямо в белые от ужаса глаза боярина:
- А я уже мертв, Вовчик - ты что, до сих пор не понял? С той минуты, как ты, своими кривыми ручонками, напартачил в дайвинг-блоке, и моя жена стала умирать, я больше не живу. Ты видишь перед собой только мой труп, с-с-сука!!!
Он с новой яростью ухватился за торчащее из распахнутой хламиды горло, сжал пальцы, почувствовал под слоем жира ребристую трубку гортани, оскалился, когда увидел, как ненавистный враг давится удушьем.
- Меня без Инги нет! Я остался в той комнате, рядом с ее телом! Сначала ты ее загнал в Глубину, а теперь убил тело. Ее нету больше!
Потом он оттолкнул врага, встал, обернулся к верстаку, почти спокойно пробурчал:
- Где же я это видел..?
Едва сдерживая дрожь в руках, он опять стал рыться в инструментах, сбрасывая на пол то, что еще не успело упасть. В конце концов он увидел то, что искал, схватил, радостно обернулся:
- Но вначале я заставлю тебя замолчать - отвык от громкой речи, уж извини.
Вовчик попытался увернуться от его рук, лягнул ногами воздух, но Алекс ухватил его за отворот хламиды, придавил коленом грудь, задрал голову, открывая жирную шею, пробежался пальцами свободной руки по горлу, нащупывая нужное кольцо гортани, а когда нашел, взял найденное на верстаке шило и надавил, чтобы проколоть голосовые связки. Модификация горла - так называемый "командный голос", - входила в пакет обязательной трансформации каждого думного боярина, и прожившему три года в совсем других условиях Алексу не хотелось пережить акустический удар, когда свежеиспеченный донор начнет голосить перед разрушением внутренней конструкции тела.
Острое, как иголка, шило очень неохотно вошло в упрочненную кожу одного из самых важных членов Верхней Думы, с ощутимым сопротивлением начало прокалывать связки, Вовчик захрипел от боли, задергался, выворачиваясь из-под колен, Алекс выругался, хрястнул его по лицу, навалился всем весом на упирающееся шило.
- Не мучай меня! - просипел полузадушенный боярин, раскрыл пасть, пытаясь ухватить воздух, как рыба, выброшенная на берег. - Все равно ничего не получится - я же заговоренный, меня железо не берет!
Алекс отвалился в сторону, отбросил бесполезное шило, тяжело дыша - от этой возни он устал не меньше боровшегося с ним Вовчика. Потом он глубоко выдохнул, восстанавливая дыхание, поднялся, пошел к оконному проему. Пульт ручного управления опто-акустическими завесами располагался у самого окна, стилизованный под экран первых микрокомпьютеров, и чтобы его активизировать, надо было просто прижать палец к гибкой поверхности экрана. Алекс включил систему, глянул на дрожащее марево, которое отгородило внешний мир от того, что происходило в комнате, установил блокировку на максимум, проверил рукой сгустившуюся до непрозрачности преграду, обернулся к Одноногому, который сидел у порога, все еще держа в руке то, что осталось от моно-клинка.
- Опусти чувствительность слуха до пятнадцати процентов от нормы, - бросил он растерянному дикарю. Тот дернулся так, словно Алекс бросил в него камнем, вскочил ошарашенно.
- Чего?
- Говорю, слух уменьши, если не хочешь оглохнуть - я сейчас буду из нашего маленького Вовчика делать донора.
Он подошел к сжавшемуся на полу врагу, подобрал щуп-манипулятор, наклонился к вспотевшему от страха лицу:
- Стопроцентного донора, свет-боярин, и никак не меньше!
- Стой!!! Подожди!!! - тот изогнулся дугой в очередной попытке вырваться, рявкнул модифицированной глоткой так отчаянно, что Одноногого толкнуло назад, ударило башкой о стену, и он опустился на "нижний мозг" с отсутствующим выражением на морде.
- Вот кретин... - покачал головой Алекс, глянув на потерявшего сознание дикаря, присел на корточки возле связанного тела, прикинул, откуда удобнее начать выдирать импланты, чтобы тело жило как можно дольше.
- Подожди, подожди!!! - лихорадочно забормотал Вовчик. По его лицу потекли слезы, мешаясь с крупными каплями пота, он тряхнул головой, пробуя очистить глаза, чтобы заглянуть в лицо Алекса. - Давай поговорим, ну давай же! Все ведь совсем не так, правда-правда не так!
- А как? Ты давай, говори, не стесняйся - мне еще прогреть машину надо.
- Я не виноват, что Инга ушла в дайвинг - честно-честно не виноват! Она же из-за тебя ушла, из-за твоих гурий с русалками! Это не честно, все на меня сваливать!
Алекс внимательно осмотрел состояние щупа, включил проверку нейро-соматического блока, отщелкнул и выбросил оранжевый брусок анестетического "болеутолителя", не обращая внимания на горячечный лепет смертника. А тот продолжал:
- Забыл, как ты писал "Ассирийские ночи"? А "Слеза Клеопатры"? Твои порно-вирты до сих пор ходят по управлению!
- И что с этого? - поднял брови Алекс, продолжая готовить к работе инструментарий. - Все бояре не без греха - не тебе об этом говорить, кстати.
- Но только у тебя жена - сс... С... С-с-сука!!! - Вовчик не удержался, запретное слово вырвалось из его рта, и он опять забился в истерике. - С-с-сука! С-с-сука!
Хлесткий удар по лицу заставил его подавиться криком, и прийти в себя. Он шмыгнул носом, пробуя втянуть тонкую струйку крови, облизал набухающие губы.
- Только у тебя жена - эмпат! Она ведь жрет-жрет эмоции, ты, мусор кремниевый! А что она могла увидеть из твоей головы после наших пиров?! Я ведь помню, правда-правда помню! А когда ты сдох на Зоне, она сама нашла твою картотеку, сама! Я только по ее следам подобрал доступ к архиву! Я даже не знал про вашу "Радость", честно-честно!
- Зато потом сделал все, чтобы ее уничтожить, не так ли?
- Но ведь ты замахнулся на самое-самое святое!!!
Алекс вздохнул, поднял к глазам щуп, высветил уровень готовности к работе, потом снова посмотрел на Вовчика:
- Кастовая система - анахронизм. - произнес он устало. - Мы ограничиваемся слишком узким набором генов, чтобы развиваться, но вы, толстозадые бояре из Думы, так давно заглядывали в инкубаторы, что об этом забыли. Если не брать материал с Зон, то откуда еще можно получить свежую кровь? От конкурентов? Клоны "Ататюрковские" предлагаешь использовать?
- Звери не знают чувства ответственности! Что для них корпорация - пустой-пустой звук! Возможность только жрать больше, да спать мягче!
- Вот для этого мы с ребятами и разрабатывали "Радость". А твои долбни из контроля все спаскудили...
- Потому что ты - предатель! Ты и твоя свора предали заветы Основателей! Чего вы добивались - чтобы звери начали плодиться-размножаться здесь, в "Бояре", как первомайская грязь?! Продавать все-все-все секреты врагам?! Что они могут, твои млекопитающие??
- Они могут все!!! - Алекс гаркнул так, что Вовчик поперхнулся от неожиданности. - Я вел сюда такой материал, что наши мозгари захлебнулись бы от восторга! Головы, каких уже сто лет не рождалось в инкубаторах!А из-за того, что ты мне устроил десять лет ссылки, пришлось пробиваться с боем! И никого не осталось, будь ты проклят! Никого!!!
- Но они все равно бы...
- Именно для таких, как они, мы разрабатывали нашу программу, кретин! Что ты знаешь о "Радости"?! Это же вход в подсознание, работа с эмоциями, - это любовь, чтобы тебя навсегда закоротило!!! Они бы ЛЮБИЛИ корпорацию, понял? Любили, как свою вонючую биологическую мать!!! Даже больше, чем мать! Они бы ЖИЛИ только для "Бояра"! А вы, как всегда, уничтожили то, что ваши умишки понять не в состоянии. Впрочем, это уже прошлое, ненавистный друг мой, пора нам и делом заняться. Прощай.
Алекс вывел зонд на рабочий режим, придавил его головку чуть пониже правого колена Вовчика, глянул, как нога выпрямляется, послушная нейро-команде, выбрал из открывшего на холо-экране списка запчастей малый нижний ганглий, уселся поудобнее, чтобы насладиться начинающимся представлением.
Шупальца впились в кожу, и зонд, поднявшись вертикально над парализованной ногой, стал похож на гигантского комара-наездника, который вкалывает в жертву яйцо-зародыш, чтобы потом вылупившаяся личинка пожрала изнутри живую консерву.
По членистому телу пробежала пульсация, псевдоподии закрепили ногу в правильной позиции, вокруг места контакта, там, где щуп вошел под кожу, начал выдавливаться гель-коагулянт, темный от фибро-волокон, а из под толстого слоя реагента начали просачиваться первые капли крови из разрезаемых тканей. Кожа над икрой вздулась желваком, потемнела, бугор пополз под ахиллесово сухожилие, к нижним ганглиям. Вовчик напрягся всем телом - внутренняя система реанимации впрыснула в кровь анестетики, но ощущение инородного вмешательства, и понимание, что сейчас начнется, заставляло боярина дергаться, не зависимо от желания.
Вован скривился, закусил губу: похоже, он страдал уже сейчас, накручивая себя образами из собственной памяти, весьма богатой похожими эпизодами.
- Грустишь? - Алекс жадно смотрел в лицо врага, чтобы порадовать душу всеми нюансами его муки. - А помнишь, как мы собирали доноров после Второй мясорубки? Ты еще тогда план перевыполнил, помнишь?
Не слыша его, Вовчик вдруг тяжело и быстро задышал, его жирное лицо обезобразило страдание, по губе потекла струйка крови, он расширил зрачки так, что белки исчезли, невидимые за чернотой радужки, набрал воздуху в легкие, и закричал что есть сил.
Сработал "командный голос" - аварийная программа, заложенная в защитный код боярского тела. Встраивалась она только функционерам высшего звена, - еще на этапе проектирования будущего организма, когда эмбрион избавлялся от жабер, - обходилась недешево, и все еще давала высокий процент генетического брака. Однако возможность ошеломить врага сильнейшим акустическим ударом, в критической ситуации давала на один шанс выжить больше, и несколько неудавшихся похищений думных бояр убедили в необходимости дорогостоящей операции самых последних тугодумов.