Трегубова, по ее словам, узнала о смерти бывшего мужа несколько часов назад, но держалась очень достойно. Судя по всему, она была не из тех женщин, которые переживают горе "в слезах и соплях". И только мелкии штрихи в поведении выдавали ее внутреннее напряжение.
- В день гибели Чарова вы были у него в гостях. Зачем вы к нему приехали?
Путра старался не показывать своего раздражения, но получалось плохо. Весь вчерашний вечер он провел с приятелями в пивном баре. И не хотел ведь идти, да уговорили - а там неожиданно втянулся. Наверное, сказалась накопленная за последние дни усталость: работа шла на редкость трудно. Теперь вот за вчерашнее веселье теперь приходилось расплачиваться тяжелой головой и бурчащим животом.
Углубленную в себя Трегубову состояние следователя не интересовало. "Симпатичная женщина", - оценил Путра, глядя на покрытое слабым загаром и россыпью мелких веснушек лицо гостьи. Ее по-деловому короткие, выкрашенные в темно-рыжий цвет волосы выглядели по-мальчишески, при этом странным образом усиливали сексуальную привлекательность их обладательницы.
Трегубова ответила после немного затянувшейся паузы, словно спохватившись:
- Я предложила ему снова сойтись.
Путра опешил, но быстро совладал с собой. Накануне он много думал о том, зачем Трегубовой понадобилось встречаться с бывшим мужем. На ум пришло несколько вариантов, но этого среди них не было. Наверное, потому, что Трегубову подвез Конев.
- И как он отреагировал на предложение?
Женщина немного посветлела.
- Почти тут же сказал "да"! Тут же пожалел об этом, но ненадолго.
- С чего вы взяли, что пожалел?
- Артур всегда старался производить впечатление независимого человека. В какой-то мере он и был таким. Но только не со мной, - Трегубова сосредоточила взгляд на диктофоне, словно это как-то поддерживало ее. - Как я понимаю, после развода он понял, что сильно зависим от меня, хотя всячески пытался скрыть это. Поэтому сначала насупился, недовольный, что слишком быстро отозвался на мое предложение. Но потом я помогла ему расслабиться...
- Почему вы решили вернуться к Чарову?
Не отрывая глаз от диктофона, Трегубова с грустью улыбнулась.
- Оказалось, я тоже зависима. Уходя от Артура, думала, это навсегда: меня тяготила его несостоятельность. Было время, я даже решила, что успех - главное, что интересует меня в мужчине.
- Как в Коневе?
- Максимка... - не удивленная осведомленностью следователя, Трегубова мелко закивала. - С ним-то я и поняла, что к чему. Что мне все равно нужен Артур, только чуточку другой. И он стал таким.
- Сколько вы пробыли у Чарова?
- Часа четыре.
- Чем занимались все это время?
- Представьте себе, не любовью.
- Отчего так? - опешил Путра. - Естественное дело после очень долгой разлуки.
- Наверное. Артур хотел, но я не стала. Хотелось немного другой обстановки, когда уже будем жить вместе. Он, кажется, понял меня и не настаивал.
- Так чем же вы занимались?
Трегубова рассеянно пожала плечами.
- Пили бренди, веселились, вспоминая прошлое... - губы все же дрогнули. - Почему он сделал это? Он выглядел таким счастливым!
Путра задумчиво почесал подбородок ногтем большого пальца.
- Вот и я хочу понять. После нескольких очень трудных лет, в отчаянном положении, без перспектив, Чарову удалось-таки неплохо устроиться. Потом еще и вы к нему вернулись. Казалось бы, живи - и радуйся... Во сколько вы ушли от него?
- В одиннадцать... Или около того. Артур заказал мне такси.
- Какой фирмы?
- Ну какая мне разница! Хотя... Кажется, "Диил Таксо".
- Это уже кое-что, проверим. Чаров знал о ваших отношениях с Коневым?
- Да. Как и о том, что я с ним рассталась.
Лишившись последней из всех наиболее вероятных зацепок, Путра развел ладонями, но решил пока не сдаваться.
- Может, у него был кто-то после вас?
- Не знаю, вряд ли. Артур никого не ждал. Под конец он выглядел немного измотанным, часто зевал. Поэтому я и уехала пораньше...
- Погодите, - спохватился Путра. - А почему вы вообще уехали? Вы же могли остаться ночевать у Чарова.
- Ну что вы, - Трегубова мотнула головой, упорно глядя не то на диктофон, не то сквозь него. - Мне надо было поспать перед дорогой хотя бы три-четыре часика. Я и так плохо сплю в незнакомой обстановке, а уж в той ситуации...
- Знаете что... - Трегубова впервые посмотрела на следователя. - Я когда уходила, на какой-то миг появилось необъяснимое тревожное чувство. Такси тронулось, Артур пошел обратно к подъезду, и я увидела, как от дома напротив отделилась фигура в джинсовой, кажется, куртке. Тогда я не придала этому значения, а сейчас уверена, что человек тот шел за Артуром.
- Вы видели его лицо? Смогли бы опознать?
Путра спрашивал без особого энтузиазма. Ночью многие совершенно безобидные фигуры выглядят зловеще.
- Всего пару секунд. Его лицо попало в свет фар, он поморщился от яркого света...
- И лицо исказилось до неузнаваемости, - понимающе кивнул Путра.
- И все же мне кажется, я где-то видела этого человека, - не слишком уверенно произнесла Трегубова. - Не помню где, но помню, что ощущение, вызываемое этим лицом, уже испытывала.
- Что за ощущение?
- Неприятное какое-то. Видела всего секунду, а в мозгу зафиксировалось, что лицо какое-то отталкивающее. Дело не в том, что он скривился, ощущение возникло раньше, еще в ту долю секунды, когда он не успел отреагировать на свет фар. Тяжелый взгляд...
Путра сразу же подумал о Радкевиче и достал его фото из ящика стола.
- Это он?
Трегубова внимательно изучила снимок. На лице застыла печать сомнения.
- Возможно...
- Вам не знаком этот человек? - Путра почуял след.
- А кто это?
- Не узнаете? Совсем не знаком?
Трегубова смущенно поежилась.
- Я не могу утверждать... Но, кажется, где-то видела это лицо.
- Где? Где вы могли его видеть, - наседал Путра.
- Возможно, это кто-то из сотрудников Максимки, - очень тихо произнесла женщина.
- Тааак! - Путра вскочил со стула и перевесился через стол. - Вы ЕГО видели в тот вечер, когда уезжали от Чарова? Подумайте!
Трегубова заглянула в горящие глаза следователя и поняла, какой ответ ему нужен. Не было только уверенности в том, что нужный ответ - правильный.
- Я видела лицо всего пару секунд, да и то искаженным...
- И все-таки! - настаивал Путра. - Могли бы опознать того человека?
Трегубова растерялась. Ей еще не приходилось брать на себя такую ответственность. И она сомневалась в том, что правильно опознает увиденного во тьме человека.
- А кто это? - робко поинтересовалась она.
- Я не имею права назвать вам его сейчас, - Путра вернулся на стул; он был разочарован и говорил сухо. - В ближайшие дни вас пригласят на процедуру опознания.
* * *
- То, что свидетель не опознал вас, ничего еще не значит, - заверил Путра Радкевича, ведя его к своему кабинету.
Он был зол. Он нисколько не сомневался в причастности Радкевича к смерти Чарова, но сколь-нибудь годных для суда улик у него не было. Даже Трегубова подвела.
- Садитесь, - буквально приказал Путра, как только они вошли.
Сам он садиться не спешил. Скрывая эмоции, подошел к окну и уставился во двор здания префектуры. Радкевич был совершенно спокоен, все время смотрел на следователя с какой-то подозрительно наглой усмешкой. В глазах было нечто дьявольское.
- А вы имеете право допрашивать меня сейчас? - с едва заметной ехидцей поинтересовался он.
Радкевич уже мало походил на себя прежнего, каким знал его следователь по прошлому разговору. Теперь у него была работа. Не ахти какая - охранник в супермаркете - но она вернула надменному гордецу уверенность в себе.
- Я хочу, чтобы вы знали, Радкевич... - Путра осекся, принимая окончательное решение: он брал на себя большую ответственность, затевая этот разговор.
- Знал что? - прервал Радкевич надоевшую паузу.
"Это хорошо, - подбодрил себя следователь. - Раз интересуется, есть шанс, что я на верном пути".
Не оборачиваясь, Путра тихо выстрелил:
- Это вы.
Должна была последовать очередная эффектная, нагнетающая напряжение пауза, но Радкевич ее размазал:
- Все это очень театрально, очень зрелищно, но у меня нет времени на ваше представление. Господин следователь, будьте так добры, выскажитесь поскорее - и я пойду по своим делам.
"Этого тертого калача так просто не проймешь, - Путра поджал губу. - Надо было понимать, что за фрукт..."
- У вас были все основания желать Чарову смерти, - теперь он говорил быстро, без ненужных задержек. - Вы ненавидели его за то, что он лишил вас работы. Чаров не просто перешел вам дорогу - он перечеркнул вашу только-только наметившуюся стабильность. Столько лет вы искали себе приемлемую работу; наработав за годы скитаний от места к месту богатый негативный опыт, научились справляться со своей агрессией и как-то ладить с окружающими людьми. Хотя "ладить" - в вашем случае слишком оптимистичное слово. Скорее, вы ухитрялись не доводить отношения с коллегами до громких скандалов. Характер у вас далеко не сахарный, так что окружающие вас все равно, в лучшем случае, недолюбливали. Даже Конев, который терпел...
- Конев терпел меня потому, что я ему деньги приносил, - перебил следователя угрюмый Радкевич. - Расскажите мне то, чего я не знаю. Больно скучно тут с вами.
Как же раздражал он следователя! Особенно сейчас, когда вина его казалась очевидной, но была недоказуемой. Пока недоказуемой.
Готовясь к этому разговору, Путра прокручивал в памяти дело Арлаускаса. Два года назад он расследовал подозрительную гибель бухгалтера одной фирмы, походившую на самоубийство. Во время расследования выяснилось, что у покойного не было никаких причин сводить счеты с жизнью. Зато по меньшей мере у двоих имелись серьезные основания желать ему смерти. Но мотив без улик что золотой ключик без замка: у многих активных людей, да еще и занимающихся деньгами, есть заклятые враги. Уверенный в том, что Арлаускаса убили, но, не имея ни единой зацепки, Путра решил выявить убийцу нахрапом. У одного из подозреваемых сдали нервы, когда следователь, глядя в упор, сказал, что не верит в странное самоубийство и знает, почему его подследственному очень кстати была бы смерть бухгалтера. И тот сломался, заговорил. Сегодня была задачка посложнее.
- Думаю, вы не знали, что Коневу надоело терпеть ваш, скажем так, непростой характер, и он не принял бы вас обратно даже после смерти Чарова.
Путра, наконец, обернулся, чтобы посмотреть на реакцию подозреваемого, но ничего примечательного не увидел. Лицо Радкевича сохраняло мрачно-ледяное спокойствие.
- Знал, - безразлично признался он, глядя следователю в глаза. - Не идиот, не сомневайтесь. Потому-то мне и не было никакого смысла убивать Чарова.
"Умен, черт! - восхитился Путра, стараясь не показывать своего смятения. - Все уже просчитал и поет как по нотам. На логике его будет трудно поймать".
Прогнозируя свои ходы, следователь допускал возможность такого ответа. Но вероятность услышать его казалась столь ничтожной, что он не принимал ее всерьез. За что и поплатился теперь неловкой заминкой.
- Ценю вашу стойкость, - Путра постарался вложить во фразу немного иронии. - Но я ведь понимаю, что имею дело с профессиональным лицедеем. И весьма неглупым...
Он осекся, вновь наткнувшись на угрюмо-безразличный взгляд Радкевича. Разговор шел куда труднее, чем предполагалось. Нужно было как-то вывести подозреваемого из равновесия.
- У меня нет доказательств вашей вины, Радкевич, - честно признал Путра, распаляясь. - Одни лишь логические выкладки. Но все они указывают на вас, на вашу причастность к смерти Чарова. Это вас видела Трегубова в ту ночь у его дома! У меня в этом нет никаких сомнений. Она боится ошибиться, только это вас спасает.
- Спасает от чего? - устало произнес Радкевич, которого, похоже, не занимал ответ; он думал о чем-то отвлеченном, неохотно поддерживая не интересный ему разговор.
- От обвинения в причастности к смерти Чарова! - Путра изо всех сил старался вызвать у подозреваемого хоть какие-то эмоции.
Грузным рывком Радкевич оторвался от стула, однако выражение лица не изменилось.
- Я принял к сведению вашу информацию, - сообщил он. - Поскольку обстоятельства спасают меня от ваших домогательств, позвольте удалиться.
Поразмыслив, Путра молча кивнул, проводил подозреваемого глазами до двери. Потом снова заговорил.
- Я хочу, чтобы вы кое-что усвоили, Радкевич.
Тот медленно обернулся, глянул на следователя с кисловатой вопросительной ухмылкой.
- Я не оставлю вас в покое, - твердо пообещал Путра. - Дело даже не в профессиональной гордости. Мне жаль Чарова. После долгих лет прозябания он, наконец, начал расправлять крылья, и так не вовремя погиб. У меня нет ни одного вещественного доказательства того, что он был убит: все обставлено как самоубийство. Комар носа не подточит. Но есть еще логика, которая любому мыслящему человеку подскажет, что люди в положении Чарова не бросаются с пятого этажа. Да еще в тот день, когда возвращается любимая женщина. Так не бывает!
Радкевич скривил рот в грустной улыбке.
- В жизни всякое бывает.
Путра замотал головой. Он уже сделал свои выводы и отказываться от них не собирался.
- В конце концов, не зря же вы в тот вечер были возле его дома, - ему нужно было хоть немного напугать Радкевича, чтобы тот засуетился и впоследствии чем-нибудь выдал себя. - Случайно забрести туда невозможно. А главное, зачем скрывать, что вы там были, если за вами нет вины?
Радкевич легко выдержал внимательный взгляд следователя. Путра, стараясь выглядеть как можно увереннее, сделал последний ход.
- Из всего окружения Чарова только у вас были основания хотеть ему смерти. У меня нет ни малейших сомнений в том, что вы как-то причастны к его гибели!
Лицо Радкевича впервые окрасилось какими-то серьезными эмоциями. Только не из тех, на которые рассчитывал опешивший Путра. Темные глаза Радкевича излучали просто дьявольскую насмешку, прикрывавшую боль, затаенную в глубине зрачков.
* * *
Артура раздражало это лицо. Раздражало настолько, что не получалось скрыть свои подлинные чувства, чего он сейчас и не делал.
- Знаю, меня никто не любит, - Радкевич был даже не подавлен, а буквально расплющен. - Можно войти? Я ненадолго.
Артур нехотя кивнул, отступил вглубь квартиры. Радкевич понуро сделал пару шагов и остановился, сунув руки в карманы. Исподлобья глянув на подвыпившего хозяина квартиры, он быстро определил, что тот в очень хорошем расположении духа, и немного приободрился.
Радкевич понимал, что сразу в лоб говорить о деле не следует, надо отвлечь Чарова, как-то расположить к себе. Если такое вообще возможно...
Радкевич поймал себя на мысли, что каких-нибудь года два назад он не стал бы терпеть такого обращения с собой... Впрочем, он и не пришел бы унижаться перед каким-то выскочкой.
- Я бы с удовольствием присел, - пробормотал Радкевич, глядя на новенький бордовый угловой диван и столик перед ним, заставленный бутылкой бренди, двумя бокалами, пепельницей, тарелками с крошками.
Не то чтобы ноги так уж устали; хотя топтался Радкевич возле дома чуть ли не три часа, дожидаясь, когда уйдет женщина, которую привез Конев буквально через минуту после того, как он добрел до этой глуши. Нужно было заполучить чем-то мотивированную паузу: сто раз прокрутил в голове то, о чем предстоит говорить с Чаровым, а все равно никак не мог начать разговор.
- Придется обойтись без этого удовольствия, - Артур был непреклонен. - Короче!
- Ладно, дело хозяйское, - совсем тихо пробурчал Радкевич, неловко переминаясь с ноги на ногу, отвел глаза от столика перед угловым диваном на окно и выдавил: - Попросить я пришел...
Артур озадачился, хмурь стала постепенно стекать с лица.
- Попросить чего? - поинтересовался он, наполняя очередную паузу.
- Да уж не руки и сердца, - Радкевич очень волновался, не зная, как перейти к главной теме, поэтому нес всякую ерунду. - Сгущенки у тебя, наверное, нет?
- Чего? - опешил Артур.
- Так и думал, - буркнул Радкевич.
Еще в студенческие годы он влюбился в сгущенку, особенно в сгущенные кофе и какао. После полуголодного детства эти бесхитростные концентраты сладости доставляли райское наслаждение почище какого-нибудь "Баунти". И помогали расслабиться при большом нервном напряжении.
- Помоги мне вернуться в фирму, - по-прежнему не глядя на Чарова, произнес Радкевич. - Замолви за меня словечко, ты же в друзьях с Коневым.
- Зачем тебе обратно? - недоумевал Артур, впервые заговорив с Радкевичем на "ты". - Есть много других фирм, сейчас вакансий полно. С твоим-то опытом.
Радкевич хмыкнул с кислой ухмылкой. Усмешку вызвали не слова Чарова, а воспоминания о прошлом.
Наивному, совершенно не хулиганистому молокососу Радкевичу поначалу пришлось на зоне очень туго. Он и в армии-то не служил, не познал, что такое дедовщина. Это его хоть как-то подготовило бы к зоне.
Радкевича дважды избили, чуть было не "опустили". Спасло только вмешательство одного из лагерных авторитетов, который и подучил парня уму-разуму, объяснив, как надо жить в неволе, чтобы не потерять человеческий облик. Радкевич был слабоват духом, но пережитый шок первых недель заставил надеть маску грубого и уверенного в себе человека. Она помогала перехитрить противников. Радкевич не позволял себе сделать хоть что-то, способное навести на мысль о его слабости. А главным оружием стало лицо, на которое он натянул все известные ему отпугивающие гримасы. Маска вросла в его личность, он продолжал жить с ней и на воле. Радкевича уже не пытались сделать "петухом", но конфликтов все равно хватало. Особенно из-за маски, которая исказила его настоящее лицо.
Теперь ему было худо как никогда. Невыносимые обстоятельства растоптали гордость, и он опустился на колени.
- Помоги, прошу тебя, - ухмылку сменили выступившие на глаза едва сдерживаемые слезы отчаяния. - Я устал бороться. Если я не верну эту работу, мне не жить. Но Конев меня недолюбливает, просто так он не вернет меня в команду.
Артур был поражен. Все то время, что он видел Радкевича в конторе, этот человек производил на него впечатление чертовски уверенного в себе, матерого специалиста. Он немного завидовал той агрессии, которую источал Радкевич. Если бы не неприятная внешность и чрезмерная резкость, тот мог бы стать успешным человеком. Так виделось. Оказалось, что до сих пор Артур видел лишь маску, которая прятала истинное лицо очень уставшего, слабого человека.
- Да ладно! - Артур все еще не верил своим глазам. - На рынке настоящий бум, опытному маклеру найти работу раз плюнуть. Можно хотя бы свой бизнес открыть.
Радкевич полоснул по Чарову горько-саркастичным взглядом. "Взрослый мужик, а такая наивность! - поразился он. - Если б в жизни все было так просто и прямолинейно, я бы ни за что не стал перед тобой на колени, у меня не было бы за плечами моего печального прошлого... Да и дядя Евсей не умер бы на зоне..."
- У меня нет сил, - признался Радкевич вслух. - Я старею... Я так надеялся, что прижился у Конева... Теперь просто боюсь идти куда-нибудь еще: в сотый раз начинать все сначала... Это невыносимо! Прошу тебя, поговори с ним...
Он продолжал что-то говорить, с непривычки очень коряво изливая душу, но Чаров его не слышал.
Отчаяние было искренним, и Артур окончательно поверил Радкевичу. Только глядя на стоящего перед ним на коленях грузного, неприятного и непривычно жалкого, как выяснилось, пожилого уже человека ("И ведь проседи в волосах до сих пор не замечал!"), думал больше о себе. С нарастающим страхом.
- Ладно, черт с тобой... - прервал он, наконец, Радкевича. - Я переговорю с Максом. Он и впрямь не в восторге от тебя, но, может, мне удастся уговорить его. В конце концов, ты приносил доход побольше иных, этот аргумент может сработать.
- Ты пообещаешь мне сейчас, что изменишься, - Артур почувствовал слабость в коленках и присел на край столика. - Ты дикобраз - из-за этого и страдаешь. И создаешь проблемы окружающим.
- Я знаю, - не открывая глаз, кивнул Радкевич. - Знаю, как никто другой... Я постараюсь...
Радкевич открыл глаза и увидел бледное лицо обессиленного Чарова.
- С тобой все в порядке? - поинтересовался он.
Артур провел рукой по лбу, усмехнулся.
- Разве может быть в порядке человек, вылакавший на радостях почти бутылку бренди?
Однако тут же подошел к входной двери и распахнул ее.
- А теперь уходи. Я слишком устал, да и говорить нам пока что больше не о чем. У меня есть номер твоего мобильного, на следующей неделе звякну, расскажу, чем закончился разговор.
Радкевич понимающе кивнул и поплелся к выходу. В дверях он задержался и, не глядя на Чарова, хрипло пробубнил:
- Спасибо. Я не привык к доброте... Что бы ни сказал Конев, я буду перед тобой в долгу.
- Топай! - раздраженно обронил Артур, захлопнув за Радкевичем дверь, спешно налил себе бренди и тут же одним большим обжигающим глотком опустошил бокал.
Но ужас не отпускал.
Расплющенный своей несостоятельностью, Радкевич, сам того не подозревая, навел Артура на страшные мысли. Чаров вдруг осознал, что пережитые им самим годы нужды и отчаяния в любой момент могут вернуться. И превратиться на сей раз в нескончаемую жуть.
Чаров как никто понимал, что успех далеко не всегда зависит от личных качеств. Не подвернись ему Конев, как бы он теперь жил? Представить было нетрудно, стоило только вспомнить недалекое прошлое, когда он сидел без работы и мечтал о том светлом времени, когда не будет зависеть от маминой пенсии.
До этого почти год Артур держался продавцом в торгующем стройматериалами магазинчике. Зарплата небольшая, но стабильная; работа не пыльная, да и недалеко от дома. Особенно нравилось то, что на обед можно было ходить домой: вкуснее, комфортнее и намного дешевле, чем в какой-нибудь закусочной.
Раньше он работал в одной жуткой автомастерской электриком. Грязно, зарплата грошовая. Что самое противное, заслуженно: спец по электрике из Артура был никакой. Что еще хуже, в округе была одна-единственная забегаловка, хозяин которой беззастенчиво пользовался своей уникальностью и драл с посетителей, как правило, работяг с окрестных фирм, нещадно. Артур был вынужден иногда ходить туда обедать, и всякий раз расплачивался приступами изжоги на полдня.
Устроившись в магазин стройматериалов, он надолго забыл о скверной пище. Но через год пришлось уйти и оттуда, на сей раз в никуда. В такую цену обошлась глупая, но, в общем-то, безобидная шутка над кладовщицей. Артур и не знал, что она - родственница совладельца магазина. А директор понятия не имел, дойдет ли эта история до босса и чем в этом случае обернется, но решил не рисковать...
Потом каждое утро Артур садился за свой дряхленький компьютер и просматривал в интернете основные новости. Добрая половина сообщала о рекордных темпах роста экономики, строительном буме, невероятно низкой за последние десять лет безработице и даже дефиците рабочей силы в самых разных сферах. Такие сообщения раздражали. Обиднее всего было знать, что все это - чистая правда.
Еще работая в магазине, Артур заметил, как выросли продажи стройматериалов и сантехники: народ все чаще и все основательнее ремонтировал жилье, квартирные товарищества скупали товар тоннами на утепление и благоустройство домов.
Когда Артура уволили, недолго думая он сунулся было на построенный скандинавами гигантский завод по сборке радиоэлектроники. Новые рабочие нужны были предприятию позарез, рекламу отдел персонала разместил даже на телевидении. И взяли бы Артура с удовольствием, да зрение у него было ни к черту. С такой близорукостью нельзя работать на сборке, объяснили ему. Других подходящих вакансий не нашлось...
Артур полез в холодильник за сыром и, глянув на помидоры, вспомнил, как выбирал их когда-то в дешевом супермаркете, разгребая груду обмякших томатов во время скидок. В тот момент он не чувствовал себя бедным, но все равно ощущал душевный дискомфорт при взгляде на людей, которые рылись рядом с ним в коробках. Как-то не очень они смотрелись...
Прокручивая в памяти неприятное прошлое, Артур осознавал, что не может позволить себе пережить его заново. Только не это!
"Ничего страшного, - подсказывал внутренний голос. - Теперь у тебя новая жизнь, главное бороться за нее и не позволить себе опуститься. И вообще не думай больше об этом. Ты ведь для этого вселился в свою новую квартиру с абсолютно новыми вещами".
Если бы все было так просто...
Артур залпом выпил еще грамм пятьдесят, но никакого облегчения не почувствовал. Морщась, подрагивающими пальцами он провел по губам и огляделся. Ему очень нравилась квартира. Он считал ее заслуженно заработанной. Потерять ее было бы трагедией.
Вера. Верочка. Веруша... Было время, Артур решил, что переболел ею, а вот сегодня всколыхнуло по новой. Какое счастье было услышать: "Мне тоскливо без тебя, Артур. Давай попробуем еще раз!" И этот до боли родной запах простеньких сиреневых духов - щемящее воспоминание о далекой уже юности. Где только она их раздобыла, хитрюжница?
Артур понимал, что Веру вернул к нему его успех. Она никогда не верила в рай с милым в шалаше. Достойный ее самец должен быть добытчиком. И что-то в нем должно быть свое, особенное, что отличает его от остальных добытчиков. С отличием у Артура как раз всегда был полный порядок, проблемы возникали только на "охоте"...
Артур опрокинул еще пятьдесят. Озноб не проходил. Разбушевавшаяся фантазия рисовала картину страшного будущего: стоит потерять работу у Конева, карточный домик нынешнего благополучия может рассыпаться в считанные месяцы. Найти место, хотя бы приблизительно сопоставимое с нынешним по зарплате, будет совсем непросто. Артур не питал иллюзий: работник пресс-службы из него пока весьма посредственный, опыта с гулькин нос; никто не станет платить за его работу столько, сколько сейчас выкладывает Конев. В лучшем случае, ему светит место одного из подчиненных начальника службы по связи с общественностью какой-нибудь не слишком большой и не самой успешной компании. И то если очень сильно повезет...
Можно, конечно, найти себе другое применение. Работы за гроши каким-нибудь охранником или разнорабочим, сейчас в избытке. Но это тупик. От квартиры придется отказаться. Да и от Веры. И снова прятать лицо от тоскливых глаз мамы...
Артур повертел в руках пустой бокал. Давно ли он наливал в него бренди? Черт его знает! Надо еще выпить.
Радкевич. Невероятно жалкое зрелище. Кто бы мог подумать!
Артур медленно поднялся и почувствовал, что его сильно качает. Странно. Голова работала, казалось бы, исправно, но тело словно сопротивлялось его желаниям. Как будто предчувствовало недоброе...
Артур рухнул на колени перед камином, сопя, развел огонь. Искрящееся тепло немного освежило его и ненадолго вернуло прерванное последним гостем ощущение небывалой радости. Почти как в Рождество...
Все-таки сегодня он счастливый человек! Сейчас даже трудно представить, чего может не хватать для полного счастья.
Разве что уверенности в завтрашнем дне...
Проклятье! Этот чертов страх!
От тепла камина Артура развезло еще больше, стало поташнивать. С большим трудом он поднялся на ноги и заплетающейся походкой побрел к выходу на террасу. По дороге опрокинул еще грамм сто, закурил. На террасе чуть ли не упал на ограждение, шатаясь, вцепился в перила, запрокинул голову и шумно вдохнул свежий ночной воздух.
Мысли о его судьбе не отпускали Артура даже при виде роскошного звездного неба. Сегодня он счастлив как никогда. Он получил даже то, о чем и не думал. Тем страшнее может стать падение...
А стоит ли ждать?
Артур посмотрел вниз. Обычно он немного побаивался высоты. Но сегодня все было иначе...