- В кино следователи обычно сами ходят на встречи со свидетелями, - сообщил Радкевич, проявляя полное безразличие к обстановке кабинета, которая для него была не в новинку.
- В реальности такое тоже бывает, - сухо ответил Путра, рассматривая список вопросов перед собой. - Ваше нынешнее место рабо?..
- Отсутствует как таковое, - с косой усмешкой ответил Радкевич еще до того, как следователь успел закончить фразу.
Путра старался поменьше смотреть на собеседника, чтобы не выдавать трудно скрываемую неприязнь. Радкевич обладал на удивление отталкивающей внешностью, особенно неприятной, когда он начинал говорить. Какой-то нелепо высокомерный человек, что-то скрывающий под неумело вылепленной маской гордыни.
- Безработный?
- Да. Но на бирже не числюсь.
- Почему?
- Я - предприниматель-индивидуал, - прозвучал ответ с очевидным оттенком сарказма.
- Над чем иронизируете? - поинтересовался Путра, все еще пряча глаза на вопроснике.
- Над собой, наверное, - Радкевич как-то нарочито шумно вздохнул. - Предприниматель я вынужденный. Вы наверняка знаете, что многие фирмы, особенно в строительстве и развитии недвижимости, не оформляют работников в штат, требуют, чтобы они работали по лицензии предпринимателя-индивиду...
- Чаров работал у Конева в штате, - оборвал Путра, глядя в упор на собеседника в ожидании его реакции.
Радкевич сумел подавить раздражение, но только через несколько секунд после того, как оно выперло наружу в сверкнувших злостью глазах и криво сжавшихся губах. Взяв себя в руки, он даже пошутил.
- Теперь вы понимаете, что блат не умер с той страной? Конев и Чаров учились в одном классе...
- Всего год, - уточнил Путра, потеряв интерес к реакции собеседника, снова уткнулся в список вопросов. - Как вы отнеслись к появлению в фирме Чарова?
- Никак, - Радкевич заставил следователя пристально посмотреть на него еще раз, но твердо добавил. - Мне он был до лампочки.
- Откуда тогда такое раздражение при упоминании о том, что Чаров, в отличие от вас, был принят в штат фирмы?
- От самого факта, довольно неприятного для меня, - пожал плечами Радкевич.
- Только лишь? - улыбнулся Путра уголком губ. - Я почувствовал самую настоящую ненависть в вашей реакции.
Радкевич легко пошел навстречу.
- Да, я ненавиж...дел его. Но поначалу он мне был совершенно безразличен. Вот когда Конев сказал, что берет его вместо меня, тогда все изменилось... А вы полагаете, я должен был возлюбить халявщика, из-за которого меня вытурили с работы?
- Чаров пришел работать, а не штаны протирать.
- Работать... - фыркнул Радкевич. - Ладно, мне верить не обязательно: я лицо пострадавшее, могу быть необъективным. Но вы поговорите с людьми из фирмы - Мореходовым, Штейн, Бикисом... Бикис никогда не симпатизировал мне, вот с него и начните. Пусть расскажет, какой от этого Чарова прок был. Хотя... Могут ведь Конева побояться... Мда, не подумал.
Путра исподлобья глянул на отвернувшегося к окну Радкевича, пытаясь понять его эмоциональное состояние. Боязни или хотя бы настороженности не чувствовалось совсем, или же они умело скрывались.
- Я беседовал с вашими коллегами, - следователь развивал наступление. - Все рассказывали, что вы были в ярости, когда Конев принял Чарова на работу вместо вас. Коневу вы тоже закатили скандал. А упомянутый вами Мореходов утверждает, будто в день увольнения вы угрожали Чарову физической расправой. Было такое?
- Ну, поскандалил с Коневым, чего уж тут... - сознался Радкевич. - Да и Чарову этому угрожал... Да разве ж всерьез угрожают во всеуслышанье?
- Обычно нет. Но вы ведь человек с необычным прошлым, Радкевич.
- Начинается...
- Очень смутила меня ваша биография, Радкевич, - продолжал Путра, косо глянув на покривившегося гостя. - И заставила кое о чем задуматься. Потому как неизбежно напрашиваются нехорошие параллели.
Путра откинулся на спинку кресла, с хрустом заломив руки за голову, и вперил оживившийся взгляд в то же окно, в которое только что смотрел собеседник.
- Странные в жизни бывают совпадения. Некто Валерий Радкевич лет двадцать тому назад, еще в ту, прежнюю эпоху "развитого социализма", вскоре после окончания Киевского торгово-экономического института устроился на работу товароведом в маленький магазинчик в одном из "спальных" районов нашего города. Проработав там меньше года, он здорово погорел, вляпавшись в хищение народного имущества - очистил родной магазин на тридцать восемь тысяч рублей...
- Я пожизненно буду считаться вором?
Путра поймал на себе глаза Радкевича и подумал, до чего же тяжелый и неприятный взгляд у человека. Такого ему еще не приходилось видеть.
- Пожизненно? Нет, конечно, - продолжил следователь. - Вы свое отсидели, потом ни разу на хищениях не попадались.
- Я не просто не попадался, - угрюмо уточнил Радкевич. - Больше я никогда не воровал.
Путра встал с кресла, размялся, прохаживаясь с закинутыми за голову руками от стола к шкафу и обратно.
- У вас возникли другие проблемы. Выйдя на свободу, вы не могли долго удержаться на одном месте работы, отовсюду со скандалом или сами уходили, или вас увольняли. Одиннадцать мест работы за четырнадцать лет - это много, Радкевич. Чем вы можете объяснить такое непостоянство? И почему вы больше не работали в торговле, по образованию?
Радкевич недолго думал, стоит ли ему объясняться перед следователем. Что называется, наболело.
- В торговлю меня попросту не пускали. Когда я вернулся из колонии, СССР доживал последние месяцы. Все очень сильно изменилось. Воссозданный досоветский Союз торговых предприятий возглавил Яанис Эйсс, который был директором обворованного мной магазина. Моя выходка подпортила ему карьеру, отсрочив дальнейшее повышение по служебной лестнице года на два. Эйсс понял, что я его подставил. Готовя ограбление магазина, я рассчитывал, что если попадусь, дело быстренько замнут, чтобы не создавать лишних проблем директору, имеющему обширные связи в высоких кругах. Примерно так и вышло. С поправкой на "перестройку": Эйсс получил большой нагоняй и был вынужден на время забыть о своих карьерных планах. Но обо мне он помнил постоянно. И сумел настроить всю торговлю города против меня.
- А ведь я любил торговлю, - Радкевич понурился. - Даже сейчас люди в основном уверены, что торговцы - кровопийцы. Они ведь ничего не производят. Парикмахер хоть стрижет, а эти... Можно, я закурю?
Путра повернул гостю лежащую на столе специально для таких случаев пачку (сам он не курил) и с нескрываемым уже интересом впился глазами в лицо Радкевича. Исполосованный жирными морщинами лоб отображал трагедию, которая была тщательно упрятана в глубине души.
- Я из деревенских, - Радкевич с невероятной жадностью глотал дым, было видно, что ему, заядлому курильщику, приходится экономить на сигаретах. - Наше село недалеко от Львова, ближе к польской границе. Теперь там, наверное, никто не живет. Был лет семь назад - оставалось два-три десятка дворов, да и в тех в основном старики доживали. А в мои детские годы это был поселок в полтыщи жителей.
Перед Путрой сидел уже совсем другой человек - приоткрывавший душу, да с такой болью, словно сдирал кожу с груди.
- Даже после войны у нас было много евреев; тех, что вернулись из эвакуации. В сорок пятом советская власть во второй раз удавила восстановленную было немцами частную торговлю, из двух магазинчиков остался только один - и тот стал государственным. Это я по рассказам матери, деда, да старшей сестры знаю: сам-то в пятидесятые еще пешком под стол...
...Бывший хозяин огосударствленного магазина Евсей Либерман снова был назначен его директором. Жена, как и в сороковом, получила должность продавца. Редко кому из бывших "буржуев" удавалось добиться такого доверия советской власти. Либермана долго спасала его удивительно широкая душа, которая разрушала самые устоявшиеся мифы о евреях и деловых людях...
- Это был очень необычный человек, - глаза Радкевича немного посветлели. - Он сочетал в себе, казалось бы, несочетаемое. Мог достать что угодно хоть из-под земли, да по самой выгодной цене, мог торговаться за копейку, превращая процесс в увлекательное представление... Но ко всему был еще очень добрым человеком и терял деловую хватку, если что-то трогало его большое сердце.
У Радкевича были свои особые причины боготворить директора сельского магазина. Мать одно время сильно хворала, нужны были редкие и дорогие импортные лекарства. В который раз, рискуя угодить под статью о спекуляции, Евсей Либерман задействовал все свои связи и раздобыл заветные таблетки. Взял дорого; поскольку денег в семье не было, расплатились маслом, сыром, яйцами да мукой. А через пару недель, прознав, что младшенькой сестрице Валеры будет не в чем в холода ходить в школу, купил ей в подарок старое красное пальтишко. Размышляя над тем, что такое человеческое счастье, Радкевич часто вспоминал сияние глазенок сестры, примерявшей либермановский подарок.
- Тогда-то я и решил, что буду работать в торговле, - с грустной усмешкой поведал Радкевич. - Это была самая что ни на есть романтическая мечта. Я не собирался наживаться на перепродаже дефицита. Я хотел, чтобы его не было. Чтобы люди были так же счастливы, как сестренка в тот день, когда Либерман подарил ей пальто.
Валера стал часто захаживать в магазин, все упрашивал дядю Евсея научить его торговым премудростям. Либермана забавляла странная тяга пацаненка к совсем недетскому делу. И все же ему явно было приятно, что кто-то так трепетно относится к его любимому делу, которое у многих вызывало смешанные чувства, а то и вовсе неприятие. Иногда он давал Валере простенькие поручения, за выполнение которых расплачивался конфетами. Парнишка очень гордился этими "заработками".
В шестьдесят шестом Либермана все же посадили. Не помогло даже заступничество двоюродного брата, подпольщика и партизана. Какие-то партийные интриги на волне выдавливания "хрущевцев" зацепили и директора заштатного сельского магазинчика.
- Он так и не вернулся, - продолжал размякший Радкевич, ласково затирая почерневший с одного конца темно-желтый цилиндрик сигаретного фильтра. - Не смог... Будто бы сердечный приступ. Я верю.
Путра слушал окончание рассказа в пол-уха.
- История ваших отношений с торговлей драматична. Но почему, работая в самых разных местах, вы нигде долго не задерживались?
Радкевич пожал плечами.
- Трудно заниматься нелюбимым делом. Какое-то время, что называется, я искал себя...
- А попутно скандалили и били физиономии не понравившимся коллегам, - не без сарказма добавил Путра.
Радкевич хмыкнул, поджал губы.
- Да, я тяжелый человек. Мне нелегко пришлось на зоне, это сильно повлияло на характер...
- Знаю, - подтвердил Путра. - Знаю про ваши зековские проблемы, как вы отстаивали там свое "я". Только все это осталось за колючей проволокой. Но вы перенесли на волю тамошний стиль жизни.
Радкевич полоснул по следователю пылающим взглядом, с видимым усилием подавил в себе злобу.
- Можно еще сигарету? - попросил он как можно миролюбивее.
Путра кивнул. Радкевич потянул к себе оранжевое окончание одной из сигарет и неожиданно замер.
- Думаете, я его убил?
Их взгляды встретились. Путра не был к этому готов и выдал себя.
- Думаете, - без особой обиды констатировал Радкевич и сытно закурил; так, как после долгого воздержания занимаются сексом во второй раз - уже неторопливо, вникая. - Зря. Зачем мне это?
- А почему вы уверены, что кто-то убил Чарова? - Путра хотел отыграться и уже не прятал глаза.
- Тогда зачем я здесь? Зачем допрос с таким пристрастием?
Отпираться не было смысла.
- Все признаки говорят о том, что Чаров покончил жизнь самоубийством, выбросившись с террасы своей квартиры. Есть только одна загвоздка... - Путра уставился на размякшего Радкевича, но тот не отреагировал на его глазные буравы. - Мы не можем найти никаких оснований для самоубийства.
- Ну, мало ли...
- Вы броситесь из окна, если после долгого прозябания вдруг ухватите за хвост удачу? Настоящую, вполне конкретную.
- Кто его знает, - тускло усмехнулся Радкевич, коротко махнув сигаретой. - Иногда счастье сводит с ума.
- Чаще сводит с ума чужое счастье.
Радкевич вспыхнул, стал остервенело тушить сигарету, докуренную всего до середины. Молча давя в пепельнице окурок, он лихорадочно соображал. И вдруг замер в озарении.
- Раз вы ищете возможного убийцу, обратите свой взгляд на Конева.
- Что? - насмешливо поморщился Путра. - Конев - одноклассник Чарова. Он его пристроил в фирму на ваше место. Какой смысл ему убивать?
- Месть.
Насладившись смятением в глазах следователя, Радкевич продолжил:
- Как-то раз я стал свидетелем интересного разговора между двумя сотрудницами фирмы, одна из них доводилась сестрой одному близкому знакомому Конева. Со слов брата она рассказала подруге весьма романтическую историю первой и, похоже, последней любви своего шефа к одной из одноклассниц. Любви очень печальной, безответной. Потому как девочка предпочла Чарова...
* * *
- Глупости все это, - отмахнулся Конев. - Дела давным-давно минувших дней.
С нескрываемым интересом человека, впервые оказавшегося в стенах полицейского учреждения, он осматривал кабинет следователя и с легким прищуром поинтересовался:
- Ко мне теперь другое отношение, раз вызвали к себе?
- В этом нет никакого сигнала, - сухо отозвался Путра, просматривая какой-то документ. - Раньше я общался с вами в вашем офисе потому, что хотел получить представление о месте, где работал Чаров.
Он отложил папку в сторону и с немного картинной улыбкой поинтересовался:
- Почему же вы не рассказали мне об этих глупостях давным-давно минувших дней?
Пожимая плечами, Конев по обыкновению выпучил глаза.
- Зачем? Какое это имеет отношение к смерти Артура?
- Возможно, самое прямое. Речь ведь идет о Вере, бывшей супруге Чарова.
Конев напрягся:
- Ваше-то какое дело?
- Профессиональное, - заверил Путра. - Так почему вы мне об этом не рассказали?
- Вы меня не спрашивали. А я не видел в этой детской истории никакой связи с делом Чарова.
- Послушайте, Конев... - Путра старался говорить как можно миролюбивее. - Учитывая, что ваша любовь вышла замуж за Чарова - история совсем недетская. Кстати, почему вы не женаты?
- Действительно, почему? - с кривой усмешкой задался вопросом Конев. - Женился бы - и не сидел тут перед вами...
- Тем не менее, - нажимал Путра, игнорируя сарказм собеседника. - Почему?
Конев задумался. Нет, не над самим вопросом, который давно уже не задавал себе. Нужно было ответить так, чтобы быть понятым.
- Не помешаю? - в приоткрывшемся дверном проеме показалось курносое личико стажерки Нины Переваловой; она чувствовала, что Путра ей симпатизирует, и беззастенчиво этим пользовалась. - Мы с Юргенсом и Левицкой на обед собрались. Нам не хватает мужчины для второй пары.
Путра вывел Нину в коридор, аккуратно прикрыл за собой дверь.
- Я сейчас не могу, - он старался смотреть на девушку безразлично и попытался бодро отшутиться. - Вы уж без меня как-нибудь...
- Мы уже на вы? - Нина с театральной наивностью похлопала рыжими ресницами.
- Когда вас много - да, - кивнул Путра.
- А кто это с внешностью киллера? - Нина кивнула на дверь.
- Еще не знаю, - загадочно пробормотал Путра после паузы и вернулся в кабинет. - Итак, Конев, почему же вы не женаты?
- А вы почему не женаты?
Встречный вопрос был настолько неожиданным, что Путра на секунду замер, прежде чем опуститься в кресло.
- Моя личная жизнь вас не касается, - ответил он и тут же пожалел об этом. - Как вы догадались, черт возьми?
- Профессиональное. Я должен знать о клиенте даже то, чего не знает его родная мать.
Если это очевидно Коневу, заметно и другим, понимал Путра. Не то чтобы он комплексовал по поводу своей затянувшейся холостяцкой жизни. Но даже в весьма либеральном современном обществе есть определенные правила, на нарушителей которых смотрят не очень-то одобрительно. Особенно если это "законник".
- Я не ваш клиент, - попытался отшутиться Путра, быстро сообразил, что звучит это несколько глупо, и ответил, - У меня был, хоть и очень короткий, но и очень неудачный опыт совместной жизни.
- Тогда зачем пристаете ко мне со своими глупыми вопросами? - смеясь глазами, поинтересовался Конев. - Уж вы-то должны хорошо меня понимать.
Поймав на себе смущенный взгляд следователя, он продолжил.
- То, что я даже не жил ни с кем, сути не меняет. У нас с вами схожий печальный опыт. Он наложил тяжелый отпечаток на отношение к браку.
- Все-таки ваш случай не похож на мой, - возразил Путра. - Любовные разочарования я переживал не раз, но они не повлияли так сильно на мое отношение к браку, как неудачная попытка совместной жизни. Это другое.
- Другое, - кивнул Конев. - Поэтому вы кого-то еще подпускаете к себе.
Он поджал губы, собираясь с силами, наконец, тихо произнес:
- А я после Веры никого не желаю знать. Углубляться не стану.
Путра поверил Коневу. От этого стал еще подозрительнее.
- Вы понимаете, что только укрепляете меня в подозрениях? Вы должны люто ненавидеть Чарова за то, что он отнял у вас первую и, судя по всему, последнюю любовь.
- Должен, наверное, - после паузы согласился Конев. - Но не могу. Чаров не отбивал Веру у меня. Она сама его охмурила. Я ей был не слишком интересен.
В глазах Конева, в тембре его голоса было столько грусти, что Путра не мог ему не поверить. А тот продолжал:
- Вам, наверное, трудно поверить, но я из породы идеалистов, - он невесело хмыкнул. - Коммерсант-идеалист - диво дивное... Можно, я закурю?
Путра молча кивнул глазами, дождался, когда Конев сделает первую затяжку и немного расслабится, после чего продолжил разговор.
- Ваш идеализм ненависти не помеха. Идеалисты зачастую яростнее всех других.
Конев ненадолго зажмурился, вспоминая. Перед глазами замелькали кадры из далекой уже юности. Как однажды в седьмом классе оказался после уроков уборщиком класса в паре с Верой, а она, еще не слишком умело, походя опробовала на нем грозное женское оружие - кокетство. Как потом, сраженный, при любом подходящем (и не очень) случае еще менее умело пытался вызвать встречный интерес к себе. Как на новогоднем вечере в девятом классе билось в отчаянии сердце, когда Вера на виду у всех заигрывала с Чаровым...
- Нет у меня к Артуру никаких претензий, - заверил Конев. - Он не отбивал Веру. Нельзя отнять то, чего нет. Она сама выбрала его.
Последние слова Конев произнес с усилием, которое Путра не мог не заметить. Даже многие годы спустя Коневу было больно говорить о своей неудачной любви.
- Вы до сих пор ее любите? - Путра скорее утверждал, чем спрашивал.
Конев резко глянул на него сквозь табачный дым своими выпученными глазами и, не задумываясь, ответил:
- Нет. Нынешнюю Веру я не люблю.
- Откуда вы знаете, какая Вера сейчас? - насторожился Путра.
- А вы еще не в курсе? - удивился в свою очередь Конев. - Мы постоянно встречаемся последние года полтора. Какое-то время были любовниками.
Конев говорил об этом с явным разочарованием. Реальность не сумела дотянуться до его мечтаний.
- Можно сказать, я взял Чарова на работу по просьбе Веры. Во всяком случае, она повлияла на мое решение.
- Как завязались ваши отношения?
- Обыкновенно, - пожал плечами Конев. - Случайно встретились, она предложила поболтать. Сам я не решился бы... Выяснилось, что у нее разладились отношения с Чаровым. Дальше как-то все само собой произошло. Ей импонировал мой успех.
Конев произнес последнюю фразу так, словно ревновал Веру к своему успеху.
- И она попросила вас позаботиться о Чарове?
- Ну да. Знаете, поначалу я даже заподозрил их в сговоре. Больно гладко все получалось. Встречаю Веру, начинаем крутить любовь. Через пару недель появляется Чаров со своими массажерами. Я, разумеется, рассказал об этом Вере. Она тут же просит меня взять его в свою фирму. Много рассказывает о том, как ему не везло. Я заподозрил неладное и отказал, хотя Вера очень просила...
- Расскажите о ваших подозрениях, - прервал Путра. - Чего вы испугались?
Конев мотнул головой.
- Да не испугался я. Ни от Веры, ни от Чарова я не ожидал какого-то криминала. Просто закралось подозрение, что они сговорились "подоить" меня, воспользовавшись школьным знакомством и моим отношением к Вере, которое я никогда не скрывал.
- Как Вера отреагировала на отказ?
- Сдержанно, - определил Конев. - Расстроилась, но не слишком. Потом успокоилась.
- Чаров знал о ваших отношениях с Верой?
- Узнал, когда уже начал работать у меня. Не скажу, что новость потрясла его, но смутила уж точно. Думаю, он продолжал любить Веру...
- А она?
- Наверное, да, - Конев вздохнул. - Неспроста же встретилась с ним в тот самый день.
- Какой день?
- Ну, в день его смерти, - раздраженно уточнил Конев.
- Откуда вы знаете? - опешил Путра.
- Да я сам подвез ее в тот вечер к дому Чарова.
- И до сих пор молчали об этом? - Путра уже злился: "А мы который день ломаем голову, чья это помада на бокале в его квартире!"
Конев пожал плечами.
- Не думаю, что ее визит к Чарову как-то связан с его смертью.
- Позвольте мне решать! - негодующе воскликнул Путра. - Зачем она к нему приехала, не знаете?
Конев выпучил на следователя обиженные глаза, но постарался отвечать как можно миролюбивее.
- Она не говорила. Но, судя по тому, как выглядела и как вела себя, встреча обещала быть романтической.
- Кстати, вы не в курсе, как ее найти? Взяла отпуск на работе и куда-то запропастилась.
- В России она. На следующее утро после встречи с Чаровым должна была уехать в родной Смоленск. Я сам ей билет купил.
"Как интересно!" - с сарказмом подумал Путра, вскипая, и одарил Конева испепеляющим взглядом.