Аннотация: В которой повествуется о нелегком труде патологоанатомов, сиделок, прачек и белошвеек.
Глава 7.
Госпитальная площадь наполнилась людьми самого разного сорта, любопытство тянуло сюда всех, кто хоть немного был в курсе последних городских новостей. Болтливых служанок, которые чуть свет отпросились в лавку, да пошли "короткой дорогой", как бы скучающих лакеев, чьи господа в столь ранний час почивали на мягких перинах и не хватились бы их, пьянчужек, рассчитывающих позже в кабаке получить дармовой стаканчик, а может и медяк за леденящий душу рассказ. Окрестные лавочники, оставившие добро на сонную женку, попрошайки и воришки, не упускающие возможности поживиться, гимназисты-прогульщики, дворники, усердно метущие пятачок у чужого дома, и весь прочий люд, который не мог пройти мимо этакой толпы. Не слишком утонченная публика. Да и причина столпотворения была груба и вульгарна - слухи и сплетни - это вам не демонстрация жирафы в ботаническом саду. Были тут и господа журналисты, вырванные из сна криком посыльного под окном "месье срочно!", и едва продрав глаза, поспешившие сюда, к главной городской больнице, чтобы из первых рук получить горячие вести - найдена пропавшая девочка, одна из сестер. Живой. Говорят, плоха.
Врачи, видя ажиотаж у окон некогда спокойного и тихого заведения, цедили сквозь зубы ругательства на мертвом языке, сестрички молились, и одна лишь старая уборщица во весь голос выражала свое недовольство: "Такого тут не видели со времен капитального ремонта!". В храме здоровья самое скандальное место (очередь в амбулаторию) и то организованно было к удобству посетителей - с деревянными жетонами-номерками и скамьями для ожидания. А тут... Несмолкающий стук в дверь, следы грязных сапог в коридорах и даже приемном покое, не предполагавшем подобную антисанитарию, беспардонное поведение некоторых личностей, под видом пациентов проникавших вглубь больницы... Все это вынудило к экстренному созыву консилиума, то есть совета попечителей, дабы решить щекотливый вопрос.
Девочку действительно привезли ночью, еле живую, хоть и без видимых следов насилия. Спустя час она перестала подавать признаки жизни. Почти все. При поступлении с подобными симптомами консультация мага-медикуса обязательна, и когда врачи зафиксировали остановку сердца и отсутствие дыхания, он один не мог констатировать смерть. Аура, разорванная в клочья, истерзанная точно стаей волков, аура девочки не гасла. Светила неровно, но светила.
И что прикажете делать? Пришлось выдумывать бюллетень-фикцию, для вывешивания на двери здания. Сошлись на том, чтобы обрисовать в целом картину, не акцентируя внимания на нынешнем состоянии. Мол, поступила в таком-то часу, с такими-то признаками, была обследована, наблюдается... Сначала попытались на окно снаружи повесить, но каждый так и норовил ткнуть в него пальцем, так что несчастный кусочек стекла быстро треснул.
Бумажку проглотили, но не насытились, народ не собирался расходиться. Весть о том, что пропавшая действительно выжила, отправилась сразу на передовицы всех газет, в то время как жадным до сенсаций акулам пера требовалось больше и больше сочных подробностей. Мать потерпевшей с трудом смогла протиснуться к дверям больницы: женщину бесцеремонно хватали за руку, пытаясь задать свой вопрос, несколько раз ее ослепила вспышка фотоаппарата, дежурившие "художники света" наседали в поисках картинки, фасад здания был со всех сторон запечатлен, не хватало портретика на первую полосу. Он получился особенно хорош - растрепанная бледная женщина со смесью страха и надежды в глазах у дверей госпиталя. Просто бомба!
Флико всегда чуял такие места.
Смешавшись с толпой непрофессиональных любопытствующих, он слушал. Что говорят, как говорят. Потолкавшись среди мастеровых и кумушек, чешущих языками на каждом углу, он был в курсе всех городских сплетен: полиция мух не ловит, девочку нашли совершенно случайно, и не ее вовсе искали, а ту, барышню (конечно, стали бы они простолюдинку из карантинного района так резво искать). Кто-то даже видел ночью шикарную карету у дверей больницы, не иначе как благородные приезжали опознавать чадушко, да быстренько укатили.
Малыш Флико пробирался к краю площади: по кривой улочке, огибавшей здание, можно было выйти к дому с колбасной лавкой на первом этаже, она же сквозной проход на параллельный проезд, оттуда два шага до полиции. Вдруг капитан уже на месте? Он ему задолжал интересненького, ну да тот сам виноват, три дня не появляется. Хорошо хоть вперед заплатил, иначе фиг бы он бросил свое козырное местечко на улице. Но, как говорит папаша Тартю, надо расти.
Неприметная дверь в голой без окон стене приоткрылась. На маленький нагретый солнцем пятачок, потирая поясницу, вышел мужчина почтенных лет в кожаном фартуке поверх серой хламиды. Щурясь от яркого света, он сладко потянулся, разминая усталую спину. Следом за ним на свет божий вывалился совсем молодой парень, лет семнадцати, не больше, в такой же форме, хмурый и будто бы чем-то недовольный. Старший закурил, прислонившись к стене. Закрыл глаза, подставив сухое морщинистое лицо теплым лучам, изображая безмятежность. Подмастерье тяжело привалился к двери, отчего за ней что-то с грохотом упало.
- Бузят? - вяло поинтересовался старик, даже головы не повернул.
Парень было подозрительно оглянулся, но потом перевел взгляд полный укоризны на мастера и тоже достал портсигар.
- Мэтр, так ее нам прикатят? Или до вечера свободны? Я не понял.
- Неа.
- Ну, пусть скачут. Мне этой ночки хватило. Четыре мешка мяса разобрать, чтоб этому выродку пусто было, - нервно крепко затянулся. - Об этом, об этом они не пишут?!
Парень закипал от злости.
- Это, чтоб ты знал, малыш, "неопознанные жертвы криминальной сводки", - устало протянул его напарник. - Циферки, галочки. Плюс четыре к колонке "в этом месяце найдено". Твое дело маленькое, собрать и описать. Скоро привыкнешь.
- Но привезла-то их одна машина!
- И что? Бросили на ледник где-нибудь по дороге в Портовом.
- Может и в Портовом, но сестру я собрал первой.
Старший только пожал плечами - смена выдалась тяжелая, что тут скажешь. А этот привыкнет, молод еще, думает, от него что-то зависит, думает, он тут кому-то поможет. В их профессии помогать уже поздно. Только упаковывать.
Заметив наблюдавшего за ними мальчишку, молодой парень шикнул на него, а пожилой сделал козу и подмигнул. Флико показал язык и исчез.
"Трупорезы", - опознал Флико мужчин и поежился. Но разговор он запомнил. Где, где месье Клебер? За такое он ему золотой вольтур должен будет!
* * *
Кажется, он приходил в себя несколько раз, но те звуки, что до него доносились, те вспышки света, блики, от которых хотелось зажмурить и без того закрытые глаза, - все это нельзя было доподлинно считать явью, осязаемым миром, реальностью. Скорее нет: мерещилось храмовое песнопение, лики святых и запах ладана.
"Отпевают, не иначе".
Тут бы заорать "Одумайтесь! Я жив!", но было как-то лень и вообще, вскорости белая пелена снова заволокла разум, чтобы через неопределенное время рассеяться и проявить все угасшие чувства одновременно. Перво-наперво хотелось жрать. И унять боль в боку. И еще хотелось повернуться с живота на спину, но ни одна мышца не слушалась Ройса.
- Очнулись, я сообщу хозяину.
Голос прозвучал не рядом, с другого конца комнаты, и когда капитан наконец совладал с затекшей шеей и повернул голову, дверь уже закрылась.
"Миленько", - подумал Ройс, разглядывая свое пристанище. И вовсе не монастырская келья, скорее комната в городском доме. Звуки деревенской улицы и грохот каменного муравейника никогда не спутаешь, тут не надо быть сыщиком. За окном день, солнце шпарит, и ситцевые шторки вот-вот воспламенятся. В комнате должно быть жарко, но тело пробирал озноб. Его ткнули ножом. Воспаление? И что это за приют старой девы? Вышивки в рамках, сухие цветы в вазе. На столе, стульях и полосатом диване кружевные вязаные салфеточки, думки из гобелена. В шкафу за стеклом коллекция фарфоровых статуэток-слоников, две куклы из бисквита и плюшевый медведь на тумбе. Бррр... Если его спасли с целью получения информации и будут пытать, то можно считать - пытка состоялась. Сосредоточиться под стеклянным взглядом трухлявой игрушки не получалось.
Дверь приоткрылась, и, придерживая ее плечом, в комнату бочком вошел мужчина с подносом. По виду никак не господского сословия, но и не лакей, выправка не та. Мелкий лавочник? Разнорабочий?
- Давайте-ка посмотрим ваши повязки, - представиться он не пытался. "Доктор" вообще был немногословен, молча проверил пульс, потрогал лоб на предмет жара, покачал головой (понятно, отчего знобит), откинул одеяло и принялся инспектировать раны.
- Н-даааа, нехорошо.
- А где же... хозяин? - прервал молчание Ройс. Слова тяжело давались пересохшим губам и горлу.
- За вас молится.
Пока капитан кривился бородатой шутке, к губам его поднесли стакан. Влага чувствовалась кожей. "Вот что значит жажда". Лишь выхлебав все до дна, он обратил внимание на вкус. Вполне приличный морс с какой-то травяной отдушкой, после которого тут же потянуло в сон. В следующий раз он уже не очнулся, а проснулся, не менее голодным, но более осознающим свое положение.
У двери на стене тускло горела газовая лампа, давая мягкий неяркий свет. Поднос с лекарствами на прикроватной тумбе, который он помнил, отключаясь, сменился графином с водой. Ощущения сильно изменились, больше не трясло, боль там, где по идее были проникающее ранения, не ушла, но лишь слабо пульсировала, а если не двигаться, то и вовсе не мешала бодрствованию. Сколько он тут валяется?
Ройс потянулся за стаканом, но аккуратно налить воды не удалось. Онемевшие руки плохо слушались, пальцы неловко ухватились за гладкий бок и, конечно же, промахнулись. Зазвенело стекло, по полированному дереву растекалась лужа, и почти сразу же в дверной проем сунулась голова его "сиделки". Ничего не сказав, тот исчез, чтобы явиться снова с кружкой бульона, источавшей знакомый аромат трав. Ройс недоверчиво покосился на мужчину.
- Вы меня что, опаиваете? Сами пейте это зелье!
- Ну же, храбрый вояка, это всего лишь противовоспалительный сбор. А заснули вы давеча от того, что с жаром боролись. Пейте, вам нужны силы. И жидкость.
Долго сопротивляться приему пищи, пусть и такой символической, не получилось. Недовольно бурча, Ройс привстал на локтях и принял чашку. Лицо обдало паром, и желудок громко отозвался намечающейся трапезе.
- Кто вы, что это за место и как давно я здесь? - спросил он между глотками наваристого бульона.
- Меня можете называть Байо, - спокойно ответил мужчина, наблюдая с умилением, как подопечный прихлебывает из кружки. - И вы третий день гостите в доме одной благочестивой сударыни, коя в отъезде.
- Кто ваш хозяин?
- Вы сами с ним вскорости познакомитесь. Утречком, а сейчас, - сказал он, забирая до обидного быстро опустевшую посудину, - извольте отдохнуть.
- Подождите!
- Да, сударь? - уже в дверях он обернулся.
- Ведь это вы меня спасли? Как это было? Что вы видели? Это важно!
- Да, я там был. Видел, как вы вышли с пожилым господином из питейной, еще один месье вышел следом. Я с лошадьми был, поодаль, лиц не разобрал.
- А приметы особые? Не хромал ли кто? Или там рост? Телосложение?
- Ну, первого, положим, вы и сами хорошенько рассмотрели, невысокий такой старичок, сутулый. А второй в плащ укутанный... какие там приметы? Хотя, что я голову морочу! Помню-помню, сапоги его блестящие, жирной ваксой отполированные. В этаком сральнике, простите. Так чистят только штабские и служивые на парад.
Значит, не показалось. Один сукин сын опознан. Господин Де Санж получит своего подозреваемого.
* * *
Бессонная ночь, полная тягостных размышлений о паскудности жизни в целом и собственной беспомощности в частности, тянулась бесконечно. Этот хлопотливый Байо заглядывал несколько раз, тяжко вздыхал, точно старая нянюшка, грозился вколоть морфия ему и себе - время скоротать и нервы успокоить, но потом все же вошел в положение и принес вчерашнюю газету, сладкого чая и кусок ветчины. Оголодавший капитан набросился на все и сразу.
Судить о криминальной обстановке в городе по газетным статьям - курам на смех. Если верить прессе, то каждый второй тут - благородный разбойник на страже интересов угнетенных масс, а кто не вписывается в образ - монстр и чудовище, угрожающее всему святому при полном попустительстве властей. Полицейские обычно удостаивались разве что карикатур и фельетонов, а всё эти 'либеральные преобразования'. Три года назад департамент под мягким давлением министерства передал цензуру на откуп специально созванного совета. Состоящего, по-видимому, из любителей перченых историй, демагогов и потребителей похабных анекдотов на последнем развороте. В общем, картина происходящего восстановлению подлежала, но путь был извилист.
'Девочка найдена', 'Другая девочка', 'Новые жертвы' - точно лавина обрушились на Ройса подробности последних трех дней. Сейчас поднимут шумиху, раскрутят на потеху публике, выжмут до последнего семью, а напечатают вот как сейчас, одни домыслы и таинственные оговорки, чтобы нагнать еще больше ужаса в сердца домохозяек. Обвинят полицию и мусорщиков заодно.
Его догадка была верна - тела не могут исчезать бесследно. Зарой, утопи, сожги - найдется свидетель, который вспомнит подозрительный дымок в тот день. Один раз проскочишь, десять раз провернешь, но на сотый, найдется пяток наблюдательных соседей, которые сдадут тебя с потрохами. Только повод дай. По официальным каналам была установлена слежка за всеми свалками крупнее навозной кучи, теми же силами организована видимость бурной деятельности вокруг четырех шлюзов на Сорене, куда приносило всех утопленников с равнины. И ведь сволочи перестали быть осторожными, засуетились! Не тело найдено, свидетель! Тут хотелось бы порадоваться, да не получалось. Ей бы выжить.
Отшвырнув газету в сторону, капитан уставился на догорающие в камине поленья. Сухие цифры криминальной статистики не вызывали привычного азарта. При виде ровных колонок перед глазами всплывали врезавшиеся в память стопки скромных серых листочков - бланков особых примет, которые должны были заполнять родственники на случай обнаружения тела. Все эти 'ямочки на щеках', 'воскресные шляпки'... Ужасный список, который в любой момент может пополниться синеглазой и рыжей девицей.
А ведь теперь и он превратился в одну из жертв подворотен. Этот змееныш Гирро, исполнительный любитель лакированных штиблет, сейчас там, в департаменте ставит галочку в графе пропавших без вести. Как это могло случиться? И ведь был момент, когда мелькнуло сомнение: накануне событий с семейкой Густав он застал его в своем кабинете, испуг списал на волнение от открывшейся картины зверств в провинции, а на самом деле тот просто рыскал по его документам. Что искал? Переписку с окружными префектами? Список информаторов, агентов? Чего такого он, секретарь, не знал о своем шефе... Вот сволочь, все ведь сливал.
Не время хвататься за голову, надо думать, как выкручиваться. Интересно, его считают мертвым или ищут, чтобы добить? Первое, надо сказать, предпочтительнее. И нужно установить связь с внешним миром. В департамент соваться самоубийственно, а вот попросить разыскать шустрика Флико? Пойдут ли ему навстречу? Он тут гость или узник?
Перед рассветом капитан незаметно для себя задремал, так что к утреннему визитеру оказался совершенно неподготовленным. Среди плетенок, кружавчиков и пыльных думок темная сутана айна смотрелась бы органично, если бы был он лет на двадцать постарше. Этакий убелённый сединами, мудрый и все понимающий духовный наставник вашей любимой тетушки. В кресле же сидел мужчина немногим старше самого Ройса, крепкого телосложения, с открытым лицом, располагающим к доверительной беседе. Но то была черта профессиональная. А вот занят он был делом совершенно не свойственным его сословию - чтением книги пустой и никчемной, сборника старинных баллад.
- Здравствуйте, месье Ройс Клебер. Рад видеть, что вам лучше.
- Вашими молитвами!
- Не ерничайте, капитан. Действительно моими. Понимаю, деятельным людям вроде вас тяжело дается временная немощь, так что смело изливайте ваши претензии несправедливому миру, я потерплю. Мне кажется, если вы попробуете сесть, то вас покинет изрядная доля яда.
Лежать на животе и зыркать снизу вверх, в самом деле, было неприятно и унизительно. Когда Ройс попытался поменять положение, то с удивлением заметил, что раны почти не тревожили его. Слишком быстро.
- Ваш оппонент действовал наверняка, - будто отвечая на невысказанные мысли, продолжил айн. - Стилет был отравлен мышечным паралитиком. Сами раны оказались не слишком глубокими благодаря вашей сбруе, - он тонко улыбнулся, - но токсин начал действовать почти сразу, Байо оказался там очень и очень вовремя.
- Чем вы его нейтрализовали?
- Помолился, - он развел руками и улыбнулся шире. - Сударь, поменьше скепсиса. Вы мне и правда теперь кое-чем обязаны. Лучше ответьте на такой вопрос. Мой человек спас вас, подобрал на сомнительных задворках фабричного пригорода. У вас есть подозрения, почему на вас напали?
- Личная неприязнь, ваше преподобие. Не поделили бабу. И давайте вы тоже ответите на несколько моих вопросов.
- Как интересно, - улыбаться храмовник перестал, и на агрессивный и не слишком учтивый выпад капитана ответил прямым серьезным взглядом. - Задавайте ваши вопросы, но позвольте прежде представиться - Поль Франсуа Бошан, хранитель душ провинции. Назначение принял недавно, посему лично с вами не знаком.
- Как интересно. А ваш Байо оказался случайным свидетелем?
- Профессиональная проницательность вам не изменила, в отличие чувства такта и хороших манер. Ну да, спишем на неважное самочувствие. Нет, не случайным.
Айн поудобнее устроился в кресле, закинув ногу на ногу и подтянул стоящую рядом на столе изящную чашечку с чаем. Глубоко вздохнув, он продолжил.
- Дело в том, что в последнее время сферы наших интересов пересекаются. Не кривитесь, я не попытаюсь вас опорочить перед сослуживцами, публично уличив в набожности сверх принятых в детстве обетов. Меня интересуют лишь судьбы нескольких пропавших душ из моей паствы. Эта тема занимает и вас?
Не выказывая особого энтузиазма, Ройс неопределенно мотнул головой. Не в бровь, а в глаз. И откуда вы взялись, добрый пастырь господин Бошан?
- Не беспокойтесь, у меня нет таинственного осведомителя в вашей конторе. Вы, милый капитан, собственноручно рассылали письма айнам округа, о чем неизбежно был проинформирован и я. Не обладая сведениями о ходе расследования, я все же имею определенные догадки о том, как далеко вы продвинулись. Точнее, где застряли. С чего бы начать...
Глядя в жаркий зев камина, храмовник точно в нерешительности барабанил пальцами по закрытой книге, что покоилась на его коленях. Но искал он там не храбрости: взгляд, который айн перевел на Ройса, гипнотизировал, не давал шелохнуться и сделать малейший вздох. Капитан сморгнул.
- Вы знаете, в любом ведомстве занять пост, эквивалентный моему - требует определенных навыков, особенно по части диагностики людской сущности. Не буду высокопарно утверждать, что я верю вам, нет. Скорее так. Я вижу вас. Я вижу, душе вашей не чуждый благородные порывы, но она отравлена гордыней и тщеславием. Я вижу в вас боль преданных идеалов, злобу неоправданного доверия, ярость мести. Честно: в этом конкретном деле с таким букетом вы можете смело ложиться обратно в ту сточную канаву, из которой вас вытащил Байо. Не забудьте только извиниться перед ним, человек как-никак старался. Но если вы хотя бы попытаетесь побороть некоторые свои вредные привычки, то вместе мы сможем кое-что предпринять. Не говорю выиграть, но побороться. Вы готовы слушать?
Странное оцепенение рассеялось, но вместо него Ройса захлестнула волна чужих эмоций, горя, разочарования, бешенства. Это он так силу демонстрирует? Проверяет стойкость психики? Воспитание не позволяло материть служителей Храма в глаза, но очень хотелось. Капитан стиснул зубы и приподнял бровь - мол, слушаю, ваше преподобие.
- Моя маленькая проповедь задела вас за живое? - айн отвел глаза и непрошенные чувства схлынули. - Вы не безнадежны. В таком случае, перейду к сути дела. Некая группа лиц собирается скомпрометировать Храм. Это проблема в среднем приближении и, как вы не преминете подметить, проблема не ваша, а моя. В более глобальном плане, вы залезли в Большую Игру, которая ведется далеко не в этом городе и не в этом округе, а вовсе за пределами нашей страны. У меня есть все основания полагать, что козлом отпущения сделают айнов, после чего самое безобидное - поменяется расклад сил в Большом Совете и все успокоится парочкой погромов. Но более вероятный и менее приятный прогноз - начнутся массовые волнения (предпосылки видны уже сейчас, вы только почитайте газеты), которые закончатся ультиматумом королю и парламенту. Ультиматумом об отмене ограничительного эдикта и новых мажьих свободах. А под шумок проведут серию менее громких, но не менее разрушительных законодательных актов. И, как вы понимаете, это будет только первый шаг коалиции магов при поддержке северного соседа.
- И что этот сосед получит? Горстку старых пердунов?
- Нет, молодой человек, далекий от политики. Они получат марионеток с большинством голосов в нашем правительстве. Они получат соседа с нестабильной социальной обстановкой, готового на все, лишь бы помогли успокоить. Получит ослабленную фракцию айнов, что разозлит соседа южного, и тогда на территории Анселета столкнутся интересы трех стран. Поверьте, никому от этого лучше не станет.
- Это все политика. Как выяснилось, я на нее влиять не могу. Лишь она на меня. А что у нас в крупном приближении?
- Жизнь тщетна? Не нравится мне ваше упадническое настроение. Все эта политика не может действовать без двух вещей: денег, которые дает северный сосед, а также силы, которую обеспечивают маги в противовес преданным короне войскам регулярной армии.
- Та самая поредевшая паства? - хмыкнул Ройс.
- Неуместная шутка, господин капитан. Вы пытаетесь показаться более циничным, чем вы есть, - храмовник метнул на него суровый взгляд, и на мгновение кончик языка онемел. - Я убежден, что все эти женщины, девочки, девушки - жертвы старого ритуала, 'Перевернутой Чаши', доселе забытого в нашей стране, но активно практикующегося в рабовладельческих регионах, где человеческая жизнь не так ценна. Это резерв сил, это убийственное оружие, необходимое для государственного переворота. Одна выпитая душа в Парисее идет за стопку монет смильта высотой в указательный палец. Вы себе представляете размах? Статистика по моему благочинию не дает полной картины, епархиальные архивы сейчас разрабатываются, и я рассчитываю на ответную любезность с вашей стороны...
- Вы предполагаете, что я буду делиться с вами служебной информацией из чувства благодарности? Может быть, вы его искусственно пробудите во мне?
- Господин Клебер, без вас я справлюсь. А вы без меня - нет. Даже если Байо поставит вас на ноги в три дня. Вы верно оцениваете масштаб того... дела, в которое вляпались?
- А вы значит, оцениваете?
- Увы, да. И даже поделился с вами авансом информацией. Дальше сами решайте: помогать мне или пойти и утопиться. Одинокие рыцари, - господин Бошан помахал книгой песен средневековых менестрелей, - такие поединки не выигрывают.
Айн легко поднялся из кресла и отошел к окну, всем своим видом давая понять, что ему тут сказать больше нечего, следующий ход за капитаном. Но Ройсу было о чем подумать.
Первое, что приходило в голову - версия о святошах маго-ненавистниках оказалась несостоятельна. Конкретно этот айн обладал источником и активно, не скрывая, им пользовался. Подумаешь, грозно посмотрел. Нет-нет, тут работала сила, причем иного, чем у магов, характера. Казенный амулет, реагирующий на любое магическое воздействие, молчал, но капитан разве что челюстью не скрипел, ощущая отголоски поднятых из глубин чувств. Его чувств. Мэтр Талли был прав, источник нужен им самим. Переманивать - да, убивать - не имеет смысла.
Делает ли это так вовремя нарисовавшегося господина Бошана союзником, достойным доверия? Нет. Но, по крайней мере, можно утверждать, что он не связан с Гирро, стариком и их хозяевами. Детали расследования слиты секретарем несомненно, какой смысл просить его?
Время тянулось, но храмовник и не думал торопить месье Клебера, молча разглядывал улицу, делая вид, что занятия более увлекательного не сыскать.
- Я дам вам информацию. Мне нужен мой посыльный.
- Рад видеть в вас отклик, - господин Бошан обернулся в оживлении и потер руки. - Скажите, как его найти и Байо...
- А еще мне нужны кое-какие гарантии.
- Я весь внимание.
- Ваш личный интерес в этом деле очевиден: при наихудшем варианте развития событий вы первым будете вздернуты негодующей толпой на городской площади. Сейчас вы активно спасаете свою шкуру... хорошо-хорошо, паству. Но если я сдам оставшихся верных мне людей, кто гарантирует, что их потом не прирежут по-тихому в какой-нибудь подворотне? Не каждый день мимо проходит такой же сердобольный Байо, согласитесь. В политике 'лес рубят - щепки летят'. Вы не пожертвуете малым ради большего?
- Умеете вы приятно удивить собеседника. Что ж, меня не затруднит дать вам клятву на Чаше. Примете?
- Приму, - серьезно ответил Ройс, и жестом остановив начавшего было говорить айна, продолжил. - Но будет еще кое-что. Есть одна особа. И она крайне нуждается в присмотре в эту самую минуту. Ее персона, скорее всего, заинтересовала ваших... теперь уже наших злодеев. Она не в курсе своего положения, а потому может быть неосмотрительно легкомысленной. Последние несколько дней я тайно вел наблюдение, но сейчас...
Господин Бошан изменился в лице. Взгляд его, загоревшийся энтузиазмом в ответ на согласие Ройса, посуровел, на скулах заиграли желваки. Многовато эмоций демонстрирует его преподобие для степенного хранителя душ.
- Как выражаются в ваших кругах, у нас опять выявился интерес к одному и тому же объекту.
- Откуда вам известна...
- Если госпожа Марика и правда в поле зрения магов, то ее жизни угрожает опасность. Как вы, сударь, побледнели. Переживаете, значит... Не постигли в полной мере цинизм своего ремесла. Я тоже переживаю за эту девицу. Скажем так, я был бесконечно удивлен, обнаружив свою сбежавшую горничную в вашем обществе.
* * *
Чашка горячего кофе с каплей бренди (того самого, для выведения пятен), пальто на плечах и низкий стул у очага. Обернув горячую кастрюльку тряпкой, чтобы не обжечься и не перепачкаться сажей, я пристроилась с ней на коленях у огня; в комнате спозаранку стоял дикий холод. Сегодня роскошный завтрак из сыра и внушительного размера горбушки, которой отлично подчищаются жидковатые остатки рагу. Утро, полное раскаянья, началось до рассвета, но не ради самонаказания - работа в виде трех тазов с замоченным бельем ждала моих нежных ручек. Оно и хорошо, есть на что отвлечься, правда, чуточку времени на самоедство все же нашлось.
Вчера вечером, оставив торжествующего кавалера позади, я поднималась к себе, а в голове царил полный хаос. Что теперь с этим делать?! Ведь только разобралась, не нужны мне никакие "affaires d'amour" в ближайшей перспективе. Но нет, пожалуйста! Стоило расклеиться из-за худых подметок, как позабыла ты, госпожа Марика, заветы 'благородного воспитания'. Ох, позабыла, да так, что голова до сих пор кружится от жарких и требовательных поцелуев господина Вианкура... или мы теперь по имени и на ты? До сих пор подгибаются колени, как вспомню его руки на талии, взгляд с поволокой и шепот в ушко. Интересно, он в курсе ошеломляющего эффекта собственной внешности? Ведь в прямом смысле на ногах еле стояла, будто опьянела, аж всю потряхивало. Хотя, может, то от большого испуга было: перетрусила я знатно, до икоты, когда в толпе на людном перекрестке снова мелькнула серая сутана. Да, это город, и народу тут, что тараканов на кухне постоялого двора, возможно, то и вовсе была не ряса айна, а рабочая тужурка какого-нибудь мастерового, но все эти умные мысли приходят после. Запаниковала, заметалась.
Маг решил, наверное, что истерика и паранойя - имя мое. Но теперь это его проблемы. Вообще, надо бы вспомнить, как играют в 'горячо-холодно', оно же - принцип работы динамо-машины. Друг сердечный Ранье, как мне показалось, был решительно настроен на продолжение банкета, а потому удивлен и раздосадован финалом свидания. Целуя ручку, многозначительно выгибал бровь и сверкал глазами на прощанье: 'Не будешь ли, милая, сожалеть?'
Я прижала прохладные ладони к горящим щекам. Угомонись, грешница. Вперед, к честному труду!
Даже простая еженедельная стирка - утомительный процесс. Бесконечное таскание дров и воды, работа вальком до полного остервенения, полоскание, отжим... А потом подсинить, накрахмалить и снова отжим. Будем честны, рубашки господина Бошана ненавидели меня, а я их. После нескольких историй с оторванными рукавами мы с хозяином договорились на приходящую прачку. Но тут, в современном цивилизованном городе, где если не каждая квартира, то каждый дом подключен к канализации, а часто и водопроводу, где любая домохозяйка может купить в лавке стиральный порошок и набор миленьких маленьких бутылочек со всяческими пятновыводителями, - тут и нерадивая служанка вроде меня возомнит о себе бог знает что.
Стирать договорилась на чердаке, куда, конечно, надо принести воды, но были установлены слив, чаны для кипячения и развешаны веревки. А еще стояла абсолютно волшебная машинка с двумя свинцовыми цилиндрами для отжима, вызывающая лишь мои восторженные писки. Жительницы дома из тех, что не прибегали к услугам прачечных, раз в месяц могли абсолютно бесплатно воспользоваться этой комнатой. Кому надо чаще - платили. Но и первых оказалось не много, потому что всякая хозяйка, прежде чем шагнуть на первую ступень среднего класса и завести себе горничную, сперва изыскивала пару медных грошиков на прачечную.
Хлипкая фанерная дверь под крышей запиралась на амбарный замок с две моих ладони. Хорошо тут стерегут пеленки. Поклонившись низкому проему, я ступила на дощатый пол чердака. Ближайшие два дня это царства пара мое.
И понеслась. Скоблила ногтем и нежно терла мягкой 'губкой', то есть набитым ветошью носовым платком, наматывала на бакулочку и вываривала с мыльной стружкой, приметывала на тряпицу и растягивала на доске, вымывала и выполаскивала... Растягивать 'удовольствие' не хотелось, а потому забыв об усталости взбивала, месила белую пену.
Юбка и блузка вымокли до последней нитки, волосы липли к распаренному лицу, поясница ныла, как портовым грузчикам и не снилось, о руках было страшно подумать. Боже, ведь еще три квартиры мести-скрести... На самом деле эта часть работы была наименее трудоемкой, а со шваброй, сколоченной из черенка от лопаты и старой щетки, теперь вообще песня! В минусы можно было записать тяжелые ведра, беготню вверх-вниз по ступенькам и необходимость ждать, когда квартиранты изволят отлучиться. Даже в доме неудачливого торговца и спившегося антрепренера прислугу должно быть не видно и не слышно. Из-за этих глупых правил уборка частенько растягивалась на целый день, и порой мне казалось, что тружусь я на полную ставку.
Уже в полной темноте, когда с бульвара неслась веселая музыка, не чуя ног, поплелась в соседний дом, домывать полы в комнате учителя музыки, пока тот столовался. Если это можно так назвать, в одиннадцатом часу ночи. Ну, пусть 'питается', не мое дело.
Вот уже года два-три не припомню подобные марафоны. Разогнув спину в завершающем упражнении, я привалилась к стене. Всё, вылить грязную воду и домой, упасть пластом. Дух переведу и вниз. Но тело, кажется, решило, что от него отстали и можно засыпать прямо здесь. Так и стояла, внимая звукам чужого быта и подробностям жизненных перипетий, доносившимся из-за тонких перегородок. Моноспектакль "моя загубленная молодость" подходил к концу, когда внизу на лестнице послышался шорох и явственное переступание ног. Будто кто-то устал ждать и сменил надоевшую позу. Всякая вялость слетела в одночасье.
- Кто там?
Так тебе и ответили, Марика. Если это очередной любитель приставать к припозднившимся поломойкам, каких я тут уже встречала, тряпкой по роже и помои на голову. Но пьяненькие мужички обычно не таились, полагая, что одинокая вдовушка не прочь повеселиться. А это кто такой стеснительный?
Я перегнулась через перила, вглядываясь в темноту лестничных маршей. Тусклый свет горел только на первом этаже, да коптила зажжённая мною настенная лампа, остальные из экономии и боязни пожаров без надобности не трогали. Не разобрать. Может, послышалось? Пятно света там внизу моргнуло, точно скользнул кто-то тенью мимо светильника. Мне не показалось.
Не решаясь покинуть скудно освещенный пятачок, я приросла спиной к двери ближайшей квартиры, за которой шла такая обычная жизнь: бранилась женщина, мяукал кот, гремели посудой в тазу. Вглядывалась в темноту, прислушиваясь к собственным страхам, пока влажная одежда не начала холодить. Бронхита нам не надо. Дом так близко, только двор перебежать, но... Постучаться к соседям? Даже не знаю, кто тут живет.
Дверь пребольно шибанула по затылку и долговязый парень, потеснив меня, вышел на площадку.
- Мадам, вам помочь?
Надо ли говорить, что когда мы спустились, дверь парадной была распахнута? Покуда помогавший снести ведра вниз соседушка не определился на мой счет, я поспешила исчезнуть.
Бессонную ночь полную метаний я себе позволить не могла, физическая усталость взяла свое. В таком состоянии думаешь не об отдыхе за чашкой чая, не о любимой книге с закладкой на пятой главе и даже не о горячей ванне с травами. Думаешь о том, как дотащить свои кости до матраса и о предстоящих часах блаженства - сна! Плевать, что холодно, плевать, что в желудке пусто, тело требует, кричит - спи. Даже если к этому примешиваются душевные терзания мартовской кошки. В общем, едва коснувшись головой подушки, я погрузилась в крепкий здоровый сон молодой женщины, вспахавшей три поля. Правда, чересчур насыщенный день все же дал о себе знать.
Изнеможение обычно не способствует красочным снам, наоборот, проснувшись утром кажется, что только пять минут назад закрыл глаза. Я же, вскочив посреди ночи, чувствовала, что очнулась от кошмара. Как оно водится, я не помнила кто, кого и зачем, только бесконечные плутания по городу, которые всегда заканчивались зловонным тупичком и грубым смехом за спиной... На автомате пробормотав храмовое двустишие, вырубилась обратно, к уже позабытым тревожным лесным чащам и мертвой тишине каменных развалин.
На следующий день Венера, по-видимому, была в Козероге, а черная курица снесла синее яйцо. Пока я, забывшись, кипятила утренний кофе, забегал мальчишка-рассыльный, принес тоненькое письмо - ответ пожилой дамы, ищущей компаньонку. Отказ, разумеется. День обещал быть удачным...
Пережжённая бурда лишь приоткрыла мои глаза, значительно лучше с этим справились утренние экзерсисы с тряпкой. Они же способствовали пробуждению аппетита, так что бельем я решила заняться после обеда. И совершила ошибку.
Сытая, отогревшая вечно зябнущие руки за теплым от работы утюга столом, я откровенно засыпала над очередной перекрученной тесемочкой, которую надлежало разгладить и отпарить через мокрую тряпочку.
Я тихо и мирно ненавидела это занятие, покорно и неторопливо елозя чугунным утюжком по расстеленным тряпкам. Сонной мухой шла к камину, чтобы в очередной раз поставить один утюг на угли, взяв взамен накалившийся. Очнулась я от неприятного запаха, и, опустив глаза, увидела его источник: на белоснежных накрахмаленных панталонах с трёхъярусными оборками по низу стоял дымящийся утюг, испепелявший этот аморальный кусок шелка.
Каждый человек должен заниматься своим делом! Куда ты сунулась?! Теперь на филее у какой-то цацы будет подпалина. Это же сколько с меня вычтут? Еще и заказа нового не видать. Это тебе не грубые льняные скатерти в доме айна...
Поставив, первым делом, утюг на подставку я отошла подальше от места преступления - самое главное здесь не броситься тут же затирать, ковырять. Глубоко подышала у раскрытого окна и, успокоившись, вернулась. Почти насквозь! Это конец. Хоть новые покупай! Такое бельишко стоит как мой месячный рацион, одного бисера тут на три ужина...
При мысли о бисере на ум пришел изящный молодой человек из лавки-подвальчика, любезно подаривший мне пакетик с бусинами. Кажется, появилась идея, как обойтись малой кровью. Наскоро причесав растрепанные волосы, я накинула на плечи пальто и, забыв о шляпке, помчалась на улицу.
Тренькнул колокольчик, две посетительницы обернулись на меня, но быстро вернулись к своим делам - перчаткам, перышкам и цепочкам для часов. Услужливый молодой человек демонстрировал бесконечное многообразие расцветок и фасонов, но дамы никак не могли определиться.
'Эй, я утюг включенным оставила! Поторопитесь!' - хотелось крикнуть им. Но куда там. Оставалось только разглядывать витрины со штабелями тканей, свисающие с полок хвостики пестрых лент и поблескивающие из-за стекла пуговицы да булавки, больше похожие на драгоценности, чем на простую фурнитуру. Некоторые экземпляры и вовсе тянули на произведение искусства, а не на застежку для чепца.
Я снова в нетерпении глянула на женщин и к своему удивлению застала такую картину: пока одна из них прикладывала к лицу очередной пучок фазаньих перьев и капризно тянула 'что-то не нравится мне этот цвет', вторая тихонько засовывала в свою ковровую сумку сразу две пары перчаток и шарф.
- Мадам, позвольте... - громко сказала я и шагнула в сторону покупательниц. Воровка резко обернулась, роняя свою добычу. - Вы, кажется, уронили...
От последовавшего за этим кудахтанья, мельтешения сине-зеленых перьев и страусовых боа захотелось срочно спрятаться за дальний стеллаж. 'Видимо затерялись между первой и второй дюжиной', 'а я думаю, куда запропастились', 'пойдем, Клара, мне кажется, тут мы ничего не найдем'.
Когда шумные дамочки наконец отчалили, оставив за собой шлейф назойливых духов и негодования, я спокойно подошла к прилавку. Молодой человек смотрел на меня с признательностью, ибо не понять, что его пытались надуть, было трудно.
- Добрый день, месье, - я улыбнулась приказчику. - Сегодня мне требуется ваш совет. Вопрос жизни и смерти!
Он пристально поглядел на меня, и видимо узнав, воскликнул:
- Ах, да! Мадам в мужском бушлате! Прошу меня извинить, но... рад переменам!
- Да, не без вашей помощи, - я скромно потупила глазки. Ведь неплохо получилось, а? - Посмотрите, прошу вас.
Пострадавший элемент гардероба лег на прилавок. Слегка покраснев, мужчина взял его в руки и, сдвинув очки на кончик носа, принялся внимательно рассматривать пятно. Аккуратно прощупав ткань, даже поглядев на просвет, он печально вздохнул.
- Досадно. Мадам, тут лучше всего выкроить новую деталь из того же материала. Я могу подобрать тон в тон. Возможно, будет чуть отличаться по толщине, но в этом месте... незаметно.
Ткань вышла не дешево: идеально подходящий оттенок был только в импортных образцах, которые продавались не рулонами, а платками, местные мануфактуры такого не предлагали. Но и то дешевле новой пары, так что покупкой я осталась довольна, а на душе заметно посветлело. Даже начала пристальнее разглядывать витрины с блестящими побрякушками. Потом, дорогая, потом. Бережно упаковывая мое приобретение, приказчик вел неспешный вежливый треп.
- Слышали последние вести? Нашли пропавшую на той неделе в Аксе девочку. Бедняжка...
- Да? Что за бедняжка?
Молодой человек сделал такое удивленное лицо, что я даже устыдилась свой неосведомленности. Да, Марика, газеты надо читать не только с конца, но и с начала. Как-то медленно я вливаюсь в городскую жизнь, все по-старому привыкла, что новости соседка на хвосте приносит, обсудили и забыли, а тут - жизнь кипит.
- Пишут, что в городе объявился серийный душегуб! Вы посмотрите, в любом кафе только это и обсуждают до полудня. Прошу, - он протянул мне сверток.
- А после полудня, - я улыбнулась, принимая покупку, - обсуждают качество обеда и политику. Спасибо за помощь и всего доброго!
- Всего наилучшего, мадам!
* * *
Нежная ткань ласкает пальцы, ножнички по ней плывут как по маслу. Хорошо, что заточила, не поскупилась, иначе бы только изорвала дорогую материю, а так край среза получился ровный, без ниток, чуть подрубить и сметать. Готово. Больше страху и паники, нежели работы. Панталоны как новенькие. Н-да, эротическое белье, называется. Ажурный парашют.
Нет, ну до чего этот шелк хорош! Ладонь так и тянется провести по струящейся ткани, погладить лоскут тыльной стороной, дать ему скользнуть по руке легким перышком. Из него бы сорочку - королевское должно быть ощущение, но обрезков хватит разве что на носовые платки.
На спинке стула как всегда сохло мое незатейливо грубое исподнее, которое приходилось стирать ежедневно. Серое, добротное, на тесемочках, как полагалось в Чимене уважающей себя горожанке. Ведь повесишь на заднем дворе сушиться какое-нибудь кружевное тру-ля-ля, соседки потом перетрут по-своему, скажут 'С гнильцой баба, такую в дом пускать - мужа потеряешь!'
Во рту стало ощутимо кисло - долой воспоминания! Ну их, ехидных завистливых пустоболок. Где они, а где я? Все, распрощались навек. Ты, Марика, теперь вообще сама себе указ. Хоть стринги надевай, никто не узнает. Если не захочешь...
Пропустив в очередной раз между пальцами тонкую холодную материю, я в задумчивости расправила на столе некогда квадратный, а теперь заметно усеченный платок. Где там у меня старые газеты? Не все еще в топку бросила вроде. Будем кроить!
'Это вам не полиэстер! - обметывая край, размышляла я над собственной шалостью. - У меня в жизни трусов из натурального шелка не было, а теперь полдюжины будет! Только вот резинка...'
Пошарив взглядом по комнате, наткнулась на коробку шоколадных конфет, подарок мага. В самый раз! Я стянула украшавшие ее ленты и приложила к ткани. Все три оттенка сочетались просто идеально: нежно-кремовые трусики, пудрово-розовые и бежевые ленты. Аккуратные банты-завязки на бедрах, хлопковая вставочка куда надо и будет просто замечательно. Амандин такое и не снилось!
Не успела я подумать, что в последнее время мысль моя слишком часто материализуется, как раздался стук в дверь, за которым последовал знакомый голос.
Хитрая улыбочка расцвела на моем лице.
* * *
- Молодой человек, ваша деловая репутация может пострадать. Немедленно утрите сопли.
Улица не терпела разинутых ртов и доверчивых простофиль. Поэтому когда незнакомый бородатый дядька посулил пряничек, он был грубо послан в направлении общественных туалетов. Последовавшие за этим подмигивания и намеки на общих знакомых заставили Флико обратиться к любимым словечкам отчима, когда тот придет навеселе, но и это не помогло. Вообще, парень полагал себя юрким и вертким, ни один дворник, не говоря уж о квартальных, не мог за ним угнаться по знакомым-то канавам и чердакам. Раз только капитан Клебер подловил, и то сжулил, договорился с извозчиком, чтоб телегой перегородил дорогу. И представляете себе всю степень унижения, когда на глазах честного народа его крутят и запихивают в повозку?
- Вот шельмец, кусаешься?! Да угомонись ты! - конечно же, Флико сопротивлялся до последнего, царапался и извивался, колотил вслепую абы попасть по носу похитителю, но тот быстро захлопнул дверцу, а стены возка, точно зачарованные, даже не прогнулись под ударами грязных пяток. Небось, этот гад амулет отводящий нацепил, иначе фиг бы так подкрался. Тяжело дыша после тщетной борьбы, мальчишка зло сдул лохматую челку с потного лба. Надо собираться с силами для следующего рывка и внимательно следить за дорогой. Куда его везут, к айнам?
Большой дом в храмовой части города, высокая ограда, заброшенный палисадник, ни одна морда даже не повернулась на вопли Флико. А кричал он звонко. И что странно, малец за все свои выкрутасы не получил пока ни единой оплеухи. В коридоре, по которому его брыкающегося и упирающегося тащил давешний мужик, им навстречу двигалась фигура. Полы сутаны заслонили свет, бьющий из узкого окошка за его спиной, и Флико смог рассмотреть айна получше. Высокий, крепкий, от него так и перло спокойствием и силой. Вот ей богу, силой! Уж этот богов не молит, так, просит по-дружески.
Притихнув под взглядом храмовника, мальчик послушно зашел в отворенную им дверь и увиденное его натурально добило. Среди подушек, склянок и тазиков, окровавленных бинтов возлежал его герой, точнее тень лихого-удалого, а теперь осунувшегося, посеревшего господина капитана. В самом деле, раз уж его так догнало, то куда деваться мальчишке? Вражина попался не по зубам? Что же теперь будет? Всхлипнув, он совсем по-детски разревелся.
- Ну, все, на это я не подписывался, - дверь за бородачом громко захлопнулась.
- Сударь, - сурово посмотрел на него айн. - Вы беспокоите своего патрона. Возьмите платок.
- В самом деле, Флико, ты чего? Как видишь, я жив и иду на поправку...
- Ы-ы-ы.
- Успокойся, ты мне очень нужен, боец.
Вот теперь он узнал месье Клебера, того самого, что однажды подошел к голодному босому мальчишке с фингалом на пол лица, изучавшему свою порванную в уличной драке куртку. Бой был неравный, заведомо проигрышный, но когда это кого останавливало? Подошел он и сказал, протягивая горячий пирожок с повидлом: 'Привет, боец, ты мне нужен'. Не бросил монетку в грязь под ногами, не зажал надушенным платком нос, не смотрел презрительно, как иные, посылая с запиской через улицу, а вот сказал 'ты нужен'. Он, Флико, который разве что своей матери был когда-то интересен, он кому-то нужен.
Судорожно всхлипнув в последний раз, Флико упрямо сжал губы и кивнул, весь подобравшись. Принял у айна его сопливчик и даже с каким-то мстительным наслаждением использовал по прямому назначению. Стирать не буду, сами. Еще минут пять, и он готов был докладывать.
- Молодец, малыш. Ну, слушай задание.
* * *
Дверь коротко скрипнула за спиной несмазанными петлями, из глубин конторы выглянуло знакомое лицо. Я робко шагнула через порог. Узнал? Надо было все же разыскать месье Клебера. Без него как-то неспокойно, да что уж там, все внутренности сжались в комок, пока упорно глядя только вперед я шествовала мимо того самого поворота... И тут еще объясняться-представляться.
- Месье Тилль, приветствую!
- А, госпожа Молинари! Рад видеть, вы как часы - день в день.
- А как иначе? - видя, что меня признали, я немного расслабилась. Даже позволила себе ответно улыбнуться, чувствуя доброе расположение ростовщика.
Два узких мутных окна никак не могли победить полумрак комнаты. Низкий давящий потолок грозился приступом клаустрофобии, а бесполезная люстра, должно быть, касалась макушки любого посетителя, ростом выше карлика. Стены, обшитые потемневшими деревянными панелями, шкафы-шкафы-шкафы и, что удивительно, ни одного сейфа. Хозяин этих квадратных метров, следуя заведенной традиции приема дорогих клиентов, предложил ближайший стул и чашечку чая или чего-нибудь еще на выбор. Отказавшись от напитков, я присела (хотелось бы думать, изящно) на самый краешек и достала из внутреннего кармана пальто деньги.
- Сегодня получилось немного больше планируемого. Два фалькона.
- Прекрасно! Приятно иметь дело с сознательными заемщиками. У господина Клебера, смею надеяться, все хорошо? Я давно о нем не слышал, - деньги он не спешил убирать, лишь отодвинул на край стола. Что, опять светские беседы? Не люблю я этот пустой треп.
- Как и я, месье Тилль. К слову, думала у вас поинтересоваться, как его найти...
- Так вы не..., - неопределенный жест руки в воздухе говорил о многом.
- Нет, - голос прозвучал резче требуемого. - Он лишь помог мне в трудной ситуации, и я хотела еще раз обратиться за консультацией.
- Быть может, я смогу помочь вам?
Я колебалась, изучая облупившийся лак столешницы и покусывая губы. Клебер доверял месье Тиллю, мне самой хотелось поконфиденциальничать с Клебером, значит можно и с ним? Логика была хлипкая, но кто, как не ростовщик, слегка заинтересованный в моем благосостоянии, может дать деликатный совет?
Чем дольше я прикидывала варианты, тем сильнее погружалась в странную обволакивающую безмятежность. Непонятным образом эта тихая комната, куда почти не проникали не только солнечные лучи, но и звуки улицы, вселяла чувство покоя и защищенности. Казалось бы, тут за углом меня чудом не убили, я цепенела, всякий раз вспоминая долгие секунды до хлопка выстрела. Но сейчас лишь ловила себя на желании устроиться поудобнее и попросить-таки чашечку чая с лимоном, сахаром и бергамотом. Может и печенек каких на стол поставят?
Выйти из этого транса стоило усилий. Я продолжила, но вовсе не так, как предполагал месье Тилль.
- Скажите, а почему здесь так тихо?
- Вы наблюдательны, сударыня, - он откинулся на спинку стула. - Как вам думается, этот район достаточно безопасен для ведения спекулятивной деятельности вроде моей? Нет, я тоже нахожу его премерзким. Но не всем же повезло иметь гранитный фасад на Первой Банковской. Все это - приглушенные свет и звуки - следствие действия защитного купола, достаточно мощного, чтоб не печалиться о неблагонадежных соседях. Видите, я не держу железных шкафов, они мне не нужны. И, смею добавить, тайна любого разговора останется тайной даже для мага, наводящего чары.
Не сказать, что последнее меня подкупило, но откровенность сработала.
-Подскажите, как я могу защитить коммерческую идею?
Глаза господина Тилля полезли на лоб. Прямо-таки шовинизмом попахивает, а говорил 'с мадам приятно иметь дело'.
- В чем суть, можно полюбопытствовать?
- Да, конечно, - я выдержала небольшую драматическую паузу. - Есть крайне необычная модель женского туалета, которую, к сожалению, легко повторить любой мало-мальски умелой белошвейке, но которой нет аналогов, поверьте.
- Так вот, образец понравился одной потенциальной клиентке. Она даже вызвалась дать небольшую рекламу в заинтересованных кругах, но стоит этому случиться, как я потеряю всякий шанс заработать деньги. Повторю - идея проста.
- А идея всего одна? - прокашлявшись, уточнил ростовщик. - Я не из праздно любопытства интересуюсь. Понимаете, длину юбки вы не запатентуете, а вот конструкцию - можно попытаться. Если же идей у вас больше, чем на одно новаторство, то стоит регистрировать торговый знак, который будет защищать вас и ваши творения.
- И что, правда будет? - я засомневалась, не представляя принцип работы местного закона о защите авторских прав. - Идей, на самом деле, много.
- Тогда я бы советовал второе. Патент дело затяжное, да и результат может быть отрицательным. Кому надо - даст на лапу чиновнику, рассматривающему заявку, и тот спустя полгода-год решит еще и не в вашу пользу. Сплошное разоренье. А вот с регистрацией и я могу помочь, опыт имеется. Могу дать ознакомиться с образцом контракта на представительство ваших интересов в гильдии.
Есть над чем подумать. Бельишко уже засветила, так что упускать пусть и призрачную, но возможность заработать, было бы глупо. Достаточно вспомнить округлившиеся глаза Амандин и как она цокала языком, рассматривая 'невообразимое распутство'. Как она же правильно заметила, с этим добром лавку не откроешь. Айны сожгут и ее, и владелицу, а вот приторговывать через куртизанку... То, что предлагает Тилль - по сути свое дело. Смогу ли я тягаться со швеями из больших ателье? Ручной шов, скорость и возможности кроя у меня несравнимо ниже. Любитель, всего лишь любитель. Но уникальное предложение, эксклюзив, и работа только в этой нише могут позволить и цену диктовать и количество заказов регулировать.
Скажем так, это не то, чем мне бы хотелось заниматься всю оставшуюся жизнь, но несравнимо лучше мытья полов и постирушек.
Контракт, если опустить несколько витиеватых описаний различных поборов за посредничество, можно было считать годным. И это не тридцать процентов, которые 'скромно' просила для себя Амандин, а божеские семнадцать. И будет имя госпожи Марики Молинари на веки вечные ассоциироваться с похабными тряпочками. Что ж, кто-то этим должен заниматься.
- Составляйте контракт, господин Тилль. Но только на этот раз без проверок. Мы договорились?
- Договорились, госпожа Молинари! - процентщик был явно доволен предстоящей сделкой.
Не продешевила ли я? Ладно, будем надеяться, что до подписания контракта я все же успею проконсультироваться с не менее ушлым господином Клебером. После передряги, из которой он меня вытянул, чувство доверия к нему было неистребимо.
* * *
Гомон уличной толпы, грохот экипажей, выкрики десятка торговцев, все эти 'Чинить зонты!', 'Покупать торф!', 'Чудесные орешки!' - стоило ступить за порог, городская музыка оглушала и дезориентировала меня, заставляя думать о бегстве обратно в деревню.
Хотя до первых вечерних сумерек было еще далеко (я специально встала пораньше, чтобы расквитаться со всеми делами засветло), ноги сами несли меня, чтобы живее покинуть неблагополучный райончик.
Лишь ступив на площадь Биржи, сердце купеческого района, откуда до той самой Первой Банковой было рукой подать, я немного замедлилась. Уличная коммерция и тут шла достаточно бойко, но с большей выдумкой, нежели соперничество лужеными глотками. 'Инвестиционные общества', 'Кредитные дома' и всего пара магазинов, но витрины могли бы служить декорацией восточной сказки - богатые ковры, тяжелые драпировки бархата, огни светильников, преломляющиеся в хрустальных подвесках. Чтобы заглянуть внутрь такого пафосного местечка, вроде парфюмерной лавки с резным трехметровым слоном на входе, мне нужно пройти годичный курс повышения самооценки.
Вглядываясь в окна первых этажей финансовых империй, я вспомнила слова месье Тилля: пустые мутные окна, в которых не отражалась улица, ажурной ковки решетки явно для красоты, а не сохранности ради, и абсолютно черные, точно фальшивые подвальные окошечки у самой кромки булыжной мостовой. Наверное, там хранилища и защита в разы сильнее, - подумалось мне. Чтобы проверить еще одну догадку я подошла ближе к помпезному зданию Ансель банка. Гул, сопровождавший любого горожанина с рождения, утих и доносился будто из другой реальности. Тихо, деликатно. Фантастика! Оно работает! Магия...
Я улыбалась как ребенок, вышагивая то ближе, то дальше от особо охраняемого национального достояния и особо крупных денежных запасов, переходя от одной подушки-глушилки к другой. О, а здесь и на втором этаже черные окна! Вывеска на здании гласила: 'Благотворительное общество благоденствия и спасения'. На паперти насобирали миллионы и теперь берегут?
Плыть в этом облаке безопасности было чрезвычайно приятно. Двигаясь словно перышко в потоке теплого воздуха, я поравнялась с крытой стеклянной галереей, сплошь уставленной изящными стульчиками и миниатюрными столиками - на две чашечки кофе и десерт, не больше. Очень дорогие чашечки для притомившихся посетителей здешних магазинов. А тут явно что-то другое используется, звуки поумерены, но все видно... Хотя нет, приглядевшись, понимаешь, что лица и движения людей смазаны, даже так - тщательно растушеваны рукой опытного мага. Вот она, граница, прямо на уровне ярких фонариков под легкими сводами. Я потерла глаза. Боже, так вот как отводящее заклинание в действии выглядит! Этот опыт стоил того, чтоб пять минут пялиться на кафе и вызвать неудовольствие метрдотеля.
Но за всеми открытиями дня чудес я позабыла о главном: защищает колдовство в первую очередь фамильные драгоценности седых графинь, а не праздно шатающихся по улице белошвеек. Поэтому рука, схватившая меня сзади за горло, показалась просто дурной шуткой.
Одно мгновение - и перед глазами не шикарный пассаж, а дощатая дверь заднего хода. И пикнуть не успела, а точнее просто не сообразила, что делать. Горло сдавили холодные пальцы, удавалось лишь сипеть и дышать через раз, пока меня кулем с картошкой тащили по хозяйственному переулку.
Приложившись головой о стену, правда, по собственной глупости, я на несколько секунд от боли выпала из страшной реальности. Щека вжимается в прохладный камень, руки заведены за спину, но хватка, кажется, ослабла.
Стоило попробовать дернуться, как я почувствовала, что держат-то меня уже совсем не так крепко. Медленно, двигаясь точно в желе, я развернулась, чтобы увидеть нападавшего. Это лицо, острое, с резкими тенями вокруг глубоко посаженных глаз и бледными губами, неотличимыми от цвета кожи, я уже видела.
- Здесь и сейчас, - прошипел мне прямо в лицо мужчина и занес руку для удара.
Я инстинктивно дернулась, заслоняя голову руками. Где-то рядом по кирпичу скользнуло металлическое лезвие и со звоном упало на брусчатку. Удивление было обоюдным.
Попятившись, и не очень веря своим глазам, я наблюдала, как сухая узловатая клешня, все еще державшая меня чуть выше локтя, медленно разжимается. Отцепить от себя эти мерзкие грабли и бежать!
О, это чувство из кошмарных снов, когда понимаешь, что двигаешься слишком медленно, что тебя сейчас догонят, а оглянуться - значит встретиться со своим преследователем лицом к лицу, потеряв спасительные доли секунды. Фору, которую мне дает провидение.
Каждый шаг, как вечность, каждый пройденный метр, мерещится кварталом, я, кажется, и не дышу вовсе: 'Только бы не тупик! Только бы не тупик!' Расстояние между домами становилось все уже, но остановить свой бег страшно, лишь глянула наверх, туда, где крыши почти сомкнулись над головой.
Режим замедленной съемки кончился резко. Вот и улица, нет, проспект, широкий проспект! И люди! Господи, мне не нужны люди, мне нужна полиция!
Со всей скорости врезавшись в толпу, я начала работать локтями, пробираясь ближе к противоположному ее краю. Давка усиливалась, и я почти остановилась. Тут главное не упасть под ноги, затопчут. Горло пересохло, глотать было тяжело, и начала подступать паника. Дышать! Не хватает воздуха! А если ко мне сейчас пробирается тот, в рясе? Никто даже не заметит. В этакой толчее мало ли что случится! Откуда все эти люди?!
Я забарахталась с удвоенной силой. На недовольных не обращала внимания, тут все были друг другом недовольны. Между тем, меня вынесло прямо к ограждению, за которым начиналось полукарнавальное шествие. В живот впились поручни и я поняла, что сил сопротивляться и отстаивать свой клочок уже нет. Просто схватила стоящего рядом в оцеплении постового и повисла на нем.
* * *
Гладко выбритая щека дернулась, исполняющий обязанности начальника отдела расследований магических преступлений Эжен Гирро был крайне раздражен. Глупая курица, куда ты поперлась? Что за гражданская сознательность?! Ну, прижали тебя, идиотку, в закоулке, так ведь даже не порезали, не обокрали! Нет, надо было тащиться в полицию, трясти своими документами и вякать что-то там о правах. Городовой, лишь завидев печать источника, по-быстрому сплавил упертую дамочку в их отдел, хотя мог бы и сам ее развернуть. Выслушивай теперь это недоразумение, будто нет других забот.
Молодой человек, только что успешно подсидевший начальника, щелкнул замочком аккуратной записной книжки. На первый взгляд именной портсигар со всем полагающимся: гравировка табачных лоз, монограмма "ЭГ" с одной стороны, символ справедливости и правды, Чаша, с другой. Но Эжен предпочитал любоваться тонкими линиями и мастерством чеканщика под иным углом, как и задумывалось Обществом, избравшим Чашу-антипод своей эмблемой.
Со дня на день ожидались новости сверху, сейчас бы готовиться к предстоящему, подобрать людей, расписать порядок действий, наметить для десятников инструктаж, а не ковыряться с посетителями. Какого черта эти олухи вообще ее к нему пропустили? Все наследие этого невыносимого капитана, педанта с не вовремя проснувшимся патриотизмом. Еще одна проблема, благо ликвидированная. Но поскакать пришлось. Почему он не согласился на предложение? Ведь все было просчитано, тщеславный карьерист должен был проглотить наживку целиком. Хваленое чутье? Но ведь и оно его подвело в итоге...
- Итак, мадам. Вы утверждаете, что поведение ваше не было вызывающим, вы находились в общественном месте в надлежащим внешнем виде, - выразительный взгляд на съехавшее декольте, едва прикрытое косынкой, - и не нарушали спокойствия.
- Господин исполняющий обязанности, - яду в голосе на три трупа, - непристойным поведением не грешу. Но ваш тон и вопросы наводят на мысль о том, что исполнять вы ничего не хотите. Вечер сулит вкусный ужин в приятной компании?
Гирро отвернулся, чтобы не демонстрировать этой виконтессе в костюме нищенки выражение своего лица. Как заговорила. А привели - строила из себя невинную жертву: бледна, испугана, печальна. Губы дрожат, платочек теребит, но упрямо стоит на своем. Тьфу, стерва!
- Вы не дослушали. Я могу опознать нападавшего, я его уже видела.
Ну, конечно, она может его опознать. Хахаля своего, сутенера, кредитора, кого-там еще. Поставим фалькон на хахаля.