Часы над головой начальника Чрезвычайной Зоны недавно пробили семь. Часы были постоянным предметом шуток его подчиненных, но он ни за что не менял их, считая, что они помогают ему ощущать время. Что такое ощущать время, Бэн Кэрри не пытался объяснить даже себе. Просто он так чувствовал.
За два с лишним года существования Зоны Бэн приучил себя больше отдаваться чувствам и поменьше пытаться что-то объяснить. Вернее, он даже не приучал себя к этому, все произошло само собой. Во всяком случае произошло какое-то раздвоение личности. Во всем, что касалось внешней жизни: политика, бизнеса, любви и прочего, он был прежним Бэном Кэрри - трезвым, слегка ироничным, мудрым, стареющим человеком. Но когда дело касалось выполнения его непосредственных служебных обязанностей, связанных с руководством Зоной, он превращался в раздражительного, эмоционального человека, пытающегося слепо следовать многочисленным инструкциям и в то же время постоянно чрезвычайно недовольным фактом их существования и противящимся им.
Как бы то ни было, но часы в его кабинете, этот анахронизм, пробили семь, и Бэн уже в четвертый раз услышал какой-то посторонний скрип в них, который начал появляться во время ударов. Он подумал, что надо будет сказать Ливи, чтобы он прислал одного из своих парней смазать часы. И еще он успел подумать, что сейчас Ливи звонить рано, потому, что он спит. Бэн же, наоборот, кончал работать и собирался лечь. Эта дурацкая привычка - работать ночью, появилась у него недавно и он относил ее к влиянию Зоны, не пытаясь объяснить. А для ближайших сотрудников это был еще один пунктик для того, чтобы почесать языки о чудачествах шефа.
Бэн Кэрри успел подумать о том, что шефов без чудачеств не бывает и даже хмыкнул про себя. В этот момент дверь в его кабинет бесшумно открылась и на пороге появился его первый помощник Стиви Ян. Видно было, что он одевался в спешке, не побрился, бел возбужден. Он как всегда споткнулся при входе, и, пройдя по инерции три шага вглубь кабинета, выдохнул два слова:
- Шеф, начинается.
Бэн еще продолжал смотреть на своего помощника, в то время как левая его рука уже потянулась по направлению к красной кнопке. Он нажал ее и сразу будто судорогой пробежали огоньки по правой стене его кабинета, она ожила и засветилась в некоем замысловатом рисунке. Мгновение Бэн смотрел на нее, потом громко вобрал воздух и спокойным голосом произнес:
- Внимание всем. Повторяю: внимание всем. Явление пятьдесят четвертое. начало...
Бэн посмотрел в бумажку, подсунутую ему помощником и продолжал: - ... в шесть часов пятьдесят три минуты.
Осуществив, таким образом, одну из самых важных и в то же время самую глупую из функций, предписываемых инструкцией для начальника Зоны, Бэн отключил селекторную связь и откинулся в кресле. Он, как и многие другие, понимал, что инструкция писалась стереотипно, исходя из опыта, накопленного Человечеством. но все дело в том, что для Чрезвычайной Зоны, или просто ЧЗ, этот опыт ничего не значил.
Бэн на минуту представил себе, что уже в шесть пятьдесят три автоматы привели в действие десятки компьютеров, которые в свою очередь включили оптические, рентгеновские, спектральные, лазерные и другие системы, тысячи людей заняли свои места, сотни машин вышли на исходные позиции, шесть специальных вертолетов поднялись в воздух. Уже первые полученные фотографии с разных точек начали анализироваться компьютерами, в них же стекались данные о спектре, силе излучения, электромагнитных проявлениях, температуре, влажности, местонахождении и многие другие. И все эти данные анализировались и просчитывались с одной целью: найти систему.
Они сравнивались с предыдущими, комбинировались, разлагались, анализировались, но пока результата не было. Бэн знал, что его голос, записанный на множество лент, уже через несколько минут будет воспроизведен в специальной комнате здания ООН и в президентском дворце и во многих других учреждениях, и еще тысячи людей перестанут принадлежать самим себе, начнут жить в соответствии с инструкциями, вкручиваясь в очередной виток по случаю оживления Зоны, И в то же время Бэн чувствовал. что все это опять будет бесполезно, хотя никогда ни с кем не говорил об этом. Официально его называли начальником ЧЗ, он же давно именовал себя начальником НЧ - неизвестно Чего.
Бэн вытер платком капельки пота, проступившие на лбу и спросил успевшего прийти в себя помощника:
- Стиви, какое оно сегодня?
Стиви Ян ждал этого вопроса и ответил сразу:
- Шеф, оно возникает постепенно. как бы проявляется. Когда я направился к Вам, оно было похоже на трубчатые блестящие металлические конструкции, возникающие на высоте примерно в пятьдесят метров. Еще выше наблюдалось некое мерцание, как от гигантского сварочного аппарата. Шеф, я никогда не видел северного сияния, но мне почему-то кажется, что оно должно выглядеть примерно так. Потому, что вспышки переливаются, они разноцветны и как бы фиксируются в небе, все время меняя форму.
- Этого нам только не хватало. Такого, по-моему, еще не было. Вы, конечно, не завтракали, Стиви? - Бэн нажал одну из кнопок: - Мегги, девочка, организуй нам два завтрака в кабинет, пожалуйста.
Бэн с сожалением подумал, что спать ему сегодня не придется.
Лейтенант Вэвил был чрезвычайно доволен собой. Жизнь его была подчинена одному желанию: устроить свой мирок так, как он того хотел. Всех людей вокруг он рассматривал либо как временных союзников для достижения своих маленьких целей, либо как жалких интриганов, которых необходимо растоптать и смести с дороги как прошлогодние листья. Будучи человеком военным, он умел устраиваться с комфортом даже в казенном жилище. Небольшая квартира была полностью его творением. Здесь все было именно так, как того хотел он. начиная от толстушки-жены ("Дорогая, сегодня у нас будет Митчел. Одень то платье, что я подарил тебе к дню рождения... Да, и не забудь эти перламутровые висюльки... как их там..."), и десятилетнего сына и кончая новейшей квадросуперсистемой, которая недавно заняла достойное место в гостиной.
Лейтенант Вэвил очень любил власть и деньги. В мечтах он часто видел себя в захватывающем дух необъятном тихом кабинете с мягкой мебелью, где сам он восседал в крутящемся кресле за огромных размеров столом и где в приемной ожидали его воли трепещущие генералы и высокопоставленные штатские. Но вместе с тем лейтенант был реалистом и старался выдоить максимальную выгоду из своего теперешнего положения. С подчиненными он был сух, свиреп и деспотичен, с начальством нежен, предупредителен и обходителен. Он позволял себе предаваться сладостной лени и мечтал только в то время, когда его никто не видел, на людях он старался выглядеть энергичным, подтянутым, откликающимся на юмор, пробивным командиром. Для начальства он был очень удобен, так как при выполнении приказа был подобен барану, способному пробить стену...
Лейтенант Вэвил не пытался понять, что такое Зона, но, по-своему очень ценил Явления, так как в эти отрезки времени инструкция распространяла его власть не только на солдат, но и на часть гражданских. Он с большим наслаждением изгалялся над "яйцеголовыми", такая их в самые больные места как острыми иголками, доведенными его больным воображением до абсурда пунктами инструкции. Кроме того, именно в период Явлений лейтенант мог, благодаря союзу с всесильным мистером Кэтчем, делать свой маленький внеслужебный бизнес. Так он сам его называл.
В семь пятнадцать подразделение лейтенанта Вэвила уже занимало предписанную позицию, а сам он располагался в походном домике и докладывал по телефону о готовности.
- Так точно, сэр... Пока никаких отклонений. Будьте спокойны, сэр, с "яйцеголовых" я глаз не спущу. Да, он уже на месте, приникли к своим игрушкам... Картина Вам известна, сэр? Да, действительно, так блестит, что глаза слепит... Нет, Выпада в мою сторону пока нет. Да, сэр, немедленно доложу.
После того, как в трубке прозвучал отбой, он подумал, что Выпад в его сторону ему чрезвычайно желателен. Он сулил ему и новый вклад в одно выгодное дельце, и отдых с семьей на песках, и кое-что еще. от чего сладостно щепило в груди.
Его вернуло на землю пощелкивание в его именной нагрудной рации. тут же он услышал голос мастера Кэтча (О, всемогущий мистер Кэтч! Ведь личные позывные лейтенанта Вэвила известны только полковнику Кону и его заместителю полковнику Кенту):
- Вэвил, мальчик, как настроение?... Умница... У тебя, конечно, все О"кей?... Не забудь, милый, что о Выпаде я должен знать первым. Ты, конечно, помнишь как меня найти... Желаю удачи, малыш.
О, мистер Кэтч, благословенный мистер Кэтч. Какой приятный, вкрадчивый и уверенный у Вас голос, мистер Кэтч. И Вам удачи, мистер Кэтч. Живите вечно и не забывайте своего маленького лейтенанта. Интересно, есть ли такая же связь у мистера Кэтча с его, лейтенанта Вэвила, коллегами? А впрочем. какое это имеет значение? Главное, что над ним простирается мантия безграничной власти мистера Кэтча.
Размышления лейтенанта Вэвила были прерваны появлением дежурного сержанта. Он доложил, что с лейтенантом желает побеседовать мистер Крайзер. Лейтенант Вэвил терпеть не мог этого очкастого сморчка. Необъяснимая злоба и зуд в кулаках возникали у него при одном взгляде на Крайзера. Причем он не мог и не пытался объяснить себе этой ненависти. Он просто не понимал зачем такому мозгляку топтать землю. Это был полный его антипод. Возится вечно со своими приборами и расчетами, ходит как лунатик и при этом с такой умной рожей, будто он один знает, в чем смысл жизни.
- Зови, - коротко бросил он сержанту.
Вошел Крайзер. Он остановился у порога, переминаясь с ноги на ногу.
- Мистер...э...Вэвил, нам необходимо переместить выносную часть...э... "ловушки" метров на 50 на северо-запад. Судя...э... по тенденции проявления и учитывая направление ветра, это будет самое удачное для нее место...
- Выносная часть "ловушка" - это объект 5в, если не ошибаюсь? - медленно выговаривал лейтенант, развернувшись вместе с креслом и водя пальцем по карте, висевшей на стене. Он наконец нашел объект 5в и на лице его появилось некое благодушное предвкушение.
- Вы что же, решили заехать в Полосу Отчуждения, дорогой мой Крайзер?
- Да, но всего на двадцать метро. И...э... тьма не будет людей. Весь предыдущий опыт...э... подсказывает, что здесь не будет Влияния. А информативность прибора...э... в сегодняшних условиях повысится процентов на 15 минимум. Это очень важно...э... для науки, мистер Вэвил...
- Мистер Крайзер! Вы, наверное, не очень четко представляете себе для чего я здесь нахожусь. Не перебивайте меня. Так вот, я нахожусь здесь как раз для того, чтобы пресекать всякую самодеятельность. Да, да, многие не понимают тех гигантских задач, которые возложены на мое подразделение. Вам только дай волю, Вы и в Зону полезете, да еще прихватите с собой толпу туристов. А задумывались о том, кто будет отвечать? Подождите, мистер Крайзер, я еще не кончил. Ведь в случае чего именно моя голова полетит с плеч. Моя, а не Ваша. Многие считают, что инструкция - это никчемная бумажка, но это не бумажка, а ответственнейший документ, где продумана каждая буква, и именно на моих плечах лежит вся тяжесть следования этой букве.
Завершив эту содержательную речь, произнесенную с пафосом, лейтенант Вэвил переменил позу и продолжал неожиданно ласковым голосом, с интонациями, обычно используемым для вразумления детей:
- Вы поймите меня, дорогой мистер Крайзер. Я не стопор прогресса и чрезвычайно преклоняюсь перед Вашей научной деятельностью, но я не могу удовлетворить Вашу просьбу. Ваша "ловушка" и так стоит на грани дозволенного. Никто не хочет влезть в мою шкуру и понять важность моей службы. Измените инструкцию и я тут же дам Вам разрешение.
Лейтенант Вэвил заметил очередную попытку что-то возразить со стороны мистера Крайзера, и, остановив его властным движением руки, вновь повысил голос:
- Мы теряем время, мистер Крайзер. Я Вас больше не задерживаю. Сержант, проводите ученого.
Когда дверь за Крайзером закрылась, лейтенант Вэвил дал себе волю и начал вещать будто перед ним была целая аудитория, а не одинокий сержант, который стал вроде даже меньше ростом от неотвратимого чувства какой-то вины.
- Ходят всякие обалдуи... Только от работы отвлекают. Дай только волю этим "яйцеголовым", они на шею сядут. Была б моя власть, повесил бы всех за ноги, заморышей проклятых. Что стоите, сержант, - крикнул он уже совсем распаляясь. - Курорт Вам здесь, что ли? Кругом, шагом марш!
Оставшись один, лейтенант Вэвил достал из нагрудного кармана цилиндр с таблетками, вытряс одну на ладонь и, энергично проглотив ее, начал прохаживаться по комнате, продолжая булькать и постепенно затихая, словно каша в кастрюле. Иногда еще по лицу его пробегало нечто похожее на судорогу и он бормотал отрывисто: "Скоты, проклятые всех к стенке... Ненавижу"
Постепенно он успокоился и, вновь усевшись в кресло, начал предаваться прерванным приятным размышлениям. Он вспомнил тот удачный день, когда впервые случайно стал причиной Выпада и в который раз с радостью отметил счастливое совпадение случайностей, выпавшее на его долю в тот день. И то, что он оказался с этой дурацкой железкой в руках, и то, что в домик вошла мисс Монфлид, и то, что он непроизвольно избежал Влияния, и то, что проницательнейший мистер Кэтч, предположивший все позже и после этого называвший его иногда шутливо "счастливой флюктуацией", тоже оказался поблизости. Все это было фантастическим везением и залогом его теперешнего благополучия.
Затуманенный взгляд лейтенанта случайно скользнул по часам, висевшим на стене. Они показывали ровно восемь.
Было 8.15, когда два человека уже уютно устроились под тентом за крайним столиком открытого кафе, которое располагалось на крыше двенадцатиэтажного отеля "Зона". Это были журналист Конэл и местная знаменитость, первый из подвергшихся учтенному Влиянию, мистер Вол.
Их обоих подняла с постели утренняя суматоха в отеле, вызванная очередным Явлением, а на крышу двенадцатого этажа привело некое привычное состояние организма, желающего воскреснуть после бурно проведенного вечера, теперь, после первого легкого коктейля, наступила умиротворенность, негоа?? разлилась по телу и появилась потребность к ленному философствованию.
- Джон, а Вы почему сегодня не в "пещере"? (так мистер Вол называл специальный наблюдательный пункт, выстроенный для прессы).
- Надоело все, Майкл, мне кажется, все уже исписались, - сказал он, устремив взгляд к Зоне - Одно и тоже, изощряются все в описании чудес, выдумывают словечки, пыжатся, гоняются за сенсациями. А если вглядеться, все они похожи как близнецы. А почему, Майкл? А потому, что нет изюминки. Никто не знает сути, никто не распотрошит эту чертову Зону и не разложит по полочкам, не приклеит ярлычки.
Зона была перед ними как на ладони милях в трех.
- А она сегодня необычайно красива, Майкл. Смотрите. как переливается там справа и какие возникают серебристые конструкции, Ах, какая смесь геометрии и хаоса. Замечательно! Вы знаете, Майкл, вся эта суета около Зоны представляется мне хороводом питекантропов вокруг случайно оказавшегося в их стойбище автомобиля. И Вы знаете, что сделали бы питекантропы с этим автомобилем по окончании священного танца? Они разобрали бы его на амулеты и приспособили его части для хозяйственных нужд и оружия. Мне кажется, нам пора последовать примеру наших мудрых предков. Надо честно признаться себе, что Зона для нас - что автомобиль для питекантропов и использовать ее для собственной выгоды. Перефразируя известные слова, можно сказать: "Нельзя понять непонятное". Как Вы считаете, Майкл?
Майкл не отвечал, всем своим видом демонстрируя полную отрешенность от внешнего мира. Джону Кенолу, напротив, необходимо было с кем-то общаться. к пепельнице. Ему необходим был собеседник.
Джон Кенол пригубил из бокала и продолжал задумчиво:
- А ведь все-таки поразительный Вы субъект, Майкл. Вашими картинами увешаны стены отеля, они идут по бешеной цене, специалисты перегрызлись, придумывая название Вашему жанру, а Вы, наверное, не знаете даже названия того, чем рисуют...
- Нет, почему же, Джон. Я что-то читал об этом, - ответил мистер Вол, которого вопрос приятеля вывел из блаженного состояния почти невесомости.
- Знаете, Джон, давайте выпьем за Зону. Это она сделала мое существование безбедным и позволила мне вылезти из того дерьма, в котором я по уши сидел два года назад. Да, она просто спасла меня. Я возродился и теперь полностью доволен жизнью. Что мне еще надо? Я живу в прекрасном номере этого отеля. Мой счет в банке постоянно растет, благодаря картинам, которые непонятно как появляются на свет, но их появление все почему-то связывают с моей персоной. Алкоголя и жратвы здесь, по-моему, неограниченные запасы... Я счастлив, Джон. Я не мог и мечтать о такой жизни, когда бродяжничал по этой местности. Мне, правда, слегка докучают эти белые халаты, которые с умным видом мнут мне бока и живот, заглядывают под язык и заставляют меня дышать и не дышать в щупальцах их аппаратов. Но ведь в жизни должно быть что-то плохое, иначе не с чем будет сравнивать. Просто с ума можно свихнуться.
Они выпили и, поставив бокалы, устремили взгляды к Зоне. Они, как и многие старожилы, воспринимали происходящее до обиды обыденно. будто они были зрителями в театре и смотрели на сцену, где происходили не настоящие чудеса. Между тем Зона продолжала оживать и оторвать взгляд от нее было трудно даже людям искушенным. тем более, что пока еще ни одно Явление не повторяло предыдущие.
Майкл и Джон видели как продолжался рост блестящих трубчатых конструкций. Они росли вниз, в стороны, вовнутрь, то там, то здесь пространство молниеносными стрелами рассекали вспышки, а затем по медленно тающему следу вытягивалась труба и замирала, наращивая сияние. Все это напоминало действие фантастического существа, которое вначале пробует среду, а затем, убедившись, что все в порядке, протягивает конечность.
Внутри этой невообразимой конструкции возникало сложное хитросплетение, постоянно менялся рисунок, который обладал таинственно чарующей, притягательной силой. Это странное нагромождение линий поражало своей законченностью и гармон ей. Сам этот рисунок способен был привести наблюдателей в состояние восторга, вдохновения, удивления и отраженности Зона пугающе приковывала к себе внимание в любых проявлениях. Не зря один журналист писал, что его бы нисколько не удивило возникновение новой религии, несмотря на высокую просвещенность его современников. Та статья наделала много шуму и споров. В результате первая линия оцепления была отнесена на 20 миль по радиусу, и появление на территории вокруг Зоны разрешалось лишь по специальному пропуску, получить который было не легче, чем разрешение на аудиенцию у президента.
Джон, не отрывая взгляда от Зоны, безошибочным ловким движением плеснул из бутылки в бокал, затем пригубил немного и первым нарушил молчание:
Майкл, у Вас еще не начинается?
- Нет, чуть позже, через час-полтора. но думаю, что эти ребята из команды Шумма уже прикрепили холсты на доски и разложили краски. Я удивляюсь их точности. Они всегда находят меня, когда возникает первое покалывание в пальцах и какое-то раздражение во всем организме. Никогда не забуду тот первый случай, когда, как потом выяснилось, я попал под Влияние. Я чувствовал себя таким неустроенным. Все во мне так и зудело, необходим был какой-то выход тому, что так и лезло у меня изнутри. И тут мое счастье подвернулся этот художник, который пытался рисовать Явление. Помню, как он смотрел на меня, когда я сбил его с ног. сорвал его мазню и укрепил чистый лист. Дальше все происходило как во сне и помню как начало спадать раздражение, когда я начал лихорадочно выдавливать краски из тюбиков.
Затем, по выходе из сна, - чувство глубочайшего удовлетворения и я увидел десятка три людей, которые обступили меня и какой-то благоговенный ужас, застывший в их глазах, устремленных на меня и на десяток неизвестно откуда взявшихся холстов, непонятно и завораживающе разрисованных. Явление уже кончилось, меня провели в машину, туда же в полной тишине погрузили холсты, которые, как мне объяснили, разрисовал я, не замечая ничего вокруг, с сумасшедшим взглядом, устремленным будто вглубь себя. С тех пор повторяется при каждом Явлении, только теперь зрители не допускаются, а команда Шумма заранее готовит мне все необходимое.
Джон Конэл задумчиво покачивал головой во время этого монолога с видом человека, который уже не раз все это слушал и погруженного в глубокое раздумье.
- Да, Майкл, и Вы, конечно, знаете, что Ваши картины прощупывают десятки приборов и они анализируются ЭВМ и с ними проделывают еще массу операций, прежде чем передают Вашему ловкому распорядителю, который выставляет их на обозрение публике.
Майкл потянулся к бокалу и, сделав два больших глотка, отвечал:
- Несомненно, мне все это известно, Джон. Но меня это мало интересует. Я сильно устал от жизни до встречи с Зоной. Я переутомился и хочу теперь только одного - отдыхать. Да, да, отдыхать, не нравится это состояние непрекращающейся ленивой послеобеденной дремы. И я мечтаю об одном: чтобы я умер не раньше Зоны. Она - залог моего благополучия.
Джон рассеянно слушал откровения хмелеющего Майкла, слегка покачивая в так его словам головой, и вдруг встрепенулся, будто вспомнил что-то важное:
- Вчера я был на обсуждении Ваших картин, Там были спецы по искусству, ученые, технари. Специальных терминов в их речах было натыкано больше, чем иголок в еже. Два породистых профессора сцепились, доказывая друг другу чего больше в Ваших картинах - кубизма, экспрессионизма, футуризма или еще какого-то "изма". Но мне кажется, они были неправы. Ибо, насколько я помню, все эти течения породили беспредметное искусство или абстракционизм, который выражал фантазии и чувства автора, смешивая на холсте совершенно отвлеченные элементы художественных форм, всякие пятна, линии, объемы.
Нет, Майкл, вы не умрете абстракционистом. Я бы сказал, что в Ваших холстах какая-то смесь сверхреализма и импрессионизма. Ваши воспроизведения фантастических видений осязаемы, от них веет мистикой и в то же время Ваши картины отличаются светлой и яркой цветовой гаммой, они трепетны, они дышат, живут и будто формируются у нас на глазах. И они не возбуждают как творения сюрреалистов, а притягивают и умиротворяют.
Мне запомнились среди множества выдвигаемых гипотез слова одного молодого очкарика. Он предложил, что в том фантасгармоническом великолепии, которое Вы воспроизводите с быстротой машины, мы должны угадывать картинки чужого мира. Будто Вашей рукой водит сама Зона, которая желает что-то передать нам этими рисунками. Ведь Вы, Майкл, еще ни разу не рисовали Явление, но всегда под влиянием Явления. И Ваша рука выводит совершенно немыслимые формы, всегда неожиданные и, я бы сказал, какие-то неземные. Ничто на Земле не смогло бы натолкнуть на такие сюжеты. Я уж не говорю о красках. У Вас какие-то совершенно немыслимые, какие-то дышащие, одухотворенные оттенки. Может и правда через Ваши рисунки нам подают знак, а, Майкл?
Майкл вдруг резко качнулся к Джону, и, дотронувшись до его руки, заговорил быстро-быстро, с каким-то шипящим присвистом: вообще прохода не дадут. Я мог быть уверенным, что Вы никому не расскажете?
- Майкл, Вы меня знаете, мы, по-моему, не первый день знакомы.
- Джон, я вижу... внутренности.
- К-какие внутренности?
- Человеческие...
- Я Вас не совсем понимаю.
- Я и сам ничего не понимаю. Сначала я очень боялся, а теперь привык. Стоит мне немного сосредоточиться и я вижу человеческие внутренности. Не знаю как это у меня получилось в первый раз, но зато теперь я всегда точно знаю как надо сосредоточиться, чтобы увидеть. Я не могу объяснить как все происходит, но могу сделать это в любой момент...
- Вы хотите сказать, что видите внутренние органы человека: кости, мышцы. Как на рентгеновском снимке, что-ли?
- Нет, Джон, рентгеновский снимок безжизненный. Я вижу все в объеме и цвете. Каждый орган, клетку, мышцу, сосуд и все остальное, не знаю как это все называется...
- И что же, и у меня тоже?
- Да, если захочу. Ваши потроха. простите, я рассматривал много раз, у Вас здоровый организм, Джон. Я не обучен премудростям медицины, но чувствую дисгармонию в работе организма. Понимаете, чувствую. Не говоря уже о том, что некоторые дефекты явно бросаются мне в глаза. Сначала мне было противно, особенно во время еды. Но теперь я привык и заглядываю внутрь каждого, с кем беседую, даже с некоторым интересом. И, главное, никто не знает, что я проникаю в некоторую тайну тех, с кем встречаюсь. Я получаю огромное удовлетворение от этого чувства. И все эти кишки, Джон, не так уж противны... Ну, что Вы на меня смотрите будто я геенна огненная?
- Майкл, Вы чорт-те что говорите. Вы сами-то понимаете, что говорите?
Да, понимаю, Хотите расскажу, что поделывает сейчас последний глоток жидкости, которую Вы влили в себя. Ха-ха, Джон, что это Вас так передергивает? У Вас, видимо, богатое воображение, но даже оно не поможет Вам представить того, что вижу я. Среди тех, кто наблюдает меня, есть один рыжий доктор. Я услышал один раз случайно, как он говорил с другим врачом о своей язве желудка. И я ее у него действительно обнаружил. Правда. пришлось поискать...
Джон завороженно слушал Майкла, когда тот. бросив мимолетный взгляд в сторону Зоны, вдруг выбросил правую руку в том направлении и вскрикнул:
- Ого, посмотрите. что это там?
Джон перевел взгляд в ту сторону. куда указывал Майкл и на лице его постепенно стала отражаться работа мысли:
- Мне кажется, это самолет. Да, да, я точно вижу. Эта одноместная букашка называется "С-З" - Последние слова Джон произнес, находясь уже у экрана видоискателя, установленного здесь же, на крыше.
- Но как он здесь оказался?
- Это удивительно. Ведь полеты запрещены. Смотрите. он приближается к Зоне.
В это время самолет "С-З" вошел в Зону и тысячи пар глаз с трепетом наблюдали за ним, ожидая развязки. Было такое впечатление, что Зона подобна гигантскому резиновому надутому шару. Самолет вписал?? четкий блестящий рисунок, образуя за собой пустой стреловидный коридор. Скорость его постепенно гасла, пока не стала на мгновение равна нулю, после чего конструкции стали все быстрее распрямляться, довели самолет до края Зоны и вытолкнули его неуправляемой кувыркающейся птицей за свои пределы. Зона сработала как гигантская рогатка, впустив в себя самолет метров на 500. Самолет, немного покувыркавшись, вдруг принял устойчивое состояние и пошел на посадку по какой-то странной, немыслимой траектории. Он сел на площади у здания административного центра, затормозив так быстро, как это мог сделать только автомобиль.
Джон и Майкл неотрывно наблюдали эту картину, не заметив даже того, что держат друг друга за руки (ибо в это время Майкл уже был рядом с Джоном). Когда самолет сел, Джон непроизвольно посмотрел на часы.
В пятидесяти милях севернее Зоны располагался небольшой городок Эйколи с двадцатитысячным населением. Правда, за последние два года население городка постоянно было чуть ли не вдвое больше благодаря притоку туристов, бизнесменов, газетчиков, словом, всех тех, кого будто гигантским магнитом притягивала Зона.
Едва ли не первым, кто проснулся в Эйколне в это прекрасное воскресное утро, был инженер и пилот-любитель Генри Смит. Он, как всегда в воскресенье, решил с утра прокатиться на собственном самолете, облететь любимые карьеры, долины, леса.
В 6.30 Смит был уже в воздухе. В полетном задании у него значился прогулочный маршрут, простирающийся в основном к северу от Эйколна, так как полеты в сторону Зоны были запрещены. Смит своевременно получил предупреждение об оживлении Зоны, но приказ о возвращении на аэродром его не коснулся, так как он находился к этому времени много севернее Эйколна и далеко от Зоны. Генри продолжал полет. Эта трескотня вокруг Зоны ему прилично надоела и он не променял бы минуту блаженного состояния отдыха на час на смотровой площадке для любителей глазеть на Явления (первое время такая площадка существовала, и Генри не раз бывал на ней).
За многие годы эта постоянная утренняя воскресная прогулка на самолете стала для Смита настолько необходимой, что была подобна священнодействию, без которого он не представлял своей жизни. Но постоянство не было единственной отличительной чертой Генри Смита. В нем жила детская непосредственность и некий бесенок и эти два свойства давали ему возможность получать истинное наслаждение как от любования пейзажем, так и от крутых виражей, "горок" и прочих элементов высшего пилотажа. которые приводили его в восторг.
В 8.55 Генри Смит заканчивал прогулку и, находясь в непосредственной близости к аэродрому, уже запросил посадку. И тут будто какой-то бес вселился в голову этого большого ребенка, шалуна и авантюриста: ему страшно захотелось посмотреть на Зону с воздуха. Понимая, что совершает недозволенное, он мгновенно придумал начало вранья, которое его оправдывало бы: у него отказала рация. Дальнейшие оправдания он решил обдумать после, прервал связь и начал набирать высоту, взяв курс на Зону. Его не пугала возможность встречи с другим самолетом, так как он точно знал, что на время Явлений все пространство южнее Эйхолна полностью очищалось от крылатых машин. Генри находился в состоянии какого-то озарения и восторга, когда, приближаясь к Зоне, начал наблюдать впереди все разрастающееся свечение...
Приблизившись на безопасное, по его мнению, расстояние, Генри сбросил высоту и стал облетать Зону по часовой стрелке, завороженно следя за удивительными превращениями, происходившими в центре окружности диаметром около трех миль, вокруг которой скользил его самолетик. И вдруг его неудержимо повлекло к центру, будто он попал в гигантскую воронку.
Бэнн Кэрри был оповещен об отклонившемся от курса самолете "С-З" в 9 часов 03 минуты. Руководитель группы авиадиспетчеров сухо доложил ему, что самолет, запросив посадку, вдруг прервал связь и, набирая высоту, взял курс на Зону. Бэнн Кэрри попросил докладывать ему о местонахождении самолета каждые пять минут, после чего немедленно соединился с командующим гарнизоном. Бэнну Кэрри не удалось скрыть раздражения, когда на экране возникло лицо заместителя командующего тридцатилетнего полковника Кента. которого Бэнн Кэрри по необъяснимой причине недолюбливал. Поморщившись, начальник ЧЗ не удержался от нетактичного вопроса:
- Где Ваш шеф, полковник?
- Вчера он отбыл в столицу по вызову командования. Вам об этом должно быть известно, мистер Кэрри, - весело ответил красавец-полковник.
Да, сейчас Бэнн вспомнил, что ему об этом докладывали и, вспомнив почему-то опять поморщился. Причиной его раздражения был вид молодого полковника, которого все за глаза называли "маленький удачник Кент". И действительно карьера полковника Кента была поистине головокружительной. Закончив военную академию, Кент повышался в звании столь быстро, что друзья говорили ему в шутку за завтраком: "Кент, в каких погонах ты придешь к обеду?" У Кента же в такие минуты был вид, которым он как бы отвечал: "И охота Вам говорить о таких мелочах".
Но кроме этого Кент был прекрасным математиком, имел звание доктора и ряд его блестящих работ по теории управления обратили на себя внимание самых серьезных ученых. При всем при этом жил он играючи, все ему давалось легко. Это был законченный эгоцентрист, твердо уверовавший, что ему отведена особая роль в этом мире.
Полковник Кент был совершенно непохож на своего начальника, сорокадвухлетнего полковника, Кона. Полковник Кон был службистом до мозга костей и достиг своего теперешнего положения соленым потом. Вся жизнь его прошла в напряжении, он поднимался по служебной лестнице с натурой, словно трактор в гору.
Полковник Кент, так же, как и Бэнн Кэрри, уже о следовании самолета "С-З" в сторону Зоны. Он доложил начальнику ЧЗ о том, что немедленно будут отданы приказания о перехвате самолета. И Бэнн Кэрри немало удивился бы, услышав те приказы, которые стал отдавать полковник после разговора с ним.
Полковник Кент, только получив сообщение, понял, что этот полет может обратиться в тот счастливый случай, которого он давно ждал. Почти не раздумывая, он принял решение не мешать естественному ходу развития событий. У него давно сложилось свое мнение о том, какими методами надо исследовать Зону. Ему надоели применяемые здесь бесплодные методы пассивного наблюдения, которые не давали никаких результатов. Он не раз выдвигал разработанную им методику активного воздействия, как "автоматчик" считал, что только "возмущения" продвинут вперед раскрытие тайн Зоны. Это он был автором отвергнутого эксперимента, в котором предполагалось воздействовать на Зону выпущенным снарядом.
Таким образом, полковник Кент, отдавая приказы, сделал все, чтобы не помешать движению самолета к Зоне и в том, что случилось с самолетом при ее облете была немалая заслуга этого "маленького удачника".
Десятки людей с разных сторон бежали к самолету, стоявшему среди машин на площади у здания командного пункта. Уже при взлете в Зону самолета "С-З" Бэнн Кэрри отключил связь с руководителем группы авиадиспетчеров и наблюдал развязку необычного полета через открытое окно. Отсюда, с высоты восемнадцатого этажа, ему прекрасно было видно как площадь вокруг самолета стала быстро заполняться людьми. Бэнн Кэрри подошел к столу и, нажав на одну из клавиш, отдал приказание о выставлении оцепления. Затем он опять подошел к окну. Даже с такого расстояния ему было видно, что с самолетом не все в порядке. Бэнн только никак не мог понять откуда у него это ощущение.
Первым прибежали к самолету два официанта. Это были люди, совершенно несведующие в самолетной технике, но им бросилось в глаза, что самолет стоит не на шасси, а непосредственно на фюзеляже. Тем не менее не было заметно каких-либо повреждений. Далее они увидели, что летчик жив, но при этом никак не реагирует на их вопросы и восклицания. Он сидел, положив руки на колени и с отрешенным видом смотрел перед собой.
Самолет между тем обступили люди, стали забираться на корпус и на крылья. Вокруг стоял невообразимый шум, все говорили разом, задавали друг другу вопросы, которые оставались без ответа. Уже беглый осмотр, показал, что в самолете отсутствуют провода, приборы, органы управления, в нем не обнаруживался мотор и шасси. Словом, в самолете не было ничего. Ничего. По сути это был уже не самолет, а только корпус от него с сиденьем, на котором сидел ни на что не реагировавший пилот-любитель Генри Смит.
Подоспевшие солдаты действовали энергично. Им с большим трудом удалось потеснить людей, освободив небольшое пространство вокруг самолета. И в то время как солдаты, продолжая делать свое дело, отвоевывали все большее пространство, прозвучало громкое обращение ко всем покинуть площадь и вернуться на рабочие места. Толпа начала редеть, а в круг внутрь оцепления были пропущены пять человек, из так называемую группу ЭЭ - Экспресс-Экспертизы.
Группа ЭЭ была подобна пожарной команде, только сигналом для ее работы был не пожар, а каждый случай Влияния. Группа ЭЭ приступила к работе в тот момент, когда Генри Смит начал проявлять признаки жизни и ощущать то, что происходило вокруг него. То, что все окружающие приняли за состояние шока, на самом деле было глубокой задумчивостью и отрешенностью, в которую погрузился Генри Смит как только достиг земли.
Он еще в воздухе заметил странное исчезновение приборов и органов управления и в то же время он ярко представил что он летит, как и куда хочет приземлиться. Весь полет после выхода из Зоны приносил ему сказочное удовлетворение, он был в состоянии восторга, он как бы слился с самолетом и ощущал его продолжением себя. Полет его был подобен полету птицы и полностью подвластен его мысли. Но оказавшись на земле, Генри Смит, будучи человеком аналитического склада ума, обладающим немалым инженерным опытом и неверящим в чудеса, попытался было проанализировать то, что произошло с ним. Но из этого ничего не получилось. Тогда ему вдруг захотелось вновь пережить то состояние, в котором он пребывал там, в воздухе, и с этим взгляд его снова стал осмысленным. Генри Смит вернулся к действительности, стал слышать звуки медленно пустеющей площади, увидел склонившееся к нему лицо человека, внимательно смотревшего ему в глаза. Он увидел также несколько человек, копающихся в его самолете. Наконец, окончательно стряхнув с себя оцепенение, он сказал спокойным голосом:
- Прошу всех отойти.
Все молча посмотрели на него. Тогда он повторил еще раз:
- Прошу всех отойти от самолета. Я должен попробовать сделать это еще раз.
Видимо, в голосе его было что-то такое, что все члены группы ЭЭ, не сговариваясь, выполнили это указание. Они увидели, что самолет оторвался от земли вертикально и медленно, затем нос его задрался в небо и в таком состоянии поднялся до уровня двадцатого этажа. Там он сделал петлю и пошел на снижение. Приземлился Генри Смит точно на то же место, откуда стартовал две минуты назад. Площадь наблюдала этот маневр в полной тишине. Приземлившись, Генри Смит расхохотался и выскочил из самолета. Напряжение спало и он заговорил так быстро, будто где-то открыли плотину, сдерживающую раньше поток слов.
- Друзья! Вы понимаете что-нибудь? Я тоже, черт меня подери. Но я знаю, что я научился летать. Я летаю усилием мысли. Я - мыслелет. - Он опять расхохотался - Мне только стоит представить, что я лечу и я лечу.
В это время на площадь въехал тягач и Бэнн Кэрри, все еще наблюдавший за происходящим из окна своего кабинета, видел как самолет был погружен на платформу, а пилот вместе с группой ЭЭ сел в легковой автомобиль и эта маленькая колонна медленно двинулась в сторону здания научного центра.
В этот момент часы в кабинете начальника ЧЗ пробили десять тридцать.
Через полчаса на столе перед Бэном Кэрри лежал лист бумаги с экспресс-информацией для прессы. Согласно инструкции такие бюллетени должны были выпускаться при любом случае учтенного Влияния. В них сухо и коротко излагались только факты. Вот что прочитал Бэн Кэрри.
"Сегодня, пятнадцатого июля, произошло Влияние, зарегистрированное под номером восемь. Пилот-любитель Генри Смит в нарушение инструкции приблизился к Зоне на собственном самолете марки "С-З" во время Явления и в 9.25 вошел в нее. Зона пропустила самолет вглубь себя на 481 метра, затем вытолкнула его за свои пределы. Самолет благополучно приземлился на площади перед административным корпусом по непонятной траектории и неизвестным способом. Первый анализ показал, что от самолета остался только корпус, вся начинка исчезла. Пилот был жив и находился в шоковом состоянии. В 9.58 самолет с пилотом на борту вновь поднялся в воздух и, сделав петлю на высоте восмидесяти метров, спустился вертикально на площади. В настоящее время самолет и пилот находятся в научном центре, начат глубокий анализ".
Бэн кончил читать, поморщился, вычеркнул слова "по непонятной траектории" и "вся начинка исчезла", затем поменял местами слова "самолет" и "пилот" в последней фразе и поставил свою подпись в левом верхнем углу. Затем он молча передал листок секретарше и она направила его на размножение.
В субботу, 14-го, супруги Монфлид были на своей загородной вилле. В 22 часа миссис Монфилд, приняв ванну, спустилась на второй этаж. Здесь она задержалась на несколько минут в галерее, так как ей захотелось еще раз полюбоваться двумя изящными статуэтками китайского фарфора, недавно приобретенными мужем за баснословную цену для коллекции. Она в задумчивости постояла перед статуэтками, слегка поглаживая пальцами их блестящую поверхность. Чувство трепетного преклонения поселялось в ее душе каждый раз, когда она задумывалась о давно умерших, не ведомых ей мастерах, замечательные творения которых заставляли ее сейчас волноваться, замирая от восторга. Познания миссис Монфлид в области искусств были недостаточно глубоки, но тем не менее она была настоящей ценительницей, именно такой, каких и жаждут большие художники.
Ее переживания не отличались сухим академизмом, нет. Все прекрасное находило в ее душе живой, горячий отклик, пожалуй, самые сильные чувства она переживала при общении с настоящим искусством.
Постояв таким образом некоторое время, Урсула Монфлид поправила вившуюся по стене лиану и направилась к себе в спальню. Но, вдруг передумав, решила зайти к мужу.
При появлении жены в кабинете Стиви Монфлид встретил ее молчаливым теплым взглядом. В последнее время супругам не удавалось видеться часто, и появление жены каждый раз было подарком для Стиви. В жизни Стиви встречался со многими женщинами, но за двенадцать лет семейной жизни у него ни разу не возникло даже мысли о какой-нибудь связи. Нежность Стиви к жене была огромна, Урсула по-прежнему оставалась для него самой желанной женщиной. Сейчас она была особенно хороша, от всей ее фигуры веяло такой свежестью и молодостью, что у Стиви захватило дух. Жена выглядела озорной девчонкой в свои тридцать два года.
Урсула остановилась на пороге и, склонив голову, смотрела на мужа хитрющим задорным взглядом. Затем молча подошла и присела на спинку кресла, облокотившись рукой на могучие плечи мужа.
- Над чем ты корпишь, милый?
- О, дорогая, я сегодня просто очень плотно поужинал, теперь приходится оттягивать время встречи с постелью. Иначе меня посетят тридцать три кошмара. Никак не могу удержаться за столом. Я даже подумываю: не заменить ли повара, чтоб готовил не так вкусно.
- А на меня повар не действует. Сегодня я ела мед, орехи и сок.
- Могу только позавидовать твоему упорству, дорогая. На мой взгляд, ты в прекрасной форме.
- Нет, нет, не говори мне этого. Весы показывают. что у меня лишних полтора килограмма. Да и сама я это чувствую.
Стиви только развел руками, а затем спросил:
- Чем вы сегодня занимались?
- Ого, сейчас расскажу. Майкл бегал наперегонки с сыном мистера Эсби и дважды обогнал его. А ведь мальчишка Эсби на полгода старше. Потом дети играли в мяч и я тоже с ними резвилась. Майкл становится таким сильным - просто весь в тебя. А потом приезжала учительница музыки, и я слушала как они занимаются с Джонни. По-моему, Джонни делает определенные успехи. Сегодня он без ошибок проиграл три сложных упражнения. Учительница его хвалила.
Стиви с улыбкой слушал жену. Но потом было самое забавное, Стиви. Джонни обнаружил в библиотеке анатомический атлас с красочными рисунками. Он изучал его часа три и непрерывно засыпал меня вопросами. И все время пытался привлечь к изучению Майкла, но безуспешно. Майкл занимался выжиганием и не захотел снизойти с высоты своих десяти лет до этих детских забав. Он сказал, что будет изучать позже. Урсула прыснула, вспомнив эту комическую оценку. сценку.
- Ты знаешь, дорогой, меня радует эта пытливость Джони. Он был такой какой-то целеустремленный. Даже меня заразил. Мне приходилось кое-что быстро читать, чтобы удовлетворить его любопытство. А потом он добрался до рисунков, где изображены зародыши в животе у матери. Тут его возбуждение достигло предела "А почему обезьяна в животе, как человек?", "А больно ли отрезать пуповину", А как они вылезают из живота?" О, это был целый фейерверк вопросов. Мне стоило большого труда прервать это изучение: было пора ужинать. Джонни уступил только с условием, что завтра еще посмотрит эту книгу.
Стиви вдруг поймал себя на том. что уже некоторое время не слушает жену. На него вдруг нахлынули грустные раздумья о том, недоговоренном что в последнее время стояло между ними, нарушая прежнюю гармонию их отношений. Он решил не откладывать больше неприятного разговора и сегодня же разобраться во всем до конца.
- Урсула, - начал затрудненно Стиви, - ты не замечаешь: что-то происходит между нами?
- Что происходит? Ничего не происходит. дорогой, - отвечала Урсула несколько поспешно, ибо тоже знала, что что-то происходит.
- Милая, я еще не закончил. Мне кажется в последнее время наши отношения изменились. И я точно знаю, что причина не во мне. Будто ты отдаляешься от меня. Иногда, по-моему, даже избегаешь встреч. Я хочу все понять. Не желаю ждать момента, когда случайно узнаю что-то. Если это болезнь, Урсула, то давай ее лечить. Тем более, как мне кажется, это связано с Зоной.
Урсула слушала мужа в задумчивости и при последних словах подняла на него увлажненный взгляд. Она было попыталась что-то возразить, скорее жестом, легким движением бровей, но потом сдавшись, вновь опустила глаза.
- Если я правильно понимаю, все началось с твоего первого посещения Зоны. Это было полгода назад и ты тогда случайно оказалась там в день Явления. После этого ты мчишься туда при каждом новом Явлении. Ты объясняешь это тем, что поездки в Зону для тебя превратились в лучшее развлечение и ты получаешь истинное наслаждение от любования Явлением. А я всегда терзаюсь вопросом: а откуда тебе известно о них. И потом расходы. Урсула?! Расходы в десятки раз превышают дорожные. Нет. я определенно чувствую, что что-то, связанное с Зоной, пробежало между нами.
- Стиви, дорогой, прошу тебя не пытай меня и себя. Я могу тебя заверить, что ты по-прежнему самый дорогой и близкий для меня человек.
- Нет, не самый. Я уже чувствую, что ты даже в постель со мной стала ложиться будто по обязанности. Ведь не бревно же я.
- Стиви, не терзай мою душу. Она и так кровоточит. Прошу тебя, милый. Дай мне самой во всем разобраться, позже я тебе все расскажу.
- Урсула, мы знаем друг друга много лет. И всегда были дружны и помогали друг другу. И если пришла беда, я не намерен бросить мою девочку одну. Нет, я хочу помочь тебе.
Урсула испытывающе смотрела на мужа, потом движение ее тела и головы показало, что она сдалась под натиском его уговоров. Но и после этого они долго сидели молча, прежде чем Урсула начала:
- Да, Стиви, ты прав. Это началось после первого посещения Зоны. Ты, помнится, сам организовал мне эту поездку. И представь себе мою радость, когда мне неслыханно повезло: вместо того, чтобы, так сказать, просто увидеть историческое место и пытаться представить как все происходит, я вдруг оказалась свидетельницей Явления.
Это была неслыханная удача. Все было сказочно красиво. Я пожелала объехать Зону вокруг и всемогущий мистер Кэтч предоставил мне такую возможность. Кажется, для него не существует препятствий. Мы сели в его машину и медленно поехали и не могли оторвать взоров от Явления. Потом мы подъехали к месту, где какие-то люди наблюдали за Явлением с помощью приборов. Я находилась в странном возбуждении. Мне захотелось заглянуть в окуляры этих доров?? и мистер Кэтч повел меня в маленький домик, где надо было спросить разрешения. Мистер Кэтч задержался у входа, чтобы поговорить со знакомым, а я оказалась внутри домика. Посреди комнаты стоял офицер (до сих пор не знаю, как его зовут, хотя встречалась после этого с ним много раз) и держал в руках какую-то металлическую палку с кольцом на конце. Похоже было, что он рассматривает ее. Я не успела ничего сказать как вдруг мистер Кэтч позвал офицера громко с улицы. Он извинился, прислонил свою палку к стене и вышел. И в тот момент я почувствовала. Не знаю, что это было: то ли раздался шорох, то ли повеяло теплой волной, то ли свечение разлилось вокруг. Но мне вдруг сделалось приятно, внутри меня родилось ожидание необычного. Потом я увидела в окно, что мистер Кэтч разговаривает с офицером, а затем, прервав разговор, они стали смотреть на меня и в глазах их застыло выражение молящихся.
Больше я ничего не видела. Я впала в какое-то смутное, неопределенно-приятное состояние, меня понесла теплая волна, я испытывала высочайшее наслаждение, неизъяснимое блаженство, какого не переживала еще никогда. Оно нарастало подобно лавине, я была на вершине, это был экстаз...
Мистер Монфилд завороженно слушал жену, видя как трепет пробегает по ее телу и разгораются ее глаза. Затем она надолго замолчала и дыхание ее успокоилось.
- Я очнулась и увидела рядом мистера Кэтча. Он говорил мне какие-то слова. Затем взял меня под руку и повел к машине. Видно было, что он чем-то напуган. В машине я начала приходить в себя. И как только я немного окрепла, мне опять захотелось пережить это. Мистер Кэтч успокаивал и отвлекал меня, как мог. Он сказал, что ему надо все обсудить и что он постарается "доставить мне эту радость еще раз", если я буду молчать, даже тебе ничего не скажу".
- Вот негодяй! Я сверну ему его жирную шею.
- Нет, ты не сделаешь этого, дорогой, ибо это приведет к непоправимому в наших отношениях.
- Хорошо. Но что же дальше?
- Дальше мистер Кэтч стал устраивать мне свидания с каждым новым Явлением. За определенную сумму, конечно...
- Мерзавец! Урсула, но ведь ты, видимо, попадаешь под Влияние??
- Да. Но только под спровоцированное влияние. В Зоне это конкретизируют как выпад. У мистера Кэтча пытливый ум. Ему бы быть ученым, а не бизнесменом. Он объяснял мне, что уже в машине, после того. как у меня отключилось сознание и я забилась в припадке, к нему пришла первая догадка. Ему пришло на ум, что именно тот офицер со своей палкой оказался причиной Выпада. Они потом долго экспериментировали, повторяли все до мелочей - позу, предметы в руках, меняли людей, даже одежду. Выпад провоцируется только этим офицером и с этой палкой. Да и то только в четырех случаях из пяти.
- Но почему же они сами не хотят пережить того, что пережила ты?
Урсула задумалась на минуту.
- Не знаю. Видимо, боятся.
- Конечно, боятся. Ведь неизвестно чем все это кончится. И это наверняка вредно для здоровья. Урсула, дорогая, да они просто делают на тебе деньги. Я разгоню эту проклятую шайку бандитов!
- Стиви, не надо угроз, мы уже говорили об этом. Мало того, что я чувствую, что это безвредно. Кроме того я переживаю там лучшие минуты моей жизни. Я не могу без этого жить, Стиви. Ко мне приходит божественное откровение. Мне кажется, что еще немного и передо мной откроется смысл всего сущего. я пойму какую-то тайну Вселенной. Стиви, я много думала на этим. Мне кажется, что Зона хочет что-то сказать мне, что-то передать через меня людям, но каждый раз так и отпускает меня недосказав всего. По-моему, я не принадлежу уже только себе, Стиви.
- Конечно, не себе. Ты принадлежишь этой банде, - Встретив укоризненный взгляд жены, Стиви продолжал:
- Прости, дорогая. Вот в переплет мы с тобой попали. Просто голова кругом идет. Теперь я понимаю твою холодность. Что же нам делать?
- Ничего, дорогой. Только прошу, ничего. Пусть все остается так, как есть. Только с этим условием я выполнила твою просьбу и рассказала тебе все.
Супруги долго сидели молча, думая каждый о своем. Урсула первая прервала эти раздумья, вздохнула и стала нежно гладить волосы мужа. Затем, играя, потащила его из кресла и, обняв за талию, повела в спальню.
Телефонный звонок заставил ее подняться в 7.30. Она молча долго слушала голос в трубке, затем быстро оделась и вышла. Поджидавшая машина доставила ее на столичный аэродром, где тут же. как только миссис Монфильд ступила на борт, стартовал самолет, выполнявший спецрейс. В 9.30 уже был подан трап к этому самолету, приземлившемуся в городе Эйколне.
На стол начальника ЧЗ еще ни разу не ложился бюллетень с экспрессинформацией, в котором бы упоминалась миссис Монфилд. Официальному руководству Зоны ничего не было известно про ее вояжи. Ибо не все Влияния Зоны были учтенными.
Дежурный пресс-центра в городе Эйколне принял сообщение об очередном Явлении в Зоне в 7.15. Тут же об этом были оповещены журналисты, которые предпочитали проводить время в городе, а не в отеле "Зона". В 7.30 первые из них уже давили ногой на экселераторы своих машин, мечтая быстрее ошарашить своих читателей новым экстренным сообщением. Только двадцать пять лучших газетчиков были допущены к освещению событий в Зоне. Работать в Зоне было престижно. С самого начала ее существования рэйтинг журналиста, допущенного в этот "Заповедник" был наиболее высоким.
И только один из этой газетной элиты повел себя несколько странно. Хотя странность эта считалась бы вполне нормальным поведением, не будь получено сообщение о новом Явлении. Странность выглядела таковой только на фоне невероятной спешки пишущей братии. Том Пайл проявил торопливость только в одном эпизоде, когда он уточнял время начала Явления. Затем он позволил себе расслабиться и, не спеша, направился в ванную. Приняв душ и побрившись, он заказал завтрак в номер. Позавтракав, внимательно осмотрел фотоаппарат и положил его в портфель. За фотоаппаратом последовал бинокль. Закончив, таким образом, сборы, Том Пайл, не спеша, спустился в подземный гараж и завел свой спортивный двухместный автомобиль марки "Конди".
Доехав до аэропорта, Том Пайл припарковался в дальнем углу аэропортной стоянки. Внимательно осмотрев ее, он обнаружил то, что искал и удовлетворенно хмыкнул.
В 9.35 на стоянке стремительно появились двое, и Том Пайл сделал первый снимок. Автомобиль, в который села миссис Монфилд и сопровождавший ее мужчина, стремительно понесся по шоссе, специально построенном до самой Зоны. И никто в машине, где ехала миссис Монфилд, не обратил внимания, что в хвост им пристроился спортивный автомобиль марки "Конди".
Журналистская звезда Тома Пайла была в зените. Он не набрасывался на события, подобно многим его коллегам, в лоб, с тем, чтобы выжать его. как лимон, и выбросить. Нет. Том Пайл к каждой теме подходил нестандартно и освещал ее под таким углом, что она вдруг начинала сверкать, как драгоценный камень всеми своими гранями. И сегодняшнее небезопасное предприятие этого человека не относилось к категории случайности или везения.
Первое время его статьи о Зоне были так же, как и у коллег, полны благоговейного восторга и напоминали фотографии. Может быть эти "фотографии" Тома Пайла были только чуть талантливее, чем у его коллег. Но потом первая восторженная волна статей прошла и некоторые стали "пробуксовывать", "давать сбой", описания чудес без намека на объяснения немного приелись и многие из тех, кто раньше жадно вчитывался в каждое слово, стал отмахиваться от статей о Зоне, как от надоевшей мухи. том Пайл первым почувствовал надвигающуюся холодность читателя. И понял ее причину. Читатель пресытился чудесами и устал следить за соревнованием журналистов в их описании. И ему стало ясно, что если он хочет, чтобы его голос не затерялся в хоре газетчиков, он должен внести свежую струю в это дело.
Том стал размышлять и вдруг ясно представил себе, что Зона приковала все внимание журналистов, они загипнотизированы ею. надо посмотреть не на Зону, а оглядеться, увидеть, что делается вокруг ее. Наверняка в этом искривленном обществе что-то должно происходить вокруг. Наверняка не все проявляют бескорыстный интерес к Зоне и не у всех только научный зуд на кончиках пальцев.
Можно сказать, что Том Пайл "вычислил" мистера Кэтча, лейтенанта Вэвила и очаровательную миссис Менфилд, хотя и не знал об их существовании. Он начал свой поиск.
На телефонные упреки шефа в том, что он перестал давать материалы, Том Пайл загадочно намекал на будущие сенсационные материалы. И шеф, зная незаурядность этого таланта и веря в его звезду, перестал нажимать. Он предоставил Тому Пайлу полную свободу действий или, как он любил выражаться, пустил его в свободный поиск. А многие из коллег с удовольствием отметили, что один из конкурентов вышел из игры.
После того, как Том Пайл принял решение и стал искать, ему почти сразу посчастливилось обнаружить закономерность появления миссис Монфилд при каждом Явлении. отметил он и лихорадочный блеск глаз этой красивой дамы и ее оживленность, целеустремленность, и то, что она в своем стремлении скорее соблюсти все формальности и попасть куда-то в ей только известное место, ничего не замечает вокруг, не утаилась от глаз Тома Пайла и деловитость пополам с предупредительностью мистера Кэтча, всегда сопровождавшего миссис Монфилд.
Одним словом, эта парочка показалась ему любопытной и, пользуясь правом свободного передвижения вокруг Зоны, том Пайл без труда обнаружил домик лейтенанта Вэвила - конечную цель мистера Кэтча и миссис Манфилд. Тому Пайлу с его связями не представляло труда выяснить имена и проследить маршрут действующих лиц этой драмы. К тому выводу, что на его глазах разыгрывается именно драма, Том Пайл пришел путем долгих раздумий и анализа того, чему незамеченным свидетелем он был вот уже на протяжении восьми Явлений.
На сегодняшний день у Тома Пайла сложилось уже определенное мнение о событиях, свидетелем которых он стал, и была готова серия статей. По его мнению эти статьи всколыхнут публику и высветят то, что порой остается в тени для нее. Кроме того. Том Пайл ненавидел мистера Кэтча, способного видеть во всем только деньги. Он с радостью думал о том моменте, когда разоблачит этого просвещенного вампира.
Сегодняшний день Том Пайл решил посвятить фотографированию. Фотография всегда похожа на живой факт, она привлекает читателя и является неоспоримым подтверждением правдивости написанного.
том Пайл оставил машину на дороге и через песчаные дюны прошел к холмику - постоянному его наблюдательному пункту. Здесь он прилег и не спеша проверил готовность аппарата и положил его на ровное место правее себя. Он не спешил, так как по опыту знал, что до начала событий еще минут сорок.
Он посмотрел на часы. Они показывали 10.42. Затем Том Пайл, не спеша, осмотрел в бинокль то, что делалось вокруг домика лейтенанта Вэвила. Только после этого он позволил себе обратить внимание на сегодняшнее Явление, которое раньше он осмотрел только мельком. От ослепительной красоты у Тома в первый момент перехватило дух. Он подумал про себя: "Нет, такого не может быть. Это нереально". При всей своей журналистской хваткости и приземленности он был натурой мечтательной и поэтической. Его статьи отличались живостью и выделялись читателями в газетной многоголосице. Ибо Том Пайл был талантливым журналистом.
Постепенно ощущение авороженности?? проходило и в голове Тома Пайла появились первые мысли. Он думал: "Пропорция. Пропорция и цвет - вот что главное. Зона изысканна, она никогда не предлагает нам безвкусицы". Том Пайл совершенно перестал ощущать окружающее.
Его вывели из задумчивости какие-то звуки за спиной. Том Пайл медленно повернул голову. Прямо перед глазами у него было небольшое отверстие, о принадлежности которого. когда оно направлено на тебя, почему-то все люди догадываются сразу. Взгляд Тома скользнул по руке держащей пистолет, переполз бугор плеча и по шее взобрался на лицо, знакомое лицо лейтенанта Вэвила.
Пятнадцать минут назад мистер Кэтч сообщил лейтенанту Вэвилу, что он с миссис Монфилд уже в Зоне. Лейтенант Вэвил заверил, что вызовет мистера Кэтча, как только закончит последние приготовления. Приготовления эти были целиком направлены на то, чтобы они один посторонний глаз не помешал их занятию и чтобы никто не проник в тайну Выпада. Выйдя из домика, чтобы самому все осмотреть и отдать необходимые приказания, лейтенант Вэвил обратил внимание на светлое пятно, которое ползло по стене его дома. Оно было похоже на солнечный зайчик. Оглядевшись, он тут же обнаружил источник луча, который располагался в дюнах. Чертыхнувшись, лейтенант Вэвил приказал завести машину. Он решил лично посмотреть, что там происходит. В такой важный момент, когда любой срыв стоил бы ему слишком дорог, он не мог передовериться никому.
Лейтенант вскочил в джип и через пять минут по объездной дороге добрался до машины Тома Пайла. Затем по следам быстро обнаружил и самого водителя. То, что Том Пайл в это время был полностью захвачен содержанием Зоны, помогло лейтенанту Вэвилу подкрасться незамеченным.
Том Пайл молча смотрел на лейтенанта, не делая никаких движений.
- Что Вы тут поделываете, приятель? - голос лейтенанта прозвучал лающе-резко.
- Разве Вы не видите, лейтенант, что я здесь ловлю бабочек, - в ответе журналиста прозвучал насмешливый намек на то, что не следует спрашивать об очевидном.
- Ваше удостоверение! - потребовал лейтенант, еле сдерживаясь, чтобы не взорваться. Он отступил на три шага, и, краем глаза продолжая следить за лежащим человеком, заглянул в поданную ему карточку.
- Ага, журналист. Так все-таки чем Вы тут занимаетесь, мистер журналист?
- Я тут занимался тем, что наблюдал Явление номер пятьдесят четыре.
- Мистер Пайл, все стадо Ваших коллег сейчас восторженно пачкает бумагу, сидя в "пещере". Вы почему-то предпочитаете валяться здесь, в песке. И при этом нарушаете инструкцию, в которой ясно сказано, что вашему брату запрещается бродить по Зоне во время Явления. И не хотите ли Вы убедить меня в том, что Вы в бинокль собирались рассматривать Явление? Так вед и ослепнуть можно, мой дорогой.
Лицо лейтенанта вдруг налилось кровью и он внезапно заорал, дрожа губами: - Встать! И следуйте за мной. Собирайте свою оптику. Да поживей, я теряю с Вами драгоценное время.
Поистине лейтенант был прав. Он терял драгоценное время. Было из-за чего рассвирепеть на журналиста. Это досадная задержка могла очень дорого стоить Вэвилу. Ибо за каждую минуту пребывания миссис Монфилд в домике лейтенанта он получал в тысячи раз больше, чем за любую другую минуту своего пребывания на службе.
Полковник Кент доложил начальнику ЧЗ о задержании журналиста Тома Пайла в 11.01 минуту. Доклад этот был чистой формальностью, так как инструкция давала совершенно четкие предписания для подобных случаев. После предварительного дознания журналиста Тома Пайла следовало лишить права посещения Зоны без последующего восстановления. Заниматься этим делом должна была служба полковника Кона.
Но Бэн Кэрри лично знал и уважал Тома Пайла. Поэтому он попросил полковника Кента первому побеседовать с журналистом.
На 11.30 у меня назначено совещание. Я сообщу Вам дополнительно о времени, когда Вы доставите ко мне журналиста.
- Есть, сэр! - бойко ответил полковник Кент.
Таким образом, Том Пайл оказался в камере. Однажды знакомая дама задала журналисту игривый вопрос: "Вы никогда не скучаете, Том?" На что он ответил: "Нет, дорогая, природа посадила мне на шею уникальный аппарат, при помощи которого я могу слышать, видеть, говорить и думать. Я пытаюсь использовать этот аппарат на всю катушку. У меня нет времени на скуку".
Вот и сейчас, оставшись один, Том Пайл только порадовался этому неожиданному тайм-ауту и решил использовать его для размышления над последними событиями.
"Что мне грозит? Да, видимо, ничего особенного. Лейтенанта Вэвила должна удовлетворить версия, которую я изложил по поводу моей засады. Сумасшедший журналист в погоне за сенсацией забрался в дюны с фотоаппаратом и биноклем. Бинокль - пожалуй, слабое место. Зачем мне бинокль? Ладно, обдумаю это после. Бдительность лейтенанта Вэвила пресекла похождения Тома Пайла. Здесь все правильно. У лейтенанта нет повода подозревать меня в наблюдении за ним. Во всяком случае, нет фактов. Так что же я потерял? Почти ничего. У меня нет только фотографий миссис Монфилд на фоне Явления и наблюдающих за нею во время бурного припадка лейтенанта Вэвила и мистера Кэтча.
А что в активе? В активе уже подготовленный к печати материал. Нет сомнений, что он явится толчком к широкому расследованию и глубокому исследованию. Ведь очевидно, что мистер Кэтч и лейтенант Вэвил ведут нечистую игру, используя случайно доставшееся им знание в своих корыстных целях. Возможно, попади это знание к ученым, они намного приблизились бы к разгадке тайны Зоны".
Том Пайл владел неопровержимыми доказательствами того, что мистер Кэтч ведет осторожное прощупывание еще нескольких кандидатов для воздействия на них спровоцированного Влияния. И только одно наблюдение было непонятно для Тома Пайла, Непонятной была нормальная жизнь миссис Монфилд в промежутках между ее контактами с Зоной.
Несколько лет назад Томом Пайлом была написана серия статей о работе группы нейрохирургов по воздействию на человеческий мозг. Он знал, что в мозге человека существуют зоны, воздействие на которые доставляет человеку величайшее наслаждение. Именно его статьи послужили толчком к кампании против создания электро- и радиостимуляторов. Дело шло к тому, что некая фирма готова была выпускать приборчики, состоящие из микроэлектрода, внедренного в мозг, и небольшого аппаратика, напичканного электроникой и имеющего размер спичечного коробка.
Человек мог, нажимая кнопку в кармане, получать в любой момент неслыханное удовольствие и при этом переставал быть человеком. Он был весь во власти коробочки, и его переставало волновать все, кроме получения тех ощущений, которые возникали при нажатии кнопки. Но при возникновении препятствий в воздействии аппарата на мозг человек готов был на все, чтобы только преодолеть их.
Том Пайл, анализируя свои наблюдения за миссис Монфилд, понял, что она подвергается неестественному наслаждению под влиянием Зоны, и не мог при этом понять только одного: почему миссис Монфилд живет нормально между Явлениями. Он мог придумать только одно разумное объяснение этому факту: это непостижимо, но Зона щадит миссис Монфилд, в конце Выпада она воздействует на нее каким-то импульсом, который как бы "стирает" с ее памяти все, что с нею было и это позволяет ей "забывать" остроту ощущений, оставляя лишь легкий шлейф приятных воспоминаний, не делая жизнь миссис Монфилд болезненно-ненормальной.
- Зона знает человеческую психологию и она гуманна, - вслух произнес Том Пайл и посмотрел на часы. Он отметил, что находится в камере уже полтора часа. Его часы показывали двенадцать часов двадцать три минуты.
Было ровно 11.30, когда в малом зале заседаний председательствующий Бэнн Кэрри открыл очередное оперативное совещание.
- Прошу внимания. Мы начинаем. Мистер Ян, доложите нам, пожалуйста, факты.
Помощник начальника ЧЗ встал и, откашлявшись, начал:
- Леди и джентльмены, мое сегодняшнее сообщение не будет оригинальным. Мне почти нечего вам сообщить. Самый важный факт - Явление Љ 54, прекрасно наблюдается из окна. И поскольку я не вижу за столом ни одного слепого, то не стану тратить время на его описание. Второй по важности факт - зарегистрированный сегодня под Љ 8 случай Влияния. Экспресс-сообщения об этом были розданы вам до совещания и, я думаю, вы успели с ними ознакомиться. Подробности и первые результаты анализа нам доложат специалисты. Есть еде один малозначительный факт обнаружения во время Явления журналиста Тома Пайла в неположенном месте... (во время этих слов Бэнн Кэрри поморщился). Вот, пожалуй, и все, что лежит на поверхности. Видимо, более глубокие соображения сделаете вы, знакомя нас с результатами ваших наблюдений. Я кончил.
Стиви Ян сел и осмотрел зал - в мягких креслах удобно устроились участники совещания.
Бэнн Кэрри продолжил:
- Теперь мы, пожалуй, заслушаем группу ЭЭ. Прошу Вас, мистер Брэйк.
- Леди и джентльмены, летчик-любитель Генри Смит и его самолет (для удобства я буду называть так то, что было раньше самолетом) поступили к нам только около часа тому назад. К тому, что вам известно, могу добавить следующее. Беглый медицинский осмотр Генри Смита показал, что жизненные функции организмом его выполняются без отклонений. Некоторая возбужденность пилота и то состояние эйфории, в котором он пребывает до сих пор, думаю, объясняются тем, что ему пришлось пережить.
Все отверстия в самолете, служащие для прокладывания коммуникаций, вывода приборов и органов управления, казались заделанными. При этом заделанными так, что на глаз не видно никаких мест стыков. Словом, красивая работа.
Мы также успели заметить, что при приближении Генри Смита к самолету у последнего появляется какое-то, простите, оживление, он как бы светится. У нас такое впечатление, что когда пилот садится в кабину, самолет перестает быть железкой, он делается живым существом, неким продолжением Генри Смита, радующимся его близости.
И последнее, что я могу вам доложить - Генри Смит не утратил способности летать. Когда я уходил сюда, он на самолете завис под потолком ангара и радостно смеялся. Я кончил.
В зале все молчали. Задавать вопросы и комментировать услышанное разрешалось позже. Поэтому некоторые из присутствующих делали пометки в своих блокнотах.
Бэнн Кэрри предоставил слово руководителю группы наблюдений доктору Ливи.
- Уважаемые коллеги! Вы знаете, что в самом начале существования Зоны было принято решение, запрещающее какое-либо воздействие на нее. С тех пор наша группа самым тщательным образом с помощью самых совершенных приборов ведет регистрацию проявлений Зоны. Наши приборы непрерывно собирают сведения как в периоды Явлений, так и между ними.
В то же время мы полностью информированы о фактах, которые получают ученые, наблюдающие космическое пространство. нет числа таким наблюдениям, остроумным гипотезам и смелым предположениям. Но, как известно, от гипотез до строго обоснованного научного знания не один шаг. Я не могу сегодня порадовать вас каким-нибудь новым знанием о том, что происходит. Перед нами Эверест фактов, но мы по-прежнему в пути и только в пути по дороге к открытию тайны Зоны.
Я не стану пересказывать данные нашего бюллетеня, который выходит ежедневно. Это отняло бы много времени. Вы можете узнать из него и об огромных энергетических импульсах, которые сказываются на приеме коротких волн и УКВ в период Явлений. И о "феномене влажности", суть которого в том. что влажность в нескольких метрах от Явлений падает на десятки процентов. И о том, что уровень радиации на высоте около 35 километров увеличивается чуть ли не в полторы тысячи ровно за час до Явлений. И о странном "поведении" многих радиотелескопов, которые во время Явлений выдают совершенно различные координаты источников радиоизлучений...
Ворох фактов постоянно подогревает наш интерес к получению новых. Кажется, вот-вот нам откроется ответ на вопрос, что же такое Зона. У первых ученых, начавших здесь работать, прошел порыв молодого энтузиазма и они приготовились к длительной осаде, они уже не мечтают взять Зону единым молниеносным приступом. Но жизнь идет, высказываются самые дерзкие идеи, строятся немыслимые проекты.
Я хочу сказать вам сегодня одно. Возможно, мы столкнулись с самым небывалым приключением, которое выпадало на долю Человечества. И я совсем не уверен, что одной человеческой жизни хватит для разгадки его. Я буду сильно огорчен, если Зона исчезнет. Уверен, и в этом меня поддерживают коллеги, что у Зоны добрые намерения. Сегодня нам явно не хватает знаний, чтоб разгадать ее, но мне кажется придет время, и она сама нам поможет. Если, конечно, посчитает это возможным. Среди всего многообразия приборов нет, к сожалению, тех, которые бы улавливали импульсы доброго к нам внимания, понимания со стороны Зоны, которые я, например, ощущаю. Хотя сам не понимаю каким образом. Но это уже, по-моему, сфера наших медиков. Поэтому я кончил.
Руководитель группы медиков Тумба Номвист встал, не дожидаясь, пока ему предоставят слово. Дико выкатив глаза под нависшими бровями, он некоторое время наблюдал за тем, как медленно поднимается Бэнн Кэрри, чтобы объявить его выступление. Но Бэн Кэрри так и не выпрямившись до конца, разрешающе махнул рукой Тумбе Номвисту - дескать, давай, выступай, коль уж вскочил, после чего опять опустился в кресло.
Тумба Номвист начал свое выступление весьма неожиданно. Повращав еще глазами, он вдруг произнес:
-О, черт! Да, да, именно так оно и должно быть. Но это ведь мистика. Этого не может быть... Проклятье, о чем это я говорю? - сказал он, как бы прозрев. Потом он надолго замолчал, глаза его сделались как бы стеклянными. По залу прошелестел тревожный шопот.
- Но я же психолог! - с надрывом продолжил Тумба Номвист. - Надо с этим считаться и воспринимать все как есть... - глаза его передавали мучительную внутреннюю борьбу. Затем, словно стряхнув с себя оцепенение, он продолжал с натугой говорить и при этом его взгляд постепенно наполнялся тугой струей мысли:
- Дело в том, коллеги, что я сегодня уже имел возможность побывать на нашем совещании за час до его начала. Мысленно. Вернее мне рассказывали, каким оно будет. Поэтому я так возбужден. Начало моего выступления полностью совпало с рассказом и только сейчас я, используя всю силу своего опыта самогипноза, рву тонкую нить этого предсказания.
Голос его становился уверенней и набирал силу. Весь он, могучего телосложения с жесткой гривой волос, был похож на пробуждающегося льва, прочищающего глотку первым мощным рыком.
- Прошу не беспокоиться за мою психику, я вполне здоров. Думаю, что в конце моего выступления вы окончательно убедитесь в этом. Я позволю себе сегодня отнять у вас времени больше, чем отпущено мне регламентом, вернее ровно столько, сколько понадобится для того, чтобы я сказал все, что хочу сказать.
Тумба Номвит сделал предостерегающий жест в сторону пытающегося возразить Бэнна Кэрри и, тяжело ворохнув в него глазами, продолжал:
- Вы достаточно слушали здесь моего несуразного блеянья, которое возможно и казалось кое-кому умной речью. Но сегодня мне есть что сказать. Да, есть что сказать.
Все, что говорил нам доктор Ливи, и перечень фактов, который занимает целые дома, характеризует средства, которыми пользуется Зона. Все это чрезвычайно интересно, дает мощный импульс техническому прогрессу, будит творческую мысль ученых и так далее. Но, повторяю, это средство.
Мне же кажется, я могу сообщить вам кое-что о целях Зоны. По крайней мере о ближайших целях. Да, о ближайших. И чтоб моя гипотеза выглядела достоверной и логичной, я не буду спешить, а расскажу вам все по порядку.
В моей команде есть самые разнообразные врачи, и, смею заверить вас, эти ребята знают свое дело. Но какими же слепыми котятами я вижу всю нашу компанию теперь, когда начинаю кое-что понимать. С самого начала Зоны местно работали, хотя работа наша тогда сводилась к медицинскому осмотру персонала. Мы не знали, чего ждать, к чему мы должны быть готовы. В любом отклонении мы могли подозревать влияние Зоны. Мы были в постоянном психологическом напряжении. Некоторые не выдержали и сошли с дистанции. Их пришлось заменить. Вы помните, что первое Влияние произошло лишь через год после существования Зоны. И первым человеком, попавшим под Влияние, была миссис Бостано, обаятельная и остроумная миссис Бостано, сорокалетняя жена одного из наших шоферов. Она среди многих других наблюдала Явление и вдруг увидела своего мужа, который должен был вскоре заступить на дежурство и потому остался дома.
Миссис Бостано увидела что у него сердечный приступ. Она наблюдала все так ясно, будто находилась подле мужа. И она побежала домой, и все время, пока бежала, отчетливо видела мужа. Только то, что миссис Бостано своевременно оказалась около больного и вызвала врача, спасло ему жизнь. С тех пор мы стали наблюдать миссис Бостано. Мы не выявили никаких отклонений в жизнедеятельности ее организма. Ясновидений, подобных первому, у нее также больше не замечалось. Но уже тогда родилось предположение, что подобное может повториться при следующем Явлении. Мы подготовились к этому.
Уже через час после начала следующего Явления мы начали получать информацию о функционировании различных систем организма миссис Бостано. Мы пользовались самой современной техникой. Миссис Бостоно опять получала знание обо всем, происходящем с ее мужем, непонятным способом, не основанном на работе известных органов чувств. Это повторилось и в последующие Явления.