Лишь один свидетель знал истинную причину моей инвалидности, но этого человека в прошлом году не стало и уже никто не сможет подтвердить то, что я сейчас поведаю. Это вовсе не значит, что мои слова сплошное враньё. Ведь немало людей во всём мире пережили то же самое, что и я.
С пяти лет мне пришлось выживать в детдоме. Именно выживать. Вечная борьба за лучшие вещи, лучшую еду, лучшее место... Там я пробыл целых три нескончаемых года. А в один погожий зимний день, директорша огорошила меня внезапной новостью. Она сообщила, что родной дед Кирилл, который никогда не хотел брать меня на поруки, вдруг передумал. Я четко помню, как мой покойный отец часто рассказывал, будто дед один из самых противных людей на свете, которых он только знал. Вечно ворчал, плевался во все стороны, и круглосуточно был чем-то недоволен. У него все во всём виноваты, кроме него самого.
Никто не спрашивал, хочу ли я к нему переезжать. Меня, словно бандерольку, просто взяли и доставили.
Жил дед Кирилл на краю глуши в старинном доме, напоминающий крепость. Конструкции сто лет, не меньше. Второй такой постройки днём с огнём не сыщешь. Калитка скрипела так громко, что все собаки вокруг начинали лаять от испуга. Справа от дома растелилась тротуарная дорожка с тоннельной аркой, ведущая к деревянному огромному курятнику. Каркасную арку покрывали спутанные стебли винограда. Слева свежепостроенный туалет, возле которого валялась дохлая синичка. Придётся её переступать, каждый раз, когда приспичит. А на заднем дворе ютились два потрепанных погодой креста из толстенных досок. Трудно назвать их могилками. Нет ни именных табличек, ни земляной прямоугольной насыпи, ни венков. Но потом я узнал, что там погребены - первая жена деда и их общая дочь, которая могла бы стать мне двоюродной тёткой, если бы выжила. Тётка умерла ещё младенцем. Она появилась на свет недоношенной и прожила всего пару часов. Бабушка настаивала, чтобы тельце схоронили возле дома. Убитая горем мать долго не могла оправиться, и перед кончиной, приказала своему супругу схоронить её рядом с дочерью, тут же во дворе. Мой дед не осмелился перечить изъявленной воле умирающей супруги.
Суровый на вид хозяин, выглядел старее, чем сам дом. Деда Кирилла украшала дремучая борода и дореволюционный коричневый пиджак. Он встретил меня безразлично, даже не встав со стула. Сложилось такое ощущение, будто он делал мне одолжение. Потому что, ему так пришлось поступить. После холодного знакомства, старый ворчун проявил голос лишь несколько рас по ключевым моментам. Я и не надеялся на тёплые объятия, если уж он не любил собственного сына, то и мне думать не стоит.
Видимо старик чувствовал, сочтены его угрюмые деньки, пора бы наследнику оставить нажитое добро, лишь бы государству не досталось. А может, он рассчитывал, что хотя бы я подам ему стакан воды, когда приблизиться время кончины.
Экскурсия по дому была конспективной. Я узнал, где находятся: умывальник 'Мойдодыр'; стол для трапезы; моя комната, которая не открывалась десятки лет; сетчатая кровать; добротный шифоньер; и стул. В целом, лучше, чем в детдоме. Единственное, что бросалось в глаза, это мусор и пыль. Слой пыли мог конкурировать разве что со слоем паутины по всем четырем углам. Похоже, деда вполне всё устраивало. Самое циничное, что он пригрозил, дабы я соблюдал порядок. Вещей у меня не было, кроме тех, что надеты на мне, поэтому сложил их перед сном на высокую спинку стула, поближе к тёплой стене, чтобы надеть их утром уже тёпленькими. Этому я научился в приюте.
Дом окружили сумерки. На новом месте не спалось, и я уставился в потолок, на котором уличным светом выделялась квадратная часть окна. Затем на светлом фоне появились малюсенькие круглые петляющие тени - декабрьские снежинки. Я перевёл внимание на окно. Спустя час, они так сильно сгустились, что быстро устелили всю видимую глазам окрестность. А до середины ночи, из крупных снежинок соорудились и высокие сугробы.
Как только снег перестал кружить, послышался странный шум, словно кто-то быстро пробежал по потолку маленькими ножками. Где-то глубоко в сердце поселилась неизведанная тревога. Я даже привстал, чувствуя, как нарастает напряжение. Сразу после этого 'марафона', медленно распахнулась настежь дверь, и с проёма послышался треск разбитого кувшина.
Я рискнул выяснить причину треска. Дикий танец света от пламени в печке доставал до кухни, позволив мне обнаружить на полу глиняные черепки. Но как? Я же помню, что кувшин стоял по центру стола, достаточно далеко от края. Детский страх взял надо мной гору. Не медля ни секунды, я шибко вернулся в свою комнату. А там меня ждало очередное противоестественное непостижимое разумом происшествие, бросающее в холодную дрожь. Спальня напоминала поле боя. Кто-то сбросил со стула всю мою одежду, разбросав её по полу. Дед точно всё свалит на меня. Ну и пусть. Желания прибраться на данный момент совсем не было. Всё что сейчас хотелось, это притвориться матрасом и забыться, будто меня не существует. Арканный страх вынудил накрыться одеялом с головой, будто бы это могло как-то помочь.
Казалось, я больше никогда не усну, но бороться с дикой усталостью шансов не было. Я не заметил, как сомкнул веки. Сквозь сон чувствовалось, как что-то щекотало меня, и дергало за мочки ушей. Я отчетливо ощущал прикосновение мерзких холодных пальцев. Неужели сны бывают настолько реальными?
Наутро, дилемма о том, как всё это объяснить деду, разрешилась сама собой. Когда я раскрыл глаза, мне стало ещё страшнее, ведь вся разбросанная одежда была собрана, а кувшин на кухне стоял целее целого. Может это действительно обычный кошмар? Но потом я обнаружил, кое-что будоражащее. Ногти рук и ног, на разных пальцах, были неровно обкусаны. А на затылке не хватало пучка волос, словно его выстригли.
Резкий стук в прихожей заставил встрепенуться. Я приоткрыл дверь спальни, чтобы полюбопытствовать. В парадных дверях возникла гостья, которая обтрясла снег на сапожках, скинула капюшон куртки, и уверенно шагнула вовнутрь дома. Это была женщина в солидном возрасте. Она выглядела приветливо. Круглолицая, высокая, волосы от корней росли уже седыми. Все местные называли её - Тихоновна. Женщина всю жизнь проработала в селе фельдшером и по совместительству кем-то вроде знахарки. Дед почтенно поздоровался, чуть ли не поклонившись. Значит даже он, определённо её уважает.
- Здравствуй Кирилл, говорят у тебя пополнение в рядах,- спросила гостья.
- Быстро же у нас новости разносятся, ничего не утаишь,- проворчал дед.
- Я об этом и без сарафанного радио узнала. Игоря перевели из городской детской поликлиники в районку, а мне теперь нужно поставить его на учёт.
Её рука потянулась в ридикюль и оттуда досталась пачка документов. Дед взял лупу, сделал вид, что всё прочел, и важным быстрым росчерком оставил закарлючку. Ради любопытства со спальни вышел и я.
- А вот и сам виновник торжества!- фельдшер встретила меня восклицанием,- Ну, здравствуй Игорёк!
Я лишь потянул улыбку и с деловитым лицом также стал изучать красиво оформленные бумажки, в которых ничегошеньки не смыслил.
- Пойдём в твою комнату, я тебя осмотрю,- настояла фельдшер, и я беспрекословно пошагал обратно в спальню.
Фельдшер достала стетоскоп из той же бездонной сумочки, которую примостила на пол рядом со стулом. Далее нагрела холодный прибор своими теплыми ладошками и послушала моё дыхание.
- Сердце не беспокоит?- заволновалась Тихоновна.
- Нет. Я просто не выспался.
- Почему же?
- Я кое-что видел, но я не могу это объяснить.
Женщина сощурила глаза и ласковым тоном произнесла:
- Мне ты можешь всё рассказать. Я в своей жизни насмотрелась всякого.
- А что вы видели?
- Давай для начала ты мне признаешься, а потом и я с тобой поделюсь своими историями.
Мне пришлось рассказать ей всю подноготную. Не забыл упомянуть и про выстриженные волосы. Гостья совсем не удивилась, но уж точно могу заверить, что она испугалась.
- Вы мне верите?
До того как мне ответить, Тихоновна подняла с пола ридикюль, чтобы сложить в него стетоскоп. В тот же момент она резко отшатнулась от распахнутой сумки. Вовнутрь, каким-то непостижимым образом, попала разодранная мёртвая синичка, что ещё вчера покоилась на улице. Гостья отчетливо понимала, это не я проказничал, так как постоянно был на виду.
- Очень даже верю. Если это то, что я думаю, то оно всё убирает за собой, не оставляя вещественных следов. А эта синичка, для меня сигнал, что мне здесь не рады.
- Оно?- я спросил, не скрывая ужаса на гримасе.
- Дедушке рассказывал?
- Нет. Он мне точно не поверит.
- Правильно и сделал. Значит так, слушай меня внимательно, Игорёк. Скорее всего, у вас обитает Кикимора домовая.
- Кто это? Это такое животное?
- Совсем нет. Это дух, которого непременно нужно опасаться. Как видишь, оно питается падалью, иногда остатками завядших растений. Но будучи голодными, эти сущности вполне могут напасть и на других существ,- совершив глубокий вдох и выдох, она продолжила,- ...включая человека. Подопечные Мары могут во сне даже задушить. Поэтому запоминай, что тебе обязательно нужно сделать.
Я кивнул, сигнализируя готовность.
- Она считает, что все ваши вещи принадлежат ей. Но если ты начертишь белым мелом кресты на тех местах, где чаще всего шумит, она туда больше не сунется. Живут Кикиморы либо за печкой, либо на чердаке. На крышу не лезь, там опаснее всего, а возле печки нарисуй побольше меток, но без фанатизма, иначе дед выругает. Замети хату, выгребли золу из подпечка, обмети углы дома. Кикимора не терпит чистоты. А я завтра принесу можжевельник, пояском которого опоясывают солонки, чтобы она не запускала свою мерзкую лапку, куда не попади. Ещё Кикимора боится чертополоха и плакун-травы, но эти травы у меня ещё в прошлом месяце закончились. Если найдёшь такие, дай знать.
Тихоновна отчиталась деду, будто у меня тахикардия, а завтра она ещё раз придёт на повторный осмотр. Главное озвучить правдоподобный предлог.
Я боялся наступления очередной ночи. И не зря. Вторая ночь выдалась страшнее первой. Всё было нормально, пока не послышался младенческий плачь, где-то во дворе. Деда будить не решился, он скажет, что это воет соседская кошка. Собравшись с мыслями, я отважился сам выйти на улицу. В этот раз решил подготовиться основательно и полез на вешалку за фонарём, который приметил ещё днём. Но, как выяснилось, фонарик был раскурочен до последнего винтика.
Повторяющееся детское стенание не позволило мне упасть в эмоциональный ступор. Придётся взять кочергу, всё же лучше, чем идти с голыми руками.
На улице плачь, что доносился из курятника, звучал гораздо выразительнее. Я не мог не проверить. А вдруг там взаправду маленькое дитя, замерзает от холода. Имея опыт детдомовца, я уже ничему не удивляюсь. Взрослые с лёгкостью могут выбросить собственных детей хоть на помойку.
Освещением мне послужил белоснежный наст, отражая на себе полную луну и бесчисленные звезды. Чем ближе я приближался к источнику плача, через сухую виноградную арку, тем громче билось моё загнанное мелкое сердце. Это чувство было схоже с чем-то удушающим, парализующим, отвратным. Небольшой отрезок дорожки показался мне каким-то бескрайним.
Когда я с небольшим скрипом приоткрыл двери сарая, плачь, резко стих. Скрупулёзно осмотрев в полутьме несколько десяток кур, меня кое-что смутило. Большинство из них оказались общипанными, но перья на земле нигде не валялись. А потом я увидел среди птиц её, богопротивное существо, мой ночной кошмар.
Сразу меж кур показался остроконечный продолговатый нос, слегка вздернут на острие. Ноздри виднелись прямо у белесых мелких навыкате глаз. Козьи рожки в одну меру с ушами. И не разберешь, где именно рога, а где продолговатые уши. Длинные сальные волосы с секущимися кончиками, ниспадали на изгорбленную спину худенького тельца, из которого отрастали тоненькие лапы с продолговатыми загнутыми когтями и тоненькие ножки точь-в-точь как куриные. А рваные лохмотья на ней свисали до сена на полу.
Я оцепенел. Я перестал дышать. Я ощущал её голод.
Оно будто оценивало меня мерным цепким взглядом, а затем, не нарушая зрительный контакт, не спеша попятилось в гущу птиц и там растворилось, будто ночная иллюзия.
Кажется, я начал дышать уже в доме в собственной кровати вцепившись в кочергу обеими руками. Остальная часть ночи прошла относительно тихо. Но сомкнуть, хоть один глазочек, так и не рискнул.
На следующий день, как и обещала, пришла фельдшер. Убедившись, что дед не подслушивает, Тихоновна спросила, помогло ли то, что она советовала. Я рассказал всё как на исповеди.
- Плохи дела,- констатировала гостья.
- Почему? Я просто не стану больше выходить ночью на улицу.
- Ты не понимаешь. Увидеть Кикимору, всегда считалось дурным предзнаменованием. Теперь она попытается сохранить своё таинство, устранив того, кто может её разоблачить.
Мне стало как-то не по себе.
А дальше я начал рассуждать, как взрослый. Инстинкт выживания заставляет мозг работать в разы лучше и интенсивнее.
- А откуда она берется? Может, если выяснить, как она возникла, я смогу устранить этот источник.
- Правильно мыслишь, Игорёк. Такой маленький, а такой смышлёный. В основном они появляются в переломный период зимнего солнцестояния. Как сейчас. Часто они возникают благодаря недовольным строителям, которые при закладки дома могли незаметно подложить с особым наговором лекан-манилку - смоченную кровью куклу. Помимо куклы это может быть игральная карта с изображением определённой фигуры. Или специальный ножик. Эти ритуальные предметы закладывают в основном в потолочную балку, между бревен в переднем углу под печкой или за печку в подполье, в поленницу. Впоследствии предмет оживал и превращался в...
- Кикимору?- я неутешительно перебил знахарку.
- К сожалению, да. А зная, гонор твоего деда, он точно мог насолить строителям,- ответила знахарка и, проверив на полу, нет ли в сумке падали, переместила ридикюль себе на колени,- Едва не вылетело из головы. Есть ещё один вариант её возникновения.
- Кокой?
- Это могут быть и умершие некрещёные младенцы.
После её слов, перед глазами в памяти всплыли кресты на заднем дворе.
- Не переживай, в беде не брошу, я уже знаю, как тебе помочь. Жди меня сегодня к обеду,- подбодрила Тихоновна и беззвучно покинула дом.
Как и обещала, знахарка пришла, но не одна. В этот раз предлог был интересным. Тихоновна принесла своего домашнего кота, чтобы я за ним присмотрел до завтра, пока она съездит в город пополнить аптечку. Дед традиционно поворчал, но перечить не стал, уж слишком высоким авторитетом пользовалась эта удивительная женщина. Её боялся и уважал не только дед, а и многие другие люди за пределами самой деревни.
Очутившись один на один с моей спасительницей, она озвучила чёткие инструкции:
- Чтобы Кикимора не вернулась в курятник, подложи туда горшок без дна или поношенный лапоть, но лучше б всего помог камень с естественной проточиной - такой называют 'Куриный бог' или 'Кикимора одноглазая'. Так ты защитишь кур, а тебя защитит вот это меховое чудо по кличке 'Домовой',- проинструктировала знахарка и передала мне в руки своего зверька.
Животное сразу проявило дружелюбный характер. Я не удержался, чтобы его погладить. При первом же прикосновении, мне даже стало как-то легче на душе, словно меня окутали невидимой кольчугой.
- А если не поможет?- поинтересовался я, обратив внимание, что Домовой уставился в одну точку на потолке, будто на кого-то пристально смотрел.
- Не нужно бояться. Кикимора это чувствует,- подбодрила желанная гостья,- И да, совсем уж вылетело из головы. Перед тем как надеть рубаху проверь её. Это Кикимора может подложить. Она сучит нить не слева направо, а наоборот. И швы на стыках неровные.
Тихоновна обняла меня, точно родного, и распрощалась до завтра. А я, после того как обезопасил куриц, решил подняться на чердак вопреки запрету. Приют научил меня бороться за своё место. Даже Домовой пытался меня остановить, но я запер его в комнате. Я всего лишь хотел нарисовать мелом крестики на чердачных поперечных лагах, а нашел кое-что особенное. Это было самое настоящее логово Кикиморы, где она из куриных перьев и моих волос соорудила себе ложе.
Стараясь не издавать ни звука, я подкрался к логову, и извлёк свои волосы, сложив их в карман.
А дальше случилась та самая неприятность, перечеркнувшая мне всю жизнь. Когда я выперся на лестницу, чтобы спуститься вниз, руки Кикиморы резко возникли из тьмы и подтолкнули поперечину. Я полетел на землю вместе с лестницей. Если бы не снег, я бы точно убился. Пострадала только спина.
На крики агонии примчался дед, который и отнёс меня в дом на кровать. Это был первый и последний случай проявления заботы. Потом до самого вечера он причитал, что это я должен был ухаживать за стариком, а не он за мной.
Часики тикали. Я с опасением ждал сумерки. Ведь появилась явная угроза моей жизни. В придачу дед услужливо посмывал все крестики. Если завтра Кикимора не уйдёт, придется попроситься обратно в приют. Жизнь дороже условий проживания.
В эту третью тихую ночь кот неизменно смотрел на одну и ту же точку потолка. Если я не ошибаюсь, именно там и располагалось 'гнездо' Кикиморы. Его хвост периодически вздрагивал. После полуночи я услышал, как будто кто-то работал на веретене в правом от входа углу, около печи, куда обычно сметали мусор, чтоб потом сжечь его. Я точно слышал, как оно прядёт и сучит нитки. Но я также отчётливо помнил, что у нас нет веретена. Затем, после долгой тишины, я снова увидел, что мои вещи сброшены со стула, а вместо них висела новая неумело сотканная рубаха.
Я уже знал это работа Кикиморы.
Как только об этом подумал, кот Домовой схватил эту домотканую рубаху зубами и утащил её в камин прямо в очаг огня. Бедолага обжег себе усы.
Видать Кикимора не желала сдаваться, и из огня выскочил один уголёк-пуговица, из-за которого чуть не разгорелся губительный пожар. Благо зверёк подоспел, перевернув на столе кувшин с молоком. Белая струйка растеклась лужицей по полу и погасила жарок.
События стремительно развивались. В конце концов, Кикимора воспользовалась моей неподвижностью. Спрыгнув с шифоньера, она просто принялась душить меня, усевшись прямо на грудь. Это был апогей страха, который переворачивает мир с ног на голову, стирая границы разума. Был только чистый концентрат страха, проникающего под самую кожу. Кроме истинного страха больше ничего не существовало.
Её мелкое тельце, по ощущениям, весило сотню килограмм. Я отвернулся, боясь прямого визуального контакта с неживыми глазами. Мой взгляд угодил на кота, примчавшего из кухни. Неожиданно для меня кот выпрямился, стал на задние лапы, обратившись в человекоподобное существо с людскими глазами, что отливались серебром. Это было что-то запредельное для моего мировосприятия.
Не прошло и нескольких секунд, как мой сателлит накинулся на злого духа, вступив с Кикиморой в ожесточённую схватку. Они терзали друг друга, искривлёнными когтями и клыками, не жалея сил. Это напоминало битву между двумя дикими котами, которые отстаивали территорию. Будто подражая им, на улице резко разыгралась несусветная метель. Снежинки превратились в град. Казалось, ветер поставил себе за цель стереть наш дом с лица Земли.
Вскоре кот одержал победу. Раненая Кикимора издала короткий младенческий плачь, отступила в тень и растворилась в ней без остатка. А когда я перевёл глаза на защитника, он уже снова обратился в кота, будто ничего и не бывало.
Метель резко стихла. Кот запрыгнул ко мне на кровать, скрутился калачиком и мирно уснул. Чувствуя себя в тотальной безопасности, вместе с котом уснул и я, впервые за три ночи.
На следующий день вернулась знахарка. Естественно я всё ей рассказал в мельчайших подробностях.
- Значит, остаётся последний вариант, перехоронить из двора твою бабушку и её дочь возле кладбища. Не беспокойся, я найду способ переубедить твоего дедушку,- заверила Тихоновна.
- А кто на самом деле ваш кот?
Тихоновна загадочно улыбнулась.
- Я тебе открою секрет, но ты обязан поклясться, что пока я буду жива, ты никому об этом не расскажешь.
- Клянусь,- я произнёс не раздумывая.
- Это мой фамильяр - Домовой. Именно он и подсказывал мне, как тебе помогать.
- А откуда он у вас?
- Домовой один из падших ангелов, которых Бог в наказание сбросил на землю, чтобы искупить свои грехи. Кто попал в жилища, стали домовыми.
Со временем тела бабушки и тётки перезахоронили, а опосля, на чердаке в ложе Кикиморы нашли куклу, которую незамедлительно спалили на жарком костре. Кукла при сжигании извивалась и подпрыгивала. Даже после этого, дед не научился верить в мистицизм. Следовательно, я ему так ничего и не рассказал. А когда не стало Тихоновной, пропал и её домашний любимчик, как пропадают звёзды на рассвете. По век жизни буду им благодарен и никогда их не забуду.
С возрастом, моя травма позвонка усугубилась и отразилась на ногах, превратив меня в калеку. Сам виноват, что ослушался полезного совета. Но самое главное, что я жив, а Кикимор на своём жизненном пути больше не встречал.