На дне ночи

Мне снился сон: я брел, слегка шатаясь,
по улице, что загибалась вправо.
Светили фонари, как очи мрака -
Дремал, не закрывая глаз, ночной Берлин.
Я был небрит; торчала из кармана
пальто потертого початая бутылка
с оленем на зеленой этикетке.
Вкус "Егерьмайстера" еще хранил язык.
Я брел вперед, не узнавая местность,
не разбирая, где восток, где запад,
и мыслей не было в гудящей голове.
И щурилась Луна, как око зла,
то пропадала в волокнистых тучах,
то, вновь выныривая, пялилась безвечно,
а я дрожал и трясся под Луной.
Мне было холодно.
Я брел, почти не глядя,
по незнакомой улице ночной,
что постоянно вправо загибалась,
не узнавая этого района,
не помня, почему сюда попал,
а в небе тучи дикие неслися,
переплетались, будто в битве хищник
сошелся с хищником не менее свирепым -
лихая россомаха с резвой рысью.
Я приостановился на мгновенье,
извлек бутыль и крышку отвинтил,
глотнул из горлышка, вздохнул и вновь глотнул.
Никто не попадался мне навстречу -
хоть полицейский или хоть бездомный.
Да все последние попрятались в тепло,
а первые оттуда не вылазят! -
в такую ночь кому охота мерзнуть?
А было холодно...
Нет, "холод" - не то слово.
Мороз грыз кости, что твоя собака!
И воздух влажный жег сухую кожу,
и было дюже зимно...
Я стоял
посередине безымянной штрассе,
и окна темные, ослепшие на время,
таращились упрямо внутрь себя.
И лишь одно окно, как око гнева,
смотрело пристально в кривую неизвестность,
но вдруг - о миг! - погасло и оно.
Собравшись дальше двинуться, шагнул...
И тут откуда-то из близкого далека
раздался звучный колокольный бой,
прорвался через уши прямо в череп,
вонзился в бровь над левым глазом, как осколок.
заныл в зубах, заколотился в сердце...
Я в панике ступил назад,
чуть - чур! - чуть не споткнулся...
И в тот момент ко мне из-за угла
Чудовищная Женщина шагнула.
Ее глаза блестели, как кристалл,
кровь на губах, вскипая, пузырилась,
белело ярко порванное платье,
и голос низкий рвался из груди,
но губы между тем не шевелились,
заледеневшие в морфической улыбке,
и волосы ворочались, как черви,
и взор гипнотизировал меня.
"РЕАЛЬНОСТЬ - ДНОЧЬ!" - она произнесла.
И вот приблизилась, и вот почти прижалась...
От ужаса ни повести рукой
со все еще зажатой в ней бутылкой,
ни слова выговорить я бы не сумел.
Дыханье сперло - ноги провалились -
ах! - вдох - я вздрогнул - выдох - вдруг - проснулся - вдох.
В окне отточенно маячил тонкий месяц.
Я был один. И абсолютно трезв.
"И только в ясные минуты жизни,
когда светло и тихо на душе,
Знакомые и милые виденья
На дне ее отыскиваем мы".
[Февраль 2004]