Аннотация: Тишина была в сговоре с туманом и, гипнотизируя меня исчезнувшими звуками, затягивала всё глубже и глубже в чрево туманного пространства, запахивая за каждым моим шагом, как полы пальто, волны клубящейся сырости.
ЛУННЫЙ ДОЖДЬ
(Дикий бег)
Что-то двинулось в тумане,
Озарённом солнцем ночи,
И на встречу поспешило,
Расширяя мои очи.
Опять, опять ночь, а может быть поздний вечер. Я, как всегда, к этому времени уже удобно устроился на диване и на расстоянии вытянутой руки стоит графинчик с бренди. Я потягиваю тёмно-янтарную жидкость и жду, - жду появления моего нового знакомого - Архивариуса. Если верить тому, что я видел несколько дней назад, то.... Мои мысли прервали чьи-то шаги. Я напрягся и глянул в сторону прихожей. И вот в комнату входит он - Архивариус, в том же виде в каком я видел его на крыше. В руках он держит фолиант.
- А вот и я, - произносит, улыбаясь, он.
- Добрый вечер, - похолодев, отвечаю я. - Я забыл закрыть дверь?
- Нет, дверь заперта. Но для меня её нет.
Я осматриваю моего гостя, ведь хотел же увидеть его при свете. Как он и говорил: на вид это человек во плоти. Боже, ко мне явился призрак, а я его принимаю так спокойно! Прямо как герой рассказа Эдгара По, Пьер Бон-Бон, принявший и пустившийся в дискуссию со странным мистическим гостем.
Мой гость достаёт свой бокальчик, и я наливаю ему и себе бренди.
- Вы такой реальный призрак... - произнёс я, сделав глоток.
- Я не призрак. Я - галлюцинация. Я - ваша галлюцинация, - он взглянул на меня. - А теперь, я готов исполнить мою прямую обязанность и прочесть вам что-нибудь из моего фолианта.
- Отрывок из ваших мемуаров? - вопрошаю я.
- Признаться, я не знаю, с кем конкретно это случилось: то ли со мной, то ли... с вами.
Последние слова укололи меня. Начало таит в себе загадку. Я устроился поудобнее и Архивариус приступил к чтению.
* * *
На тишину охватившую окрестности легла ночь. Деревня Винкерлинг утонула в сладостном покое, начав потихоньку усыплять своих жителей. Я же не поддавался этому гипнозу.
С наступлением темноты, ближе к ночи, я всегда испытываю пробуждение сознания, оживление фантазии и некоторое волнение, связанное, видимо, с ожиданием прихода гостьи.
Моя гостья - муза, которая посещает меня исключительно в поздние часы суток. Может быть, делая это оттого, что знает - я сова. Когда шести квартирный дом, в котором я живу, занимая одну комнату со скошенным потолком в двухкомнатной квартире (почти как у Дюрренматта, в его "Город"е) начинает затихать, топя свои шумы в пьянящей ночной тишине, одиночество поистине охватывает меня, и я - одинокий, начинаю им наслаждаться. Как результат этого на бумагу ложатся строки стихов.
Одиночество - прекрасная вещь; но ведь необходимо, чтобы кто-то вам сказал, что одиночество - прекрасная вещь. Сарказм Бальзака.... Но он прав, одиночество действительно прекрасная вещь, и это как само собой разумеющееся.
Муза, накануне побывав у меня, сделала неожиданное предложение: написать рассказ и подсказала пролог. И вот сидя за столом, стоящим у окна, я пытался начать моё первое произведение в прозе.
Но Муза задерживалась. Я смотрел в окно, смотрел в ночь, в темноте которой, во влажной тишине, может в любой миг открыться некая дверь из нечто и...
Слегка потревожив свои фантазии, я решил усилить таинственные токи сознания, которые послали бы Музе некий сигнал в эфир, и выпил шерри. После непродолжительной паузы выпил ещё и начал замечать, как там, где-то ещё очень далеко, в мякоти моих полушарий, что-то забрезжило, и, тронув как будто отсветом зарождающегося утра своды моего воображения, начало расти, наполняя меня чем-то похожим на радость.
Но начавший, было, рождаться в моей душе рассвет неожиданно погас. Вспомнилось одно незавершённое дело. Нужно было позвонить поздравить с днём рождения одного хорошего знакомого. Собственного телефона я не имел и вынужден был идти к телефону-автомату, находящемуся в метрах пятистах от моего жилища. В тот день я дважды предпринимал попытки это сделать, но не заставал его дома. Я должен был ещё раз попытаться сбросить груз традиции.
За окном стоял октябрь, и это означало встречу с прохладой, сыростью и забирающейся под одежду зябкостью.
Выйдя на улицу в столь поздний час, я, на удивление, обнаружил, что вечер выдался великолепный, романтический. По натуре я человек ленивый и всегда, если мне нужно позвонить, преодолеваю отрезок примерно в пятьсот метров на своей машине. Но, почувствовав, что муза поджидает меня где-то вне дома, я решил пройтись пешком, и попал в историю, в которой, как это ни странно, оказалась виноватой именно сказочно прекрасная ночь.
Не подумав в тот миг ни о чём мрачном, я зашагал по безлюдной улице...
Дом, в котором я живу стоит почти на краю деревни. За ним направо стоят ещё два дома по моей стороне улицы и два напротив. Далее улица делает поворот на девяносто градусов влево, а прямо её продолжает просёлочная дорога с фермерским полем по правой стороне и стеной небольшого заводика по левой, которая тянется вдоль неё метров шестьдесят. По окончании забора, дорога вклинивается в поле, прорезая его.
К телефону я прошел, свернув перед началом просёлочной дороги налево, прогулявшись между домов, не выходя за границу человеческого жилья. Упоительная тишина, как красивая женщина, сопровождала меня. Вечерний воздух пьянил. Звуки музыкальных установок и телевизоров, приглушённо доносясь до моего слуха, оправдываясь, уверяли: «Ещё чуть-чуть и мы затихнем, оставим тебя одного». И ни что не предвещало мрачного.
Не застав очередной раз своего приятеля, я шёл назад тем же путём. Вызвавшая раздражение обязанность похода к телефонной будке, заставившая меня покинуть мою обитель и размягчённое состояние, была погашена букетом вечера, источавшим аромат сказочности. Сложное переплетение: неожиданное тепло, застывшая влажность, полный диск луны и как результат безветрия туман над близлежащими полями и низинами. Всё это заманило меня в ловушку сентиментальности. Мне уже не хотелось домой, хотелось задержаться в бассейне сладкой романтики, окунуться с головой в глубину магической красоты природы. Проходя мимо домов, молча утопавших в лунном свете, балконы и веранды которых выходили на встречу ночному светилу, я завидовал, в этот миг, хозяевам этих безвкусных каменных коробок. В эти минуты я мечтал: если бы имел тот или другой дом (в виде дачи), то эту ночь проводил бы в ночном бдении, уютно устроившись в кресле на балконе, периодически поглядывая в телескоп и рассматривая лунные моря, а так же земные пейзажи, застывшие под наброшенной на них паутиной ночного солнца. Так, в своих мечтах, будто во сне, я подошёл к перекрестку, от которого отходит грунтовая дорога. Повернув направо, оставалось пройти метров пятьдесят, чтобы оказаться перед входом в мой дом. Но... этот вечер был так сказочен, так магически тих, что заинтриговал меня трудно описуемыми душевными токами, требовавшими продолжения наслаждения. И я, не устояв, свернул на просёлочную дорогу, дабы прогуляться по границе каменных построек и культивируемых угодий, совершив прогулку так сказать по кругу: свернув на каждом пересечении налево, выйти опять к этому перекрёстку.
Сойдя с асфальта и пройдя несколько метров, я заметил, что здесь всё не такое как там, между домами. Здесь царствовал туман, который слегка светился, заряжаемый светом полнолуния, сглаживая чёткие границы, и превращая объёмное изображение в плоское. Я был заворожён, и, как лунатик, не думая, двигался в глубь светящейся темноты. Тишина была в сговоре с туманом и, гипнотизируя меня исчезнувшими звуками, затягивала всё глубже и глубже в чрево туманного пространства, запахивая за каждым моим шагом, как полы пальто, волны клубящейся сырости.
В моей голове чертыхались сполохи туманных идей, радужных видений, ассоциирующих рассвет, зарождение нового дня и как будто поворота к новому, лучшему витку жизни. И хотя, в глубине моего сознания, объявился глашатай, еле слышимый мной, - пусть и надрывно кричащий, что всё это обман, иллюзии - я, пребывающий в сладких грёзах, не желал его слышать. Я не желал ничего другого, кроме как витания в упоительно-гипнотических, анестезирующих течениях утонувшего в ночи эфира.
Наслаждаясь душевными завихрениями, я прошёл метров пятьдесят по грунтовой дороге и замер, почувствовав некое присутствие сзади. Голос сомнения лишь пискнул, не породив задних мыслей. Я обернуться. Взгляд ничего не зафиксировал, и я двинулся дальше, слушая, как потрескивает тишина, глотая крики щебёнки попадающей под мои туфли.
Сделав с два десятка шагов, я всё ещё был занят тем, что пытался вызвать вновь фантом, витавший в моих мечтаниях миг назад. Но что-то мешало моему сознанию.
В следующий миг упал чёрный занавес, погасив радужность и все сладостные иллюзии. Явное колющее чувство присутствия некой субстанции сзади, вонзилось мне в рассудок. Остановившись, я стал медленно поворачиваться. Не успев даже представить, что может меня там ожидать, почувствовал аванс - зашевелились волосы.
Ну что можно здесь, в перенаселённой Германии, где не осталось и клочка дикой природы, невероятного ожидать?
Поворачиваясь, я вдруг задержал своё движение, парализованный мыслью, что увиденное может привести меня к тому, что потом назовут разрывом сердца.
Но ведь это же бред?
В конце концов, решившись, резким движением преодолел последние градусы и ... не увидел ничего, кроме краешка поля, дороги, стены. Страх начал отступать и я с облегчением вздохнул. "Показалось", - подумал я, но подумал робко. И не зря. Страх, отойдя на несколько шагов, замер невдалеке от меня - он ждал. Тишина, только что наслаждавшая меня, стала давить на психику.
Хоть я и не обнаружил ничего, чувствуя лишь, как сверлит подозрение, сладостное витание в моих мечтах было прервано. Моё непонятное волнение было невнятно и в то же время сильно. Быстро вернуться назад я не мог, думая, что там, всё же, что-то есть. Пристальное всматривание в чуть светящуюся пелену не принесло результатов. "Густой туман при полнолунии - прямо таки лунный дождь, - думал я, - и именно в такие моменты случается нечто невероятное. Но что может здесь..." Я попытался отогнать чёрные мысли и двинулся быстрым шагом вперёд, сопровождаемый угрюмым спутником - затаившимся страхом.
Кончился забор завода, и дорога, уходя вперёд, скрылась в пространстве. Туман здесь был гуще, и далее чем через пять-шесть метров буквально всё растворялось в слабом свечении. Моё паникующее сознание подлило масла в огонь, предположив, что «преследующее» приблизилось. Лунный дождь сжал кольцо вокруг меня. Я прибавил шаг, стремясь как можно скорее достичь асфальтовой дороги, проходящей где-то недалеко впереди.
Вступив на неё, я оглянулся вокруг и обмер, увидев две человекообразных тени, пробирающиеся, сквозь посевы, в моём направлении. Моё движение прервалось - подкосились ноги. Но в то же мгновение, я увидел, что тени тоже замерли, видимо смутившись от моей неожиданной остановки.
Всмотревшись с парализующей напряжённостью в неясные фигуры, я пришёл к выводу, что это вбитые в землю столбики с табличками. Страх делал своё дело - оживлял вымыслы рождённые им самим.
Раскрытие тайны человекообразных теней, внесло в моё сознание лишь йоту успокоения. В сильном нервном напряжении я стремился поскорее достичь деревни, войти на её улицы и почувствовать себя в безопасности.
Благополучно пройдя до первых домов, я успокоился, и направился по улицам, прогулочным шагом к дому.
Вновь подойдя к перекрёстку, от которого мою улицу продолжала просёлочная дорога, я остановился, и посмотрел в туман. В его пространстве висела тишина, утопив всё звучащее и видимое. Пережитые недавно мною минуты страха показались коротким дурным сном. Я повернул к дому.
Буквально через пару шагов смутный сигнал, прозвучавший под сводом моего черепа, заставил меня остановиться. Что-то было не так, там, на просёлочной дороге. Медленно, как рассвет, до меня доходило: там есть нечто, чего я, проходя мимо, не видел. Я обернулся. Так и есть! В тумане, примерно в двадцати метрах, на грунтовой дороге, вырисовывался предмет непонятной формы. Это что-то находилось слева от дороги в метре.
Неожиданное открытие задержало меня. И, то ли от пристального всматривания или напряжённого шевеления памяти, мне показалось, что непонятный силуэт двинулся. «Я начинаю бредить», - подумалось мне, и я пошёл быстрым шагом по улице. Но едва я сделал пять шагов, не унявшееся беспокойство заставило меня оглянуться вновь. Я не поверил своим глазам. Это мираж? Галлюцинации? Силуэт приблизился ко мне. Что это может быть? Времени на сомнения было отпущено меньше мизера. Силуэт начал стремительно приближаться. Мертвую тишину разорвал крик - мой внутренний крик! Я метнулся к моему дому, почувствовав, как во мне проснулся спринтер. Я бежал с отчаянной быстротой, слыша за спиной нарастающий шуршащий звук бешеного движения. Через одно-два мгновения я слышал лишь моё громкое дыхание. Мои чувства были отключены сознанием, не отключён был лишь смертельный страх, который не давал мне оглянуться, но я знал, что нечто догоняло меня.
Влетев в подъезд, я тут же захлопнул за собой дверь и стал держать ручку. Электрический замок давно не работал и, нажав на ручку двери, её мог открыть любой, как изнутри, так и снаружи. Через секунду что-то ударилось в дверь. Это был силуэт, и подтверждением тому было животное урчание, клокотавшее с той стороны. Мгновение спустя на ручку сильно нажали. Парализованный безумным страхом, я держал ручку двери с такой силой, что скорее не выдержал бы металл, чем я позволил бы её повернуть.
Дверь не поддалась и спустя маленький кусочек жизни, послышались удаляющиеся звуки. Я проснулся от оцепенения и бросился на лестничный пролёт этажом выше. Взглянув в окно, я увидел «силуэт», который скрылся через миг за углом гаража. Кровь застыла во мне, а едва начавшее отступать безумие, замешкалось, и хвостом своим задело мне сердце, пробив его.
«Силуэт» был размером с очень крупную собаку, не имел шерсти и выглядел странно, походя одновременно и на свинью и на гигантскую кошку. На кошку что крадётся, прижавшись к земле, и суставы её лап находятся выше спины. Но у этого "силуэта" лапы были невероятно тонкими и длинными, они сгибались в суставах намного выше спины, так высоко, как, например, задние лапы у кузнечика. Это свиноподобное существо напоминало паука на четырёх лапах. Как это чудовище не набросилось на меня в тумане на грунтовой дороге? Ощущение присутствия рядом чего-то страшного меня не обмануло. Если бы я увидел его там, где царствовал туман, то разрыв сердца случился бы раньше, нежели это чудище успело прикоснуться ко мне.
Ту ночь я просидел за столом, писал повествование о только что пережитом, которое вы сейчас читаете, пил успокоительное в виде шерри, и ощущал дрожь в коленях.
На следующий день и в последующие, я об этом никому ничего не рассказывал. Я ждал каких-либо сообщений, просматривая местные газеты и слушая местное радио.
По прошествии изрядного промежутка времени, я, не услышав ни малейшего, что хотя бы чем-то могло указывать на «силуэт», начал задумываться: может, это был лишь хороший дурной сон? Если я расскажу об этом, то меня так и поймут. У меня нет доказательств.
Но с того дня я не прогуливаюсь больше после захода солнца по безлюдным окрестностям, а при лунном дожде вообще не выхожу из дома и ощущаю озноб. Ведь для меня самого существует одно веское доказательство, и оно будет долго напоминать о происшедшем. Доказательство это - мой правый висок, поседевший во время этой прогулки.
---------------
О. Бальзак о произведении И. Циммермана "Об одиночестве".