В гробу лежит молодая красивая женщина. Спокойное, отрешенное лицо, широкие брови над закрытыми глазами; расчесанные на прямой пробор русые волосы виднеются под полупрозрачным белым платком на голове.
--
Девочка моя, красавица, золотиночка моя любимая, что же ты наделала? Что эти врачи, сволочи, наделали, как же они не спасли тебя, солнышко наше! - мать, еще неделю назад элегантная женщина чуть за пятьдесят, а сейчас высохшая, дряблая старуха, сидит, сгорбившись, около гроба, наклоняется над дочерью, причитает безостановочно, всхлипывает.
С другой стороны гроба стоит мальчишка лет четырех в футболке и шортиках. Коротко стриженный, насупленный. Он держится за блестящую металлическую ручку гроба и внимательно разглядывает людей, пришедших попрощаться с его мамой. Он знает, что мама умерла, но не очень понимает, что это значит. Бабушка сказала, что мама больше никогда не придет. Но что такое никогда? Непонятное слово. Зато папа вот обещал скоро посадить его на переднее сиденье и прокатить по улицам. Машина у них называется красиво - БэЭмВэ. Мальчик с удовольствием повторяет про себя эти буквы и улыбается, но тут же прячет улыбку - ведь мама же умерла, нужно быть серьезным и грустным, как все эти дяди и тети кругом.
Его старший брат, десятилетний темноволосый мальчишка, обхватил руками бабушку и плачет. Он знает, что такое никогда - страшная яма без дна, пропасть, обрыв. Мама там, а он здесь. Хотя вроде бы вот она - лежит совсем рядом, такая красивая, как будто спит. Но он знает, что это не сон, что она не проснется, даже если он будет громко-громко кричать: "Мамочка, вставай!" Бабушка утешающе бормочет: "Ей там хорошо, Мишенька! Она там с нашим дедушкой встретилась, с дядей Сашей, с бабой Настей...", а он спрашивает: "А можно и мне к ним, ба? Пусть я тоже умру и встречусь с ними..." Бабушка испуганно машет на него - нельзя, терпи, жизнь длинная, а умереть всегда успеешь. Мальчик представляет себе длинную жизнь бесконечной унылой дорогой. И некому на этой дороге будет взять его за руку.
Отец мальчиков ходит по помещению морга с отсутствующим видом. Постоит немного у гроба, отойдет. Выглянет во двор, кивнет вновь прибывшим, вернется к гробу. Его лицо непроницаемо. Он не желает, чтобы его жалели и похлопывали по плечу, - это унизительно. Он не нуждается в жалости, но ему страшно. Как жить-то теперь? Любовь давно прошла (да и была ли?..), они частенько поругивались, один раз даже разъехались, но потом сошлись снова - привыкли друг к другу, к жизни рядышком, к быту. Он с утра ел горячий завтрак, брал с собой в пластиковых контейнерах обед. Вечером его ждал разогретый ужин. Полный пансион, в общем, - готовила жена вкусно. Рубашки гладила, порядок поддерживала, с детьми занималась. Хорошая была жена, где еще такую найдешь? Да и кто мальчишкам родную мать заменит? Сердце пронзает острая жалость к сыновьям. У самого детство трудное было - папа умер рано, жили бедно, но мама всегда была рядом...
Взгляд его находит маму. Она тоже не стоит на месте - перемещает свое грузное тело между группками пришедших попрощаться людей, разговаривает вполголоса, что-то объясняет, сокрушенно качает головой с черным шарфиком. Ее мысли заняты жаждой мщения. Врачи-сволочи, упустили, не спасли. Сватья вон говорит, за ночь ни один не подошел, когда невестке плохо стало. Теперь-то она им устроит! Ну, оно, конечно, не идеальная невестка-то была, и отношения у них не всегда складывались... Борщ варила неправильно, детей слишком баловала, подарки делала дурацкие - чего только это жидкое мыло на Восьмое марта стоило, она тогда возмутилась и сказала: "Ты что, думаешь, мне мыться надо чаще?" - поставила на место, да. Но что уж теперь обо всем этом вспоминать, о мертвых-то ведь надо или хорошо или никак. Нет, все-таки не самый плохой вариант был. И неизвестно еще, кого теперь сынок себе найдет - вдруг какая-нибудь акула окажется...
Дальняя родня - двоюродная тетка с мужем и их дочка, ровесница умершей, - застыли чуть поодаль, явно не решаются подойти ближе. Тетка судорожно роется в сумке, достает носовой платок и промокает увлажнившиеся глаза. Она помнит племянницу совсем крошечной, с пухлыми щеками и смешным завитком на лбу. Правда, в последнее время они совсем редко общались... Вообще в последнее время с родней встречаешься все больше на похоронах, а разве это правильно? Вдруг она видит заходящую в помещение морга женщину в черной жилетке и, досадливо морщась, пихает в бок дочку: "Смотри, жилетка такая же, как у меня! Тьфу ты!" Дочка не реагирует - она завороженно смотрит на свою троюродную сестру, замершую в гробу. Они давным-давно не виделись, да и в детстве-то совсем редко общались, но сейчас важно другое. Сестра была ее ровесницей, у них обеих по двое сыновей. На месте сестры она видит себя, представляет по обе стороны гроба своих мальчишек... Ей становится очень страшно. Как хрупок этот мир...
Сбоку с лязгом открывается металлическая дверь, выходит крепкий седой мужчина в зеленом халате. Он подает знак, женщины начинают суетиться, вынимать из гроба цветы, еле удерживая в руках огромные охапки. Наконец крышку закрывают, гроб выносят на улицу и грузят в похоронный автобус.