Дегтяренко Вячеслав Иванович : другие произведения.

Тату

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть "Тáту 1989-2000" (в переводе с укр. - отцу) - сборник из писем отцу, хроник, дневников и рассказов, написанных в период службы и реанимированных спустя двадцать лет. Главный герой служит рядовым во взводе охраны, спортроте, затем курсантом и после распределения становится начмедом бригады спецназ. Места его службы: Харьков, Чернигов, Киев, Ленинград, Улан-Удэ-40, Тамбов. Он летает в командировки через всю страну и везёт в отдаленный гарнизон детскую кроватку, он зашивает разведчикам головы, борется с платяными вшами, дизентерией на границе с Монголией и разворачивает зимой палатки в тамбовских лесах. Он живет обычной жизнью: любит, страдает, воспитывает детей и думает о пропитании семьи. Все фамилии вымышлены и могут случайно совпадать. Книга предназначена для читателей старше восемнадцати лет.

  ДВА СОЛДАТА
  
  - Я не подпишу согласие на лечение в психиатрическом отделении, - сказал заикающимся голосом матрос из Приморского края, - у меня последствия перенесенного инсульта. Я не могу нормально разговаривать, мои руки, ноги ничего не чувствуют.
  - Но я не смогу начать ваше лечение и обследование, - настаивал лечащий врач, сидя напротив него в ординаторской, - к тому же госпитальные неврологи и врачи из Владивостока исключили вам этот диагноз. И томограмма показывает, что с вашим мозгом всё в порядке.
  - А что у меня?
  - Вас доставили к нам, так как у вас развился невроз. Вероятно, конверсионный, который проявляется заиканием и слабостью.
  - Вы хотите сказать, что я псих?
  - Нет. У вас был стресс, после которого вы переживали, и это подействовало на психическую сферу.
  - Доктор, поверьте, я ведь не мог даже ходить. Не мог есть, пить. Всё из рук валилось. Я ничего не чувствовал...
  - Это тоже невротические проявления.
  - Вы понимаете, что много на себя берете? У меня мама - майор МВД, а дядя в Генштабе служит. Я уже жалобу в прокуратуру подал на командира и врачей госпиталя Владивостока с требованием о возмещении причинённого вреда.
  - Вас унижали, оскорбляли или вы не доедали в столовой?
  - Сложно сказать. За месяц в армии такого навидался. На всю жизнь хватит. Зарядка, крики в казарме, везде бегом или строем. Пища мерзкая и однообразная. Я переживал. Звонил маме, дяде. Они обещали перевести меня в другую часть, поближе к дому.
  - Дедовщина-то в армии есть сейчас? - после паузы поинтересовалась дама-врач, - вы мыли полы? Стирали чужое белье?
  - Что вы? Видеокамеры в казарме. Убирали у нас технички из аутсорсинга. В каждом кубрике есть моющие пылесосы. В умывальных комнатах стиральные машинки стоят.
  - Согласие на лечение подпишете? - наседал коллега.
  - Мне нужно срочно позвонить маме. Где мой телефон? Я уже час в вашем отделении, а телефона всё нет. Почему его не принесли до сих пор?
  - Вам девятнадцать лет. Что вы заладили: "маме позвонить"? Телефон скоро принесут.
  - Я так не могу. Вы нарушаете мои гражданские права. И потом, невроз ведь ограничивает меня в будущем. Может, я в полицию пойду служить или поступлю в академию госслужбы... Что будет написано в моём военном билете? Дурак?
  - Нет. Там будет написано: В - ограниченно годен к военной службе.
  - А я получу денежную компенсацию?
  - Конечно, получите. Ведь ваше заболевание развилось в период военной службы.
  - Сколько?
  - Раньше было двадцать окладов. Сейчас чуть больше.
  - Ладно, давайте бланк, - с облегчением сказал матрос.
  Это было вчера. А сегодня у парня разрядился телефон, и пропала зарядка, и он, лёжа на кровати, бил кулаками в подушку, приговаривая, что все врачи-сволочи, что вывернет всю армию наизнанку. Пришлось дать ему успокоительное. Взбудораженная мама из далёкого Оймякона позвонила начальнику отделения и пригрозилась подать на всех в суд: "Что из сына, ставшего в армии инвалидом, пытаются сделать ещё и овощ. Что его лишили связи с родителями, ущемляют в правах, и что у него даже нет туалетной бумаги..."
  - Не переживайте, коллега, время сейчас такое... судиться, подавать жалобы, отстаивать свои права! - сказал я, - хочу вам зачитать письмо другой солдатской матери.
  "Здравствуй сынок! Наконец получили твоё письмо. Хотя оно нисколько нас не обрадовало. Я думала, что ты начнёшь службу гораздо лучше. Ну а ты начал её с нуля. Я не служила в армии, но думаю, что нечестно брать сахар со стола, хоть это были остатки. Не унижайся! Будь нормальным солдатом. Как бы тебе тяжело не было, не будь слюнтяем. Если это поймут твои товарищи, ты станешь изгоем. Ты извини, сынок, что я грубо с тобой разговариваю, но ещё раз прошу тебя: будь нормальным человеком. Это значит: не унижаться, не воровать и не жаловаться на судьбу. Я за этот поступок тебя не одобряю. Как бы тебе тяжело не было, ты должен остаться человеком, а не говном (ещё раз извини). Я тебя, конечно, поняла. Что ты мало спишь, ходишь в наряды, убираешь мусорку, что похудел на десять килограмм. Всё это можно пережить. Но если сломаешься, - твои товарищи тебя не поймут...
  Сынок, будь солдатом и мужчиной, не падай духом и держи выше нос. Я на тебя надеюсь, что ты себя не утопишь в грязи. Ведь ты был на гражданке хорошим человеком, спортсменом, отличником. Докажи им всем, кто ты да что ты. И чтоб туалеты ты больше не мыл... Я знаю, тебе трудно во всём, но примирись. Ведь и на нашей улице будет праздник. Я в тебя верю, как в человека и как в сына и надеюсь, что ты не замараешь звание "советский воин"! Целую тебя крепко, твоя мама".
  
   
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  СОЛДАТ
  
  Кто не был, - тот будет
  Кто был, - не забудет
  Семьсот тридцать дней в сапогах
  (солдатский эпос)
  
  
  До Нового года оставалось двенадцать дней. Вечером был последний ужин в кругу семьи и друзей. Проводы отмечали в смежных комнатах. В одной - друзья родителей, во второй - школьная и дворовая компания. Я перебегал от одного стола к другому, слушал пожелания и напутствия тостующих мужчин, но ничего не запомнил. Приехали и мои однокурсницы из киевского медицинского училища, где им оставалось учиться ещё семь месяцев. Вечер пролетел одним мгновением. Четыре часа на сон - и спешные сборы в дорогу.
  
  Утренний зимний дождь чередовался с мокрым снегом. Он таял, касаясь ещё не остывшей земли. Я надел отцовские туфли, школьный костюм с ватной телогрейкой и вылинявшую кроличью шапку, собрал провиант в туристический рюкзак. Брать или не брать спортивную форму и кроссовки? Ведь надо будет тренироваться. Решил, что в случае надобности родители пришлют её посылкой.
  
  В военкомат провожали родные и друзья. Фотограф запечатлел, как слёзы мамы, бабушки и сестёр перемешивались с каплями зимнего дождя и в утренней темноте их можно было заметить с фотовспышкой.
  Военный комиссар с напутствием "защищать Родину - великий Советский Союз..." выдал красную книжечку военного билета. Пока разглядывал страницы, капли декабрьского дождя оставили две кляксы от расплывшихся чернил.
  На построении военком произнёс казённую речь, которую я не раз слышал на митингах и парадах. "Про дело Ленина и мировой пролетариат... про подвиг дедов и отцов... про угрозу империализма и про великую честь по защите завоеваний социализма..." На душе стало тоскливо и мрачно. Под туш оркестра "Прощание славянки" мы загрузились в холодный и неуютный салон ПАЗика.
  
  Через час выгрузились и разместились в трёхэтажной казарме сборного пункта. Кто-то с кем-то знакомился или договаривался о дальнейшей службе с "покупателями". Так называли прапорщиков и сержантов, прибывших за молодым пополнением. Кто-то доедал домашние заготовки и рассказывал анекдоты с армейскими небылицами. Кто не успел, мог посетить армейскую парикмахерскую, где за двадцать копеек военные парикмахеры делали стрижки "под ноль". Каждый пытался скоротать время по-своему. День прошёл в непонятном и тревожном ожидании.
  Ещё один формальный врачебный осмотр, на котором вчерашние школьники пытались симулировать психические болезни криками и припадками. Последний буфер, когда возможно задержаться на гражданке. Но врачи с невозмутимым видом ставили штампы в картах: "Здоров. А - годен к военной службе". Болеющие, хромые, слепые, припадочные и симулянты уходили в стройбат или на флот, где за три года могли оздоровиться.
  Весь день родители ожидали моей отправки за воротами КПП, и мы обменивались с ними записками через дневальных. За две бутылки водки командир роты отпускал на ночёвку. Но я решил, что останусь здесь.
  
  В десять прозвучала команда дежурного: "Рота, отбой!". Не раздеваясь и не снимая обуви мы улеглись на двухъярусные деревянные нары. Подушками служили рюкзаки с провиантом, а одеялами наши телогрейки. Вскоре потушили свет. Тускло горело лишь зелёное дежурное освещение.
  Спать не хотелось. Соседи по койкам шёпотом делились впечатлениями от первого прослуженного дня. После зычного голоса сержанта: "Суки, если услышу хоть один шорох, б...ь, источник, б...ь, будет на всю ночь откомандирован еб...ить плац, пид...рить туалет, х...рить картошку! И не сомневайтесь, п...оболы, работы хватит для всех!", - наступила тишина.
  
  Лёжа на втором ярусе, я размышлял, для чего столько ненужных слов в речи этого молодого человека с умным лицом и модной оправой очков. Не исключено, что в школе он был хорошистом и увлекался игрой в шахматы. Неужели в армии не принято быть интеллигентом? Ведь эту же тираду можно было произнести другим тоном и с бо́льшим эффектом. От размышлений меня оторвал шепчущий голос жуликоватого по повадкам новобранца, который перелез на мои нары от соседа:
  - Слышь, братан, помоги. Зёму менты ночью загребли... Вот малява... Надо двести рублей собрать... Сколько можь......
  - Извини, не брал с собой.
  
  Ощущение, что меня арестовали. Только вот за что, я так и не понял. Бесконечные проверки, переклички, построения, колючая проволока на заборе, дефицит отдыха, минимум гигиены, блёклое питание, надзиратели сержанты, непонятная система наказаний, что дополнялось нецензурной коммуникацией.
  Первые сутки военной службы позади. Оставалось семьсот двадцать девять!
  
  В шесть утра, сформировавшись в команду из сотни человек, мы выдвинулись на электричку к станции Дарница. Сопровождающие нас прапорщик и старшина держали маршрут в тайне, так как боялись побегов. Пассажиры сторонились лысых новобранцев и переходили в соседние вагоны. Шум и галдёж сопровождались выпивкой, курением, анекдотами, азартными играми, выяснениями отношений и нецензурной бранью. Толстый краснолицый старшина со значком "Гвардия" рассказывал байки о службе...
  
  Хутор-Михайловский, Нежин, Чернигов - остановки, где мы пересаживались с одного поезда на другой. В привокзальных киосках я покупал почтовые открытки, оставлял на них свои заметки для родителей: "Доехал до Нежина, следую в Чернигов. Целую!" - и опускал их в почтовые ящики.
  В четыре утра мы высадились на станции Горностаевка. Маленькая приграничная деревенька, затерянная в глухих лесах. После переклички рота выдвинулась по узкой дороге, перемешивая мокрый песок и грязь.
  
  Через час показались ворота с аббревиатурой "ЧВВАУЛ" и привинченными к ним пропеллерами.
  Нас завели в холодный актовый зал, который выступал одновременно и ленинской комнатой. Полуторачасовой инструктаж о том, кто такой солдат, его обязанности и об уголовной ответственности за побег. В новой интерпретации это звучало, как "самовольное оставление части" (СОЧ). Мне показалось странным, зачем и от кого убегать советскому солдату?
  
  Здесь же приказали выбросить продукты на некрашеный пол, а все ценные вещи с туалетными принадлежностями упаковать в пакет, чтобы сдать каптёрщику. Должность, которая в армии сродни завхозу. Ими, как и хлеборезами чаще становились ребята с Кавказа. Кто-то спрятал провиант в карманы. Но в строю нас ещё раз проверили сержанты и продукты были отобраны, а из провинившихся сформировали рабочую команду. Ещё раз довели, что невыполнение воинского приказа грозит нарядами на работу (мыть полы, туалеты, мести улицу и т.п.) Наряд - это своеобразное наказание и/или армейская повинность.
  
  Разместили в летних домиках, по кубрикам, где с трудом можно протиснуться между двухъярусных кроватей. От холода зуб на зуб не попадал. Буржуйка слабо отапливала помещение, и пар валил изо рта. Про постельное бельё забыли. Да оно и не понадобилось, так как раздеваться бессмысленно. Подушки, матрасы и одеяла были влажные и пахли плесенью и дустом.
  
  Сна нет. Беспокоили мысли, связанные с домом и с ощущением угрозы, исходящей от старослужащих. Бросался в глаза контраст между требованиями, предъявляемыми к нам и ожиревшими распоясавшимися солдатами весеннего призыва.
  В шесть утра прозвучала команда дневального:
  - Рота, подъём! Выходи строиться на утреннюю физическую зарядку! Форма одежды номер три.
  - Какая зарядка? Ведь я глаз так и не сомкнул.
  Зарядка - это построение на импровизированном плацу в чистом поле. Сержанты обучали первым премудростям армейской жизни. По нескольку раз мы выбегали из казармы и становились то в колонну, то в шеренгу, то вновь разбегались.
  В туалет и к умывальникам передвигались только строем (в колонну по шесть) - всей ротой или отделением, маршируя и запевая песню о бравых лётчиках, разученную накануне.
  Солдатская столовая - это маленькое затхлое помещение с кислым запахом и почерневшими от времени, плесени и сырости стенами. Мы ждали её, как праздник, который скрашивал серые однообразные будни, так как каждый приём пищи чем-то да удивлял.
  
  Основным строевым упражнением в столовой было "сесть-встать". Всё это происходило под смех и одобрительные выкрики со стороны откормленных солдат - поваров с Кавказа. Когда сержанты добивались синхронизации нашей посадки, муштра переходила на раздатчиков пищи. На приём пищи оставались считанные минуты. После этого раздатчики накладывали огромной поварёшкой еду из чугунного котла в жирные алюминиевые тарелки. К ним было брезгливо прикасаться, как и к кружкам, где на поверхности напитков плавали радужные пятна.
  
  На завтрак - варёное сало, на гарнир - перловая каша, на десерт - сладкий чай, недопечённый хлеб и кусок масла, которое выступало своеобразным десертом.
  Пища постоянно холодная, но и она проглатывалась. Кормили скудно, однообразно и неэстетично. Через час о приёме пищи забывал. Брать с собой хлеб категорически запрещалось, но некоторые тайком прятали его в карманы и за пазуху, за что наказывались нарядами на работу.
  В десять часов утра объявили об очередном построении. Место - заснеженное поле на окраине лагеря. Точнее, сержант назвал это плацем, так как накануне трое провинившихся солдат лопатами сделали разметку и расчистили снег. "Три солдата из стройбата заменяют экскаватор" - незло пошутил дед.
  
  После не первой и не второй переклички мы замерли в ожидании командира батальона майора Петренко. О нём говорили только шёпотом и с придыханием. Каким далёким и всемогущим он тогда казался. Сколько власти в его руках! Ведь из этой учебки нас распределят по весям нашей Родины. Радовало, что уехали на электричках, - значит, географической ареал службы будет нешироким. Везунчиков, как считали, могут оставить здесь и через шесть месяцев выпустят сержантами.
  - Батальон, рааавняяяйсь... Смирно! Равнение на средину... - прозвучала команда капитана.
  - Здравствуйте, тааарищи солдаты! - выдохнув пары тёплого воздуха, строго пробасил комбат.
  - Здравия желаем товарищ майор! - в один голос протяжно ответил батальон.
  - Плохо, таарищи солдаты! Сразу видно, мало каши съели! - пошутил он, - командиры взводов, даю десять минут на проведение тренировок с подчинёнными.
  
  Через десять минут приветствие стало только хуже и всё повторилось. С густых туч падал мокрый снег, у многих сапоги промокли ещё с ночи, а мы второй час разучивали приветствие, которое в виде какофонии разносилось по еловому лесу, пугая ворон да сорок. В конце концов, синхронизация и тембр были достигнуты (или комбат подмёрз?), и майор Петренко почти повторил речь нашего военкома, только в более широком формате.
  Мы слушали майорский монолог, боясь пошевелиться и пропустить что-то важное. Вспомнились уроки начальной военной подготовки, так как своими манерами он напоминал школьного учителя - отставного подполковника. Те же будённовские усы, расширенная сетка капилляров на одутловатом лице, прокуренные пальцы и несмело выступающий животик на неуверенных ножках. Я подумал, что в армии куют однообразных офицеров, которые довольно точно передают её дух.
  
  Многое было непонятно. Я прежде не встречал мужчин, громко матерящихся на публике. Связывая скрижали русского языка с узко специфическими терминами: гарнизон, гауптвахта, наряд, строй, СОЧ, дисбат, майор сеял среди нас страх и уважение.
  Ясно было одно, что теперь мы - солдаты, живём по распорядку дня, который регламентируется Уставом внутренней службы. Мы служим Родине и должны быть ей благодарны за возможность провести в армии два года, так как сэкономим на одежде и питании!
  
  - У кого возникнут сомнения на этот счёт, тот может продлить своё пребывание в войсках на неопределённое время. Для непонятливых имеется альтернатива - дисциплинарный батальон... - завершил речь майор, - у кого ещё остались вопросы? Шаг вперёд!
  Вопросов не было. Редкий смельчак может задать вопрос из строя. Нужно быть слегка раненным, чтобы набраться отваги и спросить что-то в строю. Даже если тебе непонятно - следует молчать. Кто задаёт вопросы из строя, - тех признают сумасшедшими. Об этом напутствовал меня отчим и друзья постарше.
  
  В армии, как мне показалось, принято запугивать. Дисбатом, гауптвахтой, нарядами, дополнительной работой, отдалённым гарнизоном, лишением увольнения, отпуска, премии и других материальных благ. Вероятно, это необходимо для укрепления сознательности, боевого духа и единоначалия.
  
  Поздно вечером на вещевом складе нам выдали первую военную форму. На солдата причиталось: кирзовые сапоги, байковые портянки, две пары белья (тёплое и холодное), гимнастёрка и штаны-галифе, а также шинель до пят, двупалые шерстяные рукавицы, цигейковая шапка, подворотнички и летняя пилотка.
  После отбоя нас повезли в полевую баню. Я тогда ещё не знал, что мыться мы будем один раз в неделю, а в остальные шесть дней - лишь умывальник с холодной водой. Для личной гигиены достаточно двух вафельных полотенец в неделю и куска хозяйственного мыла на месяц. Солдат не потеет! Главное - это ежедневный чистый подворотничок, за белизной которого на утренних осмотрах трепетно следили сержанты и старшина. Пришивая его, я вспоминал начальную школу и классного руководителя, которая делала мне замечания после недельной носки подворотничка. Но сейчас иное. Подворотничок - это своеобразный маркер и не столько гигиены. По нему можно судить о достатке, свободе, сроке службы военнослужащего. Я видел, что старослужащие подшивали его чёрными нитками, которые контрастировали на фоне толстой белой тряпки от изуродованных простынь.
  
  Если о личной гигиене почти не заботились, то для общественной предназначались столитровые стальные баки с хлорной известью и лизолом, которым дежурная смена (наряд) щедро обрабатывали кубрики, умывальники и туалеты. Также я заметил, что в армии должно быть всё на виду. Приём пищи, ду́ша, сон, посещение общественных мест, - минимум перегородок, минимум стеснения.
  Новобранцев перед входом в дышащее паром брезентовое сооружение всех внимательно оценивали старослужащие. Они "старательно" запаковывали вещи в фанерные ящики и якобы отправляли нашим родителям. Попутно проверяли наличие денег, наручных часов, авторучек, зажигалок, домашнего белья и носков. У солдата ничего не должно быть личного и выделяющегося. Никакого белья и носков! Всё - единообразное и казённое!
  
  Мылись мы по десять минут на группу из семи человек. Вода из труб подавалась либо очень горячая, либо наоборот, шла ледяная. Краники отсутствовали. Поэтому приходилось стоять в стороне от сбегающих струй и ладонями черпать её. Полотенец не было, как и тапочек, мочалок, шампуня.
  С трудом на мокрое тело налезало бумазейное бельё, которое впитывало в себя влагу.
  
  Форма послевоенного времени. В ней мы скорее походили на военнопленных, нежели на советских солдат. Наиболее популярный размер одежды - сорок шесть, третий рост. На крупных парнях одежда трещала и расходилась по швам, что смешило старослужащих.
  Затем наступили премудрости клеймения и пришивания погон, петличек, шевронов, пуговиц, эмблем.
  Сержант тщательно проверял качество, измеряя линейкой требуемые миллиметры. Не понравившееся "рукоделие" сдирал. Так продолжалось достаточно долго. Свои услуги предлагали старослужащие. Погоны - червонец, шеврон - три, петлички - два, полный комплект подгонки обмундирования стоил двадцать пять рублей. Находились те, кто не сдерживался и отдавал.
  
  Первые сутки учебки, казалось, вместили в себя более двадцати четырёх часов. "Когда же она закончится, и наступит достойная военная служба? - думал я, та, которую привык наблюдать в передаче "Служу Советскому Союзу", та, о которой так романтично писали советские литераторы..."
  Пока шил, вспоминал стихотворение "Швачка" (швея) Т.Г. Шевченко, которое изучали на украинской литературе.
  "Рученьки липнуть, злiпаються вiченькi,
  Боже чи довго тягти?
  З раннього ранку до пiздньоï нiченькi
  Голкою денно дерти..."
  (Руки устали, слипаются глаза, боже, сколько осталось? С раннего утра до поздней ноченьки иголкой денно шить).
  
  После подшивки перешли к клеймению обмундирования раствором хлорной извести. Спичкой, на которую наматывалась нитка, необходимо обвести фамилию с инициалами, дату призыва и номер военного билета на всём выданном имуществе, соблюдая заданные размеры и строгие правила. Мне было легко, так как в детском саду воспитатели привили любовь аппликациям и рукоделию. Все мальчики к восьмому марта вышивали салфетки с пионами для мам и бабушек.
  
  Через неделю учебки нас сформировали в команду из двадцати человек. На продовольственном складе выдали сухой паёк, пешком мы дошли до станции Горностаевка, там сели в дизель-поезд, и он повёз нас в южном направлении.
  Первым делом опустошили содержимое сухого пайка, состоявшего из перловой каши, жира с прожилками говядины, заспиртованного хлеба и сухого гороха. Всё было проглочено сразу, несмотря на внешнюю непривлекательность содержимого, под указания сопровождающего, что ехать будем долго. Но и этого оказалось мало. Голод продолжал мучить. Пассажиры вагона, заметив бегающие взгляды, угощали нас, кто чем мог, и мы не стесняясь брали.
  
  Харьков
  
  Увидеть его улицы мы смогли лишь через щель брезентового навеса грузового автомобиля, который привёз нас в Харьковское высшее военное авиационно-инженерное училище (ХВВАИУ).
  - Повезло вам, пацаны! - сказал водитель ГАЗона, - это не в полях окопы копать.
  
  Нас было мало в сравнении с остальной массой солдат. Всех, не принявших присягу, окрестили "духами". И полтора месяца выкрики дедов и черпаков: "Духи, вешайтесь!" преследовали марширующие ряды.
  Сержант Пейшель поставлен руководить нашим взводом на карантине. Что это означало, никто не знал. Ведь мы не заразные и ничем не болели.
  Всех молодых солдат разместили в одной казарме. По ночам в кубрики приходили "старики". Наверное, от скуки или от злобы, нам устраивали учебные тревоги и "смотрины". Заодно с обмундирования отрывались пуговицы, "сравнивались" ремнём окружности талии и головы. Кого-то заставляли отжиматься от пола или пробивали грудь. За деревянной перегородкой казармы жили стройбатовцы, которые после ухода "экзаменаторов", продолжали вбивать азы армейского бытия. На каждую метко брошенную фразу, необходимо было дать ответ, как правило, одновременно всем взводом, громко и нецензурного содержания. Ночи были бессонными и состояли из тренировок на одевание. Сорок секунд - пока горит спичка. За это время надо выпрыгнуть из кровати, одеть и застегнуть обмундирование, намотать портянки. "Намучившись" с нами до двух-трёх часов ночи, сержанты шли спать, оставляя нас пришивать оторванные пуговицы и устранять выявленные недостатки.
  
  Голод преследовал постоянно. Худели на глазах. Ели всё, что жевалось. Особенно вкусной показалась мне подмороженная рябина, которую не успели склевать снегири. Кто не курил, начинал курить. Во-первых, время перекура - это время отдыха. Чем больше перекуров, тем больше отдыха. Во-вторых, в курилке появлялась возможность обсудить то, о чём в казарме нельзя было и заикнуться. Но и здесь возникали проблемы, связанные с поиском сигарет. Как правило, собирались окурки (бычки). Остатки табака смешивались и набивались в самокрутки из листов от газеты "Правда" из ленинской комнаты. Окурки выискивались по всему периметру нашей части во время уборок территории.
  Всё, что каким-то образом уцелело в Горностаевке, безропотно отдавалось сержантам и старослужащим. Но мой блокнот и спрятанные в нём пять рублей ещё долгое время хранились, как НЗ (неприкосновенный запас). Купить еду было невозможно, так как в солдатскую чайную нас не отпускали. "Не положено по сроку службы духам ходить в чипок!" - повторял сержант. Да и денег у нас тоже теоретически не должно было быть. В дальнейшем я с другом всё ж таки пробрался в чайную, но наш обед был замечен черпаком (прослуживший год). Он доложил сержанту, и наказание не заставило себя долго ждать. Наряд на работу в туалете и три наряда по службе вне очереди.
  Как-то проходил мимо курсантского стола, где после завтрака остались кусочки рафинада, и взял, сколько поместилось в руку. За мной шёл старшина. Пять нарядов вне очереди - сутки через сутки. Самое распространённое в последующем взыскание. К чувству голода прибавился хронический недосып. Когда рассказывали, что в армии можно спать на тумбочке, - я удивлялся. Но здесь я научился спать сидя, стоя, лёжа на столе, на подоконнике и даже на ходу, пока идёшь в столовую. Всё это я опробовал на себе. Первую свою ночь в первом же наряде я спал на нешироком подоконнике казармы.
  
  Иногда с наряда снимали, и, предоставив несколько часов на "отдых", ставили повторно. Причина для этого могла быть разнообразной, но она всегда находилась: мусор в казарме, вальяжная строевая стойка, ремень затянут не по сроку службы, голос тихий или невнятный. Дополнительно ко всему этому командир взвода устраивал проверки бдительности. Во время полагающегося в наряде отдыха, отстегнет штык-нож с ремня и спрячет у себя в кабинете. Некоторое время пытаешься найти пропавшее оружие. Не находишь и идёшь докладывать вместе с дежурным по взводу о пропаже. Он даёт время на поиски - один-два часа. При этом напоминает об уголовной ответственности военнослужащего за пропажу (хищение) оружия. В конце концов, когда уже готовишься морально к предстоящей ответственности, а в душе образовывается вакуум от неминуемого наказания, он вызывает к себе в кабинет и, самодовольно бросая штык-нож на свой стол, снисходительно заменяет лишение свободы пятью нарядами вне очереди.
  Между нарядами и работами солдаты изучали общевоинские уставы, на занятиях по политпросвещению замполит сообщал нам о потенциальных врагах социалистического строя и союзниках в деле победы коммунизма во всем мире. Теорию меняла иногда строевая подготовка, где мы часами на подмёрзшем скользком плацу учились строевому шагу и строевым приёмам без оружия. В девять вечера - обязательный просмотр программы "Время" и написание писем домой; подгонка обмундирования, уборка территории, работа на мусорной свалке. Всегда необходимо было создавать вид двигающейся машины.
  
  "Солдат без дела не должен находиться! Если ты просто сидишь, - значит, в следующее мгновение ты будешь работать!" Это один из первых постулатов армейской жизни, который я усвоил. Второй - "Если ты не хочешь, то всегда найдется тот, кто сможет найти способ заставить!" Я искал и находил "полезные" занятия. Это, могло быть, например, длительная обработка солдатской бляхи, пуговиц или уход за сапогами.
  Сначала она (бляха) ушком швейной иглы тщательно нацарапывается, затем "нулёвкой" - наждачной бумагой зачищается. После чего на шинельный лоскут лезвием бритвы мелко нарезается дефицитная "паста ГОИ" (твёрдая зелёная масса, происхождение которой и появление её в казарме никто никогда не знал), никогда не встречавшаяся мне ранее, но безумно популярная и дорогая вещь в армии. Далее она впитывается в этот лоскут и им натирается всё то, что может блестеть: пуговицы, кокарда, бляха. Причём бляхе солдатского ремня придавалось колоссальное значение. Она быстро окислялась, тускнела на влажном воздухе и требовала обработки по нескольку раз в день. За нечищеную бляху любой старослужащий мог нанести удар в область грудной клетки. Нечищеная или случайно расстегнутая пуговица на кителе отрывалась иногда с остатками материи и последующим ударом. Следующим элементом служили сапоги. Но здесь - без комментариев. "Сапоги - зеркало души", - сказал сержант Пейшель на утреннем построении. Далее следовал поясной ремень. Он должен был затянут таким образом, чтобы между ним и животом не пролез и палец. Окружность талии новобранца (духа), которая определяла длину ремня, измерялась по окружности головы на уровне подбородка и темени. Тучным солдатам не везло. Лица их синели, краснели, и после пары пинков им разрешалось расслабить ремень. На свободном внутреннем крае ремня мы вырезали зубчики. Каждый зубчик - месяц службы. У каждого солдата был карманный календарь, в котором он иглой прокалывал пережитый день. Даже спящий он знал, сколько осталось дней до ДМБ.
  
  Был ли Новый 1990-й год?
  
  Мы сидели в ленинской комнате вместе с командиром роты и удивлялись новому слогу первого Президента Советского Союза. Ведь ещё год назад, это слово было ругательным и ассоциировалось с заокеанским врагом, которого карикатурно толстым в штанах в полоску, с цилиндром на голове и моноклем в глазах изображали в журнале "Крокодил".
  
  На столах-партах расставлены бутылки лимонада, печенье, да по яблоку на человека.
  - Ты чего бы хотел сейчас, Слава? - спросил у меня Ахмед из Таджикистана, когда мы пили "Ситро" под бой курантов на Спасской башне.
  - Я бы...? Да, наверное, как и любой из здесь присутствующих - оказаться поскорее дома.
  - Давай выпьем за то, чтобы наши желания поскорее сбылись!
  В дальнейшем мы часто общались с ним, описывая друг другу, как выглядит наша Родина за забором КПП. Ахмед не мог поверить, что в Пасху принято разбивать варёные крашеные куриные яйца и на слова "Христос воскрес!" отвечать "Воистину воскресе!", сопровождая это трёхкратным поцелуем.
  - И что, я могу подойти к первой девушке и сказать ей "Христос воскрес!" и поцеловать её три раза, а она не позовёт милицию?
  - Можешь Ахмед!
  - И когда эта ваша Пасха должна состояться?
  - В конце апреля.
  - Поскорей бы!
  Ахмед обучил меня трём десяткам основных таджикских слов, русскую транскрипцию которых я записал у себя в блокноте.
  Командир роты после команды "отбой" ушёл встречать праздник в круг домочадцев, а мы, лёжа на койках, до утра слушали продолжение банкета старослужащих. Не обошлось и без обязательных построений и сорокасекундных одеваний.
  Карантин должен был скоро закончиться. Прошёл месяц службы. Старики, завидев издалека нашу колонну, кричали нам вслед: "Духи, вешайтесь!". Скоро должна была состояться присяга, текст которой мы заучивали под присмотром замполита. А после присяги нас должны были перевести по подразделениям.
  Как и полагается, нас вывезли в уличный тир, где каждый выстрелил из винтовки Мосина по три патрона, внеся таким образом свой вклад в дело защиты Родины от потенциальных врагов, о которых нам не переставая рассказывал замполит на занятиях по внешней политике СССР. Теперь же можно было спокойно приступать к принятию военной присяги.
  Два вопроса, которые интересовали всех в день 19 января 1990 года. С каким оружием мы будем сдавать присягу (дадут ли курсантские автоматы?), и кто к кому приехал? Не знаю, каким образом наши родители узнают о дне присяги, но не приехать к сыну на присягу считается большим упущением в воспитании. Хотя к ребятам из Средней Азии и Закавказья так никто и не добрался, но они не подавали обиды и мы как могли, утешали их, по-братски делясь с ними домашними пирожками и конфетами.
  Приехала мама с младшей сестрой Витой. Сестре было девять лет, и для неё это было не меньшим праздником, чем для меня (поездка в другой город на присягу к брату).
  Нас переодели в парадную форму одежды, ведь не могли мы показаться перед родными в том засаленном, мелкоразмерном, перешитом, смешном, что прикрывало тело солдата повседневно. Форма была всем к лицу и создавала героический образ защитника Отечества.
  Автоматы получили курсантские, так как нам оружие не было положено по штату. Большая радость держать в руках настоящий автомат Калашникова после того, как кроме веника, швабры и лопаты ты ни к чему не прикладывался! Сразу активируются древние инстинкты защитников-воинов, повышается статус, и чувствуешь себя героем.
  Нас построили в музее училища в две шеренги. Родственников разместили на левом фланге. Командир автороты вызывал нас по два человека из строя, и мы, перебивая друг друга, каждый в своём ритме читали текст присяги.
  Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю Присягу и торжественно клянусь: быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников...
  Присяга была длинной. Каждый читал её со своей скоростью, и со стороны это было похожим на словесный каламбур или какофонию. Хотя, когда читаешь её текст, кажется, что совершается какое-то священнодействие и все окружающие звуки перестают для тебя существовать. Лишь ты, красная корочка адресной книги, цевьё автомата и деревянный приклад, сжимаемые в руках. Даже сдача школьных экзаменов по накалу не дотягивала до принятия военной присяги.
  Не у всех выходило гладко с чтением, несмотря на то, что её текст многими был выучен наизусть. Рыжий киргиз - Мансур - знал лишь русский с матерной стороны и общался с нами через более продвинутых земляков. Текст присяги он повторял после подсказок командира роты. Со стороны это выглядело комичным и вызывало смех у наших родственников. Казалось неправдоподобным, что кто-то может быть неграмотным и не знать русского языка!
  Далее нас ждал праздничный обед. В этот день пища у нас не отбиралась и порции положили в два раза полнее. Выданы даже яблоки (по одному на солдата). Затем родители преподнесли домашние заготовки нашему командиру и нас соразмерно с этим отпустили в увольнение. Перед выходом из казармы он в течение часа инструктировал, спрашивал о знании обязанностей солдата в увольнении, правилах нахождения в городе. Лишь после того, как я отчеканил, что " в увольнении я должен быть вежливым, предупредительным, тактичным, внимательным, отдавать воинское приветствие старшим по воинскому званию...", он вручил мне невзрачный бланк увольнительной записки, которая давала право покинуть территорию воинской части.
  За прошедший месяц оказалось, что я забыл о существовании жизни за забором, где ездят трамваи, где можно всласть есть, спать и просто расслабиться. Всё казалось таким далеким и нереальным. Чувствовал, что мой статус поменялся.
  
  Гостиница, торжественный ужин в ресторане, домашние пирожки, рассказы, напутствия, мамины слёзы и долгое прощание. Увольнение пролетело мгновенно. Теплилась надежда на то, что скоро меня вызовут в спортивную роту.
  На следующий день нас разбросали по подразделениям. Карантин закончился. Из запахов мы превратились в духов. Приходили сержанты, вглядывались в наши лица и выбирали достойных из достойных. Первой была сформирована авторота. Затем взвод охраны, пожарная команда, радиоузел. Оставшихся от делёжки новобранцев, забрали во взвод материального обеспечения.
  Я попал во взвод охраны. Командир отделения - сержант Пейшель, командир взвода - прапорщик Колесников. Первые настоящие начальники и командиры. "Военнослужащие, согласно воинского устава, делятся на начальников и подчинённых". Сколько всего самого недоброго мы тогда желали белорусскому парню, который заставлял нас лезвием бритвы драить кафель на полу в умывальнике, часами чистить писсуары и унитазы, с использованием мыслимых и немыслимых средств, а затем пальцем проверял качество проделанной нами работы и жестоко наказывал провинившихся повторными продолжительными работами на унитазах. Меня поразило отсутствие чувства брезгливости и его упёртая настойчивость в контроле исполнения приказаний. Я был не готов, и наряды сыпались на меня один за другим.
  Все солдаты объединяются в земляческие группы. Этот принцип стадности очень прослеживался во всех подразделениях. Причём у солдат, призванных с Кавказа и Средней Азии, он выражен ярче. Так и мы создали свою киевскую группу. Но противопоставить себя азиатским группам она не могла. Поэтому нам доставалась самая грязная, самая чёрная работа, поэтому, наверное, никто из нас не был ни каптёрщиком, ни поваром, ни хлеборезом. Может быть, это связано с отсутствием практицизма в славянской душе.
  
  Так или иначе, я принял решение "завязываться" на медицинском пункте. Имевшиеся за плечами полтора года обучения в медицинском училище давали на это основание. Появившиеся новые друзья-киевляне Пашка и Виталик подталкивали меня к этому. А в медпункте можно заниматься любимым делом. Плюс всегда тепло, уютно и есть излишки еды.
  В конце января тамошний санинструктор предложил прокатиться по вечернему Харькову, чтобы посмотреть город. Мол, главное - симулировать аппендицит, а там машина-санитарка в нашем распоряжении и пару часов можно будет кататься по городу, а если повезёт - познакомиться и с девушками. Для чего...? Не имело смысла... Но идея оказалась занятной, и я готов был пожертвовать собой ради общего блага. В приёмном покое медицинского пункта прошло всё успешно. Даже температура подпрыгнула до 37,5. Но, когда вопрос стал о погрузке в санитарку, все планы о приключениях перебил старший машины, которым оказался дежурный по автопарку - прапорщик С. Деваться было некуда. Машина заведена, прапорщик занял место старшего автомобиля. Пришлось ехать в госпиталь. Олег - санинструктор успокаивал меня тем, что теперь можно будет отдохнуть некоторое время от службы. Я же беспокоился за свой живот ещё больше, так как подобным образом не хотел зарабатывать себе на отдых.
  
  С жадностью мы всматривались в огни вечернего Харькова и представляли, как могли бы провести время без старшего.
  Долго и тщательно хирург расспрашивал меня о моих жалобах, собирая анамнез моего заболевания. Затем внимательно пальпировал мой живот, заставляя принимать разнообразные позы и положения. Я волновался и путался с характером болей, сбивчиво поясняя об их мигрирующем характере. Но когда вопрос стал о немедленном проведении операции, все жалобы улетучились.
  
  Пять дней я "мужественно" пролежал в лазарете, исполняя роль выздоравливающего пациента. Сдавал анализы, измерял температуру тела, ловил на себе сочувственные взгляды окружающих. Но дело шло на поправку, и вскоре меня выписали. История закончилась успешно. Я немного отъелся на дополнительных харчах. Но во взводе это не нашло поддержки и я услышал в свой адрес новый эпитет "Косарь". Ежедневный груз забот взвалился на мои плечи с удвоенной силой. В армии не принято болеть, даже по-настоящему, так как твои обязанности будут выполнять здоровые за то же время и ту же оплату.
  Работы во взводе охраны было много. Что мы охраняли, я так и не понял. По логике объектом охраны мог быть учебный аэродром. Но в караул по аэродрому солдат не брали. Руководством училища вся ответственность была возложена на курсантов. Большую часть времени мы проводили на каких-то стройках, в частных домах, подвалах. По вечерам же загружали мусоровозки. Это было самое грязное и неприятное занятие, выполнение которого "доверяли" солдатам-новобранцам.
  
  Зима, вечер, с темного неба падает хлопьями снег, а ты стоишь по колено в отходах, из которых поднимается пар, и грузишь лопатами, а иногда и руками всё это в машину. Одежда пропитывается какой-то мерзкой влагой, мусор западает в карманы бушлата, сапоги, и даже в портянки и в шапки. От мусора тошнит и кружится голова. С крыши мусорки за работой наблюдает улыбающийся сержант, лениво выкуривающий сигарету за сигаретой и периодически подгоняющий нас: "Быстрей-быстрей, духи, холодно!"
  Мама во время приезда на присягу ободрила меня: "Скоро попадёшь, сынок, в спортроту и всё будет в порядке!" Я не верил, но тренировался. В пэ/ша и в кирзовых сапогах наматывал километры по асфальтированному училищному кругу в часы, отведённые для просмотра программы "Время". По дороге обгонял одетых в спортивную форму офицеров, курсантов. От бега в сапогах сбивались портянки и стопы покрывались мозолями. Но идея была выше. Ничто не могло остановить: ни насмешки окружающих, ни отсутствие сменной одежды, ни голодный рацион, ни отсутствие горячей воды, и постепенно я довёл свой ежедневный километраж до двадцати километров.
  
  11.01.1990 г., Харьков
  
  Здравствуй, папа! Спасибо за весточку от тебя. Каждое твоё письмо - это небольшой праздник для меня. Оно напоминает мне о моей гражданской жизни и про связи, которые внезапно оборвались. Спасибо за деньги и купоны, которые я получил в конце декабря. Без купонов ничего нельзя купить и особенно перед Новым годом.
  Снабжение Харькова по сравнению с Киевом лучше. Почти в каждом магазине продаются колбасы: Докторская, Останкинская, Русская, иногда бывают копчёные. Рыночные цены ниже киевских. Плохо, что вся молочная продукция продаётся в стеклянных бутылках, что приводит к её удорожанию и делает нас сборщикомами стеклотары. Например, литровая бутылка из-под молока стоит пятьдесят копеек, а само молоко двадцать шесть копеек. Это же абсурдно унизительно! Сколько лишнего времени это отнимает. Но всё это мелочи в сравнении с происходящими событиями в Прибалтике. Неужели и нас это ожидает? Зачем тогда бороться? Что нам это принесёт? Политикой можно накормить только тех, кто и так сыт. Настоящая власть должна обеспечить людей всем необходимым: едой, одеждой, товарами народного потребления за счёт их заработной платы. Ты, наверное, знаешь, что каждый трудящийся нашей страны получает приблизительно одну десятую выработанного им условного продукта. А куда идут девять десятых? На нашу бесплатную убогую медицину или на образование? В США на эти же статьи отводятся суммы, в шесть-восемь раз больше, чем в СССР. Неужели после Октябрьской революции наш народ разучился трудиться? Почему он живет в таких условиях? Или мы много тратим на армию, которая защищает нас от самих себя? Мир давно понял, что никто ни на кого не собирается нападать. Кому нужна такая колония, как Советский Союз?
  Какой из меня защитник, если я ещё никогда не держал автомат, не надевал противогаз, и мне даже штык-нож перестали доверять. Единственное, что я делаю, - это хожу в наряды. Объясняю, что это такое.
  
  Наряд по КПП - это сутки стоишь возле ворот нашего училища и следишь за тем, чтобы никакой диверсант не прошёл на его территорию. Тот, кто захочет, - перелезет через забор (как обычный солдат) или зайдет с "чёрного входа". Другой наряд - это дневальный по роте. Двенадцать часов стоишь возле обыкновенной тумбочки с телефоном, отдаешь приветствие офицерам-прапорщикам и т.о. "охраняешь казарму". Сидеть, конечно, нельзя, даже ночью. В оставшееся время - "мальчик на побегушках". И так повторяется сутки через сутки, с семи вечера до семи вечера. Про отдых дневального в уставе ни слова. Иногда бывает, что спишь по два-три часа в сутки, не снимая кирзовых сапог и обмундирования. Зачем, во имя каких идеалов мы должны гробить здесь своё здоровье?
  Я выполнил расчёт. За два года службы в армии солдат для государства обходится в шесть тысяч рублей. В пересчёте на пять миллионов солдат выходит тридцать миллиардов. И эти деньги уходят в трубу. А сколько денег тратится на вооружение, зарплату офицеров? Если бы пять миллионов человек работало на своих местах при среднегодовой зарплате в три тысячи рублей, за те же два года они бы могли получить тридцать миллиардов и принести нашей стране и обществу, по меньшей мере, двести семьдесят миллиардов прибыли. Оставим эту тему. Мне кажется, что я утомил тебя. Расскажу про свою жизнь-быт.
  Записался в библиотеку училища. Выбор тут хорош: Драйзер, Платонов, Солженицын, Пастернак, много приключений, фантастики, газет и журналов. Есть теперь, чем заниматься, когда стоишь в наряде. Еженедельно я хожу в увольнение. Харьков не очень чистый город. Чувствуется дыхание России. Грязь, мусор и слякоть на улицах, много сломанных, разрушенных и сгоревших домов, есть улицы без освещения и тротуаров. Никогда бы не сказал, что он был столицей Украины. Но сходить есть куда. На первом месте - что ещё осталось в магазинах, на втором - кинотеатры и музеи.
  В Рождество Христово провёл шесть часов в Благовещенском Храме. Послушал литургию, звон колоколов, поставил свечи, помолился. Под конец службы вышел, как пьяный. Последующие три дня болела голова. Размышляю, отчего? Или я надышался ладаном или я где-то согрешил? Но как не грешить в этой армии?
  Из неприятностей: нам увеличили количество командиров. В наш взвод пришли ещё два прапорщика. Таким образом, на одного командира приходится два с половиной солдата. А ты знаешь, к чему приводит большое количество руководителей?
  
  Вишнёвая косточка
  
  - Славянка, есть у тебя девушка? - спросил Ахмет во время чистки автомата.
  - Есть, конечно! Ярославой зовут! - гордо ответил Слава.
  - Красивое у неё имя! Покажь фото!
  Слава достал из блокнота маленькую помятую чёрно-белую фотокарточку своей девушки и передал Ахмеду. Они служили второй месяц и невольно стали друзьями. Он привык к такому необычному обращению, так как считал его своим другом и тот защищал его от нападок таджиков и киргизов. Ахмед учил его узбекским словам, а Слава - украинским. Было видно, что Ярослава понравилась Ахмеду, так как фотографию он долго и внимательно рассматривал.
  - Молоденькая! Она приедет к тебе на присягу?
  - Думаю, да. Она живёт с бабушкой, и та обещала отпустить её с моей мамой.
  - Сколько ей лет? Вы давно встречаетесь?
  - Да, давно, - соврал Слава. Ему хотелось выглядеть взрослым в глазах товарища, и он сказал, что они ровесники, хотя Ярославе было всего шестнадцать и между ними было два года. В восемнадцать лет два года кажутся пропастью в отношениях, разговоре, внешности.
  Их познакомили его родители. Слава поначалу сопротивлялся, отнекивался, ссылаясь на тренировки и учёбу. Про себя он считал, что чувства не возникают по желанию извне и должны загораться мгновенно. Маленькая, веснушчатая, с серыми глазами и узкой полоской губ, старомодно одетая - она не вызывала у него симпатию с первого взгляда. Но когда она пришла к ним домой с больным щенком, и он услышал её грамотную начитанную речь, он проникся к ней уважением. Она отличалась от однокурсниц из медицинского училища. Знаниями, кругозором и недетским мышлением.
  - Ярослава, давай дружить?
  - Давай Слава. Только называй меня Славкой, договорились.
  Он был согласен. Необычно, но всё же. После учёбы и вечерней тренировки они, несмело взявшись за руки, гуляли по маленькому городу, где почти все знали друг друга. Кафе, кино, библиотека, шахматный клуб, дрессировочная площадка. Он купила у отчима щенка немецкой овчарки, и Слава давал девушке уроки служебного собаководства. В то же время ей было интересно всё, что и ему, и она проникалась его интересами.
  - Знаешь, Славка, меня скоро в армию заберут.
  - Знаю, Слава. Я даже знаю, о чём ты сейчас думаешь!
  - О чём?
  - Я тебя дождусь, и я буду гордиться перед девчонками, что мой парень служит в армии... Поцелуй меня по-настоящему.
  Они лежали на декабрьском снегу и смотрели на мерцающие звёзды, и казалось, что кроме них никого больше нет в этом лесу. Лишь ветер иногда проносился между соснами и берёзами.
  - Смотри, звезда падает. Давай загадывай желание поскорее. Я уже успела загадать.
  - И я.
  - И какое?
  - Чтобы через два года всё повторилось. Чтобы мы так же лежали здесь и загадывали новые желания.
  - И у меня тоже.
  Он знал, что подобное бывает только в случаях де жа вю, а значит, не бывает. Знала ли она об этом, он не знал.
  Через три дня в родительском доме состоялись проводы. Ярослава пришла в белой блузке и чёрной юбке, с распущенными волосами и неумелым макияжем на лице, но они почти не общались. Друзья, родственники, однокурсники, еда, вино, пожелания - всё смешалось в коктейль для будущего новобранца. Она почти ничего не ела, - лишь пила только домашний компот и молча наблюдала за происходящим. Слегка подвыпивший, он провёл её домой, и пообещал писать.
  В феврале объявили день присяги. По случаю праздника солдатам выдали парадную форму, новые сапоги и даже на время чтения текста присяги - настоящий автомат Калашникова.
  Два месяца прошло, как он оставил родительский дом, а казалось, что прошла вечность, как он живёт в казарме, где по ночам только и слышны крики старослужащих: "Духи, вешайтесь! Духи, день прошёл! Упал-отжался!"
  На присягу приехала мама с младшей сестрой.
  - Ярославу не отпустила бабушка. Сказала, что рано ей ещё ездить. И она права. Зато они испекли тебе вкусные пирожки с вишнями. Я сказала, что ты любишь.
  - Ещё как люблю, особенно после голодной солдатской пайки. Я тут даже замороженную рябину есть стал.
  На втором прикусе от вишнёвой косточки предательски треснул зуб.
  - Что ж ты не сказала, что вишня с косточками?
  - Видимо одна случайно попала.
  Настроение было подпорчено. Зуб вывалился вместе с вишнёвой косточкой. Он не верил в знаки, совпадения и случайности.
  Через два месяца Ярослава написала, что он ей противен. Внешне, физически, духовно, что она продала щенка и нашла другого парня. Слёз не было. В соседней роте парень выстрелил себе в рот после письма девушки. Выжил, но остался инвалидом. Ему же надушенное письмо с остатками губной помады показалось девичьей глупостью, как будто наткнулся на глухую стену, в которой нет прохода и обойти нельзя. Через два года в декабре он вернулся из армии. В кителе, расшитом золотой ниткой и красным бархатом, аксельбантами и офицерской фуражке с высокой тульей, со значками "Гвардия" и "Воин-спортсмен" на груди. И первым делом он пошёл к ней домой на улицу имени Марии Лагуновой.
  - А Ярослава уехала... - сказала на пороге её бабушка, - в Канаду к маме и просила её не искать и не беспокоить, молодой человек.
   
  Спортрота
  
  Через два месяца службы офицер с оказией привёз меня в Киев и сдал в спортивный клуб армии. Мне предложили тренера, рассказали о режиме тренировок, нарядах, обязательных построениях и отпустили домой. Бритый наголо, одетый в неудобное для меня обмундирование, держа за спиной вещмешок с деревянной биркой, на которой была выжжена моя фамилия, я ехал домой на родном 321-м автобусе.
  На следующий день приступил к двухразовым тренировкам и занятиям в медучилище. Оставалось полгода до выпуска. Директор пошёл мне навстречу, разрешив экстерном сдать зимнюю сессию и отработать пропущенные часы. Девчонки поздравляли с возвращением. Жизнь пошла своим чередом.
  Еженедельные построения и наряды не тяготили. К новому тренеру я приспособился быстро, и его жёсткая система меня устраивала. Мимолётные посещения СКА запомнились лекциями на тему спорта, общениями с боксёрами, один из которых проиграл мне в армрестлинге, а второй попытался продать гвардейский знак за пять рублей.
  Периодически устраивались соревнования: первенство округа, ВВС, тренировочные сборы. Запомнился Чемпионат Военно-воздушных сил по кроссу, проходивший в Узбекистане.
  В Чирчик мы прибыли в конце ноября. Летели на военном самолёте. В Киеве уже выпал первый снежок, а там столбик термометра достигал двадцатиградусной отметки. Мне предложили выступить за ЮГВ (южная группа войск). Там я впервые познакомился с уровнем советского армейского спорта. Это когда спортсмену заказываются и шьются специальные сапоги из телячьей кожи на специальной подмётке, по индивидуальным меркам. В те времена было трудно купить кроссовки даже местных производителей. На Украине было лишь две фабрики, выпускающие спортивную обувь, пригодную для бега: "Киев-спорт" да "Львов-прогресс". Московский "Adidas" был уделом избранных и распространялся по блату. Поэтому увиденное здесь представлялось спортивно-военной фантастикой.
  Меня выставили на трёхкилометровый кросс. Трасса проходила через кишлак, и шиповки скользили по гладким камням. Во время крутого подъёма дорогу перегородило стадо баранов. Заминавшиеся бегуны помогли нам сделать проход между животными, расталкивая их ногами. За выступление я заработал венгерскую зимнюю шапочку "петушок".
  Перед отлётом домой съездил на рынок в Ташкент. Изобилие фруктов, восточных сладостей, невиданных мною ранее продуктов. Здесь разрешалось пробовать всё и в любых количествах. Выбрал арбуз на девятнадцать килограмм. У торговцев не хватило гирь для его взвешивания, и они воспользовались подручными средствами (бутылками, кирпичиками мыла и др.) Благо домой мы летели на военном самолете, и вес багажа был неограниченным. Поэтому я решил привезти ещё и узбекских дынь. Когда же спускался с трапа самолета, одна из трёх дынь, перевязанная самодельной бечёвкой, выскользнула из моих рук и оказалась на асфальте аэродрома.
  
  
  Осень 1990 года
  
  Октябрь мы провели на сборах в Евпатории. Пробежки вокруг озера Майнаки, трёхразовые тренировки, наслаждение последними осенними лучами крымского солнца, море фруктов, заплывы в обжигающей холодом морской воде. Минимум развлечений и максимум спортивной работы. Сборы должны были перейти в первенство Военно-Воздушных Сил в Курске.
  Курский вокзал поразил своей запущенностью. Он уже давно нуждался в ремонте, электрификации и освежении зеленью.
  Нас разместили в центральной гостинице "Курск". Утром мы ринулись за покупками. Страна жила в эпоху тоталитарного дефицита. Такового столпотворения в магазинах я уже давно не видел (в Киеве прилавки были пустыми). Где-то торговали по паспортам, проверяя прописку, где-то отпускали не более двух единиц товара в одни руки, где-то на это не обращали внимания. Наша команда вместо того, чтобы лежать и морально настраиваться на соревнования, занимала очереди в магазинах. Мне повезло! Я прикупил два электрических самовара, тостер, орфоэпический словарь иностранных слов, русско-английский словарь на сто тысяч слов. Такого в Киеве не найдешь, так как всё вывезено в Польшу.
  Потом были соревнования. Лил дождь, мы бежали по размокшему полю, проваливаясь в спрятанные ямы, и я финишировал где-то в конце. Пожурили, посмотрели дневник тренировок, нашли ошибки.
  Руководство СКА выделило мне нового тренера, с помощью которого я должен приносить рекорды, очки и результаты. Тренировки стали жестче и интенсивнее, и мне приходилось работать "через не могу". Я чувствовал себя измождённым и постоянно уставшим. В результатах наступил спад, и после очередного старта состоялся разговор с заместителем начальника СКА - главным тренером легкоатлетов.
  - Твоя мама работает в магазине... И чем ты можешь нам помочь?
  - Что необходимо, товарищ майор?
  - Батнички, кофе, майонез, шампанское, красная рыба... Ты можешь составить список, что она может достать, а мы выберем, что нам нужно... Есть и другой вариант...
  Дома рассказал о разговоре. Мама сказала, что займёт деньги у знакомых. До окончания службы оставался всего один год .
  - Не надо, мам. Ты же знаешь, что спорт - это всего лишь хобби. Главное, что у меня теперь есть красный диплом из медучилища. Дослужу год и подам документы в мединститут. С двумя льготами будет легче!
  Достал из-под кровати мятую шинель, пыльные кирзовые сапоги, костюм пэша, вещмешок времён войны - и на поезд Киев-Харьков.
   
  Снова Харьков.
  
  Взвод встретил меня не очень приветливо. Подобных случаев у них ещё не было, и у всех возникали вопросы:
  - Как ты служил? Бывали увольнительные, хозработы, наряды? Переводили ли тебя каждые полгода...?
  - Жил в казарме, три раза в день тренировался, питался в курсантской столовке по солдатскому пайку, два раза в неделю наряды, комната на четырёх.
  Этому завидовали. Многие стали вспоминать, что у них есть спортивные разряды и просили оказать содействие.
  Утром было построение. Расход личного состава на работы. Командир взвода прапорщик Колесник зачитывал фамилии на наряды.
  - Стройка... Пять человек... Мусорка - три человека... Дача... два человека... Вещевые склады... два человека... Кухня... три...
  Ничего не изменилось. Когда очередь дошла до меня, кто-то из строя сказал, что ему требуется помощник каптёрщика в спортзал. Это оказался Геворг. Так я оказался помощником каптёрщика спортзала. Конечно, от нарядов по взводу меня не удалось освободить, но зато остальное время у меня было занято работой в спортзале, которая оказалась довольно интересной. Накачать тёплым воздухом брезентовые ангары, убрать, подчинить-покрасить, перенести. Два шефа, бывшие военные: Филиппыч и Васильевич, которые и направляли нас в нужное русло. Самое главное, - появился свой угол. Это была маленькая комнатка под лестницей, она же столярно-токарная мастерская. Утром, когда работодателей ещё не было, мы по очереди: Геворг на кушетке, я на столе продолжали свой сон. По вечерам мы устраивали застолья и чаепития.
  Я научился премудростям солдатского быта. Сварить суп кипятильником, смастерить бульбулятор (электрический кипятильник из двух лезвий для бритья), пожарить яичницу на утюге, изготовить самодельные конфеты (вареный яичный желток, сливочное масло, сахар, сухари).
  Одно из ноу-хау - это роспись "золотинкой". Выбирается открытка. Вначале каллиграфическим почерком простым карандашом пишется текст. Затем ушком швейной иглы, макая в клей ПВА, он обводится. Когда клей высохнет, лезвием бритвы аккуратно снимаются его излишки. Потом берется "золотинка". Так называю тонкую типографскую фольгу. На подошве утюга нагревается ластик. К букве прикладывается "золотинка" и припечатывается нагретым ластиком. Излишки "золотинки" счищаются лезвием. Процесс кропотливый и на одну открытку уходит два-три дня.
  Начал конструировать свой дембельский фотоальбом. И хоть фотографий ещё не было, сам фотоальбом был запланирован на сорок восемь страниц. Он включал в себя аппликации из бархатной бумаги, оттиснённые по канту "золотинкой", перемежающиеся с калькой. Калька передавалась из рук в руки, старательно перерисовывалась, заштриховывалась цветными карандашами и фломастерами. На ней были изображены сцены из армейской жизни в юмористическом контексте. Поверхность фотоальбома отделывалась раскроенной тканью от курсантской шинели, которая отличалась по качеству от солдатской более мягким ворсом и синеватым отливом. Буквы и цифры на лицевую сторону альбома выпиливались из латуни от бляхи солдатского ремня, начищались до блеска пастой ГОИ (Государственный оптический институт). Особое внимание уделялось солдатскому эпосу, который заносился, как в дембельский фотоальбом, так и в солдатский блокнот с адресами сослуживцев.
  Прапорщик Колесник был достаточно "благосклонен" ко мне, и часто я ходил по пять суток нарядов через день. Как говорили: "Через день на ремень". Так же, как и раньше, когда я спал, он воровал из-под подушки штык-нож. Но заканчивалось сейчас это либо купонами на продукты, которые выдавались нам вместе с денежным довольствием, либо бутылкой водки.
  Он питался в солдатской столовой и видел, что я не посещал её. Типичное меню: жареная селёдка на ужин, отварное сало на обед, перловка, "ячка" на завтрак, плюс кофейно-овсяный напиток "Арктика". Всё это щедро приправлено комбижиром, от которого разгоралась изжога (некоторые глотали пепел от сигарет, чтобы справиться с ней).
  Как-то в декабре я дежурил на КПП-2. К воротам подошёл мужчина средних лет. Представился начинающим предпринимателем, попросил рабочую команду. Он строил дом на соседней улице. Трактор вырыл котлован для закладки фундамента. Необходимо было вывезти грунт за пределы дома на тележках. Требовалось пять человек. За работу платил пятьдесят рублей. После ужина я нашёл желающих трудиться и лопаты. Решено идти после отбоя. Ближе к самоволке все отказались, сославшись на усталость и возможность ночной проверки.
  Бабушка коммерсанта удивилась, увидев меня одного с лопатой. Показала участок, тележку и ушла спать. Дом был большим. Горы свежего грунта грозно возвышались возле котлована. Постепенно работа заладилась. Что придавало мне силы в тот момент? Возможно, просмотренный накануне фильм "Коммунист", где главный герой пилил деревья. Подпевая себе под нос патриотические песни, я перевозил землю.
  В шесть утра меня напоили крепким чаем, накормили, дали обещанную купюру, и я довольный ушёл в казарму. На лицах саботажников читалось изумление. Всю неделю я завтракал, обедал и ужинал в офицерской столовой, а воскресенье подарил другу обед на его день рождения в привокзальном ресторане. Зарабатывать подобным образом мне понравилось. Денежное довольствие рядового советской армии четыре рубля в месяц, а на "шабашке" меньше десяти рублей не платили, к тому же работа, как правило, заканчивалась домашним обедом. Так я стал подсобным рабочим: строил, красил, копал огороды, ставил заборы, вывозил цемент. Во взводе нашёл двух проверенных ребят, так как в компании работалось веселее.
  Между работой и нарядами дважды побывал в КПЗ (камере предварительного заключения) за "неудовлетворительное несение службы в наряде".
  Сначала за невыполнение приказа дежурного по КПП-2. Приказ прапорщика состоял в том, чтобы открыть КПП в шесть утра и осуществлять пропускной режим на улице. Все мои заверения о том, что раньше семи тридцати никто не приходит на службу, ни к чему не привели. А за "разглагольствование" мне объявили пять суток ареста с отбыванием на гауптвахте. Прапорщик был боевым, прошёл Афганистан и пользовался уважением в училище.
  Так я впервые очутился в КПЗ. На запястьях щелкнули наручники, разводящий курсант забрал у меня все острые предметы, ремень, и меня посадили в камеру. Я ощутил себя политзаключенным, осужденным без суда и следствия.
  Но, в общем, здесь оказалось не так плохо, как я себе представлял. Тёплая чистая комнатка два на три метра, деревянные нары с небольшим изголовьем. По часам кормят и выводят в туалет. Самое главное - работать не заставляют.
  Первые трое суток я отсыпался. Потом пришёл прапорщик Колесник и сказал, что во взводе некому наряды нести, так как многие болеют. В казарме я чувствовал себя героем, так как оказаться на "губе" удавалось не каждому солдату. Этим гордились и долго вспоминали.
  Второй раз это случилось на первом КПП. Я также нес службу помощником дежурного. Ожидали приход генерала - начальника училища. И что-то не понравилось в моём поведении или во внешнем виде прапорщику - дежурному. Он заметил, что я тайком почитываю Драйзера и между делом проверяю пропуска. Тогда он приказал снять шапку-ушанку и выровнять кокарду. Своей кокарде я придавал большое значение. Так как её изгиб свидетельствовал о том, к какой касте по сроку службы принадлежит солдат. Я сказал, что я уже не дух и ещё не дембель, чтобы носить ровные кокарды. Но услышан им не был.
  Моя шапка полетела на землю, и, когда он намеревался наступить на кокарду каблуком, я легонько подтолкнул его в сугроб. Это происходило у стен штаба на глазах начальника училища.
  - Пять суток ареста, товарищ рядовой! - без лишних слов выпалил усатый генерал.
  - Есть, пять суток ареста! - так же сухо ответил я ему.
  - Вызовите командира взвода. Пусть пришлёт вам замену и отведёт вас в карцер.
  Удалось отсидеть два дня по причине дефицита кадров во взводе (многие болели). Хотя, если быть объективным, восемь дембелей с кроватей не вставали. Они курили, умывались, столовались в постели и выходили лишь в туалет и вечером в каптёрку, чтобы попить пива.
  В январе я решил поступать на факультет подготовки врачей Военно-медицинской академии, о котором узнал от бегуна из Белой Церкви.
  Внезапно у меня появился выбор. Начальник медицинской службы училища пригласил служить в медпункте, но с условием, что поступать в Военно-медицинскую академию я не стану. Заходя в медпункт к киевскому земляку и однокашнику по медицинскому училищу, я видел, что в свободе он проигрывает мне. Перспектива стать санитарным инструктором не прельщала. К тому же, слова "Ленинград", ВМедА, "Белые ночи" казались загадочными, манящими и отдавали волшебством, так что я отказался от перехода и написал рапорт на поступление в академию. Через неделю меня вызвал замполит училища и сказал, что такого негодяя, как я, не могут отпустить в академию: "чтобы вы ещё там опозорили честь нашего училища". Камнем преткновения оказались мои аресты.
  - Почему ты не выполнил боевой приказ боевого прапорщика? У тебя ещё молоко на губах не обсохло, а ты уже рассуждаешь! Если прапорщик простит, - подам рапорт наверх. Нет, - служи у нас до дембеля, - отрезал рыжий краснолицый полковник.
  Созвонился с мамой. Она удивилась моему выбору, но поддержала:
  - Не поможет, - расскажи о нашей тяжёлой семейной жизни... Я одна, трое детей... Не поможет - поплачь... Не поможет, - перезвони мне... я приеду...
  И вот я в мастерской прапорщика. Извинения приняты... и прощение выпрошено.
  Медкомиссия, ВВК, тесты на проверку знаний по математике, химии, физике. Оставалось только ждать. Меня предупредили, что в академии проводится конкурс личных дел, которых ежегодно присылается до двадцати тысяч. Из них отбирают тысячу счастливчиков, которых приглашают для сдачи вступительных экзаменов. Из приехавших поступает две-три сотни человек.
  Набрал книг и учебников из библиотеки и усилил тренировки. Несмотря на то, что профессиональный спорт отвернулся от меня, я не перестал тренироваться. В спортивном костюме, кроссовках наматывал километровые круги вокруг корпусов училища. По трассе трусили офицеры-курсанты, сдавались всевозможные зачёты и проводились соревнования.
  Познакомился с курсантом Сашей. Он был из Ленинграда и "строил тело". Из спортивного зала он уходил последним, порой закрывал его нашими ключами. На совместных чаепитиях угощал балтийскими сладостями: лукумом, нугой, шоколадными конфетами, приправляя это рассказами о городе с прямоугольными, как в Европе, кварталами, чистым воздухом, и в котором летом не бывает темно. Мне не верилось, но конфеты и сладости нравились. Он научил меня азам тренировки бодибилдера, а я его стайерскому бегу.
  В марте попросил меня сдать зачёт по кроссу на три километра. Сказал, что внешне мы похожи, хотя весил центнер.
  - Оденемся одинаково в мою белуху. Ты натянешь её на ватник... Я начну дистанцию. Преподаватель слеп... Ты возьмёшь середину... Пару километров... больше не надо... Затем я финиширую.
  Я согласился. Саша пообещал накормить щербетом и шоколадными батончиками. Соревнования проводились по тому же километровому кругу. После половины круга он бежал предпоследним. За два километра я вышел в лидеры, и Саша прибежал к финишу третьим. Но обман наш раскрылся. В итоге ему поставили тройку за кроссовую смекалку и "сообразительность", а большего и не требовалось.
  После этого случая меня пригласили к участию в ежегодных курсантских соревнованиях по кроссу на три километра, посвящённых Дню рождения комсомола. По секундомеру отслеживая финишное время финиширующих курсантов, я понял, что могу рассчитывать на главный приз. За первое место полагалась премия - пятьдесят рублей. Моё время десять минут двенадцать секунд, и я был первым после десяти забегов.
  В одиннадцатом забеге участвовал потенциальный соперник - курсант четвёртого курса. Первый круг у него три тридцать, второй три сорок два. Облегчённо вздохнул. "Парень выдохся, скорость падает..." - подумал про себя. Но на финиш он прибежал со временем десять ноль восемь. "Это два пятьдесят километр. Так не бывает у любителей! И ни у кого никаких подозрений!" - внутри кипели страсти. Лишь вечером солдаты из наряда по столовой рассказали мне, что видели, как он срезал дистанцию. "Его смекалка сработала!" - подумал про себя.
  В понедельник на всеобщем построении училища мне было приятно получать из рук генерал-майора грамоту за второе место с добрыми пожеланиями стать военным врачом.
  В марте к нам во взвод перевели отчисленного третьекурсника. Тихий, спокойный, интеллигентное выражение лица, правильная речь. Причина: конфликт с однокурсниками и болезнь. Мы сразу нашли общий язык и устраивали самоходы в город. Он философствовал по поводу гармонии на Земле, рассказывал о гороскопах и астрологии. Через месяц за ним приехал отец, и оставил мне их домашний адрес и телефон.
  Увлёкшись бегом, чтением, заработками и нарядами, я позабыл о том, что зимой отправлял документы. Но в мае пришёл вызов на сдачу вступительных экзаменов.
  - Жаль, Славянка, что тебя не будет на стодневке, - с печалью в голосе говорил Геворг, - я хотел в лесу шашлык приготовить, Ахтамара попить с тобой.
  - Не переживай. Встретимся. На день ВВС я уже вернусь в Харьков, - утешал я его.
  Стодневка - сто дней до приказа Министра Обороны об очередном увольнении в запас солдат. В этот праздник дед становится дембелем и отказывается в пользу духов от своей порции сливочного масла, демонстративно подбрасывая кружок с маслом в потолок столовой.
  Ночь перед отъездом из ХВВАИУ выдалась бурной.
  - Ты опять сваливаешь от нас... Мы тут службу тащим, а ты себе халяву находишь!
  - Тебе кто мешает? - парировал я и получил удар в грудь. Пьяный земляк был выше на голову, но у меня в руках оказалась металлическая швабра, которая уравняла наши шансы. Подбежавшие армянские друзья разняли нас.
  Утром мы обнаружили, что замки спортзала, взломаны, также как и дипломат Геворга, где тот хранил гражданку. Он расстроился за сломанный чемодан и украденные деньги. Я предложил выкупить его, так как считал, что все курсанты ходят на занятия с дипломатами.
  Друзья провожали до поезда, просили привезти фотографии, сладости и сувениры.
  
  
  Дед
  
  Сергея деды не принимали в свой круг, и он якшался с нами черпаками. Маленького роста, круглолицый, с постоянным румянцем и юношеским пушком под носом он не производил должного угрожающего впечатления даже на духов, которые меж собой обзывали его Танкист. Он не готовил дембельский альбом и парадку, он не красил шапку гуталином и не подворачивал голенища курсантских юфтевых сапог, а продолжал носить холодные кирзачи без подков, он до сих пор пользовался подворотничком, тогда как деды поголовно использовали белые простыни из каптёрки и чёрные нитки для контраста. Мы слышали, как взводник Пейшель подшучивал над ним: "Как же ты, Серёга, стодневку будешь встречать? Небось, от масла так и не откажешься?" Он молчал и глуповато улыбался. Ему и сейчас было не в падлу взять веник или метлу, выйти с духами на зарядку или сходить в столовку на ужин с перловкой и жареной килькой.
  - Слава, позарез нужна трёшка! - обратился он ко мне, - никто шабашку не предлагал?
  - Какие работы, Серёга? Рождество только встретили.
  - Не знаешь, где раздобыть?
  Я не знал. Но вопрос с деньгами у Сергея не отпал, и он каждый день канючил их у ребят нашего призыва.
  - Слушяй, дарагой! - сказал чеченец Спартак, - никто денег тебе просто так не даст. Умей зарабатывать. Посмотри, что плохо лежит, сходи на рынок.
  Спартак тоже был черпаком, но уже с духанства он себя поставил так, что не брал ни тряпки в руки, ни лопаты, чтобы мусорку разгребать, да и в наряды его ставили только дежурным.
  - Я не умею так. Я же комсомолец, да ещё из Ульяновска!
  - Замполиту расскажешь... Хочешь денег, - заработай.
  - Как?
  - Одеколона выпей на спор!
  - У меня нет.
  - Что же ты за дед, что у тебя нет даже одеколона. Ты что, не бреешься? Ладно, дам тебе свой "Шипр". Сколько хочешь?
  - Пять рублей, - несмело ответил Сергей.
  - Пацаны, кто в долю? - спросил Спартак, - сбрасываемся!
  До программы "Время" ещё два часа, до отбоя три. Делать особенно нечего в воскресенье. Взводный прапор после ужина ушёл домой. Деды мирно посапывают в кроватях. Духи взлетку чистят от гуталина. Слоны ещё на работах. Впятером мы собрали пятёрку и положили её на тумбочку вместе с почти полным флаконом одеколона. Сергей, зажмурившись, после глубокого вдоха-выдоха сделал первый глоток. Из закрытых глаз потекли слезинки по пунцовому лицу. На третьем глотке одеколон попытался вырваться наружу.
  - Сдаёшься? - подначивал его Спартак.
  - Нет! Я могу! - пытался доказать спорщик.
  Но одеколон оказался сильнее, и на пятом глотке Сергея вырвало недавним ужином.
  - Дневальный! - прокричал Спартак, - убери тут у нас... Кто же тебя одеколон учил пить? Ещё и через узкое горлышко... Ладно, готовь нам пятак!
  - Нет, я не сдаюсь! - не унимался раскрасневшийся и опьяневший Сергей, - сейчас допью. Дайте отдышаться!
  - Давай, Танкист!
  Сергей перелил одеколон из узкого горлышка флакона в гранёный стакан и залпом выпил зеленоватую жидкость, которой уже пропахла наша казарма. Сознание покинуло его глаза, и он грохнулся на некрашеный пол кубрика, от чего проснулись даже деды.
  - Что тут у вас? - спросонья, потягиваясь, спросил сержант Пейшель.
  - Танкист упал. Нажрался одеколона, - с блеском в глазах комментировал Спартак, - Ой, как же его колотит! Хороший был Шипр! Смотрите, он ещё и пузыри пускает!!! Надо бы дневального за Кисой в санчасть отправить.
  Мы смотрели на извивающееся по полу тело сослуживца с подмоченными штанами, с белой пеной у рта и не знали, что делать. Мне показалось, что остатки жизни уходят из него, и я крикнул: "Дневальный, бегом в санчасть! Ребята, держите ему руки, ноги, чтобы не сломал". Бляху от ремня я вставил ему в зубы, так как предположил, что у него развился эпилептический припадок.
  - Жив? - спросил запыхавшийся Киса. Мы закончили одно медицинское училище, и часто встречались с ним в санчасти, чтобы выпить чая, вспомнить преподавателей и гражданскую жизнь.
  - Скорее, пьян.
  - Давайте отнесём его в умывальник. Будем отрезвлять его. Холодной водой, марганцовкой и касторкой!
  От вечерней поверки нас освободил дежурный по взводу, так как наша реанимация продолжалась до полуночи. Утром Сергей с трудом поднялся с кровати.
  - Помнишь, что вчера было?
  - Смутно. Помню, что спорил на пятёрку, что пару глотков Шипра сделал, а потом, как отрезало. Я проиграл?
  - Нет. Вот твоя пятёрка, - достал из кармана я синюю купюру, - заслужил. Скажи, а зачем тебе деньги то были нужны?
  - Матери послать. Болеет она у меня, инвалид.
   
  24.11.1990 г., Харьков
  
  Здравствуй, папа! Вот и закончилась моя служба в спортроте. Уже десять дней, как я опять в Харькове. Не верится. Казалось, что ещё вчера я был дома: тренировался, встречался за друзьями, учился, словом, делал всё, что хотел. Вроде бы ничего не изменилось, кроме внешнего вида. Но отношение окружающих стало иным. Можно подумать, что надевая солдатское обмундирование, человек лишается всех гражданских прав. Если ты солдат, то тебя можно обсчитать в магазине, можно разглядывать в упор, показать на тебя пальцем, сказать какую нибудь пошлую гадость... Но главное не в этом. Всё можно пережить. Я не могу понять, как человеку, не имеющего высшего или среднего специального образования, а соответственно и опыта общения с людьми, доверили командовать тридцатью солдатами? Человек, который не может сказать одного предложения без связки из ругательских слов, который бросает шуточки подобно восьмикласснику, как он может отдавать приказы и воспитывать людей? Ведь армия - это не развлечение и никто сюда добровольно не приходит. Зато уходят наполовину нравственными "дебилами". Лучше оставим эту тему, и расскажу я тебе о своей службе.
  Как я предполагал, работы по моей специальности в медслужбе нашего училища не нашлось, и попал я во взвод охраны. Только до сих пор не могу понять, что и от кого мы охраняем. Похоже, что самих себя от курсантов. Но для этого нас слишком много. Поэтому большинство занято на работах за территорией училища: наряды на заводах, стройках, сбор урожаев в полях. Ощущение, что мы - рабы и несём повинность под названием "военная служба". Но мне повезло. Познакомился с Геворгом. Он сказал, что ему нужен напарник в спортзал. Работа не тяжёлая, но травматичная. То палец порежешь, то поцарапаешься проволокой. А сегодня от сварки загорелась моя телогрейка, когда мы с прапорщиком варили железные уголки. Я бы и не почувствовал, если бы не запах горелой кожи, как у курицы, которую мама на газовой плите смолит. Он меня облил водой из пожарного гидранта, а потом успокаивал, говорил, что у него пол бока сгорело. Я сгоряча ответил ему, что мне за это триста рублей в месяц не платят.
  Солдат обделён в финансовом положении. Еда в солдатской столовой отвратительная, в магазине почти ничего не продают, так как всё по купонам, а в солдатском чипке не наешься на смехотворное пособие. Представь, что из семи рублей нам выдали по два рубля в руки. Остальное пошло на подшиву, мыло, нитки, гуталин, швабры и нужды взвода. Обязаны были выдать и купоны на пятьдесят рублей, как малообеспеченным слоям населения. И в соседней автороте выдали. Но здесь мафия: "ничего не знаем, не положено, будете требовать - посадим под арест в КПЗ" и т.п. и т.д. КПЗ - это камера предварительного заключения или гауптвахта училища, где содержат особо ретивых и несогласных без суда и следствия. Только потому, что твоему командиру так угодно. Жаль, что в Союзе, как в других цивилизованных странах, нет организации по защите солдатских прав. Возможно, что беспредела было бы меньше!
  P.S.Я попрошу тебя, папа, чтобы не травмировать женскую психологию, не рассказывай маме подробности моей службы.
  
  08.12.1990 г., Харьков
  
  Здравствуй, папа! Очень приятно получить твоё письмо. Решил проверить себя в украинском языке. Я впервые пишу письмо на нём. Не суди меня строго за ошибки.
  Я рад, что у тебя хорошо. На днях прочитал в журнале "Советский воин" про социологическое исследование, в котором описывались отношения между мужчиной и женщиной. Вкратце. Пока муж молодой, его жена старается обмануть его и изменить. У неё больший выбор партнеров. И муж должен терпеть это, если любит. С годами мужчина входит в настоящую красоту, твердо стоит на ногах и ни от кого не зависит. И они меняются ролями. Так что, мой дорогой папа, всё у тебя впереди!
  Ну а у меня всё хорошо. Постепенно привыкаю к новому статусу. Уже не такими грустными кажутся дни моей службы. Время набирает обороты и бежит быстрее и быстрее. Где бы не находился человек, он всегда находит для себя небольшие радости. Потому что невозможно жить без светлых проблесков. Так и в армии. Ты знаешь, папа, что мне нравится здесь? Не поверишь! То, что никуда и никогда не надо спешить, тут почти невозможно опоздать. Иногда бывает столько свободного времени, что не знаешь, куда себя приткнуть. Никогда не встречался с такой проблемой. Всегда выходило наоборот. Ты, наверное, усмехнулся, если бы узнал, какой ерундой занимаются солдаты. Дембеля спят дни напролёт. Еду в постель им приносят черпаки и слоны. Некоторые заказывают себе пиво и водку из магазина.
  Вечерами и в выходные дни нам показывают видеофильмы и совсем бесплатно. Но если будешь сидеть возле телевизора, то командир быстро найдёт какую-нибудь работу. Мыть пол, убирать мусорку, подметать плац. Мне повезло. Я работаю в спортзале истопником. И есть, куда приложить руки. У меня небольшая каморка, где я храню личные вещи, так как в казарме процветает воровство. У меня пропала шинель и рубашка. Так что я своевременно получил эту должность. У меня есть компаньон - армянин Геворг. Как ты и говорил, что каждый человек тянется к своей крови и нации. Всё это пустые слова про войсковое братство, интернационализм, о которых нам говорят на политинформации. Это особенно заметно на примере нашей роты, где никто не скрывает земляческих отношений и на этой почве часто завязываются драки и выяснения отношений. Лишь русские и украинцы, как мне показалось, живут сами по себе. Я, правда, удивился, почему Геворг пустил меня к себе в спортзал? Ведь мог бы пригласить и других ребят.
  Папа, ты спрашивал, что мне выслать? И деньги и посылка - всё дойдёт до меня. В армии кормят по-свински. Бывает очень гадко смотреть на отварное сало, на дешёвые крупы с плавающими тараканами и мухами. Столовая кишит крысами, а посуду моют тяп-ляп. Вилок, салфеток и ножей нет. Гнутые алюминиевые ложки, которые выскальзывают из рук. Иногда удаётся поесть по-человечески в офицерской столовой. Кроме этого у нас есть кипятильник из бритвенных лезвий, чай, сахар и полный набор посуды на двоих. Вечерами готовим себе еду, если есть из чего. Скоро Новый год, и мы поставили маленькую ёлку на верстаке в нашей каптёрке. Так что всё пригодится.
  
  14.02.1991 г., Харьков
  
  Здравствуй, папа!
  Спасибо, что не забыл меня в это тяжёлое время. Спасибо за посылку и за письмо. У меня всё хорошо. Восемнадцатого января ко мне приезжала мама. Представляешь, мой командир не захотел отпускать меня в увольнение, якобы не было увольнительных записок. Но после беседы мамы с ним с глазу на глаз всё благополучно разрешилось. Дело было в бутылке водки. Ну и хапуга же он! Возле нашего училища сдавалась квартира, и мы прожили в ней два дня. После её отъезда меня снова потянуло домой. Грустно на сердце. Стоял в наряде. Поссорился с прапорщиком - дежурным по КПП, который запретил читать Драйзера в минуты затишья (когда никого не было). В армии не любят шибко умных, начитанных солдат. Я не матерюсь, не курю, не хамлю, и мне кажется, что являюсь бельмом в глазу. Закончилось трагично. Ему не понравилась моя кокарда на головном уборе, и он решил выровнять её каблуком сапога, скинув шапку на землю. Несмотря на кажущуюся интеллигентность, я не выступил сторонним наблюдателем и ударил его дважды в грудь. Он, вероятно, не ожидал и упал в снег. И всё это произошло на глазах генерала - начальника училища, который объявил пять суток ареста. Отвели меня под конвоем, в наручниках, как особо опасного преступника. Пробыл я в КПЗ двенадцать часов. Сидеть там одно удовольствие. Тихо, тепло, деревянные нары, кормят лучше, чем в столовой, и никто не заставляет работать. Жаль, что арест заменили нарядами вне очереди. Заболел мой напарник по спортзалу, и я должен был нести службу за него.
  В предыдущий раз я попал в КПЗ тоже из-за случая на КПП. Второму прапорщику захотелось показать свою власть. Выспался на топчане. Проснулся в пять тридцать утра и стал кричать на меня, что, почему я сплю, тем более на подоконнике. Я ответил, что КПП ведь закрыто и нет смысла в моём бодрствовании. Тогда он приказал мне выйти на мороз и проверять пропуска. На моё замечание, что первые посетители приходят после семи утра, он не обратил внимания, и написал рапорт, в котором обвинял меня в неповиновении и саботаже. По дисциплинарному уставу мне угрожало два года дисциплинарного батальона. Заменили пятью сутками ареста в КПЗ. Вот такие люди служат в нашей армии! А встречаются ещё хуже. В марте к нам приходит новый командир. Прошёл слух, что он уставной дебил. Я видел его лицо, и, наверное, это так. Поэтому я решил убегать отсюда всеми законными способами и как можно быстрее. Сегодня я написал рапорт. Завтра отнесу его начальнику. Буду поступать в Военно-Медицинскую академию в Ленинград. Хуже не будет. Жизнь одна. Мне нравится медицина, хотя есть экономика, торговля, журналистика, где хочется попробовать свои силы. Мне уже скоро двадцать лет, а я не нашёл своего места в обществе.
  В конце января в городской бане познакомился с тренером, который предложил помочь мне в беге. Я согласился. Правда, появились новые проблемы. Здоровье, питание, отношения с руководством, служба. Но мне нравится решать их. Заболеть в армии - нет проблем, надо только захотеть. Ночью в нашей казарме так холодно, что одеяло и шинель не спасают. Две недели в городе были морозы до минус пятнадцати-двадцати градусов. Сейчас эпидемия гриппа. В магазинах работники в масках. В армии существует принцип. Если есть температура - ты больной и тебя положат в лазарет. Если температуры нет, - то ты здоров, и на тебе можно пахать и сеять, а вместе с этим ходить в наряды.
  К нарядам по КПП и казарме добавили наряды по столовой. Сегодня я сходил в него. Работа несложная, но очень грязная. Самое главное - я увидел, как готовят нам еду с начала и до конца. Когда у нас жили свиньи, то мама лучше готовила скоту, чем нам здесь. Если будет какая нибудь кишечная палочка или сальмонелла, то переболеют все шестьсот человек, что столоваются здесь. И это неудивительно. Кроме того, с продуктов, что нам положено, гражданские повара умудряются воровать лучшие куски мяса, сахар, масло, крупы, картошку, яйца. Ты бы видел, с какими сумками они уходят в конце рабочего дня. Как-то на КПП решили остановить одного несуна, так как сумка была больше привычного. Восемь килограмм масла, шесть сахара, пять филейного мяса. Конечно, нарушительницу уволили с должности. Но это маленькая капля. Воруют не только продукты питания, но и секретные бумаги, аппаратуру, компьютеры, запчасти, доски, бензин. Не была ещё неделя, чтобы милиция с собаками не искала воров на территории нашей части. И как не стыдно офицерам, прапорщикам воровать у самих себя? Ведь армия - это отражение нашего общества, нашего государства. И в армии всё это раскрывается в полной мере, потому что кроме тупых законов тут действуют бездумные уставы, которые защищают офицеров от неприятностей.
  
  14.03.1991 г., Харьков.
  
  Здравствуй, папа! Ты спрашиваешь у меня про повышение зарплаты солдатам. Действительно, по слухам, в марте нам обязаны повысить денежное довольствии с семи до тридцати рублей в месяц. Но обещали ещё в январе. Пока я получаю по-старому. Ноябрьские купоны мы должны потратить до мая. Сегодня моё финансовое положение складывается из двадцати пяти рублей и ста пятидесяти купонов. Лучше было бы наоборот.
  Единственное, в чём произошли перемены, так это в питании. Нас дважды в неделю кормят молочной кашей и дважды выдают на завтрак по одному варёному яйцу, а также кофейный напиток. Это, конечно, мало изменило общую картину питания и здоровья. Мои сослуживцы жалуются на изжогу, запоры. Нас по-прежнему водят в городскую баню один раз в неделю, и у молодых солдат чесотка и вши. Как видишь, министр обороны не очень заботится о нашем здоровье. Да и зачем?
  Большинство солдат занимаются самолечением, так как в лазарет и поликлинику нас не пускают и наши врачи считают, что мы "косим", то бишь, обманываем их, чтобы облегчить себе службу. Меня бесит от такого скотского отношения к солдату. Ты не подумай, что я решил на всю жизнь связать себя с армией, поступая в академию. Конечно, есть свои преимущества: высокая зарплата, социальные гарантии, но навсегда носить форму цвета хаки не для меня. А в Ленинград я хочу съездить с одной целью: посмотреть этот прекрасный город, развлечься, повысить уровень знаний. У меня и мысли нет, что когда-нибудь я стану курсантом или офицером.
  Проходят дни-недели-месяцы. Всё ближе дембель. Совсем скоро, двадцать седьмого марта выйдет приказ министра обороны, и я стану "дедом". Как всегда хожу в наряды, работаю в спортзале. Ремонтируем снаряды и сломанные лыжи, красим стены и турники. В минуты отдыха тренируюсь. Побывал в Историческом музее Харькова. Читаю газеты. Сейчас много публикаций про народные символы Украины. Узнал, что жёлто-синий флаг и трезубец были установлены в период Петлюры и гетьманщины. Не понравилось, что для истории дореволюционной Украины выделили всего один зал, а современной (революция, война, строительство социализма) - девять.
  В своём письме ты пишешь про референдум СССР. Вчера в Харькове состоялся митинг под названием "Солдаты за единство Союза", проходивший на громадной площади имени Дзержинского. На неё согнали всех солдат и курсантов Харькова и втирали политику Горбачева. За что могут голосовать представители Азии и Кавказа? Ведь многие из них не знают таких слов, как референдум, федерация, конфедерация. Большинство из них пассивно отдадут свои голоса за единство Союза.
  
  
  
  Часть вторая. Курсант
  Non scholae, sed vitae dicimus (лат.)
  Мы учимся не для школы, а для жизни
  
  Когда я приземлился в Пулково, мне показалось, что здешнее небо "ниже" киевского. Линия горизонта как будто простиралась над макушками деревьев. Да и растительность по сравнению с украинской выглядела скудной, блёклой и как будто болезненной. Видимо, сказывался дефицит солнца и тепла.
  В вестибюле метро "Московская" столкнулся с военным патрулём: офицером и двумя курсантами. Их троица буквально вышла на меня и не оставила шансов не бегство. Начальник патруля - молодой капитан, просмотрев командировочное предписание и выслушав цель прибытия, не стал придираться к неуставной прическе, десантной тельняшке, выступающей из-под выбеленной афганки, подвороченным юфтевым сапогам, а с пожеланиями "ни пуха, ни пера", отпустил меня в штаб академии.
  - Не хотите переписать рапорт на морской факультет? - спросил председатель приёмной комиссии, которая ютилась в небольшом помещении, забитом бумагами и пыльными томами с Ильичём.
  - Синие погоны смотрятся краше, товарищ полковник!
  - Дело ваше. Хотел, как лучше. Там и конкурс ниже и набирают в два раза больше. Вот вам новое предписание, товарищ рядовой. Электричка в Красное Село с Балтийского вокзала. Там расположен учебный центр академии, где вы месяц будете готовиться, а потом сдавать экзамены.
  Поздно вечером вместе с абитуриентами из числа солдат я разместился в летнем домике. Непривычная тишина. Редкое матерное слово, нет дедовщины, никто не спрашивает о сроке службы, почти все читают книги и пишут конспекты. Так как у меня был диплом с отличием, то я попал в роту медалистов.
  - Сначала сдаёте профессиональный отбор, потом - физподготовку, затем проходите медицинскую комиссию, - на построении инструктировал курсовой офицер, - кто пройдёт - ещё две недели даётся на то, чтобы вспомнить школьную программу и затем - экзамен по химии. Получаете "пять" - вы курсант! Если "хорошо" - сдаёте физику, историю, биологию и пишете диктант по русскому языку. С тройками можно сразу забирать документы из приёмной комиссии...
  Я пошёл ва-банк и сделал упор на химии. Она мне нравилась в школе, и я думал, что будет легко. Но столкнувшись с академическими требованиями, я понял, что треть материала мы не проходили.
  Учёба не прекращалась и после отбоя. Считалось почётным стоять на тумбочке дневального с двадцати трёх до часа ночи и после трёх часов, когда начальство лагеря спало, и можно было под отблески луны писать конспекты. Тумбочки были у каждой роты и представляли собой деревянные грибки с полевым телефоном и собственно сами крашеные тумбы, расставленные вдоль асфальтированной дорожки, где проходили построения. Нелюбовью пользовался наряд по столовой, так как в затхлом, грязном, влажном помещении на протяжении суток не представлялось возможным взяться за учебник или присесть за конспект.
  Медкомиссия выставила диагноз: "Синусовая брадикардия. Спортивное сердце". На ЭКГ частота пульса - тридцать шесть. Отправили на дообследование в клинику Военно-морской терапии. Расстроился, так мои шансы резко упали. Но затем обвыкся. Вечерние разговоры о городе чередовал с редкими процедурами и усиленным изучением химии на лавочке в сквере с цветущей сиренью.
  Через две недели меня выписали. День приезда в Красное Село совпал с экзаменом по химии. У летнего домика щупленький невысокий полковник предложил переписать рапорт на второй факультет, чтобы стать врачом-десантником. Лишь после экзамена я узнал, что это был начальник второго факультета - полковник м/с Исаев, в прошлом заядлый лыжник и бегун.
  - Вы, я знаю, хорошо бегаете... А в тех войсках, где вам предстоит служить, это приветствуется... К тому же на нашем факультете у вас будет постоянная возможность для тренировок и повышенная стипендия.
  - Какого цвета будут погоны?
  - После выпуска конечно синие!
  - Согласен, товарищ полковник. Давайте напишу новый рапорт.
  Экзамен показался несложным. Подготовив ответ, я помогал соседу по парте - прапорщику.
  Экзаменаторша, посмотрев лист с ответами, задала три дополнительных вопроса. А затем со словами "пять баллов", она отпустила меня на улицу.
  Вспомнились проваленные экзамены в Киевский медицинский институт и та богемная аура, которая витала вокруг недоступного украинского ВУЗа. Здешние летние домики на природе, напоминавшие пионерский лагерь со строгой дисциплиной, никак не увязывались с серьезным ВУЗом. С другой стороны, я перестал быть солдатом, почти курсант и будущее стало более-менее определено. По этому поводу в столовой угостил соседей за столом красной рыбой. После отбоя, раскупорили бутылку Советского шампанского, открыли банку красной икры и коробку конфет "Киев Вечерний". Ребята достали из вещмешков осетрину, коньяк и балык. Мы праздновали сегодняшнюю победу. А когда хмель взыграл, перенесли праздник на берег озера. Риск большой, так как самоволка грозила отчислением, но эмоции переполняли, хмель сделал нас бесстрашными!
  Утром нас перетурбировали в очередной раз по ротам и по домикам, разделив на тех, кто сдал на "отлично", и тех, кому предстоит бороться за право стать курсантом. Через неделю приехали гражданские абитуриенты и нас - вчерашних солдат - назначили командирами. Мне доверили руководить взводом. Жизнь стала более весёлой и разнообразной. У гражданских абитуриентов начались вступительные экзамены. С новым другом Максимом - одесским сержантом бегали по Дудергофским высотам, к горе Воронья и по окружающим колхозным полям. К исходу от роты школьников, кадетов, выпускников училищ осталось лишь одно отделение. Через сито экзаменов прошёл каждый десятый приехавший. Некоторые из ребят уезжали домой с обещанием поступать на следующий год. Правда, забегая вперёд, скажу, что никого я впоследствии не встретил в стенах альма-матер. Другие подавали документы в иные ВВУЗы. У ворот КПП в Красном Селе дежурили представители военных училищ и "неудачников" забирали в свои ряды. Ведь, чтобы приехать на экзамены в академию, необходимо было пройти конкурс личных дел и аттестатов.
  В первых числах августа всех построили на плацу летнего лагеря и зачитали приказ о зачислении в Военно-медицинскую академию.
  Меня определили командиром второго отделения пятого взвода. Начальник факультета сказал, что к выпуску учтет моё пожелание служить в "голубых беретах и при синих погонах".
  Начался двухмесячный курс молодого бойца, во время которого курсантам объясняли азы и премудрости военной науки и готовили к принятию военной присяги.
  Так как я уже был знаком с ней, то меня вместе с тремя счастливчиками определили охранять курсантское общежитие и делать там косметический ремонт.
  Здесь же застала новость о приходе к власти ГКЧП. Августовским утром 1991 года взбудораженный начальник факультета со словами: "Радуйтесь, наконец-то правда восторжествовала, и военные пришли к власти!", закрылся на весь день в кабинете, украшенном спортивными медалями, кубками и грамотами. Всю ночь комментаторы по радио звали "прогрессивную половину" на площадь у Исаакиевского собора, чтобы не допустить произвола в стране. Рассказывали о танках и БТРах, которые окружили город и готовых вот-вот пойти на толпу. Мы ночь напролёт слушали приёмник и удивлялись стране и времени, в котором живём.
  Утром на лице начальника факультета уже не было вчерашнего энтузиазма, и он буквально пробежал мимо нас, не остановившись, чтобы выслушать обязательное приветствие и рапорт, что происшествий за дежурство не случилось.
  Я продолжал тренироваться. В качестве маршрутов выбрал набережные и улицы города, таким образом, чтобы изучить достопримечательности. Во время одной из первых своих пробежек трижды вызывал скорую помощь в разных местах города.
  - Человек находится без сознания, скорее приезжайте!
  - Кем вы ему являетесь? - спросили на том конце трубки.
  - Да никем... Мимо пробегал.
  Поразило общее равнодушие. Горожане проходили мимо лежащих на тротуарах и скамейках людей. Может, конечно, они были и пьяны, а если нет? - спрашивал я себя и не находил ответа.
  
  12.06.1991 г., г. Красное Село
  
  Здравствуй, папа! Пишу тебе из пригорода Ленинграда - городка Красное Село. Здесь в летнем полевом лагере организованы учебные сборы для абитуриентов, для солдат срочной службы. Меня зачислили в роту краснодипломников и золотых медалистов. Отбор начался с первого дня и довольно жёсткий.
  Разместили всех в деревянных фанерных бараках на двухъярусных кроватях. По ночам два одеяла не спасают от холода. Умывальников и туалетов не хватает, и они расположены на улице. Горячей воды нет. Вместо бани - две брезентовые палатки, куда загоняют по двадцать пять человек и необходимо обмыться за десять минут. А питание здесь такое, что кроме хлеба, масла и чая, ничего нельзя есть с безопасностью для здоровья. Из-за того, что осенью трудящиеся отказались помогать колхозникам и урожай пропал, город переживает вторую блокаду. Селяне не поставляют продукты. Поэтому многие товары закупаются за границей и не лучшего качества. Всё можно было бы пережить, если бы разрешили ходить в Красное Село, но нам объявили карантин и запретили увольнения. Раньше я думал, что карантин связан с эпидемиями, но здесь я узнал, что он бывает и по социальным показателям. Все перемещения по лагерю осуществляются строем или бегом. Кто нарушает дисциплину, - отправляется в часть. Я привык. Смотрю на других парней. Все стиснули зубы и терпят. Чем я отличаюсь от них?
  Живём весело. Иначе невозможно. Ты бы видел, что происходит в кубрике, когда кто нибудь приносит продуктовую передачу от родственников. Толпа из голодных тридцати человек набрасывается на счастливчика, и то, что находится у него в руках, разрывается вместе с полиэтиленом. Комично. Иногда доходит и до небольших потасовок.
  Первое впечатление от Ленинграда - это суровый климат и отсутствие тепла, несмотря на яркое солнце и белые ночи. Через две недели это подтвердилось частыми дождями и холодными летними ночами. Представляешь, тут только расцвели цветы на деревьях. Радует, что когда нет дождя, то до одиннадцати часов вечера светит солнце. А в шесть утра, когда нас поднимают на зарядку, можно уже загорать, но времени нет.
  Недавно сдал первый экзамен. Профессиональный психологический отбор. С восьми утра и до четырёх вечера отвечал на вопросы вместе с ротой. Каждого из нас посадили раздельно, выдали карандаши, перфокарты с порядковыми номерами. Их было двадцать, на каждой по сто клеток, в которой записываешь ответы на вопросы. За ограниченное время необходимо ответить приблизительно на две тысячи вопросов и написать сочинение из двадцати предложений. По итогам теста каждому присваивают категорию профессиональной годности. Их всего четыре.
  После профотбора нам провели экзамен по физподготовке: подтягивание, бег сто метров, бег три километра. Все в военной форме и сапогах. Мне было легко. Подтянулся тринадцать раз, стометровка за четырнадцать секунд, три километра за десять минут с секундами. По всем дисциплинам я получил "отлично" и был единственным из нашей роты с подобными показателями. Теперь жду седьмое июля и экзамена по химии.
  Сегодня в России проходят выборы. Я голосовал по трём вопросам: выборы мэра Ленинграда, выборы президента России, переименование города на старое название. Мэром я хотел видеть Собчака, президентом Рыжкова, а город - чтобы назывался Санкт-Петербург. Что ты думаешь по этим вопросам?
  
  24.07.1991, г. Красное Село.
  Здравствуй, папа! Извини, что не сразу отвечаю тебе. Не было свободного времени. Я тебе писал, что профотбор, физкультуру я сдал на "отлично". После них я начал готовиться к химии, биологии, сочинению, физике и истории. Так как у меня "красный диплом", то мне необходимо было сдать лишь химию на "отлично". В этом случае я освобождался бы от остальных испытаний.
  В конце июля меня положили на обследование в клинику кардиологии в связи с брадикардией. Не думал, что у меня могут быть проблемы с сердцем. Как говорится, что хуже, то к лучшему! Так и у меня вышло. Почти круглосуточная подготовка к химии закончилась отличной оценкой. Осталось пять дней до того момента, как официально объявят приказ о зачислении в академию.
  Когда я собирался сюда, я и в мыслях не гадал, что буду курсантом. Думал, что приеду, посмотрю Ленинград, отдохну и обратно в часть, а там глядишь - сто дней до приказа и ДМБ. И лишь по приезду увидел, что учиться здесь очень почётно и мне захотелось потратить следующие шесть лет, чтобы получить диплом военного врача! Всё это пока только мечты, и жизнь покажет.
  Из трёх факультетов подготовки врачей для флота, авиации и сухопутных войск, я выбрал последний, где готовят врачей для ВДВ. Думаю, что мой спортивный опыт поможет мне в этом. Сейчас у меня более-менее спокойная жизнь. Меня поставили командовать взводом гражданских абитуриентов, которые должны ещё пройти через жернова отсева.
  Напиши о своём здоровье и о жизни в Киеве. Целую тебя, твой сын!
   
  10.10.1991 г.
  Привет, папа! Спасибо за письмо и денежный перевод. Извини за молчание. В августе я охранял курсантское общежитие, а сентябрь провёл в Красном Селе на учебных сборах. Это был мой последний спокойный месяц. Мы собирали урожаи на колхозных полях, и нас за это вкусно кормили. В иные дни ездили на экскурсии в воинские части, где знакомились с бытом и жизнью солдат и офицеров.
  Распорядок дня у нас следующий. Подъём в шесть утра. Зарядка. Кросс в парке, небольшое ОФП. Умывание и импровизированный душ под холодной водой. Одновременно закаливание. Затем построение повзводно и осмотр внешнего вида. Вчерашним школьникам тяжело усваивать премудрости военной науки. Ежедневное подшивание, чистка бляхи на поясном ремне, чистка сапог гуталином, проверка каблуков, ежедневное бритьё и прочее-прочее, что отличает человека военного от гражданского лица. От жилых кубриков до столовой метров восемьсот. Можно пройти за десять минут. Если с маршировкой, отжиманием и строевой песней - то за тридцать, антирекорд - час. Затем следует быстрый завтрак в относительно тёмной грязной столовой. После столовой построение на плацу, где начальник курса доводит основные планы на день. Строевая подготовка, получение формы, хозработы, изучение уставов, политинформация, просмотр программы "Время", написание писем домой, сбор урожая и т.п. Между этим - перерыв на обед, ужин и ночной сон. Почти ничем не отличается от настоящей армии, только без выраженной дедовщины, с меньшим количеством матерщины и осознанием, что скоро это закончится и наступит интеллектуальная пора.
  В конце сентября состоялся полевой выход. Весь день мы воевали в учебном бою: тренировали наступление и оборону в составе роты. Я выступал в качестве командира взвода. Для ведения боя получил два магазина с патронами для АКМ, десять взрыв-пакетов, две дымовые шашки, три сигнальные ракеты. Вот уж настрелялся!
  После окопной жизни немного затемпературил и вылечился уже в Санкт-Петербурге, куда вернулись двадцать восьмого сентября. Не верилось, что попали в человеческие условия. Горячая вода, душ, тёплые комнаты, туалеты да одноярусные койки. Окружение удивляло нас, так как за время жизни в полевом лагере немного одичали.
  С первого октября начался учебный процесс. Каждый день шесть часов лекций с практическими занятиями и пять-шесть часов обязательной самоподготовки под руководством преподавателя. Я и не предполагал, что здесь будет такая насыщенная программа обучения, но мне нравится. У многих кафедр вековые, а то и двухвековые истории. Иногда мне кажется, что за этими же партами сидели ученики Пирогова, Боткина, Павлова, Сеченова и иных прославленных профессоров нашей страны.
  Самое главное в академии - это учёба, а потом уже строевая выправка. От военщины осталось только ношение формы, наряды, обращение согласно субординации и передвижение по улице строем. Наверное, это поддерживает дисциплину и остаётся больше времени на учёбу. Радует, что в академии нет заборов, колючей проволоки, КПП - обязательных атрибутов воинской части. Большинство казарм и учебных корпусов находятся среди обычных жилых домов, и таким образом нам не надо ни от кого бежать или прятаться, и иногда к нам захаживают гости из внешнего мира. Конечно наряды здесь такие, как в обычной армии. Дневальный по курсу, дежурный по общежитию, по КПП, наряд по столовой, академический и гарнизонный патруль. Самый грозный наряд - заступление в патруль по городу, когда офицеры комендатуры с линейкой в руках проверяют миллиметры на погонах и в прическе, сточенность каблуков на сапогах и уставное бельё.
  На первый курс поступило сто восемьдесят человек, ещё девяносто поступило на первый третьего факультета и сто сорок - на четвертый. Будущие моряки носят тельняшки, бескозырки, робу и краги (ботинки), туалет называют гальюном, взлётку палубой, казарму - каютой. У нас всё привычно. Мы носим сапоги с портянками и обычную военную форму, отличаясь от лётчиков цветом погон, петлиц и околышами на фуражках (у нас красные, у них - синие). Заметил, что качество сукна гораздо лучше, чем у солдатской одежды, хотя внешне почти не различишь.
  На первом курсе второго факультета сформировали пять взводов, в каждом взводе есть два отделения. Как и в армии, есть старшина, командир взвода, заместитель командира взвода и два начальника отделения. Все командные должности заняты ребятами, поступившими из армии и из суворовских училищ. По моим наблюдениям, процентов шестьдесят-семьдесят начальных командиров из Украины, Беларуси и Молдавии. Руководит нами относительно молодой курсовой офицер - старший лейтенант медицинской службы, родом из Винницы. В Ленинград он приехал из приамурской деревни Сковородино, где служил начмедом части и успел войти в образ пехотного офицера. Это означает, что подход, отход желательно строевым шагом, отдание воинского приветствия и соответствующие речевые обороты: никак нет, так точно, разрешите обратиться, здравия желаю.
  Мне присвоили воинское звание младший сержант (минуя ефрейтора) и назначили командиром отделения, в котором учится восемнадцать человек. Я руковожу подопечными: веду дневник нарядов, работ, журнал успеваемости, пропусков занятий, провожу телесные осмотры и зарядки, и, как непосредственный начальник, отвечаю за их чаяния и проступки. В качестве бонуса поселили в отдельной командирской комнате на четырёх человек, и по ночам я могу заниматься, тогда как остальные ребята живут в кубриках, где после отбоя горит только дежурное освещение и курсанты штудируют конспекты лишь в туалете и умывальнике. На первом курсе мы живём в общежитии, которое называют Пентагон, из-за схожести с аналогичным зданием в США. Как мне рассказали, второкурсники после сдачи экзамена по анатомии во время зимней сессии устраивают праздник "жопы", во время которого бегают по внутреннему дворику общежития и кричат "жопа ушла", а первокурсники им вторят "жопа пришла". При этом самые отчаянные надевают на себя одни лишь одни хирургические халаты и демонстрируют то, что обсуждают. Всё это сопровождается фейерверком из зажженных конспектов и книг. В академии много славных традиций, которые заложены ещё сто-двести лет назад и курсанты их свято чтят. Например, выпускники морского факультета натирают пуговицы и стетоскоп бронзовому памятнику С.П.Боткину, а новоявленные врачи второго факультета - грудные железы богине Гигиене (богиня здоровья).
  Кормят нас неплохо. От казармы до столовой шестьсот метров. Каждый раз во время прогулки к ней любуюсь пришвартованным к невским берегам крейсером "Аврора". Сама столовая чистая и просторная, за столом сидит четыре человека. Во время приёма пищи обеденные залы проверяет дежурный по академии и спрашивает у нас, всем ли мы довольны. Конечно, никто не жалуется. Хотя мне кажется, что порции маленькие.
  Из дома я взял спортивную форму с кроссовками и вечерами бегаю по набережным Невы и вдоль её притоков. Готовлюсь к выступлению на первенстве округа, которое будет в конце октября. Немного увлекся гиревым спортом, и у меня хорошо получается рывок. Зимой мы сдаём зачёт по гиревому спорту.
  
  01.12.1991 г.
  
  Привет, папа! Спасибо за письмо. Рад, что на Украине проходят масштабные перемены. У нас всё несколько иначе. В Петербург приезжала царская семья, для которой в Зимнем Дворце устроили торжественный приём с шампанским и чёрной икрой. Новоиспечённый мэр предложил наследнику царя, якобы князю, присесть на престол России. Его поддержала и супруга, со словами в камеру: "Что в России сейчас разные красномордые лезут везде и мешают им жить?" Наверное, она имела в виду того, кто вручил им эту власть. Как можно верить таким правителям и чего от них ожидать в будущем? Ведь ещё недавно Собчак методично уничтожал всех носителей негативной информации о нём. А всего пару лет назад он вещал о достижениях социализма и вёл трудовой народ к светлой победе коммунизма во всём мире
  Это политика, далёкая от реальной жизни. Как кто-то сказал: "Люди живут не тем, кто находится у власти, а так, как могут существовать!". В чём-то я согласен с этой цитатой. Сейчас в Санкт-Петербурге пустые полки в магазинах, астрономические цены на рынках, между которыми снуёт полуголодное население. Всё, что можно купить в продуктовых магазинах, отстояв часовые очереди, - это хлеб и молоко. У меня ощущение, что всё население страны заболело гастритами и перешло на молочно-хлебную диету. Но уже и молоко с хлебом попадают в разряд дефицита.
  Радует, что все эти реформы по переходу из развитого социализма в дикий капитализм никак не отражаются на моей жизни. Как жили - так и живём. Не хуже и не лучше. Наша армейская система отличается стабильностью, устойчивостью ко всему новому и опредёленным бюрократизмом. И её невозможно чем-то разрушить, так как порядок и дисциплина в армии необходимы для защиты любого строя.
  В личной жизни - на первом месте у меня наука, на втором - еда, на третьем - сон. Вот и это письмо я пишу вторую неделю из-за дефицита времени. Объём информации гигантский, и не все ответы на вопросы можно найти в учебниках и лекционных конспектах. Приходится часто гостить в библиотеке или бегать по книжным магазинам. Библиотек здесь много, и книжный фонд гигантский. Некоторые книги выдают на руки, но большинство доступны только в читальном зале. Наши наставники нам часто напоминают, что: "Высшее образование мы получаем не для государства, а для самих себя и поэтому процесс обучения должен складываться в большей мере из самостоятельных занятий, чем из уроков с преподавателями". Не так-то просто к этому привыкнуть.
  Но обучение довольно интересное. На физике и химии постоянно ставим опыты и практические эксперименты, на биологии препарируем лягушек, голубей, червей и насекомых, на гистологии - рисуем в альбомах, красим и микроскопируем материал, на анатомии - работа с настоящими человеческими костями и трупами. У меня преимущественно отличные оценки, за исключением химии и физики, но время для изменений ещё есть. Хочу сказать, что только здесь в академии я понял, что такое настоящая учёба, так как всё, что было до неё, мне теперь представляется пустяком.
  
  22.12.1991 г.
  
  Привет, папа! Спасибо большое тебе за денежный перевод. Я купил новый дипломат и калькулятор. Без него мне было тяжело считать логарифмы, синусы, интегралы и остальные параметры. Интересно, зачем будущим врачам высшая математика? Наверное, для общего развития. Микрокалькулятор экономит время, которого здесь катастрофически не хватает. Ещё осенью я мог раз в неделю сходить в музей, кино или на концерт, то сейчас об этом могу лишь мечтать. На учебный процесс ежедневно уходит пятнадцать-семнадцать часов чистого времени в сутки. Оставшиеся семь-девять часов - еда, сон, организационные вопросы. Очень тяжело! Но перефразирую поговорку: "Тяжело в учении - легко в жизни!". И мне нравится здесь. Каждый день узнаю много нового, и эта информация связана с работой человеческого организма. И хоть мой выбор был случайным, но сейчас я твёрдо знаю, что эта случайность определила мой жизненный путь на долгие годы.
  Ты спрашиваешь у меня про учёбу. В первом семестре я изучаю химию, физику, высшую математику, биологию, латынь, анатомию, гистологию и политическую историю, а также у меня еженедельные занятия на кафедре физподготовки. Хуже всего мне даётся высшая математика и физика. Чтобы выучить материал на "отлично", накануне ночь напролёт сижу за учебниками и зубрю формулы. Придумываю различные ухищрения, чтобы заучить большой объём информации.
  Через месяц начнётся сессия из двух экзаменов по химии и физике, оценки по которым пойдут в зачётную книжку и потом в диплом. Преподаватели часто говорят, что первые три года мы работаем на зачётку, а оставшиеся три года она работает на нас.
  Если всё будет хорошо, то первого февраля я приеду в зимний каникулярный отпуск, дней на десять.
  Кормят по сравнению с войсками намного лучше и аккуратнее. Меню богаче, столовая чище, тарелки пластиковые, чашки керамические, иногда дают вилки. Но пища в основном углеводистая и жировая. Белки и витамины в дефиците, и это несмотря на различные армейские реформы. На этом заканчиваю своё письмо.
  
  28.02.1992 г.
  Наконец начался второй семестр. Что он мне принесёт, ещё не знаю. Мне кажется, что будет намного тяжелее первого. Закончится он в июле зачётами по биохимии, биофизике, латинскому языку, истории России и физкультуре. Добавилась экономика, вычислительная техника и английский язык. На иностранном языке провели тестирование для определения базового уровня, по результатам которого курсантов разделили на четыре группы в зависимости от подготовленности. Сказались мои посещения курсов английского языка в десятом классе, и я попал в сильнейшую.
  Чем дальше - тем учёба интереснее. Например, на анатомии мы препарируем труп, который поставили на кафедру из ближайшей тюрьмы. На одно учебное отделение на семестр распределяется один труп и я, как командир отделения, ежедневно назначаю дежурного по трупу. В его обязанности входит укутывание частей тела проформалиненными простынями, так как на каждом занятии преподаватель задает домашнюю работу. Например, у меня было задание - препарирование поверхностных и глубоких мышц спины. На неё я потратил не один час вечернего времени. На биологии мы вскрываем мышей, лягушек, рыб, кур. На биофизике этих же животных "пытаем" током, на биохимии - кислотами и щелочами. На английском в лингафонном кабинете у каждого курсанта стеклянная кабинка, наушники и микрофон. Поэтому главное - это учиться, учиться и учиться.
  На днях тридцать однокурсников вместе со мной получили благодарность от начальника академии за сдачу зимней сессии на "отлично". С марта буду получать повышенную стипендию - двести тридцать рублей. Двое ребят из моего отделения не смогли пройти жернова испытаний, и им грозит отчисление по неуспеваемости. Я их хорошо знаю и у одного из них выступал свидетелем на свадьбе. Всё удивлялся, как он успевает встречаться с кем-то, свадьбу играть и учиться при этом. Я после выступлений на осеннем кроссе забросил ежедневные тренировки и только учился, не говоря уж о встречах с девушками.
  Ежедневная дотация на питание составляет тридцать рублей в день. Эти деньги при желании можно получать в кассе, чтобы готовить самостоятельно. Но при одном условии, что ты перешёл с казарменного положения или имеешь семью. Такой бонус доступен ребятам, пришедшим из армии, у кого за плечами два года службы. Я раздумываю над этим сейчас. Смущает, что регулярно повышают цены на продукты питания. Батон стоит пять рублей, хлеб - шесть, литр молока - десять, колбаса - шестьдесят, карамельки - сто рублей килограмм. Не знаю, как люди выживают в условиях, когда ценники меняются еженедельно. Радует, что ассортимент прилавков с каждым днём становится всё шире и шире. Возможно, что скоро и цены упадут вниз?! Пока приходится только догадываться, по какому пути пойдёт российская государственность. Кстати, тут никто и не собирается присягать Ельцину. Но говорят, что тот, кто откажется подписывать контракт, поедет в войска на окраины России.
  В прошедшие две недели побаловал себя походами в "БДТ" на драму, театр сатиры на комедию ужасов, музыкальную комедию и в Мариинский театр на балет "Руслан и Людмила". Билеты нам выделил профсоюз. Так как гражданской одежды у нас почти нет, то ходили в военной форме. Культурная программа на очень высоком уровне. Было бы только свободное время. Я считаю, что раз судьба забросила меня в такой город, то будет большим грехом обойти его культурную жизнь. Ведь, кто знает, как всё сложится в моей жизни. И когда и где я смогу посмотреть на игру лучших актеров на лучших мировых сценах? Жизнь одна, и нужно прожить её так, чтобы ни минуты, ни секунды не были потрачены просто так!
  
  26.03.1992 г.
  
  Привет, папа! "Раскачка" у нас давно закончилась, и сейчас учёбе приходится отдаваться и днём, и вечером и ночью. Плюс возобновил тренировки. Не за горами весенний кросс в Петродворце, к которому необходимо хорошо подготовиться. У нас ещё лежит снег, но меня это не останавливает. А как можно полноценно тренироваться, если побегаешь, а потом ищешь голодными глазами, что бы съесть? Приходится хлебом и сладким чаем восполнять запасы гликогена. Порции в нашей столовой смешные, я бы сказал, что детские. Я подумываю получать пайковые, снять комнату с другом и питаться самостоятельно, но пока не нашёл ничего подходящего. Да и цены растут. Сахар стоит 96 рублей килограмм, масло 148 рублей килограмм, хлеб - шесть рублей батон.
  Учусь я на отличные оценки. На английском языке по тестовому отбору из тридцати возможных набрал двадцать шесть баллов. Сейчас в учебном процессе наступил небольшой перерыв. Меня положили в клинику инфекционных болезней с подозрением на пневмонию. Накануне всем делали прививку - секстанатоксин, после которой повысилась температура, и появился кашель. Ничего хорошего в пребывании на больничной койке нет. В академии существует негласное правило. Каждое пропущенное занятие (болезнь, наряд, хозработы, соревнование) необходимо в свободное время отработать и получить за него оценку, иначе должника не допустят к сессии.
  Процесс лечения поставлен на высоком уровне. Как нам говорят, клиники академии стоят на первом месте в городе. Но опять же, диета рассчитана, вероятно, на лежачих пациентов и мне катастрофически не хватает еды. Заедаю голод хлебом, а то можно было бы протянуть ноги.
  Сейчас, как говорят по радио, в городе идёт радиоактивный (техногенный) снег. Взорвался реактор на АЭС в Сосновом Бору под Питером.
  
  28.05.1992 г.
  Привет, папа! Чистой учёбы остался месяц. Затем наступят экзамены и каникулы! Как быстро бежит время! Сейчас небольшой перерыв в учебном процессе. Первокурсники, пятикурсники, а также офицеры с первого и пятого факультетов вывезены в летний лагерь на полевые сборы под названием "Очаг". На протяжении пяти дней мы будем имитировать боевые действия в наступлении и обороне. Кроме артиллерии, танков, самолётов, мотопехоты в этом учебном бою принимают участие и медицинские силы, которым уделяют здесь большое внимание.
  У меня задание довольно простое. Я занимаю должность командира мотострелкового отделения. Получив патроны, автоматы, взрыв-пакеты, мы спускаемся в окопы. Потом следует артиллерийская подготовка, воздушная атака, и затем зажигают напалм, которым обрызгали местность вокруг линии обороны. Скажу честно, что когда груды земли вместе с частицами горящего напалма падают на шлем, на душе становится муторно. Затем по сигнальной ракете мы вылезаем из окопов и выстреливаем боеприпасы в воображаемого противника. Бой длится пятнадцать минут, но впечатление остаётся сильное.
  На втором этапе мы должны атаковать противника, спрыгивая на ходу с БТР и выстреливать тот же арсенал вооружения. Атака мне нравится больше чем оборона. Вот так, папа, я воюю. Но большую часть времени я загораю. Благо, что погода отличная и солнце почти двадцать часов в сутки. Иногда хожу купаться на озеро и в магазин, так как кормят здесь неважно. Опять поднялись цены на продукты. Хлеб стоит девять рублей, яйца - двадцать пять, проезд в метро - один рубль. Это стало таким обыденным явлением, что уже никто не ворчит на президента и власть, как было раньше.
  
  
   Мой первый марафон - Белые ночи 1992
  
  На майском окружном кроссе в Петродворце преподаватель кафедры физической подготовки спросил у меня, слышал ли я о марафоне "Белые ночи". Нет, я не слышал ничего о нём. Но, как стайер, мечтал когда-нибудь пробежать марафонскую дистанцию.
  Полковник дал телефон городской федерации лёгкой атлетики и пожелал удачи. Там сообщили, что марафон состоится в третью июньскую ночь, с субботы на воскресенье, старт будет дан в одиннадцать вечера на Дворцовой площади.
  Времени оставалось меньше месяца. Решил, что приму участие в нём. Но из-за напряженной учёбы подготовиться полноценно не удавалось. Да и как готовиться к марафону, я не знал. Пару лет назад прочитал книгу "Бег с Лидьярдом", "Цель 42". Вот, пожалуй, и всё.
  В отличие от настоящих марафонцев я мог позволить себе лишь трёх-четырёхразовые пробежки в неделю, да и те по десять-двенадцать километров. Накануне соревнований в гости приехали киевские друзья, начальник курса объявил дополнительный суточный наряд, и прибавились итоговые зачёты перед выходом на летнюю сессию. Но желание бежать оказалось сильнее жизненных обстоятельств.
  Вечер пятницы мы посвятили прогулке по городу и закончили пробой украинского самогона. В полночь я ушёл в учебный класс, чтобы готовиться к предстоящим в субботу зачётам по биофизике и анатомии. На сон оставил лишь два часа. "Ерунда! Старт почти ночью, - подумал тогда, - после занятий высплюсь".
  Зачёты сданы, послеобеденное построение завершилось. В пятнадцать часов устроился на тихий час. На курсе началась генеральная уборка, а с прогулки вернулись друзья, возбуждённые красотами города. Мои пожелания тишины остались без внимания. Да и какая может быть тишина в казарме у курсантов первого курса? Ведь впереди предстоящее увольнение! Промучившись два-три часа в забытье, я решил, что самое лучшее - отправиться на Дворцовую площадь.
  Приехали с друзьями в секретариат соревнований задолго до старта. Но там меня постигло разочарование.
  - Регистрация закрыта для местных жителей! - комментировала очкастая дама-секретарь, - вы откуда приехали, молодой человек?
  - Я местный, курсант Военно-медицинской академии.
  - Вчера надо было заявляться! - интеллигентно хамила она, - кто следующий?
  - Извините меня, я не знал. По телефону сказали, что можно и перед стартом заявиться.
  - Надо было знать! Уходите, не мешайте другим!
  - Но я не вчера не смог. У меня был суточный наряд.
  - Ваши проблемы... Поздно, товарищ курсант... Приходите на следующий год.
  Обиду усугубляло то, что всем участникам марафона бесплатно раздавали импортные бэушные кроссовки, которые можно было после марафона оставить себе. Это был подарок от немецких бегунов. Я посмотрел на свои кроссовки "Киев-Спорт", купленные ещё два года назад, и считавшиеся практически идеальными для бега. Они уступали бэушному адидасу или рибоку, но зато хорошо разношены и уже давно не натирали.
  Что делать, когда нет стартового номера? Этого я не знал. А тут ещё друзья - болельщики, которым я уже не раз сообщал о предстоящем марафоне. Да и возле "Авроры" тоже однокурсники будут встречать.
  - Ну, что, Сява, бежишь? - спросил Эдик.
  - Да! Как накануне решил!
  - А как же без нагрудного номера?
  - Побегу без номера. Ведь не снимут? Мало ли, пропустят! Может, я просто тренировку совершаю по такому же маршруту.
  За час до старта, оставив свои вещи друзьям, отправился на предстартовую разминку. Погода была подозрительно жаркой. Не иначе, как дождь соберется к вечеру?!
  В 22:45 я оказался в компании единомышленников, собирающихся пробежать марафон. Вокруг оживление и пахнет апизартроном (согревающей мазью). Кто-то делился своими планами на марафон, кто-то наклеивал лейкопластырь на ноги и соски, а кто-то хвастался "новыми" кроссовками. В душе я завидовал счастливчикам. Подумал, что в следующем году, обязательно заявлюсь заранее, чтобы получить кроссовки.
  В 23:00 прозвучал стартовый выстрел, и толпа бегунов устремилась по брусчатке Дворцовой площади навстречу вечернему Ленинграду. Ярко светило солнце, о том, что сейчас вечер, могли бы напомнить наручные часы. Но они у меня отсутствовали. Вместе с багажом я отдал их на хранение друзьям. Ерунда, подумал про себя. Главное в марафоне - добежать его до конца!
  Дворцовая - Исаакиевский собор - Мост лейтенанта Шмидта - Университетская набережная - Тучков мост - Петропавловская крепость. И вот позади первая пятёрка, а за ней и десятка.
  У крейсера "Аврора" встретили однокурсники, которые убежали в самоволку из казармы, чтобы поболеть за меня.
  - Давай, Слава, давай. Молодец! Покажи, на что способны курсанты Военно-медицинской академии! - кричали они хором.
  Эмоции переполняли, азарт захлёстывал, и мне невольно захотелось ускориться. Но главное - распределить силы. Ведь до этого момента моей максимальной дистанцией было тридцать километров в пробеге памяти чекистов, да двухчасовой лесной кросс "Каторга". Но там я бежал почти в одиночку и соревновался с секундомером. А здесь я бегу на публику, и за меня болеют. Толпы горожан, среди которых выпускники военных училищ, поддерживали нас. Кто-то машет с верхних этажей домов, кто-то, прогуливаясь по ночному городу, останавливается, чтобы поприветствовать бегущих. Такого радушия я ещё на пробегах не встречал.
  Туристы предлагают лимонад, молодожёны - шампанское, а молодые офицеры - просто пиво. Весело пробегаю мимо таких шутников. На промежуточных пятёрках судьи сообщали текущее время, текущее место и спрашивали мой номер.
  - Сто пятьдесят шестым бежишь! Десять километров, сорок минут десять секунд! Какой номер? - спросил мужчина-волонтёр в красной жилетке.
  - Я без номера сегодня! Не успел зарегистрироваться.
  - Ладно, пробегай!
  - Попить, поесть можно чего-нибудь?
  - Тебе чего дать, парень?
  Здорово, что здесь ещё и вкусно перекусить можно. После курсантской перловки яблоки и заморские бананы-апельсины кажутся деликатесами. Отчего же не бежать? Скорость крейсерская, как говорит мой тренер - четыре минуты на километр.
  Где-то на второй половине дистанции на небе появились тучи, закрыв собою неугомонное солнце, и стал накрапывать дождик. Это освежило организм после полуторачасовой работы, и вселило ещё большую уверенность в собственные силы.
  Кто-то меня обгоняет, но чаще кого-то я. Заметил, что среди бегунов много прилично одетых иностранцев. Неужели они отказались от матрёшек и меховых шапок и приехали сюда, чтобы пробежать марафон?! Что за люди-то такие, европейские марафонцы? На ходу с некоторыми знакомлюсь, подбадриваем друг друга. Италия, Германия, Франция, ЮАР. Пару-тройку слов понятно и без переводчика.
  В книгах пишут, что марафон начинается после тридцать пятого километра. Может быть и так. Я не почувствовал. Подкрепился на тридцать пятом километре чёрным хлебом с солью, узнал, что вхожу в пятый десяток и побежал исследовать улицы Новой Голландии.
  На тридцать шестом километре небо почернело, и зарядил тропический ливень. Видимость - ноль. Никого ни спереди, ни сзади, ни на тротуарах. В какой-то момент показалось, что я сбился с трассы. Но продолжал бежать, зная, что где-то рядом должна быть Дворцовая площадь.
  Внезапно показалась отметка сорокового километра с одиноким волонтером в плащ-палатке и зонтом.
  - Сорок четвёртым бежишь! Вода, чай, соль? - дрожащим от холода голосом спросил он.
  - Спасибо, не надо... Воды, сколько хочешь.
  Вот и арка Генерального штаба, за которой возвышается Александрийский столп, а за ним маячит вывеска "финиш".
  На электронном табло 2:53.20! "Ура, я - марафонец!" - закричал я сам себе.
  - Парень в белой футболке, какой у тебя нагрудный номер? - спросил судья секундометрист.
  - Я без номера.
  - Потерял?
  - Нет, не успел заявиться.
  - Весь марафон пробежал?
  - Конечно!
  - Давай запишем твою фамилию, имя, год рождения. Опубликуем тебя в протоколах.
  Вскоре и мои разгорячённые друзья-болельщики подбежали.
  - Сява, а мы тебя пропустили. Ждали, ждали и пропустили, - жестикулировал руками друг Эдик, - Ты, как мимо нас пробежал?
  - Не знаю. Я немного заблудился в дожде.
  - Молодец марафонец, поздравляем! Твой марафон надо как следует отметить!
  Переодевшись, мы пошли в академию, по пути подбадривая бегущих. Мосты в эту ночь так и не разводили, и бегуны испытывали силу воли до самого утра.
  С подъёмом о себе напомнили мозоли, слезшие ногти, да мышечные боли. Но всё это мелочи, пустяки по сравнению с тем следом, который оставил в памяти первый марафон.
  12.10.1992 г.
  
  Привет, папа! Учёба постепенно набирает обороты. Завтра у меня первый зачёт. Буду сдавать центральную нервную систему по анатомии. Сейчас идёт лекция по управлению техникой. Многие спят, хотя предмет, вероятно, очень нужный. Всё же отечественная техника оставляет желать лучшего. Также мы изучаем экономику, микробиологию, физиологию, биохимию и английский язык. Предметов немного, но обучение весьма интенсивное из-за большого объёма материала для запоминания. Чтобы вкладывать эти знания в голову, я придумываю разные хитрости в конспектах и блокнотах: подчеркивание, обведение, использование цветных фломастеров, схематизация. К учёбе прибавились поездки на сельхозработы в колхозы. Дважды в неделю нас посылают на сбор картошки, свёклы, моркови, капусты. После таких работ мысли только о сне.
  Мне повезло, так как я выиграл чемпионат академии и гарнизона по кроссу на три километра в военной форме и меня обязали защищать честь ВВУЗа на первенстве округа, где дистанция более длинная - десять километров. В качестве "благодарности" освободили от поездок на поля и приставили к тренеру Потехину О.Н. (он подготовил чемпиона СССР на десятке - Михаила Дасько) из ВИФКа (военный институт физкультуры). Дважды в неделю езжу на тренировки, а точнее добираюсь бегом, так как от общежития до стадиона немногим больше двух километров.
  Не помню, говорил ли я тебе, что в августе на День Независимости Украины в Львове я выиграл марафон, за что получил две тысячи купонов, Библию и термос. Правда, пришлось соврать, что я учусь в Киеве.
  Вместе с новым другом, сержантом из Умани мы сняли небольшую комнату (восемь метров) в трёхкомнатной квартире на проспекте Ветеранов у академической медсестры с кафедры физиотерапии. Её сын учится в моём взводе, и она не стала завышать аренду. За два месяца в счёт оплаты отдал хозяйке десять килограмм сахара, которые привёз из Киева. Но, честно говоря, мне здесь надоело. Женщина пользуется нашими гигиеническими принадлежностями, а в последнее время откровенно берёт продукты питания из холодильника, хотя её зарплата пять тысяч рублей. И ничего не скажешь, так как за такую цену в городе чистую спокойную комнату с ванной не найти. Представляешь, ленинградцы до сих живут в квартирах без душа и ванн, без горячей воды и в коммуналках на десять и более комнат. И самое интересное, что подобное жильё строилось и выдавалось в последние годы советской власти.
  Неподалёку от нашего дома есть два парка, где я ежедневно тренируюсь. Приятно пробежаться на свежем воздухе, по жёлтой листве и оценить красоты петербуржской осени. Жаль, что она так быстротечна. Вчера выпал первый снег, и весь день я наблюдал метель. Сегодня минус семь. Вместе с переменой в погоде произошли перемены и в жизни.
  Во-первых: повысились цены. Молоко стоит двадцать рублей литр, хлеб - двадцать пять, яйца пятьдесят, варёная колбаса двести, только водка осталась на прежнем уровне - сто пятьдесят рублей бутылка. Безусловно, нам подняли стипендию. В конце октября я получил три тысячи рублей.
  Во-вторых: стали выдавать ваучеры. Сегодня это самое популярное слово, так как утром открылась биржа ваучеров. Возле каждой станции метро стоят ребята с табличками: куплю, доллары, немецкие/финские марки, ваучеры. Минимальная цена этой бумажки четыре тысячи рублей, максимальная - шесть тысяч, и пока она поднимается вверх. Я ещё не решил, что с ним делать. Очень хочется зимнюю куртку - пуховик, так как в здешней зиме курсантская шинель не спасает. С другой стороны, обещают, что скоро указом Президента на ваучер можно будет приобрести двадцать соток земли, и тогда его номинал вырастет в десять раз. Буду ждать.
  В-третьих: быстрый рост доллара. За неделю он поднялся с двухсот семидесяти до трехсот двадцати рублей. Не знаю, чем это можно объяснить. Наверное, тем, чтобы ваучеры уходили за пределы страны.
  Спасибо тебе за перевод. Жаль, что больше двух переводов в месяц по здешним законам получать нельзя. Так что я свой лимит исчерпал. Если ты захочешь ещё прислать, я тебе напишу ФИО проверенного одногруппника из Питера, которому никто деньги не присылает. На этом заканчиваю письмо, так как лекция тоже близится к завершению.
  
  12.02.1993 г., лекция по Уставам Российской Армии
  
  Привет, папа! Извини, что уехал не попрощавшись. Все каникулы занимался покупками и продажами. Вместе со школьным другом Эдиком организовали закупку двухсот бутылок Фанты и ста килограмм конфет для продажи в Питере, которые мы привезли в пятнадцати баулах. Он даже пошил специальную сумку из брезента. Временами чувствовал себя то вьючным животным, то капиталистом-спекулянтом, наживающимся на бедных петербуржцах. Прибыль небольшая, и я дал зарок - не связываться больше с торговлей. Да и стыдно, честно говоря, прятать лицо под прилавок при виде знакомых преподавателей (мы продавали на рынке у метро "Академическая"). Не завидую я новоявленным бизнесменам, которые стоят на каждой остановке общественного транспорта. На днях Ельцин принял закон о запрете военнослужащим заниматься подобной деятельностью. Наверное, поэтому стипендия у нас почти десять тысяч рублей, тогда как в гражданских ВУЗах - полторы-три тысячи. На пятом курсе курсанты получают двадцать тысяч, на шестом - тридцать, а полковник - все сто. Кроме этого мы освобождены от уплаты налогов.
  Конечно, на сегодняшний день это небольшие деньги, если посмотреть на ценники в магазинах. Молоко стоит пятьдесят рублей, хлеб - тридцать, варёная колбаса четыреста-семьсот, мясо - пятьсот, масло - семьсот, что почти не отличается от киевских цен.
  Моя учёба идёт привычным чередом. Семестр долгий, последний экзамен - 31 июля. Четырнадцать предметов, из которых девять новых. По интенсивности это сродни первому курсу. Снова ночи напролёт с учебниками и конспектами. Но учиться очень интересно и любопытно. В конце недели я устраиваю себе небольшой праздник: вкусный ужин, поход в ночной клуб, на концерт или в театр.
  Тридцать первого января Ленинград отмечал пятидесятилетие снятие блокады. В этот день я принимал участие в соревнованиях "Дорога жизни". Бежал марафон от Ладожского озера с финишем у памятника "Цветок жизни". Было тяжело из-за встречного ветра и слабой подготовки. Из шестисот человек я был восьмидесятым, а в возрастной группе первым. В качестве приза получил две художественные книги. Но главное - не в подарке, а в самопреодолении. Так хотелось плюнуть и сесть в тёплый салон автобуса, но не смог. Вспоминал рассказы о войне, кинохронику, ругал себя за слабость и, в конце концов, пробежал дистанцию за три часа двадцать минут, что почти на сорок минут хуже моего летнего результата.
  В феврале познакомился с начальником военно-медицинской академии Германии - генералом Эвертом. Он приезжал в академию с визитом. Его охранник не умел бегать кроссы и самых подготовленных курсантов поставили охранять профессора во время длительных пробежек. Так вчетвером мы изучали Санкт-Петербург и немецкую военно-медицинскую машину на ходу. На прощание он пообещал организовать нам тёплый приём в Мюнхене.
  Из личной жизни. Вместе с уманским сержантом и другом Игорем мы переехали в отдельную двухкомнатную квартиру у метро "Академическая". Хозяйка - сотрудник академии из фотолаборатории с необычным именем Сталина Васильевна. Её сын - морской офицер, и на период его службы на Северном Флоте она сдаёт жильё для курсантов. Очень интеллигентная особа. Она нашла нас через дежурного по общежитию. Арендная плата небольшая и скорее символическая. Меня радует, что новый адрес гораздо ближе к академии (шесть километров), и иногда я совершаю тренировки - пробежки в академию и обратно. Кроме того рядом два парка: Пискарёвский и Сосновский, где я бегаю кроссы, если позволяет учёба. И самое главное - автономность. Приятно ни от кого не зависеть и приглашать гостей, когда захочешь.
  
  13.02.1993 г.
  
  Здравствуй новый день. Обычно он приносит много хорошего и приятного. Но эту субботу можно по праву назвать чёрной. Хотя началась она как обычно.
  Поднялся в пять. Скромный завтрак: кофе с засохшим хлебом, - и на занятия. Сегодня я ответственный за подъём взвода. Добрался до метро бегом, так как троллейбус в этот час ждать бесполезно. Из метро опять бегом. Словом всё, как обычно. Второе отделение на зарядку, первое на уборку. И утренний осмотр прошёл без замечаний и придирок.
  После зарядки, которую проводили больше формально, так как весь курс прятался в подъездах близлежащих домов, после общего построения и ста метров совместного бега, прихватив с собой тёплые вещи, можно было, прижавшись к отопительной батарее, минут тридцать тихо дремать в домике Орбели. Проверив чистоту территории, улёгся на тридцать минут поспать. Поспал до половины девятого, так как боялся встретить начальника курса. Зачем излишние разговоры по поводу неуставных ботинок, причёски и прочих недостатков. Они на меня действуют просто болезненно. Не знаю почему. Может потому, что ответить я им ничего не могу, просто физически (этим мне и не нравятся ВС. Тем, что иные начальники готовы растоптать перед строем, а подчинённые обязаны им повиноваться вопреки здравому смыслу). Хотя всё это терпимо, всё можно пережить. Ведь человек приспосабливается к окружающим условиям, иногда меняя их, иногда изменяя что-то в себе, или это ему кажется... К какому варианту я отношу себя - не знаю, но думаю, что на шестьдесят процентов ко второму, но и это только внешняя сторона. Вот и сейчас не знаю, зачем я сел писать. Ведь завтра зачёт по нормальной физиологии, а я и третьей части не прочитал. Может для того, чтобы в будущем не повторять таких глупых ошибок, которые так болезненно переносятся...
  Первая пара - лекция по психологии. Мне импонирует наш лектор - коренастый, седоволосый корифей науки, который обещает рассказать нам после пятого курса результаты наших ежегодных тестов, кто и что из себя представляет. Мне кажется, что это похоже на цыганское гадание по картам или на кофейной гуще. Как можно узнать человека таким элементарным образом? Вторая пара - хирургия, к которой я даже не притрагивался накануне вечером. Поэтому я сел на последний ряд, взял учебник по общей хирургии и, прочитав особенности течения гнойных ран, заснул. Сквозь дрёму слушал эхо слов лектора. О Байконурских страстях, о человеческих слабостях и пороках. Его слова вплетались в мои сны о доме, друзьях, родных и мне казалось, что я нахожусь в двух измерениях.
  Через полтора часа, подобно будильнику, прозвучала команда старшины курса: "Товарищи, курсанты, встать! Смирно!"
  - Вольно, товарищи курсанты! - не по-военному ответил лектор.
  Занятие по хирургии проходило в очень холодном классе, а я халат надел на голый торс и курсантские брюки. Зато сон улетучился. Меня не спросили, наверное, из-за того, что на прошлом занятии я получил "отлично". Преподаватель - капитан, как мне показалось, умный и толковый абдоминальный хирург. Он приглашал всех желающих на своё вечернее дежурство. Что не понравилось в нём - это общение с больным. Жесты, мимика не располагали к нему пациента. Наверное, хирургу некогда общаться, так как большую часть времени он проводит за операционным столом и в перевязочной.
  В операционной курсанты учились правильно надевать халаты, хирургические перчатки и обрабатывать операционное поле - живот волонтёра однокурсника. Тридцатиминутные перемены чередовались с тридцатиминутными занятиями. Складывалось впечатление, что эти уроки хирургии для капитана медицинской службы скорее в тягость, так как и на нас он смотрел, как на пациентов - с неким пренебрежением.
  А в конце занятия я заснул возле горячей батареи, о которую облокотился спиной. Мы перешли из холодного класса, в котором пропал ещё и свет, в просторную аудиторию клиники общей хирургии, где можно потеряться двум отделениям.
  В четырнадцать тридцать я был уже на свободе. Куда теперь? Конечно же, на поиски пищи. Мой желудок начал требовать... Настроился потратить сегодня больше обычного.
  По дороге в магазин "синяка" (дом литераторов, поэтов и певцов), забежал в столовую, чтобы с чёрного входа взять булку серого хлеба. Я иногда пользуюсь таким случаем в целях экономии бюджетного фонда. Хотя каждый раз прихожу и переживаю - то ли из-за отказа, то ли из-за страха попасться на глаза старлею - начальнику столовой, который докладывает нашему руководству по каждому залётчику (задержанному курсанту, которому грозит наказание в виде дополнительного наряда на службу или на работы). На этот раз дверь была закрыта на щеколду. Немного подождав, подумав, что, находясь в подвале, я вызову подозрение со стороны гражданских служащих, я открыл дверь и со спокойной душой взял два кирпичика ещё тёплого душистого армейского хлеба. Здесь многие берут хлеб. Молодые офицеры бережно заворачивают его в газету, курсанты, заталкивают его в дипломаты вместе с халатами; знакомые и незнакомые хлеборезов прячут его под мышками, и, как мне кажется, работники никогда никому не отказывают.
  Забежав в "синяк", осмотрелся в зале и, не найдя ничего съестного на прилавках с бутафорными банками, ушёл искать счастье на Финляндский вокзал, где в переулке купил шоколадный сырок и питьевой йогурт фабрики "Пармалат". И со спокойной душой отправился в общежитие.
   
  14.02.1993г., воскресенье.
  
  Позавтракав хлебом с кофе, я огляделся вокруг. Какой вокруг бардак! Привык видеть нашу квартиру в полумраке. А тут при солнечном освещении. Гора мусора у мойки и на столах. Вечером обещали прийти гости.
  Убрался. Сварил пшённую кашу. Что делать дальше? Базар... Нужно купить брюки или пиджак. Мои износились за пять лет. Но ни в Апраксином дворе, ни на Сенной площади я так и не нашёл ничего подходящего.
  За время моего отсутствия Игорь тоже прибрался в своей комнате и сварил суп. Правда, супом его назвать можно с натяжкой. Пакетик суповой, кусок курицы, не знаю какой давности, плюс множество имевшихся под рукой приправ и специй, и как всегда пересоленный. Но с голоду и не такое осилишь. Съел и второе - геркулес с яйцом и аджикой. Как только закончили обедать, зазвонил телефон. Кто? Вика с Ирой едут к нам в гости. Их там и не хватало.
  Угостили гостей, чем могли. Но всё им было не по нраву. Грязная плита, немытая посуда в раковине, скудность угощения, старые обои, скрипучий диван, писклявый черно-белый телевизор, глупые наши шутки и кислые наши лица. Зачем, спрашивается, тогда ходить в гости? Сиди дома, соблюдай режим, диету, вяжи носки возле цветного телевизора, слушай музыку... Что ещё лучше? А тут через весь город, больше часа и скудное угощение. Что мы должны сделать: апельсин купить, ликерами запастись, когда нас предупреждают за десять минут до приезда по телефону, что они уже на "Академической"? Поиск продолжается. Жаль, что нет компаса.
  Теперь придётся провожать их домой. Не самое приятное занятие. Ну, ничего не поделаешь. Игорь сразу сказал: "Больной, не трогайте меня!" Представляю, как будет плакать Ира всю ночь. Жаль мне её . Мне и Вику жаль. Она ведь не виновата, что не её я ищу. Да я и не знаю, чего она хочет. Хотя большинство из них хотят одного - вальса Мендельсона. Для них это, как опиум, как валериана для кошек... Я их отчасти понимаю. Почему нельзя дружить с девчонкой так же, как с парнями, почему нельзя разговаривать с ней на любые темы, чтобы она при этом не краснела, а у тебя не срывался голос? Почему? Где искать ответ?
  Проводил её до дверей квартиры. На прощанье она спросила: "Почему ты молчишь постоянно?" Я ей ответил, что думаю. А мне кажется, что когда я думаю, я разговариваю. Только вот с кем. Не знаю. Но не с ней, наверное, раз она меня не понимает. Самая противная фраза: "Расскажи что-нибудь!". Анекдоты я не знаю ни одного. Почему? Наверное, потому, что они не веселят меня, большинство из них глупые. Приходится улыбаться, чтобы не казаться тормозом в глазах окружающих.
  
  
  15.02.1993 г. понедельник
  
  Шесть пятнадцать. Позади двухчасовой сон. Тяжёлый день начался тяжёло.
  Опять это никому не нужное построение факультета в семь двадцать утра, на которое бежал галопом, чтобы не писать очередную объяснительную по поводу возможного опоздания, немного неуставной причёски и потерянного кашне. Вспомнился мне субботний сон. "Как сообщил мне командир взвода Юра К., начальник курса собирается посадить меня на губу. За что спрашивается?" Ох, и умеет он портить настроение.
  Сегодня зачёт по нормальной физиологии. Любовь Васильевна. На вид ей можно дать лет тридцать и мне кажется, что она из школьных отличниц. Вообще трудно угадать возраст у таких женщин, так как ведут они порой себя, как пятидесятилетние. Она часто меняет причёски, многие из них мне даже нравятся, особенно такие, как "а ля Мэрилин". Хотя вначале цикла она ограничивалась лишь простой укладкой. Кроме того, она гармонично подбирает цвета помады, лака для ногтей. Но её одежда не соответствует возрасту, причём в бо́льшую сторону и скорее для тех, кому за сорок-пятьдесят. У неё есть любимчики, а есть ребята, к которым она относится чересчур критично и не прощает оговорок и незнания. Это часто проскальзывает в манере общаться. Самое трудное в восприятии её, как преподавателя - это понять, что же она хочет услышать, задавая тот или иной вопрос. Она не принимает иногда других ответов, кроме тех, что являются правильными в её понимании. Может быть, такое обучение физиологии является наиболее эффективным. Тем не менее, зачёт по физиологии и пропущенное занятие по ЭКГ из-за наряда взвода по столовой, она решила совместить. На занятии я чувствовал себя чуть ли не последним дураком, хотя крупицы знаний у меня по этой теме имелись.
  Что мне понравилось - это снятие полиэлектрокардиограммы, где меня выбрали в качестве обследуемого. А зачёт свелся к формальности - парочка вопросов, плюс проверка лабораторных работ - и на этом всё закончилось. Убили сразу двух зайцев. Не нужно приходить вечером на отработку и не надо идти в баню с курсом. Лично мне баня очень нравится. Когда паришься и не думаешь о завтрашних занятиях, и когда не надо идти к ней и из неё строем через центр города, а потом в спешке напяливать на себя сырое бумазейное бельё и длиннополую шинель. И конечно, не тридцать минут, а медленно, с расстановкой, с чаепитием и разговорами часа два-три. Таким образом, обманув начальника курса и сказав, что у нас вечером зачёт по физиологии, мы разбежались по своим делам.
  Я прямиком поехал домой. Скромный обед из рисово-манно-гречневой каши с вареньем и хлебом. Попытался взяться за учебники. Завтра фармакология и английский язык, но попытки учить оказались тщетными. Как ни старался, но Морфей победил меня и лишь к одиннадцати вечера я выбрался из него, чтобы до половины четвёртого готовить диалоги с терапевтическим больным и антибиотики пенициллинового ряда.
  
  
  16.02.1993 г. вторник
  
  Английский язык. Надежда Николаевна. Вся группа получила "unsatisfaction" за то, что мы не понимаем письменный перевод текста, чего от нас никогда ранее не требовали, хотя переводили текст почти всегда безупречно. Что тут началось! Такое впечатление, что мы совершили чуть ли не самый тяжкий грех в этой жизни. А на втором часе она задала письменный перевод другого текста, тоже довольно таки корявого. Никто никуда не спешил и спокойно переводил. Да к тому же пятая часть от всех неизвестных слов не имели русских значений в наших словарях. В конце занятия последовала проверка объёма перевода. Если бы я знал, то написал бы какой-нибудь ерунды, переведя правильно последний абзац. Но сообразил слишком поздно. В итоге вторая "двойка", причём почти у всей группы. За исключением трёх курсантов, что сидели в третьем ряду и успели вовремя сообразить и написать в тетрадях что-то подобное. В конце занятия она пообещала нам, что наши отработки обязательно пойдут на курс и что начальник курса сделает из этого соответствующие выводы для нас. Жестокий вариант с её стороны. А что можно ожидать от нашего капитана, мы все прекрасно понимали. Дополнительный наряд на кухню, лишение увольнительных и гарнизонный патруль.
  Затем фармакология. Мы ожидали от неё большего. Всё оказалось значительно проще. Устный опрос продолжительностью около часа. Затем опыты на десяти белых мышах и одном кролике. Смело сделали им внутримышечные инъекции и до завтра будем ждать эффекта. Мне импонирует наш преподаватель - доцент Шустов Е.Б.. Постоянная улыбка, умные, сияющие глаза, приятный, тонкий юмор скрытого аристократа и его манера общения с нами, как на равных и с уважением. Сложно поверить, что он дослужился до подполковника и не утратил всего человеческого. Когда я смотрю на капитана Захарьева, мне кажется, что уже старлеем он перестал улыбаться, а после четвертой звезды его лицо побагровело и похоже, что навсегда.
  После самоподготовки я переоделся в гражданку и уехал в магазин "Летуаль" на Невском проспекте. Появилась замечательная идея - подарить маме на сорокалетие духи Climat. Месяц назад они стоили тринадцать тысяч рублей. Но меня ждало разочарование. Стоимость возросла в два раза и с ценника на меня светились двадцать семь тысяч рублей, хотя доллар за этот период вырос всего на двести рублей. Я и не знаю, чем можно объяснить. Что ж, придётся отложить с этим подарком на более продолжительный период. Я отправился по остальным парфюмерным магазинам, чтобы сравнить. Увы, лишь с рук, у дам на Невском они стоили двадцать, а магазины - как сговорились. Отложил покупку до пятницы. Настроение мрачное.
  Для свежих впечатлений пробежался по заснеженному парку. До чего приятно: поскрипывание снега под ногами, легкий морозец на щеках, чистый воздух и спокойствие застывшей природы. Ещё большее удовольствие я испытал после того, как принял душ и сытно пообедал. Ну а затем традиционный сон, после которого до двух ночи занимался биохимией.
  
  
  17.02.1993 г. среда
  
  Пять пятнадцать. Спускаюсь в метро. Пока поезд несётся до площади Ленина, в запасе ещё пятнадцать минут, которые заменяют час кроватного. В шесть тридцать поднимаю пятый взвод. Сегодня я ответственный за подъём, физическую зарядку и телесный осмотр курсантов. На уборку вышло второе отделение. Убирали, как всегда, с неохотой. Но что меня поразило, так это то, как ребята общаются между собой. Такое впечатление, что на улице встретилась пара бродяг и один гнёт маты в два этажа, а другой в три. Вроде и живут все вместе, питаются за одним столом, едят из одного котла, а вот дружбы им порой и не хватает. Видимо, это наше упущение, что не сумели сплотить коллектив. Да мы и сами не очень дружны между собой. Грыземся иногда между собой хуже собак бездомных.
  Проверил подворотнички. Двое нуждались в их замене. Если не оторвать, так и пойдут с грязными подворотничками на занятия. А потом фурункулы да карбункулы будут лечить. Не люблю насилие, но здесь - это необходимость. Увы, слова и напоминания не дошли за полтора года. Хотя парни вроде учатся на отлично, а элементарного запомнить не могут. Наверное, станут великими учеными от медицины.
  Всем взводом идём в столовую. Командная часть взвода в виде взводника, замка и командира первого отделения игнорирует завтрак. Мне сегодня повезло, так как я снялся с котлового довольствия и не имею права столоваться. Поэтому смело завтракаю за троих, выбирая в качестве вкусностей сливочное масло и отварные яйца. Если смешать желток, масло и сахар, то получится паста, которую можно намазать на хлеб и использовать в качестве десерта к сладкому кофейному напитку "Арктика".
  На первой паре - биохимия, где встречаем преподавателя Нину Петровну.
  - Отделение, встать, смирно! - командую я и ребята отрываются от шапок с портфелями, которые выступают импровизированными подушками, - Товарищ доцент, второе отделение пятого взвода в количестве шестнадцати человек прибыло на занятие. Незаконно отсутствующих нет. Командир отделения младший сержант Дегтяренко.
  - Вольно, товарищи курсанты. Можете садиться.
  - Отделение, вольно, - дублирую я.
  Эту обязательную речёвку должен произносить замкомвзвода - Мишка Ш. из Николаева, так как он старше по званию и по занимаемой должности. Но он заикается и передал мне свою обязанность.
  Наталья Петровна любит поговорить: вспомнить молодость, обсудить цены и продукты питания, рассказать о муже и дочери. Может часами нахваливать красавицу дочку и супруга, забывая о цикле Кребса, незаменимых аминокислотах или оставляя их на самоподготовку. Женщина, одним словом, а не учёный.
  Сегодня она была необъективна в постановке оценок. Так и я получил четвёрку, что было несколько заниженным, как мне казалось.
  Продукты в нашем домашнем хозяйстве на исходе. Собрал пустые бутылки, банки и отнёс их в пункт приёма стеклотары. Честно говоря, я испытывал не очень приятные ощущения, стоя в этой длинной очереди из нищих и бомжей. Казалось, что я опустился на дно. Но двадцать минут унижения - и триста двадцать рублей стали небольшим подспорьем.
  Всё больше и больше убеждаюсь, что экономить на еде нельзя. И на сегодняшних занятиях по белкам я ещё раз осознал это.
  - Если организм не будет получать достаточное количество природных белков, он начнёт использовать свои белки. А где больше всего белков? Сердце, почки и печень! - предупреждала накануне преподаватель.
  От такой перспективы становилось страшно. Пора заканчивать малобелковую и преимущественно углеводную диету. Купил молока, два пакета вареников с картошкой и банку айвового повидла. Вот и всё, что мне удалось приобрести на вырученные от стеклотары деньги.
  Дальше по традиционному плану: еда-сон-учёба-сон. Говорят, что душа во время сна покидает тело и блуждает по миру в поисках новых впечатлений. Хорошо бы, чтобы тело хоть иногда могло сопровождать её!
  
  
  18.02.1993 г. четверг
  
  Решил на утро попробовать, что представляют собой купленные накануне вареники. Опоздал на паразитологию, думал, что не заметят, но не тут-то было. Преподаватель ещё и поинтересовалась причиной моего опоздания. "Проблемы с транспортом!" - единственное, что я мог ей ответить на это, и это было довольно достоверным фактом с моей стороны. Она переиначила мой ответ с некоторым сарказмом и вызвала к доске. Сегодня мы исследовали ленточных червей под микроскопом, и было занятно рассматривать их ползущие тела с кровеносными сосудами под многократным увеличении.
  Занятие по английскому языку. Период репрессий продолжается. Однако кульминационный пик остался уже позади. Но спрашивали нас сегодня в жёсткой форме. Затем была лекция по фармакологии, одна из тех немногих, на которых моя голова была наиболее просветлённой в отношении восприимчивости материала.
  В конце лекции пришёл капитан Захарьев. Он пересчитал всех повзводно, обнаружил залётчиков, дал команду командирам найти прогульщиков и привести их к нему с объяснительными. Я про себя подумал, что ещё лучше приходить с "Распутиным" или "Смирновым", так как выговор за пропуск лекции обойдётся дороже.
  В кармане пусто. Пайковые не платят. Стипендии катастрофически не хватает. У родителей стыдно просить. По-видимому, придётся продавать свой ваучер. Они сейчас по четыре с половиной тысячи. Что это за бумага, нам так и не объяснили. Начальная цена была в десять тысяч рублей, потом же медленно она стала понижаться. Их принимают в каждом киоске у станций метрополитена. Деньги дают сразу. Мало верится, что эта бумажка несёт какой-то смысл. Я даже удивлялся, что за неё вообще дают деньги, так как подделать ёе было проще чем обычные банкноты.
  Сегодня договорился с буфетчицей в подвале кафедры психиатрии о продаже ей трёх коробок украинских конфет "Дюшес". Но деньги обещала после реализации товара. Она их сразу запустила их поштучно в продажу. Я подумал, что хорошо быть буфетчицей, так как её прибыль составила пятьсот процентов.
  Не сегодня-завтра мои припасы окажутся на нулевой отметке, а передача от мамы приедет только в понедельник. Я не прошу, но она понимает, что прожить на курсантскую стипендию или как все говорят, денежное довольствие - невозможно, особенно, когда ещё и тренируешься. Не знаю, как протянуть оставшиеся три-четыре дня. Холодильник отключили неделю назад. Крупы на исходе. Эх, витамины, витамины, витаминчики! Порою, проходишь мимо овощных киосков и сглотнешь слюну. Огурцы - 800 рублей, яблоки - 400 рублей, бананы - 700 рублей, груши - 500 рублей.
  
  Академическая быль
  
  "Сдал анатомию, - можно влюбиться. Сдал фармакологию, - можно жениться" - гласит быль курсантов ВМедА. Анатомия сдаётся в зимнюю сессию на втором курсе, фармакология на третьем.
  Это самые сложные предметы за шесть лет обучения. Остальные требуют меньше времени, затрат и напряжения.
  Слава сдал анатомию на четвёрку. Эта была первая плохая оценка в зачётке, и она больно ранила его самолюбие, так как готовился к экзамену и днём и ночью, забирая кости и заспиртованные препараты в курсантское общежитие, оставляя лишь три-четыре часа на сон. Но пересдачу разрешили только двум двоечникам из его группы, которые так и не смогли в итоге пройти этот барьер.
  Ещё на вечерней самоподготовке в анатомических залах он заприметил невысокую белокурую студентку из медучилища. Это был первый набор медсестёр, которых готовили для академических клиник. Его сокурсник Алексей Кашин сказал, что её зовут Катя. Он же и обещал познакомить его с ней на первом после каникул Крокодильнике. Так называли курсантские вечера танцев из-за того, что многие ребята приходили на них в военной форме зелёного цвета. Хотя некоторые придерживались и иной точки зрения.
  Слава нарядился в белые спортивные брюки и рубашку поло, которые летом купила мама в киоске на площади Восстания. Для бесстрашия он выпил с другом и квартирантом по кличке Бомжик дешёвого вина в тёмном кинозале.
  "Ну, всё, пора и к Кашину" - сказал вслух, хотя внутри всё тряслось от страха. Он исподволь наблюдал, как однокурсник беседовал с Катей и её подругой.
  Алексей сделал знак и попросил Славу зайти с ним в умывальник академического клуба.
  - Славка, я тебя уважаю, ты же это знаешь! Как человека, спортсмена, умницу... Но ты извини, она сказала, что ты не в её вкусе!
  Ровно через год настала пора сдавать фармакологию. Пять дней, точнее пять суток или сто двадцать часов было дано на подготовку.
  - Ты мне должен наряд, Славик! - сказал замкомвзвод Мишка.
  - Но я готов отстоять два за тебя, но после фармы.
  - Хитрец... Долг платежом красен. Мне самому нужна пятёрка.
  Из ста двадцати часов выпали двадцать четыре часа на наряд, два на дорогу и четыре на инструктажи и подготовку к наряду. Итого тридцать часов. План рушился! Не успевал. Слава вспомнил об экспериментах по повышению работоспособности, в которых он принимал участие. Их преподаватель профессор Шустов говорил, что комбинация сиднокарба и дексазона является мощным допингом для центральной нервной системы, а также повышает физические ресурсы организма. Эх, была - не была. Но он также говорил, что сиднокарб истощает норадреналиновые рецепторы. А из чего построена цепочка медиаторов? Адреналин-норадреналин-дофамин-тирозин. А где много тирозина? Сыр и творог. Две ночи без сна. Почти всё, что связано с препаратами успел повторить и восстановить в памяти.
  Экзамен по фармакологии состоял из двух частей. Практика и теория. Практику он сдал на "отлично". Выписка рецептов, приготовление паст, порошков, опыты с растворами - развлечение для курсанта, тем более, когда сдаёшь своему преподавателю. А вот теорию принимала профессорша. За глаза её называли хромосомой, но, несмотря на это, уважали и побаивались.
  В пять вечера он вытянул билет. В глазах потемнело. Первый экзаменационный вопрос "Организация фармакологической помощи Красной Армии в гражданской войне" он не знал. Это провал. Ему показалось, что он на корабле, с пробитым дном, и который попал в шторм.
  - Что молчите, как рыба в воде, товарищ курсант? - обратилась к нему пожилая дама, всматриваясь в экзаменуемого сквозь толстые линзы в массивной золотой оправе - давайте вашу зачётку. Назовите номер вашего билета.
  - Билет номер двадцать четыре, - робко сказал он и протянул его вместе с зачётной книжкой.
  Он рассматривал кружащие за окном снежинки и хотел исчезнуть с этого места. Мир кабинета перестал существовать. Улететь бы на лыжах по свежей лыжне, и катить, пока хватит сил. Тем временем дама изучала зачётку, пока Слава находился в мысленном ступоре.
  - Хорошо идёте, товарищ курсант. Всего одна четвёрка по анатомии. Как говорят у нас в академии: Первые три года вы работаете на зачетку, а последующие три - она на вас... Так, где ваш билет?
  - У вас Марья Ильинична. Я вам его только что передал.
  - Странно, исчез, что ли куда?! Не могу его найти. Ладно, тяните новый билет. Надеюсь, во второй раз вам повезёт больше.
  Билет номер тридцать пять был действительно счастливый. В ожидании своей очереди, чтобы справиться с тревогой, Слава читал историю кафедры фармакологии. На стендах, развешанных по коридору, были фотографии её начальников-профессоров. И это был первый вопрос. Оставшиеся два он успел выучить накануне.
  ...Усталости не было. Эмоции от полученной пятёрки, молодость, таблетки, тирозиновая диета вкупе стали мощным допингом.
  Вечером он вспомнил о своей мечте побегать в зимнем лесу. Возле дома был Пискарёвский лесопарк, и, чтобы снять усталость, он убежал по скрипучему свежему снегу в ночной мороз.
  - Молодой человек, у вас не будет закурить? - спросила его девушка, одиноко стоящая на лестнице в парадной, когда он запыхавшийся возвращался с пробежки. На него смотрела пара заинтересованных карих глаз на круглом миловидном лице. В уголках рта затаилась хитринка.
  - Я не кккурю, - слегка поперхнувшись, ответил он, - сейчас возьму у друга. Мы на пятом живём.
  После перекура она пригласила его на чай. У неё была четырёхлетняя дочь, которая уже посапывала в кроватке, уткнувшись носом в большого зайца. И ему внезапно захотелось стать чьим-то отцом и мужем. Ещё до Нового года он сделал ей предложение, а через двенадцать месяцев у них родилась дочь.
  
  17.10.1994 г.
  
  Привет, папа! Первого сентября начался новый учебный год. Два человека из моего отделения не смогли стать курсантами третьего курса. Одного парня отчислили по неуспеваемости, второго - по линии психиатрии. Ефрейтор из Джанкоя решил отпилить себе палец, и его нашли на пустыре.
  В осеннем семестре мы изучаем следующие дисциплины: гигиена, гинекология, кожные болезни, гастроэнтерология, медицинская статистика, политология, физическое воспитание, физиология военного труда, нервные болезни, английский язык. Десятого декабря начнётся сессия, и с двадцать шестого декабря - каникулы. Начальник курса сообщил, что академия перешла на семилетнее обязательное обучение. Теперь мы можем стать терапевтами, хирургами или врачами-гигиенистами. Я всё так же мечтаю о психиатрии, но военных психиатров для войск не готовят. Поэтому для начала выберу терапевтическую стезю. Правда, большинство выпускников после седьмого курса поедут служить в войска в качестве начмедов частей. Как говорят офицеры, которые прошли через подобные жернова становления, до клинической ординатуры и получения узкой специализации доходит лишь каждый третий, и то через три-пять лет службы. Право остаться в академии будет лишь у золотых медалистов, которым дадут поступать в адъюнктуру. Нам сказали, что теперь диплом выпускника академии получит международный статус, но ни проверить, ни опровергнуть этого невозможно. Скорее всего, самореклама, чтобы повысить значимость обучения, так как некоторые из моих однокурсников переводятся в гражданские ВУЗы.
  Вместе с положительными изменениями есть и негативные. Мэр, заботясь о бюджете города, отменил Указ Президента Бориса Ельцина о бесплатном проезде военнослужащих в общественном городском транспорте. Поездка сейчас стоит двести рублей, и иногда в день у меня может набежать полторы-две тысячи на дорогу. Четверо академических офицера подали на мэра в суд с исковым заявлением на пятнадцать миллионов рублей. Думаю, что бесполезно судиться с бывшим юристом. Я, как ходил бесплатно, так и хожу. Не обращаю внимания на цепкие руки бабушек-контролёров. Военные не подчиняются государственной системе штрафов по второму президентскому указу, который пока забыл отменить глава города.
  В сентябре-октябре мне объявили три благодарности: за активность на субботнике, за успехи в учёбе и за высокие спортивные достижения. Тренируюсь и выступаю на соревнованиях. Сейчас нам сделали большую перемену между практическими занятиями и лекциями. За полтора часа успеваю переодеться, побегать, сделать упражнения на гибкость, ОФП, принять душ и на ходу перекусить. Заметил, что когда бегаю, мне меньше хочется спать, и я лучше усваиваю учебный материал. Начальник курса освободил меня от некоторых построений. Но свободные три-четыре часа я посвящаю любимой жене, так как она меня почти не видит из-за учёбы-нарядов и моих подработок. Её беременность проходит нелегко. Аллергия, отёки на ногах, токсикоз, прогрессирующий варикоз нижних конечностей, паховые грыжи. За шесть месяцев она перенесла две операции. В мае ей удалили аденоиды, а в сентябре в клинике общей хирургии - паховую грыжу, которая могла бы ущемиться во время родов. По прогнозам ребёнок должен появиться в декабре. По УЗИ мы ждём девочку.
  
  На работе у меня всё хорошо. Больница располагается на улице Арсенальной, что в двух километрах от академии. При внезапных построениях я могу всегда отлучиться, оставив отделение под присмотр санитара. В месяц на ставку выходит тринадцать смен по двенадцать часов и четыре суточных дежурства в выходные дни. Привык к необычным пациентам, графику, персоналу, которые довольно сильно отличаются от тех, что встречал на кафедре психиатрии академии. На первом курсе я посещал тамошний факультатив или курсантский кружок, но тогда мне больше хотелось спать или я ещё не понимал основ этой науки.
  Здесь же иной мир, где всегда приходится быть настороже или начеку. По моим наблюдениям, это скорее тюрьма, чем психиатрическая больница. Она и внешне ничем не отличается от соседнего женского СИЗО или Крестов. Двухместные камеры и решётки повсеместно. Между корпусами, этажами, блоками установлены двойные двери с охраной - сотрудниками внутренних войск. Говорят, что несколько лет назад все врачи были на аттестованных должностях и лишь в конце восьмидесятых они сняли погоны. Правда, некоторые продолжают носить военные рубашки и брюки.
  Как-то присутствовал, а точнее удерживал пациента при подготовке к сеансу электролечения, который проводил отставной майор в выстиранных форменных брюках и рубашке. Жуть... Он истошно кричал и сопротивлялся, пока мы вшестером фиксировали его к электростолу. Ещё большие конвульсии наблюдались, когда врач опустил рубильник и электрический разряд прошёл по его телу. Мне казалось, что кожаные ремни не выдержат, а его вены на лбу лопнут от напряжения. Вспомнился мой любимый в детстве фильм "Пролетая над гнездом кукушки". Хочу сказать, что в жизни это всё трагичнее. После этого несчастный потерял сознание, изо рта пошла розовая пена, его чем-то укололи и мы отнесли его в изолятор. Пожилые медсестры говорят, что во времена СССР здесь лечили политзаключённых и половина пациентов были из числа диссидентов. Тогда электроток применялся чаще, и была очередь, тогда как в наше время всего один-два сеанса в неделю.
  Все ключи у контролёров. У меня только право самостоятельно войти в сестринскую, буфет, процедурную и ординаторскую. Истории болезни хранятся в металлических сейфах, и я их с любопытством почитываю в ночные часы. Большинство - это шизофреники, совершившие убийства и насилия.
  Пациентов немного - отделение на двадцать коек. Два одноместных "люкса", остальные - двухместные палаты. Моя задача - выдать вечерние таблетки, а точнее - флакончики из-под пенициллина с водой, в которых плавает смесь из антипсихотиков, иногда вывести больных на прогулку, раздать на ночь кефир и описать в журнале наблюдений, кто чем занимался после ухода врачей. Естественно, моё дежурство без права сна. В каждой палате в двери форточка из оргстекла, и мы с санитаром делим ночь на половинки и по очереди проходим по отделению. Главное, чтобы никто друг друга не задушил, не убил себя и не сбежал. Поэтому, если кто накрывается одеялом с головой и не реагирует на мои воззвания, я вызываю контролёра и мы совместно добиваемся открытия лица. Также им запрещено заниматься мужеложством, но и здесь уследить не всегда возможно.
  Здесь я узнал, что такое чифирь. Это чёрный чай, который заваривается в пропорциях: стограммовая пачка на пол литра кипяченой воды. Им увлекаются не только больные, но и персонал. В мои обязанности входит наблюдение за тем, чтобы пациенты не чифирили и не варили чай на унитазах. Конечно, уследить за всеми не удаётся, и утром по их красным глазам можно догадаться, кто нарушал запрет в минувшую ночь. Но и отработанная заварка или нифеля также имеет определённую ценность. Многие из больных готовы мыть пол или стены, чтобы получить в качестве благодарности банку отработанной чайной заварки, которую они прямо на моих глазах съедают. Ну, а пальму первенства здесь занимает циклодол или паркопан. Многие из больных симулируют нейролепсию, чтобы выпросить лишнюю таблетку этого псевдонаркотика. Чай, паркопан и водка всё равно проникают в отделение, несмотря на то, что охрана проверяет сумки. Чаще всего за это увольняют нерадивых санитаров.
  Политикой не интересуюсь, телевизор не смотрю, газет не покупаю. Регулярно слежу лишь за курсом доллара и ценами на основные продукты питания. Опять произошло падение рубля и повышение цен. Потом доллар опустился, но цены остались на прежнем уровне. Люди привыкли и не ворчат.
  Мэр пообещал, что с 1995 года ввёдет платную медицину с новыми расценками. Например, вызов врача на дом будет стоить двадцать тысяч рублей, а за приезд скорой помощи надо будет заплатить сорок тысяч, удалить зуб можно будет за двадцать. Но мой оптимизм не иссякает, и я верю, что наступят и лучшие времена.
   
  31.03.1995 г.
  
  Привет, папа! Извини, что долго не было от меня известий. Я давно написал тебе письмо, но не было времени купить конверт.
  Поздравляю тебя с тем, что ты стал дедушкой! Настенька родилась двадцать пятого декабря с весом 2550 грамм и ростом 46 см. Маленькая блондинка, с большими щеками и пухлыми губками. Все говорят, что она похожа на меня по детским фотографиям. И я тоже так думаю. В первый месяц она набрала 1400, во второй 1100, а в третий 400 грамм. Связываю такой регресс с переходом на молочные смеси, так как у её мамы стало мало молока и в нём обнаружили стафилококк. Эти бактерии, паразитирующие в желудке младенца и в материнском молоке, отравляют жизнь ребёнку, а вместе с этим и его родителям. У грудничка повышается температура тела, снижается аппетит, появляется понос, он плохо спит и постоянно кричит. Говорят, что его принесли из роддома. Хотя Вика рожала по абонементу, который стоил сто тридцать долларов, и находилась в одноместной палате со всеми удобствами. Но никто не может быть застрахован от стафилококка. Вот мы и боремся с этим грозным врагом бессонными ночами, диетами, гигиеной жилища и прочими мерами. Хотя мне кажется, что это бесполезно. Начальник кафедры микробиологии сказал, что человеческий организм - это симбиоз стафилококка, стрептококка и прочей условно патогенной флоры.
  Настенька начала агукать, узнает меня и маму, очень часто смеётся, но и плачет нередко. Не скажу, что приходится легко, но когда увидишь её сияющее лицо, согласен и не спать по ночам, и работать сутки напролёт, и бегать с ней по врачам, и многое другое делать ради такого "чудного комочка".
  В ноябре мне предложили написать заявление на увольнение по собственному желанию, так как "оставаться здесь было небезопасно для здоровья и жизни". Заведующий отделением - доктор Львов - сказал, что готовится заговор особо опасных пациентов против меня и моего друга - санитара и будущего психолога, что охрана обнаружила в ординаторской скрытый диктофон и провода, ведущие в одну из двухместных камер-палат. Я думаю, что он частично врал, но насильно мил не будешь. Да и сам чувствовал за собой вину, так как ночные контролёры не раз ловили меня с закрытыми глазами, хоть я и говорил им, что таким образом запоминаю учебный материал. Ну и, конечно, неформальные связи, без которых преступный мир невозможен. Один пациент починил магнитофон, другой - будильник, третий помог в оформлении реферата для оперативной хирургии. В качестве благодарности я получал их пенсии и покупал им что-то из одежды, еду, журналы или канцелярию и, конечно, что-то перепадало и мне.
  В течение месяца искал работу через газеты, объявления, биржу труда, где состою на учёте. Очень помогала мне в этом Вика, которая обзванивала все эти многочисленные организации. Кстати, работу в СПБПБСТИН я также нашёл благодаря ней. И благодаря её школьному другу - начинающему бизнесмену - дважды в неделю я торгую трикотажем на улицах района Купчино. В день на такой халтуре я зарабатываю приблизительно четыре-пять долларов или семь процентов от выручки. Вполне неплохо, но когда простоишь пять-шесть часов на морозном ветру, зазывая пенсионерок купить панталоны, сорочки и фартуки, понимаешь, что торговля - неблагодарное занятие в наше время.
  В конце ноября нашёл новую работу по душе, где тружусь и по сей день. Платят всего сорок долларов в месяц, но зато безопасно и практики сколько угодно. Теперь я медбрат отделения кишечных инфекций детской больницы на улице Филатова. За прошедшие четыре месяца научился ставить капельницы для внутривенных вливаний, газоотводные трубки, микроклизмы, катетеры, отсасывать слизь, обрабатывать опрелости, разводить молочные смеси, качественно пеленать грудничков, кормить по часам малюток-сирот и улаживать конфликты с мамами и бабушками. Подобному меня не учили ни в медучилище, ни в академии. Конечно, приходится нелегко. Дети регулярно плачут, матери высказывают претензии. Всю смену на ногах - за сестру и за санитарку. Порой и на перекус нет времени. Сплю по два-три часа в сутки. Терплю, так как в иных местах курсантов либо не жалуют, либо ещё меньше платят. В качестве бонуса можно брать с работы излишки детского кефира и сиропа, которые использую в домашнем хозяйстве. Также мне нравится здешний коллектив, так как он показался более дружелюбным и открытым чем в психиатрической больнице.
  В феврале брал подработку на трикотажной фабрике, что на улице Коли Томчака. Трижды в неделю, вечером, по четыре-пять часов. Научился работать на оверлоке - шил мужские трусы и женские сорочки, а также ленту-протирку для машин. Последнее нравилось больше, так как требования к ней менее жесткие и можно думать о своём. Но в марте отказался, так как стали болеть глаза, да и учёба страдала.
  И сейчас я работаю в больнице, а в выходные дни выхожу на торговлю трикотажем, где удаётся продать что-нибудь и от себя. Это не расхолаживает, и поиски работы не прекращаю. Еженедельно забегаю на биржу труда и покупаю газеты по трудоустройству. Если осенью мой семейный бюджет составлял двести долларов в месяц, то сейчас сто двадцать и это притом, что в два раза подняли цены на продукты питания, коммунальные услуги и пользование телефоном. И если осенью я мог ежемесячно что-то покупать в дом (фотоаппарат Кодак, телефон с АОН, диван, палас, гарнитур, б/у телевизор Радуга с пультом ДУ, летнюю и зимнюю детские коляски, одежду Настеньке и Ксюше), то сейчас я с трудом свожу концы с концами. Бывает, что иногда и хлеба не на что купить. Не думай, что я жалуюсь на жизнь тебе, - скорее наоборот. Я верю, что я найду свою жилку, свою работу, которой я буду достоин, и которая будет достойна меня!
  Конечно, мой образ жизни немного отразился на качестве учёбы. И хотя зимнюю сессию я закончил на отличные оценки, в этом семестре я получил на трёх экзаменах одну четвёрку по кардиохирургии. Я знал предмет, но преподаватель сказал, что не может поставить мне "отлично", так как я откровенно спал на его занятиях и он не раз предлагал "вставить мне спички в глаза". Жаль, что мои шансы на получение красного диплома постепенно снижаются. Но ещё есть. Из шестидесяти оценок, что идут в диплом, необходимо не более десяти четвёрок, у меня пока пять. Этот семестр вышел очень тяжёлый. Десять зачётов с оценками в диплом, пять зачётов без оценки.
  К тому же ввели шестимесячную автомобильную подготовку. Занятия проходят дважды в неделю и заканчиваются в семь вечера. Иногда меня не бывает дома по трое суток кряду. На одном из вождений я поссорился с прапорщиком-преподавателем, который остановил учебный УАЗик на мосту через Неву и кричал на меня, что я бестолочь, олух, угрожая, что я не сдам автовождение. Я сказал, что для знания ПДД большого ума не надо и хлопнул дверью, так как сидение за баранкой мне никогда не импонировало. Эти уроки накладывались на мои дежурства. Мне кажется, что мужчина, который создал семью, должен бо́льшую часть времени проводить на работе, так как он отвечает за пропитание, здоровье и быт близких, а всё остальное вторично.
  Очень помогает мне моя выносливость, которая осталась от занятий бегом. Спасибо тренеру Лысенко, который привил мне любовь к спорту. Я и сейчас продолжаю тренироваться. Бегаю с работы на занятия и обратно с рюкзаком на плечах. Второго апреля открою сезон тридцаткой на пробеге Гатчина-Пушкин.
  Конечно, жаль, что почти не вижу, как взрослеют мои дети, но очень надеюсь, что года через два-три, когда я получу врачебный диплом, наша жизнь наладится!
   
  Исповедь торгаша
  
  Моя мама работала продавцом, мой отчим был мясником, мои две сёстры мечтали стать продавцами. С четырёх лет я спал в подсобках. Мне было приятно лежать на шершавой мешковине с сахаром и вдыхать её ароматный воздух. Во снах приходили зефиринки, мармеладки "Лимонные дольки" или сливочные тянучки. Когда я научился считать двузначными цифрами, мама оставляла меня за своим прилавком. Уходила в подсобку, чтобы перекусить или поговорить с подругами, или на школьные собрания, или ещё куда.
  Моя жизнь вертелась вокруг магазина. Я прибегал в магазин, чтобы показать маме следы отцовского ремня на спине, я делал домашние задания, стоя у прилавка, а по вечерам относил домой тяжёлые сумки с деликатесами того времени. В семь лет я впервые поцеловал девочку, и это тоже произошло в магазине. Я знал, что такое санитарный день, ОБХСС, переучёт, недостача, "сработала сигнализация", "пересменка", хотя я никогда не мечтал стать продавцом.
  Мне нравилось надевать накрахмаленный белый халат, взвешивать конфеты, разливать сок из банки по стаканам, считать деньги и отдавать сдачу. Мне это представлялось этакой взрослой игрой. Ведь эти бумажные фантики немногим лучше почтовых марок, которые я собирал... На уроках обществоведения говорили, что с приходом коммунизма всё можно будет брать по потребностям... просто так, и ждать оставалось недолго.
  Я мог нарвать груш и отнести их на рынок через дорогу от дома или отдать их девочке из многоэтажки. Ведь деньги - это азарт, который появляется и исчезает помимо воли и желания. Когда мне захотелось купить болоньевый спортивный костюм за пятьдесят рублей, я за два часа нарвал и продал пять вёдер абрикосов.
  В девяностые годы я вспомнил о торговле. Сам я мог перебиваться кашей и хлебом, но когда появилась семья: беременная жена и падчерица, пришлось на время забыть про учебники. Ваучера о приватизации хватило на неделю пропитания, ещё на две недели подстраховала дедушкина медаль "За отвагу". Деньги таяли, и рубль обесценивался быстрее, чем увеличивалась стипендия.
  Вечерами мы продавали "Фанту" у метро "Академическая". Мне было стыдно, казалось, что я торгую ворованным. Когда мимо рядов проходили знакомые преподаватели, я отворачивался, чтобы не встретиться с ними глазами. Не раз видел, как у бабулек хулиганы воровали копчёную колбасу. Подбегали, срывали с металлических крюков и скрывались за строительным забором. Некоторых увозила скорая помощь, кого-то отпаивали валерианой и корвалолом. Мне было их жаль. Хотелось отдать деньги, но дома ждали голодная жена и дети.
  Моя супруга - в прошлом мастер спорта международного класса по гимнастике. До выхода в декрет работала в торговле. "Видишь, Слава, я за день зарабатываю столько, сколько ты за месяц, - хвасталась она. - И зачем тебе высшее образование? Отправят тебя на Дальний Восток... я с тобой не поеду..." Это меня злило и заставляло трудиться всё больше и больше.
  Затем я продавал квартиры и комнаты в агентстве недвижимости. Это было интересно, хоть и отнимало значительно больше времени. Приходить в нарядный офис на Невском проспекте, заваривать настоящий кофе и проверять базу данных на компьютерах. Созваниваться с продавцами и покупателями, ездить на просмотры... Иногда было жутковато, когда я понимал, что многие из продавцов остаются на улице и порой без обещанных денег... Обман с ними был более жёсткий чем с копчёной колбасой на рынке.
  - Почему вы отсутствовали на лекции по травматологии, товарищ младший сержант? - злобно спросил начальник курса, которого все за глаза называли Абаж.
  - Квартиру покупал!
  - Какую квартиру?
  - Двухкомнатную... на проспекте Славы.
  - Что вы мне всегда врёте, товарищ курсант? То дети, то жена у вас болеют, то соревнования... Жду вас у себя в кабинете с подробной объяснительной. А там посмотрю, какое наказание вам объявить...
  Я написал объяснительную на двух листах и принёс две бутылки смирновки. Наказание меня миновало.
  Вскоре я осознал, что лучше торговать в безопасном месте. У друга семьи - начинающего бизнесмена Костинова Сергея была трикотажная фабрика, которая осталась ему от мамы. Он говорил, что производство убыточное. Из десяти цехов работал один. Китай и Турция были дешевле и доступнее питерского трикотажа. После занятий я продавал кальсоны, панталоны и ночные сорочки. На машине меня отвозили на точку, и я раскладывал свой нехитрый товар на столах. Стыда уже не было. Стыдно было смотреть в глаза двум девочкам и жене. Хотелось что-то изменить.
  - Ты, чей, баран, будешь?
  - Я? - слова как будто застряли в глотке. Язык отказывался повиноваться. Я смотрел на двух богатырей, подкативших на тонированной девятке, и животный страх парализовал мою волю. Вспоминался фильм "Брат" и рассказы однокурсников о бандитском городе. Умирать за нательное бельё в этот морозный вечер на окраине Купчино не хотелось.
  - Скажи, баран, своему хозяину, что задолжал он нам... И собирай своё барахлишко. Чтоб больше мы тебя здесь не видели.
  Я состоял на бирже труда, вечерами и в выходные дни работал в двух городских больницах, но денег на семью не хватало. А ведь мне хотелось получить "красный диплом", и чтобы оставалось время на тренировки.
  Мой друг Вадик по ночам подрабатывал охранником в клубе "Александр" и рассказывал, что у них обитают клофелинщицы. В еженедельнике "Из рук в руки" я встретил объявление: "Продаю клофелин, жидкий, недорого, прямые поставки из Риги" и номер пейджера.
  Мы встретились в вестибюле метро "Приморская". Мужчина средних лет, в кожаной куртке, в правой руке он держал папку для документов, в левой - пакет с лекарством. Для пробы я купил двадцать тюбиков. Перепродал Вадику. Доход составил три сотни процентов. Жена обрадовалась: "Вот это я понимаю! А то всё учишься-бегаешь и никакого толку от тебя..."
  Колька - сосед по улице, который учил меня в детстве ездить на мопеде, открыл свой таксопарк и развивал бизнес.
  - Сколько тебе надо?
  - Да сколько привезёшь.
  - Тысячу ампул возьмёшь?
  - Конечно... на Украине его не найти.
  В долю вошёл Костинов. Точнее, он одолжил деньги на половину партии и вторую половину купил "для себя". Также он оплатил билеты на поезд курьеру. Мне оставалось лишь купить тюбики на "Приморской", передать Костинову и встретить партию на киевском вокзале. Всё прошло гладко. Но Колька в последний момент отказался от клофелина. Процент глазных капель был не тот.
  - Бери за половину цены. Будете в два раза больше капать, - уговаривал я его.
  - Нет, мне надо полуторапроцентный.
  Что делать с лекарством и как возвращать деньги? Домой хоть не показывайся. Зимние каникулы подходили к концу.
  - Для чего этот препарат используется? - спросил у меня отец.
  - Это глазные капли. Они снимают внутриглазное давление при глаукоме.
  - Так попробуй сдать их в аптеки. Хотя бы стоимость вернуть.
  Я ходил по городским аптекам и предлагал клофелин. На меня смотрели, как на прокажённого и требовали показать то лицензию, то сертификат.
  Друзья подсказали, что надо ехать на Лукьяновский рынок.
  Покупатель нашёлся довольно быстро. Парень в валенках, телогрейке и варежках из овчины, торгующий видеокассетами, сказал, что купит всю партию, но завтра.
  Но я не пришёл. Интуиция подсказывала, что не бывает лёгких денег и где-то таится опасность.
  В Питере меня расстреляли... словами: "Неудачник, тряпка, ты так и не научился жить, хлюпик... Бери пример с других..."
  Долг Костинову я отдавал семь месяцев. К работе продавца добавились профессии швеи-мотористки и маляра-штукатура. Меня научили работать на ткацком станке, и я строчил ленты для обмывки машин. Пальцы то и дело натыкались на острую иглу, глаза болели к концу вечерней смены, но каждая смена приближала меня к цели. Через три месяца я стал охранять фабрику Костинова. Вскоре у него её отобрали, вместе с его BMW и пятикомнатной квартирой в сталинском доме.
  Клофелин я оставил в Киеве. Когда отдал долг Сергею, сказал отцу, чтобы тот раздавил ампулы и спустил их в мусоропровод.
  Больше я не торгую.
  
  Детская инфекционная больница Љ4, первое кишечное отделение.
  
  Устроился сюда спустя месяц поисков. После того, как мне предложили уволиться из "тюремной" психиатрической больницы. Сначала обратился на Металлический завод в цех по изготовлению турбин. Но отсутствие справки о прописке и паспорта не позволило мне стать учеником токаря-расточника. Хотя брали по военному билету.
  Детское отделение выгодно контрастировало с мрачными закрытыми палатами-камерами психиатрической больницы. Зарплата, правда, обещана была в полтора раза меньше, хотя работа была намного интенсивнее. Наличие красного диплома из медицинского училища, трудовой книжки пошло на пользу, и вот я числюсь медбратом отделения кишечных инфекций. Первые две недели - испытательный срок, во время которого меня проверяли выполнением различной "черновой" работы. Мойка стен, окон, полов, вынос мусора, переодевание младенцев. Я понимал, что вначале везде тяжело, а работа мне была нужна; терпел и спустя две недели вышел в смену самостоятельно.
  Отделение состояло из двух этажей. На первом этаже находятся дети старше года, на втором - дети до года, вместе с мамами, иногда без. Мой путь начался с первого этажа. Отделение работало интенсивно. Иногда в день поступало до шести-восьми человек. Как правило, в состоянии обезвоживания и с симптомами кишечной диспепсии. Если поначалу я лишь присматривался к технике выполнения внутривенной инъекции ребенку (а они имели свои особенности), придерживая его от избыточных движений, то спустя шесть месяцев я уже сам исполнял роль ведущего. Не всегда проходило всё гладко, и на постановку капельницы могло уходить до часу времени. Затем, когда уже лонгету вместе с прибинтованной рукой привяжешь к койке, может произойти, что венозный сосуд по каким-то причинам не выдерживает и жидкость выходит под кожу или игла тромбируется и не промывается никаким растворителем. Иногда матери случайно задевали иглу, иногда ребёнок, изгибаясь в крике, вытаскивал иглу из вены. Тогда вся кропотливая работа повторялась вновь и вновь. Спустя год я научился ставить внутривенные иглы под названием "бабочка", что заметно облегчало проведение манипуляции. Меня стали ставить в смену на этаж с грудными детишками. Сложнее, но не менее интересно. Кроме капельниц необходимо было разнести кормёжку, представленную кашей, кефиром, молоком, рисовым, морковным отваром. Все питались по разным режимам (от пяти до восьми раз в день), начинали в шесть утра и заканчивали в полночь. Пищу необходимо было разогреть в кастрюле с водой и донести до каждого болеющего. Если отсутствовала мама, то и накормить, и перепеленать соответственно. К тому же иногда лечение приносило противоположный эффект, и приходилось матерей обучать технике постановки клизмы их любимому чаду, начиная с тёплых пелёнок, массажа и заканчивая газоотводной трубкой и клизмой. Дополнительно полагалось капли в нос, уши, глаза, смазывание потничек, отсасывание слизи из носа, зева. В качестве постоянного бонуса - внутримышечные инъекции, раздача порошков и таблеток, проверка назначений в истории болезни, выписка аптеки на следующий день. В виду отсутствия младших сестёр прибавлялась и их работа. Иногда её можно было поручить обучающимся студентам, которые часто приходили на практику, но чаще приходилось всё делать самостоятельно.
  Работы порой было так много (иногда до двадцати капельниц в сутки), что передышки можно было делать лишь на приём пищи. Сутки пробегали незаметно. После полуночи вспоминал о домашних заданиях и открывал учебники, конспекты.
  Дежурство начиналось в четыре вечера, и должно было заканчиваться в девять утра. Но в связи с моей учебой, мне негласно разрешено было уходить в восемь утра, оставляя часть этажа на вторую медсестру.
  Порой дежурства пересекались с какими-то нештатными построениями, и тогда мне приходилось на свой страх и риск оставлять отделение под присмотр одной медицинской сёстры и стремглав бежать на Финляндский вокзал. Благо, что больница находилась в четырёх километрах от академии, и, спустя шестнадцать-семнадцать минут, я был на месте. Как-то мне удосужилось за сутки повторить этот маршрут четырежды, к тому же, будучи одетым в шинель и военную одежду. Это позволяло записать лишние набеганные километры в тренировочный график.
  В те дни, когда на отделении было относительно спокойно и никакая из мамочек не искала медицинских работников с вопросами о качестве стула её ребенка, я, накормив всех, убегал на Крестовский остров. После пятнадцати километров бега работа спорилась ещё лучше, а об усталости можно было и не вспоминать. В одну из таких пробежек я одолел марафон "Дорога жизни", в котором даже выиграл, отблагодарив страховавших меня на сутках тортом и ликёром.
  Самое же трудное суточное дежурство выпало с воскресенья на понедельник в сентябре 1996 года. В три часа ночи я закончил бежать сто километров на соревнованиях "Испытай себя" и, отдохнув пару часов в палатке, отправился заступать на дежурство в детскую больницу. Ноги были, конечно, деревянными и непослушными, мышцы жаждали отдыха, а дети требовали ухода, кормлений, уколов и капельниц. А так как я занял первое место, то ещё вечером этого же дня мне предстояло прибежать на награждение, проходившее на улице Жени Егоровой. В понедельник в пять утра, сделав всем детям необходимые инъекции, я с трудом побежал по Аптекарской набережной, чтобы к семи успеть на еженедельное построение в парке академии.
  Периодически меня отправляли на другие отделение (фтизиатрическое, гепатитное, венерических инфекций), но там я подолгу не задерживался. Приятно было осознавать, что в моей помощи больница стала нуждаться. Я научился ставить "бабочки" в капилляры, и меня приглашали выполнить манипуляции в другие отделения.
   
  В интернате
  
  В психоневрологический интернат я устроился, чтобы перевести тестя из психиатрической больницы, где он жил уже четвёртый год кряду. Я смутно представлял, что такое интернат вообще. В детстве, как перспективному атлету, мне предлагали перейти в спортивный интернат.
  - Ты мечтаешь о карьере великого спортсмена? - спросила у меня мама после беседы с детским тренером.
  - Нет. Скорее хочу стать врачом или журналистом.
  - Тебе плохо дома живётся?
  - Нет. Я и так могу тренироваться два раза в день.
  - Ты знаешь, пока у меня есть руки, ноги и ясная голова, я бы не хотела, чтобы мой сын рос в интернате, пусть и спортивном. Когда подрастёшь, надеюсь, ты вспомнишь.
  Супруга описывала своего отца, как глубокого инвалида, который после криминальных разборок получил несколько ударов трубой и потерял рассудок. Я приехал к нему в больницу в ста километрах от Питера и ужаснулся нечеловеческим условиям. Вспомнился хлев, который сделал отчим в доме-времянке. Но здесь жили люди. Пусть и с безумными глазами. Я только третий год познавал азы врачевания, но мне стало страшно и захотелось во что бы то ни стало забрать отсюда этого небритого нестарого мужчину, который плакал над скудной передачкой с папиросами и не хотел отпускать мои руки.
  - Я приеду, Валер. Не переживай. Ты же мой тесть теперь!
  - Не бросай меня, Слава, Христом Бога прошу...
  В интернат я устроился на половину ставки. Большее мне не потянуть. В месяц - десять дежурств в детской инфекционной, три наряда по курсу, остальные вечера - агентство недвижимости, где необходимо найти двухкомнатную квартиру.
  Благо, что интернат находился в пяти километрах от Финляндского вокзала, и я спокойно мог по пути с лекций ещё и потренироваться. Платили немного, но зато кормили. Сосиски, помидоры, яблоки на ужин, манная каша с маслом и яйцом на завтрак, плюс два батона в одни руки за каждое дежурство. За последним пунктом чётко следила вневедомственная охрана и на КПП проверяла сумки работников. До меня доходили слухи, что многих сестёр ловили, журили, а рецидивистов увольняли. Но мне было не до местных сплетен.
  Работа была несложная и давала возможность хорошо подготовиться к занятиям в академии и выспаться. Закрытое мужское отделение на сто пятьдесят коек, базирующееся в бывшей царской конюшне. Про себя отметил, что император очень любил четвероногих с наездниками и даровал им пятиметровые потолки с неплохой вентиляцией. После ухода буфетчицы с санитаркой я оставался наедине с пациентами. Не нужно быть психиатром, чтобы по лицу определить выраженность их безумия.
  "Хроники... - кратко ответила на мой вопрос заведующая, - это от старых нейролептиков всё... Новые только появились. Нам вот по лендлизу пришла партия рисперидона. Будем пробовать заморское чудо..."
  Был ещё т.н. старшина из пациентов, который руководил уборкой и за это получал бонусы в виде хлеба, кефира, сигарет и прочих вольностей. Юркий, подвижный и весьма развитой мужчина, который всегда улыбался и при этом быстро отводил глаза. Он знал все больничные сплетни, так как был единственный, кто гулял в парке.
  - Вы знаете, вчера со второго отделения санитара увезли после дежурства в Мариинскую больницу? - прошептал он.
  - Напился что ли? - спросил я у него, заполняя журнал наблюдений.
  - Нет. Гангрена члена... Говорят, что утром нашли его без сознания с веревкой.
  - Чего не бывает на женском отделении...
  - Какие задачи на сегодня, шеф?
  - Как обычно. Взлётку моём и генералим пятую палату...
  В мои задачи также входило описание трёх десятков человек, измерение температуры тем, кто оказывался в санпропускниках, выдача и раскладка утренних таблеток.
  Санпропускник - это ванная комната, где лечили всех инфекционных и температурящих, так как город боялся забирать наш контингент в свои пенаты. Методы были весьма архаичные и отличались от того, чему обучали в Альма-матер.
  - Всем срущимся ставим клизмы с марганцовкой... - напутствовала меня старшая сестра во время очередного инструктажа, - всех вшивых бреем наголо, купаем в дусте и заворачиваем в керосин...
  - А женщин тоже?
  - С ними индивидуально. Всё ж сотрудницы наши, хоть и бывшие.
  Я не переставал удивляться контрасту. Меня учили одному, требовали другое, а на поверку выходило третье. Мне хотелось спросить у этой умудрённой жизнью медсестры: Чем продиктована забота, что две слегка дементные дамы находятся в мужской палате? Я замечал, что их хорошо кормят, как и двух толстых малоподвижных гермафродитов, лежащих неподалеку, но по опыту работы в больнице для заключённых помнил, что интерес наказуем увольнением. Лишь когда один из них по кличке Аня умер, мне пришлось раздевать его и осматривать тело с синяками на молочных железах.
  - Ты опять опоздал, медбрат! - прорычала сдающаяся дневная медсестра, - я из-за тебя в который раз не успела на электричку.
  - Извините, всего на десять минут... ребёнок заболел, скорую вызывали.
  - В гробу я видела тебя и твою семью... в белых тапочках.
  - Ах ты, сука! - не удержался я и слегка встряхнул её за плечи.
  Она не упала, а от неожиданности позеленела и прошипела:
  - Я доложу на тебя рапортом директору... Я пойду в академию, я сделаю всё, чтобы ты не стал врачом...
  Главврач был поклонником творчества Тараса Шевченко, и мы поговорили с ним, как отец с сыном о литературе, жизни и работе:
  - Прости её, Слава. Понимаешь, есть такое понятие, как профессиональная деформация... Сорок лет на одном месте. Тестя я твоего обязательно возьму... Обещаю, как земляк земляку. Но лучше напиши заявление по собственному, чтобы не раздувать скандала...
  
  22.02.1996 г., Санкт-Петербург
  
  Спасибо, папа, за твоё письмо и информацию о возможности прохождения военной службы на Украине. Я прочитал его своим землякам (а их треть), и многих заинтересовала подобная альтернатива. Перспектива получать в месяц двести долларов несравнима с возможностью прозябать в дальнем уголке Забайкальского края или на Чукотке (если ещё повезёт). Кстати, в Анадырь меня приглашал мой новый знакомый по трикотажной фабрике - служить в военном санатории.
  После окончания седьмого курса у нас будет распределение. Десять процентов оставят в Московском и Ленинградском военных округах, десять процентов пошлют на Урал, двадцать - на Кавказ, остальных - в Забайкалье и на Дальний Восток. Такой расклад был в прошлом году. Думаю, что навряд ли что-то изменится в будущем. До введения контрактной системы офицера с двумя детьми не посылали за пределы ЛенВО. В этом году офицера направили в Чечню. Когда он спросил, где будут жить его дети и супруга, начальник факультета сказал, что их оставят в академическом общежитии, пока он будет выполнять конституционный долг. В качестве бонуса ему пообещали высокую зарплату и льготное исчисление лет: год службы в Чечне за три к пенсии. Если вернётся, то также пообещали зачислить его без экзаменов в клиническую ординатуру по любой специальности.
  Я не верю таким речам. Практика показывает, что государство регулярно нарушает свои обязательства по всем направлениям. На сегодняшний день оно должно мне шестьсот долларов и возвращать не собирается. Цены растут ежемесячно. Летнее обещание Ельцина, что в январе все долги военным будут погашены, оказалось фикцией. И как бы я жил, если бы не работа, которой официально запрещено заниматься?
  Из личной жизни - лишился половины ставки медбрата в психоневрологическом интернате, а это минус сорок долларов и двадцать батонов хлеба от семейного бюджета. Почти месяц искал ещё одну подработку, но тщетно. Брали помощником сталевара на металлургический завод, но я посмотрел на эти печи, жар, кипящий металл и отказался, так как в таких условиях я точно не смог бы делать уроки и спать хотя бы два-три часа в сутки. В инфекционной больнице дела тоже ухудшились. Ставка составляет сто сорок - сто шестьдесят часов в месяц, что оплачивается ста долларами. Некоторым медсёстрам не нравится, что я беру только вечерние и ночные часы, которые конечно дороже. Поэтому старшая сестра сказала, что моя подработка может скоро закончиться.
  Вика тоже пробовала найти себе работу и устроилась диспетчером в агентство недвижимости, но выдержала только два дня, так как ребёнок у нас растёт с характером и часто хворает. ОРЗ, отиты, высокая возбудимость - всё это усложняет нашу жизнь. Сейчас появились проблемы с Оксаной. То голова болит, то живот, то аппетита нет. Благо, что я учусь в академии и есть возможность её обследовать. Также навалилась ещё одна проблема. Бабушка Вики. Она является собственником квартиры и обещает скоро приехать к нам. Не знаю, правда или нет. В прошлом месяце я двое суток помогал ей с переездом из Устюжны в Будогощь (1200 км), и она отблагодарила нас консервацией и семью мешками картошки, пять из которых я продал на рынке у метро Академическая, так как хранить было её негде.
  Дополнительно к работе в больнице устроился агентом недвижимости в Град-инвест. Мы планируем поменять однокомнатную квартиру на двухкомнатную. Без связей, знакомств и определённых средств этого не сделать. Поэтому в свободные от дежурств вечера, пропадаю в офисе на Невском проспекте, где изучаю базу данных, принимаю звонки, а также езжу на просмотры квартир и комнат. Зарплата моя сдельная - три процента от суммы сделки. В качестве подспорья в агентстве выдали пейджер, на который приходят сообщения. Также помогает домашний телефон с АОНом и автоответчиком.
  Просмотры квартир пока для клиентов, которые обращаются в агентство для покупки/продажи. Моя задача состыковать продавца с покупателем и заключить сделку. Мне показалось, что работа несложная, примитивная, иногда скучная, так как КПД у неё низкое (большинство просмотров заканчиваются ничем), но ради перспективы приходится терпеть. Узнал, что в городе с десяток агентств недвижимости, которые принадлежат криминальным структурам и нас предупредили не связываться с ними.
  Учёба идёт своим чередом. Этот семестр тяжёлый. Семь экзаменов и пять зачётов с оценкой, которые пойдут в диплом. Также он включает в себя месячную войсковую стажировку в Красном Селе, где нам будут показывать, что такое медицинская служба в боевых условиях. Но лучше бы этого не знать.
  Бегаю редко. Холодно, скользко, да и времени мало. Принимал участие в январском марафоне "Дорога жизни", который дался очень и очень тяжело (из-за встречного ледяного ветра возникли судороги в руках), но он поднял меня в моих глазах, так как я смог преодолеть себя, свою слабость и на финише ещё получил призовой электрический чайник за первое место в возрастной группе.
  
  Испытай себя 1996 года
  
  Об этом пробеге я узнал в прошлогоднем сентябре. Тогда в шесть вечера мы стартанули вместе с суточниками и соточниками на улице Жени Егоровой. Я бежал полумарафон и удивлялся необычным соседям. С повязками на головах, в тайцах и длинных футболках, несмотря на жару, они не спеша семенили по городским кварталам. Молодёжи среди них было мало. В основном те, кому за сорок. Пробежав два круга с маленьким аппендиксом, я стоял с друзьями до закрытия метро и всматривался в лица чемпионов страны, Европы и Мира и обычных любителей, которые исследовали свои возможности. Они пробегали через стартовый городок, где счётчики кругов сообщали о времени, месте и пройденной дистанции, на ходу подкреплялись кашей с котлетами, бананами, чаем и убегали в ночь. Мне не верилось, что человек способен столько бежать. Преодолеть сутки, да даже сотню километров казалось за гранью моего понимания. С другой стороны, а чем я хуже их? Десять лет тренировок за плечами. Шесть марафонов в багаже. Почему бы мне не рискнуть? Ведь необязательно показывать быстрые часы-минуты. Главное, - устоять на ногах и не перейти на шаг! "Буду готовиться! - решил про себя, - ведь впереди ещё год".
  Учёба, работа, семья, полуголодный рацион и месячный километраж не выше четырёхсот километров. "Бежать или не бежать?" - задавал вопрос сам себе за неделю до старта. Мои курсантские друзья: Леша Ковалев и Сергей Шаповалов выбрали марафон, Аркадий Чмуневич готовился к суткам. Две недели назад я выиграл Львовский марафон, и хотелось чего-нибудь новенького.
  - Что бежишь, Слава? - спросила Ольга Петровна - секретарь питерских пробегов, - марафон, полумарафон?
  - Сегодня сотку! - как можно спокойнее ответил я.
  - Готов?
  - Конечно! - соврал я.
  Вопросы готовности всегда относительны. Можно быть готовым морально и физически, но не определить целевой темп или из-за мандража начать быстрее! Можно рассчитать всё, но утром в день старта предательски растянуть связки, не так встав с постели. Можно съесть что-то не то за три часа до старта и всю дистанцию корить себя за это.
  - Заполняй карточку! И распишись за здоровье!
  - Зачем?
  - Как зачем?! Чемпионат России на сутках попутно проводим, а на сотке Кубок страны разыгрывается!
  Вот и закончились субботние занятия. Съездил домой, переоделся, взял еду на долгую дорогу, завтрашнее суточное дежурство в детской больнице и конспекты на понедельник. Хлеб, печенье, термос с чаем, свежий халат, военная форма, пара учебников.
  - Всё же решил бежать, Слава? - спросила перед уходом жена.
  - Да, Викуля!
  - Вот настоящие мужчины дома сидят. С женами, детьми. Думают, как деньги заработать! А ты, мало того, что здоровье своё гробишь, так ещё тебя и дома никогда не бывает... Вон, полку сколько недель прибиваешь?
  - Не сердись. В понедельник вечером прибью твою полку.
  - Настя, Ксюша, идите папку поцелуйте на прощанье. Он у нас с ума сошёл. Сто километров сегодня побежит. Может, в последний раз его видите таким!
  - Хватит тебе, Викуль! Ты же знаешь, я год об этом мечтал!
  - Ладно, проваливай, мечтатель!
  Второе сентября. Семнадцать часов. Метро Проспект Просвещения. Питерская осень давно напоминает о себе. Утром шёл дождь. Похоже, что ночью будут рецидивы. Холодное солнце не успело высушить лужи. Маршрутки сигналят трамваям и почти слепым пешеходам. У ларьков мужики в сизых ватниках балуются "красной шапочкой", дамы поприличней в леопардовых ботфортах затариваются амаретто диссарондо. Никому нет дела, что в ста шагах от них пара сотен человек решила испытать себя бе́гом. У каждого свои приоритеты.
  - Молодой человек, вы что побежите? - спросила дама-волонтёр из стартового городка.
  - Сто километров.
  - Ваша палатка номер три. Там и суточники переодеваются. Вещи можете оставить там.
  Я зашёл в армейскую палатку УСБ, где на расставленных двух десятках коек кипели предстартовые приготовления. Кому-то делали массаж, кто-то втирал никофлекс и апизартрон, а кто-то просто спал или притворялся спящим, так как в этом рое человеческих голосов уснуть не каждому под силу.
  - Слава, пойдёшь с нами разминаться? - спросил Алексей!
  - Зачем, Лёш? Сто километров. Думаю, что разомнусь по ходу.
  - Что взял на дистанцию, Слава? - спросил присевший рядом Аркадий.
  - Яблоко, хлеб, чай, варенье! Говорят, что кормить будут каждые пять километров.
  - Может и будут. Кашкой-парашкой. А я вот запасся!
  Я посмотрел на его рюкзак и чуть не присвистнул. Бананы, курага, изюм, конфеты, апельсины, спортивные напитки.
  - Но тебе сутки топтать кроссовки. Оно и понятно.
  В шесть вечера мы выстроились в стартовом городке. Директор соревнований Лось произнес торжественную речь, главный судья Борис Вязнер объявил о регламенте. Военный оркестр сыграл туш, и с криком "Ура...!" мы не спеша ринулись покорять городские улицы.
  Как бежать сотню? Я подумал, что главное - это психологический комфорт. Можно думать о предстоящем зачетё по кардиохирургии, можно вспоминать Ремарка, а можно просто болтать с друзьями-марафонцами из когорты лыжников. Благо, что комфортный темп позволяет это делать. А если в компании ещё и девушка, то тем для разговоров окажется неисчислимое множество.
  Круг десять километров. Каждые пять километров питательный пункт. Беги, ешь, да болтай языком.
  - Марина, ты первая. Разрыв со второй десять минут! - сказал с итальянским акцентом сопровождающий нашей дамы.
  - Это мой тренер, ребята. Он из Италии. Чемпион гонки Пассаторе. Слышали о такой?
  - Нет, конечно.
  И Марина рассказывала нам об Италии, о далёкой ЮАР с её сверхмарафоном Комрадс. Мне казалось это чем-то инопланетным. Пустыня, восемьдесят семь километров, пятнадцать тысяч сверхмарафонцев и призовые в виде золотых слитков.
  - Ну, всё, мальчики, спасибо вам за компанию! Я ускорюсь на финише! - поблагодарила Марина Бычкова и убежала от нас.
  - Слава, мы финишируем! Давай держись! Всего шестьдесят километров осталось! - прокричал Сергей Шаповалов, - мы болеем за тебя!
  Бежать стало скучновато. Вечереет. Обогнал Аркадия. Поболтал с ним пару минут. Бег у него не заладился. Живот. Сказал, что скоро сойдёт. На шестидесятом догнал Лабутина из Вязников. По журналу "Бег и Мы" знал, что личность легендарная. Восемьсот километров в месяц накручивает на тренировках. Рекордсмен страны в двухсуточном беге. Перекинулись парой фраз. Вижу, что разговор не клеится. Всё же сутки не сотня. Пожелал ему удачи. Поравнялся с Кругликовым из Смоленска. Этот пашет, как робот. Ни слова. Подивился, что перед забегом он срезал верх у своих почти новых кроссовок. Видимо, чтобы остаться при ногтях. Всё же жаль его "асиксы". Но он настроен серьёзно. Поставил две персональные палатки. Велосипедист постоянно курирует его пищевые запросы. Чувствуется, что хочет завтра уехать на призовой "Оке".
  Незаметно подкрались семьдесят километров.
  - Слава, бананы будешь? - спросил Сергей Бокатюк, - Аркаша сошёл...
  - Да, с удовольствием!
  - А на следующем круге тебе чего вкусненького приготовить?
  - Апельсинину! Чего-то кисло-сладкого захотелось! Не знаешь, каким я бегу?
  - Нет. Но преследователь минут в двадцати от тебя.
  Как же здорово, что можно бежать и заказывать меню. Чувствовал себя в каком то ресторане на ходу.
  - Динамо бежит? - задиристо спрашивали пассивные болельщики - любители "красной шапочки".
  - Бежит!
  - Много?
  - Сколько дадут!
  - Будешь третьим?
  - В другой раз!
  Пара фраз, а мыслей вагон.
  - Мама, мама, а почему дядя до сих пор бежит? - спросил младшеклассник у серьёзного вида мамаши.
  - Делать ему нечего... вот и бежит.
  Наверное, действительно нечего. И по-своему она права. Но ещё больше нечего делать моим редким партнёрам по суткам. Многие из них уже перешли на шаг. Кто-то отправился в палатку на передых. Кому-то прямо на асфальте массируют, схваченную судорогой икроножную. Небольшой дождик промочил меня. Набежавший ветер просушил. Похолодало. Друзья дали напоследок конфет и пожелали удачи. Интересно, на каком километре должна наступить яма? Метро закрылось. В панельных девятиэтажках стал гаснуть свет.
  На десятом кругу подъехал фургон "Форд" с надписью "ТВ Санкт-Петербург".
  - Номер, сто двадцатый, можно у вас взять интервью?
  - Конечно!
  - Как самочувствие у лидера?
  - Спасибо за приятную новость! Я и не знал. Чувствую себя хорошо! Сейчас восполню запас гликогена шоколадом. Надеюсь, что до финиша хватит!
  Мы поговорили о моей подготовке, профессии, сегодняшней погоде, и напоследок девушка-журналист пожелала удачи. Я забыл о накопившейся усталости восьмого часа бега и немного ускорился.
  - Финиширует победитель стокилометровой дистанции, курсант Военно-Медицинской академии, Вячеслав Дегтяренко, - комментировал Борис Вязнер, - его время семь часов пятьдесят минут и двадцать секунд!
  Я, наверное, ещё и не осознал всего произошедшего. Не было привычной борьбы с соперниками, не было обязательной охоты за временем и предварительно составленного плана. Дружеская побегушка, в конце которой потерпел пару часов.
  - Вы можете пройти в палатку! - сказала девушка счётчик кругов.
  - Не знаете, где душ?
  - Утром поедет автобус в баню.
  - Утром мне надо быть на работе.
  Импровизированный душ из пластиковой бутылки, три часа на сон под разговоры ультрамарафонцев - и на Петроградку. Пелёнки, капельницы, клизмы, истории болезни.
  - Свет, подстрахуешь меня с грудничками на пару часиков? - спросил у медсестры с первого этажа, - я почти всё сделал. Надо только питание на девятнадцать часов раздать отказникам и пенициллин на восемнадцать сделать.
  - Ты куда? Бегать что ли опять?
  - Нет. Бегал ночью. Надо приз получить!
  - С тебя бутылка ликёра!
  - Само собой!
  На импровизированной трибуне-грузовике нам вручили призы-подарки. Кому машина, а кому бытовая техника или просто диплом с медалью.
  - Ура! Я обладатель Кубка России на сто километров!
  - Что выиграл? - спросила жена по телефону.
  - Чешский пылесос!
  - Лучше бы тебе денег дали... В холодильнике мышь повесилась...
  По пути к метро я продал пылесос ребятам в малиновых пиджаках за швейцарские франки. Один из них хотел сделать подарок своей супруге. У продавцов в руках оказалась газета "Деловой Петербург". По курсу не доставало ста двадцати рублей, и они нехотя, доплатили.
  - Настоящие франки, Аркаш?
  - Вроде да. Видишь, печати стоят: "Bank of Switzerland".
  В понедельник после занятий я купил продукты в синяке и зашёл в тамошний обменник.
  - Мы не можем их поменять, молодой человек, - сказала кассирша после небольшого совещания.
  - Почему?
  - Это не эС Ка Вэ, - ответила она с паузами.
  - На них же написано "Банк Швейцарии".
  - К сожалению, родина этой валюты - Бразилия...
  
  
  Письма к немецкому генералу
  20.01.1996 г.
  Здравствуйте, доктор Эверт!
  Я благодарен вам за ваше письмо. К сожалению, я не смог его прочитать, так как оно пришло на факультет в начале января. В это время я был в зимнем отпуске и узнал лишь от дежурной службы. Мои поиски успеха не принесли. Лучше направлять письма на мой домашний адрес, где я проживаю вместе с семьей. В прошлом году я женился. У меня две дочери: Оксана и Настя. Старшей семь лет, в этом году она пойдет в первый класс средней школы. Младшей всего год с небольшим, и она пока ходит "под стол пешком". Моей жене двадцать четыре, она мастер спорта по спортивной гимнастике, в настоящее время домохозяйка.
  Извините меня за долгое молчание. Я ждал ответ на июньское письмо. Так и не знаю, получили вы его или нет. За это время произошло многое в моей жизни.
  В июне я пробежал марафон "Белые ночи 95" и полумарафон на День Независимости России. В июле я сдал летнюю сессию на "отлично", а в августе я вместе со старшей дочерью ездил отдыхать в спортивном лагере на побережье Черного моря на Украину, где бегал, плавал, загорал, участвовал в соревнованиях и насыщал организм витаминами.
  Осенний семестр начался первого сентября. Он короче весеннего на два месяца. Теперь я учусь на пятом курсе. Самым знаменательным событием было присвоение первичного офицерского звания - младший лейтенант. Вместе со мной этой почести были удостоены еще десять курсантов, которые отслужили полтора-два года срочной службы в рядах Советской Армии. Остальные сто сорок курсантов нашего факультета станут офицерами лишь на шестом курсе.
  Соответственно званию мне выдали новое обмундирование, удостоверение личности офицера (для курсанта и солдата единым документом является военный билет, тогда как общегражданский паспорт не предусмотрен). Повысился и мой денежный оклад. Он состоит из следующих статей.
  Продовольственные или пайковые деньги. Это шестьдесят долларов в месяц. Их можно заменить продовольственным пайком, в который входят мясные, рыбные, молочные консервы, сахар, крупы, соль, чай, яичный порошок, мука. Или выбрать питание в столовой по установленному начальником продовольственной службы меню. Но последнее наименее выгодно, так как рацион преимущественно жироуглеводный и привязывает к посещению столовой.
  Оклад по должности и воинскому званию. Приблизительно сто пятнадцать долларов в месяц. Если учишься на отлично или занимаешь должность учебного командира, то раз в три месяца к нему добавляется еще один оклад. Кроме этого перед летним отпуском выплачиваются дополнительно два оклада, а в конце декабря - три оклада, если учишься на "отлично" и нет дисциплинарных взысканий. Т.е. за учёбу, дисциплину и общественную нагрузку доплачивают в год ещё девять окладов.
  Льготы. Бесплатный проезд в общественном транспорте, а это пятнадцать долларов в месяц. Раз в год бесплатный проезд к месту проведения отпуска и обратно по всей территории России для военнослужащего и членов его семьи (супруги, детей). Это приблизительно двести-триста долларов. У военнослужащего есть льгота на пятидесятипроцентную скидку на оплату коммунальных услуг (это пять-десять долларов в месяц). Если же офицер снимает жильё, то ему оплачивают поднаём в качестве пятидесяти долларов в месяц, что составляет приблизительно половину или треть от номинальной стоимости (аренда двухкомнатной квартиры на окраине Санкт-Петербурга стоит сто пятьдесят долларов в месяц). Военнослужащий и члены его семей имеют право на бесплатное лечение в военных госпиталях и клиниках. На сегодняшний день стоимость лечения в клиниках академии составляет пятьдесят долларов в день без учета затрат на обследование и операции.
  Бесплатное обмундирование, в которое входит всё, начиная от нательного белья и носков, и заканчивая полевой, парадной, повседневной формой, ботинками и сапогами, а также предметами личной гигиены, учебниками, инвентарём, недорогой спортивной формой.
  Таким образом, средняя зарплата (или денежное довольствие) составляет триста долларов в месяц. Интересно было бы узнать, а как обстоят дела в вашей армии с обеспечением курсантов.
  Единственный недостаток этой системы выплат - это несвоевременность. Задержки составляют от одного до трёх месяцев. Получается парадокс, что военнослужащие получают довольно высокую зарплату в сравнении с гражданскими (средняя зарплата в городе - сто пятьдесят долларов), но выплачивается она с большим опозданием. Когда мы задаём вопросы руководству: как нам жить? - нам отвечают: экономьте! Хорошо, если живешь один, носишь военную форму, питаешься в столовой, свободное время проводишь в библиотеке, а что делать, если у курсанта есть семья, дети и круг интересов выходит за рамки обозначенного минимума? На этот вопрос министр обороны Павел Грачёв лаконично ответил: "Военнослужащим запрещено подрабатывать!" Но я не вижу ничего криминального в том, что если я справляюсь с учебной программой, подработать ночью или в выходные дни в больнице, чтобы повысить свой профессиональный уровень. Заодно я расширяю кругозор, бесплатно питаюсь и обеспечиваю жизнедеятельность своей семьи.
  В январе у нас начался весенний семестр, в течение которого мы проходим следующие дисциплины: военно-полевая хирургия, военно-полевая терапия, судебная медицина, организация тактики медицинской службы, оперативно-тактическая подготовка, урология, ургентная хирургия, медицинское снабжение, управление деятельностью медицинской службы, психиатрия, педиатрия, основы государства и военного права, физкультура. Также на протяжении трёх недель (две в мае, одна в июне) у нас будут учения в Красном Селе. Это пригород Санкт-Петербурга, где находятся лагеря и полевая база академии.
  На этом заканчиваю свое письмо. Пишите!
  
  25.01.1997 г.
  Дорогой доктор Эверт!
  Я получил ваше письмо от 27.11.1996 г. лишь через два месяца. Хоть и с опозданием - поздравляю вас и вашу семью с Новым годом и Рождеством Христовым!
  В России отмечают несколько праздничных дат. В ночь с 31.12 на 01.01 - Новый год, 07.01 - Рождество, в ночь с 13.01 на 14.01 "Старый" Новый год по григорианскому календарю. Но лишь Новый год является общенациональным и общенародным праздником. К нему в каждой квартире (доме) ёлки наряжаются праздничными игрушками и гирляндами, комнаты украшаются бумажными снежинками, а стёкла раскрашиваются красками или зубной пастой на новогоднюю тематику. Самое главное - это новогодний стол, на который покупается всё самое лучшее, что может позволить русская семья. Чёрная, красная икра, нарезки из колбас и сыров, лосось, осетрина, а также готовятся традиционные новогодние салаты: холодец (желе из мяса), оливье (отварные овощи с яйцом, горошком, мясом под майонезом), винегрет (отварные картофель, свёкла, морковь, консервированные огурцы, горошек с подсолнечным маслом), сельдь под шубой (рыба с отварными картофелем, морковкой, свёклой, яйцом и под майонезом), а также солёные огурцы, помидоры, грибы, квашеная капуста и непременно горячее мясное блюдо с тортом.
  С приближением стрелок к полуночи все красиво наряжаются и рассаживаются за стол. Вспоминают старый год и всё лучшее, что было в нём. Без десяти двенадцать передаёт свои поздравления Президент. И когда куранты на Спасской башне Кремля пробьют в двенадцатый раз, считается, что Новый год наступил. Провожать и встречать Новый год принято с бокалом шампанского. Каждый загадывает самое сокровенное желание, и если верить в него, то оно непременно сбывается. После праздничного застолья многие выходят на улицу, где даже незнакомцы поздравляют друг друга. А затем все вместе поют песни, танцуют, запускают фейерверки, зажигают бенгальские огни, взрывают хлопушки, разбрасывают конфетти и серпантин. В праздничных компаниях можно встретить и Деда Мороза со Снегурочкой - героев русских сказок, по преданиям которых они исполняют желания детворы. Гуляния проходят до самого утра. Первого и второго января в стране выходные дни.
  В Новый год принято дарить подарки. Дети пишут письма в адрес Деда Мороза, где излагают свои желания, а утром первого января они находят подарки под ёлочками. Родители говорят им, что ночью приходил Дед Мороз и оставил им подарки с конфетами.
  В сельской местности многие дети/взрослые ходят из дома в дома, поют праздничные песни и засевают. То есть рассыпают по полу зёрна пшеницы или другой крупы. Хозяева приглашают их к столу, угощают едой, а детям дарят деньги. Этот обряд чтится еще с языческих времён и таким образом крестьяне просят Бога о хорошем урожае.
  Осенний семестр я закончил с отличием. С 25.12 по 07.01 у меня были зимние каникулы, которые я посвятил учёбе и работе. Впереди - полуторамесячная стажировка в войсках и в июне сдача государственных экзаменов.
  Сейчас я работаю охранником на фабрике и медбратом в детской больнице. Всё это нелегально, так как по закону о статусе военнослужащих я не имею права работать ни в коммерческих, ни в государственных структурах. Но по другому закону нам должны ежемесячно выплачивать денежное довольствие и индексировать его в зависимости от темпов роста МРОТ (минимальный размер оплаты труда). Об этом, как и о наших семьях забывают. Начальник курса мне как-то сказал: "Будет трудно - напиши рапорт на материальную помощь!" Раз в шесть месяцев я могу получить от государства сто тысяч рублей или тридцать немецких марок. Но разве это деньги? Для семьи из четырех человек их хватит один раз сходить в супермаркет и купить продуктов на три дня.
  Получается, что кому-то наплевать на своих военнослужащих и Армию в целом. Некоторые офицеры, доведённые до отчаяния, заканчивают жизнь самоубийством, другие - расторгают контракт и устраиваются на "гражданке". Я надеюсь пережить тяжёлые времена и надеюсь на лучшее в нашей стране и в нашей Армии.
  Несмотря на занятость и учёбу продолжаю тренироваться. Ежемесячный объём - 400-500 километров. Иногда принимаю участие в соревнованиях по шоссе и в манеже. Бег позволяет переключиться и чувствовать себя в тонусе.
  Дорогой доктор Эверт, процедура оформления документов на посещение Германии усложнилась. Для получения загранпаспорта и визы в немецком консульстве необходимо иметь официальное приглашение. Со своей стороны я гарантирую порядочность моего поведения во время пребывания в вашей стране, а также я готов выступить в соревнованиях на дорожке стадиона, пробеге и выступить перед курсантами академии Бундесвера с лекциями, чтобы окупить проезд и расходы на питание и проживание.
  С уважением, Вячеслав.
  
  
  19.12.1996 г.
  
  Привет, папа! Извини за молчание. У меня всё хорошо. В начале ноября устроился ещё на одну работу охранником на КПП трикотажной фабрики. Сижу на вахте, проверяю пропуска, контролирую въезд транспорта. Тепло, и есть возможность учиться. Платят немного, но сразу после дежурства, что весьма актуально, так как в академии и больнице постоянные задержки с деньгами. Этот семестр подходит к завершению. Экзаменов нет, и с двадцать третьего декабря у меня будут каникулы. В Киев я не приеду, так как решил посвятить это время работе и учёбе. Повторно самостоятельно прохожу анатомию за первый-второй курс, так как хочу пересдать её в марте, чтобы после госов претендовать на диплом с отличием.
  Сейчас мы живём впятером вместе с бабушкой в двухкомнатной квартире, куда мы переехали после сделки в агентстве недвижимости. Мы провели так называемый обмен с доплатой. Бывшие владельцы за долги перед банком въехали в нашу, а мы в двушку, уплатив агентству разницу в стоимости.
  Квартира - обычная хрущёвка в панельной пятиэтажке, но зато с раздельным санузлом и балконом. Находится она в Купчино на проспекте Славы и далековато от метро. Поблизости нет парков, но зато много пустырей, где я разметил маршруты для пробежек. В целом, мы довольны. Жить можно! Я решил постепенно обновить обои в комнатах и покрасить то, что красится.
   Стало легче и морально и материально. Бабушка и пищу готовит, и за детьми присматривает. После восьми месяцев я наконец-то уволился из агентства недвижимости, так как основную задачу я выполнил. Честно говоря, люди, продающие и покупающие недвижимость, мне показались по-своему несчастливыми. Первые что-то теряют, другие часто приобретают кота в мешке.
  
  22.02.1997 г.
  
  Извини за молчание. Начало письма написал ещё в декабре, а продолжение вот сейчас. То конверта не было, то забыл про него. Новостей много. В конце 1996 года начал косметический ремонт в детской и закончил только сегодня. Не подумай, что я - лодырь. Просто то денег нет, то времени. Покупаю два-три рулона обоев и клею. Вроде неплохо. Но Настенька, несмотря на мои предупреждения, разрисовывает их от всей души так же, как и все остальные стены нашей квартиры. Жаль, дорогие обои. Один рулон стоит десять немецких марок (во многих непродуктовых магазинах цены указаны в долларах и марках). Но я сказал детям, что в ближайшие пять лет замены не будет. Также недавно купил двухэтажную кровать, так как Оксана спала на раскладушке.
  Новый год встретил семьей и с друзьями, но не рассчитал сил. Накатилась усталость и сон после двух суток дежурств в больнице.
  Сейчас мы снова живём вчетвером. Бабушка уехала в деревню. Под конец своего пребывания она села на нашу шею (хотя пенсия у неё сто долларов) и стала обвинять меня в том, что я много ем. В конце концов, мы объявили ей бойкот и перестали кормить.
  После двухмесячного перерыва возобновил тренировки. В конце января принимал участие в марафоне "Дорога жизни", где занял призовое место и получил кроссовки "Мизуно". В начале апреля в Москве будет проходить чемпионат России на сто километров, где планирую принять участие. Также в мои планы входит и суточный бег в сентябре. Хоть работа, семья, учёба и отнимают много времени, я выкраиваю мгновения для тренировок и неуклонно прогрессирую, обновляя личные рекорды с завидной регулярностью. Как говорил мой тренер Лысенко: "Чем тяжелее условия жизни для марафонца, - тем выше будут его результаты!". Бег стал частью моей жизни. Он и стресс снимает и силы придаёт для напряжённого образа жизни. Иногда бывает, что в течение недели я две-три ночи провожу дома, и, если бы не моя выносливость, я бы не выдержал такого ритма.
  В начале февраля меня уволили с должности охранника фабрики. Жаль, так как после каждого дежурства я получал двенадцать долларов. На фоне постоянных задержек стипендии это выручало. Официальная причина увольнения - отсутствие лицензии на право заниматься охранной деятельностью. Чтобы её получить, необходимо закончить двухмесячные курсы охранников и заплатить сто пятьдесят долларов. Это неплохо, так как лицензированный охранник зарабатывает по двести-триста долларов в месяц. Но пока нет ни денег, ни времени для этого.
  С первого февраля у меня началась войсковая стажировка, которая закончится восемнадцатого марта. Я попал в автобатальон, который дислоцирован в Петродворце. На дорогу уходит почти четыре часа в сутки. Но я езжу туда не ежедневно, так как продолжаю работать в детской больнице, где официально нахожусь в отпуске. Я попросил подработку в туберкулёзном и венерическом отделении, чтобы поддержать материальное положение. Меня взяли, так как я лучше всех в больнице ставлю "бабочки". Это такие микроиглы с крылышками, через которые лекарства поступают в кистевые капилляры и темпоральные вены.
  Мои девочки подрастают. В сентябре Настенька пойдёт в детский сад, и Вика выйдет на работу. Станет полегче. Все мы переболели гриппом. Вика с Оксаной дважды. Старшая дочь называет меня папой. Она учится без троек в четвертях, но иногда приносит двойки за поведение. В школе заняла первое место по спортивной олимпиаде среди первоклассников. Настя пока говорит лишь отдельные слова: мама, папа, баба, дай, иди. Как мне кажется, она растёт смышлёной, но немного вредной.
  
  25.04.1997 г.
  
  Привет, папа. Сегодня получил твоё письмо и сразу принялся за ответ. Спасибо тебе за поздравительную телеграмму ко дню рождения. Дела у меня на нулевом уровне. Где-то выше, где-то ниже - вот и выходит прямая линия, по которой двигаюсь в неизвестном направлении. Что впереди - не знаю, но думаю, что будет нелегко. Нет, я не хандрю, скорее философствую. Многое не успеваю, многое откладываю на дальнюю полку, которая вот-вот может затрещать от накопившегося вороха. Я понимаю, что беру на себя слишком много, но по-другому не умею и не хочу выглядеть слабаком в своих глазах, так как не буду сам себя уважать. Наверное, это моё кредо - быть сильным перед самим собой.
  О новостях. Настенька пока не разговаривает, хотя мы и сделали множество обследований на базе кафедры педиатрии ВМедА и потратились на лекарства. И хотя врачи-неврологи ей ставят грозные диагнозы и рисуют мрачные перспективы, считаю её абсолютно нормальным ребенком и предполагаю, что к трём годам она заговорит фразовой речью. В последнее время она сильно тянется ко мне и постоянно плачет, когда я ухожу на работу или на учёбу, а дома не отпускает меня ни на шаг. Она и привычки мои перенимает. Ходит босиком по полу, ест суп без ложки и к порядку у неё отношение весьма прохладное. Обои она все разукрасила. Осенью пойдёт в детский сад. К маю мы должны заплатить первый взнос в четыреста тысяч рублей. Чтобы как-то подготовиться к этому, в марте я устроился администратором в кафе в поселке Ленсоветовский, что в двадцати шести километрах от дома. Работа несложная. Главное - это контроль бармена и официантов, чтобы не торговали "левым" товаром. Платят сразу после дежурства. И с апреля я ещё подрабатываю здесь охранником. За месяц лишь одну-две ночи провожу дома, а так кантуюсь в подсобках на ящиках и стульях. Долго это продолжаться не будет. В июне у меня "госы", и необходима качественная подготовка. Ведь я претендую на красный диплом, да и анатомию я смог пересдать на "отлично". Хотя начальник факультета предупредил, что красный диплом не обойдется мне дёшево.
  Продолжаю тренироваться. Иногда провожу по две тренировки в день. В месяц набегаю пятьсот километров. Немного, если думать о сотке и сутках, но большего не могу себе позволить. Что такое работа, учёба и спорт, я узнал в Москве на чемпионате России на ста километрах. Когда после пятидесяти отказали ноги, и я с гигантскими усилиями преодолел только семьдесят две версты. Я бежал и плакал от отчаяния, что не могу двигаться, что не могу даже сделать шаг вперёд, что столько готовился к этому старту, а теперь не могу перейти с ходьбы на бег. Гадко было на душе. Но потом проанализировал и нашёл ошибки. Высокая скорость первого полтинника определила мой провал. Всё же четыре минуты на километр - пока не моя крейсерская скорость на сотне.
  Недавно ездил в Будогощь, где живет бабушка Вики. Она оставила полтора миллиона, чтобы я купил ей телевизор. Нелёгкая была дорога. Четыре часа на электричках и двадцать километров пешком по грязи, с поклажей, ветром и влажным снегом из разъярённого неба. Правда, бабушка на радостях подарила мне сто тысяч рублей.
  Я тебе говорил, что из Бундесвера мне пришло приглашение на учёбу в военно-медицинскую академию в Мюнхене. Я его показал начальникам и в строевом отделе, написал рапорт с просьбой рассмотреть мой вопрос, но, судя по реакции, шансов немного. Хотя наши ребята (один человек в год) ездят на два-три месяца в Лондон, прецедентов с Германией пока не было.
  В марте принимал участие в научном эксперименте "Влияние высокогорья на работоспособность человека". В барокамере нас поднимали на высоту шесть тысяч метров, где я крутил велотренажёр. Мы тестировали новые фармпрепараты, а также чередовали бег, ходьбу и ОФП в нормальных атмосферных условиях. В одном из опытов я потерял сознание, и лишь кислородная маска вернула мозг в действительность. У двух курсантов с четвёртого факультета возникла рвота, и нас экстренно отправили в шлюзовой отсек, где довольно быстро "спустили на землю". В итоге я потерял ещё слух, и у меня нарушилась походка. ЛОР-врач поставил диагноз: Баротравма, сделал продувание и назначил капли. На вторые сутки стал чувствовать себя гораздо лучше. От экспериментов на высоте отошел и только тестирую таблетки, записывая показатели в анкету. По результатам своих наблюдений написал статью для журнала, которую обещают опубликовать.
  
  05.12.1997 г.
  
  Новостей немало. Поменял ещё одну работу. После туберкулёзного отделения детской больницы я устроился в психбольницу для взрослых заключённых. Если ты помнишь, я подрабатывал в ней три года назад, но затем меня уволили. Работа интересная, немного рискованная, но зато хорошо и своевременно оплачивается. Также я продолжаю работать врачом в институте скорой помощи в инфарктном отделении, где курирую две палаты с пациентами. Так что работы хватает. В неделю два-три вечера провожу дома. Но и для отдыха появилось больше возможностей. Посетил Эрмитаж, Русский музей, три выставки: "Больница 1997", "Интерфуд", "Интерхоспитал". Продолжаю бегать и занимаюсь айкидо.
  С Викой мы развелись в ноябре, но из памяти не могу её вырвать, хоть и понимаю, что обратного не вернёшь. Но ведь сердцу не прикажешь: замри и возьми себя в руки, а голове - не думай и выбрось всё из неё. Вот работа, спорт и искусство меня спасают от слёз и разочарований. Настенька начала разговаривать простыми предложениями. Ей скоро будет три годика. Оксана приносит двойки из школы.
  В России первого января 1998 года объявлена деноминация рубля 1:1000. Новые деньги будут такие же, как и старые, только без нулей. Паники нет. Цены на фрукты немного снизились, на остальное - без перемен. В прошлом месяце купил ботинки, куртку, свитер. Правда, пришлось немного пожить на голодном рационе. Но ничего, - выдержал.
  В общежитии на четырнадцатом этаже снимаю комнату с другом. Так легче и морально и материально. Он спортсмен, учится на третьем курсе и мечтает стать спортивным врачом. На зимние каникулы домой не приеду, так как много работы.
   
  02.01.1998 г.
  
  Вот и прошёл 1997-й год. Что он мне принёс? И боль, и тоску, и радость. Оглянулся.
  Январь. Работа у Костинова по охране трикотажной фабрики: пятьдесят рублей в сутки. Работал в счёт долга, который взял у него пол года назад.
  Параллельно проходил войсковую стажировку в Петродворце. Нас было трое, и мы ездили туда по очереди. Параллельно взял полторы ставки в детской инфекционной больнице. Болезни близких, родных. Денег катастрофически не хватает. Тренировки. Зимний марафон "Дорога жизни", на который вышел неподготовленный и последние пятнадцать километров трассы страдал от накопившейся усталости, встречного холодного ветра и периодических судорог в руках.
  Февраль. Отпуск в детской больнице. Продолжение стажировки. За две недели февраля отработал сто шестьдесят часов рабочего времени. Вспомнился Стаханов. Может, нормы у нас заниженные?
  Март. Прибавилась ещё одна работа. Администратор в кафе посёлка Ленсоветовский. Это между станцией метро "Звёздная" и посёлком Колпино. Чтобы параллельно тренироваться, пробегал сей маршрут (восемнадцать километров). В один из забегов, когда меня отпустили после закрытия кафе домой, я решил сократить трассу, выбрав вместо шоссе маршрут через пригородные поля. В итоге почти три часа кружил между болотами и городской свалкой. В задачу администратора кафе входило следить за тем, чтобы бармен не торговал левым алкоголем, а охранник (капитан милиции) следил за порядком. С работой я справлялся наполовину. Иногда не замечал происходящего разлива алкоголя из-под прилавка, убегая исследовать просторы совхозных земель, иногда углублялся в изучение предметов и выполнение домашнего задания. Барменша меня иногда подкармливала бутербродами с чаем, и я был ей благодарен. Работы было много, можно было брать дежурства хоть каждый день, и я подключил к ней курсанта из своего взвода.
  Апрель. Охранник кафе уволился и мне предложили совмещения должности охранника и администратора за полуторный оклад. Я согласился и в итоге за месяц лишь две ночи провёл в домашних условиях.
  Май. Начал готовиться к государственным экзаменам. Обычно процесс подготовки ограничивался повторением пройденного материала в ночное время суток на дежурстве. Здесь же я решил взять отпуск и посидеть в библиотеке. Дало ли это результат? Запас знаний прибавился. Но не запас знаний определяет итоговую оценку.
  И если лишнюю четвёрку по анатомии я смог пересдать на пятёрку, тем самым доведя количество четвёрок до двадцати процентов от общего числа итоговых оценок за прошедшие шесть лет обучения, то изменить отношение начальника факультета, по всей видимости, я не смог.
  Июнь. Провал на госэкзаменах по терапии. И последующие пятёрки по физвоспитанию, ОТМС и хирургии уже не изменят ситуацию. Это было самым большим потрясением за прошедшие шесть лет обучения. Я шёл по "засвеченному" билету, к известной мне больной с несложным, как мне казалось, диагнозом: Гипертоническая болезнь к начальнику кафедры военно-морской терапии. Позади уже не первый экзамен по терапии.
  - Вы не знаете предмет! Как вы готовились? Какие материалы для подготовки использовались? Что я говорил вам на лекции по поводу классификации гипертонической болезни? Вы почему на них отсутствовали?
  Меня уже не слушали, так же, как и я не слушал и не конспектировал в своё время лекции этого учёного мужа. Знание же неакадемической части учёного мира приветствовалось лишь как дополнение. К оставшимся вопросам экзаменационного билета даже не притронулись.
  - Два балла! Будете пересдавать госэкзамен!
  Это прозвучало, как приговор к расстрелу для человека, претендующего на получение диплома с отличием. В итоге профессор "сжалился" и поставил "удовлетворительно". Откуда такая несправедливость, думалось мне тогда. Или это неудачное стечение жизненных обстоятельств? Или красный диплом действительно стоил двух тысяч нерублей? Ответов на эти вопросы я так и не нашёл. Да и необходимо ли их искать? Начальник курса успокаивал меня, ссылаясь на квоту краснодипломников на курсе. Я слушал его сквозь пелену тумана. Мы ушли снимать стресс в пивбар на Невском проспекте. Две бутылки "Балтики" - и я впервые проспал на вечернюю работу. Стресс был действительно серьёзный, раз вспоминается спустя столько времени.
  Июль. Отпуск в Феодосии. Знакомство с Крымом. Тренировки по Крымским горам, во время одной из которых сорвался крутого виража и чуть не оказался в морской пучине. Медицинская помощь для отдыхающих оказалась не столь радушной, как в родной академии. Поэтому долечивал себя сам.
  Август. Переход на шестой факультет. Начало обучения в интернатуре по терапии на факультете последипломного образования. Выбрал специальность и направление по остаточному принципу, так как не видел себя в будущем ни хирургом, ни санитарным врачом. НИИ имени Джанелидзе, инфарктное отделение. Увольнение из кафе по причине его продажи.
  Сентябрь. Поиск жилья. Переезд в общежитие на Богатырском проспекте. Знакомство с новыми соседями. Старт на сто километров в пробеге "Испытай себя". После прошлогоднего триумфа в дебютном выступлении на сотке и первым местом в абсолютном первенстве - теперешнее четвёртое место и ухудшение результата на двадцать минут. Сказалась эмоциональная составляющая и быстрое начало забега.
  Октябрь. Увольнение из детской инфекционной больницы (по сокращению и закрытию) и поиск нового места работы. Тяжёлые времена.
  Ноябрь. Новое (старое) место работы. Санкт-Петербургская психиатрическая больница строгого интенсивного наблюдения. Пришёл сюда повторно спустя три года разлуки. Вакантных мест не было. Согласился на санитарскую должность, но после беседы со старшей сестрой и заведующим отделения меня взяли медбратом. Некоторые из больных так и не выписывались, некоторые из них поступили повторно за совершение правонарушений. Отделение на сто десять коек. Меня поставили бригадиром - старшим смены. Доверие! Главное - уверенность в своих силах и окружающие это поймут!
  Декабрь. Заканчиваю год на пике спортивной формы. Объём бега пятьсот километров, за уходящий год пробежал 4800 км. Установил личный рекорд на 3000 м в манеже (8.50), спустя час - личный рекорд на 800 метров (2.04). Читаю лекции по пропедевтике психических расстройств для медсестёр в больнице. Продолжаю искать дополнительную работу. Вроде бы за забором больницы в СИЗО требуются медработники. Отдал документы на проверку. Новый год решил встречать за колючей проволокой в СПбПБСТИН. Во-первых, как новый работник, во-вторых, двойной оклад за дежурство, в-третьих, что-то новенькое для себя. Составил план-график подготовки к чемпионату России на сто километров в апреле 1998 года и суточному пробегу "Испытай себя" в сентябре наступающего года.
  
   
  12.01.1998г., СПбПБСТИН
  
  Привет, папа! Сейчас четыре утра. Спать мне не разрешено, так как я на дежурстве. Чтобы как-то себя занять пишу тебе небольшое письмо.
  Несмотря на то, что вот уже пятый месяц, как я расстался со своей семьей, дня не проходит, чтобы я не думал о ней. Мне не хватает домашнего уюта, который я потерял. Каждый раз, когда навещаю их и ухожу со слезами, я пытаюсь забыться в беге, работах, учебе и книгах. Понимаю, что семью не реанимировать, но развернуть свой мозг в ином направлении не могу.
  Работаю на две ставки, беру дежурства в институте скорой помощи, кроме бега посещаю секцию айкидо и дыхательной гимнастики, хожу в театры, музеи, дискотеки, но всё это лишь кратковременно выводит меня из моей тоски. Новый год я отмечал на дежурстве в психиатрической больнице для заключённых. Здесь лечатся асоциальные личности: серийные убийцы, насильники и прочие злодеи, у которых имеются психические расстройства. С ними поддерживаю товарищеские отношения. Иначе невозможно, так как здесь случаются нападения и убийства медицинского персонала. Так что необходимо себя страховать. Новый год прошёл относительно весело. В рамках того, что позволяют стены этого учреждения, которое больше похоже на тюрьму чем на больницу. На каждом отделении есть постовой милиционер, которого ежечасно на протяжении суток проверяют корпусные милиционеры. Да и сам проход в больницу аналогичен посещению Крестов, куда я намеревался устроиться на работу. Вокруг высоких стен из чёрного кирпича - провода под напряжением, на вышках - автоматчики и видеокамеры. Больных в зависимости от тяжести преступлений ранжируют по отделениям. Есть одиночные палаты для самых опасных (нередко они душат или убивают друг друга во время ссор и конфликтов), а есть многоместные, как в моём отделении. Есть отделения на сто-сто двадцать коек, как в моём случае, а есть на десять-двадцать, где внимание персонала не должно рассеиваться.
  К празднику на работе я получил премию и сделал себе множество подарков: спортивный костюм, кроссовки, туалетную воду. Конечно, вспомнил о детях и бывшей жене.
  В июне я завершу курс обучения академии. Что ждёт меня впереди - не знаю. Я хочу остаться в России, чтобы получить полноценное образование и встать на ноги. К тому же большинство моих знакомых и друзей живут здесь. В Киеве связи постепенно теряются. Благодаря выступлениям в беге мне предложили "тёплое" местечко в Луге, что в двух часах езды на электричке. А потом обещают перевод на должность начальника поликлиники артиллерийской академии, которая находится у Финляндского вокзала. Все надежды теперь на Бога, судьбу и спорт. В противном случае поеду в Сибирь или Забайкалье, Дальний Восток, Заполярье, что тоже неплохо, так как немного считаю себя романтиком. Увольняться из армии не горю желанием. Она хоть как то поддерживает меня нерегулярными выплатами. Уже полтора года, как не выплачивают пайковые деньги, но обещают к выпуску всё выдать.
  Уже половина шестого. Буду заканчивать своё письмо и начинать описывать больных под наблюдением: суицидников, находящихся в психозе, склонных к побегу...
  19.03.1998 г.
  Привет, папа! У меня всё идёт своим чередом. Работа, бег, учёба, отдых. Сейчас оформляю документы ещё на одну подработку - в женское СИЗО. Тебя может удивить, почему меня тянет в такие места, но объясню - здесь платят больше, чем в муниципальных больницах. В психбольнице я получаю больше, чем в инфекционной больнице, и это несмотря на то, что выплачиваю пятьдесят процентов на алименты. Хотя я понимаю, что постоянно рискую, когда захожу на запретную территорию, но нет ничего худшего, чем голод. У меня это случилось дважды за последний год. В ноябре, когда я уволился из детской больницы, и в феврале, когда почти вся зарплата ушла на долги по алиментам, и я питался кашами, хлебом и жаропонижающим сиропом из больницы. Но я не падаю духом, так как бывают ситуации и гораздо хуже. Иногда сравниваю жизнь с синусоидой или с весами, где уравновешено добро, зло, богатство и тяготы. Каждый человек идёт к своей цели своей тропой, проходя лабиринты трудностей, испытаний, разочарований и соблазнов. Сейчас, как мне кажется, наступило то время, когда следует выбрать свою тропу. Я свободный от семьи, скоро закончу академию, а там... или пассивно плыть по волнам жизни, или бороться с течением и идти к выбранной цели.
  25.03.1998 г.
  
  Два часа ночи. Психбольница строгого и интенсивного наблюдения. Дежурство по седьмому отделению. В палатах бо́льшая часть притворяются спящими. На непросматриваемых местах кто-то занимается сексом с суррогатными женщинами-мужчинами, кто-то варит чифирь под матрасом, кто-то гладит брюки утюгом-ладошкой или книжкой. Мирно прохаживается охрана, санитары решают кроссворды возле прохода в надзорную палату. Во время прихода разводящего все подскакивают со своих нагретых мест, чтобы создать иллюзию ночного наблюдения. Раньше в отделениях имелись видеокамеры, наблюдавшие за обстановкой в коридорах и доносящие информацию на центральный пульт управления больницей. Но я их не застал, остались только неработающие макеты.
  Зачем-то разыскивал начальник курса. Начальник смены соединил меня с ним через дежурку и местную сеть. "Завтра прибыть на факультет к десяти утра в военной форме одежды... Будет распределение... Приехал заказчик из ГРУ... Передайте Фёдорову (мой однокурсник), что я его тоже завтра жду на распределении..." После такого монолога не уснёшь...
  Моя половина ночи для отдыха прошла. Сна так и не было. Забытье. Мысленно я представлял себе Россию. Вспоминались художественные рассказы, фильмы о таёжных сопках Сибири, тундре Заполярья. Дикая природа, медведи, волки, грибы-ягоды, начальник факультета...
  Дежурство по ординаторской передал помощнице, взяв на себя коридор и сестринскую. Четыре часа утра. Надо попить крепкого чая с молоком, день обещает быть напряжённым. Описываю больных стандартными шаблонами, подправляя кое-где небольшими отличиями прошедшего вечера. Но мысли где-то впереди, уже не в Петербурге.
  Первая группа надзора. Харисанов. Всю ночь просил паркопан. Был замечен в варке чифиря на унитазе. После предупреждений уснул. Сокольников. Большую часть времени провёл в постели, накрывшись с головой одеялом. На приём лекарств пришёл в числе последних. На вопросы не отвечал. Петруковский. Пытался отрыгнуть лекарственную смесь. Сделана внутримышечно литическая смесь: четыре аминазина плюс два димедрола. Уснул вовремя. Собакин. В течение вечера нецензурно выражался. Требовал выписки. От приёма лекарственной смеси отказался. Был вызван дежурный врач. Сделано внутримышечно: тизерцин четыре, фиксирован к койке, переведён в надзорную палату. Ночь спал без пробуждений. По смене передаётся спящим. И так сто шестнадцать человек.
  Семь утра. Подъём. Контролёр открывает палаты-камеры, санитары поднимают залежавшихся. Краткий доклад. Всё спокойно на этот раз. Смотрю, у Петренко появилась свежая гематома под левым глазом, Севарченко гвоздём расцарапал предплечье (надо йодом смазать), Трунов сказал, что иглу проглотил (надо заявку на рентген написать, дежурному врачу сообщить). Последние минуты дежурства тянутся медленнее обычного. Мыслями я уже на улице Рузовская. Посмотрел через окно на девчонок из соседствующего забором СИЗО. Размахались они с утра платками. Семафорят соседям, целыми фразами строчат. Я так и не выучил их языка. Говорят, что бывали случаи свадеб после таких свиданий на расстоянии.
  
  
  Девушка из СИЗО
  
  В апреле закончилась проверка сведений, и я устроился на полставки в женской тюрьме. Режим показался там более строгим чем в соседнем СПбСТиН. Ключи были только у конвоиров. В задачи входило проведение телесных осмотров по выходным на предмет обнаружения телесных повреждений, отсутствия насекомых и активное выявление прочих заболеваний. Заметил, что в женской тюрьме бросалось в глаза разделение на "мужскую" и "женскую" половины.
  "Мужская" была представлена дородными женщинами, предпочитавшими мужскую одежду, копирующими мужские привычки и манеру поведения. Вначале эта гомосексуальность шокирует, но потом к ней привыкаешь и смотришь как на само собой разумеющееся. Но это с одной стороны. Как сказала одна из санитарок, приобщённая к отбыванию наказания в медицинском пункте: "Ты не можешь оставаться просто женщиной. Попадая в камеру, ты становишься либо женщиной-мужчиной и подчиняешь себе некоторую часть камеры, либо наоборот. Не все выдерживают такое!".
  Как-то меня вызвали вечером к женщине во вторую галерею. Диагноз конвоирши: маточное кровотечение под вопросом.
  - Камера становись. Иванова к двери! - скомандовал дородный сержант в юбке.
  Невысокая девушка под сальные выкрики сокамерниц подошла к проходу. Шутки предназначались очевидно мне, так как любое событие - это развлечение серых будней отсидки.
  В заключенной я узнал маму ребёнка, который лечился в кишечном отделении детской инфекционной больницы, где я работал на пятом курсе. Мальчик бо́льшую часть времени провёл в боксе, так как мать посещала его не чаще раза в неделю. По слухам, она была под следствием за грабёж и бандитизм. Но тогда не верилось, что аккуратная, миловидная и хрупкая на вид женщина может быть причастной к подобному роду деятельности.
  - Здравствуйте, доктор. У меня кровотечение, - надрывным голосом произнесла заключённая, - живот болит!
  За прошедшие полтора года её внешний вид разительно изменился. Растрёпанные волосы, постаревшее осунувшееся лицо, хотя ей было не больше двадцати лет, вдобавок искусственная флегмона под глазом (заключенные с целью перевода в медпункт вводили себе зубной налёт в повреждённые слизистые), рваное тряпье и рваные вьетнамки вместо офисной юбки, блузки и лакированных туфель на высоком каблуке.
  - Покажите подкладную!
  В СИЗО имелось гинекологическое кресло, но оно было в приёмнике, да и гинеколог работал лишь на четверть ставки. После моих слов на лице у неё промелькнула растерянность. Но спустя мгновение она извлекла её на обозрение. Рядом стоящая конвоирша, со злобой улыбнулась:
  - Не вижу, женщина, ничего, свидетельствующего о вашем заболевании.
   - Я её только что поменяла.
  - Давайте старую, - настаивал сержант.
  - Её уже вынесли.
  -Давайте осмотрим ваш живот! Как это можно сделать? - спросил я у конвоирши.
  - Да какой живот? Как банк грабить - живот не болит, а как на зону ехать - так вся разболелась!
  - Раз пришли, надо исключить острый живот, - настаивал я на своём.
  - Вы согласны осматривать её здесь, прямо в камере?
  - Если ничего другого не остаётся, то я согласен...
  - Хорошо, я сейчас вызову старшего разводящего, и мы впустим вас в камеру.
  Так я оказался впервые в камере. Солдатская казарма является раем по сравнению с камерой на сорок шесть человек, в которой трёхярусные кровати теснятся друг с другом подобно небоскрёбам на Манхэттене. Затхлый запах пота, плесени, кислой еды и дешёвых духов. Скудное освещение, сохнущее на верёвках бельё. Десятки любопытных глаз, всматривающихся в вечернее развлечение. Шуточные выкрики в мою сторону, подхватываемые дружным гоготом. Но с приходом разводящего все замолчали.
  - Все лицом к стене, руки за спину, - скомандовал старший прапорщик. Никто не смеется, тишина, и у меня появляется возможность провести пальпацию живота. Но чем больше я её осматривал, тем больше соглашался с мнением конвоирши по поводу состояния здоровья заключённой.
  - Вы знаете, девушка, признаков кровотечения я у вас не нахожу. Пульс немного частит, артериальное давление в норме, живот мягкий.
  - Вся камера может подтвердить... было! - прокричала она с надрывом.
  - Извините. Если появится ещё кровотечение, вы меня вызовите. Но подкладную не выбрасывайте. Наутро я вам назначу сдать анализ крови и осмотр гинеколога. А пока примите вот эту таблетку, - сказал я ей, протягивая но-шпу.
  Это был максимум в той ситуации. Перевод из галереи в медпункт согласовывался со многими инстанциями и редко осуществлялся в вечернее время. К тому же утром после осмотра хирургом её могли бы перевести в ещё более худшие условия, если диагноз не подтвердится.
  - Как сын ваш, с кем он остался? - напоследок рискнул спросить я.
  - С бабушкой! - машинально ответила она. - Откуда вы знаете? - на лице появилось выражение недоумения.
  - Вы меня не узнаёте?
  - Нет!
  - Встречались мы уже раньше, но в других условиях.
  Выйдя из камеры, вздохнул с облегчением. Всё это время чувствовалось какое-то напряжение, витавшее в спёртом воздухе. Наутро доложил о ночном вызове начмеду СИЗО, а на следующем дежурстве во время телесного осмотра галереи узнал, что она ушла по этапу.
  Так я и проработал все оставшиеся до выпуска три месяца, чередуя СИЗО и СПбПБСТИН (психиатрическая больница строгого и интенсивного наблюдения).
   
  27.03.1998 г.
  
  Продолжаю после болезни. Грипп свалил меня в постель. Видимо, ещё тренировки помогли ему. Я ведь готовился к очередной сотке на чемпионате России и опять перешёл на двухразовые пробежки. Всё же объёмы по шестьсот километров в месяц не для моего образа жизни. Неделю работал и тренировался с температурой. Больничный лист военнослужащим не положен, и выход был лишь один - написать заявление на увольнение, чего я не хотел. Пропал аппетит, и я потерял шесть килограмм за две недели. Но сегодня первый день здоровья, и я испёк себе яблочный пирог.
  На днях звонил Виктории, но она отказала во встрече с Настенькой. Говорит, что у ребенка тяжёлое время и ей надо привыкать к новому отцу. В том, что дочь плохо говорит, она обвинила меня. Я не стал с ней спорить и пожелал счастья в новой семье. Мне кажется, что я освободился от чар и смотрю на мир более оптимистично, чем раньше.
  Уже месяц, как меня проверяют в СИЗО. Я бы уже и отказался, так как осталось учиться три месяца. Но хочется попробовать. А в августе - под флаг России на её безмерные окраины. Очень не хочется покидать этот город, где ко всему привык, где много друзей и живет мой ребёнок. Да и работу, где мог бы устроиться врачом-терапевтом. Но за учёбу надо заплатить пятилетним контрактом.
  Про отставку кабинета министров ты, наверное, слышал. Мне кажется, что Ельцин готовит себе преёмника. Возможно, что им станет Немцов, потому что Кириенко тоже из команды отставников. Поживём - увидим, к чему это приведет. Или к агонии, или к новому этапу развития экономики.
  
  30.03.1998 г.
  
  Привет, папа! Внезапно захотел написать тебе письмо. Два дня назад меня вызвали на распределение для дальнейшего прохождения службы. Необходимо было сделать выбор между посёлком Беринговка на побережье одноименного моря и посёлком Кяхта на границе Бурятии и Монголии. Я выбрал последнее, так как со слов представителя ГРУ, там можно полноценно тренироваться. ГРУ - это главное разведывательное управление, у которого есть бригады специального назначения. Не знаю, чем я там буду заниматься, но пообещали все прелести солдатской жизни на протяжении минимум трёх лет службы. В качестве благодарности возможность поступать в академию Российской Армии и стать военным атташе. Не знаю, радоваться или нет, но гораздо спокойнее, когда знаешь, что уже всё решено. План с Лугой пока в воздухе, хотя обо мне просил генерал-лейтенант - начальник тамошней академии.
  Честно говоря, меня немного пугает, что могу попасть в такое положение, где на фоне беспробудного пьянства господствует произвол подобных начальников, или где придётся охранять радиоактивные отходы или ещё что-нибудь. И это при хронических неплатежах, плохих бытовых условиях и изолированности от цивилизации. Хотя за семь лет учёбы я привык к России и, приезжая на Украину, я чувствую себя чужаком и мигрантом. Считаю, что я должен честно отдать долг за бесплатное обучение, а будущее само всё расставит по своим местам.
  Сейчас готовлюсь к двухчасовой лекции, которую буду читать медсёстрам больницы. Она называется "Неотложные состояния в медицине и первая помощь при них".
  Зимой у нас были выборы в органы местного самоуправления. Явка избирателей составила пятнадцать процентов. Народ перестал доверять. Всё же выборы объявили состоявшимися, и депутаты получили мандаты.
  На этом заканчиваю. Уже три часа ночи. Надо пару часов подремать.
  
  24.04.1998 г.
  Привет, папа! Получил сегодня твоё письмо и сразу пишу ответ. Я решил идти законным путём. То есть ехать туда, куда меня распределили. Конечно, будет нелегко, но к трудностям я себя подготовил.
  В личной жизни без перемен. Переехал на набережную реки Карповка, так как на Богатырском проспекте подняли аренду да и до моих работ далековато. Сейчас снимаю комнату в коммуналке, но без душа и горячей воды. Но так как бо́льшую часть времени провожу в клиниках, то на это не обращаю внимания. В неделю два дня я ночую дома. Новая комната площадью двадцать четыре метра, потолки под пять метров, есть антресоль-кровать, окна выходят на речку, на противоположном берегу стоит церковь, поблизости - Финский залив и большие парковые зоны.
  Наконец меня взяли работать в женское СИЗО. Мне понравилось. Во-первых: самостоятельность, во-вторых - много новой информации, в-третьих - не нужно платить алименты. Недавно разговаривал с Викторией. У неё по-прежнему деньги на первом месте. Всё так же отказывает мне встречаться с Настенькой, но я не настаиваю, так как помню, как осенью она вызвала наряд милиции, чтобы я покинул квартиру.
  Шестнадцатого июня у меня экзамен по терапии и в июле последний каникулярный отпуск. Честно говоря, я немного устал от такого ритма жизни. Думаю, что надо съездить к друзьям в Крым или Одессу на неделю-другую.
  На день рождения купил джинсы и сходил на премьеру в БДТ на моих любимых артистов: Фрейндлих и Толубеева.
  В Питере, наконец, наступила весна. Она в этом году поздняя. Солнце ещё не греет, но снег на тротуарах растаял и только в парках и скверах остался лежать серыми шапками. До окончания академии осталось два месяца. Никак не представляю, как я буду тащить свой скарб на другой край страны. Чем меньше времени до отъезда, тем муторнее мне становится на сердце. Не хочется покидать этот город, который стал мне второй Родиной. Только-только наладилась моя жизнь. Стабильная работа, достойная зарплата, спокойствие на душе, и всё это бросить одним махом? Извини, дезертиром я никогда не стану; свой выбор и решение я сделал в пользу Бурятии и Кяхты. Значит, там я нужнее...
   
  Санитар Кеша
  
  - Санитар приёмного отделения, медбрат психбольницы, психинтерната, детской инфекционной больницы... Диплом с отличием... У вас хороший опыт, молодой человек! - комментировала начальница отдела кадров, просматривая мои документы, - к сожалению свободных сестринских ставок у нас на сегодня нет! Только санитарские остались.
  - Я согласен на санитарскую!
  Дама недоверчиво посмотрела на меня через толстые линзы и нехотя предложила написать заявление.
  - Ну а теперь на собеседование к заведующему седьмым отделением и старшей медсестре.
  Заведующий неторопливо пересмотрел трудовую книжку с дипломами и спросил:
  - А почему к нам?
  - Психиатром мечтаю стать!
  - А сейчас на каком курсе учитесь?
  - На шестом!
  - Воинское звание у вас есть?
  - Младший лейтенант.
  - А что, офицерам нынче плохо платят?
  - Как сказать! Задержка денежного довольствия на пять месяцев. У меня двое маленьких детей. Жена в декретном.
  - Вы знаете, неудобно мне офицера-медика, да ещё почти коллегу, в санитары брать. У нас тут появился вакант старшего сестринской бригады. Пойдёте? Но предупреждаю: больные у нас далеко не простые. Насильники, убийцы... многие из них рецидивисты. Недавно сестру в заложники взяли. Пришлось ОМОН вызывать. Шесть часов вели переговоры. Слава богу, обошлось без жертв.
  Я с радостью переписал заявление и через неделю вышел на первое дежурство в психбольницу строгого и интенсивного наблюдения. Первый месяц - испытательный срок, во время которого меня проверяли сёстры, охрана и пациенты.
  Отделение рассчитано на сто двадцать человек. В ночную смену заступает бригада из двух сестёр и трёх санитаров. После отбоя двери палат закрываются контролёрами из ведомственной охраны, которые в течение ночи ежечасно обходят отделения. В мои задачи входило организовать досуг пациентов, патрулирование палат, выдать вечерние, ночные и утренние таблетки и описать поведение больных, находящихся под особым наблюдением. Суицидентов, в остром психозе и склонных к побегу.
  К любой работе можно привыкнуть. И я постепенно свыкся с тем, что открываю неведомую для меня жизнь за колючей проволокой. К тому, что каждую субботу необходимо устраивать шмон палат с простукиванием стен деревянной киянкой, к тому, что за стакан нифелей или отработанной чайной заварки пациенты моют пол и стены, к тому, что все лекарства помещаются в пенициллиновые пузырьки и заливаются обыкновенной водой, а после осмотреть полость рта, чтобы никто не утаил там лечебный коктейль. Пациенты здесь лечатся годами и получают пенсию по инвалидности, которая сравнима с моей повышенной стипендией.
  Работа научила меня не бояться людей, пусть и таких нездоровых. По ночам я перечитывал многотомные истории болезни с развернутыми анамнезами. Например:
  "Отца не знает. Наследственность отягощена алкоголизмом матери, которая лишена родительских прав. В детском доме употреблял алкоголь, курил, дрался, сквернословил, дублировал классы. В пятнадцать лет после драки с учителем ему психиатром диагностирована психопатия. В двадцать лет совершил вооруженный грабёж. Находясь в СИЗО, удушил сокамерника. Заявил себя санитаром общества. Направлен на принудительное лечение..."
  Я перечитывал три тома истории болезни относительно невзрачного на вид мужичонка с серебряными фиксами во рту и не мог поверить. Шестнадцать убийств. Расчленил, зарезал пилой, убил ломом, утопил...
  Он лежал в первой палате, которую я про себя окрестил блатная, так как в ней лечились местные авторитеты. Там был собственный телевизор и видеомагнитофон, там всегда незаметно для охраны варили чифирь на унитазе, и там жил женщина-мужчина, которого иногда сдавали в аренду соседям. Во время обходов её тщательнее других простукивали, но найти запрещённое не могли.
  - Док, послушай меня! Как там у вас в академии учат. Чё-то кашляю, и в груди стреляет.
  Я оторвался от описания дневника и посмотрел на зашедшего в постовую комнату пациента. Серая кроличья шапка набекрень, майка-алкоголичка, синие спортивные штанишки с черными лакированными туфлями, рисованные перстни на пальцах и бегающие по углам глазки.
  - Раздевайтесь по пояс.
  - Давай на ты. Зови меня просто Кеша... Говорят, у тебя скоро выпуск? Далеко отправляют служивого?
  - Откуда вы знаете?
  - У нас тут нет секретов. Ещё ты сюда не пришёл, а мы знали, что к нам идёт новый медбрат из академии.
  - Покашляйте... А теперь задержите дыхание...
  Я невольно рассматривал Кешины росписи на груди и размышлял. Сталин, Ленин, Маркс, вперемешку с латынью, крестами и таинственными аббревиатурами. Зачем он пришёл? Что искал он в моём кабинете?
  - Ну как там у меня? Жить буду?
  - Нормально... Курить надо меньше, Кеша.
  - Уж поздно бросать.
  - Кеша, скажи, а почему тебя Санитаром зовут?
  - Всё просто, док... Общество освобождаю от балласта. Вот ты пользу приносишь. Лечишь. Я бы тебя не тронул... Думаешь, я просто так убивал? - спросил он после паузы... - Нет. Я сначала за жизнь поговорю, узнаю, что за человек...
  Кеша ушёл, оставив меня надолго в размышлении, чем же болел Кеша и излечима ли его болезнь. Через три месяца в бурятский гарнизон пришло письмо от знакомой медсестры из больницы. Она сообщала, что первая палата взяла в заложники дежурную смену и совершила побег. Двоих застрелили ОМОНовцы, остальным удалось скрыться.
   
  30.12.1997 "Письма к самому себе или борьба с депрессией"
  
  Тяжесть и боль обрушиваются на меня с новой силой, когда, казалось, их уже совсем не ждёшь, они, словно подводные камни, перекрывают мой извилистый путь на дороге жизни. Порою я не справляюсь с этим могучим течением, не вписываюсь в эти резкие повороты, и меня выбрасывает словно рыбу на песчаный берег. Изгибаясь всеми своими мускулами и судорожно раскрывая фибры, я пытаюсь вернуться в лоно жизни.
  Я, наверное, слабовольный человек, как написал мой начальник курса в аттестационной характеристике, таким меня считал и мой классный руководитель. Вот уже в который раз я не могу справиться со своими эмоциями и словно маленький ребёнок сижу и плачу перед ней, не в силах сдержать этих слёз. Что они? Жалось к самому себе от горечи потери или слёзы уходящей от меня любви. Хотя, что такое любовь? Порою мне казалось - я познал это великое чувство. Сейчас я вижу, что это был лишь наметившийся к раскрытию бутон, а настоящий цветок, возможно, где-то впереди таит силу своего аромата. Чтобы познать любовь, нужно испить эту чашу до дна, выстрадать до последнего глотка, каким бы горьким этот напиток не оказался. Ничто в жизни не проходит бесследно. За ошибки необходимо платить суровой ценой. Торможением, утратой и поисками нового пути. И сегодняшнее одиночество - закономерный результат.
  
  05.01.1998 г., 2:20
  
  Вот и прошёл Новый год! Счастье-то... А и нет его у меня: "Один, совсем один". Глубоко депрессирую. Вроде и веселюсь, смеюсь, улыбаюсь, напиваюсь, а внутри пустота. Одиночество продолжает съедать меня изнутри, выворачивает мозг наизнанку, выпотрашивая мои согбенные чувства, выплёскивая через стенки невидимого сосуда и счастье, и радость, и любовь. В итоге остаются лишь страдания и боль...
  Я ненавижу себя за эту депрессивную слабость, которая подобно ржавчине разъедает мои "железные мозги", которая словно паук опутывает затравленное сознание. О боже, как плохо и невыносимо быть одиноким! А может, это не одиночество, ведь вокруг столько друзей-знакомых... но нет одного любимого человека. Где ты? А может, я уже потерял его и мне не суждено более. Осталось лишь страдать по утраченной любви. Хочется надеяться на обратное.
  Улыбайся, хоть внутри тебя слёзы и плач, нужно быть сильным. Иначе зачем топтать эту Землю.
  Прошёл Новый год. Встретил его так, как и планировал два месяца назад. Попросил старшую медсестру поставить на новогоднее дежурство. Двойная оплата и компания заключённых маньяков-убийц-насильников в психбольнице.
  02:45, осталось спать три часа. Завтра, то бишь сегодня - мне на сорокавосьмичасовую работу, перед которой будет построение курса. Как хорошо, что буду не один, и шершавые рукава курсантских шинелей будут прикасаться ко мне, и мы пройдём строем, с равнением направо, под ещё не проснувшимся небом по скрипучему снегу перед трибуной с начальником факультета. И одиночество останется в сегодняшнем письме. И в это общежитие на Карповке я вернусь часов этак через шестьдесят, но уже другим. Как хороша жизнь, что даёт нам такую палитру чувств! Спокойной ночи! Пусть сбудутся все пожелания или хотя бы основное из них. Хотя, с чего это я о себе распинался. Вот где прячется эгоизм.
  Может, купить тамагочи? Симбиоз машины, компьютера и искусственного друга или точнее суррогат.
  Уснул сидя за столом, с ручкой в руке и с ощущением вселенской неудовлетворённости, навалившись щекой на угол старины-дипломата.
  
  24.03.1998
  Проходит питерская зима. Выкарабкиваюсь из этой болезненной депрессии, в которую невольно загнал себя. Тройными тренировками и меганагрузками на работе наивно хотел затуманить мозг и ввести тело в анестезию. Ещё хвораю и субфебрильно лихоражу. Пью антибиотики. Лежу в одежде под шинелью, но в голове ощущается какое то прояснение. Четыре дня ничего не ем. Тошнит. Да и нечего есть. Пусто в кошельке, пусто в холодильнике и закромах. Пью чай, подслащённый просроченным "калполом", принесённым с работы...
  Сегодня ко мне зашёл главный тренер города по сверхмарафону Борис Вязнер:
  - Как ты, Слава, побежишь сотку в Москве на Чемпионате России?
  - Нет. Извините, меня, Борис Николаевич. Перетренировался, наверное! ОРЗ длительное. Пропущу старт.
  Он ушёл, а мне стыдно стало перед ним и перед городом, честь которого я должен был защищать в Черноголовке. Стыдно за то, что лежу, как немощь, скулю сам на себя и не могу даже на улицу спуститься от усталости... Интересно, как он меня нашёл? И как догадался, что я дома?
  Прошло восемь месяцев. В бреду болезни всё думал о ней: каждый час, каждую минуту своего существования представлял её образ. Одиноко мне, до боли в душе, до глубины самых потаённых её закоулков. Я подобен заброшенному на глубокое морское дно камешку, куда в пучину не долетает солнечный луч. Порою мне кажется, что болезнь моя проявляется не только немощью тела, но и порабощает мозг, который соответственно подаёт неверные сигналы. Наверное, это не та депрессия, что я вижу у своих пациентов, которые сворачиваются на кровати подобно коту, отказываются от мира и застывают в кататонии... Дай Бог, чтобы не прийти к такому финалу.
  Сегодня я пришёл к ней. Хотя не знал зачем, для чего иду, чего хочу добиться своей встречей с ней. Но шёл... просто, чтобы увидеть её глаза, почувствовать запах кожи, волос, услышать голос, пусть со сталью, но всё же лучше, чем молчание в телефонной трубке или за железной дверью, лучше, чем подсматривание в глазок.
  Растоптан, унижен? - да, возможно, это так. Хотя, с какой стороны посмотреть? С их - да, несомненно! С моей? Это трусость, подлость, слабость - не открыть дверь, запереться, как в мышеловке, прятаться от меня, будто я вор, грабящий чужое счастье из чужой личной жизни. Нет уж, извольте! Да, несомненно, я люблю эту женщину, мне не хватает той жизни, я хочу иметь семью, детей, нормальный быт, но своё. Чем же я так могу помешать счастливому благополучию двух молодожёнов, которые остались для меня бывшими... Бывшей женой, бывшим лучшим другом...
  Или вид у меня жалкий, подобно нищему, выпрашивающему свою долю на паперти, или я похож на маньяка, пытающегося расставить всех по своему усмотрению. Пылающие искры костра превратились в затухающие угольки былой страсти. Они ещё греют мою остывающую душу теплом прежних воспоминаний, и возможно ещё долго будут исполнять эту рабскую участь, ибо пламя было так высоко, что проникло до самых глубин и недр моей плоти. Такие пожары не затухают так быстро. Ну, а что касается нищего, то грешно смеяться над ним, даже если вам кажется, что он этого не видит и не слышит.
  Хорошо, что не заплакал. Сейчас я уважаю себя за это. А тогда казалось, что стою на грани, чтобы не прорвать выстроенную плотину. Зачем? Плачут ведь из-за жалости к себе. Умом я понимаю, что давно пора отпочковаться от увядшего для меня ростка, перейти к новому, отдать себя до последней молекулы ему. Но разум не всегда руководит организмом, который так и остался для меня в виде загадочного белого пятна, несмотря на то, что я изучил его в анатомичке и под микроскопом. Ведь сколько бы мы ни копошились в себе, открывая новое, размышляя над старым, оазисы неизвестности будут преследовать на протяжении всей жизни.
  Жизнь бежит. В этом заключается и счастье, и вся прелесть неповторимости её уклада. И день накануне никогда не встретит двойников или тройников. Можно лишь искусственно. Но стоит ли она того, чтобы расходовать те драгоценные мгновенья, что нам отведены для пребывания здесь.
  
  25.03.1998. Два часа ночи
  
  Мне не спится. Я пишу. Записки съезжающего молодого врача на безответную "любятину", как говорит больной из Хабаровска, убивший молотком семью друга-соседа. "Тебя бы я не тронул, - добавил он, раскрывая татуированную грудь с крестами и профилями вождей мирового пролетариата, - ты пользу приносишь, а они водку пили и землю зазря топтали..." Может быть, в будущем я прочитаю написанное и поумнею? Шучу! Ценить надо, что имеешь, и бороться, не расслабляясь, не обращая ни на кого внимания и долбить этот гранит, пробивая дорогу к солнцу своей ячейке, своей семье. Лишь тогда имеешь шансы на успех. Мир жесток. Но в своём микрокосме нужно быть мягким и тёплым, как разогретый в руках пластилин. Странно получается. Я сам себя учу. Или разговариваю сам с собой. Что не сказал другому, так как вокруг пустота, формальность и стена. Ведь порой и для самих себя мы бываем закрыты, а не то что для других. Самое мерзкое, жуткое, грязное - это ложь, ложь перед самим собой, ложь за свою жизнь.
  Через тридцать минут закончится моя смена, и я смогу закрыть глаза на два часа, накрывшись пропахшим аминазином и папиросами байковым халатом, в этом дерматиновом кресле и улететь из этих решёток, по которым бежит электрический ток, к Морфею. И, быть может, встретить в грёзах-видениях того, кого ищу или кого потерял. Сон - потусторонний мир коры, уставшей за день генерировать импульсы разрядов и теперь наслаждающейся нирваной быстротечного времени...
   
  11.05.1998 г.
  
  Здравствуй, мама!
  Я опять сменил место жительства. Пятое за прошедший с развода год. Я бежал от самого себя и не мог остановиться. Хотел избавиться от душевных мук работами, спортом, голодом, но это ведь всё низменные суррогаты. Духовное не заменить физическим.
  Честно говоря, я расстроился после прочтения твоего письма. Мне, конечно, приятна твоя забота обо мне, но ты ведь многого не знаешь и не видишь.
  Взять, к примеру, Бурятию. Что мне оставалось делать? Ждать окончательного распределения, надеясь на чудо и лучшую долю. Увы, те, кто пообещали помочь, забыли об этом. Для того, чтобы остаться служить в Питере, необходимы деньги и связи. Пять тысяч долларов! Даже имея такую сумму на руках, я бы не рискнул бы так ею распорядиться. Я отказался от красного диплома по тем же причинам. Вернуть её невозможно. Рабство долга не заменит свободы души.
  Я, конечно, понимаю, что мне придётся нелегко в тайге, на границе с Монголией, но я готовил себя к этому... и это не бегство от сложившихся обстоятельств, хотя изначально оно было таковым. Осознаю сделанный мною выбор и иного пути сейчас не вижу. Ну а что будет в дальнейшем - увидим!
  В первых числах апреля я наконец-то смог облегчённо вздохнуть. Почувствовал какое-то освобождение от влияния бывшей. Не знаю, как-то само собой прошла хандра и всё с нею связанное. То ли на меня подействовала впервые просмотренная видеокассета с моего дня рождения. На ней я заметил всю никчёмность своего пребывания в прошлой семье. То ли перенесённый грипп с высокой температурой очистил мою душу. Я "ожил" в буквальном значении этого слова и мои глаза "прозрели". Почти, как у В.Шекспира "Сон в летнюю ночь"...
  Весна, тепло, ручьи, выброс гормонов, любовь, первые листочки и первый дождь... Всё смешалось! Мне хорошо и спокойно на душе. Как будто вырвался из долгого плена в клетке и распустил затёкшие крылья. Пусть это будет недолго, но эта весна запомнится. От судьбы не убежишь, мам, ты это прекрасно знаешь, зачем тешить себя иллюзорным самообманом и ложным героизмом.
  Я думаю, что ты меня прекрасно поняла, и нет необходимости объяснять...
  Мне так хочется приехать домой, на Украину, увидеть вас всех. Часто вспоминаю наш дом, город, улицы. Они приходят ко мне во снах и в минуты размышлений.
  Одиннадцатого июня заканчивается интернатура в НИИ скорой помощи. Шестнадцатого июня - экзамен по "терапии". Двадцатого июня - выпускной и - каникулы до августа. Последний учебный отпуск. Я обязательно приеду домой и, возможно, не один!
  В конце апреля выделил для себя немного свободного времени. Сходил в церковь на праздник Пасхи. Поставил свечки. В выходные посетил театр им. Комиссаржевской, смотрел "Даму с камелиями". Сейчас переезжаю и перевожу вещи в коммуналку на улицу Римского-Корсакова. Наверное, это мой последний переезд в этом городе!
  Да, я приглашаю тебя, папу и сестёр на мою свадьбу, которая состоится двадцать первого июня. Ты спросишь, кто она?
  Она не мастер спорта международного класса, но ей нравится мой образ жизни и она сопровождает меня на пробегах и стартах. Замужем она не была, детей нет. Обычная девушка из простой семьи, работает медсестрой. Мы познакомились в психиатрической больнице и уже подали документы в ЗАГС. Она увлекается рок-музыкой, любит театр, регулярно посещает церковь и - самое главное, как "жена декабриста" готова отправиться со мной хоть на край света. Ведь главное в человеке - это надёжность, преданность, честность и понимание другого.
  Всё начало мая посвятил соревнованиям, но похвастаться пока нечем. Две недели постельного режима в апреле привели к тому, что я растерял форму.
  Пытаюсь забрать свидетельство о расторжении брака из ЗАГСа, но мне отказывают, так как нет ни прописки, ни паспорта. Боюсь, как бы мне не пришлось уехать в Бурятию без него.
  Сейчас у меня дежурство в тюремной психбольнице. Поздняя ночь. Все больные спят, санитары дремлют у надзорной палаты, охранники перебрасываются картами. Сквозь тройную охрану, сквозь царские решётки и толстые стены я чувствую запах весны. Его не перебьёт тяжёлый аромат аминазино-папиросного коктейля, его не заглушить густым чифирём, он крепче и сильнее всего на свете.
  Завтра состоится окончательное распределение в жизнь. Меня оно, очевидно, уже не затронет. Свой выбор я сделал ещё в марте на предварительном распределении. Спецназ, ГРУ, посёлок Кяхта, тайга, сопки. Хотя признаюсь тебе, что я звонил своему протеже по поводу Луги, что в ста километрах от Питера, но он сказал, что информация держится в тайне. От кого: от нас или от врагов? Уже известно, что в Ленинградском военном округе из ста двадцати шести выпускников останется только шесть счастливчиков. Остальные - за пределы. Но жизнь не заканчивается в Питере. И неужели ты считаешь, что я буду жить и работать в том месте, к которому не лежит моя душа и моё сердце?
  Передавай привет сёстрам, целую тебя. Не пиши мне пока, так как не знаю, где я буду жить дальше...
  
  Часть третья. ЗабВО... забудь вернуться обратно
  
  
  В марте 1998 года меня вызвали на распределение. Общее распределение должно было состояться в мае, но в отдельные войска начали набирать заранее, до приезда основных "покупателей".
  - Товарищ майор, лейтенант Славин, прибыл по вашему приказу!
  - Чего опаздываешь?
  - Форму гладил!... Пришлось ехать за ней в общежитие на "Пионерскую".
  - Это товарищ из ГРУ. Приехал к нам из Москвы. Знаешь, что такое ГРУ?
  - Главное разведывательное управление! - бойко отвечал я, так как накануне вечером наводил справки об этой аббревиатуре.
  - Какой средний балл у вас, товарищ лейтенант?
  - Четыре и восемь, товарищ подполковник.
  - А как с английским?
  - Почти на разговорном уровне, на сегодняшний день.
  - Хочешь служить в спецназе ГРУ? - спросил хитро улыбающийся подполковник. - Мы набираем врачей-спортсменов, хорошо владеющих английским языком. У нас ты сможешь получить второе высшее образование - стать военным атташе.
  - Конечно, хочу.
  Долго я не раздумывал. Элитные войска. Спецназ ГРУ. Перспектива увидеть их изнутри, возможность соединить медицину, спорт, английский и военную службу вместе меня очень привлекала. Ну и второй момент - это неудавшийся первый брак, развод и переживания, связанные с ним, которые, несмотря на прошедшие семь месяцев, продолжали терзать и давить.
  - Мой однокурсник, Слава, сейчас в Нью-Йорке, а начинал с начальника медицинского пункта бригады спецназ, - вставляет начальник курса.
  - Где хотите служить? - продолжал опрос подполковник с проницательным выражением лица.
  - Мне бы подальше от Питера. Страну охота повидать!
  - Куда хотите попасть? Есть посёлок Беринговка и Кяхта. Остальные места разобраны.
  - А что дальше?
  - Беринговка. Она недалеко от Чукотки.
  - Согласен на Беринговку.
  - Слава, там же вечная мерзлота! Как ты будешь там бегать? - запаниковал начальник курса. На его лице я прочитал недоумение. - Да и там инженерный спецназ, тебе это будет неинтересно...
  - А Кяхта, это где? Там бегать можно?
  - Да, это городок на границе с Монголией. Прекрасный климат, пушистые сопки, тайга, кедровые орехи, Байкал, ягоды. Квартиру, опять же, сразу получишь.
  - Ну, тогда запишите меня в Кяхту!
  Придя домой, открыл карту России и стал искать место будущей службы. Просмотрев всю нашу южную границу, увидел, что Кяхта расположена недалеко от столицы Бурятии - города Улан-Удэ. Измерил линейкой расстояние, вышло почти шесть тысяч километров. Здорово, можно будет страну увидеть!
  В июне состоялась свадьба, вторая жена была не против сменить Санкт-Петербург на отдалённый гарнизон, к тому же мы ожидали пополнение в семье.
  В июле отправил двухтонный контейнер с вещами в Кяхту. В августе решил, что ничего не произойдёт, если я отправлю телеграмму командиру части о том, что задерживаюсь на неделю с прибытием (Самолёты из Санкт-Петербурга в Улан-Удэ не летали, а Москва по телефону билеты не бронировала, поэтому ВПД (воинские перевозочные документы) можно было обменять на билеты только в Первопрестольной).
  Пришёл ответ на мою телеграмму: "...Данной части в посёлке Кяхта не значится". Я слышал на распределении, что бывают Москва 169 или Москва 400, но чтобы было две Кяхты, не знал.
  Визит к начальнику факультета академии приободрил. Он дал телефоны ГВМУ (главного военно-медицинского управления), по которым узнал телефоны ГРУ (главного разведывательного управления). В течение двух дней меня проверяли, перезванивая на домашний телефон, уточняя реквизиты. Адрес части так и не дали. Получил лишь краткий инструктаж по телефону: "Прибудете в Улан Удэ, подойдёте к военному коменданту аэропорта, он вам разъяснит, как добраться до вашей части. А контейнер ваш не потеряется, не беспокойтесь".
  Как сказано, так и сделано. В Домодедово, отдав последние деньги за возможность купить билет по ВПД через посредников южных кровей и за сверхнормативный багаж, спустя пять часов полёта мы оказались в Улан-Удэ. Войсковая часть в мае была переброшена на две сотни километров севернее границы и теперь находилась в тридцати километрах от столицы Бурятии в посёлке Сосновый Бор. Как потом выяснилось, мне "несказанно повезло" от такой пертурбации.
  Ещё пролетая над Байкалом, заметил множество небольших горных образований, в народе именуемых сопками. Когда мы сошли с трапа самолёта, они простирались на всём протяжении линии горизонта.
  Колорит бурятского города бросался в глаза после московского и питерского стеклобетона. Унылые деревянные строения, посеревшие от времени, чередующиеся со сталинскими постройками, давно нуждающимися в ремонте, кем-то расписанные. Забытые коммунистические лозунги, вывешенные вместо вездесущей рекламы, самая большая в мире голова В.И. Ленина, установленная на центральной площади, просторные от машин улицы и спокойно прохаживающиеся горожане, внимательно всматривающиеся в лицо.
  В голове пронеслось: "Какая неведомая сила заставила меня, оставив нажитое за семь лет место, бросить всё, отказаться от комфорта, работы, связей, друзей, перелететь шесть тысяч, чтобы очутиться здесь?"
  С подсказками коменданта аэропорта и местных жителей мы добрались до первого в моей жизни военного гарнизона, где в своё время размещалась ставка командования юго-восточного направления. При въезде в городок - КПП и шлагбаум. Солдат в синем берете и тельняшке десантника зашёл в салон автобуса и внимательно проверил у всех документы. Я тогда ещё не знал, что это пустая формальность, так как в некоторых местах забор был украден на многие километры. Оставив супругу на охране хоккейной сумки перед воротами КПП, направился в управление части, расположенное в трёхэтажном доме. Через плац виднелась стандартная пятиэтажная казарма и здание столовой. С севера и юга просматривались таёжные сопки.
  
  
  
  
  Встреча с комбригом
  
  - Товарищ полковник, разрешите представиться? Старший лейтенант Славин прибыл для дальнейшего прохождения службы, - отрапортовал я, протягивая своё предписание курившему полковнику, вокруг которого над картой склонились два майора и один подполковник.
  - Ты, что, "пиджак"? А сзади у тебя что? - щурясь, обратился он ко мне, разглядывая мои документы.
  - Нет, я не в пиджаке... жарко ведь! А за спиной - это спортивный рюкзак "Аsics".
  После моих слов последовал хохот двух подполковников и одного майора, скептически рассматривающих меня.
  - Ты что закончил?
  - Военно-медицинскую академию имени Кирова... Извините за опоздание, не знал куда ехать. Я телеграмму посылал о том, что задерживаюсь, но она не дошла.
  - А военная форма твоя где?
  - Она в сумке, мятая, а погладить негде было. Сегодня утром прилетел из Москвы.
  - Видно, что пиджак! А ещё старший лейтенант. И почему вас - медиков, старлеями выпускают?!
  - Семь лет учимся!
  - Ну ладно, иди к лейтенанту Леонову из второго батальона, он тебя разместит у себя в казарме. На вещевом складе получишь камуфляж и берцы. Медпункт твой вон в крайнем правом подъезде, на втором этаже, - указал он на то же серое пятиэтажное здание, расположенное за плацем, где мне предстояло найти и лейтенанта Леонова. - Завтра, чтоб в восемь утра был на построении. Всё ясно?
  -Так точно, товарищ полковник! Извините, я не один приехал!
  -Не один... с детьми?
  - Ожидаются!
  - Ничего, для жены тоже койку найдут... поживёте пока в ленинской комнате... Ну всё, иди, пиджак!
  Я уже разворачивался на выход, но слово взял молчавший всё это время невысокий майор с красноватым лицом.
  - Товарищ комбриг, зампотыл вчера говорил, что у него комната в общаге в нижнем городке освободилась. Старлей, ты ведь не будешь против сменить казарму на общежитие?
  - Нет, конечно!
  - Повезло тебе! Беги к зампотылу, у него кабинет на третьем этаже, скажи, что ты от замповоора. Он обязательно поможет.
  - Спасибо большое!
  Нас разместили в меблированной десятиметровой комнате "нижнего" общежития вместе с тараканами и мышами, но и этому мы были несказанно рады.
  
  Август, 1998 год
  
  Что творится в нашей стране? В части денежное довольствие выплатили лишь за май. У меня в кармане осталось двадцать рублей. Все запасы съел перелёт и оплата перевеса багажа.
  За пару дней доллар взлетел в три раза. Магазины, аптеки, кафе закрыты. Есть нечего... Ощущение, что в стране произошла очередная революция и её отголоски пронеслись эхом по всем её весям и краям. В течение недели мы экономили наши съестные припасы, разделив нашу колбасу на микропорции, приправляя их помидорами, которые прилетели в часть из Краснодара для выдачи по пайковой норме довольствия.
  Через неделю службы отправили в командировку в Читу. Необходимо отвезти солдата в окружной госпиталь, сдать служебные документы в штаб округа. Параллельно узнал, что проходит первенство округа по кроссу и в нём можно принять участие. Денег на командировку в финслужбе нет. Но это меня не останавливает. Поел набранной на кооперативной грядке картошки и жареных грибов, собранных возле казармы, и в путь. Правда, осенью дал себе зарок: не воровать картошку и не собирать грибов. Первый опыт закончился тем, что в мою спину стреляли, наверное, солью, что значительно ускорило мой темп бега. А после грибов, видимо, из-за самовнушения у меня возникло чувство дискомфорта в желудочно-кишечном тракте. Это было моё первое знакомство с грибами, и я собирал их, ориентируясь на десятиминутную лекцию местного грибника о том, как выглядят поганки и мухоморы.
  Долго инструктировал меня майор Рахлий о том, где можно переночевать в Чите. О том, что если повезет, то меня пустят в штаб округа, а там можно будет устроиться на столах.
  Сдав солдата с копчиковой кистой, длительно не заживающей после удара сапогом, я отправился знакомиться с местным городом. Он, как и столица Бурятии, не производил особого впечатления. Вокзал, на котором ютились китайские переселенцы и командировочные военные вперемешку с бомжами, повсюду горы мусора, заброшенность домов и парков. Из фруктовых насаждений - дикие яблоки величиной со смородину. Попробовал их на вкус, - горечь несусветная!
  В Чите почти два часа пытался продать бутылку питерского шампанского. Народ сторонился офицера, предлагающего купить Советское шампанское за пятнадцать рублей.
  - Подделку, небось, толкаешь? Почему так дёшево? - недоверчиво спросила торговка мороженым.
  - А мне бы поесть хорошо, да поспать в тепле.
  Продавщица сжалилась и купила у меня диковинное для этих мест шампанское, тем самым обеспечила меня на три приёма пищи.
  Выступил я неплохо. Занял четвёртое место в кроссе на восемь километров, и меня заметили в местном СКА. Появилось предложение переехать в Читу, где пообещали выдать комнату в общежитии СКА, талоны на питание и спортивную форму. Эти обещания я уже слышал раньше. Знал, что по спортивному пути карьеру не сделаешь. Не для этого я семь лет обучался в академии, чтобы перейти из ранга военного врача в ранг военного спортсмена. Мог ведь и ВИФК (военный институт физической культуры) закончить. Но судьба спортсмена очень непредсказуема. Какая-нибудь травма может надолго вычеркнуть тебя из спортивного русла, и ты можешь оказаться ненужным военно-спортивной системе. Поблагодарив за ночлег, командировочные и премиальные, я выдвинулся домой.
   
  23.08.1998 г. Улан-Удэ-40
  
  Здравствуй, папа!
  Сегодня выходной, но не для меня. Второй месяц провожу на службе семь дней в неделю. После Санкт-Петербурга моя жизнь кардинально изменилось, и не в лучшую сторону. Но я не грущу и не хандрю. Расскажу всё по порядку.
  Из Питера поездом я отправил двухтонный контейнер с домашним скарбом в Кяхту. Он должен приехать туда через месяц. Затем вылетел сам. В Москве узнал, что мою воинскую часть перевели на двести пятьдесят километров к северу, в посёлок Сосновый Бор, что немного расстроило. Рассчитывал, что буду служить на границе с Монголией.
  В столице пробыли один день. Взяли автобусную экскурсию и с большими трудностями купили билет, так как Внуково оккупировали кавказцы. Они продавали бронь на авиабилеты за сорок-пятьдесят долларов. В кассах на ближайшие сутки билетов не было. Помог военный комендант аэропорта. Вторая трудность - это перевес багажа на сорок килограмм. В последний раз я летал самолетом ещё в СССР и тогда об этом не думал. Пришлось доплачивать по 18 рублей (3 доллара) за килограмм, что негативно сказалось на семейном бюджете.
  Из Москвы до столицы Бурятии мы летели пять часов. Разница во времени составляет плюс пять. За два часа добрались до посёлка Сосновый Бор, где дислоцирована моя часть.
  Вначале было тяжело менять биоритмы, и привык лишь через неделю. Встретили меня не ахти как, но и не рассчитывал. Отчитали за отсутствие парадки, полевой формы, неуставной причёски, но зато разместили в офицерском общежитии. На две небольшие комнаты (по четырнадцать метров каждая) общий санузел с горячей водой, на этаже есть один душ и одна кухня. Зато на работу добираюсь пешком за семь минут.
  Мне нравится здешняя природа. Вокруг зелёные сопки. Это небольшие горы (высотой до 1000 метров), покрытые соснами, елями и багульником. Местами есть скалы. Вершина горы называется бурхан. На нем, как правило, всё усеяно различными тесёмками, верёвками и тряпочками, которые привязаны к деревьям и кустарникам. Говорят, что местное население таким образом защищает себя от злых духов. В трёх километрах от гарнизона течёт река Уда и в четырёх находится цепь горных озёр, где можно поплавать и отдохнуть. Радует стабильная тёплая солнечная погода. Очень много грибов, которые растут буквально повсюду и, выйдя из общежития, можно собирать урожаи. Но ты знаешь, что я больше специалист по ягодам и грибы никогда не собирал. Поэтому первый опыт грибника приобрёл здесь, ориентируясь на подсказки бывалых. За час мы собрали ведро с горкой, правда, кушали их с опаской. Больше мне понравилось рвать дикую облепиху. Здесь столько комаров, мошек, что когда стоишь на одном месте, то они густо покрывают все открытые участки кожи.
  Иногда кажется, что я в санатории на лечении, так как вокруг пятиэтажных хрущёвок и двухэтажных деревянных домов растут высокие сосны и проложены почти лесные тропинки. Я спокойно пью воду из-под крана и вдыхаю свежайший полустепной воздух. Создаётся ощущение, что моя служба - это продолжение летнего отпуска и не верится, что буду жить в таких условиях довольно долго. Сам городок небольшой, построен в 80-х годах. Всего десять тысяч населения. Раньше он был закрытым, так как здесь базировалась ставка Восточного направления, но в 90-х после сокращения её расформировали и местные жители ринулись сюда. В качестве бонусов остались школа, детсады, дом офицеров, дом культуры, гостиница, два ресторана, бассейн и филиал госпиталя с поликлиникой.
  Ты прекрасно знаешь, что жизнь - гармоничная штука. Человеку одинаково даётся и плюсов, и минусов, и сахара, и горечи, главное - уметь собирать и находить их.
  В качестве равновесия хочу рассказать про высокие цены на фрукты и овощи, а также немалые наценки на хлеб, молоко и прочие продукты. Край не очень плодородный и, очевидно, суровый климатом. Улыбаюсь, когда вижу, как продают гранёными стаканами мелкую кислую вишню, пол-литровыми банками - яблоки-ранетки и кучками - зелёные тепличные помидоры. Из местного колорита - это кедровые орешки и пластинки серы, которые местные используют в качестве природной жевательной резинки. Говорят, что это профилактика цинги, и она укрепляет десны.
  Деньги здесь не платят. Поэтому в магазины я хожу лишь на экскурсию. Обещают, что августовское денежное довольствие я получу под Новый год. Зато получил продовольственный паёк, который заметно отличается от академического в лучшую сторону. Но на месяц нам его не хватит. Наверное, продам что-то из личных вещей. Ежемесячно полагается десять банок сгущёнки, двенадцать - тушёнки, два килограмма масла, три - жира, шестьдесят грамм чая, шестьсот грамм повидла, пять килограмм овощей и двадцать булок хлеба, который я ежедневно беру в столовой. Начпрод пообещал увеличить продуктовую норму после того, как я совершу первый прыжок с парашютом. С "первого прыжка" мне будет исчисляться по-новому и срок службы - год за полтора.
  Продолжаю бегать. Благо, что условия для этого идеальные и можно тренироваться хоть два раза в день. Для пробежек есть грунтовый стадион, проложил трассу по периметру нашего гарнизона - 5,5 км, а для длительных пробежек разведываю ближайшие сопки. На прошлых выходных принял участие в Спартакиаде ЗабВО, которая проходила в Чите, где в кроссе на восемь километров занял пятое место. Первые мои деньги, заработанные здесь - это спортивные командировочные, которых с трудом хватило на пропитание. В столице Забайкалья прожил четыре дня. Маленький провинциальный городишко. Грязь, пыль, жара.
  Улан-Удэ я ещё не изучил, хотя он находится от Соснового Бора в двадцати километрах. Мне показалось, что население здесь выживает. Бедные покосившиеся дома, некрашеные деревянные заборы, минимум приусадебных растений. Денег никому не платят (или в них не верят), поэтому повсеместно распространено натуральное хозяйство или как принято говорить - "бартер". Подобные обмены встречаются в газетных объявлениях или в телевизионной рекламе на местных каналах. Например: "Продаю квартиру, автомобиль... или меняю на продукты, лес, кедровые орешки..." Ведро картошки стоит две банки тушёнки или десять булок хлеба.
  
  06.09.1998 г. Улан-Удэ-40
  
  Продолжаю после перерыва, так как на неделю ездил в Кяхту на сборы молодых офицеров - выпускников ВВУЗов, где я повышал свой уровень тактической подготовки. Стрелял из восьми видов оружия, бросал учебные гранаты, знакомился с новыми танками, БМП, БТР, а также учился рыть окопы и выживать в лесу. При этом полевую форму в части мне не выдали и не предупредили о таких испытаниях. Никто из моих однокурсников не приехал служить врачами в Забайкалье. Здесь я встретил коллегу из Самарского военмеда, с которым мы замечательно проводили время и изучали достопримечательности и окру́гу Кяхты. Алексей служил начмедом в полку у города Гусиноозерск. Рассказал мне, что мечтает стать торакальным хирургом. Я мечтаю стать психиатром, но готов, наверное, быть любым узкопрофильным специалистом, так как служба в кадрированной части меня не вдохновляет.
  Кяхта мне показалась весьма криминальным городом. Может, потому что бывшие заключенные не спешат её покидать после отсидок. Да и близость Монголии (пятьсот метров до границы) создает хорошие условия для развития контрабандного бизнеса.
  По приезду из командировки принял дела и должность начальника медицинского пункта бригады специального назначения. У меня в штате восемь человек: два врача, три фельдшера, три медсестры. Есть медпункт, который размещён в приспособленном помещении - казарме. Он требует капитального ремонта, но средств нет. Есть техника НЗ (неприкосновенного запаса), техника в автопарке, которую мне нужно принять на баланс, но я побаиваюсь, так как она мне показалась старой, нерабочей и разграбленной за время переезда бригады. Есть пятьдесят книг всевозможного учёта и довольно объёмная инструкция с должностными обязанностями, следовать которым не хватит и двадцати четырёх часов в сутки. Например, проверка качества пищи, каллоража продуктов в столовой, измерение температуры воздуха в казармах, проведение смывов, телесных осмотров, амбулаторный приём, ведение больных в лазарете, изучение устройства парашюта и техники прыжков с вертолётов и самолётов, дежурства по гарнизону, обеспечение стрельб, составление планов, отчётов, всевозможные командировки и прочее-прочее-прочее. В дополнение ко всему есть комбриг, который медицину ни во что не ставит. Есть вши, пьянство, мордобой, разбитые кирпичами головы, чесотка, дизентерия и прочие напасти. Всё чаще и чаще я подумываю, что надо написать рапорт и уволиться из Армии, которой я не принесу никакой пользы.
  Сейчас, когда я пишу тебе, у нас развился кризис. Цены ежедневно растут. Неужели это очередное падение в пропасть?
  Сегодня хотел позвонить тебе. Заказал одну минуту на почте. Но тебя не было дома. За месяц стоимость минуты связи подорожала в восемь раз! И на Украину стало звонить дороже, чем в Германию (12 руб.50 коп. и 8 руб., соответственно).
  На этом буду заканчивать своё письмо. Пиши, как Украина переживает кризис?
  
  08.10.1998 г., Улан-Удэ-40
  
  Привет, папа!
  У меня всё хорошо. В начале сентября выдали подъёмные - 1400 рублей (65 долларов), которые быстро потратил. Купил б/у холодильник, получил и перевёз контейнер с вещами. Написал рапорт на беспроцентную ссуду, которую обещают выплатить в декабре. Это будет в самый раз, так как в январе-феврале в нашей семье ожидается пополнение.
  Две недели назад нам выдали служебную двухкомнатную квартиру на первом этаже нижнего городка. Я даже не поверил, и пока не вручили ключи, думал, что это розыгрыш. Опишу тебе её. Тридцать шесть квадратных метров, раздельные комнаты, небольшая кухня, недавний ремонт, кафель в ванной и на кухне, есть свой телефон, который работает по системе "Пакеляж". Это так называемый позывной нашей бригады. В принципе, при желании, я могу через систему военной связи дозвониться и до Читы и до Москвы, и что самое главное - бесплатно. До части я теперь дохожу за пять минут. В медпункте взял в прокат кое-что из мебели: стол, стулья, люстру, тумбочки и другое.
  В отношении работы: она у меня интересная и напряжённая. Я и врач, и руководитель, и хозяйственник, и многое другое. Рабочий день начинается в 8.30, обед с 14.00 до 16.00, заканчиваю службу в 19.00. За это время в среднем принимаю пятнадцать-двадцать солдат и пять-десять офицеров-прапорщиков, осматриваю всех больных лазарета, оформляю медицинскую документацию, делаю небольшие операции: панариции, фурункулы, вросшие ногти, нагноившиеся мозоли. Одновременно руковожу ремонтом медицинского пункта (вчера положили плитку в перевязочной), анализирую пищу в столовой, слежу за эпид.состоянием казарм, отвечаю за дежурства фельдшеров и медсестер, обеспечиваю безопасность прыжков с парашютом, стрельб (дневных, ночных), приём бани, отвожу больных в госпитали Улан-Удэ, Читы. Также отвечаю за ремонт санитарного автомобиля УАЗ, на котором вожу больных в город и заступаю на дежурства по гарнизону. Обычно на сутки выделяют пять литров бензина, и бывает, что машина глохнет в дороге, но мир не без добрых людей. Также в мои обязанности входит круглосуточное оказание помощи военнослужащим бригады. На днях вернулся из Читы, куда на вертолёте отвозил офицера с тяжелой формой дизентерии (он умер).
  Кроме этого, я материально-ответственное лицо и на мне висит имущество на сто-сто десять тысяч рублей. Вот таким каламбуром я описал тебе свой трудовой фронт.
  Привыкаю к новым ценам, которые подскочили почти на всё, кроме водки и хлеба. Сильно подорожало подсолнечное масло - в четыре раза. Выручает продовольственный паёк, часть которого я меняю у местных жителей на молоко, яблоки и рыбу. Зато в овощах и хлебе у нас проблем нет. Мне кажется, что в это тяжёлое время легче выжить здесь, на периферии чем в крупном городе. Пиши, как ты борешься с кризисом.
  
  20.11.1998 г., Улан-Удэ-40
  
  Привет, папа. Приятно было прочитать твоё письмо. У меня положение на сегодняшний день стабилизировалось. Есть работа, и хотя она не та, о которой мечтал и к чему стремился семь лет в академии, но на сегодняшний день она обеспечивает меня всем необходимым: жильём, едой и иногда деньгами. Из остатков материалов в медпункте сделал косметический ремонт в квартире: покрасил двери, окна, поклеил обои.
  Наконец почувствовал отдачу от своей работы: там что-то достанешь, в другом месте что-то прокрутишь. Конечно, морально нет того удовлетворения, когда работал в НИИ скорой помощи в инфарктном отделении, психбольнице или инфекционной больнице, когда всего себя посвящаешь больному, а не решению хозвопросов: поиск материалов для ремонта, запчастей для санитарки, сокрытие травм от начальников. Противно! Молчать, когда видишь вокруг массовое уничтожение более здоровыми ребятами менее здоровых. Не проходит и дня, чтобы не регистрировались синяки под глазами, переломы носов, побои на ногах, груди и прочее. Я уже молчу, что банно-прачечный комбинат выдает постельное бельё, усеянное вшами, гнидами, что у каждого седьмого солдата чесотка, каждый десятый с дефицитом массы тела, каждый одиннадцатый убегает из части, что в столовой солдаты получают тридцать процентов суточного каллоража, что по два-три часа они маршируют с кроватями по плацу, и это в двадцатиградусный мороз, а потом лечат пневмонии в госпиталях, что офицеры-воспитатели, напившись до поросячего визга, начинают строить своих подчинённых, а потом - то разрыв селезёнки, то перелом носа или сотрясение мозга. Недавно я нашёл такого солдата на КПП. Он три дня пролежал там без сознания в дежурке. Думали, что оклемается. Ещё две недели он провёл в реанимации госпиталя. На вскрытии его мозг представлял собой сплошную гематому.
  И выхода из этого положения я не вижу. Систему воспитания защитников отечества не перековать! Когда приезжают всевозможные проверки в нашу часть, их кормят, спаивают, обдаривают байкальскими сувенирами и на этом всё заканчивается.
  Отношения с командиром у меня напряжённые. Военным он меня не считает и обзывает "пиджаком" (это человек, который закончил гражданский ВУЗ). Но я пропускаю его обзывания, так как меня радует, что я не такой военный, как он. Стелиться под кого-то я не умею, а делать из себя настоящего офицера - уже поздно. Я рад, что за девять лет службы Армия не сделала из меня уставного человека. Уже не раз я думал о подаче рапорта и увольнении из ВС РФ. Останавливает лишь кризис, отсутствие жилья и туманные перспективы. Поэтому буду терпеть.
  Кстати, кушать я стал значительно лучше, чем во время учёбы в Питере. Могу позволить купить себе мясо, рыбу и даже на рынке, чего отродясь не было там. Научился делать домашние заготовки: квасить капусту, варить варенье, печь десерты и торты (по книжке).
  Заработную плату офицерам за июль-август-сентябрь заморозили и выдали октябрьское денежное довольствие. Большинству обидно, а для меня наоборот. Так что получил я девятьсот пятьдесят рублей. Рассчитывал на большее, но здесь всё зависит от комбрига, который по своему усмотрению распределяет тарифные разряды. Но в сравнении с моей учебной стипендией - 560 рублей - это неплохо, да и уровень жизни здесь значительно ниже, чем в Питере.
  Жизнь стала спокойнее. Исчезло нервное напряжение, когда несёшься с одной работы на другую, с учёбы на суточное дежурство, когда по трое-четверо суток проводишь на больничных топчанах и креслах.
  Осень у нас была короткой и сухой. За месяц слетела листва с деревьев, первого ноября столбик термометра опустился ниже нуля и выпал постоянный снег. Сегодня минус двадцать, ночью было тридцать. В части получил тёплый камуфляж, берцы с мехом внутри и овчинный тулуп для зимних построений. Морозы хорошо переносятся, но когда с Байкала дует ветер (Баргузин), то пробирает до самых костей и тулуп не спасает. Окна утеплил мохом, ватой и скотчем. Считаю, что и сорокоградусные морозы переживём. С работы принёс камин на три киловатта. По телевизору показывает пять каналов, иногда шестой местный, по радио - три FM-радиостанции. Записался в библиотеку, так что скучать не приходится!
  
  09.01.1999 г., Улан-Удэ-40.
  
  Привет, папа! Не дождавшись твоего письма, решил написать.
  Вечером тридцать первого декабря я устроил для себя экскурсию по сопкам - бегал три часа, проваливаясь местами по пояс в снег. Было и страшно и необычно находиться среди дикой природы. Для таких пробежек я беру с собой небольшой нож. Людей почти не встречаешь, да и зверей тоже. Лишь пару раз видел волчьи глаза, светившиеся в темноте, что придало мне ускорение. Затем мы пошли в Дом художественной самодеятельности, где собралось две трети нашей бригады. Было довольно весело. Лотерея, художественные номера, песни, конкурсы, танцы. Разошлись под утро, встретив Новый год по местному и по московскому времени.
  На работе завал: годовой отчёт, шесть дежурств в месяц на скорой помощи, подготовка к комиссиям и эпидемиям. Все праздничные дни были посвящены борьбе с гриппом. Переболело почти семьдесят процентов солдат и офицеров. Я развернул изолятор в казарме и организовал лечение. Правда, командир не оценил моей работы и объявил выговор за срыв боеготовности нашей части. Но я не сержусь на него. Он ведь академий не заканчивал.
  Цены в магазинах Бурятии повысились в четыре раза, но зарплату поднимут в полтора, и то с января. Правда, платить стали своевременно - как будто государство намеренно спровоцировало кризис, чтобы рассчитаться с должниками. Единственный плюс - это паёк, который сейчас стоит, как моя зарплата. Что будет дальше - не знаю.
  
  Случай "подрыва боеготовности" бригады спецназ, произошедший где-то за Байкалом.
  
  Как доктор, я не могу судить о специфике элитных подразделений боевого предназначения. Но могу оценить показатели заболеваемости и травматизма среди личного состава.
  Постулат первый. Травм в армии нет.
  Если есть перелом лодыжки, например, желательно, чтобы он звучал, как застарелое повреждение лодыжки, если есть растяжение связок - тендовагинит или миозит. Если удар тупым предметом с ограниченной поверхностью приходился в область головы (а в спецназе принято среди солдат проходить крещение разбиванием пустой стеклянной бутылки о лобную область, ещё лучше, если вместо неё будет красный кирпич; белый не бьют, а может и бьют, но я не видел), - значит у солдата кроме ссадины, царапины или астенического состояния другого ничего быть не может.
  Так заведено, что по полученным травмам проводится административное расследование, сочетающееся со сбором объяснительных, написанием рапортов, звонков в вышестоящие инстанции, составляется акт административного расследования. В каждой части есть нештатная группа дознавателей, причём дознавателем может стать любой офицер. Все травмы записываются и регистрируются в трёх журналах (у доктора, у замполита, в финансовой службе). Их стараются избегать введением различных предварительных инструктажей (всегда есть масса книг-журналов инструктажей) или наложением запретов (например, проще запретить занятия рукопашным боем, так как в них очень часто ломаются челюсти и ноги, чем обеспечить страховку и бороться с дедовщиной).
  Ну, а если они возникли? Тогда здесь появляются другие способы разрешения вопросов. Надавить на своего доктора. Пусть лечит её в медпункте под видом панариция, фурункула или ОРЗ. Будет артачиться - лишить квартальной премии или в отпуск пойдёт в ...бре или вообще не пойдёт. Можно договориться с врачами госпиталя. Это сложнее и не всегда срабатывает, так как там уже наступает контроль со стороны прокуратуры, да и не каждый госпитальный врач рискнёт брать на себя такую ответственность. Можно пролечить травмированного в учреждениях гражданского здравоохранения. Благо медицина - наполовину бесплатная, и эскулапы будут рады. А за лечение заплатят виновник травмы и/или его непосредственные командиры, не досмотревшие за чадом.
  Постулат второй. Инфекционных болезней в армии быть не может.
  А если и бывают - то это единичные случаи. Это на гражданке - повальные эпидемии коровьего гриппа, "птичьей" лихорадки, а в армии - молодые, здоровые парни, а в спецназе лучшие из лучших и закалённые уже тем, что на шевроне летучая мышь в снайперском прицеле. И не беда, что он всего второй день служит. Форма одежды Љ2 (голый торс, сапоги), декабрь, Забайкалье, третий месяц зимы, выходи строиться на плац на утреннюю физическую зарядку! А потом: "Это ты, доктор, виноват, что тебя не было на утреннем телесном осмотре или не давал витамины с компотом!"
  Летом набегает на солдат другая напасть. Да и не только на них. Дизентерия - злейший враг боеготовности воинского соединения. Она приходит, когда её никто не ждёт и необходимо укладывать парашюты, отрабатывать навыки боевой стрельбы, ночных выходов. А тут - припрёт! И пятнадцать раз на день думаешь, когда же это закончится и весь белый свет становится не мил. Какая служба? Озираешься, чтобы не отходить от мест возможного "десантирования".
  Госпиталь переполнен. На сорока штатных койках инфекционного отделения находилось свыше полутора сотен мучающихся и ожидающих благополучного разрешения. Курс лечения - двадцать один день, при трёхкратном отрицательном посеве. Шигелы (возбудители дизентерии) не спрашивали и "входили" без разрешения.
  - На что жалуемся?
  - Ой, живот болит, урчит, аппетита нет никакого, с горшка не слезаю! Только отойду, опять хочется штаны снять!
  - Температура есть?
  - Не знаю, не измерял.
  - Бери судно, иди в туалет, принесёшь, покажешь своё "сокровище". Потом к медсестре за градусником! Следующий! Фамилия, имя, отчество, год рождения, подразделение, жалобы.
  В день активно обращалось до двадцати человек. Офицеры стеснялись и лечились анонимно через аптеки. Одного больного - капитана из Гусиноозёрска я сопровождал с врачом-реаниматологом на вертолёте в госпиталь в Читу. Астеничный, бледный, практически не шевелясь, с подключичным катетером и на кислородной поддержке, он лежал на армейских носилках. Его переводили из реанимационного отделения базового госпиталя в реанимацию окружного. Когда я вынимал утку из-под него, то, о чём нам рассказывали на инфекционных болезнях, было воочию. Употреблять пищу он не мог и находился лишь на парэнтеральном питании. Спустя две недели зафиксирован летальный исход. Возможно, причиной послужили алиментарная недостаточность, массивная кровопотеря из-за кровоточащих язв в слизистой стенке толстого кишечника и дальнейших патогенетических осложнений или сопутствующий иммунодефицит. Ему было двадцать пять. Лечился на дому, по совету сослуживца - соседа по общежитию - левомицетином (антибактериальный препарат). За медицинской помощью обратился на четвёртые сутки. Я не знаю, что написали его родителям и что им говорили сопровождающие груз 200.
  - Больные, выходи строиться на улицу перед медпунктом. В колонну по два становись. Шагом марш! Раз... раз... раз-два-три! Взяли ногу! По плацу идём! Смирно, равнение направо!
  Не повезло, навстречу из штаба вышел зампотыл! Он всегда найдёт повод для разговора.
  - На месте, стой! Вы куда направляетесь так поздно? Время уже к ужину! Кто будет контролировать приём пищи личным составом?
  - Я попросил начальника аптеки, она как бывший прапорщик справится.
  - А это что за шайку баранов вы ведёте, товарищ старший лейтенант?
  - Это больные, товарищ подполковник! Идём в госпиталь, к инфекционисту, подозрение на острую кишечную инфекцию.
  - Я вижу, что не здоровые, раз так идут! Бляху на ремне подтяни, что лыбишься! Или боишься, что припрёт? А у тебя что-то подшива несвежая. Вернёшься из госпиталя, устранишь недостаток, доложишь командиру роты о том, что я тебе сделал замечание! Пусть он мне перезвонит! Как фамилия? - бегло раздавая замечания направо и налево, осматривал строй зампотыл.
  - Рядовой Цыдыдоржиев! Первый взвод первая рота.
  - Наверное, омуля переел? Ладно, шагайте, только строем, а не отарой! Что-то вас плохо учили в вашей академии, товарищ старший лейтенант, если вы не можете с дезой справиться. Или вы на лекциях спали?
  - Да лечить дизентерию относительно несложно, но нужно посевы сделать, изолировать больных. Ведь кишечная диспепсия не всегда однозначно дизентерия. А у меня сейчас в медпункте и мест нет - все двадцать четыре койки заняты!
  - Так выпишите всех лентяев и косарей! Не можете? Я после ужина зайду в вашу богадельню и выгоню их, места и появятся. А то они ещё и в госпиталях шары в штанах будут гонять.
  - Не положено. Согласно приказу начмеда округа запрещено лечить в условиях медицинского пункта всех военнослужащих с подозрением на острую кишечную инфекцию...
  - Не умничайте, я и без вашего знаю. Не зря медиков подчинили тыловой службе. Не было у вас порядка, зато теперь появится! Идите, доложите мне вечером по телефону. Я буду у себя в кабинете.
  В госпитале приветливо встретил начальник инфекционного отделения - подполковник Нетребало Владимир Иванович, с которым мы являлись ещё и земляками.
  - Что так много? Говорил, что будет десять засранцев, привёл шестнадцать.
  - Пока собирались, ещё трое с полигона подошли.
  - Ладно, надевай халат, будешь помогать писать истории болезни. Что мне тут одному всю ночь корячится? А вы что стоите? Берите каждый утку у старшины и на осмотр бегом марш! Старшина, покажи, где у нас туалеты дислоцированы! И скажи команде выздоравливающих - пусть койки из подвала достают, собирают и расставляют в коридоре второго этажа. Ну что, как там у вас? В Чечню готовитесь? Как командир новый?
  - Да более-менее спокойно. Формируют отряд, но когда - пока неизвестно. А комбриг ничего, требовательный и "справедливый".
  - Это поначалу, чтобы боялись! Потом обвыкнется, запал иссякнет. Как с такими раздолбаями можно по-другому.
  Работа пошла. По второму кругу расспрашиваю о жалобах. Анамнез практически идентичный. Понос появился через два часа после обеда в столовой, ел овощной салат. Пил уголь из ротной аптечки - без улучшения. Через час работы меня вызвали вниз.
  - Иваныч, это, наверное, за тобой троица пришла? Глянь в окно! Два подполковника и начмед. Что то взгляд недобрый, небось, к расстрелу тебя приговорили. Иди, спустись - погутарь, я пока сам попишу.
  - Да, это наш новый зампотыл, комбат и Ксения Николаевна.
  Спускаюсь вниз. В воздухе напряжение. Трое обступают меня. Крики со всех сторон.
  - Как посмел? Почему без разрешения комбрига, не поставлен в известность начмед? Откуда дизентерия? Да ты кто такой? Подрыватель боеготовности отряда, готовящегося выполнять боевую задачу. Да в военное время за такое к стене и без разговоров!
  - Все осмотрены начальником инфекционного отделения, у всех выявлена острая кишечная инфекция, показана госпитализация!
  - Да ты охренел, старлей, я тебе сейчас морду начищу!
  - Выбирайте лексику, товарищ подполковник! Вы видели, как мы направлялись в госпиталь. А за слова ответите!
  - Ну-ка, пошли, разберёмся. Да ты пьян!
  После первых взмахов на наших руках повисли сопровождающие. Кулаки оставили следы ударов в воздухе! Меня сдерживал комбат Олег Рахлий. Это его бойцов я привёл в госпиталь. С ним у нас, как мне кажется, было взаимопонимание. Крепкий русский мужик, ростом выше ста девяноста и соответствующей крупной комплекции. В этом споре он был на моей стороне. (В двухтысячном он погиб в Чечне - сгорел в танке во время штурма Грозного).
  - Не надо, Сергей Петрович, я вас прошу! Он хам, посмотрите, у него ещё молоко на губах не обсохло! За своеволие будете наказаны, за рукоприкладство напишете объяснительную. Можете идти помогать подполковнику Нетребало. Закончите с историями болезни - на беседу к комбригу. Можете сразу с двумя объяснительными. Одну ему, другую мне. И поторопитесь! Время работает против вас. А ваш сегодняшний случай мы разберём на суде чести офицеров. Двоих солдат мы заберём с собой, у них ничего не обнаружили. Неважный с вас диагност!
  Быстрая Ксения Фёдоровна в этот вечер была строга, как никогда. Стройная, подтянутая, рыжеволосая, совершившая не одну тысячу прыжков с парашютом, замужняя, но оставившая мужа с дочерью где-то на "Большой Земле". Отношения у нас были подобно двум антагонистам. Она меня считала инфантильной личностью и не скрывала этого. У неё была стремительная карьера от гражданского врача-стоматолога до капитана и начальника медицинской службы бригады. После моего ухода она осталась руководить медицинским пунктом и заниматься лечебной работой. Через месяц в лазарете части умер солдат от прободной язвы. Ещё двое завершили жизнь самоубийством. В бригаде тридцать человек одновременно заболело пневмонией. Её отправили на административную работу - заведовать поликлиникой.
  Утро следующего дня. Прохладный ветер доносит запах тайги, окружающей гарнизон со всех сторон. За Удой виднеются байкальские сопки, простирающиеся на север на тысячи километров. Если бежать всё время прямо на север, то можно не встретить ни одного населённого пункта, вплоть до Северного Ледовитого океана. Голубое небо, на котором отпечатывается ежечасно накаляющийся шар. День обещает быть жарким. Но пока об этом можно лишь мечтать. Перепады температур в здешних широтах достигают двадцати градусов.
  Бригада спецназ выстроена на плацу. Построение - это обычная процедура. Они необходимы солдату, как зубная паста с щёткой в вещмешке и расчёска во внутреннем кармане на строевом смотре. Без них нельзя в любую погоду. Ритуал, с которого начинается день, хотя в армии день начинается с зарядки и завтрака. Но для большинства - с утреннего построения. Есть ещё построения перед и после обеда, а также после официального окончания служебного времени и вечерняя поверка (не проверка, а именно поверка), а также внеплановые для выяснения, чем заняты офицеры во время служебного времени и как они его проводят. В таких случаях следует выходить с отчётом о проделанной работе.
  На некоторых построениях, например по средам, следует выходить с ОЗК (общевойсковой защитный комплект) и противогазом, так как завершение такого построения сопровождается прохождением перед трибунами в противогазе. А если он не ваш или вы вытащили из него клапана, чтобы вам было легче бежать во время сдачи кросса и забыли их вставить, то здесь всё наоборот. Иначе порция черёмухи, подготовленная по приказу комбрига, не забудет пощекотать ваши верхние дыхательные пути и заставит вспомнить всё и вся. Есть ещё построения под названием строевой смотр, который считается особым церемониалом. К нему тщательно готовят вещевые мешки, в которые входит двухдневный запас продуктов, нательное бельё, фляга, котелок, кружка, ложка, бритвенные и письменные принадлежности, фонарик с комплектом запасных батареек, обувной крем, обувная щётка, подворотничок (шесть штук), конверт с бумагой и карандашом, швейные принадлежности, плащ-палатка, офицерская сумка с цветными карандашами и картой, пятьсот рублей на непредвиденные расходы, жетон с личным номером, должностные обязанности, карточка-заменитель выдачи оружия, строевая записка с расходом личного состава подразделения, штатно-должностная книга (ШДК) подразделения. Всё это требует значительных временных затрат и психологической устойчивости. По негласному требованию всё должно быть по отдельности запаяно в полиэтиленовые мешочки, подписано, а на вещмешке, плащ-палатке, подсумке для противогаза и ОЗК пришиты деревянные бирки с указанием порядкового номера военнослужащего в ШДК части или его фамилии с инициалами. Иногда во время этого смотра, продолжающегося порядка нескольких часов, проверяющие (инспектирующие) задают несуразные вопросы.
  - Жалобы и заявления есть?
  - Капитан Иванов, старший помощник начальника штаба, жалоб и заявлений не имею!
  Редко кто говорит что то другое, особенно перед инспектирующей особой, прибывшей из управления округа. Ну какой инспектирующий будет решать вашу проблему в строю. Это похоже на обращения к высокопоставленным во время телевизионного ток-шоу "Чего хочет страна?"
  Но сегодня ток-шоу иного плана. В прямом эфире действующие лица: комбриг - с одной стороны. С другой - несколько сотен подчинённых. В этот раз поставили в строй даже гражданских лиц, работающих в медицинском пункте, и они белыми маячками медицинских халатов разбавляют камуфляжное хаки. Ходил слух: будут общественно наказывать начмеда за драку с зампотылом. Ставили ставки.
  - Равняйсь, смирно! Равнение на средину!
  Головы синхронно поворачиваются в такт словам начальника штаба. Только сзади стоящие могут расслабиться. Им может повезти, и орлиный глаз комбрига не заметит этого послабления дисциплины строя.
  - Здравствуйте, товарищи!
  - Здравия желаем, товарищ полковник!
  Эхом разносятся многосотенные голоса бригады, долетая до вершин близлежащих сопок, поросших таёжным лесом. Но то ли ветер с Байкала, то ли кто не выспался, приветствие было похоже на волнообразные фанатовские переклички, катящиеся по стадиону.
  - Плохо! Не завтракали что ли?
  Комбриг был слегка небрит, что придавало лицу ещё более грозное выражение. Он четвертый месяц в части, но успел зарекомендовать себя, как неординарный полководец, настойчивый в требованиях исполнения приказов от своих подчинённых.
  - Здравствуйте товарищи спецназовцы!
  - Здравия желаем, товарищ полковник!
  Даже задние ряды, состоящие из менее ревностных исполнителей службы, отозвались на приветствие комбрига открыванием рта и изображением единения с подразделением. Никто не хотел наблюдать на плацу, как солнце, поднимаясь из за сопок, поднимает с поверхности горячие струйки раскалённого воздуха. Но комбриг выделял фальшь в таком приветствии и имел в своём арсенале массу способов заставить "уважать" себя.
  - Вот, теперь лучше, но ненамного! Тренируйтесь по подразделениям, с командирами подразделений! Десять минут на тренировку. Командиры подразделений, работайте с личным составом! После готовности доложите мне с места.
  - Здравствуйте, товарищи!
  - Здравия желаем, товарищ старший лейтенант!
  Наша репетиция больше была похожа на вороньи трели, нежели на подражание воинскому приветствию.
  С третьего захода удалось поздороваться. Но сегодня другой день. И тренировка здесь была усечена и сведена к минимуму. Мне накануне было приказано представлять медицинский пункт, как отдельное подразделение, а не занимать своё штатно-должностное место среди офицеров управления. Мы маячим с левого фланга строя.
  - Я сегодня вас всех собрал здесь не случайно! - Комбриг размеренно проговаривает каждое слово, чтобы было понятно последнему солдату в крайней шеренге.
  - Старший лейтенант Славин!
  - Я!
  - Ко мне!
  - Есть.
  Чеканю шаг под наблюдением сотен пар глаз бригады.
  - Товарищ полковник, старший лейтенант Славин по вашему приказанию, прибыл!
  - Кругом!... Так вот товарищи военнослужащие... Посмотрите, на этого горе-лекаря!... Он не то, чтобы паршивую овцу вылечить не может, он ещё и разрушает боевую подготовку нашей части... То, что создаётся кропотливым трудом. Мною, моими замами, командирами подразделений... Ответьте перед всем строем, как такое могло случиться, что вы отправляете солдат взводами в госпиталь? Вы что, сознательно сюда прибыли, чтобы вредить нам? Сколько на сегодняшний день военнослужащих отправлено вами в госпиталь, сколько лежит в санчасти?!
  - Я никого в госпиталь не закладываю, а госпитализирую больных. А сюда прибыл по приказу начальника ГВМУ по распределению. А военнослужащих, обратившихся с жалобами на жидкий стул, направляю в инфекционное отделение, согласно директивы начмеда округа, которая гласит "...всех больных с подозрением на острую кишечную инфекцию направлять на осмотр врачом-инфекционистом и сдачу анализа кала на дизентерийно-тифозную группу и энтеропатогенную кишечную палочку..."
  - Вы демагогию мне здесь не разводите. Вас солдаты слушают. Они к вам приходят лечиться. А вы даже диагноз поставить не можете, не то чтобы лечить их. Я ещё разберусь, как вам врачебный диплом выдали и что вы заканчивали! Напишу командиру госпиталя, пусть аттестуют вас как следует.
  - Не вам судить, товарищ полковник!
  - Молчать! Я вам слова не предоставлял. Когда буду спрашивать - отвечайте. Так вот соберём комиссии из главных специалистов гарнизона - пусть лишают вас диплома!
  - Не вы давали, не вам и лишать!
  С этим словами я развернулся и пошёл в сторону противоположную строю в направлении КПП Љ1.
  - На месте стой, раз, два. Встаньте в строй, товарищ старший лейтенант. Я приказываю. Вы куда направились?
  - В прокуратуру! - Слова, негромко брошенные через плечо, достигли нужного адресата.
  Ноги уносили меня с плаца всё быстрее и быстрее. И вот уже позади КПП. До прокуратуры осталось два с половиной километра. Впереди прямая бетонка, по которой я утром ещё бегал зарядку. Догнали два командира роты.
  - Слава, ты молодец! Дай пожать твою руку! Мы бы так не смогли. Ты, что, правда, в прокуратуру собрался? Комбриг погорячился! Да и ты остынь! Он извинился, просил, чтобы ты вернулся. Зайди к нему в кабинет. А в прокуратуру всегда успеешь.
  Это был командир первой роты Женя Иванов, которого я уважал. Мне он представлялся настоящим профессионалом среди спецназовцев. Конечно, никакого извинения не последовало, но и наказания тоже. В кабинете один на один беседа пошла о жизни и текущих делах части.
  Когда я вышел из штаба, заметил, что на меня смотрят с немым вопросом.
  - Ну как там? - не выдержав, первым спросил дежурный по части капитан Новицкий.
  - Да всё нормально... за жизнь поговорили... друг друга простили, - ответил ему. Геройские амбиции распирали мою грудь, подкрепляемые тёплыми рукопожатиями сторонников оппозиции.
  А к сентябрю эпидемия дизентерии пошла на спад, вместе с наступившей короткой бурятской осенью и первыми ночными заморозками. На смену им пришли платяные вши. Но с ними борьба простая. Враг видимый и осязаемый. Его можно потрогать, щелкнуть между ногтями, он и погибнет. Вынес кровать с постельными принадлежностями на таежный мороз, она - паразит теплолюбивый, несмотря на сибирскую закалку - не выдерживает таких перепадов температур, а нательное бельё и обмундирование можно горячим утюгом прогладить после дезобработки.
  Первые шаги всегда бывают трудными, особенно в коллективе сильных борцов. Труднее всего будет, если поддашься нажиму или ещё хуже - станешь инициатором удовлетворения чьих-то слабостей. Невозможно жить и волком-одиночкой, так как всегда найдутся и посильнее особи, поэтому приходится выбирать нечто среднее между швейковским прототипом и студентом-отличником с обратным военному мышлением, при внешне кажущемся соответствии уставным требованиям. Как гласит армейский лозунг: "Живи по уставу, завоюешь честь и славу!" Недалеко от истины...
  
  Кроватка
  
  Эти события произошли на исходе 1998 года. Страна ещё не отошла от августовского кризиса-дефолта, а армия - тем более.
  Лишь в декабре я получил своё первое офицерское денежное довольствие... за август. Оно ушло на оплату долгов в продуктовых магазинах. Через полтора месяца должен родиться сын. Питерские друзья пообещали подарить детскую кроватку и вещи для новорождённого. Но как их доставить в Улан-Удэ?
  Тем временем в части начался зимний период обучения, одной из задач которого была подготовка сержантского состава в учебке в городе Печоры, что на границе Псковской области и Эстонии. Предполагалась отправка самолётом полусотни молодых солдат в сопровождении офицера.
  Осмотрев будущих сержантов в медицинском пункте, я написал рапорт, что по своему состоянию здоровья они могут быть допущены к обучению. Однако в связи с неблагоприятными погодными условиями, низкими адаптационными возможностями молодых организмов, необходимо сопровождение медицинского работника.
  Начмед выступила против такого решения. Составление годового отчёта, сезонный рост заболеваемости по простуде, борьба с платяным педикулёзом, ремонт медицинского пункта, расконсервация техники - считались более важными.
  - У меня сын вот-вот должен родиться, Оксана Петровна! Как и где мне вещи приобретать?
  - На Новый год дадим вам недельку отдыха - слетаете!
  - А какие гарантии, что роды не начнутся раньше положенного? Да и какой гражданский самолёт возьмёт на свой борт кроватку, не попросив оплаты багажа?
  Выслушав наши словесные перепалки, комбриг принял решение.
  Позови ко мне, док, начальника строевой. Так и быть, пусть выпишет тебе командировочное удостоверение на четыре дня... А далеко ли ваша кроватка находится от Печор?
  - Да совсем рядом с Печорами... в Питере. На электричке туда съезжу. Часа за два, думаю, доберусь! - клятвенно заверил я его. Конечно, приуменьшал, но вот насколько, ещё не предполагал.
  Построив солдат учебной роты на плацу, взводник передал их мне по головам.
  - Слав, старший команды задерживается. У него семейные проблемы. Подъедет прямо на аэродром. Личные дела и военники у него. Вот тебе список, пятьдесят два человека, - наставлял капитан Женя Иванов, - будь с ними построже. Обалдуи, только что призвались. В головах ещё "гражданские опилки" не выветрились... Самолёт полетит с посадкой и дозаправкой в Новосибе.
  - Спасибо, Женя.
  На аэродром Восточный прибыли за час до вылета. Подвезли прямо к трапу громадного двухъярусного ИЛа, задняя рампа которого была похожа на громадный клюв птицы-великана, раскрытого в ожидании жертв. В так называемом салоне на откидных металлических лавках уже сидели камуфлированные пассажиры, летевшие из Уссурийска и различающиеся между собой лишь выражением лиц. Ни ремней безопасности, ни мягких кресел, ни санитарных удобств.
  Передал список личного состава командиру экипажа. Шапка набекрень, красное лицо, яркий блеск в глазах, шаткая походка и уловимое амбре.
  А где старший команды, документы и личные дела? - спросил он у меня.
  Лейтенант Дмитручина задерживается... обещал прибыть с минуты на минуту.
  - Ну, смотри у меня, старлей! - как-то двусмысленно промолвил лётчик, - иди звони на свой Пакеляж, пусть ищут этого сукиного сына. Нам взлетать с минуты на минуту.
  С пятой попытки я дозвонился дежурному по бригаде, который сообщил, что лейтенант выехал больше часа назад и должен вскоре прибыть.
  - Ладно, грузитесь пока, - смягчился командир корабля, видя, что солдаты отплясывают чечётку, - но предупреждаю, что это вам не ТУ-154. Ссать и срать в салоне запрещено... и негде. Так что весь балласт оставить здесь... на аэродроме... до Новосиба летим без посадок.
  После посещения сугробов солдаты, цокая подковами кирзовых сапог, загрузились на второй ярус железного монстра. Температура в салоне была минусовой. Топливозаправщик уже отъехал от самолета, лётчики заняли места в кабине, а Дмитручины всё ещё не было.
  - Где твой старший? - нагнетая обстановку, закипал командир экипажа, - я сейчас подам команду "закрыть рампу".
  - На подъезде, товарищ майор...
  Что делать с полусотней солдат я не знал. Кому их сдавать? Какие документы оформлять? Ну, а самое главное - рушился мой план с кроваткой.
  Самолёт медленно выезжал на рулёжную дорожку, готовый вот-вот ворваться в чёрное зимнее небо. Надежды мои таяли.
  Внезапно меня одёрнул штурман.
  - Док, командир вызывает тебя в кабину.
  - Твой сокол на санитарку вылез? - указывает он на тучного военного, забравшегося на крышу медицинского УАЗика.
  - Да... он самый!
  - По морде бы ему... Ну ладно, на первый раз прощается. Пусть по боковому трапу поднимается, да поскорей.
  На борт взобрался шатающийся, раскрасневшийся и довольный лейтенант.
  - На, док, держи баклажку! Будет веселей лететь, - он протянул мне двухлитровую бутылку пива, - а я пока посплю. Разбуди меня, если что.
  Пить холодное иркутское пиво не хотелось. В салоне температура поднималась медленно. Казалось, радиаторами отопления выступали наши лёгкие. Самолёт набирал высоту, и наряду с холодом мы почувствовали перепады атмосферного давления. Редкие иллюминаторы были заняты солдатскими головами. Возникало ощущение, будто летишь в холодной, дребезжащей железной бочке... Хотелось забыться и ни о чём не думать.
  В полночь приземлились на новосибирском аэродроме Толмачёво. Открыли заднюю рампу, и пассажиры убежали в сугробы. На антрацитовом небосклоне застыл яркий диск полной луны. Её лучи освещали металлическую птицу, которая медленно остывала после напряжённого полёта. Солдатики топтались по снегу, обменивались впечатлениями и дымили огоньками самокруток.
  После дозаправки самолёт заехал на стоянку.
  - Будем ночевать здесь! Вылет на шесть утра! Вопросы есть? - спросил нас командир, - рампа будет открытой всю ночь. Пусть солдаты наденут на себя все свои вещи и намотают тёплые портянки.
  Вопросов не было. Температура за бортом -10№С, и не исключалось её понижение. Поужинав банкой холодной тушёнки с пивом, мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я вспомнил лекционные академические часы, когда после ночных дежурств засыпал сидя, уткнувшись шапкой в парту. Но чтобы зимой и ночью в самолёте, почти в чистом поле... такого ещё не было.
  Солдаты походили на антарктических пингвинов, вынашивающих своих птенцов в условиях полярной зимы. Они согревались, тесно прижавшись друг к другу боками, пытаясь собрать тепло своих тел. И мы с Дмитручиной последовали их примеру.
  Среди ночи я проснулся от ритмичного стука. Ещё сон или уже реальность? Эхом металлической волны отдавался звук подкованных подошв от замерзающих ног, что напомнило мне шаманский танец. Хотя и мои ступни, несмотря на шерстяные носки, требовали разогрева и невольно присоединились к общему ритму.
  В шесть утра на борт поднялись отдохнувшие в гостинице лётчики. Умывшись свежим снегом и позавтракав кашей из сухого пайка, мы оставили сибирскую землю. Впереди была ещё одна дозаправка, ещё одна посадка, и под вечер мы приземлились в Пскове.
  - Когда обратно вылетаете? - спросил я у штурмана.
  - Неизвестно... как топливо подвезут... дней через четыре-пять...
  Обменявшись с Дмитручиной телефонами, мы договорились о встрече через два дня. Я отправился на Псковский вокзал, а он уехал в Печоры. С пересадками на электричках и почти за четыре часа добрался до Питера. Тёща знала о моём приезде и загодя собрала у наших друзей для будущего внука ползунки, распашонки, пелёнки и детскую деревянную кроватку.
  Утром позвонил, чтобы проверить информацию о вылете. Дежурный по аэродрому несколько озадачил: "Самолёт на Улан-Удэ вылетел час назад..."
  Что делать? Как добираться? Как без денег преодолеть шесть тысяч километров?
  Соорудил из кроватки подобие переносной сумки. Внутрь сложил детские вещи. С двух сторон прикрепил лямку, что позволяло нести её через плечо. В обеих руках по сумке с домашней консервацией и подарками.
  Утром приехал в Печорскую учебку. Отметил командировочное удостоверение, сходил в Печорский монастырь, побродил по лесу. Звонок дежурному по аэродрому не обнадёживал. Следующий самолёт на Восток ожидался лишь после Нового года. Что делать эти три недели, я не знал.
  С поклажей отправился на аэродром, так теплилась надежда на чартер. Однако там царили тишина и спокойствие. Метровые сугробы покрывали шасси одиноких самолётов, многие из которых изрядно потрепались временем и коррозией, да ветер играл с кронами сосен-великанов. В прокуренной диспетчерской седовласый капитан решал кроссворд, попивая чай.
  - Когда полетим?... - повторил мой вопрос дежурный по аэродрому, - сложно сказать... - и, процедив через сигарету, добавил, - в стране топлива нет... Ничего обещать не могу. Недели через две-три, может, кто-нибудь и полетит. Бесплатный совет хочешь?! Бери билеты на поезд до своего Улан-Удэ и езжай. Быстрее будет!
  - На поезд денег нет. С собой только сто двадцать рублей.
  - Ну, тогда только... на электричках. А так, если хочешь, звони каждое утро в восемь тридцать. Обычно в это время уже известно, какие рейсы и куда. Остановиться-то есть где?
  - Пока нет. Но найду... Мои однокурсники распределились в воздушно-десантную дивизию. Съезжу в аэромобильный госпиталь.
  Повесив кроватку на плечо, я ушёл на поиски десантной дивизии.
  В госпитале встретил троих однокурсников, служба которых напоминала мою. Наряды-дежурства, прыжки с парашютом, командировки, полевые выходы и всё то же... безденежье.
  - Пойдём ко мне, Слава, - предложил Виталий Завезион, - жена с ребёнком уехали, я один в трёхкомнатной квартире живу. Обстановка, правда, простая, но нам ведь не привыкать.
  Мне показалось, что он постарел за прошедшие с выпуска шесть месяцев. Глубокие морщины на лице, седые волосы, опущенные плечи, усталость в голосе, а ведь ему ещё не было и тридцати. "Наверное, с женой расстались", - подумал про себя, но вслух ничего не сказал.
  В курсантские годы он исполнял обязанности физорга курса, был первый женатый курсант. Мы одинаково любили спорт, вместе воровали хлеб в курсантской столовой, покупали голландский спирт "Рояль" на Сенном рынке и легко находили темы для бесед.
  В хрущёвской трёхкомнатной квартире ничто не напоминало о семейной жизни. Кухонный стол из советского прошлого, две чиненные-перечиненные табуретки, гвозди в стенах для одежды, пластиковая посуда из солдатской столовой и... всё. Социальные обои, исписанные тараканьим карандашом, скрипучие деревянные полы, да законопаченные гипсом немытые окна с паутиной по углам. Удивился двум мышеловкам, так как кроме консервов в домашних запасах больше ничего не значилось. Когда мы разговаривали, казалось, что эхо от голосов проносится через все комнаты и достигает соседей. Отметив приезд привезённой из Питера спиртовой настойкой овса, мы улеглись в спальники разведчиков и проговорили половину ночи. Столько произошло в нашей жизни, что казалось всего и не перескажешь.
  - Живи у меня, Слава! Столько, сколько надо. Видишь, места хватает. С деньгами, правда, туго, но паёк дают, - проживём.
  - Спасибо, Виталя!
  Так прошли пять дней томительного ожидания. Днём я изучал достопримечательности Пскова, ходил по магазинам, звонил на аэродром, а по вечерам мы из консервов готовили ужин и обсуждали итоги дня. На шестой день диспетчер сообщил, что ожидается вылет самолёта в Читу.
  - Летите?
  - Конечно! Через час буду у вас.
  - Время вылета пока неизвестно, но поторапливайтесь.
  Чита всего в семистах километрах от Улан-Удэ. Оттуда уж точно можно на электричках доехать.
  Я собрал все свои сумки, количество которых увеличилось до четырёх. В хозмаге за четвертной прикупил металлическую полочку для сушки кухонной посуды, из которой сделал импровизированный рюкзак. С поклажей выдвинулся на остановку общественного транспорта.
  Девять часов утра. В стране час пик. Горожане едут на работу. Двери подходящих троллейбусов закрываются с трудом. Некоторые из них так и не открываются. Попасть в салон кажется нереальным, а тем более с моим грузом. Три троллейбуса ушли, оставив пассажиров в растерянности и недоумении.
  - Ты, откуда парень? - спросил у меня приземистый мужчина лет пятидесяти в коричневом пальто и серой кроличьей шапке.
  - Откуда я...? Это долго объяснять. Еду из Питера, родом из Киева, служу в Улан Удэ, военный врач бригады спецназ. Сейчас спешу на аэродром. Самолёт скоро улетает... в Читу.
  - Улан-Удэ... мой отец в войну в военном госпитале там лечился... Тебе помочь?
  - Спасибо, я сам! - отрезал ему, так как сомневался в бескорыстности помощника.
  - Я тебе помогу, но с двумя условиями! - не унимался он, чувствуя мои сомнения.
  - Какими?
  - Первое условие. Ты выпьешь со мной, когда мы приедем на аэродром. Второе условие. Ты напишешь мне, как добрался до Улан-Удэ.
  - Хорошо!
  Мой помощник оказался напористым в достижении поставленных целей и с шумом, криком и гамом мы погрузились в первый же подъехавший троллейбус. На остановке "Аэродром" из пластиковых стаканчиков мы дважды выпили по сто граммов холодной водки и закусили одной конфетой на двоих.
  - Может, ещё по третьей, на дорожку?
  - Ой, нет, спасибо! Меня тогда на борт не возьмут!
  Я поблагодарил спасателя за помощь, записал его адрес, и в приподнятом настроении ушёл на поиски самолёта.
  Но на аэродроме всё было без изменений. Всё те же самолёты, всё те же сугробы, столетние ели, да одинокие сороки. В диспетчерской сменился дежурный, и новый не владел информацией по мне. Однако алкоголь уже подействовал, поэтому тревожиться я не стал и незаметно погрузился в сон.
  - Док, бери лопату, пойдем взлётку чистить! - разбудил меня командир подъехавшего через час экипажа.
  - Шутите?
  - Шучу... Давай по сто грамм для согрева?! А потом почистим лишь выезд на рулёжную дорожку.
  Через два часа работы одного пассажира и четырёх членов экипажа дорожка была расчищена. Мы выпили за проделанную работу. Через час подъехал топливозаправщик. Затем мы выпили ещё... и через час ещё... Наконец, взлетели.
  Пассажиров кроме меня не было, и я мирно улёгся на мягких мешках. Самолёт вёз какие-то грузы, как сказал командир - "новогодние подарки" - и летел на Дальний Восток с дозаправками в Воронеже, Новосибирске и Чите.
  Вечером следующего дня мы приземлились на аэродроме Домна, что в сорока километрах от Читы. Пешком я добрался до занесённой снегом железнодорожной станции. Она представляла собой полустанок из XIX века. Одинокий домик, импровизированная деревянная платформа на один вагон, болтающийся от ветра фонарь и изъеденное ржавчиной расписание электричек. На запад, как и на восток, электропоезда курсировали лишь дважды за сутки. Я выбрал для себя восточное направление. Следующая электричка на запад была утром. Прыгая по глубокому снегу вокруг дома, я считал остающиеся до прибытия часы-минуты. Меховые берцы, как и тёплый камуфляж спецназовца, не спасали от ветра и холода. Так прошло два часа. Затем на санях, запряжённых мохнатой лошадью, как из сказки, подъехал одетый в армейский тулуп и валенки хозяин домика - станционный смотритель.
  - Замёрз, служивый?
  - Есть маленько...
  - Заходи, сейчас буржуйку растопим, чайком согреемся.
  - Спасибо.
  За разговорами о жизни, чаем с баранками незаметно прошёл ещё один час ожидания. Пётр Иванович не советовал путешествовать электричками в западном направлении.
  - Народ встречается разный. Бывают, стёкла бьют, лавки снимают, воруют, что плохо лежит, да и расписание соблюдается не всегда. Уж лучше взять билеты на поезд из Читы до Улан-Удэ.
  Поблагодарив за угощение и тепло, я сел в электричку родом из детства. Мне показалось, что в ней ничего не изменилось за прошедшие четверть века.
  В Чите обратился к коменданту железнодорожного вокзала с просьбой помочь добраться в Улан-Удэ. Он был родом из Питера и закидал меня вопросами о городе.
  - Так ты почти мой земляк, раз прожил там семь лет. Садись за стол, пиши на моё имя рапорт. Укажи номер командировочного, весь маршрут поездки и просьбу о выдаче ВПД на проезд в купейном вагоне от станции Чита до станции Улан-Удэ.
  - Да мне и плацкартный сойдёт.
  - Пиши купейный вагон, ты же - офицер!
  Отблагодарив его двумя бутылками питерского пива, я отправился на вокзал выкупать билеты.
  - Ближайший поезд на Улан-Удэ, на который остались билеты, будет завтра вечером, - комментировала выписку билета кассирша. Поедете?
  - Конечно, поеду!
  Следующие сутки я провёл на вокзале, невольно наблюдая за его жизнью. Вот китайцы, сидя на полу, смакуют пиво из национальных плошек и закусывают жареным арахисом, который ловко поддевают палочками. Они быстро пьянеют, смеются, плюются и глаза их ещё больше сужаются. Вот привокзальный бомж пытается обокрасть заснувшего гражданина, но у того срабатывает интуиция, и он прогоняет бомжа как назойливую муху. Вот милиционер что-то обсуждает с торговцами ларьков и с довольной улыбкой и со свёртком в кармане отходит от них. Я ощущал себя действующим лицом этой жизни. Интересно, а как я выгляжу в ней со стороны? В ватном костюме, берцах, обложенный поклажей, ставший заложником вещей.
  Выяснилось, что и мои нехитрые пожитки представляют интерес для местных мошенников, и я трижды за ночь отбивал их нападки. Сна не было, также как и других условий для полноценной жизни. Ни умыться, ни сходить в буфет, лишь мысленные гонки да нехитрые перекусы. Со своим негабаритным грузом я малоподвижно сидел на занятых мною скамейках и ждал прибытия поезда. Кроватка требовала жертв.
  Лишь через сутки вокзального плена я вышел на морозный свежий воздух станции. Началась посадка на поезд Хабаровск - Москва.
  - Это что у тебя? - указывая на мою поклажу, грозно спросила толстая проводница, которая больше походила на рыночную торговку.
  - Детская кроватка.
  - Сдай её в багажный вагон. Он находится в начале состава.
  - Да она лёгкая, весит не больше семи-восьми килограмм. Я её аккуратно размещу в верхнем багажном отсеке.
  - Не положено по технике противопожарной безопасности.
  - Ну, пожалуйста, я же её из Питера везу!
  - Я дважды повторять не буду.
  В багажном вагоне два грузчика с татуированными якорями на руках согласились принять кроватку... но за сто рублей.
  - Да я за эти деньги бэушную в Улан-Удэ куплю!
  - Твоё право.
  - Может, договоримся? У меня нет с собой сотни. Только четвертной могу дать.
  - А нам как потом перед начальником поезда отчитываться? Да нас работы лишат из-за какой-то там кроватки!
  Побрёл к вагону. Дальнейшие просьбы и уговоры проводника также не принесли никакого результата. Разместив вещи на полках, я не терял надежды, что в последние минуты её сибирская душа смягчится. Увы! И даже моя хитрость с забрасыванием кроватки в тамбур отходящего поезда, не сработала. Проводница нажала на рукоятку стоп-крана и пронзительно засвистела.
  - Я тебя сейчас с поезда ссажу за хулиганство! Милиция!!! - закричала она что было силы.
  - Не надо милиции... я согласен оставить кроватку на перроне... позвольте хоть вещи из неё достать, - разрывая обёрточную ткань и полиэтилен, я лихорадочно доставал перестиранные ползунки и распашонки.
  - Надо было раньше думать... я не имею права задерживать отправление поезда! - кричала раскрасневшаяся проводница, - сейчас ещё штраф выпишу за хулиганство.
  Кроватка полетела на обледенелый читинский перрон и, грохнувшись о землю, разломалась на части. На асфальт высыпалось детское одеяльце, матрасик и пакет с тёплыми вещами. Пожилая дама из провожающих на бегу забросила пелёнки и ползунки в мой тамбур. Хотелось плакать и ругаться от несправедливости жизни. Уже ничего не изменить! Я проиграл!
  Домой я вернулся без настроения. Чувствовал себя охотником, который упустил свою добычу. В части подумали, что я решил встречать новый год в Питере и намеренно отстал от самолёта. Комбриг, выслушав мой рассказ, приказал написать объяснительную в связи с опозданием в часть, но наказывать не стал. Через неделю друзья-сослуживцы сбросились и подарили нам детскую кроватку.
  
  Первый прыжок
  - Доктор, а вы прыгали с парашютом? - спросил у меня отставной лётчик-испытатель во время сегодняшней консультации.
  - Да... Два раза с МИ-8, - ответил я ему и подумал, какой же военный психиатр не прыгает с парашютом?
  - А у меня шестьсот сорок семь прыжков... - с гордостью ответил он и воодушевлённо начал посвящать меня в специфическую терминологию прыжкового дела. Я слушал его рассказ, и одновременно вспоминал свой первый прыжок. Мне кажется, что он, как и всё остальное первое, что переживает человек, оставляет в памяти самый глубокий рубец.
  - Док, ты сам складывал свой парашют? - перекрикивая шум лопастей МИ-8, спросил зам. начальника по ВДП во время обхода бригады на взлетно-посадочном поле.
  - Сам! - соврал я. Я редко вру, но, будучи врачом части, я не успевал посещать лекции по ТТХ парашютов, проводить часы за укладкой на заснеженном плацу, ходить на наземный комплекс в соседнюю ДШБ и многое другое. Поэтому я доверил свой парашют и свою жизнь ефрейтору Балковому, который неглубоко порезал запястье и третий месяц подряд жил в медпункте. Лекции мне зачли за бутылку пива.
  - Что-то я тебя на "крокодиле" не видел...
  "Крокодил" - это длинная навесная система, которая имитирует приземление парашютиста.
  - Не успел, товарищ майор. Извините.
  - Извини засунь себе сам знаешь куда. Как я буду смотреть твоей жене в глаза, если с тобой что-то случится?
  - Ну, вы понимаете, мне очень надо. Последние дни в этом году прыгаем. Если я не выполню программу, мне не начислят надбавок.
  - Жизнь дороже. Сегодня вечером встречаемся на "крокодиле". Лично мне сдаёшь зачет. А пока расчехляйся и езжай на площадку приземления.
  От любых тренировок бывает польза. До сих пор вспоминается речитатив "501, 502, 503, кольцо!" Это время, необходимое для того, чтобы дёрнуть кольцо основного парашюта. Что делать, если он не сработает, я так и не узнал. Ребята подбадривали: "Не бзди, док, техника сама за тебя всё сделает!" Второе, чему научила тренировка - это группировка при приземлении. Для этого и нужен был "крокодил".
  Я любил в детстве кататься на каруселях. Выбирал всегда поэкстремальнее. Американские горки - самое то. Но когда наблюдаешь через открытую рампу МИ-8 за удаляющейся землёй, понимаешь, что никакие качели-карусели не вызовут подобных эмоций, когда шумная железная коробка раскачивается над холодной бурятской степью и твоя жизнь зависит только от двух ранцев на груди и за спиной и от случая.
  - Страшно, док? - спросил командир второго батальона.
  - Нет! - честно ответил я.
  - В первый раз редко кто боится... - изрёк он, и я почувствовал его увесистый башмак на своей пятой точке.
  Странно, - мелькнуло в голове, - а зачем? Я ведь и не сопротивлялся. Мне показалось, что мысли мои ускорились и я стремительно лечу вниз головой, раздуваемый холодным воздухом, которой норовит снять с меня зимний бушлат и тёплую шапку-ушанку. Мой вертолёт скрылся из виду, оставив за собой след из таких же как я пикирующих вниз счастливчиков. После речитатива и улетевшей в неизвестную сторону красной рукоятки кольца мир повернулся ко мне привычной стороной. Белый купол наконец-то раскрылся, и я медленно, как бревно, стал опускаться к Земле. Соседи кричали мне что-то ободряющее, я отвечал взаимностью и ждал приземления. Самое интересное позади.
  - Ну что, док, становись. Буду переводить тебя в десантники! - сказал командир роты и новый друг.
  - Обязательно?
  - Ты же хочешь носить синий берет?! - утвердительно спросил он.
  Я решил не уклоняться от ритуала и занял позицию для удара. Юрка со старшиной раскачали брезентовую сумку со сложенным парашютом, и я почти месяц вспоминал пятой точкой щедрость перевода в десантники.
  Вечером после водки на мою голову водрузили синий берет, который цеплялся лишь за самую макушку. Я гордился им. Почему - не знаю. Наверное, как и всем первым. После второго прыжка я понял, что прыгать мне не нравится и эта зависимость не для меня.
  Примечания:
  ТТХ - тактико-техническая характеристика
  ДШБ - десантно-штурмовая бригада
  ВДП - воздушно-десантная подготовка
  МИ-8 - вертолёт
   
  01.02.1999 г.
  
  Позади январь - год кролика, зайца, кота. Новый год прошёл в шумной весёлой компании, несмотря на то, что в семейном бюджете было пусто, так же как и в холодильнике. Но друзья не оставили на произвол судьбы. Скинувшись по двести семь рублей (1$=22р.), мы два дня гуляли, как ненормальные, словно назло всем: заботливой армии и заботливому государству, которые после августовского дефолта не могли оправиться и на три месяца забыли о необходимости выдавать денежное довольствие.
  Напоследок уходящего года решил убежать в сопки правобережья Уды. Эксцентрично, страшно, но трёхчасовой пробег оставил незабываемые ощущения. Когда ползёшь вверх по сопке на четвереньках, с зажатым в руке ножом, прислушиваясь к каждому постороннему шороху (а вдруг волки?) и вглядываешься в следы на снегу, а затем подобно снежному кому паришь вниз, слаломом между выступающими камнями и брёвнами, опускаясь на мягкую перину из снега и еловых веток. Обратно прибежал уже затемно.
  Новый год встречали всей бригадой в доме творчества. Долго ждали речи комбрига Платонова (все уже знали, что он вот-вот уходит в подмосковную Загорянку), после которой можно было смело пить, не прислушиваясь к остальным тостующим. Викторины, прыжки в мешках, танцы, загадки. Спустя пять часов встретили Новый год по московскому времени, затем по киевскому. Разошлись около семи.
  В десять утра телефонный звонок. Трубку подымать было тяжело. Через пятнадцать минут последовал второй, но уже в дверь. На пороге посыльный: "Вас вызывает командир части. Срочно прибыть в медицинский пункт".
  За сутки в медпункт обратилось около сотни человек. Было решено развернуть изолятор в казарме батальона связи, но выделять никто ничего не хотел. Похмелье быстро прошло. Анализы, градусники, флюшки. За новогодние праздники обратилось триста шестьдесят человек. Всё обошлось. Для меня выговор с лишением двадцатипроцентной надбавки за сложность и напряжённость. За что? В армии всегда найдется повод. Чтобы выполнить всё, что положено, не хватит и двадцати четырёх часов в сутки. После него было приказано начинать рабочий день в шесть сорок с осмотра подразделений и контроля телесных утренних осмотров согласно директивы ДГШ-31.
  Второй выговор спустя неделю. За низкий контроль. В части вторая вспышка - платяного педикулёза, занесённого с банно-прачечного комбината. А у элитных войск спецназа ГРУ такого быть не должно. Словно солдаты здесь другие. Рождество встречали всей частью на плацу с проведением телесного осмотра на тридцатиградусном морозе. Как сказал комбриг "Вошь на морозе погибает". А так как ДэДэАшки не работали, средств для борьбы с паразитами тоже не было, решено было бороться с ними Забайкальским холодом. Весь личный состав переодели в новьё, а всё обмундирование, белуху разместили на плацу. Здесь выстроены были в ряды двухярусные кровати. Так продолжалось три дня. Победа была за нами!
  
  
  07.02.1999 г.
  
  Прошло четыре дня, как я стал папой ещё одного маленького человечка. Поначалу я даже не понял что к чему. Но с каждым днём гордость и счастье распирает мою грудь всё шире и шире. Я радуюсь за него, за себя, что всё практически позади, что тот, которого мы так ждали, появился на этот свет. Что он ему принесёт - не знаю... Радость, успех или разочарование - всё будет зависеть от него и от непрогнозируемого фатума. Я верю, что жизнь ему улыбнётся не раз, что она ему принесёт нечто большее, чем его предкам и что я буду гордиться своим достойным преёмником. Не знаю, почему. Наверное, каждый родитель так думает о своём последователе, но здесь, мне кажется, нечто большее, чем вера и надежда. Так подсказывает моё сердце и интуиция.
  Эти думы одолевали меня всю ночь. Встретившая меня под утро на улице начмед бригады, по-видимому, подумала, что я выпивший. Но пьяным я быть не мог, так как всю ночь охранял магазин (за тридцать рублей в ночь), а в кармане у меня был пневмопистолет для защиты собственности предпринимателя Сергея. Добрый парень! Бывший военный. Открыл магазинчик. Если не наглеть, всегда давал продукты первой необходимости, в долг, под запись. Платил мало, но и на такую работу были претенденты.
  Сегодня был на молебне в приходе. Батюшка посоветовал назвать сына Евгением, но мне хочется Богданом, и перенести его крещение во Владимирский собор или Печерскую Лавру, где находятся мои истоки. Не знаю, полюбишь ли ты, мой малыш, эту землю, эти сопки, с их грандиозным величием, с безумно синим небом; полюбишь ли этот суровый край и станет ли он тебе твоей родиной.
  Сегодня бегал по ним. Плеер опять отключился из-за мороза, который проник в аккумуляторные батареи. Да и жутко бегать по ним, заткнув уши музыкой, когда вокруг дикие звери, следы которых скрещиваются вдоль осязаемой припорошенной снежной тропинки. Под ногами видишь остатки разыгранных баталий в виде следов крови и шерсти. В это время возникает животный страх, выпирающий откуда-то из спинного мозга и гонящий прочь от этих мест, что придаёт силы для новых ускорений.
  Так и сегодня опять заблудился, хотя и заворачивал всё время влево, как сказано в учебнике по выживанию в тайге. Поистине нужно уважать природу, иначе можно пропасть. Лишь тогда находишь верную тропу. Спустя два часа я пришёл к своему подъезду, хотя тренировку планировал продолжительностью пятьдесят минут... Искал тропу к заветной высотке-сопке, которая манит к себе своей белой вершиной и откосными подходами. На сей раз она осталась мною непокорённой, хотя казалось - вот она рядом, перебирай только ногами между деревьями. Нет - опять неудача и сопка оказалась вдалеке от моего маршрута. Что ж, оставлю её покорение до следующей тренировки.
  Прибежав, приняв душ, поел, ушёл в журнал GEO. И из реальных заснеженных сопок перенёсся в тропический мир Австралии. Мечты, желания, грёзы. Как это всё далеко и неосуществимо, но хочется попасть в эту непознанную мной страну, в эти Огненные холмы, где, мне кажется, я готов бы землю грызть, но чтобы оплатить моей семье достойное существование на Родине, и не в пригороде Улан-Удэ, а где-нибудь хотя бы в Питере. Ведь здесь, как мне кажется, время теряется понапрасну. Я далёк от мысли, что достигну чего-нибудь потрясающего на поприще военной карьеры. Я не смогу стать приспособленцем или бравым офицером, чтобы хватать звёзды на погоны. Но на сегодня я не вижу более достойного способа для заработка материальных средств, чтобы содержать квартиру и обеспечивать жизнь.
  Вчера получил зарплату за июль (спустя девять месяцев неплатежей), с радостью заметил, что она поднялась на шестьдесят рублей (т.е. на три доллара). Что ж, недавняя телеграмма командующего округа "О материальной поддержке военнослужащих отдалённых регионов" как-то косвенно укрепила мой семейный бюджет. Также порадовался, что лишение двадцатипроцентной надбавки за сложность и напряжённость не оказали никакого влияния на итоговую сумму (благодаря усердию Людмилы Георгиевны, которая случайно забыла про рапорт начмеда части с резолюцией комбрига о лишении меня этой суммы за "низкую исполнительность"). Шоколадка Alpen Gold была скромным подарком за её заботу. Так же как и двухлитровая бутылка пива для нач.фина в знак благодарности за своевременно выплаченные отпускные. Хотя что делать с этой невыразительной суммой 1600руб. (80$)? Можно её потратить на массу необходимых вещей, а также на выплату долга Эдику (400р.), можно её перевести в доллары или марки, и отложить до предполагаемого летнего отпуска, когда они окажутся весьма кстати, хотя когда деньги не бывают некстати? Смешно! Начфин, как мне показалось, был удивлен моему подарку, и даже спросил: "Сколько она стоит?" Но разве говорят цену "подаркам"? Смешной, своеобразный чудак. Как хорошо, что сегодня не встретил барышню - НМС, прямо какой-то елей на душе разливается.
  Вчера был у семьи Логиновых. Лепили пельмени. Для меня это было дебютом, не скажу, чтобы он получился удачным. Но сваренный кофе всё компенсировал.
  Отсортировал все свои письма, бумаги. Отказывается, отец написал мне больше писем, чем все мои друзья, товарищи, знакомые вместе взятые. Как будто он пытался восполнить тот пробел, который был допущен им в детстве. Мне, кажется, что со временем мы становимся ближе друг к другу, чем это было при первых наших встречах после отчимовской оттепели, когда мне было разрешено с ним встречаться. Порою мне кажется, что в его письмах я нахожу ответы на возникающие у меня вопросы. Так и в последнем: "Дважды в одну воду не войдешь!" Хотя вроде бы как в уме собирался это сделать - вернуться в Питер и начать трудовую жизнь наподобие курсантской. Хочется, но понимаю, что ничего из этого не выйдет. Часть вины я отношу и на августовский кризис, благодаря которому доллар подорожал в четыре раза и благодаря которому мы стали в эти же разы беднее. При таком положении бороться за выживание в большом городе - неоправданный риск. Здесь же вроде бы есть квартира, зарплата, продпаёк, необременительная работа, друзья, я думаю - мы не пропадём. Жизнь меняется просто непредсказуемо и её калейдоскоп непросто разгадать, тем более предугадать и всё предусмотреть. Никогда нельзя жалеть о прожитом. Ведь и здесь, несмотря на внешнюю непривлекательность окружающего бытия, мы черпаем для себя что-то, что нельзя было бы взять в других местах, ведь и здесь совершенствуются наши мозг, душа, тело, получая то, чего в других местах могло и не быть. Так что нельзя жалеть о прожитых днях, где бы они ни были. Этот урок я для себя сделал, будучи срочником, когда смотрел на своих сослуживцев, которые, кто иглой, кто ручкой вычеркивали свои дни в календаре и настойчиво ожидали своего дембеля. У некоторых эта привычка остаётся надолго и продолжается после демобилизации.
  Возможно, наступило затишье. Но перед чем? Ах, как хотелось бы узнать, что ожидает впереди, но в этом и вся красота жизни - что никогда не знаешь ожидаемого. Ты вроде что-то можешь планировать, но порою выходит, что ты себя обманывал в своих фантазиях, построениях будущего. По каким же законам мы живём, что движет нашим разумом, сердцем, что за неведомые силы стоят у нас за спиной, толкают на те или иные поступки, заставляют любить, страдать, ждать, надеяться и жить...
  Вспоминаю прошлый год. "Чёрная дыра" - опустившийся человек, страдающий по несбывшемуся будущему, изнурённый мотанием и бешеным ритмом своего уклада, стоящий на грани физического и психического истощения. И сегодня!
  Несмотря на то, что я нахожусь в не блатном месте, почти на окраине России, совсем не довольный каждодневно выполняемой работой, тем более своим непосредственным начальником, мне кажется, что я счастлив! У меня есть любимая семья!!! Это ведь главное в этой бушующей стихии, где каждый хватается за каждую соломинку в надежде, что это будет его спасением. Может ли это быть самообманом, самовнушением, иллюзией? Скорее нет! Ведь мы по крупицам создаем своё счастье, и если один из кирпичиков окажется пустышкой, фикцией, то всё рухнет подобно карточному домику.
   
  12.02.1999 г., Улан-Удэ-40
  
  Привет, папа! Рад сообщить тебе, что третьего февраля у нас родился сын, которого назвали Богданом. Характер у него более-менее спокойный: спит, ест, покряхтит и дальше спит. Дважды выходил с ним на прогулку и дважды купали. Внешне он похож на меня в детстве: белые волосы, голубые глаза, губки-бантиком.
  Друзья по этому случаю подарили нам кроватку, б/ушную зимнюю коляску, а коллеги из медпункта - пять метров портяночной байковой ткани для пелёнок, двадцать метров марли для памперсов. С коллективом мне повезло. Только здесь в Забайкалье я понял, что такое настоящие друзья. С такими можно и в тайгу пойти, и в бой, если придётся.
  С первого февраля взял отпуск, но ощущения отдыха нет. Работа под боком. А там всё кипит. Умер солдат, которого избил сослуживец, другому солдату отбили селезёнку и он полетел в Читу, у другого обнаружен туберкулёз и в роте проводятся эпид.мероприятия, вспышка гепатита и вши, вши, вши кругом. Сам понимаешь, что ноги и голова несут меня на работу.
  Совершенствую кулинарные изыски. Недавно предложил знакомого взять их на реализацию, но он сказал, что разрешение от санэпидемстанции будет стоить значительно больше, чем выгода от продажи.
  В январе подрабатывал ночным сторожем в продовольственном магазине. Ходил по ночам с пистолетом вокруг него. Платили по двадцать рублей за ночь (один доллар). Но в феврале меня уволили, так как разрывался между работой и домом. Я не печалюсь. В части меня рассчитали по январь и дальше обещают платить своевременно. Хотя довольствие нам так и не подняли. Я не удивился, так как давно перестал верить нашему Президенту. Ещё осенью он рапортовал, что все долги военным погашены.
  Пытался устроиться врачом в больницы Улан-Удэ, но меня не взяли. Да и там вместо денег выдают лишь продукты. Так что военным ещё повезло!
  Недавно подсчитал свой заработок, как прямой, так и косвенный (форма, транспорт, квартира, лечение) и решил, что молодой врач столько не мог бы заработать. Да и до минимальной военной пенсии осталось служить шесть с половиной лет. Десять календарных лет я уже отслужил, а в Забайкалье год службы засчитывается за полтора.
  Завтра у нас праздник - Бурятский Новый год - Сагалганаар или праздник Белого месяца. В этот день принято есть только белую пищу: позы и водку. В этот день дарят подарки и поют песни.
  Зима у нас подходит к концу. Месяц стояли сорокаградусные морозы, а так всегда минус двадцать. Переносится это легко. Хотя говорят, что в мае ещё падает снег, я уже нарвал в сопках багульника и поставил его в банку с водой. Уже и почки набухли. Наверное, я тороплю время...
   
  29.03.1999 г., Улан-Удэ-40
  
  Наконец появилось время, чтобы написать тебе ответ. Твоё письмо я получил десять дней назад.
  Землетрясение у нас действительно было, сила толчков 4-5 баллов, но мы так крепко спали, что узнали это от соседей, которые от страха выбежали на улицу в тридцатиградусный мороз. На следующий день ожидали повторные толчки: все вышли на улицу, но ничего не случилось. По бурятскому ТВ сказали, что такие толчки наблюдаются раз в сорок лет. Так что мне несказанно повезло.
  Февральский отпуск пролетел мгновением, и в марте я полноценно приступил к работе. Уже месяц работаю в режиме нон-стоп. То есть без праздников и выходных. Связано это с приездом начальника штаба ЗабВо генерал-лейтенанта Болдырева, который в предыдущий свой приезд приказал сделать мой медпункт образцовым в округе. Поэтому на ремонт выделили сто тысяч рублей, рабочую бригаду, а меня временно сделали прорабом. Ежедневно я беру пятнадцать солдатиков и столько же строителей, маляров, штукатуров и руковожу рабочим процессом. Работа нервная, напряжённая и в чём-то даже интересная. Я стал разбираться в строительстве и освоил новые навыки.
  Медпунктом можно похвастаться. Есть столовая для больных, шесть палат по четыре койки в каждой, кухня, аптека, душевые кабинки, ванная комната, кабинет стоматолога. Многие приходят ко мне, как на экскурсию. Но такая напряжённая работа обошлась мне выговором и лишением надбавки за сложность и напряжённость - двести пятьдесят рублей! Вот такие парадоксы. Это за то, что я огрызнулся своему начальнику, так как не успел выполнить месячный доклад по заболеваемости, хотя это не входит в мои обязанности. Комбриг вызвал меня в кабинет и на протяжении часа читал лекцию в непристойных выражениях. Я бы может быть и стерпел, но тут совсем по-скотски, да ещё и с запахом амбре.
  Помнишь, я тебе писал, что в январе у нас убили солдата (кулаком или сапогом в голову). Командир части приказал получить две тысячи рублей аванса в кассе на ритуальные услуги (покупка цинкового гроба, сопровождение). Деньги я получил и отдал ему (они пошли на взятку прокурору). Когда я спросил, как я буду отчитываться за них, он сказал: "не переживай, всё решу!" В конце января комбриг сменился. Деньги я смог погасить, так как достал настоящие квитанции, по которым покупался цинк на собранные деньги от сослуживцев. Он же их и подписал, чтобы я сдал отчёт в финслужбу. А потом отказался от своих слов и обвинил меня в подделке документов, почерка и в том, что я разбазарил деньги. Когда я стал сопротивляться и давить на совесть, он сказал, что для получения полковничьих звёздочек он и не через такое проходил и что понятия "совесть" и "спецназ" несовместимы.
  Представляешь, получается, что я три месяца буду сидеть на одном пайке! У меня есть три выхода из этой ситуации. Подать в суд. Написать в управление округа. Убежать из этой части при первой же возможности.
  Но всё усложнилось Балканским кризисом. Сегодня внезапно начались прыжки с парашютом. Хотя в прошлом году не хватало топлива для вертолётов. Таких бригад, как наша, четыре в России. Поэтому есть возможность попасть в "горячую точку". Сегодня я дежурный врач на площадке парашютистов.
  Продолжаю на следующий день, так как во время моего дежурства один из прапорщиков при приземлении сломал кости голени. Открытый перелом. И я оказывал ему неотложную помощь, а потом доставил в госпиталь.
  Вчера обсуждал с начальником свой майский отпуск. Она дала добро при двух условиях. Доведение медицинского пункта до рабочего состояния. Подготовка всей медицинской документации. С одной стороны, это немного, с другой - работы без конца и края.
  Богдан вырос на шесть сантиметров и прибавил в весе полтора килограмма. При этом стал очень беспокойный и крикливый. Может, так проходит становление характера? Спать он не дает ни днём, ни ночью. До четырёх месяцев нам дают детское питание на молочной кухне. Покупать в магазине довольно накладно. Пачка стоит пятьдесят пять рублей. Её хватает на пять дней. Вводим различные прикормы. Избегаем китайских яблок, от которых часто бывают отравления.
  Пока писал тебе это письмо, произошло ещё одно ЧП. Молодой лейтенант при приземлении разбил себе голову. Парашют налетел на столб. Я его перебинтовал и отправил в госпиталь. Вообще прыжки в этот раз довольно травматичные. Ежедневно прыгают сто человек, травматизм составляет десять процентов. Завтра и я планирую сделать свой первый прыжок.
  С первого апреля поднимают зарплату на триста рублей. С этого же дня ожидается повышение цен. Жизнь всё дорожает и дорожает. Я развиваю своё кулинарное творчество. Научился делать торт Наполеон, пирожное картошка из хлебных сухарей, а недавно приготовил шоколадные конфеты из вермишели второго сорта.
  
  29.05.1999 г., Улан-Удэ-40
  
  Привет, папа! Конец апреля и май вышли довольно напряжёнными. Как ты помнишь из нашего телефонного разговора, я должен был пойти в отпуск в мае. Но вместо тридцати дней, мне дали пять суток по семейным обстоятельствам. И это притом, что билеты на самолёт у меня уже были куплены. Ситуация усложнилась тем, что заболел Богдан и местные врачи не смогли выставить ему правильный диагноз, предложив колоть ему антибиотики. И хоть я не педиатр, решил лечить его, как меня учили в академии. Забегая вперёд, скажу, что это привело к позитивному результату. Так вот, вопрос о вылете решился в одиннадцать часов вечера - за десять часов до посадки в самолёт, а отпускные деньги выплатили за два часа, а в аэропорт на машине ехать час, так что мы чудом успели. В полёте делал Богдану инъекции и давал лекарства. В Москве встретил друг на машине и отвёз на Ленинградский вокзал, где разместились в комнате матери и ребенка.
  В Питере зашёл в гости к бывшему начальнику курса и начальнику второго факультета. С их слов - треть моих однокашников уже уволились из рядов ВС РФ. Начальник факультета предложил мне должность курсового офицера. Я навёл справки - место стоит 1000 у.е. - и понял, что это не для меня. Большую часть времени я решал вопросы о переводе в Европейскую часть России. Были два варианта: начмед бригады в Сенеже и начмед в Луге. По второму вопросу переговоры веду уже полтора года. Перед вылетом в Улан-Удэ мне позвонили и сказали, что должность стоит 500 у.е. Деньги для меня большие, и хоть я мог бы занять эту сумму, гарантий, что меня отпустят из штаба округа, нет, а "фирма" ничего не гарантировала. Я отказался, да и вообще против того, чтобы платить деньги за трудоустройство. Мне кажется, что это пережиток феодализма.
  Поэтому я сейчас оказался в цейтноте. Выбраться на Запад нет возможности, а оставаться на Востоке мне надоело, так как ежедневно думаешь о возвращении. Я открыто заявил, что не хочу служить в спецназе при таком руководстве. Вместе с тем я задержался в отпуске, и на меня завели уголовное дело. Командир грозится, что посадит меня на три года за дезертирство. Но я уведомил его, что был занят лечением и обследованием ребенка. Он же сказал, что на первом месте должна быть служба, а потом семья. С его слов выходит, что чем лучше я буду относиться к семье, тем хуже буду служить, тем меньше мне будут платить, и тем хуже я буду жить. Вот такая уставная философия! Бред! И это я выслушиваю постоянно.
  Вчера меня разбирали на аттестационной комиссии, где постановили: перевести в другую часть, подальше от "жемчужины Забайкалья", на низшую должность, так как с административно-хозяйственной должностью я не справился. С последним я где-то согласен, так как невозможно сделать невозможное: работать и за себя, и за своего начальника, и выполнять безумные приказы и распоряжения. По моим справкам и по зубоскальству начальника тыла с начмедом, меня хотят заслать в Борзю, на границу с Китаем. Это 1200 км к востоку. Место считается очень гнилым и диким.
  Для себя решил, что напишу рапорт на разрыв контракта по невыполнению условий со стороны МО. Хоть и говорят, что по этой статье сложно уволиться, буду пытаться. Я не вижу ничего ценного в том, что прохожу службу в Забайкалье. На учёбу не отпустят, на перевод в госпиталь не хватит денег. А впереди ещё четыре года контракта. И хоть здесь есть немало плюсов: зарплату повысили в полтора раза, есть квартира, выдают продпаек, форму, красивая природа и приятный климат, сердце моё рвётся из этих красот, хотя я и понимаю, что первое время придётся нелегко.
  
  24.07.1999 г., поезд.
  
  Привет, папа! Сейчас еду в поезде в Читу. Сопровождаю больного солдата с клещевым энцефалитом в окружной госпиталь. Заболел он в лесу, где собирал черемшу. Это местная трава, богатая витамином С. Я говорил комбригу, что надо всем покусанным сделать вакцины, но получил ответ, что в части денег нет, и авось пронесёт.
  Вчера только вернулся из Читы, где были соревнования по офицерскому троеборью (стрельба, плавание 300 м и бег 3 км). Команда нашей части заняла восьмое место из сорока пяти.
  Богдан с мамой вначале июня вернулись из Питера. Ребёнок изменился. У него вышли два зуба, повысился гемоглобин, снизился лейкоцитоз, купировались проявления энцефалопатии. Он стал спокойнее, смеётся, лопочет что-то по-своему и всё тянет в рот. Тяжело приходится с детским питанием, так как молочную смесь перестали давать на молочной кухне. Пачка стоит 62 рубля, и её хватает на три-четыре дня. Мы покупаем ему фермерское молоко, из которого делаем творог, сметану, кефир. Друзья подарили нам коляску.
  Месяц я работал на должности начальника медслужбы части. Начальник взяла отпуск. За это время отношения с комбригом усложнились. Он упрекает меня в том, что за это время в бригаде повысился уровень травматизма. На что я ответил, что водку с офицерами и солдатами я не пью, челюсти им не ломаю, лбы кирпичами не разбиваю. Конечно, мои слова задели его за живое.
  Кстати, пришло отношение из Луги. Комбриг с радостью подписал мне необходимые документы на перевод и отправил их в Читу, в штаб округа. А там наложили резолюцию: "Отказать в связи с отсутствием достаточного времени пребывания в отдаленной местности!". Как мне объяснили, чтобы перевестись в другой округ, необходимо прослужить десять лет в Забайкалье. Выходит, что сплошная тирания и ущемление гражданских прав и свобод. Так что моя добровольная ссылка будет продолжаться ещё восемь с половиной лет. Как вариант, можно сделать справку, что кому-то из моих родных не подходит здешний климат, но на подделку документов я не пойду и лучше буду дальше нести службу в прекрасном Забайкалье. В качестве альтернативы предложили должность начмеда танкового полка в Чите. Я взял время на размышление. Мне сказали, что в бригаде спецназ я долго не продержусь. При таком отношении к службе мне уже подыскали замену в качестве супруги полковника. Удручает, что в Чите нет шансов на служебную квартиру. Так что буду искать места в пределах нашего гарнизона.
  Ты пишешь, что я кидаюсь в разные стороны. Но прошёл год, и дня не проходит, чтобы я не думал о переезде на Запад. Оставаться здесь и "обурячиваться" я не хочу. Быть хозяйственником и строевым офицером не по мне, заливать свои горести местным спиртом - тоже. Время так быстро бежит, а хочется достичь чего-то в жизни.
  Зарплату мне подняли до полутора тысяч, паёк выдают своевременно. Вчера сломался холодильник, и продукты храним у друзей. Здесь стоит жара в тридцать пять градусов. Месяц не было ни капли дождя. На дачах за два месяца выросли огурцы и помидоры. Но в магазинах цены кусаются. Все фрукты стоят больше одного доллара за килограмм. Клубника - два, вишня - четыре, абрикосы по три, картошка чуть меньше доллара за килограмм. С отставкой Примакова подскочили цены на топливо, а вместе с этим в два раза подорожал хлеб и мука. По слухам, скоро литр бензина будет стоить, как в Европе - один доллар.
  
  27.07.1999 г.
  Продолжаю после командировки. Вчера посетил соседнюю бригаду ВДВ, где мне предложили должность начальника госпитального отделения медицинской роты. Я согласился. В округе тоже поддержали мой перевод. Осталось побеседовать с тамошним комбригом, который, возможно, выдаст мне отношение на перевод. Мои обрадовались, что мы остаемся в Сосновом Бору, так как пока ребенок маленький, ему необходимы простор, чистый климат и качественное питание. Т.е. до окончания контракта мы будем жить здесь. Проблему с питанием я решаю следующим образом: обмениваю хлеб, крупы, тушёнку на зелень, ягоды. Много не возьмёшь, но сыну хватает.
  Сегодня дежурю по гарнизонной скорой помощи. Вызовов немного, но день выдался напряжённым. Перевезти, посмотреть, созвониться, решить. Искал себе холодильник по объявлениям. Наконец нашёл. Взял в долг у друга 100 DM, на которые купил двухкамерную "Бирюзу" 1993 года выпуска. Буду надеяться, что он нас не подведёт.
  Завтра должен буду выступить на конференции в Улан-Удэ с рефератом "Негонорейные уретриты у мужчин".
  В августе начнутся фронтовые учения. Все боевые бригады погрузят на самолеты с оружием и продуктами и десантируют на 1000 км в степь, где будем воевать с вымышленным противником. Я вижу, что боевая подготовка у нас становится интенсивнее. Подобные учения были шесть лет назад. Кроме этого, еженедельно объявляют тревоги, как правило, в четыре-пять часов утра. Поговаривают, что наши миротворцы вылетят к своим коллегам на Балканы. Я бы с удовольствием принял участие в этом, так как зарплата там тысяча долларов в месяц.
  12.08.1999 г.
  
  Пятый день пребывания в инфекционном отделении в/ч 65409-II. Возможна ли у меня дизентерия? Не отрицаю, так как клинически она подтверждается, хотя субъективно чувствую себя хорошо. Лежу в палате-изоляторе с больным солдатом, которого сам сюда недавно направил - рядовым Лоскутовым, прослужившим два месяца, из них полтора - в госпиталях. Стал замечать, что он проявляет повышенный интерес к моей тумбочке и моим вещам, пользуется моим кипятильником, подъедает то, что приносят на скромные приёмы пищи, если я где-нибудь задерживаюсь. Внутри у меня всё кипит. Так вчера исчезли полбутылки шампуня, полрулона туалетной бумаги, хлеб, масло... Сказать ему ещё не могу, но если так будет продолжаться, то не сдержусь. Может это и не он, а "случайные посетители" из больных, лежащих в коридоре. Госпиталь, рассчитанный на двести человек, принимает в инфекционном отделении сто тридцать. В Бурятии ежегодная сезонная вспышка ОКИ (острых кишечных инфекций), в частности дизентерии. В этом году она напала на Сосновоборский гарнизон. Не обошла она и меня, несмотря на все мои предосторожности и ухищрения. Хотя, может это и к лучшему, так как появилась возможность сменить обстановку.
  После десятидневного лежания меня пригласил начальник инфекционного отделения и предложил поработать на благо отделения. Я, конечно же, согласился. Принёс из медпункта белый халат, и вот я уже принимаю больных. Описываю истории болезни, делаю назначения, осматриваю пациентов. "Здорово, какая же интересная работа у врача госпиталя", - думал я тогда! Я ощущал себя доктором, врачом, а не человеком с медицинским образованием, себе не принадлежащем.
  
  19.09.1999 г., Улан-Удэ-40
  
  Привет, папа! Ты единственный, кто регулярно пишет мне письма. Остальные потихоньку забыли. Я не расстроен, так как понимаю - дела, заботы, жизнь, расстояния.
  У меня всё хорошо. Повысили зарплату на двести рублей в месяц. Сейчас у нас пора выдачи овощей. Офицеру положено 18 кг картошки, 4,5 кг капусты, по 1,5 кг морковки, свеклы, лука. Хочешь - бери ежемесячно, а хочешь - сразу на год. Так что, несмотря на все наши долги, я смог отдать сто немецких марок за холодильник. Жизнь полегчала. Я готовлю овощные блюда, пеку торты и пироги. Сегодня получил на складе 18 кг минтая и тоже запустил его в производство.
  В этом году дебютировали в консервации. Цены на огурцы упали до смешного - два с половиной рубля за килограмм, и мы замариновали пять трёхлитровых банок огурцов и три банки с грибами.
  Сегодня воскресенье, и я традиционно на работе с утра. В бригаде очередное ЧП. В среду сбежал солдат со штык-ножом. В четверг он напал на нашего часового и отобрал у него автомат. В пятницу он совершил грабёж магазина, угрожая автоматом. Забрал продукты и деньги. В субботу он ограбил второй магазин, где убил продавщицу, ранил охранника и забрал все деньги. Все эти дни часть стоит на ногах, круглосуточно строится, отправляют группы захвата, всех опрашивает милиция, ФСБ, прокуратура.
  Но и до этого случая мы жили весьма напряжённо. В августе была вспышка дизентерии. Переболела половина личного состава части. Меня тоже постигла эта участь, так как все больные проходили через медпункт. Как потом выяснилось, причина заболевания была в недоброкачественном мытье посуды в солдатской столовой. Для меня неделя пребывания на койке инфекционного отделения была маленьким отпуском. За это время я отдохнул, поправил здоровье и параллельно набрался клинического опыта, так как лечил больных солдат в этом же отделении. На пятидесяти койках отделения разместилось в три раза больше больных. Поставили даже трёхярусные кровати в коридоре. Естественно, что на трёх врачей это было большой нагрузкой, и часть больных я взял на себя. А после выздоровления я перешёл на месячное прикомандирование в пульмонологическое отделение. Сравниваю работу в госпитале и свою... как далеко одно от другого.
  В пульмонологии я работал вдвоём с начальником - бурятом (остальные врачи были в отпуске). Полковник медслужбы любил выпить, и больные были целиком и полностью предоставлены мне. Первую половину дня я проводил в отделении, а вторую половину в родном медпункте, где лечил ещё двадцать солдат. Работа в госпитале мне показалась намного легче и спокойнее. За пять часов я успевал не только осмотреть и описать состояние своих пациентов, сходить с ними на процедуры, но и принять амбулаторных больных и почитать медицинскую литературу. В это время в части проходили очередные учения, и всех офицеров перевели на казарменное положение. Это значит, что они жили в палатках при части, а питались в солдатской столовой. Меня, к счастью, это миновало. Правда, вызвало резонанс в отношениях с комбригом. Стычки с прямыми начальниками перешли в обвинения в том, что я распространяю дизентерию среди личного состава и т.о. подрываю боеготовность части и способствую её расформированию. Это привело к тому, что с первой леди части я переругался, как кот с псом, а её хахаля - зампотыла - ударил в челюсть. Хотя он сам первый вызвал меня на выяснение отношений. От дальнейшего позора его спасли приспешники, которые повисли на наших руках. А царю, так себя называет наш кобриг, я на общем построении части сказал, что отказываюсь выполнять его антигуманные приказы и подам на него в суд за оскорбление чести и достоинства. И хотя я блефовал, но когда ушёл с плаца в направлении военной прокуратуры, он отправил вслед за мной команду офицеров, которых обязал задержать меня любыми силами и средствами. Вся эта история закончилась тем, что с глазу на глаз, в роскошном кабинете он признал свои ошибки. И жизнь моя стала спокойнее. Перестали звонить домой, присылать посыльных, грубить моей супруге, обзывать перед строем. И хотя через месяц он пообещал, что уволит меня из армии, я думаю, что это очередная игра на публику. Офицера, который не пьёт, ежедневно приходит на службу, сейчас невозможно уволить, если он этого не желает. А я пока не хочу, хотя мне уже не раз в прямой форме об этом говорили.
  Другого места я пока себе не нашёл. В Лугу меня не отпускает начмед округа. Недавно я летал вертолётом в Читу (сопровождал тяжелобольных), где побывал на беседе у начмеда округа. Мне ещё раз дали понять, что просто так из Забайкалья не уезжают. Чтобы переехать в цивилизованный Запад, надо заплатить тысячу долларов. Откуда такие расценки? При моей зарплате в пятьдесят долларов отдавать сумму в двадцать раз большую. Это же смешно! Поэтому я решил остаться здесь. На днях меня снова вызывали на аттестационную комиссию, которая постановила: "уволить меня из армии по окончании учебного года..." То есть в декабре. Но я планирую взять отпуск и что-нибудь подыскать себе на просторах России. Не думаю, что она вся погрязла во взяточничестве.
  Ходят слухи, что нас готовят заслать в Чечню или в Дагестан. Официально объявили расценки войны: 800 рублей в день для солдата и 950 рублей для офицера при ведении боевых действий. Я не исключаю и такой возможности. Это хорошие деньги, так как прожиточный минимум в Бурятии составляет 860 рублей в месяц на человека. Правда, один из моих знакомых пообещал, что найдёт мне место в Республиканской больнице, но я не сильно рад этому. Большинство здешних врачей - это выходцы из бурятских семей, которые не очень любят русского брата, да и качество оказания помощи здесь хромает.
  Пока писал тебе, меня вызывали на телесный осмотр солдат. Выявляли следы побоев. У десятерых из взвода были синяки на теле. Закончилось это ничем.
  Богдан подрастает. Уже встаёт в манеже, который я смастерил ему из стола и досок. У него шесть зубов. Ест почти всё. Мы кормим его местными ранетками - яблоками размером с нашу вишню. В соседнем доме беру молоко в долг, в магазине отпускают продукты под будущую зарплату. От молочных смесей отказались. Дорого.
  У нас уже настоящая осень. Четырнадцатого сентября выпал первый снег, который в долине сразу растаял, и остались лишь седыми сопки. По ночам давно заморозки, да и утром редко выше нуля. Лето закончилось ещё в июле, и август был холодный да ветреный. Недавно познакомился с учительницей украинской литературы из города Каховка, которой проводил курс терапии бронхиальной астмы на дому. Она дала мне почитать Кобзаря. Мне кажется, что я набираю клиентуру в нашем городке. То капельницу поставить, то укол сделать, то консультацию провести. Меня здесь уважают, и я редко ухожу домой с пустыми руками. Хотя я ничего не прошу, и сама работа мне доставляет моральное удовлетворение. Кто банку консерваций подарит, кто рыбу сушёную, а кто просто спасибо скажет.
  
  07.11.1999 г., Улан-Удэ-40
  
  Здравствуй, папа! 24.10 у нас был праздник - День спецназа. 01.11 - День части. На праздник был фейерверк и показательные выступления лучших бойцов в виде театрализованного представления, на котором они захватывали американскую базу. Её деревянный макет в конце представления разбомбили гранатами РГД и выстрелами из ручных гранатометов. Приезжали гости из мэрии, артисты, которые выступили в ГДО. 5.11 отмечали День военной разведки. Одновременно пятнадцать офицеров получили звание капитанов, и все присутствовали на обмывании капитанских звёзд. Для меня этот ритуал был в новинку. Перед офицером ставится кружка водки, на дне которой лежат восемь звёздочек. Он должен залпом выпить алкоголь, задержать зубами звёзды, выплюнуть их на ладонь, а затем сказать уверенным голосом: "Товарищи офицеры, капитан такой-то представляюсь по случаю получения очередного воинского звания", а также назвать номер и дату выхода приказа. После этого его друзья цепляют звёзды на погоны. Не все выдерживают такой спиртовой удар по голове и организму, и слабаков относят на отдых. А праздник тем временем продолжается без виновников торжества.
  Кстати, летом меня тоже ожидает подобная участь, и я переживаю, выдержит ли мой организм подобное насилие.
  Сегодня седьмое ноября. День согласия и примирения. Но кто с кем примирялся, я так и не понял. Но никто из офицеров не отмечает его. На гарнизонных улицах тихо и спокойно, и в магазинах очередей за водкой и пивом нет.
  С первого сентября мне повысили зарплату ещё на десять процентов. Также повысились цены в магазинах на десять процентов. Хотя по телевидению обещали поднять зарплату вдвое. Может, это рекламный ход Путина, который занимает первое место среди политических лидеров (33% по политическому доверию, 35% по личным симпатиям). В пятёрку входят Примаков, Зюганов, Шойгу, Явлинский. Мне кажется, что бывший фсбэшник скоро станет президентом.
  22.10 в нашей и соседней десантной бригаде была комплексная итоговая проверка. ВДВшникам поставили "неуд", а нам "удовлетворительно". Также сообщили, что первого декабря нас направляют в Чечню. Говорят, что будем штурмовать Грозный. Пока не знаю, поеду я или нет. Но факты говорят, что поеду. Там обещают "тройной оклад" и льготы. По телевизору говорят, что будут платить по 950 рублей в день (1 доллар - 26 рублей), я пока не верю. Хотя признаюсь тебе, я написал рапорт на имя начальника округа, что готов поехать в Чечню. Отдал его проверяющему из Читы - полковнику м/с Дуракову. Он обещал подсобить. Он мне понравился: интеллигент и не просил омуля и спирта, как другие. Оценил деятельность медслужбы на оценку "хорошо" и удивился, что я не устраиваю нашего комбрига.
  В воскресенье я бегаю по сопкам. И сегодня на протяжении пяти часов штурмовал их, как настоящий альпинист, утоляя жажду снегом, а голод смолой лиственниц. Красиво и страшно! Красиво от ощущений дикой природы, а страшно от неё же. То волчьи следы на снегу да следы чьей-то кровавой расправы, то кто-нибудь завоет, то камни из-под ног покатятся, и сам несколько сотен метров проедешь по снегу на пятой точке. Но меня тянет, так как здесь я не завишу ни от кого. Только от своих мышц, мозга и правильности выбранного пути. Иногда блуждаю в тайге, но всегда нахожу выход. Можно сказать, что таким образом я тренирую свою волю, мышцы и интуицию.
  03.11 Богдану исполнилось девять месяцев. У него восемь зубов, которыми он любит кого-нибудь укусить. Растёт он маленьким хулиганом. На "нельзя", "не нужно" реагирует максимум пятью секундами, на подзатыльник чуть дольше. Пришлось поднять на недосягаемую высоту телевизор, провода и музыкальный центр. Теперь его интересует аквариум. Приложится к нему, стучит по стеклу и что-нибудь бросает рыбкам в воду. Также любит холодильник и плиту, где можно стучать дверцами.
  На днях наквасил два ведра капусты, замариновал лук, свёклу, морковку. Зимой всё пригодится. Взял в библиотеке Г. Тютюнника "Огонь далеко в степи" и четырёхтомник Т. Шевченко. Приятно читать и ностальгировать. Знакомый дал почитать Шекспира на украинском языке. Тяжело.
  14.11. Съездил в командировку в Иркутск за молодым пополнением. Случайно. Об отъезде сообщили за полтора часа, и письмо осталось лежать в моём кабинете на столе. Иркутск мне понравился. Тут "пахнет" настоящей цивилизацией, и народ не такой закомплексованный, как в Чите и в Бурятии. Попил местного пива, погулял по берегу Ангары, посетил рынок, магазины, церковь. Сегодня воскресенье, и я поеду в Главпочтамт, откуда отправлю это письмо.
  
  Новосибирская командировка
  
  Прошёл год службы в Забайкальском крае. За это время произошла адаптация к его суровым реалиям, помноженным на то, что предоставляла страна офицеру. Денежное довольствие платили уже с меньшими задержками - лишь на два-три месяца. По ночам я охранял гарнизонный продуктовый магазин с газовым пистолетом за двадцать рублей в ночь (0,8 доллара). В этом же магазине и брал продукты под запись в счёт будущей зарплаты. Также соседка по дому, державшая на даче корову, давала мне в долг и коровье молоко (три литра через день). Иногда выходил на домашние капельницы, спасая запойных алкоголиков. Кто банку солений, кто мешок картошки, а кто просто "доброе слово" в качестве благодарности. Иногда в сопках собирал облепиху. Дважды попадал под "обстрелы" охранников на картофельных полях - спасали смекалка и ноги.
  Гарнизонная жизнь не отличается разнообразием. Редкие поездки в Улан-Удэ, посиделки с друзьями-коллегами да тренировки с набегами в тайгу. Большую часть времени отнимала служба с её ненормированным графиком. Неважно, что выходной, неважно, что ночь - медик всегда должен быть на посту.
  В Чечне шла война, о которой мы знали не только из теленовостей. То полкового врача из Гусиннозёрска настигла снайперская пуля, когда он, выполняя приказ командира, спасал раненного солдата в ущелье. С ним мы познакомились летом 1998 года на сборах молодых офицеров в Кяхте и делились своими будущими планами. То груз-200 прислали в семью Володи П., которого боевики взяли в плен несколько месяцев назад. Мы помянули его, но через год узнали, что преждевременно. Ходили слухи о том, что к февралю 2000 го и отдельный отряд нашей бригады отправят в "горячую точку". Поэтому часть из кадрированной расширяли до полной комплектации за счёт рядового состава.
  В один из тоскливых декабрьских вечеров комбриг вызвал меня к себе в кабинет.
  - Набираем солдат, доктор, необходима твоя помощь. Завтра выезд в Новосибирск за молодым пополнением, - небрежно сказал он, покуривая сигарету.
  - Но они же и так проходят медкомиссию в военкомате...
  - Я знаю. Но там сидят такие доктора, которым всё равно, какой штамп ставить. Поэтому и продублируешь их работу на сборном пункте. Сам знаешь - нам кадры отборные нужны! А ты ведь ещё и психиатром хочешь стать. Возьми какие-нибудь свои тесты - будешь помогать нашему замполиту. Вопросы есть?
  - Есть! Командировочные заплатят?
  - Скажи начфину, что я распорядился выдать аванс, командировочные по прибытию. У начпрода возьми сухпай. Ещё вопросы?
  - Никак нет!
  Оставшись довольным этим вечерним разговором, я ушёл в медпункт отдать напоследок распоряжения персоналу и больным. Поездка неординарная. Мне хотелось попробовать тест на отбор в американский спецназ, о котором я вычитал в одной из книг. Претенденту предлагалось четыре упражнения: отжимание из упора лёжа, прыжки с поднесением ног к груди из упора лёжа, упражнение на пресс по типу "складушки" и прыжки из глубокого приседа. Каждое упражнение выполнялось по десять раз и без пауз. Кто выполняет пять серий, тот проходит тест в спецназ. Так, обсуждая со старшим нашей команды - полковником Александровым, прошедшим Афганистан и первую Чечню, и замполитом капитаном Найдёновым, я получил одобрение на этот метод работы. "Давай, док, плюс ещё на тебе проверка медкнижек и карт призывников... У нас должны быть только лучшие! Ведь мы первые, кто ведёт отбор!" - подбодрил меня наш полковник.
  До отъезда поезда на Новосибирск оставалось ещё два часа.
  - Может, пива сходим попьём? - предложил замполит, - я тут позную одну хорошую на вокзале знаю.
  - Нет, ребята, есть более интересный вариант, - вмешался полковник Александров, - тут в двух кварталах живёт моя знакомая. Она нас ждёт на домашний ужин. Возражения не принимаются.
  Какие могут быть возражения у подчинённых, особенно в данной ситуации! Знакомая оказалась прекрасной хозяйкой и никакая позная (пельменная) не могла сравниться с её угощениями. Полковник вытащил из дипломата армянский коньяк, и ужин, несмотря на его скоротечность, удался! Знакомая нас ещё и к вокзалу подвезла на праворульной белой Тойоте.
  Вагоны у нас были разные, поэтому договорились встретиться утром. Предстояло ехать почти полтора суток. Я заметил, что в купе со мной лишь один пассажир: мужчина лет шестидесяти, что-то считающий на калькуляторе и записывающий в блокнот, но для разговора и завязывания знакомства сил не было. Лишь поздоровались и пожелали друг другу спокойной ночи. Накопившаяся усталость и хмель оказали снотворное действие.
  Утром, открыв глаза, заметил, что сосед как будто ожидал моего пробуждения.
  - Сергей Сергеевич, - приветливо сказал он, - Давайте знакомиться, - сосед оторвался от калькулятора и протянул мне руку, - направляюсь в Новосибирск.
  - Вячеслав, военный врач, - ответил ему я, - Следую туда же.
  - Я вот тут омуль в Слюдянке купил, пока вы отдыхали. Вы какой предпочитаете, горячего или холодного копчения?
  - Да мне, честно говоря, без разницы.
  Об омуле я только слышал, но пробовать ещё не доводилось.
  - А вот пиво иркутское, ещё не нагрелось! Голова-то, небось, побаливает после вчерашнего? - деликатно предложил он.
  - Спасибо, голова у меня не болит, но под омуль самое то.
  Так и завязалось наше знакомство. Я рассказал о том, как из Петербурга попал служить в Бурятию, как занимался спортом, как пытался развить бизнес в этом таёжном крае (торговать пшеницей) и о своих ближайших планах на жизнь.
  Сергей Сергеевич оказался интересным собеседником. Частный предприниматель, занимающийся туристическим бизнесом на Алтае, владеющий санаторием и ищущий новые пути для продвижения своего детища на туристическом рынке. Наша беседа плавно переходила в вагон-ресторан, где он взял на себя оплату наших счетов. Только мой сон прервал общение, а спутник по купе продолжил калькуляцию.
  Утром нас встретил заснеженный Новосибирск. Пожав друг другу руки, мы тепло распрощались. Он оставил о себе визитку, предлагая в будущем сотрудничество в виде инструктора по велотуризму. Лишь на перроне наша команда встретилась для продолжения командировки. Неподалёку от вокзала располагался сборный пункт, где предлагалось и размещение. Так как мои попутчики были местными, то уехали к родным. Мне же предстояло жить в казарме.
  Первый день прошёл в ожидании новой партии призывников. Из тех, что остались, выбирать некого. Судимые, из неполных семей, хронические больные, с татуировками, с неполным средним образованием и т.п. Вечером меня пригласили оказывать помощь одному из призывников, у которого случился судорожный припадок. По всем признакам, припадок был истерическим, поэтому я лишь попросил собравшихся демонстрировать участие и не мешать больному. После хорошей порции нашатырного спирта призывник пришёл в себя. Военком поблагодарил меня за помощь и пообещал отправить его в стройбат.
  Утренний кросс в меховых берцах и зимнем камуфляже на меня подействовал тонизирующе. Казарма не особо отличалась спокойствием. Почти всю ночь командированные из разных сибирских весей отмечали свой приезд и рассказывали байки про службу.
  Нам предстояло отобрать тридцать призывников. Требование по здоровью - все категории А-1 (есть ещё категории Б, В, Г и Д). Т.е. никаких болезней. Плюс полное среднее образование, плюс полные семьи, предпочтение - спортсменам-разрядникам и лицам славянской внешности. Ну и, конечно же, тест на выносливость. Весть о том, что приехали необычные "покупатели", которые набирают в спецназ, мигом облетела сборный пункт и от желающих не было отбоя. После того как замполит изучил личные дела, призывников мне давали на проверку. Общеобразовательный тест, где я задавал вопросы из программы средней школы и тест для оценки физического состояния. Не все его проходили, точнее бо́льшая половина отсеивались. Некоторым шли навстречу. Запомнился парень по имени Равиль. Он был из неполной семьи, тест не прошёл, имея в активе только три серии. По всем параметрам он не проходил, но старший команды сделал ему исключение. "Уж больно жалобный был взгляд у него!" - объяснил он нам своё решение. Спорить не стали, опыт и регалии на его стороне.
  В Новосибирске я встретил своего товарища по срочной службе в Харькове. Он был из числа отчисленных курсантов (с четвёртого курса) и прослужил срочником только полтора месяца, пока за ним не приехал отец. Своё отчисление объяснил "подставой соседей по курсантскому общежитию". Мы вместе проводили время в увольнительных и самоволках, вместе просиживали в библиотеке, с ним было интересно общаться. За тот небольшой период мы успели подружиться и после расставания продолжили переписываться.
  И вот, спустя десять лет он пригласил меня в гости. Я заметил, что друг за этот период ничуть не изменился. Такое же радушие, такое же интересное общение, за исключением странностей в виде "составления гороскопов". Но с кем не бывает, вся страна жила в этой "алхимии жизни". Лишь когда мы остались с его матерью наедине, она ознакомила меня с грозным диагнозом и то, что гороскопы - это девяносто процентов составляющей его жизни.
  - Вы, как будущий психиатр, должны меня понять, Вячеслав, - сидя на кухне, произнесла она, - Я бы хотела, чтобы мой Андрей стал таким же, как вы - офицером, защищал наше небо, а жизнь рассудила по-другому... - продолжала она со слезами на глазах.
  - Может всё образумится, Ольга Сергеевна, - как мог, пытался её утешить, - болезни иногда "останавливаются", и человеку удаётся социализироваться. Найти достойную работу, создать семью, воспитывать детей. В моей жизни были такие примеры.
  - Что вы?! Мы пробовали. Нашли ему девушку, такую же. Красивая, умная, из высокопоставленной семьи... они даже встречались два года, но потом у неё случилось обострение и всё пошло насмарку. Да и сын отдалился, как мне кажется, от неё. Но он нам ничего не рассказывает о себе... сплошные гороскопы, на которые он тратит все имеющиеся деньги. Как он без нас по жизни пойдёт?
  Мне было жаль её, отца и их сына Андрея, с которым у нас быстро наладились дружеские отношения после длительного перерыва. По ночам мы гуляли по опустевшим заснеженным улицам. Андрей рассказывал о больницах, о жизни, о девушке, которую любит и которая тоже болеет этой же болезнью.
  - Странная вот такая жизнь, ты не находишь, Слава? Как будто за тебя всё решают звёзды! - мечтательно и загадочно рассуждал он.
  - Согласен с тобой... Ведь порой сам не понимаешь, почему одни события происходят, а другие, к которым стремишься, остаются за пределами этого "небесного сценария".
  - А хочешь, я тебе гороскоп составлю? Ко мне "заказы" поступают из разных городов, в том числе и с Украины... Нужны только точная дата, час и минуты твоего рождения.
  - Спасибо, дружище! Но вот с часами-минутами незадача, я никогда не спрашивал этого у мамы.
  - Ты узнай, напиши мне... обещаешь?
  - Хорошо! - ответил я ему. Просьбу эту я так и не выполнил. Мы ещё некоторое время переписывались, а потом началась Чечня и от него перестали приходить ответы.
  
  Вот и настал день отъезда. Команда из тридцати человек собрана. Мои сопровождающие полковник и капитан обещали прибыть на вокзал за час до отъезда поезда. По телефону попросили забрать все документы, отметить командировочные и привести новобранцев на вокзал. Это несколько нарушило мои планы, так как недалеко от вокзала заприметил зоомагазин. Пару недель назад по "натуральному обмену" получил бэушный аквариум на восемьдесят литров. Такой бартер процветал в те времена в нашем городке. Аквариум немного подтекал, но я его починил. Единственный нюанс - с рыбками в Улан-Удэ проблема. Одни вуалехвосты да гуппи были в продаже. А здесь разнообразие африканских цихлид. Пока новобранцы перекуривали, забежал в зоомагазин и прикупил астранотусов с псевдотрофеусами (рыбы - цихлиды из африканского озера Малави).
  - Выдержат? - спросил я у продавца, закачивающего мне в пакет с шестью рыбками кислород из баллона, - двое суток ехать.
  - Конечно, выдержат! А вот с этими кислородными таблетками даже до Владивостока доедете. Главное - в тепле держите.
  Тепло у меня было только за пазухой армейского бушлата. Вид офицера с пакетом в груди не вызвал у подчинённых боевого настроя. Но меня это мало смущало, так как я представлял, какими рыбки будут красавцами, когда вырастут.
  Мои однополчане на вокзал так и не прибыли.
  - Ты езжай, Вячеслав, - сказал мне по телефону полковник Александров, - а мы с капитаном на следующем поезде подъедем, скажи в бригаде, что семья задержала! Справишься без нас?
  - Не переживайте, справлюсь!
  Надо, так надо. Опыт командования отделением у меня был ещё с курсантских лет. Думаю, что с взводом должен справиться. Разместившись в одном вагоне, мы начали путь на восток. С пакетом приключилась беда. Он при посадке в вагон порвался и целебный кислород улетучился. Рыбок переместил в пластиковую полуторалитровую бутылку, обрезав горлышко. Сделал из капельницы этакий своеобразный воздуховод, через который периодически поддувал воздух. На ночь согревал их на титане у проводников, подбрасывая в воду кислородные таблетки.
  Призывники временами не слушались. Домашние припасы не давали спокойствия и бодрили юные головы. Я обещал им настоящие марш-броски и "кузькину мать" по прибытию, но они посмеивались, глядя на мои "заботы" о рыбках. Первое ЧП случилось во вторую ночь, когда в вагоне прорвало трубу отопления и вода из неё хлынула в вагон, заливая вещи и пассажиров. Второе - на вокзале Улан-Удэ. Где-то кто-то не передал о нашем прибытии в бригаду, и нас никто не встретил. Доехав до городской окраины на трамвае, я претворил обещанное в жизнь.
  "Мороз и солнце - день чудесный!" - вспомнилось мне стихотворение. Они поначалу сомневались в моих кондициях и не верили мне, что тест "спецназовца" я выполняю семь раз, но после пяти-шести километров небыстрой трусцы стали умолять чередовать бег с ходьбой. Предстояло преодолеть ещё двадцать с небольшим километров. Лишь в Тальцах - на половине пути - наш марш-бросок закончился. Из части приехали пассажирские "КАМАЗы". Я подал команду "к машине". Взмокшие и шатающиеся новобранцы залезали в салоны грузовиков.
  Рыбки переезд перенесли хорошо. Лишь через два месяца они ненароком задохнулись от того, что в доме отключили электричество на ночь, а я был на суточном дежурстве. Десять из тридцати призывников заболели пневмонией в первый же месяц, так как командир роты проводил им утреннюю закалку в виде пробежек с голым торсом.
  Через полгода они попали в Чечню, ну а я - чуть раньше. Через два года я узнал, что парень, который просился в спецназ, а потом на войну и которого мы не должны были брать из-за слабой физической формы, отсутствия отца и неславянской внешности (он прошёл только три ступени теста, воспитывался лишь матерью) погиб на растяжке, закрыв собою шедшего за ним командира взвода.
   
  Поездка в Кяхту
  
  1999 год. Декабрь. Я не хочу служить в армии, которая за пять месяцев не заплатила ни гроша. Я не хочу служить начмедом части, где занимаюсь стройкой медпункта, борьбой со вшами, ушиванием разбитых офицерских голов и контролем качества приготовленной пищи. Я не хочу зарабатывать на жизнь ночной охраной продуктового магазина. Я хочу сбежать из этого закрытого бурятского гарнизона под названием Сосновый Бор. Куда угодно. На войну в Чечню, на границу с Монголией в Кяхту или с Китаем в Борзю. Мой рапорт "на Чечню" лежит у командующего округа, в Борзю меня решило сослать очередное офицерское собрание, как малопродуктивного офицера, ушедшего в спорт и попирающего принципы семейной жизни, в Кяхту на собеседование и за отношением пригласил начальник тамошнего госпиталя на должность заведующего инфекционным отделением. Я готов забыть о своей давнишней мечте стать психиатром и лечить поносы, простуды и гепатиты, которыми усеяны солдатские казармы Забайкалья. Это нетрудно, совсем нетрудно - лечить простуду и дизентерию, и я уже "подрабатывал" в своём госпитале, пока меня лечили от дизентерии. Умирают от неё редко. Лишь те, кто занимаются самолечением да с пониженным иммунитетом.
  - Вячеслав Иванович, я знаю, вы в Кяхту собрались за отношением? - поинтересовалась Зоя Владимировна - фельдшер медпункта. Вместе с мужем она служит в бригаде спецназ десять лет. На прошлых прыжках он сломал малоберцовую кость и два месяца провёл в госпитале. Сто десятый прыжок. Никто не застрахован от случайностей.
  - Да, Зоя Владимировна. Возьму отгул да съезжу с ночевкой.
  - В Кяхте раньше наша бригада стояла. Меньше проверок было. Двести пятьдесят километров, а природа и люди другие. Вам понравится... Есть раздолье, где бегать. Народ добрее. У меня к вам просьба будет. Передадите посылку для моей мамы. Я вот тут немного собрала для неё. Тушёнка, сгущёнка, масло. Вы ведь вечерним поездом поедете? У неё и переночуете... В письме я ей всё про вас написала.
  - Спасибо, Зоя Владимировна. Вы прям мысли мои читаете. С удовольствием передам.
  Поезд Москва-Улан-Батор прибыл на приграничную станцию Наушки в 22:30. В вагонах остались лишь монголы-челночники. Русские поездами в Монголию редко ездят. Дешевле перейти границу пешком и далее на попутке. Через час дороги в трясущемся на ухабах переполненном ржавом ПАЗике показалась долгожданная Кяхта. Пассажиры с клетчатыми сумками растворились в её малоосвещённых улицах, а я ушёл передавать передачку.
  - Спасибо вам, доктор! - сказала сухощавая старушка, пряча письмо в карман фартука, - и дочери передавайте "спасибо" за консервы... Как там, Юра, хромает?
  - Да, ещё на костылях... А вы письмо дочери прочли?
  - Конечно...
  - А до госпиталя далеко?
  - Это на другом краю города. Из подъезда направо и прямо километра четыре. Справа на холме будет госпиталь.
  Я вышел из деревянного двухэтажного барака и пошел по пустынной улице в сопровождении своры дворняжек. Городок освещался яркой полной луной, и казалось, уже давно спал. Лишь у киоска уныло качался фонарь, да редкие горожане покупали пиво, чипсы, сигареты. Теплилась надежда на ночлег в госпитальной палате.
  - Вали отсель!
  - Я - офицер, приехал на собеседование к начальнику госпиталя.
  - Сейчас собак спущу... ишь шастают по ночам! - крикнул пьяный голос из сторожки госпитального КПП.
  Визит в единственную гарнизонную гостиницу не обнадёжил. Портье затребовал пятьдесят рублей. Поужинав банкой кильки в томате, столовским хлебом и бутылкой пива, попытался уснуть на подоконнике в подъезде.
  - Эй, пьянь, пошел отсюда... Насцышь здесь ещё... Сейчас милицию вызову, сука... - разбудил меня голос местного домочадца.
  В Кяхте я бывал летом, когда всех молодых офицеров Забайкалья привезли сюда на трёхдневные полевые сборы, чтобы проверить их навыки стрельбы, строевого шага и физическую подготовку. Летом она казалась живописной и напоминала север Украины. Изучая её зимние ночные улицы, слегка припорошенные снегом и угольной пылью, в сопровождении собак и продувающего ветра я пришёл к выводу, что ночь не продержусь.
  - Слышь, парень, у меня есть десять рублей с собой. Может, хотя бы в кресле переночую.
  - Давайте вашу десятку. Я вас впущу в номер, но в шесть утра вы должны уйти, чтобы вас не застал комендант гостиницы. Согласны?
  Я был согласен на всё. И провалившаяся до пола койка с отсутствующим бельём и холодный пустой шестиместный номер мне показались спасением этой ночи.
  - Товарищ капитан, пора вставать. Через тридцать минут придёт комендант. Я вам горячий кофе принёс.
  Я смотрел на улыбающегося бритоголового солдата с подносом в руках, на котором стоял гранёный стакан растворимого кофе, и был безмерно рад. Чему, я тогда ещё полностью не осознавал. Наверное, судьбе, которой было угодно, чтобы я не стал инфекционистом и не попал служить в инфекционное отделение кяхтинского госпиталя, где мне пообещали палату-люкс для семьи "на первое время".
  
  04.01.2000 г.
  
  Поезд Улан-Удэ - Чита. В первый раз еду в Читу по собственной инициативе и за свой счёт. Набрал подарков: пиво, водка, бальзам, конфеты. Кроме последнего - всё предназначено во имя одной цели - перевода в Кяхтинский военный госпиталь, что на границе с Монголией, на должность начальника инфекционного отделения. Ещё недавно днём я мечтал убежать из части на "лучшее место", стать, наконец-то, реальным доктором. Но что-то во мне оборвалось... и желание постепенно угасло.
  Зачем люди пишут? Способ поделиться самим с собою собственными мыслями или для будущего анамнеза. А может от депривации в общении, хотя у меня есть друг Андрей, есть Давид, есть более далекие... или нет? Я пока не знаю, но чувствую это своим сердцем, которое несколько гипертрофировано, как и мои чувства.
  Четыре месяца думал о том, как буду встречать Новый 2000-й год с друзьями, в тёплой весёлой компании. В ноябре написал рапорт на имя начмеда СибВО с просьбой направить меня в Чеченскую Республику. Забыли... Или подполковник Дураков потерял его по пути в Читу?
  Мысль остановилась вместе с остановкой локомотива. Поезд прибыл на станцию Петровский завод. Сорокаградусный завод сковывает все члены, дыхание замирает где-то на половине вдоха, кожу обжигает леденящий холод, чувствуешь себя на иной планете. Сегодня бродил мелкими перебежками от одной согревающей амбразуры до другой, прячась в тепле магазинов, т.к. двадцатиминутное пребывание на свежайшем забайкальском воздухе приносит максимум дискомфорта от анестезии носа и щёк до игольчатого покалывания пальцев рук-ног. Вечный забайкальский кайф! Как люди выносят такие морозы?
  В декабре я уже надеялся, что через месяц буду заведовать отделением кяхтинского госпиталя. К Новому году понял, что и этому не суждено сбыться, по крайней мере так легко, как мне казалось. Внезапно оказался ценным и незаменимым начальником медицинского пункта, которого все в части любят и уважают, а начальник разведки СибВО не хочет освобождаемого ваканта, и попросил меня найти адекватную себе замену. Странно! Это на бирже труда в Санкт-Петербурге можно ваканты опубликовывать. А здесь как? Бурятская биржа представляет собой малоиспользуемый терминал, да я и не слышал, чтобы в подобных учреждениях публиковались вакансии для военных врачей. Из моих однокурсников в ЗабВО никто так и не прибыл служить. Сомневаюсь, чтобы из других округов кто-нибудь дал согласие на перевод. Что делать? В соседней десантной части начальник медпункта ждал замены семь лет, прежде чем его отпустили поступать в клиническую ординатуру. Неужели и меня постигнет такая участь?
  Совместим ли эгоизм с любовью? - вопрос без ответа. Моисеев поет, что первый не рождается для последней. "Жизнь расточает каждого из нас, подобно глупцу, проигрывающему свои деньги шулеру..."
  
  
  06.01.2000 г.
  
  Опять поезд. В плацкартном вагоне от холода пар валит изо рта, и даже горячий чай помогает временно. Что же будет ночью? В такую холодрыгу особо не разоспишься.
  Когда ехал в Читу, мне приснился сон, что я покупаю на аукционе белое свадебное платье с золотыми вкраплениями и нитями жемчуга. Мои конкуренты корчили лица от злости и зеленели от зависти. Но для кого оно было? Я так и не понял. Помню лишь, что влез в долги, заложил в ломбард, а потом был разбужен проводником.
  Сегодня был на приеме у НР (начальника разведки СибВО) - полковника Савина. Как я не старался, но доводы мои оказались не вескими и мне пожелали служить, пока не найду преёмника. Но, это смешно. Объявление не дашь: "Требуется начальник медицинского пункта для бригады специального назначения. Желательно, чтобы не пил, не курил и занимался спортом. Обращаться по телефону..." Когда это будет?
  Осталась надежда на беседу с начмедом округа. Заочно, по телефону, он мне ещё летом 1999 года не понравился, когда я пытался перевестись в Лугу. Тогда оставили без внимания моё отношение на должность врача поликлинического отделения артиллерийской академии. Я открыто заявил, что не хочу больше оставаться здесь. Последовал вопрос:
  - А где бы вы хотели служить?
  Я перечислил города:
  - Иркутск, Новосибирск, Красноярск, в худшем случае Чита.
  В ответ лишь смех в трубку:
  - Мы сами, голубчик, не против того, чтобы там служить.
  Чего ожидать в пятницу? Как бы не отменили мою поездку. В армии всё реально и нет ничего запланированного, хотя все составляют планы на каждый день, неделю, месяц, квартал, год, перспективные, которые у кого-то утверждаются и кем-то подписываются.
  Начмед округа заболел, принять не может, звоните по телефону. И не надо ломать голову, придумывать аргументы, искать сочувствия и поддержки. Всё достаточно просто! Также как и проехаться полторы тысячи километров в обе стороны.
  Как мне надоела моя часть! Полтора года прошло. Вечное состояние необъявленной войны с начмедом, комбригом, зампотылом. Чего они хотят? Не пью, не курю, прыгаю с парашютом, регулярно занимаюсь спортом, принял участие в создании медицинского пункта, все выходные провожу на службе. Среди ночи по первому телефонному звонку прибываю. Подпольно вывожу из запоев высокопоставленных офицеров, зашиваю разбитые лбы, мошонки, дежурю по гарнизону за себя и за начмеда. Откуда эта злость? Ну, раз послал комбрига культурно перед строем. Так он первым начал. Построил всю бригаду, вместе с гражданскими врачами и давай меня последними словами. Я лишу вас врачебного диплома, я напишу руководству академии, я подам на вас в прокуратуру. В итоге, я решил пойти в прокуратуру подать на него первым за оскорбление офицера в присутствии подчинённых.
  Ну, второй послал, когда меня в отпуск отправили на пять дней. Слетать в Санкт-Петербург и обратно, так как ждали московскую проверку. Разве можно, после года жизни в ЗабВО, слетать в Питер на недельку и потом опять год ждать следующего отпуска?! Ни один здравый человек так бы не поступил. В итоге завел на меня уголовное дело за отсутствие в расположении части свыше десяти суток без уважительной причины (самовольное оставление части). Но уважительную причину в виде справки из органов МВД о том, что в Москве у меня потеряны (украдены) воинские перевозочные документы, деньги, удостоверение личности офицера, я привёз.
  В Москве обратился в управление ГРУ, которое помогло мне с посадкой на самолёт до Читы. Ждал я, правда, свой рейс три недели. Но лучше провести три недели без денег в Москве, читая умные книги из публичной библиотеки на Патриарших прудах, чем в десятый-двадцатый раз разворачивать ППЛС (пункт приёма личного состава) в подвале душной казармы и жариться в противогазах на солнце, параллельно не забывая о борьбе с поносом у солдат срочной службы.
  Понос - сезонный бич нашего гарнизона, который никто ничем и, наверное, никогда не остановит.
  В итоге объявили взыскание в виде строго выговора с лишением квартальной премии. Это дешевле билета на самолёт. Уголовное дело после трёх моих объяснительных прекратили в виду отсутствия состава преступления. Дознаватель, которого назначили из числа наименее задействованных в части офицеров, наверное, не раз и не два вспомнил меня добрым словом, так как ему пришлось с десяток раз пройтись по маршруту часть - прокуратура и обратно.
  
  07.01.2000 г.
  
  Шесть утра. Вокзал Улан-Удэ, на перроне минус сорок, не дай себе замерзнуть. В трамвае теплее градусов на пятнадцать. Последние двадцать километров до городка преодолеваю бегом вдоль трассы. Представляю себя на боевом задании.
  "Бон жур, жё сюи рус, жё сюи веню, пур жуандрэ ля лежьон энтражере. Добрый день, я русский, я хочу поступить в иностранный регион". Этой фразе научил меня друг Андрей - инструктор по выживанию, готовившийся пополнить французский легион. Мы с ним часто обсуждали зарплаты легионеров в разных концах света и возможность продолжения военной службы в их числе.
  "Сникерс" - второй ресторан нашего гарнизона (первый был "Марс"), в котором мы устроили танцы. Здешние мужчины не танцуют. Они просто сидят и пьют пиво.
  Затем была драка с местными мужичками. Их было пятеро. Нас двое. Я прикрывал его спину. В итоге боевая ничья, и вместе мы продолжили пить самогон у них на квартире. Утром спускались по простыням с третьего этажа, так как хозяева глубоко спали и спрятали ключи.
  Вечером слалом по заснеженной сопке, когда снежная пыль окутывает тебя с ног до головы, а ты несёшься вниз, подгоняемый потоками адреналина, и не думаешь, что спрятанное под сугробом бревно или ложбина в любой момент может остановить твой путь... Страх - удел слабости и болезни...
  
  
  12.01.2000 г.
  
  События меняются калейдоскопически быстро. Видимо, скоро предстоит длительная командировка в Чечню. С этим связано и нежелание начальника разведки бригады отпускать меня, и последующий нелицеприятный разговор с комбригом и начмедом. Интересно было наблюдать за их реакцией, сопровождающейся аргументацией по отношению ко мне, где с явными угрозами, где намеками, чтобы у меня не возникало желание занять "не свою" должность. Это внутренне забавляло, так как никогда не стремился сесть в чужое кресло.
  Вчера хотел уйти в отпуск, но добродушка меня не отпустила, так как грядёт приезд начальника штаба округа - товарища Болдырева, от которого она предпочитает прятаться на больничном по справке. Обидно, если я уеду, не повидавшись с родителями и друзьями. Попробую взять сегодня комбрига доводами о необходимости отпуска.
  Любовь - это вымышленное чувство, не от слова "несуществующее", а от слова "мыслить", дополняющаяся внутренними мотивациями. Приятно, что есть такие люди, которых можно любить. Это придаёт внутреннюю уверенность. Есть ли в отношениях между людьми какой то рационализм?! Чувства не поддаются коррекции разумом. Они возникают порой вне нашего осмысления...
  После шестичасового сверхмарафона по сопкам в квартиру меня не впустили. И я ушёл в мокрой спортивной форме к Андрюхе в общежитие, где можно смело палить из пневматики по пивным бутылкам, устраивать вечеринки, не боясь разбудить соседей. Он дал запасной камуфляж, берцы с бушлатом, чтобы ходить на службу.
  Убит Алексей Леуткин - начальник медицинского пункта гусиноозерского полка. Жаль, что мы не успели стать друзьями, а может быть стали, хоть и были только пять дней вместе. Ведь не время критерий дружбы.
  В прошлом году мы бродили с ним по Кяхте на сборах молодых офицеров. Он рассказывал о местных достопримечательностях, краеведческом музее и планах на будущее - стать хирургом. Он погиб от снайперской пули при штурме чеченской высотки, по приказу командира вытаскивая раненого солдата. У него должна была родиться дочь.
  
  ДРУГ
  
  С Андреем мы познакомились в Сосновом Бору.
  - Привет, док. Говорят, ты бегаешь хорошо?
  Я посмотрел на улыбающегося прапорщика в десантной тельняшке, зашедшего ко мне в кабинет во время обеденного перерыва. Высокий, жилистый, грудь колесом, минимум волос на голове и кулаки с кувалду. "Прикалывается?" - подумал про себя. Бегать в части было не в моде. Рукопашный бой, прыжки с груз-контейнером по ночам да приёмы рукопашного боя в виде разбивания бутылок-кирпичей о голову доминировали над циклическими видами спорта.
  - Андреем меня зовут! - протянул мне руку старший прапорщик, и, не дожидаясь приглашения, присел, - хороший центр у тебя, на пять дисков. Чё слушаешь?
  - Наутилус, Вопли, Океан Эльзы.
  - Хохол что ли? Я тоже из тех мест. Моя дочь с бывшей в Киеве живут. А мне Эмма Шаплин нравится. Слыхал "Септе ле стеле"? Мощная вещь. Надо будет принести тебе диск. Кофе есть? Я вот тут конфет раздобыл.
  - Растворимый только, - ответил я на его скороговорку.
  - Давай. С молоком и сахаром. Я вот чё пришёл? В бригаде говорят, что ты профи в беге. У меня мечта с детства. Марафон хочу пробежать. Поможешь?
  Через два месяца мы бежали марафон. По пятикилометровому бетонному кругу вокруг жилой зоны закрытого гарнизона, который накануне вечером измерили рулеткой. На старт Андрей пришёл в начищенных берцах, камуфлированных брюках, тельняшке и бандане на голове, которую он приспособил из повязки перевязочной.
  - У тебя какой размер?
  - Сорок четвертый растоптанный.
  - У меня старые асиксы есть. Лучше, чем твои берцы.
  - Какой из меня тогда спецназовец? Что я своим бойцам скажу? Инструктор по выживанию бежал марафон в кроссовках... Засмеют.
  Мы побежали в тёплое сентябрьское воскресенье, шурша жёлтой листвой осин берёз и обсуждая жизнь, бывших жён и бригадные новости. Короткая бурятская осень длится всего пару недель. Потом до мая наступает зима. Как любили шутить местные: в Забайкалье есть только два времени года. Некоторым это нравилось, они получали здесь квартиры и оставались навсегда. Аббревиатура округа ЗабВО расшифровывалась, как забудь вернуться обратно.
  - Я здесь пятый год. Тебе вот повезло, что в ставку попал. Тут и бассейн, и лес есть. Я до этого в Борзе служил, а потом в Кяхте. Песок везде. Зимой не побегаешь. Я вот хочу во французский легион податься, Славка, - продолжил он после паузы, - там, знаешь, нехило платят. Говорят, что сдают экзамен по бегу. За ОФП, стрельбу я не беспокоюсь. Стреляю из всего что можно. Три года заведовал бригадным тиром. Там трофеев... Начиная с первой мировой и заканчивая штатовским.
  - А французский?
  - Основные фразы я уже выучил. Главное, денег насобирать до Страсбурга. Там ближайший к нам пункт вербовки легионеров.
  - Пить не хочешь?
  - Нет. Должен насухую.
  Андрей разговаривал и разговаривал, что удивляло меня, так как в моей копилке было два десятка марафонов. Я подумал, что, ему, наверное, так легче переносить нагрузку. Но на двадцать втором километре он замолчал. На двадцать пятом остановился.
  - Не могу. Натер всё, что можно. Ты беги. Я тебя подожду.
  - Собственно мне уже хватит. Я за компанию бежал.
  Из его портянок сочилась кровь, когда он их перематывал, и мне было жаль начинающего чудаковатого марафонца.
  - Ничего, в следующий раз сделаем. Надо ещё потренироваться пару месяцев, - подбодрил я его.
  Действительно, в декабре мы пробежали марафон по заснеженному лесному шоссе. На этот раз он согласился обуть кроссовки, но также бежали впроголодь. Лишь у меня в квартире он попросил воды и сгущёнки с хлебом.
  - Ты, не представляешь, Славка, как я счастлив! Мне тридцать пять лет, и я преодолел марафон!
  Через год наши пути расходились. Андрей поступил в школу младших офицеров, а меня ждала поездка в Чечню.
  - Давай, Славка, что-нибудь замутим в наше последнее воскресенье?
  - Предлагаю сверхмарафон. Шесть часов по сопкам. У меня есть маршрут на шестьдесят пять километров. Только надо будет еды с собой взять.
  Заснеженные сопки, окультуренная тайга, где редко можно встретить волка, а медведя и подавно. Мы взяли с собой по ножу, булку хлеба и банку сгущёнки и побежали, на ходу глотая чистый снег. Андрей всё так же без умолку болтал, рассказывая армейские байки, технические характеристики автоматов стран мира, правила выживания в тайге и делился планами на будущее.
  Через два года я отвозил груз двести из Чечни в Бурею. Заехал к нему на обратном пути. Встретились, посидели, помянули друзей.
  - Ну что, Славка, давай-ка пробежимся километров этак двадцать, пока не стемнело?
  - Андрей, мы же по бутылке "Бурятии" уже выпили!
  - А если война?! Родина не спросит, у тебя: "Сынок, ты трезв или нет?"
  Мы бежали по пушистому снегу. Зима в 2002-м щедро осыпала им сопки. Мы падали, спотыкаясь о спрятанные бревна, летели кубарем с пригорков и поднимались, смеялись и радовались, как беспечные дети солнечному дню и тому, что опять мы встретились.
  В Чечне мы так и не смогли пробежаться. Тридцать минут в полевом лагере - и восьмёрки разнесли нас по разным местам. Лишь в 2008-м он разыскал меня в столице.
  - Меня в госпиталь положили в Пушкино. Туберкулёз позвоночника. ВВК прохожу. Списывают. Уже второй раз списывают за пять лет.
  - А первый?
  - Вернулся я из командировки в Сосняк, а комбриг построил часть и ни слова о нашей группе. Приказал нам плац красить к приезду командующего. Ну, я и послал его. Он меня в психушку упёк. ВВК приказал проходить.
  - А что было-то?
  - Гнали нас чехи несколько километров. Взяли мы одного у них. Потом попали в окружение. Чехов сотен пять-шесть. Со мной восемь срочников. Я им приказал ложиться в болото и дышать через соломинки. Те по нам и прошлись. Бойцы от страха в штаны наложили.
  - И что с ВВК?
  - Леонидыч, ты его помнишь, спросил, на что я жалуюсь? Сказал ему, что сплю плохо, и нога болит. Сделали рентген. Пять осколков и пуля 7,62 в голени. Перевели в хирургию. Пулю вытащили, осколки - нет. Вот, ношу её как амулет вместе с чеченской кокардой. На, дарю! - положил Андрей пулю и кокарду в виде волчицы на зелёном фоне передо мной на стол. - Я её с ваххабита снял... Славка, ты не знаешь, марафона никакого нет в Москве или Подмосковье? Что я - зря сюда приехал?! Может, хоть медальку какую дадут.
  - Ты тренируешься сейчас?
  - Редко. Твои кроссовки сносились до дыр. Вчера двадцатку пробежал в обед. У тебя ничего нет из старого?
  - Есть, конечно! А марафон будет послезавтра. В Королёве. Мы собираемся с Надей бежать.
  - Отлично. Возьмёте меня?
  Андрей пробежал королёвский марафон и последующий московский. Через месяц его комиссовали по туберкулёзу и мочекаменной болезни. Он переехал в Новосибирск, где его семье предоставили квартиру, и устроился охранником. Но через год уволился и стал ждать вызова в ЧВК. Эта московская компания занималась набором сотрудников для охраны судов от морских пиратов. Я не верил, но как-то зимой он ввалился в нашу квартиру загорелый, в бандане, модном камуфляже, с подарками и фотографиями из Шри Ланки и Индийского океана.
  - Не моё это, Славка. Никаких гарантий нет. Всё на авось. Нет боевого слаживания, притирки к судну, оружие плёвое, бухают все, да и деньги всё же не те, что обещали. Буду лучше электриком шабашить. Ты спроси у друзей, никому в Москве не надо сеть проложить или сантехнику поменять? Не хочу я в Новосиб возвращаться. Рутина. Соревнований нет. Можно, поживу у тебя на кухне?
  Днём он клеил обои и мастерил что-нибудь в моей квартире, а вечерами мы бегали, слушали музыку, выпивали и вспоминали пережитое. Как он спасал меня от браконьеров на Байкале, где украли лодку. Как познакомил меня с Пахомычем, которого похоронили в бригаде, а потом воскресили из плена. Как устраивали танцы в гарнизонных ресторанах "Марс" и "Сникерс", где было принято лишь пить и бить, и, конечно же, наши марафоны. Ничто так не сплачивает людей, как совместное преодоление себя и своих слабостей.
  На днях он позвонил. Рассказал, что разбил стекло в офисе. Уволился. Надоела мышиная возня. Пробежал полумарафон. Собирается на новую войну. А когда вернётся, ляжет ко мне в отделение.
  - У меня ж ведь есть какой-нибудь диагноз по твоей линии? Полечишь меня, Славка. Готов послужить опытным образцом для отечественной психиатрии. Главное, чтобы я бегать мог...
  
  14.01.2000г., Улан-Удэ-40
  
  Привет, папа! Расскажу о своих новостях. Весь декабрь я провёл в командировках или - как говорят - на колёсах. Чита, Кяхта, Иркутск, Красноярск, Новосибирск. Мне понравилось путешествовать таким способом. К тому же это бесплатно, в служебное время и ещё платят командировочные, которые были выше моей зарплаты. Расскажу про эти города.
  Чита - небольшой город, где расположен штаб Сибирского военного округа (с 01.01.1999г.) Я отвозил больного в окружной госпиталь и решал служебные вопросы. В городе ничего интересного. Все нахваливают местное пиво, но я не вижу разности с забайкальским.
  Кяхта - посёлок на границе с Монголией. Там находится госпиталь, где мне предложили должность начальника инфекционного отделения (по штату - подполковник медслужбы). Несмотря на бытовые трудности: отсутствие горячей воды, климатические и социальные проблемы, удалённость от столицы Бурятии (260 км), я дал согласие и отвёз отношение в свою часть.
  В ноябре начался новый призыв молодого пополнения и вышел приказ, чтобы при отборе присутствовал доктор, чтобы в спецназ отбирать самых здоровых. Поэтому я поехал в Иркутск, который в семистах километрах от Улан-Удэ. Здесь есть два комбината: пивзавод и масложиркомбинат. Первый выпускает двадцать шест видов пива, которое поставляется в Красноярский край, Читинскую область, Бурятию и Монголию. Вторая компания славится своим маслом и жирами. В развитие этого города вложила средства швейцарская компания, которая построила здесь рынок, торговый центр на уровне мировых стандартов.
  Красноярск - миллионный город, который находится в тридцати шести часах езды от Улан-Удэ. Он расположен на берегах Енисея, который не замерзает даже зимой. Тут ощущается рука Москвы и её мэра. Много столичных банков, торговых центров, современные дома, строится метро. Познакомился здесь с украинской диаспорой и сходил на концерт украинской песни. Посетил выставку аквариумных рыб и кинотеатр со звуком Dolby Digital. Купил себе в кабинет небольшой панорамный аквариум на сорок литров.
  Новосибирск - столица Сибири - двухмиллионник, расположенный на берегу Оби. Есть метро с телевизорами в вагонах. Побывал в театре оперы и балета, кинотеатре и купил рыбок - астранотусов. Встретил парня, с которым служил в Харькове. Приобрёл много медицинской литературы.
  После я снова выехал в Читу на приём начальника разведки округа - полковника Савина. Он не подписал мои документы на перевод в Кяхту, мотивировав тем, что бригаду расширяют, а специалистов нет. Ликвидировали все задолженности по полевым, командировочным, зарплатам. Старожилы говорят, что подобное было перед первой Чечней. По слухам, в феврале первая партия поедет в Чечню, где сейчас идут бои. Помнишь Алексея - начмеда из Гусиннозерска. Мне сообщили, что он погиб от снайперской пули, вынося раненого с поля боя. Также в нашей части заочно похоронили офицера. Вдова вскрыла цинк, а там был не её муж. Потом сказали, что ошиблись, а её супруг, дескать, попал в плен.
  Я написал рапорт на отпуск с 18.01, но мне отказывают. Причина - повышенная боевая готовность.
  Новый год я встретил в три этапа. Первый проходил 30.12 в медпункте, где мы собрались рабочим коллективом. Второй проходил в ночь с 31.12 на 01.01 вместе с Богданом, который не мог заснуть до трёх часов ночи и скакал, как одержимый. Третий мы отмечали с Андреем (моим другом) и нашей частью в кафе "Сникерс".
  Сейчас у нас морозы. Две недели тридцать пять - сорок пять градусов, плюс ветерок. Дважды отморозил уши, подбородок и нос, а сейчас застудил и горло. Кстати, подсчитал заболеваемость в нашей части за прошедший год. В сравнении с 1998 годом она выросла в два раза. Кроме этого пять человек в части умерло от болезней и травм.
  С Нового года цены пошли вверх вместе с ростом курса доллара (1 у.е. - 30 рублей). Буду надеяться, что в конце января я вырвусь в отпуск, если меня не отправят на войну. Я уже к начальнику своему подходил, можно мне хоть напоследок родных проведать, но она боится, что я не вернусь и ей самой придётся подставлять свою пятую точку. Сейчас, когда я болею, я обязан сидеть на работе и руководить солдатами, чтобы они красиво красили стены. Мне лучше посмотреть роту больных, чем резать стекло, чинить машины, белить потолки. Если я своевременно не уйду с этой должности, я, возможно, отупею, как врач.
  
  18.02.2000 г. "Позвонил Славик. Лена с Богданом поехали в Питер, а он на два года на Кавказ", - написал папа на конверте этого письма...
  
  20.01.2000 г. готовится борт на Чечню
  
  Непонятно, зачем нас развёртывают до таких масштабов до полного состава, ведь к сентябрю 2000-го, как вещают из ящика, война закончится.
  Хочется домой, хочется в Питер, Киев, Москву. Хочется увидеть друзей, родителей, сестёр, хотя они (последние) сейчас меня уже не поймут, так как за годы разлуки наши стёжки разошлись далеко. Вчера мне сказали, что хочется чего-то белого, светлого и большого. Как совпадают мечты и желания на подсознательном уровне. Но где оно? И нужно ли его искать и хотеть, может быть, оно придёт, когда не ждёшь, ощутишь его тёплое прикосновение и поймаешь или, скорее, почувствуешь каждым своим нейроном, что это оно.
  Опять поезд, дорога Чита-Улан-Удэ, плацкартный вагон, обычный холод, редкие остановки, суровые, как и всё окружающее, проводники.
  Подошёл мужичок, внешне не хитрого вида и ничем не отличающийся от большинства других. Невысокого роста, с бородой, коренастая фигура, игривые глаза с прищуром. После случайно обронённых им трёх фраз, в каждой из которых он назвал мою национальность, что в рюкзаке у меня лежит бутылка водки, мой характер, наличие и возраст моего сына, проникся уважением к нему... Откуда такие совпадения? Но водка припасена для друзей из бригады. С посторонними, какими бы проницательными они не были, не пью. Хотя, какой военный в такой мороз не возит с собой бутылки водки?
  Мне нравится Ремарк. Вчера перечитал "Жизнь взаймы" и ощутил такую близость с мыслями автора, с поступками героев. В конце капали слёзы при гибели Клерфе, которого я в продолжение всего романа ассоциировал с собой. Странно, что во время первого чтения не было такого порыва.
  Перед отъездом забежал к Веронике - бывшей жене начфиза бригады. Поупражнялись в психологическом тренинге, оказавшись в обществе бабушки, дедушки, мамы, дочки и её любовника. С последним, правда, мало общались, но мне он понравился своим горделивым молчанием и прощальным рукопожатием с улыбкой на лице. Хорошо, что здесь меня не пытались женить. Как жаль, что у нас нет светского общества!
  За пять минут до наступления Рождества стало теплее и веселее. И даже одиночество не кажется теперь грустным. Можно накрыться двумя одеялами и бушлатом и погрузиться под стук колёс в приятный железнодорожный сон.
  
  
  24.01.2000 г., понедельник
  
  Вчерашнее воскресенье прошло плодотворно. Марш-бросок с Андреем на правобережные сопки с небольшим фотоэкскурсом. Затем пригласили на обмывание ножек к сослуживцу Руслану. Что подарить? Подарил им вату и марлю для подгузников. Не скажу, чтобы мне там было весело, но лишь после изрядной доли алкоголя акценты сместились на мажорный лад. Но стол мне понравился.
  Утром, к шести утра, как командир отдельного подразделения, явился на подъём в медицинский пункт. Сегодня начмед учила меня быть серьёзным мужчиной и работать над своим имиджем. Вторая серия из бесплатных советов. Смешная!
  Жалею ли я о чём? Пока ещё не могу ответить на этот вопрос. Лучше никогда и ни о чём не жалеть, как мне кажется. Ведь эта прожитая жизнь принадлежит мне, я сам её создаю, созидаю и разрушаю.
  Ноябрьская проверка не предвещала ничего нового. Хорошего тоже. Вся часть уже привыкла к ним. Каждые две-три недели кто-то приезжал, увозя с собой презенты, балабасы (омуль, бальзам, орешки), отчёты. Так должно было быть и на этот раз. Медслужбу проверял подполковник Дураков, как все говорили - очень строгий мужчина. Где-то я уже боялся его. Хотя чего бояться?! Меня уже и так зампотыл с комбригом и начмедом пытаются сослать в Даурию или Борзю, на нижестоящую должность, подальше от "Жемчужины Забайкалья". Об этом свидетельствовали многочисленные аттестационные комиссии да суды офицерской части.
  Но, побеседовав с ним, показав медпункт, документацию и прочее хозяйство, я увидел в его глазах довольное выражение. В то время, как часть сдала проверку на "удовлетворительно", медпункт получил "четвёрку". Не знал, чего можно было просить у него тогда. Хотелось реального. В последнюю минуту я спросил о возможности поехать на войну. Он достал листок, и на капоте чёрной командирской Волги я написал рапорт на имя командующего округом с просьбой направить меня в Чечню. Спустя три месяца меня вызывал на служебную связь Газон (позывной штаба округа). Спросили устное подтверждение моего рапорта и попросили написать ещё один. Сказали о каком-то РЭБе, таинственная аббревиатура, ничего тогда мне не говорящая, о том, что есть должность начальник медпункта - начальник медслужбы. На следующий день звонок повторился. На сдачу дел и должности отвели пять дней.
  Жизнь поменялась катастрофически. Кое-как создав акты передачи, кое-как подписал обходной лист и то не у всех (зампотыл, комбриг и начмед отказали мне в этом, так как я не сдал технику НЗ (неприкосновенного запаса), которую я, как начальник медпункта, не мог принять согласно академическим конспектам). С боем выбил из начфина даже подъёмные, которых мы ждали полтора года, в семь тысяч семьсот сорок рублей (300$), третья часть которых ушла на оплату коммунальных услуг квартиры. Собрал трёхтонный контейнер с вещами на Питер. Комбриговские замы просили передумать, что в Чечню можно скоро и с бригадой попасть, но я хотел скорее, "пока война не закончилась..." Ведь не успею, что тогда? Перед отправкой необходимо было приехать в Читу на беседу к начальнику штаба округа - генералу Болдыреву. Нас было десять человек (шесть офицеров и четыре прапорщика), которые должны были комплектовать новый батальон. В просторном кабинете он выслушал каждого из нас и пообещал, что через два года предоставит нам максимально возможные льготы и любое место службы в Забайкалье. Смешно! Никто не верил. Да и мало кто хотел возвращаться. Лишь один прапорщик с побитым жизнью лицом и фамилией Шевченко хотел бы вернуться. Отправляли ведь тех, кто не прижился в части, с кем не жаль было расставаться.
  Должны были выехать на поезде всей командой до Тамбова, где формировался батальон и проходило его боевое слаживание. Но меня такой вариант не устраивал, так как на руках были ВПД на самолёт до Москвы (упросил сделать доброе дело ПНШ). Мыслями я уже был там, и западнее. Придумав вескую причину моего одиночного следования, я выехал в Улан-Удэ, Москву, Киев.
  Хотелось привезти с собой многого. Часть вещей раздарил друзьям, часть отправил в контейнере, часть вёз. Ведь неизвестно, что может пригодиться. Когда взвесил сумку - перебор пятнадцать килограмм. Денег на оплату излишка не было. Надел на себя всё, что можно было надеть (две куртки, бушлат, трое брюк, за пазуху положил кроссовки), засунул в карманы всё, что поместилось (кассеты, ложку, вилку, нож, инструменты хирургические и столярные) и в таком виде подошёл к осмотру. В ручной клади у меня был ещё рюкзачок с книжками весом восемь килограмм. Что делать? Оставлять жалко. Попытался в обход досмотрового терминала протолкнуть его, но был остановлен зорким оком бурятского милиционера, пригрозившего мне штрафом. Показав ему его содержимое и объяснив, куда и для чего, я вымолил у него разрешение. Уже в салоне спокойно передохнул и снял с себя лишние вещи.
  Летели вместе с комбригом. На праворульной "Тойоте" добрались до аэропорта, условившись, что в Москве нас везут мои друзья. Сумки у него были забиты омулем, местной водкой, кедровыми орешками и бальзамом. Смешно было видеть местного божка в непривычном качестве. Прибыв в Москву, он стал ещё более поникшим, особенно после того, как его приструнил друг-риэлтор, который опаздывал на встречу к стоматологу. Ребята хотели пошутить над ним за длительные издевательства, но я не держал зла. Больше его не видел. Лишь слышал, как нелицеприятно он отзывался о погибших в Чечне, как бегали к нему чьи-то жены, упрашивая, чтобы он направил туда их мужей, так как они не могут выпутаться из долгов, а затем зелёный змей преждевременно настиг его душу и сердце.
  После Москвы был Киев, отец, мама, сёстры, слёзы, друзья, тренер. Все чего-то смутно желали, наверное, что-то банальное, вроде "Береги себя!".
  Хорошее пожелание, когда знаешь, что тебя ждёт...
  
  Тамбов
  
  Ещё один новый город в географическом багаже. Здесь на базе ТУЦа (Тамбовского учебного центра) создавался отдельный батальон радиоэлектронной борьбы, который впоследствии должен расквартироваться в Чечне. Встретили меня экзотично. Вспомнилась комедия "Джентльмены удачи" и Леонов, заходящий в камеру.
  Вечером состоялась обязательная выпивка и более тесное знакомство под эгидой офицерского собрания. Комбат после десятого тоста сказал, что "наш вход в Чечню не будет прикрываться с воздухами вертолётами, маршрут движения продан, и вся надежда на себя". Вечеринка закончилась пьяными выходками бывших десантников - замполита и заместителя по вооружению, которые опробовали свои новые кинжалы на охранявших нас солдат, в поисках кем-то утерянной шапки. Затем искали взводника Журу, который уснул под кроватью. Первая ночь в новой части.
  Прожили в казармах недолго. Приехали наши солдаты, преимущественно с Дальнего Востока и Урала, и спустя пять дней всех вывели в окрестности села Трегуляй, предварительно загрузив всё самое необходимое на первое время в грузовики.
  Пощипывал невесенний мороз. Нашли площадку. Стали расчищать её от метрового снега. Работы было много. К вечеру здесь должны будут стоять палатки, топиться печки, и мы будем спать в них. Это казалось невыполнимым. Ни физически, ни морально.
  Всего не хватало: инструментов, солдат, техники. Всё вручную. На палатке медицинского пункта работало трое: начмед, начальник аптеки, водитель-санитар. Кое как очистили от снега отведённую нам площадку. Приходилось воровать инструменты у зазевавшихся солдат из подразделений, лазить по деревьям в поисках хороших дров, долбить подтаявший лед. Каждый за себя. На обед была полукилограммовая банка тушёнки и краюха хлеба. Кухня ещё не работала. На фоне такой физической нагрузки это выглядело мизером. Пришлось засылать курьера в сельский магазин. Когда же закончится этот день? По декабрьским меркам быстро стемнело. А работы ещё больше половины. Разожгли костры. В десять дали отбой. Ночевать в палатках ещё было нельзя. Только полчаса назад растопили новые печки. Из них шла гарь и прочая нечисть. Кровати имели жалкий вид. Ночью до минус десяти. И тут прозвучала сладкая команда строиться, - идём в казармы! Наверное, и командир понимал, что гробить сейчас людей в палатках не имело никакого здравого смысла.
  Второе радостное известие застало меня в пути. Принесли телеграмму - "У меня родился сын..."
  Кое-как помылись в холодной воде. Накрыли праздничный стол. Поллитровка выданного нам на месяц спирта, пара банок тушёнки, булка хлеба. Какой кайф! Спирт пили почти неразведённым. У всех был стресс. Это заметно было по лицам, дрожащим рукам, юмору. Кто-то чего-то мне желал. А я мысленно уже был в Питере. И на следующий день предоставил комбату свою телеграмму, написал рапорт с просьбой о предоставлении краткосрочного десятидневного отпуска по семейным обстоятельствам.
  
  Тараска
  
  Ночь в воспоминаниях. Иногда нужно чего-нибудь себя лишить, чтобы прочувствовать жизнь.
  Сегодня я ничего не везу своему сыну. И не потому, что его мать не приняла подарков, а он не ответил по скайпу. Нет, обида сродни глупости и несёт на себе печать недоразумения. Каждое событие живёт по своим законам. В конце концов, время расставляет всё на свои места.
  В марте я позвонил ему.
  - Тарасик, поздравляю тебя с днём рождения! Желаю...
  - А кто это?
  - Это же я, твой папа... не узнал что ли?
  - Да у меня телефон новый...
  - Бывает... жму руку, учись хорошо.
  1999-й год. Бурятский гарнизон. Ноябрьская итоговая проверка закончилась. Медпункту поставили оценку "хорошо". Проверяющий из Читы - полковник Дураков спросил у меня перед отъездом.
  - Чего ты хочешь, капитан?
  - Я? Хочу в Чечню!
  - Так там же война!
  - Вот и хочу на войну... В госпиталь не переводят, на учёбу в академию не отпускают. Что мне здесь пропадать? Лбы разбитые зашивать да из запоев офицеров выводить...
  - Хорошо подумал?
  - А что думать-то?! За погибшего врача Алексея Леуткина, за попавшего в плен Вовку Пахомова... надо кому-то ответить.
  - Вот тебе лист бумаги... пиши рапорт на имя командующего округом.
  На капоте чёрной комбриговской "Волги" я написал рапорт с просьбой отправить добровольцем. Через два месяца позвонили и пригласили на собеседование в штаб СибВО (Сибирский военный округ). Его проводил командующий округом. Высокий, крепкий, своенравный полковник, который курировал нашу часть. Нас построили, осмотрели внешний вид и ещё раз уточнили: "Никто не передумал?" После генерал обошёл неровный строй, пожал каждому руку и напутственно пообещал жильё и любую должность для тех, кто вернётся обратно через два года.
  Я не знал, что меня гнало из этого края, но был уверен, что обратно не вернусь, ни за какие посулы. До сих пор Бурятия приходит ко мне кошмарными сновидениями, в которых я командую медпунктом, ворую картошку на грядках кооператоров под выстрелы дробовиков, охраняю продуктовый магазин и убегаю от волков в тайге... Кричу и просыпаюсь мокрым от напряжения. Край красивый, но жизнь суровая.
  Через полтора-два месяца должен был родиться сын, быт только наладился, два аквариума запустил, друзья появились, в гарнизоне стал пользоваться уважением, как врач. Кто лосятины принесёт, кто щук с Байкала, а кто банкой помидоров за капельницу отблагодарит. Но на сердце скреблось от такого покоя.
  Неделя на сдачу дел и должности и пять дней на отпуск "по семейным обстоятельствам". Мать и сёстры плакали, отец предлагал остаться в Киеве, но отговаривать было бесполезно. Им была непонятна эта война. Как впрочем, и мне сейчас.
  Тамбов. Здесь на базе учебного центра формировался отдельный батальон радиоэлектронной борьбы. Полтора месяца на боевое слаживание. Первые три недели жили в казармах. Пили водку и присматривались друг к другу, получали имущество, заводили документацию. Вторую половину по замыслу командования мы должны были провести в лесу у села Трегуляй.
  Я ещё не знал, бывают ли в Чечне двухметровые сугробы, но на Тамбовщине в середине марта это привычное явление. Тридцатилетний комбат выстроил батальон перед площадкой будущего лагеря, по которой утром проехался трактор.
  - Наша задача следующая. За сегодняшний день мы должны расчистить лагерь от снега, установить палатки, печки, провести электричество, получить имущество! Всем всё ясно?
  - Так точно, товарищ майор!
  - Не слышу!
  - Так точно, товарищ майор, - в унисон повторил строй из двухсот двадцати семи человек.
  - Каждое подразделение разбивает для себя две палатки: жилую и рабочую... Вольно... разойдись...
  Медслужба в то время состояла из трёх человек: я, начальник аптеки и водитель-санитар. В качестве помощника выделили хронически хромающего солдата из взвода материального обеспечения. Когда мы вчетвером вытаскивали из грузовика тюк с затхлым брезентом, мне казалось невозможным возвести из неё шатёр-палатку.
  Что такое палатка УСБ или палатка унифицированная стандартная большая? Это полевой дом. Высотой три, шириной пять и длиной десять метров. Её и летом-то тяжело ставить, а зимой, то бишь ранней весной, и подавно.
  Имущества на всех не хватало, и мы ушли в посёлок за лопатами и ломами. Народ в российской глубинке добрый. Узнав, к чему мы готовимся, делились садовым инвентарём. К обеду мы лишь расчистили плацдарм для пола. К ужину установили палатку и нарубили дров. То и дело солдаты из рот норовили что-нибудь украсть, так как всего не хватало. Даже дрова, которые собственноручно спиливал с деревьев, - и за теми требовался глаз да глаз.
  В десять часов итоговое построение под мерцающим фонарём. Доложил, что палатка установлена, печка разожглась, но коптит. Имущество для ночлега не получено, но готовы спать в спальниках, электричество не подключено. Такая же ситуация, несмотря на самоотверженный труд, во всех службах и ротах. Ночевать при минус десяти в спальниках на еловых ветках казалось смертоубийственным. Конечно, есть литр спирта, но на всю ночь не хватит. Я уже не говорю про то, что ни умывальник, ни душевую тыл не развернул, а из трёх дизелей запустился один, да и тот маломощный. Хорошо, что хоть полевая кухня раскочегарилась и на ужин дала промасленную гречку с тушёнкой.
  - Ладно, так и быть... сегодня я договорился, что будем спать на нарах в казарме. Но завтра обещаю, что ляжем в лесу, - подводя итоги дня, завершил комбат.
  - Урррааа! - шёпотом пронеслось по рядам.
  Я был счастлив. За день работы ломом, топором, ножовкой руки не разгибались, спина ныла, кожа обветрилась и зудела. Завтра будет завтра, а сегодня мы не замёрзнем. Мы шли по хрустящему снегу с начальником аптеки, другом психологом и любовались полной луной, мерцающими звёздами, чувствуя себя маленькими детьми, которых угостили конфетами.
  - Чего бы ты хотел, док? - спросил меня мой друг Эдик.
  - Если честно, - попасть домой. Правда и дома-то у меня теперь не осталось. Лишь во сне вспоминаю родительский...
  - Приезжай ко мне в Будённовск... места хватит всем... Я тоже о доме думаю. Эх, выпить бы чего-нибудь... настроения нет совсем... как лошади сегодня пахали.
  - У меня есть чуток... отлили в медслужбе.
  - С меня тушёнка и хлеб, если возьмёте в компанию, - вставил своё начпрод Сашуля.
  Вот и казарма. Это летний лагерь учебного центра. Батареи не предусмотрены, но нам он показался райским местом в сравнении с палатками. Как только разлили спирт, меня разыскал начальник связи - худосочный лейтенант, призванный с "гражданки".
  - Док, у тебя сын родился!
  - Врёшь... Ему ещё рано появляться... недели через две...
  - Он у тебя не спросил... вот, держи телеграмму... да наливай по случаю!
  Весть о сыне разлетелась по казарме, и к нам подползали те, кого не сморили усталость и сон. Телеграмма переходила из рук в руки и каждый чего-то да желал. Я был счастлив, но не запомнил ни слова из сказанного! Все мысли были о сыне.
  - Ты знаешь, док, тебе ведь отпуск положен теперь, - после тоста сказал начальник строевого.
  - Я ведь ещё не заработал, и у нас боевое слаживание.
  - Ерунда. Десять дней по семейным обстоятельствам. Завтра напишешь рапорт. Ты имущество получил, документация заведена, начальник аптеки справится и без тебя... Главное - к отправке эшелона в Чечню не опоздай.
  Комбат был жаден. Вместо десяти суток дал пять, вместо довольствия за месяц выплатил аванс в тысячу рублей, из которых половина ушла на билет в плацкарте.
  Вот я и дома в Питере. Собственно домом я с недавнего времени называл всё, где ночевал. Есть крыша над головой, значит - дом. Тёща волком смотрит на зятя, который решил сбежать от семьи в Чечню. Успокаиваю её и оправдываюсь тем, что устал жить в долг и караулить магазины по ночам. Я ведь на военного врача учился, а не на ночного сторожа.
  - Деньги-то есть, чтобы в роддом гостинцы отвезти?
  - Есть, аванс дали. На первое время хватит, а там заработаю.
  - И скажи на милость, как?
  - Вагоны пойду разгружать на Московский вокзал.
  - Не смеши... Там таких нахлебников знаешь сколько... очереди на месяц вперёд расписаны. Тут Андрею предложили шабашку на складе в Купчино. Цех по консервированию гороха открывают. У него горло осипло... пойдёшь за него?
  - Конечно... а сколько платят?
  - Тридцать в час.
  - Здорово. В Бурятии двадцатку за ночь хозяин магазина давал.
  - Как сына-то решили назвать?
  - Тарас!
  - Ух, страсти, то какие... не выговоришь.
  - Ничего, привыкнете. Да и ему с Богданом будет сподручнее, когда одни останутся.
  На следующее утро шурин отвёл меня к своему работодателю, который представился дядей Стёпой, напомнившем мне милиционера из одноимённого мультфильма. В прокуренной кандейке, обклеенной советскими газетами, переодевались десять мужиков. Парочка студентов, два алкоголика, отставник-майор, с которыми поздоровался за руку; остальные держались в стороне и не выделялись.
  - Значит так, ребята, - инструктировал нас сквозь пышные седые усы дядя Стёпа, - работа у нас сдельная. Оплата почасовая. Тридцать в час, что по курсу один доллар. Деньги такие на дороге не валяются. Кто устал, расчёт на месте и гудбай!
  - А что делать-то будем? - поинтересовался пожилой, но жилистый отставной майор, надевая халат и перчатки. По внешнему виду было заметно, что он разбирался в таких делах.
  - Ничего сложного. Будут приходить грузовики с мешками. В них канадский горох. Ваша задача их разбирать и складывать. Здесь скоро запустят линию по упаковке гороха в банки. Так дешевле, чем ввозить готовую продукцию.
  Нас завели в просторный металлический ангар, который, судя по запаху краски, был недавно собран. Работа поначалу показалась действительно не сложной. Что такое перенести мешок весом в сорок килограммов? Ерунда! Часы бежали, машины подходили, с шутками да прибаутками мешки перетаскивались. Незаметно наступило время обеда. Видимо шофёры тоже устали баранки крутить.
  - Двадцать минут на перерыв... простой не оплачивается, - командовал наш надсмотрщик, которого я окрестил надзирателем. Он даже перекуры вычитал у мужиков.
  - Нас можно рассчитать! - первыми сдались грузчики, по лицу шибко пьющие, - на опохмел с закусоном заработали.
  К десятиминутному ужину отчалили и студенты, сославшись на завтрашние занятия. Мы с майором работали уже в паре. Он давно предлагал носить один мешок на двоих, но мне казалось, что сил у меня вагон.
  В компании работать веселее. Каждый рассказывает что-нибудь о себе и это отвлекает от усталости. Гора мешков неприлично высилась, интенсивность переноски не уменьшалась. Лишь в половину одиннадцатого мы разгрузили последний грузовик и получили расчёт. Тринадцать часов каторги - триста девяносто рублей!
  Устроил себе праздник. Купил бутылку "Балтики" и двести грамм "Докторской", а домашним - кекс с изюмом. Скрюченными пальцами и дрожащими от усталости руками с трудом открыл металлическую пробку и, не удержавшись, выпил пиво в полупустом ночном автобусе. В уме калькулировал, сколько я смогу заработать за оставшееся отпускное время и мечтал, как потрачу деньги.
  Увы, дома ждал неприятный сюрприз. Андрей сказал, что на завтра мастер поставил другую смену.
  Утром же я понял, что работник из меня никакой. Тело ныло от непривычной нагрузки, ногтевые пластинки болели и почернели от переноски мешков, как будто на них нанесли черный лак и постучали молотком.
  Из Питера в Тамбов возвращался на электричках с ночёвкой в Москве у друга, работающего агентом по продаже элитной недвижимости. Он смотрел на мои почерневшие ногти и удивлялся.
  - Ну ты, Сява, даёшь!
  - Тебе не понять... у меня сын родился!
  - Пойдём на Тверскую в "Бункер" отметим!
  - Да у меня ни одежды подобающей, ни денег нет!
  - Форма у тебя самое то... сейчас так модно. Скажу бармену, что ты из Чечни. Он тебя угостит. Бывший афганец.
  В эту ночь мы так и не ложились, отмечая рождение сына. Я боялся проспать пятичасовую электричку и в четыре утра, слегка пошатываясь, вышел с Богословского переулка по направлению к Павелецкому вокзалу. В наушниках звучали песни "Наутилуса". Московский народ ещё спал, лишь на Тверской ютились сонные второсортные путаны. На Красной площади из плеера заиграли аккорды "Труби, Гавриил, труби... Хуже уже не будет...", и я не сдержался. Вот она моя детская мечта - главная площадь страны. Впереди Чечня... хуже точно уже не будет. И я замаршировал с равнением направо под сопровождением двух патрульных машин милиции. Вспоминал, что когда родилась Настя, я дежурил на сутках в питерской психбольнице для заключённых, когда появился Богдан, охранял магазин с пистолетом в Бурятии, теперь вот появился Тарасик, а я уезжаю от него. Пусть этот ночной парад будет в твою честь, мой маленький сын, пусть твоя пневмония поскорее разрешится, а папка за тебя повоюет, и за друзей тоже... и мы победим!
  В Трегуляе стремительно наступила весна. Снег остался лишь на опушках. Ночью в поисках лагеря я провалился в неглубокую речку под лёд. В итоге битый час обходил её вброд. Комбат пожурил за опоздание на два дня, не поверил, что ехал на электричках, но поздравил за то, что вообще вернулся, так как собирался записать меня в дезертиры. В лагере за неделю всё благоустроилось, и из палаток доносился жилой дух. До отправки в Чечню оставалось две недели...
  
  Трегуляй
  
  Спали уже в палатках, которые топили печники, набранные из отважных солдат. Но эти отважные периодически засыпали от усталости, так как днём им спать не полагалось и они падали на печки шапками, бушлатами, ладонями. Иногда просыпались от нешуточного утреннего мороза, некоторые так и не раздевались и не снимали берцы. Для себя я ввёл в правило, не смотря ни на что, снимать одежду и ежедневно бриться.
  За неделю до отправки активизировалась выдача со стороны ТУЦа (Тамбовского учебного центра) техники и боеприпасов. То, чего не могли выполнить в течение месяца, решили выполнить за пять дней. Каждый день сопровождался глобальными переменами. Посмотрев на предлагаемое медицинское имущество, я доложил командиру о необходимости закупок. Найдены были и деньги, что в армии достаточно редкое явление. В Улан-Удэ начфин поведал мне, что в его бытность на эту статью деньги никогда не выделялись. Я ничему не удивлялся и ринулся в ближайшую аптеку расходовать казённые дензнаки. Было ощущение праздника. На сдачу купил двадцать бутылочек настойки боярышника - семидесятиградусного спирта.
  Восьмое апреля мы отмечали из пластиковых мензурок, получая двойной эффект от лечения и хмеля. Для ребят это было в диковинку, и они не верили, что от этого можно хмелеть. Все запасы были уничтожены. Кто-то предложил сельскую дискотеку. Такого шоу клуб в Трегуляе никогда больше не увидит. Полтора десятка офицеров в камуфляжах веселились во всю мочь. У замповоора от такого глаза были навыкате. Утром он доложил комбату, что "доктор был обколот и всю палатку "забомбил" какой-то дурью". Его доклад удался и мне устроили допрос.
  Десятого апреля, за день до отправки нам выдали месячную зарплату. Это было ошибкой, так как ещё не всё имущество было получено. Как только мы пересекли порог кассы, мы ринулись в магазины на закупку того, что нам могло бы пригодиться в Чечне. Ножи, верёвки, спички, чай, кофе, сласти, макароны, бельё, сласти. Всё закупалось с прицелом на несколько месяцев вперёд. Когда же вернулись в ТУЦ, то уже последние ящики загружались на борт.
  Последний вечер "мирной жизни". Как его провести? Сауна с новыми друзьями. Хочется отмыться от накопившейся палаточной грязи и чистыми въехать в новую жизнь. После пива можно закурить сигарету, а на ночь глядя сходить в тамбовский ресторан. Ну и, конечно, танцы до закрытия. Обязательный моцион, по мнению психолога, выполнен. Теперь можно и на войну. В карманах камуфляжа пинцет, скальпель, опасная бритва, три шприца, садовый нож, два перевязочных пакета, тубус с анальгетиками, перекись водорода, кровоостанавливающий жгут, пластины таблеток и пособие по неотложке. Неизвестно, что могло пригодиться в дороге, неизвестно, как нас встретит Чечня, - спокойнее, когда всё самое ценное при себе.
  
  Война внутри нас
  
  Она живет в каждом из нас. Враг - эта реальность, через которую преломляется жизнь на войне. Человечество не перестанет воевать и уничтожать себе подобных. Выбор за индивидуумом. Взять оружие и защищаться или скулить и жаловаться на жизнь. Враги всегда будут окружать тебя. На войне, на гражданке, так как существуют законы эволюции и естественного отбора. В мирном обществе люди маскируются политикой, моралью, культурой. И там и там побеждает сильнейший.
  Как сказал комбат на годовщине чеченского медбата: "Те, кто читают книги, победят тех, кто не читают..." Странно слышать от человека, за плечами которого четыре войны. Он многих пережил, дважды штурмовал Грозный и готовит военврачей к новым испытаниям. "Сила во взаимодействии... людей и бесстрашии..." - добавил он.
  Стая выбирает себе вожака, который ведет её к победе. В противном случае система рушится. Кто не подчиняется - погибает.
  Выбор всегда остаётся за личностью, если признаешь в себе таковую. Вооружиться гранатами и сражаться либо предать себя и грызть ногти до скончания дней. Бесстрашные закаляются, трусы ссутся в штаны. Я видел таких офицеров. Завшивленных, ползающих на коленях, забывающих умываться только потому, что вода в бачке замерзла, ворующих сгущёнку у солдат, стреляющих у них "Беломор". Их воспитывали зинданом, приковывали наручниками на ночь к позорному столбу, плевали в рожу, но что изменилось в них? С мокрой мотнёй они вылезали из ям и были первыми, кто покидал стаю, поджав "хвосты".
  Рассуждать о войне бессмысленно. "Враг - это страх, который живет внутри нас..." Он дремлет, оставленный нам предками, но в любой момент может проснуться и либо спасти, либо погубить. Хотя желание спастись - этот тот же страх, так как пули и осколки прилетают без предупреждения и, как правило, не вовремя.
  Хороших и плохих людей не бывает, - человек мозаичен. Он сочетает в себе почти одинаковые качества, но в разных пропорциях. Главное в этой мозаике - быть собой. На войне, в тюрьме, в горе, в пьяном угаре и в гневе. Ценить жизнь, почитать тех, кто не дошёл до победы, и помнить о законах стаи.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"