Серое небо, серая улица, серые дома и дождь, вечный дождь. Кажется, всего лишь середина августа должно быть жарко и солнечно, ан нет, как бы не так. Лето в этом году выдалось на удивление холодным и дождливым и уже сейчас походило на осень. Небеса словно прохудились, поливая и заливая несчастных горожан. Сколько это уже длится? День, два, неделю? Такое ощущение, что дождь шел всегда, но это, конечно же, не так. Он начался, когда ее не стало в моей жизни. Да, пожалуй, именно тогда. Все, что было до того чудовищного разговора, вспоминалось светлым и солнечным, а после - сплошное мутное пятно.
...Она ушла, громко хлопнув дверью. А перед этим закатила мне настоящий скандал. Сначала она говорила тихо, неуверенно, но с каждым словом все больше ожесточалась, накручивала себя и в конце даже перешла на крик. Она обвиняла меня, в том, что я ничего не понимаю, что я не умею чувствовать, что по-настоящему люблю только себя, а на нее мне и вовсе наплевать. Странно, почему это два года ее все устраивало, и вдруг на тебе, пожалуйста? Разве я изменился за эти два года, стал к ней холоден? Да ничего подобного! После обвинений в мой адрес она перешла к причитаниям: как же это я такая молодая и красивая могла тратить свое драгоценное время на такого черствого сухаря как ты? И все в том же духе. Странно, но я никогда не считал себя черствым. Разве черствый человек станет дарить любимой девушке цветы и подарки, водить ее в кино, ходить с ней по различным выставкам и картинным галереям? Ну и что, что, едва переступив порог музея, я начинал страшно зевать, и глаза у меня слипались. Я же мужественно позволял ей тащить меня за рукав к очередному шедевру и даже кивал на ее восторженный треп. Ну не по мне все эти галереи, ну что сделать, если я не вижу в себе душевного порыва к прекрасному? Разве из-за этого можно называть человека сухарем?
Она не жила у меня, поэтому подхватить сумочку и развернуться на высоченных шпильках было для нее секундным делом. Она вылетела из квартиры со скоростью Боинга, только за спиной опасно развевались полы плаща. Дверь грохнула так, что у меня заложило уши. Помню, в тот момент я искренне порадовался, что когда-то отказался устанавливать вторую - железную. Я стоял посреди квартиры, отрешенно прислушиваясь к затихающему звону хрусталя в шкафу и ускоряющемуся стуку капель за окном. Через пять минут пришел сосед снизу и по совместительству мой лучший друг, Саня. Услышав скандал наверху, и по звуку захлопнувшейся двери безошибочно определив уровень опасности, он поднялся ко мне. Ему хватило одного взгляда на мое лицо (очевидно в тот момент очень схожее с мордочкой зайца, забытого неряшливой девчонкой), чтобы понять, что случилось. Хотя нет, он все понял, еще переступая порог собственной квартиры, а теперь лишь уяснил для себя нюансы. Отведя меня на кухню и усадив за стол, он жестом ярмарочного фокусника достал из кармана куртки бутылку коньяка, по-хозяйски залез в шкаф за стаканами и, заполнив их янтарной жидкостью, молча уставился на меня. Свой я осушил одним глотком, налил еще и снова осушил. Алкоголь тут же ударил в голову, в ушах зашумело, а в груди разлилось приятное тепло. Я поднял глаза, и встретился взглядом с Саней. Он по-прежнему молчал, а на его губах играла сочувствующая улыбка, мол, знаю-знаю, что с тобой, не боись, и это все пройдет. Я рассказал ему, что случилось. Говорил долго, путался, сбивался и начинал все заново. Вот за что я люблю Саню, так это за умение слушать. Ведь знает всю эту историю, но молчит, не перебивает, чувствует, что мне нужно выговорится. Не помню, сколько мы так просидели, но едва начинавшийся за окном дождь превратился в настоящий ливень. Убедившись, что "лекарство" начало действовать, Саня убрал все со стола, похлопал меня по плечу и строго наказал, если что, пулей лететь к нему. Я вымученно улыбнулся, закрывая за ним дверь. Еще раз порадовавшись, что у меня есть такой друг, я прошел в свою комнату и забрался на подоконник. Никак не могу отделаться от этой подростковой привычки...
Там внизу нескончаемый поток машин, вечно спешащих куда-то, даже в такую погоду, людей - неизменные признаки большого города. Людей под черными зонтами. И почему они всегда выбирают именно черные зонты? Может, они думают, что отгородившихся этим цветом их никто не заметит, не увидит, не поймет... Хотя чего там понимать. Все они несчастны, одиноки и вечно недовольны своей жизнью. Они не умеют просто радоваться, радоваться солнцу, ветру, дождю. Прямо как я...
Я перевел взгляд на висящие на стене часы. Семь? Я не поверил своим глазам. Неужели дождь начался всего несколько часов назад? Шум в ушах потихоньку стихал, организм боролся с так внезапно и варварски влитым в него алкоголем. Я закрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Грусть, обида, боль и пустота. Я невольно тяжело вздохнул, потянулся к телефону. Тут же в ушах прогрохотал ее крик: "И не звони мне больше! Знать тебя не желаю!" Рука с мобильником безвольно опустилась. Нет, пора учиться жить заново. Зло швырнув телефон на кровать, я развернулся лицом к стеклу. Оттуда на меня смотрел взлохмаченный черноволосый, голубоглазый парень в мешковатом свитере и с сигаретой в руке.
- "Сколько же я уже выкурил?" - Я отстранено посмотрел на стоящую тут же пепельницу.
В квартире было темно и тихо. По правде говоря, здесь и в более благополучные времена никогда не бывало много народу. В студенческие годы я был заводилой, тусовщиком. Но постепенно тяга к разгульной жизни иссякла, я стал замыкаться в себе, полюбил одиночество. Однокурсники поначалу все время куда-то звали, но, не видя ответных действий с моей стороны, как-то постепенно поутихли. Да я и рад был такому повороту событий.
Тяжело вздохнув, я потушил догорающий окурок и прислонился лбом к холодному стеклу.
***
Прошло уже две недели, а я никак не мог привыкнуть к новой "свободной" жизни. Работа не клеилась, коллеги поглядывали сочувственно, начальство раздраженно. Друзья как могли старались поддержать: приглашали погулять, развеяться. Иногда я соглашался и даже чувствовал себя вполне сносно, ровно до тех пор, пока снова не оказывался один в пустой квартире. Страшная пустота, но уже та, что была внутри меня, не давала покоя. Тогда я включал компьютер и часами без цели шатался по интернету. Иногда приходил Саня и за уши оттаскивал меня от экрана. Я находился в какой-то прострации, окружающий мир почему-то разом потерял все краски, перестал меня интересовать. Единственное за что я был ей благодарен, так это за то, что она не опустилась до хождения под моими окнами со своим новым парнем (а я точно знал, что такой уже нашелся). Жить заново катастрофически не получалось.
***
Утро обещало быть чудесным. Наконец-то закончился моросивший вот уже несколько дней подряд дождь. Восходящее солнце, видимо вспомнив, что на дворе все-таки лето, к середине дня нагрело воздух аж до пятнадцати градусов! Я невольно усмехнулся, мысленно показывая язык недовольным таким "жарким" летом школьникам. Настольный календарь услужливо сообщил мне, что сегодня среда двадцать шестое августа. На работе был внеплановый выходной - день рождения шефа.
Я уныло поплелся на кухню, на автомате сварил кофе и уселся за стол, обхватив чашку руками. Неожиданно нахлынули детские воспоминания: лето, деревня, бабушка... Из прострации меня вырвал телефонный звонок. Мобильник орал голосом Грема Боннэта:"I surrender, I surrender..." и вибрировал в мою сторону. С минуту я раздумывал, брать трубку или нет, но потом все же протянул руку и нажал отбой. Все, нет меня, делайте что хотите. Уныло покосившись на уже остывший кофе, я вдруг резко почувствовал потребность куда-то идти. Чувство пришло так неожиданно и было настолько ярким, что мне показалось, будто чья-то невидимая рука хватает меня за ворот рубашки и настойчиво тянет. Опешивший, я не мог понять, в чем дело. Но странный порыв исчез так же внезапно, как и появился, оставив меня в полной растерянности. Я потерянно огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительно, медленно перевел дух.
- Да уж, брат, нервы у тебя совсем расшатались. - Сказал я вслух, только чтобы услышать живой голос.
А, в самом деле, почему бы и нет? Вот взять прямо сейчас и пойти хотя бы в парк. За окном приветливо светило солнце, словно одобряя мой выбор. Я вылил остывший кофе в раковину - все равно пить уже не буду.
На то, чтобы надеть олимпийку и обуться много времени не понадобилось. Подумав немного, я накинул сверху легкую куртку. Телефон так и остался лежать на кухне, и я решил за ним не возвращаться. Сунул в карман ключи и вышел за дверь. Подъезд привычно встретил меня изрисованными стенами и неприветливым полумраком. Выйдя на улицу, я чуть не ослеп - настолько ярко светило августовское солнце. Во дворе веселилась ребятня всех возрастов, катили коляски молодые мамаши и щелкающие семечки старушки, вечные блюстители местного порядка, гордо восседали на низеньких лавочках. Все было как всегда, и как всегда никому не было до меня никакого дела. Я расстегнул куртку (все-таки было довольно тепло), поправил торчащий за спиной капюшон, поглубже засунул руки в карманы и пошел к парку. Идти было минут двадцать, на небе не было ни облачка и настроение потихоньку начало подниматься. Я даже засвистел сквозь зубы какую-то песенку.
Вот не зря же я иногда прислушиваюсь к внутренним порывам! Парк встретил меня золотыми листьями (невиданное дело для конца августа!), теплым ветерком и мокрыми, блестящими на солнце дорожками. С криком "с дороги, тормоз!" меня обогнал велосипедист, лихо разбрызгивающий лужи. Откуда-то справа доносился запах шашлыка и не очень трезвые голоса. Я мысленно усмехнулся: середина недели, а народ на природе отдыхает. Повернув голову налево, я встретился взглядом с парой очень грустных аспидно-черных глаз, выглядывающих из-под густой челки. Надо же, пони! Маленький скакун переминался с ноги на ногу, вяло поглядывая на кружащую вокруг него детвору. Не знаю почему, но мне всегда было жалко этих лошадок.
Нет, пожалуй, здесь слишком шумно, слишком много народу. Наугад выбрав тропинку, я пошел вглубь парка. Прошло минут десять, и окружающий меня мирок стал каким-то другим. Нет, из-за поворота не выпрыгивали ходячие кусты, со мной не пытались завести беседу говорящие животные, однако, что-то неуловимо менялось. Еще через минуту я обнаружил, что шагаю в гордом одиночестве. Деревья росли чаще, нависали кронами над заросшей дорожкой, роняя отжившие свое листья.
- Куда ты ведешь меня, дорога из желтого кирпича? - я неожиданно почувствовал себя маленькой девочкой Элли, мечтающей попасть домой. Вот только у девочки был Тотошка, а у меня никого нет. Что за чушь? Я мысленно отругал себя за малодушие - сколько лет было Элли, и сколько лет мне.
Впереди белела лавочка, наполовину скрытая разросшимся кустом. Я с облегчение откинулся на деревянную спинку, прикрыл глаза.
Сквозь закрытые веки пробивалось солнце. Где-то далеко что-то тихонько шумело. Я прислушался - плеск воды. Кажется, в тот момент мне показалось это интересным. Я открыл глаза и прислушался снова. Звук шел слева, с той стороны, куда я раньше направлялся. Поднявшись, я пошел на него, как бабочка на свет.
Это был фонтан - большая стилизованная под древнегреческую ваза с фруктами и цветами, из которой каскадами изливалась вода. В небольшом бассейне плавали маленькие оранжевые рыбки. Я протер глаза, рыбки никуда не делись. Они беззаботно шныряли среди огромных листьев водяных лилий и сверкали на солнце. Я невольно залюбовался, протягивая к ним руки.
- Красивые, правда? - раздался за моей спиной тихий голос.
От неожиданности (а я был уверен, что вокруг никого нет) я не удержал равновесие, и руки по локоть ушли в воду, достав до мраморного дна. Проглотив ругательство, я выпрямился, стряхивая воду и разворачиваясь на голос.
Она сидела на соседней лавочке, маленькая фигурка в красном пальто и повязанным вокруг шеи узким шарфом. Длинные русые волосы волнами спадали ниже плеч. Она как-то безразлично смотрела на меня, сцепив на коленях тонкие руки, затянутые в перчатки.
- Наверное, - я смущенно пожал плечами. - А вы пришли посмотреть на рыбок?
- Нет, - уголки ее губ едва заметно приподнялись, - я пришла посмотреть на парня, решившего искупаться в фонтане.
Я не нашелся что ответить: не мог понять издевается она надо мной или просто смеется. Почему-то искренне захотелось поверить в правдивость второго. Будто прочитав это на моем лице, она улыбнулась чуть шире, можно даже сказать снисходительнее.
- И часто вы сюда приходите? - переминаясь с ноги на ногу, я не придумал ничего лучше. Дурак, еще бы про погоду у нее спросил.
Она легко поднялась и подошла к фонтану. Остановившись рядом со мной, внимательно, словно экспонат в музее, осмотрела меня с ног до головы.
- Это все, что вас интересует? - едва заметно усмехнулась девушка. В ее серых с прозеленью глазах отразился лучик клонящегося к закату солнца.
- Нет, - я невольно залюбовался этим зрелищем. Не сказать, чтобы она была писаной красавицей, но мягкие черты лица, большие выразительные глаза и тихий голос, придавали ей какое-то детское очарование. Я с горечью подумал, что если бы встретил ее на улице, то даже не обернулся бы. - Как вас зовут?
Она грустно улыбнулась, опустила глаза и, развернувшись, медленно пошла вокруг фонтана, ведя пальцем по бордюру. Я молча провожал ее взглядом, чувствуя, что сейчас лучше оставаться на месте. Она остановилась напротив так, чтобы каменная чаша ее не загораживала и посмотрела мне прямо в глаза.
- Татьяна, - так же тихо ответила девушка. Странно, но плеск воды не заглушил ее голос, я слышал его так же четко, как если бы она по-прежнему стояла рядом.
- Здорово, прямо как у Пушкина.
Она больше не улыбалась, и под ее пристальным взглядом, у меня по спине побежали мурашки.
- Откуда в тебе такая пустота, Игорь? - тихо спросила девушка.
Я открыл было рот, но тут же осекся. Игорь? Она сказала Игорь?
- С чего ты взяла, что меня зовут Игорь? - я похолодел. Хотя имя она могла просто угадать, я был точно уверен, что она его знала. Но откуда?
- А разве я не права? - она усмехнулась, видя мое замешательство.
Да что же это такое? Она что издевается надо мной? Я судорожно пытался вспомнить, где она могла меня видеть, но не находил ответа. Может в институте? Чушь, эти времена уже в прошлом. На работе? Тоже не вариант, я знаю всех своих коллег в лицо. Общие знакомые? Вот это уже ближе, хотя что-то мне подсказывало, что и это не то. Да и черт с ним, с именем. Ну, знает и знает, пусть. Но как она догадалась о моем душевном состоянии?
- Пустота? Какая пустота? - я почувствовал, как пересыхает горло.
Татьяна лишь покачала головой. Так могла бы сделать учительница, раздосадованная нерадивостью ученика.
- Ты же сам все прекрасно знаешь, Игорь, - таким же неспешным шагом она двинулась обратно. - Начальство тебя не ценит, у тебя мало друзей, тебя недавно бросила девушка. Почему? - Она остановилась напротив меня, поймала мой взгляд. - Потому что в твоей душе пустота. И она образовалась не после вашего разрыва, как ты привык думать, нет, вовсе нет. Она была там всегда, но только, когда ты остался один, ты по-настоящему ее почувствовал. Что ты знаешь о жизни? Умеешь ли ты жить?
- Конечно, умею! - я практически выкрикнул эту фразу, не давая ей закончить. Она говорила правду, чистую правду, и от этого мне становилось противно.
- Нет, не умеешь, - после долгой паузы, во время которой она пристально рассматривала мое лицо, сказала Татьяна. - Ты существуешь. Проживаешь жизнь, практически не касаясь ее. Поэтому ты обречен на одиночество.
Она отвернулась, подставляя лицо солнечным лучам. Такое холодное, спокойное лицо, и этот грустный взгляд серых с прозеленью глаз. Неужели она грустит обо мне? Что-то было в ней, нечто манящее. Я еще не знал, что скажу в следующий момент, но понял, что это будет перелом в моей жизни.
- Научи меня... - я запнулся, с трудом выталкивая слова из пересохшего горла. - Научи меня жить. Пожалуйста.
Она едва заметно улыбнулась, кивнула, соглашаясь.
- Для начала заведи себе какое-нибудь живое существо, чтобы научиться думать не только о себе. С ним ты не будешь чувствовать себя таким одиноким.
- Животное? Но, Таня... - произносить ее имя оказалось на удивление приятно.
- И еще, Игорь.
- Да?
- Называй меня сэнсэй. - Она подмигнула мне и широко улыбнулась.
Сквозь закрытые веки пробивалось солнце. Кто-то настойчиво дергал меня за рукав. Я открыл глаза, окончательно проснувшись.
- Эй, друг, закурить не будет? - надо мной нависал пожилой мужчина, улыбаясь практически беззубым ртом.
Я отрицательно покачал головой, и он, сокрушенно вздохнув, поплелся прочь.
Ну и что это было? Я посмотрел на свои рукава - ничего. Даже если предположить, что под теплым ветерком кожа успела высохнуть, то для ткани потребовалось бы много больше времени. Я прислушался. Но как бы я ни напрягал слух, ничего кроме шелеста ветра в листве разобрать так и не смог. Все это было очень странно. Я поднялся и быстро зашагал по дорожке в направлении фонтана с рыбками.
Бинго! За поворотом показалась каменная чаша. Так стоп. Я резко сбавил шаг. Мраморная статуя не то, что воду из себя не извергала, она давно высохла и заросла травой. Никаких рыбок и водяных лилий не было и в помине. Я тяжело опустился на лавку (хоть что-то было как прежде), положил голову на сплетенные пальцы и криво усмехнулся. Неужели, это был всего лишь сон? Вот откуда она все обо мне знала. Будучи плодом моего подсознания, просто не могла не знать! Я покачал головой, отгоняя остатки наваждения. Значит ничего этого на самом деле не было, и все, что эта Татьяна мне наговорила было просто игрой моего воображения. Да и сама она тоже. Так? Хотя логически все получалось верно, что-то меня тяготило. Словно я собрал трудный пазл при помощи ножниц. Надо будет рассказать об этом Сане. Он, конечно, не психотерапевт, но иногда такие заумные фразы выдает, что без пол литра не разберешься.
Кинув прощальный взгляд на бывший фонтан, я побрел домой.
***
С видом солдата, несущего караул, Саня выслушал мою историю. Я видел, что его просто распирает, и друг держится из последних сил. Когда я закончил, Саня не выдержал и расхохотался. Смеялся долго, взахлеб, смахивая наворачивающиеся слезы, затем заявил, что мне просто нужна новая девушка и, распугивая соседей, вернулся к себе.
На следующий вечер я как обычно возвращался с работы. Мне нужно было проехать пару остановок на метро и десять минут на трамвае. День был просто чудовищный: пришедший с празднества шеф устроил сотрудникам разнос и пообещал уволить всех к такой-то матери.
- А тебя, Шарапов, я выгоню в первую очередь, - под его взглядом, дававшим фору самому Мефистофелю, я понуро опускал голову.
Одним словом настроение было ниже плинтуса, и из подземки я выходил чернее тучи, полностью погруженный в свои мысли.
- Сынок, возьми котеночка, - кто-то схватил меня за рукав, заставляя вернуться на землю. Сгорбленная старушка подслеповато щурилась на меня маленькими глазками и подсовывала мне под нос отчаянно мяучащего котенка. - Возьми-возьми не пожалеешь. Я его и в туалет приучила ходить.
Я покачал головой, собираясь уйти. "Для начала заведи себе какое-нибудь живое существо, чтобы научиться думать не только о себе. С ним ты не будешь чувствовать себя таким одиноким". Я резко остановился. А собственно...
- Сколько?
- Да Христос с тобой, сынок! Так бери, - и в мою руку перекочевал маленький шерстяной комочек.
Старушка еще долго причитала и благословляла, а я уже шел домой, прижимая к груди нового друга, который при детальном осмотре оказался вовсе не другом, а подругой.
***
Так нас стало двое. Не долго думая, я назвал кошечку Машкой в честь бывшей. Сказать по правде, отношения с новой подругой оказались даже лучше, чем с прежней. Машка была шустрым и вездесущим котенком. Старушка в переходе не обманула: через полчаса после прихода домой я обнаружил в углу кухни, где оставил Машку с блюдечком молока, маленькую лужу. Просто блеск! О таком повороте я как-то не подумал. Убравшись, я пошел в зоомагазин, благо оный находился на соседней улице и до сих пор работал, и купил все необходимое.
Правда, поначалу вечное мяуканье меня раздражало, да и ценные вещи и документы пришлось убирать подальше. Но Татьяна, кем бы она ни была, оказалась права - теперь я не был одинок. Приходя с работы усталый и злой, я находил большое облегчение, гладя пушистую серую шерстку. Машка не была породистой кошкой, это было видно невооруженным взглядом, но мне было все равно. Этот маленький комок шерсти, так неожиданно ворвавшийся в мою жизнь, очень быстро стал самым дорогим на свете. Заглядывавший иногда Саня не мог нарадоваться.
- Давно надо было тебе кошку завести, - усмехался он. - Эта крошка даст фору всем твоим бывшим.
Я лишь улыбался в ответ, мысленно с ним соглашаясь. Ее радостное мяуканье, когда я возвращался домой, прогоняло из моей головы все мрачные мысли. А слушать мурлыканье засыпающего у тебя на груди котенка было ни с чем не сравнимым удовольствием.
***
- Ну что, полегчало? - Слегка насмешливый взгляд серо-зеленых глаз. Как будто она уже знает ответ.
Тот же фонтан, те же оранжевые рыбки, то же клонящееся к закату солнце. И та же фигурка в красном пальто, сидящая на деревянной лавочке. На этот раз я подошел и сел рядом. Она не пошевелилась, продолжая смотреть на меня.
- Спасибо, - я благодарно улыбнулся. - Намного.
- А ты быстро учишься, мой юный ученик, - Татьяна улыбнулась.
Нет, она надо мной не издевалась. В ее глазах я видел неподдельное участие, кажется, ей действительно было меня жалко. Я откинулся на спинку лавочки. Низко растущие ветви шелестели золотыми листьями прямо над нашими головами. Тогда я решился задать неожиданно пришедший мне в голову вопрос.
- Послушай, Тань, - ее лицо ничуть не изменилось, и я расценил это как позволение к такому обращению. - На дворе давно начало ноября, вот-вот готов выпасть снег, а тут ничего не изменилось. Будто здесь до сих пор двадцать шестое августа. Почему здесь все так, как было в тот день, когда я впервые тебя увидел?
- Правильнее будет сказать, когда я тебе приснилась. Понимаешь, Игорь, это ведь просто сон. А во сне случаются настоящие чудеса. И то, что здесь всегда один и тот же день самое маленькое из возможных чудес.
- А самое большое то, что я повстречал здесь тебя.
Она долго, очень долго смотрела мне в глаза, словно решая для себя нечто очень важное. Затем слегка улыбнулась и кивнула.
- Ну что, готов учиться жить дальше? - заговорщицким тоном спросила Таня. Я кивнул. - Вот ты однажды упомянул Александра Сергеевича, а что ты на самом деле знаешь о его творчестве и о литературе в целом?..
***
Татьяна знала действительно очень много. Иногда мне казалось, что она помнит, чуть ли не всю мировую литературу наизусть. Она декламировала мне монологи из пьес, читала наизусть стихи, пересказывала поэмы. Странно, но, слушая ее, я как бы заново открывал для себя целый мир. Просыпаясь утром, я помнил все, что она мне говорила. После работы заходил в библиотеку в поисках тех книг, которые она советовала мне прочитать. Или, не находя бумажного издания, искал их в интернете. То же самое было и с кинематографом. Она очень тонко чувствовала то, что хотел передать режиссер, и безошибочно выделяла из огромного количества существующих фильмов достойные просмотра. Я не переставал удивляться разнообразию дат выпусков и стран производителей. Некоторые с трудом удавалось найти даже в сети, хотя уж там, как говорится, есть все. Музыку и живопись она оставила на потом, сказав, что я еще не готов. Тогда я пожал плечами - мне и так хватало новой информации.
Саня первым заметил произошедшие со мной перемены. Однажды даже устроил мне допрос с пристрастием. Но, помня тот вечер, когда я рассказал ему о Татьяне, я молчал как партизан. Он долго не сдавался, но, в конце концов, махнул рукой. А что он еще мог сделать - друг расцветал прямо у него на глазах.
Она явно не собиралась мне помогать: смотрела за горизонт невидящим взглядом.
- Мы поссорились несколько лет назад и с тех пор не разговариваем.
- Дурак, - Коротко и четко. - Она твоя сестра. Практически самый близкий тебе человек. Ты должен пойти и все исправить.
- Да я и сам это знаю, - мрачно отозвался я, глядя себе под ноги. - Но что я ей скажу? За столько лет, я не смог найти нужные слова. Разве сейчас что-то изменилось?
- Да, - не колеблясь, ответила она. - Ты.
Я невольно вздрогнул, поднял на нее глаза. В ее взгляде не было ни тени насмешки. Она твердо верила в то, что говорила. А может она права?
- Но я даже не знаю, что ей подарить.
- Мужчины, - Таня всплеснула руками. - Вы думаете, что можете купить девушку за глупые цацки. Просто приди. Поверь мне, Игорь, для нее это будет лучшим подарком. Хотя, если тебе так уж необходим "щит"... - ее рука нырнула под шарф и вытащила маленький синий камень на серебряной цепочке. - Сапфир - камень раскаяния...
***
Раз, два, три... Поднимаясь, я считал ступеньки. Чтобы хоть как-то оттянуть неизбежное, я не поехал на лифте. Вот и заветная дверь. Я медленно сосчитал до десяти и нажал на звонок.
Раз, два, три... Двадцать семь ударов сердца, прежде чем дверь наконец открылась. На пороге стояла моя сестра; из квартиры доносилась веселая музыка и звонкий смех.
- Ир, прости меня, пожалуйста, - Я не дал ей опомниться. - Я был настоящим идиотом, признаю. - Быстро вытащив из кармана маленькую коробочку, я протянул ее сестре. - Вот.
Ира стояла, широко раскрыв глаза. Кажется, она не ожидала моего прихода. Неужели прогонит?
- Ох, Игорь, - она бросилась мне на шею, даже не глядя на подарок. Казалось, сестра вот-вот расплачется. - Как же я рада, что ты наконец-то пришел. Ну, пойдем-пойдем, не стоять же в коридоре...
***
Все шло своим чередом. Саня не мог нарадоваться на мое отличное состояние. От депрессии, в которую я впал после разрыва, не осталось и следа. Мир больше не казался мне серым и тусклым. Он заиграл новыми красками. Так, наверное, после обильных дождей расцветает пустыня. В Машке я просто души не чаял. Приходящие ко мне в гости подруги, а мой дом снова стал популярным местом для посиделок, тихонько посмеивались над такой привязанностью. Ну и пусть, они просто ревнуют, улыбался я в ответ. Возобновились и вылазки с друзьями в большой мир. Мы ходили в кино, театры и музеи. В картинных галереях меня больше не клонило в сон: Таня научила меня "чувствовать" картину. Удивительно, но и на работе заметили произошедшие со мной перемены. Коллеги приветливо улыбались и с удовольствием заводили беседы, а шеф даже перестал на меня кричать.
Приближались новогодние праздники.
***
- Ириш, у тебя есть планы на Новый год?
- Нет пока. А что?
- Вот и отлично, потому что план есть у меня. Знаешь какой? Мы устроим семейный праздник! Поедем с тобой к родителям. Что скажешь?
- Скажу, что ты очень изменился...
***
- Вот видишь, не зря мы с тобой встретились. Ты хорошо поступил, решив поехать к родителям. Я горжусь тобой, - она похлопала меня по плечу.
- Встретились? Но, Тань, мы же не...
- С наступающим, Игорь.
Вот так всегда: только я пытаюсь завести этот разговор, как она меня прерывает. Я тяжело вздохнул, оставив безнадежные попытки.
--
С наступающим, Танюш.
***
Появление за несколько часов до Нового года меня, Иры и Машки (не мог же я оставить ее одну в праздник) привело родителей в настоящий восторг. Мама долго крутилась вокруг нас, не давая спокойно раздеться: обнимала, целовала и причитала, что мы сильно похудели. Затем под наиграно строгим взглядом отца ушла хлопотать на кухню, а нас ждала вторая волна объятий и поцелуев.
В их квартире все было по-прежнему, так, как когда я был ребенком. Те же шкафы, диваны, кресла. Тот же большой стол, накрываемый из года в год одной и той же праздничной скатертью. Та же маленькая кухня - мамина святая святых. Тот же маленький, вечно урчащий холодильник, исполняющий в наших и Иришкой детских играх роль страшного чудовища.
Неспешный поток моих воспоминаний прервала мама, отрядившая нас с сестрой переправлять готовые блюда с кухни на стол. В доме стояла предпраздничная суета. Обезумевшая от разнообразия вкусных запахом Машка носилась как угорелая, путаясь у всех под ногами.
Без пяти двенадцать. Речь президента. Полночь. Бой курантов. Хлопок вылетающей пробки. Гимн и звон сдвигаемых бокалов. Дальше начинаются новогодние концерты, и все приступают к еде. Родители погружаются в воспоминания о нашем детстве, Иришка весело смеется, когда речь заходит о моих проделках. Я молча смотрю на них, поглаживая свернувшийся на моих коленях шерстяной комочек. Внутри разливается тепло и какая-то воздушная легкость. Интересно, что сейчас делает Таня?
- Игорь, уж не влюбился ли ты? - шепчет мне в ухо мать. Отец с Ирой так увлечены разговором, что не обращают на нас внимания.
- С чего ты взяла?
- А ты все время молчишь и улыбаешься, - мамино лицо светится нежностью и заботой.
- Нет, мам. Конечно же, нет, - отвечаю я, отводя глаза.
***
- Тань, а ты умеешь танцевать?
- Конечно, а что?
- У Иришки в институте весенний бал, и она попросила меня побыть кавалером ее одногрупницы. Я ее знаю, Света хорошая девушка, лучшая подруга моей сестры. И мне не хотелось бы их расстраивать. Научи меня, пожалуйста.
Она посмотрела на меня, словно оценивая мои способности. Очевидно решив, что все не так уж страшно, поднялась и поманила меня к фонтану. Я поднялся. Немного подумав, снял куртку, чтобы не сковывала движений. Интересно, а Танино пальто ей не помешает?
- Значит бал, да? Тогда будем танцевать вальс, - Таня смахнула упавшую на лицо прядь. - Запомни, Игорь, в танце ведет партнер. Ты должен заботиться, чтобы твоя партнерша ни во что не врезалась и не задела другие танцующие пары. Итак. Левой рукой обхвати меня за талию, а правой возьми мою руку. Да не бойся ты, я не хрустальная! Вот так. Теперь на счет шагов. Вальс играется в три такта, стало быть, так же и танцуется. И раз, два, три, раз, два, три, раз, два, три. Все очень просто. Повтори. Отлично! А теперь вместе.
Я аккуратно обхватил ее за талию, другой рукой взял ее руку. Странно, но даже теперь она не сняла свои перчатки. Долго раздумывать над этой загадкой мне не пришлось, потому что Таня начала считать, и мы начали. С каждой минутой у меня получалось все лучше и лучше, и она показала мне несколько эффектных позиций.
- Очень хорошо. А теперь нам нужна музыка.
Я остановился и поднял голову, словно ожидая, что с небес ударит симфонический оркестр. Впрочем, это же сон, так почему бы и нет? Очевидно, Таня была другого мнения. Легким движение руки она извлекла из кармана пальто маленький mp3-плеер, один наушник вставила себе в ухо, другой протянула мне. Чтобы хватило провода, мне пришлось теснее прижать ее к себе. Кажется, Таню это ничуть не смутило. Готов поклясться, что в тот момент в ее глазах сверкнула искорка. Или это был всего лишь отблеск закатного солнца? Я расслабился, поудобнее перехватил ее руку. Наушник запел голосом Френка Синатры.
- Ммм, "Strangers in the night". Неплохая песня для первого танца, - улыбнулась Таня, глядя мне в глаза.
Взметая в воздух золотые листья, мы кружили вокруг фонтана, и мне больше всего на свете хотелось, чтобы этот сон никогда не кончался.
***
Весна в этом году пришла рано. Уже в конце апреля за окном было плюс двадцать. Обласканная солнцем быстро зазеленела трава.
" Игорь, а ты когда-нибудь ходил босиком по траве? Нет? Тогда попробуй, тебе обязательно понравится".
Моя идея устроить в выходной пикник в городском парке была встречена на ура. Друзья клятвенно пообещали придти и принести с собой что-нибудь интересненькое. В назначенный день явились все без исключения. Погода явно нам благоволила: на небе не было ни облачка. Мы нашли огромную поляну, посреди которой возвышался могучий дуб. Девушки, хихикая, пошли искать ученого кота, но разочарованные быстро вернулись топить свое горе в заготовленных припасах. Все это сопровождалось громким смехом, веселым криком и шумными песнями под Санькину гитару. Утолив первый голод, ребята пошли играть в волейбол (похоже, кто-то прихватил с собой мяч). Ненадолго оставшись в одиночестве, я снял ботинки и побрел к дубу. Таня в который раз оказалась права.
***
В этот раз в ее руках был лист бумаги. Я встал поодаль, чтобы ее не беспокоить, но девушка все равно меня заметила.
- Оригами - древнейшее японское искусство. Хочешь, я научу тебя делать журавлика?
- А почему именно его? Этому же учат в детском саду, - я пренебрежительно пожал плечами, усаживаясь рядом в ней.
Таня как-то странно на меня посмотрела, я не смог понять выражения ее глаз. Губы ее дрогнули, и она низко опустила голову. Я понял, что сказал что-то не то, но не знал, что именно. Молчание затягивалось.
- Давным-давно, - глухим голосом начала Таня. - В одном японском городе жила маленькая девочка. Садако Сасаки из Хиросимы. Шестого августа сорок пятого года на ее родной город сбросили атомную бомбу. Девочка находилась дома всего в полутора километрах от эпицентра взрыва. Через десять лет она оказалась в больнице с диагнозом лейкемии. - Она говорила очень тихо, едва шевеля губами. Я почувствовал противный ком, вставший поперек горла. - От своего лучшего друга она узнала о легенде, согласно которой человек, сложивший тысячу бумажных журавликов, может загадать желание, которое обязательно исполнится. Эта легенда вселила надежду в детские сердца. Садако как и многие другие пациенты госпиталя, стала складывать журавликов из любых попадавших в её руки кусочков бумаги. Через восемь месяцев Садако умерла. Ей было двенадцать. Она успела сделать лишь шестьсот сорок четыре журавлика. - Таня замолчала. В ее руке лежала маленькая бумажная фигурка. - Ее друзья закончили работу, и Садако была похоронена вместе с тысячей бумажных птиц.
Я судорожно втянул носом воздух и протянул руку к белоснежному листу.
***
Вот это настоящее лето! Словно взяв реванш за прошлый год, с начала июля стояла настоящая жара. Сдав летнюю сессию, к отдыхающей детворе присоединились измученные студенты. Иришка с одногрупниками уехала на море. Если я ей и завидовал, то только из-за близости воды. У нас же в городе была настоящая пустыня. На работе было невозможно находиться, и шеф, поддавшись нашим мольбам, на час сократил рабочий день. Обычно несносная Машка теперь вяло ходила из комнаты в комнату в поисках хоть какой-то прохлады и лениво растягивалась на полу буквою "зю". Но больше всех меня радовал Саня. У него появилась новая девушка (точнее старая подруга стала новой девушкой), и теперь он сиял словно сверхновая. Очевидно, частица его энтузиазма передалась и мне, так как я заканчивал работу над многообещающим проектом.
Безразличная к людским переживаниям река времени неспешно несла свои волны в бесконечность.
Вот уже несколько дней я не выходил на работу: лежал в кровати с температурой.
Неглубокий сон резко оборвался, и я открыл глаза, уставившись в потолок. Сейчас я чувствовал себя почти здоровым, даже мог бы пойти на работу. Вот только какой дурак добровольно откажется лишний денек поваляться в постели? Может такие и есть, но я никогда не относился к их числу. Я медленно перевел взгляд на календарь: двадцать шестое августа. В голове начала рождаться какая-то мысль, но еще не до конца проснувшийся мозг оказался категорически против такого насилия. Неохотно поднявшись, я поплелся на кухню за спасительным кофе. Сидя над дымящейся чашкой, я почувствовал, что, взяв пример с мозга, запротестовал желудок. Досадливо поморщившись, все-таки кофе был дорогой, я вылил черную жидкость в раковину и уставился в окно.
Секунду другую я тупо смотрел на улицу, не понимая, что не так. Закрыл глаза. Помотал головой и медленно открыл. Желтые листья! За одну ночь зелень деревьев превратилось в золото.
Где-то в груди, в области сердца что-то резко защемило. Этот день... У меня перехватило дыхание. Этот день слишком похож на тот, что перевернул всю мою жизнь. Я стал одеваться, лихорадочно пытаясь вспомнить, что на мне было надето. Почему-то это показалось мне чрезвычайно важным. Джинсы, рубашка, олимпийка. Мимолетный взгляд на градусник - ровно пятнадцать. Так что еще? Телефон? Я посмотрел на черный прямоугольник на столе. Было какое-то странное, нехорошее предчувствие. Отмахнувшись от глупых предрассудков, я сунул его в карман. Теперь ключи и в парк.
Солнце начало клониться к западу, когда я добрался до места. Было как всегда людно и шумно. В какой-то момент мне показалось, что я встретился взглядом с тем самым пони. Ускоряя шаг, я двинулся в дальнюю часть парка.
Двадцать метров и последний поворот. Я резко остановился, преодолев только половину пути. Тихий, едва уловимый шум. Я прислушался и обомлел. Плеск воды? Но я же много раз приходил к этому месту, фонтан был заброшен.
Я сорвался с места, бегом преодолевая последние метры.
Она сидела на той же самой лавочке. Маленькая фигурка в красном пальто, с намотанным на шею шарфом и в неизменных тонких перчатках.
- Таня? - я остановился у фонтана, не решаясь подойти, боясь, что видение рассеется.
Девушка подняла на меня глаза. Серые с прозеленью.
- Я знала, что ты придешь, Игорь, - улыбнулась она.
В горле резко пересохло, слова застревали, не срываясь с губ. Я медленно подошел и сел рядом. Да и что я мог ей сказать? Все слова, которые я когда-то придумал для этой встречи, которую еще вчера я считал чем-то недостижимым, казались теперь ненужными, ничего не значащими, бесполезными. Все, что я хотел у нее спросить, что не решался спросить во сне, тоже потеряло всякий смысл. Просто сидеть, взяв ее руки в свои и молча смотреть ей в глаза. Как и в ту ночь, когда она учила меня танцевать, мне хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался.
Кажется, прошла вечность, прежде чем тишину разрушил телефон, оживший в моем кармане. Будь проклят тот, кто изобрел мобильный телефон!
- Да!
- Игорь? Игорь, ты себе не представляешь! Шеф изучил твой проект и теперь хочет тебя видеть! Он хочет его одобрить! Понимаешь? Собирайся, он уже ждет тебя в своем кабинете! - короткие гудки.
Меня словно пыльным мешком по голове ударили. Я машинально убрал трубку в карман, поднял глаза на Таню. Она грустно улыбнулась и одними губами прошептала "иди". Я неловко поднялся, все еще держа ее руку.
- Я вернусь. Быстро туда и обратно. Дождись меня, пожалуйста.
Она ничего не сказала, лишь опустила глаза. С большим трудом оторвав взгляд от ее лица и отпустив руку, я чуть ли не бегом бросился прочь из парка.
***
В тот день я так и не вернулся. Шеф продержал меня в своем кабинете до глубокой ночи. Уяснив для себя детали и окончательно одобрив мой проект, он отпустил меня домой, наказав не появляться ему на глаза до начала следующей недели. Очень великодушно с его стороны, особенно если учесть, что сегодня четверг. Оказавшись дома, я бессильно упал на диван и мгновенно заснул.
Проснулся я полностью разбитым. Непонятно отчего хотелось выть и лезть на стену. Сжав зубы, я встал, кое-как привел себя в порядок и выскочил из дома. Небо встретило меня проливным дождем, впопыхах я не догадался выглянуть за окно. Натянув на голову капюшон (я, оказывается, вчера даже не разделся), я бросился в парк.
Ее не было. На деревянной скамейке сиротливо лежала маленькая беленькая фигурка. Бумага давно промокла, стирая контуры и очертания, но я ни на секунду не усомнился в своем решении. Я сел рядом, не осмеливаясь прикоснуться к ней рукой.
Все кончено. От этой мысли что-то внутри меня оборвалось. Я тщетно пытался ее отогнать, ясно понимая, что не мог ошибиться. Не мог...Я чувствовал, что нечто чрезвычайно важное ушло из моей жизни. Как глупо потерять то, что для тебя бесконечное дорого, едва обретя это. Я ведь столько всего мог ей сказать и не сказал, мог столько всего сделать и не сделал. Не решился, не успел. Проклятый телефонный звонок. Я внезапно четко вспомнил, с каким чувством я клал в карман мобильный телефон и чуть не взвыл в голос. До хруста сжав зубы, я схватился за голову. Идиот, я сам все погубил! Если бы я только не взял эту проклятую трубку, если бы, если бы, если бы... А теперь ее нет. Нет, и больше никогда не будет. Я больше никогда не увижу ее глаз, ее улыбку, не услышу ее звонкий смех. А я так ни разу и не сказал ей, какая она красивая, как много она сделала для меня... Она никогда не снимала перчатки, а я так и не решился ее попросить...хоть раз прикоснуться...
"-Are you crying? -It's only the rain. -The rain already stopped. -Devils never cry. -I see. Maybe somewhere out there even a devil may cry when he loses a loved one. Don't you think? -Maybe" - неожиданный привет из студенческой жизни.
Я сидел на лавке, прижимая к груди маленького бумажного журавлика, и по моим щекам скатывались не только дождевые капли.
***
С того дня прошел уже почти месяц. Я сидел в кафе, невидящим взглядом глядя на маленькую газетную вырезку, хранящуюся у меня в кошельке рядом с потерявшим форму бумажным журавликом. "В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое августа ушла из жизни подающая большие надежды студентка, любящая дочь и любимая сестра, верная подруга..." С пожелтевшей фотографии на меня смотрели серые с прозеленью глаза. В день нашей встречи ей исполнилось двадцать два.
Я сглотнул комок, каждый раз встававший мне поперек горла, когда я смотрел на эту фотографию. Уловив за окном какое-то движение, я поднял глаза и чуть не закричал. Вверх по улице, теряясь в толпе, медленно шла маленькая фигурка в красном пальто. Кинув на стол деньги, я пулей вылетел из кафе, едва не сбив с ног официантку. Девушка уже почти затерялась в толпе, но, расталкивая локтями прохожих, я быстро ее догнал.
- Таня? - я положил ей руку на плечо.
Девушка обернулась. Из под густой угольно-черной челки на меня удивленно смотрели карие глаза. Я отпустил руку, осознав всю глупость ситуации. Как я мог так ошибиться? Девушка улыбнулась и пошла дальше. Я молча смотрел ей вслед, не в силах оторвать взгляд. На черной тканевой сумке в самом углу был вышит маленький белый журавлик. Что-то легонько толкнуло меня в спину, и я почувствовал разливающееся в груди тепло. Жить дальше, да?
- Девушка! Девушка подождите! - и я бросился вдогонку маленькой фигурке в красном пальто...