Самсонов устало вздохнул, сел в кресло и включил телевизор. По спортивному каналу шел хоккей. Он тут же переключил - не нравился ему отечественный клубный хоккей. Если честь по чести, ему никакой хоккей не нравился. Ни клубный, ни на уровне сборных. Иногда было занятно смотреть, как хоккеисты неистово лупят друг друга, с трудом удерживая равновесие, стоя на коньках, но дальше просмотра подобных роликов на YouTube дело не шло. Ну, не нравился ему хоккей и всё тут! Другое дело - футбол или регби - вот, где настоящий спорт. Но в национальном чемпионате недавно закончился сезон, все подводили итоги, рассуждали о прошедшем, загадывали на будущее, а смотреть на умных дядек, рассуждавших о преимуществе "Спартака" над "Динамо" в будущем сезоне, было совершенно неинтересно. А регби отечественные телеканалы транслировали до того редко, что попасть на трансляцию, пускай и в записи, было крайне сложно.
На другом канале показывали фильм. Исторический. Про Великую Отечественную. На экране актер, играющий сотрудника НКВД, зверски избивает солдата. Актера на роль сотрудника подобрали как следует: зверское, блестящее от пота, слегка побритое лицо, оскаленное в зловещей ухмылке. Актер витиевато ругается в камеру, совершенно не стесняясь в выражениях, периодически прикладывая другого актера, игравшего солдата, головой о крышку стола.
Самсонов некоторое время посмотрел кривляния артистов на экране и снова переключил. Шли новости. Рассказывали об очередной инициативе главенствующей партии. Сути инициативы Самсонов не уловил - рассказывали примерно с середины, и он снова переключил. Оказалось какое-то ток-шоу. Истеричный ведущий на полуслове обрывал гостей, сами гости надрывали голосовые связки, стараясь перекричать друг друга и ведущего. Самсонов прислушался. Оказалось, обсуждали установку памятника казачьей дивизии Краснова в Москве.
- То есть, те, кто сражался на стороне Краснова, не были патриотами, вы хотите сказать? - протараторил ведущий, пухлый небритый дядька, чем-то напоминавший нквдшника из телефильма.
- Нет... - протянул один из гостей, моложавый коротко стриженый мужчина, в идеальном строгом костюме. - Казаки Краснова, безусловно были патриотами, я хочу сказать о другом...
- Да, какие это патриоты! Это предатели! Самые настоящие предатели! - взвизгнул другой гость программы, пухлый старичок, совершенно седой, с сильной проплешиной в волосах. Он сильно вспотел и постоянно протирал шею платочком.
- Минуточку, Владислав Аркадьевич! Вы уже высказались, дайте другим! - оборвал его ведущий. - Продолжайте.
- Так я и говорю... Если мы хотим, чтобы наш народ наконец узнал, кто были настоящими героями войны, мы должны не только ставить памятники в Москве, а Москва изобилует памятниками на сегодняшний день... Вот, кстати сказать, недавно мы открыли памятник Андрею Власову в Петербурге, в знак признательности его участия в героической обороне Ленинграда... Мы должны...
- Да ваш Власов предатель и подонок! - выкрикнул старичок.
- Помолчите же! Дайте другим сказать! Продолжайте...
- Я хотел бы еще сказать, что мы недостаточно еще работаем с молодежью! Всем памятна недавняя выходка сталинистов, осквернивших памятную доску на Лубянской площади... Мы должны со всей ответственностью подойти к таким вопросам. Мы не должны, не имеем права вернуться к прошлым временам, когда палачи и убийцы восхвалялись, как герои.
Воцарилась пауза.
- Отец Владимир, вам есть что сказать? - обратился ведущий к священнику.
Присутствовавший в студии священник, полный, с объемным брюшком, с густой черной, явно подкрашенной бородой, откашлялся и произнес:
- Конечно, мы должны помнить... Должны помнить всех тех, кто пролил кровь в то страшное время. Мы должны помнить о тех жертвах, которые понес многострадальный русский народ, народ избранный Господом в борьбе с безбожным большевизмом и всё, что делается сейчас и Русской Православной Церковью, и общественными организациями, всё это направлено на восстановление исторической памяти, исторической справедливости. К сожалению, далеко не все еще осознали всю тяжесть трагедии, постигшей русский народ в 17-м году и события, упомянутые уважаемым Петром Валерьевичем, наглядно это подтверждают. Но мы верим, что наши труды не пропадут втуне...
Самсонов со злостью нажал на кнопку выключения телевизора. Слов не хватало уже даже на матерную ругань. Ему, историку по образованию, было страшно смотреть на то, что сегодня делается с историей, с памятью его народа. Однажды в книжном магазине он открыл учебник по истории для 11 классов и был поражен формулировками, которые там выводились. Великая Отечественная Война была названа "Советско-Германской войной 1941-1945 гг." Кем надо быть, чтобы писать и, тем более, издавать подобное? На учебнике, плюс ко всему, стоял штамп "рекомендовано министерством образования и науки Российской Федерации". Ему стало искренне жаль тех детей, которые по этой макулатуре будут учить историю.
Он встал и прошелся по комнате. Надо успокоиться. Скрежетом зубов и матерщиной не исправить сложившегося положения. Да и кто он такой - простой делопроизводитель в районной управе, чтобы что-то менять? Нет, настроение на весь оставшийся день испорчено окончательно, решил он, надо выйти проветриться.
Он быстро оделся и вышел из квартиры. Где-то наверху подростки слушали музыку на мобильном телефоне и пили пиво. Или какой-нибудь очередной "слабоалкогольный коктейль", без разницы. Таким плевать на историю, они впитают любой бред, какой бы ни написали современные псевдоисторики. Им главное, чтобы было "прикольно", чтобы "не напрягало". После того, как отменили возрастной ценз на продажу пива и сигарет, "не напрягаться" стало гораздо проще.
Самсонов вышел из подъезда и вдохнул свежий морозный воздух. Было уже темно, зимой в их краях темнеет рано, уже в 5 вечера. Он направился через двор в сторону небольшого парка, раскинувшегося на месте деревянных домов. Дома давно снесли и, вопреки обыкновению, не стали строить на их месте элитное жилье или офисный центр, а разбили неплохой уютный парк, с лавочками и асфальтовыми тропинками. Фонари в парке, однако, не горели, хотя были поставлены через каждые 10 метров. В глубине парка, несмотря на мороз, шумела какая-то очередная компания. Самсонов не стал испытывать судьбу и решил обойти парк и компанию стороной. Примерно с месяц назад правительство упразднило патрульно-постовую службу, заменив её подобием народной дружины. Мотивировали они этот поступок тем, что решили сократить расходы на МВД. За весь этот месяц Самсонову не встретился ни один так называемый дружинник, зато пьяные драки, иногда даже с поножовщиной и применением травматического оружия только в его дворе случались раза четыре.
Он шел по темной заснеженной улице. Два года назад на всю страну показывали похороны последнего ветерана Великой Отечественной Войны. Настоящего ветерана. Ему было 98 лет. Войну он застал 18-летним мальчишкой, за четыре года он прошел через такое, по сравнению с чем, Дантов ад покажется легкой невинной забавой.
Похороны проходили в торжественной обстановке, присутствовали все первые лица страны. Был дан троекратный залп из орудий, над могилой был водружен памятник, работы известного скульптора, были произнесены долгие проникновенные речи о необходимости помнить подвиг героев и обязанности нынешних правителей продолжать завоевания предков. Еще тогда кто-то опубликовал в сети большую статью о том, что "наконец-то мы избавлены от наследия кровавой тирании". Еще тогда Самсонов и немногие его друзья и знакомые высказали мнение о том, что теперь никакие ограничения не будут удерживать "борцов с кровавым прошлым" от этой самой борьбы. Правда, стоило отметить, что еще в годы своей юности Самсонов неоднократно видел телепередачи, рассказывающие населению "правду о кровавом тиране Сталине и его не менее кровавых палачах". Эфиры телеканалов, полки книжных магазинов, экраны кинотеатров заполняли различные фантазии на тему войны и предвоенного времени. Редкие работы, опровергающие всю эту клевету, тихие возгласы о том, что документы говорят совсем о другом, безнадежно тонули в потоках лжи и словоблудия. Если кого-то из таких историков и приглашали на центральные телеканалы, якобы для дискуссии, их неизбежно путем хитроумного монтажа и манипуляций ведущих превращали в натуральных клоунов и дурачков, как недавно увиденного Самсоновым старичка. Но тогда приходилось оглядываться на еще живых и более-менее бодрых ветеранов, упоминать, что мы все-таки победили, презрительно морщиться на марши нацистских пособников в сопредельных республиках. Теперь же, когда ушел последний, никто и ничто больше не удерживало всех тех, кто стремился станцевать на костях предков. Протестовавшие против этого историки были загнаны в подвалы архивов, сброшены на низкооплачиваемые должности каких-нибудь провинциальных учителей, им пришлось уходить в сеть, которая, как всегда сопротивлялась всему, что происходит в реальности, чем бы это ни было.
По всей стране открывались памятники и памятные доски предателям и убийцам собственного народа. Прославлялись белогвардейские генералы, про них снимались десятки художественных и документальных фильмов. Иногда даже складывалось впечатление, что именно Корнилов, Деникин, Колчак, Каппель, Врангель, Шкуро и прочие "деятели белого движения" построили ту страну, в которой мы все сейчас живем. Разумеется, никто особо не протестовал, когда в Москве и Петербурге открылись памятники Власову и Краснову. Только сеть побурлила несколько дней, дважды памятники обливали красной краской, один раз в Питере прошел хилый митинг, организованный коммунистами и всё успокоилось.
Самсонов шел и думал обо всем этом. Его кулаки уже окоченели от напряжения, а зубы, казалось, вот-вот не выдержат давления челюстей и раскрошатся в пыль. Он мучился от собственного бессилия, от четкого осознания того, что происходило с его страной. Страну разрушали, разрушали четко и последовательно. Нет, само государство, как система, еще просуществует довольно долго. Разрушали и уничтожали народ. Верно сказал кто-то из мудрых: "хочешь уничтожить народ, уничтожь его историю". Сейчас целенаправленно уничтожали историю его народа. Да, что там уничтожали, добивали, затаптывали в грязь, смешивали с самым натуральным дерьмом. Самсонов не знал, зачем и кому это было нужно. Он считал, что, в общем-то, и не важно, кому это нужно, главное, что это происходит...
За размышлениями он не заметил, что сделал круг и вернулся к своему подъезду. Видимо, хватит, решил он и пошел домой. Подростков уже не было слышно, то ли уже напились, то ли побежали за добавкой. Самсонов удивлялся способности современной молодежи пить в таких объёмах. Каждое утро на подоконнике в подъезде он обнаруживал не менее 5-7 двухлитровых баклажек из-под пива. О будущем вреде такого пьянства они, разумеется, не задумывались. Им и незачем - "живи сегодняшним днем. Отрывайся!" - девиз наших дней. Вот они и отрываются. Ото всего. От корней, от будущего, от способности и потребности рассуждать, в конце концов.
Он поднялся в свою квартиру, зашел внутрь. Вот и погулял, развеялся. Только хуже стало. Он разделся, умылся и решил сегодня пораньше лечь спать. Но еще долго ворочался и не мог нормально уснуть. Разные грустные мысли посещали его голову.
На следующий день под самый конец рабочего дня ему позвонил старый приятель и предложил совместно посетить какой-нибудь кабачок, для проведения приятного вечера в компании еще двоих его старых школьных друзей.
Самсонов согласился. А что было еще делать холостому парню под тридцать в пятницу вечером? Разумеется, шумно и весело отметить окончание трудовой недели! Постоянной спутницы жизни он себе так и не нашел. После универа он сошелся, было, с одной дамой, но тяготы быта разбили романтические отношения в пух и прах и с тех пор он жил один, ограничиваясь случайными и краткосрочными романами.
В кабаке, а точнее, небольшом ресторанчике, оказалось весьма уютно и тихо. Неизвестно откуда лилась негромкая мелодичная музыка, не мешавшая разговору, однако, не позволявшая другим слышать вашу беседу. Хотя, Самсонов отметил, что цены здесь отнюдь не отличались демократичностью и, скорее, были по карману тому самому мифическому среднему классу, которым так гордилась нынешняя власть. Но, жадничать Самсонов не привык, тем более, встречаясь со старыми друзьями, и они заказали бутылку коньяка и различные блюда.
Беседа протекала неспешно и даже немного лениво. Вспоминали детство и юность, подискутировали насчет футбола, поделились новостями о работе, в общем, вели себя, как самые обыкновенные, давно не видевшиеся, друзья.
- Слыхали? Завтра губер открывает новый памятник напротив универа, - сказал Максим, начинающий полнеть сотрудник областной администрации.
- Ты там будешь? - ехидно поинтересовался Павел, капитан ФСБ, занимавшийся какими-то жутко секретными делами. О них он не говорил, только нагонял туману насчет "важности для страны" и "государственных интересов".
- Нет. Делать мне больше нефиг, как задницу морозить! - сморщился Максим.
- Вот! - торжественно указал на него пальцем Павел. - Именно из-за бездеятельности таких, как вы, господин Калугин, наша страна и находится в такой жопе!
- В жопе она не из-за таких, как Макс, - сказал ему уже немного осоловевший Самсонов. - А из-за того, что... а, ну вас на хер... - отмахнулся он.
- Кстати, Калугин! - хитро щурясь, произнес четвертый, Константин - тот, что позвал Самсонова в ресторан, преподаватель университета, в котором они все когда-то вместе учились. - Ты налоги с взяток все выплатил?
Максим Калугин подобрался.
- Так точно! - браво отрапортовал он. - Еще в прошлом месяце выплатил все налоги, со всех взяток! Не извольте сомневаться!
Они, конечно, шутили. Никаких взяток Калугин не брал. Не та у него должность, чтобы взятки брать или из госказны тащить. Громко, конечно, сказано: "сотрудник областной администрации". На самом деле, работал Максим в Департаменте по молодежной политике, на какой-то мелко-средней должности. И зарплата соответствующая.
- Этому, как его... забыл... ну, генерал, этот белый, который тут у нас хозяйничал... забыл, бляха муха... да хер с ним, ты наливай!
Павел взял бутылку, уже вторую, да и в той осталось всего по одному разу каждому.
- Ясно. Я понял, о ком ты. Тот, который весь большевистский актив в центре города вывесил вверх ногами, вместе с женами.
- А! Вспомнил, о чем ты! - подал голос Костя.
- Ну, да, этот самый. Ему, значит, памятник поставили?
- Ну, да, - жуя, буркнул Максим.
- Взорвал бы его кто-нибудь, что ли? - вздыхая, произнес Самсонов.
- Считай, я этого не слышал, - повернулся к нему Павел. - Но это в последний раз.
- Понял, понял, гражданин начальник! В последний раз! - поднял руки Самсонов и взял свою рюмку, наполненную янтарного цвета коньяком.
- А что общего у этого генерала и нашего универа? - спросил Павел, когда все выпили.
- Учился он там, вроде бы. Или штаб у него там был. Или и то, и другое. Какая разница? Деникин, вон, тоже ни разу, наверняка, во Владивостоке не был, но памятник ему там открыли.
- Задрали уже с этими памятниками! - буркнул Самсонов. - Деньги им девать больше не на что?!
- И не говори. Лучше б дороги ремонтировали, - поддержал его Костя. - Меня на днях тряхнуло на кочке, бак масляный пробил нафиг.
- Заварил?
- Запаял. Брат помог.
Разговор переключился на автомобильную тему.
После ресторана Самсонов вышел на улицу весьма поддатым. Свежий зимний воздух отрезвлял, бодрил. Он шумно вдохнул его носом.
- Ну, ты едешь, нет? - окликнули его со стороны. Самсонов обернулся. Из машины такси вылез Павел.
- Давайте без меня. Мне тут рядом, - махнул он рукой.
- Ну, как знаешь! Бывай! Удачи! - и Павел скрылся в машине.
Самсонов пошел по улице. Было уже поздно, он посмотрел на часы. Полпервого. Пятница.
В голове мелькали самые разные мысли, от идеи взять в магазине еще коньяка, прийти домой и догнаться до полного умопомрачения до посещения одной из его нынешних пассий. Он вспоминал разговор в ресторане и заявление Максима о завтрашнем открытии нового памятника "белому" генералу. Ну, сколько можно-то, а? - думал он - Ежедневно открывают новые памятники, мемориалы, библиотеки имени и прочее, вместо того, чтобы действительно строить новые дороги, ремонтировать старые, платить зарплаты, пенсии. Нет, решил он. Так оставлять это дело нельзя. Он твердым, насколько это возможно после всего выпитого и съеденного, шагом направился в сторону круглосуточного магазина, в котором, он точно знал, продавали канцелярские принадлежности.
Заспанная продавщица, видимо, несказанно удивилась, когда прилично одетый и настолько же прилично пьяный мужчина попросил у нее банку красных чернил. Да, к тому же, в придачу к бутылке дорогого коньяка. Расплатившись, он вышел на улицу.
Резкий порыв ветра ударил ему в лицо, протрезвив на какое-то мгновение. Самсонов посмотрел на банку чернил в своей руке. Ну, пойду я сейчас к этому памятнику, рассуждал он, измажу его чернилами, приду домой, напьюсь. А через пару дней ко мне придут дяди в штатском, может, даже Паша. Как будто сложно определить в каком магазине в час ночи можно приобрести банку красных чернил. Продавщица опишет им мою внешность и всё - пропал Самсонов.
- Да, ну вас всех нахер! - в сердцах крикнул он.
Через полчаса уже основательно замерзший Самсонов звонил в дверь. Звонил он долго, никто не спешил открывать. Наконец, за дверью раздались шаги босых ног и тихо спросили:
- Кто там?
- Это я, - заплетающимся языком сказал Самсонов.
- Кто - я?
- Самсонов я, ну! Открывай, Оля!
Щелкнул замок, открылась дверь и на пороге возникла молодая худенькая девушка, одетая в поношенный халатик, едва достающий ей до колен.
- Ты на часы вообще смотришь? - тихо спросила она. - Что случилось?
- Ничего. Я тебе коньяк принес, - ответил он, улыбаясь и поднимая вверх бутылку коньяка.
- А в чем у тебя рука? Это кровь? - обеспокоилась она.
- Это? - Самсонов посмотрел на руку. - Ааа... это эти... как их... чернила!
- Чернила? - удивленно переспросила она. - Где ты в чернила вляпался в такое время?
- А... - махнул рукой он. - Забыл...
Девушка еще некоторое время смотрела на него, потом сказала: