Аннотация: Беседа с гл.редактором и издателем франкфуртского журнала "Литературный европеец" Владимиром Батшевым.
ЛОЖЬ "ЖЕЛТЫХ КОМСОМОЛЬЦЕВ"
Имя писателя-эмигранта "четвертой волны" Владимира Батшева знакомо российскому читателю. Менее, вероятно, известен выходящий с марта 1998 года во Франкфурте-на-Майне журнал "Литературный европеец" - единственное на сегодняшний день подобное издание на русском языке в Западной Европе (эл.адрес www.le-online.org). Издатель и главный редактор "ЛЕва" Владимир Семенович Батшев - бывший москвич, автор двух десятков книг, последняя из которых - 3-й том тетралогии "Власов. Опыт литературного исследования" - недавно вышла в Германии.
Если о Батшеве можно сказать "бывший москвич", то уж никак не скажешь, что он бывший диссидент. Таковым он был, есть и, насколько могу судить, им и останется (во всяком случае, оснований к перемене своих взглядов Владимир Семенович пока не видит). Еще в 1960-е годы, в неполные 18 лет, он являлся активным деятелем неофициальной литературной молодежной группы "СМОГ", что расшифровывалось ее участниками как "Самое Молодое Общество Гениев" или "Смелость. Мысль. Образ. Глубина.". "Смогистами" были Леонид Губанов, Саша Соколов, Юрий Кублановский, Евгений Кушев, другие молодые поэты, прозаики, художники - только московская группа насчитывала около 60 человек, а были еще и ленинградцы. О том времени Батшев написал воспоминания с характерным названием "Поколение с перебитыми ногами" и автобиографический роман-документ "Записки тунеядца", вышедший в 1994 году в московском издательстве "Голос" и названный "Литгазетой" "одной из десяти лучших книг конца ХХ века".
Именно по статье за тунеядство, широко применявшейся "идеологами" КГБ для репрессий инакомыслящих, молодой поэт Владимир Батшев - участник демонстраций в защиту Буковского, Нарицы, Осипова, Бродского, член оргкомитета в защиту Синявского и Даниэля, - был осужден Мосгорсудом на 5 лет ссылки в Красноярский край. Но его имя уже было известно за рубежом, его стихи и статьи публиковали "Грани", "Посев", позже - "Континент". Под давлением международного общественного мнения, организованного издательством "Посев", власти были вынуждены амнистировать Батшева и он вернулся в Москву. Потянулись годы литературной поденщины, печатался под псевдонимом. Правда, удалось окончить заочное отделение сценарного факультета ВГИК, но тоже, мягко говоря, не без сложностей. Потом его еще дважды высылали из Москвы, однако шел уже 1985-й, "перестроечный" год с его "гласностью", и хоть на поверку она оказалась пустомельством, гайки режима ослабли.
С 1994 года Владимир Батшев живет в Германии и вот уже семь лет редактирует и издает ежемесячный журнал "Литературный европеец".
И один в поле воин
Владимир Семенович, устойчиво мнение, что эмигрантское издание способно существовать лишь при наличии дотаций. Как "ЛЕву" удается выжить в одиночку?
- Не без труда, конечно. Но идея создания литературного журнала не показалась мне утопичной - я самиздатчик со стажем. Проблемой не было и отсутствие средств для издания. Ведь, воистину, не имей сто рублей - имей сто друзей. А друзей нашлось не сто, а во много раз больше, и число их растет, за что редакция им искренне благодарна! Наш журнал - это товарищество на паях. Печататься в нем могут только его подписчики, причем, исключительно на безгонорарной основе (графоманов мы не печатаем даже с приплатой). А начался журнал так: в феврале 1998 года я разместил в нескольких русских газетах Германии воззвание к живущим здесь русским писателям объединиться в творческий союз. Дальше - больше, и на сегодняшний день только членов учрежденного редакцией Союза русских писателей в Германии 60 человек. Есть группа авторов, именовавшихся в советские времена творческим активом - это еще 150-180 человек.
О качестве публикуемых материалов можно судить хотя бы по тому, что за напечатанную в 3-м номере "ЛЕва" повесть "Записки из подвала" ее автор Наталья Стремитина получила австрийскую литературную премию за 1998 год. Елену Иноземцеву после публикации у нас пригласили сотрудничать в престижное американское издание. Ольга Вайнингер, по мнению всемирно признанного авторитета в области современной русской литературы профессора Вольфганга Казака (увы, в январе 2003 года он умер), является лучшей на сегодня русской поэтессой в Германии. В журнале публикуются такие известные писатели, как Борис Хазанов, Игорь Гергенредер, Владимир Порудоминский, Борис Рохлин, Юрий Дружников, Николай Боков. С нами сотрудничает известный архивист, превосходный специалист по Серебрянному веку Михаил Васильевич Толмачев-Нехорошев, передавший редакции множество материалов, ранее нигде не опубликованных. Недавно вышла его большая книга о Серебрянном веке, треть которой впервые опубликована у нас. То же могу сказать и о книге Владимира Брюханова "Заговор графа Милорадовича": впервые этот нетрадиционный взгляд на восстание декабристов нашел отражение именно в нашем журнале. Со страниц "ЛЕва" пришли к читателю неизвестные стихи Андрея Амальрика, Леонида Губанова, незаслуженно забытый прекрасный роман писателя-эмигранта "первой волны" Виктора Емельянова "Свидание Джима" и многое другое.
С января нынешнего года наш писательский союз выпускает и "толстый" ежеквартальный журнал "Мосты", задачу которого мы видим в поддержке творческой активности наших авторов, в печатании и распространении вольного русского слова, правдиво отображающего жизнь, мысли, надежды и стремления современного человека; вольного слова, не имеющего возможности пробиться к российскому читателю через барьеры догм и идеологических стандартов.
Не раз доводилось слышать от людей, относящих себя к поколению "шестидесятников", такие суждения: "Мы раскачивали советский строй, но, если бы знали, к чему это приведет, ни за что бы не стали этого делать". Это и Александр Зиновьев сейчас пишет, и Фазиль Искандер заявлял на встрече с читателями в Германии. Какого мнения вы, Владимир Семенович, о подобной позиции?
- Позиция эта насквозь фальшива и придумана сегодня. Никогда эти люди не "раскачивали" тот строй, как это делали, например, Солженицын или Буковский. Зиновьев - он вообще в те времена был правоверным русским национальным коммунистом и преподавал диалектический материализм. Не зря же он спокойно вернулся в Россию, где был принят, и теперь печатается во всех "левых" изданиях. Он и ему подобные проповедовали "социализм с человеческим лицом", прекрасно понимая, что никакого человеческого лица у коммунизма быть не может, что это чистой воды эвфемизм, что альтернатива коммунизму - одна: ка-пи-та-лизм! Но поскольку за одно это слово могли в тюрьму посадить, они и "боролись" за "человеческое лицо" социализма, что являло собой классический пример "фиги в кармане".
Как вы относитесь к творчеству "шестидесятников"?
- Смотрю на него, как на историю литературы. Роль "шестидесятников" состояла в том, что после тупого сталинского "соцреализма" они расшевелили литературную форму. В первую очередь, это относится к Анатолию Гладилину, Василию Аксенову, Анатолию Кузнецову. А остальных назвать "шестидесятниками" можно довольно условно - разве что, по времени. Так по времени и я отношусь к этому течению - я ведь 1947 года рождения, с "самиздатом" знаком лет с 16, еще в школе читал запрещенных тогда Цветаеву, Мандельштама, Гумилева, Ахматову, "Доктора Живаго". Только, в отличие от "шестидесятников", называвших себя "детьми ХХ съезда", я никогда и ничьим "дитём" себя не считал (кроме, естественно, собственных родителей). Но и с родителями я всегда конфронтировал, они до конца своих дней были членами КПСС, хоть и очень сильно оказались ушиблены своим временем - у меня же вся семья пострадала: деда по линии отца в 1919 году расстреляли красные, а был он простым биндюжником в маленьком украинском городке Александровка. Когда его жена - моя бабка, - просила, чтобы и ее убили, сказали: "Зачем? Мы у вас только мужиков выбьем". И выбили. Деда по линии мамы - рабочего Горьковского автозавода, - в 1937 году, в числе всего персонала цеха (а это более 200 человек) арестовали за вредительство (в цехе случилась авария), а когда выпустили, то у него от побоев начался туберкулез и он умер. В 1948 году моего отца "вычистили" из системы авиационной промышленности лишь за то, что он был еврей. Вот почему я родителей называю "ушибленными своим временем". Я это с ранних лет понял и развивался иначе. В интеллектуальном плане на меня оказал огромное влияние ближайший друг отца - философ и культуролог, исследователь и продолжатель идей М. М. Бахтина, глава известной философской школы Владимир Соломонович Библер. Он меня знал с моего рождения, я ему лет до 20 все написанное приносил, делился с ним своими взглядами. Он не был их сторонником, но относился к ним весьма толерантно. Долгое время я находился под влиянием Владимира Буковского - он был моим кумиром, он очень четко расставил все мои мысли по полочкам, обозначил ясные ориентиры. Потом пришли литературные симпатии, но это уже другая тема.
Во времена перестройки "Грани" и "Посев", с которыми вы сотрудничали, стали выходить в Москве, но вскоре издание их прекратилось. Чем вы это объясняете?
- Они, как и "Континент", выполнили свою историческую роль, поскольку эмигрантское издание не может существовать в метрополии. Оно, как дерево, пересаженное в другую почву, гибнет. Такие издания в России не жизнеспособны - там иная система человеческих отношений. К тому же российскому массовому потенциальному читателю сегодня, как и 10 лет назад, как, вероятно, и в обозримом будущем, не до духовной пищи в виде книги или журнала - он думает лишь о том, как ему и семье выжить физически. В России нет зависимости писателя от читателя, как это имеет место быть в достаточно замкнутом мире эмиграции. Там зависимость только от денег, поскольку читатель абстрактен, он теряется на безграничных просторах России. А тут он конкретен. И живущему в эмиграции писателю ни к чему ни в "обойму" попадать, ни "выламываться" в своем литературном письме, как это делают писатели российские, стараясь позаковыристей расписать, как он бабу в бане поставил в позу, а она оказалась..., и так далее. Не нужно этого всего делать живущему здесь писателю Я могу спокойно писать, например, о том, как мой герой - молоденький пацан Давид, идет сражаться с Голиафом.
Но писатель в эмиграции пишет с оглядкой на свое "вчера".
- А писатель всегда пишет с оглядкой на "вчера". Это есть опыт - жизненный и литературный, - без которогописателяибыть не может.
Как вы оцениваете состояние литературного процесса в России?
- К тому, что еще в 1994 году, за год до своей смерти, сказал основатель и главный редактор журнала "Континент" Владимир Максимов в своем интервью (оно единственный раз было опубликовано полностью только в 53-м номере "ЛЕва" за 2002 год) добавить по сути мне нечего - всё будто сегодня сказано. Литературный процесс в России находится в полнейшей стагнации. В публицистике единственное, что появилось выдающееся, так это "Россия в обвале" и "Двести лет вместе" Солженицына. А в прозе ничего равноценного по значимости не вижу. Не называть же литературой все те ужимки постмодернизма, чем занимаются сегодня люди, называющие себя современными российскими писателями. Они, как всегда, кричат об особом пути российской литературы, о ее особых приоритетах. Но в этих заклинаниях я лично вижу желание в очередной раз отгородиться от мира из-за неспособности сказать новое слово.
Но ведь ежегодно присуждаются всякие громкие литпремии - Большая литературная, Букер-Смирнофф, другие.
- И цена большинству из них - грош в базарный день. Все эти конкурсы - всё та же советская система "обоймы": есть группа заинтересованных лиц - человек пятьдесят, которые, как и 70, и 30 лет назад, живут и кормятся вокруг всех этих конкурсов. Заметьте: в последние годы там крутятся одни и те же имена, разбавляемые для разнообразия новыми, которые быстро выпадают - силой или обстоятельствами их отодвигают. За последние годы Букера, например, по-настоящему талантливые люди получили считанное число раз. Вот мой старинный приятель Саша Морозов за свой прекрасный роман "Чужие письма" получил (он этот роман еще в 1969 году написал, 30 лет ждал, чтобы вещь пришла к читателю!). И все это творится на фоне проводимых в мире действительно справедливых литконкурсов. Я уж не говорю о Гонкуровском - это, на мой взгляд, эталон. В известных мне конкурсах Германии или Америки такого, как в России, когда "человек обоймы" "пробивает" своего протеже, произойти просто не может. Здесь иная система отбора - нечто похожее делалось в бывшем Союзе на сценарных студиях: вначале проводился открытый конкурс, куда под псевдонимом свою вещь мог прислать любой. Затем из, к примеру, двух тысяч присланных работ отбирались 200, авторам которых (уже под своими именами) предлагали написать сценарий на заданную тему. Из этих двухсот отбирали десять лучших, а из них - победителя, при том, что вся десятка лучших сценариев шла в производство. А здесь с самого начала сплошные "подковерные игры".
Разоблачитель мифов
А что за "игры" происходили с вашей тетралогией о генерале Власове?
- Да это и не игры вовсе, а идейная позиция многих нынешних российских книгоиздателей, отказавшихся печатать книгу в авторской редакции. Предлагали выкинуть все, что касается освободительного движения. В лучшем случае, показать его не антисоветским, как это было на самом деле, а узко антисталинским. И не "выпячивать" отдельные черты и поступки самого Власова. То есть, выхолостить саму суть книги. В некоторых редакциях меня вообще обвиняли в незнании истории Второй мировой войны (это при том, что я привожу обширнейший фактологический материал!).
Насколько ваш первоначальный замысел соответствует результату?
- Еще в 1989 году я задумал роман о герое и мученике - наподобие тех биографических повестей и романов, что выходили в серии ЖЗЛ. Но замысел оказался столь незначительным в сравнении с возможностью показать освободительное движение народов России в период войны, что сейчас мне и самому удивительно, как я ставил такую мелкую задачу. В конце концов, этот сюжет - биография Власова - остался лишь одной из линий книги. Главная же тема - гражданская война в СССР в 1941-45 годах. Это не гипербола: война такая велась, но данный факт до сего дня замалчивается российской историографией. По этой причине и удалось мне издать роман только в Германии. В 2002 году вышел первый том, второй - в 2003-м, третий - только что, а заключительный, четвертый, выйдет в мае. Примечательно, что и российская критика предпочла роман "не заметить" (кроме "Литературной России"), чего не сказать о критике в остальном мире.
Но вот и "Московский комсомолец" за 18.02.04. сподобился заметить. И не просто "заметить": журналистка Елизвета Маетная, обвиняя вас в "переписывании истории до неузнаваемости", сулит судебный иск о защите чести и достоинства Аркадия Гайдара и Валентина Дьяченко. По Маетной, изложенные вами обстоятельства смерти Гайдара ("писатель погиб от рук надзирателя в лагере под Воркутой") не соответствуют действительности, а рассказ об этом ныне покойного В. Дьяченко, якобы, приписанный ему вами, навет. Как вы прокомментируете статью Е.Маетной?
- Судя по тексту, "московская комсомолка" Маетная не читала моего "Власова". Я не "переписываю историю России", как она это с пафосом заявляет. Вот с документами в руках мифы разоблачать - да, это я делал и делаю. В отличие от Маетной, занимающейся мелкой подтасовкой. Так, в первом томе "Власова" (стр.231) я привожу лагерную байку, рассказанную кинодраматургом и мосфильмовским редактором Валентином Дьяченко. Вырвав из общего контекста 10 строк, Маетная разворачивает целое действо, которое к сути мною написанного отношение имеет весьма отдаленное.
Вся ее аргументация сводится к ссылке на вдову Дьяченко, считающую, что раз муж никогда не рассказывал ей той истории и не отразил ее в своих воспоминаниях, значит, все это вымысел. Но, спрашивается, почему Дьяченко непременно должен был поделиться этим с женой или отметить в мемуарах? И потом: рассказ Дьяченко - не более чем лагерная байка, которую тот, будучи сам узником ГУЛАГа, мог от кого-то слышать. А уж как те байки рождались (и, как видно по публикации МК, рождаются) - Маетной ли не знать! Ведь это ее слова - "писатель погиб от рук надзирателя в лагере под Воркутой". У меня в книге такой фразы нет, "привязка к местности" - авторства "комсомолки". И позволительно будет спросить: а что же вы, мадам, проигнорировали две с половиной страницы текста, предшествующего байке Дьяченко? Там-то как раз и приводятся реальные обстоятельства смерти Гайдара, замалчиваемые как прежде советской, так и ныне российской историографией: Гайдара-то при выходе из окружения застрелили свои, т.к. он хотел их всех "сдать" в особый отдел после перехода линии фронта. Читайте уже вышедшие тома, любезная: в них что ни страница - то ссылки на справочный аппарат. И по поводу Космодемьянской, и по поводу Матросова. Как уже сказано, в своих работах я разоблачаю мифы. Не облыжно, как это принято у вас - по принципу "такого не может быть, потому что такого не может быть никогда", - а на документальной основе.
Теперь о методах сбора информации Маетной (мне лично мадам, позвонив, не представилась - ее фамилию я прочел в газете). Позвонила же она мне с единственным вопросом: где ей достать в Москве мою книгу? Отвечаю: нигде, но можете воспользоваться комплектом "Литературного европейца", имеющимся в библиотеке ЦДЛ. Мадам была настолько приторно любезна, что я было заподозрил нечто неприятное, но поскольку целей своих она не раскрывала (рецензия? анализ? ругань? - все на пользу книге!), то вступать с ней в беседу мне было неинтересно. Но как рассказал мне московский корреспондент "ЛЕва" В.Г. Капианидзе, она в тот же день позвонила и ему, заявив, что "они - (кто "они"? КГБ-ФСБ?) - собираются подавать на Батшева в суд". Известный приемчик! Мне так ни звуком не обмолвилась (понимала, видать, что мне плевать на их суды), а корреспондента вздумала пугать.
Э-эх, ничего не меняется! Да и что может измениться в издании, по сию пору прозывающимся "Московский комсомолец"? Разве что "желтизны" прибавиться на потребу охочему до нее читателю, которого редколлегия, как мне сдается, держит за круглого простофилю. То-то Маетная в паре с секретарем Союза кинематографистов России Александром Островским сокрушаются по поводу безденежья родственников Гайдара, у которых, оказывается, напрочь нет средств обратиться в немецкий суд за защитой якобы поруганной мною чести их деда! Для вящей убедительности мадам и филантропов зовет раскошелиться на такой процесс, патетически вопрошая: "Неужто, никому за державу не обидно?".
Но по Маетной выходит, что вас обвиняет в исторической фальсификации и ветеран издательства "Посев" Михаил Славинский.
- Михаил Викторович, узнав о ссылке Маетной на него, был весьма удивлен, что ему приписывают подобные высказывания. По его словам, ему позвонила некая дамочка, назвавшись из "МК", спросила мой телефон и завела разговор о "Власове". Как мне передал Славинский, он ей сказал, что труд этот огромен по объему исследованных материалов, что я работал долго в архивах - в частности, три года в архиве НТС, - собирая материалы об участии членов НТС во власовском движении, и найденное отразил в книге.
И в этой связи хочу отметить главное: книга не о Дьяченко вовсе, и не о Гайдаре - они проходные персонажи первого тома, а во всех четырех томах таковых около 500! Лукавит Маетная, заявляя, что моя книга не о Власове. Эта книга не только об Андрее Андреевиче Власове: она - о времен Второй мировой войны антикоммунистическом движении народов России, которым тогда было суждено погибнуть. Упомянутые же Маетной анонимные "известные исследователи проблемы т.н. власовского движения", якобы отозвавшиеся о "Власове", как о работе, "недостойной обсуждения" - это традиционная комсомольская ложь: на сегодняшний день, только на первые два тома, в мире вышло более трех десятков рецензий. В отличие от "маятной желтизны" - обстоятельных и позитивных.