Аннотация: ВТОРОЕ МЕСТО НА ТРЭШ КОНКУРСЕ МИРЗЛА. а вообще-то, мне очень стыдно за сиё произведение....
--
Слизь подзалупная! Блядь позорная! - орёт над моим ухом Грязный и с моих глаз спадает мутная пелена. Сильные пальцы пробираются в глотку, размазывая язык по зубам, и я чувствую будто меня изнутри полили кислотой. Кишки упорно пытаются пробраться к выходу, поэтому я блюю в очень кстати подставленный алюминиевый тазик. Когда я окончательно продираю глаза, то вижу нелепо размалёванное лицо Мидзуко, и вспоминаю, что это она в прошлый раз доставала этот скиннер, от которого мне стало охуительно плохо. Не соображая, что делаю, хватаю таз нормальной рукой и бью её по лицу, смачно, так, что трещит кость. Она отшатывается, блевотина стекает с ярко-малиновых волос, налаченных и поставленных пиками...
--
Сержант, ты всё-таки ублюдок. - говорит Грязный, провожая удаляющуюся из комнаты девушку. - если б не она, мы бы сейчас так не торчали...
Я смахнул со лба последние остатки скиннера и с отвращением стряхнул их на пол.
--
Что случилось?
--
Обвал рекламы - прямо посередине аркады. Мне все мозги на хуй промыло, мать твою, эта сука подсунула мне глючный скин... - говорю я.
--
А-а-а... - тянет мой напарник. - бывает... Но это ещё не самое худшее, что у нас произошло.
--
Ну?
--
У нас нет денег...
--
Что?!
--
Денег нет, мать твою, знаешь - таких маленьких жёлтых и зелёных бумажек, на которые МЫ ЖИВЁМ!!!! - заорал Грязный. - нам жрать нечего, за аренду не плачено и ты проебал последний скин, пизда ты непонятливая!!!! - он отвернулся и подошёл к окну, на ходу подтягивая ветхие джинсы с железными набойками. - давай, иди на кухню, похавай чего-нибудь, и пошли...
--
Куда? - спросил я, вставая с засранного, устланного старыми газетами прогнившего пола. - у меня ещё не все шарики на место встали.
--
Потрошить зажравшегося буржуя. - сказал мой потрёпанный и вонючий друг, скалясь в гнусной усмешке.
***
Мы живём в общаге - я, Грязный и Мидзуко. Помимо нас, в пятикомнатной клетушке обретается часть индусской диаспоры из четырнадцати чёрнявых, щуплых людишек, двое мутантов и старый шизоид. Кухня на всех одна, там я обычно ловлю крыс нам на ужин - Мидзуко делает из них весьма удобоваримые вещи. В самой большой, проходной комнате, живут как раз эти самые засранцы из Дели - мудаки вечно курят всякую гадость и жрут из помоек, комната затянута цветастыми тряпками, воняет дерьмом и пряностями. У этих ублюдков даже телека нет. Ну вот, чтобы попасть в кухню, надо пройти по тёмному, заставленному тюками и обклеенному разлохмаченными обоями, следя, чтобы старому шизику из универа не пришло в голову тебя из-за угла чем-нибудь (вероятнее всего, трофейным тесаком) по черепушке садануть, а потом - через оккупированную вражескими силами большую комнату. Я их не люблю. Почти так же, как ниггеров и жоржей, ну разве что не так сильно...
В общем, я благополучно одолел коридор и вступил в ярко-красно-оранжевую, как грёза наркомана, комнату, когда...
--
Ох, блядство... - выдохнул я. Я много чего видал, но такого - давненько не приходилось.
И тётки, и мужики, сидели вокруг чего-то, что на первый взгляд показалось мне извалянным в грязи большим брезентовым мешком. Но я ошибся, бля, я чертовски ошибся.
Эти сраные буддисты отрезали какому-то жоржику ноги, и, накачав его морфием (как я позже узнал), до того, как он скончался от потери крови, срезали ему, как верхушку яйца, часть черепа. Они мирно сидели, поджав под себя ноги, в ядовитом облаке своих курений, и жрали у парня его ебанные серо-синие мозги, вычёрпывая их ложками прямо из головы... Всё вокруг было заляпано уже буреющей кровью, а эти ублюдки причмокивали и смеляись! Даже к себе зазывали, "заходьи, мол, сиершант, угосчьясья..."
Я чуть не выблевал остатки своих кишок, на них глядючи, но тут сзади появился Грязный, который, выявив своё лицо из чёрных спутанных косм, и разъяснил мне ситуацию.
--
Они твою дисковую пилу спёрли - помнишь, ты её на точку сдать хотел, положил на ящик в прихожей, а потом забыл? Ну и вот, любуйся... Кстати, попроси её обратно - нам для дела она сейчас нужна... Да ладно, не парься - жоржем меньше, кислорода больше..
С этими словами он исчез. Я ещё раз посмотрел в стеклянные, заплывшие кровью глаза неудачливого жоржа, и принялся громко объяснять, показывая на манипулятор, крайнюю надобность моей пилы. Единственный немного говорящий по-русски индус понял, и, улыбаясь во все три гниющих жёлтых зуба, доставил мне мой инструмент...
Кухня была завалена грязными тарелками и мисками, банками с неясным и пугающим содержимым, посыпана пепелом и залита спиртным, а также жиром. Пластик лохмотьями свисал с холодильника, у которого напрочь, с мясом, был вырван экран. В раковине высилась пирамида грязной посуды. Тараканы устроили гнездо в мусорном ведре
В это время в дверь кухни сунулась лохматая голова Конарда. Его неуместно-голубой видеоглаз дико вращался в глазнице, а слюнявая оттопыренная губа выражала крайнее подобострастие.
--
Пшёл отсюда! - заорал я старому профессору с расплавленными мозгами. Голова исчезла и я продолжил прилаживать лезвие к манипулятору. Мидзуко что-то готовила и не оборачивалась, только обиженно сопела. Я ухмыльнулся, представляя, на что сейчас похоже косоглазое лицо этой шлюшки - один большой кроваво-синий синяк, ну да при её работе на хуй лицо не нужно, лишь бы дырка была растянутой.
Перед моим носом произвела посадку миска, наполненная до краев бурой кашей и большими кусками чего-то, отдалённо напоминающим мясо. Я понюхал - и вправду мясо.
--
Откуда? У нас же бабла нет. - спросил я Мидзуко. - И крысы...попрятались, сволочи...
--
Индусы дали.
--
А.
Желудок болел, я не срал уже два дня, потому что не ел, поэтому с жадностью набросился на еду. Мясо оказалось мягким, последний раз я такое ел в армии, в КНДР, то бишь - собачатина, хорошо прожаренная. В наши дни и кошки-то не найдёшь, что уж говорить о... Тут до меня дошёл смысл сказанного девушкой. Индусы. Жорж без ног. Кровавые ошмётки.
Короче, я вернул ужин миске. Мидзуко неодобрительно посмотрела на меня и сунула тарелку вошедшему Грязному - тот уже был одет в пальто, карман оттопыривала рукоятка шотгана. Он понюхал содержимое, скривился:
--
Я сегодня уже нюхал Сержантову блевотину, спасибо - ты меня отравить хотела, шлюха? - он занёс руку для удара. Мидузко сжалась, и забилась в угол. Её изуродованное, в кровоподтёках лицо освещала тусклая лампочка.
--
Мы уходим. Как, инструмент готов? - спросил Грязный.
Я поднял конечность, ранее бывшую моей рукой, а ныне называемую модным словом "нейрокибернетический манипулятор". Похрустел стальными пальцами, забил обойму в игломёт.
Когда мы уже уходили, я притянул Мидзуко к себе, сжав плечо своей клешнёй, а другой ухватив её за лицо. Она вскрикнула от боли - это лучший в мире звук.
--
Эй, - сказал я ей, дробя ключицу. - я люблю тебя, сука...
***
По дороге я как следует наглотался весёлых таблеточек. Желудок принял их благосклонно, а дырявый, как ржавые "жигули", мозг - ещё лучше. Я любил весь этот трахнутый мир, и чтобы выразить свою нескончаемую любовь к нему, хотел трахнуть его ещё сильнее. Я любил этот трахнутый переулок, в котором я мог бы переебать всех бомжей, засунуть им по самую глотку. Я любил неоновые вывески, шлюх, фаллоимитаторы и фирмы, обещающие увеличение пениса на шестьдесят процентов, только на хуй оно мне надо. Упоительное ощущение собственной значимости накрыло меня с головой. Я был готов рвать на куски кого угодно, где угодно, и Грязный это знал...
Перешагивая черех зловонные лужи и скалясь в лица жавшихся к стенам домов прохожим, Грязный вводил меня в курс предстоящей мясорубки.
--
Во-первых, это уебище - спамер. За это одно его стоит убить...
--
Спамер? Как это? Ты ж вроде говорил, что он торгует скиннером... - не врубался я.
--
Он торгует глючным скином, таким, какой ты принял сегодня - в котором разрешён доступ рекламе и спаму. Он на этом деньги зашибает - ему мутанты микшируют классные грёзы, а потом он открывает ход лавине - и у тебя в мозгах оказывается тонна всякого нанодерьма. К тому же, он сутенёр и у него, говорят, в подсобке неплохие тёлки...
--
Отлично.
Когда мы подошли к убогой пятиэтажке, которая, как пиявка присосалась к стеклянному телу небоскрёба, я уже был готов. В голове вспыхивали кровавые видения из скиннера вперемежку с воспоминаниями о Корее, бомбёжках, кислотных дождях... Я заряжался ненавистью ко всему, любовь ушла, осталось только желание резать, кромсать и разрушать... Ебать всё на хуй, это единственное, кроме траха, что я мог по-настоящему хорошо делать!!!
Под унылым фонарём маячила фигура охранника.
--
Прикрой меня. - сказал я Грязному.
В манипулятор встроен игломёт - отличная вещь, если надо превратить человека в груду изрешечённого мяса. Специальный стабилизатор игл гарантирует кучность полёта.
Бля, он даже крикнуть не успел.
Мы прошествовали мимо кровавого месива и открыли тяжёлую железную дверь под яркой светящейся вывеской "Скин на любой вкус по заводским ценам".
Потом всё слилось в какую-то аркаду. Мы вломились в вестибюль, и Грязный одни точным выстрелом размазал мозги жирному охраннику. Сформировав манипулятор в стальной кулак, я раздробил бронированное стекло приёмной кабинки, и, схватив несчастного парня за шиворот, вытащил его сквозь пролом. Аккуратно препарировал его грудную клетку, заливая себя кровью и кишками. Грязный воодушевляюще улыбался.
В сферической комнате, заставленной компьютерами, пробирками, в которых плавали флуоресцирующие штуки неясного назначения, за большим круглым столом сидели два типа. На их лицах, даже на части головы, лежало нечто - большая медуза без щупалец, по поверхности которой непрестанно двигались яркие калейдоскопические узоры. Это были скиннеры, с наноусиками, проникающими прямо в мозг, связывающими сознание с виртуальными снами. И эти двое, по-видимому, были далеки от всего происходящего.
Мы с Грязным рванули к ним, стаскивая с их лиц скины.
***
Заломив ему худые, как птичьи лапки руки, я прижал мутанта к стене, расплющивая по ней его мерзкую, покрытую белёсой чешуёй, рожу. Валерий Митрофанов, он же Боря, сидел в кресле под прицелом шотгана Грязного и беспрестанно, тихо матерился, стреляя по нам заплывшими глазками.
--
Ну так вот... - продолжал Грязный. - наличка, плюс номера счетов... и ты останешься в живых. Нет... Сержант, покажи ему, что будет в противном случае.
Я расплылся в улыбке. Перехватив здоровой конечностью руки мутанта, я развернул пилу - она тихо-тихо зажужжала над его ухом. Он дёрнулся, но я посоветовал ему не париться.
--
И что? - ухмыльнулся Боря.
Всеми своими зубцами пила вгрызлась в лысый череп незадачливого слайма. Брызнула кровь, смешанная с божественным хрустом и вибрирующим криком подопытного. Полетела крошка, слизь... К тому времени, когда лезвие добралось до мозга, он уже был мёртв, и я отпустил его. Он шлёпнулся на землю, как мешок с песком - изо рта течёт кровь, из дурной башки - сгустки серо-розовой кашицы. Вот же дерьмо собачье - чистить надо мир от таких. Я подошёл к оцепеневшему от ужаса Боре, помахал перед ним окровавленной пилой.
--
Трепанация прошла успешно, доктор. - масляным голосом сообщил я Грязному. Он расхохотался.
А вот Боря, заплывший жирком бывший борец, а ныне торгаш, кажись пришёл в себя. Успокоился. Даже что-то вроде насмешки обозначилось на его потном, толстом лице.
--
Ладно, парни, ну убьёте вы меня? А дальше? Номера счетов вам труп рассказывать будет, а?
Чтобы кто ни думал, но я не был тупой машиной, и временами мог быстро соображать, особенно, когда дело касалось всяких методов уговоров.
***
Я задумчиво смотрел на белый, рыхлый зад. С Бори градом тёк пот, он трясся и стучал зубами, жалобно подвывал - Грязный держал у его виска пистолет с разрывными.
--
Не будешь говорить? Как говорят менты, "сотрудничать"? Ладненько...
--
Не-нет...Господи, нет, нет, нет, нееееееет.... - проскулил он.
--
Бля, обожаю когда они орут. - сказал я Грязному и с этими словам засунул исследовательскую часть нейрокибернетического протеза в очко своей жертвы.
Ненавижу гомосеков - правда. Это самые мерзкие в мире отродья, такие же, как ниггеры. Как подумаешь, что кому-то нравится, когда им в задницу болт запихивают, так сразу... убить кого-нибудь хочется. Я не знаю, понравилось ли Боре, то что я с ним сделал - он мне не сказал.
--
Ну же, говори, сука, срань несчастная? Или ты уже кончаешь? - вопрошал его я, проворачивая металлический шипастый палец в его толстой кишке - у меня уже вся рука была в крови. Он дрожал и плакал, но ничего путного сказать не мог. А я вот кайфовал, особенно тогда, когда выпустил из пальца телескопическую дрель.
--
Или ты говоришь, или подыхаешь...
***
Он сказал. Но я не отказал себе в удовольствии включить дрель. О, это была феерия - его крики до сих пор не смолкают у меня в голове... Когда всё закончилось, пятая точка его распластанного по столу тела стала похожей на истерзанный собаками свиной окорок.
А у нас были счета и наличка...
Оставалось только повеселиться.
***
Я люблю девушек. Особенно красивых. Особенно калечить.
В подсобке и правда была целая стая - неумело накрашенных, в безвкусных купальниках и в сапогах на высокой платформе. Они жались к обогревателю, и смотрели на меня, как на спасителя. Если бы они знали, ну так у них мозгов нет, развитие на уровне крысы...
Я проникал в неё, жал в своих руках, дырявил кожу железом. Я целовал её, разбивая нежные губы. Чёрт, вот же похотливая блядь. Я закрывал глаза, чтобы не видеть её лицо, но трахал так, что сучкина голова билась об пол, засаживал, прорывая вагину, расплёскивая кровь. Да, я насиловал её, а потом, выдвинув из манипулятора скальпель, порезал её лицо, одновременно кончая. Я проколол ей глаза, наблюдая как они забавно вытекают, разрезал горло от уха до уха, выдернул трахею и с отвращением отбросил её прочь. Вспорол шлюхе живот, не переставая насиловать уже мертвое тело, выпустил кишки и зарылся в прорезь лицом, ощущая на губах кисло-горькую кровь. И - кончал, выплёскивая самого себя. Ведь я знал - я облучённый и детей у меня не будет. Никогда...
А другие, другие девушки были мертвы. В порыве страсти я убил их всех - кого из игломёта, кого пилой. Они метались по помещению как курицы с отрезанными головами, а я, буквально залитый чужой кровью с головы до ног, гонялся за ними, и смеялся. Я не уверен, что смех этот был смехом здорового человека.
Короче, когда я оттуда вышел, я был на волне, на волне эйфории. Оставив за собой кучу истерзанных, искалеченных тел, я чувствовал себя как никогда лучше. Это было круче, чем в аркаде, даже там такого упоения от измывательств над живой плотью я не испытывал.
Ведь кровь - отличная смазка для приводов...
***
На радостях, мы закупили амфетаминов и впали в прострацию. Более-менее я пришёл в себя уже в нашей комнате. Мидзуко видно не было, Грязный раскинулся в смятых простынях. Я ещё торчал, но слабее, чем в начале наших приключений...
--
А помнишь этих придурков из секты "Убей Центр Американского Английского"? Тех, которые себе языки в знак протеста против скин-спама разрезали? - спросил он.
--
Не. А что?
--
Просто так вспомнилось. Крутые чуваки.
Мне было хорошо. Но потом я вспомнил, как мне было хуево от обвала рекламы во время аркады.
Я выдвинул скальпель.
"А почему бы и нет?" подумал я, широко открывая рот.