Нашёл его дьячок храма Николы Явленного Никиша. Никиша пошёл утром ещё затемно к проруби за водой, а он там и лежит. Испугался дьячок, бросил ушат возле проруби и к будочнику помчал, а уж тот распорядился - как всё и положено. Скоро к проруби прибежал недавно поставленный квартальный надзиратель Зыков Исидор Ильич. Исидор Ильич человек ещё молодой, но уже достаточно известный в округе. О былых военных подвигах штабс-капитана Зыкова так писал в одном модном журнале его сослуживец.
" Подобен Марсу он.
В бою смелей Ахилла,
Врагам Отечества нанёс урон
И побеждала их его отваги сила!"
И именно после этого на балу у княгини Оболенской дамы устроили Исидору Ильичу овацию. С этого известность его и началась. К тому же, герой был ранен картечью в баталии при Ошакане, а потому слегка прихрамывал, что вызывало ещё большее к нему уважение. И, скорее всего, именно из-за этого уважения в квартале Зыкова было всё спокойно и тихо, а тут, вдруг, в день Рождества Христова...
На снегу лежал стриженный под гребёнку бритый лет двадцати пяти молодой человек в фиолетовом фраке, в жилете из белоснежной ткани "пике", плотно облегающим уже мертвое тело, в панталонах цвета топлёного молока и в жёлтых полусапожках "Блюхер". И что самое ужасное - модный наряд был изрядно порван и изуродован множеством кровавых пятен. По всем приметам - молодого человека при жизни долго пытали.
Когда зазвонили колокола и люди стали выходить из храмов после утренней молитвы, к месту происшествия приехал и следственный пристав Смольницкий.
- Ну, чего тут у вас? - спросил пристав, подкатив на легких санках прямо к толпе, окружившей покойника.
- Некий неизвестный молодой человек, - кивнул в сторону покойного Зыков. - Никто его пока не опознал... Погубили страдальца, по всей видимости, не здесь - ран на теле много, а вот крови на снегу не видно. Мёртвым его сюда бросили.
- Следы злодеев нашли? - Смольницкий нагнулся, чтобы получше рассмотреть убитого.
- Какие следы, - вздохнул квартальный надзиратель, - пока я прибежал, так тут уж любопытные натоптали немерено.
- Ваше благородие, - тронул надзирателя за рукав Никиша, - когда я пришёл за водой-то, то в первую голову следы босых ног здесь узрел.
- Босых? - переспросил дьячка пристав. - В такой-то мороз? А ты, братец, сегодня поутру не согрешил вина хмельного питием непотребным?
- Господь с тобой, ваше благородие, - захлопал белёсыми ресницами Никиша и стал креститься. - Как можно непотребство такое до молитвы утренней? А следы босые - вон они: здесь один, вон там ещё один не затоптали...
- И правду следы босых ног, - удивлённо хмыкнул Смольницкий. - Любопытно...
- Это, поди, Семёна Митрича следы, - подал голос будочник Нечаев. - Это только он по утрам без сапог умываться ходит. И летом ходит, и зимой...
- Что за Семён Митрич? - пристав быстро перевёл взгляд со следов на будочника. - Уж, не тот ли самый?
- Точно так, юродивый! - вытянулся в струнку Нечаев. - На подворье купца Чамова обитает!
- Быстро допросить, - велел Смольницкий Зыкову. - Допросите и ко мне приходите. Надо нам с этим делом поскорее разобраться. Негоже, когда в праздник да вот так... Завтра непременно придётся отвечать...
Покойника положили на сани и отправили в холодную часовню при Сретенской обители. Сыщики же без промедления принялись за дело. К купцу Чамову Зыков пошёл в сопровождении будочника Нечаева, а следом, шагах в десяти, шествовала небольшая толпа любопытных. По мере приближения к купеческому дому толпа это становилась всё больше и больше. А уж возле ворот Чамова, назвать ту толпу небольшой язык ни у кого не поворачивался.
Дворовый человек Чамовых поначалу не хотел пускать незваных гостей, но, узрев возле носа огромный кулак Нечаева, быстро одумался, стал послушным и повёл всех в кухню, где за печкой обитал Семён Митрич. Толпу на купеческий двор не пустили.
Между холодной стеной и горячей печкой стояла деревянная лежанка. Вот там Семён Митрич сейчас почивал после утреннего чая, мерно похрапывая и подергивая черной от въевшейся грязи ногой. Зыков велел разбудить Семёна Митрича. Нечаев потряс спящего за плечо, но тот только повернулся на другой бок. Будочник рассердился от этакого наглого невежества и ткнул в спину Семёна Митрича пальцем. А палец у Нечаева - будто из железа. Потому и вскочил юродивый с лежанки, как ужаленный. Вскочил, встрёпанной головой вертит туда-сюда, глаза красные таращит и рот разевает, будто вытащенный бреднем из тины карась.
- Любезный, - придав голосу побольше строгости, спросил Зыков Семёна Митрича, - утром на реку к проруби ходил?
Семён Митрич нахмурился, икнул два раза, потом отодвинул в сторону Исидора Ильича и принялся бегать по кухне, выкрикивая какие-то странные слова:
- Уголь, уголь, уголёк, филин-филин, шило-дым...
- Любезный, - Зыков поймал крикуна за рукав, - ты у проруби сегодня утром был?
- Перья - перья, шило - дым, - еле слышно выдавил из себя Семён Митрич и захныкал.
- Любезный! - аж топнул ногой от нетерпения квартальный надзиратель, пытаясь получить ответ на поставленный им вопрос, но вместо ответа юродивый зарыдал в голос.
Зыков намеревался ещё раз ногой топнуть, но тут случилось невообразимое. Неизвестно откуда - то ли из-за печки, то ли из-за двери, а, может, даже и из-под лавки прискакали в кухню с десяток баб. Прискакали - да давай безобразничать: кричат, визжат и квартального с будочником к двери толкают. Зыков хотел в сей же миг власть да волю проявить, но где там...
- Не позволим Семёна Митрича забижать! - орут бабы и всё настырнее толкают незваных гостей к порогу. - Ироды, на блаженного напали! К градоначальнику пойдём! Митрополиту жаловаться будем! Не дадим забижать!
- Да я вас всех! - ругался Зыков уже на улице. - На квартального надзирателя! Нечаев! Собирай всех сторожей! Я сейчас этот курятник - в хвост и в гриву!
- Не связывайся с ними, выше благородие, - старался успокоить надзирателя Нечаев. - Недаром, ведь, говорят: где сатана не справится, так туда бабу пошлёт. Они на всю Москву сумятицу поднимут. Да и, по чести сказать, не скажет нам ничего Семён Митрич... Блаженный он...
- А что ты сразу не сказал, что пустое дело идти к этому Митричу, - строго глянул на будочника Зыков. - Только время потеряли...
- Так-то оно так, - вздохнул будочник, - ничего Семён Митрич напрямую не скажет, но к словам его непременно прислушаться надо.
- Чего?
- А вот чего, - Нечаев поднял вверх указательный палец. - Как-то пришла к нему купчиха с Рогожской заставы посоветоваться насчёт замужества дочери. Дескать, поведай святой человек: достойный жених к дочке посватался или видимость одна? Спросила и ответа ждёт, а Семён Митрич заладил одно и то же: доски, доски, доски, доски... "Какие доски, - спрашивает купчиха. - Не знаем мы никаких досок, бархатом мы торгуем". А он опять за своё: доски, доски... Вот... Через несколько дней дочь купчихи и померла...
- А причём здесь доски? - Исидор Ильич с немалой толикой удивления во взоре глянул на будочника.
- Как причём? - развёл тот руками. - Гроб-то из досок делают. Вот так вот.
- Ерунда всё это, - отмахнулся Зыков. - Нечего нам тут время терять. Поехали в обитель Сретенскую.
- Это зачем?
- Я заметил, что сапоги новые на убиенном были, - сказал Исидор Ильич, усаживаясь в сани, которые стояли возле купеческого дома. - Давай снимем эти сапоги да пойдём по лавкам спрашивать. Может, так и разузнаем - как звали несчастного. Царство ему небесное...
Возница сыщикам попался лихой да горластый, и быстро довёз их до нужного места, за что пожалован он был двумя копейками. В часовне, где на широкий деревянный стол положили убитого, Нечаев снял с него сапоги, а потом обыскал карманы. Обыскал, но нашёл шиш да маленько - половинку игральной карты. Семёрку пик. Короче, пшик один...
Пошли по лавкам. Непростым оказалось дело. Лавки закрыты - праздник. Приходилось стучать и в окна и в двери. Стучите да откроют вам... Откроют да не всегда. Где-то и не открывали, а где-то открывали - но сапог никто не признавал. И только на Кузнецком мосту в одной лавке удача сыщикам улыбнулась, правда, не во весь рот, а так - краешком.
- Наши-с, наши-с, - утерев ладонью жирные губы, взял в руки сапоги чуть захмелевший приказчик. - Вчерась, значит-с, и продали-с их-с... Поутру, ещё служба в храме шла-с...
- Кому? - сразу же хотел взять быка за рога Зыков.
- Молодой человек-с... При деньгах-с... Ассигнаций пачка преогромная-с... Платил без сожаления-с ...
- Как его звали?
- Не могу знать-с... Они со мной не разговаривали-с... Расплатились, сапоги старые в угол бросили-с и всё-с...
- А с кем он разговаривал? - Исидор Ильич нахмурился. Птица удачи, махнувшая перед его носом ласковым крылом, резко подалась ввысь - в даль заоблачную.
- Да, пожалуй, ни с кем, - развёл руками приказчик. - Купил сапоги и ушёл-с...
- Куда ушёл? - вздохнул квартальный надзиратель, ясно понимая, что рванувшись за удачей, угодил в тупик.
- На улицу, - за компанию с Зыковым вздохнул и приказчик. - Как трезвон ударили колокола, так и ушёл. А на улице извозчик взял... Да... А вы у Федота Ворона спросите... Может, этот господин ему что сказал?
- Что за Федот? - в душе надзирателя опять затрепетал огонёк надежды.
- Возчик, которого этот господин остановил-с. Вот там - на углу улицы, у нас возчики стоят. Вы спросите у них про Ворона. У него ещё сзади на спинке саней чёрная птица намалёвана. Спросите. Там любой знает...
Приказчик поклонился, и хотел уж было уйти в лавку, но тут Зыков его окликнул.
- А где старые сапоги того господина?
- Не знаю-с, - почесал затылок приказчик. - В углу валялись, там, должно, и лежат-с, если в печке не сожгли-с.
Сапоги не сожгли. Приказчик положил их в мешок и отдал Нечаеву, а тот подхватил мешок под мышку. Федота Ворона нашли быстро. Первого же возчика спросили, тот на Федота и показал. Это был кряжистый мужик с черной как смоль бородой и с дюже лохматыми бровями, а глаз из-под тех бровей глядел нехороший. Наглый и хитрый глаз.
- Не помню куда повёз, - покачал кудлатой башкой хитрец, на спрос: куда он возил вчера утром молодого господина с Кузнецкого моста. - Вчера много народу возил, разве всех упомнишь...
- Так сказывали, Федотушка, что возил ты какого-то богатого щёголя поутру с Кузнецкого моста в Кожевники, и там с ним видели тебя..., - сунулся в разговор тщедушный мужичишка в бараньем тулупчике с соседних саней.
- Помолчал бы, Егорша, - зло зыркнул на мужичка Федот. - Не в своё дело не лезь!
И смутился Егорша, и пропал сразу куда-то, будто сквозь землю провалился.
- Слушай, - Нечаев ухватил возчика за ворот и тряхнул, - нам с тобой шутки шутить некогда. Говори, куда вчера утром молодого господина от обувной лавки повёз?!
- От обувной лавки? - почуяв крепкую руку, заегозил Ворон. - Так бы сразу и сказали, что от обувной. Возил молодого господина, только не в Кожевники я его повёз, а в Столешники. Напутал Егорка: слышал звон, да не знает где он.
- Поехали! - ещё раз тряхнул возчика. - Покажешь, где седока высадил.
И заскрипели весело санные полозья по промёрзшему снегу. До Столешников доехали быстро. Сани Федот остановил возле ограды храма Пресвятой Богородицы.
- Вот здесь я его высадил, - показал возница на столб ограды, - а уж дальше куда он пошёл - знать не знаю и ведать не ведаю...
Зыков с Нечаевым отпустили возчика и решили зайти в храм поинтересоваться.
- Христос родился, - поприветствовал их на церковном крыльце священник.
- Славим Его, - перекрестились и поклонились священнику сыщики.
Поклонились и стали спрашивать.
- Не ведаю, - развёл руками священник, - на утренней службе народу много было. И молодые были, и старые... Разве всех упомнишь?
Ушли сыщики из храма не солоно хлебавши.
- Где ж нам теперь его след-то искать? - потёр пальцами лоб Исидор Ильич. - И как? У нас из примет - только новые сапоги. Даже шубу злодеи со страдальца сняли...
- А, может, наврал нам Ворон этот насчёт Столешников? - тихо сказал Нечаев, разглядывая, как на другой стороне улицы из саней осторожно вылезала пожилая дама явно не русской наружности. - Может, он его, всё-таки, в Кожевники повёз? Кое-что на это указывает.
- И что же?
- Денег при покойнике не было и карта разорванная в кармане.
- И причём здесь Кожевники?
- Кожевники-то? - переспросил будочник, провожая взглядом уже пустые сани. - Нехорошие там места есть. К примеру, содержит квартиру мадам Пике. А в квартире той сплошные безобразия творятся. В карты играют, девицы поведения не особо хорошего гостей ублажают и прочие непотребности творятся...
- Подожди, подожди, - остановил Нечаева Исидор Ильич. - Ты хочешь сказать, что поехал наш господин в новых сапогах к этой мадам и проигрался там в пух и прах?
- Именно так...
- А почему возчик нам правду не захотел нам сказать?
- Так некоторые возчики с мадам Пике в сговоре. Они как увидят господина с деньгами да ещё навеселе, так и предлагают до этой самой Пике прокатиться. Вот и Ворон, поди, предложил, а как узнал, что убитого у проруби сегодня поутру нашли так сразу и насторожился...
- Тогда чего мы стоим? - заторопился Зыков. - Поехали к Пике этой!
- Поехать-то можно, - вздохнул будочник, - только не выгорит у нас там ничего.
- Как так не выгорит?
- Да, просто. Не пустит нас мадам Пике на порог...
- Как так?!
- Там у неё очень важные люди бывают, не чета нам грешным. А если мы настаивать будем, так она своим высоким покровителям пожалуется. Она к самому генерал-губернатору вхожа...
- А что же тогда делать?
- Не знаю, - пожал плечами Нечаев. - Какого бы игрока с деньгами к ней послать, чтоб она его пустила, а уж он там и порасспросил бы... Слуги в таких домах часто с корыстью на короткой ноге. Глаза у них всех завидущие и стыда не знают... Подмаслишь их как следует, так всё расскажут - и чего было, и чего не было...
- Дельно придумал, - покрутил ус Зыков. - Я сам туда поеду... Попытаю счастье... А ты возчиком при мне будешь. На всякий случай.
Пока Исидор Ильич сочинял себе модный наряд удалого гуляки, Нечаев разглядывал старые сапоги убитого незнакомца. Насмотревшись на них вдоволь, и, не найдя в сапогах ничего особенного, пошёл будочник к знакомому сапожнику.
- Справная обувка, - доложил сапожник, рассмотрев внимательно сапоги, - только старая очень. Теперь уж такие не шьют. А эти сапоги, по всей видимости, для генерала тачали.
- С чего это ты так решил? - нахмурив брови, глянул Нечаев на сапожника.
- Как же тут не решить? - ещё пристальней стал разглядывать сапоги сапожник. - Если не на генерала, то на какого-то полковника или что-то вроде того... Тачали давно... Тут и дырки от крепления шпор есть... По старинному... Сейчас так шпоры не крепят... Голенища, правда, обрезаны, но аккуратно... На заднике, видишь ли, золочёной ниткой единорог явственно изображён... Подковки на каблуках: хотя и потёрты изрядно, но кое-какие буквы прочитать можно... То ли "усь", то ли "усъ"... Сразу-то и не разберёшь...
Поговорив с сапожником, Нечаев побежал одеваться возчиком. Дело тоже не из простых, это не в пугало огородное вырядиться, здесь всё с умом надо делать.
Сам Исидор Ильич вышел на крыльцо таким франтом, что Нечаев, сидя на облучке, шапку далеко на затылок сдвинул. Пока Зыков садился в санки, около него суетился квартальный поручик Сизов, постоянно приговаривая торопливые извинения.
- Поехал я на сочельник к дяде, - часто говорил поручик. - Он за Калужской заставой живёт. Я же не знал, что тут такое творится... Остался у него молитву ночную отстоять... Утром за стол сели... Я же не знал, что тут такое... Прощения прошу, Исидор Ильич...
- Ладно, жди пока, - махнул рукой квартальный, и сразу же обратился к Нечаеву. - По сапогам чего-то разузнал?
Будочник быстро доложил всё что мог. Зыков выслушал, а потом сказал сперва будто себе только, а потом оборотился к поручику.
- Ежели у него старые сапоги были, то с прочей модной одеждой он их никак не мог долго носить. Здесь у нас не деревня какая-то, чтоб вот так вырядиться... Сизов! Поезжай в Сретенскую обитель и сними с покойника нашего фрак да панталоны...
- Это ещё зачем? - опешил Сизов.
- Снимешь и сразу по лавкам иди, чтоб узнать, где та одёжа куплена. А как узнаешь, где куплена, так и про всё прочее разузнать не забудь! Может, и вызнаешь чего...
- Да как же так можно-то? - часто заморгал поручик.
- Я всё сказал! - цыкнул на Сизова Исидор Ильич, и ткнул кулаком Нечаева в спину, дескать, чего с отъездом медлишь? Пошёл!
Исидор Ильич в самой ранней молодости больше года прослужил в столичной гвардии, о том, как следует себя вести в заведениях подобных квартире мадам Пике, знал не понаслышке. Поэтому собирался действовать решительно, но... У входа в нужный дом встретил Зыкова здоровенный мужик с маленькими свиными глазками, кривым носом и шрамом от глаза до уха. Сей гигант был молчалив и неподвижен. И стоял он около дверей так, что обойти его не было никакой возможности.
- Любезный, - строго глянул на стража дверей Зыков, - а ну-ка подвинься... Пройти желаю.
Страж даже не шелохнулся. Пришлось крикнуть во весь голос: "Прочь с дороги, подлец!" - и тут без желанного результата. Не помогла новоявленному гуляке и монета в алтын да пухлая пачка ассигнаций в руках, дескать, глянь какой я богач. На этот раз гигант пошевелился, монету принял, но не посторонился - как стоял недвижимой глыбой, так и остался. А тут ещё подъехали к самому крыльцу расписные сани, с которых ямщик подмигнул молчаливому стражнику, и тот быстро пропустил какого-то молодого хлыща, а перед Исидором вновь встал преградой непреодолимой. Этакое обстоятельство просто взбесило квартального надзирателя, и он уж обернулся, чтоб велеть Нечаеву достать пистолеты, но тут охранника легко отодвинула дама не особо прекрасной наружности, лицом весьма напоминающая голодную лису.
- Что есть нужно, господин? - улыбнулась Исидору Ильичу дама, обнажив мелкие зубы.
- Отдохнуть хотел, - глянул из-под нахмуренных бровей на даму Зыков, - да только вот цербер этот пускать не желает...
- А почему здесь отдыхать? - продолжала улыбаться дама, настороженно оглядывая улицу перед крыльцом.
- А вам какое дело, мадам, почему отдыхать желаю?! - топнул ногой Исидор Ильич, засунул ассигнации в карман и обернулся к Нечаеву. - Извозчик, сюда! К другим едем!
- Не надо уезжать, не надо, - заволновалась мадам, видно, почуяв добычу. - Проходить, проходить...
Охранник отошёл в сторону и Зыков в сопровождении дамы прошёл сперва в прихожую, а потом в просторную комнату, уставленную столами. На некоторых столах играли в карты, а на других бутылки и разные закуски. Возле столов с бутылками кружили развесёлые девицы.
- Что хотите: сразу играть или закуска есть? - улыбнулась дама и позвала кудрявого парня с салфеткой в руке. - Половой! Тришка! Помогай господин!
- Что желаете перекусить перед игрой, - вежливо склонил голову Тришка. - Сосиски есть с капустой, жареная пулярка-с, яблочки мочёные-с, ветчина-с...
- Подожди, подожди, - жестом остановил полового Зыков, выкладывая на стол толстую пачку светлых ассигнаций. - Отдышаться надо, осмотреться... Приятеля ищу... Вчера утром сюда приехал... Модный такой: во фраке цвета фиолетового, в полусапожках жёлтых... Не видел вчера утром такого?
- Никак нет-с... Нам смотреть по сторонам не положено-с...
- А ты может, всё-таки, глянул разок? - Исидор Ильич потихоньку сунул в руку полового синенькую ассигнацию.
- Приезжал вчера такой, - еле слышно прошептал Тришка. - Его сам господин Пауль опекал. Богат, видно, непомерно ваш знакомец, ежели сам господин Пауль возле него волчком вертелся.
Половой взглядом показал на лысоватого господина в поношенном, но аккуратном сюртуке и в круглых очках с сильно увеличивающими стёклами.
- Ещё девица Мими возле крутилась, а у этой на деньги нюх неимоверный... А сегодня её нет... Загуляла где-то наша Малашка на чужие денежки...
Тришка хотел что-то ещё добавить, но тут, будто чёртик из табакерки, явилась мадам.
- Тришка, что есть дольгий разговор? - сверкнула очами цвета темного янтаря дама. - Почему господин до сих пор ничего не кушать?
- Они думают-с, мадам Пике, - дрожащим голосом молвил половой.
Подбежал Пауль и сразу же увлёк Зыкова к карточному столу. Исидор Ильич с собой взял все скопленные на много лет деньги, и проиграть эти накопления никак не хотелось, однако, коль назвался груздем, то...
- Вы у нас в первый раз? - поинтересовался Пауль, показывая Исидору Ильичу на стул. - Мы играем в "штосс" первая ставка пятьдесят рублей...
Сумма в пятьдесят рублей для Зыкова была не из малых, но он, решив до конца изображать богатого гуляку, чуть скривился.
- А почему так мало?
- Это для начала, - склонил лысую голову Пауль, - а дальше посмотрим...
- Пусть будет так, - важно подбоченился Исидор Ильич, - сдавайте...
Пауль перемешал колоду, снял верхнюю карту и положил её на центр стола. Пока Пауль тасовал колоду, сыщик размышлял, стоит заводить разговор на нужную тему за карточным столом или поступить как-то по-другому. Поразмыслил и решил - "по-другому".
Надумал Исидор Ильич для начала разыскать девицу, которая вчера возле того неизвестного господина вертелась. Мими... Или как её там... Авось, она что-то знает.
- Я слышал, что у вас одна прелестница есть, - спросил Зыков, перемешивая свою колоду.
- Какая?
- Мими, - Исидор Ильич выложил на стол свою карту.
- Мими? - задумался Пауль. - Есть такая, только не пришла сегодня.
- А как же мне быть-то? - внимательно следил за руками своего партнёра по игре. - Очень уж хотелось Малашу увидеть.
- Малашу? - удивлённо переспросил Пауль, переворачивая колоду. - А откуда вы знаете её настоящее имя?
- Один приятель..., - начал было фантазировать Исидор Ильич, но вовремя осёкся, поняв, что и так сболтнул лишнего. - А впрочем, это только моё дело и отчитываться я ни перед кем не желаю. Играйте...
Первую игру Зыков выиграл. Пауль предложил повысить ставку до двухсот рублей. Пришлось соглашаться. Стали играть во второй раз. На этот раз банк взял Пауль. Взял и сразу предложил поднять ставку до трёхсот. Доставать ещё триста рублей из пачки Исидору Ильичу никак не хотелось, и он попросил шампанского. Пока Пауль ходил к буфету, Зыков высматривал Тришку, чтоб поговорить с ним насчет Малаши: где живёт, с кем водится. Но Тришки нигде не было видно. Долго смотрел Исидор Ильич, но нужного слуги не высмотрел. Не улыбнулась удача на этот раз...
- Прошу прощения, - подошёл Пауль с бутылкой шампанского и бокалом. - Задержался немного... Вот...
- Любезный, а ты не подскажешь, где эта Малаша живёт? - за неимением под рукой Тришки, решил Зыков попробовать прощупать и Пауля. - Много мне приятель про неё разного рассказывал. Подскажи, где живёт. В долгу не останусь...
- Сто, - еле слышно прошептал Пауль.
- Чего "сто"?
- Пожалуйте сотенную ассигнацию, и я скажу - где Меланью сыскать...
- На, - тихо сказал Зыков, пододвигая Паулю ассигнацию.
Исидор Ильич знал, что долгая дума - лишняя скорбь, а потому мгновенно придавил поднявшую было голову гидру жадности. Жалко, но не для радости плоти убыток, а для дела важного.
Пауль спрятал ассигнацию, выхватил из колоды карту, разорвал её напополам, сунул половинку Зыкову и сказал тихо:
- Сейчас выйдешь на улицу, у крыльца стоит извозчик, отдашь ему половинку карты, и он отвезёт тебя туда, куда надо.
Зыков посмотрел на обрывок карты - это был туз пик. Вроде и отвлёкся Исидор Ильич на мгновение, но этого мгновения хватило Паулю, чтобы исчезнуть. Теперь Зыков сидел за столом один, и никто не обращал на него ни малейшего внимания. Ещё раз осмотревшись, Исидор Ильич пошёл к выходу и опять никто не обратил на него внимания.
Когда он вышел на крыльцо, на улице уже стемнело. Около крыльца стояли сани. Зыков показал возчику половинку карты и тот кивнул - садись, мол... Исидор Ильич не успел как следует устроиться в санях, а те уже сорвались с места. Ехали долго - всё какими-то переулками да закоулками, а один раз спустились в глубокий овраг, и лошадь потом долго тянула сани наверх. Наконец подъехали к серому дому в два этажа, огороженному высоким забором. Сани остановились около покосившихся ворот. Ворота приоткрыты. Зыков пошёл в чёрный проём. Сразу за воротами ступени крыльца. С темного неба бледная луна кое-как освещала окрестности. Ступени скрипели нудно и жалостливо. Исидор Ильич вошёл в сени. Темно, но впереди виден слабый мерцающий свет. Вот на этот свет Зыков и пошёл. В большой комнате горели свечи. Свечи стояли на подставках по углам и на столе возле окна. На подоконнике лежала газета. Исидор Ильич подошёл к столу. Там лежал лист бумаги. И не простой бумаги, а гербовой. Когда Зыков взял лист в руки, за спиной его лязгнул засов. Зыков обернулся!
За спиной его стоял Пауль.
- Пиши долговую расписку на сто тысяч серебром на имя Мокеева Петра, - сказал Пауль, кивая на лист бумаги. - Сроком на шесть месяцев
- Это ещё зачем?
- Так нужно, - лицо Пауля скривилось в злобной усмешке, - напишешь по доброй воле, и пойдёшь к Мими, она ждёт тебя...
За стенкой послышался женский смех.
- А если не напишу?
- Воронок, - Пауль чуть повернул голову назад, - он не желает по-доброму. Покажу ему, как мы умеем добиваться своего по-другому...
- Пауль! - вдруг заорал вышедший в круг мерцающего света сутулый мужик с ножом в руке. - Это же архаровец!
- Какой архаровец?!
- Полицейский! Это он сегодня утром про Ваньку из железного разнюхивал!
Ворон бросился на Зыкова и будь тот чуть медлительней да без опыта рукопашных схваток, через мгновение вонзился бы кривой нож разбойника в грудь квартального надзирателя. Отбил Исидор Ильич подлый удар и уж было сам в атаку пошёл, но тут Пауль подобрался сзади, да по ногам подло вдарил. Упал Зыков лицом в пол, но мгновенно повернулся и вовремя - разбойный нож перед самой шеей. И опять отбил Исидор Ильич нож, да только на этот раз не совсем удачно: нож рассёк правую руку чуть пониже локтя. Плетью повисла рука, а Ворон опять замахивается. Да так стремительно, что...
И тот же миг зазвенели осколки разбитого оконного стекла, грохнул выстрел. Свечи потухли разом, а комната наполнилась пороховым дымом. Злодей Ворон застонал и навалился своей тушей на Исидора Ильича.
- Чуть вас не потерял, - докладывал Нечаев уже на улице. - Возчик хитрющий, плутал-плутал, сделал круг да опять, считай, на старое место вернулся. Как вы в дом-то вошли, так я к окнам стал пробираться. Подхожу, а этот злыдень ножом замахивается, ну я в него из пистоля и жахнул. А второй куда-то убежал... Исидор Ильич, а чего это у тебя рукав в крови? Да ты ранен! Поехали к доктору скорее...
- Подожди, - прохрипел Зыков, - там на столе бумаги лист... Возьми его...
- Всё взял, - доложил быстро вернувшийся будочник. - Стал брать, а листок этот под стол упал, я полез туда, и там газета валяется. Я её тоже прихватил. А теперь к доктору!
А на следующее утро следователь Смольницкий прислал с человеком настоятельное приглашение. Пришлось Исидору Ильичу идти. Около крыльца дома следователя стоял и Нечаев, так что явились сыщики по приглашению вместе.
- День прошёл, - развёл руками Смольницкий, - и что мы узнали об этом подлом душегубстве? Ничего?
- Кое-что знаем, - вздохнул Зыков, - но не всё...
- Кого убили-то, знаете, хотя бы? - следственный пристав потёр пальцами лоб. - Мне сегодня обер-полицмейстеру докладывать, а он непременно спросит - кого убили?
- Не знаем кого, - пожал плечами Исидор Ильич.
- Как так?
- А вот так: никто его до сих пор не опознал. А мы знаем, что он пошитые для очень важного лица старые сапоги носил... Ещё при деньгах хороших был... Вот и всё...
- А почему вы решили, что сапоги те были пошиты для важного лица? - спросил следователь.
- Для простого человека единорога золочёной ниткой не станут на сапоге вышивать, - быстро ответил Нечаев.
- Единорога? - нахмурился Смольницкий и снял с полки дворянский гербовник. - А что если это герб рода какого-нибудь? А?
Скоро нашёл следователь в гербовнике герб с единорогом. Это герб промышленников Баташёвых.
- Ну, не Баташёва же у нас убили, - усмехнулся пристав. - Не по нам честь... Давайте думать, как личность убиенного разгадать... Сапоги он, скорее всего, где-то спёр... И деньги, пожалуй, тоже... А, ведь, мог всё это и у Баташёвых украсть. Надо поговорить с ними. Сейчас письмоводителя к Шепелеву пошлю в особняк на Яузу, пусть у слуг узнает - не было ли каких грабежей в семействе Баташёвых.
- Ещё, соизвольте за моим квартальным поручиком послать, - попросил Зыков. - Я ему поручил насчёт одежды убитого поспрашивать, а он мне ещё ничего доложить не успел...
- А я вот что думаю, - неожиданно подал голос Нечаев, - Семён Митрич-то почесть всё угадал.
- И чего он угадал? - удивлённо глянули на будочника и Смольницкий, и Зыков.
- Да, всё почти. Филин - это Пауль в очках. Черные как уголь да перья - это ворон, что на заднике саней Ворона намалёван. Вот только никак не пойму к чему тут шило и дым?
- Да, шило и дым тут совсем ни к чему, - засмеялся пристав. - Как и всё остальное! Какой-ты, Нечаев, фантазёр, оказывается... Шило и дым...
- Подождите, - хлопнул ладонью по лбу Исидор Ильич. - Поговорка есть: солдат шилом бреется, а дымом греется. Убитый солдатом был! Как же я сразу не сообразил? Он коротко пострижен под гребёнку и нет у него ни усов, ни бороды.
- Ты-то, кончал бы чудить, - укоризненно глянул на квартального надзирателя Смольницкий. Скажешь тоже - солдат во фраке... Глупости всё это, глупости... Нашли кому верить... Вы же не бабы базарные, чтобы юродивому в рот смотреть... Дальше думайте!
Стали дальше думать, тут привели квартального поручика.
- Исидор Ильч, я к вам сегодня чуть свет, а вас уж и дома нет, - начал первым делом оправдываться поручик.- Вы у слуги спросите: когда я пришёл...
- Хватит воду лить, - резким взмахом руки остановил поток оправданий Зыков. - По делу говори!
- С десяток лавок я обошёл, - начал рассказ по делу поручик. - С Кузнецкого моста начал. Там этих лавок полно да не в каждую войдёшь. Все празднуют, но я...
- Короче! - прикрикнул на подчинённого Исидор Ильич.
- Если короче, то, перед тем как купить фрак с панталонами, был этот незнакомец в солдатской одёжке.
Услышав эти слова, следователь и сыщики переглянулись.
- Вот тебе и юродивый, - почесал затылок Смольницкий. - Лучше всех углядел... Всем нам нос утёр. А я не верил слухам всяким, а тут вон как... Может, опять к нему на поклон пойти? Вот позору-то будет...
И сокрушался следователь до тех пор, пока письмоводитель, посланный к Стрешневым, не вернулся. Письмоводитель вошел, как-то таинственно глянул на присутствующих в кабинете начальника и что-то ему на ухо стал шептать. По мере этого шептания лицо Смольницкого стало вытягиваться, а глаза округлялись, когда же посланец завершил свой рассказ, следователь себя ладонью по лбу шлёпнул и будто простонал:
- Дела...
- Что случилось? - поинтересовался у следователя Исидор Ильич.
- Тут такое, - Смольницкий мотнул головой, - чудеса, одним словом...
- Какие чудеса?
- А вот такие! Вы все знаете, что жена Стрешнего из рода Баташёвых. И вот её дядя - Андрей Родионович давно уже умер, а завещания не написал. А оставил он после себя: не много - не мало, а два миллиона рублей. Наследники его, понятное дело, передрались между собой. И тридцать лет никто в наследство вступить не мог. До Сената дело дошло. И вот неделю назад - постановил Сенат, что наследники миллионщика - его первая жена Матрёна и её сын Иван. А вот теперь держитесь: Матрёна в городе Гусь Железный живёт, а сын её... Невероятно...
- Что невероятно? - решил поторопить Смольницкого Зыков.
- А сына её в солдаты отдали! Солдатом он ещё две недели назад служил! Под именем Ивана Гусева. Понимаете? Когда ему это богатство привалило, так его начальство сразу в длительный отпуск отправило. Приехал Иван в Гусь-Железный, мать ему денег вдоволь дала, а он, понимаете ли, исчез... Теперь вся родня его ищет...
- Это что-же, - Нечаев вытаращил на следователя глаза, - наш покойник - наследник миллионщика?
- Очень даже похоже, - вздохнул следователь. - Всё сходится... И деньги, и солдат, и сапоги с единоргом... Вот, не было печали... Надо ехать к обер-полицмейстеру докладывать... Шуму будет...
- Подождите докладывать, - задумчиво сказал Зыков. - Что-то тут не так...
- А чего не так?
- С сапогами мне непонятно...
- А чего непонятно?
- Представил я, что приехал внезапно разбогатевший человек домой, а одёжу солдатскую менять не стал да ещё сапоги старые обул. Да такие, чтоб всем в глаза бросались при солдатских-то штанах. Он, что не мог в каком-нибудь ближнем городе приодеться? В Рязани, скажем? Или в Муроме? Мог?
- Мог, - кивнул Смольницкий.
- А он в этой странной одежде в Москву едет. Да, рассказывает всем - кто он такой...
- А ты откуда знаешь, что рассказывал? - переспросил следователь.
- Возчик Ворон проговорился. Крикнул он Паулю, что я про "Ваньку из железного" спрашивал. Я сначала этому "железному" никакого значения не придал, даже подумал, что ослышался, а теперь вполне ясно - причём тут "железный". Так вот, я думаю, для чего богатому наследнику такой ерундой заниматься?
- Ну и зачем?
- Да, совсем незачем. Только одно в голову приходит, что послал Иван Баташёв подсадную утку в Москву.
- Зачем? - опять пожал плечами Смольницкий.
- Да затем, чтоб слух прошёл, что убили наследника миллионов. А пока тут будут разбираться, в чём суть да дело, он все свои дела по вступлению в наследство спокойно и справит. Чтоб не мешал никто - ни другие наследники, ни люди лихие...
- А слух о богатом солдате до злых людей тоже быстро бы дошёл, - решил поддакнуть Зыкову и Нечаев. - Два миллиона - это дело сурьёзное. Тем более, у солдата... Злодеи бы точно его искать стали. А тут вот он - сам приехал. Обобрали его, да стали заставлять долговую расписку написать, но видно перестарались малость...
- А причем здесь долговая расписка? - спросил будочника следователь.
- Так они и с Исидором Ильичём такой же фокус хотели сделать, - Нечаев достал лист гербовой бумаги, а потом в точности рассказал обо всех вчерашних приключениях Зыкова.
Смольницкий крепко отругал Зыкова за этакую лихость, потом отдал лист гербовой бумаги письмоводителю и велел объехать всех московских нотариусов.
К вечеру некий подвыпивший писец бумагу из их конторы и опознал. А дальше всё просто - взяли под стражу нотариуса, он скоро о всех похождениях воровской шайки рассказал. Брали силой злодеи долговые расписки с богатых людей, а потом те люди пропадали неведомо куда. Люди пропадали, а заверенные нотариусом расписки оставались.
Через пару дней через воинское начальство узнали, что поехал солдат Иван Гусев в отпуск вместе с товарищем своим - Степаном Фёдоровым. Скоро Степана опознал командир роты, срочно вызванный в Москву.
А ещё через пару месяцев узнали, Иван Андреевич Баташёв числится коллежским регистратором и проживает в Санкт-Петербурге в Петербургской части третьего квартала под номером 588.