Она была очень набожна. Могла часами стоять на коленях, прося Бога о чем-то, что казалось бы обычному человеку столь ничтожным или нелепым, что он просто не поверил бы в существование кого-либо, способного молиться об этом.

Старушка старательно шептала сова молитв и усердно била поклоны, стараясь быть угодной Богу; она постничала по средам и пятницам, строго блюла все посты, даже не обязательные, а до Спаса не ела яблок вместе с мамами, потерявших своих малышей, хотя у нее самой никогда не было ребенка - она хранила целомудрие. Дни шли в чтении житий святых и в молитвах. Праздники - под пение хора и запах ладана.

Она была счастлива, слушая непонятное Евангелие и повторяя за певчими слова псалма. Она сладко дрожала, думая о своей чистоте и слегка высокомерно поглядывала на грешников, горячо просящих Господа о милости, но сразу же одергивала себя и каялась в грехе гордыни, запоминая это для следующей исповеди, которой она дожидалась с нетерпением. Она очень любила этот ритуал: три дня не есть скоромного, стоять вечерню, ожидая благословения для тех, кто готовится исповедоваться. А рано утром в воскресенье, чисто умывшись, она одевала новое и шла в церковь.

Мерцание свеч, слова молитв, сладковатый запах... время тянется медленно. Наконец: Братья и сестры, кто три дня скоромного не ел, сегодня ничего не пил, не ел, не курил, повторяйте за мной молитву... и она каялась сначала со всеми в убийстве, воровстве, блуде, чревоугодии, колдовстве, а потом, вместе с несколькими монашками дожидалась личной исповеди. К ней она готовилась всю неделю, записывая случайные мысли и нечаянные деяния. Но их было слишком мало, и казались они столь ничтожными, что старушка... делала свои грехи чуть-чуть большими, немножко более значительными и множественными. И вот - не два раза невнимательность при молитве, а четыре, не трижды на службе мысли о больных ногах, а постоянно, не единичное чувство гордыни, а... аж два раза за неделю.

И вот слова выслушаны, прощение получено, причастие запито свяченой водой, - старушка уходит домой, пряча где-то глубоко, от самой себя, одно единственное признание, в котором она не покаялась, признание, в том, что она берет на себя несуществующие прегрешения. Ей стыдно. Да она, может быть, и не помнит об этой маленькой лжи, прося о прощении придуманных грехов.

25.09.2000