Аннотация: ...это первая глава романа, в центре сюжета которого, будет история, связанная с орденом тамплиеров...
Глава 1. Пробуждение тьмы.
Трескучее пламя огненными языками доедало огарок свечи, приближаясь к размытому основанию. Тусклый свет лишь слегка освещал просторную комнату, лишенную окон (и, казалось, дверей), драпированную бардовым бархатом, золотом и серебром. Дубовая мебель, пережившая ни одного хозяина замка, по-стариковски поскрипывала, отбрасывая массивные тени на пол и стены, живя собственной, никому не подвластной жизнью.
Тишина - вызывающая, бездушная, иногда разрывалась капающим и искрящимся воском, но тут же воцарялась вновь, словно и не было предыдущего безумия. Тяжелые пласты воздуха заполняли все свободное пространство. Недвижимые и дурманящие, они были пропитанные каким-то благовонием или скорее зловонием. Если бы не свеча, могло показаться, что жизнь в этом помещении остановилась много веков назад, все замерло в ожидании чего-то или кого-то.
Античная мебель поражала языческими символами. Кресла и диваны были оплетены древними чудовищами, которые в полумраке выглядели совсем как живые. Сходство было столь сильным, что могло показаться, будто древний мастер не дерево превращал в чудовищ, а мерзких и отвратительных тварей в деревянную мебель. Застывшие и распластанные они были, как стиснутая могучей рукой пружина, готовые в любой момент разжаться и прийти в движение.
Страх, первобытный, раздирающий, царил здесь безраздельно, в своем наивысшем проявлении был терпок, и безмятежен до поры до времени, пока кто-то живой не окунется во всю его испепеляющую сущность.
Ожидание - главный символ странной комнаты, ожидание - смысл ее существования. Остановившись на миг много веков назад, она ждала своего часа и всем своим вызывающим видом показывала, что этот момент непременно наступит.
Чувствовалось, что все здесь подчинено единому духу, человеческому или иному, более могущественному. Его печать лежала на каждой вещи, но сам он почему-то оставался невидим. В воздухе не было слышно его дыхания, тело его не излучало тепло и сам он будто многочисленные чудовища, застыл в виде какого-то предмета интерьера. Свеча тускло подрагивала, не решаясь осветить таинственного повелителя, существуя в этой комнате по его законам.
В дверь осторожно постучали и через мгновение, озираясь, в комнату вошел сутулый человек лет сорока с размытыми чертами лица. Он был высокого роста, широкоплеч, но словно стыдясь природной силы и мощи, почему-то горбился, будто был напуган. Прикрыв за собой дверь, он застыл на месте, не издав ни единого звука, так и не решаясь пройти дальше. Его тяжелое шумное дыхание сотрясало камерную обстановку, но как бы он ни силился дышать тише, ничего не выходило.
В присутствии гостя свеча как будто оживилась. Язык пламени подрос и стал игриво брызгать восковой слюной в воздух, озаряя помещение светом. Застывшие тени пришли в движения, мерзкие твари и чудовища забегали по стенам, словно псы спущенные хозяином на незваного гостя. Еще чуть-чуть и они были готовы разорвать его на куски.
В тот момент, когда показалось, что горбуна уже ничто не спасет, из глубины комнаты отделилась массивная фигура и наполовину вышла из полумрака. При виде повелителя тени вновь замерли. Гость вздрогнул, и, казалось, сгорбился еще больше. Напротив него возвышался человек огромного роста с ярко раскрашенной фосфорной маской на лице. Он был закутан в черный плащ, отчего казалось, будто маска висела в воздухе, не подчиняясь физическим законам.
Превозмогая страх, чиновник города Авиньон заглянул в глаза магистру, но тут же пожалел об этом.
- Для меня большая честь...
Хозяин замка нервно взмахнул рукой, указав гостю на кресло, стоящее подле него.
- Тише, эти стены не любят громких звуков.
Чиновник, испытав некоторое облегчение, сел.
Полутьма, разделившая комнату на две части, также разделила и хозяина с гостем - первый был скрыт во тьме, второй восседал освещенный пламенем свечи. Хозяин замка мог беспрепятственно наблюдать за гостем, в то время, как тот был лишен возможности разглядеть магистра.
И он наблюдал, терпеливо, никуда не спеша, вглядываясь в поперечные морщинки испещрившие лоб немолодого мужчины, проплешины на висках, сломанный в детстве нос, отчего тот мог дышать только правой ноздрей, а левой лишь шумно фыркать, как бык на водопое.
Что-то в нем было не так. Может быть скошенный подбородок, будто обтесанный топором, или шея, извитая кровеносными сосудами, как земля изрытая корнями деревьев. Его тонкие ввернутые внутрь губы слабо подрагивали, выдавая накопившееся напряжение. Но прервать молчаливую пытку он был не вправе. Магистр методично вглядывался в его манеру сидеть, подрагивать плечами, располагать руки - ни одна деталь не ускользнула от его пристального взгляда.
- Кто ты и по какому праву посмел тревожить меня? - наконец, спросил он.
И без того придавленный страхом, чиновник города Авиньон еще больше сгорбился и скукожился.
- Простите, но вы сами...
- Не прощу, - магистр решительно оборвал детский лепет, - ибо человек, вошедший в эту комнату, должен знать, кто он и по какому поводу явился. Или ты считаешь иначе?
- Нет, как я могу, - еще больше растерялся гость. - О встрече с вами я мог только мечтать и теперь, когда она свершилась не в силах думать о чем-либо, кроме огромного счастья, выпавшего на мою долю.
Гийом Д"анжу, а именно так звали человека в маске, подозрительно поглядел на мужчину, пытаясь проникнуть в самое нутро человека.
Свеча озарила лицо городского чиновника, оно светилось гордыней и было переполнено страха, казалось, его обладатель действительно говорил правду.
- Доминик Фламель, меня зовут Доминик Фламель, - представился он смущаясь.
Магистр в ответ промолчал, но в этом молчании было больше благосклонности, нежели в иных словах. Он внимательно вглядывался в желтушные глаза собеседника, проникая в глубины его подсознания, замечая то, что скрыто и, казалось, был доволен увиденным.
И тогда он начал говорить, чуть слышно, но каждое слово магистра отзывалось в сердце Доминика Фламеля гулким ударом:
- Европа, окутанная тьмой болезней и пороков, близка к приходу своего господина и в такой момент, мы - слуги его, не можем оставаться в стороне. Мы должны приблизить его приход. Ты готов пойти до конца в желаниях своих и тем самым стать на тяжкий путь познания истинной веры - реальной, а не мифической? Готов положить на алтарь служения собственную жизнь? Готов наступить на горло мнимой добродетели, преступить заповеди псевдобога, жить и умереть по законам Антихриста и тем самым обрести вечную жизнь? - спросил магистр.
- Моя жизнь оборвалась пять лет назад, и все последующие годы я только и делал, что молил бога о смерти, - неожиданно разогнул спину Доминик Фламель. - Но он не услышал мои мольбы. Он предал меня, как предал многих своих друзей и соратников. Теперь я верю лишь в Антихриста, ибо никто другой не был со мной честен, как он, никто не протянул руку помощи, как братья его, никто более не способен воскресить моих умерших жену и детей. Пусть воцарится на земле тьма! Я говорю - да!
Магистр слушал молча, лишь его глаза выдавали творящееся внутри бурление. Они наливались кровью и к концу речи Гийома Д"анжу стали синюшно-бардовыми, словно две крашеные стекляшки, настолько они были противоестественны и отвратительны.
- Что ж, ты сделал свой выбор, - подвел итог магистр. - Слова, сказанные здесь и сейчас, станут клятвой, и стоит отказаться от них, как ты умрешь. С этого мгновения, Доминик Фламель, ты войдешь в круг избранных, и будешь служить нашему господину. Мы должны сплотить друзей Его и уничтожить Его врагов. Мир стоит на пороге очередной битвы, которая расколет человечество на две половины. В этом сражении может быть лишь один победитель - это будет Он.
- Что я должен делать? - смиренно склонил голову городской чиновник.
Доминик Фламель растерянно взял послание. Развернув его, он увидел прошение о помиловании заключенного тюрьмы города Авиньон, на имя графа Тьерри Раймонда Тулузского.
- Странно, мне известны имена всех заключенных городской тюрьмы. Но имя графа я вижу впервые. Вы не ошиблись?! Кто он и в каком преступлении обвиняется?
- Его провинность по нынешним временам ничтожна, но в прежние времена могла стоить жизни, - усмехнулся магистр. - Пятнадцать лет назад он плюнул под ноги папе Бенедикту XII, за что был схвачен и брошен в подземелье.
При упоминании имени папы римского, гость вздрогнул, что не осталось незамеченным для магистра.
- Насколько я знаю, Бенедикт XII был твоим дядей? - насмешливо спросил он.
- Да, мой господин, - признал Доминик Фламель. - Но с тех пор я потерял веру в бога, он сам и мой умерший дядя мне ненавистны. Они лицемерны в своей добродетели, никчемны и безразличны к страданиям людей. Обещают вечную жизнь, но сами неспособны что-либо изменить в жизни настоящей. Лжец и обманщик - вот кем был мой дядя.
- Граф сосредоточил в себе великую силу. От того на чью сторону он встанет, зависит исход битвы.
- Если граф столь опасен для папского престола, почему его не сожгли на костре? - был немало удивлен чиновник.
- Это весьма запутанная история, - ответил магистр. - Началась она в 1334 году, когда новый папа Бенедикт XII решил обессмертить свое имя и ничего лучшего, чем очередной крестовый поход придумать не смог. Условия для него были почти идеальными: армии турецкого султана беспрестанно терзали Грецию и вплотную приблизились к границам западных государств. В поисках рыцарей и денег папский престол объехал все королевские дворы Европы, но кроме заверений поддержать проект, в случае если кто-то взвалит на себя основное бремя, ничего не добился. Тогда-то он обратился к ордену тамплиеров...
- Вы смеетесь надо мной?! - распалился задетый за живое Доминик Фламель. - Еще папа Климент V на Вьеннском соборе объявил орден тамплиеров вне закона, отрекся от былых братьев по вере и сжег большую часть их на кострах инквизиции. Мой дядя презирал и ненавидел тамплиеров всей душой. Он не мог...
- Тем не менее, это факт, - оборвал послушника магистр. - Оставшиеся в живых рыцари, а также потомки погибших на кострах инквизиции храмовников жаждали восстановить попранное имя. У них были деньги и силы, которые Бенедикт XII и решил использовать в собственных корыстных целях.
- Как же это похоже на дядю!.. - не смог сдержать возмущения Доминик Фламель.
Гийом Д"анжу продолжил:
- По его инициативе между папским престолом и наследниками ордена был заключен тайный договор. Собрав за собственный счет тысячу рыцарей, тамплиеры двинулись на восток, к границам османской империи. В их задачу входило захватить неприступную турецкую крепость и показать европейским правителям слабость войск султана. Тамплиеры добились намеченной цели. Казавшаяся неприступной, турецкая крепость пала. Исполнив свою часть договора, они отослали гонцов к папскому престолу. Те привезли донесение папе Бенедикту XII. Но турецкий султан обхитрил их, направив послов к французскому королю, который в то время имел безраздельную власть над папой. Они предложили Филиппу VI заключить негласный дружеский союз, направленный на процветания обоих государств, сдобрив его золотом и драгоценными подарками. Хитрость султана состояла в том, чтобы избежать нового крестового похода, а за это время обучить и увеличить численность собственной армии. Король Франции принял золото и подарки, вынудив папу Бенедикта XII откреститься от тамплиеров.
- Но ведь это предательство! - вскрикнул городской чиновник.
- Именно, друг мой, - ехидно улыбнулся Гийом Д"анжу. - Не дождавшись подкрепления, доблестные рыцари были осаждены превосходящими в силах турками и разбиты. Их предводитель с горсткой верных людей чудом вырвался из западни и, возвратившись в Авиньон, прорвался на прием к папе римскому. Обвинив Бенедикт XII в предательстве, в сердцах он плюнул ему под ноги. Имя этому человеку Граф Тьерри Раймонд Тулузский. Он нужен мне.
Магистр на мгновение замолчал, позволяя послушнику переварить услышанное. История, поведанная им, была одновременно невероятной и трагичной.
- Клянусь, я вытащу его на свободу, чего бы мне это не стоило, - склонил голову Доминик Фламель.
Пламя окончательно проглотило огарок свечи, погрузив замок во тьму.