Martann : другие произведения.

Ураган

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Самая старая моя вещь, написана в середине 90-х. Не судите строго.

  УРАГАН.
  
  Каждое утро, в половине десятого, когда я стою на автобусной оста-новке в своем спальном районе, мимо неторопливо прокатывает ее машина. Она едет из коттеджного поселка, расположенного почти сразу за кольцевой. Именно здесь, поравнявшись с остановкой, она закуривает первую из восьми сигарет - столько она себе разрешила на день. Этой нормы она - Ира Зайцева, в девичестве Кожина, придерживается уже много лет.
   Много лет я ее знаю.
   Мы вместе учились и вместе заканчивали институт - не самый приви-легированный, но один из весьма престижных. В неразлучной нашей ком-пании было шестеро: кроме нее и меня, еще четверо ребят. Нас так и звали - "эта команда".
   Ребята и сейчас бывают у меня часто. С ней мы не виделись с того са-мого дня, когда нам вручили дипломы - в пыльной аудитории, без речей и оркестров, с мятыми розовыми гвоздиками (по одной на нос, по две для от-личников). Событие это было должным образом отмечено в пиццерии, одну из первых в Москве - туда в студенческие времена уходили мы тратить сти-пендию, туда шли наши влюбленные выяснять отношения, туда заходили когда-то и мы с нею вдвоем, когда сбегали с лекции. Где теперь те пиццерии, где те времена, где мы?...
   Чаще всего мы удирали с лекций по электротехнике, их читал наш зам. Декана, Александр Матвеевич Зайцев, прозванный в народе, конечно, Зайчиком - не только за фамилию, но и за видимую безвредность, и за ис-ключительную пугливость. Читал он на редкость плохо, до сих пор все электроприборы и вообще электричество остаются для меня страшной тай-ной. Вместе со всеми она потешалась на его лекциях, высмеивала его по-ходку, его лысину, его манеру одеваться - мы были жестоки, как жестоки бывают все очень молодые и уверенные в себе. Как я поняла потом, он был не так уж стар - около сорока пяти, и администратор он был превосходный. Его широкие и неожиданные деловые связи позволили ему не просто не утонуть, в бурном начале девяностых - он взлетел, и его банк устоял во всех кризисных моментах. Зайчик не ездит на "шестисотом" только потому, что предпочитает "Линкольн", и рядом с ним в этой машине обычно сидит она.
   Тогда, в тот вечер после получения диплома, мы все удивились... нет, мы были в шоке, услышав о предстоящем ее бракосочетании с Зайчиком. С тех самых пор и прервались наши отношения, до того прочные и, казалось, очень близкие. Мы были ей более не нужны.
   Впрочем, не до нее мне сейчас.
   Я вижу приближающийся автобус и понимаю, что, если не влезу в него - придется снова брать тачку, а этого мой бюджет не выдержит. И я со-средотачиваюсь на ближайшей цели.
   Вот проехала ее темно-вишневая "Ауди"; если бы она узнала меня с толпе ожидающих автобуса, то, возможно, остановилась бы и подвезла. А может быть, и нет. Скорее всего, нет. И "Ауди" благополучно достигает пе-рекрестка.
   Сегодня пятница, середина мая 1998 года.
   В эту пятницу на остановке почему-то особенно много. И проехать-то надо всего две остановки. Правда, длинные. Надо было сразу идти пешком. А теперь уже нет времени - в мою контору нужно приходить вовремя.
   Открылись двери - впихиваемся, живенько - место у окна свободно, надо же - а, черт, садитесь, бабушка - носит же этих старух ездить в часы пик - занятный плащ на этой девице - книжку, конечно, не вынешь, ладно, до метро подожду - мерзкие автобусы, это же пытка - не могли родители квартиру в центре сделать... здесь мысли мои как бы спотыкаются: за квар-тиру я ежедневно благодарю бога. Если бы родители не схватили ее тогда, в восемьдесят девятом - фиг бы потом купили, откуда такие деньги. А без квартиры я бы волком выла.
   Автобус резко сворачивает к метро и тормозит.
   Вообще-то я люблю ездить в метро. Не говоря о том, что зачастую это быстрее, чем на машине, особенно в центре города - я люблю разглядывать публику на эскалаторе, на перроне, в вагоне. Сегодня напротив меня видит молодой человек, радующий меня до глубины души: на нем джинсы, белая рубашка - и синий галстук-бабочка. Я любуюсь этой картинкой до "Семе-новской", где он встает. Тут я с грустью вижу, что проклятая близорукость опять меня подвела: на парне просто белая рубашка с темным воротником. Галстук-бабочка улетучивается, ехидно помахивая мне крылышками.
   От метро я бегу и на работу прилетаю вовремя.
  
   Опаздывать неприятно (писать в журнале время прихода, а потом объясняться с начальством, фу!). Кроме того, в нашей организации это счи-тается дурным тоном. Хороший тон - приехать на четверть часа раньше. Так поступают начальники отделов - конечно, кроме тех случаев, когда они за-держиваются.
   На широких подоконниках центральной лестницы уже сидят знакомые, полузнакомые и просто примелькавшиеся люди, курят, кивают, улыбаются. Здесь, на подоконниках, решаются обычно самые жгучие и серьезные вопросы, как личного, так и общественного характера. Порою и я заку-ривала, когда нужно было посочувствовать кому-то из подруг или прияте-лей, или посоветоваться с умным человеком (вообще-то я не курю, не пью и с мужиками держусь по возможности строго, так что все, что обычно обо мне рассказывают - это гнусные сплетни).
  А где еще поговоришь так хорошо по секрету - только в курилке! Таблички "Место для курения" периодически снимались некурящей адми-нистрацией, урны исчезали, но борьба со стихией - дело бесполезное и за-ведомо бесперспективное. Вместо урн жаждущие приносят блюдца из ново-го сервиза, доводя этим до истерики хозяйственника Валентина Николаеви-ча, который этот сервиз сам лично выбирал, оплачивал и транспортировал; блюдца быстро переполняются, и пол и подоконник снова покрываются пе-плом и окурками.
  Пора браться за дело. Еще пять минут на перекур, десять на кофе и личные звонки - и к компьютеру. У меня сегодня несколько писем партне-рам в Италию и в Штаты, в которых страшно заинтересован наш Генераль-ный, это означает, что письма будет вычитываться и перепроверяться до за-пятой.
  Мой компьютер стоит в закутке, как бы аппендиксе большого зала, где, по западной моде, сидят почти все служащие нашей конторы. Большой зал превращен в отдельные "офисы" пластиковыми и стеклянными перего-родками нежно-голубого и гадко-сиреневого цвета, не доходящими до по-толка. Так что, если в одном конце зала кто-то чихает, то до другого конца долетает многократно отраженное эхо. Мне проще - мой аппендикс имеет с трех сторон настоящие стены, и даже окно, с видом на кирпичную стену со-седнего здания. Зато я могу разговаривать по телефону, не информируя о личных делах весь персонал нашей конторы.
  Ибо персонал у нас преимущественно женский, и, вследствие этого, не только кашель долетает до противоположного конца зала в невероятно уси-ленном и искаженном виде - так же искажаются и украшаются и любые подробности личной биографии каждой сотрудницы. Особенно тех, кто не желает делать эти подробности достоянием общественности.
  Тот, кто работал когда-нибудь в женских коллективах, знает, как бур-но и пышно цветут в них сплетни. То есть я не знаю, как это происходит в чисто мужских коллективах - не доводилось сталкиваться. Но один мой приятель, работающий в смешном банке, где не берут на работу женщин (даже секретари - и те мужского пола), утверждает: все то же.
  Но о женском коллективе я знаю почти все. Сколько раз в моей жизни я слышала, с каким восторгом под страшным секретом (или не очень страшным) описываются тончайшие подробности любого события. Каждая более или менее хорошенькая или интересная женщина, приходящая на ра-боту, подвергается изучению, и уже через два дня всем, кто готов слушать, известно все. Любая местная сплетница точно знает, какая квартира у этой новой сотрудницы, и почему ей платят именно такую зарплату (в смысле - кто из начальников в ней лично заинтересован), сколько у нее детей и от ко-го они, сколько было, есть и будет любовников. О мужчинах рассказывали меньше - их у нас и было существенно меньше; но и их частная жизнь, по-видимому, касалась всех.
  Разумеется, сами персонажи этих сказаний узнавали подробности своей личной жизни последними.
  Я впервые близко столкнулась в этой особенностью женских коллек-тивов давно, почти сразу после окончания института, когда я работала в большой проектной организации. В восемьдесят девятом такие конторы еще только начинали разваливаться, и местным сплетницам хватало времени, чтобы порезвиться - работой их тогда не обременяли.
  Я работала там уже почти полгода. От сплетен, касающихся других, отмахивалась, а рассказов о себе пока не слышала. Но однажды, спускаясь по лестнице, краем уха поймала обрывок разговора, заинтересовавшего меня чрезвычайно.
  - Я тебя уверяю, Литовцева давно его бросила! - с жаром доказывала жен-щина, с которой я раскланивалась в коридоре, но даже имени ее не знала. - Еще два месяца тому назад, она тогда завела бурный роман с завом третьего отдела, с Гариным, - длинный такой мужик в очках.
  - Ей-богу, Ларис, глупости ты говоришь, - раздраженно отвечала ей собе-седница, знакомая мне столько же, если не меньше. - Литовцева не такая дура, чтоб не понимать, что у Штейнмана карьеру она сделает только так. И чтоб она его бросила! Да на черта ей Гарин, у них и тематика разная, и ставок свободных у него нет.
  - Зато я сколько раз видела, как они вместе приходят, ясно? - с прежним пылом возразила ей Лариса... и замолчала, увидев меня.
   Я спустилась по лестнице, поздоровавшись с обеими, и, не вслушиваясь в шепот у себя за спиной, ушла в свою комнату. Я могла утешаться только тем, что я лучше своей репутации - многие ли могут сказать о себе то же самое?
   Случай этот принес мне и ощутимую пользу - именно тогда треснули ро-зовые очки, которыми всех нас снабжают в избытке сначала школа, а потом институт. Вдребезги эти очки разлетелись много позже - после моего корот-ко знакомства с нынешним шефом.
  
   Шеф мой, Александр Брониславович Свентицкий, именуемый в даль-нейшем просто "шеф" или А.Б., находился в том золотом для мужчины воз-расте, когда молодые женщины уже почти перестают смотреть на него, как на брачную добычу, но все еще охотно идут на роман при небольшом коли-честве дополнительных возбуждающих факторов, вроде колечка к Новому Году или просто возможности занять более высокую должность. Когда карьера достигла высокой точки, и впереди, кажется, новые вершины, а до спуска еще далеко; словом, ему подошло к сорока пяти. Он был удачлив и обаятелен, ему отчаянно везло (и он все для этого делал), а когда ни везение, ни обаяние не помогали, мог взять кого надо за горло. Его связи не только были ощутимо полезны для его бизнеса, но и не особо его пачкали. Его идеи были своевременны, оригинальны и вполне реальны. Его "крыша" была неощутима, но очень эффективна, офис - в самом центре Москвы, со-трудники готовы были работать с утра до ночи. Его любовницами, по слу-хам, были самые эффектные модельки из соседствующего с нами модельно-го агентства. Говорили, что и свои сотрудницы также не оставались незаме-ченными.
   Не то чтобы он был очень уж хорош собой, но высокий рост, прекрасная фигура (теннис, бассейн, тренажерный зал - он очень следит за собой), свет-лые густые волосы почти без седины и умение носить костюм безупречно, как дипломат хорошей школы - все это производит впечатление на самых железных женщин.
  
   Ну вот, четыре письма из пяти закончены, отпечатаны так, как любит шеф, и сложены в аккуратную папочку.
   Звонит местный телефон.
  - Александра Андреевна? Письмо на "SB-automatics" готово? - Евгения Эдуардовна, личный секретарь шефа, мегера лет пятидесяти, прошедшая с ним вместе все огни, воды и медные трубы.
  - Да, Евгения Эдуардовна.
  - Занесите его шефу, пожалуйста.
  
   Конечно, перед визитом к шефу я не удержусь от взгляда в зеркало. То, что там отражается, сегодня вполне можно одобрить. Что бы ни говорили, а я не выгляжу на тридцать один, и мне очень идут новые очки в тонкой ме-таллической оправе, и эта прическа.
  
   Приемная, где сидит Мегера, больше похожа на тропический сад: она не просто фанатично ухаживает за всеми этими зелеными насаждениями в горшках, плошках и кадках - она таскает их за собой из одной организации в другую. Говорят, шефу это очень нравится.
   Когда я вхожу, Мегера поливает какое-то пушистое и темно-зеленое... чуть не сказало "существо" - столько в ее движениях нежности.
  - Посмотрите, Александра Андреевна, а ведь она собирается цвести!
   - Неужели? - говорю я, и тут замечаю, что, в самом деле, из середины цветка вырывается бледная сильная стрелка, на конце которой разворачи-ваются алые лепестки. - Боже, какая красота! - вырывается у меня.
  - Да, она цветет так редко, раз в десять лет, и только в особо благоприят-ных условиях, - отвечает Мегера.
  - Ну, в таких условиях, какие Вы им создали, нельзя не зацвести! - улыба-юсь я. Пожалуй, придется придумать ей другое прозвище - вовсе она не Мегера! Очень милая тетка.
  - Проходите, пожалуйста, шеф ждет Вас.
  
   Я толкаю легкую белую дверь, и вхожу в кабинет А.Б. Кабинет большой, три окна, среднее из них - эркером. Светлые стены, мебель светлого дерева, книжные шкафы, большой письменный стол, удобные кресла возле низкого столика, на котором светится плоской панелью навороченный ноутбук.
  - Как Вас зовут? - слышу я голос у себя за спиной. Поворачиваюсь и вижу шефа возле открытых дверец еще одного шкафа, большого, со стеклян-ными полками, плотно уставленными фигурками дельфинов - стекло, ке-рамика, бархат, дерево, золото...
  - Ой, что это? - невольно говорю я. - Простите, Александр Брониславович, меня зовут Александра Андреевна. Вообще-то я работаю у Вас уже чет-вертый месяц, меня представляли Вам при зачислении в штат.
  - Что ж, теперь я буду знать, как Вас зовут...
  - Вот письма, Александр Брониславович, четыре из пяти готовы, а по по-следнему, на итальянскую фирму, есть несколько вопросов.
  - Вы пишете по-английски?
  - Американцам - да. Итальянцам - по-итальянски. - Господи, спасибо, что я рано поняла: единственные мои способности - к языкам, и выучила их столько, сколько преподавателей могли оплатить родители. В результате я хорошо знаю английский, итальянский, немецкий и греческий, сносно - датский и шведский, и могу болтать на бытовые темы по-испански и по-французски.
  - Спасибо, Александра Андреевна. Но письмо на итальянском я не смогу прочесть, Вам придется мне его перевести.
  - Хорошо, Александр Брониславович, я приложу перевод.
  - Присядьте пока, я просмотрю этот текст. - Хорошо еще, что английский он знает вполне прилично, на переговорах обходится без переводчика.
   Я утопаю в мягком кресле возле журнального столика, А.Б. нажимает на кнопку на своем большом столе, и через пару минут вплывает бывшая Ме-гера с двумя чашками кофе. Любопытно: в одной из чашек - черный кофе, в другой - капуччино с шоколадом, как раз как я люблю. Мне протягивают чашку с капуччино - ай да Мегера! Положительно, теперь буду называть ее Мамочкой!
   Шеф быстро просматривает письма, подписывается - ни в одном никаких исправлений не сделал, хорошо, я молодец - и отдает их терпеливо ждущей Мамочке.
  - Все можно отправлять, вот это и это - срочно. А как Вам моя коллекция, Александра Андреевна? Кстати, Вы позволите мне называть Вас просто по имени?
  - Ваша коллекция прекрасна, Александр Брониславович, я много о ней слышала, и вижу, что говорили правду. А просто по имени... давайте уж пока оставим как есть, а то я буду чувствовать себя неловко.
   Сделав последний глоток кофе, я встаю, тщательно расправляя юбку.
  - Я могу идти?
   Он довольно долго молчит. Потом медленно выговаривает:
  - Да, конечно, идите, заканчивайте последнее письмо.
   Я коротко киваю и выхожу, определенно поймав на себе вполне откро-венный мужской взгляд шефа. Да, пожалуй что, о нем еще мало рассказы-вают...
  
   В эту контору я попала, в общем-то, случайно. Одна из сотрудниц вышла замуж за непосредственного начальника и скоропостижно родила. Всем бы-ло понятно, что на работу она не вернется, на освободившееся место в отде-ле внешних связей взяли первого попавшегося человека "с улицы" - то есть меня. Я как раз собиралась уходить из предыдущей конторы, развалившейся под тяжким гнетом общественно-политической деятельности ее руководства. Руководство состояло преимущественно из бывших комсомольских работником горкомовского уровня. Они рвались в политику, им хотелось всего, много, и по возможности сразу, а работать для этого они не считали нужным. Контора, носившая пышное название "Ассоциация руководителей малых предприятий России" рассыпалась, просуществовав менее года. Впрочем, я ушла к Свентицкому чуть раньше и агонию не наблюдала. Со-трудники расползлись по аналогичным конторам-однодневкам, прихватив с собой кое-какое оборудование. Платили нам всем столько, сколько стоила наша работа, характеризуемая единственным образом: Имитация Бурной Деятельности, сокращенно ИБД.
   Рабочий день начинался с подновления и расширения макияжа. Некото-рые экономили домашнее время и красились полностью на работе, но за не-надобностью еще никому не пришло в голову экономить рабочее время и краситься дома.
   Затем следовал утренний чай с попутным обсуждением покупок, поездок и других серьезных проблем. Далее, примерно в половине первого, появ-лялся Генеральный (он очень любил название своей должности, и всегда старался произносить его так, чтобы буква "р" потерялась, и получилось "Гене'альный"). Тут начиналось собственно рабочее время, до двух часов, за это время можно многое успеть, если не лениться. А если лениться, то мож-но выпить еще чаю и поиграть в компьютер. Обеденное время - это святое, с двух до четырех, в хорошую погоду - по магазинам, в плохую... тоже, в об-щем-то, есть чем заняться. Я несколько раз успевала в обеденный перерыв слетать на свидание. И т.д. ИБД.
   Понятно, что, когда контора рухнула, только отчаянные бездельники бы-ли огорчены. Но, как я уже отмечала, я успела отскочить раньше, и из-под обломков не спасалась.
  
   Нынешняя фирма - совсем другое дело. Здесь и в самом деле работают. Никто - даже сам Свентицкий - не мог бы точно определить, чем конкретно мы занимаемся, И если полгода назад главным в офисе был рекламный от-дел, так как они делали большую рекламную кампанию о-очень крупного банка, то сейчас все карты в руках отдела внешних связей. Именно мы нашли и начали раскручивать большой инвестиционный проект. Работы, конечно, прибавилось, но это никого не пугало - прибавилось, и существенно, и денег в кармане.
  
   Я возвращаюсь на рабочее место, в свой закуток. Вообще-то уже время обеда, у нас всех пропуска в бывшую столовую СЛУГ НАРОДА - стоимость обеда там чуть выше стоимости булочки в соседнем магазине. Но мне поче-му-то кажется, что лучше пожертвовать обедом, доделав письмо. И я сижу за своим компьютером, заглядывая попеременно то в рабочие материалы к проекту, то в словарь.
   Через несколько отсеков от меня раздается телефонный звонок.
   - Алло! - голос Оли, Ольги Лазаревой, официальной любовницы А.Б.
   - Да, милый, конечно. Я все понимаю. Значит, встретимся, как обычно. Ну конечно, ко мне. Целую, пока.
   Мне неприятно слышать чужой разговор, для которого она не пошла обедать вовремя, и я сжимаюсь в комок, стараясь даже не дышать - только бы Оля не поняла, что в зале еще кто-то есть. Я хорошо к ней отношусь, и не хотела бы ее огорчать.
  
   Я сижу над работой допоздна. Спешить мне сегодня некуда: дочка еще на два дня у моих родителей, а дома меня никто не ждет. Муж тихо раство-рился, когда Насте было года два, последний мой роман благополучно за-вершился пару месяцев назад, а заводить новый пока что-то не хочется. Я уж лучше отдохну.
   Вот простучали последние каблучки, задержавшись возле моей двери.
   - Саша, ты здесь? Не собираешься пока?
   - Через полчасика, Оль!
   - Тогда я убежала, уже опаздываю! Я предупрежу охрану, что ты еще ра-ботаешь.
   - Спасибо!
   Полчасика, как водится, растянулись на час с лишним, и я отключаю компьютер уже в половине восьмого. В здании, наверное, никого нет, кроме меня и охраны, так что надо проверить, все ли выключено. Уборщицы при-дут только утром.
   Я пробегаю по залу, заглядывая в отделы. Запирать двери у нас не при-нято - документы кладутся в сейф, компьютеры запаролены, а заглядывать в личные вещи никто не станет. Везде тихо. Я спускаюсь по лестнице, на вто-ром этаже сидят другие фирмы, но там давно никого нет.
   Я прощаюсь с охранником, дремлющим возле телевизора, толкаю дверь... и утыкаюсь носом в чей-то светлый пиджак.
   - Что-то Вы задержались - горите на работе, Александра Андреевна!
   - Да и Вы не спешите домой, Александр Брониславович! - Интересно, откуда он здесь взялся? Ольга вроде бы давно ушла. Впрочем, это не мое дело.
   Свентицкий стоит возле своей машины. У него роскошная темно-синяя "Вольво-960".
   - Мне сегодня особо спешить некуда, так что, если позволите, я отвезу Вас, Александра Андреевна.
   - Спасибо, Александр Брониславович, но я живу очень далеко. Мне не хотелось бы отнимать у Вас столько времени.
   - Глупости, - говорит он неожиданно жестко, распахивает дверцу машины и подталкивает меня внутрь.
   В машине пахнет натуральной кожей и дорогой мужской парфюмерией. И немного табаком, что странно, поскольку шеф не курит (именно он развел всю ту борьбу с курением, о которой я уже говорила).
   - Итак, куда едем? Может быть, Вы позволите мне угостить вас чашкой кофе где-нибудь в приличном месте?
   Я хихикаю, потому что не далее как вчера слышала, как шеф отчаянно крыл почти последними словами ночной клуб, куда отправился с какими-то деловыми партнерами - и обслуживают не так, и коктейли отвратные, и кофе гадкий. Так что его понятие о "приличном" месте весьма узко.
   - Спасибо, с удовольствием. - "Надо бы еще вовремя напомнить себе са-мой, что до дому ехать и ехать..."
   Машина мягко трогается с места, мы едем по старым центральным ули-цам, какими-то переулками, играет негромкая музыка. "Хорошо, что перед уходом я заново накрасила губы и слегка привела себя в порядок. А то сей-час блестела бы носом, как самовар".
   Шеф резко сворачивает в какой-то дворик, и останавливает машину перед натянутой цепью.
   - Ну вот, и приехали.
   Я не сразу понимаю, что дворик - это и есть кафе. Столики под деревья-ми, на столиках свечи - совершенно южный вариант, Уже очень тепло, и сидеть на улице не в пример приятнее, чем в душном помещении. Шеф под-водит меня к столику в углу, отодвигает стул, помогает сесть и садится сам. За его спиной тут же возникает официант, мамочки мои, во фраке и белом галстуке - лорд, не иначе. Или шпрехшталмейстер.
   - Добрый вечер, Александр Брониславович. Поужинаете сегодня, или как обычно?
   Шеф взглядывает на меня:
   - Вы голодны, Александра Андреевна? Рекомендую - здесь великолепные пирожные. И очень неплохой фруктовый салат.
   - Замечательно, - отвечаю я. - И фруктовый салат, и кофе, и пирожное. Шоколадное.
   - Мне как обычно, - поворачивается он к официанту. - И проследите, чтобы не загородили мою машину, я сегодня ненадолго.
   За легкой и ни к чему не обязывающей болтовней время летит незаметно, исчезает и фруктовый салат, и принесенный шефу "Кампари". "Как же он поедет, ведь сам за рулем? - мелькает у меня мысль. - Впрочем, это его трудности. Я возьму такси".
   Я смотрю на часы и прихожу в ужас: почти двенадцать!
   - Прекрасный вечер, но мне надо ехать, Александр Брониславович. Пока я доберусь до моего спального района, будет уже очень поздно, а завтра мне рано вставать.
   - Не волнуйтесь, сегодня вы доберетесь очень быстро, - усмехается он, и подзывает официанта. Мне не слышно, что он говорит, потому что я озабо-чена одной животрепещущей проблемой. Конечно, вечер прекрасен, но если я немедленно не доберусь до дамской комнаты, эта красота для меня по-меркнет. Слава богу, вон под тем деревом видна дверь куда-то в недра зда-ния, и если это не то, что мне нужно, я съем свою любимую шляпку.
   - Я сейчас вернусь, - говорю я и решительной походкой направляюсь к заветной двери.
   Сказав "Уф!" и снова ощутив всю прелесть весенней ночи, я замечаю, что посещаемое мной заведение не просто сияет чистотой - оно подавляет вели-чием, и белым мрамором, и золотом, и кабинкой с биде, и огромными зер-калами в полный рост. В углу сидит тетенька в ливрее, на столике перед ней все - от новых колготок до расчесок и обратно. А туалетная, прошу проще-ния, бумага - какой я в миланском "Хилтоне" не видывала! - розовая, четырехслойная, с цветочками!
   Кажется, я несколько увлеклась описанием сантехнических красот... Но что поделаешь, я человек насквозь прагматичный, а после такой лошадиной дозы романтики мне остро необходимо что-нибудь приземленное...
   Я возвращаюсь к столику с обновленным макияжем, легкой душой и светлыми мыслями о ремонте, начинающемся завтра в моей квартире. В де-вять придут мастера, и, разрази меня гром, за выходные они должны сделать хотя бы половину - за те-то деньги, которые они с меня запросили!
   Шеф ждет меня, сидя за столиком и задумчиво рисуя что-то на салфетке. Он поднимает голову:
   - Едем? - просто спрашивает он.
   Я пожимаю плечами, и иду к машине.
   Он открывает мне дверцу, придерживает ее, пока я сяду и расправлю юб-ку и... садится рядом. Тут я замечаю, что за рулем машины уже сидит води-тель - черт меня побери, в форменной фуражке!
   - Итак, куда же мы едем?
   Я называю адрес.
   Шеф сидит спокойно, не пытаясь придвинуться ко мне или взять за руку. Такое впечатление, что это не за мной он так старательно ухаживал весь ве-чер. Меня это устраивает - я не собираюсь становиться очередной его пас-сией. По крайней мере, пока...
  
   Утром, в девять, рабочие, конечно, не пришли. Не пришли они и в поло-вине десятого. И в десять. Когда без четверти одиннадцать раздался звонок в дверь, я уже кипела. Но за дверью стоили вовсе не те маляры, с которыми я договаривалась три дня назад - там были Андрей и Мишка, мои институт-ские друзья - двое из четверых.
  - Хозяйка, побелку- покраску заказывали? - хохочут они. - Ты, говорят, собиралась ремонтироваться, так какого черта неизвестно с кем догова-риваешься?
  - Разве ты не знаешь, кто лучший в мире наклеиватель обоев? - Добавляет появляющийся из-за Мишкиной спины Роман.
  - Ох, ребята. Как хорошо, что вы пришли! Эти бандиты должны были поя-виться в девять, я тут уже по стенам бегаю от злости! Входите скорей!
   Вся компания вваливается в мою крохотную прихожую.
  - А где Лешка? - спрашиваю я, не обнаружив четвертого члена нашего со-общества.
  - Через полчаса будет. За обоями поехал.
  - Да есть у меня обои! Я все купила еще зимой!
  - То, что у тебя есть, годится только в клозет на дачу. А то мы тебя не зна-ем, - авторитетно заявляет Роман.
   Он прав: я сэкономила, и купила не то, что хотелось, а что подешевле.
  - Значитца так, хозяйка, - продолжает бутафорить Андрей. - Гони-ка ты на рынок и по магазинам, и щоб обед был для рабочего класса не позднее трех часов! И супчик не забудь!
   Ну, вот, теперь за ремонт можно не волноваться - ребята все сделают как надо, они еще в студенческие годы подрабатывали в разных шабашно-ремонтных бригадах, и славились качеством и скоростью работы. Брали соответственно, и отбою от заказов не знали. Не хотелось мне их экс-плуатировать, нечестно это, с меня-то они ничего не возьмут. А времени у них куда меньше, чем у меня: у Мишки и Романа свои фирмы, и нема-ленькие, Андрей - большая шишка на одной из московских бирж. Алек-сей вообще в Москве бывает раз в полгода, мотается между Штатами, Францией и Германией. И откуда они узнали, что я все это затеяла, да тем более - когда должны придти мастера?
   Этот вопрос я несу домой из магазина вместе с едой..
   Но на мои вопросы никто не отвечает. По моей однокомнатной квартире будто прошел смерч. Мебель в комнате сдвинута к середине, на шкафу сидит Михаил в традиционной шапке из старой газеты и вдохновенно размывает потолок.
  - Иди, иди на кухню! Мы сегодня рабочий класс, нас кормить надо! А то у тебя как всегда - кроме йогурта и ветчины ничего в холодильнике нет!
   Конечно - чему еще быть в холодильнике у одинокой женщины! Не во-зиться же мне с разносолами для себя! Вот когда ребенок домой приезжает - тогда и обед приходится готовить.
   Ладно, в конце концов, что я так уж мучаюсь совестью? Физический труд - редкое развлечение для российского бизнесмена, пусть вместо тре-нажерного зала помашут малярной кистью. Опять же, не в ночном клубе деньги мотают (это я их женам потом буду говорить), а воскрешают светлые воспоминания юности. Заглушив таким образом душевные терзания, я ре-тируюсь на кухню, закрываю дверь, чтобы не дразнить ребят запахами раньше времени и приступаю к приготовлению обеда.
   Готовить я вообще люблю, моей коллекции кулинарных книг позавидует сам Похлебкин, у меня их около 100 только на русском языке - а еще анг-лийские, французские, греческие.... Но сегодня я варю борщ и жарю "Таи-сины" котлеты. Приятельница моей матушки, Таисия Николаевна, готовить не любила, в отличие от меня. Но одно блюдо у нее всегда получалось вдохновенно - котлеты. Делюсь рецептом: в крупно помолотый мясной фарш тетя Тая добавляла, помимо минимального количества хлеба, еще и тертую картошку, чуть-чуть сметаны и соду. Котлеты получаются пышные и сочные. И много...
  
   К вечеру разорение в моей квартире становится сравнимо с разорением Рязани Батыем. Ночевать здесь, конечно, невозможно. Я отдаю ребятам ключи, кидаю в сумку косметику и отбываю к родителям - придется Насте потерпеть меня в своей комнате пару ночей.
   Насте десять лет, она рассудительна и разумна, что называется, не по го-дам. Впрочем, пробуждающиеся свойства ее характера заставляют смотреть на эту рассудительность с некоторой опаской. Если Настя решает, что ей что-то позарез нужно - не важно, что, игрушка, книга, любая вещь или ответ на вопрос - она добивается своего всеми доступными ей способами. Она лезет за книгой на самую верхнюю полку книжного шкафа; она звонит по международной справочной; она задает вопросы, пока не получит устраи-вающий ее ответ. Ценное, конечно, свойство характера, но родители мои уже воют. Впрочем, они, так же как и я, понимают, что ради хорошей школы стоит потерпеть. Именно из-за роскошной, великолепной языковой школы ребенок и живет с ними в центре Москвы, а ко мне на окраину приезжает иногда на выходные.
  
   Родители радостно встречают мое появление, сдают ребенка с рук на руки и быстренько сматываются за город. Я просыпаюсь в восемь, и нахожу только записку: " Еда в холодильнике, уроки у ребенка не сделаны, прово-дишь ее в школу, вернемся в понедельник днем". Ну и славно. И мы прово-дим день в установлении доверительных отношений с немецким и англий-ским языком, а также в борьбе с рисованием - ну нет у нас обеих способно-стей к рисованию!
  
   Около половины одиннадцатого вечера я, уложив Настю, сижу перед те-левизором (звук убран до минимума, потому что слушать поучающего и вещающего лощеного толстомордого комментатора сил нет) и читаю детек-тив. В тишине громкий звонок телефона раздается особенно пронзительно.
  - Алло!
  - Александра Андреевна? Простите, что беспокою так поздно, это Свен-тицкий. Но дело в том, что у меня к Вам просьба, и я хотел бы предупре-дить Вас заранее.
  - Я слушаю, Александр Брониславович.
  - Мне завтра вечером нужно идти на очень важную формальную встречу. По протоколу я должен быть с супругой. А Вы сами знаете, я не женат. Могу я попросить Вас сопровождать меня?
   Вот это номер! В голове у меня бухает только эта дурацкая фраза... Если я соглашаюсь, - это налагает совершенно определенные обязательства; если отказываюсь, - кто знает, что выкинет обидевшийся шеф?
  - Вы понимаете, по-английски я и сам смогу объясниться, - добавляет он, - но там могут быть очень нужные нам итальянцы.
  - Я с удовольствием помогла бы Вам, Александр Брониславович, но, к со-жалению, на такие мероприятия нужно вечернее платье, а у меня его нет. Да даже если бы и было - у меня в квартире сейчас ремонт, я сюда-то, к родителям, приехала из-за этого. Так что все мои туалеты вне пределов досягаемости.
  - Ну, это мы решим завтра, - смеется он, - пусть у меня никогда не будет более серьезных проблем! До завтра! - и шеф вешает трубку.
  
  Все мое благостное настроение как рукой сняло. Отказаться я не могу, это понятно. Нужно ли предупредить Ольгу? Но что я ей скажу? Мы с ней никогда не были подругами, не были и врагами, не хочу я ей подкладывать такую свинью!!!
  Впрочем, шефа ну никак нельзя называть свиньей. Он, конечно, волк - и по духу, и даже внешне чем-то...
  Я засыпаю поздно, и снятся мне голубые глаза шефа, его синяя "Вольво" и почему-то голубые сверкающие крыльями бабочки...
  
  До середины дня я не вылезаю из Интернета - по последнему проекту на-копилась куча вопросов, и прежде, чем писать нашим новым партнерам, я ищу в сети данные о них. Выясняется масса увлекательных подробностей - я нахожу не только историю фирмы и детали биографии основателей, но и кое-какие данные по репутации и состоянию фирмы на сегодня. Может, я ошибаюсь, но с ними лучше бы не связываться. В конце концов, через три недели в Милане большая выставка-конгресс по энергетике, почему бы Свентицкому туда не поехать и не найти кого-то понадежнее?
  О его вчерашнем звонке и приглашении на вечер я за монитором совсем забываю.
  Половина третьего. Есть хочется ужасно. Я лезу в сумку за кошельком, и обнаруживаю, что ее боковая сторона взрезана, все потроха торчат наружу и кошелька, конечно, нет. Я невольно вскрикиваю, и тут же в дверях появля-ется чья-то любопытная физиономия. Через десять минут уже вся контора знает о моем невезении. Правда, в кошельке было совсем немного, тысяч тридцать - сорок; но и они не бывают лишними, и обедать мне теперь не на что. Хорошо еще, что я не взяла сегодня бумажник, где, помимо денег, ле-жат все документы, визитные карточки, чеки на серьезные покупки и т.д. И сумка теперь испорчена безнадежно, значит, нужно покупать новую или доставать старую с антресолей... Да-а...
  По коридору стучат каблуки, народ идет обедать. Желудок уже не зовет, а вопит громким голосом, но я сурово рекомендую ему заткнуться - я терп-лю, и он может потерпеть. Скрипит дверь, и в мою конуру входит Оля Лаза-рева.
  - Привет! Я слышала, у тебя похитили все фамильные сокровища.
  - Хуже, - смеюсь я, - у меня похитили возможность пообедать. Зато фи-гуре это пойдет на пользу.
  - Знаешь, ты лучше береги фигуру менее радикально. Тем более что тебе это абсолютно без надобности. Пошли, я тебя покормлю.
  - Спасибо, ты меня спасаешь! - Я и не думала, что из-за моего стола можно выбраться с такой скоростью. - Жрать хочется, как из ружья!
  До столовой метров сто, стекляшка спрятана за спиной у церковки сем-надцатого века. Мы входим внутрь, получаем чеки и поднимаемся на второй этаж. Время уже позднее, и свободных столиков много. Мы садимся у окна за столик, полуприкрытый какими-то вьющимися растениями, отдаем чеки официантке и осматриваемся по сторонам. Наших никого нет, и Оля, оторвав глаза от рассольника, спрашивает:
  - Шеф к тебе начал клинья подбивать?
  Я, конечно, поняла сразу, что обедать она меня позвала не только из со-чувствия и хорошего ко мне отношения. На честный вопрос надо отвечать честно. Тем более что я ничего не обещала шефу.
  - Начал. И довольно резво. Как ты к этому относишься?
  - Ты знаешь, я рада. Я ведь замуж выхожу, и, как ты догадываешься, со-всем даже и за другого, там все очень серьезно и насовсем. Со Свентицким я давно хотела расстаться, так что если он начнет крутить шашни с тобой, ему, по крайней мере, будет не до меня. А ты всерьез собираешься с ним иметь дело?
  - Не знаю, - говорю я медленно, и отодвигаю в сторону вазочку с десер-том - желе у них сегодня явно не удалось, - Если бы он вел себя по-другому - грубее, или слишком явственно показывал, что он начальник... А пока что все в рамках, даже и к чему придраться.
  - Ну вот, займешь мое место, если захочешь. Вернусь из отпуска, сколько удастся, поработаю, но если придется уйти - не стану рыдать. Кофе будешь?
  - Да ну его к черту, жарко для кофе. Слушай, ты - и замуж... Такая само-стоятельная, будешь мужу борщ варить. Еще и дома сядешь... Хорошо... Я тебя поздравляю, и когда церемония?
  - В пятницу. Потом мы уедем, я взяла отпуск на две недели.
  - И куда, если не секрет?
  - В Грецию, неделя на материке, неделя на Крите. Только в конторе - ни-кому. Я не хочу, чтобы шеф знал до того... И вообще, Саша, ты имей в виду, что он человек очень мстительный. Если ты решишь, что тебе все это не на-до - продумай, как от него избавиться, чтобы он не мстил потом. Моя пред-шественница - ты ее не знала, такая Роксана, совершенно роковая женщина, и ужасно всю жизнь из-за этого мучилась, бедняжка... - Оля критически ос-матривает пирожное, и отламывает кусочек. - Так вот, она хорошо знала, что он совершенно не выносит женщин, вешающихся ему на шею, и избавилась от него именно так. - Еще кусочек пирожного подвергнут тщательному осмотру и отправлен в рот, - Она ему прохода не давала, звонила домой и на работу каждый день по десять раз, и приезжала, и шеф уже не знал, как ее стряхнуть. Так что тому, на кого она якобы переключилась, он готов был памятник поставить.
  Мое сдавленное хихиканье уже душит меня, но Оля безжалостно про-должает:
  - Как ты понимаешь, избавитель был ей давно знаком, и именно ради него она и хотела расстаться со Свентицким.
  Отсмеявшись и отдышавшись, мы выходим на улицу. Уже почти четыре часа, но я не тороплюсь на рабочее место, да и Ольга, по-моему, тоже. Мы неспешно входим в подъезд, и навстречу мне буквально кидается Мегера.... ой, нет, она же теперь Мамочка!
  - Александра Андреевна! Ну где же Вы ходите, Вас шеф уже три раза вы-зывал! Скорее, срочно!
  Я пожимаю плечами и поднимаюсь следом за ней к шефскому кабинету. Ольга смотрит нам вслед, на повороте лестницы я приостанавливаюсь и смотрю на нее. Она еле заметно кивает мне и уходит к себе.
  
  Шеф стоит возле приоткрытого окна своего кабинета. Он стремительно поворачивается ко мне:
  - Ну, наконец-то! Почему Вы не зашли ко мне с утра?
  - Добрый день, Александр Брониславович! Я не зашла, потому что, во-первых, Вы меня не вызывали, а во-вторых, я искала с утра материалы по нашим новым американским партнерам. И то, что я нашла, не вызывает же-лания подписывать с ними договор - судя по всему....
  - К черту американцев! - перебивает меня А.Б. - Я знал, что с ними нельзя иметь дело, еще неделю назад. Просто я хотел, что Карпухин на этом сломал себе шею.
  Карпухин - заместитель шефа и его правая рука. Человек малосимпатич-ный и, по-моему, непорядочный. Впрочем, состояние его шеи меня мало за-ботит. Видимо, он где-то перебежал шефу дорожку. А вот разговаривать со мной таким тоном ему пока никто не позволял.
  - Извините, Александр Брониславович, но об этом нужно было преду-предить меня. Тогда бы я не теряла попусту время сегодня, а занялась бы чем-то нужным. - Я делаю шаг в сторону двери.
  Шеф большими шагами пересекает кабинет и хватает меня за руку.
  - Я ведь предупредил Вас вчера, что мы идем сегодня на очень важный для меня прием! Так какого же черта...
  Видимо, лицо мое меняется очень уж сильно - я чувствую, как стягивает лоб и щеки, - шеф выпускает мою руку и отходит на шаг:
  - Простите мою несдержанность, но я слишком беспокоился, что мы не успеем. Пожалуйста, присядьте. Хотите холодного соку, сегодня так жарко?
  Я глубоко вздыхаю, чтобы успокоиться и сажусь в кресло. И как я, в са-мом деле, напрочь забыла о вчерашнем звонке?
  - Благодарю Вас, не нужно. Я только что обедала. Но не кажется ли Вам, что мой вид несколько не подходит для приема. Я ведь говорила вчера, что у меня нет вечерних туалетов, а если бы и были - из-за ремонта я не смогла бы их добыть.
  - Это не имеет значения, Александра Андреевна. Мы с Вами сейчас по-едем и все купим. А выглядите Вы всегда превосходно, никакие парик-махерские не нужны.
  Ну еще бы - за каким лешим мне парикмахерские - у меня коса длиной ниже колен, я просто сворачиваю волосы в пучок размером с футбольный мяч. Тяжело ужасно, но ведь ни один мужик не устоит, увидев такое!
  Шеф открывает сейф, я деликатно отворачиваюсь. Дверца сейфа с глухим лязгом захлопывается.
  
  Темно-синяя "Вольво" мягко урчит, наворачивая на колеса московские улицы. И, несмотря на все неудобства одностороннего движения в старой части города, уже через несколько минут мы тормозим возле Пассажа.
  - Платье в отделе "Шанель", туфли у "Стефан Келиан", остальное на ваш выбор, - коротко командует шеф, и мы идем - я бы сказала, бежим! - к стек-лянным дверям, мимо которых я много раз проходила, заглядывая в витри-ны. И ей-богу, мне совершенно все равно сейчас, как за это платье придется расплачиваться - о платье от Шанель я мечтала всю жизнь!
  Шеф садится на мягкий диван, предоставляя мне общаться с целой стай-кой продавщиц. Они чирикают и щебечут, принося и унося все новые и но-вые шедевры. Наконец в груде платьев я замечаю то, о чем думала, входя в магазин: темно-синий струящийся муслин. Я беру платье и ухожу в приме-рочную. Следом за мной туда вносят еще несколько - белое, фисташковое, голубое... Но я уже знаю, что хочу вот это - цвета ночи, расшитое хрусталь-ными звездочками-бусинками, редкими возле выреза и более частыми, тем-неющими к длинному, развевающемуся подолу.
  Я подхожу к зеркалу. Там отражается высокая стройная женщина в тем-но-синем, но не мрачном платье, идеально облегающем точеную фигуру и открывающем безупречные плечи. Это не я, я не могу так выглядеть!..
  Я выхожу из примерочной и слышу, как ахают две продавщицы, не при-нимавшие участие в примерочной оргии, как забредший сюда "малиновый пиджак" тихо матерится и делает движение в мою сторону, как шеф роняет журнал, который он просматривал со скучающим видом.
  - Бог ты мой, - тихо говорит он, - куда ж я раньше-то смотрел...
  Платье стоит, должно быть, целое состояние, но шефа уже понесло, и он не говорит ни слова.
  
  Мы покупаем еще и роскошные шелковые туфли на тонком каблуке, тоже синие, но чуть светлее, вышитые голубой шелковой нитью; и шифоновый, тоже вышитый, шарф, и вечернюю сумочку под цвет туфель. Я провожу некоторое время в "Дикой Орхидее", подбирая белье и колготки, шеф ждет меня в машине. В окно видно, как он нервничает, постукивая пальцами по рулю.
  Потом шеф смотрит на меня мутным взглядом, хлопает себя по лбу и го-ворит:
  - А драгоценности-то!
  - Ни в коем случае! Иначе платье вернется обратно в магазин. У меня есть мои собственные кольца. И этого достаточно. Можно добавить бижутерию, кто отличит, натуральный ли жемчуг, если все вокруг в натуральном!
  - Но так нельзя...
  - Нет! - жестко говорю я, и А.Б. замолкает.
  
  Мы останавливаемся на неплохой французской имитации жемчуга, кото-рую я даже могла бы себе позволить купить сама. Весь процесс отнимает у нас около полутора часов. Мобильный телефон шефа звякает несколько раз, но после примерки платья замолкает. Видимо, выключен.
  Мы возвращаемся в контору, и я ухожу в свою конуру, чтобы причесать-ся и подкраситься. За недостающей косметикой я захожу к Лариске, у нее полный стол этого добра, поскольку именно от нее, в конечном итоге, зави-сит, насколько быстро те или иные наши партнеры или клиенты будут об-служены, получат свои деньги и т. д. Поэтому с косметикой и духами у нее все в порядке.
  Впрочем, духи у меня свои, мужской вариант "Aqua di Gio", я вообще часто пользуюсь мужскими запахами. К половине восьмого я полностью го-това, волосы заново уложены в низкий тяжелый узел, глаза подведены, очки спрятаны в сумочку. Свои вещи я укладываю в большой пакет, разрезанную сумку со вздохом запихиваю туда же. Зеркальце у меня здесь только ма-ленькое в пудренице. Большое висит в женском туалете, и я выскальзываю из своей комнаты, моля бога, чтобы сотрудников в конторе уже не было.
  Распахнув дверь. я нос к носу сталкиваюсь с Надеждой Генриховной За-уэрман, главной конторской сплетницей. Ей около пятидесяти лет, и, по крайней мере, тридцать из них она посвятила тому, чтобы портить настрое-ние, карьеру, а то и жизнь, окружающим, разнося по окрестностям подроб-ности их биографии, реальные или выдуманные за недостатком информации. Ну уж если не повезло - так не повезло! Теперь вся контора будет знать, что я куда-то ходила вечером со Свентицким, и как при этом выглядела. Насколько я знаю Надежду, будет рассказано и то, что, по ее пред-ставлениям, происходило с нами потом.
  - Ах, Шурочка, как Вы прелестно выглядите, - прямо-таки поет Надежда. - И какое дивное платье, не от Зайцева ли?
  - Нет-нет, не от Зайцева. Китайское, подруга привезла.
  Чертова баба, все настроение испортила!
  
  Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас мне на-до выглядеть лучше, чем любой кинозвезде. Да и в таком платье выглядеть иначе было бы просто преступлением.
  Ох, если бы я тогда знала, насколько мне нужно в этот вечер хорошо вы-глядеть, я бы, наверное, волновалась в сто раз больше!
  Я набрасываю на плечи легкий синий шарф, бросаю в зеркало последний контрольный ... хотела сказать "выстрел" - взгляд, конечно, и возвращаюсь к себе. Шелковые легчайшие туфли, кажется, сами застегиваются на щико-лотках и подбрасывают меня вверх. В таких туфлях можно танцевать всю ночь - только бы подметки выдержали. Я когда-то серьезно занималась бальными танцами, и хорошо знаю, что такое танцевать несколько часов, как горят от этого туфли. Правда, все мои танцы закончились с разводом.
  
  Я вышла замуж рано, даже слишком. Мне не было еще девятнадцати, ко-гда отзвучала свадебная музыка, и я переехала к мужу. Он был старше меня на пять лет, из очень суровой семьи. И первый наш конфликт возник еще до свадьбы - он хотел, чтобы я сидела дома, я считала, что должна продолжать учиться. Мы протянули вместе три года, я и в самом деле очень любила его. К счастью, мы жили отдельно от его родителей, потому что свекровь возне-навидела меня с первого дня знакомства. Я олицетворяла все, что не нрави-лось ей в этой жизни вообще и в молодежи в частности - слишком свобод-ные манеры, образование, языки, иностранные фильмы и музыку, нежелание запираться в четырех стенах. В их доме не было книг, телевизор включался только для просмотра программы "Время" (сериалов тогда еще не показы-вали - а интересно, как бы она на них отреагировала?). И отец, и мать моего тогдашнего мужа были фанатичными партийцами, но к этому добавлялась яростная религиозность свекрови. Сейчас я понимаю, что она была просто несчастна, и видеть чужое счастье было выше ее сил. Но тогда меня начинало трясти от ее бесцеремонных приходов в наш дом (мы жили в со-седних подъездах, муж дал ей ключи от нашей квартиры, и она приходила в любое время суток), от злобы, читавшейся в каждом ее взгляде на меня, от того, что после ее визитов мужу казалось, что я все делаю не так. Когда появилась Настя, мне приказано было бросать институт (погуляла - и хва-тит!) и сидеть дома. Я забрала ребенка и, оставив все вещи, взяв только учебники, просто сбежала к своим родителям.
  Конечно, меня вернули бы со скандалом и с милицией, но за дело взялся мой отец. Я не знаю, что он делал - он до сих пор это скрывает, - но меня оставили в покое раз и навсегда. Даже разводиться я не ходила.
  Конечно, свинство это было с моей стороны - замуж выходила я сама, а избавиться от этого состояния без родителей не смогла.
  
  Телефонный звонок. Городской телефон - значит, это не шеф. А пора бы ему уже позвонить, половина восьмого.
  - Алло!
  - Сашка? Салют, - слышу я голос Андрея. - Хорошо, что застал тебя на работе, а то потом не смогу позвонить, времени не будет. Мы не все закон-чили у тебя там, я хотел, чтобы ты посмотрела. Сегодня не получится, а что у тебя завтра?
  Ну и свинья же я - ведь совсем забыла, что ребята провели в моей квар-тире все выходные, возясь с моим ремонтом! И что ключи у них - тоже за-была. Поехала бы сегодня после приема к себе и стояла бы перед закрытой дверью. Ох, не доведут меня до добра очередные любовные приключения!
  - Привет, дорогой! Как хорошо, что ты позвонил! Давай завтра. Во сколько? Рано-то я не смогу освободиться...
  - К шести вырвешься?
  - Черт его знает, лучше в полседьмого. Ты заедешь?
  - Договорились. - И он кладет трубку.
  Ну да, в жизни иногда случаются маленькие чудеса, и я не против, чтобы они случались со мной! Вот - новое платье, и неожиданно снятый с моей спины ремонт...
  Снова телефонный звонок. На сей раз местный. И пора бы уже - без чет-верти восемь.
  - Александра Андреевна? Вы готовы?
  - Да.
  - Хорошо, сейчас я зайду за Вами.
  Шеф возникает в дверях моей комнатки через три минуты. За это время я успеваю упихать свои вещи в пакет и молча протягиваю его шефу.
  - Вас не затруднит сунуть это в багажник, я заберу потом. А то завтра мне придется придти на работу в этом платье, я ночую у родителей.
  Шеф берет пакет и молча выходит, придерживая передо мной дверь.
  Чудесный мотор темно-синей "Вольво" мягко урчит, но сейчас час пик, и мы едем куда медленнее, чем накануне. Шеф сегодня непривычно молчалив - точнее говоря, до сего момента он не сказал мне ни одного слова. Он ведет машину, глядя прямо перед собой, сдвинув брови и о чем-то напряженно думая. А мне-то казалось, что я сегодня достаточно хороша, чтобы не забы-вать обо мне!
  - У меня просьба к Вам, Александра Андреевна! - я даже вздрагиваю, так неожиданно прозвучал голос шефа. - Там, куда мы с Вами едем, будут очень важные для меня люди. Постарайтесь быть столь же очаровательной весь вечер, ладно? - и меня нежно берут за руку. Поскольку в этот момент нос нашей машины подрезает толстомордый джип, шеф весьма разборчиво ма-терится сквозь зубы. Так что эффект получается несколько смазанным.
  Несмотря на пробки, мы все же добираемся до места. Охрана у ворот коттеджного поселка рядом с Кольцевой пропускает нашу машину, заглянув в какой-то список, и в половине девятого входим в двери симпатичного особнячка, окруженного липами и каштанами. Недлинный коридор выводит нас в просторный зал, довольно ярко освещенный. Группы людей, нарядные - женщины в вечерних платьях (прямо скажу, похуже моего!), мужчины в смокингах. Официанты с подносами, на подносах я вижу шампанское и ка-кие-то маленькие полубутербродные штучки, понятно, фуршет, терпеть не могу есть стоя. Один из мужчин в группе, стоящей ближе к дверям повора-чивается в нашу сторону и идет нам навстречу. Я вижу, как мгновенно на-прягается лицо шефа, и тут же на его губах появляется улыбка.
  - Саша, добрый вечер! Рад, что ты выбрался сегодня, - приветствует его хозяин.
  - Вадим, привет! Разреши представить тебе - моя тезка, Александра.
  - Добрый вечер. Я очень рад Вас видеть, и надеюсь, Вы не будете скучать сегодня. Меня зовут Вадим, мы старые приятели с Сашей.
  Я протягиваю руку.
  Путем небольших экспериментов я научилась протягивать руку так, что мужчина, с которым я здороваюсь, может сам выбрать, поцелует ли он мне руку, или предпочтет ее пожать.
  Вадим целует мне руку и отступает чуть в сторону, приглашая нас пройти в зал.
  - Саша, ты хотел видеть Афонина. Он вон там справа, но я рекомендую тебе сначала поговорить с его женой. Все равно без ее одобрения он ничего не делает. Ты с ней знаком?
  - Да, конечно. Спасибо тебе, - с чувством произносит А.Б. и растворяется в толпе.
  Собственно, толпа не такая большая - человек пятьдесят. Но я отчего-то напряжена, цветные платья дам сливаются у меня в глазах в одно мучитель-ное пятно. Только головной боли мне сейчас и не хватало... Ну конечно, я же без очков. Глаза устали за день.
  К действительности меня возвращает голос хозяина.
  - Вы позволите мне быть Вашим кавалером на сегодня, пока Александр занят делами?
  - Благодарю Вас, мне очень приятно.
  - Выпьете что-нибудь? - Легкое движение руки, и официант с подносом напитков уже рядом с нами. - Шампанское, коктейль? Сок?
  - Кампари с соком. Спасибо, - киваю я.
  Мы неторопливо двигаемся по залу. Вообще группы в этом зале непо-стоянны, люди перетекают из одной в другую, совершая какое-то сложное движение, подобное па незнакомого танца. Дамы в основном остаются на местах, за исключением нескольких совсем молодых, очень профессио-нально хорошо выглядящих девушек, по первому впечатлению - из дорогого эскорта. Как бы услышав мои мысли, Вадим спрашивает:
  - Для Вас вся эта публика, кажется, незнакома? Если хотите, я Вам о них расскажу.
  - Да, действительно, я никого здесь не знаю - отвечаю я, украдкой раз-глядывая своего собеседника. Он высок, ростом не меньше Свентицкого. а может быть, и немного больше. Сегодня я заметила, что шеф носит обувь на довольно-таки высоких каблуках. Они, пожалуй, ровесники, оба хорошо сложены, подтянуты. На этом сходство кончается - А.Б. голубоглазый блондин, Вадим брюнет, глаза у него, кажется, серые - он поворачивается ко мне, и я всматриваюсь повнимательнее. Да, серо-стальные. Не очень прият-ный цвет. У Свентицкого почти квадратное, как бы рубленое лицо - привле-кательно-грубоватое. Лицо Вадима удлиненное, тонкое, но назвать его ли-цом интеллигентного человека, кажется, никто бы не рискнул - такой оно наполнено внутренней силой и даже жесткостью. Руки тонкие и с длинными пальцами, на безымянном пальце левой руки кольцо с темным камнем - агат?
  Я не слишком внимательно слушаю, что он рассказывает мне о присут-ствующих, отмечая несколько знакомых фамилий. В общем, я была права в своих догадках - крупные бизнесмены, бывшие полукриминальные, а ныне банковские деятели, кое-кто с женами, кое-кто с постоянными дамами. За-меченные мною молодые девушки - действительно профессиональные эс-кортницы. Не мой круг, что называется, совершенно не из моего садика, можно расслабиться. Я этих людей, скорее всего, больше никогда и не уви-жу.
  Вадим резко останавливается и заглядывает мне в лицо.
  - Вам ведь все это не очень интересно? Я прав? - настойчиво сжимает он мой локоть.
  - Да, Вы правы, - улыбаюсь я в ответ. - Я не думаю, что когда-нибудь еще увижу всех этих людей, но мне приятно Вас слушать.
  - Ну, если Александр стал выводить Вас в свет, вы их еще увидите. А кстати, откуда Вы вдруг взялись с ним рядом?
  - Все очень прозаично. Я у него работаю, уже почти полгода.
  - Почему же раньше я не видел Вас с ним рядом?
  - Во-первых, потому, что раньше он меня никуда не приглашал. И, по-моему, просто меня не замечал.
  - Как? - искренне удивляется Вадим.
  - Все-таки у него работает много народу, - удивляясь сама себе, защищаю я шефа, - И потом, я ношу очки. А это совсем не в его стиле.
  - Сашенька, да я бы разглядел Вас даже в чадре, не то, что в очках!
  - О, благодарю Вас. Я всегда подозревала, что слишком близорука, чтобы разглядеть собственную несказанную красоту! - усмехаюсь я. - Слушайте, может, хватит обо мне?
  - Как прикажете, ваше величество! - смеется Вадим. - А хотите, я покажу Вам дом?
  
  И он показал мне дом - больше всего мне понравилась большая веранда на втором этаже, с огромными окнами, открывающими прекрасный вид на поле и дальний темный лес. Спальни я осматривать не стала, решив, что это пока не актуально.
  
  Через час меня нашел довольный и слегка раскрасневшийся АБ, чтобы я попереводила ему в разговоре с итальянцами. Итальянцы, представители крупного концерна, производящего отопительные приборы, не хотели от-крывать в Москве свое представительство, но шеф убеждал их, что без представительства объемы продаж будут существенно ниже. Я добросове-стно переводила, улыбалась итальянцам - один низенький, толстенький, с большим носом, явный южанин; второй длинный и весь какой-то серый, будто пылью присыпанный. Прощаясь, серый поцеловал мне руку и вдруг спросил на довольно приличном русском:
  - А вы довольны вашей работой? Мы готовы предложить Вам должность главы нашего представительства.
  Я взглянула на шефа, но он был занят прощанием с южанином, и не ус-лышал эту фразу.
  - Благодарю Вас, это очень лестное предложение, но, по-моему, это долж-ность для мужчины. Такая серьезная техника...
  Серый итальянец сразу потерял ко мне интерес и, распрощавшись с АБ, удалился. Только я открыла рот, чтобы рассказать шефу об этом странном предложении, как подошедший Вадим пригласил меня танцевать.
  Играла томная, тягучая музыка, мы медленно двигались в танце среди кружащихся пар, и время, кажется, остановилось, только Вадим молча смотрел мне в глаза...
  
  До дому я добралась, кажется, уже ближе к четырем часам утра. Слава богу, что шеф сообразил предложить мне придти на работу попозже, иначе бы я умерла, попытавшись встать рано. По дороге, в машине, шеф был бла-гостен, расслаблен, остроумен. Видимо, он нашел всех, кого хотел. На про-щание он поинтересовался, понравился ли мне вечер, и, не дожидаясь ответа, уехал. Вот вам и галантный кавалер...
  
  Я проснулась оттого, что в глаза мне нахально забирался солнечный луч. Было около половины одиннадцатого утра. В доме было пусто - Настя в школе, отец на работе, мама смоталась к какой-нибудь подруге, она вообще легка на подъем. Я лениво поднимаюсь, набрасываю халат и плетусь на кухню. По дороге взглядываю в зеркало и чуть ли не отшатываюсь с криком: на меня из зеркала глядит чудище с глазами, обведенными черными кругами и с красной полосой на щеке. Ну, ясное дело: смывать косметику мне вчера было совсем не по силам. Какое счастье, что некому смотреть на меня по утрам!
  На кухне, отчаянно зевая, ставлю кофе и читаю мамину записку: "Алек-сандра, я буду к часу дня. Завтрак в холодильнике, что найдешь. Сообщи, приедешь ли ты сегодня". Так, судя по обращению "Александра", барометр показывает бурю.
  Вообще-то мне мое имя нравится. И когда меня называют полным име-нем, тоже нравится. Пожалуй, мне не по вкусу только, когда меня называют Шурой - а мама предпочитает именно так меня и называть, когда я ничем не провинилась. Ладно, пусть сердится. Неприятность эту мы переживем. В конце концов, я уже большая девочка, и довольно давно перестала писать в штанишки.
  А, черт, кофе убежал, пока я заочно полемизировала с матушкой! Теперь еще и плиту мыть.
  Есть не хочется совершенно, что странно - я вчера, в общем-то, и не пила ничего. Слишком уж сильное впечатление произвел на меня Вадим, не хо-телось рисковать и разрушать образ. Прощаясь, он еще раз поцеловал мне руку, слегка сжав ладонь - и, увы, не спросил, увидимся ли мы еще. То ли в обязанности хозяина дома это не входило, то ли решил, что найти меня не составит труда...
  Я, не торопясь, одеваюсь. Роскошное синее платье аккуратно повешено на вешалку, туфли стоят рядом, шарф не менее аккуратно сложен на стуле. Мама, конечно - я вчера кинула все, как попало. Платье придется оставить пока тут - кто его знает, что творится в моей квартире...
  
  К часу я приползаю на работу. На столе куча записок - звонили человек шестнадцать, большая часть по делам. А, вот записка - Алиса просила по-звонить. Алиса - моя давняя приятельница, мы познакомились сто лет назад, на югах, куда я в одиночестве уехала отдыхать, получив развод.
  К сожалению или к счастью, характер мой похож на репейник: разные случайные знакомые зацепляются за меня, кто-то ненадолго, но чаще всего на годы. Иногда они бывают полезны, чаще нет; иногда мы не общаемся го-дами, порой встречаемся каждую неделю - по-разному. С Алисой мы виде-лись нечасто, но с обоюдным удовольствием. Она была певицей, довольно известной, с хорошим классическим голосом и столь же классическим ре-пертуаром. Конечно, по нынешним временам это не пользовалось особым спросом, но у Алисы был еще и муж, человек очень небедный и обожавший жену до коликов, благодаря нему Алиса могла позволить себе все, что ей хотелось. Все остальные перезвонят сами, а вот Алисе надо отзвониться.
  - Алло! - Женский голос, домработница, наверное.
  - Алису Константиновну, пожалуйста.
  - Минуточку, - и через короткое время я слышу глубокий, слегка хриплый ее голос.
  - Алиса? Это Саша, Вы мне звонили?
  - Да, Сашенька, как Ваши дела?
  - Ну, как всегда, лучше всех! - смеюсь я. - А у Вас что нового?
  - Да вот, - она как-то заминается, видимо, говорить ей неудобно, и я при-хожу на помощь.
  - Давайте я к Вам подъеду, и мы обо всем поговорим спокойно. Завтра Вам удобно? Я могу быть около половины восьмого.
  - Прекрасно, - Алиса искренне обрадована. - Я Вас жду. Персиковое ва-ренье гарантировано!
  
  Работы сегодня немного, в основном я все сделала еще вчера. Я отзвани-ваюсь по нескольким срочным телефонам и, блаженно потянувшись, ползу к Лариске трепаться и пить кофе. День заканчивается, в общем, быстро - да он и начался не рано; шеф не появляется и пред светлые очи не вызывает. Все спокойно и тихо, и только внутри меня слегка кусает ленивый червячок сомнения: вчерашний вечер был прекрасен, но зачем это понадобилось АБ?
  
  Андрей ждал меня возле конторы в половине седьмого. Я села в его "де-вятку" (он человек простой и светиться не любит, хотя, насколько я знаю, мог бы купить и "шестисотый"). Как всегда в это время, в городе были страшные пробки, и до моей дыры мы доехали только около восьми. Усме-хаясь, Андрей покачивал на пальце кольцо с ключами, пока я выгружалась из машины и вытаскивала сумки. Он молчал всю дорогу и не ответил ни на один мой вопрос о том, что они сотворили в моей квартире, так что мне ос-тавалось только гадать, что же меня ждет - родное пепелище или евроре-монт.
   Дверь квартиры была открыта настежь, и Мишка выволакивал гигант-ский мешок с мусором.
  - Господи боже мой, а ты что здесь делаешь? Ты что, не работал сегодня? - удивилась я.
  - Дорогая, при желании в один день можно впихнуть черт знает сколько дел. А я вообще-то сам себе хозяин, хочу - хожу на работу, не хочу - вот тут отдыхаю. - И он снова поволок мешок к лифту.
  - Ну, входи же, - торопил меня Андрей, и был прав: войдя в прихожую, я застыла на пороге.
  Как им удалось из моей крохотной прихожей сделать вполне приличный холл? Светлые стены, яркий свет, зеркало во всю стену...
  Я, не глядя, поставила сумки на какой-то ящик и вошла в комнату. И снова у меня отнялся язык. Белые обои с еле заметными бежевыми букетами. Потолок оклеен обоями в белую и бежевую полоску - я видела такие в мага-зине, только облизнулась. Окно сияет, мебель переставлена совсем не так, как стояла у меня, и как же мне нравится эта комната!
  В общем-то, комната никогда и не была заставленной, я не люблю, когда, вставая ночью по важному делу, спотыкаешься обо что-нибудь. К счастью, когда строили мой дом, было модно делать как можно больше встроенных шкафов. Это не прибавляло красоты коридору, но избавило меня от необхо-димости ставить в комнате платяной шкаф. Зато я обзавелась огромным письменным столом - старым, двухтумбовым, с резными дверцами; на его поверхности, покрытой изрядно поцарапанной, потрескавшейся зеленой кожей, можно было бы спать вдвоем. В ящиках стола я и держу белье и дру-гие предметы, которые как-то не с руки держать в коридоре. Кроме стола у меня есть кресло, тоже старое, с высокой спинкой, и диван. Вот почти и все.
  Андрей и вернувшийся Миша с явным удовольствием наблюдают за моими восторгами.
  - Значит, так, - подытоживает Миша. - У нас есть ряд вопросов насчет ванной и кухни, но в принципе здесь уже можно жить. Так что давай корми, все остальное будем доделывать в субботу.
  - Ох, ребята, спасибо вам. Я бы в жизни так не сделала. Пошли на кухню, я буду чистить картошку, а вы задавайте вопросы.
  Мы перебираемся на кухню, ребята садятся за стол, а я кручусь возле плиты. Сегодня в нашей программе картофельные драники со сметаной, очень я люблю это незамысловатое блюдо, вот только картошки для него надо натереть немеряно, да на мелкой терке - словом, для себя делать не будешь.
  - Так, - приступает Андрей. - Потолок на кухне клеим? Мы купили светло-бежевые обои, чтобы копоть от курева не видна была, у тебя вечно народ толчется и дымит почем зря.
  - Годится.
  - А ты не хочешь купить наконец технику? Стиралку, посудомойку?
  - Да зачем мне? - удивляюсь я. - Много ли посуда от меня одной? Да и вообще, я люблю мыть посуду.
  - Извращенка! - фыркает Андрей, и продолжает допрос с пристрастием.
  Постепенно картинка вырисовывается во все красе, и я понимаю, что в следующий понедельник смогу пригласить в гости любого сноба - хоть Ва-дима.... А ведь Вадим так и не позвонил мне сегодня. Ну что ж, вздыхаю я мысленно, значит, забудем о нем. Да и не может быть, чтобы такая красота - и была ничья, наверняка вокруг него толпы дамочек крутятся, и помоложе меня, и пошикарнее.... Будем считать, что я посетила музей и осмотрела какие-нибудь исторические драгоценности - столь же досягаемый вариант.
  Ребята уходят довольно поздно, и сил у меня хватает только на то, чтобы позвонить родителям, осчастливить их сообщением, что теперь я ночую у себя.
  
  К Алисе я приезжаю без опозданий. Она живет в огромном сталинском доме недалеко от нового цирка. Дома она одна, муж как обычно, где-то за границей, домработница уже ушла, и мы долго сидим на кухне и пьем чай с обещанным мне (моим любимым!) персиковым вареньем. Мы поговорили уже, кажется, обо всем на свете, начиная от последних тенденций моды и заканчивая обучением детей - моя дочь ровесница Алисиной внучки. Но главное - то, зачем Алиса позвала меня сегодня - пока так и не затронуто.
  Наконец она наливает себе еще чашку чаю и, тщательно размешивая са-хар, не глядя на меня, начинает:
  - Сашенька, скажите, с Вами ведь работает такая Лазарева, Ольга Лазарева?
  Опаньки, а это-то еще к чему?
  - Да, работает, - отвечаю я, не комментируя.
  - Какие у вас с ней отношения?
  - Самые обычные. Иногда обедаем вместе. Мы в разных отделах, и по ра-боте пересекаемся редко.
  - Видите ли, Саша... - Алиса заминается. Да что же с ней, она никогда ни о чем не боялась говорить! - Видите ли, так получилось, что мой Всеволод ушел от жены и собирается жениться на этой Оле. Свадьба уже в пятницу, а у меня душа не на месте. Нет, Вы не подумайте, она мне очень нравится, и мы с ней вполне сошлись во многом. Да и жить они будут отдельно, Севка после развода купил себе однокомнатную. Тут в другом дело.
  Она допивает чай и закуривает. Я молчу, потому что пока не понимаю, что же сказать - к чему, собственно, мне-то все это рассказывают?
  Алиса вздыхает (настоящий вздох оперной певицы - можно погасить свечки на торте столетнего юбиляра!) и продолжает:
  - Дело в том, что Оля упомянула о вашем шефе... Скажите, Сашенька, они уже расстались? Он ведь человек скверный, и Севке может устроить очень желтую жизнь...
  Да, теперь понятно, почему Алиса так долго мялась - она женщина ин-теллигентная, и в чужую койку лезть ей противно. Но сын у нее единствен-ный, второй, Слава, погиб в 18 лет, и я никогда не спрашиваю, как это слу-чилось. Внучка - Славина дочь. Через два месяца после его гибели к Алисе пришла совсем молоденькая девочка, рыдала, дожила до родов в доме Али-сы, а когда Наташке исполнилось полгода, просто исчезла. К родителям в Тверь она не вернулась, Алиса пыталась ее найти, но безуспешно. Иногда - к Новому Году и к дню рождения Наташки - приходят открытки из разных мест. Последняя была помечена Римом.
  Я тоже закуриваю.
  - Я не знаю отношений Оли с шефом, - тщательно подбирая слова, говорю я, - но, мне кажется, могу Вас успокоить. Он начал очень старательно подбивать клинья ко мне, так что Олин уход из конторы воспримет с из-рядным облегчением.
  - Во-от как? - тянет Алиса, и глаза ее вспыхивают самым неистребимым женским любопытством. - И как?
  - Пока никак, - смеюсь я. - Пока что меня вывезли в свет, предварительно одев в необыкновенной красоты платье, и отошли в сторонку, дабы дать мне разогреться. Так что, что из этого выйдет - не знаю, но думаю, что до Ольгиного увольнения, по крайней мере, шефу будет, чем заняться.
  - Спасибо, Сашенька, это хорошая новость. Может быть, хотите поужи-нать?
  - Ох нет, спасибо! С этим новым платьем ужины отменяются! И потом, я и так буду в своем спальном районе сильно заполночь, так что мне уже по-ра.
  Расцеловавшись с Алисой, я выхожу к трассе, и первый же "жигуленок" за восемьдесят тысяч доносит меня до дому.
  Ну что ж, Севка хороший парень, хотя и совершенно не в моем вкусе - а иначе бы я им давно занялась. Я рада за Ольгу и за него, интересно, где это они зацепились? Впрочем, Москва очень маленький город, и пересекаю-щихся связей здесь куда больше, чем можно предположить... А к Алисе те-перь можно будет обратиться при необходимости со своими проблемами, я этим не злоупотребляю, но теперь можно. Все прекрасно.
  
  Для равновесия следующий день в конторе начался с грандиозного скан-дала. К счастью, мой отдел остается в стороне от боевых действий, но рас-каты грома доносятся с первого этажа до последнего, и работа дезорганизо-вана полностью. Сцепился на сей раз отдел снабжения, вернее, его началь-ник, с начальником службы безопасности. Завязка этой драмы ускользнула от меня, я попросту опоздала и появилась уже в тот момент, когда вспоми-нались все прегрешения за время существования фирмы на ниве безопасно-сти (с одной стороны) и в сфере эксплуатации и износа оборудования (с другой стороны). Само собой, в пылу полемики оппоненты не стеснялись в выражениях, и уже слегка смазано было по мужественной физиономии на-чальника безопасности. Я удивлена была таким безоглядным пылом Вален-тина, снабженца: наш начбез, Сергей Степанович, мужчина не просто круп-ный - габаритами он напоминает трехстворчатый шкаф, с антресолями. Если добавить к этому чин подполковника ВДВ в отставке и всякие разноцветные финтифлюшки, которые так любят мужчины (черный пояс, чемпионство и т.д.)... А Валентин мало того, что с сидячего кота ростом, - он носит тридцать восьмой размер обуви и близорук так, что без очков не разглядит рюмку у себя под носом.
  От такой наглости Степаныч несколько опешил, но, прежде чем он пе-решел к решительным действиям и оставил от Вали мокрое место, на сцене появилось новое действующее лицо. По центральной лестнице королевской походкой неторопливо спустилась Евгения Эдуардовна. Подойдя к кон-фликтующим сторонам, она смерила каждого взглядом, в котором кроме убийственной иронии и некоторой брезгливости можно было прочитать и угрозу:
  - Валентин Николаевич, уборщицы жаловались, что у них кончилось моющее средство, проследите, пожалуйста, чтобы все было сделано. Сергей Степанович, подойдите в приемную.
  И, развернувшись, она вновь поднимается по лестнице той же неспешной походкой.
  Уничтоженный Валентин уползает в нору зализывать раны, Степаныч нехотя плетется на ковер. Не думаю, чтобы его вызывал шеф: в его кабинете хорошая звукоизоляция. Скорее всего, сама Мегера услышала звуки битвы и спасла ситуацию. Что ни говори, оба сотрудники ценные, терять кого-то из них конторе было бы не полезно, а благодаря Мегере у них есть возмож-ность удалиться с честью. Более или менее. Судя по зверским методам, на сей раз виновником склоки был Валентин. За что и получил.
  
  Никто более не тревожит наш трудовой покой (дивное выражение, не правда ли?) и я заканчиваю все, что намечала на сегодня и на завтра. Вот и чудно - я собиралась завтра в середине дня смотаться к портнихе на при-мерку сарафана, жара начинает всерьез досаждать. Теперь у меня будет мо-ральное право на пару часов отлучиться.
  В нашей конторе никто не контролировал, сидишь ли ты на рабочем мес-те - просто работа должна быть сделана, а если у тебя ее все время нет, зна-чит, ты здесь не нужен. Так что смыться среди дня по магазинам, как в пре-дыдущих организациях, можно себе позволить очень редко.
  Шефа что-то не видно и не слышно. Вчера позвонил, поблагодарил за прекрасный вечер - и все. Вадим не звонил, и уже, видимо, не позвонит - ну что ж, посмотрела - и будет... Знаешь теперь, какие бывают мужики, и ведь достаются кому-то!
  
  Как всегда, я выхожу позже остального народа - перед уходом решила считать электронную почту и застряла, отвечая приятельнице. Римка три года назад уехала с мужем в Штаты. Теперь переписываемся. Письма бод-рые, но мне все кажется, что там ей плохо - вроде и деньги есть (Андрей уезжал на большой проект, он компьютерщик), и дом, и дети учатся... а что-то не то в тоне, и шутки другие...
  Я подробно описываю ей посещение великосветской тусовки, даю точный отчет, какое у меня было (и есть!) платье, кто и с кем там был. Отсылаю письмо, рассовываю кошелек, помаду и записную книжку в карманы джинсов и летнего пиджака - кретинка, там и не достала с антресолей старую сумку. Завтра надо пойти и купить новую - проблема, как всегда, одна: я точно знаю, что хочу, только мне это вовсе не по карману. То, что мне по карману, продается на рынке, но я рыночные вещи не покупаю - они у меня больше месяца почему-то не держатся. Ладно, придумаю что-нибудь, пока лежит все в кармане - и ладно.
  Выходя из прохладного полутемного подъезда на освещенную ярким за-катным солнцем улицу, я невольно прищуриваюсь. Слева от подъезда, где категорически запрещена стоянка, припаркован светлый автомобиль незна-комых очертаний. Почему-то зверь-гаишник, собирающий немалую дань с этой точки пространства, стоит к нему спиной и не собирается поворачи-ваться. Я хмыкаю и делаю шаг к метро, но в этот момент дверца со стороны водителя открывается, и из машины выходит Вадим.
  Я отчетливо вижу себя со стороны: старенькие джинсы, светлый пиджак, совсем открытый топ, очки на носу, руки в карманах, хорошо, хоть нос ус-пела напудрить перед выходом. Мне отчаянно хочется сделать шаг назад и спрятаться в полумраке подъезда...
  - Добрый вечер, Сашенька! - говорит он, улыбаясь. - А Вы сегодня совсем другая, и выглядите просто девчонкой, школьницей. Даже и не знаю, как лучше.
  - Добрый вечер! Вы ждете Свентицкого? Он, по-моему, еще у себя.
  - Да нет, зачем он мне. Если я ему понадоблюсь, он меня найдет. Я жду Вас. Как-то показалось мне, что мы с вами чего-то не договорили и что-то не успели сказать. Позвольте пригласить Вас поужинать.
  - Но у меня вид несколько... малофешенебельный. Боюсь, меня не пустят дальше пельменной. А если заезжать ко мне домой переодеваться, то в центр мы вернемся как раз к завтраку.
  - Ну, помимо элитных кабаков и пельменных есть и еще кое-какие вариан-ты. Так что если вы не против - прошу! - он открывает дверцу машины и я, помедлив, погружаюсь в прохладное кожаное кресло.
  Вадим садится рядом, машина трогается с легким урчанием большой сы-той кошки. Плавность движения не нарушается даже торможением на све-тофорах - то ли они все сегодня горят зеленым, то ли водитель таков?
  - Что это за машина? - спрашиваю я, нарушая несколько затянувшееся молчание. - Какие-то совершенно незнакомые очертания.
  - Это "Бентли", - отвечает Вадим. - Правда, не новый, 94 года, но это уже как любимое кресло - расстаться совершенно невозможно.
  - Что-то я не заметила в вашем дворце старых кресел, - усмехаюсь я.
  - Ну, так Вы не все и видели. К тому же этот дворец, как вы его называете, используется в основном для представительских целей, жить там до-вольно противно. У меня есть квартира в Москве, старая, еще деда, я в основном там обитаю. Когда-нибудь, если Вы захотите, я приглашу Вас в гости.
  - Спасибо. Когда-нибудь.
  - Ну, вот мы и приехали. Это не пельменная, конечно, но если хорошо по-просить, и здесь накормят неплохо.
  
  Накормили нас и в самом деле неплохо: солености, мясо, жареная кар-тошка... Никаких вам омаров и прочих устриц. И слава богу - вечно я пу-таю, что как едят. Мы сидели в какой-то задней комнатке небольшого кафе и болтали обо всем на свете, незаметно перейдя на "ты". Играла негромкая и какая-то обволакивающая музыка, вроде Элтон Джон и кто-то еще. Изредка появлялся официант - маленького роста, небритый, какой-то южной внеш-ности, осматривал стол, цокал языком и уходил. В бокалах плескалось легкое розовое вино, за открытым окном шумели липы, время текло где-то отдельно от нас...Вадим первый посмотрел на часы и сказал:
  - Все, пьем кофе, и я тебя отвожу домой, а то завтра будешь уставшая и вареная.
  Я согласилась - я готова была согласиться со всем, что он скажет, не ду-мая. Кажется, я увлеклась этим антикварным экземпляром... "Нет, девушка, это не для вас: немедленно облейте голову холодной водой и придите в нор-мальное состояние" - уговаривала я себя, а сердце уходило в пятки от одного взгляда на его четкий профиль и руки, уверенно держащие руль.
  - Ты так разглядываешь меня, как будто у меня на щеке неразгаданные письмена древних майя.
  - Или древних инков.
  - Да. Или древних инков.
  - Я просто думаю, что тебя очень удачно подстригли. Где ты стрижешься?
  - В соседней парикмахерской, - хмыкает Вадим. - Ну, вот мы и приехали. Какие твои окна?
  - Вот эти два, на третьем этаже.
  - А почему горит свет? Родители?
  - Не знаю, у меня ребята делали ремонт, но вроде все закончили. Родителей сюда на аркане не вытащишь, так что это, видимо, враги. А свет зажгли, чтобы страшнее было.
  - Знаешь что, давай-ка я тебя провожу до двери. На кофе напрашиваться не буду, но удостоверюсь, что все в порядке.
  - Машину не боишься оставить? У нас тут милиции днем с огнем не сы-щешь, а разуть могут в шесть секунд.
  - Ну, это не так просто - разуть эту машину. Так что не побоюсь. На лифте или пешком? Третий этаж - ужасно глупое место, пешком вроде высоко, на лифте - слишком низко. Надо научиться взлетать.
  
  Мы поднимаемся все-таки на лифте. Я открываю дверь квартиры и вхожу, приглашая Вадима следовать за мной. В этот момент из глубины квартиры выплывает перепачканный краской Мишка, следом Андрей с возмущенным воплем:
  - Слушай, мать, ты хоть предупреждай, что опять жрать нечего! Тут рабо-чий класс надрывается, его кормить надо, а то мы тебе наслесарим ужот-ко!
  - Ну, прости - вы же не говорили, что сегодня появитесь. Слушай, это мне опять спать негде? - ужасаюсь я. - Ой, я совсем забыла - позвольте вам представить: это Вадим, мой сегодняшний кормилец. А этот рабочий класс - Михаил и Андрей, мои сокурсники.
  - Ну, вообще-то с Михаилом мы немного знакомы - если помните, не-сколько месяцев назад, в представительстве Intel.
  - Да, помню. Очень приятно возобновить знакомство. Ты не волнуйся, Сашка, спальное место не разорено, и краской не пахнет. Мы так, слегка кое-что доделывали. И уже уматываем.
  - Вас подбросить, или вы на своих машинах? - осведомляется Вадим. По-хоже, что он и не собирается задержаться, чтобы ... ну, например, выпить чашку кофе. И я еще не знаю, нравится ли мне это.
  - Я сейчас вызову водителя, - отвечает Мишка, - а пока Сашка напоит нас чаем. Если, конечно, он у нее в хозяйстве есть.
  Чай у меня был, и даже к чаю нашлось кое-что - кекс какой-то. Через четверть часа под окном бибикнула подъехавшая машина, и ребята засоби-рались. Стал прощаться и Вадим:
  - Спасибо тебе за вечер, я позвоню, если позволишь.
  - Звони.
  
  Ну и все разъехались. Я бросила в раковину чайные чашки, ну не было у меня ни сил, ни настроения их мыть, и пошла в ванную. Набрала полную ванну воды с хвойной пеной и, вытянувшись в пене, стала вспоминать сего-дняшний ужин, и что говорил мне Вадим, и как смотрел. Нет, пока ничего не понятно. Человек ездит на "Бентли", это пахнет не просто деньгами, а очень большими деньгами. Не говоря уже о его загородном доме. Правда, дом может быть и не его, а какой-нибудь корпоративный, бывает. Все равно, чувствуется совсем иной уровень. Зачем ему я - не юная манекенщица с но-гами от коренных зубов, и мне давно не двадцать пять, и ребенок?... Мой предыдущий хахаль справедливо называл меня иной раз "старая боевая ло-шадь". Зачем все это человеку, у которого и так есть все?
  Если бы я верила в гороскопы, я бы попросила знакомую астрологиню составить мой гороскоп. Да вот беда - не совпадают со мной ее гороскопы. То ли я такая вредная, то ли астролог она никакой - все как пальцем в небо. Обещала она, что мой второй брак будет долгим и счастливым, а брак рас-творился довольно быстро и без остатка, как кусок сахара в теплом чае. Уверяла, что ждет меня большая любовь с моим предыдущим приятелем: мы встречались полгода, а потом он надоел мне хуже зимней слякоти, по сей день я стараюсь не отвечать на его звонки. Так что гороскопов не будет, а будем мы жить, не зная, что ждет нас, бедных, завтра.
  Ругаясь, я вылезаю из остывшей воды, быстро намыливаюсь и, стуча зу-бами, ныряю по одеяло. Вот чем плохо спать одной: грелки во весь рост не хватает. Зато высыпаться никто не мешает, так что всем есть свои плюсы и свои минусы. Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь...
  
  Жизнь продолжается, и, несмотря на активную светскую жизнь, с утра все равно приходится влезать в автобус и ехать на работу. Последние дни недели проходят без происшествий и каких-либо примечательных событий. Если не считать того, что Свентицкий, остановив меня в коридоре, коротко благодарит за "прекрасно подготовленный отчет по фирме NN" - та самая информация, выуженная в Интернете; все-таки Карпухин будет ломать себе шею на чем-нибудь другом.
  В пятницу свадьба Оли Лазаревой. Меня не звали, и никого в конторе не звали. Вообще, кажется, я одна в курсе. Все равно бы не пошла, хотя и Оля и Севка мне крайне симпатичны. Вот только непонятно - шеф передумал менять официальную любовницу? И что тогда ждет Ольгу, страшно поду-мать, Но его интерес ко мне как-то сильно снизился - я его разочаровала, или дело в Вадиме? И мои мысли снова, как в заколдованном круге, воз-вращаются к Вадиму.
  Вообще, что я о нем знаю?
  Да почти ничего, вынуждена сознаться я сама себе после некоторого размышления. Знаю имя. Знаю, на какой машине ездит. Знаю загородный дом. Правда, не знаю, кому принадлежит этот дом и, если уж на то пошло, эта машина. "Бентли" не запорожец, стоит немерено, вполне может быть по третьей доверенности через четвертые руки оформлен на неизвестно чью фирму. Собственно, это все. Визитки он мне не давал, даже фамилию не на-зывал. Возраст примерно понятен, по виду лет тридцать восемь - сорок, но если за собой следит, может быть и сорок пять. Кто он, можно бы узнать у Мишки, но уж больно не хочется спрашивать. Мишка знает меня, как облу-пленную, и все поймет сразу, были прецеденты. Можно, конечно, и Свен-тицкого спросить... ха-ха-ха.
  Да, как ни крути, а из ничего - ничего и не соберешь. Будем ждать. В конце концов, он же сказал, что позвонит. А если и не позвонит...
  
  К концу дня позвонила мама, и у меня из головы вылетели вообще все мужики. Заболела Настя.
  - Температура за 38, горло болит, молчит и никуда не лезет, - обычным телеграфным стилем транслировала мама. - Явно простудилась, мороженого натрескалась. В доме нет ни полосканья, ни аспирина, купи и привези, и не поздно.
  Аспирин я покупать не стала, лучше дать девчонке меда с лимоном и чаю побольше. А гадость эту химическую нечего глотать, у самой химическое образование, плавали - знаем. Сваливаю с работы пораньше, в шесть, и бегом по магазинам. Во-первых, мед и лимоны, абрикосы, черешня и яблоки. Слава богу, что теперь в Москве можно купить все, хоть жареную слонятину - были бы деньги. Во-вторых, свежих детских детективов, и побольше. Как только спадет температура, ее в постели можно будет удержать только книжками. В- третьих, молока, у родителей в доме его обычно нет - кашу они не варят, кофе пьют со сливками, а в Настю молоко можно влить только тогда, когда она болеет.
  Сумки быстро тяжелеет, и к дому родителей я плетусь еле-еле, отчаянно лупя нагруженными пакетами по ногам.
  Родители живут в двухкомнатной квартире в тихом дворике рядом с Ма-лой Бронной. Как же я люблю этот район! Здесь я жила большую часть сознательной жизни - лет с семи, когда отец, тогда немалая шишка, получил эту квартиру в новом "дворянском" доме, и до девятнадцати. Когда вы-скочила замуж первый раз. Потом я снова возвращалась сюда, пока не обза-велась собственной норой в моей спальной деревне. Старые липы во дворе начали засыхать, их частично вырубили, посадили на их место какие-то хвостики. Двор наш стал не тот, и сами мы стали не те. Кто уехал далеко и надолго, кто стал совсем чужим... и родители уже не те, хотя и бодрятся, отец до сих пор бегает по утрам, летают на дачу каждые выходные зимой и летом, а все равно - иной раз так видно, какие они уже немолодые. И дом - бывшее "дворянское гнездо", так гордо когда-то смотревшее сверху на ок-рестные домики, - дом наш как-то присел, потускнел рядом с новыми рос-кошными строениями; нет уже цветочных горшков на лестничных клетках, куда-то делась консьержка, и лифт какой-то гад разрисовал дурацкими над-писями. И воздух другой, и небо не такое синее...
  
  Настя бледная до синевы, лежит в койке, обняв большого плюшевого ос-ла, увидела меня - и заплакала.
  - Мамочка, не уезжай сегодня, пожалуйста, останься со мной! Мне так плохо, а с тобой хорошо...
  - Ну конечно, киска, я останусь, сколько захочешь. Вон посмотри, что я тебе купила, - вываливаю на кровать четыре детских детектива разных авторов. Настя вяло перебирает их, не заинтересовавшись,
  - А ты можешь завтра не ходить на работу?
  Я задумываюсь. Потом, махнув рукой, решаю - гори оно синим пламе-нем, детей у меня раз-раз - и обчелся, обойдутся без меня один день. Все равно завтра пятница, к понедельнику Настасья оклемается.
  - Только, чур, слушаться и молоко пить!
  - Только, чур, без меда! - тут же начинает торговаться дитя двадцатого ве-ка. - И без пенок! А ты со мной в паззлы поиграешь?
  Приходится скрепя сердце согласиться на дурацкие паззлы и на молоко без пенок, ложку меда, правда, удается отстоять. Отволакиваю на кухню сумку с продовольствием, сдаю матушке и с удовольствием отпускаю их на дачу. В конце концов, пусть отдохнут. До девяти мы с Настей играем, потом она начинает зевать и капризничать, и я, влив в нее теплое молоко, уклады-ваю, поправляю одеяло, гашу яркий свет, оставляя ночник, и выхожу на кухню.
  Чайник шумит, и я не сразу слышу телефонный звонок. Только когда разгневанный ребенок, завернувшись в одеяло, возникает в дверях комнаты и с возмущением вопит:
  - У тебя телефон разорвется сейчас! А я спать хочу! - тут я слышу на-стырный звонок.
  - Алло!
  - Александра? Это Сергей, - слышу я глуховатый голос моего второго му-жа, и теряю дар речи от изумления. Мы развелись три года назад, и до сих пор он не давал себе труда звонить мне даже в день рождения. Да и зачем - общих детей у нас не было, расстались мы мирно и даже как-то незаметно для себя и окружающих, просто надоел он мне. И я ему, на-верное.
  - Ну, привет! Что случилось?
  - Я так и подумал, что ты у родителей. Дома тебя не могу застать третий день. Где это ты так поздно ходишь?
  - Слушай, дружок, мы с тобой уже довольно давно не женаты. Да и тогда у меня не было привычки отчитываться перед тобой, куда я хожу! - мгно-венно вскипаю я. Эк он меня завел моментально!
  - Ну, извини. Не хотел тебя рассердить, - Сергей сегодня мирно настроен, явно ему что-то нужно, иначе бы он мне этого так просто не спустил.
  Ну, ничего с ним не поделаешь - самомнение у человека в три раза больше, чем он сам и его кошка, вместе взятые. Собственно, именно его снисходительная манера быть всегда правым и бесила меня в дни нашего брака более всего. Даже если он оказывался не прав - да что там, просто са-дился в лужу, он все равно уверял всех, что его неправильно поняли. А уж если его предсказания сбывались! Его торжествующее "А что я говорил!" было просто тошнотворно! Так что несмотря, что его внешность полностью соответствовала моим представлениям о мужской красоте (высокий блондин с голубыми глазами), я как-то быстро перестала это замечать. А тогда выяснилось, что все остальное моим представлениям об идеальном мужчи-не, мягко говоря, не соответствует.
  Интересно, что же ему все-таки от меня надо?
  - Так что у тебя случилось?
  - Вот так сразу и случилось! Что же я не могу милой женщине просто так позвонить?
  - И так три дня подряд, ага. Слушай, не тяни кота за неподходящие для этого детали, выкладывай или спокойной ночи!
  - Ну ладно, извини, я и правда, по делу. Понимаешь, у меня тут небольшие неприятности, я теперь вроде как безработный, фирма наша малость по-горела. Выручи, мы же с тобой не чужие люди. Может, поговоришь со своим шефом, у тебя же вроде с ним отношения теперь самые теплые - может, он меня возьмет в вашу контору?
  - Кем? - язвительно спрашиваю я. - По основной специальности ты изучал культуру майя, это далеко от сферы деятельности нашей фирмы. Потом ты занимался перепродажей компьютеров - вроде тоже не наша сфера. Кем тебя могут к нам взять?
  - Ну, например, в ваш международный отдел. Ты же там работаешь с тво-им химическим образованием. Или в паблик рилейшнз.
  Ну что ж за сволочь! Образование у меня химическое, да. Только я потом еще курсы МИДовские заканчивала, и языки учила. А Сергей кроме русского устного еще знает русский матерный и немного английский.
  - Извини, котик, - ласково говорю я. - Как-то не хочется мне видеть тебя каждый день, этот этап в моей жизни завершился. Да и слухи о моих те-плых отношениях с шефом дошли до тебя в сильно искаженном виде. Так что, боюсь, ничем тебе помочь не смогу. И, пожалуйста, не звони мне больше, а то я слишком волнуюсь.
  Я кладу трубку, не слушая, что он там еще говорит, и несколько раз глу-боко вздыхаю, чтобы успокоиться. Ну, какое мне, в сущности, дело, что го-ворит обо мне мой бывший муж! Да нет, неправда, очень даже есть дело; мы до сих пор вращаемся в одном кругу, общих знакомых немало, и напа-костить он может изрядно.
  Вот интересно - после Сергея моя слабость к голубоглазым блондинам сильно поубавилась. Собственно, слабость эта всегда была скорее теорети-ческой - так ведь часто бывает, что нравятся тебе одни мужики, а жизнь сводит с совершенно другими. Так и со мной: все мои мужчины были, как минимум, темные шатены (замечу в скобках, что было их несколько больше, чем я рискнула бы рассказать моей маме, женщине старомодного воспита-ния). И вот единственный раз в жизни попался блондин! И не просто попал-ся, а, можно сказать, пал, пораженный моей неземной красотой. Нет, грех жаловаться, Сергей и в самом деле меня любил. А меня так зачаровали его голубые глаза, что я готова была утверждать с пеной у рта, что и храпит он замечательно, и хлюпает горячим чаем особенно музыкально.... Все проходит, и это прошло. Но теперь у меня почему-то не подгибаются колени при виде высокого голубоглазого блондина. Видимо, это иллюзии, кон-чившиеся вместе с юностью...
  Заглядываю к Насте - ребенок спит, разметавшись по подушке, из-под одеяла, конечно, торчит голая нога. Она вспотела, через полчасика надо бу-дет ее переодеть и дать еще чаю с лимоном. К понедельнику точно оклема-ется. Что-то такое увлекательное сегодня обещали по ящику, но мне лень идти за программой, и я полчаса лениво щелкаю кнопками, потом переоде-ваю Настю в сухую футболку и заваливаюсь спать, даже не подозревая, что именно в этот момент моя жизнь делает крутой поворот.
  
  Наутро я звоню в офис Мегере - начальника моего отдела еще нет, и не-известно, когда будет, - и прошу передать, что ребенок болен, ангина, раньше понедельника не ждите. Потом вызываю врача из детской поликли-ники, температура все-таки высокая, это не шутки. Врач у нас замечатель-ный. Она лечила еще меня маленькую, поэтому приходит сразу же - знает, что просто так не вызываем. Тамара Владимировна внимательно выслуши-вает Настину спинку, простукивает, смотрит горло и, махнув рукой, говорит:
  - Мороженое, конечно.
  - И неправда, - кричит ребенок, - И не мороженое вовсе! И вовсе "Фанта"!
  - Слушай, я же запретила тебе пить эту гадость! - вскипаю я.
  - Осложнений нет, легкие чистые, так что, если полежит три дня спокойно, без прыжков, никаких проблем не должно быть, - спокойно заключает Тамара Владимировна, и удаляется мыть руки. Вот врач правильный - моет руки и до осмотра больного, и после!
  
  Развеселившийся ребенок требует хлеба и зрелищ, приходится кормить ее завтраком и развлекать, - увы, читать самой ей пока не стоит. Впрочем, она довольно быстро устает, просится полежать, снова поднимается температу-ра...
  Приехавшие с дачи в воскресенье вечером родители застают уже вполне оклемавшегося ребенка и слегка озверелую мамашу. Входя в форму, Настя ухитряется вынуть душу из любого. Так что на работу в понедельник я от-правляюсь с некоторым облегчением: компьютер не капризничает и не тре-бует читать ему вслух во-он тот детектив из серии "Черный котенок".
  В конторе тишь и гладь, никто не мешает, до обеда я работаю спокойно. В половине четвертого раздается звонок местного телефона.
  - Александра Андреевна? Зайдите к шефу, пожалуйста.
  В приемной шефа по-прежнему прохладно и зелено, как в парке. Мегера смотрит на папочку с последними письмами, которую я прихватила с собой, и выразительно поднимает брови. Но не произносит ни слова, кроме сакра-ментального: "Проходите, пожалуйста". Как в приемной стоматолога.
  Шеф стоит у среднего окна - эркером - и внимательно смотрит на улицу.
  - Добрый день, Александр Брониславович! Вы меня вызывали?
  - Ну что Вы! Не вызывал, а просил зайти. Добрый день, Александра Анд-реевна. Присаживайтесь, пожалуйста. Кофе хотите?
  - Нет, спасибо, я только что обедала. - Не нравится мне сегодня шеф. С такими сдвинутыми бровями только об увольнении объявлять. - Вот пе-реписка с итальянскими партнерами. Я приложила перевод, как мы дого-варивались.
  - Хорошо, я посмотрю. Скажите, Саша, вы сможете еще раз мне помочь?
  - Снова официальный прием? Пожалуйста, когда?
  - Нет, на сей раз несколько сложнее. Прием неофициальный, шашлыки, как это сейчас принято, за городом. Туда нужно поехать в пятницу, до утра воскресенья. Мне бы очень хотелось, чтобы Вы поехали со мной. Прошлый раз Вы произвели очень выгодное впечатление.
  - Мне приятно это слышать, Александр Брониславович, но позвольте мне подумать. У меня болеет ребенок, и в выходные я должна бы быть с ней.
  - Ну, я думаю, это мы сможем уладить. Возьмете на следующей неделе от-гулы. Подумайте, но завтра мне хотелось бы, чтобы Вы приняли решение.
  - Хорошо, - я встаю из кресла, кладу на стол папку с письмами и иду к двери.
  - Саша, - окликает меня шеф.
  Я поворачиваюсь к нему, но он молчит, только смотрит на меня, потом делает несколько шагов, подходя ко мне почти вплотную. Еще пара шагов, и он выдавит мной дверь в приемную.
  - Может быть, Вы поужинаете со мной сегодня? - наконец выдавливает он хрипло. - Пожалуйста.
  - Хорошо, - отвечаю я, несколько напуганная такой стилистической невы-держанностью. - Во сколько?
  - Я жду Вас в машине в семь, - отвечает он уже нормальным голосом и, неожиданно поцеловав мне руку, возвращается к столу.
  
  Я выхожу от шефа и спускаюсь к себе в некотором обалдении. Одно из трех: или шеф до такой степени поражен моей неземной (как уже было ска-зано выше) красотой, или у него крупные неприятности и он вообще не по-нимает, что и кому говорит, или... третье предположение мне совсем не нравится, но кажется весьма вероятным - возможно, меня просто хотят под кого-нибудь "подложить". По кого-нибудь очень нужного. Надо сегодня вечером попытаться выяснить, что все это значит. Одета я вполне роман-тично, на мне длинная легкая белая юбка и алая шелковая блузка, разные серебряные штучки; голову я вчера помыла, волосы уложены, а очки я сни-му. Все равно вдаль смотреть мне не придется.
  Ах, как бы мне хотелось, чтобы позвонил Вадим! Надо признаться, он произвел на меня куда большее впечатление, чем шеф со всем его выпенд-режем. И почему-то мне кажется, что ситуацию с новым приглашением он бы разъяснил моментально. Может, я ошибаюсь, но, по-моему, у этого че-ловека ум хорошего шахматиста, он любую ситуацию просчитывает на мно-го ходов вперед. Да что ж поделаешь, никак мне его не найти сейчас. Кстати, надо попытаться выяснить у Свентицкого за ужином - а может, на пре-словутых шашлыках будет и Вадим? Как-то это меня бы сильно успокоило.
  У меня мелькает крайне неприятная мысль: не узнал ли, случаем, Свен-тицкий, об Ольгиной свадьбе? Ох, как бы это было некстати! Не этими ли мыслями было изборождено его чело?
  
  Ровно в семь я выключаю компьютер, пудрю нос, снимаю очки и спус-каюсь к выходу. Шефова "Вольво" уже стоит у подъезда, Я сажусь в маши-ну. И, надев на лицо самую очаровательную улыбку, осведомляюсь:
  - Куда мы едем сегодня, о повелитель?
  - Как Вы относитесь к морским гадам? - улыбается АБ. И что мне поме-рещилось сегодня днем? Приятный мужик, хорош собой, что тебе нет так, Александра?
  - К морским - хорошо, к большинству, во всяком случае. Только некото-рых я не умею разделывать.
  - Ну, это не страшно - я умею. Тогда, может быть, в "Сирену"?
  - Не знаю, что это, не бывала, но целиком доверяю вашему вкусу, - улы-баюсь я также очаровательно. Ну, попробуй только не потерять голову!
  И снова тихо шуршат шины чудесной "Вольво". Положительно, когда разбогатею, куплю себе такую, просто влюбилась в эту машину. Насчет хо-зяина не уверена, а машина - чудо.
  Ресторан на тихой московской улочке, битком забитой роскошными и просто дорогими машинами, не предлагал очень уж больших изысков, но все было свежее. Сражаться с омарами я не рискнула, а заказала лосося в апельсиновом соусе. Было белое легкое вино, была негромкая музыка, и мы несколько раз танцевали. Танцевать с АБ было приятно, он легко и ненавяз-чиво вел меня по площадке, а рука, обнимавшая мою талию, была крепкой и теплой. Не выношу мужиков с потными лапами. Я подняла глаза и посмот-рела на шефа. Он чуть грустно улыбался. Вблизи было заметно, что он не так молод, как кажется, видна была сетка морщинок у глаз, и складка у губ, казавшаяся обычно просто признаком сильного характера, тоже не молодила его. Он, кажется, прочитал мои мысли, и сказал:
  - Вот так подумаю, что ты моя последняя любовь... и куда деваться от те-бя?
  - Ну-ну, - ответила я таким же шутливым тоном, - и о любви мы еще не го-ворили, и вообще, клиническая практика показывает, что люди и в во-семьдесят по любви женятся да еще и детей заводят.
  - Вот детей я как-то не успел завести. Черт его знает - то молод был, рано казалось. То карьеру строил. А теперь оглянулся - у одноклассников внуки, а я все еще в мальчиках.
  - Ну, это дело нехитрое. Думаю, найдется множество женщин, которые были бы счастливы для Вас это сделать.
  - Множество - это значит, нет одной. Вот и пытаюсь ее найти.
  Я молча неопределенно улыбаюсь, одновременно пытаясь не сбиться с ритма и обдумывать, что же делать дальше? Одно дело лечь с ним в постель, проблем не вижу, хотя в принципе я всегда старалась не заводить романов на работе. Но тут, кажется, речь идет о совсем другом, и надо десять раз поду-мать, нужно ли мне это другое.
  Мы возвращаемся к столику, приносят кофе и мороженое. Мороженое какое-то необыкновенное, его поджигают, синий огонек бежит над бело-розовой поверхностью, посыпанной шоколадом. Я поднимаю глаза от этой иллюминации и улыбаюсь шефу - как бы там ни повернулось, а вечер при-ятный, я не хочу испортить его. Настроение у АБ переменилось, он смеется, машет кому-то рукой. Его приятели подходят к нашему столику. Их двое: один, низенький толстяк лет тридцати пяти, все время потеет и вытирает лоб огромным, просто со скатерть размером, носовым платком; второй довольно высокий, и мог бы показаться симпатичным, если бы подстригся.
  - Саша, сто лет тебя не видел! Что ты здесь делаешь?
  - Ужинаю, вообще-то. Присаживайтесь, ребята. Саша, позволь тебе пред-ставить - мои сокурсники, Это Лев (кивок в сторону толстяка), это Евге-ний. Видишь, легки на помине - только я о них говорил, а они вот. А это Александра.
  Ну, предположим, говорил он об одноклассниках, но не буду придирать-ся. Его знакомые целуют мне руку, говорят комплименты, но садиться отка-зываются: их ждет своя компания. Мы не настаиваем, и они удаляются. Пора двигаться и нам - уже сильно заполночь. Я отправляюсь попудрить нос, тут не такие роскошества, как в том, первом, "уличном" кафе, но тоже вполне мило - все чисто, сияет, пахнет дорогими дезодорантами и тетка за столиком с лаками и колготками тоже присутствует. Я еще раз убеждаюсь, что страна наша семимильными шагами движется к капитализму... Это у Хмелевской есть такая теория, и она мне очень нравится, что по состоянию туалетов в общественных местах можно судить об общественной формации. Ну вот - здесь полный и окончательный капитализм. Я привожу в порядок макияж, и выплываю в холл, как белоснежный лайнер под алыми парусами.
  Время позднее, улицы наматываются на колеса почти без промедлений, и до моего дома мы добираемся за рекордные полчаса. Шеф, улыбаясь, смот-рит на меня:
  - Могу ли я напроситься на традиционную чашечку кофе?
  - Ну что ж, попробуйте, - тоже улыбаюсь я.
  В конце концов, какого черта! Я свободная взрослая женщина, у меня уже полгода никого нет, Свентицкий мне симпатичен, квартира пустая...
  Мы молча поднимаемся ко мне, все слова сказаны, и я даже не пытаюсь варить сакраментальную чашку кофе, потому что еще в прихожей, едва только за нами закрывается дверь, АБ хватает меня в объятия. Его губы опускаются все ниже и ниже, алая блузка оказывается на полу, за ней сле-дуют другие, так тщательно продуманные и так мешающие сейчас детали. Свентицкий подхватывает меня на руки и несет в комнату. Я закрываю глаза, руки мои и губы сами знают, что делать, я раскрываюсь ему навстречу, и последние мысли вылетают из моей головы.... Все повторяется снова и сно-ва, и я уже не могу понять, кто из нас стонет так протяжно, оказывается, это я... и снова...
  
  А в обнаженном виде он хорош, думаю я, глядя на Александра, протяги-вающего мне бокал с шампанским - оказывается, он вполне подготовился к случившемуся, и прихватил все непременные атрибуты обольщения - шам-панское, мои любимые конфеты с ликером...
  - Мне кажется, тебе не хватает одной детали туалета, - усмехается мой не-ожиданный любовник и выходит в прихожую.
  Возвращается он с небольшой коробочкой и протягивает ее мне. Я рас-крываю и ахаю: на синем бархате сияет небольшой кулон. Сияет так ярко, что даже я, отроду не носившая бриллиантов, понимаю: это они.
  Довольный произведенным эффектом, Александр усмехается:
  - Пожалуйста, не возражай. Я знаю твою гордость, и все же прошу тебя принять эту безделушку, все равно ты стоишь неизмеримо большего. По-зволь, я застегну.
  Я позволяю, и его руки обвиваются вокруг моей шеи.
  Ну, кулон-то он застегнуть успел, но о бокале с шампанским я вспоми-наю в последнюю минуту, ставлю его на пол.... В общем, шампанское вполне успевает выдохнуться, пока мы возвращаемся к нему.
  
  Пожалуй, часа два мне удалось поспать, вряд ли больше. Утром я была разбужена самым деликатным, но настойчивым образом, так что пришлось просыпаться. Потом я долго плескалась в душе, мы пили кофе и завтракали какой-то ерундой, нашедшейся в холодильнике. К сожалению, вчерашняя белая юбка пришла в некоторую негодность и требовала срочной чистки, так что пришлось перестраиваться и гладить платье.
  - Поехали, пора, - стал торопить меня Свентицкий.
  - Довези меня до метро.
  - Ну, уж нет, я тебя довезу до конторы. Чтобы ты по такой погоде тащи-лась в метро!..
  - Ага, до конторы - чтобы через десять минут каждая собака знала, с кем я провела ночь. Нет уж, до метро.
  - Ладно, сойдемся на середине. Ты выйдешь на углу, никто ничего не уви-дит, и волк будет сыт и овца цела.
  Мне смертельно не хочется тащиться в метро, и я соглашаюсь. Печенкой чувствую, что не надо этого делать. Несмотря на пробки, дорога занимает всего сорок минут - почти вдвое меньше, чем обычно...
  - А кто будет на этой тусовке в выходные? - спрашиваю я, захлопнув дверцу и удобно устраиваясь на мягком кожаном сиденье.
  - Ты будешь, - усмехается АБ. - И я буду.
  - И все же? Должна же я знать, к чему готовиться?
  - Из тех, кого ты знаешь, наверное, никого. Может, только Вадим. А что, он тебе понравился?
  - Еще как, - отвечаю я, понимая, что правды здесь гораздо больше, чем я хочу показать.
  - Ноги вырву. Премии лишу. Отшлепаю. Вот только попробуй. - И АБ смотрит на меня совсем не шутливо. Вот только ревности мне и не хва-тало. Впрочем, о его характере меня предупреждали, так что удивляться приходится только одному - а что это до сих пор молчу и не возражаю?
  Вечером мы снова идем вместе ужинать. И снова этот вечер заканчивает-ся у меня в квартире. Мы изучаем друг друга, не торопясь, пробуя, как от-зывается каждое движение. Что греха таить - мы хорошо подходим друг другу, приятно иметь дело с таким опытным, умелым партнером. Его руки и губы снова и снова приводят меня в исступление, и снова он не дает мне со-рваться, ведет вверх и вверх... Утром я долго привожу к естественному со-стоянию распухшие, искусанные губы, а уж взгляд соседки, встреченной у лифта, показывает, что звукоизоляция в нашем доме куда хуже, чем хоте-лось бы.
  Настя выздоровела и пошла в школу - конец четвертой четверти, оста-лось каких-то несколько дней. Разумеется, у ребенка нет троек, и все же лучше не пропускать. Пора уже думать и о переезде. Я обычно стараюсь вывезти родителей и Настю на дачу сразу же, как только у нее кончаются занятия, нужно заказать машину на следующие выходные. Опять придется грузовик брать, у родителей уже весь балкон и вся кладовка занята свертка-ми, тюками и сумками, а еще книги, а еще старый шкаф... Точно, грузовик нужен. И нужно договариваться с кем-то, чтобы таскать, снова дергать Мишку и остальных у меня язык не повернется, А просить бывшего му-женька... после того, как я его отшила насчет работы... ох, ломает меня что-то! Пожалуй, договорюсь-ка я с Лариской и ее Антоном - он мужик здоровый, своей дачи у них нет, заодно и воздухом подышат.
  Как обычно, мои размышления прерывает телефонный звонок, и в трубке я слышу голос Вадима. Откровенно говоря, я вовсе к этому не была готова.
  - Привет! Как живешь?
  - Лучше всех, разумеется, - отвечаю я. - А ты как? Я уж думала, ты уехал куда-нибудь.
  - В известном смысле, - смеется он. - Я болел, представь себе. Простудил-ся в такую погоду, как последний дурак. Все кругом на выходные за го-род, а я весь в соплях, чихаю, кашляю... Ужас, словом.
  - Бедный ты, бедный. Но я надеюсь, ты был окружен самым заботливым уходом.
  Он молчит. Потом произносит несколько натянуто:
  - Что-то мне не нравится, как у нас с тобой получается разговор. Не то я тебя чем-то обидел, не то не понял чего-то. Давай-ка, начнем еще раз. - И он кладет трубку, не давая мне сказать ни слова.
  Через минуту вновь раздается телефонный звонок. Дьявольщина, как же мне с ним разговаривать? Я не хочу его потерять, но и упустить АБ, или, не дай бог, обидеть его сейчас.... Нет, это немыслимо. Я не могу себе позволить потерять прекрасного любовника и приобрести серьезного врага. Ладно, будем считать, что я разговариваю со старшим братом. У меня, правда, нет братьев, но я попытаюсь.
  - Привет, - снова раздается в трубке. - Как живешь?
  - Привет. Как всегда, лучше всех. Я по тебе немного скучала, хорошо, что ты позвонил.
  - Встретимся сегодня?
  Да-а, вопрос интересный. Правда, АБ ничего не говорил о сегодняшнем вечере, так что формально я свободна. Собственно, что мешает мне принять приглашение Вадима и честно сказать об этом Свентицкому? Мол, видишь, мне и скрывать от тебя нечего.
  - Давай. Ты заедешь?
  - Конечно, где-то около половины седьмого. Удобно?
  - Вполне. Жду, до вечера.
  АБ звонит мне уже около пяти.
  - Зайдешь? Кофе гарантирую.
  - Капуччино. Через десять минут.
  Войдя в приемную, я отмечаю, что Мегера смотрит на меня, как лиса на курицу в клетке: мол, кудахчи, милая, я и подождать могу. Интересно, это в ней интуиция так развита, или шеф постарался? Впрочем, капуччино дейст-вительно уже ждет меня.
  Едва я закрываю за собой дверь кабинета, как Александр хватает меня в объятия. Я отстраняюсь... вернее, пытаюсь это сделать - вырваться из его лап все равно, что из объятий удава.
  - Ну, да, только не хватало, чтобы сюда кто-нибудь ввалился! - упираюсь я ладонями ему в грудь.
  Он выпускает меня, слегка запыхавшись, поправляет галстук и усмехает-ся:
  - Ну не будешь же ты скрывать это годами!
  - А что, надо вывесить объявление? Мол, дамы и господа, в семнадцать часов в кабинете шефа цирковое представление, спешите видеть, билеты по десять баксов, пенсионерам скидка. А завтра ты решишь, что какая-нибудь новая девочка тебе нравится больше, и вся контора будет шеп-таться у меня за спиной. - Злые слезы вскипают уже у самых глаз, но я не даю им пролиться - плачущей он меня не увидит, пока это мне не пона-добится!
  АБ закладывает руки за спину и делает несколько шагов по кабинету, по-том резко поворачивается ко мне.
  - Ты что, хочешь сказать, что ты стесняешься наших отношений?
  - А каких отношений? Пока никаких отношений я не вижу! Ну да, мне с тобой очень хорошо, но, как принято говорить, это еще не повод для зна-комства! Пока у нас с тобой общая только постель, да и то - дважды. Я не знаю, что будет дальше.
  - Значит, получать подарки ты можешь, а увидеть в этом какие-то отноше-ния - нет? Мило, ничего не скажешь!
  Я медленно поднимаю руки, расстегиваю кулон, кладу его на стол и молча выхожу. Ну что ж, теперь у меня есть не только повод, но и мораль-ное право провести сегодняшний вечер так, как я сочту возможным. Но ка-ков тип - подарками попрекать! Все-таки есть в нем какая-то гнильца, правы были злые языки.
  Свентицкому требуется полчаса, чтобы остыть и начать извиняться. Раз-говаривать в моем закутке невозможно, это он понимает, поэтому пытается через Мегеру вызвать меня к себе. Я прошу Лариску снимать местный те-лефон и всем - ВСЕМ - говорить, что меня нет. Вышла, а куда - неизвестно. Лариска смотрит на меня с любопытством, но честно выполняет все, о чем просят. За услугу придется потом расплачиваться откровенностью, но это позже, сначала бы в себе разобраться.
  Вот ведь всегда так - что с мужиками, что... ну не знаю, с грибами, на-пример. Пусто, хоть шаром покати, кажется, и на суп не наберешь, две сы-роежки в корзинке не в счет - и вдруг началось! Справа, слева, белый, по-досиновик, один за другим, и хочется схватиться за тот и за этот одновре-менно. Ясное дело, тут главное не перестараться. Грибы, правда, к счастью, не так обидчивы... Они и подождать могут. Ну и Свентицкий пускай подож-дет.
  
  Ровно в половине седьмого я навожу красоту и спускаюсь вниз. К сча-стью, обычно я ухожу позже, поэтому АБ не ждет меня внизу и неприятной сцены на глазах у охраны удается избежать.
  "Бентли" ждет меня чуть в стороне от здания. Вадим отворяет мне дверцу машины и протягивает букетик крупных, светло-лиловых фиалок. Стебельки их помещены в маленькую запечатанную пробирку в прозрачной жидко-стью, как обычно поступают с орхидеями.
  - Откуда такая красота? - спрашиваю я, благодарно целуя его в щеку. - Вроде для фиалок еще не сезон.
  - Это пармские фиалки, из Италии, для них сезон всегда. Я надеюсь, что они постоят какое-то время, мне обещали, что не меньше недели.
  - Спасибо. Пармских фиалок мне еще никто не дарил.
  Это истинная правда. Я вообще не видела в Москве этих цветов. И снова просто-таки напрашивается сравнение между Свентицким и Вадимом. Ко-нечно, лучшие друзья девушек - бриллианты, но романтика так редко про-бирается в нашу жизнь, до отказа заполненную работой, беготней, телефо-ном, Интернетом, магазинами, контрактами...
  - Скажи, тебе очень хочется сегодня в ресторан? - спрашивает Вадим, трогая машину с места.
  - В общем-то, совсем не хочется. По такой жаре не до еды. А какие есть предложения?
  - Позволь мне пригласить тебя в гости.
  - За город? Все-таки завтра рабочий день.
  - Нет, зачем же, там ты уже была. Лучше поедем в мою квартиру, может быть, тебе будет интересно, я тоже только недавно закончил ремонт, мо-жет, почерпнешь какие-то идеи.
  - Ну что ж, приглашай. Чай у тебя найдется? А то вон по дороге "Седьмой континент", можно воды и пирожных каких-нибудь прихватить.
  - Пирожных? Мысль мне нравится! А как фигура, ты не боишься ее ис-портить?
  - Во-первых, один раз не считается. Во-вторых, я столько бегаю, что у ме-ня все калории сгорают заранее. А вообще, я решила, что теперь меня это мало заботит - хорошего человека должно быть много. Чтобы на всех хватило.
  - А-а, понятно. Интересный принцип.
  Я выбираю фруктовые пирожные, Вадим покупает еще бутылку вина "как он говорит - "а вдруг захочется"), но не показывает ее мне, говорит - это бу-дет сюрприз.
  Живет Вадим в странном месте, оно слегка отдает нереальностью - на острове, образованном Москвой-рекой и Обводным каналом, напротив "Иллюзиона", в странном доме сталинской эпохи с башенкой на крыше. Мне всегда казалось, что в этой части города, на безымянном острове, не могут жить люди. Вот и знаменитый Дом на набережной - там же, на том же острове, не производит впечатления жилого дома, а кажется не то кораблем, не то какой-то фабрикой; и жизнь в нем у людей не задавалась. Странное, призрачное какое-то место. И даже соседство многочисленных банков, офисов, ночных заведений и роскошной гостиницы "Балчуг" не придает этому пятну пространства реальных черт, все это как бы накладывается на какую-то внутреннюю, неспешную, невидимую чужому глазу жизнь.
  Тем не менее, здесь есть обыкновенные жилые дома, звенит на мосту трамвай, и люди выходят гулять с собачками.
  Вадим открывает передо мной дверь подъезда, мы поднимаемся на лифте на шестой этаж и останавливаемся перед обыкновенного вида дверью, оби-той темно-красным дерматином. Он достает увесистую связку ключей и минуту колдует над замками, утопленными в теле двери. По тому, как нето-ропливо распахивается дверь, понятно, что она не просто укрепленная, а очень сильно железная. Я делаю шаг вперед, дверь бесшумно закрывается за моей спиной, и сквозь проем открытой двери в комнату я вижу громаду высотки "Иллюзиона". Квартира окнами выходит и на набережную, откуда доносится неумолчный шум колес, и во двор. Вадим проходит направо, ви-димо, в кухню, и кричит мне оттуда:
  - Проходи, осматривайся! Только не вздумай разуваться, никаких тапочек все равно нет!
  - Я все-таки разуюсь. Ноги устали, - говорю я в ответ, и босиком иду за ним. - Ох, какая у тебя громадная кухня!
  - Строго говоря, это не кухня. Я решил совместить кухню, столовую и гос-тиную в одном, так сказать, лице. Объединили кое-что, перенесли стены, и вот видишь, что получилось. Там еще кабинет, потом посмотришь, и спальня.
  Кухня стандартна, битком набита техникой, сверкает яркими красками - желтый, терракотовый, светло-зеленый.
  - Слушай, а жить в такой радуге - голова не болит?
  - Да болела бы, наверное, если бы бывать здесь чаще. Ребята намудрили, дизайнеры. Их мои партнеры прислали, мол, покажите себя, вот они и старались - все новомодные идеи здесь применили. Будешь фраппе?
  - Буду, если ты мне объяснишь, что это такое.
  - Это такой коктейль с кофе - строго говоря, холодный кофе, только спе-циально приготовленный. На Крите так делают, в жару - замечательно.
  Он готовит напиток - холодный кофе, сахар, коньяк, взбивает все это в шейкере. За окном тем временем стремительно темнеет.
  - Похоже, будет гроза, - говорит Вадим, подавая мне высокий бокал с тем-ной жидкостью и шапкой пены.
  - Похоже. - Я отпиваю напиток. - Слушай, вкусно-то как!
  - Я рад, что тебе нравится. О, смотри, как ливануло!
  Сплошная стена дождя скрывает от наших глаз высотку, реку, близкие и дальние купы деревьев, сгибающихся под порывами ветра. Небо разрывают молнии, одна за другой, со всех сторон.
  - А на крыше башенка. Вот интересно, в нее не попадет?
  - Промажет. Это я тебе гарантирую как специалист по природным ресур-сам, - усмехается Вадим.
  Я не спрашиваю у него, что это значит. Ну, хочется человеку быть зага-дочным - пусть будет. Если мне понадобится, я выясню всю подноготную.
  Зеленый диван подо мной напоминает траву, напиток холодный и вкус-ный, с потолка льется приятная музыка, какая-то легкая инструментовка... Я расслабляюсь, мне почему-то кажется, что с этим человеком можно вести себя естественно.
  Курлыкает мобильный телефон. Вадим берет трубку, молча слушает, мрачнеет и уходит в кабинет. Возвращается он минут через пять, по-прежнему мрачный.
  - Скажи, пожалуйста, тебя Александр звал в выходные за город?
  - Да.
  - Ты собираешься ехать?
  - Скорее всего, нет. У меня домашние дела. Надо семейство на дачу пере-возить.
  - Хорошо, - он улыбается, - а то я боялся, что придется тебя отговаривать от этой поездки. Там могут оказаться неприятные люди, не стоит тебя им показывать. Это Сашка не подумал.
  - А ты туда собираешься?
  - Собираюсь. Но прежде, чем меня обидеть, самый неприятный человек сперва хорошо подумает. А потом не станет этого делать.
  Нельзя сказать, что лицо его при этом являет собою образец добропоря-дочности - испугаться можно такого лица, увидав его вечером на темной улице. Видимо, в свою очередь на моем лице отражается удивление, потому что Вадим вновь светски улыбается и спрашивает:
  - Ну что, продолжим экскурсию?
  - Какую?
  - Посмотришь на мой кабинет? Тоже, конечно, дизайнеры постарались, но все-таки там я им не дал развернуться.
  - Ну что ж, веди, хвастайся!
  Кабинет тоже большой, не очень-то уютный, но очень мужской - в тем-ных тонах, с деревянной обшивкой по единственно стене, не занятой книж-ными шкафами. Книг очень много, и, судя по всему, они выполняют не только декоративную функцию - многие тома потерты, где-то торчат за-кладки. Огромный письменный стол, компьютер, хороший, с большим мо-нитором; факс-аппарат, стопки бумаг - все очень аккуратно и очень по-мужски.
  - Сюда уборщица не допускается, только раз в неделю пропылесосить. А так я все книги протираю сам, и с истинным удовольствием. - Вадим комментирует из-за моей спины не без добродушного хвастовства.
  - А библиотека твоя или родительская? - спрашиваю я, осматривая книж-ные полки, и отмечая: вот это альбом я хотела купить еще пять лет назад, да денег тогда не было; а этой книги я и не видела в продаже, а увидела бы - точно бы купила. - Да, завидую. Сейчас хоть и почти все можно ку-пить на книжном рынке, а старых изданий все-таки такую подборку не наковыряешь...
  - А ты что руки за спиной держишь? - смеется Вадим.
  - А чтобы они не тянулись схватить и перелистать немедленно!
  - А пусть схватятся! Книги для того и существуют, чтобы их читать.
  Он стоит у меня за спиной, я почти чувствую его дыхание на затылке. Я поворачиваюсь и оказываюсь в его объятиях - нежных и совершенно сталь-ных. Он наклоняется - боже мой, насколько же он выше меня! - и ласково прикасается губами к моим губам. Я отвечаю на поцелуй, и чувствую, как волна желания начинает затапливать меня, поднимаясь, все выше и выше.... Сейчас захлестнет с головой, и я пропала, не выплыть!... Я отрываюсь от его губ, запрокидываю голову и говорю:
  - Подожди... подожди. Я не могу так. Если бы я знала...
  - Ты уверена? - спрашивает он быстро.
  Я молча киваю.
  - Свентицкий? - это не вопрос, это утверждение.
  - Прости, я все делаю не так. Не надо было с тобой ехать сегодня. Извини, это, наверное, старомодно, но я не сплю с двумя мужиками одновремен-но. И новый роман могу завести, только подведя черту под предыдущим.
  - Видишь ли, - Вадим отходит от меня и открывает створку бара, - вы-пьешь что-нибудь? Видишь ли, это одна из черт, которые я в тебе чувст-вовал, когда мы только познакомились. И мне это скорее нравится. Я по-дожду, только не тяни очень долго, в следующий раз мне не так легко будет остановиться.
  Он улыбается, смягчая серьезность фразы, и протягивает мне стакан со светло-соломенной жидкостью.
  
  Все-таки виски - редкостная гадость. Даже со льдом.
  
  До дому я добираюсь в исключительно благонравное время - около по-ловины десятого, Вадим домчал меня мгновенно, несмотря на изрядно за-груженные дороги. Еще отпирая дверь квартиры, я слышу истерический звон телефона, - не зажигая света, беру трубку - Свентицкий, конечно.
  - Где ты была?
  - Где бы я ни была, я не обязана об этом докладывать. - Я обозлилась до того, что у меня стали трястись руки. - Я свободная женщина, никому ничего не обещала и имею право проводить время так, как считаю нуж-ным. Или возможным.
  - Я сейчас приеду.
  - Нет.
  - Ты не одна?
  - Я совершенно одна, и хочу так и остаться одна. Во всяком случае, сего-дня.
  - Что-то случилось? - стальные интонации его голоса смягчаются. Желез-ный дровосек надел бархатный камзол.
  - Если об этом надо напоминать, значит, и напоминать не надо.
  - Ну, извини - я был резок. Но ты сама меня вызвала на резкость!
  - Я разве предлагала выяснять отношения? По-моему, я предлагала закон-чить разговор, хотя бы до завтра.
  - Так я могу приехать?
  - Нет. До завтра.
  Я кладу трубку, и телефон снова разражается звоном мне в лицо. Я по-ворачиваюсь к нему спиной и, держась за стену, бреду к тапочкам. Со стоном скидываю туфли на высоком каблуке, со стоном вползаю в та-почки, со стоном бреду снова к этому пыточному агрегату, который про-должает настырно трезвонить.
  - Алло.
  - Это Вадим. Извини, просто хотел удостовериться, что все в порядке. Что голос такой потухший?
  - Да не знаю. Бензин, наверное, кончился.... Сейчас отключу телефон и упаду, завтра снова буду живая.
  - Давай. Если позволишь, я тебе завтра позвоню.
  У меня и правда, видно, бензин кончился. Сил хватает только на то, что-бы позвонить родителям, доложить, что я жива, умыться и упасть. Уже за-сыпая, я вспоминаю, что так и не позвонила Светке и не договорилась насчет доставки детей-родителей на дачу. Ладно, завтра...
  
  Конечно, я забыла отключить телефон на ночь. И, разумеется, в половине восьмого утра какой-то идиот стал домогаться по моему телефону строи-тельное управление. Ну, какое строительное управление в такое время, вы что, граждане, белены объелись? Но гражданам было абсолютно безразлич-но мое тяжелое состояние.... Вообще явно что-то со мной было не так - кружилась голова, болело горло и голова, и периодически слегка знобило. Не иначе простудилась - и как это я сумела в такую погоду? Измерив тем-пературу, я убедилась, что на работу мне сегодня не добраться - изрядно за тридцать восемь.... Ну и ладно, ну и, пожалуйста. Вот сейчас доберу еще пару часиков, позвоню в контору, предупрежу, что свалилась - все равно пятница, а к понедельнику оклемаюсь. И вопрос поездки со Свентицким на выходные решается автоматически. Последнюю мысль я додумываю, уже засыпая, ну и получаю увлекательный сон на всю катушку - какой-то пустой загородный, видимо, дом, темный, с огромным черным камином, и АБ, убеждающий меня, что я должна влезть в этот камин, и тогда все будет пре-красно. Мне страшно, я сопротивляюсь изо всех сил, но он подталкивает меня к разверстой черной пасти камина, я лечу туда и ору, ору.... И от соб-ственного крика просыпаюсь. Сердце колотится, как испуганный заяц, во рту пересохло, голова раскалывается. И, конечно, звонит телефон. На часах половина одиннадцатого, я снимаю трубку и с облегчением слышу мамин голос. Еще через полчаса, выслушав подробные наставления, чем полоскать горло, как его укутать, и что лучше принять от температуры, я кладу трубку. Надо выпить чаю, но сперва за мной звонок на работу. Пожалуй что, позво-ню-ка я Мегере - она и в отделе предупредит, и АБ сообщит, чтобы на меня не рассчитывал. Но хитрый ход не удается, старая перечница, услышав мой голос, прямо-таки вопит от облегчения:
  - Ой, Сашенька, как хорошо, что Вы позвонили! Шеф с утра Вас разыски-вает, сейчас соединю.
  - Я заболела, Евгения Эдуардовна, слышите, какой голосок? - Я и в самом деле честно хриплю, у меня всегда больное горло вызывает потерю голо-са, еще час - и я вообще смогу только шептать. - Ну что делать, соеди-няйте.
  - Саша? Что случилось?
  - Да ничего серьезного, просто простуда. За выходные все пройдет. Ты из-вини, но поехать я не смогу, сам слышишь, как разговариваю.
  - А температура есть?
  - Полчаса назад была, тридцать восемь и семь. Пока, кажется, не понизи-лась.
  - Что ты принимаешь? У тебя все есть? - Господи, сейчас я выслушаю еще одну лекцию о том, как полоскать горло! Ребята, я уже большая девочка!
  - У меня все есть, сейчас договорю с тобой и пойду выпью чаю с медом и с молоком. Все нормально, не волнуйся.
  - Я сейчас приеду.
  - Ну, да - только тебя мне и не хватало. Во-первых, у тебя работа, во-вторых, тебе ехать на этот прием, а до меня добираться днем час, не меньше. И потом, я не в форме и вовсе не желаю тебе такой показываться на глаза. Ко мне вечерком подруга заедет, если что надо - привезет. Все, не могу больше говорить, горло болит. Пока.
  - Ладно, посмотрим, - говорит Свентицкий, не уверена, что он оставил свои идеи насчет приехать, но мне сейчас все равно. Я кладу трубку и бегу в туалет и в ванную - ну не могу я с любовником разговаривать, не умывшись и не проделав прочие гигиенические процедуры!
  Чай с молоком и медом, полоскание, шерстяные носки, еще чашка чаю с собой - и я забираюсь по теплое одеяло, раскрыв свежий детектив, который лежал на полочке с понедельника, глубоко меня возмущая одним своим ви-дом. К часу дня температура, кажется, падает - я переодеваюсь, наливаю себе новую чашку чаю и устраиваюсь в подушках поудобнее. Мой дурацкий сон не идет у меня из головы. Да еще на пятницу... Может, и правда, эти отношения толкают меня к чему-то плохому? Я не брала на себя никаких обязательств, и, тем не менее, АБ уже считает меня своей собственностью... Я проходила это - была у моего первого мужа такая тенденция, а я была слишком молода, чтобы это понять. И все же мне было хорошо со Свентиц-ким, и он искренне мной увлечен - любая женщина такие вещи чувствует. Собственно, мне от него ничего не надо - замуж я не хочу, спасибо, хватит; денег мне хватит тех, что я заработаю; в постели мне с ним хорошо, и это, похоже, единственное, что нас сейчас связывает. А вот если я влезу в какие-то его дела, пару раз появлюсь с ним официально - вот тут-то и окажусь связанной по рукам и ногам. С другой стороны - ну уж больно страшный был сон, а ведь пока что все вполне мирно...
  Звонок, на сей раз в дверь. Вставать не хочется до чертиков, но стоящий за дверью не успокаивается. Звонок у меня обычный, не музыкальный, по-этому на третьей минуте непрерывного трезвона я сдаюсь, надеваю халат и иду отворять. Видок у меня еще тот - толстые шерстяные носки, длинный теплый клетчатый халат, который я привезла из Италии три года назад и не перестаю этому радоваться, красный нос, взъерошенные волосы, замотанное горло... Я с мстительным удовольствием думаю, что любой, увидевший ме-ня сейчас, надолго утратит сексуальные поползновения в эту сторону. Но за открытой дверью стоят люди, которые относятся ко мне замечательно, независимо от моего внешнего вида. Подобрав челюсть, я пропускаю Мишку и Романа в прихожую.
  - Ну-ка быстро под одеяло. А то на тебя смотреть тошно, просто символ простуды!
  - У меня не простуда, а ангина, - хриплю я, но послушно ныряю в постель. - А что случилось, вы чего приехали?
  - А ты что, нам не рада? - появляясь через некоторое время в дверях ком-наты с огромной дымящейся кружкой, вопросом на вопрос отвечает Ро-ман.
  - Я рада, только не в таком виде гостей принимать. Болею я. Несмертельно, но очень тяжело. А это что?
  - Лучшее средство...
  - От перхоти - это гильотина, - подхватывает Мишка. - А это лучшее средство от простудных заболеваний, фирменный глинтвейн. Выпить надо все, и горячим, горячим!
  - Ребят, я от этого умру. В меня столько не влезет.
  - Или выздоровеешь, причем быстро. Пей, давай, остынет
  Кочевряжусь я скорее по привычке, Ромкин фирменный глинтвейн - штука убойная, но исключительно вкусная. И действительно от простуды спасает.
  Значит так, рассказываю рецепт: берется красное сухое вино, и не обяза-тельно французское, достаточно и обычного молдавского. Подогревается в эмалированной (исключительно) кастрюльке на ма-а-а-леньком огне, по-путно туда добавляются пряности (корица, гвоздика, мускатный орех, кар-дамон) и хорошая ложка меда. Подогретая до температуры почти невыно-симой, смесь снимается с огня. Теперь надо влить в нее некоторое количе-ство коньяку (желательно хорошего, потому что плохой коньяк - это уже не коньяк, а просто гадость) и выжать пол-лимона, далее процедить и немед-ленно употребить. В общем, никакая простуда этого не выдерживает...
  Я выпиваю полкружки и делаю попытку отставить ее.
  - Нет, дорогая, давай-ка до конца. Через два часа будешь как огурец.
  - Ага - зеленая и в пупырышках, - бурчу я в кружку, но доглатываю все до донышка. - Я же сейчас усну.
  - Вот и славно, вот и спи. Я поеду, - говорит Мишка, забирая кружку, - а Роман наш Алексаныч посидит тут, благо ему в Ша-два сегодня к восьми, а до тех пор делать решительно нечего. Вот тут вот в креслице он по-сидит и детективчик какой свежий почитает. Есть у тебя что новое?
  - На рынке я давно не была, ты посмотри в шкафу - может, что-то для тебя новое и есть. Макса Фрая ты читал последнего?
  Роман подходит к книжному шкафу и неторопливо просматривает полки. Я наблюдаю за ним из-под прикрытых век. Ромка очень хорош собой, но мы знакомы так давно, что я никогда не воспринимала его как существо мужского пола - друг и все. Сейчас, глядя на его подтянутую фигуру, я раз-мышляю - не было ли это моей большой ошибкой. Вот только борода... Не нравятся мне бородатые мужики, хоть убей. Всегда кажется, что борода скрывает слабый подбородок. А так - высокий, спортивный, брюнет с си-ними глазами, с короткой аккуратной бородкой... "Ладно, - обрываю я себя, - Ты сначала разберись с имеющимися претендентами, а то запуталась в двух соснах".
  - Я смотрю, ты нового Бушкова купила? - не поворачиваясь, спрашивает Роман. - А я увидел на лотке, хотел тебе взять, а потом и не стал - ты же всегда все первая успеваешь купить.
  - Я же не на лотке беру, а на рынке. А лотки я и не вижу, пролетаю мимо. Ты смотри сам, я подремлю, ладно? - В самом деле, подействовал ли Мишкин глинтвейн, или температура снова стала подниматься, я прова-ливаюсь в абсолютно глухой, без сновидений (и слава богу!) сон.
  
  Просыпаюсь я внезапно, как будто кто-то меня толкнул, подскакиваю с отчаянно колотящимся сердцем и в первый момент не сразу могу понять, где я - не узнать собственную родную квартиру, это тоже надо суметь.... В комнате полумрак, задернута штора, и за окном шумит дождь. В кухне слышен тихий голос - Роман говорит по телефону. Я потягиваюсь, и пони-маю, что совершенно здорова - ни следа не осталось от чертовой простуды, горло не болит, и вообще я способна сейчас взлететь. Тихонько вытаскиваю из-под подушки часы - я проспала всего два часа, но как разительно изме-нилось все вокруг. Яркое солнце сменилось пасмурным дождем, из форточ-ки ощутимо тянет прохладой (как хорошо, что я еще не убрала далеко плащ, куртку, "всепогодные туфли" и прочие причиндалы!). На столе стоит ваза с букетом сирени, я вижу, как расплываются по рыжей скатерти темные капли воды, срывающиеся с цветов.
  Очень хочется прогуляться до удобств, но выгляжу я наверняка совер-шенно заспанной и встрепанной, и показываться в таком виде Ромке не хо-чется. Будто чувствуя мою мысль, он заглядывает в дверь и говорит:
  - Во-первых, тебе дважды звонили - твоя Светка и непредставившийся джентльмен с приятным голосом. Во-вторых, я дойду до магазина, у тебя в холодильнике мышь с голоду сдохла.
  Ну да - еще бы ей не сдохнуть, если я всю неделю по ресторанам брожу, и домой возвращаюсь в такое время, что уже ничего купить нельзя в нашем районе, кроме водки и шоколада, и то сомнительного качества.
  - В-третьих, - продолжает Ромка, - пока я буду ходить, не прыгай и красоту не наводи - только температуру нагонишь. Давай ключи. Вернусь, напою чаем..
  Господи, и что же это каждый за меня решает, что мне делать, когда и каким способом!
  Хлопает дверь, и я остаюсь в квартире одна. Выпрыгнув из-под одеяла, я пулей лечу по срочным делам, затем, значительно медленнее - умываюсь и причесываюсь. Причесывание отнимает у меня довольно-таки много време-ни, потому что коса успела сваляться в изрядный колтун, и я разбираю его, периодически отдыхая. Все-таки летать мне, пожалуй, еще рановато. Смот-рю в зеркало - н-да, вид, конечно, зеленоватый.... Под глазами синяки... ну, а все остальное вполне прилично... Джентльмен с приятным голосом - вдруг Вадим? Хорошо бы... Но сама звонить не буду, Ромка сказал, что я болею - надумает, так еще раз позвонит.
  Расчесанной голове сразу становится легче, вроде уже и не болит так, как утром. Надо, пожалуй, выпить чаю. Впрочем, что это я! Ромка же обещал меня чаем напоить, не будем портить ему удовольствие от пребывания в ро-ли старшего. Кто еще звонил? А, Светка - она ведь мне давно нужна, все-таки пора перевозить бебехи на дачу. Вот только завтра я явно не рискну этим заняться, на когда же договориться? Набираю номер - у меня дурацкая память, я могу забыть как зовут собеседника, который только что предста-вился, но старые, никому уже не нужные телефонные номера торчат в памя-ти месяцами. А уж Светкин-то номер я знаю с пятого класса, он у нее с тех пор и не менялся.
  - Привет. Ты звонила?
  - Угу, - дожевывает что-то, - что с тобой стряслось?
  - Да простыла, наверное, горло болит, голова...
  - Нашла время - на улице теплынь, а ты болеешь.
  - Ну, теплынью это можно назвать только после морозов на майские. Тебе-то хорошо, ты в Анталье грелась на песочке.
  - Ну, предположим, на камушках, но, тем не менее, грелась. Ладно, ты мне вот что скажи. У тебя с деньгами как?
  - Как обычно - кое-что есть, но на бриллианты явно не хватает. А что?
  - Антон въехал в крутую тачку, мы уже все вывернули, и все равно нехва-тает.
  - Господи, как его угораздило? - ахаю я, мысленно подсчитывая налич-ность. С наличностью негусто, на ремонт крутой тачки явно мало.
  - Самое обидное, что он и вправду виноват. Ну ты же знаешь его аккурат-ность - пристегивал ремень, чуть отвлекся - а впереди "Вольво". Слава богу, еще не бандит за рулем, приличный мужик, а то бы так легко не от-делались.
  - Постой-ка, но чтобы "Вольву" стукнуть, надо хорошо постараться!
  - Так скорость-то была приличная, ему багажник и помяло.
  - Да-а, ребята. Любите вы приключения. А ваша-то "Маруська" как?
  - Ну, а у нашей, соответственно, нос всмятку. Ну, это-то ерунда, для де-вятки ремонт не так дорого, а на ту тачку надо где-то еще четыре штуки найти...
  - Слушай, у меня совсем копейки, сотен восемь отложено на отпуск, но я попробую что-нибудь придумать,
  - Ладно, не надрывайся, восемь сотен, конечно, смертельно раненого кота не спасут, но все-таки... Я тогда заеду сегодня или Антона пришлю.
  - Лучше сама заезжай, пожалеешь болезную.
  - Ну, пока, давай. - И мы кладем трубки.
  Хорошая машина "Вольво". Только что-то частенько она маячит у меня на дороге. В двери поворачивается ключ - Ромка пришел из магазина, и очень вовремя, а то без чаю я себя чувствую, как пальма в пустыне.
  - Ты лежишь? Вот только попробуй вскочить, останешься без пирожных.
  - Ну, вообще-то я и без пирожных не худенькая. Но так и быть, буду ле-жать. А что ты купил?
  - Пойдешь пить чай и все увидишь. - Ромка появляется в дверях комнаты. - Я тебя позову, когда чайник согреется. Черт, кого там принесло? - в дверь звонят, и довольно настойчиво. Мать вроде не собиралась... А го-лос-то из-за закрытой двери слышится мужской!
  
  Дверь открывается и входит букет роз. Судя по виднеющимся из-под бу-кета ногам, его несет существо мужского пола, но разглядеть лицо за ог-ромной - сколько же их там? полсотни? сотня? - охапкой кремовых и жел-тых полураспустившихся цветков. Мамочки мои, мне никогда столько не дарили! Зачем же это, они же завянут, куда же я их дену!
  Следом за букетом входит Роман, я вижу, что он еле сдерживается, чтобы не расхохотаться. Обретя, наконец, дар речи, я спрашиваю:
  - И что это такое?
  - Мне показалось, что тебя это развлечет, - из-за положенного на стол бу-кета появляется слегка покрасневшее от напряжения лицо Свентицкого. Ну, разумеется, кому еще мог придти в голову такой купеческо-гусарский жест!
  - Ну, хорошо, меня это развлекло. Что я должна делать с этим дальше?
  - Послушай, что ты сердишься? - АБ в два шага оказывается возле меня и присаживается на край постели. Я отодвигаюсь, а Роман деликатно исче-зает за дверью.
  - Ты знаешь, я вообще-то болею. Тебе совершенно незачем заражаться.
  - Эх ты, а еще высшее образование! Простуда совершенно незаразна, к твоему сведению. И вообще - я не болею, ты же знаешь. Ты совершенно напрасно на меня дуешься, ну бывает, - вспылил, прости, пожалуйста. А что бросила эту побрякушку, совершенно права, это не для тебя, слишком просто. Вот посмотри, по-моему, это подойдет тебе больше. - Он вытаскивает из внутреннего кармана пиджака продолговатую коро-бочку синего бархата и потягивает мне.
  Я всматриваюсь в его лицо - пожалуй, он искренне сожалеет о вчерашней вспышке... Если я возьму сейчас его подарок, то буду связана с ним уже всерьез. Если не возьму - это смело можно счесть оскорблением. Кто знает, в какую причудливую форму выльется в этом случае его месть... Потеря работы, пожалуй, наименьшая из возможных неприятностей. Но АБ - умный человек, этого у него не отнимешь, и он, положив футляр на столик, продолжает говорить.
  - А ты знаешь, что твоя подруга Оля вышла замуж?
  Естественно - чтобы в нашей конторе что-то оставалось тайной долго - просто невозможно!
  - А откуда такая информация? - интересуюсь я осторожно.
  - Да так, кто-то обронил. Вернется из отпуска, надо какой-то подарок от фирмы сделать, давно у нас никто замуж не выходил. - Он наклоняется и целует мне ключицу, невольно я расслабляюсь и от удовольствия закры-ваю глаза. Все-таки АБ прекрасный любовник, я завожусь мгновенно и не рада уже присутствию Романа в квартире.
  Александр гладит мне плечи, рука его скользит ниже, губы теребят мне мочку уха... Я вздрагиваю от удовольствия и прижимаюсь к нему. Он целу-ет меня еще раз и, отстраняясь, шепчет на ухо:
  - Еще минута, и я никуда не уйду. Позволь мне вернуться вечером, пожа-луйста.
  - Ты же едешь сегодня на прием?
  - Ну их к черту, без тебя не хочу. Посмотри все-таки, может, тебе понра-вится?
  Я послушно открываю коробочку. Внутри на черном бархате - и не ска-жешь "лежит", а именно "покоится" - фантастической красоты кольцо - тонкие полосы из золота трех цветов, белого, красноватого и зеленоватого, сплетенные в прихотливый узор, в котором поблескивают немаленькие бриллиантики и, по-видимому, изумруды.
  - Необыкновенно красиво, - говорю я, поворачивая коробочку в лучах све-та и любуясь игрой камней.
  - Если ты согласишься, то это будет обручальное кольцо. Ты согласишься? - выпаливает АБ.
  - Саш, ты с ума сошел! Зачем тебе это?
  - Я хочу иметь гарантию, что ты никуда от меня не денешься. Как пред-ставил себе вчера, что все кончилось, - слушай, я всю ночь не спал сего-дня, все думал, как я это скажу. Ты не отвечай сейчас, подумай. Кольцо все равно твое, не захочешь замуж - я все равно рядом.
  Он искренне взволнован, и, кажется, действительно готов хоть сейчас ставить штамп в паспорте. Забавно, никогда бы не подумала, что Свентицкий вообще способен на такие спонтанные решения - всегда считала, что он все взвешивает, как настоящие Весы.
  АБ еще раз целует меня, и ей-богу, мне это нравится!
  На кухне раздается грохот, будто кто-то уронил тарелку в пустую каст-рюлю, и это возвращает нас к реальности. Боже мой, я совершенно забыла про Романа!
  - Слушай, а кто это у тебя? Ты в постели, в доме мужик какой-то... Мне уже пора хвататься за голову? - шутливо рычит Свенитцкий, но в веселом тоне чувствуется явственный оттенок принужденности. Да, ревнив он, конечно, изрядно, а с другой стороны, его можно понять - пришел делать предложение любимой женщине, а у нее в доме совсем даже и непонятная ситуация...
  - Господи, я же совершенно про Ромку забыла! До чего ты меня довел! Это приятель мой институтский, они сегодня с Мишкой заехали, потому как я, сам видишь, свалилась, а у меня в холодильнике, как они выразились, мышь сдохла с голоду. И кстати, он обещался меня покормить чем-нибудь, а то я еще не ела. Слушай, езжай уже, а то я что-то снова расклеиваться начинаю, скверно мне что-то, чаю надо выпить.
  - Ты мне позвонишь?
  - Или ты. Лучше ты, а то я попаду невовремя...
  - Ты всегда вовремя, но я позвоню сам, а может, и заеду.
  - Ох, только не сегодня! Дай мне в себя придти! Все, иди, тебя ждут вели-кие дела.
  У двери он задерживается и поворачивается, чтобы что-то сказать, но, махнув рукой, выходит. Я вздыхаю с облегчением... Черт, а как я выгляжу? А то кокетство развела, а может у меня пятна на морде или глаза отекли.... Ну, бывает у меня иногда, когда температура или что-то просто не так - отекаю страшно. Не будешь же каждому объяснять, что это не с перепою, а по причине тяжелого состояния здоровья.
  Зеркало лежит в тумбочке. Я достаю его и внимательно рассматриваю свою физиономию. Нет, пятен нет, выглядит все пристойно, не считая неко-торой озадаченности, написанной на лице крупными буквами. Что ж, это естественно, - в конце концов, не каждый день мне предлагают руку и сердце в такой романтической обстановке...
  Тихий звонок телефона отрывает меня от созерцания замечательного зрелища в зеркале. Странно, мой телефон обычно орет во всю глотку, как хороший деревенский петух, а тут такая тихая деликатная трель... Что бы это значило? Звонок раздается снова - ага, звенит Ромкин портфель, вон он его бросил на кресле. Мобильником обзавелся, смотрите, какие мы крутые! Я вползаю в тапочки и, приоткрыв дверь на кухню, окликаю:
  - Ром, у тебя там, в портфеле будильник,... тьфу, мобильник разрывается. Возьмешь, или все ушли на фронт?
  - Спасибо, лучше возьму - мало ли что. Алло! Да, я. Самолет через три ча-са. Подъезжай к половине третьего, возьми все документы, я подпишу по дороге. Нет, я, по-моему, уже говорил - этот человек меня подставил, больше мы с ним дел не имеем, будь он теперь хоть премьер-министром. Да. Жду. Извини, дела - поворачивается Роман ко мне. - Так что, давай перекусим? Ты пельмени будешь?
  - И еще как! - смеюсь я, - Только подожди, я халат надену, а то в футболке прохладно, погода портится.
  Мы устраиваемся на кухне - я в своем любимом углу, Ромка напротив - и наворачиваем пельмени со сметаной, запивая их обжигающе горячим свежим чаем.
  - Слушай, с чем чай? Необыкновенно вкусно!
  - А, это такой фруктовый... 1002-я ночь называется, я его всегда по чуть-чуть добавляю, у него запах неназойливый и приятный.
  - Классно! Я теперь тоже буду.
  - Слушай, не мое дело, и все же - кто это заезжал? Розы, кстати, поставить надо...
  - Да вот как тебе объяснить.... Это я изменила своим принципам и завела роман на работе, да еще с начальником. Вот это он и есть.
  - И стоило?
  - А черт его знает! Вот, понимаешь - приезжал предложение делать. Вза-муж, получается...
  - А тебе это надо?
  - Не знаю я пока.... Так иногда надоедает быть самостоятельной и незави-симой, хоть вой! А с другой стороны... Ты вот меня понимаешь, сам ведь не женат до сих пор! Ведь не может быть, чтобы ни разу не задумывался.
  - Ну, со мной все просто! Я просто гуляю сам по себе, а чтобы сильно не приставали, рассказываю о давней безответной любви. Очень помогает, знаешь ли. - Какая-то странная интонация в его голосе заставляет меня подумать, что россказни эти, может быть, не совсем неправда, и безот-ветная давняя любовь таки была. Но не спрашивать же об этом напря-мую, да еще над тарелкой пельменей!
  Заданный вовремя вопрос несколько упростил бы мне дальнейшую жизнь, но если бы знать заранее...
  - Ну, все, отправляйся в постель, нечего прыгать с температурой!
  - Не смей мыть посуду! Не выношу, когда мужики посуду моют!
  - Ладно-ладно, не буду. Мне и некогда уже, сейчас машина придет. "Ко-рабль готов, благоприятен ветер..."
  - "Ждут спутники, и Англия вас ждет!" - подхватываю я. - А куда ты ле-тишь?
  - Да представь себе, как раз и в Англию.... На родину Вильяма нашего, понимаете, Шекспира, в Стрэтфорд. Ну, и в Лондон, конечно, как без этого. Там у нас завязывается интересная история, если выйдет - рас-скажу.
  - А может не выйти?
  - Да сколько угодно! Чиновник зарвавшийся не подпишет, и пролежит наша бумажка под сукном года два, и уйдут эти денежки куда-нибудь в Монголию. Надо бы поговорить с одним человеком, от него многое за-висит, да и человек, говорят, приличный. Ну, не успеваю.
  - А кто такой?
  - Есть такой... он себя называет "консультант по инвестициям, развитию и кризисным ситуациям", Пару моих знакомых фирм он из ямы вытащил. Берет, правда, очень дорого, но того стоит. А тебе зачем?
  - Да есть у меня смутные подозрения.... Как его зовут?
  - Вадим Кулагин.
  - Так я и думала, - вырывается у меня. - Если хочешь - я поговорю с ним. Только оставь мне подробную информацию. На бумаге.
  - Спасибо. Ты уверена, что все будет нормально, тебя это никак... не об-ременит?
  - Если б так - не стала бы предлагать, мы с тобой не чужие люди, слава богу.
  - Еще раз спасибо. Я оставлю тебе кое-что из бумаг, остальное пришлю мэйлом. Только информация конфиденциальная, абсолютно.
  - Тогда не стоит присылать на работу. У меня там не персональный мэйл, а регистрироваться на каком-нибудь халявном сервере с рабочей машины у нас запрещено. Конечно, никто не проверяет, но, если усекут - будут не-приятности.
  - Понятно... - задумчиво тянет Роман. - Так, завтра утром тебе привезут ноутбук с модемом и подключат. Интернет оплатят на ближайшие три месяца, тридцать часов в месяц - хватит?
  - И что, это только для того, чтобы получить от тебя материалы? По-моему, перебор!
  - Нет, не перебор - ноутбук ничей, я своего заместителя уволил, а у всех остальных есть. Доступ в Интернет стоит копейки, так что ты меня не ра-зоришь. И потом, звонить тебе из Лондона явно было бы дороже!
  - Ладно. Пишите письма. По-моему, тебе гудят. - Под окном раздается на-стойчивый годок машины.
  - Вот урод, не мог подняться сюда. Все, я побежал, выздоравливай. Я воз-вращаюсь через неделю, если ничего не изменится, буду ждать от тебя вестей.
  И за ним захлопывается дверь. Я подхожу к окну - у моего подъезда сто-ит черный "Лексус" (однако не хухры-мухры!), Роман кидает портфель на заднее сиденье, открывает дверцу и садится, кинув взгляд на мое окно. Я стою за занавеской и снизу меня не видно, поэтому я позволяю себе не по-махать ему рукой, а отправиться снова в постель.
  Итак, что мы имеем? Звонить ли Вадиму самой, или дождаться его звон-ка? Дождаться, конечно, - отвечаю я сама себе, - некоторый запас времени у меня есть, не может быть, чтобы он не позвонил сегодня - завтра.
  Зачем я ввязалась в эту историю? Тут ведь пахнет большими деньгами - даже очень большими, а в нашей стране и за небольшие голову снимают... И все же не думаю, чтобы Ромка позволил бы мне ввязаться в неприятности. Странное что-то было им сказано об этой "давней и безответной любви", ос-тальных ребят спросить, что ли? Нет, неловко, ну что я полезу не в свое де-ло...
  Ладно, что гадать, в конце концов, не мое это дело - хотя очень любо-пытно было бы посмотреть на объект такой долгой страсти. Сейчас надо, пожалуй, померить температуру, а то скоро матушка будет звонить и потре-бует подробного отчета. Вот, пожалуйста, - тридцать девять. Надо аспирин, что ли, принять, что-то я совсем плыву.... Вроде Ромка покупал аспирин... Господи, вот же он - на тумбочку все выложено и стакан воды стоит, когда же он успел? Золото, а не мужик, как его до сих пор к рукам не прибрали, удивляюсь...
  
  До вечера я валяюсь в полусонном - полудохлом состоянии, температу-ра высоковата все-таки. От аспирина становится немного легче, но потом снова наплывает туман, видно, опять поднимается температура, и я по-плотнее заворачиваюсь в одеяло...
  Часам к восьми мне становится совсем хреново, и я начинаю подумы-вать, не вызвонить ли матушку или еще кого. Очередной телефонный звонок на минуту выдергивает меня из температурного тумана.
  - Саша? Что случилось? - Вадим. Правильно я не стала звонить сама.
  - Ничего особенного - простуда. Ты ведь тоже тут намедни болел, вот, те-перь моя очередь. Ерунда - температура, общая гадостность состояния, не более того. Так что вчера у меня не бензин кончился, а просто я забо-левала.
  - Понятно. Может, тебе нужно что-нибудь? Лекарства, еда?
  - Нет-нет, сегодня ребята заезжали, и Свентицкий был, все привезли, даже с избытком.
  - А-а-а, - тянет он с непонятной интонацией. - Так что не хочешь ты меня видеть, тебе хватило?
  - Душа моя, ну зачем мне тебе показываться в таком виде? Нос красный, глаза температурные - ни в сказке сказать, ни пером описать. Зачем это? Ты меня помни красивой!
  - Я, в общем-то, пока не собираюсь тебя помнить, мы же еще не прощаемся навсегда?
  - Конечно, нет, более того - у меня к тебе дело - правда, дело, вопрос по бизнесу. Так что ты от меня не избавишься, даже если бы и хотел!
  - Ох, какая ты меркантильная! - смеется Вадим, и неприятная интонация исчезает из его голоса, как и не было. - Но голос у тебя нехороший, со-стояние-то как?
  - Гадкое состояние, - о чем ты говоришь, температура тридцать девять. Ничего, к утру все пройдет!
  - Тридцать девять? Слушай, тебе не стоит быть одной. Есть, кому прие-хать переночевать у тебя? Подруга, мама? Свентицкий, в конце концов? Давай, я приеду, а?
  - Ни в коем случае! Давай созвонимся завтра, а сейчас я лекарство выпью и посплю.
  - Хорошо, ты мне позвонишь завтра?
  - Позвоню обязательно.
  С глубоким мысленным "уф" я кладу трубку. Эк их всех сегодня прорва-ло! Но он прав - мне настолько хреново, что лучше кого-нибудь вытащить сюда. Я дотягиваюсь до телефонной трубки, с удивлением отмечая, что комната моя как-то странно гримасничает, в углах притаились цветные приплясывающие тени, а за окном мелькают не то листья, не то летящие цветы, не то птицы.
  
  Слава богу, что у Светки был ключ от моей квартиры. Примчавшись по моему звонку в одиннадцать вечера, она не смогла дозвониться и досту-чаться до меня, и открыла дверь своим ключом, и вызвала неотложку. После курса уколов по несколько раз в день сидеть я могла только как птица - на жердочке, вся поверхность того места, которым сидят, была густо истыкана. Мама вздыхала и возводила глаза к небу. Ноутбук, привезенный Романовым шофером, пылился в углу три дня, после чего я, отмахиваясь от доброхотов, влезла в Интернет и с удовольствием сняла мою собственную почту. Роман прислал все подробности проекта, в том числе такие, какие до и после под-писания контракта полагается знать только нескольким людям. Прочитав документы, я призадумалась, - не стану излагать здесь подробности проекта, тем более что он еще только начинает раскручиваться, но с Вадимом нужно было разговаривать немедленно.
  Сложностей тут не было никаких - он звонил, утром и вечером, пытался приехать, но я ни минуты не оставалась одна - Светка, мама, Андрюшкина жена Наташа, все время кто-нибудь крутился возле меня. Конечно, звонил и АБ, и тоже рвался приехать, но его я уж точно не хотела видеть. Вдруг я все-таки решу выйти за него замуж - зачем же пугать человека больным видом?
  
  На четвертый день болезни я выгнала всех добровольных жалельщиков, налила себе большую чашку крепкого кофе (а растворимый пусть пьют наши враги!) и подошла к зеркалу. То, что смотрело на меня из зеркала, способно было напугать самого закаленного любителя модного "героинового шика" - похудела я килограммов на пять, щеки сразу ввалились, под глазами круги, волосы тусклые... Красавица, ей-богу! Срок встречи с Вадимом я назначила сама себе на завтрашний обед, значит, хочешь - не хочешь, надо приводить себя в порядок. Так, значит: ванна с травой, маска для лица и для волос, открываем заветную баночку с дорогущим японским кремом, подаренным мне на день рождения Алисой, фруктовый салат и отбивная на ужин, овсянка и фруктовый салат на завтрак. Телефон переключаем на автоответчик, вот только хорошо бы с Вадимом договориться. И обсудить с Ромкой, что из документов Вадиму показать. А что придержать.
  Намазав лицо и волосы маской (ну разными масками, понятное дело - для лица я использую готовую, в тюбике, а для волос - смесь желтка, меда, масла, коньяка и лимонного сока), я включила ноутбук (классная все-таки вещь, как жаль будет отдавать!) и стала писать электронное письмо Роману. Инструкции мне от него требовались, и довольно срочно.
  Надо заметить, что эти три дня Ромка меня не беспокоил, позвонив всего один раз и услышав о моем скверном состоянии. Меня же совсем замучила совесть, все-таки я человеку обещала помочь...
  Отправив письмо, я набрала номер мобильного телефона Вадима.
  "Телефон отключен или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее".
  Та-ак. Рабочего телефона у него нет, поскольку нет офиса. Домой позво-нить? Половина пятого, что ему делать дома в такое время? Ладно, попро-буем.
  - Алло? - Вот это да, он дома, и трубку снял мгновенно, будто ждал моего звонка. Ну не моего, наверное...
  - Вадим? Привет, это Александра. Извини, что дома беспокою, но мобиль-ник у тебя отключен...
  - Я же говорил, я жду твоего звонка в любое время суток и везде.
  - Спасибо.
  - Как ты себя чувствуешь? Получшало?
  - Да, вполне. Настолько, что завтра собираюсь выбраться из квартиры.
  - Может, у тебя будет настроение со мной пообедать? - Однако! Мысли он читает, что ли?
  - Это как раз то, что я хотела предложить. У меня к тебе, если помнишь, деловой разговор - вот и обсудим все, ладно?
  - Ну что ж, - медленно говорит Вадим, - давай, поговорим о делах, если ничто иное не получается. Во сколько?
  - В три - нормально? Не проголодаешься?
  - Хорошо. Я за тобой заеду в три. - И он отключается, не дав мне больше ничего сказать.
  
  Без пяти три я была готова, как пионер - скромный светло-серый брюч-ный костюм, алая блузка, черные туфли на высоком каблуке (три года назад я позволила себе безумие - туфли от "Балли", так их зверская цена окупи-лась трижды, они до сих пор замечательно выглядят, а уж удобны!..), не-большая черная сумка. Надеюсь, Вадим не заметит, что сумке сто лет в обед, новую-то у меня разрезали, а купить я так и не успела.... Все полученные от Романа документы подобраны так, как он сказал вчера - конечно, переписки по электронной почте было недостаточно, и мы больше получаса говорили по телефону.
  В три часа я вздрагиваю от звонка в дверь - на пороге незнакомый чело-век в строгом костюме и неярком галстуке.
  - Александра Андреевна? Вадим Николаевич просил меня передать Вам его извинения, он не смог подъехать сам, но ждет Вас на месте. Машина у подъезда, темно-синяя "Ауди".
  - Хорошо, спасибо, я сейчас спущусь.
  Я закрываю дверь за водителем, еще раз смотрюсь в зеркало - вполне, деловой вид и не скажешь сразу, что столько провалялась с температурой.
  
  Что-то все мои передвижения в последнее время связаны с роскошными иномарками.... Даже странно - столько лет я выбиралась из своего спально-го района на автобусе и метро, проклиная толкотню - и вдруг покачиваюсь на мягких подушках, вдыхаю кондиционированный воздух, поглядывая на толпу на автобусной остановке.
  
  Вадим ждал меня в странном подвальном ресторанчике рядом с Мясниц-кой - круглые деревянные столы с прожженной сигаретами поверхностью; вокруг каждого стола - разнокалиберные стулья и кресла; странный фонтан, составленный из чайников и эмалированных кружек; вдоль стен - как бы слепленные из пластилина бюстики именитых завсегдатаев. Вадим поднялся мне навстречу из-за углового столика возле "фонтана" и я еще раз пора-зилась, как же он хорош.
  - Здравствуй, радость моя, - он склонился к моей руке с поцелуем. - Ты изумительно выглядишь, будто и не болела, а отдыхала.
  - Ну, можно и так сказать, что отдыхала. Здравствуй, дорогой. Что за странное место ты выбрал сегодня?
  - О, это замечательный клубный ресторанчик, здесь обычно журналюги тусуются, и хозяин сам из этих. Пока все классно - и готовят, и обслужи-вание, и интерьер - сама видишь, не плюш и не стекло с бетоном.
  - Ну что ж, я в любом случае рада тебя видеть - здесь или в любом другом месте...
  - Спасибо, - Вадим остро взглянул на меня, и я поняла, что сказала лишнее. - Ну, а что ты сегодня будешь пить?
  - Как-то я не уверена, что мне стоит пить сразу после температуры. Разве что что-то совсем легкое.
  - Глинтвейн - годится? Вполне лечебное средство.
  - Неужели цивилизация дошла до того, что в московских ресторанах по-дают глинтвейн?
  - Вообще-то нет, а в частности да. Сейчас, подожди минутку.
  Ну, и, конечно, глинтвейн принесли, Вадим вообще завораживающе дей-ствует на женщин, я это заметила, несмотря на недолгое с ним знакомство. Мы пили обжигающий напиток из глиняных кружек, ели что-то вкусное - и убей меня бог, если я помню, что! Вадим закурил и, внимательно на меня глядя, спросил:
  - Ты хотела поговорить о делах? По-моему, момент вполне подходящий.
  - Вот, возьми папку с документами - здесь есть вся информация по проек-ту. Если ты его поддержишь, я буду тебе очень обязана.
  - Интересно, - хмыкнул Вадим, взвешивая папку на руке, - насколько да-леко тебя заводят обязательства?
  - А об этом мы поговорим позже, - улыбаюсь я по возможности загадочно. Вот ведь редкий случай, когда собственная загадочность совершенно ме-ня не радует!
  - Ну что ж, хорошо, я прочитаю и подумаю. Кофе будешь?
  - Ну его, не хочу. Ты торопишься?
  - Немного. Но тебя отвезу, особенно если кофе напоишь меня ты.
  - Знаешь, в нашем с тобой случае чашка кофе может значить много и даже очень много, так что я воздержусь, пока еще могу.
  - Я рад, что ты не поехала за город с Сашей, внезапно сказал Вадим, беря меня за руку. - Нехорошо, конечно, перебегать дорогу старому прияте-лю, но только не надо тебе с ним связываться.
  - Послушай, - я внезапно разозлилась. Какого черта, кто он мне, чтобы лезть в мою личную жизнь! - Мы с тобой довольно мало знакомы. Отку-да ты знаешь, может - это именно то, что мне нужно! Может, именно этот брак - то, чего я всю жизнь искала?
  Над столом повисает тяжелое молчание. Вадим, не глядя на меня, заку-ривает и позывает официантку. Рассчитавшись, он встает, поддерживая меня за локоть, отодвигает мой стул и молча идет к выходу. Я иду следом, поднимаюсь по ступенькам к двери и выхожу. В лицо мне ударяет порыв холодного ветра и капли дождя - как всегда, погода испортилась без преду-преждения. Вадим ожидает меня у распахнутой дверцы машины.
  - Ты домой?
  - Да, что-то я, кажется, рановато вышла, надо было еще пару дней побыть дома.
  Мы молчим всю дорогу.
  Молча мы выходим из машины, Вадим распахивает передо мной дверь подъезда и идет следом. Лифт, скрипя, ползет до моего этажа - кажется, проходит несколько столетий, пока двери расползаются и я вижу Свентиц-кого, сидящего на коврике (ей-богу, это правда!) у двери моей квартиры.
  Увидев нас с Вадимом, он резко встает и, помолчав минуту, спрашивает:
  - Я могу зайти к тебе?
  Я достаю из сумочки ключи и отпираю дверь. Распахнув ее, я говорю:
  - Прошу. Не гарантирую особого гостеприимства, но кофе сварю. Идите в комнату, я принесу.
  Я достаю из шкафа старинную ручную кофемолку и пакет с настоящим кофе, который привезла из Колумбии моя бывшая подруга Людочка. Этот кофе я открываю крайне редко, вот и с Людмилой мы больше года не ви-димся, а тут еще больше, чем полпакета. Медленно я верчу ручку кофемол-ки, меня не оставляет иррациональная надежда, что мне не придется выпу-тываться из этой ситуации, в которую, в общем-то, я сама себя загнала. Нет, больше никогда!...
  Я не успеваю додумать, что именно "больше никогда", потому что слы-шу, как в прихожей хлопает дверь. Закрыв глаза, я загадываю: если ушел Свентицкий, все будет хорошо. Если ушли оба, ничего хорошего не будет. Если... я не успеваю загадать, потому что в кухню входит Вадим.
  - Ты знаешь, - говорит он очень оживленным тоном, - кофе нам придется пить вдвоем, у Сашки срочная встреча в центре. Ты не возражаешь, если кофе мы выпьем на кухне?
  Я молча ставлю на стол чашки, сахарницу, пакетик сливок и поворачи-ваюсь к полке, чтобы достать джезву. Поворачиваюсь - и оказываюсь в объятиях Вадима.
  - Я ведь говорил тебе, что в следующий раз не смогу остановиться, - бор-мочет он мне на ухо, сжимая меня все крепче, как будто кто-то пытается оттащить его от меня.
  Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза - эти серые, холодные, сталь-ные глаза неожиданно оказываются теплыми и ласковыми, и даже - я не ве-рю себе! - прячется в их глубине страх. Улыбнувшись, я провожу рукой по его щеке и тянусь поцеловать.
  Через пять минут - или через сутки - Вадим, задыхаясь, шепчет:
  - Я не могу больше, слышишь, я больше не выдержу, я хочу тебя, ну, по-жалуйста, не гони меня.
  Прижимаясь к нему, я чувствую напряженность его тела, силу его жела-ния. И меня захлестывает волна столь же сильного желания, мне уже не важно ничто - закрыв глаза, я прижимаюсь к Вадиму все теснее, его нетер-пеливые руки срывают с меня одежду. Я расстегиваю пуговицы его рубашки и прикасаюсь к его обнаженной груди. Со сдавленным стоном он подхваты-вает меня на руки и несет в комнату, но до дивана мы не доходим и оказы-ваемся на ковре. Я не открываю глаз, а он покрывает поцелуями мои плечи, грудь, опускаясь все ниже; я прижимаю его лицо к себе, время и звуки исчезают, я забываю дышать...
  
  - И ты представляешь - он-таки сбежал! Вот убей - не знаю, чем Вадим его так напугал, но даже ежели ему пушку показали и он от этого сбежал - ты же понимаешь, я больше его видеть не хочу! - рассказывала я Алене, размахивая бутербродом с селедкой.
  - Слушай, но ведь Свентицкий так хотел жениться, и розы, и кольцо дарил, все как в кино.
  - Ага. И сбежал как в кино. Ты пойми, я замужем уже была и совершенно туда не рвусь, я лучше одна жить буду.... В постели оба хороши, спору нет, но два любовника мне не нужны.
  - Слушай, поделилась бы с подругой, а то мне вечно попадается... не бревно, так палка. Вон, Витьку я выперла, сколько же можно - не рабо-тает, дрыхнет до часу дня, корми его, в койке обслуживай - и еще вякает, недоволен, видите ли, колбасу ему не ту купили. Ну, я послушала это, послушала, и сказала ему "Чао, бамбино, сорри!".
  - Ну и правильно. Я тебе сразу сказала, что он слова доброго не стоит. Ка-кие наши годы, я вон полгода вообще одна была, а теперь смотри, что творится!
  - Слушай, черт с ними, с моими мужиками, лучше дальше расскажи - что Вадим?
  - Что Вадим? - повторяю я, выбирая на тарелке кусочек селедки потолще. - Вадим предложил пожениться завтра же. Собирался сегодня ехать к моим родителям просить руки. Но я попросила времени подумать и сбе-жала к тебе.
  - Ты с ума сошла, - только и говорит Алена, энергично крутя пальцем у виска. - Ты что - собираешься остаться и без работы, и без мужа? А ку-шать что будешь?
  - Ну, с голоду не помру, вон - ты селедочкой накормишь.... А из конторы придется уходить, конечно, а то еще уволит за служебное несоответствие, фиг потом работу найду. Вот сколько раз говорила себе - не заводи ро-маны на работе, столько лет держалась - и на тебе, приехали. А может, обойдется еще?
  - Нет, ты точно рехнулась. Хватит селедку жрать, обопьешься ночью, ут-ром физиономия будет как подушка! И вообще - сегодня переночуй, в темноту не выгоню, но завтра чтобы ехала покупать свадебное платье!
  - Ты знаешь, - говорю я уже серьезно, - ну нет у меня ощущения реально-сти этого всего. Вот Свентицкий был реален, и женился бы на самом деле, если бы я согласилась. А этот... фантом какой-то, не бывает таких на самом деле. Во всяком случае, в нашей жизни не бывает. Поэтому ничего я покупать не буду, пусть идет как идет. Не верю я в чудеса, а Дед Мороз в мае спит. Так что погожу я платья покупать. Вот Ромка из Англии вер-нется, возьмет меня к себе работать. Ты же понимаешь, Ленка, я не оста-нусь на улице, в конце концов, переводчиком поработаю.
  - Ладно, иди-ка ты умывайся. Завтра пятница, на работу тебе идти еще ра-но, только выздоровела, в выходные своих на дачу отвезешь, а там и видно будет.
  Я неожиданно для себя отчаянно зеваю, - мама моя, три часа ночи! А ведь Алене завтра на работу, экое свинство с моей стороны... Мы расползаемся спать, так и не придя к общему мнению. Впрочем, это и неудивительно - за двадцать с лишним лет знакомства (со второго класса!) мы соглашались друг с другом раза три. И все три раза обе были неправы...
  Вообще Алене действительно не везет с мужиками отчаянно, настолько же, насколько удачно складывается ее работа. Ясное дело - в их сфере дея-тельности нормальные мужчины встречаются так же редко, как павлины в тундре. Ленка талантливый модельер, уже два года, как открыла свой Дом моделей, пара самых удачных вещей в моем гардеробе - ее работы. Но, по-нятное дело, с мужским населением у них плохо. Первый ее муж тоже учил-ся в текстильном, тоже считался талантливым, но как-то так и не начал ра-ботать - увлекся авангардом, делал какие-то странные вещи из газет и жести, то ли плащи, то ли рубища, потом начал пить - "чтобы стимулировать творческий процесс", на этом, собственно, их семейная жизнь и кончилась. Второй муж оказался бисексуалом, и, обнаружив в супружеской постели не соперницу даже, а соперника, Ленка это дело прекратила мгновенно. Третий подарок судьбы был отчаянно ревнивым импотентом, и этот брак продлился всего две недели, собственно, он закончился вместе с окончанием свадебного путешествия. После этого Алена прекратила выходить замуж, изредка появляющиеся хахали долго не задерживались (вон последний, Витька, подзадержался, но это у Ленки просто не было времени его выпереть вовремя...). Единственное, что ее всерьез огорчает, это отсутствие детей. Но с другой стороны, и здесь я согласна с Ленкой, завести детей - дело нехитрое, и муж для этого совершенно не обязателен.
  
  Дома меня ждет конверт в почтовом ящике, записка в двери и совер-шенно расплавившийся автоответчик.
  Записка - от Михаила. "Не застал, не дозвонился, Ромка прилетает по-слезавтра, будет тебе звонить вечером в пятницу, жди". Ладно, это хорошо.
  Конверт - билет на мелованной бумаге на концерт во французском по-сольстве, на завтра - не знала, что там проводятся концерты... Та-ак. В про-грамме: Дебюсси, исполнитель - Российский камерный оркестр, солист... француз, знаменитый, наверное, виолончелист - все равно наш Ростропович лучший... Ага, вечернее платье, смокинг, после концерта - фуршет для при-глашенных... Ага, вот еще одна бумага - разворачиваю - точно, приглаше-ние на фуршет. Что еще? Записка. От Вадима, конечно: "Машина будет за тобой в 19.00, тот же водитель. Ты лучше всех, я люблю тебя". Что ж, крат-ко и по существу. Надеюсь, он позвонит, но идти придется. Да и на концер-тах я сто лет не бывала...
  Так, теперь автоответчик.
  Мама - купить Насте словарь; это завтра утром на книжном рынке.
  Светка - нашла грузовик, "Газель", за триста тысяч до дачи довезет, все погрузит - разгрузит. О, это отлично! Можно договариваться на воскресе-нье, на середину дня, с утра явно не встану.
  Алиса - все прекрасно, молодые вернулись, в следующую субботу при-глашает на именины. Вот правильный человек, за неделю звонит и преду-преждает...
  Молчание... гудки.
  Молчание... гудки.
  Это что же такое - кто-то звонит и просто всю пленку в автоответчике мне изгаживает своим молчанием! А что у нас на определителе (ребята подключили мне определитель так, что он включается только после сраба-тывания автоответчика)? Понятно, мобильник АБ. Говорить не хочет. Ну и ладно, слушаем дальше.
  Мегера. "Александра Андреевна, надеюсь, что Вы выздоровели. В поне-дельник в 11 утра совещание у шефа, ваше присутствие обязательно". Это что, меня будут увольнять с колокольным звоном?
  Все остальное не представляло судьбоносного интереса, и, оставив при-глашения на столе, я перебазируюсь на кухню - позавтракать у Алены я не успела, и жрать хочется жутко. В холодильнике наблюдается невиданное разнообразие продуктов - ветчина, рыба, икра, масло (я его вообще не по-купаю, дабы не соблазняться!), фрукты, помидоры, огурцы... Черт знает что, откуда эти гастрономические излишества? То есть понятно, откуда, Вадим расстарался.... Ну и замечательно, говорю я себе, намазывая одновременно три бутерброда. И кофе мы сейчас сварим, и покрепче, и еще и со сливками. Все, сегодня я отдыхаю от всего, к телефону не подхожу, готовлюсь морально к предстоящей порке.
  А когда же это у нас Ромка прилетает? Так ведь сегодня, надо бы поехать встретить его, заодно и по проекту поговорить. Та-ак, где у нас его рабочий телефон?
  - Алло, добрый день, можно попросить Монетчикова? Михаил, здравст-вуйте, это Александра Литовцева, Вы привозили мне от Романа докумен-ты. Скажите, когда он прилетает? Сегодня? Рейс "British Airways"? Вы едете встречать? Ах, только водитель? Вы знаете, я хотела бы тоже подъ-ехать его встретить, поговорить по проекту, может быть, ваш водитель мог бы за мной заехать? В пять? Отлично, я буду ждать.
  Сейчас половина двенадцатого, так что я успею и чуть-чуть в доме разо-браться, совсем все забросила, и себя в порядок привести. Если, конечно, дадут. Снова телефон.
  - Алло, слушаю.
  - Здравствуй, любовь моя! Я страшно соскучился, ты знаешь это?
  - Вадим, привет! Я не знаю, я на это надеялась. А ты, правда, соскучился?
  - Ужжасно! Давай я приеду, а?
  - Не-а. Я сейчас в Шереметьево еду, Ромка прилетает из Англии, ну, я тебе документы привозила по проекту. И потом, если мы будем все время вместе, я тебе надоем очень быстро.
  - Ну, это вряд ли, ты не можешь надоесть, ты все время разная... А из Ше-реметьево - домой?
  - Конечно, куда же еще?
  - Ну, вот я и приеду. Или, если хочешь, ты ко мне, я с тобой хоть у памят-ника Пушкину готов встречаться, лишь бы тебя видеть.
  - Нет уж, лучше ты ко мне, а то пока меня не было, тут телефон чуть не лопнул от звонков. Рейс прилетает в половину шестого, так что часов в семь - восемь я буду дома. Собственно, ключ у тебя есть, так что и без меня сюда попадешь.
  - Ладно. Я уже начинаю думать, как я тебя увижу.
  Ну да, я, в самом деле, дала ему ключи от моей квартиры! Мама - сто-ронница строгих правил в жизни - осудила бы меня, вне всяких сомнений. Но уже столько я сделала вещей, за которые бы меня осудили сторонники строгих правил, что эта маленькая погрешность несущественна.... Да что там - я и сама бы еще полгода назад а) не стала бы заводить кратковремен-ный роман с собственным начальником и б) не позволила бы ни одному мужчине за себя что бы то ни было решать. А тут - такое ощущение, что попала в волну, и несет она меня, непонятно - то ли к тихой заводи, то ли к водопаду, то ли к пересохшему руслу...
  Больше всего меня волнует, как воспримет Вадима моя Настя. Она де-вочка сложная, Свентицкого я бы ей и вовсе не рискнула показать. Моего второго мужа, Сергея, она так и не приняла, все годы, что мы были женаты, она называла его на Вы, по имени и отчеству. Правда, Сережа и не пытался изображать из себя отца. Не знаю, как поведет себя Вадим, своих детей у него, кажется, нет - неясно, то ли не хотел, то ли жизнь так сложилась...
  В ходе размышлений я разбираю кучу выстиранного белья - это гладить, это в ящик, это Настино. Потом включаю утюг и погружаюсь в процесс раз-глаживания складочек и швов.
  Вообще-то, когда гладишь, замечательно думается. Руки действуют сами по себе, мысли растекаются сами. Когда-то, еще в институтские годы, я ре-шала математические задания исключительно за глажением - утюг у меня тогда был старый, чугунный, я грела его на газу и разглаживала бесконечный пеленки, распашонки, потом платьица.... Так у меня математика и связалась прочно с чугунным утюгом...
  Теперь и белья копится поменьше - я предпочитаю вещи с лайкрой, их и гладить не надо, - и утюг у меня роскошный, электрический, с отпариванием и прочими наворотами... Я включаю музыку поспокойней и, тихонько подмурлыкивая, в полчаса расправляюсь с глажением. Думается под глаже-ние теперь почему-то хуже, но я все же размышляю о Вадиме, о Свентиц-ком, о работе, о Насте и вообще - об этой жизни.
  Ровно в пять я спускаюсь вниз. Ромкин водитель уже курит, стоя у ма-шины. На сей раз это скромная "шестерка", темно-синяя, пыльная. Я здо-роваюсь и сажусь рядом с водителем.
   До Шереметьево от меня по Кольцевой минут двадцать, не больше, и мы приезжаем туда минут за двадцать до прилета. Водитель остается дре-мать в машине на стоянке, а я неторопливо в здание аэропорта.
   На табло горит стрелка к правой стороне - там клубится огромная толпа встречающих. Я тихо радуюсь, что надела тонкую нейлоновую курт-ку - она скользкая, легче будет пропихнуться вперед. Что я и делаю, не-смотря на возмущенные взгляды окружающих.
   Судя по табло и отрывочным разговорам встречающих, одновременно через этот выход должны были идти с шести рейсов - из Мюнхена, Венеции, Токио, Милана, Ларнаки и Лондона. Ничего удивительного, что такая толпа - хуже другое, значит, и за багажом, и к таможенникам будет толпа, придет-ся ждать до скончания века.
   Но Роман появляется неожиданно очень быстро, одним из первых. Он скользит глазами по толпе, но меня не видит, смешно!
  - Эй, гражданин! Вы не меня случаем ищете? - окликаю я его. Ромка по-ворачивается в мою сторону и смотрит, не узнавая. Потом его лицо ос-вещается улыбкой - вот интересно, мужик не красавец в принципе, но улыбнется - и умереть можно, до чего хорош.
  - Ты здесь откуда?
  - Тебя встречаю. Ты ведь рад?
  - Еще как! Что, специально приехала меня встречать? Или дела здесь были?
  - Да нет, специально приехала. Соскучилась, во-первых, тебя сколько не было. Да и хотелось узнать, как там твой проект, я все-таки тоже руку приложила.
  - Проект, вроде бы, поддержали с той стороны. Ну, а поддержку от наших ты сама обеспечивала. Кстати, как тебе это удалось?
  - О, очень просто, - смеюсь я, обходя необъятную тетку в ярком желто-красно-зеленом платье, - Мне просто пришлось пообещать выйти замуж за Вадима.
  Ответная фраза Ромки теряется в толпе у меня за спиной, мы выбираемся к дверям порознь и, остановившись у открывшейся стеклянной двери, я го-ворю, с отвращением глядя на свои туфли:
  - Нет, ну что за свинство - ведь новые надела, и уже все затоптано!
  - Не горюй, если уж ты выходишь за Кулагина, у тебя будет все, что ты за-хочешь. Даже хрустальные туфли, как у Золушки.
  - Я надеюсь, ты не думаешь, что я выхожу замуж ради этого?
  - Я-то не думаю. Но остальные, кто менее близко тебя знает, могут сильно удивиться, ведь еще неделю назад ты собиралась замуж совсем за другого человека.
  - Ну, знаешь! - От возмущения я останавливаюсь посреди дороги, и чуть не попадаю под синие "жигули", отчаянно гудящие и мигающие фарами. Впрочем, я в такой ярости, что, мне кажется, машина отлетела бы от ме-ня, как резиновая. - Ты знаешь меня столько лет, и тебе могло такое при-дти в голову? И, в конце концов, - я взрослая женщина, и это моя жизнь, а не чья-то еще!
  - Конечно, дорогая! - взяв под локоть, Ромка отводит меня с дороги. - Ты только не расшвыривай чужие машины. Ведь если бы это был "мерс", замуж выходить было бы уже некому, они бы просто не остановились. Ну, успокойся же, раз ты так злишься, значит, в моих словах есть доля истины?
  Я стараюсь остыть и успокоиться. В самом деле, что вскипятилась? Ко-нечно, Ромка прав, я не люблю Вадима. Я вообще не уверена, что могу в ко-го-нибудь влюбиться так, как положено - до умопомрачения.
  - Ладно, вон твоя машина, не разговаривать же об этом при водителе. Зав-тра встретимся, вот и поговорим. Если сможешь, узнай мне хоть что-нибудь о Кулагине. Главное - нет ли в его деньгах криминала, все ос-тальное фигня.
  - Если смогу. Совать голову глубоко в эти колючки я не буду, но в общих чертах выясню.
  
  Я приехала домой в половине восьмого, и Вадим уже ждал меня. На сто-ле стоял великолепный букет желтых гербер и синих ирисов, бутылка шам-панского в ведерке со льдом (откуда ведерко, интересно? У меня в хозяйстве в жизни не было этаких вещей!) и на большом блюде - клубника и абрикосы.
  - Ты опять меня балуешь! - шутливо упрекаю я, сбрасывая туфли и с удо-вольствием идя босиком по нагретому солнцем полу.
  - Конечно! Кто же еще будет тебя баловать, если не я? Я в этом вижу свою прямую обязанность! Устала?
  - Да отчего устать-то, только в Шереметьево и съездила.
  - Ну, все равно - садись, я налью тебе шампанское.
  Жестом фокусника он извлекает откуда-то высокие сияющие бокалы и откупоривает шампанское. Роскошное "Moet e Chandon" лопается пузырь-ками на языке и, кажется, тает во рту. Ничего не скажешь - этот человек умеет все делать... даже не "как положено", а еще лучше...
  
  На следующий день к одиннадцати я была в конторе. Непривычно тихо было на главной лестнице и нашем большом "зале" - такое впечатление, что шеф отправил в отпуск половину сотрудников, а остальных поувольнял. Ладно, это не мое дело. Я бросила сумку в ящик стола и поднялась в прием-ную шефа.
  - Добрый день, Евгения Эдуардовна! Меня приглашали к одиннадцати?
  - Здравствуйте, Александра Андреевна. Вы знаете, к сожалению, у Алек-сандра Брониславовича изменились планы, он сейчас, - взгляд на часы, - уже в аэропорту, ему срочно понадобилось улететь в Красноярск. На-сколько я знаю, он оставил Вам информацию в вашем компьютере.
  - Спасибо, так я не нужна?
  - Нет-нет, идите. - Я повернулась и сделала шаг к двери. - Саша, послу-шайте!
  - Да? - боже мой, я впервые вижу на ее лице отражение каких-то человече-ских чувств!
  - Сашенька, все равно он вас подставит. Выберет момент и... Лучше на-пишите заявление на отпуск, потом "за свой счет", а там уволитесь по-тихому... Хотите кофе? Давайте попьем, пока никого нет, у меня хоро-ший есть, настоящий бразильский, и поговорим немного.
  - Спасибо, с удовольствием, - я и в самом деле была рада, что она по-прежнему хорошо ко мне относится...
  За кофе мы просидели почти час, с большим удовольствием поговорив обо всем. И что интересно - мы не говорили... ну, почти не говорили о Свентицком, но именно благодаря этому разговору я еще раз убедилась: все правильно. Я все сделала правильно.
  
  Перекусив в каком-то летнем кафе, к трем часам, как и договаривались, я приехала к Ромке в офис. В его "кабинете" (размером чуть больше собачьей будки, метров пять, по-моему) умещались каким-то чудом стол с компьюте-ром, два небольших кресла на колесиках и полка с папками. Ромка достал с полки файловую папочку с несколькими листами бумаги и бросил мне на колени.
  - Вот то, что мне удалось узнать о твоем Кулагине. Помимо стандартной биографии - родился, учился, женился, развелся - там есть еще и некото-рые дополнительные подробности. Сказать могу одно - криминала нет и никогда не было. - Слова эти, как мне показалось, Ромка произнес с не-которым усилием.
  Удивленная такими сложностями в произношении, я подняла голову от печатного листа и посмотрела на него. Он сидел в кресле напротив, упираясь своими коленями в мои... ну, говоря честно, по-другому все равно бы не получилось - за его спиной была закрытая дверь "кабинета", за моей - стол. Увидев, что я смотрю на него, Ромка схватил меня за запястья:
  - Послушай, зачем тебе этот плейбой, не выйдет из этого ничего хорошего. Выходи за меня, я всю жизнь тебя любил, я и не женился поэтому. Слы-шишь?
  Нет, ну, нравятся мне эти ... существа мужского пола! Что ж ты раньше-то молчал, а?
  - Я слышу, - ответила я, выдирая руки из его железных пальцев. - Отпусти, пожалуйста, у меня синяки будут. Я хорошо отношусь к тебе, Рома, ты, Мишка, Андрей - самые близкие мои друзья. Только что ж ты не сказал все это полгода назад, когда я была одна?
  - Черт его знает... - он потер лоб. - Мне всегда казалось, что тебе нужен кто-то другой - блестящий, уверенный в себе, успешный. Я удивлялся, что ты нашла в этом... мямлике, твоем бывшем...
  - Рома, каким бы он ни был - я не хочу его обсуждать теперь. У меня есть Вадим - и пока что меня все в нем устраивает. Давай мы закончим этот разговор и вернемся к проекту.
  - А что к нему возвращаться - там все уже запущено, да и не женское это дело, обсуждать, как в Сибири валят лес. Женское дело - дома сидеть, красоту наводить. Так все-таки - выйдешь за меня?
  - Нет, Рома, - ответила я, вставая. - Чтобы дома сидеть, я уж точно не го-жусь. Я поеду, ладно?
  Он молча отодвинулся, давая мне дорогу. Я так же молча вышла из ком-наты, едва не столкнувшись с секретаршей, которая несла поднос с кофе. Милая девушка, что бы тебе появиться чуть раньше - может, и старинного друга я бы не потеряла...
  
  Я поехала на метро, чтобы дочитать полученную информацию. Ничего неожиданного или экстраординарного: старше меня на восемь лет, закончил Бауманский (ого, красный диплом!), женился в 26 на дочери немаленького босса, детей не было. Развелись через три года, больше браков не было. Второе высшее образование - юридическое....Два года назад защитил дис-сертацию (интересно - сейчас мало кто это делает!), долевое участие в не-скольких крупных компаниях.... Самый известный из специалистов по эко-номическому консалтингу...
  Ну что же - если к этому добавить, что он исключительно хорош собой, и что сейчас он увлечен именно мной - чего еще может пожелать женщина?
  
  Дома меня снова ждали цветы, на этот раз - желтые розы, и Вадим, с за-гадочным видом держащий в руках толстенький конверт.
  - Это тебе.
  - Что это? - спросила я, засовывая подальше в сумку прочитанные листы.
  - Это - наш с тобой отпуск.
  В конверте лежали авиабилеты до Парижа и обратно, мой паспорт с тремя визами - французской, действительной на все страны Шенгенского соглашения, швейцарской и австрийской, и карта Европы.
  - А зачем карта?
  - Чтобы ты могла выбрать города, в которых хочешь побывать.
  
   В офисе я появилась только для того, чтобы написать заявление об очередном отпуске и еще одно - об отпуске на месяц "без сохранения зара-ботной платы". Кадровик не глядя подписал мои заявления и, так же, не глядя, сказал:
  - Пройдите в бухгалтерию, получите, Вам там причитается.
  - Спасибо, до свидания.
   В бухгалтерии, так же, не глядя на меня, Люда - давно ли мы вместе обедали! - подала мне ведомость, в которой напротив моего имени стояла несуразно большая сумма - более двух тысяч долларов в пересчете.
  - Что это, Людочка?
  - Ваши зарплата и отпускные, еще - премия по итогам квартала и пер-сональная премия по последнему проекту. Чего-то не хватает? Пожалуйста, все вопросы к начальству.
  - Но, Люда...
  - Извините, Александра Андреевна, я очень занята, мне баланс считать. - И она, резко захлопнув ящик стола, поднялась.
  Боже мой, какой баланс - в июне месяце? Ясно, просто она не хочет разговаривать, чего-то им про меня напели. И не поленился кто-то...
  Ладно, из-за этого плакать не будем. Пройдя через длинный коридор, я направилась к закутку, где последние месяцы стоял мой рабочий стол, мой компьютер и прочее - кто знает, вернусь ли я еще сюда, надо забрать разные мелкие вещички. Да и скачать с компьютера несколько файлов тоже не-вредно - если я буду работать у Ромки, мне эти разработки точно пригодят-ся.
  Я сгружала в пакет всякие мелкие предметы, накопившиеся в столе за эти месяцы - визитки, записки, какие-то значки и прочую дребедень, когда в соседнем закутке раздался телефонный звонок.
  Кажется, я уже упоминала о замечательном свойстве нашей огромной комнаты, поделенной на закутки - практически все слышно практически отовсюду. Лариса, еще одна моя приятельница, не раз прибегавшая ко мне за колготками взамен поехавших, и за сочувствием после очередной неудачи на личном фронте, без стеснения обедавшая за мой счет и бесследно ис-чезавшая, когда была ее очередь платить за пирожки.... Ах, подруга дорогая, от тебя я не ожидала... Прижав ладони к пылающим щекам, я слушала раз-говор за перегородкой.
  - Да, я. Да, она здесь, пока в бухгалтерии. Хорошо, если зайдет - про-контролирую. Ну, разумеется, ни бумажки, ни файлика, скрепки не дам уне-сти. Ну, Сашенька, милый, ну о чем ты говоришь, я всегда подозревала, что она шлюха, только... Хорошо, хорошо, молчу. Да. Целую. - И она почмока-ла губами, изображая поцелуй.
  Это что же, меня обыскивать собираются? Ну, что Свентицкий не-долго будет горевать, я не сомневалась; правда, никак не ждала, что это бу-дет Лариска. Ее огненная шевелюра (натуральная, между прочим!), ярко-зеленые крыжовенные глаза, ее бешеный нрав вовсе не были в его вкусе - иначе она давно бы заняла это место... Спору нет, Лариска была очень хо-роша собой, особенно, когда давала себе труд почистить перышки. Что же, если у нее сложатся отношения с шефом, она это заслужила. Выслужила!
   Я вывалила на стол все, что сложила в пакет, бросила сверху дискеты с информацией, которую скопировала с машины - получилась изрядная кучка, убрала самые ценные визитки поглубже в сумку (все ту же самую старую сумку, я ведь так и не удосужилась купить новую) и громко позвала:
  - Лариса! Загляни сюда, пожалуйста!
  - Ты уже здесь? Давно? - Рыжее видение немедленно материализовалось в двери.
  - Да с полчаса, наверное. Не красней так, я все слышала. Хотя и пред-почла бы не услышать. Можешь проверить. Я ничего не забираю, все на столе. Обыскивать будешь? Личный обыск проводить?
  - Да ты что?! - Лариска залилась краской.
  - Дорогая, не смущайся. Полученный тобой приз стоит нескольких ми-нут неприятной работы, так что если тебе велели лично все проверить, не стесняйся, выполняй.
  Цветом личика подруженька могла уже сравниться с переспелой виш-ней, и я решила удалиться, сделав эффектный последний жест.
  - Да, вот тут еще, - я выложила на стол пару непрозрачных довольно объемных пакетов, - платье и туфли, которые Александр покупал мне для выхода в свет. Не уверена, что тебе подойдет этот цвет, но, в крайнем слу-чае, пустишь на тряпки!
  - Это что, то самое знаменитое платье от Шанель? - в узенькой двери появился длинный нос, прицепленный к узенькой мордочке - вторая наша сплетница, Раиса по прозвищу "Космодемьянская" - подразумевалось, разу-меется, что информацию она не выдаст и под пыткой.
  - Ну что Вы, Раиса Валерьевна, - любезно улыбаюсь я, подхватывая по-легчавшую сумку, - я ведь говорила, это мне подруга из Китая привезла. Всего Вам доброго, я - в отпуск!
  
  Длинный коридор, парадная лестница, дубовые двери, возле которых так недавно я уткнулась носом в модный галстук Свентицкого, "равнодуш-ное "до свиданья" незнакомого охранника... прочь, прочь отсюда! И жаркий шум летней московской улицы наваливается на меня, мешая заплакать...
  
  Перед отъездом в отпуск нужно было еще выполнить несколько "обя-зательных упражнений" - звонок Ольге, звонок Алисе, переезд на дачу - не столько "переезд", сколько "перевоз", небольшой поход по магазинам...
  Единственное, что отвлекло меня от этих приятных дел - и немало по-забавило! - был неожиданный звонок той самой Иры Зайцевой - Иры, кото-рая с момента окончания института ни разу не позвонила никому из сокурс-ников, ни разу не пришла на встречи. Пару минут послушав ее объяснения, с каким трудом она нашла мой телефон (уж какой тут труд - родителям по-звонить, благо они еще в Москве!), я прямо спросила:
  - Ир, у тебя дело какое-то? А то я через три дня уезжаю, а у меня еще дел - выше крыши.
  - А мы не можем встретиться? Я примерно знаю, где ты живешь, я тебя видела несколько раз на автобусной остановке...
  - Да что ты? - вежливо спрашиваю я. Задавать вопрос, почему же ты не остановилась, было выше моих сил. - Ну, хорошо, подъезжай. Только мне в два надо будет уйти.
  - Да я через полчаса буду!
   Ну, не через полчаса, а через сорок минут, но она действительно приехала, на той самой "Ауди", с коробкой конфет, в роскошном брючном костюме, не иначе как Кензо, по расцветке судя.
  - Привет! Вот тут ты и живешь? А посмотреть можно?
  - Проходи. Правда, смотреть тут особо нечего - комната, кухня, ван-ная и туалет. Но пока мне хватает.
  - Ой, а у нас до сих пор коттедж не отделан до конца, в бассейне плитку не ту положили, теперь меняют, гостевые спальни никак не отделают... Я тебя обязательно приглашу, когда закончат, ладно?
  - Да, конечно, обязательно. Чай будешь?
  - Нет-нет, спасибо. Я стараюсь чай не пить, так портится цвет лица.
  - Ну, тогда, может быть, ты расскажешь, о чем хотела поговорить?
  - Да... Ты понимаешь, я бы хотела... если ты не возражаешь... Ты ведь выходишь замуж, правда?
  - Да, собираюсь. Осенью, если ничего не изменится.
  - Я бы очень хотела, чтобы мой Зайцев познакомился с твоим буду-щим мужем. Понимаешь, он стареет, все связи его уходят с постов, а что он будет делать без связей?
   Классики советской литературы сказали: "Остапа понесло". И были правы - именно так это и называется. Иру понесло. Она рассказала мне, как плохо жить со стремительно стареющим мужем, как ей одиноко оттого, что она не работает, как ей надоели ее "подруги" - такие же жены, сидящие дома, детей они не завели, а теперь уже, наверное, и не будет.... Через полчаса я начала поглядывать на часы, через сорок пять минут готова была посочув-ствовать ей - лишь бы она заткнулась...
  - Ир, я ничего не могу пообещать - Вадим взрослый человек, и я не вмешиваюсь в его дела, - сказала я с максимальным дружелюбием, когда мне удалось вставить слово.
  - Да? А Ромкин проект кто протолкнул? - Москва - и правда бол
  - ьшая деревня, ничего скрыть невозможно...
  - Ромкин проект говорил сам за себя, я только передала его Вадиму. Ир, я попробую с ним поговорить, но ничего не обещаю. И в лю-бом случае - только после отпуска. Ладно?
   Еще через полчаса Ира уехала, вынужденная удовлетвориться моим обещанием поговорить с Вадимом, а я еще раз поразилась, как меняет людей жизнь - она ведь была одной из "звезд" нашего курса, ей все пророчили бле-стящее будущее...
   Вечером я рассказала Вадиму об этом разговоре. Он только хмыкнул:
  - Зайцев? Да знаю я, он давно вокруг ходит. Бог с ним, - он сгреб меня в охапку и прошептал в самое ухо, - я ужжжасно соскучился по тебе. Как ты посмотришь, если я немедленно начну к тебе при-ставать?
  - Что, даже и не поужинав? - засмеялась я, не сильно защищая по-следнюю оставшуюся на мне тряпочку.
  - А ужинать мы поедем куда-нибудь... девочка моя, любимая...
   И я готова была ответить то же самое...
  
   На следующий день я поехала собирать Настю на дачу...
   Ребенок некоторое время благосклонно взирал на кучи барахла, упи-хиваемые в чемоданы и сумки, потом взялся помогать и неожиданно быстро кучи превратились в компактные и удобные для ношения единицы багажа.
  
  Собственно, благодаря Вадиму с дачей не было никаких хлопот - про-сто в назначенный день к родительскому дому подъехал небольшой акку-ратный фургончик и скромные "Жигули" - четверка, двое весьма крупных молодых людей аккуратно погрузили вещи - в фургон, слегка обалдевших родителей, Настю и кошку - в легковушку, и через полтора часа весь процесс был завершен. Денег молодые люди не взяли, уверив матушку, что им все оплатили, от чая, тем паче - водки - отказались, и отбыли, все так же ак-куратно выехав с участка и не помяв при этом ни одной грядки.
  Признаюсь, что хождение по магазинам заняло у меня гораздо больше времени. Впервые я по-серьезному ехала "в Европу", и не по делам, а отды-хать; впервые у меня оказалась (спасибо Свентицкому) такая большая сум-ма, которую я могла потратить совершенно произвольно, на себя. Ну, и я, конечно, оторвалась... Купальники, сарафаны, блузки и легкие юбки приятно отягощали руки, венцом же всему оказалась фантастическая шляпа из итальянской соломки, полупрозрачная, как тонкие кружева, золотистая, бросающая на лицо даже не тень, а призрак тени.... И пусть везти ее с собой неудобно, а надеть по большому счету некуда! Эта шляпа была символом отпуска, лета, свободы, начинающейся новой жизни - кто знает, хорошей ли, но совсем-совсем другой...
  
  Я не буду рассказывать, как мы ехали на машине по маленьким и чис-теньким городам старой Европы. В моем сознании не отделялись друг от друга Гент, Брюссель, Женева, Блуа, Зальцбург.... Прилетев из Москвы в Париж, мы задержались там на несколько дней, потом Вадим взял машину напрокат, и мы ехали "куда глаза глядят". Разумеется, глаза у него глядели по заранее разработанному маршруту, и конечно, в моем паспорте благодаря ему стояли все необходимые визы - но впервые за последние пятнадцать лет я об этом не думала... Мы пили вино в маленьких кабачках, лазили по стенам старинных замков, покупали какие-то сумасшедшие пейзажи у сума-сшедших художников; мы останавливались в небольших гостиницах там, где нам хотелось задержаться, и любили друг друга, не спеша, узнавая и удивляясь все новому и новому; и рано утром нас будили птицы и журчание ручья по окнами, запах кофе и горячих булочек.
  
  Я проснулась от какого-то скверного сна, и по привычке, не открывая глаз, потянулась, чтобы прижаться к Вадиму - но его не было рядом со мной. Открыв глаза, я увидела, что он сидит в противоположном углу ком-наты, в так называемой "гостиной зоне", и тихо говорит по мобильнику. Это само по себе уже было странно - за все время нашей поездки он ни разу не включал телефон, кроме пары раз, когда сам хотел позвонить в Москву. Еще более странным было то, что Вадим был полностью одет, и не в шорты и га-вайку, как все в этом крохотном приморском городишке, а в летний, но, тем не менее, строгий костюм.
  Закончив разговор, он с досадой задвинул антенну, и, заметив, что проснулась, широкими шагами подошел ко мне.
  - Боюсь, что больше мне отдыхать не позволят, мне нужно срочно лететь в Москву. Я бы хотел, чтобы ты осталась тут еще на недельку - вдруг мне удастся быстренько все раскидать и вернуться?
  - Что-то случилось?
  - Ерунда, обычная деловая рутина. Просто ее накопилось слишком много, а ты же знаешь, я сам себе офис и сам себе помощник. Так побудешь здесь еще, или полетишь со мной?
  - Ты улетаешь?...
  - Через пятьдесят минут придет машина, через два часа самолет.
  - Я с тобой.
  Сборы не заняли много времени, и к приходу машины я была одета и причесана, чемоданы упакованы, и соломенная шляпа уютно устроилась в коробке.
  Огромный "Линкольн" домчал нас до аэропорта Ниццы, возле стойки регистрации нас уже ждал какой-то немолодой француз с билетами, и вскоре мы уже сидели в широких креслах первого класса аэрофлотовского рейса на Москву. Я с тревогой смотрела на каменное лицо Вадима, и все меньше мне нравилась совершенно резиновая улыбка, прорезавшая этот камень каждый раз, когда он обращался ко мне.
  Стюардесса принесла Вадиму виски, мне шампанское, и он, извинив-шись, открыл ноутбук. Через несколько минут, с шумом втянув воздух сквозь зубы, он поставил ноутбук на столик и повернулся ко мне.
  - Саша, ты ведь знаешь немецкий?
  - Да.
  - Переведи мне вот этот документ. Подробно, нюансы очень важны. И, - он замолчал на мгновение, - тебе ведь не надо говорить об абсолютной конфи-денциальности этой... бумаги?
  - Разумеется. Лист бумаги найдется?
  - Возьми ноутбук, ты ведь работаешь в последнем "Word'e"?
  Слово есть слово, и я не стану рассказывать, что переводила. Доволь-но будет, если я скажу, что грянувший через месяц "кризис" был детскими игрушками в сравнении с тем, что вытекало из короткой, в два листа бумаги. Теперь мне стало понятно многое, если не все - и этот поспешный вылет, и каменное лицо, и недопитый "Лэфройг"...
  В Шереметьево нас ждали две машины - Вадимов "Бентли" и "Ауди" для меня.
  - Ты простишь, я не смогу тебя проводить. Сережа отвезет тебя домой, пусть мои чемоданы тоже побудут у тебя, а я позвоню. Отдыхай, ты рано встала сегодня, ладно, солнышко? - и он нежно поцеловал мне ладонь.
  - Хорошо, звони, я буду дома.
  Его "Бентли" рванул с места с такой скоростью, что мне почудился звук распоротого воздуха...
   Разобрав и развесив вещи, я сунула грязное в стиральную машину, вытерла пыль, включила холодильник и сложила в него какие-то пакетики и коробочки, купленные по дороге (потом я с интересом обнаружила среди сыра и йогуртов коробочку с бритвенными лезвиями и пакет с сухой ро-машкой). Вскипятила чайник. Заварила чай. Сварила кофе. Проверила часы и, не поняв ни звука, проверила еще раз.
   Что говорить - я металась, как кошка с жестянкой на хвосте...
   Телефон зазвонил около половины первого ночи.
  - Это я. Ты еще не спишь? - Вадим. Голос полумертвый, но, кажется, до-вольный. - Я приеду через полчасика, ты не возражаешь?
  - Да, конечно, я тебя жду.
   Положив трубку, я снова метнулась на кухню - приедет скоро, не обедал ведь, надо покормить. Тут я почувствовала, что и сама не очень-то обедала. То есть вовсе не обедала, и в желудке у меня уже целый оркестр голодных кошек. Я бросила на сковородку замороженную картошку-фри (да здравст-вуют полуфабрикаты!) и положила отбивные в миску, посыпав их сухим маринадом. От запаха жареной картошки меня замутило, надо сунуть что-нибудь в рот, а то я умру.
   Недогрызенный кусок колбасы прилип к моей гортани, когда я услышала звук поворачивающегося в дверном замке ключа. Господи, ну опять никакой романтики в ситуации - мало того, что в животе у "дамы" урчит от голода, так еще и губы жирные от неправедно сожранной колбасы! Я, уподобившись страусу, заглотила огромный кусину непрожеванным, вытерла жирные руки и губы свежим, только что вывешенным кухонным полотенцем и кинулась в прихожую.
   Вадим сидел на обувном ящике, прислонившись к стене, по лицу его блуждала странная улыбка. Ей-богу, я бы подумала, что он пьян, если бы не знала его уже так хорошо...
  - Что-нибудь еще случилось?
  - Нет, хватило имеющегося. Чаем напоишь?
  - Все готово, иди ужинать.
  - Не могу, не лезет. Я переполнен кофе и сигаретами, не говоря о плохих новостях. Чаю хочу. Сейчас, только руки вымою, и приду.
  
   Выпив две огромных кружки чая с лимоном, Вадим, кажется, слегка от-дышался - во всяком случае, мы перебрались в комнату, и он растянулся на диване, подложив руки под голову, а я улеглась на животе рядом.
  - Ну что, и как мы будем жить дальше - совсем без всякого удоволь-ствия?
  - Постараемся что-то вытащить, мне понадобится довольно много переводить, поможешь?
  - Разумеется, помогу.
  - Завтра суббота, ты, наверное, хотела к своим на дачу съездить?
  - Ну, они ждут нашего возвращения во вторник, так что могу и не ездить.
  - Лучше завтра поезжай, тебя Сережа довезет, а в воскресенье за то-бой приедет. Завтра у меня встречи со всякими нашими ... деяте-лями, а в воскресенье куча писанины, тут-то я тебя и буду эксплуа-тировать. Как истинный плантатор!
   Он обнял меня, так, что я задохнулась, а потом мы забыли на какое-то время и ожидающие всех нас неприятности, и дачу, и все вокруг.... Остались только наши губы, наши жадные руки, наши сплетенные тела...
  
   На даче слегка удивились моему появлению - мама высунулась из грядки, где проводила время в излюбленной позе - кверху... ммм... пятой точкой и рассеянно спросила:
  - Что-то ты рано приехала, разве ты сегодня не работаешь? - из чего я заключила, что она не помнила не только день моего приезда, но и вообще, какой сегодня день недели.
  - Сегодня суббота, мамочка, а вообще-то я в отпуске.
  - А, да! Как отдохнула? О, да загар какой хороший! Ну, иди, Настя в доме, смотрит какую-то муру по ящику.
   Ребенок смотрел СТС, действительно - какую-то муру с непрестанными поцелуями. Впрочем, увидев меня, она очень оживилась, выключила теле-визор и бросилась мне на шею.
  - Мамулька приехала! Негритянская мамулька! А ты мне что при-везла? А ты одна приехала? А где твой Вадим?
  - Ребенок, угомонись, а то соседи подумают, что у нас пожар! Все, что я тебе привезла, в сумке на кухне, я приехала одна, а Вадим се-годня работает.
  - Бу-у, - ребенок надул губы, - а он мне обещал научить из лука стрелять...
  - Ну, лето еще не кончилось. И потом, у тебя лука нет. Только зеле-ный, на грядке.
  - Во-первых, лук мне Вадим еще в прошлый раз привез, а во-вторых, он обещал, что мы попробуем сами сделать, если найдем подходя-щую орешину.
   Вот так. Зря я мучилась сомнениями - ребенок принял Вадима безогово-рочно.... Когда ж это он успел ей лук какой-то отдать, и коробка ведь нема-ленькая.... Впрочем, перед отпуском мы приезжали на джипе, там можно средних размеров слона спрятать...
  
   Выдернув мамашу из грядки, я осведомляюсь о состоянии дел на кухне и принимаюсь готовить ужин. Ну, судьба у меня такая - вечно я готовлю ужин, который потом едят другие. Надо было в повара подаваться...
   Погода между тем портилась, с юго-запада ползли черные тучи, вернув-шийся с заседания правления отец закреплял стеклянные дверцы парников и болтающуюся створку окна на террасе на первом этаже. Кошка, как всегда при первых признаках грозы, смылась бесследно. Мама, не обращая внима-ния на первые крупные капли дождя, что-то пропалывала...
  
   Ночью я проснулась около половины двенадцатого от явственного ощу-щения, что дом покачнулся...
   В 93-м, когда утром меня разбудили орудийные выстрелы - я тогда еще жила у родителей - и то было не так страшно, потому что действия челове-ческие все-таки не так неумолимы, как слепые силы природы...
   Я вышла на улицу. Молнии сверкали непрерывно, было светло, почти как в белые ночи, гром гремел где-то вдалеке. По небу неслись тучи... ну не скажешь по-другому - действительно "со страшной скоростью", я никогда такого не видела, и еще больше пугало то, что ни капли дождя из них не па-дало на землю.
   Но самым страшным, конечно, был ветер.
   Наш старый дом содрогался от его резких ударов с такой силой, так скрипел, что я всерьез испугалась, что в следующее мгновение все мы ока-жемся под обломками. Свет, разумеется, отключили сразу же, и я, подсве-чивая себе фонариком, пошла посмотреть, как спит Настя.
   Под грохот бури она спала, будто за окном был ангельски тихий вечер... Правда, из-под одеяла торчали обе босые ноги, а так же значительная часть того, что было выше. Я укрыла Настю одеялом, она проворчала что-то во сне и, не просыпаясь, повернулась на другой бок.
   Я заглянула в соседнюю комнату к родителям - и эти спали, как сурки! В этот момент что-то особенно сильно ударило о стену (потом выяснилось, что это на соседнем участке сорвало лист шифера с крыши), но дом, как ни странно, устоял, только скрипнул жалобно. Поскольку и от этого родители не проснулись, я рассудила, что будить их не стоит, раз уж их здоровый крепкий сон ничто не может поколебать...
   Желтый свет гаснущего фонарика (сколько раз я говорила себе купить ба-тарейки?) осветил возле входной двери черный дрожащий комок - ну ко-нечно, как же я про него забыла! Родителям дали на месяц повоспитывать маленького черного пуделя Антошку, принадлежащего их старинным друзьям, пока те лечат болячки в Карловых Варах. Вот Антошка в полной мере оценил бурю! Я сунула совсем погасший фонарик в карман халата, взяла дрожащую псину на руки и понесла на второй этаж, в свою комнату. Там мы немного подрожали вместе, забравшись под одеяло, а потом как-то незаметно уснули.
   Разбудило меня яркое солнце, луч которого дополз до моего лица и прон-зительный голос соседки, обсуждающей с мамой подробности ночного кошмара...
   Наш поселок на удивление мало пострадал от урагана - только тот самый лист шифера сорвало с соседского дома, да у ограды поселка свалило гро-мадный старый тополь, который уже лет пять собирались спилить, что ре-гулярно обсуждалось на заседании правления...
  
   Водитель приехал за мной вовремя, что меня, признаться, порадовало. Мы уже знали подробности московского урагана, не единожды рассказанные по радио и в теленовостях, так что я бы не сильно удивилась, если бы он опо-здал часа на два.
   Поваленные старые липы, перекрученные стойки рекламных щитов, раз-битые машины... Водитель Сережа, обычно словоохотливый, всю дорогу мрачно молчал, а уже на подъезде к моему дому разговорился - ночью, во время урагана, ему вышибло в квартире три окна.
  - Правда, уже вставили - из ЖЭКа сразу пришли, как вызвал. И раз-бирают быстро, я думаю, дня за три приведут Москву в нормаль-ный вид.
  
   Привели все в нормальный вид даже и быстрее, но нам с Вадимом было уже не до этого. Аналитическая информация, полученная им в последний день нашего отпуска, позволяла сделать только один вывод - через пять-шесть недель будет грандиозный экономический кризис, рубль упадет в не-сколько раз, вместе с ним рухнут многие банки. Сейчас Вадим делал все для того, чтобы его партнеры, вложившие деньги по его рекомендации, как можно меньше пострадали...
   Я не стану вдаваться в подробности, и не знаю я их - все это время я была при нем переводчиком, секретарем, печатающим устройством, поваром и нянькой (если бы я не напоминала, он питался бы исключительно кофе, си-гаретами и банковскими известиями...), и не влезала в тонкости. Да и вре-мени не хватало.
   Предсказанное произошло на неделю раньше, чем рассчитывал Вадим. Он успел спасти деньги своих партнеров, но не успел вытащить многое из сво-его. Разумеется, он не стал нищим, и даже бедным, но большая часть его де-нег вложена, и вытащить их сейчас невозможно...
  
   Мы тихо поженились в конце сентября - родители, Настя, пара моих ста-рых подружек, Мишка с Романом (Андрей был в Штатах и прислал только телеграмму и бутылку шампанского), двое друзей Вадима. Алиса тоже была за границей, на гастролях, Ольге и Севке было не до меня - они собирались вот-вот рожать. Настя не одобрила скромность церемонии, но смирилась после обещания пышно отметить ее двенадцатилетие - за два года Вадим рассчитывает восстановить все. Или почти все.
   На дивном "Бентли" ездит теперь Свентицкий. Да-да, он был среди тех немногих и не афиширующих свою удачу, кто выиграл на августовских со-бытиях... Бог с ним, пусть сверкающий хром и плавный ход этого авточуда его утешат.
   Мы живем в квартире Вадима на набережной - это единственное, что со-хранилось у нас от тех времен; ездим на "Жигулях" (у мужа "девятка", у ме-ня "шестерка", правда - и то, и другое с "фиатовским" движком и рядом других деталей) и пока не планируем их менять... Не знаю, что сталось с роскошным загородным особняком, где мы впервые встретились, кажется, Вадим планирует его выкупить, но это - планы на будущее...
  
   Я так и не пошла работать к Роману - не смогла бы встречаться с ним ка-ждый день, помня, что сказал он тогда, приехав из Лондона. Работаю я вме-сте с Вадимом - как и летом, переводчиком, секретарем и т.д. Но это, навер-ное, ненадолго - есть у меня подозрения, что Настя срочно нуждается в се-стричке...
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"