Казалось бы, об истории Малого театра, первого драматического театра Москвы, известно все. Его прародителем стал театр при Московском университете, созданный в 1756 году, сразу после знаменитого Указа Императрицы Елизаветы Петровны. Именно на основе университетского и появился драматический Петровский театр, в труппу которого входили, в основном, актеры крепостных театров. Только через 50 лет труппа была принята на службу в только что созданную дирекцию Императорских театров, а в 1824 году драматическая часть Московской труппы Императорского театра получила собственное здание на Петровской, а сегодня - Театральной площади. Его, кстати, специально для театра перестраивал из купеческого особняка знаменитый архитектор Бове. Именно в те годы у театра и появилось название - "малый". Тогда оно объяснялось просто размерами здания, невеликим по сравнению со стоящим по соседству Большим театром, предназначенным для балетных и оперных спектаклей. И лишь спустя несколько лет малый театр стал Малым.
Однако это только на первый взгляд об этом театре известно все. На самом деле, в стенах Малого хранится столько секретов, что порой даже его старожилы удивленно пожимают плечами. Всего лишь один пример: не так давно здесь узнали, что являются владельцами подлинной работы Родена. Небольшая статуэтка Гюго спокойно стояла себе в уголке музея театра и простояла так еще много десятков лет, если бы не одна грузинская журналистка, решившая написать книгу об актере Малого театра Южине-Сумбатове. Исследуя документы, она вычитала, что на юбилей актера его друзья, зная и о том, что Сумбатов много играл Гюго и Дюма, да и сам был драматургом, вручили ему скульптуру Родена. И спустя много лет родственники актера передали этот подарок в собственность театра. Правда, как признается нынешний худрук Малого Юрий Соломин, "у нас никогда никто на дары клейма не ставил и не записывал в книги, что именно и от кого подарено". И со временем, естественно, Роден "затерялся" в стенах театра. Когда же истинная природа вещи вновь была открыта, с Гюго смахнули пыль, выдвинули из угла, и чуть ли не каждый сотрудник театра считал должным пойти и посмотреть на чудо. От греха подальше статуэтку передали на хранение в Музей им. Пушкина, долгие годы она простояла в экспозиции, а совсем недавно была выставлена в только-только созданном музее-квартире Южина-Сумбатова в Спиридоньевском переулке... Или в 1990-м году в театр приехал какой-то пожилой человек и стал просить, чтобы его пропустили внутрь. Оказалось, что это известный художник Ветров, ученик Репина, чьи работы уже давно находятся в музее "Прадо". В 20-е годы прошлого века он эмигрировал в Америку, где и остался жить. А спустя многие годы решил вновь увидеть Россию, а заодно и свои картины. Выяснилось, что в театре висят его первые работы, датированные 1922 годом, одна из которых - портрет Южина-Сумбатова. Ветров рассказал, что в те годы был простым студентом, а Репин, зная, что ученик голодает, дал ему возможность подзаработать и отправил к знаменитому актеру. "Когда я пришел к Сумбатову, - вспоминал художник, - он тут же предложил: "Пойдем пообедаем в Метрополь". Тогда я в первый раз за много лет поел досыта..." И сколько еще таких историй хранит в себе Малый театр.
Юрий Соломин с некоторым сожалением признается: "Такой уж мы народ: что-то о себе знаем, что-то - нет. В стенах нашего театра хранится множество бесценных вещей. Есть серебряные венки Ермоловой, Сумбатова, Ленского, серебряная ручка Островского, я не говорю уж о фотографиях, письмах и книгах. Но есть предметы, истории которых мы не знаем. Например, сложно сказать, откуда в Малом появились вот эти часы". И Юрий Мефодьевич указывает на напольные механические часы, стоящие в углу его кабинета, на циферблате которых - дата: "1726 год. Лондон". Напротив, настольные часы возрастом постарше - 1747 год. "Только подумать, ведь они даже старше нашего театра! Скорее всего, их подарили театру семьи актеров, работавших в Малом, - строит догадки худрук. - И таких часов у нас - с десяток". Между прочим, театру до сих пор его сотрудники, актеры и простые зрители дарят ценные предметы. Например, книги. Недавно Юрию Мефодьевичу передали на хранение экземпляр "Горя от ума" 1887 года издания. А до этого - издание 1865 года! "Ничего удивительного в этом нет, - объясняет худрук. - Люди знают, что мы никуда это не денем, будем хранить в театре. Уж поверьте, я эти книги не уношу домой, а передаю в наш музей".
Впрочем, главное все-таки не то, откуда эти часы и многие другие ценные предметы появились в театре, а то, что многие из них сохраняются с самого основания Малого и передаются из поколения в поколение. "Мы стараемся сохранить лучшие традиции отечественного театра, накопленные за две с лишним сотни лет, - рассказывает Соломин. - И когда Малый театр сравнивают с музеем, это не только не обижает, а вызывает гордость за то, что мы сохраняем переданное нам нашими великими предшественниками. Это относится даже к вещам". И не только к вещам, но даже к цветовой гамме, в которой выполнен снаружи и внутри театр. Цвета голубой, желтый, темно синий и зеленый сохраняются здесь едва ли не с самого основания. По словам худрука: "Мы в театре ничего не меняем. И сколько я себя помню, кабинет, в котором я работаю с 1988 года, коридоры и зрительный зал всегда были в тех тонах, в которых можно их увидеть теперь".
Еще одна гордость Юрия Мефодьевича: на стенах его кабинета (раньше здесь было рабочее место директора театра, актера Михаила Царева, который руководил Малым) никогда не висели плакаты политических деятелей. Их всегда украшали только три портрета - Щепкина, Островского и Александра Павловича Ленского, актера и педагога. С тремя этими именами неразрывно связана история театра. Но недаром и в театре, и в кабинете Соломина центральное место все же занимает Островский. Зрителей перед входом встречает большой памятник драматургу, а в кабинете худрука стоит несколько различных небольших скульптур Островского. Впрочем, ничего удивительного, ведь именно для этого театра драматург написал 48 пьес, сам читал их актерам, проводил репетиции, определяя трактовку и характер исполнения пьес.
И даже мебельный гарнитур ХIХ века в кабинете Юрия Соломина связывает с театром давняя история. Диван со стульями были полноправными участниками спектакля "Горе от ума" и в подобающий момент их выносили на сцену. "Помню, это был год 1954 или 55-ый, я еще студент, - вспоминает худрук. - Этот огромный диван с большой спинкой стоял всегда в фойе перед сценой, дожидаясь своего выхода. И когда мы не были заняты, то ложились на него, умещалось человек пять, и дремали". Но долгое время мебель стояла разрозненно по всему театру. И лишь когда в 90-х годах в Малом стали делать ремонт, Юрию Мефодьевичу предложили собрать ее в одно целое в кабинете. Оказалось, что это даже не один, а два антикварных гарнитура, происхождение которых покрыто тайной. (По легенде, часть мебели появилась в театре после войны и была вывезена из Германии. В те годы многие театры получали подобные вещи как реквизит.) Их тут же отдали на капитальную реставрацию и затем расставили в кабинете худрука. "До этого здесь была дубовая мебель, и когда я увидел, как все изменилось, даже испугался. Получился настоящий музей! - признается Соломин. - Даже на всякий случай спросил у реставратора: "А сидеть-то на этом можно? Наверное, только красные веревочки вешать и смотреть на всю эту красоту!" Но он меня успокоил словами, что мебель живет, когда за ней работают. Поэтому, несмотря на ценность всего окружающего, мы пишем на этом столе, сидим на этих стульях и диванах. Все в живом состоянии".
Ковер, застилающий кабинет художественного руководителя, тоже является ярким подтверждением неуклонного следования "музейным" традициям в театре. Потому что лежит он в этой комнате почти 60 лет, но точно никто так и не знает, сколько именно. И по все той же легенде, привезли его опять-таки из послевоенной Германии как реквизит. Поговаривают даже, что он из дворца одного из руководителей Рейха. Правда, в этом никто не уверен. Но по размерам ковра можно быть уверенным, что застилался им какой-то огромный зал. Потому что даже в просторном кабинете Соломина он не уместился, пришлось обрезать!
Со времен основания театра остался и огромный сейф с толстенной дверью. Раньше в нем была необходимость: актеры Императорского театра, такие как Сумбатов, Ленский или Ермолова, получали золотом. Например, по воспоминаниям, Ермоловой платили 12 тысяч золотом, а это по тем временам были солидные деньги. И актеры чувствовали себя людьми обеспеченными, им было, что прятать за такой толстой дверью. "Но поскольку мы уже не Императорский театр и не получаем золотом, в сейфе хранятся только документы", - шутит Юрий Соломин.
Однако некоторое отклонение от традиций Малого театра Юрий Мефодьевич все же допустил. Наверняка, ни у кого до его предшественников, занимавших место в этом кабинете, не было... клетки с попугайчиком. Милое существо по кличке Федор (между прочим, это имя попугаю дали в честь спектакля "Царь Федор Иоаннович", где Юрий Мефодьевич играл царя) сидит в просторной клетке в углу кабинета и приветствует своего хозяина радостными чириканьями. А у худрука припасены для него разные вкусности, начиная от сухого корма до кусочков сочного яблока. Вообще, к животным Юрий Соломин испытывает давнюю привязанность. Дома у него сейчас живут четыре собаки и кошка (поэтому Федю пришлось поселить в кабинете театра). "Помню, когда мы еще с женой были студентами, жили в общежитии, у нас уже тогда были кошки и собаки. И я не представляю, как можно без них. К примеру, когда очень устаю, то еду к собакам, они сейчас живут на даче. Когда день-полтора побудешь с ними, все стрессы уходят. Ведь с ними можно и поговорить, и погулять, и молча посидеть. И они все понимают и никогда не полезут к тебе играться, если у тебя плохое настроение..." Правда, в прошлом году по вине своих питомцев Юрий Мефодьевич попал в больницу. Разнимал двух любимцев, овчарку Маклая и безродного Яшку, которого выходили от запущенной формы чумки, и одна из собак ударила его клыком по руке. Была задета кость, началось заражение, актер много времени провел в больнице и до сих пор ходит на процедуры, разрабатывает пальцы руки. Но о произошедшем "пострадавший" вспоминает со смехом: "Думаю, это Маклай меня задел. Надо было видеть, как он меня встречал, когда я приехал из больницы! Обычно-то он бежит, встает на задние лапы, а передние кладет мне на плечи. А тут подбежал, остановился и не знает, как себя вести. Но я его успокоил: "Ладно, Маклай, всякое бывает..." А вечером сделал все, чтобы остаться с ним наедине. Включил телевизор, лег на диван, он - напротив. Наблюдаю за ним, а он долго-долго тоскливо на меня смотрит. Подозвал я его к себе, успокоил, мол, ничего, бывает, пройдет. И тут он голову положил мне на грудь и тяжело, но с облегчением вздохнул. Ну что здесь поделаешь?" Кстати, Маклай снимался вместе с хозяином в "Московской саге" и после одного из съемочных дней, когда Юрий Мефодьевич не успел завести его на дачу, зашел в кабинет в Малом театре. Место ему понравилось, и первым делом он оставил свой "след в истории" на старинном ковре. А потом, заметив чирикающего попугайчика, бросился рассматривать пернатое поближе, но тут же свалил клетку, и Федор вылетел на свободу. С тех пор четвероногие посетители в кабинет худрука Малого театра не заглядывают...