Странно, почему выбор Юрия Любимова с первого же мгновения, как он пришел в Театр на Таганке, выпал именно на ту комнату, которая вот уже 40 лет является его кабинетом. "Мне давали на выбор и другую, более жизнерадостную, светлую, - вспоминает режиссер. - Но почему-то приглянулась эта: угрюмая, темная, в которую никогда не попадает солнце".
Теперь-то этот кабинет угрюмым не назовешь. Скорее, его впору приравнять с музеем и в праздничные дни проводить экскурсию. И не столько потому, что, оказываясь в нем, сразу же поддаешься обаянию славной истории театра на Таганке, но и потому, что о каждом сантиметре кабинета можно рассказать свою, отдельную историю. И это не опечатка - именно о каждом сантиметре, потому что все стены в нем от пола до потолка расписаны многочисленными именитыми зрителями и друзьями режиссера. Расписаны на разных языках, как существующих, так уже и мертвых (например, академик Аверинцев употребил и латынь, и греческий). Свободного места практически не осталось.
А положил начало этой "настенной живописи" Андрей Вознесенский. В 1964 году он размахнулся и в порыве написал: "Все богини, как поганки, перед бабами с Таганки" (уточни). Хорошую традицию стоит только начать и теперь даже сам Любимов не знает, сколько автографов хранят стены его кабинета. Вслед за Вознесенским появлялись слова Смоктуновского "Разволнован! Так ново - удивительно!", Альфреда Шнитке "Дорогой Ю.П. Сегодня мы все счастливы. 12.05.88". А еще Андрея Тарковского, Артура Миллера, Нины Анашвили, Жана Вилара, сэра Лоренса Оливье, Беллы Ахмадулиной, Анны Маньяни, Уоррена Бите, Роберта Редфорда, Юрия Трифонова. Один автограф Юрий Любимов из скромности занавешивает, он оставлен на подоконнике Параджановым: "Любимов - гений. Мое пророчество неизбежно". Были и те, кто словам предпочитает живопись: кисти Эрнста Неизвестного принадлежит рисунок во всю входную дверь. В первый раз художник сделал его в 1976 году, еще до эмиграции, а уже в 1999 году вернулся к нему и "обновил".
Надо сказать, не всем нравилось то, что позволил себе Любимов. Например, секретарь Московского горкома КПСС товарищ Гришин так возмущался по поводу появления надписей, что даже собрал актив театра. "Официальный кабинет расписан как в сортире! - восклицал он и, слегка исказив слова Вознесенского, добавил: - Мало того, в нем оскорбили всех гражданок СССР, написав: "Все гражданки, как поганки, перед бабами с Таганки"!" "После этого, - вспоминает Юрий Любимов, - я стал донимать Андрея тем, что член политбюро-то оказался лучшим стихотворцем!"
Кстати, кабинет действительно был "официальным", и не раз режиссера из него "выселяли". Например, однажды дверь распахнулась, вошли несколько высокопоставленных чиновников и сказали Любимову, что он будет уволен. "А вы не знаете, что это не ваш кабинет, а государственный?" - спросили они. "Да, вы правы", - только и оставалось ответить режиссеру, встать и выйти. Именно из-за таких случаев многие ценные для истории театра на Таганке вещи, афиши не сохранились. Зато то, что осталось, имеет еще большую ценность. "Вот висит афиша спектакля "Мастер и Маргарита", - рассказывает Юрий Петрович. - Она особая, с премьеры 196.. года. Это была единственная выполненная в золоте афиша. Много лет назад я подарил ее старшему Капице, после смерти которого его жена передала ее мне, зная, что у меня такой нет, ведь пока меня не было в СССР, многое разворовали".
А рядом висят картины и гравюры с изображением Пастернака, Пушкина. И с тем и с другим у режиссера многое связано. "С Пастернаком я был знаком и с ним связана моя судьба, - делится Любимов. - А Пушкин меня сопровождал всегда. В молодости я играл Моцарта в его "Маленьких трагедиях" в Театре Вахтангова, а потом уже и сам ставил его в разных странах". (Кстати, в память об актерских годах в театре Вахтангова, в кабинете хранится шляпа, в которой молодой Любимов играл Сирано де Бержерака). А Достоевского, чей бюст подарил режиссеру его друг, скульптор Баранов, Любимов вообще называет "кормильцем": "Он меня в буквальном смысле кормил, ведь я много ставил его в Лондоне, Германии, Австрии, Америке, Венгрии, Италии. "Подросток", "Преступление и наказание", "Братья Карамазовы"..." Есть и еще два бюста-карикатуры, с которыми связана судьба каждого театрального режиссера, - Мейерхольда и Станиславского. Их более 30 лет назад презентовала Юрию Петровичу его бывшая завтруппой. И совершенно неожиданно рядом с Достоевским взгляд наталкивается на довольно внушительного вида копию Дионисия - подарок греков. "Просто я много работал в Греции, - объясняет смысл этого бюста режиссер, - и, наверное, показался им веселым человеком, ведь Дионисий, как известно, бог застолий, виноделия".
А рядом с небольшим письменным столом режиссера стоит пианино. Оно всегда настроено и готово к работе. Юрий Петрович, правда, много не музицирует, однако может перебрать гаммы. И уж не каждый инструмент был удостоен чести, чтобы на нем играли Шостакович, Шнитке, Эдисон Денисов. Есть и еще один музыкальный предмет, но никто к нему не прикасается, - это гитара Владимира Высоцкого, на которой он много играл в театре. Когда Владимира Семеновича не стало, Любимов повесил ее на стену в своем кабинете.
Ну и конечно, рассказ был бы не полным, если не сказать о главных инструментах режиссера - его фонариках, которые всегда под рукой. Один Юрий Петрович хранит со времен Великой Отечественной войны, и именно по его цветам актеры ориентируются, что делают правильно, что - нет. Когда загорается "зеленый" - хорошо, "красный" - дело плохо, будет репетиция, "белый" - цвет всевозможных таинственны знаков, понятных только режиссеру и его актерам. Второй фонарик горит только ровным белым светом, его на юбилей театра подарил Любимову Марк Захаров. "Многие часто интересуются, сам ли я додумался использовать фонарики? - рассказал напоследок Юрий Петрович. - Это я придумал сам, как, впрочем, все остальное. Не люблю обезьянничать".