Игорь Костолевский: "Важно встретиться с самим собой"
Удивительно, но несмотря на то, что большинство ролей, принесших Игорю Костолевскому всенародную известность и многочисленные призы и премии, были сыграны им до 50 лет, актер упорно называет себя человеком второй половины жизни. И знаете почему? Потому что считает, что все главные события в его жизни происходят именно в это время...
Как-то вычитал в гороскопе, что у представителей зодиакального созвездия Дев, к которому я отношусь, все самые главные события происходят именно во второй половине жизни. Можно в это верить или нет, но у меня во второй половине жизни произошло много изменений и в личной жизни, и в театре, где появились интересные роли. К тому же, наступил такой период... Как бы его охарактеризовать... Понимаете, очень важно встретиться с самим собой. А я, как мне кажется, приближаюсь к себе настоящему. И это придает какую-то невероятную уверенность, большую свободу, многие вещи воспринимаешь иначе.
По-вашему получается, человек проживает часть жизни, не зная самого себя?
Конечно! И возможно, то, что было сказано мной до этого, мне только кажется, и я всего лишь заблуждаюсь. Но я уверен, человек способен открывать в себе что-то новое только тогда, когда он действительно этого хочет. В противном случае можно ничего не открывать, один раз посмотреть на себя в зеркало и навсегда уверовать, что ты - замечательный и неповторимый. Много таких людей...
Вам было бы интересно посмотреть на себя со стороны?
Хватит, уже насмотрелся! У меня долгое время была эта беда: я всегда видел себя со стороны. И мне очень мешал подобный контроль над собой. Конечно, ничего страшного в этом не было. Скорее, это была некая форма зажима, несвободы. Даже когда я вроде бы удачно играл, мне всегда это мешало. Сейчас я от этого избавился. А вы еще спрашиваете, почему я называю себя человеком второй половины жизни! И поэтому тоже...
Рассуждая о природе актерской профессии, Феллини заметил, что актер всегда живет жизнью своих героев. Вы это замечаете за собой?
Возможно, так и есть, но это бессознательно, ведь не бывает же, что так - я чайник, а так - Игорь Костолевский. Так что, проснувшись утром, я с 10 часов не ставлю себе галочку подумать над жизнью моего героя. Это происходит помимо меня. Кстати, у тех актеров, которых мы считаем выдающимися, этот процесс был постоянным и безостановочным. Если почитать дневники Олега Борисова, то он действительно "жил" своими героями. И такова его природа, иначе он не мог. И все в этом процессе переплетено - и ты, и твой герой, и твое личное, и твое актерское. Но отправной точкой все-таки служит твоя собственная боль, которая волнует лично тебя ...
Правда, сейчас я наблюдаю очень много артистов, которые прекрасно обходятся и без этого, они здорово научились имитировать процесс. Если надо - заплачут, надо - засмеются. Один из них признался в телевизионном интервью: "Сейчас на раз-два-три у меня пойдут слезы". Но в этом есть что-то очень продажное! Я думаю: что же стоят твои слезы, если ты их по любому поводу готов показывать? Эти артисты все время под кого-то: под Михалкова, Джигарханяна, Николсона. И надо отдать им должное, в этом они преуспели и делают свою работу лихо. Но есть то, что им неподвластно - люди видят, что подлинно, что - подмена. Правда, поскольку мы вообще живем во время подмен, то работа артистов-имитаторов пользуется популярностью. И так везде, не только в театре. Я разговаривал с Виктором Третьяковым, знаменитым скрипачом, и он признался: "Все меньше и меньше зрителям надо, чтобы перед ними себя выворачивали".
Людей устраивает поверхностное. А потому значительно меньше того, что всегда было в традиции русского театра. Почему я так много говорю на эту тему? Вы не поймите это как снобизм. Просто мой педагог Андрей Гончаров учил нас настоящему театру, в котором ты должен вытащить из себя самого всю свою боль. Именно это самое интересное и ценное, а не приколы и ужимки. Да, последнее нравится зрителям, а в нашу профессию входит желание нравиться. Но дело в том, что нравиться можно по-разному...
К вопросу о нравиться... Лет десять назад вы признались, что вам всегда мешало"зрительское восприятие соответствия (или несоответствия) ваших внутренних и внешних данных". За эти годы зритель разобрался, что к чему?
До какой-то времени у меня всегда, когда я что-то делал, особенно, снимался, а потом видел себя на экране, возникала мысль: боже мой, я же такой глубокий, такой серьезный, неповторимый, как-то мелко, нелепо и смешно выгляжу! Меня иногда просто убивало, что те вещи, которые казались мне серьезными, у людей вызывали лишь улыбку. Теперь-то мне кажется это наивным, то тогда мне это так мешало! Точнее, не столько мешало. Это был вопрос моей актерской несвободы... Ведь если в юности папой с мамой тебе что-то отпущено, и тем более, если ты уже где-то там снялся, то это хорошо, особенно для кино. Но в какой-то момент это становится большим препятствием, потому что тебе приходится доказывать, что ты не моделью тут работаешь, а можешь что-то делать как артист. А если зритель привык воспринимать тебя только в одном качестве и не готов ни к какому другому восприятию, то перебороть это очень сложно. Вы даже представить себе не можете, сколько времени я потратил на то, чтобы доказать свою профессиональную состоятельность. Именно поэтому, например, сознательно долго не снимался, а в театре старался играть разные роли. Я знаю очень хороших артистов, которые отказываются от интересных ролей именно потому, что те не соответствуют их статусу. Мол, такое играть унизительно и неудобно. Во мне этого нет, и чем дальше роль от меня, чем она менее от меня ожидаема, тем интереснее. Мне кажется, что именно так можно что-то делать и двигаться вперед. И наплевать, если это в ущерб твоей популярности и даже не так успешно. Порой сыгранная неудачно на первый взгляд роль дает тебе в будущем очень много. И то, что у тебя не получилось в этой роли, вдруг получается в другой. Потому что есть опыт, ты вел творческую и духовную работу. Так все и становится на свои места.
Но в любом случае, вам, по вашим словам, всегда было интересно играть судьбу. Какую судьбу интересно играть сейчас?
Сейчас играю Ивана Карамазова в "Карамазовых"... Но здесь не столько применимо слово "играть", сколько "жить". Я пытаюсь попасть в круг размышлений Достоевского, и для меня это очень тяжелый, изматывающий, но интересный процесс. Да, мне всегда было интересно играть судьбу человека, нежели простое исполнительство. Мне важно понимать, для чего и зачем я, Игорь Костолевский, это делаю. В каждых своих ролях, удачных или нет, я все равно пытался понять именно это.
А какой из сыгранных вами героев оставил в вас, если так можно сказать, наибольший след?
Если говорить о театре, то это роль в спектакле Бори Морозова "Смотрите, кто пришел!", которая меня изменила и сделала из Костолевского театрального артиста. Она во многом определила мою дальнейшую судьбу, потому что я, что называется, попал... Хотя когда мне ее давали, то в театре все уговаривали режиссера забрать у меня эту роль, потому что она - не для меня. Но потом, по прошествии какого-то времени, те же самые люди восклицали, что я просто родился для нее! И такие вещи происходили практически всегда, так что я к этому привык и готов.
Возможно, это происходило потому, что вы были очень популярны после роли в "Звезде пленительного счастья"? А театр, как известно, не прощает молодому актеру успеха в кино.
А вы знаете, что Гончаров вообще не отпускал меня, ревновал и не мог понять моего желания идти в кино?! И в "Звезде пленительного счастья" он еле-еле позволил мне сниматься. А все потому, что в спектакле некому было возить фурку. И когда я все же снялся в этом фильме, он мне признался: "Я не ожидал, что ты сыграешь". Так что в кино я снимался вопреки, а не благодаря. Театр мне в этом союзником не был, здесь вообще не любили, когда артист снимался в кино.
А вы не задумывались над тем, что, может быть, стоило пожертвовать кинематографическим успехом ради чего-то большего в театре?
Нет! Думаю, это огромное счастье, что Господь услышал мои вопли, и сразу же после института меня позвали в кино. Потому что если бы у меня не было "Звезды пленительного счастья", я бы до сих пор возил фурку. И из меня не стало бы ни театрального артиста, никого!
Гончаров был замечательный педагог, я ему благодарен за школу, но если говорить о моей жизни в театре, то она была достаточно сложной. В этом театре все было подчинено только ему. С одной стороны, это здорово, потому что он был очень мощный руководитель и держал все, но с другой, такая ситуация рождала актерское иждивенчество: артисты сидели и ждали - придет Гончаров и что-то поставит. А когда с тобой работали другие режиссеры, "разминали", то ты понимал, что все равно придет Гончаров и сделает все по-своему.
Поэтому в начале перестройки вы рискнули уехать заграницу?
Просто понимал, что сидеть и ждать, когда меня позовет Гончаров, - это как песня пахаря, можно всю жизнь прождать. Я всегда был уверен, что твоя судьба - только в твоих руках. Поэтому в начале перестройки все бросил и уехал заграницу, играл на разных языках, что дало мне колоссальный опыт. Конечно, я решился на это от безнадеги. Ведь риск был немалый, в те времена уходить из театра, уезжать - страшное дело, ужасный скандал. Но я ничего не потерял, наоборот, только выиграл - обрел свободу, которой мне здесь не хватало.
Вообще, судя по биографии, Игорь Костолевский ко всему шел сам. Это о вас: ничего ни у кого не проси, сами все дадут и принесут?
Во всяком случае, в театре ролей я никогда не просил. Не хочу наводить мистику и шаманство, но считаю, что роли просто так не приходят. Они появляются в определенный момент жизни и только тогда, когда ты серьезно занимаешься актерской профессией, отдаешь ей всего себя. И самой жизнью, судьбой ты идешь к ролям. И не просто так, а для чего-то ты начинаешь их играть. По крайней мере, со мной всегда было именно так, ни одну свою роль я не могу назвать случайной. Так было и со "Смотрите, кто пришел!", и с "Кином IV", и с "Женитьбой"...
В 1996 году вам дали звание народного артиста. А сами вы ощущаете себя народным?
Может быть, потому что так нас воспитывал Гончаров, но я никогда не ощущал всех этих вспучиваний по поводу того, что я - звезда. Хотя в 1977 году после роли Евгения Столепова в телевизионном сериале "И это все о нем", я получал по 300 писем в день! Был таким популярным, что получается, уже тогда стал "народным". Но я прекрасно понимал, что быть популярным артистом и хорошим артистом - разные вещи. Ой, сколько надо пропахать, сделать, намучиться, ошибиться, чтобы действительно что-то представлять в этой профессии и быть интересным людям. Не в том смысле, что я вышел и сам по себе интересен, а в том, что ты понимаешь, для чего вышел на сцену, чего хочешь от себя, о чем хочешь сегодня рассказать залу. Это очень важная вещь, о которой забывают и считается, что говорить об этом - маразм. Но мне кажется, что только за счет этого театр всегда держался.
Чего же вы хотите от себя?
Одного: сделать сегодня, сейчас это максимально точно, максимально искренне. Такая универсальная задача.
Вы работаете в театре им. Маяковского без малого тридцать один год. Поэтому было бы интересно знать ваше мнение: зритель опустил планку театра? Именно такой приговор произнесла в недавнем интервью Алла Демидова.
Во многом, так и есть, ведь когда по телевидению с утра до вечера показывают "Аншлаг", представления людей формируются определенным образом. Конечно, зритель стал другим, особенно, со времен перестройки. Я все меньше вижу устойчивого театрального зрителя. Объясняю это тем, что кто-то из истинных театралов уехал, кто-то - из-за отсутствия денег не имеет возможности ходить на спектакли. К тому же, за период безвременья родились люди, в принципе не знающие, что такое театр. Поэтому когда они попадают сюда в первый раз, то даже не представляют, как надо себя вести, у них реакция как на стадионе. И все-таки дело даже не в зрителе как таковом, а в том, каков уровень культуры в стране. Ведь что для людей сегодня стало главным? Недвижимость. Деньги...
Знаете, я по первым тридцати секундам, когда выхожу на сцену и наступает тишина, интуитивно чувствую, какой собрался зал. Именно по этой тишине все понятно. Зал бывает настороженным, или же сразу расположенным, или же очень тяжелым, как непробиваемая стена. И для меня необъяснимо, почему сегодня приходит такой зритель, а вчера был иной. Наверное, это зависит от многих вещей - от погоды, от жизненных ситуаций, от новостей, которые передают по телевизору. Но я точно знаю одно: сейчас люди приходят в театр развлекаться. И как бы это не было тяжело принять, но свою главную функцию, которую театр призван выполнять, ему выполнять все труднее и труднее. Не хочу винить в этом одного зрителя, потому что в этом есть и вина театра, который старается идти легким путем, потакать вкусам, часто делая то, что не нужно делать. Зритель же всеяден, ему подойдет и "Аншлаг", и Распутина, и спектакль...
Никогда не слышала от актеров, что они по тишине определяют своего зрителя...
В театре всегда важна пауза, ведь самые главные события, меняющие действие, ритм, атмосферу, происходят именно в ней, а не на словах. А то, как зритель на нее откликается, многое о нем говорит. Сейчас люди очень легко идут на реакцию, причем реакцию первой сигнальной системы. Палец покажи, они готовы смеяться. Признаюсь, когда я играю спектакль, мне не всегда нравится, что зритель смеется и бурно реагирует. Хотелось бы, чтобы он помолчал, сообразил, что происходит. Ведь может за этой первой реакцией есть вторая, призывающая подумать, заглянуть в себя...А трудности как раз и начинаются там, где ты стараешься сделать что-то посерьезнее... Раз на раз, конечно, не приходится, "волнообразная" аудитория. Но это вообще характеристика того, что происходит в стране.