В доме у маяка, что на самой оконечности Трескового Мыса, жил да был физик. И ни какой не волшебный, и даже не зачарованый. Физик как физик: при кандидатской, в очках, да с бородкой клинышком. Молодой и, по слухам, оченно даже симпатичный. Был он холостяк, а потому быт его был скромен и прост: кофе с сигаретой на завтрак, в обед - яичница с проблесками помидор, в ужин - тарелка бутербродов с чашкой горячего яблочного сидра на крыше. Спал он все больше в гамаке (особливо, ежели лето, тепло, и без докучливых осадков) или на коврике у камина. Если вдруг заводилась в хозяйстве его прекрасная дама, то на свет божий извлекались раскладушка и спальники, а по вечерам на стол ставились дедушкины канделябры и расписной чайничек якобы от Фаберже.
А изучал наш физик не какую-нибудь там кинетику-динамику или иную чепуху, а явление дифракции и спектры. В качестве призм ему служило все, что под руку подвернется: оплавленные морем куски разноцветного стекла, гребни с частыми зубцами, решетки окон, да мало ли какую еще идею подкинет услужливая фантазия. Но самыми любимыми моделями были у него струйки фонтанов и водопадов, да перистые облака на предзакатном небе. На производимые ими цветовые полосы физик мог любоваться часами.
Однажды, ласковым августовским вечером, наш герой растянулся на прибрежной гальке. Шел отлив, на отмелях восседали ялики меж которыми сновали деловитые крабы, где-то вдалеке мелькали первые лунные зайчики. Огромное солнце неспеша уходило за горизонт, щедро крася пространство в вангоговскую палитру. Шаг - и желтый сменяется оранжевым, еще один - и добавилась толика красного. Откуда-то набежала сердитая тучка, и в хор вступили оттенки лилового. Душа физика ликовала. Затянувшись "Житаном", он извлек из-за уха ручку-фонтанку, и уже совсем было изготовился протоколировать в блокноте наступление ночи, как вдруг... из-под тучи показался Марс. Физик протер глаза. Марс не исчез, а напротив, стал более очевиден. Огромный, яркий, с бурыми пятнами, он становился все крупней и отчетливей.
- Эй, а куда делось солнце?!
Физик вскочил на ноги и обернулся вокруг. Мир изменился. Он сам, и его, физика, дом, и вишневое дерево с висящим на нем гамаком, и идущий вдоль берега луг,- все парило в воздух будто буйки в океане. А краски... Физик опустил глаза на свои босые лиловые ступни.
- Хм...
Надо сказать, что в астрономии физик силен не был, и потому понятия не имел, согласовывалось ли происходящее с законами гравитации. Но это его и не заботило, он осваивался. Оказалось, что в новых условиях проще не идти, а плыть, рассекая волны сгустившегося желтого воздуха баттерфляем. Сгоняв за некогда красным, а теперь зеленым свитером, он утеплился, и зависнув в пространстве медузой, стал изучать изменившееся расположение звезд и придумывать теорию "великого скачка Земли с ее орбиты". Из увлекательных раздумий его вывел громкий собачий лай. Над кромкой моря несся рубиновый пес, со светящейся веткой во рту. Следом не спеша показался его хозяин - коллега физика, ядерщик.
- Здрасьте!
- И вам того же!
- Ну и вечерок, а?!
- Да уж...
- Слушайте, коллега, раз уж мы с вами встретились, не пропустить ли нам по кружечке, и не обсудить ли наблюдаемый феномен?... Кстати, эти ультрамариновые усы вам очень идут!
- Спасибо... Эй, а ваш дом-то порядочно отдрейфовал.
- Давайте поднажмем и его догоним! У меня, как по заказу, со вчерашнего вечера заготовлена бутылка "Мартеля" и свежий лимон.
- С удовольствием. Наперегонки?
- Айда!
И понеслись... Да... Мир может лететь в тартарары, а ученым только бы пообсуждать что-то за круглым, со скатертью столом...