Березоньки мои, как же я по вам скучаю... Сегодня снилось, что гуляю по лесу и смотрю-ищу, где же вы, но нет, так и не нашел. Плохой сон.
Ведь в лесу нет ничего прекрасней ваших белых стволов - таких светлых, добрых, приветливых. Почему так хочется вас обнять? Не потому ли, что всегда раскрыты ваши незримые объятья?
Я часто вспоминаю, представляю вас. Стройные и гибкие, вы качаетесь на ветру, и послушны ему ваши косматые тоненькие веточки. Шум листвы, то ласковый, то беспокойный, незаметно прогонит всякое уныние, печаль, обиду.
А на солнце листочки блестят изумрудными гирляндами...
Густые верхушки, кажется, хранят какую-то тайну и манят своей недосягаемостью. Никогда я там не побываю, никогда не увижу того, что видите вы.
Анют, а ты, ты всех краше! Родная моя...Как ты?.. Уж больше пяти лет, как не видел тебя, а будто бы расстались лишь вчера...
Из записей Владимира Невелова. Декабрь, 2000.
Немного запыхавшись, Володя плюхнулся на мягкую траву и прислонился головой к березе. Поздоровался с Анютой, ее подругами, Коляном-колокольчиком, чуть поодаль заметил красную земляничину и хитро ей подмигнул. Березы тихо шептались, в цветке жужжал мохнатый шмель, тут и там раздавались заливистые птичьи трели. Володя углядел одного из исполнителей и начал его передразнивать. Тот обернулся и, кажется, стал настойчивее повторять свой напев. Володя очень старался, но птах скоро не выдержал и упорхнул.
Володя называл березовую рощу "моя светелка", хотя значения слова не знал. В этом сказочном краю находился его любимый кусочек Земли - небольшой холмик на опушке, залитый солнцем, с высокой травой и молодой стройной березкой. Иногда здесь распускались синие колокольчики. В этом году вылез всего один, и Володя очень боялся, как бы они не исчезли совсем. Он бы мог, конечно, и сам посадить, но это было б уже не то. Березку звали Аней, Володя считал ее своей сестрой.
Он познакомился с ней тогда же, когда впервые покинул пределы дачного участка без сопровождения взрослых. А случилось это при не самых приятных обстоятельствах, а именно - когда отец единственный раз в жизни отшлепал его ремнем, и что главное - совершенно несправедливо. Маленький Володя, преисполненный праведного негодования, "убежал из дома" и забрел на солнечный холмик. В то чрезвычайно засушливое лето молодой Анюте, должно быть, показались сладкими и те горькие слезки Володиной обиды. Так началась их дружба. Еще много-много воспоминаний самых разных лет было связано с этим местом: именно с Анютой Володя делился радостью по поводу победы в весеннем школьном марафоне, здесь же погибал с тоски от разлуки с деревенской девочкой Катюшей. Да о чем тут только ни думалось, чего только ни переживалось...
На этом холмике не просто жила Володина сестрица, ему казалось, что однажды он сам оставил тут половинку души и только здесь мог обрести себя целого.
Володя воображал, что ничего на свете не боится, кроме одного - что березовую рощу отдадут вместе с холмиком под дачи, которые с каждым годом подбирались все ближе и ближе. Душа уходила в пятки от таких мыслей, и Володя самозабвенно строил планы, как ему разбогатеть, купить эту землю и навсегда обезопасить любимый уголок от всяких посягательств. Каждую весну он с замиранием сердца спешил сюда - проверить, все ли по-прежнему. Со вздохом облегчения садился рядом с березкой, рассказывал ей о прошедшем годе, просто размышлял или мечтал о чем-нибудь.
***
"Если рай - не весенний лес, я туда не хочу", - Володя утверждался в этой мысли снова и снова, когда первый раз в году, обычно на майские праздники, приезжал на дачу и, едва бросив вещи, а то и прямиком со станции мчался в свою "светелку". Часть пути проходила через лесок, и здесь Володя останавливался и шел медленно, впиваясь взглядом в липкие листочки, жадно вдыхая свежесть ожившей природы и предвкушая долгожданную встречу.
Однажды выйдя из леса, он остолбенел: березовая роща была огорожена, насколько хватало взора. Но это невозможно...
В груди все стеснилось, перехватило дыхание, ноги стали ватными и не хотели слушаться. Володя сделал над собой усилие, пересек дорогу, прикоснулся к изгороди: настоящая... Тут только заметил в глубине небольшие постройки, возле которых суетились люди. Что было сил, побежал вдоль забора и с другой стороны рощи обнаружил пару грузовиков со стройматериалами, рабочих, несколько выкорчеванных березовых пней. Сквозь выступившие слезы Володя стал вглядываться в глубину, туда, где ждала его Анюта. Не помня себя, он пошел к опушке, пока не почувствовал, что кто-то схватил его за рукав.
- Ты чего, парень, оглох, что ли? Нельзя сюда. Частная территория.
Как обезумевший, Володя посмотрел на рабочего, яростно отдернул руку и пустился к холмику. Крепко обнял Анюту - она, казалось, тоже тихо плакала... Кто-то заломил ему руки и повел прочь.
- Что происходит, молодой человек? - услышал Володя чей-то властный голос. Подняв голову, он увидел невысокого, опрятно одетого мужчину лет сорока с пытливым прищуром и аккуратной бородкой. Володя сразу решил, что именно ему обязан своим несчастьем.
- Это моя роща, вы не можете ее забрать.
- Таак, - лицо незнакомца стало одновременно более серьезным и более насмешливым. - Еще что-нибудь?
- Там моя сестра, - выпалил Володя.
- Где?
Володя кивнул.
- Она там похоронена? - тише спросил опрятный мужчина.
- Нет.
- Он, небось, про березу говорит, - крикнул один из рабочих, которые, бросив дело, с любопытством глазели на чудаковатого парня.
Володин собеседник еще больше прищурился.
- Это правда?
- Да.
Мужчина потер двумя пальцами лоб, предварительно его сморщив, и после некоторой паузы заключил:
- Хорошо, предположим, ты считаешь эту рощу своей и там твоя сестра. Но мне-то что прикажешь делать? Я купил этот участок, ни про каких сестер предупрежден не был. Так чем я могу вам помочь?
- Вы можете перепродать мне этот участок.
- Тебе восемнадцать-то есть?
- Есть, - соврал Володя, хотя и совсем немного.
- А сколько он стоит, знаешь?
- Догадываюсь.
- И у тебя есть такие деньги?
- Будут.
- Аа. Ну, извини, друг. Все-таки тоже постарайся меня понять. Моя семья вряд ли согласится ждать, пока ты заработаешь... хм... на такой участок.
- Я не прошу ждать. Я предоставлю необходимую сумму в самые краткие сроки.
- Ну что ж, по крайней мере, мы выяснили, что сейчас конструктивного предложения ты сделать не в состоянии. Так что иди-ка отсюда и не хнычь, как девка. Будешь о березах слезы лить, на человеков не останется.
Опрятный мужчина договаривал уже вполоборота, собираясь уходить.
- Только не рубите ту березу на опушке.
- Пока не буду.
- Что значит - пока?
- Значит, пока дом не начали ставить.
- Разве обязательно дом строить именно там?
- Моя жена тоже любит деревья и не хочет, чтобы много вырубали, так что дом будет на опушке.
У Володи потемнело в глазах, он еле удержался на ногах. Когда взгляд прояснился, мужчины уже не было.
- Где он?
- Михалыч-то? - усмехнулся один из рабочих. - Уехал. Что ж ему, с тобой, что ли, возиться? Вишь, нюни развел. Давай, дуй-ка отсюда подобру-поздорову, без тебя дел по горло.
- Вы не знаете, сколько стоит этот участок?
- Ха-ха-ха. Ты и правда перекупить собрался? Не, мы не знаем, наше какое дело...
Володя поплелся домой. "Фу, и правда, разнылся, как девчонка, просто позор. Хорошо хоть в обморок не свалился. Но ничего, соберусь с мыслями и что-нибудь придумаю... Не бывать этому... Слышишь, Анют? Я вернусь за тобой, продержись только немножко..."
...Мама уже накрывала на стол.
- Что это ты так быстро, неужели проголодался?
Володя молчал, и мать посмотрела на него внимательней.
- Что с тобой? Бледный как простыня.
- В моей роще дачи.
- Да что ты? В березовой?
- Да.
- Жаль, красивая роща, и лисички там хорошенькие были. Но, Володь, не переживай слишком, такое уж время.
- Я хочу перекупить один участок.
Мать удивленно вскинула брови, продолжая заниматься своим делом.
- Да? Интересно, на что?
- У вас займу.
- Но у нас нет таких денег.
Можно продать этот участок.
Мама недовольно вздохнула.
- Андрей, поговори с сыном, ему, видно, весна в голову ударила.
Отец спускался с крыльца, потирая руки - верный признак приподнятого настроения.
- Так, сейчас разберемся, кому, что и куда ударило. Что стряслось, добрый молодец?
Отец подошел к столу, приоткрыл крышку кастрюли.
- Мм, щи! Щавелевые!
Володя стоял неподвижно.
- Так что там случилось? От щей опять отказывается?
- Нет, денег хочет.
- Так за чем дело стало?
- За тем, что запросы не детские.
- Сколько тебе надо, Володь?
- Много.
- А на что?
- На участок земли.
- Какой земли?
- Березовую рощу отдали под дачи, я не могу допустить, чтобы ее вырубили, и хочу перекупить один участок.
- Помилуй, но откуда ж нам взять столько денег, дорогой?
- Он предлагает продать нашу дачу, - вмешалась мама.
Отец явно не хотел расставаться с хорошим настроением.
- Ты чего, Володь, ведь эту дачу еще мой дед с отцом строили, ты сам здесь рос. Как же мы ее продадим?
Володя упал на колени. Он не узнавал собственный голос.
- Мне нужны деньги... Нет для меня ничего дороже этой рощи...
Родители бросились его поднимать.
- Да ты что! Опомнись, сынок...
Володя провалился в темноту. Он пришел в себя только через день уже в московской квартире. Сквозь сон услышал чужой размеренный голос: "...Организм сильный, здоровый, молодость берет свое. Не избегайте больной темы, не стоит делать ее запретной. Сегодня он придет в себя, а завтра все спокойно обсудите, расскажите, что у каждого в жизни бывают трудные моменты, где-то можно и нужно побороться, а где-то смиренно отступить. Хорошо бы привести примеры из собственного опыта..."
Володя приоткрыл глаза и тут же закрыл: сейчас ему меньше всего хотелось слушать истории о превратностях судьбы. "Сколько же я здесь валяюсь, а Анюта там одна..." Володя сделал усилие и приподнялся на кровати.
***
...День казался бесконечно длинным, и Володя считал минуты до сумерек, то и дело посматривая на небо. Там густая дымная синева неумолимо теснила нежно-розовое пятнышко, еще недавно широко разлившееся над острыми макушками елей. Остальное небо было голубым и светлым, как днем. Только кое-где обычные белые облачка вдруг загорались красками самых разных цветов: от ярко-персикового до сливового. Володя коротал время, разглядывая чужие дома, грядки, цветники и с ухмылкой проходя мимо новых дач: те были огорожены такими заборами, что за ними виднелись лишь черепичные крыши и размашистые антенны.
Наконец, стемнело. Как Володя и предполагал, изгородь была слишком тонка, чтобы через нее перелезть, пришлось делать дыру. Он достал маленький топорчик и стал потихоньку надрубать колышки. Было уже прохладно, Володя еле заметно дрожал, и движения выходили какими-то судорожными. Вдруг издали донесся шум машины. Володя быстро отломал колышек, протиснулся в дыру и успел добежать до первой березы. Стоя за ней, услышал, что машина остановилась и из нее кто-то вышел. Сердце бешено забилось.
- Эй, любитель берез, хватит в прятки играть. Слышишь, вылезай.
Володя замер в оцепенении.
- Вылезай, а то стрелять буду.
В голосе чувствовалась усмешка, но угроза возымела действие.
- С потупленным взором Володя покинул свое убежище.
- Так, мелкий вредитель, далеко мы собрались?
Володя по-прежнему молчал.
- Язык, что ли, проглотил? Набрался страху-то? То же мне, горе-покупатель. Ладно, не хочешь говорить, так послушай. Дом будет строиться в другом месте, сестрицу твою не тронем. А ты уж ищи средства, где хочешь. Будет выгодное предложение - поговорим. Согласен?
- Да.
- А теперь проваливай отсюда. Еще раз здесь тебя увижу - разговора у нас уже не будет, понял?
- Да.
- Так почему ты еще там?
- Можно мне попрощаться?
- Ладно, иди прощайся, и чтоб сегодня же новые колышки прибил.
- Хорошо.
Михалыч сел в машину и поехал дальше, а Володя побежал к холмику. Когда он обнял Анюту, казалось, кошмарный сон растаял и уже ничто не могло их разлучить.
"Анютушка, родненькая, как же я без тебя... А ты... Как в тюрьме за этим забором... Прости, что не могу тебя скоро вызволить... Но ты дождись меня, слышишь, во что бы то ни стало, дождись...
Говорят, все, что ни делается, все к лучшему... А вдруг так оно и есть... Может, не будь этого Михалыча, нашелся бы дровосек какой... Не знаю, Анют, зачем нас разлучают, не знаю... Одно лишь знаю - мы еще увидимся ... Не плачь, родная..."
Володя сел на холмик, как обычно.
"До чего ж не хочется уходить... До чего ж мне с вами хорошо... Вы мое прибежище, моя опора. И всегда ими останетесь, и других быть не может. А сейчас мне надо идти".
Володя поднялся и отломал маленькую веточку с еще липкими листочками.
"Знаю, больно, извини, пожалуйста. Но ничего, заживет... Хочешь, и я что-нибудь оставлю..."
Володя крепко ухватил прядь волос и дернул со всей силы. Чуть не вскрикнул, потер больное место, закопал пучок рядом с березой. Еще раз обнял ее, поцеловал землю у подножья и ушел.
***
"Ну, здравствуй, Анют. Или как прикажешь величать тебя? Анной Андреевной? Как ты выросла... И такая стройная... Ты изменилась, очень. Не узнать... И холмика почти не видно. Я так мечтал о том времени, когда по тебе можно будет лазить...
А я почти не вырос, но совсем не тот, что прежде... Ты, должно быть, наслышана обо мне, ветер, как всегда, доложил, а? Переживала за меня? А ты что-то посуровела... Почему? Ты сердишься?
Я так ждал этой встречи. Все отвернулись от меня, все. Объявили сумасшедшим. Никогда меня не понимали. Сочли за благо показать мне фигу. А потом сами явились и так искренне удивились, что я, видите ли, в трудную минуту не протянул им руку помощи. Но ведь мы сами нуждались в средствах, а у них была их дача. Странные люди... Я думал, они почувствуют на собственной шкуре, что значит потерять самое дорогое, и тогда все поймут, попросят прощения... Но куда уж там. Назвали неблагодарным и помешанным, ничего не поняли, ни-че-го.
Но я знал, что ты-то меня поймешь. Да, можешь осуждать, но ты хотя бы понимаешь.
Одиннадцать лет... Долгие ли, короткие ли... Трудно тебе пришлось, да? Но и мне нелегко: много пришлось перетерпеть, где-то самому согнуться, где-то другого согнуть.
Но почему ж ты так холодна, совсем не рада... Как чужая... Ведь ты не могла меня забыть?"
Володя огляделся: угрюмый дом с маленькими окнами, высокий сарай с длинным козырьком, похожий на гигантский сортир, заброшенные грядки... "Ну, зачем вы здесь? А ты, солнце?" Володя закрыл лицо руками. Будь ненастье, мрачность, сырость, и плюнул бы на этих уродцев, но почему же именно сегодня, после стольких непогожих дней пришла она, кроткая пора мягкого солнца и последнего теплого ветра? Когда-то, провожая лето на своем холмике, Володя думал: "Природа стихает, готовясь к отдыху - она непременно проснется снова, а мы? Быть ли нам здесь на следующий год?... А если быть, то какими?" Тогда он долго не мог решить, какое же время ему милее - ошеломляющий май или конец августа, полный светлой прощальной печали, робких надежд и смутных тревог. Так и не решил... А сейчас тем более не решит, потому что и тот, и другой безразличны.
С немногих оставшихся деревьев грустно падали листья, со сдержанной отцовской лаской ветер гонял их по дорожкам, как будто бы пытаясь ободрить, развеселить. По ясному небу беззаботно плыли легкие, как перья, облачка. Володя мог различить старые лесные тропинки, редкие местечки, не тронутые лопатой - у деревьев, у забора... Если б здесь все переменилось, было бы легче. Но эти отрывки невозвратного прошлого оживляли в памяти со временем поблекшие, закосневшие картины, и Володя все сильнее жался к окрепшему стволу и бился виском о его огрубевшую мшистую кору. Как призраки, перед глазами вставали златокудрые березы, огненные рябины, жухлая трава в серебряной росе, где, возможно, прячутся лисички или белый-здоровяк, чудом не доставшийся ни одному грибнику.
До чего же пусто теперь и вокруг, и внутри: ни боли, ни злости, но одна нестерпимая сосущая пустость...
- Не хочешь со мной говорить, как хочешь, дело твое ..."
Долгое время Володя сидел молча, обреченно уронив голову и смиренно покоряясь наплыву самых неприятных чувств и мыслей. Наконец, резко поднялся.
- Что ж, посмотрим, что ты на это скажешь.
Он направился к сараю, вышиб ногой дверь, взял со стены топор. Вернулся к Анюте.
- Ну что, красавица, не ожидала? Все молчишь, да?
Володя замахнулся, но рука безвольно опустилась.
- Нет уж, так ты слишком легко отделаешься.
...На сей раз отыскал в сарае веревку и стремянку.
Забрался на первый крепкий сук, завязал петлю. Спустился.
- Тебе идет.... Вот и постой так немножко. А я прогуляюсь по старым маршрутам, может, передумаю.... Куда спешить-то...
Сам не зная зачем, Володя занес вещи в дом и отправился к реке. Когда-то путь шел через леса, поляны, а теперь...
"Все застроено... Какая мерзость... Бревенчатые, кирпичные, а этот, очевидно, по принципу "что наворовал". Хм, круглые кустики, конусовидные пихты... Ба, да вы только поглядите - и пальма тут же... Какая пошлость..."
Володя подошел к обрыву над рекой и, содрогнувшись, отпрянул: крутые берега превратились в облагороженные пляжи, и полей больше нет... Только крыши всех мастей слепят глаза.
Едкая горечь подступила к горлу, Володя почувствовал, как сильно хотелось ему пройтись по колким сжатым полям...
"Какая же скука... Все вымерло... Точно, настоящий мертвый край. Все съели, проглотили, оставив одни объедки..."
По асфальтированной дороге спустился к реке, сел на холодный песок. Солнце скрылось, Володя проводил его без сожаленья. "Быть грозе..." Действительно, воздух как будто замер, а добрую половину небосвода заняла тяжелая, темная туча и, продолжая расти, казалось, сползала к земле. Володя съежился, подобрав колени. Стал вспоминать "оду" Анюте, сочиненную им через несколько лет после расставания.
Холмик греется на солнце, а на нем молодка -
Стройная березка пряменько стоит.
Синий колокольчик исподлобья робко
Из травы высокой на нее глядит.
Я с березой рядом сяду и вдохну глубоко,
Благодать затопит сердце, и, увы,
Из груди не вырваться ему, но, славя Бога,
Как цветок, раскроется для лучей любви.
Ни одно слово не отозвалось в сердце.
"Может, этого и не было, может, я все выдумал... А вдруг я и впрямь сумасшедший...
Хм, "славя Бога"... Вот и дославился.
Да, того Володю уже не вернешь. Даже Анюте это не под силу..."
Оделся и побрел обратно по другой, окольной дороге. Она проходила мимо старой сельской церквушки.
"Хм, только она все такая же, ограда вроде новая, а так все по-прежнему..."
У ворот сидел старик, просил милостыню. Володя бросил в шляпу пятак, но промахнулся и после некоторых раздумий остановился и решил поискать в траве. Монетка как сквозь землю провалилась.
- Не ищи, сынок, стоит ли...
Наконец, пятак обнаружился, согревшийся Володя положил его в шапку.
- Спасибо, сынок. Помилуй, Господи.
- Никто меня уже не помилует, - буркнул Володя.
Старик поднял на него встревоженный взгляд.
- Ты этого знать не можешь...
Володя хмыкнул.
- А вот ты послушай.
Он уселся рядом и с совершенным спокойствием рассказал все с начала до конца, не тратя время на сантименты, но упирая на свои проступки и преступления, как будто и правда хотел доказать, что его невозможно помиловать. Рассказал, как, уйдя из дома, попал в банду, как, порвав с ней, открыл бизнес и какой ценой боролся за него, как отказал родителям, когда те влезли в долги из-за какого-то мошенника и, в результате, продали дачу, и о том, какими средствами "договорился" с упрямым Михалычем. Только про веревку умолчал. Во время рассказа дед несколько раз крестился, по какому принципу - Володя разобраться не успел.
Окончив, посмотрел на старика - тот, кажется, думал о чем-то своем.
- Что скажешь, дед?
- У меня тоже одна страсть была, чуть не погубила, - старик как будто не слышал вопроса, - но с Божьей помощью вовремя спохватился.
- И что за страсть?
- Пил много.
- Ну, ты сравнил, дед!
Володя искренне разочаровался и поднялся, собираясь уходить.
- Может, береза благородней бутылки, а красивая бабенка благородней березы, но если из-за них душу калечишь, все одно. А у меня тут тоже участочек свой был. Дом с баней еще прадед строил, а рядом сосны по полтораста лет, под ними каждый год белые, боровички. А теперь там только этот... Как, бишь, зовется, английский газон, ты, небось, мимо проходил. Осень на дворе, а его зеленка до сих пор глаз режет.
- Как же так, дед?
- Да как... После смерти жены, царство ей небесное, запил крепко, соседушки новые воспользовались, так сказать, и теперь у меня ни кола ни двора, вот, приютили меня здесь. - Он указал на постройки возле церкви, голос его дрожал. - Как говорится, все прах и пепел, а богатство наше на небесах. Что там соберешь, при том и останешься.
- А у меня ничего не осталось.
- Ну, пять рубликов там есть. Я за тебя помолюсь, тоже, даст Бог, подсобит. Как ты это говорил - первый капитал?
- Первоначальный, - поправил Володя. Забавно, но, когда он убежал из дома одиннадцать лет назад, в кармане лежало пять рублей.
- Ладно, отец, спасибо. Ты сам держись, а пятак меня вряд ли спасет.
Старик ничего не ответил. Он уставился в забор по ту сторону дороги и еле заметно шевелил губами.
"Приращивает мое небесное богатство", - догадался Володя. Ухмыльнувшись, осекся: в лице старика было столько искреннего участия, сострадания и в то же время твердости, даже дерзновенности... Сделав усилие, Володя отвернулся и пошел прочь.
Решимости не убавилось - напротив, как будто где-то замкнуло и он, как заведенный, топал, куда велено. Мысли и чувства разбрелись, а когда Володя попытался их собрать, то с удивлением почувствовал, что пустота уже не так пуста и внутри что-то затеплилось. Поднял глаза к небу: действительно, в крошечном просвете показалось солнце, но всего на мгновенье - жадная серость тут же сомкнулась. Послышался первый глухой гром, потом снова, сильнее, с других сторон. Примчался порывистый ветер. То ли яростно, то ли играючи он ломал сухие ветки, кидался шишками и кружил лесную шелуху.
"Надо же, - подумал Володя, - хоть что-то я не разлюбил".
Он хорошо помнил, как перед сильными грозами, уворачиваясь от падающих веток, раскрывал объятья навстречу стихии, завороженно улыбаясь, следил за метущимися березами и стонущими соснами. До чего же было обидно стоять на месте, когда все вокруг трепещет и волнуется, повинуясь невидимой силе.
Громыхало все ближе, сверкнули молнии.
" в дождь получится живописней... Эх, жаль, что я не поэт. Отличное "последнее" стихотворение получилось бы - сочное такое..." Володя на миг призадумался. На ум пришли лишь чужие строчки: "Жизнь моя? иль ты приснилась мне?..."
Добрел до участка, а дождь все не начинался.
"Так нечестно, - усмехнулся Володя, - я так не играю".
Он стоял в недоумении, разглядывая несуразную петлю, исправность которой вызывала сомнения, и тут большая капля стукнула по носу и разлетелась в брызги. Пошел теплый грибной дождь. Солнце снова отыскало брешь в серой пелене, и потихоньку раздвигало лапками-лучами границы своего небесного владения.
Другая капля скатилась по щеке, потом еще и еще. Володя плакал. Блестели слезы, играли дождинки. И вдруг прямо на его глазах из дождя и солнца соткался маленький, но яркий кусочек радуги и... ворвался в сердце своими неземными воздушными красками. А за ним поспешили мокрые запахи, звенящая капель, солнце, небо и... пронзительная боль оттого, что он не имел права порадоваться им, насладиться ими. Они пришли, а он не мог их принять...
Предвидя скорое поражение, тучка поспешила вылиться без остатка, и по дорожкам прожурчали пузыристые ручейки, увлекая за собой листву, иголки... А Володя, припав к подножию березы, еще долго-долго плакал и, кажется, просил сестрицу помолиться о нем.
***
Бежали слезы по лицу,
По тропкам ручейки неслись.
Они размыли пустоту
И, в сердце боль впустив, спасли...
Как ты, милая моя... Жива ли... Он обещался не трогать, ну уж... мне ли что требовать... Прости... Я теперь у многих прошу прощения. Не все прощают, так уж я постарался... Но ты простила... тогда, когда пожалела, приласкала меня... Спасибо, родная... Храни тебя Бог.