Она - падала скалой в колодец, сметала Перл Харбор эскадрильей мохнатых сороконожек, сдирала кожу дендритам; перекраивала шелк сознания, рычала висками Джуны Давиташвили; троилась в вывернутых наизнанку зрачках демонов.
Она скреблась штангенциркулями ног входила кровавым месивом в плотные слои атмосферы, пикировала Мессершмиттом в пентаграмму "Members only", становилась в ленинградскую блокаду, наперекор скепсису матери, отца, родственников и корчащихся от снобизма сослуживцев. Ее голос, ее белесая кожа, кумачовые ленты губ сплетались белоснежными руками вокруг колонн покаяний и пригвожденных к небу крестов.
Она была на пересечении пустынных прерий забвения, потолков, упирающихся бронзовыми атлантами в облака. Ее шепот слоился четырехмерными рингтонами эгрегоров, эманациями заколдованных кобр, склонившимися к иконе гееннами, растянувшимися в шпагате слонами, связавшимися в узлы жирафами.
Она посылала свою тень на откуп сквозным коридорам, хитросплетениям "он", "они", "мы", "социум", "медиум" и "полтергейст ".
Она заходила в безупречный вираж на первом, втором и третьем витке спирали ДНК.
Она была девятью линейными проекциям таллита; девятью лепестками роз с ароматизированных плантаций Райского Сада; девятью последовательными сокращениями Света; коробочками тфилина, заманивающими Мессию гиперболоидом инженера Гарина. Ей удавалось пришвартовывать нефтяные танкера в фарватере луж, заплывших в офисы мегаполисов. К ней не было ключей, отмычек, ломов, паспортных виз, гринкардов и регистрационных бланков.
Она - транспонировалась в первом, втором и третьем измерении.
Она - была в первом кадре. Первом, единственном и неповторимом дубле немого кино.
Она - заходила к нам в сознание все выше, глубже и сильней, в такт телу, содрогающемуся в тантрическом танце, близком к экстатическому припадку.
Она - слетала с крыш раскрошенной черепицей, реструктурированными небоскребами, беспечно левитирующими тибетскими монастырями. Там, где она осмеливалась стоять, было сперто дыхание, разрежен воздух и обострена реакция. Реакция - Шумахера, входящего в прямой угол безупречно ровных асфальтных настилов на скорости 350 километров в час. Реакция - философа, через которого пропускают электромагнитными вспышками в вакууме 100,000 печатных знаков Каббалы в секунду. Реакция - прозрачной эмульсии, эпатированной сверхъяркими радужными красками, инфракрасной гуашью и брызгами чернил из ада. Там, где была она, теряли сознание, проглатывали язык, тонули в слюнях, расползались в чреслах, дробили зубы, откусывали локти, понимали беспомощность первобытного человека фазы мезолита перед природными стихиями. В ее присутствии окружающие осознавали косноязычие феодализма, обреченность капитализма, собственную глупость, мнимую значимость.
Она - была частью небесного академического хора, инферналом Земли, вечным объятием и нежным поцелуем.
Она - была полу здесь, полу там. Ее семантика была многим не ясна, но в вербализации не нуждалась. Она - стремилась к стабилизированным пространствам, вершинам гармонии; консенсусу инь и янь, циркуляции океанов в ладонях Кундалини, уравновешиванию неуравновешенных. Она - питалась тем, чему мы еще не нашли вразумительного объяснения.
Она - скрепляла золотыми косами девственниц титановые конструкции спейсшатлов, наполняла биомассой мозга сваи периметровской и вангеревской конструкций мироздания, писала либретто к опере Борис Годунов для актеров в коме.
Она - была трансцендентна в муравейнике, застрявшем у подножия пирамиды Тутанхамона.
Она - была забальзамирована медной лепешкой в улье пчел, оглушена "Лунной сонатой", травмирована "Марсианскими хрониками".
Она - вычленяла Время из энергетики рук, сгибала пальцами эстакады, отдавала свои ампутированные части тела Будде, клялась верностью идолам под душераздирающий Реквием. Реквием - ее околоплодной жидкости, в которой робко плескался эмбрион душераздирающего Одиночества...
Одиночества - глубоко засевшего в ее целомудренном естестве.