По воспоминаниям этого человека она поняла кто он и что ему нужно. Непонятки закончились, когда она увидела в них себя. Честно говоря, было любопытно понаблюдать за собой со стороны. Можно сказать и так, что страх отступил под нажимом самолюбования. Хотя она и не согласилась с тем, как он представлял ее - она моложе и красивее.
Мирина осознала ситуацию и категорично выдернула свое я испод навала чужой реальности, и тут же очутилась в длинном полутемном помещении, уходившем, как ей показалось в бесконечность, по крайней мере, оба его конца терялись во тьме.
На ум пришло слово "коридор", хотя она никогда им не пользовалась и толком не представляла, как выглядит то, что оно обозначает. Из чьих-то рассказов, Вьяры или Каррома, она знала, что в отличие от подземных ходов и тоннелей стены коридоров всегда выкрашены краской.
"Так вот какая она - краска" - подумала Мирина, проведя ладонью по гладкой чуть влажной поверхности темно-зеленого цвета. Ощущение контакта с промозглой стеной не понравилось - не живая, в отличие от деревянной. Не нравился и сам коридор, но это лучше, чем быть тем, кем ты не являешься. Неприятное местечко, но это точно она.
Как у любого помещения у коридора должна быть дверь. И не одна. Вход и выход. Или выход и вход, смотря в какую сторону пойдешь. А есть разница в какую? Не узнаешь, пока не дойдешь до конца. А дверь она может быть, как вход так и выход, главное ее найти.
Сначала она бежала. Потом шла. Затем плелась. В конце концов, прислонившись к холодной стене садилась прямо на пол. Возвращалось отчаяние. Коридор и впрямь бесконечный. Ни конца ни края, лишь отодвигалась тьма, опережая ее на несколько шагов...
- В другую сторону надо было. - вытирая слезы, ругалась Мирина.
Поразмыслив, приходила к выводу, что вряд ли та сторона лучше. Наверняка, тоже самое. Нет смысла метаться туда-сюда, надо продолжать в выбранном направлении. Передохнув, она подымалась...
Подниматься становилось всё трудней. Если она еще раз сядет, то уже не встанет. Она проявляла упорство, потому что чувствовала - иначе нельзя. Что-то подзуживало в ней самой - если сдашься сейчас, то останешься здесь навсегда...
Шаг... Еще шаг... Главное - не упасть... Глаза уже не видят и не смотрят... Словно разбухшие от воды ставни неподъемными стали веки... Ладно... Мимо пола не промахнешься... Только не останавливайся... Словно выкорчевывая деревья переставляла она ноги... Шаг... Еще один... Еще...
Выставленные вперед руки наткнулись на преграду. Дверь! Она распахнула глаза. Точно дверь! Еще шаг и Мирина навалилась на нее всем телом. Но дверь не поддалась. Не поддавалась она и при следующих попытках наскочить на нее. Отчаявшаяся женщина с криком потянула на себя. Дверь растворилась...
Но вместо свободы за дверью ждал, даже не ужас, а мерзкое происшествие. Отвращение к творившему такое было естественным и мгновенным. Неоправданное убийство. Не жестокое и не бесчеловечное, а случайное действие, пришедшее на ум, ради забавы. Но это и есть самое болезненное, потому что не прощается никогда.
Молодой человек убивал котенка, доверчивого и беззащитного, подобранного в подворотне. На спор с товарищем, державшим животное в руке. Ребром ладони в основание маленького черепа. Убьет не убьет с одного удара. Не убил. Не хватило смелости ударить сильнее. Бившееся в конвульсиях тельце, три веселых студента запинали до смерти, играя в футбол.
Пушистый белый, вернее серый от пыли трупик бросили посреди тротуара. Мертвым играть не интересно. И тут же забыли о крошечном мертвеце почти незаметном в ночном освещении.
Когда Мирина открыла дверь, Виталия пронзила боль. Она будто прожгла навылет, но не от корки до корки, а поднялась из глубины его души. Кожу обожгло пламя.
"Какая может быть кожа у облака?" - вспыхнула мысль.
Но больно было по-настоящему, и не только внутри, но и снаружи. У лежавшего на земле гигантским слизнем Виталия скворчали бока, обложенные горевшими ветками...