Аннотация: Пейринг: Сугизо/Рюичи, Luna Sea Рейтинг: R Жанр: романтика, RPS Примечание. в фике упоминаются реальные события: знаменитый ураган, дважды разрушивший концертную сцену Лунаси, поцелуй Сугизо и Рюичи во время концерта.
- Ураган, - мягко произносит Рюичи. - Это был ураган. Второй раз.
Утро брызжет электронным светом в глаза; Сугизо просыпается. Часы на прикроватном столике показывают половину шестого, в огромной нью-йоркской квартире пусто и пахнет чужим парфюмом. Простыни смяты, за окном раннее январское утро, и предрассветная тень Рюичи всё ещё смеется ему в лицо.
На будильнике уже много лет подряд стоит Fate; сколько лет Сугизо просыпается под трижды проклятый голос Рю, столько лет он ничему не удивляется. Новая кофе-машина с европейской инструкцией снова барахлит. Приходится заваривать холодный чай; эта страна не догоняет часовые пояса и ошибается в сезонах. Пока тут зима, Сугизо иногда кажется, что в Японии уже пахнет саккурой, и Рюичи там, через Тихий океан стоит, прислонившись спиной к их зеленому трейлеру.
Нелепый.
...это слово больше всего подходило Рюичи. Нелепый, как любой позер. Одетый черт знает в какие шмотки. И где он их только находит? Тридцать пять бантиков во всех местах... Суги смотрит на него, и пепел от сигареты, конечно же, падает на носок ботинка, Суги стряхивает его в грязь. Весной дороги развезло. С утра на площадке тихо; густые тени ползут по земле. И Рю... хрен его знает, что он здесь делает. Он не курит даже, хвалится, что завязал. Врет, не моргая. Ошивается в своем идиотском кожаном балахоне один, проходит мимо него, Сугизо, молча. Будто они не должны сейчас репетировать.
За всех отдувается Джей, как всегда раздражающий своим позитивом. Вечно со всем согласный, спокойный и отстраненный Ино. Шинья, человек-машина. Способен отыграть десять часов кряду, без всяких там штучек. Шинья, черт его подери - Шинья, притащивший его сюда, кажется, целую вечность назад. Безумие, Lunacy. Им пришлось уезжать из Токио, где Сугизо уже обхаживали три "мисс Япония" поочередно. Ради этой треклятой Lunacy.
- Будто мало новых групп на этом свете. Тем более - с солистом. В группе не бывает двух лидеров, - убеждал он Ши в одном токийском борделе, из тех, где его ещё не знали. "Он пишет прекрасную музыку." - "ты видел, как он одевается?".
День медленно полз к полудню. Первую репетицию в новом составе они отыграли в громадном физкультурном зале одной из местных школ для девочек. Его познакомили с Джеем - я в жизни не смогу поучаствовать во всех твоих блестящих идеях, приятель - с Инораном - о боги, они в самом деле держатся за руки, - наконец, с Рю. Он собрал себя в кулак за много часов до этой встречи. Был готов к любой пакости. К истеричной-сучке-Рю, к устрашащему-громиле-Рю. К любому Рю, какого он мог бы уважать и опасаться. Но не к этому странному пареньку с расхристанной походкой и шизофреническим блеском в глазах. Упругий мячик из школьного инвентаря мягко пружинил под его ногой.
- Рюичи, вокал.
Лидер. Это - лидер. Сугизо заставил себя проглотить комок недоумения. Шинья издевался? С этим Рюичи ему предстояло делить лидерство?
- Сугизо, - медленно проговорил он, - гитара. Скрипка.
Ожидал чего угодно. Пристального разглядывания. Угрозы. Даже флирта. В зале гулко отзывался каждый шаг. Акустика потрясающая... Рюичи скользнул по нему рассеянным взглядом, подхватил мяч и бахнул мячом по сетке. Недолет.
- Шинья хвалил тебя, Сугизо. В Токио тебя уже называют ходячей порнографией, - усмехнулся Джей.
- Надеюсь, это не единственное мое достоинство, - запальчиво ответил Суги и тут же возненавидел себя за это. Прошло десять минут с их знакомства, а его уже разозлили. Он уже много чего успел подумать. Успеет ли он на обратный автобус в центр. И ждут ли его в любимом баре. И, черт подери, где этот маньяк берет свои тряпки...
А потом он услышал, как Рюичи поет. Там же, в этом зале.
Мне сказали, что правда это то, что я не могу никого любить
Мне сказали, что правда это то, что я не могу никого любить
Мальчик-катастрофа. На какой-то момент ему, Суги, вдруг стало страшно. Шел по улицам ночного Токио, по самым злачным районам - не было страшно. Нажирался до потери пульса, валялся в метро, на рельсах - не было страшно. Дрался насмерть с фанатским клубом своих мисс - не было страшно. Было как-то глобально похуй.
А сейчас стало страшно. Просто оттого, что этот стремный чувак в кожаном халате вдруг взял и прочел его, Суги, мысли. Даже не так. Не мысли - предчувствие мыслей. Ощущения, претворенные в жизнь. В образы. В слова. Этот нелепый придурок сумел вдруг высказать в песне всё, что он, Сугизо, давно понял для себя, сворачивая свою сигарету на заднем дворе школы, трясясь в ночных вагонах метро, с какого-то отчаянья снимаясь в порнушке, работая на трех работах, целуясь. Бросая и будучи брошенным своими многочисленными пассиями. Всё, чем он жил, дышал, чему верил. Звучало это странно. Странная была музыка. Безумная, lunacy. Но чем-то неуловимо родная.
Рю прервал себя на последнем куплете. Пальцы Джея замерли на басах. Звон этого последнего, сорвавшегося аккорда ещё долго отдавался в стеклах. Как есть, придурки.
Спустя годы, сквозь континенты и океаны - всё приобретает оттенок лиричности. Тона смягчаются, пропущенные сквозь призму туманов и дождей. Только не его воспоминания о Рюичи.
Который оказался сукой. Настоящей стремной сукой. Только почему-то никто, кроме Сугизо это не замечал. Ему же, Суги, сполна хватило бесконечных поездок в раздолбанных автобусах, где драгоценного Рю сажали на передние места, чтобы не помялся концертный костюмчик, или чтобы не дуло из заднего окна, и он не потерял свой чудный голос, или чтобы не укачало. Чтобы не укачало. Его, Сугизо, укачивало адски. Это совершенно не вязалось со светлым образом секс-символа, но и никакие таблетки ему не помогали.
Он орал на Рю. Просил. Объяснял по-хорошему, что ему надо сидеть спереди, мать его и бабушку. Тот улыбался своей мечтательной улыбкой и проходил мимо. Джей предусмотрительно закрывал его своими плечами. Хотя в этом не было надобности: дисциплина и взаимное уважение в группе. Этим Сугизо уже заливали уши с самого начала. И главное, Рюичи.
Ребята, бережем Рюичи. Это наш голос. Сугизо берег Рюичи. Он берег эту тихую падлу, стоя по колено в дорожной грязи позади тарахтящего автобуса. Он берег Рюичи каждые две остановки, когда ему приходилось блевать на обочинах шоссе. Эти шоссе не кончались; его собственная страна как никогда раньше казалась ему огромной. Даже так: не огромной, а бесконечной. И какой-то убийственно одинаковой. Они пересекли всю Японию, от конца и до края.
Видит бог, он берег Рюичи. В гостиничных номерах, где тот в полчетвертого утра очень громко сочинял новую песню. Где он переводил на свою прическу горячую воду, предназначенную для всей группы и четырех техников, путешествующих с ними. И не только это. Про странности Рюичи ходили легенды: даже флегматичный Иноран срывался, пока Джей вытаскивал "наш голос" из разнообразных ночных приключений, а стоило ему, Суги, подцепить пару девочек и уединиться перед завтрашним концертом, возмущению не было конца.
Эти двое, Джей и Иноран, вообще его поражали. Сугизо был "ходячей порнографией" с пятнадцати лет, и ему были знакомы приставания от представителей обеих полов, и даже чего-то среднего. Было и такое. Но в первый раз в своей жизни он наблюдал настоящих, сложившихся педиков: эти двое знали друг друга со школы, и их отношения можно было охарактеризовать как "скрытную нежность". Не скрытую, а именно скрытную. Он ждал и не мог дождаться сцены со слюнявыми юношескими поцелуями, хватанием за задницы и всем этим гомосексуальным добром, но нет: не было ничего этого. Иноран проходил мимо - спокойный и светлый, как горное озеро. Всё-таки - Сугизо не мог это ни признать - потрясающе красивый человек. Без изъянов. Джей же - плещущий позитивной энергией, вечный генератор идей, главный заводила. Ино мог бы быть идеальной женой такому затейнику. Суги смеялся. И всё же. В Ино не было ничего женского...
В первые годы Luna Sea они все берегли Рюичи. Берегли и в последние. Сугизо даже почти смирился с тем, что его гордость втоптали в ту же дорожную пыль. Ему по ночам в кошмарах снился ебаный автобус. Он всю жизнь был задавакой - здесь же его задвинули назад. Спустя две недели гастролей, он сформулировал для себя, что заставляет его терпеть всё это. Всё тот же страх - что его мысли прочли, и мечты разузнали. И что эта чертова примадонна сжимает их в кулачке. И стоит нажать слегка - они треснут, как клетка.
И ещё. Это Providence. Его самое родное. Самое страстное. Его скрипка. Суги любил гитару, но только иногда ему дозволялось взять в руки смычок. И это было подобно затмению: редко, но глаза выжигает. Он хотел играть на скрипке безмерно, до исступления. Безумно. Рюичи не давал ему такой возможности. Сугизо принял и это издевательство, но потом случилось это.
Это звучит отвратительно и пошло, но никак иначе, чем это, Сугизо назвать его не мог - этот поцелуй. Потому что это и было пошло, и отвратительно. Музыка сотрясала зал, сверкали вспышки, прожектора слепили глаза. Шинья был хорош как никогда, выбивая ритм сильный и сокрушительный, ритм сердца. Джей умирал на сцене. Ино играл, измученный и счастливый. Это было всё. Эйфория. Безумие. Luna Sea. Он, Сугизо, стер себе пальцы в кровь, когда произошло это, и в какой-то невероятный, невозможнейший момент Рюичи обернулся и поцеловал его. Поцеловал преувеличенно страстно, с силой разжимая стиснутые губы, поцеловал на публику. Притянул Сугизо рукой, оставив синяк на шее. Девочки-поклонницы завизжали так, что заложило уши. Вспышки ослепили.
...Два поворота к гримеркам, ноги скользят на м-ммать его что они там разлили, шампанское?!
- ГДЕ ЭТА СУКА? - колотя в каждую дверь, в каждую гребанную дверь, в-каждом-гребанном-коридоре... - где он?!
Вечно спокойный Иноран вцепился в его рукав, ткань затрещала. Джей бросился к ним, но увидев глаза Сугизо, в первый раз отступил.
- Убью. Убью его.
- Суги... бога ради... это концерт, ты же знаешь Рюичи, как на него публика действует... Сугизо... послушай меня...
Шинья. Руки такие крепкие, ещё бы, он может играть без устали десять часов. Сугизо остановился. И даже прекратил вопить об отмщении. Только сердце не унять. Колотится как бешеное. Шинья вытащил его на улицу, всунул в руку сигарету.
- Всё хорошо. Ты был прекрасен.
Он был прекрасен. Да, Сугизо был прекрасен. Всё же это его, а не этого ублюдка Рю, напечатали в журнале. Длинные волосы, идеальное лицо. Белая кожа, взгляд. Он был воплощением вижуал-кей, самим сердцем джей-рока. Шинья говорил ему, как они классно выступили, потом пришли Джей с Инораном и принесли вина. Они пили до полуночи, кажется. И только потом, выпив и немного успокоившись, Сугизо вспомнил о Рю. Где этот тощий ублюдок.
На задворках клуба было рассыпано конфетти, в гримерках пахло сигаретным дымом и амброй. Этот приторный запах. И как он после концерта в ярости мог позабыть номер комнаты? Конечно же, первая. Рюичи всегда у нас номер один.
Он встал ровно напротив двери и с силой треснул по табличке "солист".
- Я только пришел спросить какого черта, - рявкнул он.
Ни звука.
- Ты долбанный придурок, Рю, и можешь рассказать всем, что я нарушил дисциплину. Ты же позволяешь себе вести себя как свинья и унижать других на публике. Тебе нравится это, трусливое говно? Скажи, тебе нравится это?!
Что он там, закинулся всем, что мог найти и заснул, что ли? Нет, он даже не курит...
- Пошел вон, - негромко донеслось из-за двери.
И это было всё. Со злости Сугизо налетел на дверь плечом - ушибся страшно, но и дверь в этом говняном клубе оказалась бумажная, из опилок. Было плевать на дикую боль, в голове была только ярость и теплота - от выпитого. Теплота и чистая, ничем не замутненная ярость. Влетел в жуткий кавардак, по колено в каком-то дерьме, за шкирку поднял Рюичи с кровати - кожа да кости, отвратительно...
- Ты пьян? Ты обхреначился в говно?!
- Нет...
- НЕ ПИЗДИ. Ты... ты думаешь, тебе это легко сойдет с рук? Как сходят с рук все... твои гадости?..
Рюичи скорчился от боли, но Суги было всё равно. Он чувствовал свою боль - не буквальную, от синяка на шее, от раздробленного чего-то в плече, но иную, обжигающую боль.
- Тебе... не поможет...это. - Рюичи с трудом разлепил губы, болтался в руках Суги как кукла, - ты не понимаешь, - он неожиданно улыбнулся, с разбитой губой, улыбнулся своей слабой сонной улыбкой, - легче не станет...
Сугизо швырнул его на пол, скривившись. Трус. Трус и врун. Замахнулся на него. Он-то был сильным, Сугизо. Статус секс-символа обязывает.
- Я не верю ни одному твоему слову. Я не знаю, почему такое говно небеса одаряют талантом. Это тебе за автобус. За пьяные выходки. За сегодняшний концерт. За...
Он осекся. Рюичи даже не пытался уворачиваться. Только закрыл лицо, и не поймешь вообще, о чем он думает. Не реагировал на звуки. И только потом Суги осознал, что это не так. Когда Рю, отбросив с лица мокрые, спутанные волосы, посмотрел на него в упор всё с той же чертовой улыбкой.
- Легче... - повторил он шепотом, - не станет.
Сугизо не мог заставить себя дослушать. Даже не пытался понять смысл этих глупых слов.
Брехня. Всё брехня. Хлопнул дверью раздевалки. Ушел к себе и нажрался до невменяемости. Ходил по комнате. Думал... ни о чем не думал. Мысли словно вытрясли из головы. Хотел постучаться к Шинье, но боялся испугать его своим видом.
На следующий день Суги поднимался в автобус, трезвый и злой. Ресницы Рю не дрогнули, когда тот прошел мимо него, восседавшего на переднем сиденье. Словно всё, произошедшее вчера, взгляд Рю, дрогнувшая улыбка Рю были выдумкой Сугизо. И сама мысль об этом привела его в ярость.
Рюичи почти заставил его фантазировать о себе.
Иноран так глядел на Джея, что было совершенно очевидно: у кого-то вчера был секс.
- Уступи мне место, - ровным голосом попросил Суги.
В собранных волосах Рю забились последние сгустки ночной темноты, спасаясь от солнечного света.
- Нет, - просто произнес он с мягким удовлетворением, - не уступлю.
* * *
Сугизо моргнул. Симпатичная европейская девушка напротив не отрывала от него глаз. Встретились взглядами, он заставил себя улыбнуться. Метро в Нью-Йорке - это что-то. Прошли его годы в Luna Sea, но почетный статус ходячего порно никто у него не отнимал. Сугизо нравилось метро, нравились улицы. Здесь, на континенте, никто не слышал о его новой группе. Да это было неважно...
Сугизо хорошо помнил тот вечер, когда они впервые посетили Европу с концертами. Неугомонный Джей затащил их в какой-то прокуренный подвал на вечер европейской поэзии. Из всего вечера Суги запомнил только щуплого паренька, читавшего: "В любви нет счастья, мой друг, и нет покоя. Какое нелепое, нелепое чувство". Запомнил, сам не зная, почему. Наверное, тогда уже чувствовал подсознательно.
То, что прекрасно знали о нем абсолютно все. Даже этот паренек со своими стихами. Только он сам - не знал.
- Я сочинил новую песню, - объявляет Рю на очередной репетиции. И поет её в полной тишине, без инструментов. Только весна, только утро, солнце, нагревающее стекла общежития. Жук, стучащийся в стекло.
И высокий, нежный голос Рюичи. Нежный. Не его слово. Его слова: подлый, жестокий, обманчивый. Наконец, просто нелепый... Он... ради публики он готов на всё... унизит, пройдет мимо... оскорбит, не заметит... он...
- Сугизо, - испуганно окликнул Шинья, и только тогда тот обнаружил, что говорит вслух. Такое... кинематографическое клише.
До чего же он довел себя этим Рю. Что же он...
"Please please you
With your smile full of love
Please please you "
Его мысли в кулаке как клетка.
Бессмыслица.
Курить в окно. Япония бес-ко-неч-на.
* * *
Ночь приходит как кошка, бесшумно. Ватным одеялом укутывает общежитие. Голос Рюичи на записи звучит не так, как вживую, чуть более отстраненно. Словно это не песня, а памятник песне. Не лицо, а его изображение. Суги закуривает ещё одну сигарету, всё валится из рук. Под голос Рюичи невозможно подобрать гитарную мелодию, всё блекло. Бесконечные воспроизведения.
Рюичи исчез снова, так сказал Иноран. Ушел куда-то, как часто уходит. А мы всё ищем. Пойдешь с нами?
НЕ ПОЙДЕТ. Тут же внутри поднимается клокочущая ярость. Дождавшись, когда Ино уйдет, Сугизо распахивает окно и орет в лицо ночи: ублюдок! Долбанный ублюдок! Чтоб ты никогда не вернулся оттуда, слышишь?!
А когда замолкает, то понимает, что кассетник не выключен, а там голос Рю, почти насмешливый и обманчиво-нежный.
Магнитофон летит в стену, туда же пепельница. Суги с трудом заставил себя отвести бешеный взгляд от гитары. А, к чертям. Всё равно никакой пользы. Никакой пользы от него, его гитары, его жалких упражнений. Аккомпаниатор херов. Рюичи лучше всего бы петь в одиночестве и полной тишине. Как тогда, в автобусе. Что действительно стоит хоть чего-нибудь в Luna Sea - это голос Рю, больше ничего, ей-богу...
Когда-то он, Сугизо, был самым популярным парнем школы...
Сейчас он никто. Как напыщенно. Но тем не менее.
Дверь открыта, Джей стоит молчаливой тенью в проеме. И ночь за его спиной - безмолвный наблюдатель. Сугизо падает на диван и не оборачивается. Джей смотрит, прищурившись, и черт знает столько времени проходит, прежде чем он говорит:
Стоит так, словно перекатывая на языке эти слова. Смотрит. А потом уходит, остается лишь кошка-ночь. Касается Суги тенью своего хвоста. Кошки, вспоминает он, манят счастье. В комнате ни звука, ни шороха. Сугизо не знает, сколько проходит времени, прежде чем возвращается Рю.
Он улыбается всё той же отрешенной улыбкой, присаживаясь на край кровати.
- Ты жалкий, несчастный кусок дерьма, заставляющий всех...
- Я знаю, - Рю прикладывает палец к губам. - Ох, какой ты красивый.
- Пошел в...
- Я знаю.
Пальцы Рю дергают застежку на его джинсах. Суги зарыдал бы от злости. Выбежал из комнаты. Сбросил бы Рю с балкона. Если бы мог.
- Нет... - хрипло просит Сугизо, - нет-нет-нет, не смей, нет...
- Такой красивый. Не стоит... так переживать из-за меня.
Он высвобождает член Сугизо, поглаживая его подушечками пальцев. Вторая рука лежит на щеке Суги, и отчего-то тот особенно ярко чувствует именно прикосновение к щеке. Рука Рю прохладная, кожа Суги пылает.
Переживать из-за тебя?! - хочет заорать Сугизо, - переживать... из-за тебя?.. Да когда я переживал из-за тебя! Это они могут хоть весь город исходить в поисках тебя, пьяного придурка - и педика - я сидел здесь, я пальцем из-за тебя не шевельнул... я не переживал из-за тебя...
А вместо этого рот открывается сам, и произносит что-то возмутительное...
Пожалуйста.
Как тебе нравится, спрашивает Рюичи, каким ты хочешь меня. Хочешь, чтобы я был твоим, каждой клеточкой? Хочешь... я сделаю для тебя всё, что ты хочешь? Всё-всё, что ты хочешь?
Он знает всё - с ужасом понимает Сугизо. Он знает всё, как Джей, как Шинья, как Иноран... Знает всё про мои сны, про то, какие у меня глаза, когда я слушаю тебя, про то, как я нарочно далеко держусь от тебя на репетициях, про то, как я нарочно не-гляжу на тебя, когда ты улыбаешься, глядя в уходящую панораму, в эти бесконечных холмы, в эти бесконечные дороги. Знает всё про мечты в кулаке, про то, как глухо отскочил баскетбольный мячик от пола на репетиции, как вечерняя тьма запуталась в его волосах. Рука Рюичи между его стиснутых ног. Губы Рюичи на его шее.
- Уходи отсюда, Рю, - глухо и отрывисто говорит он, - проваливай отсюда, Рю, - почти умоляет он, - ПОЖАЛУЙСТА, только убирайся отсюда, Рю - и, господи, как же я люблю тебя -
- Да, - Рюичи облизнул пересохшие губы. И Суги излился ему в ладонь.- Да. Я знаю.
Некоторое время они смотрят друг на друга в темноте. Рю медленно надевает рубашку.
- Легче не станет, - Сугизо слышит в этой темноте собственный горький смешок.
- Что?
- Теперь я понимаю смысл тех слов. Легче не станет. Скажи, многие болеют тобой?
- Людям свойственно влюбляться в талант, - легко произносит Рю, и это звучит так странно. Без тени хвастовства, на самом деле. Так просто и легко - и так шокирующе, потому что это самые реальные и... прагматичные, наверно, слова, какие Суги только от Рюичи слышал. Это так странно, - пока.
Рю уходит, оставляя за собой неплотно закрытую дверь. Скрипят ставни, и Суги некоторое время сидит, прислушиваясь к этому звуку.
Следующий день принесет ему новые впечатления. Поутру Рю как всегда сделает вид, что не расслышал его приветствия. Сядет вперед. Потому что делал так всегда и сделает ещё тысячу раз после. Разнесчастный гастрольный автобус принесет их в пустыню, выжженную степь, город после атомной войны - это может называться как угодно, только не сценой. Рюичи скажет тогда свою фразу про ураган.
Мы притягиваем стихийные бедствия, произнесет Суги надтреснутым голосом. И отыграет тот знаменитый концерт на обломках. И Ино снова будет стоять измотанный и счастливый, и Джей выпьет после за светлую память Хиде. Много чего ещё случится после.
Рю будет колоть иголками и резать по живому. Группа ещё несколько раз взлетит на вершину успеха и опустится на самое дно. И, конечно же, распадется. В то утро он поставит себе на будильник голос Рю, и не сменит этот звонок ещё долгих восемь лет. Не сменит и после. Те несколько секунд ночью, в общежитии, будут преследовать его как солнечные зайчики по весне - в туманном Нью-Йорке - ещё долгое время. Рю будет петь другим, по телевизору, будет играть в айподах и мелькать на страницах Интернета.
Точно также говорить многим другим, как говорил Суги: "Ты красивый... я знаю".
Всё это, конечно, будет.
Но пока только скрипят ставни, мелькает за окном черный месяц сквозь бегущие облака. Кошка манит счастье мягкой лапой. Скрипка пылится в углу. Рассвет ещё не наступил, но уже дали, кажется, штормовое предупреждение.