На свой двадцать седьмой день рожденья я получил велосипед. Это был лучший подарок за всю мою жизнь. Ни у кого из моих друзей не было велосипеда, а некоторые даже не знали, велосипед - что это вообще такое?
Велосипед мне подарили Витька с Генкой. Они рыли воздушный колодец в восьмом секторе, когда справа на них начала заваливаться стена. Генка потом хвастался, что успел не только сам отскочить, но и Витьку вытащить. А Витька ничего не говорил. Он до этого три раза попадал в завалы, и в последнем получил здоровенным куском породы по голове. С тех пор он ничего не слышит.
Когда пылюка рассеялась, они увидели справа пустоту. Оказалось, что это подвал старого жилого дома. Большая удача. Там много оказалось разного добра - почти не гнилые доски, тряпки, даже банки стеклянные с какой-то гадостью (ну, это они мне, конечно же, не подарили бы, такое богатство кучу денег стоит). А на стене, на двух железных скобах висел велосипед. Мой чудесный, любимый велосипедик!
Конечно, велосипед тоже можно было продать - всё-таки железо, трубки. Но железа у нас хватает, поэтому стоит оно недорого, а по назначению-то такую штуку нельзя использовать. Вот и подарили мне. На велосипеде всё-таки надо ездить, а как ты поездишь под землёй? Можно, конечно, на поверхности попробовать. Шутка.
Нет, ну, мы иногда выбираемся на поверхность - когда уж совсем что-то надо дозарезу достать. Но это целое дело - готовится оружие, напалм, спецгруппа неделю сидит в ближних колодцах - привыкает к солнечному свету. Потом из брандспойтов разливается какая-нибудь отрава поновей, за ней напалм, и - вперёд! А иначе никак. Иначе - хомяки сожрут.
Да и то, больше, чем половина десанта гибнет, особенно неопытные пацаны. И тут представьте себе - я, на велосипеде! Умора. Но разок мне на нём прокатиться всё же пришлось. В том числе и по поверхности.
Город наш, Ставрополь, очень маленький. Человек триста, не больше. Это наша беда. Раньше было больше. Но места мало - теснота, еды нет, болезни. То ли дело Москва - это целый мир. Метро, многоуровневая канализация, ещё много всяких туннелей, ходов, просто нор понарыто предками - живи не хочу. Говорят, что у них центральное энергоснабжение есть! Не наши тарахтелки, а настоящие электростанции. Сказки, наверное. А у нас что? Штреков мало, да и то по большей части полуобрушенные - всё время приходится поправлять. Прорыты-то в основном после нашествия хомяков - ни техники, ни материалов.
Одним только наш Ставрополь знаменит - здесь родился и вырос профессор микробиологии Михаил Сергеевич Долли, впоследствии прозванный в народе Паршивой Овцой. Из-за него все мы, ставропольцы, как будто тоже прокажённые. Нет, в своё время он был великим героем, в одном только Ставрополе ему поставили восемь памятников.
Жил в те далёкие времена какой-то неимоверно страшный злодей. Как звали его точно не помню - я историю плохо в школе учил, что-то типа Усатый Бен Ладен. Этот Усатый хотел извести всех нормальных людей. Он изобрёл ужасный вирус и стал его подбрасывать разным людям в разные города в виде безобидного белого порошка. Люди стали помирать просто кучами. Учёные всех стран пытались найти лекарство, но не успевали - мёрли, не закончив работу. Один Долли, будь он неладен, успел. Дело в том, что этот вирус был специально разработан для человека - в человеке ему лучше всего жилось. По этому принципу он и распространялся, чтобы не пострадали другие существа. Такой он был добрый, этот Усатый. Долли придумал способ - взял хомяка и изменил его генную структуру так, что организм хомяка стал более привлекательным для вируса, чем человеческий.
Болезнь прекратила распространяться и скоро совсем утихла. Михаила Долли объявили спасителем человечества, хоть он до этого не дожил - помер, так как уже успел к тому времени заразиться. А зря - ему бы ещё маленько пожить, полюбовался бы, чего натворил.
Вопреки всем законам науки, изменённые хомяки тоже не стали умирать. Наоборот, стали очень быстро плодиться и увеличились в размерах. Каждое следующее поколение было крупнее, чем предыдущее. Сейчас средний хомяк весит три килограмма, и больше они, вроде бы, не растут. В основном, хомяки питаются растениями, но при этом контролируют свою численность так, чтобы пищи всегда хватало. Может возникнуть вопрос - почему же мы их так боимся? Очень просто - потому что они нас жрут.
Почему - никто объяснить не может, но как только хомяки соединились с вирусом, тут же начали войну с людьми. Спастись от них было невозможно, бороться бесполезно. Обычно спокойные грызуны в отношении человека превращались в кровожадных и неистовых убийц. Они стали очень организованными, неимоверно быстрыми и ненасытными. Любого человека, оказавшегося в поле зрения обгладывают в считанные мгновения, выводят из строя любую технику - как умудряются - уму непостижимо. Вот таких вот спасителей нам придумал дорогой наш Михаил Сергеевич!
В конце-концов людям пришлось уйти под землю. Под землю хомяки не суются, только, может быть иногда, да и то отдельные, особо наглые. Поэтому у нас всегда возле входов дежурят дозоры с напалмом, огнемётами, баллонами с ядом, да и просто со стальными прутьями. Наш ставропольский мэр всё время ставит себе в заслугу то, как у нас хорошо организована оборона. Но все знают, что это ерунда, со всеми нашими игрушками мы бы хомяков не остановили. Известно, что хомяки не лезут под землю из-за крыс.
Только крысы могут противостоять этим тварям. Хоть они не такие крупные и ушлые, но почему-то хомяки их боятся. Повезло, короче. Иногда от крыс и нам достаётся - приходится всё время охранять запасы, да и детей нельзя отпускать одних гулять по штрекам, особенно маленьких. Но тут уж, как говорится, не до жиру. В случае чего, от крыс можно либо убежать, либо спрятаться. Убить крысу - тяжелейшее преступление, смертный грех, за который виновного выбрасывают за пределы города на съедение хомякам. Зато часто вместе с нашими отрядами возле выходов дежурят дозорные от крыс, и когда хомяки пытаются прорваться - тут же набегает целое войско. Обычно хомяков это и останавливает.
Говорят, что раньше крысы передвигались только на четырёх лапах и в сражении использовали только зубы. Сейчас очень часто можно видеть, как крысы прогуливаются на одних задних и становятся на четвереньки только тогда, когда нужно увеличить скорость. В бой они идут, зажав в обеих передних лапках остро заточенные металлические прутики и орудуют ими с поразительной ловкостью, что уравнивает их в схватке с более крупными хомяками. Но есть у них ещё кое-что, что отличает их от людей и хомяков. Я сам видел, что многотысячные крысиные отряды действуют невероятно слаженно. Создаётся впечатление, что отряд - это единый организм, в котором есть мозг, а каждая отдельная крыса - всего лишь орган, как рука или нога. Учитель в школе нам говорил, что это телепатия и она, как и первые признаки разумности появилась у крыс из-за необходимости противостоять хомякам.
Вот так мы и живём: на земле - царство хомяков, под землёй - царство крыс, а мы при крысах что-то вроде квартирантов.
Сообщение между городами прервалось очень быстро. Каждый город живёт отдельно, иногда получается только радиосвязь, да и то только с Москвой. Москва ещё как-то пытается помогать остальным, хотя бы советами. Сами мы с ними поговорить не можем, в нашем занюханном Ставрополе радиостанция работает только на приём. Даже, блин, радиостанции нет нормальной.
Однажды, лет пять назад, Москва передала сообщение именно для нас, для Ставрополя.
В сообщении говорилось, что у них есть сведения о том, что Долли перед смертью таки понял, какую опасность могут представлять из себя хомяки, и сделал какое-то против них средство. Тоже что-то типа вируса, который воздействует на их мозг. Если заразить их этой штукой, то они не смогут друг с другом взаимодействовать и мы их очень легко перебьём. Дома у профессора была маленькая лаборатория, вот там-то и хранилась ёмкость с жидкостью, заражённой антихомячной чумой. Главное было эту ёмкость разбить, даже просто взорвав дом, где жил профессор.
Удача почти повернулась к нам лицом. Дом Паршивой Овцы стоял недалеко от одного из выходов канализации. Большая, двухметрового диаметра труба выходила на поверхность в пятистах метрах от дома. Но эти проклятые пятьсот метров мы преодолеть не смогли. Мы сделали четырнадцать попыток и потеряли 53 человека. На этом решили остановиться, тем более, что у нас не было полной уверенности в том, что всё так сработает, как сказала Москва. Не хватало скорости, десантник со взрывчаткой не успевал пробежать совсем чуть-чуть, даже не смотря на группу прикрытия, которая жертвовала жизнью, до конца обеспечивая его пробег. Не хватало совсем чуть-чуть скорости... Скорости, которую мог дать велосипед.
Эта мысль мне пришла в голову не сразу, а где-то через месяц. Когда Генка убил крысу.
Не специально, конечно. Задремал на Подступах, когда стоял в дежурстве. Ботинки у Генки были дырявые - пальцы оттуда выглядывали. Пока Генка спал, крыса подобралась к нему и стала потихоньку грызть пальцы. Генка проснулся, и спросонья подумал, что это хомяк, да как врежет ей стальным прутом по башке. Крыса, конечно, сразу скончалась, а Генку теперь ждала лютая смерть.
Из этого закона было только одно исключение. Если готовился десант на поверхность, то осуждённый мог пойти добровольцем, причём, на самую расходную должность - в прикрытие, то есть он должен прикрывать прорыв-отход основной группы. Естественно, любой соглашался быть добровольцем - всё-таки хоть какой-то шанс вернуться и получить амнистию. Да и просто погибнуть с огнемётом в руках, уничтожая вонючих тварей, лучше, чем быть выброшенным в связанном виде из колодца им на съедение. Генка, ясное дело, тоже бы не отказался, но в тот момент никакой десант не планировался. А долго содержать заключённого, кормить, охранять - для нас слишком непозволительная роскошь. Поэтому я стал усиленно думать, как помочь Генке, и придумал этот план с велосипедом.
Мэр с советниками меня выслушали и на следующий день собрали вече. К моему удивлению, план был принят с полным восторгом и рукоплесканьями.
По заданию мэра наши умельцы-слесари отладили мою чудо-машину - заменили спицы в колёсах на более толстые и прочные. Шины ведь были совсем старые и растрескавшиеся, вместо них натянули два слоя толстой резины, вырезанной из транспортёрной ленты. Ну и вообще - отчистили от ржавчины, смазали цепь, шарниры, подтянули гайки. Дело было за малым - научиться на нём ездить.
Есть у нас в Ставрополе такое место - Проспект. Это ровный участок такой же широкой трубы, как та, что выходит к профессорскому дому. Она покороче - метров двести, но безопасная, так как проходит по самому центу подземелья и очень чистая, ухоженная. На потолке горят три тусклые лампочки. Это всеобщее любимое место в городе - здесь можно спокойно, не сгибаясь пройтись туда-сюда, мэр не жалеет заряда аккумулятора на освещение. Поэтому в свободное время все норовят сюда попасть. Вот этот Проспект мне выделили на целую неделю в личное пользование, чтобы я научился ездить на велосипеде. Гулять и вообще появляться там без особого разрешения, посторонним было запрещено.
С непривычки я поначалу часто падал, но это было не очень больно - труба ведь круглая, поэтому далеко не упадёшь. А потом я уже так хорошо натренировался, что мог проехаться не только по дну трубы, но и по стенкам. Была только одна проблема - я мог ехать только по прямой, научиться поворачивать не было никакой возможности. Но мы решили, что это не страшно - в предстоящей операции мне тоже нужно было ехать по прямой. Равновесие держать я научился, и если на пути возникнет какое-нибудь несложное препятствие, то я его объеду.
- А если сложное? - спросил Генка, когда я пришёл к нему в темницу и поделился своими успехами, - Яма, например?
- У нас в любом случае два варианта - или получится или нет, - ответил я.
План у нас был такой - использовать как можно полнее фактор скорости и внезапности. Решили в этот раз не проводить зачистку поверхности перед выходом, чтобы не привлекать дополнительного внимания хомяков. Кроме того, чтобы хомяки подольше не учуяли запах, в трубе, с помощью системы вентиляции создали встречный сквозняк, достаточно сильный, но чтобы он при этом не мешал движению. Итак, я должен набрать в трубе как можно большую скорость, выскочить на поверхность, пролететь до профессорского коттеджа и швырнуть в окно нижнего этажа взрывчатку. Запал установили таким образом, чтобы поджечь его перед началом движения, иначе мне пришлось бы тратить на это время возле дома. При удачном стечении обстоятельств у меня ещё оставалось больше трёх минут, чтобы убраться из зоны взрыва. Генка должен был ожидать возле выхода из трубы того момента, когда я выскочу, чтобы с помощью огнемёта сжечь самых ретивых хомяков, которые кинутся вслед. Это должно было мне дать дополнительную фору. В принципе, мы, конечно, понимали, что на этом задание заканчивается, вернуться назад мне было уже нереально. Но говорить о таких вещах вслух было не принято. Поэтому предполагалось, что Генка будет сдерживать своим огнемётом грызунов до того момента, когда я поверну назад, а потом уже из укрытия выйдут другие бойцы и помогут нам пробиться к трубе. Использовать других десантников раньше не имело смысла, кроме риска потерять лишних людей это ничего не давало.
Главным смертником, конечно, был я. У Генки ещё был призрачный шанс пробиться к входу, у него хотя бы было оружие. А я не мог взять с собой даже железяку, чтобы не утяжелять машину и не затруднять себе движение. По идее, на моём месте должен был быть Генка, как убийца крысы, который обязан смыть кровью своё преступление. Но я решил это сделать сам. Честно говоря, мне просто хотелось хоть раз прокатиться по-настоящему на велосипеде.
Всё пошло не так. Наверное, планы никогда не срабатывают на все сто, а уж такие дикие особенно. Короче говоря, я выжил, а Генка - нет.
Проводить нас в последний путь собрался весь город. Не сразу, конечно, в одном месте все бы не поместились, но каждый постарался с утра пробиться к нам, пожать руку и пожелать удачи, в которую, я думаю, мало кто верил.
Мы с Генкой одели специальные костюмы, пропитанные ядом - защитную одежду десантников. Под неё традиционно одевается всякое рваньё, чтобы в случае смерти не пропала нормальная одежда.
Вначале всё шло так, как мы задумали. Сапёр поджёг фитиль, я набрал в трубе порядочную скорость, и вылетел на поверхность. Следом за мной выскочил Генка и начал жечь самых быстрых хомяков. Вмиг собравшееся полчище грызунов разделилось, и бОльшая часть переключилась на Генку. Боезапас у огнемёта не так уж велик, и я знал, что Генке уже пора отступать. Генка был крутым и опытным десантником, на его счету было пять удачных выходов на поверхность. Когда я увидел краем глаза, как умело Генка пробивается к трубе, то понял, что он имеет все шансы вернуться живым и в шестой раз.
Но лучше бы я не отвлекался, потому что в тот же момент переднее колесо налетело на старый труп какого-то хомяка. Шины-то у меня были не настоящие, руль от удара вырвало из рук, велосипед развернуло, и я покатился по земле.
Атака Генки позволила мне далеко вырваться вперёд, но теперь стаи хомяков приближались с невероятной быстротой. Я вскочил со всей прытью, на которую был способен, поднял велосипед и вскочил в седло, одновременно чувствуя, как первые челюсти сомкнулись на моей спине. Не став тратить время на единственного грызуна, я изо всех сил заработал ногами. Дом профессора был очень близко...
Ещё два хомяка вцепились в меня - один в спину и один в предплечье. Этот второй мог помешать мне управлять машиной, поэтому я потратил на него драгоценную секунду - резким рывком сломал гнусную шею и отшвырнул тварь в сторону.
Но тут случилось самое ужасное - очередной хомяк решил обратить внимание не на человека, а на машину, и попытался ухватиться за колесо. Его захлестнуло цепью и затащило между колесом и вилкой. Колесо заклинило, я чуть было не упал снова, но удержался и попытался выбить хомяка ногой - не получилось. Я понял, что ещё пару секунд и всё будет кончено. Но тут подоспела неожиданная помощь. Генка увидел, в какую я попал беду. Он перебросил через плечо огнемёт, оставив в нём немного горючей смеси и умудрился пробиться ко мне, используя лишь два боевых серпа. Когда он приблизился, на нём висело, вгрызаясь в одежду и тело не меньше трёх десятков хомяков, и всё время присоединялись новые. Генка был похож на копошащуюся мохнатую бесформенную массу, от которой во все стороны летели кровавые клочья и ошмётки. Из этой кучи вдруг вырвалась струя огня и выжгла застрявшего в колесе хомяка. Я уже мчался дальше на велосипеде с полыхающим задним колесом, когда Генка рухнул под весом прибывающих на пиршество зверюг. Он что-то ещё пытался выкрикнуть мне напоследок, но к тому времени его лицо было уже полностью изглодано, и у него ничего не получилось.
Когда я приблизился к дому, мне пришлось волноваться уже по другой причине. На возню с проклятыми животными я потратил драгоценное время, и теперь взрывчатка могла взорваться раньше положенного срока. Размахнувшись, я швырнул сумку с бомбой в оконный проём, и в тот же миг раздался оглушительный взрыв. Думаю, что сумка не успела даже коснуться пола. Взрывной волной меня вырвало из седла и разметало первые ряды приближающихся тварей. Над землёй пронёсся огненный вихрь, а в воздухе засвистели большие и маленькие обломки. Старый дом сложился, как карточный домик, погребая под своими стенами либо будущую великую цивилизацию хомяков, либо наши надежды. Недалеко от себя я заметил какую-то дыру в земле, под градом обломков перекатился к ней и нырнул вниз. Это оказался старый пересохший колодец с давно уничтоженным временем срубом. Я сильно ударился о дно, но тут же начал кататься из стороны в сторону, стараясь раздавить нескольких свалившихся вместе со мной хомяков. Вроде бы мне это удалось, но после этого я сразу потерял сознание.
Очнулся я, вполне возможно, через пару дней и очень удивился тому, что до сих пор жив. В таких ситуациях я не бывал, и поэтому не мог понять - сработал ли наш план или я до сих пор жив из-за вечного страха хомяков перед подземельями. Несколько дней я продержался, слизывая воду со стен колодца и питаясь мясом дохлых хомяков, которых я разрывал руками. Но, в конце концов, пришло время выбираться.
Думаю, что если бы на моём месте оказался кто-нибудь из предков, то ему было бы это сделать затруднительно. Но я всю жизнь прожил в норах, узких и широких, горизонтальных и вертикальных. Поэтому для меня вылезти из любого колодца - пара пустяков. Когда я осторожно высунул голову наружу, готовый в любой миг прыгнуть обратно, над землёй вставало солнце. Можно сказать, что это была заря нового мира. Это уже не был мир хомяков. Но и миром людей он не стал.
Средство профессора Долли сработало. Но, как всегда, неожиданным образом. Все хомяки вскоре впали в повальную апатию, движения их стали бессмысленными и вялыми. Очень скоро все они подохли с голоду.
После этого вирус переселился в существ с самой подходящей для него генной структурой, то есть в людей. Как и много лет назад, началась страшная эпидемия. Из всего населения Ставрополя в живых осталось двенадцать человек, у которых оказался иммунитет. По дикой случайности одним из них был я.
На землю, свободную от хомяков и людей вышли нисколько не пострадавшие и сильно поумневшие крысы. Первые несколько лет они не обращали на нас никакого внимания. Они строили свои замысловатые жилища и пытались приспособить под себя то, что осталось от древней цивилизации людей. Они не испытывали к нам такой патологической ненависти, как хомяки, но вскоре дали понять, что делить с нами мир они не собираются. Несколько раз они без причин нападали на нас и даже убили трёх человек своими маленькими копьями. Посовещавшись, мы решили, что безопаснее всего будет вернуться под землю.
Кроме необходимых вещей и продуктов, я решил взять с собой велосипед. Он почти не пострадал от взрыва. Ездить на нём, конечно, будет опять негде, но мало ли, вдруг для чего-нибудь сгодится.