Аннотация: Рассках о нескольких днях жизни деревенского мальчишки в первое лето после войны
Яблоко и чекушка молока.
В последнее время я часто вспоминаю послевоенное лето. Оно выдалось жарким и голодным. Люди выживали, как могли. Снова засевались поля, отстраивались дома. После долгой разлуки возвращались домой фронтовики. Вокруг витало приподнятое настроение и надежда, что все будет лучше прежнего.
Однако нам с братом ничего хорошего ждать не приходилось. Нет, не подумаете, мы радовались тому, что война закончилась, что к людям вернулась надежда, что перестали летать над головой боевые самолеты, что не нужно было постоянно прятаться и бояться, что наш народ одержал победу. Только вот ушла война и унесла с собой все до последнего зернышка, пришел мир и появился голод. Я тогда был совсем мальчишкой, но то лето отпечаталось в моей памяти навсегда...
- Эй, Гришка, чего сидишь такой задумчивый?
Я вздрогнул от неожиданности.
- А, это ты Ванька. Да, так ничего...
Я посмотрел на своего старшего брата и улыбнулся. Только он у меня и остался. Отца забрали еще до войны. Раскулачили значит. Ванька рассказывал, что когда-то у нас была мельница, отец был зажиточным крестьянином, хорошо работал и хорошо за это получал от людей и от матушки природы. Хватало денег и на еду, и на одежду, и даже на сладости к празднику! Эх, только я этого не помню, маленький еще был! Это сейчас я уже большой, восемь лет, как никак, а брат так и вообще взрослый: ему уже четырнадцать.
- Гришка, вставай, чего нос повесил?
- Штаны опять порвал. - Объяснил я, показывая очередную дыру.
Ванька осмотрел дыру и сказал.
- Тоже мне, нашел от чего расстраиваться, она ж на коленке, а не на заднице. Ходить можно. Вон, у Васьки, штаны вообще скоро прямо на нем развалятся.
- Угу.
Сам он был одет не лучше: давным-давно короткие латаные перелатаные штаны державшиеся на бечевке, да безрукавка холщовая. Штаны с каждым днем затягивалась все туже и туже, хотя туже уже и некуда: брат так исхудал, что скорее походил на скелет. Я однажды видел такой, когда бомба на кладбище попала. Жутковато, конечно, было, но не страшно. Брат мне тогда объяснил, что нужно бояться живых, в особенности тех, что с автоматами да пистолетами ходят. Вот они пострашнее любого скелета будут.
Нельзя, конечно, сказать что я одет был лучше, но у меня хотя бы рубаха была. Это Ванька мне свою отдал, ему она уже совсем мала стала. Пока лето стоит, еще можно с этим мириться, а там может добрые люди помогут. Однако откуда ж тут взяться доброте, когда у самих и есть разве что рубаха на теле. Вот у председателя еще что-то можно попросить, хотя тот вряд ли даст, вредный, собака, жуть! Эх, жрать-то как хочется, аж внутренности сводит!
- Ванька, а у тебя случайно, ничего поесть нету?
- Откуда?
Я тяжело вздохнул.
- А пошли попросим?
- Ага, попросим... - Грустно усмехнулся тот. - Сейчас таких попрошаек пруд пруди.
- А мы песню споем!
- Да кому она нужна?
- На работу попросимся!
- А то мы еще не просились? Худые мы с тобой, маленькие, от нас больше забот, чем пользы. Сам знаешь: никуда нас не возьмут.
- Ванька, я так есть хочу... Пошли с поля зерен порвем, а?
- Ты что? Хочешь, чтобы тебя поймали, и завтра на площади расстреляли? Помнишь деда Егора?
Деда Егора я помнил хорошо. До сих пор стояла перед глазами страшная картина, которую я увидел неделю назад.
Весь народ собрался на деревенской площади, где еще совсем недавно казнили народ полицаи, теперь же казнили свои. Дед Егор старенький совсем был, один остался, оголодал совсем, вот и пошел на поле и сорвал пару колосков. Его увидели, поймали, судили и приговорили к расстрелу за хищение народного имущества. Я тогда сильно плакал, вспомнил как дед весной мне из коряги и бечевки лук сделал, самый настоящий! Брат мне тогда объяснил, что нынче по-другому нельзя: суровые времена требуют суровых мер, иначе все на поле пойдут, и от урожая ничего не останется.
Он у меня с виду такой маленький и щуплый, а на самом деле понимает побольше взрослых мужиков. Даже читать умеет! Меня иногда учит, только в последнее время все реже. Он вообще стал как-то меньше говорить, бегать. Даже ходить и то стал меньше, говорит, что силы бережет.
- Ну тебя! Сиди здесь тогда, силы береги! А я пойду попрошу тетку Настю, может чего даст!
- Иди... - Совсем не обидевшись на мой выпад грустно ответил брат. - Может чего и даст.
Я направился к тетке Насте. Она и правда приходилась нам какой-то дальней родственницей. Когда мамке совсем плохо стало прошлой зимой, она попросила ее за нами приглядывать. Потом мамки не стало. Тетка поначалу взяла нас к себе, зима больно лютая была, могли без нее и замерзнуть насмерть. Да только у нее самой было двое деток и тех не прокормить. Поэтому, как только начал сходить снег, мы от нее ушли. Я, правда, иногда, прихожу, прошу чего-нибудь. Ванька тот не ходит. Даже не знаю почему.
Некоторое время я шел по улице. Потом увидел курицу бабки Марьи и припустил, чтобы ее напугать. Та испуганно закудахтала и бросилась к дому. Я расхохотался и сам бросился бежать, мелькая босыми пятками, пока меня бабка не заметила.
А вот и дом тетки Насти. Однако, ее на месте не оказалось. Наверное, на работу в колхоз ушла. Тут я увидел маленькую Раю. Та копошилась в земле около яблони. Яблоки были еще совсем зелеными, но когда они поспеют, все равно мне не достанутся.
- Райка, привет!
- Привет. - Улыбнулась она.
- Слушай, у тебя есть что поесть?
- Не-а. - Грустно ответила та.
Как же есть-то хочется! И как Ванька терпит?
- Рай, слушай, а можно мне одно яблочко сорвать?
- Ты что? Мамка меня убьет, если узнает! Она ж меня сюда охранять их посадила.
- Рай, ну пожалуйста! Жуть как есть хочется! - Взмолился я.
- Ну, ладно. - Она воровато огляделась. - Только мамке не говори - убьет!
- Спасибо тебе, Райка!
И я тут же подпрыгнул и сорвать ближайшее яблоко, однако я на этом не остановился и сорвал еще одно.
- Эй, ты чего?! - Возмутилась Райка.
- Рай, я Ваньке отнесу. Он голодный - жуть, но сам в жизни не попросит! Спасибо тебе! - Прокричал я, со всех ног улепетывая прочь, пока она не передумала и не подняла крик.
"Ух ты! Целых два яблока! Это же настоящее богатство! Надо срочно найти Ваньку и угостить. Вот радости-то будет!"- Я потер о штаны то, что побольше и откусил маленький кусочек. Кисло! Жуть! Но как вкусно! Я тут же откусил снова и не успокоился пока не съел все, даже хвостик проглотил! Тем временем я подошел к месту, где расстался с Ванькой, однако того там не оказалось. "Где ж его теперь искать-то?" - Второе яблоко так и жгло мою ладонь. Так хотелось его съесть, что даже желудок, казалось, сводило еще больше, чем прежде! - "Нет, я ему вечером отдам. Он всегда со мной делится!" После чего я с сожалением засунул его за пазуху.
Вдруг, я увидел за углом Ваську и побежал к нему навстречу. Остаток дня мы провели слоняясь по деревне в поисках еды.
Когда солнце начало клониться к закату, я пошел искать Ваньку. Я облазил всю деревню и все равно его не нашел. Куда же он мог подеваться то?
Размышляя таким образом, я вышел за деревню и поплелся вдоль поля полного спелеющих колосьев, еды, которая оставалась для меня не доступной. Вдруг, впереди я увидел несколько мужиков, которые стояли кружком вокруг чего-то, что привлекло их внимание. Я тоже решил посмотреть на это и протолкнулся между ними. Сначала я чуть не рассмеялся. Что это Ванька решил на земле полежать? Заснул что ли? Тогда почему эти мужики вокруг толпятся? Я встал на колени и потряс его за плечо.
- Эй, Ванька, вставай! Чего разлегся?
Однако, мне никто не ответил. Ванька все также продолжал лежать с закрытыми глазами на голой земле и не отвечал на мои вопросы.
- Вань, ты чего? Ваня! Ваня! Ванька!
Мной овладела дикая паника. Я со всех сил тряс его бездыханное тело и не мог поверить, что мой старший брат, единственный, кто еще оставался у меня на этом свете, умер.
- Ванька, нет! Ванька! - Мой голос сорвался, и слезы брызнули из глаз.
- Эй, малец, ну все, будет тебе... - Услышал я голос за своей спиной. Но не обратил на него никакого внимания.
Я тогда много чего слышал, только не придавал никакого значения.
- Хороший был парнишка...
- Ага, вежливый...
- А что случилось то?
- Да с голоду помер.
- Как?
- А как помирают? Гордый был очень и скромный, просить стеснялся. Наверное, считал, что уже большой просить, а сам заработать еще не мог... Да и где здесь заработаешь?
- Ох, ох, хо. Шел, шел, да и помер...
-Жаль парнишку...
Горе, дикое горе и отчаяние захлестнули меня с головой. Я упал на тело брата и рыдал, пока были силы. Потом какой-то добрый дяденька подошел и взял меня за плечо.
- Полно тебе, малец. Похоронить его надо. Давай помогу.
Я на столько отупел от всего происходящего, что просто кивнул головой в знак согласия.
Ваньку мы похоронили быстро и тихо...
Поздно ночью я доковылял до сарая, в котором мы с Ванькой все это время ютились и упал ничком на землю. Что-то неприятно уперлось мне в грудь. В недоумении я засунул руку за пазуху и достал оттуда яблоко, которое сохранил утром для Ваньки. Рука, сжимавшая плод, затряслась. "А ведь если бы я отдал его с утра, Ванька мог бы еще жить!" Я со всей силы сжал яблоко в руке, казалось, что сейчас в нем сосредоточено все зло мира. Со всего размаху и кинул его о землю и начал топтать голыми пятками. Я не успокоился, пока от яблока почти ничего не осталось. Что было дальше, я не помню, знаю только что очнулся только к вечеру следующего дня, а в маленьком сарае до сих пор пахло растоптанным яблоком.
Я чувствовал себя совсем разбитым и обессиленным, поэтому лег и уснул до утра.
Утро следующего дня выдалось ярким и солнечным, как бы в насмешку над тем, что творилось у меня в душе. Когда увели отца - я был еще совсем мал, когда не стало матери - меня утешал Ванька, а теперь... Теперь я остался совсем один.
Желудок мучительно сжался от голода. Я встал и пошел по деревне в поисках какой-нибудь еды. Со двора председателя меня прогнала злая собака, которая в очередной раз обгладывала одну и ту же кость. Сейчас я бы не отказался ни от нее, ни от собаки. Потом я зашел на двор к тетке Насте, однако на этот раз никого дома не оказалось. Вся деревня как вымерла. Наверно, пошли на сенокос.
"Как же тяжело идти... И в голове шумит отчего-то." Сам не замечая, я вышел на ту же дорожку около спелого жита, на которой позавчера нашел тело брата. Идти становилось все тяжелее. Я решил прилечь и отдохнуть. "Ну и что, что прямо на дороге... Какая разница?"
И я лег на тропинку и начал смотреть в небо. Оно было голубым-голубым, лишь изредка белой ватой проплывали мимо облака.
Вдруг передо мной возникло лицо брата.
-Ванька, это ты? А я то думал... - И слезы сами собой потекли из глаз. Вдруг я увидел, что лицо брата стало очень серьезным, и он спросил:
- Ты чего это лежишь посреди дороги?
- Так ведь сил нету. Вот полежу немножко и встану.
- Ты когда в последний раз ел?
- Не помню...
- Эх, эх, эх. Ладно, тебе сейчас нужней.
И он достал из-за пазухи чекушку молока.
-На вот, малец, пей! - И приложил к моим губам чекушку.
Сначала я не поверил своему счастью! "Молоко! Настоящее молоко! Сколько же я не пил молока!" Я с благодарностью закрыл глаза и начал пить самое вкусное в жизни молоко. Никогда больше, ни до, ни после, я не пил такого вкусного молока. Когда я снова открыл глаза, от Ваньки не осталось и следа. Передо мной стоял какой-то незнакомый мужчина в военной форме. "Домой с войны идет." - Мелькнуло у меня в голове.
- Ну что? Полегче стало?
- Ага, а где Ванька?
- Какой Ванька, мы с тобой тут одни. А ты вставай, хватит умирать. И смотри, живи мне! Мы войну выигрывали не для того, чтобы пацанята вроде тебя в мирное время от голода помирали!
У меня на глазах опять навернулись слезы.
- Спасибо...
- Тебе-то есть куда идти?
Я немного подумал.
- Я к тетке Насте пойду, авось не прогонит.
- Ну тогда бывай!
Прошло уже очень много лет с тех пор... А я до сих пор помню и раздавленное яблоко и чекушку молока, а вот лицо того солдата навсегда стерлось из памяти. Знаю только, что этот безымянный человек не остался равнодушным: он подарил мне жизнь, которую я попытался прожить так, что бы не стыдно было перед Богом и людьми. И знаю, что каждому из нас в определенный момент жизни предоставляется выбор: помочь или пройти мимо.
А еще я точно знаю, как порой мало нужно для того, чтобы сохранить человеку жизнь. И как порой этого много!