Цокота Ольга Павловна : другие произведения.

Чему не ведаешь цены

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Я вернусь отраженьем в потерянном мире" (Георгий Иванов).
  
  
  "То, чему не ведаешь цены, не продается, не покупается и может быть либо найдено, либо утрачено".
   (Из любимых присказок фейери)
  
  
   ПРОЛОГ
  
  
  "Дважды не войдешь в одну и ту же реку, а утраченное не вернется тем, что было".
  
  "Многое падает в пыль веков, но не всем зернам суждено прорасти".
  (Из любимых присказок фейери).
  
   Князь Сиде Керстен гневался. Об этом вряд ли догадался бы видевший его впервые. Красивое четко вылепленное лицо оставалось невозмутимым, а стройная фигура с надменно поднятой головой выглядела расслабленно непринужденной. Но радужка прищуренных глаз отливала нестерпимо серебристым блеском. И это заставляло окружающих трепетать от ужаса.
   Впрочем, стоявшая перед ним юная женщина вовсе не выглядела испуганной. Ее взгляд сверкал точно так же - ярко, непримиримо, вызывающе.
   - Итак, дочь моя, ты выбрала свою судьбу, - в обманчиво спокойный голос князя ворвались хрипловатые нотки.
   - Нет, это вы, отец, присвоили себе право единолично принимать за всех решения, - ответила непокорная. - Вы не позволяете даже своим детям самим распоряжаться своими чувствами и своей жизнью.
   - Однако ты изыскала такую возможность, - холодная улыбка трещиной прорезала окаменевшее лицо повелителя. - И ты сама распорядилась своими чувствами, а потому обрекла и себя, и свое отродье...
   Княжна вскинула подбородок. В этот момент отец и дочь были удивительно схожи.
   - За своё счастье я готова заплатить любую цену, но... Но, если вы посмеете причинить вред моему ребенку, то на Весь ваш род, на этот выпивший все человеческое из вас Замок, на все ваши земли падет моё проклятье. И, поверьте, сила моей любви и моей ненависти к тому, кто ее погубил, воистину велика.
   - Да, я вижу твою силу, - с издевкой промолвил князь и коротко кинул стражникам. - Уведите. Ей и ее ублюдку место в Сизой Башне.
   - Не смеете!..- в распахнутых глазах впервые плеснулся испуг.
   Но отец больше не смотрел в сторону обреченной. Он обвел тяжелым взглядом согнувшихся придворных, жену, сына, старшую дочь, медленно спустился с подножия трона и величественно покинул тронный зал.
   Полгода спустя, он стоял у постели умиравшей княгини. Высохшая старуха лишь отдалено напоминала красивую моложавую женщину, какой была еще недавно. Она уже почти не могла говорить, лишь сипела так, что слова распознавались с трудом:
   - Мой муж, с тех пор как провинившаяся княжна переступила порог Сизой Башни, тяжкое проклятие нависло над княжеским родом. Наша старшая дочь мертва, я уже одной ногой в могиле...
   - Молчи, глупая женщина! - гневно закричал Сиде Керстен, стремительно развернулся и вышел, ни разу не оглянувшись на умирающую.
   Через несколько дней его сын и наследник погиб на охоте. В ночь после похорон юноши замок разбудили громкие вопли, доносившиеся из опочивальни князя. А затем мертвенно синее пламя охватило всю громаду древнего строения. Под напором адского огня плавились мощные каменные стены, люди мгновенно превращались в хлопья черного пепла. Последней рухнула Сизая Башня.
  
   ГЛАВА 1. НЕ СЛИШКОМ ЖЕЛАННОЕ ЗАМУЖЕСТВО
  
  "Укрыв лицо маской, можно не бояться стать самим собою"
  (Из любимых присказок фейери).
  
  
   Не люблю зеркал. Нет, уродиной меня не назовешь. Красавицей - тоже. Серединка на половинку. И так во всем: посредственно рисую, кое-как рифмую стишки в альбомы приятельницам и знакомым, на балах ноги партнерам не оттаптываю, но и не порхаю легкокрылой бабочкой. Наездница из меня аховая. С шитьем, вышиванием, вязанием справляюсь, но без изысков и без блеска. Умею ли готовить не известно, ибо благородной барышне это ни к чему, на то есть повар и кухарка. В общем ни впечатляющей внешности, ни особых талантов. Считаю весьма недурно, это правда. И законодательством интересуюсь. Неплохо для ведения домашнего хозяйства, ведь в университеты особам женского пола дорога заказана. Значит, мои увлечения математикой и юриспруденцией, не более чем нелепые хобби, совершенно не приличествующие девице знатного происхождения. Точно так же, как ни в какие ворота не лезет еще одна моя особенность, а вернее - странность... Впрочем, об этом лучше упоминать и не задумываться.
   Итак, я - посредственность. Не слишком лестная самооценка для собственного эго. А, если быть совершенно честной, то этот факт серьезно отравляет мне жизнь. Потому что на самом деле так хочется чувствовать себя необычной, особенной, гораздо более интересной, чем пустые юные балаболки, с которыми приходится распивать чаи, встречаться на балах и приемах. С ними - скучно, а с самой собой грустно и одиноко, ибо человек - стадное существо. Душа его жаждет общения, увлекательных бесед, ощущения нужности кому-то. А кому нужна я? Теперь, когда не стало мамы с отцом, - абсолютно никому. И уж, конечно, не тому высокому светлокудрому красавчику, с которым через час меня обвенчают в соборе на ратушной площади.
   Хочешь не хочешь, но в зеркало заглянуть пришлось. В серебристой поверхности, заключенной в тяжелую золоченную раму, отразилась весьма заурядная девица в белом свадебном платье избитого фасона с чем-то замысловато навороченным на голове и растерянным взглядом. Право слово, глупышка Элинор, над которой в кругу нашей провинциальной "золотой молодежи" подшучивали и подсмеивались все, кому ни лень, выглядела намного лучше в день своей свадьбы. Весь этот кисейно-кружевной ворох удивительно шел к ее сияющим глазам и милым ямочкам на щеках.
   Дверь с грохотом распахнулась. Тетушка Лилиан смерчем ворвалась в мою комнату, обрушив ливень слов и ураган обвинений. Как? Я до сих пор полуодета?!. Мои бедные родители вертятся в гробах от того, что их наследница так безобразно ведет себя в самый торжественный день ее жизни. Почему я опять с кислой физиономией? Десятки, если не сотни девиц сейчас завидуют мне лютой завистью. Отхватить такого жениха! Молод, красив, богат, еще и титулован в придачу. Да понимаю ли, какое счастье привалило такой заурядной девице? И все, благодаря неусыпным стараниям заботливой тетушки. А я, неблагодарная... И так далее, и тому подобное.
   Оглушительно треща, наставница и опекунша в едином лице, не теряя времени даром, вызвала горничную, которую я отправила восвояси, желая хоть пару минут побыть в тишине, и вместе с нею приколола к навороченной на моей голове башне фату из тончайшей, расшитой серебристыми цветами вуали и веточку флер д"оранжа, символизирующую мою девственную чистоту. Многострадальное зеркало, молча, поведало, что титанические усилия родственницы и служанки нисколько не украсили означенную невесту. Скорее - наоборот, выглядела я теперь еще более глупо и нелепо.
   Карета подпрыгивала и тряслась на ухабах. Мне стало жаль колоссальной суммы, потраченной на этот модернизированный по последнему слову рессорный экипаж. Он был ничуть не лучше прежнего, купленного еще моим покойным папой. От стоявших колом непомерно пышных юбок наших с тетушкой одеяний в карете было невероятно тесно. Дядя Лионель, которому предстояло вести меня к алтарю, сидел, забившись в самый дальний угол, и жалобно посверкивал на нас щелочками глаз над пышными бакенбардами.
   Пожалуй, я действительно на редкость неблагодарное существо. Ближайшие родственники - бездетные мамина кузина и ее безропотный муж - вполне честные и порядочные люди, не растратившие имущества доверенной им сироты. Более того, опекуны постарались выбрать из множества претендентов на руку богатой невесты вполне достойного и привлекательного внешне молодого человека. Почему же, так трудно смириться с платьем и прической по тетушкиному вкусу, с женихом, одобренным ею, с самим фактом этой свадьбы, которая мне совершенно не нужна?
   С одной стороны, конечно, теперь леди Лилиан и сир Лионель спокойно вздохнут, не надо будет напрягаться и следить за делами сразу двух огромных поместий, а заодно еще и присматривать за девицей в весьма опасном возрасте "дозамужества". С другой - теоретически я тоже избавлюсь от назойливой опеки тетушки и дядюшки, добросовестно, хотя и без души, исполняющих свой долг согласно завещанию покойной кузины. Только заскоки своих опекунов (в особенности же, опекунши) я изучила достаточно хорошо и сумела к ним притерпеться. А вот, что собой представляет, мой суженный, для меня покамест покрывал мрак неизвестности. И это пугало, потому что опекуны, как ни крути, - явление временное, а вот супруг - господин и повелитель на всю оставшуюся жизнь. Не хотелось мне замуж. Бог свидетель, совсем не хотелось.
   Хотя, по общепринятому мнению, остаться в старых девах означает обречь себя на жалкое прозябание, меня такая перспектива воистину завораживала. Разве не чудесно, после достижения совершеннолетия стать самой себе хозяйкой?!! Не ездить больше на утомительные балы, не принимать у себя тех, кто мне не нравится. С упоением день напролет читать, забравшись с ногами в огромное старое кресло просторной библиотеки отчего дома. Или бродить по нашему чудесному саду, который под моим чутким руководством утратит сходство с подстриженной болонкой и станет таким, каким он был при жизни родителей: прекрасным естественной красотой деревьев, цветов, бархатного ковра из трав и мхов.
   Но мечты разбились о непреклонную твердость тетушки. Она нещадно пилила меня, твердила, что мои бедные мама и папа будут тревожить ее сны, упрекая в нерадивости по отношению к бедной сиротке, оставшейся без твердого и надежного мужнина плеча. Кроткий дядюшка, по своему обыкновению, молчал, но выразительно помаргивал седыми ресничками, давая понять, как устал он от тяжкого бремени управления моими делами. И, честно говоря, именно последнее обстоятельство подтолкнуло согласиться на брак с сиром Глореном, чьи земли граничили с моим поместьем. Если с финансовыми делами я, скорее всего, могла бы со временем справляться и сама, то земельные угодья требовали управления крепкой мужской рукой. Так считали не только не только тетушка Лилиан и дядюшка Лионель, но и наш семейный солисотор господин Бильзал. Они же твердили, что мой тридцатилетний жених - один из немногих лендлордов, получивших владения в весьма нежном возрасте и не пустивших их прахом, что служило ему отличнейшей рекомендацией на роль мужа и опоры для юной леди с хорошим приданым.
   Наконец, карета остановилась. Толпа гостей и зевак, столпившихся у главного входа в собор, заставила меня вздрогнуть. Споткнулась, зацепилась длинющим шлейфом за ручку кареты, едва не свалилась. Опять вспомнилась задуренная невеста, отразившаяся в овале золоченной рамы. Отдавая себе отчет, насколько банально до нелепости сейчас выгляжу, я в то же время ни за что не хотела, казаться жалкой. Поэтому выпрямила спину, вскинула подбородок и решительно двинулась к резной двери.
   Дядя Лионель едва успел догнать меня и взять под руку, как того требовал обычай. Толстенький и низкорослый (он едва достигал мне до плеча, а у габаритной тетушки и вовсе упирался в подмышку) мой посаженный отец медленно семенил короткими ножками. Пришлось притормозить, приноравливаясь к его шагу. Тем временем леди Лилиан догнала нас и остановила повелительным окриком. Оказалось, прежде чем появиться в соборе, следовало проверить, приехал ли уже жених. Ибо невесту ведут к алтарю, у которого уже должен стоять ее будущий супруг. К тому же я совсем позабыла о подружках невесты. Стайка юных девиц окружила меня, щебеча и разглядывая круглыми восторженными очами. Две хорошенькие девчушки, одна из которых оказалась сестрой моего будущего супруга, подхватили волочащийся шлейф.
   Глорен прибыл вовремя и уже дожидался в большом богато и аляповто разукрашенном главном нефе храма. Под чутким руководством тетушки, вновь прибывшие действующие лица гуськом двинулись к брачному месту. Впереди семенили мы с дядюшкой, затем чинно шествовали шлейфоносицы, а сзади громким шепотом раздавала ценные указания леди Лилиан. Ее эскортом сопровождали дожидавшиеся меня у собора гости.
   Жених оглянулся и улыбнулся мне. Граф Глорен выглядел будто картинка из модного журнала с налетом популярной в последнем сезоне поэтической небрежности. Русые волосы не уложены высоким напомаженным коком, а просто крупными кольцами обрамляют аристократичное лицо. Высокий крахмальный ворот подхвачен черным шелковым шнуром вместо традиционного белого галстука. Получилось очень стильно, что и разозлило меня до предела. Потому что рядом с этаким денди невеста, то бишь я, в платье, сшитом по вкусу и требованиям тетушки, смотрелась совершенной простушкой-провинциалкой. Вот почему улыбаться в ответ не стала, только зыркнула на претендента в супруги так, что у него невольно вопросительно приподнялась бровь.
   А чего же он ждал? Восторгов, охов и ахов? Да какие могут быть восторги, если мы с ним виделись считанные разы. Несколько танцев на балах, званый ужин в поместье дядюшки, затем то же самое в усадьбе жениха, прогулка по саду под бдительным надзором тетушки. И все время пустопорожние разговоры ни о чем. Собственно говоря, он даже не спросил меня, хочу ли выйти за него замуж. Переговоры велись с опекунами. Затем леди Лилиан провела со мной нравоучительную беседу, а сир Лионель вызвал в кабинет, где в присутствии претендента в мужья сообщил о сделанном предложении. После чего граф Глоренс, даже не дожидаясь согласия, окольцевал меня перстеньком с солидным изумрудом, обрамленным бриллиантами. Таким образом рука оказалась при деле, но о сердце речей даже не заводили. Яркая иллюстрация к девичьим грезам о таком волнительном событии как предложение руки и сердца.
   Свадебная церемония меня тоже разочаровала. Скучная утомительная процедура, удовольствие от которой получил разве что говорливый священник. Мне ужасно жали новые туфли и корсет. Поэтому, чтобы отвлечься от неприятных ощущений, принялась следить за мухой, вившейся над скульптурой святой Терезы, впавшей в религиозный экстаз. Загадала, если насекомое сядет ей на лоб, с мужем полажу, а если на руку, то придется подумать, как выбираться из кабалы. Так засмотрелась, что пропустила сакраментальный вопрос, согласна ли я выйти замуж. Жениху пришлось слегка двинуть меня локтем в бок. Рассеянно заморгала, потом вошла в тему, ответила "да", но муха к этому времени исчезла. Было непонятно, садилась ли она на какую-нибудь часть Терезиного тела, и какие выводы из этого могла бы сделать молодая супруга.
   От свадебного пира удовольствие получили многочисленные гости. Я вообще не люблю шумных многолюдных сборищ, а в данном случае невозможно было спрятаться и отдохнуть от гама в дальнем укромном уголке. Мы сидели во главе стола. Новоиспеченный муж вел себя безукоризненно, все подкладывал мне в тарелку лакомые кусочки, но мне в горло они не лезли. Такой дикой усталости я не чувствовала даже тогда, когда еще в отрочестве, во время пикника, отошла на минутку в кустики, а потом вместо того, чтобы вернуться к импровизированному столу, нечаянно двинулась в противоположную сторону. Помниться, проплутала в лесу больше шести часов. Тогда искали меня со сворой охотничьих собак, которым я благодарна и поныне. Но вот к своре гостей на моей свадьбе теплых чувств я не испытывала. Ужасно хотелось разогнать их и немного отдохнуть.
   Отдохнуть не вышло. Не знаю, получил ли удовольствие от брачной ночи мой супруг, я же просто обалдела от идиотизма этого знаменательного для каждой новобрачной события. Утешало лишь то, что на этот раз нелепым выглядел и звучал мой дражайший муженек. Не знаю, отчего он не задул свечи в канделябре на ночном столике. Только голый граф выглядел гораздо менее импозантно, чем граф одетый. Скульптурный торс портила густая черная поросль на груди. И обычно тщательно скрываемая часть тела выглядела далеко не столь аккуратной висюлечкой, как на античных статуях в графском парке. А вот то, что вытворял муж этой самой "висюлечкой", оказалось форменным непотребством. Ну, и напоследок сир Глоренс так захрипел, застонал и даже хрюкнул, что я, невзирая на боль в одном интересном месте, расхохоталась во весь голос. Нужно было видеть его потрясенный и обиженный вид!
   Впрочем, так нелепо начавшаяся супружеская жизнь, в реальности получилась не такой уж и скверной, как я предполагала. Граф в отличие от опекунов, вовсе не был занудой. Дома появлялся лишь к вечеру, допросов о том, как я проводила время, не устраивал. Не указывал, что есть, как одеваться, кому улыбаться. Правда, он ненавязчиво порекомендовал мне известную модистку и самолично отвез к ней. Так что мои платья теперь тоже соответствовали модным картинкам, и я начала находить некоторое удовольствия от созерцания собственной персоны в зеркалах, которых в усадьбе мужа было превеликое множество. Конечно, время от времени приходилось выбираться на званные обеды и чаепития. Пару раз принимали у себя. Но лично мне особо напрягаться не довелось. Прислуга сира Глоренса была прекрасно вышколена. Дворецкий и экономка знали толк в организации торжеств. В общем, выяснилось, что замужество - вполне сносное дело.
   Статус замужней дамы дал право слушать шепотки и откровения прежде чопорных и закрытых с девицами леди. Это вызвало у меня шок похлеще, чем брачная ночь. Услышав множество пикантных подробностей, я окончательно уверилась, что мои опекуны вполне оправдали возложенные на них надежды, с мужем мне явно повезло.
   Нужно сказать, что постепенно ночные утехи перестали казаться отвратительными. Обнаружилось, что после "гимнастических упражнений" супруга мне неплохо спится. Были даже некоторые приятные моменты во время нашей близости. Но, наслушавшись леди с солидным стажем замужества, я уже знала, что проявлять удовольствие от исполнения супружеского долга приличной даме нельзя ни в коем случае. Поэтому сжимала зубы и, чтобы случайно не вырвался стон, старалась во время слияния с благоверным думать о вещах посторонних. Для такой стойкости очень полезным оказалось перемножать в уме трехзначные цифры.
   Даже через несколько месяцев брака мы продолжали говорить друг другу "вы", как в стародавние времена, когда в нашем языке существовала лишь такая форма обращения. Постепенно под влиянием гэлов в обиход вошло и легкомысленное "ты". Однако моему супругу не удалось разбить лед чопорного отчуждения в наших отношениях. Я так и не сумела назвать его Эндрианом. Он тоже лишь однажды окликнул меня по имени. Но в ответ на фамильярное "Сильви" уловил в моих глазах нечто такое, что оборвал себя на полуслове и в дальнейшем успешно обходился словосочетанием "жена моя" или вежливо холодным обращением "миледи".
   Постепенно муж стал бывать в моей спальне гораздо реже. Я успокоилась и отлично высыпалась на широченной кровати. Понятное дело, если только не зачитывалась до утра. Ведь когда ночевала одна, могла позволить себе маленькую слабость - делала пламя свечей гораздо более ярким, чем обычно, и ночь напролет наслаждалась очередным авантюрным романом, коих в графской библиотеке нашлось превеликое множество. Хорошо, что слуги сира Глоренса были, ко всем прочим добродетелям, еще и не любопытны. Ведь при тетушке Лилиан и прежних моих горничных даже зачатки моей слабенькой магии обнаружить нельзя было ни в коем случае. Известно, волшебство - в основном занятие для простолюдинов с определенными способностями, променявших уважение и любовь сограждан на высокие заработки и сомнительное удовольствие от того, что окружающие относились к ним с опаской.
   Разумеется, верховные маги принадлежали к кругу высшей аристократии. Именно они осуществляли общий контроль над мелкими колдунами, следили за тем, чтобы "мелочь" оказывала населению только магические услуги, обеспечивающие всех комфортом и удобствами. Колдовство, имевшее недобрые цели, пресекалось и сурово каралось. Впрочем, все время находились авантюристы, желавшие с помощью магии ограбить простаков или добиться власти над ними. Случались даже заговоры против королевского дома. Так что даже маги-аристократы, искореняя опасную заразу, трудились, не покладая сил. И это никак не прибавляло им уважения в глазах обычных дворян, большинство из которых предпочитали жить, не обременяя себя серьезными делами. Как гласила известная поговорка: "Место настоящего лорда в клубе, место истинной леди в салоне модистки".
   Женщинам в область колдовства путь и вовсе был заказан. Еще совсем недавно ведьм сжигали на кострах. Современное общество, освободившись от суеверий, позволило самым безвредным из них заниматься целительством. Именовали их теперь травницами, хотя на самом деле между колдуньей и знахаркой существует немалая разница. Если же Дар признавали опасным, приходилось, как и в случае с магами-отщепенцами, прибегать к насильственному лишению магических способностей. О процедуре этой ходили жуткие слухи. Было достоверно известно, что погибло больше половины тех, кого ей подвергли. Остальные лишились разума.
   Подобная перспектива меня ужасала. А потому после памятного разговора с мамой в моем раннем детстве свои никому не нужные способности я скрывала самым тщательным образом.
   Библиотека в поместье Глорена оказалась выше всяких похвал. У тетушки Лилиан на трех книжных полочках стояли слезливые женские романы, книжонки по рукоделию и кулинарии. Дядюшка и вовсе не загружал свои мозги литературой. Ему вполне хватало воскресной газеты "Джентльмен", чтение которой растягивалось на целую неделю. Причем, подозреваю, сир Лионель так и не осиливал весь шестистраничный выпуск. Обычно, плотно подзакусив, он водружал себя в уютное кресло у камина, смаковал еще один стаканчик хорошего бренди, а затем минут пять шуршал газетными страничками. После чего глаза его закрывались, и дядюшка погружался в сладкий послеобеденный сон.
   Тогда мне остро не хватало привычного умиротворения домашнего читального зала с его запахом стареющей бумаги, к которому примешивалась мускусная нотка, исходящая от кожаных переплетов. У моих родителей было весьма неплохое собрание книг. Но тетушка сочла, что большая часть их библиотеки, отнюдь не предназначена для юной девицы. Поэтому, забирая подопечную в свое поместье, она позволила мне взять с собою лишь несколько поэтических сборников. К счастью, леди Лилиан поэзию не любила, не имела о ней никакого представления и даже помыслить не могла, что там встречаются весьма легкомысленные, но порою и фривольные строки.
   К сожалению, мои сверстницы увлекались тем же сортом чтива, что и тетушка. Выручал меня наш старенький священник, имевший отменный вкус к изящной словесности и весьма неплохое собрание классики. Но и содержание трех его книжных шкафов, казавшееся мне, изголодавшейся в поместье опекунов по хорошей литературе, неслыханной роскошью, не шло ни в какое сравнение с библиотекой, обнаруженной у Глорена. В огромном помещении хранилась не одна тысяча томов. И здесь я теперь проводила большую часть времени. Каждый раз вначале долго бродила вдоль стеллажей, перелистывала то одну, то другую книгу, вдыхала их обожаемый аромат. Затем откапывала очередное сокровище и, забравшись с ногами в глубокое кресло, забывала обо всем на свете.
   Но порой надоедало и это. Хотелось размяться, заняться чем-то еще. В свое время я помогала дядюшке Лионелю разбираться в счетах и докладах управляющего моего поместья. Мне нравились цифры. Они словно разговаривали со мною, доверчиво раскрывая свои тайны. Однако тетушка Лилиан считала это совсем неподобающим увлечением для юной девицы и позволяла занимать документацией исключительно для того, чтобы ее не заподозрили в сокрытии доходов воспитанницы. При этом она настойчиво советовала ни в коем случае не признаваться мужу в таком извращенном пристрастии:
   - Мужчины не любят умничающих жен, - наставительно сказала она мне перед свадьбой. И погрозила пальцем. - Не вздумай давать милому графу повод для того, чтобы он начал тебя избегать.
   А вот у Глорена, когда дворецкий приносил ему кипу бумаг от управляющих нашими поместьями, явно портилось настроение и даже порою пропадал аппетит. И я с большим трудом сдерживала желание предложить ему свою помощь. Преодолеть вдолбленный тетушкой запрет помог случай.
   В тот день обед был прерван магвестником, яростно бившимся в окно столовой. Муж нахмурился и, не дожидаясь замешкавшегося лакея, сам открыл оконную раму. Прочитав послание, помрачнел еще более, даже неразборчиво прошипел какое-то ругательство. Срочный вызов в столицу требовал немедленного отъезда, а у него, как выяснилось, имелись насущные дела, связанные с тяжбой по поводу договора о поставках зерна в одно из соседних поместий, пострадавшее от неурожая и скверного управления. Попросту говоря, Глорен оттягивал возню с нужными документами до последнего, а теперь, когда сроки поджимали, приказ государя не оставлял ему времени для этого. Он был так расстроен, что я решилась:
   - Мой супруг, позвольте мне заняться вопросом о тяжбе. Я немного разбираюсь в таких вопросах. Дядюшка Лионель доверял мне подобные дела.
   Во взгляде графа промелькнуло удивление, смешанное с недоверием. Но после того, как мы с полчаса вместе пролистали бумаги, он, послушав мои замечания, вроде проникся некоторым уважением к собственной жене и смирился с необходимостью положиться на нее.
   Подобные случаи повторялись неоднократно. И потихоньку-полегоньку в мои руки перешли бразды ведения дел в наших владениях. Глорен вздохнул с явным облегчением, а я, наконец, перестала испытывать скуку. Идиллическую картину портило только чисто женское любопытство. Мучил вопрос, отчего наш милостивый государь так часто обращается за помощью к захолустному графу. Эндриэн был, конечно, состоятелен, а, заполучив жену с солидным приданным, мог считаться достаточно богатым лендлордом. Однако он до сих пор не удосужился представить меня ко двору. Следовательно, в этом не было необходимости, а из этого вытекало, что он не пользовался особым влиянием в высших кругах власти. Не занимал он также никакой придворной должности. Чем же объяснить постоянно прилетавших магвестников с золотым оттиском королевской ауры?
  
  
  ГЛАВА 2. СМЕРЧ ПО ИМЕНИ КЛЭР
  
  
  "Правила приличия писаны для разнузданных душ"
  (Из любимых присказок фейери).
  
   Наш брак считали весьма благополучным. Мне откровенно завидовала большая часть представительниц прекрасного пола Озерного Края. Как ни удивительно, только простушка Элинор как-то заметила, что я не выгляжу по-настоящему счастливой. В ответ на мой недоуменный взгляд она замялась и, как обычно, не смогла внятно объяснить, что именно имеет в виду. Лишь пролепетала что-то о сияющей ауре и невесомой летящей походке женщин, любящих и любимых. Это показалось забавным. И позже, оставшись наедине, я вдоволь посмеялась над ее романтичным воображением. Но делиться своим впечатлением не стала ни с кем. Мне нравились искренность и непосредственность Элинор, ведь это так редко встречается в высшем обществе. А потому я прощала ей наивность, ограниченность, косноязычие и никогда не делала Эли предметом обсуждения и насмешек.
   И ее рассуждения по поводу личного счастья меня ничуть не задели. Откровенно говоря, свою жизнь я находила просто замечательной. Помимо того, что Глорен предоставил мне неведомую прежде, он был хорошим шахматистом. И его обрадовало мое увлечение этой игрой. Иногда мы допоздна засиживались за черно-белой доской, получая немалое обоюдное удовольствие. Но обычно общались мы немного, в основном по поводу дел в имениях или же за едой, перебрасываясь ничего не значащими замечаниями. Вообще Эндриан был весьма неглуп. Его суждения отличались глубиной и остроумием. Однако он был внутренне закрыт со мною. Впрочем, как и я с ним.
   Сказать по правде, желания говорить по душам с кем-либо у меня не возникало со времени смерти родителей. К дядюшке и тетушке я, конечно, испытывала некоторую привязанность, но близости с ними не чувсвовала. А откровенная глупость и поверхностность большинства знакомых дам и девиц тоже вовсе не способствовала желанию дружить и открываться навстречу друг другу. Наоборот, хотелось держаться от них как можно дальше. Но, если с ними я старалась встречаться по возможности не слишком часто, то приезд сестры Глорена порядком нарушил мой покой. Честно говоря, семнадцатилетнюю Клэр нельзя было назвать совершенно безмозглым созданием. Однако, капризный и вздорный нрав в сочетании со святой уверенностью в том, что весь мир лежит у ее ног, полностью затмевал девичий разум.
   Первое знакомство с этой юной особой случилось на нашей с Глореном свадьбе. Запомнилось прелестное голубоглазое личико в обрамлении русых кудряшек. Узнав, что она, подобно мне, слишком рано лишилась родителей, я испытала горячее сострадание к молоденькой сироте. Хотелось хотя бы в какой-то мере заменить ей утраченное, стать настоящей старшей сестрой. Но Клэр не пожелала оставаться с братом в провинции и вернулась в Дилондиниум, где воспитывалась в одном из лучших пансионатов королевства. Ей покровительствовала проживавшая в столице тетушка со стороны покойного отца. В семействе леди Монтиар девочка, как правило, проводила и все вакации. А в этом сезоне ей предстояло впервые выйти в свет вместе с кузиной Милдред. Мы с графом послали приличную сумму денег на платье для первого бала. Глорен отвез сестре прелестную фамильную парюру из некрупного розового жемчуга: ожерелье, серьги, парные браслеты и кольцо. Очень нежные и благородные украшения необыкновенно подходили девице ее возраста и положения (разумеется, ей пока не пристало надевать их все сразу).
   Однако в средине августа Милдред Монтиар сразила жестокая лихорадка непонятного происхождения. Девушка "сгорела" менее, чем за неделю. Безутешные родители погрузились в глубокий траур. Вывозить Клэр в свет стало некому. А милое создание с небесным очами вовсе не собиралось излишне скорбеть по так безвременно почившей родственнице (считавшейся также ее самой близкой подругой и наперсницей). Посему моя молоденькая золовка решала пропущенному сезону в Дилондиниуме предпочесть бальный сезон в обществе провинциальных аристократов Озерного Края.
   ...Лето было на исходе. Полуденный зной вечером сменялся ощутимой прохладой. По утрам холодный ветерок съеживал слуг, снующих во дворе поместья, а в Баулете, столице нашего графства, подталкивал в спины прохожих, трепал и пронизывал тонкие шелковые шарфы дам, дефилирующих по парковым и садовым дорожкам. Природа напоминала, что для прогулок пора доставать одеяния поплотнее, а вот у модисток леди следует выбирать тончайшие шелка и готовиться к зимним балам. Но полуденное солнце все еще сияло на небосводе. Только голубой купол постепенно выцветал, приобретая хрустальную прозрачность, и, казалось, становился все выше и выше.
   В один из таких дней, особенно милых сердцу от сознания их скоротечности, стук копыт и грохот колес возвестил о прибытии гостьи. Клэр не удосужилась заранее написать нам о своем приезде, очевидно, решение ее было спонтанным. Позднее мне пришлось убедиться, что сестрица Глорена обладала склонностью действовать экспромтом, не задумываясь о сложностях, создаваемых тем самым для других, а порою и для себя самой.
   Я как раз углубилась в ежемесячный отчет управляющего одного из поместий Эндриана, когда моя горничная Кэт без стука влетела в кабинет с совершенно ошарашенным лицом и пролепетала что-то невразумительное о барышне, которая изволит гневаться. В холле обнаружился не менее обескураженный дворецкий Стивенс, обычно отличавшийся редкостной невозмутимостью, и мельтешащие слуги, сгибающиеся под ношей множества баулов, сумок и сундуков. Эпицентром обрушившегося на нас смерча оказался ворох кружев, почти полностью покрывавший элегантный дорожный костюм. Глаза, отсвечивающие голубой эмалью, полыхали возмущением:
   - У вас на редкость бестолковые слуги! И на диво нерасторопные! - именно такими словами приветствовала меня обретенная в замужестве родственница.
   Сохранить видимость спокойствия получилось с трудом. Да и потом мне стоило немало душевных сил выдерживать капризы и поучения высокомерной девчонки, возомнившей себя владетельной особой, в чьем подчинении находятся все обитатели данного поместья. Впрочем, со мной такое не прошло. К слову, и Глорен, поддержал меня, приструнив сестрицу. Поэтому Клэр весь свой пыл обратила на подготовку к сезону. Заняв бывшие апартаменты своей покойной бабки, она муштровала там выписанную из Дилондиниума портниху с пятью швеями, нередко доводя бедняжек до слез.
   Но, несмотря на это, приезд юной родственницы серьезно осложнил и мою жизнь. Отличаясь непоседливым нравом, а также неуемной жаждой общения, девица быстро и непринужденно вписалась в местное высшее общество, с которым мы прежде старались соблюдать определенную дистанцию. Теперь же множество приглашений на пикники, чаепития, танцевальные вечера, благотворительные базары и прочее прибывало ежедневно. А так, как девушке нежного возраста не пристало появляться там в одиночку, необходимо было сопровождать Клэр на эти мероприятия. Помимо ощущения пустопорожности, они съедали уйму времени, которого мне зачастую и так не хватало. Приходилось жертвовать часами сна, чтобы успевать заниматься своими повседневными делами. Забыла я и о чтении. Но все равно успевала разгрести лишь самое неотложное. Ворох неразобранных бумаг на письменном столе рос с угрожающей быстротой. Не удивительно, что однажды я все же сорвалась.
   Мы с Глореном завтракали вдвоем. Клэр еще спала. Раннее неприветливое утро затянуло окна унылой осенней дымкой. Десяток свечей в тяжелых бронзовых подсвечниках бросали блики на хрусталь и фарфор, но не разгоняли тьму в углах чересчур просторной столовой. Муж просматривал газету, лежавшую перед ним на металлической рамке-подставке. На душе было пасмурно. А при виде Стивенса с подносом, на котором громоздилась корреспонденция, захотелось взвыть, вскочить и затопать ногами. Нервно скомкав салфетку, обратилась к Глорену:
   - Супруг мой, оторвитесь на пару минут от занимательной статьи и выслушайте меня. Я больше не могу тратить столько времени и сил, сопровождая вашу сестру на столь многочисленные развлекательные мероприятия. Нужно найти другое решение.
   Во взгляде Глорена промелькнула ирония:
   - Как вы знаете, у меня тоже не переизбыток свободного времени. К тому же, частые разъезды...
   - Оставьте, - раздраженно прервала его. - Полагаю, у Вас найдется пожилая приличная, но не богатая родственница, которая согласится переехать к нам в качестве компаньонки для Клэр.
   - Н-да, это реальный выход из ситуации, - муж задумался. - Пожалуй, есть одна подходящая кандидатура. Дама несколько унылая, но не склочная и знает свое место.
   Так в нашем доме появилась миссис Роллинг, а попросту тетушка Сюзи. Серенькая и неприметная особа непонятного возраста поначалу вызвала у нашей "принцессы" неприязнь:
   - Она такая зануда, - жаловалась Клэр.
   Но мне усохшая вдова показалась вполне разумной дамой, самодостаточной и неназойливой. Впрочем, и золовка быстро смирилась с нею:
   - Тетушка, конечно, зануда, но она не кривится, как Сильви, если нужно куда-то выбраться. С ней можно, не торопясь, ходить по галантерейным лавкам и ювелирным магазинчикам. Да и поболтать с ней приятно.
   Приятная беседа, в понимании Клэр, сводилась к тому, что миссис Роллинг часами безропотно выслушивала словоизлияния юной девы. У меня, правда, создалось впечатление, что при этом тетушка Сюзи думала о чем-то своем, не особенно вслушиваясь в болтовню своей подопечной. Точно так же, погруженная в свои мысли, она терпеливо сносила обожаемые Клэр многочасовые поездки в Баулет за покупками.
   Но, как выяснилось, при всей своей отстраненности, пожилая дама была достаточно наблюдательной и вполне рассудительной. Однажды она неожиданно постучала в мой кабинет ранним утром, когда наша "звездочка" еще сладко почивала в постели. Поняв, что тетушке нужно обсудить нечто, касающееся девушки, но вдали от ее ушей, я отложила в сторону счета, пригласила ее сесть и ободряюще улыбнулась. Миссис Роллинг немного замялась, подыскивая нужные слова, но затем все же решилась:
   - Ваше сиятельство, мне неловко об этом говорить, но вы слишком заняты и вряд ли обратили внимание на то, что молодой герцог Гроссверд в последнее время слишком часто наносит визиты леди Клэр. Они достаточно невинны, проходят в моем присутствии, но все же... Его намерения как-то не вполне ясны. Герцог, разумеется, весьма и весьма завидный жених, но, насколько я знаю, он еще не вел никаких переговоров с графом Глореном. К тому же, его визиты, начались сейчас, когда его сиятельство в отъезде. Вы тоже в это время обычно поглощены делами и не выходите к нему...
   Я закусила губу, признавая свое упущение. Действительно Стивенс неоднократно сообщал мне о визитах Уильяма Гроссверда, но, пребывая в эйфории от того, что Клэр удалось спихнуть на попечение тетушки Сюзи, я полностью положилась на нее, совершенно утратив бдительность. Конечно же, было полным безрассудством и верхом неприличия позволять юной деве проводить без опекунов так много времени с холостым мужчиной, с которым они еще не были помолвлены. Настроение испортилось от осознания, сколько часов придется опять тратить на пустопорожнюю светскую болтовню, но, вздохнув, от всей души поблагодарила миссис Роллинг за бдительность и пообещала спускаться в гостиную, когда приезжает герцог. Необходимо было понаблюдать за ним и понять, что у Гроссверда на уме.
   Уже через пару часов дворецкий доложил о прибытии герцога с утренним визитом и мне пришлось покинуть кабинет, чтобы присоединиться к небольшому обществу, собравшемуся в малой гостиной. Клэр при этом капризно надула губки, а вот ее поклонник был очарователен и любезен. Кстати, он оказался отнюдь не глуп. Мы мило поболтали о романтической поэзии. Но затем я заметила скуку на прелестном личике золовки и перевела беседу на последние выпуски новоявленных журналов мод, о которых Клэр могла говорить бесконечно. Однако после отъезда Гроссверда она все равно высказала мне свое недовольство:
   - Ты же твердила, что у тебя дел невпроворот. А как только появился красивый мужчина, тут же их забросила.
   - Моя дорогая, - достаточно холодно ответила я маленькой язве, - в обществе уже говорят о том, что герцог слишком часто появляется в нашем доме, уделяя тебе внимания, но пока что никак не обозначив свои намерения. Кстати, согласно правилам приличия, ему стоило бы вначале нанести визит семье твоего брата. Тем более, что ты до первого бала еще не начала официально выезжать в свет. Не так ли? Ты ведь, милочка, большая ревнительница светских правил. Отчего же сразу же не поставила его на место?
   - Не придирайся и не передергивай, - голос Клэр зазвенел от злости. - Мой первый сезон не за горами. Я начну выезжать уже через полтора месяца. К тому же, я принимаю Уильяма не в одиночестве. Со мною тетушка. Кстати, не она ли то самое "общество", которое твердит... - девчонка бросила испепеляющий взгляд на миссис Роллинг.
   - О-о-о! - насмешливо протянула я, - предложение еще не получено, но уже "Уильям".
   - Завидуешь! - прошипела девица. - Да тебе, с твоей внешностью, еще несказанно повезло, что на тебя обратил внимание граф. Радуйся, что имела приданое, на которое польстился мой братец. А я достаточно хороша для герцогской короны. Ясно!
   - Что-то вы, юная девица, выходите за всякие рамки, - осадила я зарвавшуюся соплюшку. - Боюсь, в таком состоянии можете натворить немало глупостей, испортив свое будущее. Посему, больше никаких визитов Гросверда до приезда графа Глорена. - И, не обращая внимания на беспомощно хватающую ртом воздух Клэр, развернувшись, вышла из комнаты.
   Меня слегка потряхивало. Теперь я вполне посочувствовала тетушке Лилиан и дядюшке Лионелю, оценив их желание как можно быстрее выдать подопечную замуж. И это при том, что, в отличие от своей золовки, я вовсе не была записной кокеткой и в юности мало интересовалась противоположным полом. Впрочем, это тоже создавало определенные проблемы для моих опекунов.
   От всех треволнений могла спасти хорошая книга. Поэтому, прихватив томик переписки знаменитых средневековых влюбленных Эльгара и Эльзбет, я удалилась в спальню значительно раньше обычного. Поколдовав над свечами, сделала освещение как можно ярче (что всегда поднимало настроение), забралась под одеяло, откинулась на вертикально прислоненные к спинке кровати подушки и открыла первую страницу. Но тут в дверь без стука вломилась заплаканная Клэр.
   Она перепробовала все уловки: закатила истерику, затем, молитвенно сложив руки, упала на колени, наконец, открыв окно, пригрозила выброситься из него и покончить с собой. Но я была тверда. Во-первых, до приезда Глорена оставалось всего три-четыре дня, а, во-вторых, этим вечером я уже отослала письмо герцогу с очень вежливой и очень настойчивой просьбой в следующий раз навестить нас не ранее, чем через неделю, когда прибудет глава семьи.
   Возвратившись домой, супруг одобрил мои действия. Однако, не был он против и визитов Гроссверда. Молодой герцог считался самой завидной партией Озерного Края. Но, разумеется, Глорен твердо заявил своей сестрице, что присутствия одной тетушки Сюзен при этом недостаточно. Принимать герцога непременно должны опекуны. Когда Эндриан дома, то он вместе со мною. Если же он отсутствует, то эта сомнительно почетная миссия ложится только на мои плечи. Девчонка покрутила носом, но вынуждена была уступить.
   Вначале меня раздражала необходимость опять почти ежедневно урывать несколько часов на светскую болтовню. Ко всему прочему, Глорен опять отлучился на несколько дней. Но во время одного из утренних визитов герцога Клэр вдруг насмешливо уколола меня мужскими пристрастиями, вроде ведения расходных книг, чтения юридических справочников и игры в шахматы. К ее великому негодованию, Гроссверд оживился и предложил сыграть с ним партию. Шахматистом он оказался великолепным, никакого сравнения ни с посредственной игрой дядюшки Лионеля, ни с довольно приличным уровнем Глорена. Первую партию я проиграла, но вторую удалось свести вничью. Подняв торжествующий взгляд, вдруг столкнулась с внимательными глазами герцога. И меня охватила невольная дрожь. Больше с Гроссвердом за шахматную доску я не садилась. Да и вообще в общении с ним стала держаться сдержаннее и холоднее.
   Наконец наступила зима и с нею, наконец, открылся столь долгожданный для Клэр сезон балов. Начало ему было, как водится, положено в по-провинциальному претенциозной резиденции губернатора Баулета.
   Мы прибыли всем семейством, облаченные в лучшие наряды, чопорные и надменные внешне, но с бурлящим, как шампанское, внутренним предвкушением праздника. Что ж,
  бал был великолепен и...невероятно скучен, во всяком случае, для меня. Клэр вряд ли согласилась бы с этим утверждением. Ее изумительные глаза небесного цвета сияли. Отсвечивающие золотом кудряшки, выбиваясь из высокой причёски, нимбом обрамляли прелестное личико. Хотя танцы ещё не начались, бальная книжечка моей золовки была заполнена почти полностью. Кокетка оставила пустыми лишь две первые строчки. И я прекрасно понимала, для кого они предназначены. Однако обычно невероятно пунктуальный поклонник сегодня запаздывал.
   Клэр закусила губу. Восторженное выражение лица сменило плохо скрываемое раздражение. Я сомневалась, что её чувства к молодому аристократу так уж горячи. Девочка была слишком эгоистична для того, чтобы любить сильно и глубоко. Но, конечно же, она влюбилась (настолько, насколько могла, конечно) в родовитого красавца. К тому же, ей льстили ухаживания одного из самых завидных женихов империи. Это делало её почти недосягаемой в глазах подруг. А перспектива блистательного замужества пьянила, кружила голову.
   Внезапно она нахмурилась и дернула меня за руку:
   - Пойдем куда-нибудь в дальний угол, хотя бы вот к той колонне... Быстрее, Сильви!
   При необходимости Клэр умела действовать с почти пугающей быстротой и ловкостью. Уже через минуту мы спрятались за внушительной помпезной колонной, изображая повышенный интерес к закускам на одном из небольших фуршетных столиков, расставленных повсюду согласно новейшей моде.
   Я с трудом перевела дыхание, сбившееся от стремительного броска в этом направлении, и поинтересовалась, чем вызвано столь резкое перемещение. Клэр подхватила крохотную тарталетку с семгой и пояснила, что увидела виконта Леграна, направлявшегося в нашу сторону. Длинные ресницы опустились с неподражаемой смесью кокетства и досады:
   - Этот противный липучий виконт всегда портит мне удовольствие от развлечений. Находит меня, где бы я ни находилась, прилипает, распугивая других кавалеров. Он совершенно ужасен, Сил! И тушуется только перед Уиллом, который сегодня так некстати запропастился неизвестно куда. А ведь обещал непременно быть здесь! Господи, какая же я несчастная.
   Клэр умудрялась тарахтеть без умолку и при этом заметно опустошать столик, возле которого мы стояли. Аппетит у неё всегда был отменный, а обмен веществ замечательный, поэтому это никак не отражалось на изящной, обманчиво хрупкой фигурке сестры моего мужа.
   Даже в удаленном конце зала утонченная прелесть золовки не осталась незамеченной. Импозантный шатен, вкушавший закуски неподалеку от нас, был так впечатлен, что, дожевав канапе с фуа гра, решительно направился в нашем направлении и осведомился, не остался ли у столь очаровательной девы свободный танец. Клэр мило улыбнулась, в глазах ее зажегся мстительный огонек (полагаю, подумала об Уильяме Гроссверде), и парочка упорхнула в центр зала, где как раз объявили волнующе-возбуждающий падеснальд.
   А я облегченно вздохнула Прихватив бокал шампанского и тарталетку, огляделась в поисках удобного диванчика или кресла. Но сладким надеждам не суждено было сбыться. За спиной прозвучал знакомый бархатистый голос:
   - Леди Глорен, не соблаговолите ли подарить мне танец? - объект матримониальных мечтаний Клер вовсе не выглядел удрученным и разочарованным. Его теплый взгляд согревал.
   Герцог осторожно взял бокал из моих рук, поставил на краешек стола. Я с трудом проглотила застрявший было в горле кусок. Рядом с этим мужчиной охватывало двойственное чувство: что скрывать, к нему тянуло, его прикосновения вызывали эйфорию, но в то же время в нем ощущалась некая отстраненность, он будто бы рассматривал меня, как ...интересный экспонат. А я под этим испытующим взглядом порой теряла дар речи, а иногда внезапно становилась не в меру разговорчивой. Вообще-то бурные эмоции, как и резкие перепады настроения, совершенно несвойственны мне. Поэтому обычно старалась держать с Гроссвердом определенную дистанцию. Но сейчас сил противостоять его харизме не нашлось, поэтому покорно вложила подрагивающие пальцы в руку, показавшуюся слишком горячей даже через шелк моих и его перчаток.
   Спустя несколько минут, завороженно подчиняясь движениям партнера, вдруг поймала на себе недобрый взгляд Клэр. Чувство невольной вины развязало язык:
   - Вы опоздали на бал, сир. И бальная книжечка Клер, кажется, почти заполнена. Теперь вам придется поторопиться, чтобы получить хотя бы один танец.
   - Полагаете, это меня волнует? - неожиданно спросил герцог, кружа меня в своих объятиях. - Миледи, меня не слишком интересуют глупые охотницы за моим титулом.
   Согласно танцу, мы отстранились друг от друга. Последовало блансе, два шага по линии танца. Затем наши руки скрестились, а когда Гросверд развернул меня спиной к себе, он как-то очень интимно шепнул на ухо:
   - Меня привлекают в женщинах ум и независимость. Отчего вы всегда так старательно дистанцируетесь от меня?
   Я машинально развернулась в очередной фигуре танца, с трудом взяла себя в руки и холодно ответила наглецу:
   - Сир, вы забываетесь. Я замужняя дама, подобный флирт со мной неуместен. - Подняв глаза, встретилась с насмешливым взглядом и раздраженно добавила. - Кстати, я считаю непорядочным с вашей стороны, подавать надежды юной девушке, если у вас нет серьезных намерений по отношению к ней.
   - У меня есть более, чем серьезные чувства по отношению к одной ее родственнице, - как ни в чем не бывало ответил наглец. - И, бывая в доме опекунов Клэр, могу хоть изредка видеть ту, о которой тоскую.
   Я резко остановилась, сослалась на головокружение и потребовала вывести меня из круга танцующих. Не хотелось демонстративно покидать герцога, тем самым вызывая ненужные пересуды. Он сделал обеспокоенное лицо, проводил меня до отдаленного кресла, принес воды. И в эту минуту подошел мой супруг. Сдержанно поинтересовался моим самочувствием. Услышав мою версию, тут же увез домой.
   Всю дорогу мы больше молчали, лишь несколько раз перекинулись парой слов. Хорошо, что полуночная темнота скрывала лица. Щеки мои пылали, сердце выпрыгивало из груди. Злость смешалась с растерянностью. Ибо я хорошо понимала, как трудно будет противостоять чарам Уильяма Гроссверда. Мне еще не случалось влюбляться. И теперь это чувство нахлынуло океанской волной, в которой тонули все доводы рассудка, все затверженные с детства правила приличий.
  
  
  
  ГЛАВА 3. ЕСЛИ ВЫ ЗАБЛУДИЛИСЬ НА СОБСТВЕННОЙ УЛИЦЕ...
  
  
  "Сердцевина души чаще всего не заметна постороннему глазу, если находится снаружи"
  (Из любимых присказок фейери).
  
  
   К счастью или к сожалению (а в моем случае, скорее - последнее), сестрица Глорена отнюдь не была дурой. Присущим ей чисто женским чутьем она ощутила подлинные намеренья Гроссверда, великолепно разыграла внезапную влюбленность в другого кавалера (того самого шатена, с которым открывала свой первый бал) и настояла на том, чтобы молодого герцога в нашем доме более не принимали. Ее разговор с Глореном состоялся без моего присутствия, поэтому могу лишь предполагать, как она обосновала свою просьбу. Судя по всему, уязвленная гордость не позволила девице даже намекнуть на то, что я оказалась в приоритете у того, кого считали ее собственным поклонником. Это, конечно, радовало. Однако у Клэр было и другое тоже очень женское свойство - коварство. И его не стоило недооценивать.
   Звоночек прозвучал, когда Гроссверд все-таки умудрился поймать меня наедине. В тот день мы с Элинор выбрались в торговые ряды Баулета. Мечта модниц располагалась в пассаже, недавно открытом на ответвлении главной улицы города. Причудливая арка вела в настоящий дамский рай: вереницу салонов модисток, ювелирных и галантерейных лавок, магазинчиков дорогих головных уборов.
   Подруга, как обычно, долго и со вкусом выбирала перчатки. Устав от попыток разрешить ее сомнения (взять три пары лайковых и полдюжины шелковых или наоборот, отдать предпочтение серебристо серым с зубцами или очень длинным песочного цвета и так далее), я сослалась на то, что задыхаюсь в излишне натопленном помещении, и вышла наружу.
   Откуда-то неожиданно вынырнул невозмутимый элегантный Гроссверд и, поймав мою руку, поднес ее к губам. Но взгляд зеленоватых глаз был странно и непривычно серьезным для молодого бонвивана. И его приглушенный шепот прозвучал с излишней торопливостью:
   - Миледи, мне не давали возможности встретиться с вами. Хочу предупредить, вы должны быть крайне осторожны. Клэр обратила внимание на некоторые ваши...особенности. Полагаю, своими наблюдениями она поделилась не только...
   - Сильви! - Элинор стояла на пороге лавки, в ее голосе звучало возмущение. - Милорд, рада вас видеть, но, к сожалению, у нас нет времени на разговоры. - Подруга сжала мой локоть и потащила к выходу из пассажа. И только, устроившись в коляске, укоризненно заметила. - Что ты себе позволяешь? Как можно разговаривать с этим молодчиком наедине. О вас и так ходят нехорошие слухи. Конечно, зная тебя, в подобные сплетни поверить трудно, но все же...
   Я только покачала головой и пожала плечами. Не хотелось оправдываться, да и тревожный холодок в груди не располагал к разговорам. Впрочем, Элинор, как всегда, почувствовала мое настроение, и всю дорогу до гостиницы мы молчали. А я меланхолично размышляла о том, что стервозность и мстительность в моей юной золовке возобладали над ее тщеславием. Тревожил и вопрос о том, касались ли ее подлые намеки лишь возможной интрижки между мной и герцогом. Или же предупреждение Гроссверда несколько запоздало.
   На следующее утро мы с Элинор расстались, каждая возвратилась в свое имение. Дома на переживания у меня совсем не осталось времени, потому что там царило форменное сумасшествие.
   Сестрица мужа торжествующе помахала перед моим носом роскошным конвертом с отпечатком королевской магической ауры:
   - Наше представление королю состоится через две недели, - сказала она с придыханием и насмешливо добавила. - Я-то к нему готовилась. На всякий случай. Вместе с Милдред. Но вот тебе придется несладко. Уходят месяцы для того, чтобы научиться придворному реверансу. А уж ходить с трехметровым шлейфом!.. И не запутаться в нем, когда пятишься от трона...
   - Погоди. - В этой трескотне меня зацепила только одна фраза. - Почему "на всякий случай"? Тебя, как дочь графа, положено представить монарху.
   - А тебя, как жену того же графа, нет? - со злостью протянула она. - Поблагодари своего муженька и моего братца за выбор придворной службы!.. Он же почти перечеркнул для меня возможность сделать приличную партию. Уверена, что Гроссверд именно поэтому не имел ко мне серьезных намерений, с тобой же...- она не закончила, но было понятно, подразумевалось, что с приличной девицей не заводят легких интрижек, а вот с замужней дамой - вполне.
   - Ты хочешь сказать... - неверяще протянула я, имея в виду отнюдь не злобный выпад в сторону моей чести. Но, еще не закончив, знала ответ на свой вопрос. Вообще, только моя отгороженность от светской жизни не позволила сразу догадаться обо всем, а заодно поверить необычным ощущениям, что нередко возникали рядом с Эндрианом. Но тогда и вовсе стало непонятным наметившееся представление ко Двору.
   Супруг обнаружился в своем кабинете. Выглядел он усталым, озабоченным, однако вовсе не удивленным происходящим. Кажется, моя поразительная недогадливость его порядком позабавила.
   - Да я - королевский маг, - надменной усмешке Эндриана соответствовал высокомерный тон. - Именно поэтому, несмотря на титул, мне было непросто подыскать невесту. Далеко не все родители соглашались отдать дочь за "прокаженного". Ваши опекуны оказались выше предрассудков, зато весьма практичны. - Он хмыкнул, глядя на мое потрясенное лицо, и спросил, пытаясь скрыть уязвимость за показной иронией. - И что? Если бы вы знали о подобном недостатке, то наотрез отказались бы связывать со мной свою судьбу?
   - Отнюдь, - я постаралась взять себя в руки. - Предрассудки - тоже не мое. Впрочем, объясните другое. С чем связаны столь кардинальные перемены? Каким образом маги получили право представлять ко двору своих жен, сестер, дочерей? Это что-то новенькое, насколько я понимаю.
   - Верно, - Глорен покрутил в руке самопишущее перо. И я опять упрекнула себя в рассеянности. Давным-давно следовало обратить внимание на множество дорогостоящих и редких артефактов, которые заполняли наш дом. А муж, между тем, продолжил уже вполне спокойно, с интонациями учителя, просвещающего малограмотную девчонку. - Со времен кровавой резни магов, инициированной Святым Борхусом и одобренной фанатичным Гарольдом II, прошло уже семь столетий. Время вполне достаточное для того, чтобы власть предержащие, во-первых, научились контролировать владеющих Даром, а, во-вторых, сумели оценить несомненную пользу, которую те могут приносить державе.
   Добавьте и то, что одаренные рождаются не только в семьях низшего сословия, но и в аристократических семействах. Впрочем, все же предполагалось, что скверная репутация и ограниченность в правах будут держать магов на расстоянии от ключевых государственных постов, а, следовательно, подальше от возможности захватить власть над обычными людьми. В то же время, подобная ситуация отнюдь не способствовала полноценному служению знатных одаренных, для которых существовали известный предел карьерного роста и ущемление в правах. Многие высокопоставленные семьи вообще предпочитали запечатать Дар наследников еще в детстве. При том, что это весьма и весьма опасная процедура. И обычным людям, простите меня, дорогая супруга, не понять, насколько она травматична не только для тела, но и для психического, душевного состояния.
   Глорен нервно сплел пальцы и откинулся на высокую спинку кресла. Я внутренне усмехнулась: ну, да, разумеется, откуда же мне знать подобное!.. Напряженная тишина длилась не менее минуты, затем супруг вздохнул и продолжил объяснения:
   - Когда двести лет тому назад после смерти последнего бездетного Марвинга королевский престол Альбиума заняла куда более разумная и практичная династия Колдуэлов, лед неприятия магии начал таять. Ко всему прочему, выяснилось, что многие наши соседи отнюдь не брезговали развитием чародейства. И хотя, к счастью, нас окружают крохотные государства, их возросший военный магический потенциал начал угрожать нашей могущественной островной империи. В принципе, Альбиум спасали лишь окружившие с трех сторон горные хребты с богатыми залежами мифрила, минерала, блокирующего многие виды иноземных чар.
   Глорен прочел мне настоящую лекцию. Выяснилось, что, благодаря своему отцу, занимавшему один из высочайших постов в королевстве, сам он вырос при Дворе, с детства дружил с наследником престола Карлом, которого именовал попросту Шарло. Поэтому, когда у Эндриана в подростковом возрасте проснулся Дар, отношение к нему монарха и его семьи ничуть не изменилось. Более того, король посоветовал тогдашнему герцогу не запечатывать магию сына. Однако, антимаговская опозиция в государстве все еще была слишком сильна, поэтому Эндриан оказался все же несколько урезан в правах.
   Впрочем, жизнь не стоит на месте. Постепенно наш благословенный Грегор Х добился сначала смягчения законодательства по отношению к одаренным. Не так давно наиболее приближенным к королю магам позволили появляться при Дворе официально, а теперь вот была принята новая поправка, отменяющая дискриминацию по отношению к их семьям. Сей важный политический шаг и потребовал нашего немедленного (читай: демонстративного) представления монаршим особам.
   Но самой большой неожиданностью для меня оказалось имя "феи-крестной", то бишь придворной дамы-поручительницы, долженствующей сопровождать нас на этой церемонии и как бы ручавшейся за соответствие нашей репутации и морали высоким требованиям Двора.
   - Миссис Роллинг?- пораженно переспросила я.
   - Верно, - в глазах Глорена мелькнула смешинка. - Вас это удивляет, дорогая? Что ж, нашей милой тетушке Сюзи свойственна скромность. Сегодня она действительно обедневшая вдова. Но в свое время ее доблестный супруг героически спас на поле боя наследника престола, а ныне нашего доброго короля, благодаря чему получил титул и все, что к нему прилагается. Правда, затем их единственный сын вляпался в антимонархический заговор, закончил каторгой, где и скончался. Однако Грегор IХ оставил его родителям средства к существованию (увы! Достаточно скромные) и определенные привилегии. Поэтому миссис Роллинг все еще - де юре- является придворной дамой. Ну а теперь, когда у власти монарх, который обязан своей жизнью ее покойному супругу, возвращение тетушки Сюзи в придворную круговерть вполне-вполне закономерно.
   Из кабинета мужа я вышла несколько ошарашенной. Его объяснение происходящему звучало вполне логично. И все же в столь внезапной и неотложной милости короля мне чудился... некий подвох? ...некая подспудная цель? ...некая тайная интрига?
   Но на размышления не оставалось времени.
   Как выяснилось, мечта всех высокородных дам и девиц - представление ко Двору - процедура жутковатая, хотя и занимает всего пару минут. Однако подготовка к ней обычно длиться несколько месяцев. Прежде всего необходимо сшить открывающее плечи и руки платье с трехметровым шлейфом. А после научиться в нем двигаться. Желательно, конечно, изящно, но, в первую очередь, так, чтобы, когда пятишься назад от королевского трона, не опозориться, запутавшись в этом "хвосте" и свалившись в самый ответственный момент.
   Разумеется, моя золовка получала преогромнейшее удовольствие от подготовки к представлению. У нее все получалось просто замечательно. Прикрепленная к плечевым швам "старого" бального платья длинная тряпка, которая в имитации шлейфа нелепым хвостом стелилась по полу, словно сама собою ложилась на сгиб левой руки Клэр, когда она грациозно семенила спиною вперед от изображавшего трон кресла у камина.
   Ее звонкий голос разносился по всему дому. Клэр щебетала, вертясь перед зеркалом со всевозможными перьями в прическе. Этот аксессуар был необходимым отличием дебютанток, чтобы король сразу мог отличить их в толпе. При этом, как выяснилось, существовали различные варианты сочетаний "птичьего оперения". Если в прошлом году красовались, воткнув в волосы несколько крупных перьев, то в нынешнем сезоне мода диктовала одно высокое перо в окружении мелких перышек. Но последним писком считался треугольный плюмаж - два крайних пера короче основного. Мне, как замужней даме, предстояло добавить к этому "великолепию" еще и тиару.
   Однако подлинной пыткой оказалось обучение настоящему глубокому реверансу, который нужно было исполнить перед королевской четой. Предстояло присесть, практически касаясь коленями пола и удерживая спину совершенно прямо, что само по себе показалось мне тем еще извращением. Впрочем изюминка заключалась в другом: следовало замереть в ожидании милостивого монаршьего разрешения подняться. По словам нанятого учителя мистера Гангуа, известны случаи, когда особам, раздражавшим монархов, приходилось вот в таком раскоряченном виде торчать по получасу и более. И хотя нынешний король не слыл законченным мерзавцем, сам Гангуа изгалялся над нами от всей души. Так что в какой-то момент я потеряла терпение.
   Нет, я не вышвырнула негодника вон из замка и даже не хлопнула дверью большой гостиной, где знаток придворного этикета мучил нас особо гнусными способами. Но зато позволила себе то, что обычно не позволяла. Слабенький, максимально экранированный от окружающих поток магии скользнул по телу, омывая онемевшие мышцы, возвращая им подвижность. Мне стало легче. И...ничего не произошло. Никто не ворвался в зал в поисках проклятой колдуньи. Все прошло незамеченным. Мамины наставления и мои многочисленные тренировки по созданию маскировочного кокона не пропали даром.
   После этого я порядком осмелела в использовании запретного Дара. Но и эти тайные ухищрения никак не компенсировали катастрофическую нехватку времени. Непросто за две недели успеть изучить то, на что обычно уходили месяцы ежедневных многочасовых упражнений. Клэр откровенно злорадствовала, наблюдая за моими попытками добиться хоть мало-мальски сносных результатов. Особенно скверно дело обстояло с шлейфоносными передвижениями. Заглянувший к нам пару раз Глорен при виде моих потуг хмурился и нервно кусал губы. Предстоящий позор откровенно пугал меня. И тогда я решилась на крайнюю меру.
   Два дня пришлось потратить на то, чтобы, по возможности, незаметно собрать приличный запас малопортящегося съестного. Заметив, что моя горничная Кэт с некоторым недоумением приносит в мои апартаменты переполненные подносы с "перекусом" (фруктами, овощами, копченным и вяленым мясом, ванильными сухариками и прочим), я совершила несколько ночных набегов на кухню и не погнушалась банально неприличной кражей провизии из кладовых (благо, у хозяйки поместья есть ключи от таких помещений!).
   И вот за трое суток до отъезда я изобразила дичайшую мигрень, дабы Глорену не пришла в голову мысль навестить в ночи спальню супруги. После того, как Кэт закончила с моим вечерним туалетом и закрыла за собой дверь, я, на всякий случай, не без слабенького магического импульса передвинула громоздкий пузатый комод, плотно припечатав им дверную створку. Теоретически, на то, чтобы совершить задуманное, в реальном мире уйдет не более получаса. Но и за этот период всяко может случиться... Я предпочла перестраховаться. Затем стремительно стянула ночную сорочку, облачилась в "тренировочное" бальное платье, сжала в руке горловину увесистого мешка с едой. Не теряя времени на прическу, вытащила заветный мамин медальон, представила свой новый облик и впервые произнесла вслух мысленно затверженную назубок маловразумительную фразу.
   Мир качнулся, окружающие меня предметы растворились, теряя очертания, а вместо них возникала новая реальность. Сказочно прекрасная, пугающе зыбкая, чуждая и близкая одновременно.
   На пригорке сидел человек в шутовском колпаке, наигрывающий на свирели. Черты его были грубы, уши слегка оттопырены, а зубы немного выступали вперед. Но очень светлые, почти прозрачно голубые глаза светились умом и неподдельным сочувствием.
   - Маленькая фея потерялась в Иллюзорном мире? - скорее констатировал, чем спросил этот странный субъект. - Он поднялся и начал спускаться ко мне. При этом стало заметно, что одна его нога короче другой, а левое плечо намного выше правого. Незнакомец оказался еще и горбуном, хотя это увечье, скрытое мешковатой одеждой, не слишком бросалось в глаза. Но тут я заметила еще одну странность, напугавшую до полусмерти: сквозь фигуру мужчины виднелся низкий кустарник, покрывавший холм, и тощее деревцо, скособочившееся на вершине пригорка.
   Впрочем, в голове сами собою всплыли мамины наставления, помогая прийти в себя. Я выставила вперед руку, подняв кисть и растопырив пальцы в удерживающем нечисть жесте и выкрикнула:
   - Фантазия угомонись, иллюзия остановись, наваждение развейся!
   Мужчина замер, склонив голову, одобрительно хмыкнул:
   - Основательно подготовились, значит попали сюда неслучайно. И все ж, кажется, вы здесь впервые. Могу ли чем-то помочь?
   Я помедлила, размышляя. Радовало то, что он не был весьма опасным наваждением. Да и порождения фантазии, как говорила матушка, отличались капризным нравом и странноватыми причудами вкупе с непостоянством. Но иллюзию тоже не надевали просто так. За нею что-то скрывали. Доброе или злое - вот в чем вопрос. Хотя обострившаяся эмпатия не подавала сейчас тревожных сигналов. Впрочем, выбора у меня все равно не было. Мир был совершенно незнакомым. Минуты быстро капали в незримых часах, не предоставляя возможности слишком долго рыскать в поисках необходимого.
   - Вы знаете, где Река Времени?
   Лицо незнакомца выразило крайнюю степень озабоченности:
   - Это - гибельное место, дитя.
   Захотелось топнуть ногой и наорать на молодчика, пытавшегося изобразить престарелого мудреца, но взяла себя в руки. Только в голосе звякнули льдинки:
   - Я не ребенок, а взрослая женщина. Мне известно, как вести себя в потоке Времени. Если знаете, где он, проведите. Если же - нет, найду его сама.
   Склонив голову к приподнятому плечу, он кивнул мне и протянул руку. Но я не стала принимать ее:
   - Идите впереди. Коль ваши помыслы чисты, Иллюзия позволит мне следовать за вами.
   Шут расхохотался, похвалил за осмотрительность и осведомленность, подхватил мой мешок с провизией и шагнул вправо. Я двинулась за ним, поражаясь тому, как смазалось пространство по сторонам, будто мы не шли, а летели с невероятной скоростью.
   Река Времени предстала предо мною во всей своей грозной красе. Она казалась бескрайней и бешенной. Я растерянно замерла, не представляя, как можно ступить в этот стремительный бурлящий поток, который закружит меня, словно крохотную щепку и унесет в безвозвратную неизвестность.
   Прозвучал уже знакомый доброжелательный смех.
   - На сколько часов вы хотите остановить бег времени?
   - Мне нужно двадцать или даже тридцать дней.
   - Новичку не выдержать сколько, - отрезал проводник. - Постарайтесь уложиться в декаду. - Он сделал неуловимый пасс рукой, и прямо напротив нас возник клочок суши, к которому перекинулась арка моста. - На Острове вы сможете сбросить личину, завершить то, что вам необходимо. А через десять дней окажетесь там, где мы с вами встретились и сможете вернуться домой.
   Поблагодарив, я потянулась к своей ноше, но Шут одним волшебным движением перебросил тяжеленный мешок на отнюдь не близкий остров.
   - А вам, моя фея, нужно миновать мост самой. Таковы правила, - он словно просил у меня прощения. И еще...если вдруг случится нечто непредвиденное... мое имя здесь - Маркус. Зовите.
   Шут исчез, а я все еще недоуменно моргала. Называть даже вымышленное имя в Иллюзии запрещено. Это дает власть над принятым тобою обликом и может погубить в этом призрачно осязаемом мире. Затем все же ступила на мост.
   Десять дней во Вневременьи пролетели быстро. И оказались результативными. Многочисленные тренировки в подобии бальной залы не утомляли. На мягкой зеленой траве прекрасного сада отлично спалось. Краснобокие яблоки, которыми были усыпаны ветви деревьев, стали прекрасным добавлением к содержимому прихваченного из дому мешка. Одиночество не только не тяготило, но поселило в душе умиротворение и покой. Но все же я была рада, когда в урочный час обнаружила себя возле холма со скрюченным деревцем на вершине. А вот Шута там не было. К моему великому сожалению. Очень уж хотелось поблагодарить его за все. В приливе какой-то глупой надежды я прошептала, адресуясь ему, имя из сказок о фейери:
   - Меня здесь зовут Лиис.
   И в ушах прозвучал мягкий голос незримого духа:
   - До встречи, Лиис. До свидания, моя фея.
   Очутившись в своей комнате, я еще успела уловить в трюмо отражение растерянной наивной эльфочки, которое на глазах сменилось моим привычным обликом.
   Потрогала зеркальную поверхность, очертила пальцем цветочный узор обивки стен. Скользящая гладь стекла и легкая шершавость вощенного ситца помогли вернуться к привычным ощущениям родного мира. И лишь после этого накатил страх от осознания собственной потрясающей дури. Открывая тайну перехода в Иллюзию, мама предупредила, что воспользоваться им можно лишь в крайних случаях, когда в Реальности возникает подлинная угроза жизни. Она много раз повторяла:
   - Запомни, Иллюзия тоже опасна, туда нельзя отправляться ради легкомысленной прихоти или праздного любопытства
   А ведь я поступила именно так: шагнула в неизвестность в угоду пустому тщеславию, лишь от того, что не хотелось выглядеть смешной и нелепой во время представления королю. И если бы не помощь призрачного Шута, то, скорее всего, навсегда осталась бы в крае вымысла и мечты. Меня могло поглотить хищное Наваждение или закружила бы в смертельном танце обманчивая Фантазия. Но, даже, избежав их коварных объятий и добравшись до Реки Времени, я попала бы в водоворот потока, уносившего в небытие.
   И вдруг мне опять вспомнилась зачитанная до дыр книга из родительской библиотеки. Странные сказки содержали не совсем понятные присказки. Одна из них всплыла в памяти, отчасти объясняя мой идиотский, лишенный логики поступок:
  . "Если ты заблудился на улице, где живешь, значит на самом деле ты живешь не только в знакомой реальности".
  
  
  ГЛАВА 4. ЗНАКОМСТВО С СЕРПЕНТАРИЕМ ДИЛОНДИНИУМА
  
  
   Знакомые незнакомцы встречаются не чаще незнакомых знакомцев.
  (Из любимых присказок фейери)
  
  
   Первое путешествие, когда после смерти родителей меня привезли к опекунам, почти не запомнилось. В памяти сохранился лишь обрывочный фрагмент: сильнейший приступ рвоты после многочасовой тряски в дилижансе. Затем случались короткие - не более двух суток пути - поездки к соседям. После замужества я опять с трудом пережила мучительную растянувшуюся на целую неделю дорогу в родной Озерный Край. И сочла великим благом, что имение Глорена так удачно расположено всего в половине дня езды от Баулета, а также вблизи моего собственного, которое приходилось изредка навещать, дабы на месте проверять, как идут там дела.
   Поэтому необходимость отправиться в Дилондиниум вызывала немалые опасения. В суете подготовки страхи как-то отступили. Но время летело стремительно, и, когда, очнувшись от круговорота событий, я очутилась перед фактом, что отъезд намечен на завтрашнее утро, меня охватила настоящая паника. Как ни крепилась, скрыть это состояние не получилось. Клэр получила великолепную возможность поиздеваться над провинциалкой, возомнившей себя графиней. Муж тоже подсмеивался, но его ирония не обижала. Шутливое подтрунивание помогло встряхнуться, взять себя в руки. Тем более, что и этот день заполнили хлопоты с экономкой и управляющим, которым я отдавала последние распоряжения.
   И все равно при виде трех больших дорожных дормезов и нескольких повозок для багажа меня охватила противная дрожь. Как выяснилось, неспроста. Путешествие оказалось и вправду мучительным. Особенно вначале, ведь наш Озерный Край недаром считался той еще глушью. До широкого и неплохо обустроенного главного тракта мы добирались почти пять дней. Громоздкие неуклюжие экипажи двигались тяжело и медленно. Даже новая, недавно прорубленная в горном кряже дорога, изобиловала небезопасными местами. Когда же мы спустились к лесам у подножия хребта, отделявшего Озерный Край от внутреннего Альбиума, снегопад усилился и нас начали преследовать волки.
   Голодные хищники пока что держались поодаль, опасаясь приближаться к довольно большому каравану, но время от времени самые смелые подбирались почти вплотную. Кони нервничали, дергались, их ржание переходило в судорожные всхлипы. Глорен успокаивал их своей магией. Нас окружало мерцание защитного полога. Это забирало у мужа много сил. Он похудел, черты его лица обострились.
   На ночевки мы останавливались в небольших селениях. Чаще всего - в довольно убогих трактирах. А однажды - в обычном крестьянском домишке. Миссис Роллинг, при всей своей скромности, даже в таких условиях всегда умудрялась оставаться настоящей леди. А Клэр бесилась и бесила окружающих до невозможности.
   Брезгливо переступив порог тесной комнаты, служившей одновременно и кухней, и столовой, и спальней, золовка топнула ногой и негодующе воскликнула:
   - Да тут воняет!
   - Не больше, чем в нашем дормезе, где ты час тому назад облегчилась на горшок, - не выдержав, заметила я, чем заслужила гневный рык Клэр и неодобрительный взгляд миссис Роллинг. Тетушка строго соблюдала строжайший запрет: в приличном обществе не принято говорить о естественных отправлениях.
   Эндриан, хмыкнув, сообщил, что этот дом принадлежит деревенскому старосте, считается здесь самым лучшим и состоит из целых трех комнат. Но если сестрице он не по нраву, то можно подыскать ей что-нибудь попроще. Клэр фыркнула и заткнулась.
   Молчаливая старуха в простом полотняном чепце проворно накрыла на стол. Половина разогретого пирога с почками источала приятный аромат. На плите закипал чайник. Все немного расслабились и с аппетитом принялись за еду. А вот мне кусок в горло не лез. Что-то неясное, тревожное и странно знакомое, будто забытый кошмар, бередило душу. Сославшись на головную боль, я вышла из душной комнаты на крыльцо.
   Буря прекратилась. Укутавший двор снег чуть посверкивал в лунном свете. Вероятно, было холодно, но я чувствовала только обжигающее прикосновение ледяных щупалец изнутри. В подслеповатом окошечке крохотной хибарки неподалеку мелькал тусклый огонек. Судя по многоголосью, раздававшемуся оттуда, семейство старосты, уступив нам свои "хоромы", вынуждено было ютиться в этом сарайчике.
   Скрипнула дверь, из хибарки вышла женщина с ведром. Подошла к забору, выплеснула помои, отошла в сторонку, остановилась, вглядываясь в густую тьму. При этом она напевала что-то заунывное на старом диалекте. Мне, выросшей вдалеке от родных краев, язык этот был знаком в основном по сборникам древних преданий, но в живой речи я улавливала смысл не без труда, а уж с для понимания скороговорок или песен нужно было приложить немалые усилия. Вот и теперь гортанные звуки не сразу превратились в слова. И лишь постепенно они стали складываться в нечто осмысленное, и кое-что удалось разобрать:
   - Разгони туман, матушка, да ступи на дорогу, по которой бежит дитя твое неразумное. А туман черен и лют. А туман уродует все, что тронет. А дитя не ведает, что творит. А дитя гонится за бабочкой-призраком. А ты спрячься-схоронись да со звездочкой путеводною тенью иди в потерянный мир...
   Унылое однообразное пение не отличалось ни красотой, ни складностью, но совершенно заворожило меня. Женщина уже скрылась в притихшем сарае, а мелодия и нелепые слова продолжали звучать в моей голове, вызывая тот озноб таинственно притягательного ужаса, что знаком любителям вошедших в моду жутковатых "готических" романов.
   На плечи легли теплые руки, голос Глорена вырвал из оцепенения. Но я не сразу поняла, о чем он говорит. Муж слегка встряхнул меня:
   - Сильви, да ты же совсем окоченела. Что случилось? - и это неожиданно неформальное обращение поразило и полностью привело меня в чувство.
   - Все в порядке, просто... Как-то странно здесь все, - ответила ему, но так и не смогла объяснить, что именно смутило мою душу.
   И на следующий день, проезжая мимо голой плеши, совершенно неестественной среди заснеженных холмов с унылыми скелетами деревьев, я снова ощутила тревожный холод в груди.
   - Что это? Дольмен? - резкий высокий голос Клэр заставил поморщиться.
   - Нет, дорогая, - интонация тетушки была нравоучительной. - Дольменами называют старинные культовые сооружения, где лежат огромные камни. А это... - она запнулась, пытаясь найти определение, - это, должно быть, какая-то природная аномалия, - миссис Роллинг была весьма достойной и образованной особой, очень далекой от мистицизма и суеверий.
   Мне тоже не хотелось думать о сверхъестественном. Только слова и мелодия проклятой песни бередили душу и вызвали дикую головную боль. Так что пришлось извлечь походную аптечку, где среди склянок с мыльным линиментом, камфорным маслом и прочими снадобьями отыскался и пузырек с лауданумом. Наш старенький доктор не рекомендовал прибегать к этому средству. Он полагал, что опиат вызывает нездоровое привыкание. Но и тетушка, и Клэр, когда их донимала мигрень, больше прислушивались к мнению молодых модных врачей. А теперь и я отдала должное эффективности популярного лекарства. Стало легче, и можно было с интересом разглядывать пейзажи за окном. Тем более, что после извилистой проселочной дороги, мы наконец-то выехали на просторный мощенный тракт. Говорили, что ему более двух тысяч лет, и построен он завоевателями-ботфортцами, которые не только проложили отличные дороги, но оставили по себе память, порядком изменив язык, обычаи и законы наших предков, а заодно( разбавив кровь исконных обитателей доброй толикой своей) и внешний вид жителей Альбиума.
   В Дилондиниум мы въезжали на закате. К этому времени уже распогодилось. Стало значительно теплее. Снега здесь не было, но, очевидно, не так давно прошел дождь. Центральные ворота открывались в той части столицы, которая считалась величественной и прекрасной. Но прославленный Дилондиниум, на мой взгляд, выглядел мрачным и неприветливым. Зарево заката словно кровью окропило выходящие на запад городские стены, тесно прижавшиеся к друг другу дома, большей частью из красного кирпича под рифлеными черепичными крышами, как правило, того же цвета. Возникла невольная ассоциация со скотобойней.
   Впрочем, столичный особняк Глоренов после дорожных тягот показался сущим раем. Правда, в приготовленных к нашему приезду спальнях еще бродили отголоски затхлости, как бывает в слишком долго простоявших закрытыми помещениях. Но в каминах дикого серого камня плясали веселые языки пламени, еда была горячей, сытной и вкусной, а накрахмаленное постельное белье пахло свежестью и лавандой. Поэтому спалось здесь прекрасно, без сновидений. Тревоги отступили, хотя и не исчезли полностью, спрятавшись в каком-то дальнем чуланчике.
   За завтраком миссис Роллинг объявила, что не стоит рассиживаться, растягивая удовольствие от яичницы с беконом и умопомрачительно вкусной выпечки, ибо нам предстоит нанести множество утренних визитов. Покинув поместье, тетушка Сюзи совершенно переменилась. С каждым днем в тихой вдове-приживалке, прежде коротающей время за "Книгой по ведению домашнего хозяйства" Беллы Бильтон, все явственнее проступала высокородная леди, знающая себе цену и умеющая повелевать. В столичной обстановке это стало особенно заметно. Даже Клэр не рискнула ей возражать, когда тетушка самолично отобрала нам платья для выхода, в меру скромные, но, тем не менее сдержанно элегантные, заявляющие о своей цене лишь дорогой тканью и отличным кроем.
   Уведомлять высшее столичное общество о своем появлении мы отправились в открытом ландо. Это оказалось ошибкой. С утра небо заволокли тучи. Мне, привычной к деревенской свежести, дышалось с трудом. Туман, смешанный с угольной пылью, накрыл весь город. Влажный, густой и зловонный воздух, казавшийся одновременно серовато-желтым, оранжевым и черным, был полон ядовитых миазмов и попросту удушал. Мы кутались в теплые накидки не только от холода, но и в попытке предохранить светлые утренние платья от липких грязных прикосновений ветра.
   В первом особняке нас не приняли. Дворецкий объявил, что хозяев нет дома, хотя в холл из расположенной неподалеку гостиной проникало многоголосое чириканье женских голосов. Тетушка даже глазом не повела на проявленное к нам пренебрежение, с достоинством извлекла из ридикюля две визитки, загнула на одной из них уголок и положила на большой серебряный поднос, где уже громоздилась горка подобных карточек. В предотъездной суете я как-то позабыла о необходимости заказать для нас визитки, но мой супруг и тетушка озаботились на этот счет. Для миссис Роллинг напечатали отдельную карточку, а вот юную незамужнюю Клэр "присоседили" ко мне. Загибая уголок картонного прямоугольника, мы тем самым сообщали хозяевам, что их навещали обе особы, чьи имена красовались на визитке.
   То же случилось и четырех последующих домах. Клэр занервничала, на ее щеках выступили красные пятна, в глазах блестели слезы, а в голосе зазвенели истерические нотки. Но тетушка невозмутимо посоветовала ей успокоиться:
   - Все совершенно естественно, - спокойно сказала почтенная вдова. - Неужели вы думаете, что дамы высшего света горят желанием впустить к себе жену и сестру такой сомнительной личности, как королевский маг? Да и меня, если и вспоминают, то лишь в качестве матери казненного предателя, - тут голос миссис Роллинг слегка дрогнул.
   - Зачем же мы тратим время на бесцельные визиты? - не выдержала я.
   - Затем, что, как только вас представят ко Двору, все, к кому мы сегодня, завтра и послезавтра заедем, сразу же любезно вспомнят о нашем существовании. Более того, им польстит, что мы первые изъявили им почтительное благоволение. Все это очень важно, девочки, поверьте мне.
   Совершенно неожиданно в роскошном особняке лорда Болейтла двери гостиной для нас гостеприимно распахнулись. Декорированная в белых и золотых тонах огромная комната величиной с бальный зал в резиденции губернатора Озерного Края производила ошеломляющее впечатление. Но еще больше поразили меня три дамы, находившиеся здесь. Вот когда я в полной мере осознала значение слова "элегантность". Откровенно говоря, их туалеты по части оборок, вышивок, лент, воланов и рюшей были куда скромнее платьев наиболее прославленных баулетских модниц. Но дамы выглядели БЕЗУПРЕЧНО. Да, именно так. В первые мгновения я даже не смогла выделить детали их одеяний и причесок. Даже украшения не бросались в глаза. Однако весь облик высокородных леди дышал изяществом и гармонией. Черты и особенности каждой были как-то неуловимо подчеркнуты и преподнесены в самом лучшем виде. И лишь, присмотревшись внимательнее, можно было понять, что эти очаровательные особы отнюдь не красавицы, согласно общепринятым канонам.
   Навстречу нам поднялась хозяйка. Вероятно, ей уже перевалило за сорок. Пожалуй, она была полновата, но невероятная грация заставляла позабыть об этом. Леди Болейтл радушно приветствовала нас и назвала имена своих гостий (официально представлять во время утренних визитов было не принято). Седовласая леди Марвел поинтересовалась, как мы доехали до столицы. А самая молодая дама с лукавыми зеленоватыми глазами с восхищением отозвалась о нашем родном Озерном Крае, в котором побывала три года тому назад.
   Непринужденность и содержательность беседы так отличалась от привычных пустых фраз о погоде, здоровье родных и прочей общепринятой болтовне, что мое настроение сразу улучшилось. Эти дамы оказались очень приятными собеседницами. Зеленоглазая леди Грант рассказала об интересной выставке начинающих художников, открывшейся недавно.
   - Во вчерашней газете писали, что работы их совершенно скандальны, - вдруг надменно заметила Клэр.
   - Моя дорогая, мало ли что напишут в колонке сплетен, - поспешно вмешалась тетушка Сюзи. - Ей, как и мне, были хорошо известны приоритеты нашей девицы. Но в данном случае, миссис Роллинг хотела не столько сыронизировать, сколько поставить Клэр на место, указав на нелепость спора с влиятельными дамами.
   Золовка хотела было возразить, но, уловив повелительный взгляд тетушки, замолчала, капризно поджав губы.
   Леди Марвел поднялась, собираясь уйти. Тетушка тоже встала, жестом указав, что нам тоже пора и честь знать. А хозяйка дома, тепло улыбнувшись, внезапно сказала:
   - Было очень приятно познакомиться с вами, милые дамы. Буду рада видеть вас у себя через две недели в пятницу к чаю. Хотелось бы видеть вас вновь даже раньше, но знаю, как нелегко выкраивать время в период подготовке к представлению ко Двору.
   Уже в ландо тетушка повернулась ко мне, одарив одобрительным взглядом:
   - Как я и думала, вы, Сильвия, произвели очень хорошее впечатление на весьма и весьма влиятельных особ.
   Клэр даже задохнулась от возмущения, но старая дама лишь отмахнулась от нее, заметив, что юной девице в обществе пристало вести себя скромнее и больше слушать, чем говорить. Впрочем, в последнем особняке, который мы навестили в этот день и где тоже были приняты, наша красавица нашла общество себе по душе. Здесь щебетали о погоде и моде, упоминали о чьих-то промахах и победах. А еще тут постоянно всплывали два женских имени. И, при всей моей рассеянности в подобных сборищах, я заметила, что особы, упоминавшие этих леди, довольно странно поглядывали в мою сторону.
  Последующие два дня в первой их половине состояли из метаний между помпезными особняками. Правда, теперь нам редко отказывали в приеме, наоборот чаще всего в гостиных с любопытством разглядывали нашу троицу. Нужно сказать, являться с утренними визитами втроем считалось неким моветоном. В приличном обществе не принято заполнять поутру чужие гостиные семейной толпою. Как не принято и засиживаться надолго. Мне было привычным встречать по утрам в гостиных одну-две гостьи помимо нас. Тем не менее, в эти дни рядом с хозяйками обнаруживалось не менее трех-четырех разновозрастных дам. На нас поглядывали чуть насмешливо, думаю, мы давали сплетницам немало оснований и тем для пересуд. Но именно поэтому нас и принимали в качестве забавных зверюшек. Впрочем, возможно, существовала еще и иная причина. Во всяком случае, меня уже порядком передергивало от постоянных шепотков, когда назывались имена доселе неизвестных мне леди Астон и юной Джудит Марвей. К тому же, лишь посещение леди Болейтл оказалось приятным во всех отношениях. Остальные великосветские дамы отличались от провинциальных разве что гораздо лучшим кроем одежды.
   Впрочем, была еще одна дама, сумевшая меня удивить. Леди Гартунг, свекровь Элинор. Хотя имение Роберта, мужа моей подруги, было всего в двух днях езды от нашего, с его матерью мы еще не встречались. Овдовев, она вполне удачно вышла замуж вторично, жила частью в столице, частью, путешествуя с супругом по миру. К провинции, как говорили, питала стойкое отвращение. И поэтому не появилась там даже на свадьбе сына. Впрочем, злопыхатели твердили, что это событие леди проигнорировала оттого, что выбор Роберта пришелся ей не по нраву.
   Очень высокая и не столько изящная, сколько сухопарая леди Гартунг отличалась внимательным цепким взглядом бледно серых глаз. А еще ее окружала подавляющая всех, кто был поблизости, аура властности. Рядом с ней сжималась не только нежная Элинор. Даже самоуверенную Клэр словно пригнуло и сгорбило. Сникла и наша бестрепетная тетушка Сюзи. Но вот у меня эта дама, наоборот, вызвала такой сильный всплеск отрицательный эмоций, что кровь вскипела от желания дать ей отпор.
   Лишь слегка наклонив голову (что при наших с ней нынешних статусах являлось почти оскорбительным жестом), я весьма прохладно промолвила приличествующие фразы и тут же радостно приветствовала Элинор. Засыпав подругу комплиментами, обеспокоенно осведомилась о ее здоровье, ибо она выглядела бледной и осунувшейся.
   - Приятно видеть такую трогательную и нежную дружбу, - с ядовитой насмешливостью заметила леди Гартунг. - Весьма редкое явление в высшем свете. Рада, что в провинции еще сохранились душевные отношения.
   - О, да, - невозмутимо парировала я, - наслышана о великосветском обществе Дилондиниума, которое называют настоящим серпентарием. Но у меня, слава Всевышнему, неплохая устойчивость ко всякого рода ядам.
   Глаза свекровушки моей подруги азартно блеснули:
   - То есть я ошибаюсь насчет доброжелательности аристократов окраины?
   - Лишь отчасти, - мой голос был приторен и любезен. - Стервозные характеры тоже встречаются, но значительно реже. А я имею в виду настоящих гадюк. Однажды меня укусила одна из них, и мне посчастливилось отделаться лишь легким испугом. Словесные укусы все же куда менее опасны.
   - Сильвия! - не выдержала тетушка Сюзи, пытаясь остановить не в меру разошедшуюся меня. И нервно вздохнула под кинжальными взглядами, которыми мы с леди Гартунг на пару пронзили ее.
  Хозяйка дома вдруг весело рассмеялась:
   - Не тревожьтесь, ваша подопечная мне по нраву. Вокруг меня слишком много подобострастия, а порою так хочется сцепиться с кем-нибудь на равных. Право слово, мой Роберт ошибся в выборе супруги.
   - Полагаю, что нет, - не скрывая ярости, оборвала ее я. - Его сердце выбрало самую искреннюю и самую лучшую девушку из всех возможных!
   Леди Гартунг приподняла бровь, демонстративно похлопала в ладоши и сделала приглашающий жест в сторону кресел у кофейного столика.
   Беседу с ней уж никак нельзя было назвать скучной. Разумеется, эта дама была редкостной гадиной, но гадиной остроумной, яркой, с весьма парадоксальным мышлением. Пожалуй, мне тоже не хватало подобных собеседниц. Полагаю, мы обе получали немалое удовольствие от своеобразной гимнастики ума. Тетушка при этом хмурилась, но больше молчала. Клэр вообще побаивалась открывать рот, лишь хлопала длинными ресницами.
  При таком увлекательном времяпровождении мы даже несколько засиделись у леди Гартунг. Правда, миссис Роллинг несколько раз порывалась раскланяться, но хозяйка дома останавливала ее властным пожеланием продолжить милую беседу. И тетушку останавливали не столько эти слова, сколько акулья улыбка, скользившая по тонким губам одной из главных гадюк дилондиумского серпентария.
   Казалось, нашу пожилую вдовушку выручила новая визитерша. В гостиной объявилась еще одна увядшая дама, мерцающая бриллиантами в количестве, значительно превосходящем их норму для утреннего визита. Услышав наши имена, она вдохновенно заблестела глазами под набрякшими веками. Тетушка поспешно начала прощаться, но вновь прибывшая вцепилась в нас как клещ, заваливая комплиментами, делясь сплетнями и даже вроде бы справляясь о нашем мнении по тому или иному вопросу:
   - Ах, милочки, - голосок ее тек медом, - какие на вас очаровательные туалеты. Неужели подобную прелесть шьют в Озерном Крае? Ничуть не хуже столичных портних. Я вообще перестала доверять даже прославленной Меридо. Хотя вечерний наряд от нее, в котором леди Астон появилась на вчерашней премьере в королевской опере, был выше всяких похвал. Да и юной Марвей, насколько мне известно, лорд Глорен тоже заказывает платья именно у Меридо. Дорогая графиня, я восхищена заботой вашего супруга о несчастной девочке, которую он взял под свою опеку. - Она победоносно посмотрела на нас и мило поинтересовалась. - Кажется, ее вместе с вами будут предоставлять ко Двору?
   - Да, мы прилагаем для этого все усилия, - я очень надеялась, что голос мой звучал ровно, а лицо выражало лишь холодноватую доброжелательность. - Девочке пора выйти в свет и подыскать достойного жениха.
   Наглая особа поперхнулась, глаза Клэр приобрели размер чайный блюдец, Элинор вздрогнула, тетушка закашлялась, и только во взгляде леди Гартунг я прочла одобрение, смешанное с толикой восхищения.
  Клэр с трудом дотерпела с расспросами до ландо. А там, еще не расправив пышный ворох юбок, сразу набросилась на меня. Миссис Роллинг попыталась урезонить ее, заметив, что далеко не все сплетни должно объяснять юным незамужним особам, но золовка отмахнулась и жадно уставилась на меня. Пришлось отослать за разъяснениями к ее собственному братцу.
  Говорить не хотелось, да и, сказать по правде, было не о чем. Я ведь давно отодвинула от себя мысли об амурных похождениях Глорена. Но выяснилось, что думать об абстрактных изменах куда легче и проще, чем о любовницах, обретших конкретные имена. А ведь мне предстояло увидеть этих женщин воочию и, возможно, встретиться с ними лицом к лицу. Но, как бы там ни было, я не собиралась ставить себя в дурацкое положение и пускаться в выяснение отношений с собственным мужем. И уж тем более не желала выглядеть униженной в глазах золовки и тетушки Сюзен. Но - Высшие Силы! - как же трудно оказалось держать себя в руках.
   А мерзавка Клэр, почувствовав мою слабину, с деланной заботливостью отметила мою бледность и предложила после обеда вместе прогуляться по торговым рядам. Однако я сослалась на то, что собираюсь посетить рекомендованную леди Грант выставку, которая закрывается в ближайшие дни. Посему попросила возницу завернуть туда по дороге.
  Разумеется, золовка попыталась составить мне компанию, но ее тут же окоротила миссис Роллинг:
  - Это зрелище не для юных девиц! - негодующе сказала тетушка и сварливо добавила, обращаясь уже ко мне. - Да и вам, дорогая, не следовало бы появляться в салоне с такой скандальной славой. Нежелательно в преддверии представления королю. К тому же вам нужно пообедать.
   Но меня она поколебать не смогла. Честно говоря, в этот момент у меня не было ни малейшего желания оставаться в Дилондиниуме и вращаться в серпентарии высшего света. Голова раскалывалась, сердце сжимала боль. Я сослалась на то, что договорилась встретиться с леди Грант и, побывав на вернисаже, вместе с нею перекусить в кафе, расположенном неподалеку от художественного салона.
   Поразительно, но этот экспромт нашел неожиданное подтверждение, когда, выскочив из экипажа, увидела на тротуаре рыжеволосую красавицу, приветливо махнувшую мне рукой. А когда мы, встретившись, внезапно по-дружески обнялись, я невольно рассмеялась и призналась ей в своем маленьком обмане, который помог хоть на время вырваться от докучливых родственниц. Правда, о причине моего желания избавиться от их общества, распространятся не стала. Но, кажется, зеленоглазая дама ощутила недосказанность. Она тут же подхватила меня под руку и предложила сначала выпить по чашечке отличного кофе с шоколадом и взбитыми сливками. Тугой ледяной ком внутри меня начал подтаивать. Я вдруг ощутила, что леди Грант созвучна мне куда более всех прежних приятельниц и, пожалуй, даже ближе, чем Элинор. Поэтому совершенно неожиданно для себя поведала ей о стычке со злобной сплетницей.
   - Что ж, леди Астон та еще штучка, - задумчиво сказала моя новая наперсница. - Но, кажется, инициатива во взаимоотношениях с вашим мужем принадлежит именно ей, а не ему. К тому же, по моим ощущениям до серьезного романа у них пока не дошло. А что касается Джудит, то поверьте, лорд Глорен действительно просто опекает ее. Вообще... это особенная девочка... - взгляд зеленых глаз, пристально глядящих на меня, стал внимательным, изучающим. - Как и вы, милая Сильвия. И... как я.
  
  
  
   ГЛАВА 5. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ КО ДВОРУ
  
  
  "Не ищи непроторенных путей, они сами лягут тебе под ноги?
  (Из любимых присказок фейери)
  
   В зале было жарко и душно. Мое излишне чуткое обоняние с трудом выдерживало дикую смесь тяжелых запахов модных восточных благовоний, традиционных женских ароматов розы, жасмина, фиалки, бергамота, пачулей и шибающего в нос терпкого сочетания мускуса с лимоном, что добавлялись в одековруж для мужчин. В толпе разодетых придворных я увидела еще одну девушку с перьями дебютантки в прическе. Очень тоненькая фигурка в нежно сиреневом платье с букетиком белых ландышей, почти затерявшаяся среди ярких одеяний, напоминала акварельный набросок, непонятно как возникший на писаной маслом картине. А вот леди, придерживающая ее за локоток, так и притягивала к себе взоры кричаще алым бархатом рискованно открытого платья и невероятно чувственной красотой.
   - Как интересно,- раздался голос Вероны Грант, - леди Астон взяла на себя роль феи-крестной для Джудит Марвей.
   Моя новая приятельница появилась слева от меня, но ее глаза не отрывались от двух особ, о которых мне уже прожужжали все уши. Я тоже не могла отвести от них глаз, с негодованием наблюдая, как из людского водоворота вынырнул мой собственный супруг, склонился, целуя руку эффектной красавицы, а затем ободряюще улыбнулся молодой особе, выглядевшей сказочной фейери. Глорен, подобно остальным присутствующим здесь мужчинам, был в бриджах, при шпаге. И это тоже делало его похожим на принца из сказки.
   Клэр возмущенно зашипела, ее острые коготки больно впились в мою правую руку. Стоящая рядом с нами миссис, вернее леди Роллинг попыталась шепотом урезонить девицу.
   - Интересно, - снова повторила мне на ухо зеленоглазая, - совершенно неожиданное внеочередное представление ко двору так или иначе связано с личностью вашего мужа, дорогая. Его жена, сестра и подопечная. В этом, право, что-то есть.
   Нас прервало появление монарших особ.
   - А где же наследник? - растерянно спросила Клэр. И попала под прицел осуждающих взглядов, потому что негромкие слова в наступившей тишине услышали многие. Лишь подобающий моменту низкий реверанс да склоненная голова позволили ей спрятать покрасневшие от стыда щеки.
   Дальше все происходило, как во сне. Представительный мужчина в роскошном старомодном камзоле расправил на полу шлейф моего платья, вынул из подрагивающих пальцев именную карточку и передавал ее Лорду-Гофмейстеру. Я отстраненно услышала звучание своего имени и совершенно механически пошла в том направлении, в котором меня подтолкнула тетушка Сюзи. Тело само собою выполняло намертво зазубренные движения.
   Перед глазами возникла рука, затянутая в перчатку. Я коснулась ее губами и почувствовала, что королева в ответ поцеловала меня в лоб. Изумленно подняв глаза, встретилась с ее взглядом, ласковым и печальным. Эта грусть вдруг позволили ощутить снедавшую венценосную особу тревогу, чем-то очень схожую с той, что чувствовала я.
   Нам позволили подняться. Представитель Двора, сложив шлейф, пристроил его у меня на сгибе локтя. Опасения сделать неверный шаг остались в стороне. Медленно пятясь назад, я размышляла лишь о странном душевном состоянии королевы. Должно быть именно это помогло не споткнуться и не оступиться.
   Тетушка была чрезвычайно довольна, а вот Клэр, разумеется, дулась. Ибо Ее Величество одарила поцелуями меня и Джудит, а золовку своей милостью обошла.
   Венценосная благосклонность, словно мед, заставила придворных бабочек поспешно закружить вокруг нас с юной Марвей. В глазах рябило от приторных улыбок, в ушах звенело от назойливых голосов. Внезапно все притихли, передо мной возникло прекрасное лицо леди Астон. Точеные черты портило лишь выражение высокомерия:
   - Глорен, ну представьте же меня своей прелестной жене, - мелодичный голос прозвучал чересчур интимно.
   Губы мужа дрогнули в насмешливой улыбке, он произнес традиционную фразу, формально познакомившую нас с обеими дамами, считавшимися в свете его возлюбленными. И на меня вдруг словно бы нахлынули эмоции этих троих. Леди Астон испытывала ко мне, как и к Джудит, брезгливое снисхождения, а Глорена считала уже почти своей собственностью. Но вот от моего мужа веяло холодной расчетливостью по отношению и к ним обеим, и ко мне. Самым же удивительным оказалось душевное состояние молоденькой 'фейери'. Слабые эмоции почтения к Глорену, легкая неприязнь к леди Астон и тревожное ожидание чего-то далекого извне. А еще она будто тянулась ко мне. За помощью? За поддержкой? За одобрением? Понять я не успела, потому что странное ощущение схлынуло, оставив после себя легкое недоумение.
   Впрочем, такое состояние уже случалось со мною, правда, всего лишь несколько раз в жизни. Однако, полученные откровения, как правило, находили подтверждение в дальнейшем. Поэтому я почувствовала симпатию к Джудит, улыбнулась ей от всей души и пригласила навещать нас как можно чаще. Кажется, это обескуражило леди Астон и вызвало явный интерес у Глорена.
   - Граф, графиня, могу ли ангажировать леди Глорен на вальсон и мазурен? - Гроссверд склонился перед нами в изящном поклоне.
   Где-то за спиной знакомо выдохнула невнятное междометие и шумно засопела Клэр. Леди Астон многозначительно приподняла бровь. Супруг иронично и вопросительно посмотрел на меня. Благосклонно кивнув герцогу, я вписала его имя в две строчки бальной книжечки. Удивительно, но куда подевалась безумная страсть, еще недавно сжигавшая меня при виде этого красивого мужчины? Сейчас я не испытывала к нему ровным счетом НИЧЕГО. А потому разговаривать с Гроссвердом было просто, естественно и необременительно. Равно, как и с другими тут же объявившимися кавалерами.
   Танцевать с собственным супругом на подобных балах считалась неприличным. И это радовало, потому что эмоции Глорена, которые я нечаянно уловила, конечно, были предсказуемы, но почему-то не на шутку обидели меня.
  Довольно скоро нервное напряжение, державшее до представления монарху и даже некоторое время после того, как королевская чета позволила вернуться в зал, понемногу начало отпускать меня. Бал при всей его внешней пышности, по сути, мало чем отличался от тех, на которых случалось бывать в Озерном Крае. Люди есть люди, что в столице, что в провинции. Стало скучно от затертых комплиментов кавалеров и тщетных попыток некоторых дам уколоть или укусить внешне вполне невинным замечанием. Особенно старалась Клэр. Ее безумно раздражало то, что громкий дебютный успех выпал на долю замужней 'замарашки'. При этом плохое настроение играло с ней самой злую шутку. Прищуренные глаза и недобро поджатые губы лишали лицо моей золовки той невинной прелести, которая и придавала ей очарование. Вероятно поэтому молодые люди не особенно спешили приближаться к нашей девице на выданье.
   В конце концов мне изрядно наскучило ее шипение и ядовитые реплики по поводу моих неизящных манер, нелепо высказанного расположения к юной Марвей, неприличного кокетства и безвкусного выбора украшений (имелся в виду мамин медальон, который я надела вместе с фамильными бриллиантами Глоренов, ибо он, казалось, приносил мне удачу).
   Поискав глазами и не найдя ни Верону Грант, ни Джудит Марвей, ни тетушку Сюзи, ни даже леди Астон, я в одиночку отправилась на поиски дамской комнаты , где можно было освежиться, облегчиться, подвить распустившийся локон, припудрить нос и просто отдохнуть от толчеи, суеты и шума бального зала.
   И, разумеется, заблудилась. Открыв очередную дверь, почувствовала живительную прохладу, шагнула в слабо освещенный коридор. В торце из полуоткрытого окна тянуло свежим воздухом. Подошла к нему, полюбовалась ночным садом в отблесках многочисленных свечей, горевших в бальном зале. Возвращаться не хотелось, но задерживаться более показалось неприличным. Но тут резкий тревожный холодок опять кольнул меня изнутри. И что-то вдруг повлекло в глубину темных переходов.
   На одном из поворотов наткнулась на каменный выступ. На стене вспыхнул зачарованный факел. Я увидела рыцарские латы, стоящие на громоздком постаменте. Попыталась отступить и показалось, они ожили, сдавили мне шею. Борясь с подступающей паникой, подняла руку и поняла, что цепочка медальона попросту зацепилась за раструб огромной латной рукавицы. Чтобы освободиться, расстегнула замочек. Медальон тут же выскользнул из подрагивающих пальцев, звякнул о мраморный пол. Впрочем, тратить время на розыски не пришлось, вещицу окутало легкое мерцание. Я уже потянулась к ней, когда услышала зов о помощи. Это был не голос, а эмоции: ужас, отчаянье, надежда на невозможное, без чего не спастись.
   А рядом бушевали другие: издевка, раздражение, желание уволочь добычу. Внезапно стало ясно, что в разыгравшейся трагедии участвуют трое. Они словно выступали из мрака, но не имели формы, лишь цвет. Розовато-сиреневая жертва, блекло коричневый раздраженный персонаж и багровая кровожадность, слепая и беспощадная в своей ненависти.
  Мысленная картина дрогнула, пошла рябью. Меня тряхнула от мощного всплеска магии и захлестнуло то самое чувство, что ощутила при переходе в Иллюзорный мир. И все исчезло. Все, кроме плещущихся вокруг чар.
   Я подхватила медальон, от волнения не смогла застегнуть цепочку на шее, спрятала украшение в потайной кармашек юбки и каким-то чудом, на сей раз не заблудившись, вернулась в бальный зал, потеряв при этом букетик, который, согласно правилам, держала в руках, представ пред очи венценосных. Барвские фиалки были весьма дороги. К тому же, благодаря чарам Глорена, им еще долго предстояло сохранять свежесть. Но я ничуть не жалела, даже обрадовалась: сжимать в руке букет порядком надоело.
   - Где ты пропадала? И растрепана до неприличия, - прошипела Клэр.
   - Слишком много танцевала. Именно поэтому искала дамскую комнату, - холодно оборвала ее, - но не нашла, тут легко заблудиться.
   - Особенно такой растяпе, как ты, - золовка фыркнула достаточно громко, порадовав стоявший неподалеку дам, в особенности леди Астон.
   - Успокойтесь, дорогие, - как всегда сгладила ситуацию тетушка. - Я вас провожу, Сильвия.
   Нужное помещение обнаружилось быстро и совершенно в противоположном моим безрезультатным поискам направлении. Леди Роллинг любезно помогла мне привести себя в порядок. На обратном пути мы столкнулись с Гроссвердом, к которому вернулось прежнее очарование. Мое глупое сердце взволнованно трепыхнулось, но тут нас разыскал мой супруг и спросил, не желаем ли возвратиться домой. Мы обрадованно согласились. Тогда коварный Эндриан предложил самой отважной из нас попытаться убедить его сестрицу, что юным девам пора на боковую. Эту нелегкую миссию взяла на себя тетушка. Она отправилась на розыски, а мы стояли в стороне, потягивая искристое аржани, бокалы которого вручил нам разносивший напитки лакей.
  - Ну, как вам высший свет? - поинтересовался муж. Он выглядел нарочито бесстрастным, что выдавало некоторое напряжение. - Кавалеры галантнее провинциальных? А дамы роскошнее? Впрочем, о чем я, вы затмили всех, произвели большое впечатление, имели ошеломляющий успех.
   Ироничный тон придавал комплименту определенную двусмысленность. А я к тому же досадовала на себя из-за чувств, которые вновь пробудил во мне молодой герцог. Поэтому сдержаться не получилось.
   - Не скажите. Леди Астон, пожалуй, самая красивая дама в этом зале, - манерно протянула я. - Да и Джудит Марвей прехорошенькая. У вас отменный вкус, дорогой супруг! Очень рада, что не приходится краснеть за вас.
  Глаза мужа остро блеснули:
  - Мне также удалось удачно жениться, и не только в отношении приличного приданого. Ясный ум и умение владеть собой - редкое сочетание качеств в женщине. Я умудрился сделать на редкость хороший выбор.
   Его словесные выкрутасы, лицемерие и лживость вызывали раздражение, которое я не могла не выплеснуть наружу:
   - Неужели вам не совестно использовать женщин? Ну, у вас-то с моими опекунами расчеты получились взаимными. Но зачем же так поступать с леди Астон, например? Или с Джудит?
   - То есть вы полагаете меня их коварным обольстителем? - Эндриан слишком быстро взял инициативу разговора в свои руки. Я даже несколько растерялась, но, ощутив холодноватое торжество, исходящее от мужа, не стала искать вежливые обтекаемые фразы:
   - Не знаю, что вам нужно от девочки Марвей, но уверена в том, что ваше опекунство над нею вызвано не столько сочувствием, сколько некоей выгодой, которую оно несет. Ну, а леди Астон вполне пригодилась на роль феи-крестной для представления Джудит ко Двору. Разумеется, эта дама полагает, что соблазняет (или соблазнила?) вас. Но на самом деле вы очень ловко обратили на свою пользу ее самоуверенное желание стать вашей любовницей. Не так ли?
   - Забавно, - протянул мой супруг, впившись взглядом в мое лицо. - Моя оценка ваших мыслительных способностей, дорогая, оказалась весьма заниженной. Огорчает, что так упал в глазах своей жены, но, возможно, это даже к лучшему. Теперь вы имеете полное представление обо мне, следовательно дальнейших разочарований не предвидится.
   Ответить должным образом не получилось. Леди Роллинг, наконец, притащила недовольно бурчащую Клэр, и мы покинули дворец. Предутренний воздух освежал разгоряченное лицо, да и вообще стало легче, я словно вырвалась из паутины чар, оплетавшей королевскую резиденцию. Теперь получалось различить фонившую от мужа магию. То ли он ослабил обычно скрывавшее ее заклинание, то ли моя чувствительность после посещения дворца обострилась. Невольно мысленно коснулась собственной защиты. Она порядком истончилась, но все еще держалась. Поспешно вынула мамин медальон, надела на шею.
   - Интересное у вас украшение, - заметил Глорен и протянул руку. - Можно посмотреть?
   Невольно отшатнулась от него:
   - Нет, я никому не даю его в руки. Это семейная реликвия, память о маме. Слишком личная для меня вещь.
   Клэр тут же проворчала что-то об убогости украшения, чем опять вызвала недовольство тетушки. Престарелая дама начала читать ей нотацию о скверном поведении, которое отпугнуло от нее многих перспективных кавалеров. Напомнила и о том, что первый сезон очень важен в охоте за женихом. Конечно, на неудачу в нем общество еще закроет глаза, но во втором сезоне все же появятся новые свежие дебютантки. В третьем на неудачницу станут поглядывать не без пренебрежения. А после него девица и вовсе переходит в разряд никому не интересных старых дев.
   Даже в полумраке кареты я заметила блеск слез в глазах золовки и пожалела девчонку.
  - Не браните девочку, тетушка, - попыталась успокоить не столько леди Роллинг, сколько расстроенную золовку. - Это всего лишь первый бал Клэр после представления ко Двору. И хотя нас представили в неурочное время, нынешний сезон в разгаре, но, тем не менее, насколько мне известно предстоит еще около двадцати балов, если не больше. Сестрица сегодня перенервничала, потом ей будет легче. Я заметила немало молодых людей, с большим интересом взирающих на Клэр. Уверена, ее ждет успех. - Протянув руку погладила судорожно стиснутые пальцы нашей девицы, и она ответила мне робким благодарным пожатием.
   В особняк Глорена мы возвратились незадолго до рассвета. Но не успели переступить порок, как в окно холла застучал вестник. Супруг, нахмурившись, посмотрел на послание с оттиском королевской ауры, а я злорадно подумала о том, как хорошо быть женщиной, далекой от служебных обязанностей и долга перед короной.
   Предвкушая теплую постель и блаженный сон, с трудом дождалась момента, когда горничная торопливо вынула множество шпилек из башни, сооруженной на моей голове, избавила меня от вороха материи и кружев, именуемых платьем, и, наконец, распустила сдавливавший ребра корсет.
   Я сделала всего один шаг по направлению к постели, а Кэт еще не успела собрать все детали моего наряда, разбросанные на креслах и трюмо, когда в комнату, даже не постучав, вошел Глорен. Он был хмур и неприветлив. Приказал горничной помочь мне снова одеться во что-нибудь попроще и, отказавшись что-либо объяснить, непререкаемым тоном заявил, что ждет меня в холле через полчаса.
  Напуганная Кэт не утратила расторопности. К мужу я спустилась минут через двадцать. Он холодно известил о повторном вызове во дворец. Как ни странно, при этом я не испытала страха, только необычное возбуждение и предчувствие, что неожиданный повторный вызов во дворец связан с трагическим происшествием, наблюдаемым мною на эмоциональном уровне. И задумалась, каким образом смогу объяснить то, чему, можно сказать, была свидетелем, не признаваясь при этом в своих сверхъестественных способностях.
   На сей раз в королевский дворец мы зашли со служебного входа административной части, расположенной в левом относительно новом крыле. Здесь все разительно отличалось от помпезности парадных залов резиденции. Разумеется, так же хватало мрамора, позолоты, лепнины, увесистых хрустальных люстр. Но вместо разодетых праздных придворных сновали сосредоточенные клерки в строгих деловых сюртуках.
   У неприметной двери нас попросили подождать. Сидя на потертом диванчике, с любопытством огляделась, но в этом тупичке коридора не было ничего примечательного. Приемная в мэрии Баутлета впечатляла значительно больше. Эндриан стоял в стороне, не поворачивая головы в мою сторону. Казалось, он брезгливо отгородился от меня, словно от чего-то грязного и крайне неприятного.
   Неожиданно из кабинета выпорхнула Верона Грант, одарила меня зеленым сиянием глаз и ободряюще улыбнулась. Но мы не успели обменяться даже парой слов. Железная хватка мужа вздернула меня вверх и буквально втолкнула в мрачноватую комнату, прямо под перекрестье жестких пронзительных взглядов.
  Судя по всему, хозяином кабинета был немолодой лысеющий господин с обманчиво мягким лицом, с которого взирали холодные немигающие глаза. За приставным столиком сидел сутулый юноша, сжимающий в руке самописец. Явно, секретарь. Третьего мужчину, находившегося у меня за спиной я не увидела, но мгновенно ощутила его давление в своей голове и, вздрогнув, поняла, что этот менталист не из слабых.
  Допросу я подвергалась впервые и прежде даже не могла представить, насколько выматывает такая процедура. Особенно, если есть, что скрывать. И это при том, что обращались со мною крайне вежливо.
  Как я и ожидала, у меня поинтересовались, каким образом во время бала я забрела на закрытую для посетителей территорию дворца, где обнаружили утерянный мною букетик фиалок. На этот вопрос ответила совершенно честно. А вот о том, не довелось ли мне видеть или слышать нечто необычное, рассказывала, осторожно подбирая слова и выражения. Услышала крик о помощи, побежала в том направлении. Увидела три неясные фигуры. Показалось, что двое пытаются куда-то уволочь кричащую женщину, кажется, в сиреневом платье. Затем они исчезли, словно растворились в воздухе. Вот я и решила, что все мне только привиделось и никому ничего не рискнула поведать, боялась, что сочтут психически больной.
   - Каким образом вы сумели их разглядеть в кромешной мгле? - лениво растягивая слова, спросил лысый.
   - Мне привиделось сияние вокруг них, - ответила я и закусила губу, размышляя, не ляпнула ли лишнее, и мог ли обычный человек разглядеть отсвет мощных чар.
   - Она не лжет, - подал голос стоявший за спиной менталист. - Но что-то не договаривает, как и наша предыдущая собеседница.
   Лысый господин недовольно нахмурился, жестом заставил его замолчать и задал неожиданный вопрос:
   - Вы ненавидите Джуди Марвей? Ревнуете к ней своего мужа?
  В голове будто щелкнуло, обрывки сложились, начала проступать картина. Ну, разумеется, сиреневый зов исходил от юной питомицы мужа. Оттого-то он так зол и так несправедлив ко мне. Затопившая горечь вызвала желание уколоть его как можно больнее.
  - Вы можете мне верить или нет, но к этой девочке, как и к леди Астон, могу испытывать лишь благодарность. - Дознаватель приподнял бровь, секретарь бросил удивленный взгляд. А меня вдруг понесло. - Не слишком приятно признаваться,- от злости стало наплевать на стыд и приличия, - но лорд Глорен совершенно не интересен мне в интимном плане. Поэтому очень рада, что кто-то считает его вполне сносным любовником и тем самым избавляет меня от малоприятного исполнения супружеского долга.
  Секретарь закашлялся, от менталиста повеяло смехом, дознаватель на несколько секунд утратил невозмутимость, вытаращив глаза на столь непристойные откровения леди высшего света. А нелюбимый супруг хрипло выдохнул.
  - Просперо, ваше мнение? - наконец пришел в себя лысый господин.
   - Леди в целом честна, - менталист, не сумел скрыть ехидного смешка. Показалось, что он недолюбливает Эндриана.
   После окончания допроса я, не выдержав, обернулась и рассмотрела его. Просперо оказался невысоким и простоватым. И была в его фигуре какая-то несуразность, даже неправильность. Он чем-то напоминал шута из Иллюзорного мира.
   Из кабинета мы выходили, будто совершенно чужие люди. Глорен даже не подал руки, когда мы усаживались в карету, и откинулся на подушки экипажа, не глядя в мою сторону. Он был по-настоящему оскорблен, а меня просто распирало торжествующее злорадство. Я не могла простить мужу того, что при в общем неплохих отношениях между нами, он прежде, чем волочь в следственный отдел, не удосужился расспросить меня сам о возникших подозрениях. Поэтому теперь, хоть немного отомстив ему, принялась напевать веселые куплеты из новой постановки в театре комедии, которые горожане распевали на всех перекрестках.
  Муж скрипнул зубами и довольно грубо велел пощадить его разболевшуюся голову. Замолчала, пожав плечами, но игривая мелодия продолжала звучать в унисон с бурлением азарта в крови. Нога невольно отбивала такт.
   - Да, угомонитесь вы наконец, - не выдержал Глорен.
  - Злобный нрав способствует мигреням, - приторно любезным тоном промолвила я. - А непорядочные поступки обостряют ее приступы.
  Мужские пальцы железными оковами сомкнулись на моих запястьях:
  - Вы что-то скрываете, - голос мужа дрожал от гнева, - а потому я уверен в вашей причастности к исчезновению Джудит. Учтите, если эти подозрения подтвердятся, собственноручно сверну вам шею.
   Стряхнуть его руки не получалось. Неожиданно для самой себя я наклонилась и впилась зубами в тыльную сторону ладони, покрытую крохотными волосками. Эндриан рыкнул и отпустил меня. Как можно спокойнее расправила юбки, подняла на него глаза:
   - Вот уж не думала, что вы такой осел, лорд Глорен.
   После этого мы с ним долго не разговаривали. В доме воцарилась гнетущая, тягостная атмосфера. Я испытала подлинное облегчение, когда муж, прислав уведомление, что слишком загружен на службе, несколько дней и вовсе не показывался в особняке. Возвратившись, он выглядел, будто умертвие. Исхудал и поблек даже более, чем тогда, когда во время путешествия израсходовал почти весь магический резерв на защиту кортежа от волков.
  Супруг объявился в сумерках, во время вечерней трапезы. После ужина попросил меня задержаться. Проводив взглядом Клэр и тетушку, дождался, пока слуги покинули столовую, а затем суховато сообщил, что Джудит Марвей нашлась, и ее эмоции при упоминании моего имени настолько положительны, что подозрение с меня снято. Глорен умолк, а затем глухо обронил:
  - Она очень эмоционально реагирует, когда говорят о прежне знакомых ей людях, но в целом полностью лишилась рассудка.
  
  
  ГЛАВА 6. ЧЕМУ НЕ ВЕДАЕШЬ ЦЕНЫ
  
  
  "Чувства редко истинны, чаще они либо навеянный обман, либо выпестованный самообман"
  (Из любимых присказок фейери).
  
   Разговор с Эндрианом всколыхнул воспоминание о тягостном допросе. Очевидно, по ассоциации с менталистом, непонятно почему напоминавшем иллюзорного шута, в эту ночь Маркус приснился мне впервые. Вернее, во сне услышала его голос:
   - Ли-и-с! Где ты? Так хочется увидеть тебя хоть на мгновение...
   Радость захлестнула меня, но я попыталась прикрыться иронией:
   - О, мой дорогой менестрель. Приятно чувствовать себя Прекрасной Дамой.
   - К сожалению, время трубадуров, Прекрасных Дам и доблестных рыцарей ушло невозвратно. - Почему-то представилось, как он грустно покачал головой в дурацком колпаке. - Сегодня возвышенные чувства - такой же предмет торга, как и все остальное.
   Приподнятое настроение резко пошло на убыль:
   - Если вы пришли в мой сон, дабы изречь избитую циничную сентенцию, то прощайте.
   - Погоди, - воскликнул шут с отчаяньем, - не исчезай, сморозил глупость... Слишком много потерь...
   Я открыла глаза, сердце колотилось, за окном лил дождь. Больше уснуть не удалось.
   Впрочем, это никак не отразилось на самочувствии. Напротив, ощущала себя словно омытой свежей росой. Исчезла вялая усталость, одолевавшая в последнее время. И мысли о Гроссверде тоже развеялись, как хмурое облако после ливня. А ведь в последнее время они чересчур донимали меня.
   Привычно проверив небольшой пространственный тайничок, в котором хранился мамин медальон, я вдруг задумалась о его действии на меня и на окружающих. Эта милая вещица обладала различными свойствами. Но матушка ушла из жизни слишком рано, не успев научить пользоваться всеми. Точно так же с детства мне были известны лишь азы магии в целом. Но в последнее время Дар резко возрос, и множество новых чар я освоила методом проб и ошибок, а иные - совершенно интуитивно, словно следуя просыпающейся памяти предков.
   Собственно говоря, и кармашек в ином измерении удалось создать по наитию. Не понравился пристальный интерес Эндриана к заветному артефакту. Поэтому старалась надевать его пореже. В то же время опасалась хранить в обычной шкатулке, а зачарованная могла бы вызвать ненужные расспросы. Помню, как страстно пожелала найти укромное местечко, не доступное никому, кроме меня, и тут же пальцы иголочками кольнуло нечто невидимое, возникшее рядом. Протянув руку в том направлении, с изумлением увидела, что кисть стала невидимой. После нескольких попыток поняла, как пользоваться новым приобретением. Невероятно полезным, кстати.
   Но вот теперь вдруг осознала, что с тех пор ненужные чувства к молодому герцогу вспыхнули с новой силой. А значит...значит они были наведены. Надевая артефакт, отгораживалась от них. Вспомнив о происшествии во время представления ко Двору, поняла, что и "голоса-эмоции" услыхала, когда медальон выпал из рук. И все воздействие чар вокруг остро воспринималось до тех пор, пока снова не застегнула цепочку на шее, и украшение коснулось обнаженной кожи.
   Да, именно так. Когда артефакт был в кармане платья, отделенный от тела слоями ткани, его воздействие ослабевало, а то и вовсе исчезало. Но стоило взять его в руки или надеть на себя...
   Я сидела в кровати, судорожно сжимая край одеяла, невидяще уставившись в стену напротив, и пыталась уложить в голове новую информацию. Причем не только о мамином подарке, но еще и о том, что, несмотря на всем известную ненависть альбиумцев к волшбе, на самом деле высшая аристократия нашего королевства магией пользуется с большим размахом.
   Говорят, есть люди с двойным дном. Но, по моим ощущениям, у большинства внутри гораздо больше потайных полочек и скрытых донышек многочисленных тайников. Не только я ощущала себя по-разному и разной в реальности обыденной и в мире иллюзорном, в глуши Озерного Края и в круговерти Дилондиниума, в облике добропорядочной скучноватой леди и внутри царившей душевной сумятицы, когда с трудом поддающаяся контролю магия рвалась наружу. У Эндриана, Гроссверда, тетушки Сюзи, даже Вероны Грант тоже хватало масок, личин и секретов.
   С зеленоглазой колдуньей у нас сложились в общем неплохие отношения. Нам было весьма занимательно вместе, обнаружились общие интересы. Тем не менее, полной доверительности не было. По умолчанию не касались происшествия с Джудит Марвей, никогда больше не говорили о собственных особенностях. Зато взахлеб обсуждали книги, спектакли, вернисажи. Нередко в кафе к нам присоединялся тот самый скандальный художник Сесил Ревенгард. Со стороны могло показаться, что у него с моей зеленоглазой приятельницей бурный роман. Обоим явно нравилось дразнить великосветское общество, давая пищу для пересудов. Но моя обострившаяся эмпатия просто кричала, что эти двое настороженно изучают друг друга с совершенно непонятной мне целью.
   Мне же Ревенгард казался самым большим лицемером из всех, с кем приходилось когда-либо в жизни встречаться. За милым легкомысленным фасадом в нем пряталась темная изломанная сущность. Это отражалось в его творениях. Технически безупречные картины вызывали у меня дрожь отвращения. Они словно отрицали прекрасное, расчленяя его и сталкивая вместе части столь противоположные, что красота превращалась в уродство. Например, изумительное женское лицо сидело на тощей шее по-своему впечатляющего туловища мощного грифа. Губы тонкого девичьего лица были из пористого алого коралла. Тело прелестного младенца состояло из бледно розовых желеобразных медуз, а у горделивого мужественного рыцаря вместо усов шевелились раки, сжимавшие в клешнях полудохлых рыбешек.
   И тем не менее Ревенгард невольно притягивал острым умом и столь же острым языком. К тому же, он замечательно рассказывал всевозможные истории, легенды, баллады, которые знал в невероятном количестве. Поэтому, когда мой мозг совершенно изнемогал от бессмысленной пустоты светских развлечений, я старалась улизнуть с Вероной Грант в крошечное уютное кафе 'Кисть и палитра', где к великолепному кофе с крошечной рюмочкой ликера 'Смарагд' получала еще и занимательное повествование.
   Тетушка Сюзи это знакомство порицала. Не раз и не два предупреждала о том, что общество скандального Ревенгарда плохо сказывается на репутации приличной леди. Она попыталась даже поговорить на эту тему с Глореном, но тот недовольно отмахнулся от нее. В последнее время он был сумрачен, отстранен от семьи, очень занят во дворце и часто находился в разъездах. В свете ходили неясные слухи, что это связано со слишком затянувшимся путешествием наследного принца Шарло, который, как было официально заявлено, в преддверии своей намечавшейся свадьбы отправился в кругосветный вояж.
   Клэр тоже не поддержала леди Роллинг. Во-первых, золовка наконец перестала видеть во мне врага, а, во-вторых, у нее появилось немало воздыхателей, двое из которых, похоже, имели вполне серьезные намерения.Поэтому у сестрицы Эндриана не было ни времени, ни желания пускаться со мной в пререкания или участвовать в интригах против меня. А для выхода в свет вполне хватало компании пожилой родственницы.
   Наша красавица лучилась счастьем и без умолку болтала о своих поклонниках, находя в них массу достоинств, а затем, как это свойственно юным девам, капризно выискивая недостатки, которые ей предстоит исправлять. Все это было мило, банально и слишком приторно. Поэтому я опять сослалась на мигрень и спровадила Клэр на очередное чаепитие без меня, лишь вместе с тетушкой Сюзи. Затем послала вестника Вероне и с удовольствием отправилась в 'Кисть и палитру', где, естественно, рядом с приятельницей обнаружился Ревенгард.
  На сей раз он был не в духе. Какой-то критик вполне справедливо обругал его творения, причем сделал это так остроумно и эффектно, что умудрился пробить крепкий панцирь самоуверенности, всегда хорошо защищавший 'гения'. Ревенгард ворчал, куксился, пытался иронизировать, а затем со злостью сказал:
   - Ну, этот гад еще поплатится!
   - Наймешь убийц? - насмешливо прищурилась Верона.
  - Зачем? - вопросом на вопрос ответил художник. - Не стоит недооценивать Силу творчества. Она способна уничтожать не только физически. - Голос Ревенгарда прозвучал холодно и зловеще, а затем без какого-либо перехода он начал повествование. - Знаете ли вы, что приключилось с основателем Дилондиниума? Разумеется, нет, об этом не принято распространяться. Но в архивах я отыскал эту поучительную историю.
  Наша столица, конечно же, возникла не на пустом месте. На острове, где затейница-природа смешала салат из множества абсолютно несхожих мест (тут тебе и горы, и равнины, и леса, и озера, и скачущие по камешкам стремительные хрустально чистые ручейки, и обманчиво безмятежная зелень торфяных болот), пятачок ровной земли, пересеченный полноводной рекой, был заманчивым куском для самых разнородных племен и народностей. Но наводнения, пожары, эпидемии так часто подчистую сметали назойливых пришельцев, что город в настоящем своем обличье оформился всего лишь около четырехсот лет тому назад.
  Согласно преданиям, начало ему положил некий весьма предприимчивый торговец, обладающий к тому же великолепными организаторскими способностями. Но вот имени его история не сохранила. И тому была немаловажная причина.
   В прекрасную дочь сего купца влюбился еще малоизвестный, но весьма пылкий поэт. Разумеется, отец девушки не таким желал видеть будущего зятя. Юношу предупредили, однако молодой романтик не проникся должным почтением к пожеланиям могущественного человека. Любовные записочки преодолевали препятствия. Тайные свидания продолжались. Потенциальному тестю пришлось прибегнуть к грубой физической силе. Говорят, когда его подручные избивали юнца, тот кричал: 'Не ломайте мне пальцы! Я пишу стихи...'
   Стоит полагать, громилы уважили его просьбу. Пальцы поэта сохранили свою гибкость. Однако страстная любовь увяла, зато возникло желание отомстить за унижение. И сделал это юнец вполне творчески: написал поэму о сотворении города, однако нигде не упомянул имени торговца, основавшего поселение, хотя большая часть наиболее замечательных зданий была построена именно на деньги предприимчивого купца.
  Очевидно, молодой человек обладал не только поэтическим даром, но и Даром фейери, которым порой удается увести имена, события и даже живых людей за прозрачную вуаль реальности в иномирье. Торговец в одночасье исчез, растворился в небытие. И имя его стерлось из памяти сограждан. А Дилондиум стоит и поныне. Впрочем, ходят слухи, что не все чисто в этом дивном городе. Время от времени и сегодня из него прямо на глазах очевидцев исчезает тот или иной человек. И даже если затем возвращается, то отнюдь не таким, каким был прежде. Иномирье всегда меняет тех, кто побывал за Вуалью.
  Ревенгард умолк, потянулся к кофейнику, выцедил оттуда в чашечку последние капли одуряюще пахнувшей жидкости, махнул рукой официантке, чтобы принесла новую порцию. А мы с Вероной, не сговариваясь, расплатились за себя и сдержанно попрощавшись с художником, покинули заведение.
  На улице зеленоглазая зябко передернула плечами и глухо сказала:
   - Не понимаю. Он что... провоцировал нас? Или намекал на свои возможности в поисках союзников?
  - Похоже на то, - проворчала я. - Вижу, тебя тоже пронял его рассказ.
   Несколько минут между нами висело тяжелое молчание, затем Верона взяла меня за локоть, привлекая к себе, и шепнула на ухо:
   - В последнее время таинственным образом исчезло немало людей. Говорят, принц Шарло на самом деле тоже растворился в неизвестности. Прямо на глазах верного слуги.
  От этих тихих слов меня пронзила дрожь, и все вокруг на мгновение качнулось, подернувшись туманной дымкой.
   - Ты слышишь Зов? - зеленые глаза распахнулись в изумлении. Уловив мой кивок, Верона закусила губу и вдруг отрицательно мотнула головой. - Я не хочу в это встревать. Не желаю идти на поводу своей проклятой крови. Поэтому завтра же уеду как можно дальше. Всё наши колдовские горы! Не знаю, спасают ли они от чужеземных чар. Но совершенно точно - подчиняют своей магии, берут на поводок своего Проклятия. На материке, вдали от Альбиума связь должна ослабеть, а то и вовсе исчезнуть.
   Леди Грант не пожелала хоть как-то объяснить эти странные слова, резко обернулась и зашагала к поджидавшей её коляске. А вот я своего кучера отпустила. Как правило, желая продлить наше общение, Верона всегда подвозила меня к дому. Оглядевшись вокруг и не увидев свободных извозчиков, решила пройтись пешком. И это стало тем еще испытанием. День снова выдался туманным, дышалось тяжело, что лишь усиливало тягостные мысли и нехорошее ощущение, будто на моей шее затягивается тугая петля.
   На этот раз суета, царившая в особняке, порадовала тем, что отвлекла от тревожных переживаний. Оба поклонника Клэр в одночасье объяснились ей в любви. Девушка была в жутком смятении, решая, кому из них нужно дать положительный ответ. При этом мысли ее, как блохи, от этого сакраментального вопроса перепрыгивали к определению фасона свадебного платья, проектам переустройства имений и столичных особняков женихов (обоих сразу!), а также к выбору имен будущих детей.
   Выдержать подобное оказалось мне по силам ровно трое суток. Своими проблемами золовка занималась и в сновидениях, а, просыпаясь среди ночи в озарении новых идей, повадилась прибегать в мою спальню. Я в очередной раз давилась завтраком под трескучую болтовню Клэр, когда тетушка Сюзи что-то промолвила о леди Гартунг. Имя свекрови Элинор всколыхнуло желание увидеть подругу и, что греха таить, надежду отдохнуть в ее милом обществе от всех треволнений. И еще кольнул стыд, ведь, подружившись с Вероной Грант, я давненько не навещала Эли.
   Но первой, кто встретил меня в особняке Эндервудов, была леди Гартунг. Она всегда казалась подлинной хозяйкой во владениях своего сына. Сейчас, как никогда прежде, мне бросилось в глаза, насколько соответствует ее вкусу изысканно декорированный холл. Не возникало сомнений, что именно эта изящная стильная дама руководила его обустройством и отделкой. Впрочем, на сей раз леди Гартунг выглядела на удивление серьезно и даже казалась взволнованной. А, заговорив, и вовсе удивила меня, обратившись просто и прямо, без принятых в свете любезных предварительных расшаркиваний:
  - Рада видеть вас, Сильвия (надеюсь, вы позволите обращаться к вам так). Зная ваше здравомыслие, полагаю, смогу рассчитывать на вашу помощь. Дело в том, - она немного замялась, потом все же решилась, - что между Робертом и Элинор случилась серьезная размолвка. Нет, нет, ссоры, как таковой, не было. Но у невестки появились основания подозревать своего мужа в неверности. И Элинор слишком серьезно восприняла это известие. Погодите возмущаться, - леди Гартунг предупреждающе подняла руку, - все осложняется тем, что моя невестка в интересном положении. Ей совершенно противопоказаны излишние треволнения. Пожалуйста, попытайтесь успокоить и утешить ее. Поверьте, я восхищена тем, с каким достоинством вы пресекаете подобные сплетни о своем супруге.
  Я смотрела на великосветскую даму, представлявшуюся прежде образцом холодного насмешливого равнодушия, и пыталась понять, насколько искренней является ее забота о благополучии в семье сына. Признаться, не удержалась от колкости:
   - Тревога о душевном состоянии Элинор - неплохой предлог, но вам такое не свойственно. Скажите прямо, что хотите избежать громкого семейного скандала, пятнающего репутацию Эндервудов, а значит и Гартунгов. Будьте спокойны, от моей подруги не стоит ожидать подобного.
   - Вы ошибаетесь, леди Глорен, Эндервудам нужен крепкий и вменяемый наследник, - получила я чопорный ответ.
   Дальнейшим разъяснениям помешало появление Эли. И вот тут стало понятно, о чем пыталась мне сказать леди Гартунг. Молодая хозяйка особняка была лишь бледной тенью моей прелестной, пышущей здоровьем подруги.
   Поблекли и запали румяные щеки, на которых я нашла разве что след милых ямочек. Костлявая почти старушечья рука сжимала на груди кисти вязанной шали, отчасти скрывавшей округлившийся живот. А глаза, нереально огромные на исхудавшем лице, подчеркивали залегшие под ними глубокие тени. И в них плескалось отторжение всего вокруг. Элинор истаивала, отрываясь, уплывая от жизни.
   Меня она окинула равнодушным взглядом, неуверенно растянула губы в подобии улыбки, послушно опустилась в кресло, предложенное свекровью. Леди Гартунг тут же покинула нас, бросив мне на прощание весьма красноречивый взгляд. Элинор сидела рядом с пылающим камином, но все же зябко куталась в свою шаль. Насыщенный изумрудный оттенок шерстяных нитей и выпуклая ажурная вязка подчеркивали бледность и хрупкость съежившейся фигурки. Подруга выглядела подростком, изображающим взрослую даму.
   - Леди Гартунг просила тебя поговорить со мной о Роберте? - голос ее тоже изменился, утратил звонкость, звучал хрипловато. - Право, не стоит. Его измена меня совершенно не волнует. Знаешь, порою мне кажется, что и наших с ним чувств не существовало. То ли мы их себе придумали, то ли нас опоили приворотным зельем. Правда, не знаю, кому бы это понадобилось.
   - А что же тебя волнует, Эли? - я подалась вперед, коснулась тонких холодных пальцев. Хотелось оторвать ее от бредовых мыслей о наведенных чарах любви.
   - Чудовище, которое зреет во мне! - подруга выкрикнула это с совершенно неожиданной для нее злостью. - Да, да, не смотри на меня, как на сумасшедшую. Я знаю, я чувствую, что это подменыш, гнусный фейери, вселившийся в мое дитя! Еще тогда, когда мы ехали в Дилондиниум, тот странный дом в селении, те странные песни и такая бурная, непривычная страсть Роберта...В неудобной крестьянской постели... Тогда был зачат этот... не хочу называть его ребенком. И супруг тоже сразу после... остыл ко мне. Вот и бросился в объятия к леди Астон. Кажется, она коллекционирует наших мужей. - Элинор истерически расхохоталась.
   Я поспешно дала ей напиться (благо, графин со стаканами стояли на низком столике неподалеку). Подругу колотила дрожь, однако теперь в ней проснулось желание поделиться со мною наболевшим. Впрочем, рассказ был настолько сумбурным и противоречащим здравому смыслу, что можно было усомниться в ее рассудке. И, вероятно, я бы так и поступила, если бы слишком многое не перекликалось с моими ощущениями и с тем, что мне самой пришлось пережить.
   В отличие от меня Элинор прежде несколько раз совершала путешествия в столицу. Ко Двору ее представили своевременно. И эти поездки ей даже нравились. Нынешнее путешествие первоначально тоже показалось увлекательным. Только дорога отчего-то пролегла иным маршрутом, мимо той самой неприятной пустоши и с заездом в знакомую мне деревушку. Правда, нападения волков не случилось. Но произошло нечто не менее жуткое. Неподалеку от поселения их нагнал звук охотничьего рога. В тот же миг небо заволокло тучами, вдали прогремел гром и на обочину дороги выскочил белый олень. Животное тяжело дышало, но при виде путников дернулось в сторону и исчезло в густой чаще. А людей и лошадей охватил безумный страх. Повозки понеслись со страшной скоростью. Позади них раздавался адский смех, громогласные выкрики, дьявольский свист. Когда же они наконец добрались до частокола, ограждавшего деревушку, впускать их не спешили. Охрана Эндервуда едва не выломала деревянные ворота, пока сурового вида мужчины не решились принять путников. Горцы объясняли свои опасения тем, что приезжие прибыли в тот час, когда начиналась Дикая Охота, смертельная для всех, встретившихся ей на пути.
  Рассказ о пережитом вызвал у Элинор сильное нервное возбуждение. Речь ее все убыстрялась. Подруга глотала слова, дышала тяжело и часто, зрачки ее расширились. Я торопливо распахнула дверь, чтобы позвать леди Гартунг. Но та уже стояла у входа. Рядом с ней был худощавый мужчина с проницательным взглядом. Высокий лоб увеличивали ранние залысины. Впрочем, определить, сколько ему лет, я не смогла. Человек c саквояжем был, что называется, неопределенного возраста: от тридцати пяти до пятидесяти, а то и более. И от него я не почувствовала абсолютно никаких эмоций. Словно от восковой куклы, что экспонировались на модной экспозиции, громко именуемой музеем госпожи Перье.
  Это оказался доктор Страсберг. Леди Гартунг представила его и вежливо выпроводила меня из особняка. Впрочем, она весьма доброжелательно пригласила, как можно чаще навещать их. А также высказала надежду, что известный врач поможет моей подруге преодолеть болезненную хандру, которая порою случается у женщин в период беременности.
   На улице я не успела дойти до экипажа, когда меня вновь настиг Зов, подавляя волю и скручивая от желания ступить за Вуаль. Противостоять ему оказалось невероятно трудно. Рука сама потянулась к пространственному карману за маминым медальоном. Но все же силы воли хватило, чтобы удержаться. Туманный воздух на мгновение продернулся рябью, словно кто-то пытался открыть мне проход в Иллюзорный мир. И все прекратилось. Осталась лишь дичайшая слабость. Кучер, очевидно, заметил, что я едва держусь на ногах. Подскочил, довел до ландо, помог взобраться на ступеньку и упасть на мягкое кожаное сидение. Дорога домой запомнилась плохо. Ночью у меня началась горячка.
  В себя я пришла лишь через несколько дней. Но близкие не сразу рискнули мне сообщить о том, что случилось за это время с Элинор.
  
  
  ГЛАВА 7. В ПОИСКАХ ЭЛИНОР
  
  
   "Самое увлекательное путешествие - странствия в мире собственных страхов и фантазий"
  (Из любимых присказок фейери).
  
  
   ...Муж загадочно улыбнулся, взял меня за руку и подвел к окну. Внизу стояла карета... Нет, не карета, а дивный неземной экипаж из царства видений и грез! Бледно голубой лак и серебряная отделка этого кусочка прозрачного неба оставляли ощущение невесомости. Упряжка из шести лошадей светло серой масти нетерпеливо била копытами.
   От такого чуда перехватило дыхание. Я обернулась к своей "фее" (своему "фею"), но не смогла вымолвить ни слова, а потом, прижимая одну руку к груди, чтобы унять колотящееся сердце, а другой поддерживая юбки, стремительно бросилась вниз.
   Лошади были не менее прекрасны, чем карета. Их шерсть отливала сиянием. Коренной скосил сапфировый глаз и призывно заржал. Лакей в ультрамарине и серебре открыл дверцу...
   - Одну минуточку, леди. Можно вас на несколько слов, - скрипучий голос доктора заставил оглянуться. Он подошел неслышно, а теперь тянул ко мне свою тощую, как птичья лапка, руку. - Мне нужно осмотреть вас. Боюсь, болезнь зашла слишком далеко! Вероятно, вы обречены.
   - О чем вы? - помертвевшими губами шепнула я.
   ...и проснулась. Сначала испытала неописуемую радость от того, что доктор лишь привиделся, и я вполне здорова. Затем вспомнила дивный подарок мужа, тоже оказавшийся всего лишь грезой, и ощутила острый укол разочарования от невосполнимой потери.
   А потом нахлынула боль. Дикая головная боль, которую усугубляла монотонная фраза:
   - Леди Глорен, я знаю, что вы пришли в себя. Попытайтесь открыть глаза. - И так с десяток раз подряд. Доктор Страсберг был удивительно назойлив, скрипучие интонации сверлили мозг, но это никак не помогало даже шевельнуться, веки словно налились свинцом. На лоб легли ледяные пальцы. Затем мое лицо обтерли чем-то влажным. И я медленно начала выпутываться из липких цепких объятий полусна-полузабытья.
   Несколько дней испытывала невероятную слабость. Помнится, попыталась взять стакан с водой, стоявший на прикроватной тумбочке, но он показался тяжелым, словно чугунная гиря. Яркий свет раздражал. Любой звук набатом отзывался внутри черепа. По-настоящему пришла в себя лишь через несколько недель. И вот тогда почувствовала, что от меня пытаются что-то скрыть. Слуги были услужливы, но на диво молчаливы. Муж заглянул пару раз на несколько минут, отделавшись пустыми фразами о том, что в государстве все в порядке, у моих близких тоже. Страсберг все разговоры сводил к расспросам о моем самочувствии. Клэр кудахтала по поводу своей помолвки. Она наконец-то определилась с выбором жениха, доказав, что сердце у нее сильнее разума (избранником стал не слишком родовитый и богатый, но зато бесспорно красивый виконт Волвертон). И только тетушка Сюзи на вопрос об Элинор сухо и кратко ответила: "Девочка жива, и это главное".
   Но когда я наконец поднялась на ноги и решительно заявила, что хочу навестить подругу, правда выплыла наружу. Оказалось, что в одну грозовую ночь (совершенно необычную для это времени года) Элинор распахнула окно и выбралась наружу. В приступе лунатизма она по карнизу дошла до водосточной трубы, спустилась вниз, отворила ворота и добрела до предместья Дилондиниума, где ее в последний раз видели бродячие артисты. Они утверждали, что босую фигуру в ночной сорочке окружал странный искрящийся ореол. И поэтому никто из них не решился не только остановить ее, но даже приблизиться к ней.
  Единственным утешительным известием оказалось то, что Свеча Жизни Элинор на родовом алтаре продолжала гореть, хотя и несколько потускнела. Мерцала также Искорка ребенка, которого носила подруга. В общем, тетушка Сюзи мне не солгала, хотя и утаила важнейшие подробности произошедшего.
   Глорен сознался в попытках с помощью магии отследить передвижения Эли, но ему удалось выяснить лишь то, как она вылезла из окна и дошла до предместья, а дальше ее следы растворились в неизвестности. Рассказывая об этом, муж выглядел весьма раздраженным и несколько обескураженным. Собственно, он и поведал мне это с единственной целью - настоять на нашем с Клэр немедленном возвращении в поместье, ибо в столице творилось нечто непонятное и опасное для молодых женщин.
   У золовки это требование вызвало понятную истерику, ей хотелось пышного празднества в честь своей помолвки. Но Эндриан был неумолим. Обручение прошло скомкано в кругу самых близких. Свадьбу назначили через полгода. Начались сборы и приготовления к отъезду.
   Мне очень хотелось покинуть шумный суетной Дилондиниум, вернуться к спокойной сельской жизни, к привычным любимым мною хлопотам. Но в то же время было нечто неправильное в том, чтобы просто так уехать из этого места, в атмосфере которого еще чудились остатки ауры моей подруги. При этом меня преследовал страх. Казалось, попытка коснуться тайны ее исчезновения может стоить мне жизни. А еще очень напрягали слишком частые визиты врача. Страсберг назойливо следил, чтобы я принимала изготовленное им снадобье мерзейшего вкуса и ежедневно проводил сеансы гипноза, которые, по его словам, должны были избавить меня от пережитых треволнений. Однако, к его великому сожалению, внушению я не поддавалась. Сеансы заканчивались сильнейшими приступами головной боли. И в конце концов муж позволил мне от них отказаться, как и от снадобья, которое делало меня вялой и сонной.
   До отъезда оставались считанные дни, когда ко мне вернулись прежние бодрость и желание действовать. Собрав волю в кулак и преодолев терзавшие страхи, я все же решилась ступить за Вуаль и попытаться разыскать Элинор или хотя бы ее тень в Иллюзорном мире. Потому что именно перемещение туда казалось единственным объяснением таинственного исчезновения не только самой подруги, но и ее следов.
  На сей раз шагнуть за пределы реальности оказалось, на первый взгляд, легче, чем прежде. Мамин медальон мгновенно очутился в руке. Слова рождались будто сами собой. Иллюзорный мир сразу принял в свои объятия. Но его воздух опьянил, вскружил голову настолько сильно, что едва устояла на ногах. Невольно поискала взглядом нелепую фигуру шута и расстроилась, не обнаружив ее. Признаться, ожидала вновь увидеть Маркуса на пригорке, услышать его голос, почувствовать исходящее от него теплое участие. Отчего-то рядом с шутом чувствовала себя уютно и надежно. К тому же, кто теперь укажет мне дорогу? Стало обидно, как в детстве, когда после гибели родителей не нашла ежедневную конфету в ящичке прикроватной тумбочки. Шмыгнула носом и сквозь стиснутые зубы (это, чтобы по-глупому не разреветься) прошипела:
  - Разочаровал ты меня, Маркус.
  
  - И в чем же? - отозвался знакомый голос. Он стоял рядом. Несуразный, полупрозрачный, обеспокоенный. Пристально всматривался в мое лицо. Я облегченно вздохнула и немного расслабилась. Шут тоже успокоился, а, когда я объяснила, что ищу подругу, на его губах возникла кривоватая улыбка:
   - Боюсь, моя прекрасная леди, что в этом ничем не смогу вам помочь.
   Своим выспренным обращением он словно укорил меня за фривольное тыканье, хотя в моем сне тоже позволил себе подобное. Впрочем, возможно, он был зол за то, что в видении именно я слишком резко оборвала наш разговор. Стало неловко и досадно. Затопила горечь, неужели он отказывает в помощи из-за такой оплошности. К счастью, шут не дал мне ляпнуть вертевшуюся на языке колкость. Покачал головой в дурацком колпаке и грустно промолвил:
   - Искать потерю в Иллюзии должно в одиночку, следуя внутреннему голосу, прислушиваясь к своему сердцу. К сожалению, это очень опасно. Особенно для вас, - Маркус замолчал, подбирая слова. - На вашей ауре следы сильного ментального удара извне. Недавно вас пытались утащить, кажется, в Наваждение. Я ведь не ошибаюсь, вы пережили нападение из-за Вуали?
   Я растерянно кивнула. Вдаваться в подробности не хотелось. Конечно, шут располагал к себе. Но здесь, в Иллюзии, по словам моей мамы, нельзя было доверять никому. Поэтому я не раскрывала ни собственного имени и положения в обществе, ни того, кем была моя потерянная подруга.
   - Хуже всего то, что главной угрозой в подобных странствиях являются не столько внешние враги (хотя, как понимаю, у вас они есть и достаточно могущественные), сколько внутренние страхи, как обоснованные пережитыми потрясениями, так и вымышленные. - Взгляд Маркуса был встревоженным и печальным. - Честно говоря, вам следовало бы отложить эти поиски до тех пор, пока вы полностью восстановитесь после нападения. Ибо сейчас вы слишком уязвимы.
   Его слова были тем более убедительны, что я действительно ощущала собственную слабость, особенно в этом странном мире. Но точно так же не оставляло убеждение, что, если не удастся спасти Элинор в самое ближайшее время, подруга будет потеряна навеки. Поэтому я упрямо мотнула головой, отказываясь отступать, и Маркус, печально вздохнув, принял мое решение.
  -Что ж, каждый вправе выбирать свой путь, каждый волен исполнять свой долг, - шут медленно цедил слова , перемежая их длинными паузами, словно пытаясь оттянуть неизбежный момент, когда я покину его и отправлюсь навстречу опасностям. - К сожалению, не в моих силах помочь вам...хотя... - он вдруг дернул один из бубенчиков на своем колпаке, оторвал призрачный колокольчик и протянул его мне. Крохотный клочок тумана в моей ладони внезапно обрел плотность и холод металла. - Наденьте его на цепочку, рядом с вашим медальоном, - продолжил Маркус. - В нем частица моей души. Души, которую я готов отдать за вас целиком и полностью.
  Неожиданное признание заставило дыхание прерваться, а сердце едва не выпрыгнуть из груди. Я посмотрела в прозрачные глаза напротив и вдруг осознала, что тоже готова отдать душу за этого странного некрасивого почти совершенно незнакомого мне человека, чей статус в обществе был на самом нижайшем уровне. Горло сжал спазм. Ничего не ответила, но, думаю, мой взгляд сказал даже больше, чем следовало. Руки немного тряслись, когда нанизывала бубенчик на цепочку. А затем я поспешно повернулась к Маркусу спиной и зашагала прочь.
   Тропинка сама собою возникла под ногами. Поначалу идти было легко, пожалуй, даже приятно. Солнце на лазоревом небе пригревало, но не жгло. До веселой и светлой березовой рощицы дошла без приключений. Потом миновала небольшой пруд, в котором плескались прекрасные незнакомые птицы. Прошла луг, расцвеченный маргаритками, ступила под полог леса. Птичий гомон внезапно смолк, навалилась угрюмая тишина. Такая же глухая и плотная, как и в раннем детстве, когда родители, поцеловав, закрывали дверь моей спаленки. Как и тогда, сразу стало одиноко и страшно. И тут я увидела под скрюченным деревом маленький башмачок. Тот самый башмачок, который однажды потеряла, забравшись на чердак в отчем доме. Тогда дверь, ведущая на лестницу, внезапно захлопнулась, отрезав от внешнего мира. Явственно услышала ее скрип за спиной и, трясясь от ужаса, заставила себя прошептать: 'Наваждение, сгинь!'.
   Да, это именно Наваждение пыталось поймать в свои обманные сети. На самом деле скрипела старая сосна. Но не успела вздохнуть с облегчением, как послышались голоса. Разговаривали дворецкий и старая нянюшка:
   - Ох, да как же сказать-то ей бедненькой, что отца с матерью уже нет, - сокрушалась старушка.
   - Да, осиротела девочка, - горестно поддакивал обычно невозмутимый Уильям.
   Все, пережитое в тот жуткий миг, обрушилось с новой силой. Упав на землю, зверьком забилась в прелую листву под деревьями и, задыхаясь, расширенными глазами уставилась на какую-то шевелящуюся тварь, что подползала ко мне. Судорожно прижала руки к груди. Пальцы коснулись крошечного колокольчика. Рассудок вернулся, хмарь рассеялась, развеялись призраки слуг, но большая серая крыса никуда не делась. Тварь прыгнула, метя когтистыми лапами мне в лицо. И, будто ударившись о незримую преграду, упала, задергалась, начала поспешно отползать, покуда не скрылась в подлеске. Но это оказаллось лишь краткой передышкой в череде обрушившихся мучительных пыток.
   Теперь все мои прошлые страхи лютовали, набрасывались на каждом шагу. Порой это было всего лишь безобразное отражение моего лица в перегородившей тропу луже. Ах, как горько страдала я в отрочестве по поводу своей внешности! Сейчас же это показалось не более, чем подростковой глупостью. Зато вид любимого пса, бросившегося навстречу дядюшкиной двуколке, споткнувшегося и попавшего под колеса, вновь вызвал горькие слезы.
   Обожгли унизительные воспоминания о том, как, тяжело приживаясь в доме опекунов, первое время, словно младенец, мочилась в постель.
   Всплывали давным-давно забытые обиды, злые шепотки за спиной и почти не завуалированные ядовитые насмешки 'подружек', узнавших о помолвке с Глореном. Снова переживала мерзкое чувство, что дядя с тетей, выдавая меня замуж, на самом деле с радостью спихивают с рук, словно надоевшую вещь.
   Оказалось, что в закоулках души хранилось слишком много скверны, от которой не сумела избавиться, с которой не смогла или не захотела расстаться, выбросив из памяти, словно ненужный сор. Подарок Маркуса помогал справляться с Наваждением, но, прежде всего, требовались мои собственные силы. А их становилось все меньше и меньше. Каждый вынырнувший из забытья страх, каждая вроде бы оставшаяся в прошлом, но снова воскресшая больная фантазия ослабляла, выпивала энергию жизни. Я все медленней брела по извилистой тропке. И в какой-то миг ноги мои подкосились. Упала и осознала, что больше не смогу сделать ни шагу.
   Именно тогда прозвучал стон, а затем отчаянный резко оборвавшийся крик.
   Не могу сказать, узнала ли я этот голос, почувствовала ли сердцем ту, что искала, но меня подбросило словно пружиной. Откуда только взялись силы! Еще секунду тому назад изнемогающая от усталости, стрелой неслась на помощь жертве. И успела! Успела выбежать на поляну, где темное облако растекалось в попытке окутать бессознательной тело Элинор.
   Вероятно, со стороны я выглядела нелепо, когда голыми руками рвала на куски уже почти завершенный кокон из склизкой невесомой субстанции. Эта мерзость легче пуха, тем не мене, казалось живой и оказывала отчаянное сопротивление. Субстанция изгибалась, растягивалась, норовила залепить мне глаза, нос и рот, лишая зрения и дыхания. Но во мне кипела такая бешенная злость на порождения мрака, такое безумное желание спасти подругу, что силы мои умножились стократ и я ни на мгновение не усомнилась в том, что справлюсь с монстром. И лишь, когда моя воля растопила последний липкий клочок, ощутила себя выпитой до дна.
   Элинор так и не пришла в себя. Лежала бледная, едва дышащая с выпирающим животом. Она была явно на грани смерти. А я смотрела на нее и не чувствовала ничего, кроме усталой беспомощности. Куда девались бурные эмоции, помогавшие справляться со страхами и темной сущностью...
   - Именно так и завершаются героические порывы, - насмешливо произнес кто-то за моей спиной. - Как легко оказалось поймать тебя, пташечка, на столь простую наживку привязанности к подружке.
  Элегантный мужчина смотрел на меня высокомерно и снисходительно. В карих глазах не было тепла, лишь презрение и... брезгливое отвращение, словно я была ядовитой жабой или опасной вонючей крысой, которых следовало истреблять без всякого сожаления. Однако он не спешил, с наслаждением удерживая ниточки наших с Элинор жизней в холеных унизанных перстнями пальцев. Но вот они шевельнулись, начиная выплетать заклятие. А я не могла даже двинуться, но все же мысленно потянулась за крохотками силы, которые еще ощущала в колокольчике шута и мамином медальоне. Все случилось почти так же, как тогда, когда интуитивно создавала пространственный карман. Только теперь в нем оказались я и моя неподвижная подруга.
  Ощущала себя трясущимся желе, дрожащим от бессилия комком перепуганной ни на что не пригодной плоти. Однако разум твердил, что необходимо срочно искать выход из, казалось, безвыходного положения. Сколько мы могли продержаться здесь в маленькой пространственной каморке без воды и еды? И даже, если бы мне удалось каким-то еще неведомым образом обнаружить здесь некий гипотетический источник энергии жизни, это дало бы лишь краткую отсрочку. Элинор в скором времени предстояло родить ребенка. А физиологические процессы, как известно, не прекращаются даже в бессознательном состоянии. Хотя...
   Хотя мне вспомнился случай летаргического сна, о котором болтали пансионерки в годы отрочества. В одной из попавшихся в родительской библиотеке книг о магии также встречалось упоминание 'стазиса' - состояния вне жизни-вне смерти, когда существование будто замирает на какой-то период. Да, у меня сейчас не было ни сил, ни знаний для того, чтобы справиться с подобной процедурой. Но ведь я находилась за Вуалью, в мире, где существовали не только Иллюзия и Наваждение, но и Фантазия.
   Конечно, мама предупреждала об опасности заблудиться на тропинках вымысла, что могут завести в таких дальние дали, из которых нет возврата. Поэтому я не решилась бы выбираться подобной дорогой вместе с беременной Элинор даже, если бы она была в сознании. Ведь ее мозг находился во власти Наваждения, а в сочетании с Фантазией это - более, чем гремучая смесь. Ее следовало переместить во вневременье и пока что оставить здесь. А мне нужно было выбираться из этой ловушки, чтобы попросить о помощи Маркуса, Эндриана, Роберта, неведомо кого...
   Следовало, по крайней мере, попытаться спастись от охотившегося за мной колдуна. Ничего иного все равно не оставалось. И предстояло решить сразу несколько задач. Сильнейшим усилием воли заставила себя сконцентрироваться на том, чего хотелось бы добиться и позволила безумно глупым нереальным, несбыточным мечтам овладеть всем моим существом. Первым делом начала фантазировать о своей подруге.
  В тот момент, когда едва слышное дыхание Элинор прервалось, меня охватила паника. Неужели она умерла? Я подползла к неестественно замершей фигурке, ощутила тонкий, но прочный энергетический кокон, окутавший неподвижное тело и отгородивший его от внешнего мира. Мамин медальон помог мне яснее увидеть ауру подруги. Изорванная, клочковатая она все же светилась жизнью. Искорка ребенка тоже излучала слабое сияние.
  Теперь мне нужно было попасть домой. До сих пор за Вуаль получалось выйти только к холму, где впервые встретила Маркуса. В реальность возвращалась тоже оттуда. Но неужели переход привязан лишь к одной точке Иллюзорного мира? Нет, скорее всего это игра подсознания, жаждавшего иметь точный ориентир. А ведь в Иллюзии все зыбко, все непрочно, и все во многом зависит от воображения.
  - Фантазия, помоги! Отдаю себя в твою власть! - слова сорвались сами собою, и все вокруг завертелось, рассыпаясь множеством красок и форм. Десятки, если не сотни, дорог и тропинок, ручейков и горных речушек, плывущих по воздуху кораблей и разномастных животных, услужливо подставляющих спины, дабы унести меня вдаль.
  Однако я знала, что придуманное не всегда полностью подчиняется своему создателю, оно капризно и своенравно. А потому, хотя времени не хватало, не следовало торопиться с выбором. 'В Фантазии спеши медленно,' - когда-то твердила мне мама.
  Весь этот разношерстный калейдоскоп мнимых возможностей по сути дела лишь усложнял обратную дорогу. Гораздо разумнее представлялось вообразить себе зеркало, шагнув в которое я сразу же попала бы в столичный особняк Глоренов. И тут же возникла тяжелая рама в резных завитушечках. В серебристом стекле отразилась вначале я, а затем изображение изменилось. Теперь это была моя гардеробная, заставленная баулами, саквояжами и картонками с упакованной одеждой. Но я не решалась сделать нужный шаг. Еще раз оглянулась на Элинор. Сердце кольнуло. Может быть, все же забрать ее с собой? Однако внутренний голос твердил: сначала нужно выяснить, кто в реальности друг, а кто враг. Без этого обе мы представляем собою слишком легкие мишени. И, если я пока еще контролирую себя, то подруга, к сожалению, оказалась подвластна ментальному воздействию.
  Тяжело вздохнув, преодолела легкое сопротивление зеркальной поверхности и переступила раму. За спиной раздался хрустальный звон. Обернувшись, я больше не увидела зеркала. Невольно охватил страх. Удастся ли вернуться? Смогу ли вернуть в настоящее свою наивную искреннюю Эли?
   Но долго размышлять об этом не получилось. В гардеробную влетела растрепанная раскрасневшаяся Кэт:
  - Госпожа, куда вы пропали? Мы вас обыскались!..
  Я не снизошла к объяснениям ни с нею, ни с остальными домочадцами. Просто прерывала их вопросы и причитания, требуя сосредоточиться на завершении сборов, а не на придуманной ерунде. Клэр попробовала было возмутиться, но тетушка Сюзи поддержала меня, заметив, что в бестолковой суете трудно обнаружить даже то или ту, что находится перед глазами.
  Муж появился только в день отъезда. Издерганный, с осунувшимся лицом. Обвел нас всех хмурым взглядом, мазнул холодным поцелуем щечку сестры и, не обращая на меня внимания, обратился к тетушке с просьбой присмотреть за нами. Я так и не поняла, отчего он зол на меня. Выяснять не хотелось. Просто уже устала от перепадов его настроения. Мы никогда не были особенно близки, но относились друг к другу вполне ровно и дружелюбно. А теперь казалось, что я уже самим своим существованием чем-то досаждаю ему. Впрочем, по отношению к нему тоже все последнее время испытывала невнятное раздражение. Эндриан был чужим, совершенно посторонним человеком в моей жизни. Прежде это не мешало. Но ныне, испытав даже навеянные влюбленность и увлечение, ощутив теплоту дружеского участия Маркуса, поняла, насколько ошибочным и несчастливым оказалось навязанное замужество.
  
  
   ГЛАВА 8. КОГДА ПРОЯВЛЯЕТСЯ ТАЙНАЯ СУТЬ
  
   "Самое страшное, когда личина внутри тебя".
   (Из любимых присказок фейери).
  
   На этот раз путешествие поначалу шло спокойно и размеренно. Нарастало предвкушение возвращения в ставшее любимым поместье. Озерный Край встречал приветливым теплом, флером только-только пробивающейся молодой зелени, свежестью ветра, мгновенья назад промчавшегося над гладью вод. И все пережитые треволнения отошли в сторону, уступая место отличному настроению.
   Оставалось не более суток пути. Гостевой дом, где мы разместились на последний ночлег в дороге, претендовал на название отеля, но выглядел более, чем скромно. Однако, в нем оказалось на удивление много постояльцев. Поэтому, если тетушке Сюзи досталась небольшая отдельная комната, то нам с Клэр пришлось разделить на двоих номер, состоявший из единственной спальни, но зато имевший еще и клетушку с умывальником, лоханью, гордо именуемой ванной, и ночными вазами, стыдливо приткнувшимися за ширмой.
   И все же я с удовольствием нырнула под тяжелое ватное одеяло в хрустящем белом пододеяльнике. Постельное белье пахло лавандой, матрац, набитый конским волосом, приятно пружинил. Легко и радостно ускользнула в сновидение. Только вот оно оказалось странным и не совсем уютным.
  Вокруг клубилось холодное марево, голому тельцу было колко. Мама куда-то подевалась, не отзывалась даже на громкий писклявый рев, в котором я просто захлебывалась. Ощущала себя крохотным младенцем, сучила ножками, размахивала ручками и безумно хотела стать такой же большой и сильной, как исчезнувшая мама. Желала понять и облечь в названия то, что чувствовала и видела.
   Внезапно пелена вокруг прояснилась, над головой возник ясный голубой шатер. И пришло понимание, что он называется небом. Я вдруг подросла, поднялась на ноги. Выяснилось, что тонкая влажная пеленка подо мной лежала прямо на земле, заросшей жесткой травой, усыпанной острыми камешками. Ступая сначала неуверенно, а потом все устойчивей, двинулась по тропинке, прихотливо вьющейся среди зеленых лугов, обрамленных бархатистым кустарником. Вокруг порхали прелестные бабочки, пестрели дивные цветы. Рядом нежно журчал ручеек. За очередным поворотом он растекся зеркалом пруда. Заглянув в него, увидела не себя, а обнаженного мальчика лет пяти-шести. Его зеленые глаза сияли восторгом.
   Именно в ту минуту, когда сон стал таким приятным и радостным, меня выдернул из него оглушительный вопль.
  Во мраке ночи объятая пламенем фигура Клэр выглядела жутко. А еще в моей золовке бушевала разбуженная бесконтрольная магия.
  Я буквально инстинктивно вновь создала пространственную каморку, сразу переместившись в нее вместе с Клэр. Затем оглушила девицу сонными чарами и с наслала ливень, пригасивший волшебное пламя. Все это получалось у меня как-то слишком легко. Фантазия чутко реагировала на эмоциональные всплески воображения. Но вот полностью обуздать пробудившуюся и обезумевшую магию получилось с большим трудом. Она была испуганной, недоверчивой, а потому агрессивной. В общем, вполне соответствовала характеру моей юной золовки. Поэтому, подавив собственную растерянность, договаривалась с нею спокойно и ласково. Старалась передать убежденность в том, что я рядом, что поддержу и помогу справиться со всеми сложностями, проблемами, опасностями. Очевидно, длилось это не так уж и долго. Но такие минуты всегда кажутся вечностью.
   В гостиничный номер мы вернулись, когда дверь просто сотрясалась от ударов. В раздававшемся за ней голосе тетушки впервые услышала истеричные нотки. Понять ее страх не представляло труда. Едкий дым заполнил все помещение. Кровати и занавеси пылали. Схватив оплывшую, вновь загоревшуюся от пляшущего вокруг огня свечу швырнула ее на ближайшую постель. Набросила край мокрой ночной сорочки на лицо еще не очнувшейся Клэр. Опрокинула на пол стоявший на прикроватной тумбочке графин. И, задыхаясь, начала тащить золовку к выходу. Именно в этот момент сорванная с петель дверь рухнула, едва не пришибив нас. В комнату ворвались люди и показавший очень чистым воздух. Меня подхватили чьи-то руки.
  Уже позже осознала, как нам невероятно повезло. Среди толпы постояльцев не нашлось ни единого мага, который смог бы почувствовать шлейф магии, моей и золовки. А, может быть, Фантазия опять пришла мне на помощь, уловив отчаянное пожелание замести эти следы. Как бы там ни было, пожар удалось объяснить не погашенной на ночь и упавшей от неловкого движения во сне свечой. Кажется, поверили и моему блеянью о воде из графина, которой я успешно сбила пламя с себя и Клэр. Хотя на самом деле ее вряд ли могло хватить на, чтобы промочить нас обеих до нитки, как это сделал призванный мною ливень.
   Бессознательное состояние Клэр не вызывало подозрений. Такое случалось с угоревшими в пожаре. А меня сочли просто куда более крепкой, чем она. Впрочем, квохтавшая над нами обеими тетушка настояла на том, чтобы и мне создали строгий больничный режим, не позволяя вставать с постели, которую соорудили на матраце в какой-то подсобке. Золовке же леди Роллинг уступила собственную кровать.
   Такое положение дел меня совершенно не устраивало. С Клэр необходимо было поговорить с глазу на глаз сразу же, как только она придет в себя. Слишком эмоциональная и порывистая дева с перепугу могла проговориться о проснувшемся Даре, о способностях, делающих женщину изгоем в нашем королевстве.
  Однако тетушка, видимо, хорошо заплатила хозяину и девчонке, приставленной ко мне. Мэри постоянно торчала рядом, не позволяя сделать без нее ни шагу. Правда, она сказала, что золовка еще не проснулась. Но это не слишком утешало. Клэр могла очнуться в любую минуту. И, хотя леди Роллинг, по моему ощущению, не имела ни капли Дара, наведываясь, она бросала на меня уж слишком пытливые взгляды.
  К вечеру я совсем извелась в поисках выхода из сложившейся ситуации. Но ничего путного придумать не удалось. Фантазия не отозвалась на просьбу усыпить всех людей в гостинице. То ли сочла, что я совсем обнаглела, то ли моего внутреннего резерва даже с ее поддержкой на это просто не хватало. Более того, сонное заклятие отчего-то не подействовало и на Мэри, которая устроилась на колченогой табуретке возле моего лежбища и, мурлыча невнятную песенку, латала изрядно поношенную сорочку.
   В тягостных раздумьях я ворочалась на тощем, набитом соломой матраце до поздней ночи. Но стоило сомкнуть глаза, как сон затянул в Иллюзию.То есть отчего-то было понятно, что я именно там, хотя место показалось незнакомым и пугающим до дрожи. Окружающий мир был рассечен на две половины. На моей сквозь затянувшие небо тучи пробивались солнечные лучи. На другой - царили глубокие сумерки. Оттуда веяло угрозой, неприкрытой злобой, угнетающей и подавляющей хандрой. Там билась яркая птаха. В сиянии ее оперения можно было разглядеть темные петли силка, в который она угодила.
   На той половине было опасно. И я никак не могла решиться перешагнуть границу, ступить в безрадостную недобрую тьму. Но в птичьем крике звучала такая отчаянная мольба о помощи, что не смогла устоять на месте. Преодолев страх, устремилась к несчастному созданию. Однако, когда шагнула за край Сумерек, передо мною возникла знакомая фигура колдуна, преследовавшего нас с Элинор.
   Привычно воззвала к Фантазии, но она не отзывалась. Я с ужасом поняла, что эта территория принадлежит иной силе, царящей в Иллюзорном мире. Судя по всему, здесь владычествовало совершенно чуждое мне Наваждение.
   Липкие холодные пальцы сомкнулись на моих запястьях. Родная магия, вздрогнув, попыталась сопротивляться насильнику. Но тот лишь издевательски расхохотался. Его могущество на этой территории было несомненным. Надменное лицо нависло надо мною, кривившиеся в язвительной усмешке губы сложились 'гузкой' и потянулись к моим. Вспомнилось об упоминавшемся в какой-то легенде 'поцелуе, выпивающем жизнь' И тогда в отчаянье я просто изо всех сил ударила негодяя головой в подбородок, а коленом засадила ему между ног.
  Как ни странно, обычное физическое насилие сработало там, где оказался бессилен Дар.Вырвавшись, отскочила в сторону. Впрочем, это вряд ли могло меня спасти. Согнувшийся было от боли мужчина уже приходил в себя, в его сверкавших багровыми сполохами глазах пылало бешенство, а рука уже поднялась, сплетая заклятие... А затем колдуна вдруг отгородила черная тень. Нечто, подобное кляксе извивалось в полумраке множеством отростков, которые то исчезали в кровавых вспышках, то выпучивались вновь.
  Эта жуть напугала еще больше, чем мерзкий колдун, который, по крайней мере, имел человеческий облик. Поэтому, когда кто-то ухватил меня за плечо, я взвизгнула от страха.
   - Не ори, - раздался над ухом голос золовки. - Давай, вместе попытаемся прорваться на светлую сторону. У меня одной не получается.
   Во сне редко чему удивляешься. Поэтому просто попыталась потянуться к ней своим почти заглохшим здесь Даром. И почувствовала отклик, хотя и чуждый. Наши Силы были совершенно различны, однако, согласно нашему желанию, не пытались оттолкнуться или уничтожить друг друга. Наоборот - они переплетались, вызывая болезненные уколы, но все же возвращая мне способность действовать. Фантазия откликнулась, сначала словно издалека, затем совсем рядом. И в глазах прояснилось. Мы вырвались из Тьмы.
  - Нужно убегать, спрятаться, - просипела Клэр, нервно дергая меня за рукав ночной сорочки.
   Впрочем, оказавшись в нашем с Элинор убежище, она испугалась еще более. Голубые глаза в ужасе округлились при виде моей лежавшей в стазисе подруги. А еще неуютно и плохо было бежавшей по ее венам магии внутри пространства, созданного моей магией. И мой Дар здесь почти сразу же оттолкнулся от Дара Клэр, вытягивая себя из колючих объятий временного сторонника. Впрочем, была в нем тонкая нежная нить, которая смягчала боль от уколов чуждой магии. Но ее подавляло сплетение тяжеловесных угрюмых потоков.
   Объяснение получилось скомканным, я боялась задерживаться за Вуалью. Кто знает, что и кто поджидает нас в реальном мире. Как ни удивительно, Клэр приняла известие о своем Даре без привычной для нее истерии. Хотя, признаться, ее слезы и крики были бы предпочтительнее того унылого состояния, в которое поверг ее наш разговор. Девушка выглядела угнетенной, опустошенной, поникшей под бременем того, что так внезапно обрушилось на нее.
  - Значит, я чудовище, - она подняла на меня помертвевший взгляд. - А ведь всегда презирала вот таких. Брезговала даже сказками и легендами о нечисти.
   - Мы не нечисть, - поправила я, - и твой брат не нечисть. Напротив, нам дарованы особые способности...
   - Мерзкие чернокнижные способности, - угасшим тоном пробубнила золовка.
   В пространственной каморке не было даже намека на ветерок или самое легчайшее дуновение воздуха. Ни холодно, ни жарко. Можно сказать, вполне комфортно, если не для души, то уж точно для тела. Но Клэр сжалась, зябко обхватив себя руками. Она словно оледенела изнутри. Сложно переварить известие о том, что ты относишься к тем, кого сама боялась и ненавидела всю сознательную жизнь. Подобное пережить непросто. Времени на то, чтобы примирить сознание с противной ему истинной сущностью, потребуется много. А вот этого времени у нас с ней сейчас катастрофически не хватало. Поэтому пришлось ее встряхнуть физически, морально, магически. Да, именно так. Я крепко сжала ее предплечье и попробовала успокаивающе коснуться ее души точно так же, как прежде касалась неподконтрольной магии:
  - Мы все обсудим чуть позже, дорогая, - ласковые слова я произносила суховатым тоном, которым говорят с несознательными детишками. - Поверь, все гораздо лучше, чем тебе представляется. Ты сильная, сообразительная, талантливая. И не позволяй никому в этом усомниться. Поверь, не просто так в отношении к магам наметился явный сдвиг к лучшему. Однако наше общество в целом еще закоснело в предрассудках. Поэтому сдерживай себя и пока что не раскрывай свой Дар перед окружающими.
   - Даже перед Эндрианом? - севшим голосом шепнула Клэр, уставившись на меня глазами полными слез и надежды.
   - Даже перед ним, - признаться, чуть помедлила, отвечая на этот вопрос. - И давай поспешим. Кажется, нам пора покинуть сновидения, перенесшие нас в Иллюзорный мир. Нужно возвращаться и просыпаться, сестричка.
   Выпутаться из сна получилось не сразу. Как ни странно, сначала вернулся запах сырости и плесени, пропитавший убогую каморку. Потом ощутила под собой тонкую комковатую перинку, брошенную на голые доски топчана. И только следом в мозг ввинтились визгливые призывы присыпаться. Однако прежде, чем открыть глаза, мысленно поблагодарила свою покровительницу Фантазию. Несмотря на мамины предостережения я начала доверять этой может быть и несколько взбалмашной, но благосклонной и доброй ко мне владычице части Иллюзорного мира.
  
   Мэри торопливо помогла умыться и одеться. Она твердила, что меня где-то там дожидаются, впрочем, не объясняя толком, кто и зачем. Вероятнее всего, она и сама не знала этого. В коридоре поджидала тетушка, как обычно, сдержанная, немногословная, но непривычно хмурая, неприветливая, явно чем-то раздосадованная. Леди Роллинг сообщила, что Клэр наконец очнулась, хотя мне нужно подождать, пока врач позволит навестить Клэр. А еще, по словам тетушки, со мною хотела побеседовать некая важная персона. От подробностей миссис Сюзи уклонилась, только посоветовала не капризничать и быть откровенной, ибо сие важно для безопасности державы.
   Как я поняла, номер, в который она меня втолкнула, сразу захлопнув дверь с обратной стороны, считался самым лучшим в этом 'отеле'. Претензию на роскошь обозначали два кресла на гнутых ножкой с потертой обивкой, изрядно поцарапанный дубовый письменный стол, такой же секретер, картина в некогда золоченной раме и прикрывавший обшарпанный пол выцветший ковер, утративший большую часть ворса. А еще три двери в другие комнаты 'блистательных' апартаментов.
   Впрочем, мужчина, вальяжно раскинувшийся в одном из кресел, одним своим присутствием придавал помещению солидность, лоск и создавал атмосферу угрозы. Надменный взгляд, одежда, незримый ореол власти - все указывало на принадлежность к высшему сословию. Но в то же время в нем была какая-то двойственность, что-то неуловимое, подспудное, опасное именно своей неясностью.
   Глаза неясного цвета оценивающе скользнули по мне, короткий повелительный жест руки позволил опуститься во второе кресло. Еще несколько минут тягостного молчания, и так и не представившийся господин приступил к расспросам. О чем? Да ни о чем и в то же время - обо всем. Его речь текла плавно и размеренно, но от вопросов об обыденном он внезапно перескакивал к совершенно иным, касавшихся государственных дел, странных происшествий, отчетов наших арендаторов, круга интересов моих друзей и...магии. Да, именно так. Что-то подсказывало, этот человек и сам был магом, хотя его Дар никак не ощущался, не проявлялся в ауре. И он был...нет, не обычным следователем. Он был инквизитором. Я знала об их существовании, но до сих пор не встречалась с подобными людьми. Удивительно, что, поняв это, не испугалась, напротив - преисполнилась непонятным азартом. Передо мной находился достойный противник. И я во что бы то ни было вознамерилась его переиграть.
  Двойная жизнь, которую мне приходилось вести с раннего детства, дала отличную закалку. Я прекрасно контролировала себя, не позволяя запугать или запутать. А еще помогало давнее правило, внушенное мамой, - как можно меньше лгать. По ее мудрому совету тому, что нужно было скрыть, я с самого начала придумывала логичный вариант полуправды и, долго прокручивая его в голове, до некоторой степени проникалась верой в это измышление. Тем более, что речь шла не о полном вранье, а лишь в подтасовке фактов и утаивании части из них. К примеру, на вопросы об Элинор, отвечала, что разговаривала с ней накануне отъезда. Все верно! Ведь в Иллюзорном мире вести беседы с ней не представлялось возможности. Относительно Джудит Марвей, я тоже повторяла сказанное на допросе в Дворцовой Тайной Канцелярии. Кстати, каким-то особым образом мною ощущалось не только определенное сходство инквизитора с королевским дознавателем, но и то, что они были отнюдь не союзниками в странной игре со мною.
  Внезапно сверливший мое лицо взгляд мужчины соскользнул вниз, в глазах неясного цвета сверкнул стальной отблеск:
   - У вас интересный медальон. Позвольте...
   - Не позволю, - ответила резче, чем надо было бы. - Фамильная вещь, к которой не должны прикасаться посторонние, - сердце трепыхнулось, а затем пропустило несколько ударов. Я держала лицо, пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре, но прекрасно осознавала, что пропала. Попыталась взмолиться Фантазии, но та не откликалась.
   - Даже так, - неприятно усмехнулся инквизитор. - Ну, мне не единожды случалось усмирять строптивых дамочек.
  Он перегнулся через стол и, вопреки всем правилам приличия, грубо схватил висящее на моей груди украшение. Звенья цепочки больно впились в основание шеи. Рывок, усиленный магией, сорвал медальон. Цепкие пальцы сжали золотую безделушку. Именно безделушку! Ибо за мгновение до этого горячая магия пулей пронзила мое тело и пушистым комком тепла угнездилась внутри. Мой отчаянный крик инквизитор воспринял, как восклицание негодования и, не обратив на него никакого внимания, раздраженно вертел совершенно неинтересное ему теперь украшение.
   А я пыталась сохранить внешнее спокойствие и молилась всем богам, чтобы этот страшный человек не заметил изменений во мне. Как знать, мог ли он, как я видеть цветовую гамму эманации чар собеседника или, подобно самым талантливым чародеям, о которых мне случилось прочесть, ощущать структуру магии других волшебников.
  Гнетущую паузу разорвал резкий скрип распахнувшейся двери. Лицо моего мучителя, на долю секунды утратившего над собой контроль, исказила злость.
   - Верховный инквизитор позволяет себе допрос аристократки без ордера на таковой и даже без извещения о сем монарха? Заба-а-авно...
   Сразу же узнав этот почти лишенный эмоций голос, но тем не менее не смогла не обернуться, встретившись с непроницаемым взглядом знакомого менталиста. Вид его несколько несуразной фигуры вызвал безотчетную радость. Он напоминал Маркуса, а в том я встретила дружеское участие. И только после короткого диалога, в котором внешне приличные фразы не могли скрыть взаимной неприязни, когда меня по требованию Просперо почтительно, если даже не подобострастно, препроводили в относительно чистый и удобный номер, вдруг снова накатил липкий страх. Одно только внешнее сходство с призрачным шутом отнюдь не делало менталиста моим настоящим защитником. А что. Если он догадывался о моей тайне? Что если вел свою игру, в которой ему нужен был трофей в виде скрывавшей способности колдуньи?
   Я так накрутила себя подобными рассуждениями, что, когда Просперо наконец постучал в дверь, у меня едва не случилась истерика. Но он лишь вернул мне мамин медальон, сообщил о значительном улучшении самочувствия Клэр и посоветовал собрать вещи, так как после обеда мы продолжим путешествие.
   - Спасибо, - мой голос предательски дрогнул от переполнявшей благодарности, и с губ едва не сорвалось 'Маркус'.
  Просперо заметил заминку и, кажется, истолковал ее по-своему:
   - Надеюсь, вы не против, если леди Роллинг по-прежнему будет ехать в одном экипаже с вами?
  С легким недоумением я осознала, что менталист уловил то, в чем я и самой себе не сознавалась: тетушка Сюзи во всей этой ситуации показалась мне весьма двуличной и ненадежной особой. Но, с другой стороны, вполне вероятно, она была такой же невольной жертвой чужих интриг, как и я. Никаких доказательств обратного у меня не существовало. Что ж до подозрений, то у меня развилась настоящая паранойя, опасность казалась многоликой и повсеместной. Поэтому после минутного замешательства я покачала головой и ответила согласием на прежние отношения с тетушкой Сюзи. Однако после того, что произошло, былые сердечность и доверие между нами исчезли и больше не вернулись.
  Теплый клубок таинственных защитных чар вновь сжался в крохотную точку, угнездившись в заветном медальоне. Но время от времени мне чудилось, что частичка его по-прежнему жила у меня внутри.
   С Клэр мы теперь действительно подружились. Хотя, признаюсь, переносить ее непростой характер, как и раньше, было непросто. И все же она переменилась куда значительнее, чем я могла предположить. Вначале меня даже настораживало ее внезапное равнодушие к письмам жениха, с которым они обручились накануне нашего отъезда из Дилондиниума. Потом пришло понимание: несмотря на все мои старания, девушка считала себя чудовищем и боялась разоблачения после замужества. Однажды, обронив на колени очередное послание влюбленного юноши, она грустно промолвила:
  - Я не такая умная, как ты. К тому же, чувства во мне нередко затмевают разум. Нет, нет, я не сумею сдержаться и когда-нибудь выдам себя. Уж лучше остаться старой девой, чем...
   - Чем что? - спросила я резко, пытаясь встряхнуть ее, вытащить из кокона страхов и самобичевания. - Времена полновластного владычества инквизиции миновали. Об этом свидетельствует то, что нас представили ко Двору. Уверена, Эндриэн не позволит причинить тебе зло.
   - И все же ты не решаешься открыться ему, - прозорливо заметила золовка.
   - Не сравнивай, - мой голос звучал куда печальней, чем хотелось бы. - Я для него, в сущности, чужой человек. А вот ты ему дорога.
   Но Клэр лишь покачала головой, закусив губу. В глазах, которые она подняла на меня, стояли слезы:
   - Больше всего меня страшит участь Элинор, - сказала она, нервно комкая подол платья.
   Резко встав с кресла, я подошла к окну. И, вглядываясь в чистое умытое недавним лившем небо, с ужасом осознала, что весна подходит к концу, а моя подруга, спеленатая стазисом, все так же лежит в потайной комнате Иллюзии. И до сих пор непонятно, как ее спасти.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"