Полёты во сне - 1

  

  Мы летели над Аппенинами в ярком солнечном свете.

  Утро плавно переходило в день, играя тёплыми красками на вершинах пологих гор, а лёгкий ласковый ветерок дурашливо ерошил твои короткие волосы - чересполосицу иссиня-чёрного и седого. Соль и перец, кофе со взбитыми сливками, проникновение и приятие... Дженни и Майкл.

  Мы летели над Аппенинами... Не так, как летают обычно во снах, птицей паря в восходящем потоке, величаво расправив крылья подобием рук и отдаваясь нежной свежести весеннего ветра... Нет, сегодня мы летели по-взрослому - в маленькой авиетке на двух человек: уютное гнёздышко для любовников, взмывающих страстью под небеса. Широкие плоские крылья раскинуты всеобъемлющим чётким крестом, словно руки Спасителя на знаменитой статуе в Рио - или подобно твоим ногам в шпагате, когда ты принимаешь меня в свои глубины в нашей излюбленной позе. Но сегодня, сейчас, в этом загадочном сне всё было совсем по-другому. Мы летели в почти что игрушечном самолётике чуть выше деревьев и гор, пропеллер затейливо рокотал своё бесконечное "фррр", но сладковатый запах бензина тотчас же уносил в далёкие итальянские дали тот ветерок, что сочился из приоткрытой форточки пилотской кабины.

  Я судорожно вцепился руками в штурвал - водить самолет, даже такой маленький, было для меня совершенно внове, и все силы уходили на то, чтобы не перепутать педали, одновременно любуясь открывающимися прекрасными видами древних развалин времён ещё Ромула с Рэмом. Сады, виноградники и леса на склонах. Свежая, сочная зелень, набухшие почки на ветках... И стремительно набухающий ствол моего вожделения у тебя во рту.

  Влекомый чувственными губами, он неудержимо возносился сейчас вверх, к яркому весеннему солнцу, когда уже не различить, где небо, а где нёбо - и мои руки на штурвале покорно повторяли те движения, с которым твои ладошки проминали два сферических топливных бака в основании только что стартовавшей прямо в зенит ракеты. Вперёд и вверх, в невесомость свободного парения, когда зависаешь на миг в наивысшей точке своей траектории, а потом...

  А потом нежное движение твоего коготка процарапывает тайный знак силы в самом основании мужской чувственности, и хрупкое равновесие трескается со звоном, подобно тонкому хрустальному бокалу... На счастье, моя маленькая Дженни, только на счастье! Острый вскрик - твой ли, мой, непонятно, да и не важно - он отзывается непроизвольным движением рук на штурвале, и вот уже самолёт нашей страсти срывается в штопор, в стремительное и неудержимое пике. Вниз, вглубь, в потаённые водовороты средиземноморских страстей - захваченный притяжением разноимённых зарядов.

  Венера и Марс, Афродита и Арес, железо и медь... Извечные соперники и любовники, они неразъединимы, как полюса магнита. "Ты Джейн - я Тарзан", ты Дженни, а я Майкл, но всё это лишь жалкие и размытые отражения реальности. Высшая же истина в том, что ты Женщина, а я Мужчина, и наш самолёт летит всё быстрее к земле, к истокам, к первооснове существования. И только в каком-то миллиметре от каменистой, шершавой и прогретой солнцем горной тропы мне удается отчаяным усилием сдержать эту лавину чувств и снова вывернуть рули, закрылки и лонжероны твоего восхитительного тела наверх, к небесам.

  Наш полёт длится уже вечность - или две вечности, или три, кто считает? Упоительные американские горки между адом и раем, которые швыряют нас то вверх, то вниз с неизбежной мучительной регулярностью, и остаётся только покорно отдаться этой космической силе, что выше и сильнее нас обоих. И маленький самолётик с двумя пассажирами, двумя заложниками любви и её же самозабвенными соучастниками раз за разом всё быстрее взмывает в космические высоты с тем, чтобы тут же стремительно низвергнуться обратно...

  ...пока не разбивается наконец вдребезги уже в каком-то ином подпространстве, взрываясь разноцветными искорками праздничного салюта и фонтаном в твоих глубинах - цветомузыкальным фонтаном на два человеческих голоса. Твой стонущий в агонии последнего наслаждения альт и мой баритон - хриплый, исчерпанный и опустошённый.

  Но это уже потом. А пока что мы летим над Аппенинами.

  В ярком

  солнечном

  свете.

  

  Полёты во сне - 2

  

  Дирижабль уже практически не помещался в ангар. Он был раздут до предела тем жаром, что исходил сейчас от горячих и тесных стен стартового канала - второго, дополнительного, который способны умело использовать по назначению лишь самые талантливые и опытные пилоты. Измученный беспрестанным скольжением вверх-вниз без какой-либо возможности вырваться на свободу, раз за разом протискиваясь сквозь входные врата под давлением мощной силы желания, упругий цилиндр словно пытался раздвинуть вширь пределы своей несвободы, раз уж путь в стратосферу оказывался для него недостижим.

  Граф Цепеллин хорошо знал своё мужское дело, когда построенные по его проекту воздушные тихоходы бороздили небесные просторы, алчно и властно покрывая расстояния в полмира, от европейских аэростатных полей, пестрящих разноцветными фаллосами привязных мачт, - и до вздёрнутых кверх ногами антиподов Бразилии и Аргентины. Именно что покрывая, словно бык корову или жеребец кобылу. И зажатый в тесноте ангара цепеллин Майкла отчаянно рвался сейчас в заокеанские дали, ввинчиваясь в отпущенное ему природой пространство до самых высот и тут же снова отступая назад, к благословенному Содомом входу в земной филиал рая.

  А небеса... Что ж небеса? Бедная девушка честно верила, что всё то золото, что блестит, и теперь осторожно ступала по овеянной славой десятилетий лестнице в небо - а "Лед Зеппелин" честно поддерживали её своими голосами и гитарами на хрупких мостках, которые покоятся лишь на шелесте ветра. Вы помните этот пронзительный голос Роберта Планта?

  Джейн помнила прекрасно - и сладостно подпевала сейчас в такт тем движениям, с которыми дирижабль Майкла наполнял всю её сущность и раздвигал пределы осознаваемого.

  - Да, милый, да, подымись же выше суеты, достигни пределов моего "я" и взлети над ними в то беспредельное и сверхреальное, где твоя служанка и рабыня покорно ожидает своего хозяина и властителя у финишной ленточки нашего совместного путешествия!

  О эта упоительная стеснённость изнутри и распахнутость снаружи, чудо их близости и любви! В руках Майкла - и только в его руках - Джейн позволяла себе упоительную роскошь не стесняться ничего. И раз за разом, ночь за ночью взлетала к высочайшим вершинам собственного падения. Покорная и властная, танцующая и обездвиженная, блудница из блудниц и святая, канонизированная на папском престоле священным жезлом первосвященника прямо туда же, в средоточие собственой женственности.

  Сегодня же Дженни распахивала свою душу неистовому напору Майкла так же широко, как раскрывала свой потаённый ангар его трансконтинентальному дирижаблю. Вперёд и вглубь, всё жарче и всё теснее, содрогаясь в раскатах небесного грома и вторя им своими сладостными стонами...

  Но всякой прочности положен свой предел. Инженерами ли, конструкторами, или самим Всевышним, выше кого ни один монгольфьер вознестись не смеет даже с вершин Вавилонской башни... Дирижабли прекрасны - но ненадёжны, и каждый знает, что делают с ними огонь и удары молнии. Окутывавший мужчину жар становился всё яростнее с каждым торопливым и резким движением в тесноте принимающих стен, удары молнии всё острее, всё ближе...

  Вот, наконец, заполнявший жесткую оболочку горючий газ с треском и криком пробивает себе малую тонкую трещину между полусфер, венчающих этот огромный цилиндр - раз уж самому дирижаблю выход наружу сегодня заказан. Ещё мгновение, шальная искра...

  И грянул взрыв. Взрыв немыслимой силы, обжигающий, выносящий сознание обоих любовников за пределы их грешного тела, вдаль и ввысь, на короткую встречу с Создателем, Инженером всего сущего в обозримой части Вселенной. Мгновение длинною в вечность. Звёздные искры, пронзающие вас насквозь. Пламень, заливающий и затопляющий всё и вся - он исходит из тебя и заполняет её насквозь. Или наоборот, хлещет из него и пронизывает всю тебя? Какая разница! Вы вместе, вы одно, и немыслимое общее счастье заливает пространство двух любящих тел вместе с их бренными телесными соками...

  ... пока хрупкая и непрочная лестница в небо не обрушится наконец оземь вместе с последним аккордом "Лед Зеппелин", оставляя на лётном поле любовного сражения двух исчерпанных полётом и обожжённых немыслимым, нестерпимым жаром воздухоплавателей.

  Мужчина и женщина.

  Икар-он и Икар-она.

  Майкл и Джейн, к вашим обоюдным услугам.