Парадная зала замка сегодня изукрашена цветами и аппликациями, а немногие картины старых мастеров на стенах подсвечены неровным пламенем канделябров. Пахнет, вопреки обыкновению, не серой или каким-нибудь, прости господи, хлорацетофеноном - но шампанским и лимонами. "Ты знаешь край лимонных рощ в цвету?" - писал когда-то Гёте . Или еще только напишет? Впрочем, неважно. Сегодня сама Венеция неспешно приплыла в своей расписной гондоле на рейнские берега. Ибо нынче ночью в замке - карнавал.

  - Карнавал?

  - Карнавал!!!

  Когда в назначенный час Джейн появляется у изогнутого подковой парадного входа в замок, часы на высокой башне как раз завершают свой двенадцатый удар. Путь юной женщины освещён дюжинами факелов, а появление её знаменуют фанфары.

  Ремарка в сторону. Это моя фантазия, и только моя, направляет сегодняшний вечер, поэтому всё сейчас будет так, как хочется режиссёру. Тем более, что карнавал - это смена ролей, выход из привычных рамок в нечто прямо противоположное... Итак, мы начинаем!

  Вот тяжелые дубовые двери со скрипом распахиваются, и Майк видит на пороге свою гостью укутанной с головы до пят в длинную атласную накидку с капюшоном. Лишь цокот каблучков по брусчатке позволяет предположить наличие туфель на высоком каблуке. Мучительный миг неизвестности и напряжённого ожидания, протянутый едва ли не в вечность... Что же ждёт сегодня распорядителя карнавала, какой облик выбрала для себя на сегодняшнюю ночь его единственная участница?

  Наконец женщина, собравшись с духом и настроившись на себя новую, неизведанную и неизвестную даже себе самой, переступает порог. Легкое движение плеч, и накидка с едва слышным шуршанием опадает на пол, открывая Повелительницу Ночи в полном великолепии.

  Высокая, статная, гордая - она вся соткана из контрастов. Бледно-палевая кожа еще чуть-чуть, и была бы достойна именоваться белоснежной, но легкая россыпь веснушек по лицу, плечам и всему остальному телу там, где оно еще остается открытым взору, наводят скорее на мысль о белом золоте с инкрустациями золота обычного, оранжевого. А когда Майк склоняется к посетительнице, чтобы нанести свой первый приветственный поцелуй в основание шеи слева, где та соединяется с плечом, становится слышен и её подлинный, истинный запах - аромат свежести и невинности, ландышей и лаванды, запах распускающихся листьев весеннего леса, омытых вечерней росой...

  Ах, если бы так! Но карнавал есть карнавал, и невинная юность надежно прикрыта сейчас вуалью зрелости, причем зрелости опытной и властной. Весь дерзкий наряд королевы сегодняшнего бала выполнен в черном и золотом, начиная с той полумаски, что скрывает её глаза и нос... Ах нет, даже еще выше - золотая с чернью заколка, которой подняты вверх короткие волосы, тоже в чередовании вороных и рыжих прядей. Как прекрасен в этом убранстве её высокий лоб, исполненый ума и гордости. Жёсткий волевой подбородок, тонкий полет лебединой шеи - все это пока еще открыто и взгляду, и поцелуям. Но стоит лишь скользнуть чуть ниже... Лиф не лиф, корсаж не корсаж - два полукружия плотной черной ткани со вставкой из китого уса вырезаны так низко, чтобы только поддерживать прекрасную грудь девушки в её высоком стоянии, оставляя при этом щедрые полусферы и вспухшие соски совершенно открытыми.

  Так же и внизу - черные чулки с золотыми блестками ласкают своей скользящей прозрачной тканью стройные женские ноги вплоть до самых кончиков пальцев, проглядывающих сквозь прорези её бархатных туфелек на высоком каблуке. Как же оказался прав Майк в своем предположении минуту назад! Но вот если двигаться вверх... Перехватывает дух, словно на горных вершинах в великом белом безмолвии льда и облаков, когда глаза или, ещё лучше, вспотевшие от вожделения мужские ладони подымаются по бедрам до конца, плавно переходящего в начало, до бесстыдных и порочных кружевных подвязок у самого паха. А если еще дальше вверх, к полным налитым грудям - там открывается только сама Повелительница ночи в своей соблазнительной и манящей наготе, такая же светлая и ослепительная, как та полная луна, что стоит сегодня в небе высоко над замковыми стенами.

  Ах нет, завершающий штрих: золотая цепочка на талии, прикрывающая донельзя развратный пупок королевы бала камнем, оправленным в золото. И каким камнем! Это знаменитый черный бриллиант, редкий самоцвет немыслимой и загадочной красоты, каждый карат которого стоит многие тысячи золотом. Вот уж воистину повелительница ночи, золотая женщина с чернью. И червоточинкой.

  Майк очарован и заведен с первого же мгновения, как только увидел сегодня свою Джейн без накидки. И пока он проводит полуночную гостью в центр зала, легонько охватив за плечи - под его махровым халатом тёплого коричневого цвета что-то уже стремительно растёт и набухает. Вальяжному хозяину замка тоже есть сегодня что показать восхищённой публике, но это позже. Не сбивать же прямо сейчас с такта оркестрантов на хорах?! Хотя уж их-то мнение, а тем более мнение снующих официантов и прочей прислуги, сегодня никого не волнует. Но сказано "позже", значит позже.

  Дубовый паркет натёрт воском и вычищен до блеска, так и приглашая закружиться в вальсе. А вальсы сменяют друг друга в бодром темпе трех четвертей, благо венский маэстро Иоганн Штраус успел намастырить их за свою жизнь выше крыши, на три бала хватит. Или это случится еще в будущем? Но мы же сегодня с вами - вне времён, в полном тайн королевстве фантазий и волшебства. Так будем же веселиться и наслаждаться жизнью, покуда не прокричат третьи петухи! Тем более, что стол в центре зала ломится от яств и напитков.

  - Вы хотели черного с золотом? - Извольте. Черной пусть будет зернистая икра с далекого Каспия, а золотым - нежнейший копченый угорь. Почти черны утопающие во взбитых сливках ягоды спелой малины, смородины, а уж про саму чернику и говорить не приходится. Зато золотом отливают спелые яблоки и свежесобранный мёд горных лугов. Черна, словно дёготь, тирольская "соломенная" (так она называется) настойка на альпийских травах и корешках, а поскольку крепость ее зашкаливает за восемьдесят градусов, то после первого же глотка у гостей в глазах тоже резко темнеет. Но шампанское-то, настоящее, из Шампани, причем лучших сортов, наподобие "Dom Perignon" или "Louis Roederer Crystal" - напросвет оно выглядит чистым золотом, в высоком хрустальном фужере. Да и во рту достойно самой высокой пробы.

  Майк отодвигает высокий стул, помогая даме усесться поудобнее - и наконец-то распахивает свой халат. Только теперь Джейн поняла, что смущало её сегодня с самого начала. Оказалось, цвет лица её партнера - какой-то необычно смуглый, светло-коричневый со сливовым оттенком... Но лишь теперь, увидев хозяина карнавала целиком, осознала и оценила его роль и костюм на сегодняшнюю ночь.

  - Да он же негр!

  Ну да, негр, а почему бы и нет? Смена масок, смена ролей, смена цветов... Вывернуть реальность наизнанку, дать собственному низу одержать победу над застёгнутым на все пуговицы и до отвращения благопристойным верхом - об этом ещё Бахтин писал пятьсот лет тому вперёд, кажется. В нынешнюю волшебную ночь карнавала мы неподвластны времени, и даже более того - сами властвуем над ним, перемещаясь из эпохи в эпоху по воле собственной прихоти. Позволив себе насладиться собственным бесстыдством и порочностью. О эта восхитительная барочная порочность, которая сочится сегодня изо всех щелей: бархатистая тёмно-красная обивка высоких стульев и глубоких кресел с изогнутыми ручками, мелизмы струнных в прихотливом кружении танцевальных мелодий, нежнейшие дары французской высокой кухни - те самые, что возносят вас к заоблачным высотам гастрономического оргазма...

  Сам Гермес, крылатоногий бог торговцев и мошенников, повелел нам сегодня объявить чёрное белым, а белое чёрным. Вот и обернулся Майк мускулистым негром, способным не то что носить Джейн на руках, а даже небрежно провернуть её меж толстоватых чувственных пальцев одной левой, не выпуская при этом из правой высокого хрустального бокала с шампанским. Да и мужское достоинство у него, как мы догадываемся... негритянское.

  Хотя по карнавальной роли Майк вовсе не африканец, не баклажанчик... Скорее, шоколадно-коричневый обитатель тропических островов, отчетливо понимающий в науке любви не только наполеоновское "большие батальоны всегда правы", но и то, что всякая укулеле настройки требует.

  - Иль, может быть, в притонах Сан-Франци-иско лиловый негр вам подает пальто, - вполголоса напевает зачарованная девушка памятный романс Вертинского.

  Ах Джейн, моя маленькая Дженни... Твой негр готов не только подать тебе пальто, но и пригласить на вальс. А дальше - как получится.

  - Приглашайте, дорогой Майкл, приглашайте же! С удовольствием закружусь и закружу!

  И вот уже две маски, чёрная и золотая, встают из-за стола и неспешно следуют на середину просторного, выстланного паркетом зала. Коричневый, в цвет мужского тела, халат небрежно скинут по дороге нетерпеливым передёргиванием плеч, и к началу танца на партнёре Джейн лишь только бальные туфли и золотистые атласные плавки. Но под ними... о боже!

  "О боже, и что же?" - рифмует робкая начинающая поэтесса где-то в глубине сознания Повелительницы Ночи, чтобы тут же получить высокомерный ответ от себя самой:

  - Твой главный приз и трофей, дорогая. Жезл королевы празднества!

  И трофей этот отчетливо заметен, стоит лишь опустить взгляд чуть ниже. Член Майка непомерно велик и возбужден, он выдается далеко за пояс плавок, доходя почти до пупка и вздымая свой разбухший едва ли не до размеров яблока набалдашник. А почему?

  Джейн осознает причину в тот момент, когда кладет руку на плечо своего партнера, а потом вкладывает вторую ладонь в мужскую, и два тела впервые соприкасаются, готовые через мгновение закружиться в вальсе.

  - Ты знаешь, ты чувствуешь, к чему неумолимо стремится мужская суть, влекомая магией Эроса? Это...

  - Черный бриллиант, конечно. Тот самый на цепочке у меня на поясе. Но почему?

  - Да потому, дорогая, что камень этот под завязку насыщен магией и влечёт меня теперь неумолимо, непреодолимо. Влечёт к себе самому (бриллианту), но тем самым и к тебе, в твои глубины.

  Впрочем, влечением влечением, а пока что мужчина и женщина танцуют, кружась в венском вальсе, словно мотыльки или бабочки над пламенем свечи.

  - Ты ощущаешь трепет бабочек у себя в животе?

  - Да-да, они уже бьют своими крылышками по натянутым нервным стрункам, извлекая мелодию, равной которой нет во всей Вселенной.

  Причем здесь бабочки, собственно? Да при том, что "вторым звуком" нашего карнавального вечера на каком-то ином, астральном уровне звучит именно "Чёрная бабочка" - удивительная композиция Ивана Смирнова с его ансамблем русской фольк-акустики: ещё одна страна, ещё один временной пласт, ещё одна грань чувственности. Мелодия завораживающая, уносящая вдаль, пробуждающая желание - и при этом вдвойне: две женщины в одной, две музыки, два мира. Чёрное и золотое, дева и блудница, будущее и прошлое сплетаются в стремительном кружении вальса, в изысканном переплетении звеньев золотой цепочки на её талии, в цвете его плавок, безуспешно пытающихся прикрыть в приступе целомудрия тёмную мужскую силу...

  Ведь не только трепет бабочек чувствует сегодня своим животом королева бала, не так ли?

  - Да, конечно. Мы кружимся в танце, и головка твоего мужества трётся о мой живот...

  - Меня безумно возбуждает, как ты облачена сегодня, и в нетерпении трепещет моё мужское естество...

  - Выросшее до невероятных размеров!

  - Силой магии твоего амулета, не иначе. Как ты прекрасна, моя повелительница. Скажи же мне что-нибудь!

  - Я...

  Голос девушки срывается, настолько переполнена сейчас Джейн колдовством карнавала. Её захлёстывают новые, неизведанные доселе ощущения. Осознание своей власти, миг вседозволенности, сплавленной воедино с наивной робостью и неуверенностью в себе. "Невидима и свободна", кричала когда-то её астральная сестра, проносясь верхом на швабре над ночной Москвой. О, это немыслимое слияние вальяжных венецианских каналов с прихотливыми горными речушками Брокена, куда традиционно слетаются вальпургиевой ночью немецкие ведьмы.

  - Я просто...

  Желание захлёстывает, но именно в нем обретает Дженни силу и смелость для нового взлёта вперед, в неизведанное.

  - Я просто наслаждаюсь звуками гитары, плеском прибоя и твоей близостью. Хочу тебя, здесь и сейчас! Рухнув на паркет прямо в зале, не обращая внимания на музыкантов и слуг...

  - Боюсь, не поймут-с, дорогая! И зачем, когда в двух шагах нас ожидает спальня и громадная кровать с балдахином, на высоких ножках?

  Но королеве сегодня дозволено всё, и какое ей дело до жалких подданных, а уж тем более до прислуги? Ведь музыка предельно эротична, она заводит и сводит с ума... Здесь чудесно всё от начала и до конца, но больше всего Джейн в восторге от своего партнера по танцу и от того самого конца, о котором вы только что подумали - ненасытного скипетра страсти, что лишь немного не дотягивается до её магического бриллианта.

  Остается только упасть на предусмотрительно брошенный минуту назад мужской халат и последовать зову плоти. Зову духа и воображения. Мистическому зову небес.

  - А Джейн не пугает размер? Ей же придется сейчас принять своего Майкла по очереди во все дарованные создателем врата наслаждения.

  - Нет, ни капельки!

  - Так вперед же! Точнее, вниз, а затем и вглубь.

  Одежды на обоих партнерах так мало, что она ничему не мешает, а только прибавляет остроты наслаждения. Джейн восхитительно пахнет в этот миг желанием и страстью: страстью необузданной, бесстыдной и неукротимой. И вот она уже распластана на паркетном полу бального зала: прекрасная бабочка в муаровом мерцании белого золота ухоженной кожи, едва прикрытой полупрозрачной вуалью чулок и подвязок. Ночная бабочка жарких и влажных субтропиков - пойманная сетями страсти и волшебства, одурманенная колдовскими запахами из пыльных колб и реторт. Она раскрыта настежь, а маньяк-коллекционер беспощадно и властно оборвал её вольный полёт, насквозь пригвоздив к плоскости своей обжигающе острой иглой.

  - Я несколько смущена, смогу ли я, действительно, вас в себе уместить!

  - Хорошо, тогда просто ложись на спину, а я острожно и аккуратно войду в тебя настолько, насколько ты сможешь и захочешь...

  - Хорошо, о мой повелитель!

  И вот неимоверных размеров ствол начинает осторожно развигать набухшие влажные губки. Джейн выстанывает какие-то нечленораздельные крики и стоны, во рту пересохло, и девушка умоляет хозяина и властелина: "Напоите меня, прошу!"

  Но Майк непреклонен:

  - Вкусное, дорогая - это на третье! Я еще напою тебя в свой срок, но сначала...

  И вот уже недра малышки Дженни заполнены мужской плотью плотно и натуго, словно золотом и самоцветами пещера чёрного дракона из восточных легенд. Не будь у неё на поясе магического бриллианта, женщина вряд ли смогла бы вместить в себя всё это богатство разом и целиком, но сейчас, обхватывая любовника бёдрами в скользящих черных чулках...

  Эти прикосновения прекрасны и сами по себе, но когда они дополнены легким касанием пышных грудей, приподнятых открытым, без чашек, бюстгальтером, удержаться слишком долго Майк не сможет, да и не захочет. Тем более, что у них еще столько впереди. И теперь, проходя Дженни насквозь медленными скользящими движениями... Раз, другой, третий, всё быстрее и резче

  - ммм, восхитительно! - мурлычет в беспамятстве девушка, всякий раз подаваясь мужчине навстречу, а он входит в неё раз за разом всё дальше и дальше, до самого упора. Джейн стонет в ритм его движениям, и эти звуки заводят Майкла так, что он уже не может себя сдержать! И с пронзительным мужским криком тугая горячая струя гейзера бьет в сокровенные девичьи глубины.

  Королева рассыпается золотыми искорками - в полном восторге и в полном восхищении. А неутомимый Майк, влекомый магией бриллианта, весь ещё мокрый от первого выплеска столь долго сдерживаемой страсти, тут же, как по маслу, вонзается в свою покорную служанку с черного входа. Там места оказывается не столь уж много, и тяжёлый осадный таран проламывает задние врата королевской крепости с первого же удара до самых глубин.

  - Расскажи мне, что ты ощущаешь сейчас!

  - Распирающее чувство переполненности, мой господин.

  - А хочешь ощутить следующий взрыв в своих глубинах? Рядом с первым, но в соседнем канале?

  - Да, очень! Прошу. Умоляю.

  - Ну так прими меня в себе и здесь!

  Черный брилиант ненасытен:

  - Заходи, путник, и пей из источника! На сегодняшнем карнавале праздник обещан всем.

  И вот уже второй фонтан, рядом с первым, повергает дюжего островитянина тёплых карибских морей в состояние сладостной дрожи. А вместе с ним - и его царственную гостью с Аппенин, которой не привыкать к извращенным удовольствиям альтернативных путей к наслаждению, недаром еще со времён древнеримских сатурналий анальный секс считается фирменным блюдом на кухне итальянской эротики, а уж в карнавальные ночи тем более. Воистину прав был старый развратник Иоганн Вольфганг фон Гёте: "Будь как каналы здесь девушки, будь как проулки их дырки, всякий сказал бы, что слаще Венеции города нет!"

  Что же касается второго "я" королевы, то малышке Дженни услады розовой попки привычны ещё с девических времён, когда позволяли вкушать все прелести порока ночь за ночью, а то и средь белого дня, не теряя при этом формальной невинности. И её чёрный ход во дворец золотой красавицы распахнут сегодня настежь:

  - О грех содомский, ты достоин рая! Люби меня, мой Майк, бери, дери... Все трое врат любви я открываю тебе, и раз-два-три, и раз-два-три.

  Музыка вальса становится ближе и громче, недаром ведь Вена с Венецией тоже роднятся именами своими. Мелодия завораживает и кружит скрипичным пиццикатто, где-то слышны шаги и приглушенные голоса, но Джейн совершенно не до этого в тот момент, когда её германский алхимик в обличье карибского негра со словами "Ну а теперь - бог любит троицу" разрывает тесный клинч двух сошедшихся в любовной схватке тел и молниеносным броском перемещается наверх, где повелительница порока - и служанка его же - жадно раскрыла в нетерпении свой голодный и жаждущий ротик.

  Огненный вулкан страсти неистового Майка весь ещё в семени первых двух извержений. Девушка обхватывает его щёками, нёбом, старательно лижет и покусывает. Но он хочет больше, и он хочет глубже, он неимоверно велик...

  - Проглоти меня, Дженни, всего целиком!

  Редкое, изысканное умение женщины, одарённой в любви - раскрыть своё горло для той главы, что венчает столп мужского сладострастия, но королева сегодняшнего карнавала недаром носит свой титул: она владеет этим искусством в совершенстве. Да и старательную маленькую Джейн тоже научила. Вот и слетает с катушек голова умудрённого в науках алхимика - а привыкшему к любовным серенадам среди полуночных тропических лесов сыну карибского моря и терять-то нечего:

  - Ты хочешь меня? Ты хочешь его? Хочешь этого? Так получи же!

  Приглушённые стоны срываются в полноголосый крик, размеренный полёт - в отвесное пике, и спустя достойную вечности секунду поток солоноватого белого пламени заливает трепещущую гортань королевы сегодняшней ночи, гордой и покорной одновременно. Сплавляя воедино два облика, две стороны одного и того же лика Джейн - черную и золотую.

  - Мне кажется, я готова подавиться твоим обилием!

  - Нет не волнуйся, маленькая, мой чёрный алмаз тебя поддержит и сохранит!

  Джейн и сама содрогается теперь в нескончаемом, длящемся вечно приступе наслаждения. Переполненная животворящим семенем своего слуги - своего властелина - во всех трёх вратах, ведущих в райский сад занебесной несказаной радости. Она бьётся, поскуливая и рыдая от этого мега-финала волшебного карнавала, пока музыка вдруг не смолкает, оборвавшись на трижды фортиссимо, а еще через миг тишина разражается бурными аплодисментами.

  Придя в сознание, Дженни обнаруживает себя вместе с Майклом в кругу оркестрантов и слуг, которые давно уже приблизились к царственной паре карнавалистов и наблюдали финал их соития, можно сказать, из первого ряда партера. Но ни одного из обоих это нисколько не смутило, а даже наоборот: разве не обязаны правители являть пример своим подданным?

  Майкл вскакивает на ноги единым движением и предстаёт перед восхищенными зрителями в первозданной своей наготе, с дымящимся от напряжения орудием страсти наперевес. А потом, протянув руку, вытягивает наверх Дженни, в её королевском наряде из ничего не скрывающего черного бюстгалтера и тончайших прозрачных чулок. И оба раскланиваются, вызывая новый шквал аплодисментов.

  - Мы встретимся завтра, мой скульптор?

  - О да, модель моя!

  - Ну, тогда целую вас на прощание, дорогой.

  - Мн-н-н... И куда конкретно?

  - Ну... попробуйте догадаться!

  - Или "вас" - это отдельно меня и отдельно его?

  - Ваша проницательность, сэр, как всегда, на высоте.

  - Равно как и другие части моей многостороней и многострадальной личности, которые уже успели соскучиться по твоим поцелуям.

  - Значит, до завтра, маэстро. И еще раз спасибо за памятный карнавал.