Меня познакомила с ним и его творчеством милая московская девушка Таня.
Хотя о чём это я? Она перестала быть девушкой задолго до моего появления на свет, а сейчас это была уже уважаемая дама из престижного московского издательства. Поэтому "Татьяна Владимировна" и только на "вы". Даже в постели, в порыве страсти и в те мгновения, когда желание вспыхивает фейерверком и заполняет тебя до самых глубин... Что не могло не придавать нашим отношениям особой изысканности. Утончённости. Извращённости. Да, эта женщина была старше меня на девятнадцать лет - и как же это было прекрасно!
Но теперь вернёмся от искусства любовного к искусству изобразительному, раз уж моя новелла называется именно так, как она называется. Прошу вас к палитре и мольберту, уважаемые дамы и господа!
* * *
Жизнь всякого художника сложна, прихотлива и изобилует затейливыми поворотами - если это действительно Художник с большой буквы: Микеланджело, Ван Гог, да хотя бы тот же Сальвадор Дали... О беспринципных и убогих конъюнктурщиках типа Александра Шилова или Ильи Глазунова здесь мы говорить не будем.
Дон Луис Ортега, о котором пойдёт сегодня речь, был от рождения осенён божественной благодатью - хотя всю жизнь оставался не только отчаянным грешником, но и злостным еретиком. В длинный перечень его грехов вошли бы, помимо гордыни и сребролюбия, ещё и мистика с эзотерикой, многочисленные астральные заморочки... На таком фоне прелюбодеяние даже и за грех не считается: всего лишь грешок, мелкий и простительный.
Рождённый в Испании в самый разгар гражданской войны, он с детства хлебнул бегства: сначала в Македонию, а потом и дальше, в Советскую Россию, где и задержался на долгие десятилетия. Оставаясь чужим среди своих. Пламенный полемист, он покорял своих почитателей не только глубиной и раскованностью нон-конформистских идей, но и неудержимым испанским темпераментом, доводя до нервного шока бдительных "искусствоведов в штатском". Без репрессий, к счастью, обошлось: Долорес Ибаррури со товарищи не поймут-с, как никак жертва Франкистского режима... Но успешно задвинули в узкий герметичный мирок: "Пользовался широкой известностью в узких кругах".
Многочисленные теории и концепции Мастера оставались, при всей их блистательности, не более чем искорками, вылетавшими наружу из той печи, где дон Луис закалял и отжигал своё творчество. Самобытный художник - да, оригинальный скульптор - конечно, но то, что он творил и даже вытворял в графике, просто уму непостижимо. Использовал для гравировки самые неожиданные инструменты, от сухой иглы до рулеты - это такое колёсико с зубчиками на ручке. Ювелиры используют его, чтобы загибать лапки, удерживающие драгоценный камень в кольце или кулоне. Он придумал способ печатать гравюры в тридцать пять цветов, если даже не в семьдесят. А нарезать от руки четырнадцать линий на миллиметр (это по дереву, а по меди так и все семнадцать) - да разве же такое в силах человеческих?! Только "крепкой рукой и мышцей простёртой".
А теперь вернёмся к "Жизни художника". Собственно, гравюра называлась "Vida del Pintor". Серия из пяти гравюр, но мне особенно глянулась вторая: На переднем плане стройная блондинка, обнажённая, сексапильная,.. Небрежно откинулась на спину, полулёжа - и распахивает перед зрителем своё сокровенное таинство между ногами. Сверху, над головой, притаился рябчик - фирменная подпись художника, недаром на одном из диалектов испанского Ortega как раз и означает сию весёлую птичку.
Глянулась "Жизнь # 2", кстати, не только мне: из всей серии благополучно скончавшегося в Москве в 2012 году художника сегодня можно купить копию только этой. Но у меня-то не посмертная копия, а оригинальный оттиск с собственноручной подписью автора. Купил в Москве, едва вернувшись из самой первой командировки в Германию и заработав хоть какие-нибудь реальные деньги. Тогда ещё в дойче-марках: до введения евро оставались многие годы. Приехал - и сразу на поклон к любимой Татьяне свет Владимировне. Она-то принадлежала к узкому кругу допущенных к телу Мэтра. Подозреваю, что допущенных и в самом прямом, то есть горизонтальном, смысле. Хотя мне в том никогда не признавалась. Но помочь в покупке гравюры согласилась, уже под утро и удовлетворённо мурлыкая. Привела за ручку в дом к мастеру, познакомила и составила протекцию. Кажется, даже какую-то скидку для меня выторговала.
Мы познакомились с Таней в том доморощенном салоне "У Эдуарда", о котором я рассказывал в новелле "Женщина в белом". Обменялись только парой реплик, но обоих заинтересовало. Потому что внутренний локатор "свой-чужой" однозначно подтверждает: конечно же, свой. В данном случае своя. Хотя между "своя" и "моя" лежал ещё очень долгий путь.
- Вот визитка с телефоном, позвоните как-нибудь при случае.
Визитка оказалась стильной, изящной и представляла элитарное издательство, посвящённое искусствам, прежде всего изобразительному. Каталоги к выставкам, альбомы, проспекты... Она просто умоляла: "Позвони!"
Так отчего же было не набрать указанный номер? Снегопад-снегопад, если женщина просит...
Татьяна в это время как раз обживала новую квартиру: только что переехала, после мучительного развода. У её бывшего мужа, похоже, не хватало чашек в шкафу - так немцы определяют наше русское "не все дома", - и подробности были душе-раздирающими. Изрезанные в клочья свадебные фотографии, матерные надписи, рукоприкладство на почве безумной ревности и всё остальное, что прилагается к диагнозу. Классика жанра. Вспоминать - только душу травить: выговорилась, выплеснула в послушно подставленные уши малознакомого собеседника, и забыла. Службу доверия по телефону вызывали? Психотерапевт-самоучка в моём лице к вашим услугам.
Нет, ей было гораздо приятнее рассказывать о своей новой квартире. Сначала долго выбирала, потом пришлось ещё и приплатить... Зато теперь - неспешное течение Москвы-реки прямо под окнами, высокий этаж и красочный вид на Филёвскую пойму. Две уютные комнаты: в одной - спальня, гостиная, обеденный зал и всё остальное по мере необходимости. Другая же отведена под рабочий кабинет, куда посторонним вход воспрещён. А вместе - уютное гнёздышко для женщины. Одинокой, интеллигентной, деловой, но всё-таки до мозга костей Женщины.
Это в плюс. Главным же из минусов была трудно-доступность нового дома. Двенадцати-этажную башню каким-то чудом втиснули в крохотный закуток, зажатый с трёх сторон старыми домами и высоким пригорком. С четвёртой же - крутой обрыв к набережной. Как подбирались к площадке грузовики и строительные краны, как сейчас привозят жильцам новую мебель - тайна сия велика есть. Даже на такси не подъедешь. Да, неподалёку проходит вполне цивильная дорога, и даже троллейбус два раза в час. Но от ближайшей остановки - долгий подъём немеряной крутизны, потом повернуть налево, нащупать узкий проход между двумя строениями, снова направо, только осторожно, там рядом ещё один крутой спуск: чуть оступишься - и полетел вниз, с гарантией ломая руки-ноги. А попросить помощь - разве что встать на пригорок и заорать зычным голосом, как в деревне: "Помогите, люди добрые!" Времена-то доисторические, ни мобильников, ни пейджеров. Изо всех средств связи - одинокий телефон-автомат и заранее припасённый запас двушек в кармане.
- Донельзя печально, Татьяна Владимировна. Но плюсы же перевешивают? Лучше один раз увидеть чем сто раз услышать. А вы так вкусно рассказываете...
Но стоило получить долгожданное приглашение, как чёртиком из табакерки выпрыгнула новая проблема, теперь уже лично моя: для того чтобы попасть на единственный троллейбус, приходилось делать огромный крюк, настолько неудачной оказывалась конфигурация транспортных маршрутов. Хотя, хотя, хотя... Обнаружился ещё один вариант, очень нетривиальный. Передвигаться внутри Москвы на электричке - казалось бы нонсенс, но до станции "Кунцево" мне было лишь пять минут ходу, а платформа Тестовская по той же белорусской дороге - от неё до Таниного дома тоже рукой подать. При наличии определённой изобретательности, конечно: спуститься с платформы вниз, поднырнуть под железнодорожный мост и перейти дорогу (всё ту же, с троллейбусом) по маленькому мостику этажом ниже, снова вниз по лестнице - и дальше пешком: дорогу мне примерно объяснили.
Но в том и дело, что примерно. Ожидать топографической одарённости и развитого пространственного воображения от патентованной филологини - ну, вы поняли. Спрашивал дорогу у каждого встречного, потом добрёл наконец до телефона-автомата, звонки, разъяснения, которые никуда не ведут... Кончилось тем, что гостеприимная хозяйка сама вылетела из дому и подобрала меня у единственного на всю округу таксофона. Уж она-то дорогу знала - и туда, и оттуда. Но порог новой квартиры Татьяны Владимировны я переступил с опозданием на полтора часа.
- Что, отступить от намеченной программы? Но ведь столько же сил потрачено. Просто внесём небольшие коррективы.
Сначала всё-таки экскурсия по квартире. Тонким вкусом хозяйки невозможно было не восхититься: маленькие декоративные букетики засохших цветов соседствовали с большими и великолепно изданными постерами, где качество печати не уступало лучшим западным образцам, но визуальный ряд отмечен отчётливым оттенком "русскости". Искусные вышивки, раритетные открытки дореволюционной поры, пара миниатюрных портретов. Всего понемножку, но как единое целое этот декор смотрелся на удивление органичным: воплощённая женственность - зрелая, идеально воспитанная, образованная, много изведавшая... и предельно чувственная, в самом высоком смысле этого слова.
Вид из окна на неспешные воды Москвы-реки у ног и ночные огни мегаполиса ближе к горизонту поднимали романтическое настроение ещё на пол-тона, если не на тон. Так захотелось вдруг обнять эту женщину перед окном, со спины, а потом прижать к себе и целовать в шею...
Лёгкий ужин, дожидавшийся своей очереди на маленьком столике, пришлось разогревать заново. Немного вина, для тонуса и настроения. Неспешная беседа, безмятежно перескакивая с темы на тему. И атмосфера лёгкого флирта на заднем фоне - столь же лёгкого, как сам ужин.
Внезапно опомнившись... Оказывается, времени уже заполночь, а за окном темным-темно.
- Что ж, ничего не поделаешь, - вздохнула моя собеседница. - Придётся оставить вас до утра.
Тут же аккуратно застелила мне постель, взбила подушку и оставила обустраиваться на ночь:
- Одежду можете сложить здесь на стуле, где вымыть руки и прочие удобства, сами знаете, ну а я постелю себе в кабинете.
Женщина ушла, я погасил свет и забрался под одеяло, но спокойно заснуть сейчас, когда взбудораженные чувства бушуют, камнем затвердевшее либидо взметнулось выше крыши, и в воздухе - вместе с ароматом её духов - витает дух недоговоренности, незавершённости, неоконченности...
Кажется, я не был одинок в этом предощущении. Скрип двери, лёгкий шёпот шагов - и передо мной возникает очаровательное видение в одном коротком халатике поверх прозрачной ночнушки. Ужель та самая Татьяна?
- Не спится как-то. - В её тихом голосе оттенок извинения, растерянности, чуть ли не робости. И ещё что-то едва уловимое, пробуждающее надежды.
- Вот решила проверить, как вам тут лежится, Михаил. Удобно ли?
А вот теперь уже всё. Пан или пропал. Жребий брошен, пора переходить свой Рубикон, хотя бы даже и вброд.
- Если честно, Татьяна, то не очень. Совсем неудобно. - Скупо цежу слова, как бы через силу. - И повинны в этом вы.
- Я? - Она лаконична, заинтригована и недоумевает. Или только делает вид, что недоумевает, а на самом деле изнывает от желания так же, как и я сам?
- Понимаете, Таня... - Сообираюсь с духом перед тем, как броситься в омут. - Простите, ради бога, но я безумно хочу вас. Просто не могу не хотеть, так уж устроен. Вы ведь удивительная и восхитительная женщина, я это уже сотню раз сегодня сказал, только не столь откровенно. Так уж получилось, что я хочу вас, желаю до умопомрачения... И не перестану хотеть, даже не просите!
- В самом деле? - Моя госпожа ласково улыбается и милостиво снисходит до своего раба:
- Ну что тут поделаешь... Не пропадать же вам, в самом деле!
И решительно проскользнула ко мне под одеяло. О сне после этого можно уже было позабыть - и мы честно забылись, вынырнув обратно в реальность ближе к вечеру следующего дня, настолько спонтанно и неожиданно обрушилась на обоих эта страсть. L"amitié amoureuse, влюблённая дружба. Лучше французов не скажешь. С той разницей, что наша романтическая влюблённость не только не исключала физической близости, но напротив, очень даже её приветствовала.
- Вы извините, Миша, - её улыбка была робкой и лукавой одновременно, - но я уже очень давно ни с кем ... Отвыкла, наверное?
В такое верилось с трудом, настолько радостно и самозабвенно открывалась навстречу любовному соединению моя чаровница. Чуть заторможена - да, не торопилась взрываться бурным оргазмом, и если кончала, то как-то затаённо, в полголоса. И вообще, она оказалась в любви - самому страшно произнести это слово - интеллигентной. Или даже аристократичной. Поэтому скорее готов поверить, что последним любовником был англичанин. Вот и сейчас в её голосе прорезался лёгкий британский акцент, словно это была бы выпускница Оксфорда или Кембриджа, изучавшая русский в тиши лингафонных кабинетов.
Для своего возраста моя Татьяна Владимировна была в великолепной физической форме - в "голом неглиже" никакие недостатки фигуры одеждой не прикроешь. Даже в ночи, занимаясь любовью - отточенность движений, свободна и легка. Ни одышки, ни жировых складок... Смена позиций в её исполнении напоминала скорее художественную гимнастику - и даже запах пота после нескольких часов этой гимнастики был на удивление свежим и летучим: уж мне-то было с чем сравнивать.
В утреннем свете я наконец смог разглядеть мою возлюбенную au naturell. Восхитительна, глаз не отвести. Невысокая, но стройная. Короткая стрижка деловой дамы, тонкие черты лица - без очков ещё заметнее. Изящные ноги, ни килограмма лишнего веса. Никакого животика, небольшая грудь крепка и прекрасна на вкус, маленькие соски слегка втянуты - да, эта женщина ни разу не рожала, и теперь уже никогда не родит. Но за фигурой следит тщательно: диета по типу итальянской (минимум мяса и сливочного масла. максимум овощей и масла подсолнечного). Разгрузочные дни: 24 часа вообще никакой еды, только вода. Сам тоже попробовал. Не понравилось.
Так или иначе, но путь был проложен. Теперь я уже добирался до её дома самостоятельно и очень быстро. Оглядываясь назад, не устаю удивляться... Да что там, скорее поражаться: наши отношения продлились 12 лет - со взлётами и падениями, когда расставания "навсегда" сменяются возвращением, с моим покаянием и её слезами... Повторю по буквам: двенадцать лет. Хотя и это не рекорд: уже здесь в Германии познакомился с парой, где некие Маша и Дима живут при такой же разнице в возрасте, почитай, все двадцать годов - при молчаливом попустительстве её законного мужа и к истерическому негодованию его мамы. Тоже с расставаниями и возвращениями. И её слезами у меня в квартире, под задушевную беседу и красное полусладкое. Что мы там говорили о психотерапевте-самоучке? Всегда к вашим услугам.
И ещё о Татьяне. Все годы нашего невероятного и невозможного романа она оставалась жадно заинтересована ко мне как личности. С интересом и пониманием относилась ко всем моим увлечениям и "взбрыкам". Стихи, религиозные изыскания, переводы... Эта женщина умела слушать и располагала к откровенности. Настолько, что можно было без малейшего стеснения рассказать о своём "открытом" втором браке, где супружеская неверность была не просто допустима, а очень даже желательна. И о секс-тренинге, которым я занимался уже несколько лет. Подтвердив, что на Западе такое тоже практикуется.
Наверное, она меня всё-таки ревновала, как я теперь понимаю. Но предельно деликатно, с милой улыбкой и делая вид, что это не всерьёз - с высоты её возраста, опыта и жизненной мудрости.
А ещё - разделяла мой интерес к Тантре и помогала продавать какие-то тексты, которые я переводил с английского. Тоже немаловажно, поскольку с моей сумбурной жизнью той поры финансовое положение стрекотало по синусоиде, и периоды благосостояния, нет, даже зажиточности - они с завидной регулярностью сменялись впаданием в отчаянную нищету. Но зато, когда и если при деньгах...
Вторую гравюру Ортеги я купил ещё тогда же, вместе с первой. "Тамара" была не откровенно-сексуальной, как "Жизнь художника", но тонкой и элегично-чувственной в подтексте, на фоне домов и набережных того Ленинграда, который ещё сохранил в себе Санкт-Петербург. И с технической точки зрения тоже великолепна: чистые линии тонкие и скупые - оттеняют классические штриховку и муар. И сочетание двух цветов, осторожно перетекающих друг в друга: тёмно-зелёный, едва ли не болотный (забыл, как называется этот цвет на профессиональном языке), и тот оттенок коричневого, который именуется "Сепия".
Что ещё вспоминается?
Наверное, моя Татьяна родилась под знаком Водолея. Если не в этой жизни, то в предыдущей уж точно. С гарантией... Новая квартира - непременно у самой набережной. Водные процедуры - с восторгом, особенно когда вдвоём со мной под душем... О, это было упоительное единение, которое и сексом-то называть не хочется, чтобы не опошлить. Взаимное скольжение двух влажных тел. Одно юное и трепещущее, другое же - зрелое и самоуглублённое... Эротический душ Шарко - и одновременный всплеск в финале.
Восхитила её и идея нудистского купания в Москве-реке. У меня это уже сложилось в определённый ритуал, испробованный со многими дамами (иногда с сексом, иногда и без - "возможны варианты"). Но Танечка буквально загорелась этой идеей, благо июльские ночи стояли очень жаркие, светлые... А когда в одну из таких ночей ожидается лунное затмение, сами звёзды призвали нас окунуться в водную стихию. Иван Купала ведь тоже случился где-то неподалёку.
"Были сборы недолги" - Пара полотенец, подстилка да бутылка шампанского, а плавок и купальников не требуется. Присели на дорожку, поцеловались, и вперёд!
Моё Кунцево было в те времена одним из самых зелёных, экологически чистых уголков Москвы: по одну сторону Филёвский парк, а по другую - "Ворошиловский", получивший такое прозвище из-за укрывшейся в его глубинах дачи железного наркома. И Москва-река в своём верхнем течении, ещё не загаженная сточными водами и технологическими выбросами, без тины и нефтяных пятен. Прозрачная и свежая. Райский уголок. Оттого-то и выбирали его для себя сильные мира сего. Направо - "Царское село", белоснежные дома членов ЦК КПСС. Улучшенной планировки, естественно, с бдительными консьержами при погонах: без пропуска не войдёшь, а то ещё и препроводят куда надо. Налево, разумеется, "Дворянское гнездо": начисто вылизанный микрорайон кооперативных домов КГБ.
А нас ждало неспешное путешествие по натоптанной тропинке, в светлой рощице, рука в руке с женщиной, такой любимой и желанной... Вокруг стремительно темнеет, соблазнительно пахнет лесом, травой и приближающейся рекой. Шум машин затих, издали уже слышен плеск воды, а на полную, ещё минуту назад ослепительно сиявшую луну уже наползает хищная тень.
- Я бы сняла туфли, так хочется ощутить эту землю!
Прекрасно: до берега ещё далеко, а мы уже начинаем раздеваться. Совсем чуть-чуть, но лиха беда начало. Некоторое время движемся по лесу, но потом перебираемся на асфальт, сохранивший накопленное за день тепло. Узкая дорога, на которой едва разминутся две машины, а за ней - кто бы сомневался? - глухой забор. Высокий, с колючей проволокой поверху и без малейших опознавательных знаков. Где-то позади остался въезд для чёрных "Волг", но крепкие ворота были надёжно заперты, лишь маленькое окошко, куда следовало предъявлять документы. Большие люди тщательно охраняли свою анонимность. И только в короткие месяцы Ельцинского правления на Москве, когда пахнуло гласностью и разнузданным либерализмом, рядом с этими воротами обнаружилась скромная табличка: Гостиница "Москва", Филиал номер два. Через два дня после того, как Ельцина сняли, табличка снова исчезла.
Но вот забор кончился, дорога деликатно свернула за угол, и через несколько шагов мы оказались наедине - в девственной, нетронутой ночи. От прежней луны остался только маленький огрызок, всё остальное было тусклым, багрово-красным и угадывалось лишь с трудом. От реки нас отделял теперь только крутой склон, а из всех примет цивилизации наблюдалась только деревяннаяя лестница с перилами, не менее крутая. К счастью, нам с Таней удалось её обнаружить - что, вообще говоря, неочевидно.
Однажды, отправившись на такое же нудистское купание с другой девушкой, мы добрых полчаса ходили вправо-влево, но выхода на лестницу так и не нашли. Отчаялись и попробовали спуститься вниз пешком по косогору, с риском сломать себе шею, но вместо берега реки угодили в какое-то болото. Пришлось чертыхнутся, карабкаться наверх и там, несолоно хлебавши, открыть и распить свою бутылку, всё с тем же шампанским. После чего без малейших проблем скатились вниз по склону и уже через три минуты стояли на набережной. Психологи считают, что алкоголь снимает все наслоения и в пьяном просыпается интуиция первобытного дикаря, который умеет крепко цепляться, быстро ползать и уверенно передвигающийся на всех четырёх.
Но сегодня нам с Татьяной (да-да, Владимировной, разумеется) везло - судьба к нам благоволила. Набережная по ночному времени пуста, гостеприимно стоит деревянная скамейка, на которую немедленно отправились принесённые вещи и одежда - и вот уже два обнажённых тела наслаждаются тёплой речной водой. И всем остальным в ассортименте: звёзды на ясном ночном небе - ни тебе фонарей, ни яркой луны, ни, упаси боже, назойливых огней рекламы, только звёзды и планеты. А ещё - шампанское, открытое тут же в реке (пробка шумно отсалютовала в небо, пена заливает лица, руки и то немногое, что пока оставалось над поверхностью воды. Прикосновение к родному телу - нежное, скользящее, исполненное желания... Ощущение раскованности и почти что невесомости. Мы свободны и открыты навстречу друг другу, вне времени и пространства.
И предаёмся любви.
Hélas, некстати подкравшийся рассвет заставляет поверить, что время всё-таки существует. А похолодавшая вода изгоняет из своего пространства, в отсутствие которого теперь уже не поверишь. Бегом на берег - срочно одеваться, а потом домой - отсыпаться. По душам поговорим позже. Но всласть, уж будьте уверены.
Татьяна была идеальным слушателем, помните? Тонким, понимающим с полуслова все иносказания, подтексты и намёки. С ходу ловила скрытые цитаты. Искусством задавать наводящие вопросы, комментировать и критиковать тоже владела в совершенстве: профессионал ведь, столько лет в издательском деле... Но с другой стороны - ей и самой было что рассказать. Разностороннее образование, широкий круг интересов и знакомств, жизненный опыт не чета моему... Моя возлюбленная вращалась в иных кругах, художественных и артистических. Когда она начинала рассказывать, не заслушаться было невозможно.
О чём рассказывала? Ну, не Ортегой же единым... Очень много - о поэтах и писателях, с которыми была знакома. Включая опальных. Авторов скандального альманаха "Метрополь", например - того же Аксёнова. Но и многих других. Наум Коржавин ("Какая сука разбудила Ленина", помните?), Давлатов, Евгений Рейн ("А вы знаете, Миша, что он был последним любовником Ахматовой?"), Фазиль Искандер... И про каждого - свежие сплетни, неизвестные подробности, интимные детали.
А ещё - про любимую Англию. Личные впечатления, впрочем, дозировала очень скупо.
"Не задалась у девушки там жизнь, - комментировал про себя мой внутренний психоаналитик. На работу устроиться не получилось, замуж выйти - тоже облом. И пришлось возвращаться домой. Спасибо хоть, что не к разбитому корыту: масса впечатлений, что-то красивенькое купила, сколько-то фунтов с собой привезла. И большой плюс в автобиографии для дальнейшей карьеры."
Зато скандальные истории из жизни королевской семьи - в изобилии, с подробностями.
Её истории из внутренней жизни издательства - о, это была коррида! Такие интриги, драки под ковром не на жизнь, а на смерть, хотя снаружи всё благопристойно и дружелюбно. Рафинированная интеллигентность, храм Аполлона... И мы разговаривали обо всём и везде: за поздним завтраком и ранним ужином. Когда гуляли по паркам и набережным, не расплетая рук. И не расплетая объятий, после любви. Или перед любовью.
Потом - мучительность первого расставания: уезжаю в командировку, в Германию, на целых три месяца (впоследствии выяснилось, что даже на четыре). Но словно навсегда: времена давние, дикие, Интернета ещё нет и в помине, e-Mail делет первые шаги, а у самой Танечки и компьютера-то не было. Четыре канала телефонной связи с СССР на всю Германию, и единственный шанс дозвониться - из телефона-автомата на углу, после двух часов ночи.
"Я на подвиг тебя провожала"... Нет, не сдержала: впервые увидел плачущей мою Татьяну Владимировну. Хотя сейчас уже Танечку. Роли сменились. Но не навсегда, не дождётесь!
Несколько раз я сумел до неё дозвониться. И отправил пару писем, которые чудом дошли до адресата. Замаскированные под служебные, с грифом института, оттуда же и отправленные.
А потом вернулся, и всё пошло-поехало по новой: такая вот Вида дель Пинтор, да ещё и со скидкой. С другой стороны, в одну и ту же реку дважды не войти. "Возвращение со звёзд" Станислава Лема в чистом виде: уезжал-то я из СССР, хотя и после ГКЧП - а когда вернулся, "Великий могучий" был уже на последнем издыхании, и впереди брезжила новая независимая Россия. Не единая, но очень даже делимая.
Резво прискакал на белом коне, слава Аэрофлоту! С какими-никакими деньгами: хватило не только на две гравюры от Ортеги, но и на бутылку "Louis Roederer Louis Crystal" из только что открывшегося магазина французских вин напротив гостиницы"Украина". Всего сто долларов за бутылку, зато любимое шампанское Александра Второго. На этикетке - двуглавые орлы и горделивая надпись "Поставщик двора его императорского величества". Чтобы отметить встречу.
Но, отправившись в гости к Ортеге, мы вышли в свет - и это стало началом конца. Пока мои отношения с Татьяной Владимировной оставались герметичными, скрытыми от внешнего мира, ничто им не грозило. А вот вынести их вовне, показаться вместе на людях..
Пригласила меня на скромную вечеринку по поводу дня рождения - и познакомила с лучшими подругами. Сюрприз, сюрприз: это что ещё за юное дарование? Милое камерное застолье, разговоры, тосты - но вот гости уже ухолят. "Он что, остаётся? Ай да Танюша!"
Торжественный приём по поводу открытия выставки Мастера, тут же в Москве: перестройка, гласность, новые времена. Дон Луис не вышел из опалы, он из неё триумфально вылетел, как пробка из бутылки шаманского... Пардон, ошибка в лучших традициях Фрейда: конечно же, шампанского. "Ах, вернисаж, ах, вернисаж!". Я приглашён с супругой - на тот момент уже с третьей, с Майей. Ортега тут же делает стойку и очень долго, настойчиво и едва ли не нагло, пытается вытащить её танцевать. Но тут нашла коса на камень: Майечка к светским тусовкам привычна - как рыба в воде.
Татьяна тоже держится весьма по-светски, подавляя ревность к сопернице, посягнувшей на её мужчин (добро бы одного, а тут сразу двух!). Так они и познакомились. Потом, когда я снова работал в Германии, сконтактировались в Москве, чтобы купить у Ортеги ещё одну гравюру (что-то из старо-русской архитектуры в для моего босса, профессора Хаазе). И литографию "Ксения" (молодая красотка, в жёлтых тонах). Эту - в подарок Ирине (будущая четвёртая жена, а пока что любовница). Как хорошо иметь много женщин, однако. Главное только - не запутаться! С этим и у реального Джакомо Казановы проблемы случались, куда уж мне...
С Татьяной мы виделись теперь всё реже.
- Не приходите ко мне, Миша. И не звоните. Я так больше не могу, это мучительно больно - каждый раз прощаться с вами навсегда.
Слёзы, которые я пытаюсь утешить осторожными прикосновениями и поцелуями. Наконец, робкая улыбка: моя королева сдаётся на милость победителя.
- Ладно уж, давайте попробуем в последний раз.
Любовь сквозь слёзы. С отчаянием и, может быть, даже с ненавистю к самой себе. Но тем острее. Неистово, глубоко, взрываясь и выплёскивая чувства в таком стоне, какого я никогда раньше не слышал. Женщина прощалась сегодня не со мной. А с женщиной в самой себе. Годы брали своё - уже не до секса, о душе подумать пора.
- Имей же сострадание к бедной женщине! Не будь такой сволочью, оставь её в покое, друг мой Михаил Владимирович, сказал я себе. Исчезая из её жизни теперь уже навсегда. Тем более, что получил Гумбольдтовскую стипендию и уезжал уже на полтора года.
Вот и всё. Farewell, my love Танечка. Oh yes, surely - Татьяна Владимировна. Каков художник, такова и жизнь.