Мемуары московского Казановы - XV.
Если тебе кидают в лицо тортом - это голливудская комедия, и ничто иное. Так уж заведено в производстве самодвижущихся картин, начиная еще с 1900-х. И в момент, когда по моему плечу и правой щеке липкой волной растеклась приторно пахнущая сладкая субстанция, первой мыслью было: "Кажется, пора номинироваться на Оскара".
А почему бы, собственно, и нет? Актерство неистребимо и присуще изначально природе человеческой, об этом еще Шекспир писал. Надевать на себя чужую личину, представляться не тем, кто ты есть на самом деле, а тем, кем надо... Из режиссерского ли замысла, согласно собственным коварным планам или просто в силу стечения обстоятельств, но стать другим, совсем не похожим на себя по ту сторону зеркала. Покажите мне ту девушку, которая хоть когда-нибудь не мечтала стать актрисой. Или парня, не примерявшего на себя роль Бэтмена или Супермэна, который плавно перетекает из облика в облик, из реальности в реальность... Может быть, вы таких и встречали, но уж я - точно нет.
Зато порталы между мирами и пространствами существуют не только в фильмах жанра фэнтези, но и наяву: стоит бдительному товарищу в фуражке, просверлив взором твой паспорт с визой, поставить наконец вожделенный штампик, открывая одновременно турникет - и ты оказываешься в совершенно иной реальности. "Тварь дрожащая" пускай дрожит себе там, за спиной, а здесь уже можно в роли уважаемого белого человека неторопливо присесть в ирландском баре и реализовать свое неотъемлемое право на кружку Гиннеса. А потом еще немного, и еще чуть-чуть - до того момента, пока металлический голос свыше не призовет избранных проследовать на посадку и далее в небеса. Так, по крайней мере, оно было на исходе горбачевского правления и в преддверии краха СССР.
Мне посчастливилось познакомиться с героиней сегодняшнего рассказа как раз по другую сторону этого межпространственного портала, в зале вылетов франкфуртского аэропорта. Проводив обратно на просторы исторической родины собственную жену, было самое время подобрать чью-нибудь чужую - с перспективой сделать её на время как бы своей, чисто по роли. А миловидная черноглазая брюнетка с округлым лицом и фигурой достаточно стройной для того возраста, когда "тридцать плюс" уже отчетливо переходят в "сорок минус", только что отправила обратно в Питер своего сына и теперь на эту роль подходила вполне. Благо некая свобода и заинтересованность в глазах Людмилы читалась тут же, на месте. И мы деловито обменялись телефонами.
Хотя путь к общей постели оказался всё же долгим и неторопливым. Сначала отъезжала из города куда-то по своим делам моя новая знакомая, а потом уже и я сам, на очередную конференцию... И наш легкий телефонный флирт больше месяца тянулся в вялотекущем режиме - до тех пор, пока Венера и Марс не встали наконец в нужную конфигурацию на июльском небе и маленький ресторанчик с незатейливым названием Sitte - "Привычка" - не пополнил ряды своих клиентов двумя новыми, не совсем привычными посетителями.
- Ну, как тебе местное пиво?
Пивоварня располагалась тут же, через дорогу, и из окна открывался прекрасный вид на уютный дворик, резные ворота которого украшала старинная цеховая эмблема: торчащие из дубовой бочки совок для ячменя, решетка для растирания солода и пробный жбанчик на длиной ручке, перевитые к тому же ветвями хмеля и ячменными колосьями. Так что пиво было местное, свежайшее, а отбивные из дикого кабана с жареным картофелем создавали просто-таки идиллическую картину традиционного немецкого захолустья. А еще был вкусный неторопливый разговор с постепенным узнаванием друг друга - какими судьбами на чужбине, что поделывает каждый из нас в настоящий момент...
- Да, неплохо, хотя наша "Балтика" все равно лучше!
Моя собеседница, по ее рассказам, пребывала теперь в процессе развода со своим немецким супругом - крупным инженером какой-то местной компании. Но бурный скоропалительный роман в список ее приортетов не входил, и наш с Людмилой переход к романтическим отношениям, судя по начальным кадрам, ожидался лишь к концу первого выпуска этого сериала, если даже не к началу второго.
Однако же всевышнему режиссеру оказалось угодным спутать все карты, буквально за несколько кадров перенеся сюжет из сельской мелодрамы в эксцентрическую комедию, если даже не фарс. Покинув ресторанчик, мы как раз неторопливо прогуливались по остывающему от дневной жары городу, пока одна из проезжавших мимо машин не замедлила ход за нашими спинами и веселые молодые голоса не закричали наперебой на своем бусурманском наречии что-то типа "Эй, мужик, смотри сюда!". Гуляли ведь сегодня не только мы - гуляли по случаю окончания семестра и все местные студенты, коих насчитывалось едва ли не полгорода. Но никуда, кроме очаровательного личика своей спутницы, смотреть совершенно не хотелось, и несколько минут я весь этот гомон за плечом старательно игнорировал. Пока, наконец, не махнул мысленно рукой и не обернулся посмотреть, в чем дело.
Чего они, собственно, и добивались. В следующее мгновение мне в лицо шмякнулось нечто увесистое, но при том мягкое и приторно-липучее, а веселая компания вдарила по газàм и с диким хохотом умчалась вдаль на своем рыдване с откинутым по летнему времени верхом. Короче, "Здравствуй, Голливуд!".
- Вот ведь идиоты какие, - сочувственно всплеснула руками моя спутница. - Зла на них нет! Ну что ж поделать, пошли ко мне, отмывать тебя будем от этой дряни.
Апартаменты, которые снимала Людмила, уйдя от мужа, оказались чем-то средним между гостиницей и съемной квартирой: две комнаты и маленькая кухонька, на которой можно было готовить самому. Зато с уборкой приходили из гостиницы, два раза в неделю. Всё это моя благодетельница рассказала мне, аккуратно снимая перемазанную тортом рубашку, чтобы застирать ее по горячим следам. Но уж если женщина начала раздевать мужчину, то остановиться бывает очень трудно. Да никто из нас этого, собственно, и не хотел. И через несколько минут оба были уже полностью обнажены и предались спонтанной, но совершенно ненасытной страсти на ее широкой и прямо-таки зовущей к разврату постели.
И это оказалось великолепно.
Без одежды Люда выглядела еще более стройной и спортивной - неплохой результат для женщины на исходе третьего десятка, к тому же с двумя браками за спиной и восемнадцатилетним сыном в анамнезе. А секс с ней стал не занятием любовью, но скорее изысканным латиноамериканским танцем, переходящим из танго сначало в румбу, потом ча-ча-ча и, наконец, даже в ламбаду. Мы оба были далеко не новичками в этом горизонтальном спорте и меняли позиции чуть ли не ежеминутно, при этом понимая друг друга без слов. Она то распластывалась подо мной, широко распахнув крепкие мускулистые ноги, то оседлывала сверху, пускаясь в отчаянный галоп на своем жеребце. Ваш покорный жеребец, естественно, не возражал. Сзади, на боку, усадив ее на письменный стол... Это был настоящий сексуальный фестиваль длиною во всю ночь, и я не давал себе труда сосчитать, сколько раз за это время достигла вершины она, а сколько я сам. "Важна не цель, а движение", как учил один пламенный революционер, пришибленный впоследствии ледорубом в мексиканских прериях.
Вот мы и двигались от вершины к вершине по этим Андам и Кордильерам страсти, исступленно и самозабвенно. Оставаясь при этом, на удивление, исключительно в пределах классического голливудского репертуара: ни тебе БДСМ-игр со связыванием, ни даже анального секса. Как максимум, оральный в обоих направлениях. Нам хватало и так. И когда наутро мы, обессиленные и вспотевшие, добрались наконец до душа и завтрака на скорую руку, она одобрительно провела ладонью по моей щеке и огласила своей приговор:
- А ты ничего, парниша!
"Бой-той", мальчик для развлечений - такую роль предложила мне Людмила в этом маленьком сериале. И я согласился на нее не без удовольствия, настолько разительно это отличалось от того персонажа, которого я представлял у себя в университете. Надоедает ведь иногда быть солидным ученым с мировым именем, без пяти мнут профессором и звездой международных конференций. Так почему бы не помочь очаровательной женщине просто поддерживать ее машинку в рабочем состоянии?
И я послушно бегал для нее за сигаретами и заказывал пиццу, водил по ресторанам и кафе, а по ночам "ублажал всяко разно", никогда не оставаясь при этом обделенным - за этим Люда старательно следила, к ее чести будь сказано. А потом, когда моей любовнице надо было уехать на несколько дней по своим загадочным делам в другой город, столь же послушно возвращался к себе в ту квартирку, которую делил с несколькими коллегами по лаборатории.
В то же время, не все было ладно в этом датском королевстве. Похоже, наша красавица испытывала некоторые финансовые затруднения: брошенный муж согласился оплатить ей проживание здесь лишь на определенный срок, и он близился ко концу. Едва ли не каждую неделю Людмила отправлялась на переговоры с хозяйкой отеля, к которому относились апартаменты - выторговать себе очередную скидку. И каждый раз эту скидку получала, что характерно!
Но возвращаться к мужу она явно не собиралась. "Скотина! Мразь!! И на это ничтожество я потратила лучшие годы своей жизни!!!" - именно такую запись я обнаружил на развороте какого-то из дамских любовных романов, обильно заполнявших ее книжные полки. И нажим карандаша, едва ли не прорвавшего бумагу и явно сломанного на последнем восклицательном знаке, говорил о накале страстей даже больше, чем сам текст.
Однажды, в редкую минуту накатившей тоски и после третьего бокала красного итальянского, она спросила меня: "Хочешь понять, что представляет из себя мой супруг? Вот, послушай."
Любительская магнитофонная запись действительно впечатляла. Упитый в доску мужской голос в выражениях не стеснялся:
- Дурак, неумеха, ничтожество! Я женился на твоей матери, принял тебя в свою семью. Кормил, поил, одевал, дал возможность получить образвание. А ты? Ни единого слова благодарности, вечно смотришь волчонком, а теперь еще и воровать вздумал? У меня? Нет, я не буду сдавать тебя полиции. Просто дам по морде, да так, что ты потом и зубов своих не соберешь, щенок!
Тирада впечатляла, хотя в нецензурном немецком я был не силен и наверняка смог ценить не более трети всех метафор и образных выражений разгневанного хозяина дома.
- Ну, теперь ты понимаешь, что мне приходилось терпеть? - Людмила была безутешна. - Он же все это выдумал по пьяни, а мой Сашенька ни в чем не виноват. А теперь ему пришлось уехать. И мне, наверное, тоже придется...
Ехать или не ехать? Этот классический еврейский вопрос все сильнее и сильнее мучал мою королеву секса, несмотря на ее абсолютно славянскую внешность и столь же русскую девичью фамилию. Дальше пошло долгое перечисление возможных плюсов и минусов, куда входили неподъемные расходы на адвокатов и длящийся годами бракоразводный процесс. А с другой стороны - некий доходный бизнес в городе на Неве, который принадлежал супругу и был предложен в качестве отступного. Вот ведь "Qual der Wahl", мука выбора, как это называют сами немцы...
Наконец, решение было принято, и скромная вечеринка по поводу Людиного сорокалетия стала последним актом нашей любовной мелодрамы - как сценическим, так и сексуальным. Тогда же я впервые познакомился с двумя подругами своей возлюбленной - до сих пор мы с ней существовали как пара словно бы в безвоздушном пространстве, вне всякого общения с третьими лицами. Подруги оказались милыми, скромными и понимающими: они произнесли свои поздравления и вручили подарки, мило побеседовали с именинницей под кофе с тортиком, который в порядке исключения был не раздавлен о мое лицо, а вовсе даже благополучно съеден. А потом, в последний раз окинув меня пристальным и понимающим взглядом, деликатно удалились.
В эту ночь прощания Люда была на удивление нежна и ласкова, выцеловывая все мое тело и шепча какие-то теплые и проникновенные слова, с которыми до сих пор я мог соприкоснуться в ее доме разве что на полке дамских любовных романов. Ее влажные глубины распахивались мне навстречу не ожесточенно, как в былые ночи, а радостно и щедро. Длинные тонкие пальцы скользили по напряженнным ягодицам не с целью вогнать меня поглубже, а даря приятие и покорность. Словом, только сейчас, только сегодня я мог бы в полной мере назвать ее именно своей любовницей, а не сексуальной партнершей. И мы творили эту любовь до самого утра...
А потом настало утро, и моя Шахразада прекратила дозволенные речи. С тем, чтобы через несколько дней сдать свои апартаменты и благополучно исчезнуть. Из этого города, из этой страны, из моей жизни.
Но осадок остался.
И только потом, много позже, внезапно пришел момент озарения, когда история нашего короткого романа открылась в ином и неожиданном ракурсе. Оказывается, все это время я всего лишь был занят статистом на совершенно другой съемочной площадке - ибо на самом деле моя прелестница планомерно и профессионально работала на спецслужбы нашей исторической родины. Этакая Анна Чапмен местного разлива: всё те же манеры и те же повадки, когда ни одна подробность сама по себе ничего не доказывает и выглядит абсолютно невинной - но, будучи собраны в единый паззл, уложенные в общую картинку, они обрисовывают ситуацию моментально и совершенно однозначно. Ситуацию, в которой я выглядел лишь мелким камушком из числа тех, которые бросают по кустам, чтобы отвлечь охотников из всемогущей MAD - той самой военной контрразведки, которая во времена Штрилица именовалась абвером. Ну просто развлекается соломенная вдовушка, господа Мюллеры да Шелленберги. А вы что подумали?!
Хотя подумать стоило о многом. Одно лишь замужество простой питерской девушки, да притом еще и одинокой матери, не просто за немцем, а за ведущим инженером в фирме, имеющей массу оборонных заказов, наводило на множество неудобных вопросов. Теперь же, в образе невинной жертвы мужского самодурства, она на моих глазах успешно пролезала без мыла в любые двери вплоть до директора концерна и обербургомистра.
Имела манеру незаметно записывать на аудио все ведущиеся в ее доме разговоры. Да-да, конечно, исключительно чтобы ткнуть ими в нос грубому и нелюбимому мужу!
Прекрасно торговалась, как было уже упомянуто выше. Моментально знакомилась и сходилась с любыми нужными людьми.
Периодически исчезала в неизвестном и принципиально непроверяемом направлении.
И масса других мелких технических подробностей, достойных пера разве что Юлиана Семенова или Богомила Райнова, но уж никак не вашего скромного мемуариста. Ограничимся поэтому тем, что к истории моих с ней интимных отношений подлинное место Людиной работы никакого отношения не имеет. Просто это было другое кино - в том же самом кинотеатре, но в соседнем зале.
Да и попкорн уже давно закончился.