Серого неудержимо тошнило. Оказалось, что он совершенно не переносит качку. Даже небольшое волнение, легкие барашки волн вызывали у бедняги такой приступ дурноты, что сердце останавливалось, а желудок норовил вывернуться наружу. Вот и теперь он опять не успел добежать до борта. На чистом свежевыскобленном дереве образовалась безобразная лужа наполовину переваренной еды.
--
Опять этот щенок заблевал все вокруг! - на палубу слегка раскачиваясь вышел Гардрада. Он брезгливо обошел изгаженное место и направился к Ольгерду. - Давно пора ссадить его на берег. Если уж ты не хочешь просто кинуть сопляка за борт, то изволь- пришвартуемся у Любеча. Тамошний князь даст за него хорошую цену. Заодно и продовольствием запасемся. Лично меня уже мутит от каши и квашеной капусты. Только свиньи могут ее лопать в таком количестве!
Серый испуганно попятился. А ну, как и впрямь князь оставит его у любечского Малха. Небось, надоел он уже всем со своей медвежьей болезнью. Тут спина мальчишки уткнулась во что-то твердое. Сзади стоял Шиш.
--
Не трусь, хлопчик! - руки дядьки успокоительно легли на худенькие плечи. - Энто мы еще поглядим, кто кого за борт погонит. По мне, так поганцу Гарольду там самое место.
Ольгерд только что пробудился и теперь стоял, опираясь могучей спиной о мачту и изо всех сил потягиваясь. Он провожал сонным взором проплывающие за кормой лесистые берега и блаженно улыбался чему-то своему.
--
Брось, Гарольд, собачится с утра пораньше. Хочешь, так станем в Любече, да накупим солонины сколь твоей душе угодно, хоть лопни. А парнишку не трогай! Я и сам попервоначалу к качке не сильно привычный был. Ничего, притерпится.
Серый оживился. Раз князь на его стороне, так ему ничего и не страшно. Пусть нурманин подавится! На радостях парень дерзко показал Гардраде язык и мышью юркнул в трюм.
Там умиротворяюще пахло ядреным капустным духом, чесноком и еще чем-то родным и знакомым, как у маменьки в кладовке. Да и сама лодья была Серому куда как знакома. Такие однодеревки готовили аккурат неподалеку от их деревушки. Промысел это был доходный- за одну набойную лодью знающие люди платили по две гривны червонного золота. Хоть и было за что- работа долгая, кропотливая. Сначала в выбранной осине на корню делали вбитыми клиньями трещину. Потом распорками расширяли ее, а когда трещина принимала нужную форму, дерево срубали. Лишнее выжигали, а внутрь колоды наливали воду. После распаривали сырое дерево огнем, чтобы сделать его достаточно мягким и податливым. К корпусу пришивали плотно пригнанные одна к другой доски. Готовые насады брали на борт по полсотни дружинных с грузом припасов и продовольствия.
Сейчас народу на каждом из суденышек было не так много: всего по три десятка. Половина русичей, а половина варягов. Всего в походе шло три лодьи и один струг. Нурмане отчаянно скучали, не привычные к речным гладям. Им, лихим, подавай соленые морские брызги, да простор бескрайний. А тут двигаться тихонечко надо. В опасных местах на сушу высаживаться, а однодеревки с поклажей осторожно вести у берега, ощупывая ногами илистое дно.
Вот и маялись варяги, тоскливо пялясь на осеннюю серую воду. Не блеснет ли играя, рыба, не покажется ли рыбачий челн- все будет чем себя потешить. Драный нурманин с горбатым усталым носом почти свесился за борт, надзирая, не случится ли там что интересное. Оно и не заставило себя долго ждать.
--
Гляди, хевдинг, там лодчонка по правому борту!- радостно вскричал горбоносый, оборачиваясь к Гардраде. Все разом высыпали смотреть.
В самом деле, среди хмурых волн качался маленький челночок. Подплыв поближе, они ясно смогли рассмотреть и сидящего в нем рыбака.
Женщина в лодчонке встала и приветственно взмахнула рукой. На дне посудины у нее лежала не только рыба, но и спеленутый в звериные шкуры младенец.
--
Рыбки не купите, господа хорошие? - молодайка кричала против ветра, и ее голос только чуть долетал до насады. - Улов хороший- линями дедушка-водянник подфартил. Не побрезгуйте!
--
А что? - Гардрада подмигнул Ольгерду. - Возьмем, пожалуй, твою добычу. Все лучше, чем кашу с пустом жрать!
Охапка серебристых рыбин быстро перекочевала на корму головной лодьи. Гарольд тут же махнул кормчему двигать вперед.
--
Постой, Гарольд, а платить? - схватил его за локоть князь.
--
Да перебьется, девка, - отмахнулся синеокий Гардрада. - Пусть рада будет, что цела и на свободе осталась. А рыбы она себе новой наловит.
--
Не дело говоришь, - нахмурился Ольгерд. - Совсем ожаднел ты в Царьграде своем, уж и на человека не похож. - И он кинул в лодчонку горсть мелкого серебра. Женщина, от которой не укрылись долгие переговоры на корме, благодарно улыбнулась князю.
--
Спасибо, мил человек, удачи тебе в пути!
--
А ты одна, что ли, хозяйствуешь? И не страшно тебе с дитем рыбачить?
--
Да обвыклась я, а раньше пужалась, конечно. Хозяин мой в это лето сгинул, вот и приходится...
--
Не слыхала ли, в Любече что деется? Туда плывем, вот думаем, приставать ли?
Казалось, такой простой вопрос подействовал на молодую мать совершенно непонятным образом. Она наклонилась, схватила дитя на руки и принялась тревожно озираться. Но кругом была одна вода, и никакой опасности в ней не просматривалось.
--
Не ладно там, ой, неладно, - испуганно зашептала рыбачка, продолжая оглядываться. - Плыли бы вы стороною, сердешные, судьбу свою не искушали.
--
Да ты толком говори, не блажи, - сердито приказал Ольгерд. Бабьи причитания всегда приводили его в состояние легкого озверения.
--
Беда в Любече, как есть несчастье, - женщина чересчур крепко стиснула ребенка, и он начал попискивать, вторя испуганному голосу своей матери. - Люди там пропадать начали. Как ночь- так одного-двух и не досчитываются. Карауль-не карауль- мрут и все тут.
--
Дружинные на борту взволнованно загомонили. Многие из них знали любечского князя Малха. Не больно расторопный, зато справедливый и добродушный середович пользовался заслуженным уважением не только своей дворни. Хотели распросить рыбачку подробнее, но она уже разворачивала лодчонку, словно сам разговор с плывущими в злое место людьми мог принести ей несчастье.
- Одно вам скажу, не езжайте туда, не то худо будет,- крикнула женщина уже совсем издалека.
--
Вот ворона, - досадливо сплюнул Гардрада. Его багряный плащ словно языки пламени трепыхался под порывами речного ветра. - Такую зловестницу камнями побить надобно, а ты ей серебра отсыпал. Но в одном эта баба права. Ни к чему нам в Любече швартоваться. Что нам своих бед мало, еще в чужие ввязываться?
Ольгерд ухмыльнулся в усы.
--
А кто-то тут жаловался, что больше квашенную капусту есть не может? Где ж солонину покупать станем?
--
Я викинг, а не баба на сносях, - гордо ответствовал Гарольд. - Неужели я пару дней без мяса не проживу? К тому же и рыбы купили, перебьемся.
--
Какой ты, к болотной кикиморе, викинг, когда уползаешь в кусты при одном упоминании об опасности? - ощерился Ольгерд. - Ты меня как уговаривал? Мол, боги не посылают удачи трусам? Так что ли?
--
Боги не посылают удачи дуракам! - рявкнул нурманский хевдинг. - А ты, брат, похоже совсем умом тронулся после старичка- сноедца.
Оба князя как два волка-одинца ходили друг возле друга кругами. Вот-вот сцепятся и пойдет драка не на жизнь, а на смерть. Первым опомнился Гардрада. Когда не на своем корабле плывешь, да чужой команды раза в два поболе будет, приходиться быть осмотрительным.
--
Прости, Ольгерд, право, прости, - смиренно склонил он светлокудрую голову. - Сам не знаю, что это на меня нашло.
Ольгерд остановился и тяжело повертел могучей шеей. Гнев с трудом покидал его.
- Ладно, будет. Плывем к Любечу, ребята! - крикнул он столпившимся на корме воинам. Русичи радостно зашумели. Их князь куда как покрепче нурманского будет! В беде соседа не бросит, это дорогого стоит. Варяги попоглядывали на своего слегка понурого предводителя, и тоже принялись славословить Ольгерда.
Караван судов Ольгерда мирно прошлепав по пойме Днепра тихонько пристал к левому берегу. Стены любечского детинца сработанные из глины и дубовых срубов сбегали стройными рядами с Замковой Горы и кольцом охватывали весь город.
--
Ты гляди, укреп-то сколько понастроили! - вырвалось у пегого с побитой мордой варяга, того самого Хельги, на котором опробовал свое искусство волхв Оканя. - Такой город штурмовать и думать нечего!
В самом деле, миновавши прочные дубовые ворота, ведущие в город, путешественники прошли только первую линию обороны. Здесь шумел базар, гомонили торговые люди. Белое, со сливочной желтизной масло в глиняных крынках приковало голодный глаз Серого. Продававшая его пухлая старушка уловила его и инстинктивно прикрыла фартуком свой товар. Мальчишка хищно шмыгнул носом и отвел взгляд. Но кругом было столько манящего съестного, что рот сам собою наполнялся предательской слюной. Хрустящее пышное печево с разнообразными начинками от пахучей свинины до сладкой ягоды малины, бережно запасенной еще с лета в заветных туесах. Замечтался Серый, глядючи на такое съестное великолепие. К действительности его вернула черная щетинистая хавронья, свирепо атаковавшая мальчишку сзади. Бывший оборотень не устоял на ногах. Стараясь удержаться, он инстинктивно ухватился за горбатую холку. Свинья дико взвизгнула и понесла с удвоенной энергией. Гридни хохотали, парень проявлял чудеса ловкости, пытаясь удержаться на своенравной скотине, а хозяин хрюшки расталкивал толпу, пытаясь настигнуть беглянку. Наконец, общими усилиями строптивую тварь утихомирили и скрутили. Благодарный мужик сунул мальчишке в руку грошик и Серый тут же стал прикидывать, как его потратить.
--
Ну, вот тебе, брат, и поросятина! - довольно усмехнулся Ольгерд, указывая нурманскому хевдингу на визжащую тушу. - Что далеко ходить, покупай- и на корабль.
Гардрада молча махнул длинным подбородком мигом подбежавшему эконому. Тот со знанием дела принялся торговать свинью у мужика.
--
Управляйтесь тут пока, а мы, пожалуй, пойдем, навестим Любечанина, узнаем, что у него за беда приключилась.
Гарольда такой расклад более чем устраивал. Он даже готов был пойти на некоторые расходы, оплачивая продовольствие, лишь бы не идти в город, пораженный несчастьем.
--
Так я, пожалуй, закуплюсь, и на лодью все доставим. Ты до ночи вернешься ли, брат?
--
Не ведаю, как принимать Малх будет. Да ты не тушуйся, жарьте мясо, закусывайте. Нас не ждите, ежели что ложитесь спать, а уж поутру обязательно свидимся.
Варяги недовольно ворчали. Конечно, мало кому хотелось за просто так распроститься с жизнью неведомым образом, да только и княжий пир вещь куда как привлекательная для оголодалых в дороге воинов. Не зря ли сторожиться хевдинг? Что-то больно боязлив стал, не то, что раньше. Гардрада такие разговорчики в своем воинстве не прощал. Резко обернулся и сощерил неприятно-хищную гримасу. Одной такой его поганой ухмылочки было достаточно, чтобы призвать викингов к порядку.
Княжий замок-детинец от города отделялся сухим рвом, через который был перекинут подъемный мост. После моста и мостовой башни Ольгерд с дружиной оказались в узком проезде между двумя рублеными стенами. Дорога, мощенная бревнами, вела вверх, к главным воротам крепости. Пройдя ворота, они попали во дворик, где размещалась стража.
Видно, меж ратников сегодняшнего дозора случились люди бывалые- они сразу, без дальнейших расспросов опознали князя и его ватагу и с большим почетом проводили к хоромам. А может статься, что молва о приставших к берегу челнах летела далеко впереди самого Ольгерда.
За башней-вежей открывался парадный двор перед большим княжеским замком. Косолапо влезая на высокое крытое крыльцо, Ольгерд неуклюже споткнулся и, если бы его не сдержал идущий чуть позади Серый, неминуемо бы сверзился с крутых деревянных ступеней. Дружинные переглянулись. Неспроста случаются такие вещи, это знак людям, предупреждение. Эх, не зря, видать, баба-рыбачка упреждала-уговаривала в Любеч не соваться.
--
Чтой-то у вас тут не ладно в городе, земеля? - тихонько полушепотом поинтересовался Шиш у шествующего за ним любечского стражника-провожатого. - Али зверюга какая зловредная завелась?
Тот опустил голову так, что шишак шлема опасно наставился на идущих впереди гридней.
-Пусть вам сам князюшка сказывает, коли охота придет, - невнятно прошипел он сквозь зубы.- А мы люди маленькие, наше дело сторона!
Пройдя через нижний "хозяйственный" этаж, где находились мелкие помещения для челяди и хранения запасов, путники очутились в большой княжеской палате, украшенной майоликовыми щитами и рогами туров и оленей.
--
Помнится, в былые времена тут Малх такие пиры давал- закачаешься, - мечтательно промычал дядька Шиш оробевшему Серому.- Столы аж на сто человек накрывали, уж ты мне поверь! Одних осетров боле десятка выставляли, не говоря уж про курятину-лосятину.
Мальчишка сглотнул, и у него предательски забурчало в желудке. Сейчас бы хоть черствую корочку- вцепиться зубами, так бы и замер от блаженства. Но, похоже, любечский князь не утратил прежних традиций гостеприимства. Накрытые столы так и ломились от всевозможных явств и заедок.
--
Неужели, это и есть князь? - удивился паренек, неожиданно разглядев за румяным жаренным кабаном небольшого пузатого человечка в роскошном кафтане, щедро отороченным нежным куньим мехом. Маленькая шапочка-ермолка почти не скрывала рано прорезавшуюся лысину. Но усталое землистое лицо неожиданно осветила хорошая добрая улыбка.
Пока князья лобызались, а дружинные чинно стояли в стороне, Серый по-волчьи внимательно осматривал место, куда судьбе было угодно их забросить. И красиво, и роскошно, а было в этом зале что-то, что заставляло бывшего оборотня коситься по углам. Широкие дубовые скамьи, уставленные вдоль столов, были устланы бархатными мягкими коврами, пестро-красными и блестящими. На стенах и под ногами располагались многочисленные шкуры зверей, особенно много было серо-карих матерых медведей.
--
Чай, охотничает Малх? - почти неслышно обратился Серый к соседу- дружинному.
--
Ага, постреливает князюшка зверя, добрый добытчик, говорят.,- охотно откликнулся тот и кивнул на украшавшие стены развесистые рога - Когда другорядь тут были, так еще не так много трофеев понавешивал, а сейчас, посмотри- прям места не осталось!
Пока гости под присмотром радушного хозяина с наслаждением пировали, откуда-то из боковой дверки выглянул здоровый, черный как уголь котяра. Пристально оглядев собравшихся, он неспешно прошелся по зале, аккуратно обходя столы и издали принюхиваясь к яловым и телячьим сапогам. Около Серого зверь недоуменно замер, а потом отпрянул, зашипел и выгнул спину. Мальчишка отвлекся от недоглоданной кости. Домашние животные обычно пугались, чувствуя его спящую звериную суть, в этом не было ничего сверхъестественного. Но котяра не боялся- не убегал, а словно ругался на своем котовьем языке. Серый попробовал улестить его увесистым шматом судака, утащенного с ближайшего блюда. Животное отвернулось, презрительно сморщив белые брови. Но шипеть и ругаться кот перестал.
За столом воины исправно поднимали турьи рога с пенным ячменным пивом. Серому не наливали- и он довольствовался кислым ядреным квасом. В перерывах между здравицами рога валялись по столу- тонкой костяной вязью по ним бежали смешные человечки-охотники с луками и стрелами. И впереди и сзади у них была разнообразная дичина- от самодовольных надутых тетеревов, больше похожих на обыкновенных петухов до сказочных переплетенных двуглавых грифонов.
--
Что-то сдал ты, Малх, - буянил не в меру разгулявшийся Ольгерд, стараясь поддеть своего старого товарища. - И чуб поседел, и сам уже не таким орлом как раньше смотришь.
Малх Любечанин посмурнел еще больше. Вообще с самого начала застолья он не произнес и двух десятков слов, все больше отмалчиваясь. Теперь же не ответить гостю он не мог:
--
Жизнь у нас такая, не больно веселая, - хмуро буркнул он.
--
Да уж, прослышали мы о вашей житухе, аж в соседних землях говорили. Может, поделишься?
--
Даже не знаю, что и сказать тебе, Ольгерд, - тяжело вздохнул хозяин. - Людишки пропадают ночами. Жрет их ровно кто-то, а что за зверь- не ясно. Утром только находят кости глоданные да одежи клок- и все. Стражу усилили так, что и муха снаружи в детинец не пролетит, а толку никакого.
--
Быть такого не может, - встрял в княжью беседу вездесущий Шиш. - Неуж никто ничего и не слыхивал, шуму или рыка там какого?
--
Слышать ничего не слыхали, а вот поговаривать начали, - горько ответил Малх. - Начал народишко шептаться, что, мол, князь негодный, проклятый. Сам зверья, охотясь, губил без счета, теперь расплата пришла. Что дух звериный не успокоится, пока меня самого не порешит. -Тут Любечанин поднял гордую голову и пристально окинул взглядом свою притихшую дворню. - Знаю я, что некоторые заподумывали, а не сгубить ли самим князя, чтобы несчастьям конец положить.
В зале повисла тяжелая тишина. Ольгерд поспешил разрядить обстановку.
--
А где ж брат твой Илтарь? Что ж не видать его за столом? Или поехал куда?
Малх опять тягостно вздохнул:
--
Да тут он, никуда не девался. Только дичиться стал, к столу не выходит- все больше у себя сидит. Обиделся на меня. Летом взялся приставать- давай да давай ему власти, дела воротить. А какая власть? Еще в пору не вошел, да и силой-здоровьем его бог обидел. Раз намеком ему сказал, а другорядь- всю правду выложил, так вот он и осерчал.
--
Не дело это, когда между родней черная кошка перебежала, - посетовал Ольгерд и надолго замолчал. Вспомнил о кузене Гарольде, дожидающемся на берегу. Не задалось у них с самого начала. Уж на что своя кровь и все такое, а иной раз тошно ему от красавчика Гардрады, просто сил нет. И что это за слова он выкрикивал, как последний раз схлестнулись? Про старичка- сноедца? Ольгерд давно уже стал хорошо спать, а тут воспоминания о прошлых бессоницах вернулись к нему с новой силой. Гарольд-то тут с какого боку? Ему он о своих мучительных снах и словом не обмолвился. Задумываясь и мрачнея, князь все чаще подставлял рог черпальщику и скоро напился до полного изумления и изнеможения.
Шиш и Серый вдвоем еле дотащили его до отведенного места ночлега. Ольгерд был куда как тяжел, поэтому, свалив его на устланную рысьими шкурами лежанку, дядька с мальчишкой облегченно рухнули рядом на пол и через минуту уже спали сном праведников.
Серый проснулся оттого, что что-то пушистое мягко трогало его за щеку. Рывком сев, бывший оборотень увидел уставившиеся на него из темноты два здоровых горящих глаза.
--
Ой, чур меня, чур, - больше по привычке, чем по действительной надобности зачурался парнишка.
В темноте предупреждающе зашипело, но бросаться не стало и вообще никакого вреда не творило. Серый кинулся будить дядьку. Но тот нализался на пиру не хуже самого Ольгерда и теперь только выводил носом-картошкой храповые рулады. Только пара чувствительных тычков под ребра вернула старого Шиша к действительности.
--
Ась? - недоуменно вытаращился он на мальчишку.
В это самое время дубовая дверь начала тихонечко отворяться. Старый да малый замерли и испуганно уставились в серую тьму. Огромное мохнатое нечто ввалилось и шумно сапнув носом безошибочно направилось к спящему Ольгерду.
--
Ой, дяденька, беда, вставай скорее! - опомнившись от сжавшего горло древнего ужаса, заверещал Серый. Шиш дернулся на подмогу князю, но нападавший вдруг сделался необычайно проворным. Массивное тело плавно прыгнуло аккурат на то место, где находилась русая голова князя. Но многолетний инстинкт воина выручил Ольгерда и на этот раз. Пьяный ли, трезвый ли, но от тревожного вопля он моментально проснулся. Тренированное тело без размышлений проделало все само: полный кувырок махом снес князя с лежанки. Хищные зубы лязгнули мимо. Но зверь, нимало не обескураженный, набросился вновь. В отличие от своей жертвы он превосходно видел во тьме и был невероятно ловок. На этот раз чудовище не ошиблось и два громоздких тела сцепившись, покатились по полу.
Шиш и Серый бросились на помощь и тут же были сметены. Тварь ненадолго отвлекшись от бешенно сопротивлявшегося князя, взмахнула лапой, и вот уже старый дядька, отлетев, впечатался в крепкую дубовою стену светлицы.
Ольгерду так и не удалось оторвать чудовище от себя. Медленно, но неотвратимо, зверь приближал свою вонючую пасть к шее князя. Смрадные слюни уже капали на то место, где под тонкой человечьей кожей иступленными толчками билась горячая кровь.
"Загрызет, зараза! Вот как пить дать, загрызет, " - мгновенно пронеслось в голове у мальчишки. Он, подвизгивая от возбуждения, скакал вокруг переплетеных тел, но никак не мог выбрать момент, чтобы помочь своему господину. Все происходило так быстро, что можно было невзначай нанести удар и по самому Ольгерду. Серый отбросил ненужное копье и зарычал. На спину твари он приземлился уже оборотившись в волка. Аршинные клыки тут же впились в загривок врага. Тварь от неожиданности и ярости отпустила свою прежнюю жертву и оглушительно заревела. Серый понял, что его противник- медведь, да не простой, а оборотный. Перед его мысленным взором встала картина того первого бурого хозяина леса, с которым он сражался так давно. Розовая волна ярости захлестнула его взор.
Казалось, битве не будет конца. Медведь громадными когтями рвал волчью шкуру, а тот, в свою очередь, пытался добраться зубами до уязвимого место на глотке топтыгина. Ольгерд махом выхватил меч и принялся полосовать косматую бурую шкуру. Да только честная воинская сталь, пусть даже и самая лучшая- плохая защита от матерого оборотня. Силы человека и волка были уже на исходе, когда медведь неожиданно начал слабеть. Тело его сотрясала мелкая дрожь, он словно становился меньше и ниже. Меч Ольгерда пронзил тело чудища и он окончательно опал, кашляя и захлебываясь темной кровью.
На полу у ног победителей лежал уже не тот грозный зверь, с которым они не могли справиться целую ночь. Когда князь ногой перевернул послушно-тряпичное тело, их изумленным взглядам предстало худое смуглое лицо юноши лет семнадцати. Чертами лица он так сильно походил на Малха, что не узнать его было невозможно.
--
Илтарь! - изумленно выдохнул Ольгерд. -Матерь божия, так это же брательник Любечанина.
Мутный рассвет осторожно вползал в светелку сквозь развороченные ставни. На остатках сломанной мебели вновь оборотившийся в человека Серый вдруг заметил давешнего черного кота. Зверюга, казалось, довольно взирала на учиненный разгром.
--
Так это он меня разбудил! - поделился мальчишка с князем своим внезапным прозрением. К его изумлению ответил ему отнюдь не Ольгерд.
--
Конечно, я, - важно произнес котофей. -Что мне еще оставалось делать? Тоже мне, витязи, дрыхли без задних ног!
--
Ну, ты полегче, - оскорбился князь. - Худо-бедно, а уломали молодца, - кивнул он на лежащего на полу Илтаря.
--
Бедный мальчик, - грустно взмяукнуло угольно-черное создание. - Вот, что делают с вами, людьми, неутоленное честолюбие, а также юношеская глупость, как ни прискорбно. - И, в ответ на недоуменные взгляды, пояснил: - Обиделся ребенок, что брат его слабаком посчитал, вот и пошел к колдовке. Хочу, мол, силы невиданной, звериной. А той что? Наколбасила за милую душу, а всему Любечу- чуть не полгода ночных кошмаров!
--
Это еще мягко сказано, уважаемый, - ошарашенный Ольгерд только начал понимать, что на полном серьезе обсуждает государственные дела с котом. - А ты-то сам из каковских будешь?
--
Домовой я, - миролюбиво промурлыкало создание. - Как прадед их кром поставил, так и обитаю в хоромах тутошних. Право слово, все сердце изболелось за мальчика, - тут он кивнул на зашевелившегося Илтаря.
--
Опаньки! - князь резво приставил меч к шее поверженного. - Так он еще и живой!
--
Живехонький, - радостно подтвердил домовой. - Только заклятье рухнуло. Солнце! - и он махнул толстым хвостом на разгорающееся светило.
--
Ну да, а как ночь, опять кушать захочет, рычать начнет, - окрысился князь, и Серый согласно закивал.
--
Не начнет, вы на ладошку его посмотрите, - и котище указал на грязную, покрытую ссадинами руку. - Видите, было целых две линии жизни- рядышком совсем: одна- человеческая, а другая- звериная. А теперь, где они?
В самом деле, тоненькие ниточки жизненных путей вспучились, заиграли. Потом одна из них пропала, словно ее и не было никогда.
Когда Ольгерд с дружиной вернулся на пристань, провожаемый благодарными любечанами, Гарольд Гардрада был несказанно удивлен.
--
Я понимаю, тан Беовульф тоже сражался с чудовищным Гренделем, по ночам пожиравшим людей. Но он, когда его победил, так и лапы поотрывал, и вообще убил до смерти. А тут? Малый черт знает сколько народу положил, а его не только не казнили, но и лобызают не переставая: извините, что нанесли вашей нежной душе такую горькую обиду. И ведь не только брат его, князь, а все горожане поголовно! Это совершенно не знаю что! Странный все-таки вы народ- русичи.
--
- Это точно, - задумчиво ответил Ольгерд.
***
Осень мало-помалу продолжала вступать в свои права. По утрам чашки гридней покрывались тоненькой корочкой льда, а из носов, высовывающихся из-под теплых покрывал валил белый морозный парок. Мысль у всех была одна и та же- успеть бы до льда. Нет хуже тащиться водой, когда она уже становиться молочно-белой от густеющего нарождающегося льда. Затрет-закует коварный ледок, не хуже, чем камнем оденет. До Каспли и Ловечского волока оставалось совсем недолго, но все равно Ольгерд погонял гребцов. Теперь все чаще им приходилось садиться на весла, когда капризная стихия- ветер отказывался надувать багряные паруса насад.
Дневной переход выдался тяжелым- целый день русичам и нурманам пришлось сидеть на веслах. К вечеру даже тренированные мускулы воинов сковала свинцовой тяжестью усталость. Ломили спины и руки, и движения громоздких весел, сработанных из векового твердого дерева становились все медленнее и не такими слаженными.
--
Командуй швартоваться, - кивнул князь Шишу. - Ветра все одно до завтра не дождемся- так уж лучше выспимся на твердой земле как люди.
--
Ага, кулеша наварим! - согласно подхватил дядька. -Серый по грибы сбегает. Места тут знатные- пошарит по опушкам- подсоберет поздних боровиков- похлебка будет!
Из вечерней темноты сумеречных елей последний луч уходящего солнца пятнами золотил то редкую трепетную розовую осинку, то меланхоличные ольхи и березки. Кривский край, по которому сейчас пролегал их путь, богат был и лесами и водой. Озер, болот, рек и ручьев в нем такое великое множество, что не поймешь-то ли вода тут в обрамлении лесов, то ли совсем наоборот. Мало, когда мелькнет грива с многолетним древним сосновым бором на бугре.
--
В таком месте надобно дозор хороший выставлять, - бурчал недовольно Претич, доверенный Ольгердов сотник, взятый им в поход чуть ли не против воли. Мужчина он был солидный, семейный, и только безоглядная преданность князю согнала его с насиженного двора, от теплой печки и наваристых щей. За время пути его длинные, карие как у жеребца, волосы успели изрядно сбиться, и теперь воевода сильно смахивал на сонного лешего, тем более, что его неожиданно изумрудные глаза наводили на мысль о дальнем родстве с древним лесным народцем.
--
Кого тут стеречься! - вступил в разговор вышедший на палубу нурманский хевдинг.- Места тут совсем не жилые, а медведи сейчас все в спячку укладываются. И куда князьки местные глядят, о чем думают! Путь судоходный, торговый, поселения должны быть через каждый переход, а тут что? - И Гардрада обвел взглядом внимательно слушающих его русичей. - Пока по землям радимичей ехали, хоть дымок увидали какой? Хоть трактир убогий?
--
Так они, пещанцы, народ вовсе нелюдимый, лесной можно сказать, - смущенно начали оправдывать соседей русские гридни. - Они и не хлебопашествуют, почитай, вовсе. Все больше лесом живут.
--
Ага, -подхватил согласно Ольгерд.- Князь их, Радимир, тот тоже большой любитель красного зверя погонять. Давеча меня приглашал на туров охотиться, да недосуг было.
--
То-то и оно, -назидательно тянул свое Гардрада. - Что не о пользе дела, не о прибыли денежной властитель радеет, а только баловство свое тешит!
--
Ну, ты зря так про Радимира говоришь, - обиделся за приятеля Ольгерд. - Он - мужик нормальный, и хозяин рачительный. Я на тебя бы поглядел, когда чуть не треть земли- болота, а половина подданных в звериных шкурах бегает.
--
Вот я и толкую, - опять настойчиво встрял въедливый Претич. - Караул, стал быть, усилить нужно. В этаких местах завсегда кикиморы или другая нечисть обязательно водится.
Пока дружинные и варяги разбирали рухлядь и готовились к ночлегу, Серый быстренько схватил кузовок и дернул в лесную чащу. Лес никогда не пугал бывшего оборотня. Напротив, он воспринимал его как родное место. Как это можно заплутать в нем, Серый никогда не понимал. Сам он всегда точно знал, откуда пришел и в каком направлении что находится. Мальчишка и грибы искал точно так же. Не рыскал под каждым кустиком-травинкой, а целенаправленно шел, словно тянуло его, обещая: "Вот здесь, около березки, семейка справных белых грибочков для тебя припасена!" И никогда еще чутье его не подводило. Вот и сейчас, обнаружив под прелым листом круглую шляпку, похожую на румяный пирожок, Серый не спешил уходить. По осени всякий гриб, а боровики и подавно, растут семейками, только разыскать надобно. Кузовок быстро наполнялся, тяжелел, и скоро мальчик уже направился обратно к берегу. Оглядывать вокруг его побуждало не стремление сориентироваться, а смутное беспокойство. Будто кто-то чужой и не добрый смотрел в спину, отчего взъерошивались волосы и по хребту бежали предательские мурашки. Разок даже примерещились в чаще фиолетовые злобные глаза, да потом пропали. Морок, одно слово!
Гридни встретили его появление радостными воплями. Скоро почищенные грибы уже булькали в котелке и одуряюще пахли на всю поляну тем особенным сытно-мясным духом, который и отличает белые от всех остальных грибов.
Место, на котором расположились они на привал, было чудно-уютным: сразу за мелко- шелковистым светлым речным песком располагалась сосновая гривка. По берегу росли грустные плакучие ивы, слабые ветки которых с тихим шуршанием подметали землю. Серый устроился на сухом сизом мху, долго крутился, утаптывая его, выбирая себе местечко потеплее. Потом уперся спиною в рыжий надежный ствол сосны, а лицо, полускрытое удлиненными зелеными ивовыми листами, выставил к костру. Получилась этакая небольшая нора.
Довольные воины, слегка одуревшие от тепла и сытости, не торопились укладываться на ночлег. Словно исподволь, с неохотой перебрасывались гридни ленивыми фразами вроде бы и ни о чем. Хлопотливое беспокойство воеводы возымело свое действие. Разговор мало-помалу скатился на байки о всевозможной лесной нечисти. Слово взял Гарольд Гардрада:
--
В стародавние времена жил один человек и звался он Токи, сын Хьерварда Старого. Нрав Токи имел спокойный, а пил умеренно. Однажды вечером, в праздник середины зимы- Йоль, возвращался он домой и встретил троллиху верхом на волке, а удилами у нее были змеи. Троллиха была несказанно отвратительна собою- с зеленой чешуйчатой кожей, огромным носом и мохнатыми бородавками по всему телу. Она хотела, чтобы Токи поехал с ней и стал ее мужем, и очень разозлилась, когда получила отказ. Тогда она прокляла его и сказала, что он еще вспомнит ее, когда будет пить вечером чашу обетов.
На пиру Токи, неожиданно для себя, дал клятву поймать зверя-индюка, которого никто никогда не видел. Только он произнес эти дурацкие слова, как тут же вспомнил давешнюю троллиху, и догадался, что это была ее месть. Но делать нечего, дал слово- выполняй. И вот, в самый Йоль, отправился Токи в лес- ловить то, не знаю что.
Серый выставил свою любопытную рожицу из шелестящего ивового укрытия. Он внимательно слушал повествование нурманского хевдинга и на мгновение забывал обо всех его подковырках и пакостях, так интересно и завлекательно текли слова чужой незнакомой жизни. Бывший оборотень не мигая уставился на блестящий наборный пояс Гардрады. Части твердой воловьей кожи соединялись бронзовыми круглыми кольцами и крепились железными обоймицами- тренчиками. Причудливый узор на позолоченных накладках сплетался в изображения диковинных то ли рыб, то ли морских чудищ. Мальчик пытался следить взглядом за тонкими линиями, но осовелые глаза закрывались сами собою. Хищные морды оживали, разевали рты, и Серому сквозь сон казалось, что это именно они и рассказывают чудную сказку.
- Едет Токи себе в сумерках по еловой чаще, по сторонам поглядывает. И вдруг видит: мелькнули в кустах над зеленой порослью меха ветвистые рога. "Ага!"- думает. - "Так вот ты какой, таинственный зверь индюк!" Стрелой соскакивает он с коня и бросается в лесную чащу. Зверь оказался резвым, даром, что совсем небольшой! Индюк в болото- и Токи за ним, индюк в заросли кустов- и Токи туда же. Наконец, устав от долгой погони, зверюга юркнула в какую-то нору и затаилась. Делать нечего, пришлось Токи Хьервардсону скидывать подбитый мехом плащ и протискиваться в вонючую узкую берлогу. Корни деревьев лезли ему в глаза, а песок с глиной забивали нос и рот. Но смелый Токи полз вперед, потому что обеты принесенные в Йоль над чашей священны для каждого викинга. Наконец, он услышал шумное дыхание и понял, что деваться индюку некуда. "Иди скорее к папочке, гусь лапчатый!" - прошипел Хъервардсон. "Сам ты хрен моржовый!" - неожиданно донеслось до него из темноты. Оказалось, что загнал Токи никого иного, как царя подгорных гномов-Драндвари. Он как раз пришел в лес поискать под снегом разрыв-траву, чтобы свести рога которыми наградила его неверная жена. Подземный народец очень обидчив, а Токи к тому же стал охотиться на Драндвари в совершенно неподходящий момент. Неудивительно, что почтенный гном был не просто рассержен, а дико взбешен. "Ты, оглобля деревенская, во имя всех светлых богов Асгарда, отвечай, что тебе от меня нужно?" "Ничего, если ты не индюк, "- бодро ответил Токи. Уж лучше бы он этого не говорил. Разгневанный гном от нового оскорбления потерял рассудок и проклял своего врага самым страшным гномовым заклятием- "Умли-друмли-вейс!", что значит "Чтоб тебя разорвало!" Несчастного Токи тут же разнесло на мелкие кусочки. Большим утешением для его родни было то, что мстить за него было некому: вспыльчивый рогатый гном тоже погиб при взрыве. Отсюда мораль: никогда не отказывай женщине, даже если она и не очень хороша собой. Ведь если бы Токи Хьервардсон ублаготворил встреченную троллиху, ничего бы этого не случилось.
История, рассказанная Гарольдом Гардрадой понравилась всем чрезвычайно. Раскрасневшийся Ольгерд хохотал и хлопал себя по ляжкам. Викинги откровенно ржали, а русичи от души им вторили. Только пегий Хельги не особенно веселился. Глядя на него, нурмане ехидно подталкивали друг друга локтями.
--
Да уж, Хельги, твое счастье, что у людей Одина на башке рога не прорезаются как у гномов! - оскалился в хищной ухмылке Гардрада. - Не то, твою плешь, пожалуй, к самому полу бы пригнуло!
Нездоровое, с розовыми оспинами от огненных метин лицо викинга приобрело сизый оттенок. Огромные кулаки сжались. Казалось, он был готов броситься на своего предводителя.
--
Что ты вылупился, как вареная ливерная колбаса?! - Гардрада искренне наслаждался нарождающимся скандалом. - Думаешь, что я твоя милая женушка Сигрид?- тут веселый блондин прихотливо изогнул стан, кокетливо захлопал глазками и завращал бедрами. Нурмане уже просто визжали от хохота.
Хельги внезапно понурился и, опустив голову, побрел прочь. Большие неуклюжие ступни его отчетливо шлепали по влажному прибрежному песку. Скоро сгорбленная фигура Хельги совсем исчезла из виду. С той стороны теперь доносилось только приглушенный вздох, всплески и почти неслышное хихиканье.
--
Что это с ним? - словно про себя удивился Претич. - Никак мужик умом тронулся. Нешто пойти глянуть?
И он вопросительно взглянул на Ольгерда. Тот пренебрежительно махнул рукой.
--
Будет тебе, воевода, беспокоиться. Зуб даю, что его там девы-водяницы утешать взялись.
Гридни долго еще гомонили у затухающего костра. Только Серый в своем укрытии медленно уплывал на ласковых волнах сна. Ветки ивы тихо склонялись к нему, шелестели и шептали:
--
Спи, волчонок, закрывай глазки. День твой был долгим, засыпай скорее!
И звучали смутные хрустальные колокольчики, убаюкивая мальчика, а из сизых длинных листочков выглядывали синие с поволокой русалочьи очи.
--
Вы же по осени спать укладываться должны, - медленно, с трудом преодолевая дремоту, удивлялся бывший оборотень.
Девичьи голоса смеялись:
--
Так нашумели вы, воду замутили, ил-песок со дна подняли. Разве тут уснешь? А ты спи, маленький брат. А как подрастешь- возвращайся, мы будем ждать.
Кружились листья, и звезды собирали на темном небе свой хоровод. Убаюканный мальчик спал, подложив под острый подбородок худенькие кулачки.
Поутру в густом сером тумане отплывали лодьи. Ольгерд опершись о край, пристально вглядывался в удаляющийся берег. Его острые глаза пытались уловить там хоть какое-то движение.
--
Не забыл ли ты что на том берегу, брат? - спросил его Гардрада, неслышно подходя сзади.
--
Да нет, просто показалось, - отмахнулся князь, с трудом отводя глаза от полускрытого рассветной дымкой песчаного берега. Мысли его неожиданно обратились к Домогаре. Как-то она там управляется одна? Вспоминает ли его? И Ольгерд тяжело вздохнул.
***
Краснобокие насады горделиво надувая паруса, входили в устье Волхова. Мягко-округлые холмы, поросшие дубовыми рощами, желтели в своем осеннем убранстве. Еще седмица-другая- и покроет звенящее рыжее золото перуновых дерев первый колючий снежок. Месяц грудень- ноябрь всегда приносит зимнее отдохновение усталой земле. Вот уже и сейчас, сошедши на берег, воины чувствовали, как скрипит под сапогом скованная первым тонким ледком глина.
Гардрада зябко завернулся в суконный, подбитый голубым песцовым мехом плащ. Наконец-то закончилось это долгое путешествие. Сколько раз все было на волоске, грозило сорваться и полететь ко всем чертям. Но видно боги любят его- вся, ну, или почти вся, царьградская казна перевезена в Новгород, под надежное крылышко князя Гостомысла. Глупый старик так привязан к Гарольду- спит и видит пристроить за него одну из своих многочисленных дочек. Вот ведь беда- наплодил девок, теперь из кожи вон лезет выдавать их замуж. Старшую- Умилу, он не так давно вручил конунгу Рюрику, теперь очередь следующей. Конечно при таком раскладе везти ромейку Марию в Новгород было никак нельзя. К тому же эта истеричка начала маяться угрызениями совести. Видите ли, бог ей не простит побега и воровства. Требовала повернуть назад, покаяться. Ох уж эти бабы! Вобьют себе в голову- и любят, любят со страшной силой. Толковым мужикам только и остается, что идти и собирать эти дары. А почему, скажите, и не подоить корову, тем более, что она сама об этом просит? Только нет ничего на свете утомительнее такой преданности, чтоб ее бесы взяли. Вот и пришлось как-то решать с Марией, тем более, что и шторм подвернулся так кстати. Все были заняты снастями и мачтами. Чего уж проще- только чуть подтолкнуть, и прости -прощай: поехала еще одна большая любовь по скользкой палубе прямо в бурные воды Эвксинского Понта. Правда, в там же сгинули и почти все его корабли, так что с того? Все эти глупые сказочки про гнев богов, которыми маялась его дружина, он прекрасно умел пресекать. Самое главное, заветные сундуки все в целости и сохранности. И тюфяк Ольгерд так кстати подвернулся.
Гарольд не смог удержаться от довольной ухмылки. Каким же надо быть дураком, чтобы по слову приснившегося тебе дедка просто так сорваться и поехать неизвестно куда, искать приключений на свою голову? Впрочем, надо признать, этот словенский волхв недурно сделал свое дело. И почему он ему не заплатил всех денег, как уговаривались? Просто привычка, наверное.
Гардрада расправил широкие плечи, и, встряхнувшись, шагнул вперед. Вокруг сновали гридни, перетаскивая кладь на повозки. Сзади к нему, неслышно ступая мягкими сапогами, подошел Ольгерд.
--
Я погляжу, ты тут совсем свой. Вымол-то, к которому мы пристали, оказывается, Гарольдовым прозывается.
Гардрада слегка смутился.
--
Конечно. Не в первый раз сюда наезжаю- сам понимаешь- дела.
--
Ага, дела, - хохотнул его собеседник. - Слыхал я тут, что ты, ходок наш, у местного князя чуть ли не в зятья заделался. Да не тушуйся, не о том речь. Я спросить хотел, дале-то куда пойдем? Если до Ладоги подниматься будем, так все ладно, а ежели, скажем, по Шелони до Пскова вниз, так сразу бы лодьи и развернули.
--
Это как хочешь, Ольгерд. Я, здесь остаюсь, зазимую.
--
Ты же говорил, что настоящий викинг не должен засиживаться у теплого очага? А теперь- в кусты?
Варяг неожиданно рассвирепел. Рванул на груди золоченную перегородчатую фибулу и в сердцах бросил ее об землю. Черный плащ змеей съехал за ней.
--
Ты достал меня, Ольгерд! О боги, ты даже не представляешь как! Мне нужны были только твои корабли- и все, понимаешь? Поэтому пришлось и сна тебя лишить, и наплести кучу всякой романтической чуши. Дошло наконец? Теперь все. Ты в одну сторону, я в другую, разбежались.
Ольгерд ошарашенно стоял, переваривая смысл услышанного. Потом набычился и пошел на своего обидчика как разъяренный тур. Размягчившаяся грязь с выразительным чавканьем разлеталась под его тяжелой поступью. На ходу князь вытягивал из ножен свой меч.
А нурманина понесло.
--
Ты думаешь, я боюсь тебя, ты, сермяжный тюлень! Ты же не викинг, ты просто русский мужик!
--
По мне, так я лучше буду русским, чем такой паскудой как ты, Гарольд!
Послышался лязг стали. Гардрада все же успел кое-как выхватить свое оружие и отразить удар.
Охнула какая-то баба. Вокруг дерущихся мигом собралась толпа. От пристани во всю прыть мчались приезжие русичи.
--
Охолони, княже! - на бегу надрывался Претич. Бежать ему при его комплекции было куда как несподручно, но он несся на помощь Ольгерду, как широкогрудая насада под всеми парусами. Добежав до места, он ловко вклинился между сражавшимися и оттеснил князя от его врага.
--
Если ты его сейчас прикончишь, уплатой виры не отделаешься. Новгородцы народ суровый, а ихний Гостомысл этого паршивца как родного привечает.
Ольгерд тяжело дышал. Голубые глаза метали искры как у берсерка, а пот со лба лил градом, несмотря на холодную погоду. Онвырывался, и кричал Гардраде из-за плеча воеводы
--
Докажи, что ты викинг, трус несчастный! Я вызываю тебя на поединок- как в старину- на секирах.
--
Я тебя разделаю как колбасу, неудачник, - ухмыльнулся осмелевший Гарольд. Он видел, что дружина крепко держит своего рассвирепевшего князя. - Только уговор- победитель получает все. Если я сделаю тебя- мне достаются твои корабли и дружина.
Русичи зашумели. Им совсем не улыбалось идти под начало подлого варяга. Ольгерд унял их одним движением руки.
--
А мне в случае победы достанется твой чудный плащ, так что ли? Шутишь, братец, я теперь ученый- дважды в одно дерьмо не вляпаюсь. Давай так, коли порубаю тебя- сундучки твои заветные с царьградской казной моя дружина домой увезет.
Гардрада насмешливо хрюкнул.
--
Уши от дохлого осла ты получишь, Ольгерд. Встречаемся в полдень, у Буевища.
И нурмандский хевдинг гордо покинул поле битвы, следуя за повозками со своим добром.
--
Рысь пестра извне, а лукавый человек внутри, - глубокомысленно изрек воевода, все еще продолжая удерживать князя. - Совсем черная душонка у человека оказалась.
Ольгерд вырвался из заботливых рук Претича и понурившись побрел к лодьям. По пути он наткнулся на нарядную фибулу Гардрады и со всей злости пнул ее. Шиш с тревогой посмотрел ему вслед, но за своим господином все-таки не пошел.
--
Где у вас тут энто Буевище? - раздумчиво вопросил он стоящего рядом с ним молодого словенина. Тот махнул рукой в сторону реки:
--
Через мост перейдешь, и как раз между Неревским и Людиным концами и будет оно. Кладбище там в стародавние времена было, жальник. А теперя старики собираются, вече опять же. Как раз там князь наш детинец ставить задумал- так что не ошибетесь.
--
Что, Серый, пойдем, глянем, что у них тут за окрестности? - подмигнул дядька сиротливо жавшемуся чуть поодаль мальчишке. Тот упрямо мотнул светлой головой.
--
А он как же?
Было совершенно понятно, что тревожится бывший оборотень о своем господине, а не о чем- либо другом.
-Пущай его. Претич приглядит. Мы с тобой на месте приноровимся. От такого пакостника, как Гарольд любой подлости ожидать можно, лучше проверить.
И они решительно зашагали через торговые ряды в сторону моста. Пробираясь сквозь торговый люд, Серый краем глаза заприметил человека, показавшегося ему смутно знакомым. Где-то он уже видел эту тщедушную кособокую фигуру и желто-пергаментное лицо. С пятого на десятое припомнились ему дреговичские болота и тамошний волхв, вздумавший пакостничать. Неужели и он здесь? "Наверняка примерещилось, " - решил мальчишка и бросился догонять дядьку, успевшего уйти далеко вперед.
Чтобы перебраться с Торговой стороны, где они пришвартовались, на Софийскую, где и находилось будущее место поединка, нужно было перебраться через Волхов.
Новгород, собственно, возник как конгломерат поселений разных народов. На правом берегу реки, которую раньше именовали Мутной за ее темные воды, исконно селились словене. Пришельцы с Днепра, заняли холм на восточном берегу, основав свое поселение. Два брата Словен и Рус привели их за собой, когда двинулись искать новое отечество. Двигаясь на север, дошли они до озера. Гадание предсказало пришельцам, что им следует остаться на жительство здесь. У истоков реки они основали город и поселились в нем. В честь дочери Словена озеро было переименовано в Илмерь, а реку по имени сына Словена назвали Волхов.
На южном холме Софийской стороны поселились кривичи. Северный холм облюбовали местные финно-угорские племена -нерева .Участок меж ними до той поры оставался незаселенным. Его не трогали, потому что здесь находилось кладбище, а в культ предков был чрезвычайно высоко почитаем. Наверно, по той же самой причине кладбища служили также местом, где собирался совет старейшин и устраивались вечевые сходки. Поэтому Гостомысл и начал возводить здесь крепость-детинец. Своей северной стороной выходил он как раз на древний жальник- Буевище. Шиш и Серый довольно быстро нашли его- помог местный неревянин - молодой, безусый еще парнишка с широким плоским лицом и хитрыми узкими светлыми глазками. Довел- и убежал- счастливый донельзя полученной в дар полушкой.
Холмы-курганы зеленели мелкой травкой, несмотря на надвигающиеся холода. На одних помещались вымощенные каменные алтари. Рядом виднелись ряды деревянных избушек-домовин с двускатной крышей на крепких столбах-ногах. Все в целом напоминало родовой поселок-городище. Только жили в нем не живые люди, а мертвые-предки. Чуть поодаль стоял деревянный идол Волоса. Могучий доброжелательный бог с усатым лицом поддерживал плечами мир с хороводом людей на земной тверди. Волос был не только скотьим богом, богом богатства и изобилия, но и был связан с подземным миром умерших.
Несовместимость понятий "мертвый" и "богатство" сближались через посредство такого звена как предки, деды. Они умерли, прах их закопан в земле, но они помогают оставшимся в живых; к ним, расчистившим пашню, построившим дом, обжившим угодья постоянно обращаются с просьбами, к ним на кладбище приносят дары. Видно было, что люди не забывают свою умершую родню. То тут, то там виднелись кострища- следы сожженных в соломе милодаров.
Шиш обстоятельно обошел весь жальник, тщательно осматривая и землю под ногами и возможные укрытия. Серый тихонько притаился в сторонке. Тут, на кладбище, он чувствовал себя совсем неуверенно. Мальчишке казалось, что со всех сторон его обступают, заглядывают в лицо. Он ежился, сутулился и чуть было не пропустил появление еще одного гостя. Хорошо, что его чуткие уши заслышали чужие шаги раньше, чем человек показался из-за насыпи.
Ничуть не скрываясь по дороге шел пегий Хельги. Под широким кожаным плащом варяг явно что-то прятал. Серый, пригибаясь, тенью метнулся к дядьке. Чуткий Шиш мгновенно среагировал как надо- вместе с мальчиком укрылись за ближайшую домовину.
Нурманин осмотрелся, потом прошел еще пару шагов. Перед ним простиралась круглая полянка с утоптанной травкой- явно место сбора новгородских старейшин. Хельги извлек из глубины своего одеяния лопату и поплевал на ладони, примеряясь копать. Дядька не стал медлить и коршуном ринулся на врага. Пятнистомордый варяг и глазом не успел моргнуть, как оказался поверженным на землю и основательно спеленан по рукам и ногам.
--
Ну, а теперича сказывай, что за клад такой ты тут добывать собрался? - Шиш был страх как доволен собою. Еще бы! Хоть на первых порах уберег своего князя от злодейских козней. Связанный викинг шипел и плевался, но, потом, осознав всю безвыходность своего положения, решил сдаться.
--
Гардрада велел яму выкопать на ристалище, чтобы Ольгерд ваш туда шмякнулся. Как будто земля сама неправого не держит. Конунг Гостомысл очень божий суд уважает- сразу бы конец поединку положил бы.
--
Так яму видать будет, - ахнул в негодовании дядька.
--
А вот и нет! Я бы дерн срезал, а потом назад положил. Только знак для хевдинга поставил, чтоб он сам в нее не угодил.
--
Подумай, какой хитрец, - обратился русич к Серому. - А ведь и верно, сошло б у них все. Молодцы мы с тобой, парень, как есть все верно про Гарольда песьего размыслили.- Потом Шиш снова повернулся к поверженному Хельги:
--
Вот что друг ситный! Считай, что у тебя сегодня добрый день- давай-ка договариваться. - И, в ответ на недоуменный взгляд варяга, пояснил:
--
Пойдешь к Гардраде сейчас, доложишься- так, мол, и так, все сделано как приказано.
--
Так он меня потом со свету сживет!- запричитал Хельги. - Штаны спустит, и на муравьиную кучу посадит.
--
Не боись, не посадит! Коли все получится, возьмет тебя Ольгерд к себе в дружину. Там тебя никакой Гардрада не достанет.
Нурманин думал не долго. Постоянные придирки и издевательства хевдинга доконали беднягу не на шутку. Ему гораздо больше нравился князь русичей, тем более, что дома, в Халоголанде, ему терять было особенно нечего. Пока Хельги растирал онемевшие от веревки руки, дядька сосредоточенно напутствовал его, что и как говорить. Когда сутулая спина нурманина скрылась за последним кладбищенским холмом, Шиш наклонился к Серому.
- А теперь, хлопчик, дуй к Ольгерду, обскажи ему все. Я, покамест, тут покараулю- мало ли что. Да пущай Претич пришлет сюда парочку ребят покрепче, все надежнее будет.
К полудню на Буевище собрался чуть ли не весь город. И кривичам и неревинам и словенам, и заезжим варяжским и немецким гостям охота была посмотреть, как два князя-хевдинга друг дружку убивать будут. Тем более, что весть о поставленном закладе еще с утра облетела все концы города: шутка ли- три набойных насады и целая сила золотой казны! Гостомысл со всеми домочадцами восседал на почетном месте- на возвышении близ большого зеленого кургана. Сам князь был уже стар и сед, а две его незамужние дочери цвели как румяные ягодки морошки. Взгляд Ольгерда с удовольствием задержался на хорошеньких девичьих личиках. "И ведь одна из них как пить дать достанется сквернавцу- Гарольду!" - со злостью подумал он, и решительно шагнул вперед.
- Дозволь, князь Новгородский слово молвить!
Гостомысл недовольно нахмурился.
--
О чем тут говорить, Ольгерд? Знаю я, что желаешь ты биться с моим дорогим другом Гарольдом. Не любо мне это, но уж как решили! Начинайте, пока солнце в зените стоит.
По знаку новгородца поединщики стали сходиться. Гардрада шел осторожно ступая, чутко вглядываясь в изумрудный дерн. Ольгерд наоборот нахраписто наступал, со свистом крутя секирой высоко над головой. Размахнувшись и крякнув от натуги, он молниеносно нанес верхний рубящий удар, но Гарольд лисой ускользнул. Он, словно танцуя, избегал соприкосновения с орудием русича, не забывая при этом внимательно смотреть под ноги. Шиш специально вырыл круговую тоненькую канавку, словно обозначая место заготовленной ловушки. И, по уговору с Хельги , воткнул там же пару длинных бледных соломинок.
Гардрада издали заметил условленный знак и принялся кружить около. Увлекшись заманиванием, он пропустил косой удар Ольгердовой секиры. Стальная кольчуга византийской работы скрипнула, но выдержала. И тут же русский князь ловко подрубил снизу. Гардрада автоматически отбил замах, но было уже поздно- стальное лезвие укусило его тело. Движения варяга замедлились, ловкости поубавилось. Этим и воспользовался Ольгерд, вбив полумесяц острия в левый бок своего врага, который Гарольд вовремя не успел защитить. С тяжелым стоном завалился нурманский хевдинг на замаранную темной кровью траву. Толпа замерла. Сейчас занесет Ольгерд свое орудие в последний раз, и придет конец веселому и красивому варяжскому гостю.
--
Не руби!
Со стороны зеленого кургана к поединщикам неслась девушка, одна из дочек Гостомысла. Бледно-голубая понева ее развевалась от быстрого бега, а берестяная диадемка со вставками чуть не слетала с русой головы. Она с разбегу бухнулась в ноги к Ольгерду, вклиниваясь между ним и поверженным Гардрадой.
--
Не бей его, лучше отдай мне! - чуть задыхаясь, выкрикнула девица, заслоняя руками своего суженного.
--
Право! Право!- закричали тысячи глоток.
Ольгерд опустил уже занесенную секиру. Ежели чистая девица просит себе приговоренного к смерти, чтобы взять в мужья, ей нельзя отказать. Князь досадливо сплюнул и бросил тяжелое железо оземь. Вечно этот Гарольд выезжает за счет баб, видно судьба у него такая!
--
Казну готовьте, - бросил он на ходу онемевшему от изумления и неожиданности Гостомыслу.
--
Слава князю!- хором грохнули русичи, окружая своего предводителя.
--
Хвала Ольгерду! Слава!- неожиданно подхватили новгородцы. Честный и красивый поединок впечатлил собравшихся, а проявленное победителем снисхождение к любимой народом княжне, настроили горожан на добрый лад.
Да только Ольгерда все это совсем не радовало.
-Собираемся домой, - бросил он на ходу своей дружине. -Грузим добро- и назад.
--
Да уж, нагулялись, - как всегда неодобрительно буркнул в коричневую бороду воевода. - Пора и честь знать.
--
Только возвращаться без меня будете, - и на взволнованные возгласы гридней пояснил:
--
Мы с Шишом дале пойдем мир смотреть. Успею я еще у печи состариться.
--
И я с вами, дяденька. - взволнованно тявкнул Серый.
--
Ну, конечно, без тебя никак! - хохотнул Ольгерд и потрепал пацаненка по взъерошенной светлой голове. - Втроем оно сподручнее, верно?
А в хоромах Гостомысла царил переполох. Туда со всеми предосторожностями перенесли раненного Гарольда. Княжна не отходила от него ни на шаг. Только рана у нурманина была куда как серьезна: из прорубленного в боку чрева того гляди грозили выпасть распухшие внутренности. Побежали за лекарем. Приведенный костлявый кособокий старикашка внимательно осмотрел болящего, который от страданий потерял сознание. Покивал головой, поцокал языком и выставил из комнаты всех, даже молодую княжну. Долго из-за двери ничего не было слышно, но потом целитель вышел сам и строго настрого наказал не беспокоить раненного. Мол, теперь ему положено спать и поправлять пошатнувшиеся силы. А сам вышел во двор и исчез незнамо куда. Княжна все ж не утерпела и тихонько отворив дверь заглянула- как там суженный.
Гардрада мирно спал, повернувшись на бок. Дыхание его было ровным и глубоким. "Значит помог старец,"- умиленно подумала девушка и про себя твердо решила наградить старика, хоть он ей спервоначалу и не понравился фиолетовыми диковатыми глазами и явным сходством лица с одной из чудовищных горгулий, виденных ею в книгах. "Гляну одним глазком, и уйду, " - решила она и склонилась над изголовьем. Дикий визг взорвал покои детинца. Когда Гостомысл с челядью прибежали в гостевые хоромы, то узрели совершенно невозможную картину. Княжна верещала, судорожно стиснув руками румяные щеки. А на лежанке перед нею лежал ее суженный. Вместо чудного носа с изящной горбинкой, которым Гардрада всегда так гордился, над шелковыми подушками возвышалось совершенно не пойми что. При длительном и тщательном рассмотрении нечто оказалось розовым свинячим пятачком. А на скамье рядом с кроватью белела берестянная грамотка: "Вот мы и свиделись, Гардрада. Помни Оканю."