Чуракова Ольга Владимировна : другие произведения.

Пламя и Звезда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Художественный отчет с ролевой игры "Мирный Аман" 2008 года. История жизни Нэрданель Махтаниэль

  Имин, Тата и Энель проснулись подле своих жен, и первое, что увидели, были звезды, ибо проснулись они в сумерках перед рассветом. А потом они увидели своих суженых, что спали рядом на зеленой лужайке. И они так полюбили их красоту, что в них мгновенно пробудилось желание овладеть речью, и они начали придумывать слова, с помощью которых могли бы говорить и петь. И в нетерпении они поспешили разбудить своих жен. Так и вышло, говорят Эльдар, что первое, что увидела каждая из эльфийских жен - был ее муж, и первым она полюбила его; а любовь и преклонение перед чудесами Арды пришло уже потом
  Легенда о Пробуждении
  
  И если, начавшись возвышенным и прекрасным, история завершилась мраком и разрушением, то такова исстари судьба Арды Искаженной...
  Сильмариллион
  
  ********
  
  Поздний вечер в гостевом доме на главной площади Тириона. Кажется, весь город умудрился собраться здесь, внимательно глядя на благородное и радостное лицо Нолдарана, на нем лежит теплый свет - то ли отблеск темно-красных одежд короля, то ли отражение пламени его чувств. Рядом с ним Индис - высокая и статная, едва ли не выше самого Финвэ, в светлых одеждах, почти по-детски непосредственная и ясная и словно слегка удивленная.
  - Валар дали разрешение на наш брак, и свадьба состоится в ближайшие дни, - очень просто и доверительно, словно весь Тирион - одна большая семья, говорит король. Раздаются возгласы поздравлений, но в основном все просто облегченно вздыхают и улыбаются - вся эта история тревожила наши сердца, а как же иначе, - и вот все окончилось благополучно.
  Наверно.
  Я не успеваю ухватить скользнувшую где-то по краю сознания мысль, но почему-то твердо уверена, что она вернется.
  И мне обязательно придется ее обдумать.
  
  
  *******
  
  Снова вечер, ливень снаружи, похоже, наконец-то начал утихать; мы сидим в гостевом доме, слушая рассказы странствующих Эльдар. Один Нолдо - очень, кстати, симпатичный - утверждает, что облазил чуть не весь Аман - надо бы потом поговорить с ним наедине побольше.
  Проходят в отдалении счастливые Финвэ и Индис с первенцем на руках. Видимо, их вид заставил отца завести разговор о замужестве. Моем, ясное дело. Я слегка удивляюсь и теряюсь, потом улыбаюсь и сообщаю отцу, что мне хорошо и в родном доме и дел хватает и без мужа и детей.
  Это я правильно и вовремя сказала - отец сразу вспоминает, что надо поправить крышу кузни, так что всякие смешные идеи забыты и мы идем домой, посмеиваясь припоминая любимую присказку насчет того, что вдохновение может прийти в любое время дня и ночи - и именно поэтому дом Махтана стоит фактически за границей города, чтобы стук и грохот не мешали не столь неугомонным Эльдар, как мы, спать.
  Крышу мы починили играючи, и теперь на нее любо-дорого смотреть; мне вообще иногда кажется, что за что бы ни взялся отец или мы с ним вдвоем или втроем с сестрой или вчетвером с мамой, у нас все получается.
  Довольные (особенно учитывая, что, едва мы закончили, с неба снова хлынула стена дождя), мы отправились спать, но только я переоделась, только устроилась поуютнее, уткнулась в подушку и, блаженно вздохнув, закрыла глаза, как в голове прозвучал очень знакомый, негромкий и ясный, но против обыкновения не насмешливый, а чуть растерянный, просящий и серьезный голос
  "Нэрданель, выйди, пожалуйста, встреть нас, мы заплутали"
  О нет! Только не это! Ну ладно Феанаро - он славится своим сумасбродством, - но куда смотрела сестра?! Я полагала, что уж у нее-то хватит рассудительности в такую непогоду - а она по летнему времени не продлится долго - переждать хотя бы до утра! О Манвэ и Ульмо! Феанаро, видно, совсем заморочил Фаэлин голову.
  Ох, что-то я с ними обоими сделаю. Если нас всех троих не смоет, конечно.
  Ворча и поминая все молотки Аулэ я натянула сырые штаны - какой смысл надевать сухие, если лес мокрый, как губка; кожаные туфли - им тоже мокнуть, накинула так и не просохший плащ, зажгла фонарь и побрела к реке. От досады, усталости и сырости я, правда, так и не придумала достойного наказания для этой парочки, тем более довольно скоро с того берега донесся голос Феанаро, и мы, перекликаясь и подсвечивая друг другу путь, пошли к переправе.
  Я, конечно, добралась быстрее, но, вынырнув из луговых, по пояс, трав, застыла на месте - там, где еще днем журчал по бревнышкам ручеек вороне по колено, бурлил мутный поток шагов в пятнадцать шириной и непонятной глубины.
  - Ха-ха, а вот и мы! - закричали через минуту обалдуи на той стороне, скатываясь по глинистому размытому берегу чуть ли не на собственных задах, оба отягощенные неподъемными на вид сумами.
  Образцы пород, будь они неладны!
  Увидев поток, эти путешественники изрыгнули что-то не очень ласковое, но делать нечего - скинули и так грязные и мокрые штаны, закатали подштанники и пошли вброд. Вернее, конечно, первым перешел Феанаро. На его лице и в голосе была веселая ярость, когда он, оступаясь и проваливаясь, рассказывал об их перипетиях на последних подходах к городу.
  - Но зато эту встречу ни вы, ни я не забудем, - попыталась шутить я, хотя ноги уже немели от холода.
  - Это точно, - согласился Феанаро, скаля зубы в ехидной усмешке, выбрался на берег, протопав повыше, скинул сумы, отряхнулся.
  А потом вдруг шагнул ко мне, раскрывая объятья.
  - Ну давай, Нэр, хоть поздороваемся как следует. - И стиснул меня, словно я была ему как минимум любимым братом. - Спасибо, что пришла, - ужасно серьезно добавил он.
  Все Стихии мира! Что это случилось с гордым насмешником Феанаро? Видно, это дождь так на него подействовал или они просто так одичали в горах за прошедшие пять или шесть недель.
  Мы переправили Фаэлин и остатки вещей и двинулись домой. Для них это был мучительный переход и, дойдя до гостевого дома, встреченные удивленными и радостными возгласами еще сидевших там Эльдар, оба просто упали и просили какое-то время их не трогать. Костер тут же был разведен поярче, заварен свежий квэнилас, найдена разная снедь и полотенца, и постепенно путешественники пришли в себя. Правда Фаэлин не стала рассиживаться, чтобы не уснуть на месте, и, прихватив нескольких нэри, пошла в дом Феанаро отнести добытое и после уже отправиться спать домой.
  А я сидела, сохла у такого жаркого и уютного пламени, изгоняя из тела сырость и холод, глядела в непривычно усталое и какое-то потухшее лицо Феанаро, и вдруг сказала (воистину день был странный):
  - Феанаро, а хочешь персиков? Я принесла сегодня на ужин большую банку.
  Видели бы вы, как загорелись его глаза и лицо - вот уж точно Огненный Дух! Чуть ли не уши торчком. Усмехнувшись, я достала банку, отвернула крышку и протянула Феанаро. но он взял подношение, уселся рядом со мной и, по-братски располовинивая половинки плодов, принялся угощать и меня. Впервые в жизни. Ощущение было забавное, приятное, хотя и какое-то тревожное. Мы к тому времени уже остались одни, прогнав зевающего и не в меру заботливого Ингора, которому как всегда непременно надо было проследить, что костры и огни погашены и вообще все в порядке. Но мы заверили его, что уже давно не дети и обо всем позаботимся, и он побрел домой.
  Наконец, прожевав очередной персик, я подняла голову и увидела, что Телперион начал тускнеть.
  - Пора спать, - сказала я, и Феанаро, тоже оглядываясь, согласно кивнул.
  - Да, и верно пора. Пойдем, я провожу тебя до дома.
  Нет, он сегодня определенно не в себе - такой заботливый и внимательный. Или это очередная его шутка-причуда?
  Пробравшись через хитросплетения улиц, домов, деревьев, мостов и арок, мы наконец дошли до нашей калитки.
  - Ну вот, я тебя довел, - сообщил Феанаро.
  - Спасибо, очень мило с твоей стороны, - улыбаюсь я, но Феанаро почему-то остается серьезен. Несколько мгновений он смотрит на меня - странным, внимательным, ждущим и ищущим взглядом, а потом уходит, широким решительным шагом, словно боится, задержавшись еще на миг, уже не уйти совсем.
  Я добираюсь до постели, ложусь, но сон еще долго не идет ко мне. В сознании крутятся какие-то ни с чем не сообразующиеся образы и картины - страшноватые, неправильные, тягостные. На исходе второго или третьего часа в этой полусонной мгле я понимаю, что все случившееся - лишь сон, и наконец проваливаюсь в темные глубины забытья...
  
  *******
  
  Вынырнув наутро из-под одеяла, я обнаруживаю за окном яркий, промытый дождем свет, свежий ветер и вообще - все прекрасно, тело отдохнуло, голова ясная и ни следа странных и глупых видений. Ох, Владыка Ирмо, Владыка Ирмо!..
  Я спускаюсь к завтраку - вернее, иду за дровами, пока остальные собирают на стол.
  - Сестрица! - кричит мне из окна Фаэлин. - Позовем Феанаро на завтрак?
  - Зачем? Он и сам придет, - небезосновательно отвечаю я, раскалывая очередное полено. - Он и так уже почти живет у нас.
  Под лопатку мне прилетает явно заблаговременно подобранная шишка. Я подавляю искушение кинуть наугад поленом, и через несколько мгновений рядом возникает Феанаро - через плечо сумка с торчащими наружу листами бумаги, оттопыренная наверняка давешними образцами, - насмешливый, неугомонный. Нормальный, в общем. Собрав часть дров он уходит в дом, я несу за ним остальное. Возвращаясь, обнаруживаю у ограды давно не виденного друга, Илькалассэ из Ванъар, подхожу, чтобы поболтать - и спиной чую, как в меня опять что-то летит. Пригибаюсь, бросаюсь под дички, из которых собственно и состоит ограда - и закидываю мелкой твердой падалицей своего противника.
  - Взрослые эльфы, без пяти минут супруги - а ведут себя, как дети, - кричит нам, ехидно посмеиваясь, Илькалассэ.
  От такого нахального и глупого заявления мы оба запинаемся, вскакиваем, разворачиваемся и дружно кричим в ответ:
  - Мы не супруги!
  - Чтобы я за этого нахала и грубияна!..
  - Чтобы я на этой злюке и зануде!..
  И не менее дружно закидываем дичками, увы, очень быстроногого Ванъа, после чего с сознанием выполненного долга идем завтракать.
  Но в нашем доме уже давно суматоха - нормальное состояние существования. Ближе к концу завтрака на лужайке - а завтракаем мы во дворе - возникло нечто золотоволосое, с до боли знакомой гордой посадкой головы, разлетом бровей и решительно-любознательным взглядом. За ним торопливо следовал слегка запыхавшийся Финвэ. Дитя шустро очутилось у стола и, глядя на меня, изрекло:
  - Медь.
  Перевело глаза на вьющуюся гриву Фаэлин и совсем уже обрадованно повторило:
  - Медь!
  Прежде чем Финвион успел повторить свой вывод в отношении и нашего отца, я заметила, глядя на его сверкающие пряди:
  - Золото.
  Дитя попыталось оглядеть свою шевелюру и подтвердило:
  - Золото.
  - Арафинвэ, - уточнил Финвэ и пошел с отцом в глубь сада, оставив нас на растерзание своему отпрыску.
  - Нэрданель, - представилась я. - А это - Фаэлин.
  Финвион несколько мгновений обдумывал полученные сведения и, просияв, возгласил:
  - Фаэлин, - и, повернувшись ко мне, повторил, - Фаэлин.
  - Нэрданель, - поправила я.
  Дитя затрясло головой.
  - Фаэлин и Фаэлин! - заявило оно, проявляя определенную логику, спорить с которой не имело смысла. - А там канава, - продолжал Арафинвэ, - я ее... - он нахмурился в поисках слова, - закрывал! - сообщил он, показывая испачканные землей руки.
  - Зарывал, - уточнила я.
  - Зарывал, - кивнул Арфин.
  - А зачем?
  Он озадачился.
  - Ну как же... кто-то пойдет, не заметит... упадет
  - А вдруг эта канава нужна Йаванне? Вдруг она ирригационная?
  Арафинвэ остолбенел - и от вопроса и от удивительного, нового, длинного и сложного слова. Повторил несколько раз вслед за Феанаро.
  И ринулся к Финвэ с чаячьими воплями:
  - Папа! Папа! А что такое "ирригационная"??!!!
  - Ты только что придумал это слово, - полуутвердительно-полувпопросительно, чуточку пеняя, заметила я. - Бедный Финвэ.
  Феанаро улыбнулся своей яркой хищноватой улыбкой.
  - Ага. Но только - бедная Йаванна.
  Поднявшийся хохот спугнул птиц даже в глубине сада.
  
  
  *******
  
  Мимо нашего дома прошла Владычица Эстэ. Я подрезала деревья, но, заметив краем глаза движение, подняла голову - и встретилась взглядом с Валиэ. Удивительно - она вроде бы продолжала плыть по воздуху, как клочок серого тумана - и в то же время так долго и внимательно смотрела мне в глаза, что за это время можно было дойти до дома Финвэ. Мне почудилось, что она что-то хотела сказать - или ждала, что я что-то спрошу. Феантури вообще влекли, хотя и немного пугали и тревожили меня, и я говорила со всеми из них - кроме Намо. Но на этот раз мне нечего было спросить.
  Много времени спустя я потеряла счет беседам и вопросам к Владыкам Душ и затосковала по тому дню, когда все было иначе.
  
  
  *******
  
  Мы сидим с отцом в его мастерской, ждем, когда высохнет мозаика, посаженная на новый клей и заодно варим второй вариант. На пороге возникает Фаэлин и сообщает - по большому секрету, - что Нолофинвэ собирается обручиться с Анайрэ.
  А ведь вроде бы только что справляли свадьбу Финвэ и Индис.
  Отец смотрит на меня - да и на Фаэлин теперь уже - взглядом, в котором ясно читается "дочери мои, когда же я наконец стану дедом?", и я поспешно и как можно невиннее интересуюсь, когда же он раскроет нам, чем же таким он занимается последние две недели по ночам, заперевшись в кузне, втайне от всех.
  Уловка удалась, тема замужества на время снова забыта.
  Потому что я пока совсем не готова признаваться кому бы то ни было, как сильно в последнее время занимает мои чувства и мысли неистовый и сумасбродный, мрачный и насмешливый Куруфинвэ Феанаро.
  Я пока сама к этому не привыкла...
  
  
  *******
  
  Я сделала штрих, поправила, положила еще два, отодвинула рисунок, снова взялась за карандаш, помедлила - и оставила все как есть.
  Устало, но довольно вздохнула.
  Успела, и все вроде удалось.
  Сегодня Айкалиндо отправлялся в Альквалондэ, и я торопилась закончить эскизы, которые хотела передать Инкатирно, стеклодуву из Тэлери. Пришлось засидеться три ночи подряд до утра, но дело того стоило.
  Я откинулась на спинку стула, провела рукой по волосам и поняла, что за работой совсем забыла о простых вещах.
  Спустилась на кухню, согрела воды, вымылась сама, вымыла волосы и вышла обсохнуть в сад, где обнаружила Фаэлин, усердно изучающую Валарин.
  Вдвоем занятие пошло быстрее, потому что Валарин даже нам, Нолдор, дается нелегко, и любая помощь тут кстати. Конечно, Феанаро и тут не имел себя равных - собственно, Фаэлин занималась по его записям.
  К тому времени, как мы уже начали уставать, очень удачно появился Айкалиндо. Я передала ему эскизы, пожелания удачного пути и приветы друзьям, а потом засадила сестру - большую мастерицу в этом деле - соорудить из моей подсохшей гривы что-то позамысловатее моих обычных кос.
  Пока она творила на моей голове нечто недоступное взгляду и воображению, мы обсуждали планы на день. В результате выяснили, что хорошо бы принести к обеду дичи; потом я вспомнила, что пару недель назад видела у кромки леса незнакомое животное, но не успела разглядеть, и возможно еще смогу его выследить; и вообще давно мы не гуляли вдвоем с сестрой - целых три дня.
  Я так разнежилась под теплыми золотыми лучами и ласковыми руками Фаэлин, что едва не пропустила появление Феанаро.
  - О, красоту наводите?
  - Да, - слегка кивнула я головой, не открывая блаженно зажмуренных глаз. - Как тебе - нравится?
  - Нравится, - ответил Феанаро тоном, который совсем не вязался со смыслом слов. - Куда-то собираетесь? - продолжал он спрашивать без особого интереса и мрачнея прямо на глазах.
  - Ага, - по-прежнему бодро продолжала я, совершенно отказываясь потакать его плохому настроению и тем более портить свое собственное. - Хотим сходить в лес, пострелять, размять ноги.
  Феанаро как-то совсем сник.
  - Ну ладно, - сказал он и пошел прочь.
  Что мне оставалось, как не догнать его и спросить, что случилось?
  - Ну... вы все время вместе... все время вдвоем... никак не застанешь вас поодиночке, - расстроено и немного неловко признался он. Намек был понятен, я сделала знак сестре, что отлучусь ненадолго, схватила кожаную безрукавку и, безуспешно пытаясь попасть в рукав, пошла за Феанаро.
  К тому времени, как я не без его помощи наконец-то оделась, мы уже ступили в светлый широколиственный подлесок. Дул легкий ветерок, пели птицы, и лицо Феанаро тоже прояснилось, хотя он и продолжал молчать. Впрочем, мне и без слов было хорошо просто идти рядом с ним, рука об руку.
  - Я рассказывал тебе про арфу? - Я отрицательно качаю головой. - Мне приснился сон про фибулу в виде арфы, но мне пришло в голову сделать струны из волос Арфина.
  - О, это здорово. - Все-таки Феанаро настоящий мастер, он всегда полон удивительных идей. - Интересно, - задумываюсь и я, - и можно ли сделать так, чтобы эти струны звучали по-настоящему? Может, переплести их с проволокой?
  Заросли становятся все гуще, мы идем совсем рядом, увлеченные обсуждением.
  - Можно сделать тонкую прозрачную проволоку и вложить волосы в нее, - развивает мысль Феанаро и замолкает, задумавшись.
  - А куда мы идем? - спросила я некоторое время спустя - скорее не для того, чтобы узнать ответ, а чтобы услышать его голос.
  - Не знаю, - рассеянно, каким-то особенно мягким, задумчивым тоном признался Феанаро. Я усмехнулась, но он вдруг огляделся, развернул меня лицом к себе и произнес:
  - Нэрданель, я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой.
  Вот так вот просто и сразу.
  А Феанаро тем временем опустился на колени, не выпуская моих рук из своих, и, подняв ясные, сияющие и чуточку тревожные глаза, спросил:
  - Ты согласна выйти за меня?
  И я ответила так же просто и прямо.
  
  *******
  
  Год пролетел, как один день - я сейчас не могу вспомнить, что делала, где бывала - все сливается в одном ощущении радости, веселья, света и счастья.
  И вот, ровно через год, Феанаро появляется на пороге моей комнаты и решительно говорит:
  - Пора сообщить о свадьбе.
  Я поспешно переодеваюсь, прихорашиваюсь, и мы отправляемся на поиски моих родителей. Но их нигде нет, и мы идем в дом Финвэ - чтобы узнать, что он тоже отсутствует, и искать его следует в Валимаре.
  Что ж - в Валимаре, так в Валимаре, расстояния нас с Феанаро никогда не смущали, мы седлаем коней и скачем к Таниквэтиль, обсуждая по пути грядущее празднество.
  - Я не хочу большой и пышный обряд, - делится со мной Феанаро, когда мы проезжаем сквозь золотые от созревающей пшеницы поля Йаванны; он задумчиво гладит Рокко-сулэ по лоснящейся шее, и конь довольно фыркает. - Но я хочу, чтобы он запомнился нам и всем, кого мы позовем.
  Я совершенно не против - присутствия семьи и самых близких друзей мне будет достаточно.
  - Как насчет часа Смены Дерев? - спрашиваю я, разглядывая доселе невиданные цветы, прячущиеся среди стеблей. - В темноте свечи и светильники горят особенно красиво.
  Феанаро тоже не против, и мы, радостные от такого совпадения мыслей, снова мчимся вперед.
  Но отыскать Финвэ в Валимаре не так-то просто - кто-то даже говорит, что он вернулся в Тирион. Зато мы находим моих родителей. Отец увлеченно обсуждает с мастером витражей технологию изготовления красок, и я, отозвав его в сторону, сообщаю о нашем решении насчет свадьбы. Отец разводит руками, смеется и дает нам свое благословение. Мы возвращаемся к разговору о витражах, но через какое-то время я обнаруживаю, что Феанаро куда-то пропал. Около дома мастера большой сад, и я, приглядевшись чуть внимательнее, обнаруживаю следы Феанаро. Они ведут на другой конец сада, где я нахожу его в окружении отары овец. Овцы просто невероятные - огромные, густорунные и размером с теленка. К моему удивлению, Феанаро проявляет к ним искренний, хотя и чуточку насмешливый, по своему обыкновению, интерес. Но зачем ему овцы?
  Где-то рядом раздается голос Финвэ - как удачно. Мы с Феанаро хватаемся за руки, бежим к королю и повторяем ему слова, уже сказанные отцу.
  Но Феанаро неожиданно добавляет:
  - А почему нам не пожениться прямо здесь? Все равно мы никого особо не хотели звать.
  Мы с Финвэ удивлены, но я, конечно, скорее рада, хотя такое решение будет значить, что свадебное платье, что шьет Фаэлин, так и не пригодится.
  - Но как же кольца? - недоумевает Финвэ.
  - А вот Фаэлин их и привезет, - как ни в чем не бывало заявляет Феанаро.
  Что мне оставалось, как не сотворить осанвэ с сестрой? Насмешливое изумление было мне ответом - но и обещание поторопиться изо всех сил, раз уж нам так не терпится.
  Среди деревьев мелькает серое платье, лиловое покрывало. Владычица Вайрэ. Ну как же сегодня все удачно складывается! Я снова беру Феанаро за руку и веду за собой.
  - Я хотела просить Владычицу Вайрэ провести обряд, - говорю я. - Ты не против?
  - Да нет, - пожимает он плечами.
  Валиэ в ответ на нашу просьбу смотрит внимательными, ясными, но непроницаемыми глазами и негромким, чуть замирающим голосом, дает согласие. Мы собираем вместе всех присутствующих родителей и делимся своими планами. Присутствие Индис на свадьбе не обсуждается, впрочем... я тогда, положа руку на сердце, забыла о супруге короля, но забыли ли о ней Финвэ и его сын или согласно промолчали, - так и не узнала.
  Но в любом случае Феанаро опять помрачнел и, когда я спросила, что стряслось, угрюмо ответил:
  - Плохие воспоминания.
  И вскоре куда-то незаметно ушел.
  На сердце у меня стало сумрачно, и пока не приехала Фаэлин, я не находила себе места.
  Но вот, в уговоренный день, ни свет ни заря будит меня радостный крик Феанаро, который зовет меня по имени, и, выглядывая из окна, я вижу во дворе своего любимого в окружении трех овец, что так ему глянулись.
  - Ванъар подарили, - сообщает он, довольно ухмыляясь. - Конечно, только после того, как я пообещал не использовать их пушистое сокровище в кулинарных целях.
  Волей-неволей приходится вставать, одеваться, причесываться и идти собирать гостей. Когда мы все (включая овец, с которыми Феанаро наотрез отказался расставаться) добрались до выбранной для обряда поляны, из обрамляющей ее рощи возникла Вайрэ и плавным неторопливым шагом приблизилась к нам - и на лице ее отразилось искреннее удивление при виде трех холмов шерсти. А уж после того, как Феанаро рассыпался в извинениях за столь странных свидетелей свадьбы, я и вовсе увидела невероятное зрелище - улыбку Ткущей Судьбы, чуть неловкую и странную, непривычную, но тем не менее светлую и приятную.
  А потом гости выстроились вокруг нас полукольцом, и Вайрэ подняла возникшую у нее в руках серебряную чаши и сказала слова напутствия. Я не помню их все, но в какой-то момент Владычица примолкла и, глядя на нас удивленно и радостно и серьезно, сказала:
  - Вы светитесь. Вы и вправду светитесь. Сохраните же этот свет. И ваш смех и веселье, - во второй раз за этот день улыбнулась Валиэ. И, отпив из чаши, передала ее нам.
  Мы взяли ее одновременно в свои ладони, и Феанаро сказал - как было в его обычае - просто и прямо:
  - Я люблю тебя, Нэрданель, и в знак этого пью из этой чаши.
  Он был так серьезен и смотрел на меня так, что я едва не забыла заготовленные для обряда слова:
  - Если ты упадешь - я тебя подниму, если ты замолчишь - допою твою песню; зажгу путеводный огонь, если ты потеряешься во мраке; поднесу чашу воды в пустыне; во льдах и снегах укрою своим плащом. Я вверяю тебе свою любовь и свою судьбу, Феанаро Куруфинвэ, да будут наши судьбы отныне сплетены воедино.
  Я отпила пряного сладкого вина, мы неловко надели друг другу кольца и стали мужем и женой. Почти.
  Чаша пошла по кругу, и гости говорили прекрасные и добрые слова - но я опять их не помню (ну кроме того, что нам пожелали много детей, и Феанаро со смехом обещал догнать и перегнать отца), а когда последний гость пригубил вино, Феанаро схватил меня на руки и закружил, и я смеялась и кричала от радости.
  - Ну а теперь можно и повеселиться! - воскликнул Феанаро, опустив меня на землю. - Ребята, хватаем по овце!
  И вот мой новоиспеченный и, по всем признакам, от этого факта ничуть не изменивший себе муж и двое его самых бесшабашный друзей оседлали по несчастной овце и прямо тут, на поляне, устроили скачки. Вот уж не ведали доверчивые Ванъар-дарители об изобретательности Феанаро Куруфинвэ.
  Я сокрушала и смеялась одновременно. Наконец лихие наездники натешились и побрели обратно, и Финвэ, тоже отсмеявшись, сказал - неожиданно, но тем не менее к месту и ко времени:
  - Нэрданель, жить с моим сыном будет очень непросто. И даже, наверно, нелегко, ты знаешь.
  - Да, государь, - согласилась я после мига молчания. - Зато никогда не будет скучно.
  Подошел объект нашего разговора - разгоряченный, растрепанный и довольный.
  - Я же говорил тебе, что хочу сделать этот день незабываемым, - широко улыбнулся он и обнял в ответ на мое сокрушенное качание головой; впрочем, он понимал, что я не сержусь и не обижаюсь.
  - Я хочу поговорить с Владыкой Намо, - заявил он неожиданно - и опять-таки очень кстати.
  - Мне ехать с тобой?
  - Нет, не стоит. Жди меня дома.
  Он еще раз поцеловал меня, оседлал коня и умчался в сторону гор, где высилось жилище Намо.
  А я стала собираться с духом, чтобы задать вопрос Вайрэ. Я так страшилась, что если бы Валиэ не посмотрела на меня в этот момент, я бы так и промолчала - до поры до времени.
  Но она обернулась и взглянула на меня.
  - Владычица, я хотела задать тебе вопрос.
  Внимательный, непроницаемый, но располагающий взгляд серых глаз.
  - Я теперь вошла в необычную семью. В ней уже дважды нарушались законы, которые мы считали незыблемыми. Значит, эти законы могут быть нарушены снова. И не только эти.
  Печаль и твердость в прозрачном взгляде.
  - Мы надеемся и верим, что такое не повторится.
  Что ж, я не ждала другого ответа, не ждала пустых обещаний - но разве от этого легче?
  - Не тревожься, дочь Махтана. - Валиэ протягивает бледную руку и сжимает мою ладонь. - Но если тяжкие думы не оставят тебя - приходи ко мне, когда захочешь. Или к сестре моей Эстэ и брату Ирмо.
  Я молча киваю, и Валиэ уходит.
  Я сажусь на коня и еду обратно в Валимар. Настроение у меня и радостное и тревожное, и вместе эти два чувства только усиливают друг друга.
  Но у дверей меня встречает Айкалиндо и заводит разговор, который несказанно радует и смешит меня.
  - Нэрданель, - начинает он, - я могу задать тебе личный вопрос? Только между нами?
  - Ну пробуй, - приглашаю я, заинтригованная его неожиданно смущенным и загадочным видом.
  - У твоей сестры... у Фаэлин... есть мэльдо? - наконец выговаривает этот во всех других отношениях отважный Нолдо.
  - Нет вроде бы, - улыбаюсь я во весь рот. - По крайней мере, мне ничего не известно... но я могу узнать.
  Он неловко улыбается.
  - Да, я вот об этом и хотел тебя попросить.
  - Хорошо, договорились, - я ободряюще хлопаю его по плечу и, все еще улыбаясь, иду помогать готовить праздничный обед.
  Спустя какое-то время я выглядываю в окно - и вижу Феанаро и Финвэ. Они сидят под раскидистой березой на краю луга, который начинается за оградой. Оба сидят ко мне спиной - Феанаро то и дело поворачивает голову к отцу, так что я вижу его резкий и гордый профиль - и явно ведут серьезный и доверительный разговор. Я возвращаюсь к своим делам, но нетерпение охватывает меня все сильнее, и, когда Фаэлин приносит наконец-то сплетенные и очень красивые венки, я хватаюсь за этот предлог, благодарно чмокнув сестру, надеваю один из венков, скидываю башмаки и, как можно тише ступая, направляюсь к двум фигурам вдалеке - о Ауле, у них даже спины похожи! И не очертаниями, вовсе нет - выражением!
  Я подхожу совсем близко, со стороны Феанаро, и Финвэ краем глаза успевает заметить меня, подняв голову, понимающе улыбнуться, и я надеваю на голову Феанаро венок в тот самый момент, как он поворачивается, чтобы проследить за взглядом отца.
  - Простите, если помешала, но вы еще долго?
  - Да нет, - с готовностью поднялся на ноги Феанаро. - пожалуй, все нужное мы уже сказали... спасибо за разговор, отец.
  Финвэ тоже встал, обнял сына, потом чуть отстранил, посмотрел внимательно, улыбнулся нам обоим и молча ушел в дом.
  - Ну что - пойдем? - спросила я.
  Феанаро взял меня за руку и сказал - по привычке негромко и чуть насмешливо, и в то же время необычно проникновенно и светло-радостно:
  - Пойдем.
  И мы пошли по луговым травам, сквозь золотое, пряное и сладкое, как мед, сияние дня - навстречу своей судьбе и своему счастью.
  
  *******
  
  Следующий год мы были увлечены обустройством нашего нового дома - мы построили его совсем рядом с домом моих родителей, что было оправдано с любой стороны. Было так увлекательно начинать все с нуля и видеть, как замысел расцветает под нашими руками - как взлетают ввысь арки, завивается роспись на стенах, ловят первые лучи Дерев пестроцветные стекла и полнится игрушками детская комната. Феанаро в те дни словно забыл о прочих своих делах и неутомимо придумывал и делал все более затейливые игрушки, словно пытаясь заглушить тот трепет и волнение, с которым он ждал первенца.
  Я, конечно, тоже волновалась, но как-то иначе и почему-то гораздо меньше - словно мне была дарована некая сила, власть и знание, которых был лишен Феанаро. Я каждый раз хотела спросить маму об этом - и каждый раз забывала.
  В любом случае, в те дни я стала более задумчива, и слушать других и размышлять, сидя над рукоделием, стало мне особенно по душе. Да-да, я занялась истинно женским занятием, и даже небезуспешно - иначе вряд ли дождалась бы похвалы от сестры, неизмеримо более искусной в шитье и поначалу настроенной очень критично.
  И вот однажды я, возвращаясь домой от отца, увидела у дверей две высоких фигуры в серебристых одеяниях - и в тот же миг, неизвестно откуда, все поняла.
  - Пора, - сказала Вайрэ.
  - Час пришел, - откликнулась Эстэ. - Собирайся, Нэрданель, мы проводим тебя.
  Я поднялась к себе, переоделась, собрала то, что могло понадобиться и, выходя на улицу, столкнулась с Феанаро - бледным и потерянным.
  - Пора, - сказала я, чувствуя, как меня заполняет не волнение, нет - восторг предчувствия, острый, но прекрасный. И свет и тепло, словно во мне разгорался некий светильник.
  - Я могу пойти с тобой? - заглядывает Феанаро мне в лицо.
  - Да, - отвечаю я после согласного кивка обеих Валиэр, и мы неспешным шагом направляемся через луг между нашими домами куда-то в леса. По пути на тропинке нам встречается отец - как хорошо, как славно! - смотрит на нас счастливыми, добрыми и внимательными глазами.
  - Пора? - спрашивает он.
  - Пора, - говорю я, не в силах удержать улыбку.
  Отец обнимает меня бережно, но крепко своими сильными руками, целует - и сердце мое тает от нежности.
  - Удачи тебе, девочка.
  Мы проходим еще какое-то расстояние; наконец Эстэ протягивает руку.
  - Туда, - говорит она. Вайрэ согласно кивает и, взяв меня под локоть, направляет вперед. Феанаро делает движение, чтобы следовать за мной, но Вайрэ жестом останавливает его.
  - Тебе дальше нельзя. Некоторые вещи ты не должен видеть и слышать.
  Феанаро одновременно хмурится и теряется. Я поворачиваюсь к нему.
  - Тебе страшно?
  - Да, - откровенно отвечает он.
  - Не бойся, все будет хорошо, - говорю я. Еще бы - меня сейчас переполняет такая сила! Я словно сосуд, полный горячего золотого вина, еще немного - и оно прольется в подставленные миром ладони.
  Мы втроем уходим в лес, расстилаем принесенные покрывала, ставим кувшины, кладем стопку полотна. Я раздеваюсь, неторопливо опускаюсь на покрывала, уже чувствуя, как новая жизнь встрепенулась внутри меня. Валиэр становятся на колени по обе стороны от меня.
  - Ты можешь взять меня за руку, - говорит Вайрэ. - Не бойся, в том, что сейчас произойдет, нет ничего болезненного и страшного, просто - позволь ему быть.
  - Я не боюсь, - отвечаю я; угасающий свет Лаурелин льется мне в глаза сквозь лесной полог, и душа взмывает вверх. - Я лишь хочу, чтобы судьба его была достойной и прекрасной.
  - Она будет достойной, - после краткого молчания произносит Валиэ, - это я обещаю, и высокой будет она. Хоть и нелегкой.
  - Пусть так, это уже много, - говорю я и на какое-то время теряю способность мыслить и говорить связно, а когда все кончается, кто-то из Валиэр протягивает мне мокрый гукающий сверток, и на меня смотрят внимательные, хотя, конечно, еще немного блуждающие серые глаза.
  - Мальчик, - замечает, улыбаясь, Эстэ. - Впрочем, ты ведь это знала - знала с самого начала.
  И я уже не могу сдержать счастливого смеха.
  - Он рыжий, - удивленно и радостно говорю я.
  - Да, рыжий, - подтверждает кто-то из Валиэр. - И похож на тебя.
  Я смотрю в лицо сыну, смотрю прямо в душу.
  - В нем пламя его отца, - добавляю я.
  О, Феанаро!!! Он же там, наверно, весь извелся!
  Эстэ уходит обратно по тропе, а я понимаю, что вполне способна встать - то ли так бывает всегда, то ли присутствие Валиэр помогает, то ли не зря меня прозвали Нэрданель. Но и в самом деле: накормив сына, я - конечно не без помощи Вайрэ - встаю, одеваюсь, и мы выходи навстречу Феанаро. на лице его смешались и гордость, и счастье, и недоверие, и изумление.
  - Твой сын, анаринья, - говорю я; он заглядывает внутрь свертка - и расплывается в улыбке.
  - Он рыжий! И похож на тебя, - повторяет он слова Вайрэ.
  - Но в нем твое пламя, - повторяю я свои.
  - И твое тоже. - Феанаро смотрит мне в глаза, потом обнимает за плечи и целует. - Спасибо тебе.
  Я льну к нему.
  - И тебе тоже.
  Феанаро собирает вещи, и мы идем домой; Валиэр неслышно скользят за нами.
  По пути мы мало говорим, но, приближаясь к дому отца, откуда нам навстречу высыпает вся семья и толпа друзей, мы с готовностью отвечаем на приветственные крики и вопросы:
  - Сын!
  - Первый внук Нолдарана!
  - Нэльафинвэ Феанарион!!!
  
  ******
  
  Он рос быстро, очень быстро, и чем старше становился, тем больше я радовалась, тем сильнее гордилась. Так удивительно было смотреть, как в нем отражаются и преломляются наши с Феанаро черты - рассудительность и смешливость, достоинство и гордость, упорство и легкость нрава, терпеливость и горячность. За что бы ни взялся наш сын, у него все получалось - плавать, петь, пилить дрова, читать следы зверей; мир под руками Феанаро горел и звенел, как раскаленный металл - наш сын касался мира и начинал звучать с ним в согласии, ясно и звонко, как хрусталь.
  А вскоре он стал пропадать в мастерской моего отца, и тогда стало ясно (особенно когда они стояли рядом), что не только от родителей берут дети свои черты.
  И вот однажды, когда Нэльо на целую неделю застрял у деда, и в нашем доме воцарилась тишина, словно в дни после свадьбы, мы с Феанаро решили прогуляться по Тириону. Снова стояло лето, и наши сердца опять затрепетали, как легкокрылые бабочки; не знаю, случайно или нарочно, я одела в тот день то же платье, в котором мы играли нашу скоропалительную свадьбу, но наверняка оно добавило к чарам того дня. Мы бродили по Тириону (весьма разросшемуся за время нашего супружества), упоенные близостью друг друга, переплетя пальцы, и не понимали - то ли это воздух поет, то ли наши сердца обратились в птиц и вспорхнули на ветви. Мы как раз проходили по тенистой и пустой аллее, где даже несмотря на свежий воздух, мне было тяжело дышать от волнения, когда Феанаро сжал мои пальцы, привлек к себе и, вдыхая запах моих волос, прошептал прерывающимся голосом:
  - Нэр, я хочу, чтобы ты подарила мне еще одно дитя.
  Радость и сладкая тревога окончательно лишили меня дара речи, и я смогла только согласно кивнуть.
  Случайно - или волею судьбы - неподалеку оказался старый дом Феанаро, куда он отселился перед второй свадьбой Нолдарана и куда до сих пор изредка пропадал или использовал для встреч с друзьями наедине; дом стоял на отшибе, посреди густой рощи - в общем, случайный прохожий нам не грозил.
  - Ну вот, пускай они теперь нас поищут, - ухмыльнулся Феанаро, пинком распахивая дверь и внося меня на руках в прохладный полумрак.
  И пустой дом надежно укрыл нас от всего мира не на один день...
  
  *******
  
  - Что за птица поселилась в этом доме? - разносится с порога звучный веселый голос отца. - Кто тут поет дни и ночи напролет, так что мне слышно даже в кузне?
  Как бы мне хотелось сказать, что я "выпархиваю" ему навстречу, но нет, увы - я весьма неуклюже спускаюсь вниз, потирая ноющую поясницу. Отец, завидев меня, поспешно взбегает по ступенькам и, заботливо поддерживая, помогает спуститься.
  - Нет, папа, никаких птиц мы не заводили, - поясняю я. - Да и мне с каждым днем петь все сложнее, - поглаживаю я живот в знак подтверждения. - Но маленькому это так очевидно нравится, что я стараюсь.
  - Опять сын? - улыбается отец.
  - Пока что да, - усмехаюсь я в ответ. - Феанаро ведь обещал перегнать Финвэ, так что жди и третьего внука, дедушка.
  - Главное - чтобы сам король остановился на достигнутом, иначе его потомки заполонят весь Тирион, - заключает отец.
  И мы, от души веселясь, отправляемся гулять.
  
  ******
  
  Когда пришел срок, я сказала Феанаро, что хочу рожать в Альквалондэ - теперь-то ясно, что это было непростое желание, но тогда я просто понимала, что так надо и, конечно, не могла доискаться причины. Феанаро удивился, но не сильно, и заявил, что на этот раз мы обойдемся без помощников, и он сам со всем справится.
  Так что мы вдвоем загодя приехали к морю, в гостеприимный дом Инкатирно, и Канафинвэ Феанарион родился среди скал и песка, под шум прибоя и крики чаек, и, вдохнув соленый морской воздух, первым делом он увидел отца, а за его спиной - безбрежный океанский простор.
  Феанаро, конечно, справился.
  Он со всем справлялся, за что брался с решительной и открытой душой.
  А Кано, требовательный и громогласный, согласно данному имени, неизменно затихал впоследствии на руках отца.
  
  ******
  
  Наше шутливое предположение оказалось верным - он рос страстным и пламенным, хотя пламя это было особого свойства. Он без устали зубоскалил и шутил, любил забавы, где надо было проявлять силу и ловкость. Но чувства его были глубоки и сильны и тонки, и душа его была богата переживаниями, как море - оттенками.
  Его печаль была всеобъемлюща и пронзительна, его радость - заразительна, восторг и увлеченность - неотразимы, гнев - безудержен. Но чем старше он становился, чем сильнее, глубже и тоньше становились его чувства, тем реже он их проявлял, тем меньшему количеству близких доверял - словно опасался передать из рук в руки переполненную чашу. А потому казался временами легкомысленнее Нэльо. Но когда он говорил о серьезных вещах, речи его были ясны, просты, верны и мудры, как небо над головой.
  Конечно же, он рано начал говорить; при этом его влекло не просто звучание слов или возможность выражать ими свои мысли, но то, что стояло ЗА словами, та слышная только духу музыка, которая есть звучание мира, есть Великая Песнь.
  И когда он познал истинное звучание большинства слов, тогда и только тогда он стал творить свои песни и музыку.
  Он рос вождем, который ведет за собой силой слова.
  Он вырос вождем, который ведет за собой силой духа.
  Он вырос сыном своего отца.
  
  ******
  
  Последовавшие годы заново наполнились для нас, как в дни юности, исканиями и совершенствованием своих дарований, причем - и рождение детей не могло не сыграть свою роль - наше с Феанаро мастерство обретало новую глубину, новые оттенки. Мы стали чаще пропадать в мастерских и на просторах Валинора и реже видеться, но такая жизнь была похожа на линии в сложном узоре, которые расходятся, но снова и снова переплетаются, создавая все новую красоту.
  И даже то, что Феанаро со временем стал более задумчив и чуть чаще впадал в мрачное настроение, не могло бросить тень на те деятельные и радостные дни.
  Как-то незаметно росли и взрослели дети, особенно чужие - вот Арафинвэ все чаще гостит в Альквалондэ, и ни для никого не секрет, что влекут его туда не только корабли, и вот уже Нолофинвэ празднует свою свадьбу с Анайрэ.
  Тот вечер в садах Валимара...
  Теплый воздух дышит покоем, сумерки сияют трепетными огнями.
  Мы с Феанаро стоим среди гостей, тесно обнявшись, со светильниками в руках, у наших ног свернулся клубочком на отцовском плаще сонный, усталый от впечатлений Кано, Нэльо стоит по правую руку от отца - статный, полный достоинства, весь устремленный куда-то вперед и вверх.
  И в шелестящей тишине, с просветленными, серьезными и счастливыми лицами, жених и невеста говорят свои речи.
  И у меня по щекам текут слезы, потому что сердце не способно вместить, удержать все пронзительное блаженство момента.
  И я просто теснее льну к плечу Феанаро, и он так же нежно и сильно привлекает меня к себе.
  И мы смотрим и слушаем, как на наших глазах сплетаются воедино еще две судьбы.
  
  *******
  
  - Я хочу устроить мистерию, - говорит отец, делая пометки касательно нового венца, который я зашла примерить.
  - Мистерию? Ммм, какую? Зачем?
  - Меня часто спрашивают о вдохновении, о природе творчества, о том, как рождаются и воплощаются идеи. Вот я и решил попробовать рассказать это всем, кто захочет слушать, и главное - показать.
  Удивительная мысль, хотя она не может не впечатлить.
  Я так и говорю вслух.
  - Тебе нужна моя помощь, отец?
  - Да, конечно, раз это тебе самой интересно. И если тебе не будет слишком трудно, потому что подготовка займет изрядно времени, - глядит он на мою опять потяжелевшую фигуру. - Хотя, судя по тому, как часто и долго ты пропадаешь в лесах, сил у тебя предостаточно, - улыбается он.
  Я подмигиваю ему.
  - Я сама диву даюсь, - признаюсь я, - но стоит мне оказаться под лесными сводами - и становится легче дышать, и тело наполняется силой. Даже чувства обострились настолько, что скоро я смогу идти по следу ночью с закрытыми глазами. Меня уже принимали за деву Оромэ пару раз, - улыбаюсь я. - Но ты расскажи побольше о мистерии.
  И отец рассказывает, и это действительно красиво и необычно - и в то же время как-то... правильно. И вот в течение многих дней мы встречаемся, обсуждаем детали, договариваемся с музыкантами и мастерами.
  А в назначенный вечер, на огромной поляне под сводами величественных сосен собирается множество Эльдар Тириона, Валимара и даже Альквалондэ. Везде трепещут желтые цветы свечей, и отец, встав в центре, говорит слово о том, почему мы все здесь, и что сейчас произойдет. Все стихает, и среди бронзовых стволов раздаются чеканные, тревожные, исполненные силы строки, в которые потихоньку вплетается такая же глубокая, будоражащая душу мелодия
  
  Он замолкает, и музыканты тоже, и все мы молчим в ожидании. И пауза длится и длится - до тех пор, пока я не начинаю слышать некую музыку - не ушами, нет - душой и сердцем. На лицах собравшихся постепенно отражается то же самое чувство, и когда вперед выступает фигура, задрапированная в летящие одежды, даже я не сразу признаю свою мать - так искренне я ожидала появления кого-то из Айнур.
  Она идет к отцу, держав сложенных ладонях зажженный огонь (мы долго ломали голову, как этого добиться), и отец, глядя на нее широко открытыми, пытливыми глазами, ждет приближения Вдохновения. Вот она уже совсем рядом, и отец трепетным и робким, но полным желания и жажды жестом протягивает свои ладони. Трижды ему дарован огонь - и трижды он гаснет у него в руках.
  А после этого затухает он и у Видения, и она тихо и печально уходит.
  Отец стоит, понурив плечи, с погасшим взором, пока тишину не начинает наполнять ритм сердца барабанов, низкое, тянущее душу гудение басовых флейт, летящий вверх голос скрипок.
  И отец танцует.
  Ох, как он танцует.
  Я так редко вижу это действо (даже во время подготовки не выпало ни одной возможности), что совершенно очарована и восхищена - что уж говорить про остальных, кто видит подобный танец впервые.
  Это очень мужской танец, полный энергии и мощи; он резок, как изломы скал, глубок, как небо над холмами, стремителен, как горные потоки. Он летит вслед музыке, подстегиваемый ее ритмом - и сам воспламеняет ее, сливаясь в едином вихре, в одном потоке. Зрители стоят как статуи, завороженные, и я сама, затаив дыхание, жду вершины действа.
  И когда музыка наполняет, кажется, лес и небо над нами, когда танец уже звенит, как натянутая струна, отец вдруг падает на колени, словно исчерпав все силы; музыка чуть стихает, замирает, но она полна предчувствия; и вот, меж ладоней отца, упавших меж колен, разгорается тот огонь, к которому он так стремился. Музыка волнами поднимается к мерцающему куполу неба, и...
  И тут происходит... я не знаю, что это... я не знаю, предвидел ли это отец... сначала я пугаюсь, но потом понимаю, что мне не мерещится, и - уж не знаю, чьей волей - свершается нечто, на что мы не рассчитывали.
  Потому что огонь из рук отца начинает струиться выше, струистые языки скользят и вьются вокруг его плеч, трепещут вокруг тела, прозрачными вымпелами охватывают ноги.
  Но ярче всего горит средоточием Вдохновения его сердце, и волосы, переплетенные с пламенем, и глаза, чей взгляд сейчас почти невозможно выдерживать.
  И когда взлетает ввысь последний аккорд, огонь растворяется в воздухе призрачными бабочками, но еще несколько мгновений в ладонях отца трепещет то, что нельзя назвать просто пламенем, ибо это - нечто большее.
  Я подхожу к отцу и вижу, что он ошеломлен не меньше нашего, и когда раздаются первые голоса, взволнованные и пораженные, отец приходит в себя и таким же неверящим и удивленным взглядом, который я ощущаю в своих глазах. Но только в глазах отца все еще бьется и струится тот другой, изначальный огонь.
  И отблеск этого пламени жил в них еще много дней.
  
  
  *******
  
  Пасмурный день поздней осенью. Мы всей семьей собрались в доме отца - причем Айкалиндо, обсуждающий с мамой полезные свойства водорослей и усердно переглядывающийся с Фаэлин, в скором времени - по всей видимости - станет членом нашей семьи уже во всех смыслах этого слова.
  Феанаро рассеянно играет в башни с Кано, а Нэльо увлеченно слушает - в какой раз уже - рассказы деда о Великом Походе. Я, пользуясь случаем, делаю наброски его лица и головы для будущей статуи и вполуха слежу за повествованием отца. За окном носится грозящий дождем холодный буйный ветер, заставляет скрипеть и метаться темные силуэты деревьев, и от этого тревога, которую неизменно рождают во мне предания тех дней, становится только сильнее и острее. Но никто, кроме меня, похоже, ничего подобного не испытывает, наоборот: вот уже и Кано все чаще поворачивается к деду, и Айкалиндо то и дело задает вопросы, и глаза Нэльо горят восхищением и пытливым огнем.
  И отец говорит о светлом озере Куйвиэнен, о восторге познания мира, о густых лесах, о первых словах, о звездах, что горят в небе ярче Телпериона; лукаво улыбаясь говорит он о первых свадьбах и первых детях; о могучих горах, закрывающих полнеба, и о дружбе с Великим Оромэ.
  Так почему же мне становится все неуютней, и в какой-то момент вообще хочется крикнуть: "Молчи, отец! Не надо больше!"? Я не выдерживаю, поднимаюсь, подхожу к окну и распахиваю его настежь. Влажный воздух врывается мне в легкие, и я понимаю, что лицо у меня горит, словно опаленное огнем горна. Я опираюсь руками о подоконник и бездумно гляжу в сумрак, рассуждая, что это скоре всего следствие моего положения и неудачно сложившихся обстоятельств.
  Рука Феанаро обнимает меня за плечо.
  - Что случилось, малыш?
  Я не хочу говорить о том, как испугалась теней собственного воображения, не хочу тревожить его понапрасну. А потому говорю только:
  - Тяжело на сердце, anarinya, беспокойно.
  Он встает сзади и обнимает меня обеими руками, прижимаясь щекой к виску.
  - Ну что ты, малыш, это все гроза. Просто гроза. - Он целует меня, мой муж, и его сила и спокойствие немного передаются и мне. - Или ты хочешь сказать, что моя мудрая жена, моя отважная Нэр, испугалась какого-то ветерка и дождика?
  О, мой неизменный насмешник Феанаро!
  Я легонько пихаю его локтем, и он тихо смеется, еще крепче обнимая меня.
  - А может тебе пора ложиться отдыхать? - озабоченно сведя брови, заглядывает он мне в лицо.
  - Нет-нет, я постою еще здесь, от свежего воздуха уже легче.
  И мы стоим так вместе, пока гроза не уходит в море, оставляя залитый серебристым, промытым дождем сиянием Телпериона мир.
  А ночью мне снится сон, который по пробуждении я тщетно пытаюсь вспомнить.
  
  Я заканчиваю статую Нэльо и отхожу назад, чтобы полюбоваться - и вижу, что она похожа и непохожа на мой замысел: откуда-то взялись взметнувшиеся от ветра волосы и плащ, и тревожная морщинка меж нахмуренных бровей, и резкий гордый поворот головы.
  Это не Нэльо... не совсем Нэльо... это Феанаро!.. камень словно плывет, обретая черты то моего сына, то мужа.
  А потом статую охватывает огонь - но не трепетные языки Изначального огня, что явился нам на мистерии, а неистовый пламень.
  А потом в руках - Феанаро? Нэльо? - разгорается сияние, краше которого я не видела, и в его лучах на лице статуи мешаются восторг и боль. А потом она смотрит на меня, и свет и покой нисходят в ее черты, и она протягивает мне в сложенных ладонях это сияние.
  И оно растекается и заполняет все вокруг пронзительным, как страдание, счастьем и радостью...
  
  Этот сон обрушивается на меня во всех подробностях и красках, когда воинство Валар возвращается в Аман после Войны Гнева...
  
  
  *******
  
  
  Тем вечером все куда-то разошлись, так что некому было сказать мне: "Нэрданель, не уходи слишком далеко, будь осторожна" - и я решила воспользоваться случаем, оделась в нарочно пошитый охотничий наряд и отправилась в леса Оромэ.
  Я шагала меж стройных колонн, окутанных шелестом и шорохом и каким-то журчанием и звоном - то ли листья постукивали друг о дружку, то ли сок прокладывал путь по древесным жилам. Мягко подавали голоса отдельные пичуги, и их трели падали среди мха зелеными огнями светлячков. Запах мха и трав, хвои и цветов пьянил лучше вина, и я шла, плутая, не разбирая дороги, отдавшись в руки Оромэ и Йаванны.
  Сильный спазм застал меня совершенно врасплох, дыхание перехватило, и я едва успела опереться о дерево, чтобы не упасть. Отдышавшись, я потихоньку выпрямилась, сделала несколько шагов по направлению домой (что-что, а направление я держу при любых обстоятельствах), и меня снова скрутило, и я упала на колени. Спазмы шли чередой, я знала, что так бывает, но когда по моим ногам заструилась горячая влага, я поняла, что час настал. И тут растерянность и опасение как-то отступили перед удивлением и восторгом, и я, криво улыбаясь, произнесла вслух, обращаясь к малышу:
  - Ну что ж, весь этот год ты гонял меня в лес и не мог придумать лучше времени и места. Но что ж ты не дождался срока, торопливый мой?
  Я поспешно разделась, расстелив одежду, как могла, на мягком мхе, и воззвала к Владыкам леса:
  - Помогите, о Пресветлые, появиться на свет тому, кто избрал местом своего рождения ваши леса, и одарите его своим покровительством.
  - Не волнуйся, Нэрданель, я здесь. - Ясный сильный голос, такие же сильные, заботливые руки, коснувшиеся моей руки; ощущение щедрой, светлой, бьющей через край силы, жизни, покоя, тепла. - Твой сын придет к нам через краткий срок, и не будет ему равных среди свиты Оромэ. А в дар от нас он получит способность понимать язык зверей и птиц.
  - Благодарю, Владычица, - едва успеваю ответить я, прежде чем привлеченный такими обещаниями мой сын устремляется в мир...
  
  Вот так и вышло, что Тьелкормо Феанарион первым получил материнское имя, получил его при рождении и долгое время носил только его.
  
  Феанаро куда-то надолго пропал, дети тоже разбежались кто к деду, кто по друзьям, и тишина собственного дома начала тяготить меня, а когда спустились вечерние сумерки, сидеть на месте стало совсем невмоготу, поэтому я отправилась в дом Финвэ - узнать о муже и потому что Король неизменно был добр ко мне и отзывчив.
  Я увидела обоих сразу же, как вошла - они тоже оглянулись, заметили меня, но лица у обоих были такие серьезные, что я решила подождать подходить и дать им закончить разговор.
  Но мой чуткий слух сыграл со мной печальную шутку, и я услышала слова Феанаро, не предназначавшиеся мне:
  - Отец, я просил у Владыки Ирмо дозволения остаться в Лориэне... остаться навсегда... но мне было отказано в моей просьбе.
  Небо обрушивается на меня, на месте сердца остается пустота, куда я падаю, потеряв опору, как в бездонный колодец. Я ничего не вижу, больше ничего не слышу, я не знаю, как добираюсь до дома; моего разума хватает только на то, чтобы захватить теплый плащ, прежде чем выйти на открытый балкон, навстречу холодной ночи. А потом я просто сползаю по одной из колонн на пол и сижу, пытаясь собрать хотя бы часть бритвенно-острых осколков, на которые в один миг разбилось мое счастье, моя душа. Моя жизнь.
  Какая же я жена ему, если он не доверился мне?
  Какая же я возлюбленная, если ничего не поняла и не почувствовала?
  Я не знаю, сколько так проходит времени, когда с улицы доносятся голоса:
  - Привет, мальчик!
  - Кто ты? - Второй голос. - Твое лицо кажется мне знакомым.
  Я почти вижу легкий ответный поклон.
  - Я - Тьелкормо Феанарион. - Ясный насмешливый голос моего младшего сына.
  Язвительный сдвоенный смешок.
  - Оооо! Еще один чудовищный отпрыск Феанаро! Весь в отца!!!
  Меня захлестывает ярость и боль сродни тем, что поднимают шерсть дыбом на загривке дикой кошки, когда та защищает своих детенышей.
  - Кто это сказал? - кричу я. - Пусть подойдет и повторит это в глаза мне, жене Феанаро и матери его детей!!!
  Новый наглый смешок.
  - Если оно тебе так надо - подойди сама!
  В мгновение ока я оказываюсь внизу, во дворе, на улице!..
  Но там - никого. Вокруг тишина и пустота. Я одна.
  Меня начинает бить дрожь, мне кажется, что я теряю разум. Я возвращаюсь на свое место на балконе, сажусь, обхватив себя руками, невидяще глядя на мерцающие среди ветвей рыжие окна соседнего дома.
  Почему?
  Что я сделала не так?
  Что мне делать теперь?
  Песок хрустит под чьей-то легкой и уверенной ногой, качнулась входная дверь - и на этот раз мне не чудится, потому что дом словно согрелся и наполнился тихим сиянием. С минуту этот огонек блуждает по дому, а потом раздается тревожный голос:
  - Мама! Где ты?!
  Натянутые до предела струны моей души начинают опасно дрожать, и я не нахожу в себе сил ответить.
  Но разве мое молчание может помешать ему?
  Темный стройный силуэт возникает в дверном проеме, мгновенно обнаруживает меня и в несколько шагов оказывается рядом; падает на колено, одной рукой обнимает меня.
  - Мама, что случилось?
  Его тепло, забота, любовь оказываются последней каплей. Сердце мое переполняется, и я плачу навзрыд, судорожно вцепившись в его руку. Он гладит меня по волосам, молча пережидая этот всплеск, потом целует меня куда-то в макушку, словно это я - его дитя, и снова спрашивает:
  - Мама, что стряслось?
  - То, чего я боялась, - с трудом выговариваю я. - И оттого, что я это предвидела, только больнее... и я ничего, ничего не смогла изменить!
  - Я могу что-то сделать?
  Я отрицательно качаю головой, и слезы снова льются из глаз. Сын опять крепко и нежно обнимает меня и не задает никаких вопросов, а просто говорит:
  - Как бы я хотел хоть чем-то помочь тебе.
  Я привлекаю его к себе, и на сердце у меня светлеет.
  - То, что ты есть у меня, то, что ты такой, как есть - это уже так много.
  И вот, в минуту, когда мироздание вокруг меня летит кувырком, я думаю о том, как прекрасен мой сын, какой гармонии исполнен он, и нет в нем изъяна.
  И в тишине и пустоте моего сердца ясным глубоким звуком раздается Имя.
  Майтимо.
  Какое-то время мы так сидим, моя боль, потеряв немного остроту, уходит вглубь, и мы начинаем говорить, болтать и даже смеяться, когда на улице возникает движение, раздаются громкие веселые голоса, пылают факелы, и я слышу, как Фаэлин зовет меня.
  Я отправляю Нэльо встречать их, поспешно вытираю следы слез со щек и спускаюсь вниз.
  В гостиной вокруг заново разожженного камина большая толпа, в центре - сияющие Фаэлин и Айкалиндо.
  Феанаро стоит на другом конце залы, напротив меня, полускрытый тенями, так что я не вижу выражения его лица и не могу понять, смотрит ли он на меня.
  - Сестрица, мы пришли сказать тебе, что решили пожениться, - улыбается Фаэлин, бросая лукавый взгляд на слегка ошеломленного и растерянного, но очевидно счастливого Айкалиндо.
  - О, это здорово, поздравляю вас.
  Мои слова наполовину теряются в приветственных кликах, но моя сестра в полной мере одарена той мудростью, которую приписывают и мне - и даже превосходит меня; она все замечает, подходит ко мне и тихо спрашивает:
  - Сестрица, разве ты не рада?
  - Рада, - отвечаю я. - Прости, но сердце мое сейчас полно печальных забот.
  Я пожимаю ей руку и ухожу, на дожидаясь расспросов, потому что не смогу утаить что-либо от Фаэлин, но сейчас не хочу говорить о происходящем. И уж тем более веселиться вместе с прочими.
  Я возвращаюсь на балкон, сажусь и жду в каком-то бездумном, бесчувственном покое.
  И дожидаюсь уверенных, но осторожных шагов, шелеста черных одежд.
  Он садится рядом - он на расстоянии протянутой руки. Любовь моя, пламя мое, рвущий мне сердце счастьем и болью.
  Мы долго сидим молча, пока слова истины не созревают в моей душе и не падают с губ признанием:
  - Если ты уйдешь, я умру просто от того, что не смогу выбирать между тобой и детьми.
  Короткая пауза понимания.
  - Но ведь я не ушел... мне не разрешили.
  Я наконец нашла в себе силы взглянуть на него.
  - Ты хотел... и ничего мне не сказал. Мне так больно, что ты не доверился мне. Не для того я пила с тобой из одной чаши...
  Горло у меня перехватывает, и я замолкаю.
  - Прости, что не сказал тебе. - Слова падают медленно, как сок из сломанной ветви. - Но вряд ли кто-то сможет мне помочь... это пламя, что горит во мне - оно пылает все ярче, я сам уже не могу с ним справиться. Чем больше я создаю, тем сильней оно жжет меня... и не приносят мне покоя творения рук моих...
  - Значит, нужен замысел, который потребует всех твоих сил и умений, который впитает твой огонь и принесет освобождение.
  - Может быть... я не знаю...
  Молчание.
  - Холодает... ты не поделишься со мной плащом? - спрашивает он неуверенно, словно мы не женаты уже много лет и нет у нас троих детей.
  - У меня есть идея получше.
  Я ухожу в дом и возвращаюсь с большим меховым одеялом. Мы закутываемся в него, подкладываем плащ под голову и лежим, рассеянно обсуждая все, кроме того, что мучает меня.
  - Я был на празднике в Валимаре, там были такие любопытные стеклянные шары со вставленной внутрь свечой. Их пускали плавать в воде, это очень красиво... но я задумался - как устроить так, чтобы их можно было переворачивать, не боясь затушить огонь?
  - Тогда лучше попробовать сделать и так, чтобы свет шел равномерно во все стороны.
  - Да, как свет Дерев например...
  Он замолкает, задумавшись, и потом и вовсе засыпает, а я лежу, глядя в серебряное небо, охраняя его сон, пока воздух не начинает обжигать мне легкие. Тогда я бужу Феанаро, и мы уходим в дом, расходясь по разным сторонам...
  
  ....
  
  Когда Феанаро проснулся поутру, Нэрданели рядом не было - не в первый раз, конечно, но потом он вспомнил, что было причиной. Он поспешно оделся и спустился на кухню, где уже хозяйничал Нэльо, успешно развлекая и не позволяя расшалиться младшим
  - Доброе утро, непоседы.
  - Папка, привет! - тигренком напрыгнул на него Тьелко.
  - Доброе утро, - блеснул улыбкой Кано.
  - Отец, там тебе записка... от мамы.
  Нэльо был так серьезен - но по-особому, так что заметил только Феанаро, - что мастер мгновенно почуял неладное. А прочитав записку применил такое ламатьявэ, какого сыновья до сих пор от него не слышали. И услышали снова только много лет спустя.
  - Отец, не сердись на маму и не расстраивайся, - справившись с ошеломлением, спокойно и твердо сказал Нэльо. - Она сказала, что уже скучает по нам и вернется дней через двадцать.
  - Ага, - подтвердил Тьелко, которому даже отцовский гнев был как с гуся вода, - и обещала попробовать достать мне перо орла Манвэ.
  Феанаро, хоть первый приступ бешенства уже прошел, все еще сверкая глазами посмотрел на сыновей - и увидел непреклонность Нэрданель, и ее мудрость, и ее азарт - но разделенные на троих.
  И тогда он молча развернулся и ушел.
  
  Это было началом конца.
  
  
  вместо эпилога
  
  Круг Судеб - величественны и прекрасны стоящие в нем троны и светильники, неизменно светлы и могучи сидящие в Круге Валар - но почему же так тяжко на душе, так темно? Или это потому что посланником пришел Майа Намо Мандоса? Или потому что не бывать больше радости в этом сердце?
  - Тебя призвали, Силлауриэн Нерданель Истарниэ, чтобы сообщить тебе решение о судьбе твоего мужа, Феанаро Куруфинвэ Финвиона, прежде, чем огласить приговор всему народу Эльдар. Первой ты услышишь его, ибо в первую очередь он касается тебя.
  Что это? Неужели мое онемевшее сердце снова болит? Неужели не испита еще до конца чаша моего горя?
  - Твой муж ныне пришел в Чертоги Ожидания. - Так вот почему все оборвалось во мне некоторое время назад - видно в самый час его гибели. Свет меркнет в моих глазах, и некому меня поддержать. - И мера совершенных им злодеяний такова, что никаким раскаянием не искупить их. А потому останется он в Чертогах Мандоса до конца этого Мира. Таков его приговор.
  Что же это? Почему? Почему больно вдруг так, словно режут по живому? Я ведь сама не пошла за ним - и до сих пор считаю, знаю, что была права, что Феанаро действительно преступил закон и многих увлек за собой.
  Но разве не закон также, что Эльдар любят только один раз в жизни, и брак их - навсегда? И эту связь не разорвать ни смерти, ни Судьбе?
  - А потому, Нэрданель, дочь Махтана, ваш брак считается расторгнутым, и ты вольна выбрать себе нового спутника жизни.
  И тут, услышав эти слова, я начинаю смеяться, словно в итоге потеряла разум, я смеюсь и плачу одновременно, и Валар, грозные и величавые, смотрят на меня не только с ошеломлением, но и с ужасом, с благоговейным страхом - словно они не в силах понять происходящее и более того - не в силах что-то сделать.
  И только в глазах Владычицы Вайрэ вижу я твердую мудрость, а в глазах Валиэ Ниенны - печаль о моей судьбе. О наших судьбах.
  И это странное молчание в итоге придает мне сил и успокаивает меня. Я выпрямляюсь и говорю неизвестно как не севшим и не охрипшим, а очень громким и ясным голосом:
  - Давным-давно, в золотом полдне Амана, давала я Феанаро Куруфинвэ клятву и пила с ним из одной чаши. Пусть пути наши разошлись, и его - привел во мрак, но только один муж может быть у жены, только один отец ее детям, и только одна любовь - в ее сердце. Я слышала слова освобождения - и отвергаю их. Пусть моим уделом станет ожидание - и верность. А если бремя его станет непосильным - да примут меня Чертоги, чтобы встретились мы с Феанаро вновь, дабы не разлучаться уже никогда.
  И все в той же тишине я разворачиваюсь и ухожу.
  В конце концов, ждать мне не вечность.
  А всего лишь до конца Мира.
  Я дождусь.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"