Чулкова Ольга Николаевна : другие произведения.

Спасите наши души

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ
  Ну, что же ты глядишь, тебя пока не бьют...
  Владимир Высоцкий
  
  К дому престарелых Лидию Григорьевну привез сын. Въезд на территорию был закрыт, сын вышел их машины, она не слышала, что он сказал охраннику, но шлагбаум поднялся, проехали, остановились около пятиэтажного здания. Никогда раньше не приходилось здесь бывать, она удивилась, что на территории много корпусов. Время приближалось к полудню, по дорожкам гуляли мужчины и женщины пожилого возраста, на скамейке сидели старушки. "Настоящая богадельня, - подумала она. - Так доживать свою жизнь".
  - Мама, я сейчас коляску достану, номер палаты мне сказали, тебя отвезу, сам пойду к директору, надо кое-какие дела уладить.
  - Сколько здесь народу, как жалко людей! Жили, работали, детей поднимали и под старость лет оказались в казенном доме. Как жизнь поворачивается! - с горечью произнесла Лидия Григорьевна.
  - Мама, тебя это не касается. В твоем состоянии не надо думать о грустном. Только положительные эмоции, врачи говорят, что это самое главное и, конечно, реабилитация.
  - Тогда на Луне надо реабилитацию проходить! Я же не могу закрыть глаза на жизнь.
   - Обустроишься, у тебя сотовый, интернет, журналов на пару дней хватит, потом еще привезу я или Татьяна. Будем постоянно на связи, три раза в неделю, не чаще, смогу приезжать, на прогулки буду тебя вывозить. Надо два-три месяца потерпеть, из депрессии выйти, реабилитация быстрее пойдет.
  - Миша, разве я не проходила реабилитацию в Москве, сколько денег потрачено, а результаты минимальны!
  - Что ты хочешь - инсульт. Восстановление длительное. Москва помогла, рука понемногу восстанавливается, нога придет в порядок. Все будет хорошо! Вера города берет!
  Лидия Григорьевна ничего не ответила.
  
  ***
   Полгода назад под утро она проснулась и провалилась куда-то. Пришла в себя, когда в ее квартире уже были дочь, сын, работники скорой. Она хотела спросить, но не смогла. "Мама, сейчас отвезут тебя в больницу. Все будет хорошо!"
  На третий день речь восстановилась, Лидия Григорьевна обрадовалась, поверила, что левые нога и рука тоже восстановятся. Но шли месяцы, изменений не было. В запасе у нее было триста тысяч рублей, почти все ушли на реабилитацию в Москве, но ходить она по-прежнему не могла. "Надо продолжать лечение", - говорил лечащий врач. - "Дорого! За три месяца все мои сбережения ушли, всю жизнь их копила". - "Это не ко мне, но, если хотите на ноги встать, то надо тратить, с собой на тот свет ничего не возьмете". - "Слышала, что там бесплатно все",- пошутила Лидия Григорьевна.
  Вечером, когда позвонила дочь, Лидия Григорьевна решила посоветоваться продавать ли квартиру, чтобы лечиться дальше.
  - Павел в твоей квартире живет, поругался с Вадимом, знаешь, они не ладят. Продашь квартиру, а что потом?
  - Мне же на ноги надо встать, мне 63 года, я хочу жить! В Израиль поеду или еще куда, где лечат инсульты!
  - А где потом жить!
  - Лечиться важнее, на потом не загадываю! На ноги бы встать, к нормальной жизни вернуться!
  - Миша за тобой завтра в Москву приедет, заберет домой, поговорим. Не надо пороть горячку.
  Дорога домой оказалась нелегкой. Сидеть на сидении автомобиля было трудно, неудобно, сын несколько раз останавливался в пути, разминал ей ноги, отодвигал сидение то ближе, то дальше, но все равно она измучилась.
  - Мама, поспокойнее, никак тебе не улажу. Я за эти три месяца намучился. Раз в неделю в Москву гонял, мне на работе замечания делают, что отпрашиваюсь часто.
  Лидия Григорьевна заплакала. Дома сын переложил ее на кровать, поставил на столик морс, воду, поменял памперс и сказал: "Скоро Паша из школы придет, покормит тебя, вечером я приду и Татьяна".
  Несмотря на усталость после дороги, уснуть не могла, с отчаянием думала, что никогда не будет ходить. Левой рукой она не могла держать сотовый, приловчилась правой и держать, и входить в интернет, и писать в соцсетях. Стала искать, во сколько обойдется лечение в Израиле. Нашла. Получалось, что если продаст свою двухкомнатную квартиру за два миллиона двести тысяч, то хватит почти на три месяца реабилитации в одной из клиник Израиля. "А если сдвигов не будет, то квартиры лишусь. К дочке не пойдешь, там зять такой, что пасынок с ним не уживается. У сына однокомнатная...
  Вечером после работы пришли сын и дочь, об Израиле она им даже говорить не стала.
  - Мама, у нас в геронтологическом центре берут на реабилитацию после инсульта. Я предварительно договорился, может, попробуем?
  - Сколько стоит?
  - Бесплатно! Директору, говорят, надо дать тысяч пятьдесят, чтобы взяли, конфеты, шоколадки массажистке и другим, но там лежать надо...
  - Не навсегда? Не отдадите же меня в богадельню?
  
  
  
  ***
  - Здравствуйте! - сказала Лидия Григорьевна, когда сын вкатил ее на инвалидной коляске в палату.
  - И тебе здравствовать! - ответила пожилая женщина, которая лежала на кровати у окна. Внимательно посмотрела не нее и тоже поздоровалась другая пожилая женщина, которая лежала как раз напротив свободной кровати. Лидия Григорьевна поняла, что это теперь ее кровать. Взглянула на третью женщину, которая никак не отреагировала на ее появление.
  - Она уснула, слепая, без ног, сахарный диабет столько проблем наделал. Анной ее зовут. Меня Марией, а твою соседку Валентиной.
  - А я Лида...
  Сын перенес ее на кровать, разложил на тумбочке все необходимое.
  - Пошел к директору, скоро вернусь.
  Лидия Григорьевна легла, и как будто что-то пригвоздило ее к этой чужой, неудобной кровати, отчаяние, от которого она так пыталась уйти за последние полгода, вновь охватило ее. В московском центре, где она проходила реабилитацию, все было другим. Красивые шторы на окнах, современная мебель, кровати. На стенах висели картины. Здесь - старые кровати, тумбочки, серые, давно не видевшие ремонта, стены, обстановка действовала угнетающе. "Пахнет старостью, мочой, нездоровьем,- подумала Лидия Григорьевна. - Памперсы они, видимо, редко меняют, запах безнадеги. Надо чем-то заняться". Взяла с тумбочки журнал, который положил сын. И поняла, что читать не сможет. С глянцевой обложки смотрели красивые, преуспевшие в жизни звезды театра, кино, эстрады. "Будто я на другой свет попала. Я ведь никогда не жила, как звезды, но сносно было. А здесь, словно погребенные заживо".
  - Расскажи о себе, Лида, - попросила Мария, - переживаешь, обстановка не нравится? Привыкнешь! Когда меня привезли, места себе найти не могла. Плакала, все хотелось встать на ноги, пойти домой, дважды с кровати падала... Бог вот так мой путь начертал, не могу ходить после инсульта. Лучше быть бомжем, но на своих ногах. Я шесть лет здесь. Мне восемьдесят один год. Я тебе свою биографию расскажу. Родилась в деревне Ивки, пятьдесят километров от города. Мне четыре года было, когда мать ранило осколком мины в войну, она кровью истекла на моих глазах. Старшая сестра пыталась помочь, но умерла мама. Отец на фронте был, осталось нас трое, я младшая, брату шесть лет, сестре двенадцать. Забрала нас к себе сестра отца, мы в одной деревне жили, у нее своих пятеро было. Голодали, ходили по деревням, попрошайничали, но выжили. Отец вернулся живым, царапины за войну не получил, но раненый в душу был войной, смертью мамы. Больше не женился, но и пожил мало, мне двенадцать лет исполнилось, когда помер. В пятнадцать я уже дояркой работала, на хорошем счету была. Замуж в девятнадцать выскочила, за тракториста. Григорий добрым был, но любви не было, так и не познала я любви за жизнь. Не дал мне Бог испытать любви. Книжки читать любила, про любовь... Первым сын родился, Толей назвали, потом дочь Зинаида. Жили в начале восьмидесятых хорошо, в доме все было: холодильник, телевизор, стенка, хрусталь, ковры, не хуже городских. Дом был ладный! Григорий все умел делать, выпивал по праздникам, на меня руку ни разу не поднял, детей баловал. Умер в шестьдесят два года. Дочь уже в городе жила, своей семьей, а сын не поладил с женой, колхоз еле дышал, уехал на заработки в Москву и сгинул, вот уже двадцать два года нет весточки. Может, в рабстве, может, убили. Знать бы как за него молиться! Молюсь, как за живого... Семь лет назад дочь стала звать к себе, я продала дом, деньги ей отдала. Двухкомнатную квартиру продали, трехкомнатную купили. И со мной беда - инсульт! Все работают! Кому за мной ухаживать? Решили сюда, в других интернатах хуже... Меня сюда взяли потому, что орден Ленина за труд доярки.
  - Орден Ленина!
  - Да!
  - Большая награда!
  - Большая, меня тогда чествовали всем колхозом! Почет, уважение были...
  - А где сейчас орден?
  - Внучка продала за пятьдесят тысяч рублей, телефон себе модный купила...
  - Наглая какая!
  - Не суди ее, я не сужу. Им хочется хоть что-то иметь, карабкаются из нищеты! Из моей памяти не вычеркнуть, как мне орден вручали. Уважали людей, хотя сейчас иное говорят...
  - Я тоже считаю, что раньше людей ценили, а не деньги. Не были мы ни винтиками, ни шпунтиками, - сказала Валентина.
  - А у вас что? - спросила Лидия Григорьевна заинтересованно, ей стало легче, люди хорошие, беда общая, надо вместе выкарабкиваться, решила она.
  По характеру Лидия Григорьевна была человеком действия. Никогда в жизни не пасовала перед трудностями, сидеть, сложа руки, не могла. Мария рассказывала про свою жизнь искренне, но она смирилась с ситуацией, как будто ждала одного - смерти. Лидия Григорьевна свято верила, что нельзя мириться, надо действовать: "Надо оптимизм в них воскресить, а то похоронное настроение витает",- решила она.
  - У меня семьи не было, не случилось. Один племянник, сын сестры, остался, в Москве живет, раз в три месяца приезжает, раз в неделю звонит. А больше никто,- сказала Валентина.
  - А сколько вы здесь?
  -Тоже шесть лет. Мне восемьдесят исполнилось. Квартиру однокомнатную подарила племяннику. Сорок пять лет проработала учительницей, математик по образованию.
  - И ученики не навещают?
  - Так мне восемьдесят. Ушла из школы в шестьдесят шесть, навещали, заходили, хорошие люди выросли, а потом инсульт, меня сюда определили, в квартире чужие люди живут, племянник ее продал, у него сын заболел, лечить надо было.
  - Так можно через интернет найти ваших учеников.
  - Зачем людей тревожить?
  - Потревожим!
  - Какая ты заводная...
  -Это есть и всегда было. Всегда хотелось всем помочь. Я свое за это получала, но избавиться от сочувствия не могла. Надо жить на полную, пока живы.
  - Я не хочу жить, молю Бога, чтобы прибрал. Это не жизнь, - сказала Мария.
  В это время раздался звонок на ее сотовый, она вздрогнула, подтянулась здоровой рукой за веревку, привязанную к спинке кровати, осторожно, будто брала какую-то драгоценную вещь, взяла телефон, нажала кнопку.
  - Здравствуй! Как всегда себя чувствую. Не приедешь? Не можешь на этой неделе... Плохо себя чувствуешь... Как Леночка, Павлуша? Слава Богу! Обнимаю, целую! - Осторожно нажала кнопку, положила телефон на тумбочку, легла, отвернув голову к окну.
  - Плачет, - сказала Валентина.
  - Чего плачешь? - спросила Лидия Григорьевна. Мария молчала, а Валентина продолжила:
  - У меня детей нет, мне и обижаться не на кого. А у нее и у Анны - дочери. Богадельни для одиноких и то не мед, а у кого дети, то смириться с этим трудно. И сколько лет не пройдет, а все думают: "Как это мать на старости лет, больную, немощную, отдать в интернат!". Эта боль занозой сидит. Мне не на кого обижаться, а все думаю: как это я никому не нужна осталась, жизнь нелегкую прожила... А у нее и дочь, и внучка, и правнук. Дочь раз в месяц приезжает и то не всегда, а живет в десяти минутах езды, пешком полчаса. Мы не дураки, понимаем все, не перестали чувствовать, наоборот, острее чувствуем несправедливость, потому что уход близок.
  Лидии Григорьевне стало не по себе. Она представила на месте Марии свою мать, на глаза навернулись слезы.
  - Мария, а чего ты дочь не построишь? - спросила она.
  - Как это?
  - Сказала бы: не пойду в интернат! Я твоя мать!
  - А что я могла сказать! Своего угла не было. Кому за мной ухаживать? Все работают. Когда дочь сказала про интернат, то у меня сердце так сжалось, думала, умру. Хорошо было бы! Не судьба.
  - Решились на такой поступок - совести нет.
  - Да есть совесть, дочь хорошая, но работу не бросишь...
  - Не согласна я. Она же у тебя на пенсии, всех денег не заработаешь, мать дороже денег.
  - Об этом шесть лет думаю, извелась. Приезжала бы чаще, больше уже ничего не надо. Увижу ее и легче становится, готова и дальше свою лямку тянуть. Не береди душу, изболело все внутри.
  - Я тоже думаю: почему меня бросили? Я тоже не противилась, когда решили меня в интернат отдать. Как противиться, если беспомощная совсем. Вы хоть видите, а я калека-калека...
  - Я думала, что ты спишь, а ты слушаешь и на ум мотаешь, - сказала Мария. - У нас новенькая - Лида, она молодая, ей шестьдесят два года.
  - Рано тебя определили сюда.
  - Нет, Анна, нет! Я на реабилитацию легла, я на ноги встану! Дети у меня хорошие!
  - У всех дети хорошие, только никому не нужны мамы немощные, ухода требующие, капризные, потому что хочется слова ласкового...
  - У меня квартира своя, я себе хозяйка. Я только на реабилитацию, - настойчиво твердила Лида.
  - У меня тоже квартира своя была, там сейчас внучка с мужем, ребенком живут, - сказала Анна. - После смерти мужа я жила одна, дочь, зять в гости приходили, и я к ним ездила. Сахарный диабет долго развивался, и вот так получилось...
  - Пенсия у тебя сколько?
  -Двадцать одна тысяча с инвалидными, но теперь денег нет у государства, так они и с пенсии семьдесят пять процентов с нас в интернате высчитывают, и с инвалидных столько же. На карточку мне пять тысяч семьсот пятьдесят рублей перечисляют, у дочки карточка, она раз в неделю приезжает, привозит вкусненького.
  - А кем ты работала, что пенсия большая?
  - На железной дороге инженером, а проживу еще пять лет, будет восемьдесят, так мне еще пять тысяч добавят. Вон Марии и Валентине уже платят. Мы, наверное, самые богатые пенсионеры в интернате. Но сюда с маленькими пенсиями не берут, таких в другие интернаты определяют... Там совсем плохо. Мои взятку давали, чтобы сюда взяли.
  - В богадельню и ту взятку надо давать! Сын говорил, что тоже будет давать, не знаю сколько. Противно!
  - Ты еще не знаешь, как противно, - сказала Валентина. - Подожди, столкнешься, мы привычные, заскорузлые и то порой плачем от их ухода. Здесь все злые, одна нянечка особенно. Когда ее смена, то я сама не своя, все глаза ее пытаюсь поймать, заглянуть в них. Своими словами и действиями убивает она...
  - Все, хватит, свою порцию зла я уже получила, буду думать, - сказала Лидия Григорьевна.
  Через пять минут позвонила сыну: "Забери меня отсюда, домой массажистку наймем, не хочу здесь лежать, плохо мне от этой обстановки". Сын стал уговаривать, объяснять с каким трудом удалось устроить ее на реабилитацию, надо взять себя в руки.
  - Что он сказал? - поинтересовалась Анна.
  - Надо лечиться...
  - Сначала все так говорят. Не горюй, не все так плохо. У нас в палате демократия: можно говорить все друг другу. Когда приходит персонал, то начинается деспотия, говорить надо только то, что они хотят услышать, а лучше молчать. Если проверка, надо улыбаться и благодарить партию и президента, что не бросили стариков, создали прекрасные условия.
  - Анна правду говорит, еще почувствуешь на себе,- подтвердила Мария.
  - Почему запах в палате такой? Меня все время подташнивает от этого. В Москве нас тоже четверо в палате лежало, все неходячие, но не было запаха.
  - В Москве за реабилитацию платили?- спросила Валентина.
  - Конечно.
  - Сколько?
  - Семьдесят тысяч рублей в месяц!
  - Тогда чего ты хочешь? Вот и памперсы меняли чаще, освежающими средствами брызгали. А в этих стенах запах испражнений устойчивый, до нас тут тоже люди лежали. Не знаем, не читали документов, сколько раз надо менять памперсы, подмывать нас, но выделяют два памперса бесплатно, а третий покупаем за свои деньги. Помнишь, детей растили, памперсов не было, подгузники из марли были, пеленки. Как пописал ребенок или покакал, то сразу меняли, подмывали. Еще и кремом детским смазывали. Свое дитя было. А мы, чьи дети? Ничейные. Да и не дети. Старичьё. Хорошо, что интернаты есть, иначе бы убивали таких наши же дети. Нашли бы как! Может, и лучше было бы. Забыла, как называется, когда укол делают с твоего согласия.
  - Эвтаназия...
  - Да, я бы согласилась. Это же не самоубийство, не грех. А, может, и на самоубийство пошла, но не знаю как. Из окна не выпрыгнуть, таблеток тоже нет.
  - Нет, Мария, надо жить, верить.
  - Верь, с тобой недавно это произошло. А я за шесть лет належалась, так отдохнула, что дал бы Бог счастье ходить, пошла бы на ферму и в восемьдесят лет работать. Муж мой умер во сне, как я убивалась, а теперь понимаю - счастье так умереть.
  - Больше не могу вас слушать! Вы, девочки, без оптимизма живете, депрессия у вас. Психолог-то приходит, разговаривает с вами?
  - Один раз, когда меня сюда определили. Минутку поговорила: мол, надо жить, люди в более сложных ситуациях оказываются. Это правда, вон Аннушке каково? Мы хоть видим этот мир.
  - Глаза бы на него не смотрели.
  - Душу разбередили. Давайте отдохнем, поспим,- сказала Валентина.
  - Спите днем?
  - Бывает. До тебя на этой койке лежала старушка девяноста четырех лет, маленькая, худенькая, как девочка лет двенадцати, она спала много.
  - И где она?
  - Где все будем - на небесах.
  Лидии Григорьевне стало не по себе, она никогда не видела этой старушки, но явственно представила ее.
  - Долго она здесь была?
  - Меньше года, тоже все домой собиралась, как вылечат. Не ведала, что квартиру ее сын продал, все ее вещи выбросил, соседка ее рассказывала, что навещать приходила. Да ты не боись, все мы лежим на кроватях, на которых много людей умерло. Интернату лет семьдесят будет.
  Лидия Григорьевна ничего не ответила, хотелось на улицу подышать свежим воздухом, посмотреть на деревья. Когда они подъезжали с сыном к интернату, она видела целую аллею цветущей сирени. "Как красиво!" - подумала. А теперь чувствовала, что мир для нее сжался до этой палаты, что никогда она отсюда не выйдет. Такой безнадеги в московском центре не испытывала. Снова позвонила сыну: "Забери меня, не хочу здесь лежать, дома хочу жить!"
  Сын уговаривал потерпеть, обещал приехать, вывезти ее на прогулку. Взяла журнал, попыталась сосредоточиться на жизни знаменитой певицы. Она была снята на фоне таких интерьеров, что Лидия Григорьевна еще больше почувствовала серость и убогость своего существования. Со злостью, не свойственной ее характеру, подумала: "Им глянцевая жизнь, нам глянцевые журналы".
  - Лида! Не горюй! Ты молодая, тебя подлечат, уйдешь на своих ногах. Девочки, давайте песню споем. - И запела "Я люблю тебя жизнь..." Голос у Марии был красивый, пела так, что брало за душу. Валентина и Анна подпевали.
  - Да у вас хор настоящий! Я эту песню очень люблю. А ты певунья, Мария.
  - Было, раз десять первое место в районе на смотрах художественной самодеятельности занимала. Когда совсем тошно становится, мы поем советские песни.
  В палату вошла худая, высокая женщина лет пятидесяти в белом халате.
  - Чего шумим?
  Стало тихо. Лидия Григорьевна посмотрела на Валентину, та отвернула голову к стене и как бы сжалась. "Испугались они что ли? Все самое страшное уже случилось с ними. Неужели, испугались в эту тощую?"
  - А кто шумит?- нарушила молчание Лидия Григорьевна.
  - Не я же,- громко, по-хозяйски ответила женщина.
  - Мы пели, а не шумели.
  - А это не одно и то же?
  - Конечно, нет!
  - Я спорить не буду. У меня дел много. Ваше дело лежать и тихо лежать.
  - Кто вы такая, чтобы указывать? Почему петь нельзя?
  - Есть художественная самодеятельность, есть актовый зал, там петь можно. А здесь люди больные.
  - Так это мы и есть люди больные. Нам что же теперь и петь нельзя.
  - Я спорить не буду. Сказала тишину соблюдать!- ответила резко и вышла из палаты.
  - Напрасно с ней связалась, она самая вредная нянька, посмотришь. Она тебе отомстит и нам достанется,- сказала Мария. - Я терплю, а Валентина плачет каждый раз, как она ей памперсы меняет. Оскорбляет, когда пересаживает на инвалидную коляску, нарочно старается, чтобы нога зацепилась, чтобы больнее было. Валентина говорит ей об этом вежливо, а та еще хуже себя ведет: мол, разговорилась под конец жизни, голос прорезался. И так три раза в день в ее дежурство. Мы на нервах в этот день. Остальные не такие злые, но добрых здесь нет. Кому нравится говно убирать?
  - Не работали бы нянечками, раз люди в беспомощном состоянии им противны.
  - Я тебе говорю как есть, еще нахлебаешься.
  - Не пойму я, как она может говорить: "Ваше дело тихо лежать". Мы же не покойники, живые пока. Какая сука!
  - Сука! Это верно,- поддержала Анна.- Мне говорит: "Разожралась на казённых харчах, только и делаешь что срешь. Дочери надоело, сдала тебя в интернат".
  - Она может так говорить!
  - Она все может, защиты не найдешь!
  - А вы жаловались?
  - Кому?
  - Директору!
  - Я его видела один раз, когда комиссия приезжала. А до этого зам его сказала, что комиссия будет ходить, отвечать надо, что всем довольны. Освежителем воздуха минут пять в палате брызгали, чтобы не пахло. Директор такой лощеный, красивый, как артист. Прошла комиссия быстро, словно ветер. Потом сабантуй, санитарки, я слышала, говорили. Все комиссии сабантуями заканчиваются, ни директору, ни проверяющим нет дела до нашей жизни. Директор хорошо живет! Дом у него с бассейном. Нянечки рассказывали. Иногда начнут его чихвостить, такого наговорят: вор, хапуга, а они, мол, за десять тысяч работают. И стоит над тобой нянечка, в глаза смотрит, не начинает менять памперс, ждет, чтобы пятьдесят рублей дала. И даешь пару раз в неделю по пятьдесят рублей. У каждой шесть палат в обслуживании. Дашь, а она скажет: "С паршивой овцы хоть шерсти клок".
  - Наглые! Нахрапистые! Хоть каждый день давай, все мало. Раз директор ворует, и все об этом знают, то, как ему спрашивать с подчиненных.
  
  ***
  Обед привезли около часа дня. У каждой кровати стоял столик на колесиках. Молоденькая девушка поставила на столики тарелки с супом, кашей и котлетами.
  - Кружки готовьте, компот налью,- сказала она.
  Лидия Григорьевна как могла села на кровати, хотела начать есть, но увидела, что Валентина и Анна лежат.
  - Обедать не будете?
  - Нянька должна прийти поднять изголовье кроватей, повернуть нас, иначе нам с Аней никак не поесть.
  Та самая длинная и злая нянька вошла, подошла к Анне. "Давай помогай, я такую жирную не подниму". Через минуту подошла к Валентине, подняла изголовье тихо, сказать, что Валентина жирная, было невозможно. Она была худенькой, няня отделалась одним словом: "Жри!".
  - Вы просто обнаглели. Как можно человеку сказать: "жри",- не выдержала Лидия Григорьевна.
  - Ты мне указывать будешь? Пожалуйся на меня. Скорее тебя отсюда уберут, чем меня, а то и в психушку поместят. Расскажу, что ты здесь устраиваешь.
  - Что я устраиваю?
  - Шума от тебя много, а всего первый день тут. С такими, которым не нравится, в психушке разбираются, уколют, потом будешь овощем тихо лежать, но не здесь.
  - Фашистка! Разберемся с тобой! - закричала Лидия Григорьевна. Она так разнервничалась, что дрожали пальцы рук здоровой руки. Нянька вышла из палаты со словами: "Сейчас увидите". Минут через десять в палату вошли две женщины, одна лет пятидесяти, другая помоложе.
  - Что происходит? - спросила та, что постарше.
  - А вы не представились,- сказала Лидия Григорьевна.
  - Я заведующая отделением, а это психолог.
  - Хорошо, что сами пришли. Полное безобразие, как обращаются с больными, пожилыми людьми.
  - Что вам сделали?
  - Нянька - фашистка. Она последнее здоровье отнимает. Грубая, слова такие говорит! Да мы бы мечтали в туалет своими ногами ходить. Нашла, на ком отыгрываться.
  - Успокойтесь! Может, она, что и сказала не так, но надо понимать: нервы могут сдать у каждого на такой работе... Зарплата маленькая. Войдите в ее положение.
  - А кто войдет в наше?
  В это время в палату вошла та самая нянька, видно, подслушивала за дверью.
  - Зоя Дмитриевна, я уволюсь, меня фашисткой назвать, а я за ними говно убираю, вместо благодарности - оскорбляют.
  - Успокойся, Надежда. Всем надо успокоиться. Вот психолог Эмма Викторовна с вами поговорит, разрядит ситуацию. Вы первый день, у вас стресс,- заведующая собралась уходить из палаты, но Лидия Григорьевна остановила ее:
  - Подождите! Да, я первый день, но я легла на реабилитацию, у меня, слава Богу, квартира есть. А они здесь уже по шесть лет, только эти стены и видят. Ваш психолог, няни, все другие должны так работать, чтобы им лучше было. Да они ждут не завтрака, обеда или ужина, а людей! Вот войдут и слово доброе скажут. А у вас все молча, молча. То, что готовят, есть нельзя...
  - Это диетическая пища... - сказала нравоучительным тоном заведующая.
  - Диетическая значит - тошнотная? Как можно умудриться кашу плохо приготовить! А от котлет понос начинается! Потом няньки выговаривают за это, памперсы не меняют, лежат в говне...
  - Я не отвечаю за пищеблок! - повысив голос, сказала заведующая.
  - Вы же врач, как это вы не отвечаете, как кормят больных!
  - Некогда мне дискутировать, работы много!
  - А это не работа? Психолога привели, а что он сделает, если няньки грубые! Тут гипнотизер нужен, чтобы ввел нас в транс, и мы бы перестали видеть реальность. Нянька бы доброй феей стала.
  - Вы лечиться приехали или конфликтовать? Может, вам сначала нервы подлечить, а потом к нам? - заведующая пристально посмотрела в глаза Лидии Григорьевны. - Это можно устроить, к нам очередь! У нас лучший интернат в области!
  -Решили поугрожать мне? Что за люди у вас подобрались! Где милосердие? Мы же все в сложной ситуации, прикованы к постели. И вы, врач, угрожаете! Зовите директора! С вами разговаривать не хочу!
  - Никакого директора звать не буду, у него без вас дел хватает. Тут семьсот человек, к каждому он подходить не может!
  - Придет! - сказала Лидия Григорьевна уверенным голосом. Она успокоилась, в голове ее созрел план действий.
  Заведующая ушла. Психолог взяла стул, села около кровати Лидии Григорьевны.
  - Вы чрезмерно возбуждены. Надо поспокойнее относиться к ситуации. Нянечки грубые, пища невкусная, но ведь родные дети отдали сюда этих женщин, не захотели ухаживать. Не было бы таких интернатов, тогда куда? Крыша над головой, ухаживают. Посмотрите на это с другой стороны, не все так безрадостно. Сейчас вы легли на реабилитацию, а, если изменений в состоянии здоровья не произойдет, то вы можете остаться здесь до конца жизни. Зачем конфликтовать?
  - Вы умеете поддержать человека в сложной ситуации! Я встану на ноги, не убьете веру. А многих, видимо, пригвоздили навсегда! Бесправные люди, а с вашего молчаливого согласия над ними эксперименты ставят! Фашисты!
  - У вас все фашисты! Зачем преувеличивать! - спокойным голосом, без всяких эмоций сказала психолог. - Посмотрите, люди тихо лежат, довольны, одной вам не нравится. Ведь, правда, женщины, все нормально?
  В палате стало тихо, но Лидии Григорьевне показалось, что сейчас что-то произойдет, а, может, и обойдется, боятся всего и всех.
  - Хорошо вам, девочки? - спросила Лидия Григорьевна. - Если плохо, то читайте параграф, где написано, что отвечать надо: "Хорошо!"
   Анна, Мария и Валентина рассмеялись, психолог напряглась.
  - Видите, люди живые, в этой тюрьме еще чувство юмора не потеряли, - сказала Лидия Григорьевна.
  - Может, кто-нибудь хочет поговорить? - спросила психолог.
  - Нет, - ответила Мария. - Лида - настоящий психолог. Ее нам Бог послал, жизнь началась...
  Психолог встала со стула, поставила его к столу у окна, собралась уходить.
  - А вы знаете, что Мария орденом Ленина награждена за свой труд?- спросила Лидия Григорьевна.
  - А это здесь причем?- сказала психолог.
  - Только при том, что она человек заслуженный. Орден Ленина - высокая государственная награда, а няня ее отчитывает, что покакала в памперс, потому что ходить не может. Хорошо, если бы мы не какали, не писали, святым духом питались, а интернату наши бы пенсии перечислялись!
  Психолог ничего не ответила, тихо вышла из палаты.
  - Сейчас брызгать себя духами французскими будет, передышала нашим воздухом,- сказала Лидия Григорьевна.
  - А откуда ты знаешь, что французскими?- поинтересовалась Мария.
  - У меня тоже французские есть дома, она так надушена, что сил нет.
  - Они хорошие?
  - Хорошие...
  - Дорогие, небось, у меня никогда не было, я "Красной Москвой" душилась, мне нравилось. Да и то изредка, когда в клуб ходили, в кино.
  - Что же вы меня не поддержали? - спросила Лидия Григорьевна.
  - Тебе шестьдесят два, а нам за восемьдесят. Может, тебя дети заберут после реабилитации, а нам здесь лежать... - сказала Валентина. - Терпеть надо!
  - Слышала, что тут храм есть, а, значит, и священник. Надо пригласить его, пусть наставит их на путь милосердия... - решила Лидия Григорьевна.
  - Просить надо, чтобы пригласили, обо всем просить надо. Поэтому нельзя ни с кем ругаться, надо тихо все сносить. Священник приходил, когда Аню привезли. Она три дня лежала, слова не произнесла. В отчаяние впала. Сначала ослепла, потом ноги отняли, а потом в интернат сдали! Столько бед на одного человека! Видно, попросили священника с ней поговорить. Пришел, сел около ее кровати, за руку ее взял, она заплакала. Что он ей говорил, я не слышала, но после этого разговора стала понемногу в себя приходить. Он и к нам подошел, благословил, назвал страдалицами... Но он же не директор интерната, чтобы изменить нашу жизнь.
  Лидия Григорьевна замолчала. Она чувствовала усталость и опустошенность. "Чего я душу рву, через месяц-другой дома буду". Стала листать глянцевые журналы, чтобы забыться. Потом взяла сотовый, зашла на свою страничку в "Одноклассниках".
  
  ***
  После окончания института она пришла работать на завод по распределению. Начинала мастером участка, потом стала мастером смены. Замуж вышла за заводского парня Валерия. Муж хотел, чтобы она нашла себе место поспокойнее, но Лида любила свою работу, не хотела переходить в отдел, как она говорила: бумажки перебирать. Сначала родилась дочь, а через четыре года сын. Сыну исполнилось два годика, когда мужа не стало. В этот день она была дома, взяла отгул на работе, ей не нравилось самочувствие сынишки. В двенадцать часов дня ей позвонил начальник цеха, сказал, что сейчас приедет. "Зачем ему приезжать, может, случилось что, документы не могут найти?" - забеспокоилась. Вскоре приехали начальник цеха и председатель цехкома Евдокия.
  - Евдокия с Мишей посидит, а ты одевайся, поедем, - сказал начальник цеха.
  - Куда?
  - По дороге расскажу...
  Миша заплакал, не хотел оставаться с незнакомой женщиной. Пока спускались к машине, он все время плакал, да так сильно, что было слышно на улице.
  - Что за срочность! Ребенок захлебывается от крика...
  Только, когда сели в машину, начальник цеха сказал:
  -Пожар в цехе, троих госпитализировали с сильными ожогами.
  - И Валерия? - выговорила она.
  - Да, в больницу едем...
  Она не успела проститься с мужем, опоздали на несколько минут. Он умер, не приходя в сознание. Она выжила, благодаря помощи коллектива. Завод стал ее вторым домом. Через год получила трехкомнатную квартиру, директор выделил тысячу рублей на новую обстановку. Она не помнила случая, чтобы завод не помог, когда было трудно. Детям ежегодно выделяли путевки в пионерские лагеря, дважды с детьми ездила в санатории, к морю. Завод большой: три тысячи работающих! Когда начальник цеха ушел на пенсию, на его должность назначили Лидию Григорьевну. Шестьсот человек было в ее подчинении! Умение быстро принимать решения осталось у нее на всю жизнь. Если сталкивалась с проблемой, то не пасовала, а решала ее. В девяностые завод практически остановился, продукция никому не была нужна. "Оборонка стоит! Что со страной будет? - не понимала Лидия Григорьевна. Сначала работали три дня в неделю, а в 2000-ом завод встал намертво. В сорок пять лет оказалась без работы, хорошо, что сын и дочь были на своих ногах, имели семьи. А она не могла найти работу. В это время познакомилась с Марией Васильевной, которая создала и была бессменным председателем областного совета женщин и комитета солдатских матерей. Лучшая подруга Лидии Григорьевны Катя находилась на грани жизни и смерти. Она одна вырастила сына Георгия. Мальчишка хорошо учился, поступил в военное училище, закончил его с отличием, попал служить в Северо-Кавказский военный округ.
  - Только бы не в Чечню!- молила Екатерина.
  Лидия Григорьевна старалась успокоить подругу, говорила, что не могут послать в Чечню единственного сына матери.
  Катя позвонила, попросила зайти. Голос был такой слабый, словно не было никаких сил жить.
  - Не звонит! Я несколько раз звонила в часть на тот телефон, что он мне дал, отвечают: "В командировке".
  Напряженная ситуация длилась две недели, потом позвонили из военкомата, попросили быть дома. Лидия Григорьевна не оставляла подругу, даже ночевала у нее. Приехал сам военком, и стало ясно - беда. "Ваш сын погиб, как герой, в борьбе за целостность России",- сказал он.
  Он не договорил, Катя закричала так, что Лидия Григорьевна вся затряслась. Она даже не смогла обнять Катю, ноги не шли, словно приросла к месту. "Ужас! Как ей жить, единственного сына убили, нельзя забирать на войну единственных сыновей",- подумала и закричала: "Нет! Нет!"
  - Вы кто?- спросил военком.
  - Подруга, он на моих глазах вырос.
  - Держите себя в руках, кто ей поможет? Завтра привезут тело. Мы организуем похороны.
  После похорон Катя не пошла на работу, лежала в темноте, при закрытых шторах, плакать не могла. Накоплений у нее не было, а деньги, которые она должна была получить за гибель сына, не приходили.
  - Надо куда-то обращаться, - говорила Лидия Григорьевна.
  - Ничего не надо, я никуда ходить не буду. Никакие деньги не вернут Гошу.
  - Тогда я буду ходить. Катя, он герой, гордись им, надо жить...
  - Даже жениться не успел, у меня могли быть внук или внучка. Чем мне жить?
  Лидия Григорьевна сказала дочке, сыну, тогда они еще жили вместе, что поживет у Кати. В поисках денег за погибшего сына Кати, она и познакомилась с Марией Васильевной.
  - Это сплошь и рядом происходит. Они геройски гибнут, а матери должны ходить по инстанциям, деньги выбивать. Не пойму я, куда катимся,- сказала Мария Васильевна при первой встрече.
  Лидия Григорьевна сначала скептически отнеслась к тому, что комитет солдатских матерей сможет помочь. Она уже обходила столько кабинетов, у стольких начальников побывала! А что сможет эта пожилая женщина, сидящая в маленькой коморке, за столом, заваленным разными бумагами?
  - Мне оставить заявление? - спросила Лидия Григорьевна.
  - Нет, будем сейчас все выяснять. Буду звонить командующему Северо-Кавказским округом, в воинскую часть вы уже звонили, они ответили, что денег нет. Это правда, гибнут солдатики и офицеры, а денег на выплаты родителям нет. На войну деньги всегда есть. Ничего, найдут!
  Мария Васильевна взяла сотовый, стала набирать номер. "Неужели у нее есть номер командующего округом?" - удивилась Лидия Григорьевна.
  - Опять Смоленск вас беспокоит. Да, да, это я. Извините, знаю, что заняты, но на погибшего в Чечне Георгия Свиридова, воинская часть 3875 не высылают матери деньги. Это ее единственный сын, одна его растила! Дайте указание... Спасибо! Когда это закончится?
  - Будут деньги, через военкомат надо получать. Подождем дня три и еще раз позвоню.
  - Как это вы с командующим запросто связываетесь? Я думала, что такие люди недоступны...
  - Я его только по телевизору видела, но ситуация была крайняя, пропал солдат-срочник в Чечне. Потом матери позвонили, стали выкуп требовать. А где взять денег? Клич кинули, люди откликнулись, несли сюда ко мне деньги. Собрали десять тысяч долларов, как и требовали, но рублями. Надо было менять. Решили утром, на свежую голову, это сделать, а на следующий день обвал рубля, надо было уже в четыре раза больше! Я с ума чуть не сошла, а что с мамочкой делалось! Понимала, больше уже не соберем! Парнишку убить могли! Стала звонить в Северо-Кавказский военный округ и требовать разговора с командующим. Я так кричала: мол, если не соединят, то приеду и всех перестреляю. Мне потом говорили, что шел он мимо, услышал, взял трубку, слышу: "Я командующий!" Не поверила, замолчала, потом спросила: "Правда?" - "Я, говорите". Все рассказала, спросил, когда будем в Чечне, договорились о месте встречи, потом майор от него передал недостающие доллары и сообщил номер сотового командующего, сказал, что Евгений Иванович просил передать: могу звонить, но не обижаться, если он словцо крепкое по телефону употребит.
  - И вы в Чечню ездили выкупать солдатика?
  - Я же не могла мать одну отпустить. Тем более у меня удостоверение председателя комитета солдатских матерей!
  Через три дня Кате позвонили, попросили прийти в военкомат, расписаться в документах, деньги перевели на счет, который она открыла. Лидия Григорьевна с тех пор подружилась Марией Васильевной, стала активисткой женсовета. Мария Васильевна была человеком принципиальным, всегда стремилась добиваться справедливости, ругалась с начальниками разного уровня. Все ее уважали, но новый губернатор возненавидел. " За что? Будто я о себе пекусь! Я же почти тридцать лет на общественных началах работаю, не рубля не получаю. Одного хочу: помогать людям".
  - Не нравятся ему независимые люди, он надутый индюк, скоро лопнет, как мыльный пузырь! Успокаивали Марию Васильевну.
  - Откуда они берутся? Как не скажу на совещании о проблемах, сразу звонить из администрации начинают. Зачем вы так, губернатор не доволен. Перестали меня приглашать на совещания, говорят, на мое место хотят назначить человека, а место общественное! Тут не назначают, выбирают.
  Лидия Григорьевна была на том отчетно-выборном собрании, не удалось чиновникам провести кандидатуру от губернатора. А Марию Васильевну перестали пускать в здания мэрии, администрации области. Сердце не выдержало, на похоронах было столько венков, представитель администрации говорил об ее вкладе в женское движение, о спасении солдат во время чеченских кампаний. Лидия Григорьевна стояла и думала: "Сколько лжи, убили человека за все хорошее, таким надо звание Почетного гражданина города присваивать при жизни, а не тем, кто в креслах просидел, квартиры за счет бюджета уже при капитализме получил".
  
  ***
  Работа с Марией Васильевной научила добиваться справедливости во что бы то ни стало. Но сейчас, прикованная к постели она думала: "Жили они до меня, привыкли, смирились. А, может, и не смирились. Вон Валентина плакала, когда нянька стала ей выговаривать. Да и нельзя смириться с бесчеловечным отношением. Просто некому вступиться за них. Надо что-то делать, придумать, как помочь". В палате было так тихо, что Лидия Григорьевна стала листать журнал, чтобы перебить тишину. Никто не отреагировал. Тогда включила свои любимые мелодии, записанные на сотовый. Компьютером она овладела, благодаря Марии Васильевне. Стало модным обучать пенсионеров азам компьютерной грамотности. Мария Васильевна включила ее и еще трех активисток женсовета в заявку на обучение. "Мне уже поздно обучаться, - сказала она, - а вам пригодится". Лидия Григорьевна увлеклась, сын помогал. Через месяц создала свою страничку в "Одноклассниках". Социальные сети отвлекали от грустных мыслей, давали возможности общаться, высказывать свое мнение. "Как они шесть лет лежат здесь без телевизора, радио. С ума можно сойти!"
  - А почему телевизора нет? - спросила она, нарушив тишину.
  - В холле есть, - откликнулась Валентина.
  - Надо в палату просить!
  - Надо за свои покупать...
  - Сбросимся и купим!
  - Отвыкли мы от телевизора, зачем он?
  - Фильмы смотреть, знать, что в мире происходит. Это лучше, чем бревном лежать.
  Никто не ответил. "Чего они такие! Хуже уже и быть не может. Надо что-то придумать". Она ухватилась за веревки, которые сын привязал к спинке кровати, подтянулась, села.
  - Мария, ты дояркой всю жизнь проработала, коровам хвосты крутила, головой в жизни не работала. Орден Ленина дали за то, что титьки дергала! Несправедливо!
  Лидия Григорьевна замолчала, она очень хотела, чтобы Мария послала ее куда подальше за такие слова.
  - Ты что Марию оскорбляешь? - сказала Валентина. - Труднее доярки и работы нет. Орден Ленина просто так не давали! Сама где работала?
  - Начальником цеха на заводе, пока завод не закрыли, потом продавцом... - Лидия Григорьевна была довольна, что, кажется, задела за живое, попала в точку.
  - И это умственный труд? Ты что цех проектировала или станки изобретала? - гневно говорила Валентина. - Ты на руки Марии посмотри, они искорежены, артрит у нее. В мороз коров доила, в четыре часа утра уже на ферме была. Да мы все по сравнению с ней бездельники, в тепле работали!
  - Правильно, Валентина, так ее! Нашу Марию она будет унижать! - сказала Анна.
  - Этого я и добивалась! Думала, что совсем вас жизнь задавила, я специально подначивала. Не будем сопротивляться, то они нас хамством задавят. Тебе, Мария, орден не только за труд дали, но и за характер! И чтобы какая-то нянька издевалась! Будем защищаться!
  - Какой у тебя характер!
  - Какой?
  - Такой! Ну, подняла ты бучу, а что толку?
  - Я еще и не поднимала ничего, только собираюсь. И не буча это, а жизнь. Кто за то, чтобы телевизор в палате был? У меня дома хороший, сын его сюда привезет, на стену повесит...
  -А сын разрешит сюда телевизор отдать?
  - Я и разрешения спрашивать не буду! Это мой телевизор! А сын мою просьбу всегда выполнит. Звоню!
  Она набрала телефон сына: "Можешь сегодня мой телевизор, что на стене висит, привезти сюда и укрепить на стене? Инструмент не забудь, дырки надо в стене делать. К семи приедешь? Хорошо. Ресивер возьми, антенну. А кто может запретить телевизор? Нам что умирать без музыки. Хотим с музыкой".
  - Приедет, телевизор вечером после работы привезет,- сообщила она женщинам.
  - А вдруг заругаются?
  - За телевизор?
  -Ну, да...
  - А мы проверим,- Лидия Григорьевна нажала кнопку вызова персонала.
  - Жми, сколько сил есть, не работает эта система уже лет пять, надо кричать!
  - Как кричать?
  - Громко, чтобы услышали, если что-то надо, то мы так и делаем.
  - Тогда давайте вместе покричим.
  Крикнули, еще раз крикнули. Дружно получилось. В палату вошла та самая нянька.
  - Врача зови или соцработника, кто отвечает за наш быт, - сказала Лидия Григорьевна.
  Нянька, не сказав ни слова, вышла. Скоро пришла заведующая отделением, вежливо поинтересовалась: в чем дело?
  - Можно в палату телевизор?
  - Мы не можем все палаты обеспечить телевизорами.
  - И не надо, мне свой привезут.
  - А другие не возражают против телевизора?
  - Мы согласны, - сказала Мария, а Валентина и Анна кивнули.
  - Пусть привозят, - сказала заведующая, а нянька добавила: "Чтобы тихо смотрели, не мешали другим отдыхать".
  
  ***
  Заведующая отделением нервничала. За двадцать лет работы в интернате сталкивалась с разными пациентами, но такая попалась впервые. Была в ней какая-то непонятная для Зои Дмитриевны независимость, она не заискивала, как это делали в основном все, кто сюда попадал. "Надо узнать о ней побольше, - решила она. - Кем работала, кто дети?" Она знала, что в их интернат не попадают случайно. У кого нет связей, денег у родственников, те оказываются в других интернатах, где условия хуже. Но попадая в интернат, люди понимают, что это навсегда, стараются ладить с персоналом, особенно лежачие. Раньше Зоя Дмитриевна сочувствовала пациентам, назначала массаж, лечебную физкультуру, ее вызвала в то время заведующая отделением и сказала: "У нас массажистов не хватит, чтобы всем массаж делать". - "Но это необходимо, ведь инсульт". - "Это бесполезно, пусть сами что-то делают, целыми днями лежат. У меня одна массажистка на все отделение". - "Мне сказали, что три массажистки". - "Это ставки три, а в наличии одна. Я лишних вопросов не задаю и вам не советую".
  Зоя Дмитриевна быстро все поняла, не задавалась лишними вопросами. Если пациент просил назначить массаж, то мягко, заботливым голосом говорила: "Вам пока не требуется. А вот физкультурой занимайтесь самостоятельно, как можете, времени достаточно". Когда заведующая отделением ушла на пенсию, то Зою Дмитриевну назначили на ее место, и она не хотела терять это место. Устраивала зарплата, условия труда. Бегать по участку по вызовам, сидеть на приеме больных за меньшие деньги она не хотела. Да и больные в поликлиниках не такие, как здесь. Здесь пациенты относятся к ней с уважением, взгляд ее ловят, заискивают, просят назначить лекарства получше. Позвонила директору, сказала, что есть разговор. Она не любила директора. За двадцать лет ее работы это был четвертый директор. Когда его представлял начальник департамента, то подумала: "Долго не продержится, сразу воровать начнет, снимут быстро". Трое, работавших до него, увольнялись по собственному желанию, обогатившись на стариках. Назначают своих, чтобы делились. Это в интернате хорошо знал весь персонал. У нового директора отец работал заместителем мэра. "Нашел бы сыну работу поприличнее, чиновничью", - думала Зоя Дмитриевна, разглядывая лощеного сорокалетнего мужика, когда его представляли. Скоро на интернат пошли деньги, директор рассказывал по местному телевидению о преображении палат, оснащении медицинским оборудованием и многом другом. Журналистов водили по третьему этажу, где был сделан косметический ремонт, заводили в две палаты, в которых поставили новые функциональные кровати, на стенах висели картины, даже телевизоры в этих двух палатах были! "Потемкинскую деревню устроил! Только в две палаты и водит журналистов, комиссии. Этот интернат разворует так, как и не снилось",- рассказывала Зоя Дмитриевна мужу. Муж работал анестезиологом в больнице, жили они хорошо в достатке, построили загородный дом, сын учился в Москве.
  - Зоя, я его понимаю. Ну, получает он тысяч семьдесят. Это деньги? Воруют потому, что мало платят за работу. Мы бы на наши с тобой зарплаты дом не построили. Но я не ворую, мне сами больные дают. Благодарность людская, так принято в России. Не думай ты про интернат, пошел он...
  - Зоя Дмитриевна, что случилось? - спросил директор, когда она вошла в его кабинет.
  - Новая пациентка поступила и все ей не так. Няньку фашисткой обозвала. Чувствую, что будут с ней проблемы.
  - Фамилия?
  - Лидия Григорьевна Пивоварова...
  - Посмотрим! Есть такая! Сегодня поступила на реабилитацию. И что она? После инсульта еще порядки свои устанавливать собирается?
  - Да, даже посмотрела акты об оказании услуг тем, кто в палате лежит. Спрашивала, почему массаж им не делают, ЛФК, а, мол, это все включено, за это деньги берут.
  - Почему не сказали, что государство за содержание в интернате доплачивает.
  - Говорила, но в палате лежат три женщины, инвалиды первой группы, им за восемьдесят, у них пенсии высокие, считайте, сами себя содержат, государство на них не доплачивает.
  - Так это же интернат, неважно, кто какую пенсию получает, тут вскладчину все идет. Надо по-государственному объяснять все пациентам! Они благодарны должны быть, их дети бросили, а мы за ними ухаживаем. Вы что не справляетесь со своими обязанностями! Я был лучшего о вас мнения.
  - Нет- нет. Я просто пришла предупредить, что пациентка скандальная, у нее телефон с интернетом и независимая уж очень по характеру.
  - Уколоть ее и все тут!
  - Она же непостоянная пока, на реабилитации, не даст себя уколоть...
  - Выписать ее к черту...
  - Так только же поступила, шум поднимут.
  - Кто их услышит? Сын, компьютерщик, дочь в магазине работает. Он ко мне приходил, просил, чтобы мать взяли на реабилитацию. Скажите сыну, что она ведет себя неадекватно. Так сами разрешите ситуацию или мне надо мелочами заниматься.
  - Сама решу.
  
  ***
  Сын Лидии Григорьевны приехал около шести вечера. Когда он вошел в палату, она так обрадовалась. Ей казалось, что сын привез ее сюда не утром, а месяца два три назад. За один день она пережила столько, слушая рассказы женщин, наблюдая отношение персонала к пациентам, сын привез телевизор неупакованным, когда он вошел к ним в палату, то женщины не сводили с него глаз.
  - Мишенька, как я соскучилась!
  - Мама, я же работаю, мне даже отпрашиваться пришлось. Тут же до семи пускают. Я не смогу каждый день приезжать.
  - Моя дочь сначала раз в неделю приезжала, теперь раз в два месяца. У всех дела, всем некогда,- сказала Мария.
  - Ты тоже хочешь меня здесь оставить,- спросила Лидия Григорьевна.
  - Мама, ты легла на реабилитацию, мы с Татьяной хотим вытащить тебя из болезней, не слушай никого. Мне звонила заведующая отделением, жаловалась на твое неадекватное поведение, просила поговорить с тобой.
  - Говори! Что я такого сделала? Нянечку, которая оскорбляет людей, фашисткой назвала. Была бы на своих ногах в морду дала... Но мы лежачие, зависим во всем от нянек.
  - Может где-то надо потерпеть?
  - Еда невыносимая! Надо умудриться так капусту потушить, что ее жрать невозможно. Котлеты не понятно из чего, у меня от них понос начался. Я звала няньку, но она не подошла.
  - Я сам тебя подмою, не расстраивайся. Я сам считаю, что такие порядки не допустимы, но массаж, ЛФК будут делать!
  - А ты серьезно считаешь, что это поможет, если я весь день буду в говне лежать, нервничать и в глаза нянек заглядывать?
  - Давай посмотрим, как дальше. Плохо будет, заберу тебя.
  - Женщины телевизор шесть лет не смотрели, лежат целыми днями и думки невеселые думают.
  Михаил пошел попросить тазик с водой, чтобы поменять матери памперс, но нянька вежливо сказала, что это ее дело, просто не успела. Михаил дал ей сто рублей, после чего она сразу пошла в палату. После того, как она поменяла памперс, Лидия Григорьевна спросила: "Ты ей денег дал?". - "Дал, мама, как без этого".- "Сколько?" - "Сто рублей". - "Это и будет ежедневной таксой. В месяц три тысячи или в говне лежать". - "Правда?",- уточнил сын.
  - Правда, правда,- подтвердила Валентина,- у нас с пенсии семьдесят пять процентов высчитывают на содержание, остальные на карточку переводят. Если в ларьке надо что-то купить, то пятьдесят рублей за это няньке, если памперсы вовремя менять, то няньке два раза в неделю по пятьдесят рублей, но они не довольны, им больше надо.
  - Ну, женщины, приготовьтесь, включаю,- сказал Михаил, пытаясь разрядить обстановку.
  По Первому каналу шла передача "Пусть говорят".
  -Как красиво!- первой откликнулась Мария.
  - Краски какие! Телевизор новый? Я таких не видела.
  - В прошлом году покупала,- сказала Лидия Григорьевна.- Поделаю все дела, лягу вечером на свой диван и наслаждаюсь.
  - Тебе, Анна, слышно?
  - У меня слух получше вашего, я слепая, а слышу хорошо.
  - Мама, мне ехать надо, вечером позвоню. Чуть не забыл: фрукты привез, Лена котлет нажарила.
  - Дай всем.
  - Чего это он будет всех кормить?- сказала Валентина.
  - Угощать! - ответил Михаил.
  Со словами "ужин" открыла дверь в палату раздатчица пищи.
  - А мы не будем, нас покормили,- за всех ответила Мария.
  - У вас телевизор современный, хорошо идет. Кто вам его на стену повесил?- спросила раздатчица.
  - У нас жизнь новая началась, соскучились по жизни за шесть лет, спасибо, Лида, вот характер у тебя, храни тебя Бог.
  - Спасибо на добром слове, вас тоже пусть Бог хранит.
  - Это раздатчица добрая, рассказывала, что приезжает фермер за пищевыми отходами, дает директору деньги. Свиней на нашей еде выращивают. А директору отдельно обед готовят: отбивные, семгу на пару. Повара тащат сумками продукты, а кто рангом поменьше, то и сумки полегче,- рассказывала Валентина.
  - Их же контролировать должны! Надоело, только и слышишь по новостям: у того семь с половиной миллиардов рублей нашли, другой миллион в месяц получает! А люди бедно живут,- сказала Лидия Григорьевна.
  - Миллиардов?- удивленно спросила Валентина.- Миллиард - это же больше, чем миллион в тысячу раз?
  - Так и есть.
  - Я уж думала, что мои математические мозги перестали соображать.
  - Математика тут не при чем. Это нравственность. Всегда алчные были, но на них власть была, а теперь власть из них состоит. Неужели ничего не слышали?
  - А откуда, мы шесть лет здесь лежим и никаких новостей не знаем,- вздохнула Мария. - Может, преувеличиваешь, не может человек миллион рублей в день получать.
  - Человек не может. А это же нелюди. Давайте телевизор смотреть, устала я быть учительницей начальных классов, вам восьмидесятилетней про нынешнюю жизнь рассказывать. Директор интерната ворует меньше, пожалуй, у него тысяч по пять в день получается, может больше плюс зарплата, это уже за двести пятьдесят тысяч в месяц. Не на нефти, на стариках!
  - Раньше, другой вел эту передачу, забыла его фамилию,- сказала Валентина.
  - Малахов! Он теперь на другом канале. Вам, девочки, теперь каждый день удивляться придется, за шесть лет телевидение изменилось, ничего святого не осталось. Мужья жен обливают грязью, бывшие жены мужей, наследство делят, но это знаменитости, а если про бедных передача, то ведущие удивляются: мамочка, как это вы запили, у вас же ребенок на руках, как это у вас третий сожитель. У бедных сожители, а у богатых гражданские мужья. Если актер или актриса алкоголики, наркоманы, то им оплачивают поездки в Таиланд на лечение. И показывают потом, как им там замечательно! Их не хают, что наркоманы, что детей оставляют. Эту бы бедную мамочку один раз свозили в Таиланд, увидела бы она другую жизнь, может, появился бы свет в конце тоннеля. Нет, только богатых и знаменитых спасают, а бедным все по башке стучат: виновен, виновен. В церковь придешь - грешен, в жизни - виновен, душа раздирается от несправедливости.
  - Не принимай близко к сердцу, Лида! Ты в нас жизнь вдохнула. Не думала, что телевизор когда-нибудь еще посмотрю! Какие там люди красивые, нарядные! - удивлялась Валентина.
  -А ругаются как! Я не вижу, какие они, но сильно ругаются. Кто такие?- спросила Анна.
  - Известный певец и его бывшая жена, не могут имущество поделить,- прокомментировала Лидия Григорьевна.
  - Прямо по телевизору делят! Не стесняются?
  - У них деньги большие. Им ничего не стыдно. Это нам стыдно. Отсутствие денег и их наличие меняет людей.
  Вечерние новости смотрели тихо, когда они закончились, то никто не проронил ни слова.
  - Чего молчите, или уснули?- спросила Лидия Григорьевна.
  - Уснешь тут! Это ж почему на Россию так прут?- спросила Мария.
  - Вы действительно как младенцы новорожденные не слышали, что Крым наш,- удивилась Лидия Григорьевна.
  - Наш? Война что ли была?
  - Референдум был в Крыму. Проголосовали за присоединение к России. А до этого ситуация на Украине обострилась, американский флот мог войти в черное море. Путин Крым и забрал. Теперь Россия для всего мира агрессор. Донбасс сражается, просит автономии от Украины, там уже четыре года люди гибнут.
  - Нам никто не сказал,- Мария заплакала.- Дочка придет, побудет полчаса и назад, да и политикой она не интересуется, а мы с мужем всегда политикой интересовались.
  ***
  На следующий день дежурила другая нянька, не такая злая, с удовлетворением отметила Лидия Григорьевна, она все делала молча. Надела на лицо медицинскую маску, сменила памперсы. Одну фразу произнесла, когда помогала Валентине перебираться с кровати на инвалидную коляску. Валентина вскрикнула, нога не туда пошла, нянька вытащила ногу: "Помогай, мне одной не справится".
  - Слава Богу, чистые! - сказала Мария.- Человеком себя чувствуешь. У меня бывает после утренней подмывки такое чувство, что сейчас встану и пойду.
  - Только некуда бежать...- сказала Лидия Григорьевна. - Что-то я сегодня пессимистично настроена.
  - Не горюй, ты нам такой праздник устроила. Мы себя бездомными чувствовали, а теперь я начинаю себя человеком чувствовать. Нельзя сдаваться, все от духа зависит. Мой Григорий говорил в трудные времена: "Главное - духом не падать". А я что-то в последние годы падаю, падаю...
  - Все мы так, Лида правильно сказала: "Некуда бежать".
  - И ни разу на прогулку не вывозили?- спросила Лидия Григорьевна.
  - А кто повезет?
  - Коляски здесь есть?
  - В коридоре наши коляски стоят, на них сюда привезли, шесть лет стоят, раз в неделю в них сажают и везут на помывку.
  - Валентина, дай мне договор, который вы каждый месяц подписываете с интернатом,- попросила Лидия Григорьевна.
  Валентина взяла с тумбочки несколько листов бумаги передала, Лидия Григорьевна стала читать. В договоре были прописаны: питание, уход, лекарства, массаж, ЛФК, прогулки, обеспечение одеждой и многое другое.
  - И это все стоит 16433 рубля 96 копеек! Какая точность! - сказала Лидия Григорьевна. - А у других сколько? У тебя, Мария, сколько?
  - У всех одинаково, все одинаково обходимся, под копирку пишут индивидуальные договора, только фамилии меняют, - ответила Мария.
  - Бумага есть бумага, она все стерпит, чего ты их читаешь! Мы привыкли к этому обману,- сказала Валентина.
  - К этому привыкнуть нельзя, как и к тому, что тебя бросили. Кормят, памперсы с оскорблениями меняют. А где прогулки, где занятия с психологом, где массаж? Нет, хорошо быть богатым! Я мечтаю об этом!
  - В таком положении, как у нас, что бедному, что богатому - одинаково!
  - Не согласна. Нет денег - и лежи бревном и веди себя тихо, а то в психушку отправят или еще что. Богатые в таком положении по всему миру ездят, у них обслуга есть, инвалидные коляски современные! Они же не живут, как я, на четвертом этаже пятиэтажки, откуда не спуститься в коляске. Никому не нравится быть в инвалидной коляске, но деньги есть и жизнь иная! Хоть на море езжай, хоть на Луну лети!
  - И в театр можно на инвалидной коляске? Я последний раз в театре была, когда мне семьдесят лет исполнилось, своими ногами еще ходила... - сказала Валентина.
  - Плати деньги и донесут, довезут и что хочешь сделают, у богатых жизнь и в таком положении не останавливается. Сейчас найду вам по какому-нибудь каналу фильм интересный, а сама в интернете посижу.
  - Внучка моя раньше все в интернете сидела, не знаю, как сейчас. Она один раз ко мне приходила, запах в палате не понравился... Двадцать два года, не замужем, - сказала Мария.
  Лидия Григорьевна написала в своей страничке в "Одноклассниках", что разыскивает выпускников, которые учились математике в школе 52 у Валентины Ивановны Ковтуновой, которая находится сейчас в доме престарелых, никто ее не навещает, оставила свой номер телефона для связи. И еще добавила, что в палате четыре человека, некому на прогулки вывести, просила волонтеров о помощи. Она рассчитывала, что откликнутся вечером, днем люди на работе.
  Мария смотрела фильм по телевизору и та переживала за героиню, которую бросил любимый, она беременная, без денег, жилья!
  - Негодяй! Как она его не разглядела,- с сочувствием сказала она.
  - Не вижу его, но плохой человек, - подтвердила Анна.
  - Внешне симпатичный, ладный, но хочет жениться на дочке начальника, выгоды ищет. Наверное, Лида права: были бы мы богатые, то ни в богадельни заканчивали свою жизнь.
  - Не переживай, Мария, сейчас все фильмы заканчиваются одинаково: встретит она богатого, полюбит он ее ребеночка, поженятся. Это же кино, там богатых на всех хватает!
  - Слава Богу! Не люблю, когда фильмы плохо заканчиваются...
  - Только в жизни все иначе. Меня тоже парень бросил, мне двадцать лет было, на другую променял. Никто больше не встретился. А как хотелось любви! Настрадалась от одиночества, школа спасала... - сказала Валентина.
  - Я тебе фото твоей школы покажу!
  Лидия Григорьевна нашла в интернете фотографию, передала сотовый Валентине.
  - Ничего не изменилось! Красиво! Клумбы, как в мое время. Спасибо, Лида, душу согрела...
  Лидия Григорьевна была уверена, что на ее призыв о помощи откликнутся. Ей очень хотелось, чтобы пришли люди и вывезли погулять женщин, которые шесть лет ничего не видели, кроме этих четырех стен. Не сомневалась и в том, что кто-нибудь из бывших учеников Валентины откликнется.
  ***
  Зоя Дмитриевна очень удивилась, когда позвонили с поста охраны и попросили подойти. Обычно разного рода недоразумения охранники улаживали сами. Когда она спустилась, то увидела в фойе много народу, все ругались с охранником. Увидев Зою Дмитриевну, охранник обрадовался: "Наседают, не знаю, что делать, решайте сами ситуацию".
  - В чем дело? - спросила она, обращаясь к собравшимся.
  - Мы в палату 503, нас трое, мы к учительнице своей, остальные тоже в эту палату, волонтеры, хотят бабушек на улицу вывезти! Почему не пускают?
  - Разберемся!- строго сказала Зоя Дмитриевна, но на самом деле она не знала, как ей поступить. - Как узнали о своей учительнице, почему раньше не навещали?
  - По интернету женщина сообщила, что она здесь, мы не знали, в квартире ее чужие люди проживают...
  - Как фамилия женщины, которая сообщила?
  - Это допрос? Что мы в тюрьму пришли, надо заранее записываться?
  - Нет, это интернат, у нас свой распорядок дня, люди пожилые, их могут навещать только родственники, - Зоя Дмитриевна едва сдерживалась, эта брюнетка с бриллиантами на руках и в ушах, ей сразу не понравилась. "Воображает себя хозяйкой жизни, здесь тебе это не пройдет", - подумала Зоя Дмитриевна.
  - У нее родственников здесь нет, только племянник в Москве. Мы думали, что он ее к себе забрал, а он сюда определил. Она не имеет права на общение? - брюнетка говорила спокойно, но в голосе ее Зоя Дмитриевна услышала насмешку. "Не разрешу! Сошлюсь, что в палате четыре человека, могут заболеть"...
  - Могу пропустить только одного человека.
  - Почему? Покажите свои правила! Ей же приятно будет, что нас трое пришло. Давай, девочки, пошли, имеем право, - сказала брюнетка, пошла к лестнице, за ней пошли не только две женщины, но и волонтеры, всего девять человек.
  - Задержите их! - крикнула Зоя Дмитриевна охраннику.
  - Куда ему! Мы группа сплоченная, лучше с нами не связываться! - сказала брюнетка, явно наслаждаясь ситуацией.
  Когда Зоя Дмитриевна подошла к палате, то услышала смех. Навстречу ей по коридору бежали врач, медсестры.
  - Зоя Дмитриевна, мы никого не пускали!
  - Знаю, разберемся!
  В палате совсем не было места.
  - Прекратите издевательство над больными людьми. Я вызову полицию! - сказала Зоя Дмитриевна.
  - Вызывай! Кто, над кем, издевается пусть - проверят! По всему коридору запах фекалий! Вот так уход за больными! На прогулки не вывозите! Посетителей не пускаете, замуровали заживо людей! - Это уже не брюнетка говорила, а качок под два метра ростом.
  - Девочки, а ужин не съеден, попробуем котлетку! Ужас! Так и отравить можно! Ни рыба, ни мясо - говно! - сказала женщина с красивой стрижкой. Зоя Дмитриевна давно мечтала о такой, но волосы не позволяли подобную сделать.
  - Валентина не ест почти, - стала рассказывать Мария, - У нее понос начинается, а нянька тогда над ней изгаляется.
  - Девочки, у меня все хорошо, - говорила Валентина и по лицу ее текли слезы. - Рада, что свиделись, о большем и не мечтала!
  - Валентина Ивановна, нас много! Каждый день кто-нибудь будет приезжать, вывозить погулять! А, может, ко мне, дом большой, я не брошу!
  - Нет, Юленька, никому в тягость быть не хочу. Уже осталось немного...
  - Опеку сейчас над пожилыми дают, в семьи их забирают, у меня подруга юрист, она знает, как это делается,- сказала Лидия Григорьевна.
  - Гулять поедем, Валентина Ивановна!- двое мужчин помогли усадить Валентину на инвалидную коляску.
  - Может, и Марию сможете погулять вывезти, она тоже шесть лет на улице не была,- попросила Валентина.
  - Всех прогуляем, нас же много!
  - Что это вы распоряжаетесь?- возмутилась Зоя Дмитриевна.
  - А что нельзя? В договорах указано: прогулки два раза в неделю,- сказала Лидия Григорьевна. Зоя Дмитриевна чувствовала ненависть к этой женщине, это она разрушила умеренный, привычный образ жизни.
  - Вы ответите за это.
  - А я уже записала вас на видео, как вы угрожаете, прямо сейчас выставлю в интернет. У простого народа одна защита: обнародовать в соцсетях, придать публичности,- сказал парень лет двадцати пяти, усаживая на коляску Марию. "Пока! Привет директору!"- сказал он и повез Марию на прогулку.
  - Я не пойду на улицу. Я ничего там не увижу, - сказала Анна.
  - Тогда я с вами посижу, поговорим про жизнь, - сказала девушка-волонтер.
  - Какая жизнь! - Анна заплакала, девушка поцеловала ее в щеку. Анна заплакала еще больше.
  - Почему плачете?
  - Не брезгуешь меня целовать, дочь приходит и та не целует.
  - Ну и дура! Была бы моя мамочка жива, я бы ее целовала и целовала. К вам смогу приходить раз в неделю. Могу раз в месяц брать к себе домой, отвезу, привезу, такси сейчас не проблема, парень мой поможет.
  - Не поеду, вдруг дочка приедет. И не хочу чужих людей беспокоить.
  - Все люди - братья, а с дочкой согласуем.
  -Это раньше говорили, что все люди - братья... А дочка не разрешит.
  - В интернате можно оставить, а в гости нельзя! Вы же дееспособны?
  - Не знаю я, мы интернатовские, интернату принадлежим.
  - У интерната здания в собственности, но не люди!
  - Кто вы такие, почему к нам пришли?
  -Волонтеры, прочитали в интернете, что помощь пожилым нужна и приехали.
  - Хорошо! Я ничего не вижу, и ног нет. Но жива! - Анна не успела договорить, услышала, что в коридоре кто-то громко кричит. - Голос незнакомый, но начальственный, - сказала она. - Как бы нам хуже не было.
  - Хуже уже некуда! Да и не позволим мы! Пойду, посмотрю, что там в коридоре...
  У Анны сжалось сердце от плохих предчувствий: "Лежали бы и лежали, а что теперь будет?".
  Девушка-волонтер вышла из палаты и увидела пожилых людей, которые громко что-то обсуждали.
  - Охрана не пускала, а они прорвались! К своей учительнице пришли. В глаза начальству говорят, что здесь плохо, обслуга с нас денег требует за любые услуги. Может, порядка станет больше.
  - Сколько комиссий не приезжало, а лучше не стало. Как бы хуже не было.
  Лифт остановился, из него на инвалидной коляске выкатили Валентину.
  - Как же хорошо на улице! - Валентина улыбалась. - Сейчас других привезут.
  - Смотрите, как бы вас не наказали, - сказал мужчина с палочкой.
  - В угол поставят? - Валентина засмеялась, она сама себе удивлялась. Не было страшно, почувствовала, что есть кому за нее заступиться, жизнь не казалась мрачной и бесцельной. Можно жить! Как мало надо: деревья видеть, нужность своим ученикам почувствовать.
  Когда всех привезли с прогулки, уложили на кроватях, то в палате стало тихо. Нарушила тишину Мария: "Вы уйдете, а нам опять прозябать. Спасибо, праздник устроили!"
  - Мы приходить будем, - сказала брюнетка. В это время в палату вошли трое полицейских.
  - Только не волнуйтесь, наша полиция нас бережет! - стала успокаивать старушек молоденькая волонтерша.
  - Это милиция берегла! А полиция с народом или нет? - спросила брюнетка.
   С полицейскими поладили. Никого не забрали. Майор попросил навещать посетителей не толпой, а по два-три человека.
  - Господин полицейский, мы так дальше и договорились навещать, а первый раз вот так получилось! Мы график составим, - сказала брюнетка. В это время в палату вошли пятеро молодых мужиков.
  - Волонтеры на помощь палате 503? - догадался майор.
  - Да, услышали, что помощь старушкам нужна, на прогулку вывезти.
  - Опоздали, уже погуляли! Я список составляю, включу вас, согласны?
  Майор вздохнул с облегчением, никакого конфликта, разошлись тихо, мирно. "Зачем директор вызвал полицию? Вышел бы к народу, поговорил, а то обрисовал ситуацию, как захват заложников". В микроавтобусе сидели бойцы ОМОНа. "Хорошо, что я решил проверить,- думал майор,- Хорош бы я был, если в палату ворвались с автоматами, старушки умерли бы от страха. Ладно, дальше пусть начальство разбирается, оно посылало".
  
  ***
  - Хорошие у вас ученики, - сказала Лидия Григорьевна. - Отзывчивые, я надеялась на помощь, когда писала в интернете, но не думала, что столько придет. Сейчас напишу, поблагодарю.
  - Лида, теперь нас замордуют... - сказала Мария.
  - А мне все равно. Увидела своих и буду дальше все терпеть. Теперь знаю, что ни одна на этом свете. Спасибо, Лида!
  - Я наплакалась, со мной девушка разговаривала, мне легче стало. Полиция их не заберет?
  - Брюнетка полицию на место поставит! Как ее зовут?
  - Наташа, - ответила Валентина, - она и в школе бойкая была. Не могла терпеть несправедливости, а характер не меняется...
  Они даже про телевизор забыли, обсуждали неожиданный визит гостей. У всех было хорошее настроение, пока не вошли заведующая отделением, врач, медсестра, нянька.
  - Надеюсь, вы понимаете, что такое недопустимо! Директор полицию вызвал. Не хотите же себе хуже сделать. Лидия Григорьевна, до вашего появления все было спокойно, - выговаривала Зоя Дмитриевна.
  - Как в могиле, - сказала Мария.
  Зоя Дмитриевна не отреагировала и продолжила:
  - Может, вы отдадите сотовый, я отдам его вашему сыну, а вам старенький принесу.
  - А почему у нас сотовые не отбираете?
  - Валентина, потому что по вашим сотовым в интернет не выйдешь, помощи не запросишь. Хотят, чтобы я себя тихо вела, им так выгодно. Сотовый не отдам, я в своем уме.
  - Мы примем меры, выпишем вас за несоблюдение режима.
  - В суд подам! Как я нарушаю режим? Водку пью, курю в палате, дебоширю? Я лежачая!
  Женщины засмеялись, а Зое Дмитриевне хотелось закричать, поставить на место эту женщину, которая никак не унималась, не было в ней подобострастия! Взяла себя в руки и спокойно ответила:
  - Ведите себя прилично!
  - Я бы хотела вести себя неприлично, но ноги не ходят! Не нравлюсь больше мужчинам!
  - Я не об этом!
  - Я тоже не об этом! Не надо меня учить жить! Здесь все люди заслуженные, а их к ноге! Не стыдно? Вы на государство работаете, какая обслуга - так люди и о государстве думают! Вы спросите у женщин: понравилось ли им? Им понравилось, они внимание к себе почувствовали!
  Зоя Дмитриевна не могла больше себя сдерживать. Внутри все кипело от негодования. Она вышла из палаты, вместо своего кабинета вошла к сестре-хозяйке. Та укладывала в сумки упаковки памперсов, увидев заведующую, попыталась поставить сумки под стол.
  - Доставай, посчитаем! - сказала Зоя Дмитриевна. Сестра-хозяйка стояла как вкопанная, тогда Зоя Дмитриевна сама выложила пакеты с памперсами на стол.
  - Сорок памперсов! И это происходит ежедневно. Наживаетесь на больных. Вместо трех памперсов, как положено, меняете по два. Хорошо устроились! Покупателей нашла?
  - Зоя Дмитриевна, вы же знаете, так всегда было, я вам предлагала, а с нянечками делюсь! Как жить на такую зарплату!
  - Не нравится! Увольняйтесь! Буду следить за сменой памперсов. И пусть няньки повежливее с людьми обращаются!
  
  ***
  Обычно, если не было каких-то совещаний в департаменте, директор уезжал с работы часа в четыре дня. После обеда, который для него готовили специально, он пребывал в хорошем настроении. В эти часы любил вызывать подчиненных, распекать. Если слышал возражения, то взрывался от негодования, начинал кричать так, что человек сжимался, становился как бы совсем маленьким. Директор наслаждался, чувствуя, что весь коллектив из четырехсот человек в его власти. Он знал, что повара воруют, питание плохое, но на все жалобы, которые писались даже президенту, ответы приходили за его подписью, по давно выработанному шаблону. Суть которого состояла в том, что питание - диетическое, сбалансированное. Писали жалобы в основном новички, которые через полгода становились почти ручными, заискивающе заглядывали в глаза, как бы извиняясь за сам факт своего существования. Это очень нравилось директору. В плохом настроении он устраивал обход по палатам, наблюдая стариков, стремящихся поймать его взгляд, сказать ему: "Спасибо, Борис Борисович!". "Выдрессировал их за четыре года. А то от жалоб не было спаса. Сказали бы спасибо, что взял их сюда, крыша над головой, кормят. Родные дети не захотели ухаживать, а государство не отказалось. Я денно и нощно работаю, чтобы все у них было".
  Его отец работал заместителем мэра. Деньги в семье были, но много денег не бывает. Одно время Борис тоже работал в администрации города, но продвижения по службе не было. Он знал почему. Папа при должности, поэтому он и не продвигается. Тут была своя иерархия, с ней не поспоришь. А ему хотелось и власти и денег. Ушел в бизнес, но дела не пошли. Друзья у него были обеспеченными. Он попросил отца: "Устрой на должность такую, чтобы можно было к зарплате прицепом иметь и не очень заморачиваться". Через месяц отец сказал, что может устроить его директором Дома престарелых. Борис рассмеялся: "Мне тридцать пять лет, я юрист по образованию, а ты меня в Дом престарелых. Это не престижно. Как я друзьям скажу, что я директор...". - "Дурак, прежнего директора сняли, под суд не отдали, иначе надо было снимать заместителя губернатора, ему тоже отстегивали. Прежний директор построил дом с бассейном, а всего три года проработал, жалобы пошли, обобрал интернат. Ты будь умнее, делись с начальством, поладь со стариками, чтобы не писали жалоб. К особо недовольным подход найди. Там золотое дно, увидишь!" - "На стариках построил дом с бассейном?" - "А на чем, думал, деньги делаются? К нефти у нас доступа нет, все поделено! На интернатах детских, стариковских делаются неплохие деньги. Только для начала миллионом надо поделиться, за должность заплатить". - "Миллион!" - "Через месяц отобьешь!"
  Как папа сказал, так и вышло. За четыре года в новой должности у Бориса Борисовича уже был загородный дом с бассейном на территории более двух гектаров. Он любил пройтись по своему лесу, с наслаждением вдыхая запах соснового бора. Даже на работу не хотелось ехать, так хорошо было дома. Друзья с удовольствием приезжали в гости, на шашлычок, попариться в бане, поплавать в бассейне. Жена, он это чувствовал, стала относиться к нему с большим уважением, а для сына, которому шел тринадцатый год, он был кумиром. Борис слышал, как один раз, когда он заехал за ним в школу, сын сказал однокласснику: "Для меня папа герой. Хочу так, как он работать и иметь все для нормальной жизни". - "Воровать?" - "Твои бы и хотели украсть, но негде!". Увидев отца, сын подошел к нему.
  - Молодец, сынок! Хорошо ответил!
  - А вдруг напишет куда?
  - Да от их семьи пустого места не останется, я же ни один, за мной люди стоят. Запомни: будешь при должности - и все у тебя будет! Работать можно на таможне, в здравоохранении, образовании, в интернате, как я, но не рядовым, при должности.
  Жену свою Борис Борисович боготворил. Их встреча не была случайной. Когда он окончил институт, отец сказал, что пора жениться. Резко ответил, что как-нибудь сам разберется в этом вопросе. Отец отреагировал спокойно:
  - Что без роду и племени выберешь? Жена - это половина успеха в жизни. Важно, чтобы она была из обеспеченной семьи, образованная, с хорошими манерами. Мое дело тебя познакомить, а потом сам решай. У моего друга, управляющего банком, дочь окончила университет, знает английский, французский. Может, я выйду на пенсию, пойму, что в России ловить нечего, уедем заграницу, устроимся, деньги есть. Дети твои будут языки знать, потому что с детства будут разговаривать на английском... Может, они захотят учиться в Кембридже. Я об этом мечтаю! Значит, я не напрасно жизнь прожил, трудился!
  - Папа, жить заграницей дорого.
  - Ты мои деньги не считай, свои зарабатывай. Но я же не сейчас собираюсь заграницу, пока и здесь хорошо, таких денег нигде не заработаешь.
  - Борис не ожидал, что Вика понравится ему с первого взгляда. Высокая, стройная, с рыжим вьющимся волосом, она показалась ему девушкой с другой планеты. Сначала Борис даже испугался, шепнул отцу: "Она слишком красива для меня". Но после смотрин решил, что женится только на Вике. "Только денег мне надо побольше, ухаживать за такой дорого, и самому приодеться надо", - сказал отцу. "Об этом не думай, обеспечу, молодец, что девушку оценил! Взгляд у нее какой! Такая любого на место поставит!"
  Через полгода они поженились, на свадьбе гулял весь цвет городского общества. Борис порой не верил, что эта умная, высокомерная женщина теперь его жена! Его притягивало ее высокомерие, недоступность, каждый раз приходилось как бы вновь завоевывать собственную жену Отец подарил на свадьбу квартиру в сто квадратных метров, а тесть обставил ее стильной, дорогой мебелью. Отец и тесть, словно соревновались, кто больше денег потратит на молодых. Отец родился в деревне, вдали от областного центра, родители, рядовые колхозники, не могли ему помочь, пробивался сам. Тесть тоже был из простой семьи. И вот они подружились, вместе ездили зимой в Альпы, покататься на горных лыжах, летом предпочитали Крым. Оба мечтали о внуке, наследнике! Когда Вика родила мальчика, то радости дедов не было предела. Борис делал все, чтобы сына не избаловали. "Вы с пеленок ему приговор подписываете, чуть не золотую соску в рот суете. Много примеров, что вырастает из таких деток", - выговаривал он дедам. Но, как не боролся, а справиться не мог, а бабушки баловали еще больше. На удивление сын хорошо учился, твердо решил поступать в Кембридж.
  - Кем ты будешь в этой Англии? - спрашивал Борис у сына.
  - Не важно! Что не прокормите меня? Дед говорил денег много!
  - Хватит, но это пока деды работают, я...
  После разговора с сыном, встретил однокурсника, решил похвастать, как живет, но тот его хвалебную речь перебил словами: "Отец с тестем ведут тебя по жизни! Когда же эта власть закончится!" - "Какой обозленный! - подумал Борис Борисович. - Без роду, без племени, а туда же, деньгам завидует! Всем денег хочется, да на всех не хватает! Надо вовремя понять это и жить на что есть!"
  Борису Борисовичу не хватало пару миллионов, чтобы закончить благоустройство территории загородного дома. Жена задумала создать экзотические уголки, где бы росли растения из разных стран. Необходимо было расширить пруд, зарыбить его, поставить забор повыше, чтобы никто не мог видеть двора. Аукцион по закупке лекарств состоялся, и он надеялся: на днях должны принести ему миллион рублей. В последние годы старался не брать денег у отца, тестя, хотелось всем, в первую очередь жене, доказать: может достойно содержать семью. Очень гордился этим! Любил рассказывать жене, как много приходится работать, как трудно достаются деньги. Сейчас он решал важный вопрос и жалел, что не додумался до этого раньше. В интернате много одиноких людей, у которых в собственности квартиры. После их смерти квартиры переходили в собственность государства. "Государству! Да оно вас всю жизнь обманывало, а вы ему квартиры. Мне отдайте! - хотелось кричать Борису Борисовичу. Но кричать о таком было нельзя, внимательно изучив дела пациентов, стал работать с четырьмя стариками. Выделил им отдельные палаты, заходил, интересовался делами, постепенно втерся в доверие. Подопечные боготворили Бориса Борисовича. Сам директор уделяет столько внимания! Навещая, приносил чего-нибудь вкусненького. У двоих из них уже отжал квартиры, неказистые, двухкомнатные хрущевки, по два миллиона каждая. Оформлять на себя боялся. У мамы Бориса Борисовича была другая фамилия, девичья. И это сыграло на руку. Он вызывал нотариуса в палату, привозил маму, и старики подписывали дарственные. Приходилось делиться с нотариусом, но схема пока действовала безотказно. Старики продолжали жить в интернате, наследников у них не было. Познакомившись с делами, выяснил: шестьдесят стариков одиноки, нет наследников. Действовать надо было осторожно, нельзя все оформлять на маму, пока не придумал, как поступать, знал только, что не упустит такой жирный кусок. За четыре года в должности директора у него ни разу не возникло проблем с вышестоящим начальством, проверяющими. Но в последнее время, считал Борис Борисович, начальник департамента стал наглеть. Ежемесячно он давал начальнику триста тысяч рублей, а теперь раз в неделю тот звонил ему и тоном, не терпящим возражений говорил: "Я машину послал, затарь ее. Мяска хорошего, не того, каким своих кормишь, рыбки нормальной, виски, фруктов. У меня гости". Когда начальник позвонил первый раз с такой просьбой, то Борис Борисович растерялся, даже попытался объяснить, что нет у него хорошего мяса, а тем более виски. "А то я не знаю этого, пошли человека, пусть закупит, не мне же по рынкам ездить!". С тех пор Борис Борисович выкладывал пятьдесят тысяч в неделю, отправлял начальницу отдела кадров, которая по списку закупала необходимое. Это злило Бориса Борисовича, напоминало, что он несвободен!
  - А ты ему больше денег отстегивай, - посоветовал отец.
  - Это не поможет! Ему все мало и мало. Думает: у меня здесь золотое дно. Интернатов много в регионе, представляешь, как живет!
  - Угомонись! Надо делиться. Твой интернат самый большой! Приходится раболепствовать. У нас в стране один человек свободный - президент!
  По мере роста благосостояния, росло уважение к себе. Любил поставить подчиненных по стойке "смирно". В такие моменты особо чувствовал свою значимость. Но не давали покоя мысли, что он всего лишь директор дома престарелых. Тесть - управляющий банка, отец - заместитель мэра!
  - Да у меня возможности меньше твоих, - говорил отец, - ты так развернулся! Должность хорошая, деньги идут...
  - С женой в Москву ездили, у нее подруга замужем за бизнесменом. Я тоже представился бизнесменом, в таких кругах сказать, кто я - не посмел, это все равно, что назваться бомжем... Меня бы вывели под руки из того дворца. В такие моменты начинаешь понимать, что нищий.
  - С Москвой не сравнивай. И не будь старухой из сказки Пушкина, не надо желать невозможного. Благодари Бога, тебе грех жаловаться. Люди откровенно бедствуют.
  - Кто бедствует? Какие люди?
  - Ну, народ...
  - Не понимаю я тебя, батя, решил мне очки втирать. Тебя народ интересует?
  - Ладно, ладно. Это я тебя остудить хотел. Понимаю, в твои годы хочется продвигаться по служебной лестнице. Ну, устрою я тебя в Москве, но у меня не те связи, замминистра не станешь. Ну, начальником управления в столичный департамент смогу устроить. В Москве жизнь дороже и дать надо за должность миллионов десять. Столько, сколько здесь иметь не будешь, там уже все распределено. Борис Борисович вынужден был согласиться с отцом, подумал и решил, что дело не в престижной должности, а в деньгах, сын выучится, надо будет ему помогать продвигаться по жизни.
  
  ***
  Секретарь доложила, что пришел Пивоваров, ожидает в приемной.
  - Кто такой?
  - Сын той, что вчера по соцсетям столько народу вызвала. Вы просили ему позвонить, вызвать.
  Вошел тот самый очкарик, который два дня назад отдал ему пятьдесят тысяч рублей, чтобы его мать положили на реабилитацию. Борис Борисович не предложил сесть, сразу пошел в наступление, стал отчитывать его, как мальчишку.
  - Ваша мама ведет себя неадекватно, мы пошли вам навстречу, а она устраивает демонстрации. Мы на нее надавили.
  Мужчина снял очки, протер их и уверенным голосом сказал:
  - Надавили! На языке греческого секса это иначе называется... Государственный интернат! Почему вы себя ведете, как удельный князек? Мама по сети нашла учеников женщины, которая шесть лет здесь лежит, к ней никто не приходит. Это давно должны были сделать социальные работники. Мама дух человеку подняла, а вы полицию на людей вызвали!
  Борис Борисович не ожидал такого отпора.
  -Да кто вы такой, чтобы мне указывать?
  - Я человек, у которого больна мама...
  - Так лечите ее, не отдавайте старушку!
  - Я не собираюсь отдавать маму в интернат, она здесь на реабилитации. Она имеет право помогать людям. Условия у вас, как в тюрьме, нельзя навестить людей, а они годами лежат!
  - Забирайте свою мать, нечего мне нотации читать!
  - Заберу, когда она пройдет курс. Думаете, на вас управы нет! Не забыл, что взял у меня пятьдесят тысяч?
  - Да как ты смеешь!
  - Я на видео записал, будешь так себя вести, вспомнишь обо мне. Маму, не трогай!
  - Мне твои пятьдесят тысяч тьфу!
  - С миру по нитке - голому дворец!
  - Это ты голодранец. Небось, пятьдесят тысяч год собирал или в долги влез!
  - Вот-вот, людей в долги вгоняете. Я компьютерщик, справки о тебе навел, твой дворец загородный на видео снял. Не хочу конфликта, но, если маму будешь изводить, то выложу видео в интернет. И мама у меня непростая, она стример...
  - Из-за пятидесяти тысяч мне ничего не будет!
  - Это от твоей власти, ты забыл о соцсетях! Время не то! От тебя сразу отрекутся твои подельники!
  Мужчина вышел из кабинета, разъяренный директор потребовал вызвать Зою Дмитриевну. Она вошла в кабинет в ожидании очередной выволочки.
  
  ***
  В палату вошел парень лет тридцати, поздоровался, спросил: "Кто Пивоварова?"
  - Я! - ответила Лидия Григорьевна.
  - Я буду массаж делать, физкультурой с вами заниматься.
  Лидия Григорьевна обрадовалась. Мария, Валентина внимательно наблюдали, как он делает массаж.
  - Нам бы тоже не помешало...
  - На вас заявки нет.
  - На нас крест поставили. Лида на реабилитации здесь, а мы навечно.
  Парень оторвался от массажа, подошел к каждой из женщин, попросил поднять, если могут, руки, ноги.
  - У меня нет ног, - сказала Анна.
  - Тогда руками чаще двигайте, пальцы массируйте, подниматься пытайтесь, движения любые очень важны...
  - У нас с Валентиной правая сторона полностью парализована, можно что-нибудь сделать?
  - Отчаиваться не надо, тренироваться каждый день. Здоровой рукой массировать больную, попросите мячики купить, любые тренажеры для рук.
  - Ты новенький?
  - Да!
  -Заметно. Разговариваешь по-человечески. Еще не испорчен.
  - Могу испортиться?
  - Денег мало платят, начнешь с больных вымогать...
  Молодой человек не обиделся.
  - Я окончил курсы массажистов, учусь в медицинском университете. Это у меня подработка. Маме помогаю, младший брат в восьмом классе учится. Работа нравится, людям помогаю.
  - Посмотреть бы на тебя лет через десять, останется добросердие или выгоришь?
  - Не верю я в эмоциональное выгорание, придумали себе в оправдание те, кто никогда добротой не отличался.
  Парень пожелал всем хорошего настроения и ушел.
  - Лида, что это он говорил про выгорание? - спросила Анна.
  - Считают, что врачи и вообще люди, которые часто сталкиваются с человеческой бедой, привыкают к этому и становятся равнодушными. Может, включим телевизор?
  В палату вошло Зоя Дмитриевна.
  - Лидия Григорьевна, сегодня вам начнут курс реабилитации.
  - Уже начали, массаж сделали, паренек хороший приходил.
  -Рада, что он вам понравился. Попрошу вас на время лечения отказаться от сотового. Отдайте его мне.
  - Опять двадцать пять. Телефон не отдам, общаться в интернете буду. Вы неправильно мыслите. Лежать бревном - хорошо, а поддерживать хорошее настроение - плохо.
  - Нельзя же столько людей в палату звать!
  - Одному не справиться, чтобы четверых лежачих на прогулку вывезти! Вы же не вывозите, хотя обязаны! Почему им не делают массаж?
  - Им бесполезно.
  - И это говорит врач! Вы должны надежду в людей вселять, а не убивать их!
  - Опять меня учите!
  - Не я первой начала. Волосы дыбом встают, как подумаю, что эти женщины шесть лет здесь лежат! Без общения, лечения! Питание ужасное! В памперсах и то ограничение! Как это!
  - С вами невозможно разговаривать! Вы не слышите меня!
  - Слышу и знаю, чего вы хотите. Интернета меня лишить, связи с обществом. В наше время хоть президенту жалобы пиши, а вернется тому, на кого жалуешься. А интернет слышит, чувствует, реагирует! Я решила ежедневно репортаж в прямом эфире вести о ситуации в интернате. Сегодня расскажу про ваши говняные котлетки, про то, что берете даже семьдесят пять процентов с инвалидных денег! Сплошное нарушение законов! Не понимает еще власть, что народ больше терпеть не хочет. Революционная ситуация на лицо.
  - Вы с ума сошли!- с этими словами Зоя Дмитриевна выскочила из палаты.
  Женщины засмеялись.
  - Напугала ты ее, Лида, начнет придумывать, как от тебя избавиться,- сказала Валентина. - Они все могут.
  В палату вошел сын Лидии Григорьевны, поздоровался, угостил булочками.
  - Мама, прошу тебя, я третий день с работы отпрашиваюсь, директор интерната меня снова сегодня песочил. Ты должна понять: есть вещи, которые изменить нельзя.
  - Есть, но здесь все можно и нужно менять! Не бояться! Не могу я молчать в тряпочку.
  Он не сказал матери о том, что дал директору пятьдесят тысяч, записал это на видео и пригрозил выставить запись в интернет. "Мама, поспокойнее относись к ситуации. Но, если что, то сразу звони!" - поцеловал и убежал.
  - Он у тебя хороший!
  - Хороший! - согласилась Лидия Григорьевна. - Только невезучий, хочет, чтобы все по справедливости было. А кому это надо?"
  
  ***
  Борис Борисович просидел полтора часа на совещании в департаменте, слушал выступающих и думал: "Когда это закончится! Надоело одно и то же!" Каждого из директоров интернатов он хорошо знал, в дружеских отношениях ни с кем не состоял, у него была некая брезгливость к кругу людей, из которого был сам. Он считал себя на этом месте человеком временным, пребывал в полной уверенности, что попадет во власть, настоящую власть. И, как не уверял его отец, что лучше иметь небольшую должность, но денежную, он не соглашался, хотел престижной работы и денежной. "С моим умом и быть директором дома престарелых! Ничего, надо потерпеть, денег подкопить. Отец поможет, в Москве можно развернуться!"
  - Борис Борисович, я к вам обращаюсь! - услышал голос начальника департамента. Бориса Борисовича не предупредили о выступлении. Встал, начал, как обычно, рассказывать, что ремонт идет, новое оборудование закуплено...
  - Спите, что ли? Вам начальник полиции задал вопрос! Зачем вчера ОМОН вызывали?
  "Откуда узнали? - мелькнула мысль. - Я забыл майору денег дать, взвинчен был".
  
  - Не могли справиться своими силами. Девять человек прорвались в палату. Для чего ОМОН, если его не беспокоить! У нас пожилые люди из-за их безопасности и вызвали.
  - ОМОН вызвали на совершенно адекватных граждан. Пришли учительницу свою навестить, волонтеры помочь хотели. Но это вы создали ситуацию, в соцсетях появился сигнал о помощи. Я все прочитал, я бы тоже на такое безобразие откликнулся, - сказал начальник полиции, - удивляюсь, что мало народу пришло! Но еще не все прочитали, сегодня больше придет!
  - И мне всех пускать? Это же инфекции!
  - Борис Борисович, вы допустили ошибку! Комментарии в интернете ужасные! Того и гляди в федеральные сми попадем! ОМОН на стариков! Вы разве не знаете, что волонтеры в моде! Надо их привлекать к помощи! От своего имени выйдите в сети и поблагодарите и учеников старушки и волонтеров. Надо закрыть ситуацию! - сказал начальник департамента.
  Борис Борисович кивнул в знак согласия. В автомобиле по дороге в интернат молчал. Вошел в свой кабинет, включил компьютер, никак не мог себя заставить написать благодарность волонтерам. "Пусть заведующая отделением напишет, - решил он, не желая переступить через собственное самолюбие. - Заметят, что ни сам написал, опять выговаривать будут!" Вышел в интернет, прочитал все о вчерашней ситуации. Негодование захлестнуло: "Суки! Какое вам дело до стариков! Люди их волнуют! Своих проблем нет! Я бы вам ответил, будь моя воля". Взял себя в руки и вежливо поблагодарил волонтеров, потом вызвал Зою Дмитриевну. "Никакая заведующая! Нет твердости в характере! Вылетит с работы, как пробка из бутылки. Не могла сразу определить, что бабка конфликтная!" - Он был взбешен:
  - Зоя Дмитриевна, вы видели, какой шум в соцсетях!
  - Да...
  -Разруливайте! Эта старуха не остановится, продолжит свои чудачества. Сын у нее компьютерщик, обучил разным штучкам. Все лезут в интернет со своим мнением, для быдла создан! Я предупрежу "скорую" и главного врача психиатрической, в случае чего вызывайте, пусть всех четверых увезут, там знают, что с такими делать.
  - Я не буду этого делать, скандал начнется...
  - Сделаете! Я унижен, растоптан, перед этой швалью извиняться пришлось! Всюду так поступают. Кто неадекватно себя ведет в интернатах детских или для стариков, то отправляют в психушку, разве не знаете? Что первый раз?
  - По вашему приказу...
  - Там ваша подпись стоит! Я сказал, исполняйте!
  
  ***
  - Опять обосрались! Невозможно дышать! - с такими словами вошла в палату нянька.
  - Надо вовремя приходить, менять подгузники, - спокойно ответила Лидия Григорьевна, - пошла ты вон, надоело твое хамство, пока не извинишься, мы тебя до работы не допускаем! Передай директору: забастовку объявляем, не будем есть! Тебя я на видео записала, выставила в интернет, пусть люди послушают, как с беспомощными людьми разговаривают!
  Нянька набросилась на Лидию Григорьевну, пыталась отнять телефон. Анна, Валентина, Мария закричали, что есть мочи. Прибежали медсестра и массажист, Зоя Дмитриевна.
  - Что ты делаешь? - спросила Зоя Дмитриевна, а массажист оттягивал няньку от Лидии Григорьевны и кричал: "Она на больного человека нападает!"
  - Не тебе меня увольнять! Она опять в интернет выставила! Отнимите у нее телефон!
  - Пошли вон! - спокойно ответила Лидия Григорьевна. - Девочки, я права? Объявляем забастовку! Пусть сами свою жратву едят!
  - Лида, я с тобой! - сказала Валентина.
  - И я! - поддержала Мария.
  - Я воспитана в духе коллективизма! И первый раз чувствую, что пора объединяться! Это здорово! Зачем терпели? - сказала Анна.
  - Сейчас вас уколют! Поспите, придете в себя... - не удержалась Зоя Дмитриевна.
   - Сделайте укол, чтобы не просыпаться никогда... - попросила Валентина.
  - Этого они не могут, а вот в овощ превратить легко! - съязвила Лидия Григорьевна.
  Зоя Дмитриевна пошла к себе, нянька и массажист тоже вышли из палаты.
  - Девочки, помолчите! Я все сняла на телефон, выставила в интернет, но хочу выйти в прямой эфир на YouTube. Боюсь, что в психушку нас увезут, предчувствия у меня плохие. Люди! Помогите! Нас собираются увезти в психиатрическую больницу, мы находимся в интернате, палата 503, я вчера рассказывала, как здесь относятся к старикам! Поспешите на помощь, кто может! Скорее! Миша, сынок, беда, приезжай! Спасите наши души, все, что осталось! Все старики здесь в дерьме лежат, а директор замок на стариковские деньги построил!
  - Это ты кому говорила?
  - Всем людям, неравнодушным! Не хуже корреспондентов получилось?
  - Лучше! Ты правду говорила!
  - А теперь, девочки, если в палату войдут люди в белых халатах раньше моего сына, то кричите изо всей мочи. Приготовьте что-нибудь потяжелее, чтобы отбиваться было можно! - сказала Лидия Григорьевна.
  - У меня тарелка с супом! - сказала Мария.
  - Я кружку нащупала, подойдет?
  - Подойдет Анна, не промахнись только!
  - А у меня газета...
  - Валя, хлещи их по морде! Может, стыдно станет.
  В палату вошло четверо здоровенных мужиков с медицинским чемоданчиком. Они остановились на пороге, пропуская вперед Зою Дмитриевну. Как не отбивались четыре пожилых женщины, но им сделали уколы снотворного, по очереди снесли на носилках, погрузили в две машины скорой помощи. Михаилу по пути встретились эти машины, но он и подумать не мог, что в одной из них его мама. Он услышал призыв мамы и сразу выехал в интернат. Поднялся на пятый этаж, распахнул дверь в палату, на кроватях никого не было.
  - Где моя мама? - закричал на весь коридор.
  Зоя Дмитриевна ждала этого визита, вышла из своего кабинета и сказала: "Ваша мама была не в себе, ее и всех женщин из палаты увезли в психиатрическую больницу!" - "Если про права человека говорит, то неадекватна, а, если про "Единую Россию", то здорова! Сейчас здесь будут десятки человек, посмотрите на YouTube, там уже миллион просмотров! Вам это не сойдет с рук! Никакой ОМОН не справится!
  Директор не верил своим глазам: на полном ходу Toyota протаранила ворота, а за ней на территорию интерната въехало не меньше тридцати автомобилей. Он не мог понять, что происходит. Вызвал секретаршу.
  - Посмотрите на Youtubе, - сказала секретарша.
  Он посмотрел, пришел в ужас. Зазвонил сотовый. Руки у Бориса Борисовича противно дрожали, понимал, что теперь его не спасет ни папа, ни тесть.
  - Ну, ты обосрался! - сказал начальник департамента и дал отбой.
  
  ***
  - Мужики! - обратился Михаил к парням, которые стояли у автомобилей во дворе интерната. - Их всех в психушку увезли, надо, чтобы кто-нибудь со мной туда поехал.
  Решили ехать на десяти машинах, в случае чего вышибать ворота и там. В соцсетях начали сбор подписей за снятие с должности губернатора, который мог такое допустить.
  - А вдруг не снимут? - задавались вопросом пессимисты, которые приехали в интернат на помощь старушкам. И решили пойти в кабинет директора, разобраться с ним по-своему. Когда человек тридцать вошло в кабинет Бориса Борисовича, он почувствовал, что волосы шевелятся на голове.
  - Под диктофон будешь говорить, сколько украл. А потом пиши заявление об уходе, но не по собственному желанию, ни в связи с переходом на другую работу, а потому что ты вор! - сказал мужик в байкерской куртке. Многие снимали происходящее на видео и выставляли в интернет.
  Приехал мэр города, его послал губернатор, просил успокоить людей. Губернатор позвонил главному врачу психиатрической больницы и попросил отдать старушек людям, которые за ними приедут. Губернатор из интернета узнавал последние новости, как развиваются события. Он боялся одного: не сняли бы с должности. Мэр, когда увидел столько машин и людей, ему стало не по себе. Вышел из автомобиля.
  - Ты, мужик, кто? - спросили из толпы.
  - Мэр... - ответил, побледнев.
  - Не бойся! Говори, что хотел...
  - Губернатор просил передать, что начнется проверка, виновные понесут наказание.
  - Да мы это тысячу раз слышали! В стране бардак, но все при должностях!
  
  ***
  Когда на десяти автомобилях подъехали к психушке, то из проходной вышел мужчина, представился главврачом, сказал, что "скорые" отвезут старушек, куда скажут, извинился. Старушек выносили на носилках, они безмятежно спали. Позвонила Катя, мамина подруга, она рассказал о ситуации.
  - Миша, вези ко мне всех, их разлучать нельзя, - сказала она. - Только мне в помощь нужны медики, а лучше врачи, мало ли что...
  - Врачи есть? - спросил Михаил.
  Нашлись. Санитары на носилках подняли женщин в квартиру Кати, она смогла всех уложить. Михаил держал маму за руку, смотрел, как она спит. Неожиданно для себя его стали душить рыдания. "Поплачь! Надергался!" - сказала Катя. Потом Михаил уснул, проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо: "Ваша мама умерла..." - сказал врач из числа волонтеров. "Мишенька, она за людей умерла, значит, за Родину!" - заплакала Катя...
  
   ***
   На девятый день со дня смерти матери Михаил решил поехать в дом престарелых, навестить трех женщин из палаты 503. Они ничего не знали о том, что Лиды нет в живых. Встретили его радостно, все вопросы были о Лиде. Он так и не решился сказать им правду. Сказал только, что телевизор мама оставляет им в подарок.
  
   ***
  Борис Борисович работал руководителем управления в департаменте Московской мэрии. Отец, тесть сделали все, пригрозили губернатору, но своего не сдали.
  
  ***
  Через полгода Бориса Борисовича нашли избитым, после чего он не мог ходить из-за травмы позвоночника. Отец возил его на лечение в Израиль, но не помогло, оказался прикованным к инвалидному креслу. Жена Бориса Борисовича ушла к другому. Отец понимал, что нападение на его сына не случайно, мстят и догадывался даже за что, но полиция не нашла виновных. На YouTubе, в "Одноклассниках", "Фейсбуке" появилось видео, на котором человек, скрывающий свое лицо, измененным голосом рассказывал о событиях годовой давности в интернате для престарелых, и о том, что бывший директор интерната теперь прикован к инвалидному креслу. Ролики собрали более полутора миллионов лайков. Каждый, кто ставил лайк, в этот миг подумал: "Есть справедливость!".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"