Чуканов Алексей : другие произведения.

О приро de vещей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  
  
  
   О приро de vещей
  
   (поэма)
  
  
  
  "Why don"t we do it in the road?" (Билл Потрясикопье)
  
  
  
  
   ИЗ КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ ПЕСЕН АРТУРОРА,
  
  
  хранителя девятой и последней втулки вечности, называвшемся также, как предполагают, двойником волшебника изумрудного города Мерлина, или королем Артуром, но бывшим по сути самим по себе и уж никак, разумеется, не королем английским, как порою его называют некоторые простаки, ибо в ту пору и Англии никакой еще не существовало и никто еще не говорил по-английски...
  
  
  
   WARNING: Вход не для всех! Только для сумасшедших!
  
  
  
  
  
  
  
  "Нам, христианам, европейцам, еще долго нужно будет освобождаться от внутреннего Христа, прибитого к самым чистым и робким движениям нашей души... Неужели мы так никогда и не искупим Его вины?"
   (Б. Поплавский. "Письма и дневники". Перевод с французского)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ***
  
  Ах, мы ведь так еще молоды с тобой, Мерлин и не успели еще согрешить как грешат...
  
   ***
  
  Отчего-то среди современных людей, Мерлин, которых, по определению, не может удовлетворить только вера, принято как аксиома, что высшее, ведущее к Истине, есть непременно познание - философское или научное (как вариант - мистическое). Т.е. долгие и кропотливые усилия моралистов (впрочем, также как имморалистов), которые, как правило, оказывались плохими метафизиками, сыграли свою роль в том, что не только вере (что было бы совершенно не важно), Мерлин, но вообще любому внятному ощущению теперь отказано в каком-либо особом притязании на истину. Но, думается нам, снобизм ученых и философов не столько страшен, сколько глуп: им пока не под силу до конца препарировать жизнь и отнять у нас наше переживание жизни - эту единственную достоверность, оклеветанную, но убеждающую более всяких запутанных слов.
  
   ***
  
  В мудрости обычно видят только пессимизм и ретроградство - глупость, Мерлин, сразу выглядит оптимистично.
  
   ***
  
  Мудрец (как и волшебник, Мерлин), не отрицает метафизики. Он говорит, что метафизика возможна. Но это его мало занимает. Разговор о реальности этих вещей, противостоящих реальности жизни, ему кажется слишком надуманным и маловажным.
  Но и у него есть своя идиосинкразия - "проповедники жизни".
  
   ***
  
  Часто, Мерлин, придя к невозможности отыскания вечной истины, иной записной философ бросается во все тяжкие и хочет быть учителем жизни, и объявляет своей задачей привить человеку какую-нибудь новую цель (читай - хорошо забытую старую) - но даже в этом видны ослиные уши его "науки", даже в этом он только слепой поводырь у слепых.
  
  
   ***
  
  Метафизик (а часто и скептик, Мерлин) говорит о горении познающего, его мужестве и последней борьбе - но все это лишь для того, чтоб отвести подозрение от себя самого: слишком бледный огонь у его свечи.
  
  
  
   ***
  
  Зрелой личности, Мерлин, равно противны как ковыряние в мистике, так и копание в грязном белье души. Пожалуй, второе даже противнее. Ни Достоевский, ни Кьеркегор, как бы их ни возносили глупцы, ничем не выше обыкновенной профессорской философии, а только хуже - не частностями, в которых блистал их художественный талант, а идеей своей они хуже.
  
  
   ***
  
  а)
  
  Как-то так сложилось и принято на веру - возможно, по аналогии с индивидуальным правом, что жизнь, жизнь вообще, бытие есть ценность. Этот вопрос практически не обсуждается; исключения редки. Шопенгауэру нужно было проделать длинный метафизический крюк, чтобы хоть как-то коснуться этой проблемы. Абсурдисты искали любую зацепку и лишь для того, чтоб абсурд был хоть как-то оправдан, - и путешествовали по мифам. Предлагались разные методы: от равнодушия к жизни - до жизни любой ценой... Слишком многое здесь поставлено на кон, Мерлин: наука, карьера, религия, философия - наконец, барыши. Слишком трудно, почти невозможно произнести эту истину: "В жизни нет никакой положительной ценности, ни единой, и ни мы, и ни Бог, и ни что-то иное ей не в силах ее придать". Давно бы уже нужно было переболеть этой странной болезнью высшей ценности жизни - и начать просто жить, но вместо этого мы загоняем страшный процесс глубоко вовнутрь.
  
  б)
  
  Как-то так уж принято на веру, Мерлин, что выдающийся интеллект (или талант) - вещь несомненная, повод для особенного восхищения, - и что сказали бы люди, если бы кто-то им как дважды два доказал, что талант или гений - это только другой, и отнюдь не особый, не лучший (а в чем-то и худший) способ существованья ума, способ, надо сказать, по природе своей имитаторский, т.е. попытка выдать себя за того, кем ты не являешься. Об этом знают художники и поэты, часто на пике творческого подъема чувствующие свою связь (а то и тождество) с "высшим духовным началом". Заметим, не с "гением" и не с отвлеченною "музой" (ибо здесь нет еще настоящего "демиурга"), а именно "ВЫСШИМ НАЧАЛОМ". Но что стоит за "высшей духовностью", Мерлин? - вот в чем вопрос.
  
  
   ***
  
  Когда идет речь о спасении при пожаре или кораблекрушении, Мерлин, то порой, говорят, забывают о мишуре, дорогих безделушках, иными словами, о всяких блестящих ценностях - и часто спасают лишь самое дорогое для сердца, чему и названия-то нет никакого, так, какие-нибудь листочки-записочки... Не проверить ли нам это, Мерлин, на практике? Говорят, у тебя в новом замке много всяких волшебных записок...
  
   ***
  
  Философы не могут обойти вопрос о состоятельности жизни, но ставят его таким образом, так углубляясь в дикие дебри понятий, что уже и не знаешь, зачем ты пришел в этот лес - по дрова или так прогуляться. Но видишь одно: откуда растут у этой паршивой их метафизики уши, и то, что она совершенно забыла о своем основании, Мерлин, посчитав себя самодостаточной.
  
   ***
  
  Быть может это, Мерлин, еще никому по-настоящему и не приходило в голову: что мы заблуждаемся относительно жизни, когда слишком связываем ее с собой - там, где речь идет только о существовании (о эта вечная путаница!), так что даже самый легкий толчок, какая-нибудь минутная слабость приводит нас на грань отчаяния.
  
   ***
  
  Надежду ли нужно нам в себе развивать? Не надежду, Мерлин, а стойкость. Не сразиться ли нам, Мерлин, с единорогом?..
  
   ***
  
  Помнишь ли ты эту притчу, Мерлин? Хотя, конечно, какая тут притча? Это быль. Помнишь, как несколько королей однажды поехали на охоту. И зверья и птиц было много, да и день был прекрасный, но короли отчего-то грустили. И так же, скажу тебе, без особого аппетита они сели за стол. Наконец один из них, сероглазый король, произнес:
  "Я знаю, - сказал он, - я знаю, почему мы грустны. Мы грустны потому, что отравлены в самое сердце".
  "Кто же нас отравил?" - воскликнули в ужасе короли.
  "Как, разве никто из вас ничего не слышал о тайном пире?" - спросил сероглазый король.
  "Ну, отчего же, - грустно ответили короли, - слышали".
  "Вот что нас отравило, - сказал сероглазый король. - И ничто так не отравило мира, как та пирушка: все колодцы и всякую пищу, которую мы едим!.. Что там райское яблоко...
  Ничто не оставило такой горечи и осадка, как то вино и тот хлеб.
  Ни в чем не оставила она чистоты.
  Даже безумием не назову я ее, но сознательным отравлением.
  Чем была она? Ненавистью к человеку. И отравлялся на ней - человек.
  Ради маленького человека отравлялся на ней Человек.
  И до сих пор еще чувствует себя человек маленьким и никак не встанет с колен, ибо отравлен в самое сердце.
  И до сих пор еще когда говорят "Человек", имеют в виду "человека" и наоборот.
  Но что процвело? этот маленький человолк и процвел, и все подлое вокруг него процвело и процвела его ненависть к человеку, а человек еще не поднялся с колен, потому что отравлен в самое сердце и чувствует себя маленьким.
  А человолк имел противоядие против этого яда - волчьей ягоды - и смог подчинить себе человека.
   Вот почему мы грустны.
  Но это наше вино - чисто, - сказал сероглазый король, - и опьяняет, потому что - вино", - при этом поднес он свой кубок к губам и, сделав несколько быстрых глотков, снова поставил его на стол. И все короли тоже отпили из своих кубков. И тихая радость вошла в их сердце.
  
   ***
  
  "Оставь надежду всяк сюда входящий!" - вот что начертано на вратах жизни; но если ты ищешь спасения для души, то для чего тебе небо, Мерлин?
  
   ***
  
  Ты говоришь мне о Заратустре, Мерлин... Но почему, например, не о Будде? Заратустра, скажу тебе, был слишком мал, чтобы быть подлинным Заратустрой. Что за безвкусие - подталкивать падающих! Но так говорю я тебе: не подталкивай! Не подталкивай падающих и, если не хочешь, не помогай им - на это нехитрое дело всегда прибегут доброхоты - а лучше дай падающим спокойно упасть... Всякому яблоку свое время... Быть может это и есть искомая вечность?.. Ведь если зовут и идешь с пустыми руками, то поступаешь так только от жадности...
  
  
   ***
  
  Между нами, Мерлин, ведь Заратустра и был тем падающим... Маленький, слабый, больной Заратустра... Ах, ведь многие, многие падающие так подозрительны и обидчивы, Мерлин, так не хотят они выглядеть падающими... Но об этом - молчок. Не махнуть ли нам, Мерлин, на Марс?..
  
   ***
  
  В конечном-то счете, Мерлин, сверхчеловек - это тот же Христос, это та же религия падающих. Но есть ли другая РЕЛИГИЯ, Мерлин? Есть ли религия прямоходящих?
  
   ***
  
  Будда говорил: человек ведет себя так, как если бы воин, раненый стрелой, вместо того, чтобы вырвать ее из себя одним махом, вдруг начал интересоваться именем ранившего его лучника, его сословием, званием, богатством его доспехов, расстоянием, с какого была пущена стрела, деревом, из которого был сделан лук, и т.д., и по истечении времени, Мерлин, он в конце концов умирает от пустяковой в общем-то раны, так и не получив "самых главных" ответов на свои вопросы.
  Неизвестно, точно ли Будда это сказал или кто из его последователей - ведь говорят, что даже и Будду интересовали кое-какие "подробности".
  Но дело не в этом, Мерлин, а в том, что с тех пор прошло 2,5 тысячи лет, а мы так и не научились выдергивать из себя стрелу.
  
   ***
  
  Может ли быть прямым наш путь? Странно, если бы был прямым. Да и можем ли мы вообще, Мерлин, мы, странники поневоле, говорить о каком-то своем пути?
  
   ***
  
  "Мы только пастухи - мы даже не волхвы; молча движемся мы за своим стадом, Мерлин, лишь изредка помогая себе каким-нибудь восклицанием или плетью. А когда на небе вспыхивает какая-нибудь новая звезда, мы, зачарованные, долго смотрим на нее, и думаем: вот, что-то сейчас изменилось в сонной жизни долины - быть может родился мессия или какой-нибудь грозный пророк, и только у нас, пастухов, вряд ли что-то изменится, да это нам и без надобности - разве кому-то еще светит эта звезда так же чисто как нам?!"
  
   ***
  
  "Наш Бог - это Бог пустыни. Кто назвал Его, Мерлин, Богом цветущих садов? Достаточно лишь хорошенько оглядеться вокруг - и ты поверишь в Него без труда. Право, это также несложно, как поверить в мираж; и мы что-то шепчем сухими как солома губами, что-то важное, Мерлин, т.е. лишенное смысла - ибо как нам иначе, по слову пророка, приготовить Ему дорогу, и слова шелестят так же тихо и мудро, будто змеи перед зимней грозой".
  
   ***
  
  У всякого дерева, Мерлин, есть свой огонь - не только у неопалимой купины. Вот он горит, чуть потрескивая и разбрасывая искры звезд, этот пахнущий свежей смолою костер; и взойти на него - все равно что взойти на вершину...
  
   ***
  
  Нам трудно обойтись без поэзии, Мерлин, без кажущихся посторонним темнот - но ясность, увы, не есть кратчайший путь к истине. Я скажу тебе больше: только ясность способна ввести в заблуждение. И оттого - vita brevis, ars longa.
  
   ***
  
  Говорим ли мы о Боге, Мерлин?
  Мы говорим, что и простое отсутствие Зла предстает как Добро. Но не слишком ли этого мало для идеи божественного?
  
  ***
  
  Читал ли ты Книгу о Бесконечном, Мерлин? Разве там не написано:
  
  "...И лежали перед Бесконечным
  эти неспелые (детские) полости мира,
  согласно обычаю, принятому на востоке.
  
  И не почувствовал Он ни боли за них, ни ответственности перед ними -
  ибо на это ушло бы время, -
  а только - желание насладиться и -
  "Все позволено!",
  и Он вошел в них..."?
  
   ***
  
  Мы боимся признаться, сказать себе, Мерлин, что все человеческие устремления, самый дух человечества со всеми его ожиданиями, суетой, бестолковыми хлопотами пошли не туда, и не так, но мы продолжаем лгать себе - лгать в надежде, что ни совесть, ни жизнь и ни Бог не заметят потери, и мы говорим: "разве мы сторожа нашей жизни?"... И можем ли мы каждый раз начинать, Мерлин, с tabula rasa?
  
  
   ***
  
  Говоря откровенно, Жизни и не нужна твоя жизнь - ей достаточно и твоих страданий: она молода, безрассудна и ветрена - и легко оставляет тебя. Но даже и смерти твоей ей не нужно, и она смеется над тем, с каким пафосом ты произносишь, Мерлин: "моя жизнь", "мой путь", "моя цель", "моя радость".
  
   ***
  
  Ты говоришь: "Нужно изменить весь строй нашего мышления, выработать новую культуру (ведь разве была у нас еще культура? - говоришь ты), без которой все наши начинания - или опошляются, или вообще теряют всякий смысл". Все это так, но ты снова говоришь о метакультуре, Мерлин, т.е. о том, что по определению находится "после культуры".
  
   ***
  
  Ожидание мессианского века, пути, пролагаемые в пустыне, великие цели, удвоение vevepe - нет, Мерлин, этого слишком мало, чтобы это могло нас спасти... Не поехать ли нам на охоту?
  
   ***
  
  Радость часто ошибочно приравнивается к Добру, но Добро - не аффект и даже не счастье, как думают многие, Мерлин (ибо это последнее - лишь оборотная сторона своего отрицания). Возможно, мораль, т.е. средства, дает куда большее представление о Добре. А потому Добро не есть цель, Мерлин, отнюдь... И не нужно бросаться спасать мир красотой или чем-то еще и вообще... не нужно много орать...
  
   ***
  
  "...И разломился мир, и в этот разлом упала боль, и стала Вселенная, свет, и потом - человек". И так все совершается, Мерлин, в этом разломе. Впрочем, об этом я, кажется, уже пел...
  
   ***
  
  так я говорю себе мерлин вот говорю я себе вот женщины взгляни как текут льются струятся хлещут хлобыщут извергаются эти бескрылые продолговатые вытянутые вдоль своей страсти и продолговатости кошки только продолговатости что может быть меньше ведь и мы с тобой продолговаты мерлин но как различна наша продолговатость вот говорил я себе смотри как текут они жарким любовным соком водопадом потоком но разве хотят они получить свою любовь просто так разве к этому их призывает их сок их поток их продолговатость
  нет
  но они хотят получить ее в обмен на свое унижение чтобы затем сполна расплатиться тонкою местью о ей отмщение и воздаст но так говорю я себе лучше эта женская месть чем месть обезумевшей самки не получившей своего унижения
  
   ***
  
  летать о летать ведь именно в этом и заключается эта ее последняя месть месть бескрылого продолговатого существа вытянутого вдоль своей мести и своего нелетания
  прогони ее прочь оттолкни выставь в ночь закрой перед ней свою дверь и увидишь как она возвращается подкрадывается подползает ибо это есть воля ее желания воля ее любовного сока
  о осторожная продолговатая вдоль своей осторожности
  запомни же как она подползает к тебе ее повадки ужимки ухватки и не позволяй ей летать
  ибо и без того высоко взобрался человек слишком большую назначил он себе цену мерлин
  и сам прилепись подкрадись подползи свейся с ней в кокон с этой женщиной жужелицей шиншиллой горизонтальной всему дерзновенному бескорыстному чистому искреннему умеющему высоко летать
  ибо если крылья томят тебя то лучше пусть эта женщина жужелица шиншилла их отгрызет тебе чем тебе заботиться мыслями ангелов
  так говорил я себе когда-то продолговатый вдоль своих мыслей но и сейчас я скажу себе половину от этого
  
   ***
  
  и еще говорил я себе мерлин внутри своего говорения речи дискурса интеллигибельности так говорил я себе
  вот мужчины с повадками осторожных шакалов (я не говорю о нас с тобой мерлин и о лучших из лучших из наших рыцарей... а может быть и о нас мерлин может быть и о нас...)
  они уважают лишь силу и преклоняются перед силой и тем что ты можешь ими повелевать
  но не дай бог им почувствовать в тебе человека говорил я себе в глубине своей неизреченности почувствовать эту твою сердечную слабость ибо больше всего они презирают человеческий дух и то что больше не может держать их в узде и на всех их делах начинаниях целях и на всем что они называют смелостью силой дерзанием волей философией литературой политикой лежит этот отблеск их трусости
  держи же всегда наготове для них свой меч свои львиные когти держи их в когтях и во имя себя человека будь для них хитрым и сильным зверем и даже забудь в себе человеческое и уж тем более не подпускай их к своей душе
  так говорил я себе когда-то внутри своего говорения речи дискурса интеллигибельности но и сейчас я скажу себе половину от этого мерлин
  
   ***
  
  разве не изучил я науку быть добрым так спрашивал я себя мерлин и так спрашивал я себя разве царство добра должны мы построить разве добро не есть то что требуется побежденным что должно умереть и не лучше ли выстроить царство победителей не признающих добра и отвечающих злом за унизившее их "добро" и не есть ли оно царство вечности царство духа
  взгляни вокруг сказал я себе посмотри на людей разве хотят они "доброго брата" разве от доброго брата не тупеет их мозг и сами они не теряют последнее в человеческом духе
  так будь жесток говорил я себе будь жесток ради них же самих что есть это "добро" как не порождение всего дурного в нас порождение сатаны
  добро служение идее нет мерлин вся эта убогая фальшь была не по мне не для моего желудка от всего этого меня выворачивало наизнанку будто при слове "бог" о этот маленький бог
  что мне за дело до всеобщего счастья и счастья отверженных если я знаю что если где-то прибудет там сейчас и убудет слишком оно ненадежная вещь это счастье
  про меня говорили смотри как он счастлив а я был на вершине отчаяния
  ах как глупы эти люди которые думают что могут дать счастье отверженным и несчастным словно бы это было в их силах о я знаю они говорят о чем-то другом когда говорят об этом их счастье и призывают меня бороться за эту химеру
  раздайте же нищим их милостыню говорил я но чем вам утешить всех тех которые и не хотят утешения а только чтоб утешители оставили их в покое
  и прежде всего утешители от утешителей
  ибо я говорю тебе: они не хотят никакого всеобщего счастья никаких великих стремлений и даже просто желаний
  ни оправдания их страданий ни отрицания их о они бы просто рассмеялись в лицо тем кто пришел бы оправдать их страдание или сказать им о том что страдание развивает ибо это страдание может развить только гения мерлин а всех остальных оно только губит
  и нет ничего отвратительнее и презреннее этого маленького человеческого добра и ничего лживей идеи всеобщего счастья мерлин даже поданной с соусом высшего человека ибо и он этот соус есть такая же ложь как и все остальное
  
   ***
  
  ты помнишь мерлин нашу войну мне казалось война очистит нас сделает лучше
  но даже и эту войну опутали мерзкою паутиной возвышенных слов и жалкого пафоса ах и сюда проникли эти служители "высшей идеи"
  там где я краснел и хотел промолчать они во всю глотку распевали гимны и марши
  где я видел лишь ужас и грязь они говорили это святое и доброе
  так они оклеветали войну и сорвали с нее жирный куш а я убедился что и война так же мало способствует истине как и идея всеобщего счастья
  
  нет там где они ищут Мира мой меч
  где их Справедливость там моя ненависть
  и где их Ненависть мерлин мои упования
  
   ***
  
  да мерлин когда-то я грезил о том чтобы мир отупляющий развращающий душу мир гадких лавочников и чинуш стал войной
  истина храбростью воина
  справедливость силою завоевателя
  счастье мечом а города становищами
  
  но когда я увидел что они называют войной что храбростью воина и что справедливостью я понял что лучше уж пусть будет мир ибо тот отупляющий и развращающий куш войны отвратительней самого гадкого мира
  так я прозревал в своем сердце мерлин и с улыбкой уже я слушал ослов кричащих что даже худая ссора лучше всякого доброго мира
  
   ***
  
  да я позволил себе иметь свою ненависть мерлин и ненавидеть там где я ненавижу и любить там где моя любовь
  и снова спросил я себя верно ли что человек вообще хочет счастья вернее только ли счастье составляет счастье его и не подмешался ли к этому счастью какой-нибудь горький а то и вовсе смертельный осадок без которого счастье не счастье и жизнь не жизнь
  и не по краю ли жизни хочет ходить человек не над самою ли смертью чтобы только не видеть великого счастья
  ведь как послушаешь в чем упрекают бога так только диву даешься точно ли ждут от него лишь добра
  и разве то зло и несчастье что он посылает людям не есть слово последней любви его к ним и высшего сострадания
  о как плохо еще понимают сострадание бога словно бы он был одним из тех ничтожных служителей главной идеи
  люди думают что у него добродетели филантропов или профессоров филологии и сострадание профессоров
  но разве не сказано про него что он держит ключи от всех тайников
  и так я скажу тебе у человека еще даже и не было бога и не поднималась еще заря человека
  а если б хотели его настоящего то и не думали бы о нем и не заботились тем что от них и не ждут
  
   ***
  
  Немногое нужно "искателям ясности", Мерлин, - но что они знают об этом чувстве: желать неясного?
  Любить не мудрость - любить неясность.
  Не "переоценивать" - пренебрегать...
  Искать не последние истины - последние смыслы...
  Разве достаточно сделать все темное своей высшей ясностью? Разве на этом должно успокоиться сердце? Или биться пустыми волнениями?
  Разве сделать могилу для сердца я кого-то учу?
  Нет, такой неучтивости я бы себе не позволил!
  
   ***
  
  что может быть выше умения высказать свое сердце мерлин
  горе тому кто никогда не был в сердце своем поэтом и не пытался выразить эту великую тайну сердца
  и жалок тот кто никогда не хотел познать мир ибо он не посеял свое все самое лучшее самых чистых и лучших движений своей души как же придет он и к самым зрелым своим размышлениям каких же всходов ему ожидать
  жалок тот кто во дни своей юности не узнал слов молитвы мерлин и не искал неба в тишине своего сердца он не посеял свое все самое тайное и все это сгнило в сырых тайниках но с утренней жертвой не идут к обедне а оставляют ее на жертвеннике
  и трижды жалок кто помнит слова молитвы и в зрелости ведь что есть зрелость мерлин если не время дневной полной жертвы великой жатвы но уже не цветы нежной юности и не детские тайны ее а свое сердце кладешь ты на жертвенник
  но чье-то пустое сердце всю жизнь заботится тайнами этой младенческою фиксацией на своем анусе мерлин и вся их жизнь предстает только такою фиксацией а потому я скажу тебе глупы марокканские маги поедающие свои экскременты ибо не ведают что творят ибо этим не отделяют а лишь приближают себя к прочим смертным
  
   ***
  
  ах это сердце что бьется одними тайнами мерлин гнилое зерно слишком долго и неуютно лежало оно в темном хворосте чьих-то ребер и не дало никакого всхода и не знало слов жертвы и ясного дня и не умерло для ростка но оставалось в себе самом и вглядываясь в глубину своего гниения пестовало свою ложную смерть мерлин и называло ее великою тайной и истиной но это была только смерть и гниение ибо есть смерть-для-ростка и есть смерть-для-гниения мерлин и этому "тайному" и гниющему и поклоняются все всуе проросшие сгнившие не умеющие расти ах словно какой-то глупый крестьянин вез посеять да завалился со своей наспех сбитой телегой в болото
  
   ***
  
  ах ведь беда всех ищущих "истину" потустороннюю истину мерлин что маленький бог ее создал со множеством толкований оговорок поправок отсылок так что фраза "единственное толкование" звучит непонятно и подозрительно но даже и все толкования еще ничего не скажут об "истине"
  
   ***
  
  Умей сказать "с добрым утром" и своей бездне, Мерлин, - этой своей звезде.
  
   ***
  
  Можешь ли ты отречься от жизни, Мерлин, уйти от нее? Уйти и отречься от того, чем ты не владеешь, к чему не пришел, о чем имеешь самые смутные представления! - но что само владеет тобой и наперед знает все твои мысли? И чем большее правдоподобие находишь ты в жизни, тем больше она для тебя только сон.
  
   ***
  
  То волнение, которое искусство вызывает в толпе, сравнимо, пожалуй, с тем любопытством, Мерлин, с которым она приходит полюбоваться на казнь, - здесь есть затаенный страх и удивление перед тем, в какие необычайные образы ты облачил свою жертву.
  
   ***
  
  При всем преклонении перед моралью, Мерлин, нельзя возводить ее в степень Закона или внутреннего повеления; мораль не должна быть самодовлеющей: всегда нужно помнить, что она - только средство... И - поменьше морали, Мерлин, поменьше морали...
  
   ***
  
  Уже Адам и Ева - надо же, Мерлин, как это типологично - хотели вкусить с древа познания; но что это было как не пустое томление духа в отстутствие опыта жизни? Но даже и приобретя этот мучительный опыт, человек почему-то продолжает томиться теми же сказочными загадками - слишком детскими, Мерлин, чтобы принять их всерьез.
  
   ***
  
  Всякий ребенок уверен: все можно объяснить и разгадать. Но если это тонко чувствующий и наблюдательный ребенок - то очень скоро, Мерлин, едва достигнув возраста подростка, он поймет, что все загадки мира отступают перед болью (или же напротив, радостью) существования. Но общество требует от него продолжать объяснять и разгадывать, учителя говорят ему о каких-то таинственных "истинах" - и он приучается лгать, потому что не видит иного выхода, и даже находит определенное объяснение этой лжи. Глядишь - и он уже "властитель умов". Sic transit gloria mundi.
  
   ***
  
  Странно, что "философией", Мерлин, - "любомудрием" - называется то, что имеет так мало отношения к мудрости. И вот уже говорят о любви к философии.
  
   ***
  
  Жизнь, даже собственная твоя жизнь, Мерлин, - словно чье-то по ошибке вскрытое письмо: терпеливо пытаешься ты разобраться в нахлынувших на тебя впечатлениях, еще не замечая своей главной ошибки. Но вот подвох обнаружен - каким-нибудь прямым обращением или напоминанием о никогда не бывшем с тобой (вместе с твоим опасением за рассудок корреспондента), - и ты укоряешь себя за эту промашку, но все же тревога и привкус сомнения еще долго не покидают тебя.
  
   ***
  
  Все это и превращает нас, Мерлин, в актеров, а по сути - в паяцев, но мы еще что-то восторженно шепчем о "великой силе искусства".
  
   ***
  
  Разве сказал я кому-то из наших рыцарей, Мерлин: полюбите все солнечное и возненавидьте все лунное?!
  Нет, но так говорю им: "Вы еще и не видели того солнца и той луны, о которых бы я вам сказал "Полюбите"".
  Воистину, не всходило еще то солнце над Гаваоном и луны еще не было на небосводе, над водой Аялонской, и никто не сказал им: "Стойте!"
  Что толку в солнце слепых, которое светит одним незрячим, что толку в луне, восходящей для спящих?
  Но если увидите настоящее солнце, то говорю вам: оно взойдет и для мертвых;
  и если увидите свет настоящей луны - то если проснетесь от жажды, она напоит вас из своего кувшина.
  И если тогда увидите время, оно станет вечностью.
  
   ***
  
  Разве только метафизик, Мерлин, может говорить о жизни как о сне?!
  
   ***
  
  Говорят, что один драматург, вероятно, рассерженный бесталанной актерской игрой или чем-то иным (а м.б. и совсем не рассерженный, а пришедший к тому со спокойной и мудрою ясностью), предложил называть искусство как-то иначе - например, Фердипюкс. Очень продуктивная, хотя и не новая, надо сказать, идея. Поневоле подумаешь, прежде чем произнести: я занимаюсь... искусством, или, продолжив сравнение, - философией. В жизни много слов с пустым блеском, Мерлин. Да и сама она разве давно уже не превратилась в такой фердипюкс (или - была им всегда)? "Я прожил свой фердипюкс". "Президент сделал все, чтоб удвоить уровень фердипюкса". "VITA EST VIA" etc.
  
   ***
  
  Говорят, мудрец Сковорода собственноручно выбил на своем надгробном камне, как бы уже (а б.м. всей жизнью своей) говоря из могилы: "МИР ЛОВИЛ МЕНЯ, НО НЕ ПОЙМАЛ". Такая вот скрижаль.Бывая в разных странах на разных кладбищах, я никогда не видел, Мерлин, такого необыкновенного признания, хотя и убежден, что мудрость многих мертвых значительнее глупости живых.
  
   ***
  
  Беда в том, что человек до сих пор не знает, Мерлин, где искать ответы на последние вопросы: в метафизике, в религии, в ковырянии в носу? Но, Мерлин...
  
  
   ***
  
  Вот что говорит Бог слабому в сердце своем человеку, Мерлин, слишком уставшему от тревог и сомнений: "Полюби Мой страх и Мою боль, прижмись ко Мне щекой - лучше немногое при страхе Господнем, нежели большее и при нем тревога, - разве Я не страдаю вместе с тобой!" Бог умеет играть на чувствительных струнах.
  
   ***
  
  Цель человека (а мы говорим о его вынужденной цели, Мерлин) не в том, чтобы стать homo moralis или быть максимально полезным людям - но скорее, Мерлин...
  
  
   ***
  
  Сражаться со злом зачастую приходится, Мерлин, экстремальными средствами - что ж, это жизнь... Однако при этом всегда нужно помнить, что меры эти предпринимаются для восстановления status quo, а не для торжества Добра, как принято думать, - и м.б. следует научиться краснеть победителям и государственным судьям: ведь даже борясь со злом поневоле перенимаешь его повадки - это старая истина.
  
   ***
  
  Цветаева о Блоке: "Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил... Ведь он был такое явное торжество духа". Как же скупо торжествует дух, Мерлин...
  
   ***
  Ты знаешь, как-то один из крестьян спросил меня, Мерлин: "А нужно ли что-нибудь кроме духа? Ведь даже когда я произношу это слово, - так сказал он мне, Мерлин, - сердце мое наполняется непонятным восторгом... Может быть, мне уйти в монастырь?"
  Что ж, тот, кому ничего не нужно, сказал я, не спросит. А значит, нищему духом я ничего не скажу. Но тот, кто спросит, тому отвечу: нужно все, кроме духа.
  Так сказал я: бегите от "духа", от этого седенького старичка с глазами убийцы - разве он свят, этот "дух"?
  Ибо не "духом" жив человек, а плотью и хлебом.
  Ибо "дух" - это дух разложения, смерти, но даже и в смерти не найдешь этот "дух".
  Так пусть же не будет у тебя "духа", а будет лишь хлеб, который пропах твоим потом, и будет твой пот, который пропах хлебным духом.
  Пусть будет достаточно хлеба, чтоб не оттолкнуть когда-нибудь нищего, постучавшегося в твою дверь за куском подаяния, ибо нет ничего слаще хлебного духа и разносится он далеко.
  Пусть будут крепки твои двери и дом твой будет как крепость, и если дух постучится к тебе, то гони его прочь со двора, ибо этот прожорливый призрак захочет тебя целиком: и твой хлеб и твой дом и твое милосердие,
  ибо дух - это дух разложения, смерти, но даже и в смерти ты не найдешь этот "дух".
  Но ведь сказано: "Не испытывай моего милосердия".
  
  
   ***
  
  Должны ли мы осуществлять идеалы, Мерлин? Пожалуй, лишь один: идеал ровного, безаффектного отношения к жизни, а если достанет сил - то и к смерти. Все остальные, как то: идеал справедливости, равенства, братства etc. - значимы лишь постольку-поскольку.
  
   ***
  
  АРТУР: Вот говорят: "любовь к мудрости", "философия" - но скажи, неужели любовь должно чувствовать к ней? Ты, прошедший сквозь бездну сомнений, муки отчаяния и унижений - разве любовь ты чувствуешь к мудрости?
  МЕРЛИН: Ты прав, это чувство - другое. Мудрость здесь - определяемое, а определяющее - любовь. Это скорее - мудрость к любви, мудрость к жизни - что проку в любви к самой мудрости?
  
  
   ***
  
  Мы должны подморозить не только слепую энергию нашей деятельности, Артур, но и зрячую совесть, которая часто желает себе непомерных жертв.
  
   ***
  
  Волшебнику трудно понять, что имеют в виду, когда говорят об уровне обыкновенного человека, Артур, - ибо он полагает его в себе: разве он не пожертвовал миру всем, что когда-то имел, или, по, крайней мере, думал, что он имел, и разве теперь не пытается он дотянуться до самых простых и ничтожных вещей, противных, казалось бы, даже самой человеческой сути - и с у дивлением он узнает, что кому-то еще очень часто приходится пригибаться или даже вытягиваться, чтобы стать в один уровень с человеком.
  
   ***
  
  Самое верное и надежное, что можно было бы дать человеку, Артур, - это скинуть с души его камень и освободить навсегда от жалких поисков истины, а заодно и от жалкой веры его, - не об этом ли был тот глас вопиющего? Не это ли означают слова его: "В пустыне приготовьте дорогу Господу!"?
  
   ***
  
  "Свет луны - сиренев...". Кто-то сразу возразит, другой - покажет на луну пальцем, третий подумает: "Что за странная прихоть? Нет ли здесь какого подвоха?", четвертый увидит здесь поэтический троп, и только пятый, Мерлин, смолчит, а м.б. только пожмет плечами, мало заботясь о достоверности, даже литературной.
  
   ***
  
  Призрачность мира, Мерлин, не в том, что за нею есть нечто реальное, или что мир - это только поток и изменение, а в призрачности, т.е. условности, и даже ошибочности, самого "познавания".
  
   ***
  
  "Пропала жизнь!" - кричат герои у Чехова. Куда, почему пропала? Тому же дяде Ване, Мерлин, к лицу ли ему заводить подобную песнь? Ведь так и проходит она, эта жизнь - в гадостях-радостях, в "здрасьте-вам-с-кисточкой", в заботах, в безделье, в зависти-ревности, в благодарности, а часто и в черной не-; кто-то, глядишь, даже сподобится - что-то напишет, что-нибудь для души (а может и не напишет, а может и не для души, - да в этом ли дело?), и глядишь - не пропала (хотя у кого она удалась?) эта самая чертова жизнь, а потому и не нужно кричать и волновать понапрасну людей.
  
   ***
  
  Не отрекаться от жизни, Мерлин, не плевать в нее, не возвеличивать всуе, но попытаться выпустить из ее котлов лишний, опасно играющий пар, прислушаться к самым обыденным и простым словам - б.м. они окажутся самыми нужными и значительными: ведь разве не сказано, что золотой век начинается там, где кончаются его поиски?
  
   ***
  
  мир философии это мерлин в сущности еще мир ребенка и вопросы его как стал мир первичен ли дух и т.д. называемые им "самыми последними" есть по сути дела еще детские вопросы с удивлением смотрит он вокруг себя этот мир на людей не знающих ответов и не стремящихся их отыскать эти люди кажутся ему сумасшедшими или в лучшими случае спящими и иной философ решает посвятить свою жизнь все свои утонченно-развращенные чувства на то чтобы как ему кажется разбудить растолкать этих невинных взрослых людей и тогда он уже называется не просто философом даже и у философов мерлин бывают свои дни культуры а "философом жизни" т.е. как бы пророком просто слово "пророк" уже вышло из моды и звучит слишком тягостно правда форма в которую он этот пророк облекает свою философию часто мало похожа на на ту метафизику о которой все мы имеем некоторое представление но впечатление это обманчиво а часто обманывает и самого философа
  но самое странное в том мерлин что многих ему удается все же сбить с толку увлечь какой-нибудь бесплодной фантазией дурацкой идеей трень-бренью или напротив убедить их в том что они должны все время "расти" и на дню раз по десять менять свои убеждения а иной из "пророков" вдруг обиженно крикнет "мир абсурден!" и в ответ ему закричат кукрыниксы из всех углов
  
   ***
  
  не подгонять жизнь мерлин и потому когда подгоняешь ее своим волшебством я говорю тебе не подгонять жизнь не загонять ее в новые русла не ставить перед ней грандиозные цели а скорей становиться ей вперерез замедлять ее ход мерлин например как леонтьев искать ее там где давно уже никто и не ищет на всех черных лестницах по чердакам и подвалам может быть в кухонном чаде может быть там где гуляют чиновники но только не там где ходят по сцене философы и прославленные литераторы среди этих паяцев давно уже ничего не найти
  
   ***
  
  Из своего идеального государства Платон, как известно, изгнал поэтов. Но жизнь - это вымысел, Мерлин, а потому без поэзии в ней, увы, обойтись, невозможно - в отличие от самой философии, которая учит реальности миражей.
  
   ***
  
  Есть ли у нас в самом деле какие-нибудь особые, "моральные" обязательства перед познанием, Мерлин, - чтобы мы жертвовали ему нашим душевным спокойствием? И не есть ли это, по слову Писания, лишь грех, предрассудок, которого должно стыдиться? Да и по совести, Мерлин, разве вера сама не есть грех?
  
   ***
  
  Мне кажется, Мерлин, что еще недостаточно понято: стремление быть психологом, исследователем человеческой психики есть само по себе болезнь, свойство людей нездоровых или приученных к нездоровью (я сейчас не говорю с тобой о врачах, Мерлин), и не случайно ли те, кто глубже всего проник в т.н. "глубины души", были людьми глубоко больными - например, Достоевский и Ницше; но людям здоровым сама их жизнь, ее почва и тяга куда важнее любой "психологии".
  
   ***
  
  Надо понять лишь одно: тебе не с кого требовать, Мерлин, ибо боги мертвы, и так же бессмысленно предъявлять счет своей психологии, а потому - или ты существуешь, или - все остальное, и тогда даже сам Мефистофель не в силах тебе помочь.
  
   ***
  
  По слову Будды, прежде всего нужно выдернуть из себя стрелу; но затем... затем, Мерлин, - возможно, посадить сад, построить дом, не исключено - стать добродетельным... Но помнить при этом об опасности новой стрелы!
  
   ***
  
  Будем честны с самими собою, Мерлин: нужно ли нам говорить о каком-то Пути - Пути с большой буквы? В этом ли дело - движемся мы по какой-нибудь скрученной ленте Мебиуса, замкнутой на самое себя, или по бесконечному лабиринту (что, в общем, одно и то же, просто последнее почему-то льстит нам больше - что поделать, часто мы проявляем неслыханную строптивость, а иной раз готовы последнее доверить литературе)? И не лучше ли нам говорить об отдельных узких тропинках?
  
   ***
  
  Право, Мерлин, даже если бы Бог и существовал, для нашей же пользы было бы лучше считать его только выдумкой.
  
   ***
  
  "Мир как воля и представление", "Cogito ergo sum", "Fata volentem ducunt, nolentem trahunt", "Заратуштра", если задуматься, Мерлин, такие же памятники человеческого безумия, как и все прочие, более известные нам "памятники". Все борятся с идолами, но почему-то, Мерлин, забывают о памятниках.
  
   ***
  
  Самый легкий и самый ошибочный, Мерлин, путь - полагать свои главные цели и смыслы вне себя, вне своего "быть" или, точнее, "стать", и потому мы так часто полагаем абсурд даже там, где речь идет о нашем собственном бытии.
  
   ***
  
  "Человек, человек... Слышали ль вы, что говорил умирающий в пустыне человек? Но не от жажды и не от укуса змеи, и не от раскаленного солнца он умирал. Не от одиночества ли умирал он теперь?
  Он говорил: "Вот, человек, он - чело и веки.
  Чело - это сила его пробивать стены лбом,
  А веки - граница его миров.
  Но он заблудился между мирами"
  И так воззвал он к Господу своему: "Не в пустыне ли Ты приготовил Человеку дорогу? И не по ней ли отправились глас вопиющего, змея и жажда, и раскаленное солнце?
  Отчего же я заблудился в пустыне и не слышен мне более глас вопиющего, мой собственный голос? Как не прямы пути Твои, Господи, - словно жажда, смутившись, вдруг отступит перед глотком"".
  
   ***
  
  Всему свое время: время разбрасывать камни и время их собирать, время сеять ветер, Мерлин, и время пожинать бурю, время говорить притчами и время говорить наедине с собой, когда даже ангелу не протиснуться между вами двоими, и только песок ты чувствуешь на своих губах, песок далеких пустынь, Мерлин...
  
   ***
  
  Печальна судьба всех пророков, Мерлин. И не потому, что несть пророка в своем отечестве. Ведь теперь они святы и вполне безобидны, и, пожалуй, даже добавили славы последующим поколениям... Но значит ли это, что их обличения и проклятия не достигали цели, - или мифична и ложна сама эта цель?
  
   ***
  
  Этимологически слово "истина", Мерлин, очевидно, восходит к исканию, поиску, т.е. процессу, пути, а отнюдь не к конечному результату, который, быть может, для древних и более мудрых искателей истины не имел никакой положительной ценности. Но дошло до того, что теперь уже ищут не просто Истину, а Великую Истину, хотя и в самом современном значении слова "истина" уже заключен намек на ее непомерно раздутую сущность, т.е. уже как бы даже определено ее место и известно что нужно искать, и даже как будто бы уже найдено, и дело только за малым: проникнуться глубже этим самым "великим", этим "нечто", и, возможно, "ничто", - но отчего-то никто не спешит "проникнуться глубже", м.б. чувствуя интуитивно, что слишком он мал перед этим "великим", или, напротив, слишком велик перед этим конечным, и как бы там ни было, он хочет прожить свою жизнь не с Истиной, а только с Исканием.
  
   ***
  
  Человек, который становится, Мерлин, мыслителем по профессии, и вынужден утилизировать все те бессмысленные понятия и идеи, что когда-либо существовали в человечестве, вероятно задумывался над тем, что весь этот вздор, весь этот мыслительный мусор, все категории и дефиниции и все учения о спасении раздавят любую истину, будь таковая и найдена (а может уже и была - как знать). Т.о. все равно побеждает процесс - бескорыстием ли одних или корыстью других - изменение побеждает идеи.
  
   ***
  
  Могут ли, на самом деле, быть у человека, что-то значить для него т.н. "последние вопросы", Мерлин? Разве все его последние вопросы не здесь и не сейчас? Разве он актер, который выпущен на сцену, вернее - только ли актер? Разве каждую минуту или по меньшей мере еженедельно он не ходит без всякой страховки по тонкой проволоке?
  
   ***
  
  Слепая праведность, Мерлин, может быть так же безумна, как и осознанная греховность. Вот почему искать основания праведности так же важно, как и уметь составлять законы.
  
   ***
  
  Знаешь, Мерлин...
  
   ***
  
  Прав тот художник, Мерлин, что изображает самое смутное и тревожное, хаос в душе человека; он не "психолог" и не "инженер человеческих душ", он не лжет и не говорит всерьез о душе, и презирает всякие принятые публичные словеса о совести, любви к ближнему и т.д. Что с того, что этим тревожным и смутным нельзя жить - но разве жизни он учит? Разве его это дело? Это природа и Бог, это Монтень и Толстой "учат жизни", он же учит, скорей, выживать с этим вечным страшным распадом внутри, с этим лисом за пазухой, ирреальностью, в которую трудно, но необходимо глядеть, ибо только на этих глубинах и совершается все главное существо человека.
  
   ***
  
  "Иной раз додумываешься до того, например, что естественная связь явлений, наблюденная нами и нашими предшественниками, нисколько не обязательна для будущего, что даже чудеса, доселе казавшиеся невозможными, окажутся когда-нибудь более возможными, понятными и даже естественными, чем опостылевшая закономерность явлений", - вот что тревожит философа, Мерлин, даже того, что всерьез говорил о беспочвенности, - что же ждать от других? "Опостылевшая закономерность явлений" - вот что занимает его всерьез и гложет душу. А ведь и ему, как и прочим философам, вероятно, кажется, что именно он-то по-настоящему и живет, ибо каждый философ, Мерлин, в душе - солипсист, каких бы чудес он не ждал.
  
   ***
  
  "Великий кенигсбергец", "путь, намеченный великим кенигсбергцем"...
  Порою я думаю, Мерлин: а не шутовство ли все это?
  Что же это за путь?
  Ты бы, Мерлин, лишь посмеялся над этим путем...
  А я-то все думаю, а не шутовство ли все это.
  Но видимо нет, Мерлин, не шутовство.
  
   ***
  
  Представь себе, Мерлин, например, червя, копошащегося в останках какой-нибудь дохлой лошади... Он родился уже в этих останках и разумно считает их своей Родиной, своим Богом, Историей и Природой. Насытившись, он с какой-то безумною сладкою мукой отдается Познанию трупа, называя это своей "последней борьбой", и до конца своих дней не подозревая, что сама его жизнь, а не эта дохлая туша, Мерлин...
  
   ***
  
  Человечество, Мерлин, знает три стадии в своем развитии (или, точнее, движении): героическую, религиозную и практическую. Они всегда смешаны между собой и говорить можно только о преобладании одной над другими. Улисс, Моисей и Коперник - вот символы этих эпох. История, Бог и Природа - вот сущности, которые они выражают. Человечество только и делало, что бессознательно отражало в себе и собою эти различные внешние силы, пытаясь им подражать и считая их своей главной целью. Оно было гусеницей, было коконом и, наконец, смертью.
  "Гусеница мертва" - вот что нам необходимо сказать, чтобы двинуться дальше. Но обретем ли мы когда-нибудь крылья?
  
   ***
  
  Тебе мало быть только философом, и ты хочешь стать проповедником. Отчего же ты ищешь проповедовать у людей - не потому ли, что они понимают тебя? Но тогда ты сможешь проповедовать и ослам.
  
   ***
  
  Главная заслуга Сократа, Мерлин, не в том, разумеется, что он учил идеальному миру, а в том, что учил конкретному: приведению ощущений жизни в систему, превращению в долг, моральную обязанность и науку - всему тому, что в дальнейшем составило практическую часть европейской жизни. Ирреальный же мир был нужен ему как подсобное средство - оправдание неслыханных обобщений и систематизации, слишком революционных, чтобы быть принятыми старым полисом, "стихийным материалистом". Вот для чего Сократу понадобилась "новая онтология".
  "Платон наговорил на меня много неправды", - вот главное признание Сократа.
  Но поняли только одно "идеальное".
  
   ***
  
  "Природа против духа", "тело против сознания", "аскетизм против жизненных сил"... Не достаточно ли уже было сказано обо всем этом, Мерлин? Не пора ли уже объявить беспочвенным всякий подобный апофеоз?
  
   ***
  
  Меня занимают не последние истины, Мерлин, а последние смыслы. Я давно уже переступил ту черту, когда насыщают последние истины. Сонтаг как-то обмолвилась о Камю, что как мыслитель он представляет собой очень мало. Камю, узнай он об этом мнении, думаю так же мало бы огорчился. Это Сонтаг нужны великие мысли. Камю умел обходиться меньшим.
  
   ***
  
  Мораль, несмотря ни на что, Мерлин, - это все же последнее, к чему бы я хотел апеллировать. Гуманизм - вот это слово. Но без этого фальшивого пафоса, Мерлин, без этого современного пафоса... К слову, пафосный Ницше восстал оттого, что был раздавлен буржуазной моралью, но восстал он не против этой морали, а самого существа гуманизма, о котором он как филолог античности имел не самое четкое представление, и даже где-то назвал свой бунт "гуманизмом".
  
   ***
  
  Вообще говоря, Мерлин, Ницше - это писатель "великих мыслей". В этом качестве он, я думаю, вполне устроил бы Сонтаг.
  
   ***
  
  Все философы эгоисты, Артур. А потому Элиот мне ближе Шестова. Первый умел поднимать культуру "несмотря ни на что". Несмотря на беспочвенность...
  
  
  
  
  
  Полностью текст поэмы "О приро de vещей" см.:
  "Сокровiщница мiровых идолов и памятников". Ли Бо. "Новая электрическая фiлософия". ТОМ XII. В ПЕРЕВОДЕ А. ЧУКАНОВА. М., ПОЛIТИЗДАТ, WM. H. WISE & CO., INC., A LIBRARY OF WORLD KNOWLEDGE, 2004.
   Под редакцией действительного члена-корреспондента Академии Наук SCCР Башкава Мариса Кукушкiновича и проф. МГПИ им. Томаса Круза почетного доктора Оксфордского и Лионского военно-филологических колледжей Эйр Лаури.
   Рекомендовано для студентов и преподавателей высших школ ФСБ.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"