В офисе есть специальная курительная комната. Шеф горазд на новые веяния и поэтому откликнулся тотчас же на призыв яростного притеснения курильщиков (сам, кстати, недавно совсем бросил курить). Комната ничего (лучше, чем туалет): стол есть и несколько стульев, в окне даже принудительная вытяжка установлена; средства пожаротушения, само собой.
Однако по непонятной причине (может, внутренний отклик на принуждение?) активный курильщик отнесся довольно-таки прохладно к нововведению, то есть игнорировал курительную комнату, а продолжал посещения неформальной курилки, то есть кабинет зама шефа, где обычно не продохнуть: дым коромыслом, хоть топор вешай.
Георгий Орлов (или, говоря языком старожилов, просто Гоша) сам не курит, но к слабости других относится терпимо, а этим сотрудники пользуются напропалую: собираются, злословят по адресу слабой половины человечества, "травят" анекдоты.
Такие регулярные сборища шефу не по нутру: вечно косится, проходя мимо обычно полуотворенной двери кабинета своего зама. Шеф сильно мнителен и ему кажется, что сотрудники судачат о нем и только о нем. Шеф ошибается: Георгий Орлов изначально пресек любые попытки коллег сплетничать за спиной шефа. Негласное правило свято соблюдается... Конечно, лишь на глазах Орлова
Вот и сегодня, сейчас... Все пять стульев, находящиеся в "курилке", заняты; двое молодых менеджеров, прислонившись к окну, стоят. Пепельница быстро наполняется окурками. У всех хорошее настроение (вчера шеф раскошелился и всем выдал приличные премии), а в таких случаях основная тема разговоров - женщины. Люди подшучивают над новой пассией Дмитрия Леонова, о котором известно всем: отъявленный бабник, местный Казанова, мужик, которому за всю его жизнь ни одна баба не ответила отказом. Во всяком случае, с его слов так получается. Все верят и, на всякий случай, на общих вечеринках остерегаются оставлять своих жен даже на пять минут без присмотра. Дмитрий Леонов, которому уже 52, под два метра ростом, но страшно худой, как говорится, кожа да кости, откровенно некрасив, особенно лицо, испещренное глубокими отметинами его страстных похождений. Вряд ли украшают его большие навыкате глаза, длинный и острый нос (все называют "рубильником"), толстые и отвислые, вечно мокрые губы и редкая шевелюра на яйцевидной голове. К тому же балуется водочкой и вечно, если в кармане заводятся деньги, находится под "турахом".
Несмотря на это, неоспоримый факт: ни один красавец не доверит ему свою жену даже на пять минут. Потому что знает: Орлов овладеет обязательно, если, понятно, задастся такой целью.
Семен Марацевич, менеджер по поставкам, а, проще говоря, снабженец, также мужик не промах по бабской части. Ему и нельзя иначе: почти все время проводит вдали от жены, в командировках, где уже на третий день выглядит как изголодавшийся пес, у которого при виде молодой сучки начинает течь слюна вожделения. Но Семен отдает пальму первенства ему, Леонову, потому что тот - вне конкуренции. Состязаться с ним нет никакого смысла - это понимают все, это понимает и Марацевич.
Семен Марацевич, скосив глаза в сторону Леонова, спрашивает:
- Где ты мог подцепить такую лахудру, а?
Леонов совсем не обижается, что оскорбили его пассию. Он ухмыляется.
- Не слишком красива, - говорит он, - но - хороша в постели.
Менеджер по персоналу Олег Страшко с сомнением качает головой, выпуская изо рта кольца сизого дыма.
- Неужто вытерпел и довел дело до постели? - с ехидцей спрашивает он.
- Ну... Нет... На кухонном столе... Между чашек-плошек... Знаете, как это возбуждает?
- Не пробовал... Не знаю, - отвечает Страшко. - Мои предпочтения - традиционный секс.
Леонов спешит с возражениями:
- На столе - не мое изобретение, а предшествующих поколений. Читал Золя? Его герои трахаются везде: в лесу на корневищах, на складе и на мешках с мукой, на уличной скамейке, в подъезде дома, прислонившись к стене, даже в шахте на вагонетке с углем... В том числе, на кухонном столе.
Страшко слабо возражает:
- То - в романах...
Марацевич возвращается к теме, которая, видимо, в этой истории его больше всего волнует.
- У меня бы на такое чудо... Бррр... Ночью приснится - родимчик хватит.
Леонов, прикуривший только что вторую сигарету, хохочет.
- Я - не такой капризный, Семен... Мое правило ты знаешь, - и Леонов процитировал свое четверостишие.
Всяку дрянь -
На х....й пяль,
А Бог увидит -
Хорошу кинет.
Сторонников подобной философии среди присутствующих нет. Повисает тишина. Через пару минут в разговор вступает Георгий Орлов, который все это время что-то писал, не обращая особого внимания на мужицкий трёп.
- Хотите, парни, я свою историю расскажу?
- В тему? - хохоча, интересуется Дмитрий Леонов.
- Не иначе... История давняя, поэтому имею право поделиться. К тому же фамилии изменю... Так что... Ну, вот... Мне было всего семнадцать...
Леонов вставляет:
- Для мужчины - немало.
- Сударь, не перебивай, а иначе...
- Молчу-молчу...
- Мне было семнадцать... Сексуального опыта никакого... Когда это случилось, то я сильно-сильно напугался...
Дмитрий Леонов все-таки от вопроса не удержался:
- Что такое могло случиться?
- Снова?
- Извини.
- То-то же!.. А случилось вот что. Я тогда жил в общежитии. В комнате - четверо было. На момент описываемой истории двое уехали в отпуск, а третий попал в больницу на две недели. Остался, короче, один-одинёшенек. Как-то раз пошел попроведать больного соседа по комнате. Прихожу в приемный покой. Спустился ко мне больной. Сидим и разговариваем. И тут своим боковым зрением замечаю, что неподалеку вертится девчонка в белом халате: очевидно, медсестра. Совершенно очевидно, что мы являемся объектами её наблюдения. Это меня удивило. Что ей надо от нас? И кто конкретно ей нужен больной или я? Медсестра была метрах в десяти от нас, а у меня, как все знают, близорукость, поэтому хорошо девчонку не разглядел. Единственное, что разглядел, - фигуру. Мне показалась фигура приличной. Впрочем, что разглядишь под халатом? Я отвел взгляд. Подумал: неприлично так откровенно разглядывать... Скромником был... Это по жизни мешало... До сих пор не смог избавиться... Впрочем, речь не об этом...
Георгий, помолчав несколько секунд, продолжил рассказ:
- На другой день сижу вечером в комнате, читаю какую-то книгу, лежа на кровати. Слышу стук в дверь. Приподнявшись, говорю: "Да-да, входите". Открывается дверь и кого, думаете, вижу на пороге?
Откликается на вопрос Марацевич:
- Наверное, медсестру, которая стреляла глазёнками.
- Точно! Именно она... Нарисовалась собственной персоной. Я смутился. Вскочил с постели. Сел у стола на табурет (стульев тогда не было, потому что не полагалось). Говорю вежливо: "Проходите. Присаживайтесь". Девушка, не церемонясь, прошла и присела также у стола. И тут-то я сумел хорошо разглядеть. Меня поразило ее лицо. Да, я и сам далеко не красавец, но тут... Такие лица мы называли шаньгой, потому что круглое, рыхлое и к тому же всё в угрях. На голове - редкие русые волосёнки. Уши поразительно большие и оттопырены. Нос большой, точно сплюснутая картофелина. Кожа на лице желтая и грубая, похожая на пергамент. Плюс маленькие щелки-глазки, над которыми нависли мешки-брови. Короче, Квазимодо в женском обличии. Сильно расстроился, ясно. Потому что такой шанс выпал, чтобы с девчонкой легко познакомиться (трудно мне это давалось) и на тебе - уродина, каких мало. После долгой паузы она спросила, кивнув в сторону кроватей: "Где они?" Я ответил не слишком-то дружелюбно: "Двое в отпуске, третий, сами знаете..." Девушка кивнула и сказала, объяснив причину своего появления: "Юрке лезвии для бритья нужны... Попросил, чтобы зашла и взяла... Сказал, что лезвии в его тумбочке". Я кивком головы указал на одну из тумбочек: "Бери". Девчонка встала и я заметил, что ножки у нее ничего... стройные. А до этого, кстати, обратил внимание, что из-под кофточки нахально выпирают небольшие и аккуратные груди... Ну, вот... Она наклонилась и стала шариться в тумбочке. Я опять же боковым зрением заметил: задница также хороша. К сожалению, груди, задница и ножки не могли сгладить впечатление от уродливого лица... Я сидел мрачный и мало говорил. Она вернулась и села не за стол, а на мою кровать, то есть рядом со мной. Такое нахальство совсем испортило мое настроение. Девчонка видела, что я не в восторге от нее, что совсем не горю желанием сблизиться. Однако, судя по всему, это ее не слишком огорчало. Минуты через две нашего молчания она обхватила меня за шею, повалила на кровать и стала жадно целовать в губы. Целовала профессионально. Впрочем, тогда я не знал, что значит целоваться профессионально. Я тогда знал лишь, что мне очень и очень приятно. Я сопротивлялся. Но девчонка оказалась удивительно сильной и ловкой. Ей удалось быстро справиться с моими штанами. Это, впрочем, и не удивительно: на мне в тот момент были сатиновые шаровары на резинке. Добралась и до трусов. Стянув их до колен, взялась за восставшую плоть. Я не хотел, но такой бурное неожиданное нападение и молодость сделали свое дело. Я плохо сопротивлялся. Потому что был напуган стремительным натиском, которого не встречал раньше и не знал, что такое женское насилие может быть вообще... Девчонка же времени не теряла даром. Каким-то непостижимым для меня образом она сумела незаметно сбросить свои трусики и оказалась на мне. Она все делала молча. Она слегка приподняла задницу от моей промежности, наклонилась, рукой взяла мой "инструмент", который набух невероятно, что также для меня оказалось удивительным, и попыталась ввести в себя. Еще секунда и... Было бы поздно. Сейчас-то я знаю, что после я бы уже не смог сопротивляться. Это было последней каплей моего терпения. На агрессию я ответил грубостью. Собрав все силы, я скинул девчонку на пол. Встал. Натянул трусы и шаровары. Проходя мимо настенного зеркала, заметил, что бледен и руки трясутся. В горле пересохло. Я был напуган. Такого со мной не было - ни до, ни после. Я подошел к двери, широко открыл ее. Я грубо сказал: "Выметайся!" Девчонка смотрела на меня удивленно. Она, видимо, не могла понять, как парень может отказаться от того, что является вечным желанием мужчины? Она спросила: "Ты - "голубой"?" Я повторил с прежней решимостью (слава Богу, плоть быстро пришла в обычное состояние): "Выметайся! И быстро-быстро!" Девчонка хмыкнула, криво усмехнулась, встала, поправила подол платья и пошла к выходу. Я поднял валявшиеся на полу её трусики и швырнул в след: "Забери своё дерьмо!" Она подняла, положила в сумочку и вышла. Я за ней закрыл дверь, но теперь на замок... Только через пару часов пришел в себя. И все!
Дмитрий Леонов огорченно заметил:
- Ну и дурак... Эх, я бы...
Семен Марацевич после небольшой паузы спросил:
- И больше не встречался с медсестрой?
- Нет... Никогда... Хуже того, после той истории я до сих пор боюсь медичек, как огня... Признаюсь: сексуальные контакты были, но медичек всегда обходил стороной. До того был напуган агрессией, что осталось рубцом на всю жизнь.
Дмитрий Леонов еще раз повторил свое коронное четверостишие, после чего добавил:
- Жизнь так коротка, а наслаждений так мало, что отказываться от последнего, что дал нам Господь, - великое преступление.
- Кстати, парни, - заметил Георгий Орлов, - примерно лет так через пять я случайно встретил ту девчонку в магазине. Знаете, я ее с трудом узнал. Это была хоть и не писаная красавица, но очень и очень милая молодая женщина. Потом, поинтересовавшись, узнал причину столь удивительного превращения "гадкого утенка". Оказывается, она вышла замуж за очень приличного парня, родила ребенка и... расцвела буквально у всех на глазах.
Дмитрий Леонов встал, потянулся.
- Еще одно доказательство, Гош, что моя философия на сто процентов верна. Потому что не бывает некрасивых женщин. Бывают неумелые и ленивые мужчины с глупыми предрассудками.