|
|
||
Глава 16. Полночи перед моим отъездом мы с Лизой не спали. Мы не могли и не хотели засыпать и упускать друга друга. Завтра утром нам уже уходить - ей на работу, мне на место сбора. Лиза не показывала явных признаков сильного волнения, но я замечал, что её гнетёт загнанная внутрь и задавленная тревога. - Лизонька, солнышко, всё с нами будет хорошо, - прошептал я ей. - Ты просто верь, - и я стал ей тихо произносить стихотворные строчки: Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди... https://rustih.ru/konstantin-simonov-zhdi-menya-i-ya-vernus/ Лиза зачарованно слушала как капли в землю падавшие слова, и губы её немного шевелились, словно она проговаривала их про себя, запоминая. Я всё-таки вспомнил его полностью, это стихотворение, которое и не собирался обнародовать на публику, а хотел дать своей Лизе, в поддержку. Оно было написано в моём прошлом в более страшную и смертоносную войну, которая также может случиться и здесь. Сможем ли мы её предотвратить, или в этот раз хотя бы уменьшить тяжелую цену, отданную за победу? Не знаю. Буду жив, приложу все силы. Но эта задача отдаленного будущего, а пока перед нами встаёт разгорающееся пламя Гражданской. Утром мы наспех позавтракали, я проводил Лизу до Третьего Знаменского, обнял, затем поправил вещевой мешок на одном плече, скатку шинели и футляр с баяном на другом, повернулся и вышел из переулка, перед поворотом махнув Лизе рукой. Путь до ЧК Городского района прошёл быстро. Перед зданием уже собирались люди, около трёх десятков человек, и вскоре из дверей вышел Петерсонс с бумагами в руках. Проведя перекличку по спискам, он обратился к собравшимся: - Товарищи, все в сборе, дальнейшая директива следующая. Идёте к Саратовскому вокзалу на соединение с остальными товарищами из ЧК других районов. Там будет погрузка в эшелон. Старшим отряда нашей ЧК назначается Коробов Иван Лукич, - и Петерсонс посмотрел на усатого жилистого рабочего лет сорока. Тот кивнул. - Не посрамите наши партийные организации большевиков и левых социалистов-революционеров! Защитите завоевания революции и нашей рабоче-крестьянской Советской власти! - Петерсонс закончил краткую напутственную речь, в ответ на которую послышались возгласы: - Не сумлевайся, товарищ Петерсонс, побьём беляков! - Отстоим идеалы революции! - Дадим жару буржуям! Мы прошли неровным строем в сторону Кремля, по Васильевскому спуску к Москве-реке и перешли её по Большому Москворецкому мосту, попав на Остров, и далее по Малому Москворецкому мосту прошли над Водоотводным каналом. Пройдя по Пятницкой свернули переулком на Кузнецкую (ныне Новокузнецкую) улицу и топали по ней до самого Саратовского вокзала. Им оказался знакомый мне по прошлому Павелецкий вокзал. Оказалось, каких-то двадцать лет назад крупнейшая частная железнодорожная сеть, соединявшая южные губернии России от Смоленска через Поволжье и до Урала, которой владело Общество Рязанско-Уральской Железной Дороги, не имела выхода к Москве. В последний год уходящего XIX века были построены вокзал и железнодорожная ветка, соединившая небольшую станцию Павелец Рязанско-Уральской дороги с Москвой. Вокзал назвали Саратовским, так как управление частной железнодорожной компании находилось в Саратове. Через это направление осуществлялась связь с 12 губерниями, происходила снабжение Москвы продуктами южных регионов. А Павелецким вокзал стали называть в моём мире уже после Великой Отечественной войны, и тогда же основное железнодорожное сообщение Москвы с югом стало идти с Курского вокзала, так как в том направлении было больше разъездных путей и все участки дороги там стали электрифицированы. На вокзале уже стояли два блиндированных эшелона. Это не были закованные в фабричную броневую сталь классические бронепоезда с орудийными башнями. Часть обычных товарных вагонов в эшелонах были обшиты снаружи стальными листами, некоторые вагоны укреплялись рельсами или шпалами, уложенными вдоль стен, паровозы защищались металлическими щитами по бокам. В составах имелись открытые платформы с размещенными на них полевыми трехдюймовыми пушками, обложенные по бокам мешками с песком. На платформах ехали и два бронеавтомобиля. Такое блиндирование поезда спасало от ружейного и пулеметного огня противника, но вести боевые действия с его помощью было бы затруднительно. Кроме того, в первом эшелоне, рядом с которым собирались уходящие на фронт сотрудники ЧК и стоял ожидая посадки в вагоны отряд латышских стрелков, имелся и пассажирский вагон, называемый пульмановским. Вагон этот так же был обшит снаружи стальными листами. Но он не был настоящим пульмановским вагоном, подобно тем, что колесили по дорогам Северо-Американских Соединённых Штатов. Те были настоящими дворцами или отелями на колёсах, с роскошной обивкой и дорогой мебелью и люстрами, хотя по внутренней конструкции вагоны эти не имели отдельных купе, а по типу были похожи на более поздний плацкартный вагон со сквозным общим коридором, только роскошного исполнения. Хотя не только богатство интерьера придало оригинальным пульмановским вагонам знаменитый комфорт. В них были использованы новшества, делающие путешествие более удобным: мягкость и плавность хода, более широкое внутренне пространство, раскладывающиеся спальные места, оборудованные закрытые переходы между вагонами, благодаря которому можно было перейти в вагон-ресторан. Этот же вагон пульмановскими назывался, как я понял, исключительно по причине использования тележек конструкции Пульмана с двойной системой подвешивания, на рессорах и пружинах, которые обеспечивали мягкость хода на рельсовых стыках и гашение колебаний. Здесь под вагоном было две таких двухосных пульмановских тележки, то есть сам вагон был четырёхосным. У меня даже появилось предположение, что люди могли не разбираясь называть все четырёхосные вагоны пульмановскими, в отличие от старых двух- и трёхосных. Перед погрузкой в эшелоны был как водится митинг. Несколько ораторов сменили друг друга, но внимание слушателей не ослабевало, выражая их чувства в устремлённых на выступавших горящих взорах и поддерживающих ораторов выкриках. Мне было такое совсем непривычно и непонятно, хотя и меня понемногу захватывал и будоражил эмоциональный настрой стоящих рядом людей. Наконец речи закончились, и отправляющиеся в Красную армию рабочие из второго стоящего эшелона грянули "Варшавянку". https://www.youtube.com/watch?v=k2UlNtNU-Tc Звуки песни били мерными тяжёлыми ударами, заставляя ощутить то выстраданное и накопившееся напряжение, годами копившееся в рабочих сердцах. Иван Лукич расправил плечи, оглядел нас и нашёл взглядом меня, стоявшего неподалёку: - Парень, ты ж Кузнецов? Мне товарищ Петерсонс рассказывал... Что у тебя там, гармошка? Сыграй нам что-нибудь боевое! Поддержим товарищей, подхватим песню. Пусть знают, что и мы не лыком шиты! Я не стал объяснять разницу между гармошкой и баяном, а стал спешно вспоминать, снимая с плеча и раскрывая футляр, что бы сыграть. "Интернационал" что ли? Да нет, мелодия там так себе, не боевая, не маршевая. Взяв в руки баян, решил - марш так марш. Стал извлекать из баяна ритмичные звуки и петь, меняя текст на ходу: Белая армия грабит народ, Снова готовит помещиков гнёт. Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней. Петь про "чёрного барона", который "готовит нам царский трон" было совсем неуместно. Бароны ни Врангель, ни Унгерн ещё не проявили себя, да и царский трон никто восстанавливать не хотел. Так пусть же Красная Сжимает властно Свой штык мозолистой рукой, И все должны мы Неудержимо Идти в последний смертный бой! Закончил припев и продолжил новым куплетом, вспоминая различные вариации песни: Мы защищаем рабочий класс, Кто же посмеет идти против нас? Ведь от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней! Затем спел еще раз припев и начал новый куплет, подбирая слова: Красная Армия, марш, марш вперёд! Народ трудовой нас в бой зовёт. И от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней! Петь в этом куплете о Реввоенсовете, "который в бой зовёт", я не решился, это стало бы явным анахронизмом. Реввоенсовет Республики в моей реальности создался в конце августа-начале сентября 1918 года, и меня сейчас бы никто и не понял. Куплет про "раздуем пожар мировой" вовсе петь не хотелось. Сжечь дотла свою страну ради мифической "мировой революции"? Нет уж, обойдётесь. Наш народ мне дорог, и не хочу делать из него дрова для чьих-то неизвестных целей. В этом же куплете петь "Церкви и тюрьмы сравняем с землёй" тоже, на мой взгляд, совершенно было не нужно. Антирелигиозной пропаганды и без меня хватало, как и перегибов в отношении к различным вероисповеданиям, а так же беззакония и бессудных расправ. Ну и "товарищ Троцкий с отрядом флотских" в песне у меня места тоже не нашел. Он сейчас, конечно, видный деятель революции. Многие считают его вторым человеком в партии большевиков, хотя он примкнул к большевикам только в 1917 году, а некоторые, возможно, назвали бы его и первым, за счёт его потрясающего ораторского мастерства и харизматичной разрушительной энергии выступлений. Но вот петь и прославлять его душа не лежала. Так что песню я завершил прежним припевом и закончил играть. https://ru.wikipedia.org/wiki/Красная_Армия_всех_сильней https://www.youtube.com/watch?v=Z068nkJvN9E - "От тайги до Британских морей Красная Армия всех сильней" - кинохроника времён Гражданской войны https://www.youtube.com/watch?v=h5hKbphw3EI - "От тайги до Британских морей" - кадры из фильма "Рождённая революцией" Сначала несколько секунд стояла тишина, а потом меня что-то сильно ударило по плечу, так что я чуть не пошатнулся. Оглянувшись, вижу рядом здоровенного рабочего лет двадцати пяти, тоже входившего в отряд от Городского района. - Вот это по нашему! Даёшь! Держи пять! - пробасил он и сунул мне ручищу. Я осторожно ответил на рукопожатия, даже опасаясь за целостность ладони, но руку мне пожали аккуратно и без сокрушения костей. - Я Федот, ежели что. - Саша, - отвечаю ему. - Хорошая песня! - отозвался Иван Лукич. - Никогда ранее не слыхал. Сам придумал? - Да вот, пришло в голову, - смущенно промямлил я, испытывая неловкость от приписывания себе авторства. Слышать я её здесь никак не мог, в моём мире она была написана только в 1920 году. - Ты, парень, молодец! - одобрительно произнёс Лукич. - Нам сейчас это вот как нужно, - и он провёл ладонь по горлу. - И песни свои, не буржуйские, и музыка своя. Чтобы, значит, "мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем". Все вокруг одобрительно загудели, и по мне посыпались дружеские удары по плечам, хлопки по спине, просовывались множество ладоней для рукопожатия. Я стал вертеться на месте, отвечая на хлопки и пожимая руки, и заметил в открытой двери "пульмановского" вагона молодую круглолицую девушку, лет восемнадцати, не больше, одетую в скромное летнее ситцевое платье. Девушка до этого момента поднималась по ступенькам вагона, а сейчас развернулась держась за поручень, и посмотрела на нас восторженным взглядом с жаром и энтузиазмом юности. Я увидел спину поднимающегося за ней в вагон черноволосого мужчины на вид чуть выше среднего роста, одетого в чёрный строгий пиджак или китель. Наверное, они слушали только что прозвучавший марш, и затем начали подниматься в пассажирский вагон. Девушка еще раз оглядела нас распахнутыми горящими глазами и исчезла в вагоне. Мужчина поднялся по ступенькам, и мне стали видны его брюки, заправленные по нынешнему обычаю рабочих в сапоги. Он вслед за девушкой вошёл в вагон, и лица его я так и не увидел. "Откуда здесь девушка, в военном эшелоне?" - удивился я. - "Наверное, секретарь, стенографистка или машинистка канцелярии какого-нибудь штаба," - мельком подумалось мне, и тут же мысли сменились чередой новых знакомств, тщетных попыток запомнить многочисленные имена и фамилии, называемые мне окружающими меня людьми, и повторение им в ответ своего имени. В этот момент послышались зычные выкрики командиров отрядов. Началась раздача оружия. Нам выдали винтовки со штыками и патроны. Пулеметчиков у нас не было, так что "Максимов" нам не дали. Пулеметные команды были у стоящих рядом латышей. Вид наш по сравнению с ними был, конечно, не армейский - все у нас были в штатском, в пиджаках, косоворотках, кто в сапогах, кто в штиблетах, у всех на головах кепки. Разве что я был почти в форме и даже в фуражке без кокарды, не считая надетого цивильного пиджака, прикрывающего скрытую портупею, и ещё было несколько матросов в клёшах, в бушлатах с тельняшками и бескозырках. Затем началась погрузка в вагоны. Наши вагоны были старой конструкции, двухосные, так называемые "Нормальные Товарные Вагоны", которые в моей реальности ездили по железным дорогам страны и в Великую Отечественную. Из таких вагонов небольшой доработкой делали известные солдатские теплушки, те самые - "сорок человек, восемь лошадей". Слева и справа от центрального входного проёма в концах вагона были двухярусные нары, один высокий ярус таких же нар находился напротив входа. В центре свободного пространства должна была стоять печка, но её по случаю летнего времени не было, так же как и утепления стен. Я занял место на лежанке в торце одного из вагонов, постелил шинель, положил вещмешок и баян. Паровоз дал свисток, вагон дернулся. В широкую раскрытую дверь вагона, перегороженную поперёк доской, было видно, как двинулись и стали удаляться здания вокзала. Наш путь на неведомые фронта гражданской войны начался. Ехали мы долго, больше двух дней. Питались своим, кто что взял, у многих была варёная картошка и немного хлеба. На станциях бегали за кипятком. Спиртного не было: в стране всё еще действовал сухой закон военного времени с Первой Мировой, да и за дисциплиной следили строго. Посты выставляли вдоль эшелонов на всех остановках. Стояли, бывало, и ждали, если случался затор железнодорожных путей. Время от времени на станциях заправляли паровоз водой, тоже не быстрая процедура. Мне с баяном пришлось в пути потрудиться, взял инструмент, теперь вот отдувался. И ехать, и стоять было скучно, и мы с баяном играли на остановках и стоянках что я вспомнил: плясовые, русские народные, романсы, вальсы, знаменитое "Яблочко" тоже играл. https://www.youtube.com/watch?v=mFRvEH1E3JI Иногда надоедало уступать просьбам, и я говорил: "Всё, мужики, боле не могу, руки устали". Народ понимал по-своему, как на свадьбах гармонист жалуется на пересохшее горло, так "налейте гармонисту!" Если бы я курил, то за время дороги уже скурился бы, столько раз меня пытались угостить табачком, махоркой, цигаркой. Приходилось благодарить и отказываться, не вызывая обид угощавших. Приносили продукты, картофелину, кусок сахарку, отломанный кус хлеба. Подходили и матросы, бывшие в нашем эшелоне. Кряжистый усатый матрос с Балтики как-то спросил: - Пехота, слышь, а ты морское сыграть могёшь? Душа просит. - Могу, чего ж не сыграть, - ответил я, вспомнив подходящую песню. С этой песней точно не было никакого анахронизма или привнесения из будущего, она была придумана уже в начале века, а в моём прошлом широкую известность получила в советское время после исполнения её Утёсовым. Растянув меха баяна, запел: Раскинулось море широко, И волны бушуют вдали. Товарищ, мы едем далеко, Подальше от нашей земли. Пел куплеты, которые помнил, их в этой песне в различных вариациях очень много. На перроне мой баян выводил душевную мелодию, и звучало грустное повествование, вот отзвучал и завершающий куплет: Напрасно старушка ждет сына домой, - Ей скажут, она зарыдает... А волны бегут от винта за кормой, И след их вдали пропадает. http://a-pesni.org/popular20/raskinulos.php https://www.youtube.com/watch?v=XdaXzGKKf1o Матросы слушали молча, кто-то даже раскачивался в такт музыке, тот усатый даже бил себя по тельняшке на широкой груди. - Всё так. Ото всё так, - проговорил он наклонивши голову, потом взглянул на меня: - Слышь, братишка, ты хоть и сухопутный, но понимание имеешь! Ежели что понадобится, мы туточки. А ежели кто забижать гармониста будет!... - он обвёл грозным взглядом собравшуюся толпу. - Благодарствую! - ответил я. - Я и сам ежели что, не тушуюсь - как-то двоих без пуль руками упокоил. Но за уважение благодарю! - Мы пожали руки и расстались довольные друг другом. На одной из остановок на второй день пути мне вспомнилась Лиза - как она там сейчас одна? Я присел на лежавшие брёвна и тихо заиграл мелодию "Лизаветы", для себя, для души. - А вы эту песню раньше не играли, - раздался юный девичий голос. Я оглянулся. Рядом находилась та молоденькая девушка, входившая в Москве на Саратовском вокзале в пульмановский вагон. Около неё стоял черноволосый мужчина кавказского вида возрастом моложе сорока лет, с широкими усами на довольно молодом узком лице, в черном кителе и фуражке. Лицо его показалось мне знакомым. Где же я его мог видеть? В милиции и в ЧК таких не было, в Москве на улице вряд ли бы так запомнил, засомневался я. И надо бы что-то девушке ответить... - Да, раньше её не играл. Здравствуйте вам, - сказал я им обоим. - Эту песню я пел своей любимой перед уходом в Красную Армию. Сейчас вот о ней думал. - А спойте её, пожалуйста, если вам не трудно, - попросила девушка. Спел "Лизавету", видно было, что им обоим понравилась. - У вас такая красивая песня! И про войну, и про любовь, - воскликнула девушка. - Благодарю, милая барышня, - улыбнулся я. - Я не барышня, я дочь рабочего-большевика, - сказала смущенно девушка. - Меня зовут Надя, - произнесла она, протянув мне руку. - Очень приятно, - осторожно пожав хрупкую ладошку, ответил я. - А вас как зовут, товарищ? - задал вопрос мужчина, говоривший практически без акцента. - Саша... Кузнецов Александр, - поправился я. - Ну что же, товарищ Саша, будем знакомы, - сказал он с добродушной усмешкой. - А я товарищ Сталин. "Приплыли!" - стукнуло мне в голову. Сбылась мечта попаданцев - прямиком к Сталину. Я, правда, здесь уже почти полгода живу, не особо торопился. Сталин, насколько помню, был умный и наблюдательный, анализировать умел. "А вдруг он меня как-нибудь разоблачит, как несоответствующего своей роли?" - пришла тревожная мысль в то время как я обменялся с ним рукопожатием, после чего пара новых знакомых откланялась и продолжила прогулку по перрону станции. А эта юная девушка рядом со Сталиным, выходит, Надя Аллилуева, вспомнил я. Ей и было семнадцать или восемнадцать лет, когда она уехала за ним из Петрограда в Москву и вышла замуж за Сталина в 1918 году, и у них сейчас что-то вроде медовых месяцев. В той реальности Надежда Аллилуева была эмоциональная и эмансипированная женщина, на этой почве у неё с мужем случались и ссоры, она хотела идти в революцию, затем хотела работать и мало занималась домом и семьёй. А сейчас молодая Надя, как я заметил, даже своего мужа несмотря на свою явную пылкую влюблённость называла еще на "вы" из-за разницы в возрасте, на что Сталин хмурился и сжимал под усами губы. Наш путь продолжился, и пока мы еще ехали в эшелонах до места назначения, мне пришлось ввести в обиход этого времени еще одну песню, причём такую, что и сам не ожидал. Так как я в пути был вместо более позднего радио, то мне тоже задавали разные вопросы, как "письма радиослушателей" в редакцию. Вот так и поставили передо мной дилемму: - А вот как думаешь, товарищ, - спрашивал меня один из рабочих эшелона, когда мы стояли у вагонов на очередном полустанке, - мы тут засомневались, у нас с товарищем в вагоне аж политический диспут вышел. Это мы сперва победим белую контру и пойдём совершать мировую революцию и освобождать угнетённых трудящихся других стран али сперва пролетариат в Европе скинет свою буржуазию и придёт нам помогать с контрой биться? Даже и не знал, что отвечать на такую ложную дилемму. А все вокруг навострили уши, что им тут скажут, да и Сталин, вышедший из вагона покурить, попыхивал трубкой и посматривал хитрыми глазами в нашу сторону. - Я вам, товарищи, прямо отвечать не буду, не маленькие, чай, все политически грамотные, - сказал я. - Я вам песню спою, из мирного времени, а вы её слушайте и сами разбирайтесь, что и как в означенном вопросе. "Ну что ж", - думал я, растягивая меха баяна - "автор песни в моём времени даже не предполагал никогда, перед кем её будут петь": Вагонные споры - последнее дело, Когда уже нечего пить. Но поезд идет, за окошком стемнело, И тянет поговорить. И двое сошлись не на страх, а на совесть - Колеса прогнали сон. Один говорил - наша жизнь - это поезд. Другой говорил - перрон. ... А первый кричал - куда хотим, туда едем, И можем если надо свернуть. Второй отвечал, что поезд проедет Лишь там, где проложен путь. И оба сошли где-то под Таганрогом, Среди бескрайних полей. И каждый пошел своей дорогой. А поезд пошел своей! http://mirpesen.com/ru/andrej-makarevich/razgovor-v-poezde-ac.html https://www.youtube.com/watch?v=ZdW1dMHt2BU Я наигрывал в конце музыку без слов, а народ стал озадаченно чесать в затылке, пытаясь применить слова песни к сути вопроса: "Вот оно как! Гляди ж ты!" Сталин вынул чубук трубки изо рта и всё же уточнил: - Так всё же, что ты, товарищ Саша, думаешь насчёт пути нашей революции? Вот спросил! Придётся подбирать слова и отвечать. - Я думаю, что паровоз нашей революции идёт по своему собственному пути, и никто ни справа ни слева ему не указ. Товарищи из Европы не успели проложить перед нами готовый путь, так что нам самим нужно прокладывать перед паровозом дорогу и смотреть, где можно рельсы класть, а где не пойдёт. И мы сами теперь отвечаем, чтобы поезд нашей революции вывез нас и всю нашу страну в светлое будущее. Сталин выслушал, хмыкнул, вроде как удовлетворившись ответом, вытряхнул пепел из трубки и поднялся к себе в вагон. Что он там обо мне подумал? Надеюсь, в контрреволюционеры не запишет. В этом времени каких только взглядов даже внутри самой партии большевиков не было. А Сталин, если не ошибаюсь, не очень-то выступал насчет первостепенной важности мировой революции, а вслед за Лениным говорил о возможности победы социалистической революции в России, вспомнил я. И на VI Съезде РСДРП(б) летом 1917 года, помнится, Сталин выступил с поправкой резолюции: "Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму. До сих пор ни одна страна не пользовалась в условиях войны такой свободой, как Россия, и не пробовала осуществлять контроль рабочих над производством. Кроме того, база нашей революции шире, чем в Западной Европе, где пролетариат стоит лицом к лицу с буржуазией в полном одиночестве. У нас же рабочих поддерживают беднейшие слои крестьянства. Наконец, в Германии аппарат государственной власти действует несравненно лучше, чем несовершенный аппарат нашей буржуазии, которая и сама является данницей европейского капитала. Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего." "Точно! - успокоился я. - Всё нормально, мои слова почти не расходились с идеями самого Сталина. Главное, в троцкисты не записал." Да и вот не так уж давно, в марте восемнадцатого, видел в газете статью Ленина "Главная задача наших дней", где он называл большевиков "оборонцами" с 25 октября 1917 года, и выступал за защиту своего отечества, говоря о национальном подъёме и построении могучей и обильной социалистической Руси. Эта линия большевиков всяко лучше, чем раздувание пожара мировой революции, принося в жертву Россию. А поезд тем временем шёл на юг. Стало жарче, мне пришлось снять с себя скрытую портупею с оружием и упрятать в мешок, стянуть с себя пиджак и остаться в гимнастерке. На станциях заполнял свою фляжку водой и пил маленькими глотками до следующей остановки. В вагоне стало ощутимо пахнуть потными телами, и на одежде выступали мокрые пятна. По сторонам железнодорожного полотна потянулась холмистая степь, с оврагами и балками. Наконец к концу третьего дня эшелоны прибыли в пункт назначения - город Царицын. Царицын был развитым промышленным центром, в котором находились многочисленные предприятия с большим количеством рабочих. Этот крупный город на берегу Волги имел в настоящий момент стратегическое значение. Через него по железной дороге и Волге шли грузы, а главное - должен был идти хлеб для голодающей центральной и северной России с Северного Кавказа, Кубани, Нижней Волги, Южного Урала и Сибири. Для обеспечения снабжения продовольствием и выехал в Царицын с чрезвычайным мандатом член Совнаркома Сталин. Мандат назначал Сталина общим руководителем всего продовольственного дела на юге России и давал право требовать обязательного подчинения всех местных совнаркомов, совдепов, ревкомов, комиссаров, штабов, начальников станций, торгового флота, речного и морского, почт и телеграфа и всех продовольственных организаций. В моей прежней истории Сталин был назначен в Царицын на месяц-полтора пораньше. В этот раз ситуация с хлебом из-за отсутствия мятежа белочехов на Волге была лучше, и угроза голода наступила позднее, поэтому, наверное, и отъезд Сталина произошёл позже. Кроме снабжения этот узловой пункт имел и важное военное значение. Захват Царицына противниками Советской власти не только бы отрезал северокавказские красные армии от центра, но и позволил бы объединить донских казаков атамана Краснова и добровольческую армию Деникина с противниками советской власти из астраханского и уральского казачества, а в перспективе с белочехами и антисоветскими силами в Сибири, и создать единый фронт против Советов. В Царицыне находился штаб Северо-Кавказского военного округа Красной Армии во главе с командующим округом бывшим генерал-лейтенантом военспецем А.Е.Снесарёвым, назначенным Троцким. После не очень удачного проявления себя наркомом по иностранным делам в связи с Брестским миром, Троцкий получил в начале 1918 года пост наркома по военным делам, к нему вскоре добавился пост наркома по морским делам (я вспомнил по этому случаю смешное название должности "ЗамКом по МорДе") и в то же время Троцкий стал председателем Высшего военного совета республики. В моём мире с созданием осенью 1918 года Революционного Военного Совета (РВС) РСФСР Троцкий стал председательствовать и в нём. За какие такие военные заслуги это всё упало на Троцкого, я никогда не понимал. Лев Давидович в военном деле не разбирался и им не интересовался. Его всегда занимала политика, его собственные глобальные замыслы и ораторские выступления. Вот в выступлениях он был мастер даже на фоне местных видных ораторов. Неужели за хорошо подвешенный язык, энергичность и умение правильно подать себя? В итоге у Троцкого, ставшего большевиком только в 1917 году, сосредоточилась серьёзная власть, и можно было поспорить у кого её больше - у председателя ВЦИК Свердлова, у ПредСовНарКома Ленина или у Троцкого. Формально огромная военная власть Троцкого в условиях Гражданской войны компенсировалась сейчас только анархией, отсутствием дисциплины и своеволием командиров красных отрядов. Но с партизанщиной надо было заканчивать, и Красной Армии стали придавать упорядоченную структуру. Троцкий, как не понимающий и не интересующийся военными делами делал ставку на военспецов - профессиональных и образованных офицеров бывшей царской армии. Как я помнил из прошлой жизни, примерно треть офицеров в годы Гражданской войны служила в Красной Армии, чуть больше трети в различных антисоветских армиях и оставшаяся треть не участвовала в войне явным образом, жила частной жизнью или эмигрировала. Вообще, как помнится, именно в Царицыне в прошлой реальности начали ярко проявляться конфликтные отношения Сталина с Троцким. Сталин и раньше критиковал последнего в своих статьях, но здесь они стали активно заступать друг другу дорогу. По прошлому своему миру я помнил занятную разницу в освещении Царицына в советской историографии. В первые годы после Гражданской войны, пока Троцкий был в силе, обороны Царицына считались не такими уж значительными вехами войны. С ослаблением Троцкого и усилением Сталина описание Царицынских боёв занимало всё больше места в истории Гражданской, и всё больше людей хотели возвеличить вклад Сталина, вплоть до переименования города в его честь, на чём Сталин по имеющимся документам и переписке не настаивал и даже возражал, а также избегал вовлечения себя в этот процесс. Но жители настояли, и город в 1925 году получил его имя. Ну а после смерти Сталина этот эпизод Гражданской войны в популярных изложениях подвергся замалчиванию, избегая упоминания всего, связанного с бывшим первым лицом государства. Однако ради объективности надо сказать, что о важности Царицына говорит тот факт, что историки насчитывают кто три, кто четыре, а кто и пять этапов боёв за этот город в течение 1918-20гг. В обороне города участвовали бронепоезда красных и катера Красной Волжской военной флотилии. В прошлой реальности, как мне помнится, в 1919 году при взятии Царицына новый командующий Кавказской Добровольческой армией барон Врангель использовал незадолго до этого полученные английские танки, причём в одном из них был даже английский экипаж. Эшелоны наши прибыли на вокзал Царицына, и мы стали выгружаться. Съехали по доскам с платформ броневики, свезли пушки. Отряды латышских стрелков, мобилизованных чекистов и рабочих разместились в зданиях поблизости, кто-то остался и в приехавших теплушках. Прибывшие отряды пока не были отправлены на фронта вокруг Царицына, а вошли в состав гарнизона города. Мы также стали нести охрану вокзала, грузов на станционных складах и эшелонов на путях. Каждый отряд имел своё прежнее выборное или назначенное из своих командование, в нашем чекистском командиром стал наш старший от ЧК Городского района Иван Лукич. Подобная ситуация была распространённой для этого времени, когда отряды подчинялись только своим заработавшим авторитет командирам. Всей караульной службой сводного отряда заведовал командир латышей бывший офицер по фамилии Озолинс. Караульные посты сводного отряда стояли и у вагона Сталина. Пульмановский вагон Сталина, поставленный на запасной путь, стал его временным рабочим кабинетом. Кабинет из него, надо сказать, получился душным и тяжёлым несмотря на открытые окна - в летнюю жару в Царицыне вагон под южным солнцем сильно нагревался, а кондиционеров, понятно, а нём не было. Сюда приходили на совещания и с докладами местное руководство, представители городской Советской власти, работники Чрезвычайного продовольственного комитета Юга России (ЧОКПРОДа) и железнодорожники. С местной властью всё было занятно. Республика буквально на днях стала называться РСФСР, и власть была действительно Советской. То есть в буквальном смысле, в каждом населённом пункте всем управляли местные Советы. В этом мире раскола большевиков и левых эсеров не случилось при моём скромном вмешательстве, и в различных Советах часто бывало большинство членов этих партий. Но не только их. Бывали и анархисты, и люди из эсеров, и меньшевиков, и беспартийные. Просто активные и энергичные люди, или как говорили в моём двадцать первом веке, люди с активной гражданской позицией. А сейчас при сломе старых порядком и смуте, зачастую во власти могли быть и авантюристы, пролезшие наглостью и харизматичностью, люди с корыстными или уголовными интересами, и как ни парадоксально в Советах могли быть и люди с антисоветскими взглядами. Большевики в большинстве бывали в промышленных центрах и немаленьких городах, а в мелких населённых пунктах и в сельской местности в Советах могла заправлять и бывшая буржуазия, кулаки и зажиточные крестьяне, нанимавшие батраков, как местные "уважаемые" люди. Вобщем, была демократия в простом и незамутнённом виде, кто пролез, тех и власть. В Царицыне, как крупном промышленном центре, с большевиками был порядок, их хватало, как и левых эсеров, которые имели где-то и преобладающее влияние, как например, среди рабочих предприятия "Грузолес". Самыми значительными лицами в городе были председатель Совета Минин и военный комиссар Ерман, оба местные большевики, пользующиеся большим уважением. Одно из ключевых слов в предыдущей фразе это слово "местные". Порядки в Царицыне отличались от порядков в Москве или Петрограде. Самое существенное отличие было нежелание местного Совета вводить государственную монополию хлебной торговли и карточного распределения продуктов. Причина такого положения была в том, что Царицын располагался на юге России вблизи хлебных районов с большими запасами продовольствия. Как стало вскоре известно, в округе оставались запасы хлеба с 1916 и 17 годов и обилие других продуктов. На путях стоял эшелон с хлебом, который уже дней десять не отправляли в центральную Россию. После голодных Петрограда и Москвы я впервые увидел в этом мире здесь мясо и разнообразные колбасы. От взглядов на такое изобилие у меня выделялась слюна и нестерпимо хотелось чего-нибудь мясного. Впрочем, нас стали централизованно кормить, и в рационе мясо попадалось. Эх, жаль Лизе не могу никак переправить хоть чуточку продуктов. Впрочем, свободная торговля не дала бы мне возможности основательно закупиться - цены были тоже свободные, а денег у меня для таких покупок было явно мало. Но бывшие имущие классы, у кого оставалось достаточно ценностей, чувствовали себя в Царицыне хорошо. По улицам прогуливались хорошо одетые горожане и бывшие офицеры, в летнем театре играла музыка, работали рестораны. Хотя приметой текущей войны было большое количество людей в военной форме и с оружием, которые ходили по улицами и разъезжали в автомобилях. Среди политических партий России у большевиков с дисциплиной было лучше прочих. Член ЦК РКП(б), нарком и обладатель чрезвычайного мандата Совнаркома Сталин мог приказать ввести монополии торговли хлебом и установлении карточной системы распределения продуктов, и местные большевики и городской Совет приняли бы такое решение. Однако Сталин, настаивая на этих мерах, предпочёл для большей действенности принять решение коллегиально и получить его поддержку трудящимися массами. Он срочно собрал местную партийную конференцию, обратился к низовым организациям, провёл множество встреч с заводскими комитетами и профсоюзами и убедил рабочих в серьёзности и трудности положения - как снабжения хлебом голодающего центра и севера России, так и опасности для самого Царицына, к которому почти вплотную приблизились войска Донской армии атамана Краснова - группы генерала Фицхелаурова с севера, генерала Мамонтова (Мамантова) с запада и полковника Полякова с юга. В результате в городе произошли решительные и жёсткие перемены - ввели государственную монополию на торговлю хлебом, запасы продовольствия были взяты на учёт, многие лавки, магазины и рестораны закрылись, ввели карточки на хлеб по четверть фунта для служащих (в Москве и Петрограде в этот момент было уже по осьмушке), а неработающим карточек не полагалось. Так называемым нетрудовым элементам хлебный паёк выдавался только за участие в рытье окопов на оборонительных позициях вокруг Царицына. Из рабочих стали формироваться рабочие полки для непосредственной обороны города. Для проведения продразверстки, которая вовсе не являлась безвозмездным выгребанием всех крестьянских запасов, Сталин запрашивает из Москвы в распоряжение ЧОКПРОДа десятки миллионов рублей мелкими купюрами для оплаты хлеба крестьянам по твёрдым ценам. Так как твёрдые цены были ниже спекулятивных, а деньги в это время обесценивались, Сталин запрашивает и товаров на несколько десятков миллионов рублей: вилы, топоры, гвозди, болты, гайки, стекла оконные, чайная и столовая посуда, косилки, сеялки, плуги, железо, спички, конную упряжь, ткани, обувь, инструменты, краски и даже скипидар и соду. Наш приехавший из Москвы со Сталиным отряд был поставлен на охрану этих ценных промышленных товаров, оберегая их от разворовывания. Поступавшие баржами с низовьев Волги и железной дорогой с Северного Кавказа продовольственные запасы, зерно и скот в ответ переправлялись эшелонами в центр. Сама отправка была тоже нетривиальной задачей - разруха сильно ударила по состоянию дорог, паровозного и вагонного парка, и собранное продовольствие, бывало, лежало у нас на станции, так же под нашей охраной, так как в этот момент не было вагонов для погрузки или паровозов для формирования эшелона. В стране после нескольких лет участия в войне была нехватка как паровозов, так и вагонов, а из тех, что имелись, многие требовали ремонта. Поиск и организация ремонта подвижного состава, взаимодействие с мастерскими и железнодорожниками также составляла головную боль чрезвычайного комиссара по продовольствию. Вокруг Царицына как раз в этот период группировалось множество людей, памятных мне по истории Гражданской войны моего прошлого мира. Находившемуся в Царицыне штабу военного округа подчинялась северокавказская армия, где одним из соединений командовал И.Л.Сорокин, который вскоре будет назначен командармом. К Царицыну подступали казачьи отряды генерала К.К.Мамонтова (или Мамантова). Под Царицыном находился в настоящий момент командир кавалерийской бригады и в моей прошлой реальности организатор будущей 1-й Конной Армии Б.М.Думенко, а С.М.Будённый у него сейчас командовал полком. Здесь же был командующий местным Усть-Медведицким фронтом красный казак войсковой старшина Ф.К.Миронов, в моей прошлой жизни командир будущей 2-й Конной Армии. Вблизи Царицына сейчас находился известный мне по фильму из моего старого мира будущий герой Гражданской войны А.Я.Пархоменко, пришедший к Царицыну с К.Е.Ворошиловым. Ну и сам Ворошилов тоже был под Царицыном и командовал одним из крупных и боеспособных соединений, объединёнными частями 3-й и 5-й Украинскими армиями, пришедшими к Царицыну с Украины. История появления Ворошилова и Пархоменко вблизи Царицына достойна отдельного упоминания. Я раньше недоумевал, чем же так знаменит Ворошилов, что он имел такой огромный авторитет после Гражданской войны? Теперь я услышал всю историю от очевидцев и её участников. Рабочий Луганска, большевик с дореволюционным стажем (ещё до революции 1905 года) Ворошилов возглавил красногвардейский отряд Луганских рабочих для сопротивления германскому вторжению на Украину весной 1918 года. Первые боестолкновения отряда произошли в предместьях Харькова в марте. В апреле Ворошилов Совнаркомом созданной в начале года автономной Донецко-Криворожскрй республики назначается командующим вновь формируемой 5-й Украинской армии, которую пришлось собирать из разрозненных отрядов, организовывать их и приводить в боеспособное состояние. Под давлением наступающих германских войск 5-я армия отступала к Луганску, вбирая в себя рассеянные ударами немцев красные отряды. Численность "армии" в этот момент была около 3000 человек. В Луганске, где 5-я армия, пятясь, с трудом сдерживала натиск превосходящих германских войск, Ворошилов со своим нач.штаба Н.Рудневым и ПредСовНарКома Донецко-Криворожской Республики Артёмом (Ф.А.Сергеевым) организовали эвакуацию с Донбасса. Вывозили заводское оборудование, имущество, которое могло быть увезено, вооружение, рельсы, продовольствие с целью не отдавать их в руки германских оккупантов. Эвакуацию проводили круглосуточно до последней возможности. Сформировано было восемь десятков эшелонов с почти сотней паровозов, около трёх тысяч вагонов. В самом конце апреля Луганский район был покинут красными, и эшелоны сосредоточились у станции Миллерово. Кроме имущества в эшелонах находились рабочие и члены их семей, различные беженцы. В вагонах и рядом с ними играли дети. Параллельно маршруту эшелонов гнали скот. В этой растянувшейся на много километров колонне находилось около 50000 человек, из них только 15000 вооруженных бойцов 5-й с остатками 3-й армии. Начался новый этап похода - от Миллерово через станцию Лихая в сторону Царицына. Это 400 километров медленного передвижения, временами по 3-5 км в день, отражая до Лихой частые атаки германских частей, под артиллерийскими обстрелами и даже бомбёжками с аэропланов, ремонтируя перед собой разрушенные железнодорожные пути. Через станцию Лихая эшелоны прорывались под огнём наседающих на неё германских войск. В эти годы для стойкости отрядов много значила уверенность в своих командирах и их непосредственное присутствие в рядах бойцов, поэтому личное участие в боях Артёма, Ворошилова, Руднева и других помогало предотвращать панику и беспорядочное отступление перед превосходящим противником и позволяло насколько возможно замедлить наступление немцев и захват станции. Весь дальнейший путь после Лихой проходил под атаками казачьих частей, отрядов Фицхелаурова с севера и Мамонтова с юга. В двадцатых числах мая эшелоны подошли к Дону у станции Чир на походе к Царицыну, где Дон близок к Волге. Однако одна металлическая ферма огромного железнодорожного моста через Дон была взорвана и обрушена с высоты вниз. Рабочие из эшелонов принялись за восстановление моста, а вооруженные отряды защищали от налётов казаков, временами переходя в контрнаступления. В тяжёлых условиях, не имея необходимой строительной техники, зачастую под артиллерийским огнём, рабочие сделали на отмели насыпь, выстроили подпорки и настелили новый железнодорожный путь на месте взорванного пролёта. Мост через Дон был восстановлен к концу июня, и эшелоны стали переправляться на левый берег. Таким образом после долгой двухмесячной дороги остатки 5-й и 3-й армий с рабочими, беженцами, имуществом наконец подошли к Царицыну. Неудивительно, что авторитет у Ворошилова, сумевшего организовать эвакуацию и руководить на протяжении такого долгого пути был велик. На подходе эшелонов к Царицыну военрук Северо-Кавказского военного округа Снесарев издал приказ об объединении пришедших частей 5-й и 3-й Украинских армий с армией бывшего Царицынского фронта и с ополчением и назначении командующим этой группой войск К.Е.Ворошилова. Фактически Ворошилова назначили командующим фронта с протяженностью около 350-400 км. Увидел я здесь вживую и Ворошилова, и Снесарёва, приходивших на совещания в вагон к Сталину. Это были два совершенно непохожих человека. А.Е.Снесарёву сейчас было за пятьдесят, он был прекрасно образованным, как я помнил из истории, учился в молодости на физико-математическом факультете Московского университета, затем поступил в юнкерское училище и после нескольких лет службы закончил Академию Генерального штаба. После служил в Средней Азии и на Памире, бывал в Индии и Афганистане. Был признанным учёным-востоковедом с мировым именем, написал два десятка книг и переводов с других языков. Принадлежностью к "касте" военных и своей военной службой Снесарёв гордился, но ею не увлекался. Хотя в Красную Армию он пришёл добровольно, еще до мобилизации. Маленькая характерная деталь, которая меня поразила - в штабе СКВО Снесарёв ходил в своём мундире с погонами генерал-лейтенанта, а на недоумённые вопросы отвечал, что его ещё никто не разжаловал. Ворошилову в это время было меньше сорока лет, примерно одного возраста со Сталиным, и тоже большевик с немалым стажем. Образование получил только в земской школе, и после работал на заводах рабочим. В Первую Мировую не воевал, военного опыта не имел. По рассказам пришедших с ним в Царицын людей Ворошилов во время боёв и долгого пути по маршруту показывал примеры личной храбрости, да и убеждать он умел. Мне подумалось, что из Ворошилова бы вышел неплохой комиссар или хозяйственный руководитель, а вот военных талантов у него вроде бы не было, как я помнил по моему прошлому. Причём Ворошилов гордился тем, что в отличие от Снесарёва не имея никакого образования, "без ваших академиев", смог осуществить такую операцию. Тут у них нашла коса на камень. Снесарёв вскоре разуверился в способностях Ворошилова как военного командира и начал критиковать его действия. Отношение Снесарёва к Ворошилову стало неприязненным, как к вмешательству в военное дело штатских дилетантов. Ворошилов платил Снесарёву той же монетой. Как часто бывает, частично были правы и частично ошибались оба. Снесарёв был генерал прежнего времени, более кабинетный или штабной работник, он мыслил категориями прежней войны, привык общаться с помощью письменных распоряжений и явно не понимал, что делать со своевольными революционными командирами, с отсутствием дисциплины и отказами бойцов выполнять приказы, с плохой организованностью и негодным снабжением. В такой сложной обстановке, не умея общаться с революционными массами, Снесарёв перестал проявлять инициативу и оказался на должности военрука СКВО не на высоте. Да и Гражданская по характеру действий была совсем не похожа на позиционную Первую Мировую. Ворошилов же был отнюдь не бесталанным, имел хорошие организаторские способности, умел разговаривать с бойцами и воодушевлять людей как словом так и личным примером. Отсутствием инициативы он не страдал, для него как и для многих большевиков этого времени слова "Надо!" и "Партия приказала" были не пустым звуком и не звучали ёрническо-издевательски как в моей прошедшей советской молодости. Но в то же время, не имея военного образования, Ворошилов учиться не желал, к военспецам относился пренебрежительно, и выезжал на смекалке и революционном энтузиазме. Как я помнил из прошлой реальности, на VIII съезд РКП(б) в марте 1919 года Ворошилов, кстати вместе с нынешним председателем Царицынского Совета Мининым, входил в группу "военной оппозиции", левых коммунистов, которые не доверяли военспецам, выступали за "демократизм" в армии и выборность командиров, стояли скорее за партизанские методы войны и строения РККА. Не думаю, что в этой реальности у него взгляды поменялись. Сталин как и Ворошилов испытывал недоверие к военспецам, что подкреплялось случаями предательства и перехода тех на сторону белых. Хотя, насколько я помнил историю, к "военной оппозиции" Сталин тогда не примыкал и выступил в моей реальности на съёзде 1919 года за дисциплинированную и организованную армию и против оппозиции. Как ответственный за продовольственное снабжение республики Сталин в Царицыне был поначалу более озабочен восстановлением потерянной связи с северокавказской армией и поступлением с Кубани и Северного Кавказа хлеба через станцию Тихорецкая. В связи с этим он был сильно недоволен командованием Снесарёва на этом направлении, критиковал его бюрократизм, медлительность и нерешительность, граничащую с бездействием. И сам Снесарёв, и весь штаб СКВО, состоявший из бывших офицеров, не подчинялись Сталину, были назначены Троцким, бывшим по статусу не ниже, а то и выше чрезвычайного комиссара по продовольствию Сталина, полномочия которого на военную область не распространялись. Сталин в сообщениях Ленину винил военных специалистов, просил особых полномочий военного характера себе или какому другому представителю Совнаркома для принятия срочных мер. В особых военных полномочиях ему было отказано, тогда Сталин грозил, что он будет и без формальностей свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело, и отсутствие бумажки от Троцкого его не остановит. На руку Сталину стал переход к практике создания революционных военных советов в армиях и фронтах для коллегиального принятия решений. В военные советы входили командующий, комиссары и представители партийных органов. В скором времени после нашего приезда в Царицын создался военный совет СКВО, в который вошли Снесарёв, Сталин и Минин Примерно тогда же, через неделю пребывания в вагоне Сталин перенёс свой рабочий кабинет и сам с Надей Аллилуевой переехал в небольшой двухэтажный каменный дом на улице Московской. Второй этаж был жилой, а первый сделали рабочим. Там были посты, где на охране стояли тоже наши бойцы. В каменном здании с толстыми стенами было не жарко, и я стал опять носить пиджак со спрятанной под ним портупеей и на поясе была моя переделанная кобура с наганом, скрытая полой пиджака. Из-за этих постов у меня случился конфликт с начальником наших караулов Озолинсом. Один из постов находился в узком угловом коридоре, а стояли мы с винтовками с примкнутыми штыками. Выглядело это временами комично, когда стоящая на полу винтовка была выше кепки держащего её у ноги низкорослого часового. И ладно бы смешно, но мне казалось, что это и нерационально и неудобно в подобном помещении. Вот я и отставил винтовку со штыком за собой в угол, а сам стоял держа руки свободными, надеясь на наган на поясе и браунинг под мышкой. И тут Озолинс идёт проверять посты. С дисциплиной у нас, на мой взгляд из прошлой жизни, было так себе - приказы немедленно исполнять не бросались, бывало и спорить с командирами могли, о прикладывании руки к головному убору и речи не было, это уж попозже должны ввести, если правильно помню. Лишь у латышских стрелков с дисциплиной было строже, всё же настоящая военная часть, хотя и они временами могли митинговать. Озолинс увидел, что я без винтовки стою, сразу начал возмущаться бойцом, бросившим вверенное ему оружие, стал грозить и ревтрибуналом. Ревтрибуналом и расстрелом грозили часто, время было такое. Я напрягся и слегка встревожился, так как подобные угрозы и выполнялись нередко. Начал возмущаться, хотя потом стал понимать, что сам виноват, он то не знает о моём нагане. И вообще, если я такой умный, надо было мне заранее предложение внести. Но звуки от нашего бурного разговора раздавались громкие. На шум прибежал командир нашего отряда Коробов, бывший недалеко, начал своего защищать, ну то есть меня. Тут из-за двери выглянул Сталин: - Какая причина шума товарищи? - Этот боец бросил вверенное ему оружие в угол, а значит, не мог выполнить приказ командира при заступлении на назначенный пост, практически бросил его, - повторил свои обвинения Озолинс. - Таких надо отправлять в ревтрибунал. Взгляд Сталина стал жёстким: - Объяснитесь, товарищ Кузнецов. "Ну всё, тяжелая артиллерия, - мелькнула у меня мысль. - Сейчас накроет шальным взрывом, и конец котёнку." Я попытался вдумчиво и спокойно, насколько мог в том состоянии, излагать свою точку зрения: - Я не бросил пост, а винтовку отставил в сторону для лучшего исполнения приказа по исполнению обязанностей по охране. От такой наглости Озолинс даже слова сказать не смог, наш Иван Лукич взглянул с удивлением и с предупреждением во взгляде, что, мол, за чушь я несу, а Сталин потребовал уточнений. - Считаю, товарищ Сталин, - сказал я, - в помещениях, особенно небольших размером, или узких коридорах, нельзя пользоваться винтовками. Длинная винтовка, особенно с примкнутым штыком, неповоротлива, громоздка, перезаряжание её долгое. Ежели случись что, прицелиться да и раз выстрелить не успеешь, куда там перезарядить. Ею только как жердиной проход перегораживать или пропуска на штык накалывать, более никак. - Что вы предлагаете? - Сталин задал вопрос. - Использовать наганы. Лучше офицерские, с самовзводом, - ответил я и отвёл в сторону левую полу пиджака, за которой все увидели мою кобуру с револьвером. - Семь пуль. Я их все в цель выпущу пока кто другой один раз из винтовки сможет пальнуть. Могу показать. - Покажите, товарищ Кузнецов, - подтвердил интерес Сталин. - Пройдёмте во двор, товарищи, - и направился к выходу. Коробов и Озолинс проследовали за ним, а следом двинулся и я, накинув на левое плечо ремень стоявшей в углу винтовки, не оставлять же её. Все вышли во дворик вокруг здания, который в этот час пустовал. Сталин остановился по центру и посмотрел на меня. Озолинс с Коробовым встали рядом и смотрели выжидающе. Я замыкал шествие и, подходя к остановившимся людям, начал снимать левой рукой ремень винтовки с плеча и опускать на землю. В это же самое время правой рукой скользнул за полу пиджака, легко выхватил из открытой кобуры наган и ведя рукой по кругу с краткими остановками выстрелил семь раз в кирпичные столбы забора вокруг двора. Пули выбили каменную крошку в каждом из семи столбов на уровни груди. После этого также быстро убрал револьвер в кобуру. - Можно посмотреть на столбы поближе, товарищ Сталин. И вы тоже, товарищи, - предложил я. - В них семь попаданий, семь убитых врагов. Не думаю, что боец с винтовкой сможет такое повторить. Сталин показ оценил, чувствуется, со стрельбой он был знаком. Озолинс же с непонятным выражением в голосе произнёс: - Ганфайтер... "Опа, ещё один попаданец? - удивился я. - Да нет, он же бывший офицер, английский может знать или вестерны мог читать. Кто там писал, Эмар или Ламур, кто-то из них вроде в девятнадцатом веке издавался, и в России наверняка переводили." Сам же я спросил, не подавая виду: - Это ругательство такое, товарищ Озолинс? - Товарищ Озолинс имеет в виду меткого и быстрого стрелка, как их называют в САСШ, - ответил мне вместо Озолинса Сталин, выглядевший удовлетворённым показом. - Мы с напарником во время Ярославского мятежа так от беляков отбились, те нас убивать шли и даже выстрелить никто не успел, - пояснил я. - Мне надо было раньше товарищу Озолинсу самому сказать, виноват, - с опозданием, но повинился на всякий случай я. Озолинс перестал смотреть недовольно, успокоенный объяснением и извинением. Иван Лукич повеселел и стал даже выглядеть бодро, мол, знай наших. - Убедительно, товарищ Кузнецов, - с одобрением произнёс Сталин и обратился к начальнику караула. - Товарищ Озолинс, после доказательства товарища Кузнецова, я думаю, бойцов в помещениях следует вооружать револьверами. Предварительно проверив их владение оружием. Что скажете, товарищ Озолинс? - Согласен с вами, товарищ Сталин. Сделаю, - ответил тот. - Товарищ Кузнецов, можете вернуться на пост, - уже мне. Лукич обрадованно хлопнул меня по спине, а я подхватил винтовку и, забросив её ремень на плечо, отправился на свой пост, время моего дежурства еще не закончилось. И уже стоя на месте и заряжая револьвер патронами, мне облегчённо подумалось: "Пронесло!" В конце июля Снесарёва вызвали в Москву для объяснений неудач самой многочисленной в РККА северокавказской армии, потерей с ней сообщения и опасным приближением казачьих отрядов Донской армии Краснова к Царицыну. В военный совет СКВО вместо уехавшего Снесарёва добавился бывший полковник Ковалевский, а начштаба СКВО уже давно был бывший полковник Носович. Эта последняя фамилия мне кое-что напомнила из прочитанного в прошлой жизни, он после издал какие-то свои воспоминания. Теперь я его увидел воочию на совещании РВС округа. Выглядел он собрано и явно себе на уме. Да уж, изменить я уже многого не сумею, но слегка скорректировать прошлый вариант из той истории попробую. Свободного времени у нас было не так много. Приходилось после ночных дежурств урывать часы, предназначенные для отдыха. В один из дней в такое время я зашёл в здание штаба округа. Это было легко сделать, на входе никого не останавливали, и более того, штаб располагался на первых двух этажах здания, на третьем этаже которого находилась французское консульство. Бродя по лестнице и коридорам, я увидел Носовича, вышедшего из консульства и спускавшего с третьего этажа, что уже настораживало. Иностранные миссии в Гражданскую часто имели связь с белыми подпольными организациями. Покрутившись в штабе, запомнил в лицо двоих адъютантов Носовича, которым он давал различные поручения. За ними-то я и решил по очереди проследить. Вряд ли сам Носович будет лично подкладывать, например, куда-то динамитную шашку.