Я сижу и смотрю на своих родственников и знакомых. Кто-то из них, возможно, мой "куратор". Один за другим, я всматриваюсь в лица близким мне людей. Сейчас уже они не смотрят на меня. Но сначала...
Сначала всем было неуютно. Над столом повисло неловкое молчание. Двоюродный брат, Пристон, полоумный толстяк, привыкший во всем слушаться жену, на этот раз пришел один. И, конечно же, напортачил. Ещё в прихожей я почувствовал от него сильный запах спиртного, а глаза, узенькие, словно щелки для пуговиц, налились кровью. Мой кузен был пьян в дудку, да к тому же, наглотался "колёс".
Мы столпились вокруг ещё одного гостя, кто-то принял пальто у новоприбывшего.
-Тариэл, - громогласно возвестил Пристон, в паузе, сотрясая титаническим гоготом свои телеса. - С днюхой тебя, парень. - Он всучил мне пакет. - Вот я тебе тут подарок прикупил, свитер, тебе понравится. Да и цвет подойдет. Будешь носить и вспоминать братика.
В коридоре повисла тишина, только безмозглая Лина, жена Крита, прыснула в "задних рядах". Крит, который всегда умел замять неловкую ситуацию, в сердцах, процедил сквозь зубы - "Идиот!" и вытолкал Пристона в гостиную, за ним заторопились гости. Я плёлся последним. Я не мог думать ни о чем, кроме "куратора" в моем доме, ни о чем, кроме конца. В голову лезли самые разные мысли, о том, что надо бежать, что нужно вооружится и к вечеру засесть дома, не впуская ни одну живую душу на порог. Я даже думал о Боге, но когда Бог спасал человека от людей. Люди "убили" Бога, забыв о нем. Люди убили смерть, что говорить обо всем остальном. Они взяли древнюю тетку с косой себе в услужение.
С тяжелыми мыслями я оказался за праздничным столом. Я готов был проклясть того, кто придумал эту ужасную традицию для "сотников". Все смотрели на меня. В одних глазах я читал жалость, в других, принадлежавших более пожилым, страх, в-третьих, облегчение. Кто бы не был "куратором", он был превосходным актёром. Так просто его не "вычислишь".
Пристон, вертя своей пылающей головой, как теленок в загоне, похоже, был настолько пьян, что ничего не понимал. Он ухватил рюмку, плеснул в неё вина и вскинул.
-За именинника! - секундное молчание и Крит поддержал Пристона, за ним поднялись все, я поднялся последним. "Не чокаясь" - угрюмо подумал я про себя, но бокалы всё равно зазвенели друг об друга. Я опрокинул бокал залпом, пожалев, что не налил водки. Все сели. Послышался шум орудующих ложек и вилок, так присущий праздничным сборищам. Кто-то услужливо наложил мне салата и гусиного паштета. Я чуть не разрыдался от смеха. Абсурдность ситуации вызывала ощущение, что все это понарошку, что всё это дикий фарс. Но фарсом скоро стану я, а всё окружающее это правило, по которому живет человечество последние 150 лет. Впервые услышав о правилах игры в юности, ты радуешься и строишь грандиозные планы, ты благодарен науке и правительству за эту удивительную возможность. Высшая грань вселенской справедливости, высшая планка демократии, равные возможности для каждого. Ты загадываешь на будущее, и как всякий человек откладываешь многое на завтра, влюбляешься и тянешь со свадьбой, тащишь на своём горбу детей, медленно осознаешь, что для будущего слишком поздно. Неотвратимо подползает он, твой 101-вый день рождения. Мысли о нем лезут в твою голову всё чаще, как черви, они ворочаются в ней до глубокой ночи. Они, как тревога о большом долге, о невыплаченной сумме по кредиту, как подозрения жены в измене, только в сотню раз страшнее и прилипчивей. Каждый раз ты начинаешь думать о другом, но возвращаешься всегда к проклятой годовщине. По утрам ты смотришься в зеркало, оглядываешь свое молодое подтянутое тело, гладкую кожу, черные как смоль волосы без единого седого волоска (есть у людей такое выражение, хотя, что оно означает, все давно забыли) и все более остервенело задаешься вопросом - "Почему?!!!".
От невесёлых мыслей меня отвлекает тёща, даже она прослезилась, она целует меня в щеку жирными, от пищи, губами, захлебывается рыданиями, и, жена уводит её в ванну. Все остальные делают вид, что ничего не произошло. Крит благосклонно улыбается десятилетней свежести анекдоту Пристона, сестры сплетничают, дети, исподволь, утирают слёзы, друзья, в основном, почти ровесники, бледные как полотно, планомерно напиваются. Наконец вечер заканчивается, мы прощаемся с гостями в прихожей, все знают, что завтра придется вернуться сюда опять.
Я почти машинально жму руку Криту, друзьям, даже Пристону. Каким то образом я осознаю себя в спальне, ярко мерцает видеостена в полумраке комнаты. Переферией мышления я понимаю, что на экране болезненного вида женщина с почти прозрачной кожей дарит нежный ретро поцелуй скуластому бугаю. Мысли о 101-вом дне рождения навязчиво вторгаются в голову. Люди победили смерть 300 лет назад. Ученные за одно поколение отыскали и уничтожили ген старения у каждого человека на планете, биологи, врачи и онкологи уничтожили все, что могло хоть как-то повредить человеку. Рак, сердечно-сосудистые заболевания, СПИД, ОРЗ - все эти названия превратились в полу знакомые термины из темного прошлого. 150 лет назад в мире остались только три причины, от которых умирали люди: простуда, голод и сам человек. Но тут выявилась страшная тенденция. Количество людей на планете стало катастрофически возрастать. Надеждам людей на космос так и не удалось сбыться, мы так и не смогли заглянуть за пределы солнечной системы, а строить станции на орбите было долго, дорого и хлопотно. Ученные и политики схватились за головы, религиозные фанатики трясли кулаками у лиц президентов, мол, вот что бывает, когда лезешь длинным носом в промысел божий. Увы, процесс стал необратим. Ни ген старения, ни болезни вернуть обратно было невозможно. И тогда каждый из нас прошёл операцию вживления имплантата "101". Тогда, 150 лет назад, когда каждому человеку на планете вживили чип, отсчитывающий наши годы, мировое правительство придумало Контрольный Комитет. Они дарили нам ровно 100 лет жизни, а затем, чип в твоей голове срабатывает и сжигает нервную систему. Все мы об этом знаем, но словно, овцы ждем своей очереди на бойне. Каждый проживает ровно столько, сколько ему отпущено человечеством. Хотя имплантат обладал не одной степенью защиты, и никому не удавалось его снять и при этом не лишится головы, Комитет отслеживал "дезертиров". Те, кому всё же удавалось избавиться от персонального ангела смерти в черепной коробке, получали "куратора". Он приводит приговор Комитета в исполнение. Тебя травят, расстреливают, сбивают грузовиком, в очень редких случаях увозят в неизвестном направлении.
Жена с опаской заглянула в комнату, ей только 84-ре. Выглядит она точно так же как 30 лет назад, когда мы впервые повстречались. Свет снаружи проявляет её пышную фигуру сквозь воздушно прозрачный халат. Я зло ухмыляюсь: "Решила подарить мне последние капли удовольствия". Под халатом обнаженное тело, округлые бедра и высокая девичья грудь, у меня красивая жена, но единственное, что я сейчас к ней могу испытывать, это завись. Ведь её только 84-ре. Ей, до своих сто первых именин жить целую вечность.
Неожиданно встав, я срываюсь с места, накидываю плащ и, распахнув дверь, выбегаю из дому. Я чувствую на спине сочувственный взгляд супруги. Но я знаю, что прав, главное пережить эту ночь. Если завтрашнее утро застанет меня бродящим по тротуарам города, значит, Контрольный Комитет ни о чем не узнал. Я с упоением представляю эту сцену, и от этого тело наполняет ощущение почти полного блаженства. Значит, студент не проболтался и я спасен. Дальше нужно будет лишь покинуть город. У меня всё готово, деньги, оружие, поддельные документы. Я покидаю подъезд, ещё с порога слыша шепот ливня. Дождь льет, как из ведра, заливая глаза, проникая за шиворот. Почти в такую же пасмурную ночь я встретил Риту, свою жену. Мокрые до нитки, мы целовались у бульварного парапета, тесно прижимаясь друг к другу. И в точно такую же ночь я встретил студента медика. В полицейском участке, из дежурных, был только я, когда моего спасителя втолкнули в приемную. Его поймали на распространении наркотиков в родном общежитии. Как только я просмотрел его послужной список, я понял, что это человек, который мне нужен. Студент давно был отчислен из колледжа. Несколько раз его ловили на проведении незаконных операций по удалению и внедрении новых имплантатов сбежавшим заключенным. Он делал невозможное, никто не мог делать подобного, без того, чтобы не разнести половину подпольной операционной, а студент как-то умудрялся. По единодушному признанию профессоров он был непризнанным гением, но, увы, мятежным социопатом. Я пообещал отпустить его и даже заплатить, если он вынет из меня имплантат "101". Тот хитро улыбнулся и согласился. Ночью мы покинули участок и, спустя час, оказались в какой то периферийной дыре. Там, с сигаретой в зубах, щурясь от пота, натекающего на глаза и сыпля пеплом мне в лицо, студент сделал свое дело. А на утро, когда он шел мне навстречу, чтоб получить плату за работу, грузовик сшиб парня с дороги на моих глазах. С противным хрустом тело студента перекатилось несколько раз и замерло, неестественно подвернув руки под себя. Это произошло пол года назад. Я был счастлив всего один день. Теперь я знал, что Контрольный Комитет в курсе операции.
Неожиданно я замечаю, что за мной крадется незнакомец, я сворачиваю за угол, но преследователь не отстает, дыхание моё учащается, от страха жжет под кожей. Мимо проносится машина, забрызгав грязью из луж. На противоположной стороне улицы вскрикивает женщина. Мгновение и она заваливается на бок, голова с глухим стуком бьётся об асфальт. "Час чудес" настаёт, проносится у меня в голове. В 12:00 сегодня на планет умрут все мои ровесники, но только не я.
Я врываюсь в ночное кафе.... Кажется, я оторвался. У омерзительно толстой официантке я спрашиваю, где тут "служебный вход" и сажусь к окну, чтоб наблюдать за улицей. Она интересуется, что я буду, и я прошу кофе, покрепче. Слышу, как официантка здоровается с кем-то.
-Наконец-то - сипит она - а я думала, мне придется тут всю ночь дежурить. Тут единственный клиент, просит кофе. Ладно, я побежала.
Чей то мужской голос прощается с жирной официанткой. Я слышу шаги, на место, куда упёрся мой взгляд на столе, опускается кофе. Я благодарю, поднимаю чашку, делаю глоток ужасного кофе и, обернувшись в окно, пытаюсь прозреть эмиссаров Комитета сквозь пелену дождя.
-Вы не могли бы оплатить сейчас - я оборачиваюсь на приятный молодой голос. И вижу...
Я вижу незнакомца, преследовавшего меня на улице, теперь ясно, почему кофе такой горький, я отравлен. Сердце учащенно бьется, вот вот вырвется наружу через глотку, режущая боль, словно разрывающая грудную клетку...
Парень склонился над телом человека в мокром плаще, пытаясь привести посетителя в чувство. Спустя минуту он позвал на помощь, и прибежала официантка, которую он сменил.
-Пол, что с ним? - спросила она
-Может сердце - предположил сменщик. - Не знаю, он едва взглянул на меня и весь покраснел, посмотри, как жилы на шее вздулись. И пульса нет.
-Не свисти, какое сердце, от сердца уже лет двести никто не умирает, - скептически возразила плотная женщина. - Наверно "сотник", только вот почему белки белые, у них они обычно кровью наливаются. Думаю надо вызвать Экстренную Службу. Пусть тело заберут, вот ведь напасть, и почему они не мрут дома, как инструкция предписывает.