|
|
||
Личность Гостомысла давно привлекает внимание историков хотя бы потому, что он один из немногих известных нам героев докиевской Руси. Первое упоминание о нем находим сразу в двух летописях: Софийской Первой (далее - СПЛ) и Новгородской Четвертой (далее - НЧЛ). Обе эти летописи современное источниковедение относит ко второй половине XV века и обе с подачи А. А. Шахматова [39, 151-160] восходят к Новгородско-софийскому Своду (далее - НСС) середины XV века. Из-за обилия данных о внутренних делах Новгородской республики устанавливается новгородское происхождение НСС, хотя на этот счет общего мнения нет [28, 183].
Ниже приведены отрывки из обеих летописей:
СПЛ [24, Т. 5, 3]:
"Словҍне же, пришедше с Дуная, сҍдоша около озера Ильмеря и прозвашася своим именем и здҍлаша град и нарекоша и Новъгородъ и посадиша стареишину Гостомысла. А друзии сҍдоша по Дҍсне и по Сҍме и по Сулҍ и нарекошася Сҍвере."
НЧЛ [24, Т. 4, с. 580]:
"Словени же, пришедше с Дуная и сҍдоша около езера Ирмена, и прозвашася своим именем, и сдҍлаша град и нарекоша Новъгородъ, и посадиша старҍишину Гостомысла; а друзии сҍдоша по Деснеи, а инии по Сҍмi и по Сулҍ."
Как видно, это почти идентичные тексты, за исключением того, что в НЧЛ представлена более краткая редакция. У них общий источник: НСС, причем текст СПЛ к оригиналу ближе. В свою очередь, НСС в этой части восходит к Повести Временных Лет (далее - ПВЛ). Вот отрывок из Лаврентьевской летописи [24, Т. 1, с. 5], которая, по мнению большинства историков, ближе всего отражает труд Нестора:
"Словҍни же сҍдоша ѡколо єзера Илмерѧ и прозвашасѧ своим имѧнем, и сдҍлаша град и нарекоша и Новъгородъ а друзии сҍдоша по Деснҍ и по Сҍли по Сулҍ и нарекоша Сҍверъ."
Автор НСС (или его источник), взяв за основу текст ПВЛ, добавил к нему только один незначительный штрих: ...и посадиша стареишину Гостомысла. Этот самый Гостомысл на первый взгляд не претендует на исключительность; создается впечатление, что летописец подправил Нестора только из любви к точности. Между тем фигуры вроде Гостомысла, стоящие у истоков, обладают повышенной харизмой и вызывают живой интерес потомков. Почему же этого не произошло раньше? Гостомысл мог попасть в НСС из устного предания, распространенного на ограниченной территории и потому ускользнувшего от внимания других летописцев.
Теория эпоса предполагает его подразделение на шаманский миф и героический эпос [31]. Из этой схемы выпадают местные легенды (локальный эпос), которые чаще всего связаны с микротопонимией: названиями урочищ, деревень, ручьев, озер. Классический пример такого рода дает нам легенда об основании Киева, где объясняется происхождение сразу нескольких микротопонимов. Интересно, что сам Нестор приводит и другой вариант легенды: Ини же свҍдуще рекоша, ѩко Кии єсть перевозникъ былъ у Кїєва бо бѧше перевозъ тогда с онаѩ стороны Днҍпра." [24, Т.1, 7]. Этим он как бы намекает, что легенде о трех братьях полностью доверять нельзя. Действительно, этнографы не раз замечали, что их информаторы, вдохновленные вниманием ученых, способны выдумать легенду буквально на ходу. Часто местные легенды связаны с темой сокрытия сокровищ Стенькой Разиным, разбойником Кудеяром и т.п. В то же время существуют бродячие сюжеты, которые отражают некие реальные события, сохранившиеся в народной памяти. Так, в Новгородской и Псковской областях широко распространен сюжет о нашествии литвы [23, 261]. Иногда источником для местных легенд становятся исторические личности: Петр Первый, Иван Грозный, Ермак. Древность псковских легенд о княгине Ольге [2] подтверждает ПВЛ: Иде Вольга Новугороду и оустави по Мьстҍ повосты и дани и по Лузҍ ѡброки и дани и ловища. єѩ суть по всеи земли знамениѩ и мҍста и повосты и сани єє стоѩть и поныне в Плесковҍ и до сего дне..." [24, Т. 1, с. 43].
Легенда о Гостомысле в качестве местного предания вполне могла дожить до XV века и попасть на страницы НСС. Однако, ее существование остается под вопросом: во-первых, из-за отсутствия одноименного топонима, а во-вторых, из-за того, что имя Гостомысл необычно для Восточной Европы. Причем последнее утверждение касается как препозитивного компонента -гост, так и постпозитивного -мысл. Единственное исключение - галицкий князь Ярослав Владимирович, носивший прозвище Осмомысл, что, впрочем, может быть объяснено чешским или польским влиянием.
Этот вывод попытался оспорить А. М.Микляев. [19, 27]. На составленной им карте Новгородской области обозначено около восьмидесяти топонимов с основой на гост, -гощ. Среди них в подавляющем большинстве представлены топонимы с вторичным компонентом гост: Мирогоща, Негоща, Будогощь, Радогоща и т.д. Вообще, ономастические конструкты с основой на *ghostis восходят к индоевропейской традиции и повсеместно встречаются у германцев, кельтов, греков [33]. "По-видимому, элемент гост, будучи в постпозиции, является семантически опустошенным, и по сути, выполняет строевую функцию, благодаря чему препозитивный элемент нес на себе основную смысловую нагрузку." - замечает В. Л. Васильев [5, 126]. Из общего ряда выпадают деревни Гостелюбле (Михайловский погост, Бежицкая пятина, сер. XVI в.) [Васильев, 65], Гостьмеричи (только в берестяной грамоте ? 492 в сер. XIV в.) [5, 242], Гостиниж (около города Кашин на р. Медведица в сер. XIX в.) [5, 54]. Все это указывает на то, что сложносоставные имена с препозитивным -гост в Северной Руси были хоть и редки, но возможны. Остается открытым вопрос об их месте в новгородском именослове. Они необязательно восходят к общеславянской эпохе. Гостомысл, Гостинеж, Гостимир, Гостелюб вполне могли сформироваться на местной почве уже после выделения ильменских словен в отдельное племя по принципу конструктора. Более того, в них смысловую нагрузку несут оба элемента, а значит, для новгородцев эти имена не были застывшими формами. В оппозицию Гостелюбле можно привести деревню Любегощи (Весьегонский район Тверской обл.), вероятно названную так в честь некоего Любегоста (Любегостя).
Тема Гостомысла однажды попав на страницы летописей, получила развитие на страницах Воскресенской летописи (далее - ВЛ) [26, 1]. Здесь мы уже видим связь Гостомысла с Рюриком, которой нет в более ранних летописях:
Обладающу Авгоутсу вселенною. И бысть изнеможа. И нача ряд покладати на вселенноую братьи и сродником своим... А брата своего Проуса в берҍзех Вислы рекы во градъ Модборкъ и Туронъ и Хвоиница и преславы Гданескъ иныхъ многихъ городовъ по реку глаголемую Нҍмонъ впадшюю в море. И до сего часа по имени его зовется Пруская земля. А отъ Пруса четвероенадесять колено Рюрикъ. И въ то время в Новҍгородҍ нҍкыхъ старҍишина именемъ Гостомыслъ скончеваетъ житие и соъзва владалъца сущаа с нимъ Новагорода. И рече совҍтъ даю вамъ да послете в Рюскую землю моудрыя моужа и призовете князя отъ тамо соущихъ родовъ римъска царя Августа рода. Ониже шедше въ Проуськую землю обрҍтоша князя Рюрика суща отъ родю римска царя Августа и молиша его с посланъми всҍх Новоградецъ дабы к нимъ шелъ княжити.
Воскресенская летопись представляет собой общерусский летописный свод XVI века, создававшаяся придворными летописцами московских царей. Она подверглась глубокой переработке и отражает проправительственную позицию ее авторов. В начальной свой части ВЛ восходит не к ПВЛ, а к пропагандистскому труду митрополита Спиридона-Саввы "Послание о Мономаховом венце".
Сама фигура Спиридона-Саввы настолько выдающаяся, что о нем стоит сказать несколько слов. Будучи простым иноком, он был положен в сан митрополита константинопольским патриархом и назначен на кафедру в Киеве. По какой то причине литовский великий князь Казимир его не признал и Спиридон попал в заточение. Через несколько лет ему удалось бежать в Москву; здесь он поселился в Ферапонтовом монастыре. Этот митрополит без митрополии при московском дворе котировался высоко именно за его ученость. "Послание о Мономаховом венце" было написано им в самом начале XVI века и попало в сокращенном виде в ВЛ [3, 7-8]. По видимому причиной для написания Спиридоном 'Послания' стал заказ из Москвы. Из этого вытекает предрасположенность "Послания" к фальсификациям и использование истории как средства в политической борьбе. Вот почему летописца ВЛ не интересуют ни расселение народов, ни быт славян; ему важно обосновать родство Василия III с римскими императорами и через это ― претензию на царский титул. Он свидетель становления Третьего Рима - роли, которую примерила к себе Москва после падения Константинополя. Именно поэтому Спиридон-Савва открывает свое повествование словами "обладающу Авгоусту вселеною". Здесь Август - не римский император, а самодержец всей Земли, второй после Бога. Он действует как средневековый феодал, раздавая целые страны "сродникам". Так земля около Вислы достается Прусу, получившая затем название "Проуская земля". Пруссия выбрана только из-за созвучия с Русью. Гостомысл отправляет послов в "Рюскую землю", а попадают они почему-то в "Проускую". Эта путаница - вовсе не плод академической рассеянности Спиридона-Саввы. На самом деле он играет с читателем: смотри, я забыл кто есть кто только потому, что разницы между Пруссией и Русью, в сущности, нет. Гостомысл отправляет послов "молить" Рюрика на княжество именно потому, что тот потомок царя Августа. Историческая роль старейшины сводится к передаче власти со всеми регалиями законному правителю Руси.
Таким образом вся легенда о посольстве Гостомысла становится одним из краеугольных камней идеологии Третьего Рима. Как всякая легенда она быстро обрастает подробностями. И чтобы читатель мог оценить ее пышное цветение, ниже приводятся отрывки из Хронографа XVII века и Иоакимовской летописи в изложении В. Н. Татищева:
Хронограф 1679 года [24, Т. 31]:
Второе запустение Словенску. По мнозе же времени оного запустения слышаху скифские жителие про беглецы словенстии о земли праотец своих, яко лежит пуста и никим не берегома, и о сем зжалишаси вельми и начаша мыслити в себе, како б им наследити землю отец своих. И паки приидоша из Дуная множество их без числа, с ними же и скифы, и болгары, и иностранницы поидоша на землю Словенскую и Русскую, и седоша паки близ озера Илмеря и обновиша град на новом месте, от старого Словенска вниз по Волхову яко поприща и боле, и нарекоша Новград Великий. И поставиша старейшину и князя от роду ж своего именем Гостомысла. Тако же и Русу поставиша на старом месте, и ины грады многи обновиша. И разыдошася каждо с родом своим по широте земли... Егда ж сии во глубокую старость прииде и не могий уже разсуждати, ниже владети таковыми многочисленными народы, ниди утишити многомятежных междоусобных кровопролитий в роды своем, тогда убо он премудрый, седый умом и власы, призывает к себе все властели руския, иж под ним, и рече к ним осклабленным лицем: О мужие и братие, сынове единокровицы, се аз уже состарехся велми, крепость моя изчезает и ум отступает, но токмо смерть близится. А се вижду, яко земля наша добра и всеми благами изобильна, но не имать себе властодержца государя от роду царскага. С сего ради в вас мятеж велик и неутешим, и межьусобица зла. Молю убо вы послушайте совета моего, иже реку вам. По смерти моей идите за море в Прускую землю и молите тамо живущих самодержцев, иже роди кесаря Августа, кровници суще, да идут к вам княжити и владеть вами, несть бо вам срама таковым покоритися и в подданстве у сих быти. И возлюбиша вси речь старейшинскую, и егда сей умре, тогда всем градом проводиша честно до гроба, до места нарицаемого Волотово, иде ж и погребеша его. По смерти же сего Гостомысла послаша всею Русскою землею послы своя в Прускую землю. Они же шедше и обретоша там курфистра или князя великого, именем Рюрика, рода суща Августова, и молиша сего, да будет к ним княжити. И умолен быв князь Рюрик, и поиде на Русь з двема братома своима, с Трувором и з Синеусом".
Иоакимовская летопись [32]:
Люди же, терпевшие тяготу великую от варяг, послали к Буривою, испросить у него сына Гостомысла, чтобы княжил в Великом граде. И когда Гостомысл принял власть, тотчас варягов, что были, каких избили, каких изгнали, и дань варягам отказался платить, и пойдя на них, победили, и град во имя старшего сына своего Выбора при море построил, заключил с варягами мир, и стала тишина по всей земле. Сей Гостомысл был муж великой храбрости, такой же мудрости, все соседи его боялись, а его люди любили разбирательства дел ради и правосудия. Сего ради все близкие народы чтили его и дары и дани давали, покупая мир от него. Многие же князи от далеких стран приходили морем и землею послушать мудрости, и видеть суд его, и просить совета и учения его, так как тем прославился всюду. Гостомысл имел четыре сына и три дочери. Сыновья его или на войнах убиты, или в дому умерли, и не осталось ни единого его сына, а дочери выданы были соседним князьям в жены. И была Гостомыслу и людям о сем печаль тяжкая, пошел Гостомысл в Колмогард вопросить богов о наследии и, восшедши на высокое место, принес жертвы многие и вещунов одарил. Вещуны же отвечали ему, что боги обещают дать ему наследие от утробы женщины его. Но Гостомысл не поверил сему, ибо стар был и жены его не рождали, и потому послал в Зимеголы за вещунами вопросить, чтобы те решили, как следует наследовать от ему от его потомков. Он же, веры во все это не имея, пребывал в печали. Однако спящему ему пополудни привиделся сон, как из чрева средней дочери его Умилы произрастает дерево великое плодовитое и покрывает весь град Великий, от плодов же его насыщаются люди всей земли. Восстав же ото сна, призвал вещунов и изложил им сон свой. Они же решили: "от сынов ее следует наследовать ему, и земля обогатится с княжением его. И все радовались тому, что не будет наследовать сын старшей дочери, ибо негож был. Гостомысл же, предчувствуя конец жизни своей, созвал всех старейшин земли от славян, руси, чуди, веси, меров, кривичей и дряговичей, поведал им свое сновидение и послал избранных в варяги просить князя. И пришел после смерти Гостомысла Рюрик с двумя братьями и их сородичами.
Среди нелепиц, нагроможденных одна на другую в "Хронографе", между прочим, заслуживает внимания упоминание о том, что Гостомысл был погребен в Волотово. Волотово - деревня в 3 км от Новгорода. В 1352 г. здесь была построена церковь Успения Богородицы, в связи с чем в летописях появилась первая запись о Волотовом поле. В 1807 году новгородский митрополит Евгений обследовал окрестности Новгорода и оставил запись о Волотовом поле: "исполинские или Богатырские вельможи, на котором погребались новгородские вельможи или богатыри...". Среди прочих здесь был похоронен и Гостомысл, причем с каждого новгородского двора якобы бросили по горсти земли и образовался "высокий холм, который и доныне виден". [34; 1, 598-618]. Это единственная локальная легенда, связанная с именем Гостомысла. Как видно из "Хронографа" она существовала уже в XVII веке. К сожалению, ничто не указывает на ее более древнюю дату. Возможно, сочинитель "Сказания о Словене и Русе", вошедшего в "Хронограф" и был автором этой легенды. Сам ее характер говорит о краеведческом происхождении: таком же, как у Труворова креста в Изборске [29, 102-107], Синеусова городища в Киснеме [8, 33], Олеговой могилы в Ладоге [22, 82-91].
В 1820 году один из первых русских археологов З. Доленга-Ходаковский раскопал одинокую сопку на Волотовом поле, где были найдены кости лошади, собаки и курицы, перемешанные с золой. При этом Ходаковский отметил, что сопка составлена из супеси, что противоречит местной легенде, поскольку в Новгороде "земля черноземная" [34]. Правда, сейчас нам известно, что во времена Гостомысла и Рюрика Новгорода еще не существовало, но вряд ли это делает легенду о могиле старейшины более правдоподобной.
Более пристального внимания заслуживает версия об иностранном происхождении легенды о Гостомысле. Фульдские анналы сообщают нам, что в 844 году Людовик Немецкий совершает поход на ободритов, приводит их к покорности, а их правителя (rege eorum Gostomuizli) убивает [44, 35]. Ксантенские анналы, повествуя о тех же событиях, знают вендского князя Гестимуса (regibus eorum Gestimus) [46, 14]. Эти хроники писали современники Гостомысла, что позволяет говорить об их высокой надежности.
На этом совпадения не заканчиваются. Под 845 годом в Ксантенских анналах появляется следующая запись (перевод А. И. Сидорова):
В том же году во многих местах язычники наступали на христиан, но из них было сражено фризами более двенадцати тысяч. Другая часть их устремилась в Галлию, и там погибло из них более 600 человек. Однако Карл, по причине своей праздности, отдал им многие тысячи фунтов золота и серебра, чтобы они ушли из Галлии; что они и сделали. Несмотря на это, были разрушены очень многие святые монастыри, и они увели в плен многих христиан. В то время, когда это произошло, король Людовик, собрав большое войско, отправился в поход на вендов. Когда язычники узнали об этом, они со своей стороны отправили в Саксонию послов, и преподнесли ему дары и передали ему заложников и просили о мире. И тот предоставил мир и вернулся в Саксонию. После же этого на разбойников нашла чудовищная смерть, при этом также и вожак нечестивцев, по имени Регинхери, который грабил христиан и святые места, умер, пораженный Господом. Тогда, посоветовавшись, они бросили жребий, которыми их боги должны были указать им средство к спасению, но жребии упали без пользы. Когда же некий пленный христианин посоветовал им бросить жребий перед христианским богом, они это сделали и их жребий упал удачно. Тогда их король по имени Рорик вместе со всем народом язычников в течении 40 дней воздерживался от мяса и медового напитка, и смерть отступила, и они отпустили в родные края всех пленных христиан, которых имели.
Пары Гостомысл-Рюрик (ВЛ) и Gestimus-Rorik Ксантенских анналов трудно признать за случайное совпадение. Это наполнило новым смыслом легенду о Гостомысле, которая получила развитие уже на страницах специальной литературы. В некоторой степени она потеряла самостоятельность, превратившись в разменную монету в великой войне двух непримиримых теорий: норманизма и антинорманизма. Чтобы разобраться в истоках этого противостояния нам необходимо перенестись из IX века в век XVIII-ый.
Петровские реформы, помимо всего прочего, привели к краху государственной идеологии Третьего Рима. С тех пор мы обречены жить в условиях глубокого внутреннего раскола. В исторической науке импульс этому расколу задал М. В. Ломоносов [17, 411-416], резко выступивший против историков А. Л. Шлёцера, Г. З. Байера и Г. Ф. Миллера, которые в части об основании Древнерусского государства, по сути, повторяли Нестора. Нельзя забывать, что Ломоносов пережил бироновщину, активно боролся с засильем немецких ученых в Академии Наук. Для него противостояние с "немцами" означало прежде всего неприятие идеи, что славяне по своей природе не способны к самостоятельному развитию и нуждаются в мудром управлении "просвещенных народов". Эта идея в XVIII-XIX вв. была особенно популярна в Пруссии, а в XX веке была подхвачена фашистской пропагандой. Таким образом истоки антинорманизма лежат вне науки и к самой истории отношения не имеют.
Одно из направлений антинорманизма (и далеко не единственное, кстати) как раз строится вокруг 'Ксантенских анналов'. И здесь легенда о Гостомысле призвана поддержать версию об ободритском происхождении варягов-руси, да и самих новгородцев. Наиболее полно она отражена в труде А. Л. Никитина "Основания русской истории. Мифологемы и факты". Один из главных тезисов А. Л. Никитина: поздние летописи полнее отражают историю становления Руси по той причине, что ранние летописи дошли до нас в сильно сокращенном варианте [21, 15-16]. Это позволяет ему привлекать такие источники, как "Иоакимовская летопись" или 'Генеалогия мекленбургских герцогов' без критического анализа. К сожалению, и с традиционными источниками А. Л. Никитин обращается чересчур вольно. Например, отсутствия в списке "варяжских народов" (ПВЛ) фризов уже достаточно, чтобы отождествить последних с варягами-русью [21, 149].
Подробно рассмотрена А. Л. Никитиным биография маркграфа фризского Рорика, жившего в IX в, с которым он отождествляет летописного Рюрика. Эта мысль не нова: впервые она была высказана в XIX веке [56, 57-60]; в наше время ее поддерживает А. Н. Кирпичников [13, 50-55]. Однако А. Л. Никитин идет дальше: он передает под власть Рорика ободритов, а не только фризов. Получается, что ободритский старейшина Гостомысл призывает маркграфа фризского Рорика "княжить и володеть нами". То есть, версия Спиридона-Саввы, расцвеченная новыми красками, становится достоянием уже не русской, а западноевропейской истории. Его выводы в целом совпадают с выводами Ю. В. Коновалова [14, 42-59], который считает, что события 'Иоакимовской летописи' были перенесены из Южной Прибалтики на древнерусскую почву. Ценные замечания этих историков, к сожалению, сведены на нет грубыми ошибками и голословными утверждениями, которые они позволяют себе допускать. Так, А. Л. Никитин заявляет, что город ободритов Рерик получил название в честь маркграфа Рорика, подобно тому, как возвышенность около Остенде называлась Rorikesborg [21, 155]. Действительно, 'крепость Рорика' (forte Roricus barbarorum rex) упоминается в "Житии св. Адальберта" уже в X веке [54, 120; 47, 56]. Но с ободритским Рериком ситуация другая. Он упоминается во 'Франкских анналах' в 808 году: то есть когда Рорик в лучшем случае был еще ребенком [45,125].
Дальнейшие изыскания приводят А. Л. Никитина к анализу имени Рюрик. Общепринятое мнение, что Рюрик - скандинавское имя Hrøerekr, его не устраивает. А. Л. Никитин устанавливает "идентичность имени Рорик/Ререк племенному символу вендов-ободритов, каким был "рарог/ререг", о чем неоднократно напоминал еще С. А. Гедеонов"[21, 155]. Эта цитата являет собой ярчайший пример того, как историографическое недоразумение становится историческим фактом. Поэтому остановимся на нем подробнее.
Все началось в Чехословакии в XIX веке. В то время чешская общественно-политическая мысль переживала фазу национального подъема, что можно объяснить сопротивлением венской политике германизации. В печати появляются десятки исторических, лингвисических, литературных трудов, доказывающих уникальность чехов не только в семье европейских народов, но и среди славян. Дело доходит до подделок, таких как "Краледворская рукопись" [15]. В этих условиях появляется и расцветает западнославянский бог Рарог, обязанный своим рождением автору поэмы 'Дочь Славы' Яну Коллару [53, 358-359]. Тема Рарога была подхвачена и развита его последователями: П. Шафариком, А. Гайны, В. Махеком. Рарог воплощен то в соколе, то в летающем змее, то в огненном вихре. А. Гайны отождествлял Рарога с восточнославянским духом домашнего очага Сварогом [49, 20-22]. Отечественный лингвист Р. Якобсон на трех страницах честно пытался оправдать фонетическое перевоплощение Сварога в Рарога, но так и не смог [52, 51-53]. Дело в том, что выводы Я. Коллара, А. Гайны и В. Махека покоятся на плечах персонажа чехословацкого фольклора по имени "рарашек" (rarášek).
В современном чешском и словацком языках рарашек - мелкий бес; сейчас так называют непослушных детей, подобно нашему анчутке. Также рарашеки - маленькие фигурки, обереги-украшения. Иносказательно их название употребляют к мелким деньгам, которые всегда попадаются в карманах. Согласно этнографу XIX в. Д. О. Шеппингу [40] в чехословацком фольклоре рарашек - типичный низший демон (вроде бабая или хохлика) с довольно размытым семантическим полем. По одному из поверий маленькие вихри, которые иногда возникают в сухую ветренную погоду, вызваны бесовской игрой рарашеков. Вот откуда взялся огненный смерч! У нас их и вовсе называют "чертиками", но ведь это еще не значит, что черта следует возводить к языческим богам. В некоторых поверьях отразилась связь рарашека с мировым змеем [35, 161]. Скорее всего, она вторична: в равной степени на ту же роль могут претендовать и василиск, и Медуза-Горгона, и Змей Горыныч. В воздух рарашек поднялся только потому, что фонетически перекликается с соколом: raroh, raroch (чешск., словацк.), raróg (польск.), рарiг (укр.). А связь с огнем ему обеспечил Сварог.
Таким образом, бог-сокол Рарог целиком и полностью на совести чешских исследователей, занятых конструированием западнославянского эпоса по древнегреческому образцу. Так бы ему и оставаться богом для внутреннего потребления, если бы за дело не взялись отечественные антинорманисты. Гипотеза Я. Коллара и П. Шафарика о 'соколе-Рюрике' была подхвачена С. А. Гедеоновым [7, 192-196]. Для него не составило никакого труда связать чешского Рарога с ререгами Адама Бременского [43, 109], причем последние стали писаться через дробь: "ререги/рароги", равно как ободриты чудесным образом превратились в 'бодричей', а их город Рерик - в 'Рарог'. Впору вспомнить Спиридона-Савву с его Пруссией-Русью. Между тем, в лингвистике игнорирование вокализмов - грубейшая ошибка, низводящая ее на уровень народной этимологии. Впрочем, С. А. Гедеонова понять можно: в его время лингвистика пребывала в зачаточном состоянии. А вот для современных историков подобные вольности недопустимы.
Далее читаем у А. Л. Никитина: ' Часто в сагах и европейских хрониках вместо названия 'ободриты', 'народ вендов' или 'войско вендов' употреблялась синтагма 'вендский сокол', отождествлявшая народ и войско с их священным символом на военном штандарте. И здесь естественно задать вопрос: каким образом имя священного символа (собственно, имя народа) оказалось у конунга из рода Скьольдунгов?' [21, 156]
Но прежде нам придется выяснить, откуда сокол появился на штандарте вендов. Хотя ссылки автор не приводит и в этом случае, информация взята им у С. А. Гедеонова: '...на прозвание ободритов соколами намекает и скальд Гуторм Синдри, прославляющий короля Гакона за то, что он покорил Зеландию и подчинил себе гнездо вендского сокола, Vinda vals.' [7, 194]. Речь идет о 'Саге о Хаконе Добром', включенной в 'Круг Земной' Снорри Стурлуссона. Чтобы полностью развеять сомнения, привожу текст в оригинале на древнескандинавском языке [50, 90]:
Selund náði þá síðan
sóknheggr und sik leggja
vals ok Vinda frelsi
við Skáneyjar síðu.
Здесь никакой синтагмы Vinda vals нет, а есть vals ok Vinda frelsi. Вероятно, С. А. Гедеонов позаимствовал свой вариант у датского историка К. Гисласона: "...ok frelsi Vinda vals" [51, 244]. К. Гисласон склонен перетасовывать тексты источников и потом трактовать их как ему вздумается. Так, опираясь на вышеуказанный отрывок, он пытается доказать, что Хакон ходил войной на самих вандалов.
Ниже дан русский перевод М. И. Стеблина-Каменского [30]:
И попрал князь вскоре
Селунд и край Сканей
На сокольих далях,
Ветровых просторах.
Причем vinda frelsi - как раз и есть те самые 'ветровые просторы', или 'ветры свободы'. Однако возможен и другой перевод: 'вендские просторы'. Например, на этом настаивает С. Сьотт [55]. На мой взгляд норвежский перевод С. Сьотта к оригиналу ближе.
Итак, 'вендский сокол' исчезает как дым, а вместе с ним и князь Рорик со славянским тотемным именем. Соответственно, все построения А. Л. Никитина о владениях Рорика в Шлезвиге, о его родстве по материнской линии с Гостомыслом, повисают в воздухе. Остаются только Ксантенские анналы, где 'рекс язычников' Рорик соседствует с 'рексом вендов' Гостомыслом. Текст от 845 года позволяет выделить четыре независимых сюжета: 1. нападение 'язычников' на Галлию и Фризию; 2. поход Людовика Немецкого на вендов; 3. Посольство 'язычников' к Людовику и мир с ним; 4. Мор у 'язычников' и их раскаяние. Сюжет 2 явно разрывает целостность нашего текста, он попал сюда из другого источника. Представляется вероятным, что речь идет о походе Людовика от 844 г.; это эхо давних событий, продублированное Гервардом Гентским в следующем году. Кроме того ни Гервард, ни его анонимный продолжатель не путают вендов с язычниками. Для них язычники - враги христиан, грабящие то Галлию, то Фризию, то Ирландию, то Англию. И в них самих, и в их вождях, Регинхерри и Рорике легко угадываются скандинавы. В этой запутанной ситуации помогают разобраться 'Бертинские анналы' [4]:
845 г.: 'Орик, король норманнов, отправил шестьдесят кораблей по реке Альбе в Германию против Людовика; когда саксы, повстречавшись с теми, завязали сражение, они с божьей помощью стали победителями; уйдя оттуда, они нападают на какой-то город славян и захватывают... Норманны, вновь пройдя на лодках по Секване, опять возвращаются в моря, грабят, опустошают, а также жгут огнём все приморские области. Но беспристрастие божественной справедливости весьма оскорблённое нашими грешными, допускает, чтобы земли и королевства христиан истощались столь сильно, что в конце концов даже язычники стремительностью или же необузданностью очень долго безнаказанно не гневили всемогущего господа, когда из некоего монастыря, называемого Ситдиу, когда он был ограблен и подожжён, они ушли на нагруженных кораблях, в соответствии с божественным знаком то они были настолько ослеплены помрачением и поражены безумием, что спаслись лишь немногие, которые были направлены всемогущим богом по другому пути. Оттуда, как стало известно, их король Орик по своей воле отправил послов ради мира к Людовику, королю германцев, готовый освободить пленных и вернуть драгоценности в обмен на людей.'.
Здесь Рорик заключает с Людовиком мир после поражения на Эльбе; покорение города славян саксами никак не связано с его именем, это отдельный сюжет. То есть, преемственность власти от ободритского Гостомысла к скандинаву Рорику в Ксантенских анналах - иллюзия. Пары Gestimus-Rorik не существует.
Вместе с тем, наш вывод не отменяет ободритского Гостомысла. И внедрение этого персонажа в древнерусскую литературную традицию - не такая уж невероятная вещь. Выше мы уже имели возможность убедиться, что в историографии возможно буквально всё. Открываются два пути: либо легенда о Гостомысле проникла в Северную Русь вместе с переселенцами из Польши; либо обязана своим возникновением авторству неизвестного нам книжника.
Признаться, я не являюсь сторонником западного происхождения ильменских славян, несмотря на авторитет В. Л. Янина [42, 923]. В последнее время появилось много новых работ в области палеоботаники [37, 218-219; 41, 472-473], антропологии [27] и лингвистики [11, 41-57], опровергающие В. Л. Янина. На Любше [25] и на Маятовом городище [10] обнаружены следы славян, живших здесь уже в VII веке. Вместе с тем, появление в первой половине X в. в ареале культуры сопок, в Пскове и Смоленске массового керамического материала фрезендорфского типа [9, 115-137] говорит о миграции славян из Польши и Восточной Германии. С ними же связано повсеместное распространение курганных могильников. Важно, что это переселение началось вскоре после достопамятного похода Людовика, когда еще были живы дети тех, кто знал Гостомысла. Народная память могла вылиться в легенду о "родоначальнике", а потом укорениться на новгородской почве. К сожалению, это предположение не подкреплено фактами: ни псковский, ни новгородский фольклор Гостомысла не знают. Зато у нас есть мекленбургское предание, в которых фигурирует Рюрик. Его в 1840 году опубликовал в книге 'Северные письма' французский писатель Ксавье Мармье. Отрывок из нее представлен ниже в переводе В. Чивилихина [36, 27]:
Другая традиция Мекленбурга заслуживает упоминания, поскольку она связана с историей великой державы. В VIII веке нашей эры племенем управлял король по имени Годлав, отец трех юношей, одинаково сильных, смелых и жаждущих славы. Первый звался Рюриком, второй Сиваром, третий Труваром. Три брата, не имея подходящего случая испытать свою храбрость в мирном королевстве отца, решили отправиться на поиски сражений и приключений в другие земли. Они направились на восток и прославились в тех странах, через которые проходили. Всюду, где братья встречали угнетенного, они приходили ему на помощь, всюду, где вспыхивала война между двумя правителями, братья пытались понять, какой из них прав, и принимали его сторону. После многих благих деяний и страшных боев братья, которыми восхищались и благословляли, пришли в Руссию. Народ этой страны страдал под бременем долгой тирании, против которой больше те осмеливался восстать. Три брата, тронутые его несчастьем, разбудили в нем усыпленное мужество, собрали войско, возглавили его и свергли власть угнетателей. Восстановив мир и порядок в стране, братья решили вернуться к своему старому отцу, но благодарный народ упросил их не уходить и занять место прежних королей. Тогда Рюрик получил Новгородское княжество, Сивар - Псковское, Трувар - Белозерское. Спустя некоторое время, поскольку младшие братья умерли, не оставив детей, Рюрик присоединил их княжества к своему и стал главой династии, которая царствовала до 1598 года.
Здесь обращают на себя внимание два момента: очень близкая передача летописной легенды о призвании варягов и стиль изложения в духе рыцарских романов. Несмотря на это ряд историков вслед за Мармье поспешили назвать его рассказ народным преданием земли Мекленбург [6; 38, 403]. Из этого делается вывод, что западнославянское происхождение Рюрика подтверждается независимым источником.
На самом деле не все так просто. Не секрет, что легенда Мармье отражает распространенную в германской историографии версию о происхождении мекленбургской династии от вандальских королей. Наиболее развернуто она представлена в 'Генеалогических таблицах' Иоганна Хюбнера, изданных в 1708 г. В. И. Меркулов доказал, что она восходит к авторам XV-XVI в.: Альберту Кранцу и Николаю Маршалку [18, 172-184]. К сожалению, дальше этого вывода В. И. Меркулов не идет, ограничившись лишь тем, что мекленбургская генеалогическая традиция восходит к 'глубокой древности'. Попытаемся восполнить этот пробел.
Мармье отцом Рюрика и его братьев называет ободритского короля Годлейба. Это же имя фигурирует и у Хюбнера. Годелейб появляется в 808 г. на страницах 'Франкских анналов'. После взятия Рерика его пленил и повесил датский король Годофрид [45, 125]. По мнению Г.З. Байера родство Рюрика и Годелейба искусственно и придумано немецкими генеалогами Б. Латомом и Ф. Хемницем: '...и понеже у Витислава короля два сына были, один Трасик, которого дети ведомы были, другой Годелайб, которого дети неизвестны, то оному Рурика, Трувора и Синава приписали' [18, 172-184].
Иоганн Фридрих фон Хемниц, мекленбургский нотариус, жил в первой половине XVII века. В 1629 году им был опубликован труд, посвященный генеалогии мекленбургских герцогов: Genealogia regum, dominarum et ducum Megapolensium. Именно здесь впервые обнаруживается родство Годелайба и Рюрика, Синеуса, Трувора [48, 1627-1628]:
Godlaibus, Vitislai II Sohn, der Wenden und Obotriten Fůrst, er wird A. C. 808 gefangen, in der Seblacht welche König Gottfried zu Dœnnemarck seinen Bruder, König Traficoni abgewonnen und auf dessen Befebl siranguliret. Seine Gemahlin N. zeuget mit ibr 3 Söhne, Rurich, Siewar und Eruwar, die von den Russischen Stœnden in Russland beruffen und solches ibnen zu beherrschen aufgetragen worden, und hat Herr Rurich das Fürstenhum Groß-Neu-Garten, Herr Sievert das Fürstenhum Pleßkow und Herr Eruwar das Fürstenhum Bielezœr oder Weissensee bekommen; es jeynd aber die beyden letzten Herren ohne Erben verstorben, und ihre Lœnder in Rußland dem œltern Brunder Herr Rurich heimgefallen.
Rurich, Godlaibi Sohn, Fůrst über gantz Rußland, regieret wobl und lüblich. Seine Gemahlin N. zeuget mit ibr einen Sohn Igor.
Далее следует генеалогия русских князей вплоть до детей Владимира Святославича, после чего Хемниц, утратив интерес к России, возвращается к мекленбкргской династии Белунгов. Генеалогия Рюриковичей составлена Хемницем или его предшественником по ПВЛ. Это устанавливается с высокой степенью надежности минимум по двум признакам:
- архаичное название Пскова 'Плесков' (Pleßkow) встречается только в русских летописях;
- имя Владимира Святославича у Хемница (Wolodimir) повторяет традицию, сложившуюся в ПВЛ и ее редакциях: Володимҍръ, Володимиръ. Эта форма отражает так называемый процесс падения редуцированных и развития полногласия в восточнославянских языках, проходивший в конце XI-XII вв.
Более точно датировать летопись, послужившую источником для 'Генеалогии' Хемница можно по названию Новгорода: Groß-Neu-Garten. Это калька официального титула 'Великий Новгород', который на Руси распространяется только в XIV веке. Сам Хемниц ссылается на некий манускрипт из Шверина от 1418 г [48, 1615].
Ответ на вопрос, каким образом Рюриковичи оказались в родстве с мекленбургскими герцогами, дает Сигизмунд Герберштейн [12, 10]:
...поскольку сами они называют Варяжским морем море Немецкое (Teutsch Моer), по-латыни Балтийское, а кроме него и то, которое отделяет от Швеции Пруссию, Ливонию и часть их собственных владений, то я думал было, что вследствие близости князьями у них были шведы, датчане или пруссы. Однако с Любеком и Голштинским герцогством граничила когда-то область вандалов со знаменитым городом Вагрия, так что, как полагают, Балтийское море и получило название от этой Вагрии; так как и до сегодняшнего дня это море, равно как и залив между Германией и Данией, а также между Швецией, с одной стороны, и Пруссией, Ливонией и приморскими владениями Московии ― с другой, сохранили в русском языке название 'Варяжское море', то есть 'море варягов', так как, более того, вандалы тогда не только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком
Здесь Герберштейн отражает немецкую традицию отождествлять Россию с Вандалией, а великих московских князей - с вандальскими королями. Эта традиция восходит к Адаму Бременскому, у которого Русь - последняя и самая большая область винулов [16, Sh116, P.13]; винулы же 'некогда назывались вандалами' [16, Sh2, P.21]. Вольные изыскания Адама Бременского могли стать для Хемница или его шверинского источника основанием для того, чтобы породнить 'вандальскую' династию из русской летописи с мекленбургским домом. К тому же в глазах современников такое родство автоматически поднимало престиж герцогства Мекленбургского.
Рюрик на страницах 'Генеалогии' Фридриха Хемница соседствует с самим Гостомыслом [48, 1627]:
Gozomuzolo, Ceadrags Sohn, der Wenden und Obodriten 33 König. Er wird A. C. 844 erschlagen, seiner Regierung im 14 Jabr. Seine Gemahlin N. zeuget mit ihr einen Sohn Tabemuzolo.
Gozomuzolo уверенно идентифицируется с Гостомыслом по последнему году правления: 844. Эта же дата позволяет говорить, что информация Шверинского манускрипта восходит к Gostomuizli Фульдских анналов. Впрочем, источник мог быть и другой, так как у Гостомысла объявляются новые родственники: отец Чедраг и сын Табемысл. И если Ceadragus известен также из 'Анналов королевства франков' [45, 160], то Табемысл в других источниках не встречается. Сама его личность и последний год правления - 861, - говорит о том, что автор Шверинского манускрипта черпал информацию из неизвестного нам документа. Вряд ли это было эпическое предание, поскольку фольклор дат не сохраняет. Что касается родства Гостомысла с Чедрагом и Табемыслом, то его можно объяснить и генеалогическими вольностями. Для нас же важно, что пара Рюрик-Гостомысл возрождается из пепла в XV веке в германской генеалогии: именно в то самое время, когда Гостомысл появляется в русских летописях.
Есть все основания утверждать, что Гостомысл попал в НСС не напрямую, а через Родословец, содержащийся в Комиссионном списке Новгородской первой летописи (далее - НПЛ). Судя по всему, он был составлен в правление Василия Темного - до 1439 года, когда обрываются погодные записи. При этом составитель генеалогией великих князей не ограничился, дополнив ее перечнями русских митрополитов, новгородских посадников, тысяцких, новгородских епископов и архиепископов и даже списком русских городов. Все это говорит об отсутствии генеалогических традиций на Руси в XV веке: составителя интересовала не родовитость фамилий, а сама идея оформления исторической информации в новом, необычном для него виде.
Одновременно русские летописи проникают в Северную Германию. Это стало возможным из-за роста культурных контактов между Новгородской Республикой и Западной Европой. Исторический фон тому благоприятствовал: торговые отношения Ганзы и Новгорода в XV веке вступают в период расцвета. В Европе растет интерес к далекой Руси: в 1413 году в Новгороде побывал бургундский дипломат Жильбер де Ланнуа, оставивший путевые заметки, в сочных красках живописующие новгородский быт. Через пять лет в Шверине неизвестный автор привлек русские летописи (возможно, новгородского происхождения) для составления своего манускрипта. А вскоре русский летописец пишет 'Родословцы'.
Гостомысл открывает длинный список новгородских посадников; следом идет Коснятин, то есть Константин Добрынич, посаженный Ярославом Владимировичем в 1017 году. Таким образом между летописным Гостомыслом и Константином образуется пропасть в полтораста лет, никем не заполненная. Сам этот факт говорит о том, что Гостомысл в русском летописании - фигура легендарная и в некотором роде искусственная. Откуда он пришел, нам помогает понять все тот же Рюрик, открывающий список великих князей: Первыи князь на Русьскои земли Рюрикъ, пришедыи из Нҍмҍцъ. Ему вторит СПЛ: и избраша отъ Нҍмецъ 3 браты съ роды своими... [24, Т. 5, 11]. Таким образом, можно предположить, что в НПЛ информация о немецкой родине Рюрика и Гостомысле вкупе с генеалогической идеей была импортирована либо из Шверинского манускрипта, либо из другого близкого ему источника. Произошло 'перекрестное опыление' двух историографических традиций, давшее такие обильные и неожиданные плоды.
Возникает вопрос: почему в русские летописи проник именно Гостомысл, а не Чедраг или, например, Годлейб? На мой взгляд, русского составителя привлекло само имя Гостомысла. Оно было переосмыслено и в связи с легендой о призвании варягов получило новую семантику: Гостомысл потому что 'гостей намыслил.'[20, 100-101]. Таким образом, Гостомысл с самого начала - фигура подчиненная, органично вписавшаяся в контекст легенды о призвании варягов. Видимо, современники хорошо понимали особую роль Гостомысла: иначе не произошла бы символическая 'передача власти'. Рискну предположить, что ее автор - вовсе не Серапион-Савва, а новгородский составитель или кто-то из его последователей. Думать так заставляет официальный статус Гостомысла. Он был 'разжалован' из князей (König) в старейшины. С одной стороны это объяснимо; ведь первый русский князь - Рюрик, а значит, все кто был прежде, князьями считаться не могли. С другой стороны Гостомысл - не простой старейшина, он посадник. Фраза из СПЛ (Словене же, пришедше с Дуная, седоша около озера Ильмеря и прозвашася своим именем и зделаша град и нарекоша и Новгород и посадиша стареишину Гостомысла) - своеобразная модель политического устройства и идеологии Новгородской Республики. В ней есть место и 'Господину Великому Новгороду', и вечу (словени... посадиша Гостомысла), и посаднику. Нет только фигуры князя, которого новгородцы зовут 'на стол'. Он буквально просится на страницы летописи из традиционной легенды о 'призвании'. В этом смысле Рюрик - князь, который 'присягаше Новоугороду'. Такая трактовка отражает великое противостояние XV века - противостояние Новгорода и Москвы, - не только военное, но и идеологическое. Причем противоположная точка зрения нам известна: там новгородцы уже 'молят' Рюрика принять власть.
Исчезновение новгородской версии из летописей легко объяснимо. Историю пишут победители. Присягающий Рюрик покушался на самые устои Третьего Рима, а значит, ему не было места в новой истории России.
В заключении замечу, что Гостомысл - знаковый 'пограничный' персонаж. Он появляется в нужном месте и в нужное время. Но, увы, он пришел к нам не из IX века. Это герой другого времени.
1. Азбелев С. Н. Гостомысл // Варяго-русский вопрос в историографии. М., 2010.
2. Александров А. А. Ольгинская топонимика, выбутские сопки и русы в Псковской земле // Памятники средневековой культуры. Открытия и версии. СПб., 1994.
3. Алексеев А. И. Спиридон рекомый, Савва глаголемый (заметки о сочинениях киевского митрополита Спиридона) // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2010. ? 3 (41).
4. Бертинские анналы. М., 2009.
5. Васильев В. Л. Архаическая топонимия Новгородской земли. Новгород, 2005.
6. Гаврилов Д. Легенда о князе Рюрике // Мир истории, 2002 ? 1.
7. Гедеонов С. Варяги и русь. Часть первая. СПб., 1876.
8. Голубева С. А. Славянские памятники на Белом озере // Сборник по археологии Вологодской области. Вологода, 1961.
9. Горюнова В. Н. Раннегончарная керамика Новгорода // Новгород и новгородская земля. Вып. 11, 1997.
10. Еремеев И. И. Лисицына О. В. Кломплексные исследования в Восточном Приильменье в 2003 г. // Новгород и новгородская земля. Вып. 18. 2004.
11. Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 2004.
12. Записки о Московiи барона Герберштейна. СПб., 1866.
13. Кирпичников А. Н. Ладога и ладожская земля в VIII-XIII вв. // Историко-археологическое изучение Древней Руси: итоги и основные проблемы. Л., 1988.
14. Коновалов Ю. В. Русско-скандинавские связи середины IX-середины XI вв. // Историческая генеалогия, 1995, ? 5.
15. Ланн Е. Литературные мистификации. М.-Л., 1930.
16. Латиноязычные источники по истории Древней Руси. Германия IX-первая половина XII вв. М.-Л.,1989.
17. Ломоносов М. В. Отзыв о плане работ А.-Л. Шлёцера. 1764 июня 26 // Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. 9, М.-Л., 1955.
18. Меркулов В. И. Гюстровская ода и мекленбургская генеалогическая традиция // Судьба России в современной историографии. Сборник научных статей памяти д.и.н. проф. А.Г. Кузьмина. М., 2006.
19. Микляев А.М. О топо- и гидронимах с элементом -гост, -гощ на Северо-Западе СССР (к проблеме восточнославянского расселения) // Археологическое исследование Новгородской земли. Л., 1984.
20. Невская Л.Г. Из балто-славянского ономастикона: nomina propria с элементом 'гость' // Имя: внутренняя структура, семантическая аура, контекст. Тезисы междунар. научн. конф. (30 января - 2 февраля 2001 г.). Ч. 1. М., 2001.
21. Никитин А. Л. "Основания русской истории. Мифологемы и факты". М., 2001.
22. Панченко А. А., Петров Н. И., Селин А. А. "Дружина пирует у брега...": На границе научного и мифологического мировоззрения // Русский фольклор. Выпуск XXX. Спб., 2000.
23. Платонов Е. В. Сакральная топография деревень в нижнем течении р. Шелони // Антропологический форум, СПб., 2007, ? 7.
24. ПСРЛ - Полное собрание русских летописей.
25. Рябинин Е. А., Дубашинский А. В. Любшанское городище в Нижнем Поволховье (предварительное сообщение) // Ладога и ее соседи в эпоху средневековья. СПб., 2002.
26. Русская летопись с Воскресенского списка. СПб., 1793.
27. Санкина С. Л. Этническая история средневекового населения Новгородской земли по данным антропологии. СПб., 2000.
28. Салмина М. А. К вопросу о датировке так называемого Новгородско-софийского Свода // Труды Отдела древнерусской литературы, СПб., 2003.
29. Седов В. В. Изборские каменные кресты // Средневековая Русь. М., 1976.
30. Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1980.
31. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 2004.
32. Татищев В. Н. История Российская. Т. 1. М., 2003.
33. Топорова Т.В. Культура в зеркале языка: древнегерманские двучленные имена собственные. М., 1996.
34. Торопова Е. В. Начальный период археологического изучения древностей Новгородской земли (30-е гг. XVIII в. - 40-е гг. XIX в.) // История и археология Новгорода. Вып. 21, 2007.
35. Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского. М., 1982.
36. Чивилихин Владимир. Память. Книга 2. Часть 27. М., 1984.
37. Чухина И. Г., Шитов М. В. Разнообразие дикорастущих и культурных растений в окрестностях средневековой Ладоги (по карпологическим находкам) // Фундаментальные и прикладные проблемы ботаники в начале XXI века. Часть 3. Петрозаводск, 2008.
38. Шамбаров В.Е. Русь: дорога из глубин тысячелетий. М., 2002.
39. Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М.-Л., 1938.
40. Шеппинг Д. О. Мифы славянского язычества. М., 1849.
41. Шитов М. В., Плешивцева Э. С., Щеглова О. А., Константинова Т. А., Лоскутов И. Г., Чухина И. Г. История хозяйственного освоения ландшафтов Нижнего Поволховья (по палинологическим и карпологическим данным) // Вестник СПбГУ. Серия 7. Вып. 1, 2008.
42. Янин В. Л. Археология и исследования русского средневековья // Вестник Российской академии наук. М., 2000, ? 10.
43. Adami. Gesta Hammaburgensis ecclesiae pontificum. Hannoverae, 1876.
44. Annales Fuldenses. Hannoverae, 1891.
45. Annales Regni Francorum // Monumenta Germaniae Historia. Hannoverae, 1895.
46. Annales Xantenses et Annales Vedastini. Hannoverae et Lipsiae, 1909.
47. De Vita Sancti Adalberti Confessoris // Nederlandse historische bronnen. Den Haag, 1987.
48. Joannius Friderici Chemnitii. Genealogia regum, dominarum et ducum Megapolensium // Monunenta inedita rerum germanicarum praecipue cimbricarum et Megapolensium. T. 2, Lipsae, 1740.
49. Hajný A. Rarášek. Z bájeslovi lidu na Poděbradsku // Věstnik. Rozhledy historické, topografické, statistické, národopisné, školoské po okresnim hestmanstvi Poděbradskem. 1898, no. 2.
50. Heimskringla eða Sögur Noregs konunga. Snorra Sturlusonar. Saga Hákonar góða. Bind I. Uppsala, 1870.
51. Gislason K. Forandringer af 'Qvantitet' i Oldnordisk-lslandsk // Aarbøger for nordisk Oldkyndighed og Historie. Kjobenhavn, 1866.
52. Jakobson R. Contribution to comparative mythology // Selected writings. T. 7. Berlin-New York, 1985.
53. Ján Kollár. Rozprawy o gmenách, počátkách i starožitnostech národu slawského a geho kmenů. W Budjně, W Král. universické tiskárně, 1830.
54. Meijns B. Hoe een heilige verdenstelijk werd.Het beeld van Sint Donatanus van Brugge in de elfde-eeuwse mirakel verhalen // In de voetsporen van Jacob van Maerlant. Leuven, 2002.
55. Schjött S. Snorre Sturlason.Kongesogur Snorra Sturlusonar. Omsetjing,1900.
56. Von Herm. Friedr. Hollmann. Rustringen, die ursprungliche Heimath der ersten Ruffischen Grosssursten Ruriks und seiner Briider // Erganzungsblatter zur algemeinen literatur zeitung. Januar, 1819.
|