История сказки о драконе Белой Горы и девушке
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Сказка
Летом две тысячи тринадцатого года группа китайских студентов-филологов отправилась на производственную практику в район южной Маньчурии в окрестности города Гирин Цзяохэ. Одной из лучших студенток пятого курса по праву считалась Сяо Сяо. Именно у неё было больше всех шансов остаться на кафедре и получить возможность аспирантуры в Хэйлунцзянском Университете на кафедре маньчжурского языка и культуры.
Для получения аспирантуры не хватало малого - статьи в научном журнале. Этот полевой выход был последней надеждой.
Удача улыбнулась Сяо Сяо сразу. Одна из местных жительниц рассказала уникальную сказку. Сказку о драконе Белой Горы и девушке.
Однажды, много лет назад на Белой горе жил мудрый дракон. Он помогал местным жителям. Научил их выращивать рис, пасти быков, ковать железо. За свою помощь он требовал немного, одну девушку раз в четыре года. Жители окрестных мест уважали дракона и поклонялись ему. Но вот однажды с юга пришли страшные демоны токкэби. Белая Гора им понравилась, и они сказали, что будут здесь жить.
Дракон был мудр и силён, но что он может сделать с тысячью демонов? Захватив гору токкэби принялись грабить окрестные селенья. Они приходили в города, чтобы убивать мужчин и насиловать женщин, а детей они ели на завтрак.
Взбунтовались люди и хотели прогнать злобных токкэби, но демоны оказались сильнее. Разбили они людское войско и стали творить ещё большие зверства. Дракон же прятался в укромном месте, стараясь не попадаться токкэби на глаза.
Так прошло много лет. И вот у одного крестьянина родилась девочка, что была краше луны. Лучшие люди окрестностей сватались к ней. Но сказала она, и зачем мне выходить за муж за кого-то, если завтра придёт злой токкэби и заберёт меня силой? Нечего было сказать женихам.
Выросла девочка, превратилась в красивейшую женщину. И видела она, что каждый раз, когда с Белой Горы спускаются токкэби, приходится ей прятаться. Не могла она это больше терпеть. Пошла она на Белую Гору.
На середине пути до вершины увидела она морду тигра. "Всё-равно, если я умру. Повернуть назад я не могу." - решила для себя девушка.
Она подошла к тигру и увидела, что у него змеиное тело и усы сома. Догадалась она, кто перед ней. Только нельзя называть хозяина Белой Горы.
А ещё одна лапа дракона попала в охотничий капкан. Освободила его девушка и пошла дальше. Поразился дракон, как может девушка его не боятся. Напрыгнул он на неё си сказал: "Я тебя сейчас съем!"
"Что толку от того, что ты меня съешь? Мой народ страдает от страшных токкэби, а тебе и дела до них нет. Ешь меня, если хочешь!"
Расстроился дракон и сказал, что не может он победить токкэби, на это способен только великий богатырь из северных земель, с лицом белее молока и волосами, свивающимися в кольца от ярости.
Удивилась девушка, разве бывают на свете такие люди.
Но делать нечего. Прошла она тысячу ли на север, много бед испытала, много невзгод перенесла. Пришла она в страну, где живут люди с лицами белее молока и спросила, где живёт самый могучий богатырь. Указали ей, где найти богатыря.
Пришла она к нему и рассказала, что стонет её народ от бесчинств злобных токкэби, и просит она его о помощи.
Удивился богатырь: "А разве нет у вас мужчин, способных прогнать токкэби"
"Слабы наши мужчины" - горько вздохнула девушка.
"Ну и зачем мне спасать твой народ, если в вашем роду нет воинов?" удивился богатырь.
Поняла, девушка, что нет у неё другого выхода. Пообещала она быть во всём покорной богатырю, быть его рабыней, его дворовой собакой, если только он её народ освободит.
Пожал плечами богатырь, затрубил в свой рог, собрал сотню воинов, помчался к Белой Горе. Год шла девушка к богатырю. За день домчался он до Белой Горы. И только от звуков рога его богатырского разбежались все токкэби. А тех, кто не успел, разрубил он надвое мечом своим волшебным.
А девушку, пришедшую к нему за помощью, сделал он своей первой женой, потому что хоть она и из народа, где нет воинов, но сердце у неё бесстрашное.
А дракон снова стал хозяином Белой Горы.
Когда Сяо Сяо показала записанную сказку руководителю практики, он обрадовался. Сказка оказалась уникальной, ранее не известной.
Сяо Сяо спросила, разве токкэби - это маньчжурский эпос.
Руководитель пожал плечами:
- Этот район граничит с землями этнических корейцев. Вот корейское влияние и проявилось.
И ещё один вопрос беспокоил Сяо Сяо. Старая женщина, рассказавшая ей сказку, чётко сказала, что девушку звали Джин А.
Это руководителю практики не понравилось. Не может быть у героини маньчжурской народной сказки корейского имени. Он сказал Сяо Сяо честно - если она хочет поступить в аспирантуру, её героиню должны звать как-нибудь вроде Шень Жень или Шин У.
Сяо Сяо поблагодарила наставника за мудрость.
История
Мне не повезло дважды. Я родилась девочкой. Я родилась красивой.
В восемь лет отец сосватал меня замуж за сына своего друга, Тхэ Вона. Я переехала жить в его дом.
Когда мне было двенадцать, и сельский шаман назначил дату свадьбы, Тхэ Вон умер. Нихонши забрали его на строительство дороги. Он не выжил. Его семья вернула меня домой. Денег на приданое у отца не было, как и других друзей с холостыми сыновьями. Он хотел продать меня в наложницы купцу Чхве Ану, но я была слишком стара для него.
Отец начал бить меня по каждому поводу. Он не знал, как содержать меня. Я осознавала свою вину и работала с утра до ночи.
В четырнадцать лет в нашу деревню пришёл отряд нихонши из медицинской службы. Им нужны были молодые женщины. Староста Ким Бом сказал моему отцу, если он отдаст меня - получит три мешка риса. Отец был счастлив.
Староста привёл меня в свой дом. Там в отдельной комнате сидел нихонши в военной форме и очках. Он приказал мне раздеться. Я понимала, что моя семья получит рис. Я сняла верхнее платье.
- Полностью! - приказал нихонши.
В этот миг я поняла, что не получу нормального мужа. У меня не будет детей. Моя жизнь закончилась. Я сняла нижнее платье.
Он внимательно осмотрел меня спереди и сзади, заставил нагнуться и удостоверился в моей девственности. После этого сделал пометку карандашом в своей записной книжке и приказал:
- Одевайся!
Я оделась. В голове была одна мысль: "Лишь бы староста не обманул отца!"
Вместе со мной было ещё четыре девушки. Нас посадили в грузовик и повезли в город. Везли почти сутки. Потом выгрузили у дверей трёхэтажного дома с красной черепицей и красными бумажными фонарями у входа. Это была окия.
Так я попала в специальное военное медицинское учреждение Нихон.
Главной у нас была окасан Оминори, очень старая чосонка лет, наверное, сорока, одевавшаяся в кимоно и разговаривающая на языке нихон.
Меня направили на третий этаж, две недели учили правильно носить кимоно, правильно вести себя за столом и ублажать мужчин. Это потому, что я была нетронута. Остальных девушек из моей деревни оставили на первом этаже.
Сама окасан Оминори говорила, что учить меня надо месяц, потому что я из деревни и даже читать не умею. За две недели я освоила хангыль и пыталась учить хирагану.
Потом к нам привезли сразу две роты солдат нихон. Их командир пожелал новенькую. Окасан не хотела меня отдавать, но он был самурай. Он везде ходил с мечом, дорогим, покрытым золотом. И, как мне сказали, он уже зарубил двух девушек из нашего окия, которые ему не понравились. Его звали Хагаяши-сан. При нём можно было говорить только на нихон. Я тогда успела выучить не больше ста слов, и боялась, что не пойму его приказа, и он меня тоже зарубит. От страха я тряслась, хотя и понимала, что это плохо.
Он овладел мною резко, причиняя дикую боль. Я не кричала, как велела мне окасан. У меня по бёдрам потекла кровь. Это его обрадовало. Он даже не ругался. Кончил он мне в рот, заставив проглотить всё и вылизать член. Он ушёл вниз, а я пыталась остановить кровь и вымыть себя. В комнату вошла окасан Оминори.
- Ты плохо справилась! - грозно сказала она. - Ты не выражала радость от общения с господином, тряслась и вела себя, как деревенщина. Тебя переводят на первый этаж.
- Да, окасан! - покорно ответила я.
Моя покорность улучшила её настроение, и она сказала уже более мягким голосом:
- Ничего, девочка, всё могло быть намного хуже. Будешь усердно трудиться - и жизнь наладится.
С точки зрения окасан Оминори хуже первого этажа было только умереть или родиться ханькой.
Когда я спустилась вниз, из моих односельчанок осталось двое. Остальные две покончили с собой. Мне дали три дня отдыха, потом отправили ко всем. В день надо было обслужить десять-пятнадцать человек. Но это были простые солдаты. Они не требовали, чтобы я разговаривала с ними на нихон, стонала или принимала изысканные позы. Я быстро привыкла.
Среди солдат попадались и чосонцы. Немного, один-два на сотню. Один был груб, почти как Хагаяши-сан, а один наоборот, пожалел меня, вместо секса разговаривал, дарил подарки.
Каждое утро нас осматривал врач, молодой нихонши в очках. Я уже спокойно показывала себя, а он очень долго не мог привыкнуть. Он говорил, что у него вообще теперь почти не встаёт на женщин, а его ждёт невеста в Токио. Он смотрел, здоровы ли мы, можем ли работать, не начались ли у нас месячные, давал нам лекарство, чтобы мы не забеременели. Правда, лекарство помогало не всегда. Несколько девушек забеременело. Как только у них появлялся живот, их везли в больницу в городе и избавляли от ребёнка. Потом переводили вниз на месяц, если они были со второго или с третьего этажа. Окасан Оминори на таких очень сильно ругалась и приказывала давать им меньше риса и ткани.
Если врач находил заболевание, девушку допрашивали, кто у неё был. Проверяли списки, находили того, кто её заразил. Ей тогда полагалась неделя отдыха с лечением. У нас был очень хороший врач, поэтому девушки, как правило, быстро становились здоровыми. Я болела трижды.
Во время месячных солдат у меня было меньше, не больше пяти в день. Это потому, что всех предупреждали, и многие брезговали. От того, скольких я обслужила, зависело, сколько риса и ткани я получу.
Мне было не привыкать. Жизнь ненамного хуже той, что была у меня дома. Вот только меня почти никогда не били, а раз в неделю водили в баню. У нас в деревне говорили, что в банях моются только благородные ваны, а в городе раз в неделю это может позволить себе практически любой. Даже такая, как я.
Когда мне исполнилось пятнадцать, меня перевели на второй этаж. Это было потому, что я стала популярна. Моё лицо очень красивое, и я вела себя правильно. Я обслуживала уже по два десятка человек в день, и даже когда начинались месячные, желающих обладать мною было не меньше десятка.
На втором этаже было больше свободного времени. Я обслуживала не больше десяти человек в день. Риса и ткани хватало на то, чтобы обменивать их на нужные вещи. Я освоила хангыль и могла свободно читать на родном языке. С хираганой было хуже. Я могла читать, но выводить знаки тушью по рисовой бумаге у меня получалось плохо. Впрочем, среди касиканши и дзюнсиканши было мало любителей танка и хокку.
Попав на второй этаж, я смогла выходить в город. Люди, которые жили здесь, были в основном маньчурами, но было много чосонцев и ханьцев.
Ещё я занималась медициной. Так как нихон были разными, очень часто наши девушки получали травмы. Не только синяки и ушибы, но и порезы, переломы. Окасан Оминори старалась не везти девушек в больницу, а лечить на месте. Если я была свободна в такие моменты, я помогала нашему врачу. Он подробно рассказывал, что и как надо делать в каждом случае.
Но если случай оказывался тяжёлым, девушку просто вышвыривали на улицу. Её место тут же оказывалось занято. Раз в месяц грузовик привозил новых чосонок. А ханьцы готовы были продать своих дочерей за два мешка риса. И только то, что окасан брезговала ханьками, не позволяло выстраиваться очереди на продажу у дверей окии.
К шестнадцати годам я стала самой популярной на втором этаже и уже почти полностью освоила этикет первого этажа. Я могла свободно говорить на нихон и писать хираганой. У меня было много риса и ткани. Много свободного времени.
Однажды я увидела нашего врача плачущим. Он рассказал, что полгода назад белые дьяволы сожгли Токио. Погибли сотни тысяч людей, в том числе и его невеста. Он узнал об этом только сейчас. И он сожалеет, что последние четыре месяца слал своей невесте упрёки, за то, что она ему не отвечает.
На следующее утро я нашла его, совершившим сеппуку.
Я пыталась понять, сколько это - сто тысяч человек. За два года мною воспользовалось, наверное, около тысячи мужчин. Трудно подсчитать точнее. А за один день было уничтожено сто тысяч.
Возможно, это ужасно, но я радовалась.
Через три дня после смерти нашего врача к нам приехал грузовик, которым руководил Хагаяши-сан. Он бывал у нас редко - раз в два месяца. Очень часто убивал девушек. Поэтому каждый его приезд был событием. Теперь я знала, что он всего лишь икан, и из-за своего характера не может стать сакан, хотя происходит из благородного древнего рода. Но нам от этого было только хуже.
Хагаяши-сан приказал, чтобы окасан Оминори отправила с ним четырёх девушек с первого этажа. Взгляд у него был такой, что окасан не решилась с ним спорить. Меня нарядили в кимоно, хотя обычной моей одеждой всё ещё оставался ханбок. Вместе со мной были две нихонки и чосонка. Для меня они все были онни. Для него разницы между нами не было никакой. Он построил нас, поглядел на каждую и приказал залезать в грузовик. Меня он не узнал.
Мы ехали полдня. Покинули город и заехали на Белую Гору. Местные верят, что на этой горе живёт Дракон, покровитель города. Только я уже выросла из подобных сказок. Что может какой-то там дракон сделать против ружей и пистолетов?
Возле самой вершины горы дорога кончилась. Причём последние несколько ли над дорогой были развешены сети с листвой и ветками. Было такое ощущение, что мы едем по логову этого самого дракона. Нас вывели из машины и завели внутрь горы. Перед нами открывали массивные железные двери. Их было семь. Когда, наконец, мы пришли в назначенное место, то увидели небольшую комнату десять на двенадцать шагов. В комнате было три офицера. Четвёртым был Хагаяши-сан. Все солдаты вышли.
Главный офицер приказал нам возбудить его. Он был очень сильно пьян. От него разило саке. Его глаза были безумны. Наша старшая, нихон называвшая себя "гэйко", пыталась петь, читать стихи, танцевать. Все её попытки не привели к успеху.
- Это всё, на что ты способна? - выкрикнул в конце концов рассвирепевший офицер.
Хагаяши-сан отрубил гэйко голову.
Это понравилось старшему. Он схватил за руку Минори-сан, повалил её на стол, стоящий в углу комнаты, порвал кимоно и начал ею овладевать. Остальные офицеры его подбадривали и прикладывались к бутылкам саке.
Минори-сан старалась не кричать от ужаса. Она была в таком положении, что её глаза смотрели в глаза отрубленной головы. Я сидела на корточках и ждала своей участи.
Через несколько минут главный офицер отстранился от Минори-сан и вздохнул:
- Не успел! Хагаяши, по-твоему это лучшие гейши?
- Виноват! - отрапортовал Хагаяши-сан и отрубил Минори-сан голову.
Главный офицер переводил взгляд с меня на Мин Дже, вторую девушку. Я поняла, что сейчас умру. Жить не хотелось. Оставалось принять свою участь.
Главный офицер выбрал Мин Дже. Его штаны были спущены. Член, испачканный кровью, повис. Мин Дже стала облизывать его, чтобы привести в боевое состояние. Хагаяши-сан протирал свой меч, не спеша засовывать его в ножны. На меня не смотрел никто.
Внезапно меня дёрнули за руку, заставив подняться. Это был Шинже-сан, чьё чосонское имя Ок Дон. Он приходил ко мне раз в месяц и всегда дарил подарки. Он был касикан. Он вытащил меня из комнаты, захлопнув за нами дверь и закрыв её огромным железным колесом.
- Хочешь жить - беги за мной! - сказал он по-чосонски.
Когда он приходил ко мне, он говорил, что давно забыл язык своей родины. Что он теперь нихон. И это вдруг заставило меня верить, что чудо произойдёт. Чудо обязательно случится. Я побежала за ним.
Мы бежали по длинным узким извилистым коридорам. На пути у нас то и дело возникали железные двери. Ок Дон поворачивал железные колёса, чтобы открыть их. Наверное, за нами гналась погоня, но я не слышала ничего кроме стука сердца в ушах.
Когда Ок Дон открыл последнюю дверь, ведущую наружу, под ночное открытое небо, он остановился. Я выскочила и обернулась к нему.
- Беги правее. Смотри под ноги. Пережди в лесу два дня.
- А ты? - спросила я его.
- Со мной всё будет хорошо, - улыбнулся он.
Он был одним из самых добрых мужчин, которых я видела в своей жизни. Через пять минут, когда я уже успела упасть и чуть не разбиться, где-то вверху раздался громкий хлопок. Я поняла, что он умер.
Я затаилась. До меня ещё немного времени доносилась ругань на нихон, но звуков погони не было.
Я начала спускаться, продираясь сквозь кустарник, и внимательно глядя под ноги, чтобы не упасть.
Где-то через полчаса, когда луна уже светила вовсю, и я обошла два обрыва, я наткнулась на него. Нос к носу я столкнулась с огромной тигриной мордой. Моё сердце остановилось.
Тигр смотрел на меня круглыми глазами и шевелил тонкими усами. Я в детстве видела одного тигра, который задрал трёх крестьян в нашей деревне. Наш ван поймал его, убил из ружья и показал на главной площади. У того тигра глаза не были круглыми. И не было таких усов, как у сома.
Наверное, этот тигр ещё страшнее того, подумала я. Он меня точно съест.
Тигр вздохнул:
- Не хочу я тебя есть, ты тощая! - раздалось у меня в голове.
Это меня возмутило.
Я рассказала ему всё, что о нём думаю. Всё, что думаю о мужиках. Всё что думают обо мне мужики, которые два года выбирают именно меня. Всё, что думаю о его родителях. Всё что думаю о своей жизни.
Тигр слушал меня с большим вниманием, вывалив огромный язык. Когда я выдохлась, он уточнил:
- То есть, ты хочешь, чтобы я тебя съел?
Я уже ничего не хотела. Перед моими глазами стояла недавняя сцена с Хагаяши-саном, отрубающим девушкам головы. Я знала, что он меня убьёт точно. И если меня сожрёт тигр, может это даже к лучшему.
Без сил я упала на землю.
У тигра было тело змеи. И четыре лапы, одна из которых попалась в металлический капкан. Лапа была наполовину оторвана и сочилась кровью. В моей голове возникли стойкие подозрения.
- Ты мне врал! - грозно ткнула я пальцем в тигрозмею. - ты не тигр!
- Я всё ещё могу тебя съесть! - раздалось в моей голове.
Я пошарила вокруг себя и нашла твёрдую палку. Попробовала сломать её об колено - не получилось. Самое то! Палкой я разжала капкан, высвободила лапу. Оторвала полоску от кимоно и перевязала рану существа.
- Теперь можешь меня есть! - удовлетворённо сказала я.
Существо приблизило свою тигриную морду вплотную ко мне.
- Ты спасла меня. Как мне тебя отблагодарить?
- Что ты можешь? - вздохнула я. - Ты можешь убить Хагаяши-сан?
- Нет. Но я знаю, кто может это сделать.
- И кто же?
- Могучий генерал с лицом, белым как молоко, орлиным носом и волосами, свернувшимися в кольца от его внутренней ярости.
- Где же мне искать славного генерала?
- В паре ли отсюда вниз.
Он был серьёзен. Его большие круглые глаза не врали. От местных ханьцев и маньчуров я слышала много историй про него. Но все они были о том, что произошло давным-давно, когда маньчжуры ещё были чжурченями.
- А что я должна буду сделать взамен.
- Отдай мне тела женщин и тела нихонцев! - глаза существа загорелись красным огнём. - Всех убитых нихонцев.
Наверное, надо было испугаться.
Но страха во мне больше не осталось.
Существо указало мне путь к генералу светящимися лунным светом нитями.
Я нашла его. Он был одет в военную форму. Не такую, как у нихонцев, но всё равно - военная одежда сильно отличается от обычной. На поясе в кобуре у него был пистолет. Рядом валялось короткое ружьё.
Он лежал на земле под куполом из белого шёлка. Он был без сознания. Его левая рука торчала под неправильным углом. Это означало перелом.
Наш врач обучил меня, что делать в таком случае. Я нашла две ветки подходящего размера, оторвала ещё один кусок кимоно, вправила руку так, как правильно, и забинтовала её вместе с двумя палками, так, чтобы они не давали ей смещаться.
Наш врач говорил, что если всё сделать правильно, если не разорваны внутренние жилы, если внутрь не попала грязь - всё должно срастись. Вот только излечение занимает дни и недели.
Существо с головой тигра внезапно появилось передо мной, наклонилось над генералом и облизало ему лицо. Генерал открыл глаза. Существо исчезло.
Генерал посмотрел на меня и улыбнулся. От его улыбки у меня потяжелело внизу живота. Ещё ни один мужчина мне так не улыбался. Его лицо было действительно белым, как молоко. У него был орлиный нос и глаза, пронзающие насквозь. Я поняла, что начинаю краснеть.
Он пытался мне что-то сказать. Говорил на нескольких языках. Пытался сказать несколько слов на нихон. Но единственное слово, которое прозвучало для меня знакомом - это "хорошо".
Я тоже пыталась ему объяснить, что у него сломана рука. Сейчас пройдёт шок и ему будет очень больно. Так мы говорили минут пять. Потом появился аджосси.
Это был очень старый аджосси. Он был в той же самой военной форме, что и генерал, но он был чосонцем. Услышав родную речь, я разревелась. Аджосси обнял меня так, как родной отец никогда не обнимал, и начал спрашивать. Я ему рассказала всё. И про окию, и про Хагаяши-сана и про вершину горы.
Про существо только не рассказала. Если про него рассказать, то он не выполнит обещание.
Пока я рассказывала, возле нас стали появляться люди. Все они были в такой же военной форме. Я поняла, что все они были воинами генерала.
Когда аджосси дослушал мой рассказ до конца - он начал переводить его генералу. Тот лишь покачал головой. Он спросил что-то. Аджосси перевёл:
- Смогу я найти вход в подземелье?
Я хотела было сказать нет, но в моей голове раздался голос существа:
- Сможешь. Я тебе покажу.
Я сказала, что смогу.
Генерал улыбнулся и сказал одно слово. Мне не надо было перевода. Он сказал:
- Пойдём.
Я повела их. Существо снова показывало мне дорогу нитями лунного света. Рядом со мной шёл аджосси. Я ему сказала, что у его генерала сломана рука, что он не сможет биться.
- Не волнуйся девочка. Йак Ов настоящий воин. Это не первая его битва.
Я не могла не волноваться. Что может сделать "настоящий воин" против Хагаяши-сана и других офицеров нихон с их мечами?
А потом мы подошли к той двери.
Дальше я была с аджосси. Мы шли сзади. Впереди перед нами раздавались взрывы. Была стрельба. Потом были узкие извилистые коридоры, тела людей. Аджосси обнимал меня, и мы просто шли. Возле четвёртой двери мы споткнулись о раненого воина. У него была прострелена правая рука насквозь. Я хотела оторвать ещё одну полоску кимоно, но аджосси достал бинт из одного из карманов на своей одежде. Я наложила повязку. Теперь я чувствовала себя нужной. Настроение улучшилось.
Потом мы прошли через комнату, где лежали тела трёх девушек с отрубленными головами. Мне было жалко только Мин Дже.
К утру все нихон сдались.
Их вывели на площадку в один ли длиной и шириной. Их было много, несколько сотен. В наш окия иногда привозили за раз две роты солдат, здесь их было больше. Их всех посадили на корточки с руками, сцепленными в замок над головой.
Я наконец-то смогла увидеть всех воинов генерала - их осталось семнадцать. Ещё трое, вместе с тем, кого я перебинтовала, были ранеными и не присутствовали. Генерал вышел перед нихон и сказал что-то. Один из его воинов перевёл:
- Воины страны Ямато, вы сражались за неправое дело, поэтому вы проиграли. Самураи, руководившие вами, привели вас на смерть. Я не буду никого из вас судить. Невиновные скоро вернутся на родину к своим семьям.
Я видела, что по лицам многих нихон пробежало облегчение. Среди них не было ни одного сакан и даже икан. Вот только ...
Несколько человек. Они были особо жестоки со мной, когда пользовались мною в окии. Я дёрнула за рукав аджосси. Я понимала, что не смею просить его, о подобном. Я всего лишь женщина из окии. Я попросила, чтобы он выделил мне тех нихон, на которых я укажу пальцем, для важного дела.
Аджосси не удивился.
Я вышла перед строем. Мне было стыдно смотреть в глаза генералу, но ещё стыднее было бы рассказывать ему всю правду.
Я спросила у солдат, знает ли кто-нибудь моё имя? Мне не ответили.
- Меня зовут Джин А! - представилась я.
Я прошла перед солдатами нихон и указала на тех, кто владел мною. Их лица побелели. Они поднялись. Аджосси взял ещё двоих воинов для конвоя. Я приказала этим пятнадцати нихон взять тела и головы девушек и нести их.
Дорогу мне указывало существо. Где-то через три ли от двери в подземные укрытия я остановилась. Я приказала солдатам нихон положить девушек на землю. Потом я их отпустила. Я попросила аджосси, чтобы их не преследовали. Аджосси посмотрел мне в глаза, тяжело вздохнул и сказал:
- Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Я поблагодарила его за понимание.
Теперь я наконец-то могу жить. Моё прошлое оставило меня. Я раздала все свои долги. Возможно, суровый генерал с лицом белее молока и орлиным носом посмотрит на меня. Примет меня такой, какая я есть.
Когда мы поднимались обратно, за нашими спинами раздавались предсмертные крики солдат нихон. Существо было мне благодарно.
Быль
В этот день Кирилл Афанасьевич Мерецков был хмур и раздражён. Время на ожидание кончилось. Только что американцы уничтожили японский город Хиросима новейшим сверхмощным оружием. Вступать в войну надо было немедленно, не дожидаясь капитуляции Японии. А главная проблема 1-го Дальневосточного Фронта всё ещё требовала своего решения.
Задача, поставленная Ставкой, была проста и понятна - в течение двух суток прорвать глубокоэшелонированную оборону японцев и выйти к Гирину, с дальнейшим продвижением на Чанчунь для соединения с войсками Забайкальского Фронта. При чётком соблюдении сроков операции вся Квантунская японская группировка оказывалась бы окружена.
Изящный замысел, превосходящий даже сталинградский котёл. Вот только, как выяснила разведка, недалеко от Цзяохэ, по единственной ведущей в Гирин дороге японцы построили укрепрайон. На горе, которую местное население называло Белой, японцы разместили батарею тяжёлых гаубиц. Капониры, высеченные в скальном образовании, были прикрыты на подступах дотами. Бомбардировочная авиация, которой было мало, достать объект не могла. Белая гора контролировала двадцать километров дороги. Подступы к ней ограждала бурная река.
Кирилл Афанасьевич в очередной раз вызвал к себе начальника разведки фронта. К нему в кабинет вошёл подтянутый генерал-майор лет сорока.
- Ну, Константин Семёнович, чем порадуете? - обратился к вошедшему Мерецков.
- У меня только одно предложение. Послать разведгруппу капитана Штейна.
- Костя, другие варианты есть? - устало, спросил маршал.
- Да не волнуйтесь так, Кирилл Афанасьевич, Яков Штейн самый опытный разведчик. Он Зееловские высоты брал.
- И он сейчас сидит возле моего кабинета.
- Так точно!
- Ладно, зови.
В комнату вошёл молодой парень в военной форме с погонами капитана. Мерецков понял, что ему не больше восемнадцати лет. На груди у парня был Орден Славы, две Красных Звезды, За отвагу.
- Товарищ маршал, капитан Яков Штейн по вашему приказу прибыл! - бодро отрапортовал он.
- Сколько тебе лет, капитан? - не удержался маршал.
- Восемнадцать! - не задумываясь ответил Штейн.
Начальник разведки слегка закашлялся.
- Будет через месяц, - поправился капитан.
Мерецков укоризненно посмотрел на генерала. Тот немедленно ответил:
- Яков воюет с сорок первого года. До сорок четвёртого в партизанах. На его счету было тридцать четыре подтверждённых ликвидации, когда я его с руками оторвал в Первый Белорусский после освобождения Украины.
- Я еврей из-под Житомира. В сорок первом фашисты убили мою семью у меня на глазах, товарищ маршал, - спокойно добавил капитан.
Мерецков сдался:
- Товарищ капитан, подойдите к карте.
На маршальском столе была разложена карта южной части Маньчжоу-го. Маршал начал объяснять капитану задачу.
Вот здесь, под Цзяохэ, дорога на Гирин делает изгиб. Дорогу контролирует позиция на Белой горе. Японцы построили на горе укрепрайон с батареей тяжёлых орудий. Вся дорога простреливается. Японский гарнизон насчитывает пятьсот-шестьсот человек. Задача твоей группы, капитан, нащупать уязвимые точки обороны. Через два дня после вашей высадки вам в помощь будут высланы несколько рот десантников. До этого момента вы не атакуете. Всё ясно?
- Так точно, товарищ маршал, не высовываться, разведывать, ждать десант! - бодро отрапортовал капитан.
- Яша, никакого геройства. У тебя медалек и так хватает! - добавил генерал.
- Ты ведь уже прыгал с парашютом? - уточнил маршал, почуявший неладное.
- Так точно! - отрапортовал капитан.
- Ладно, иди, - отпустил его Мерецков.
Когда дверь за капитаном закрылась, Кирилл Афанасьевич тяжело посмотрел на начальника разведки:
- Он ведь совсем пацан, Костя!
- Он лучший. Больше ни у кого нет такого опыта.
***
Старшина Пэк Дон Тэ укладывал парашют. Он знал, что этот вылет будет настоящим. Он наконец-таки вернётся на родину, которую покинул ещё в двадцать первом году вместе с отрядом Хон Бом То. Товарищ Хон научил молодого Дон Тэ всему, воевать, отстаивать честь своей страны, защищать бедный народ, оккупированный проклятыми японцами.
И вот сегодня настал день возвращения.
Родня Пэк Дон Тэ жила сейчас в Казахстане, и это правильно. Ему не надо было волноваться о семье. Двое его сыновей сейчас работают в трудовой армии в Сибири. Один пишет, что нашёл себе там жену, и теперь Дон Тэ точно станет дедушкой. Осталось только освободить родину.
Смущал только командир. Восемнадцатилетний парень, он был младше его младшего сына. Как только его назначили командиром роты, старшина Пэк расстроился - в таком возрасте люди приходят из учебки, без малейшего опыта, зато с горячим пылом в глазах. От такого пыла разведчик очень быстро может стать мёртвым.
Но первый же взгляд на молодого командира заставил старшину Пэка изменить своё мнение. Казалось, в их казарму снова вошёл товарищ Хон Бом То, человек, сражающийся с врагом много лет.
За последние два месяца Пэк Дон Тэ узнал много нового о том, как надо убивать врагов, как обращаться со взрывчаткой, с транспортными средствами. Восемнадцатилетний командир был опытным учителем и настоящим наставником.
Самое удивительное было в том, что товарищ Штейн никогда не повышал голос. В разведроте все были в возрасте за тридцать, но никто не пытался возражать. Возможно, потому что на парадном кителе нового командира было две Красных Звезды. А возможно потому, что в глазах капитана Штейна плавала смерть. Спокойная, безжалостная и беспощадная.
В разведроту не берут новичков. Здесь только те, кто доказал своё мужество в боях. Тех, кто научился понимать жизнь. Командира слушали, затаив дыхание.
Командир вернулся со встречи с начальником Фронта. Такие встречи на памяти Пэк Дон Тэ происходили трижды, и каждый раз после этого рота направлялась на смертельно-опасное задание, с которого возвращалась в лучшем случае половина.
Командир собрал роту возле стола, с расстеленной картой.
- Поздравляю, Белую Гору дали нам!
Люди выдохнули. Те, кто помоложе, с радостью. Те, что постарше... Разговоры о нападении ходили уже месяц. При этом от провокаций воздерживались. Все прикидывали объекты будущей разведки. Кто-то указывал цели возле советской границы, кто-то на удалении километров в пятьдесят-сто, и только капитан сразу указал в район Цзяохэ.
- Старшина Пэк, вы не рады вернуться на родину? - обратился к нему капитан.
- Это проклятая гора, - покачал головой Дон Тэ.
- Отставить религиозные суеверия!
Капитан оттащил старшину в угол.
- Товарищ Пэк, вы ведь уже сотню раз десантировались с парашютом. Не могли бы вы мне помочь.
- Так точно, товарищ капитан, - тяжело вздохнул старшина.
Ощущение надвигающейся беды крепло.
***
Для Якова Штейна высадка прошла неудачно. Он соврал маршалу, что умеет прыгать с парашютом. В своей жизни он прыгал три раза с вышки в парке развлечений в Житомире. До того, как туда пришли фашисты и убили его семью. Это было четыре года назад. Сейчас же надо было прыгать ночью в полной боевой экипировке над территорией врага. Хорошо, что в его подчинении был опытный ветеран старшина Пэк, сражавшийся с самураями ещё в Гражданскую войну.
Оставшиеся сутки до заброски в тыл к врагу капитан усиленно тренировался. Может быть поэтому он не сломал себе шею при приземлении.
Он сломал левую руку.
Это было обидно до слёз. Последние месяцы он готовил своих новых подчинённых именно к этой операции. Она была чрезвычайно важна. Захват Белой Горы обеспечивал удачу операции всего фронта. Он знал, что только он может справиться с этим.
И вот теперь по его вине всё проваливается! Яков потерял сознание от боли.
В себя он пришёл, когда увидел девичье лицо. На секунду он подумал, что это Софа, старшая сестра. Потом разум вернулся. Над ним склонилась женщина в одежде, напоминающей японское кимоно. В лунном свете было тяжело разглядеть детали. Он попытался найти с ней общий язык, но выучить японский за пару месяцев он так и не смог.
Оказывается, девушка зафиксировала его перелом.
Потом перед глазами Якова возник старшина Пэк. Оказалось, что девушка - кореянка. Они разговаривали друг с другом минут десять. Точнее, говорила девушка. Старшина Пэк мрачнел всё больше и больше. Он то и дело хватался за кобуру револьвера.
Якову не нужно было объяснять, что это значит. За время разговора к ним вышли тенями остальные бойцы роты. Капитан отметил, что кроме него пострадавших не было.
Когда девушка закончила говорить, старшина Пэк собирался перевести, но Яков не стал слушать. Он задал лишь один вопрос - может ли она провести отряд ко входу в подземный бункер?
Она ответила утвердительно.
Японцев пятьсот-шестьсот человек. Их двадцать. Яков воевал уже четыре года и знал арифметику войны. Он знал, что надо подождать два дня, изучить подходы, и потом с парой сотен десантников ворваться в укрепрайон. Но эта девочка была слишком сильно похожа на Софу. И тот день, когда он увидел, что её убивают и затаился. Ничего не сделал. Этот день преследовал капитана Якова Штейна последние четыре года.
Он посмотрел на своих бойцов и отдал тихую команду:
- Пойдём!
Девушка повела отряд ко входу в подземный бункер.
Где-то на полпути старшина Пэк подошёл к Якову и попробовал всё-таки рассказать историю девушки. Яков лишь покачал головой. Фашисты тоже самое делали с русскими женщинами в оккупации. Ему не нужно такое рассказывать.
Старшина расстроился - не должен восемнадцатилетний парень знать о таком. Он снова стал сопровождать девушку.
А потом начался штурм.
Конструкции форта оказались не особо серьёзными. Очевидно их рассчитывали только на стрелковое вооружение. Двери из десятимиллиметровой стали не выдерживали двух противотанковых гранат. Потом в открывшийся проём летели осколочные гранаты, за ними очереди пэпэша. Группа шла почти без потерь. Старшина Пэк с девушкой замыкали шествие.
И только когда появился первый раненый, девушка проявила себя. Она оказала ему первую помощь, как самая настоящая медсестра.
После комнаты с тремя женскими телами с отрубленными головами капитан отдал приказ - самураев в плен не брать. Самурай - любой офицер с шашкой у пояса.
Через полчаса бой закончился. Старшина Пэк понимал, что это чудо. Их команда захватила укрепрайон малыми силами практически без потерь. Даже товарищ Хон Бом То не совершал таких подвигов. Всех японцев, принявших решение сдаться, собрали на орудийной площадке перед батареей. Их набралось больше четырёх сотен. Офицеров среди них почти не осталось.
Капитан сказал стандартную вещь о неизбежной капитуляции милитаристской Японии, о том, что простые солдаты скоро вернутся домой к своим семьям.
Внезапно старшина Пэк понял, что корейская девушка тянет его за рукав. Она попросила выступить. Она вышла перед японцами и спросила, кто знает её имя.
Именно так. Не кто знает её, а кто знает, как её зовут. И тут старшина увидел испуг в глазах японских солдат. Девушку звали Джин А.